Азбука веры Православная библиотека преподобный Симеон Метафраст "Апостольская сирена": память Симеона Метафраста на апостола Фому (BHG, 1835)
С.А.Иванов

«Апостольская сирена»: память Симеона Метафраста на апостола Фому (BHG, 1835)

Источник

Сочинение, вводимое здесь в научный оборот, хорошо представлено в рукописной традиции. Но хотя этот текст дошел в десятках манускриптов1, он, как ни странно, до сих пор оставался не опубликованным, и представление о нем можно было получить лишь благодаря латинскому переводу2. Между тем Yπόμνημα (читается под 6 октября) на апостола Фому (BHG, 1835), приписываемая Симеону Метафрасту, обладает не только богословским содержанием, но и известной исторической ценностью.

Образ апостола Фомы (как и некоторых других апостолов) в ранневизантийской литературе никак не ассоциировался с миссионерством. Обратимся, например, к апокрифическим «Деяниям Иуды Фомы», тексту, зародившемуся в сирийской среде, но скоро переведенному на греческий и пользовавшемуся, несмотря на свою апокрифичность, огромной популярностью в Византии. В этом сочинении проблема «технического» обеспечения миссии звучит лишь однажды, в самом начале, и отвергается как несущественная: «И выпала по жребию и по разделу Индия Иуде Фоме апостолу. И он не пожелал идти, сказав: «Не имею я сил для этого, ибо слаб я, и муж я еврейский, как индийцев могу я учить?» И в то время как так рассуждал Иуда, явился ему Господь наш в ночном видении и сказал ему: «Не бойся, Фома, ведь благодать моя, с тобою она""3. Действительно, все проблемы решались сами собой, благодаря божественному вмешательству.

Пожалуй, еще существеннее то, что первоначальная версия деяний апостола рисует его скорее как чародея и волшебника, нежели как миссионера, и сражается он скорее с институтом брака, нежели с языческими верованиями. Менее всего в герое «Деяний Иуды Фомы» можно узнать проповедника!

Позднее, начиная с VII в., память Фомы попала в византийские минеи. Отбор сюжетов для краткого рассказа об апостоле весьма показателен: в минейной версии исчезли чудеса и юмористические фабульные повороты, а попали в нее исключительно сюжеты об обращении царственных особ – именно это воспринималось как показатель успешности апостольской миссии4. Такой подход к делу соответствовал характеру «государственного» миссионерства в самой Византии – оно было обращено главным образом на «варварских» правителей, которые уже затем сами должны были крестить свои народы.

По мере того, как в самой Византии развивалось миссионерство, менялся и взгляд на апостолов: в частности, Никита Давид Пафлагон в своей похвала Фоме (рубеж ИХ-Х в.), явно наделяет апостола теми эмоциями, которые приходилось испытать реальным византийским клирикам, оказывавшимся среди «варваров», будь то мораване, хазары или болгары: «Каково было ему подступаться к ним? А добравшись до этих людей, отвратительных видом, но еще более отталкивающих своим душевным складом, каково было вступить с ними в беседу и общение по вопросам благочестия! Он тихонько сетовал на тягостность общения с этими язычниками»5.

Подобный снобизм дорого обошелся ромеям: их миссионерские предприятия в Хазарии, на Руси и в Моравии потерпели фиаско, и даже столь тесно связанная с Константинополем Болгария едва не перешла под покровительство Рима6. В X столетии византийцы, учтя опыт предшествующих неудач, изменили миссионерскую тактику. Поскольку никаких пособий для проповедника не сохранилось, судить об этом можно лишь по результатам: в X в. Константинополю удались несколько обращений. Под эгидой патриарха оказались венгры, аланы и наконец Русь. Как известно, сами греки, современники событий, о крещении киевлян не пишут ни слова, и каково было отношение миссионеров к варварам-неофитам, можно лишь догадываться. В свете всего вышесказанного как нельзя более актуальным предстает сочинение Симеона Метафраста.

Следует оговориться, что публикуемый ниже памятник не носит с начала и до конца оригинального характера: первая его половина местами дословно списана с трактата V в., принадлежащего перу Василия Селевкийского7 (в издании эти заимствования выделены курсивом), а кроме того, некоторые отрывки, и в частности описание Индии, взяты из романа о Варлааме и Иоасафе (эти цитаты выделены подчеркиванием). Наибольший интерес для нас представляет финальная часть текста (главы 14–17 по нашей разбивке), где совершенно по-новому представлен образ апостола. Под пером Метафраста Фома из экстарвагантного колдуна, каким он был в раннем своем житии, превратился в скромного труженика-миссионера. В тексте Yπόμνημα Фома, т.е., с точки зрения Метафраста, идеальный миссионер, приходит к язычникам просто одетым (вспомним, что в IX в. император Михаил убеждал Константина Философа одеться на миссию, как приличествует имперскому послу); апостол дожидается, пока варвары сами заинтересуются им и начнут задавать вопросы; он действует не наскоком, а постепенно, не силой, а убеждением. «Ведь он знал: то, что укреплено в наших душах долгой привычкой, нелегко поддается уничтожению». Фома разбирается в местной специфике и ведет свою пропаганду «снизу» – индийский правитель узнает о ней позже других, тогда как в древних «деяниях» только правители и являются объектом миссии. Обращает на себя внимание то, насколько часто Симеон (если мы считаем автором именно его) характеризует своего героя «от противного»: «Великий апостол ни в чем не выказал надменности и кичливости, не стал разговаривать высокопарно и хвастливо и не сделал ничего напыщенного и показного»; «Он не сразу кинулся обличать, не прибег к упрекам, решил не пользоваться таким снадобьем, как суровость»; «Он являл им свое величие и достоинство не с помощью высокомерия, напыщенности и велеречия». Скрытая полемика ощущается у Метафраста даже по вопросу о том, во что именно нужно посвящать варваров, а что можно и опустить: «Вдобавок к этому он рассказал... и о самих Страстях, которые многим кажутся позорными». Видимо, своими полунамеками Симеон призывает отказаться от той модели миссионирования, которая зарекомендовала свою неэффективность в предшествующую эпоху. Быть может, все то, что в нашем памятнике приписывается деятельности апостола Фомы среди «индов», отражает реальную практику византийских миссионеров второй половины X в. на Руси. Надо стать для варваров приятным и «своим» вот в двух словах рецепт миссионерского успеха, предлагаемый Метафрастом. Поскольку «Македонский Ренессанс», в эпоху которого творил этот автор, предполагал обращение к античной мифологии, Фома несколько неожиданным, на современный вкус, образом сравнивается в Yπόμνημα... со сладкоголосыми Сиренами!

* * *

Критическое издание данного текста по всем сохранившимся манускриптам – дело будущего. Сочтя необходимым ввести Yπόμνημα в научный оборот, мы решились опубликовать его по тем четырем рукописям, которые хранятся в Государственном Историческом музее в Москве: Cod. Mosquensis Graecus 180 (Vlad. 360) (­A), Cod. Mosquensis Graecus 175 (Vlad. 358) (­B), Cod. Mosquensis Graecus 131 (Vlad. 359) (­C) и Cod. Mosquensis Graecus 140 (Vlad. 368) (­D). Все они относятся к XI в. и недалеко отстоят от протографа. Некоторые чтения выбраны с оглядкой на подготавливаемое нами к печати сочинение Василия Селевкийского (­Ѵ40;), которым пользовался Симеон.

ПАМЯТЬ НА СВЯТОГО АПОСТОЛА ХРИСТОВА ФОМУ ГОСПОДИ, БЛАГОСЛОВИ!

1. В древности, когда апостолы достигли своих земных уделов и стали обходить поднебесные (пределы), они возвестили свободу тем, кто был порабощен нечестием; при помощи чудес они повели их от заблуждения к спасению, излечивая больные неверием души при помощи лекарства веры. Когда же они отошли дорогой к Господу, то оставили благочестивым в качестве залога спасения (свои) тела, дабы и по преставлении вершить те дела, что они свершали, присутствуя (среди живых). Они даруют нам праздники в их память, отражение небесного праздования, дабы мы, сопребывая с ними, будто с присутствующими вновь и беседующими (с нами), пожинали бы апостольскую благодать.

2. Посему и ныне знаменитейший из апостолов Фома благодаря (празднованию его) памяти вновь пребывает с нами. Фома, ставший для нас отцом веры через неверие, точный возвеститель истины. Тот, кто отбил у неверующих предлог для неверия и укрепил в апостолах веру при помощи неверия. Ибо когда единородный Сын Божий, пребывая на лоне Отца и не снеся зрелища того, как его тварь порабощена грехом, тронутый в сердце своем, явился среди нас безгрешно тогда и сей великий апостол был назначен последовать за Господом, уже после того, как были избраны и последовали за Ним другие ученики.

3. Ибо он (появился на свет), когда его мать разрешилась от бремени в Иудейской земле. Родители его проживали в скудости жизни; он был воспитан и взращен и пришел к такой же (как у них) жизни, научаемый бедностью, словно неким наилучшим учителем. Благодаря ей он сделался восприимчив к Господней проповеди. Изучая Моисеевы книги – ведь иудейские дети усидчиво ими занимаются – он сделал свой нрав скромным и благодаря учению взял за образцы божественное. Держась вдалеке от детских забав, он мужал и рос, пока не достиг совершенного Христова возраста.

4. Как мы уже сказали, вел он жизнь бедную и занимался рыбацким ремеслом. Он стал известен своей приверженностью обеим этим вещам: с одной стороны, его отличала простота, неприхотливость и способность довольствоваться лишь самым необходимым, с другой же, он добровольно закалял себя в трудах и лишениях. Он явился на зов тотчас, без малейшей задержки и промедления. Он настолько быстро переменил свою жизнь и подчинил себя гласу Позвавшего, что в мгновение ока явил свое повиновение.

5. Так он связал себя со Словом, присоединился к другим позванным и сделался усерднейшим учеником, вернейшим слугой, испытанным апостолом и распорядителем порученного ему дела обращения языцев. Он тотчас укрепил себя для апостольства и преисполнился божественной силы, обогатившись энергией чудес. Он удостоился постоянно сопребывать со Словом и, проведя с Ним все время Его земной жизни, перенес вместе с Ним много страданий, много преследований и скитаний. Когда Его гнали иудеи, и (Фома) вместе с Ним подвергался гонениям; когда в Него швыряли камни, то и (Фоме) доставалось. Когда же однажды иудеи решили схватить Его и убить, то (Фома) захотел умереть вместе с Ним, воссылая к Господу вопль, полный любви: «Пойдем и мы умрем с Ним! (Иоанн 11:16)».

6. Когда Спаситель собирался восставить из мертвых своего друга Лазаря, когда Он своим отсутствием попустил смерти возобладать над природой, когда Он задумал показать, что могила – это (лишь) место сна, когда захотел продемонстрировать, что спеленутый мертвец резвее живых откликается на (Его) зов – тогда ученики, подойдя (к Нему), объявили о страхе иудейском и напомнили о (побивании) камнями и стали отговаривать (Его) присутствовать там, говоря: «Учитель, иудеи только что искали убить Тебя, а ты вновь возвращаешься сюда?» (ср. Иоанн 11:8). Говоря так, они не могли убедить (Его), ведь младенческий еще разум учеников не должен был стать сотрудником смерти (в ее борьбе) против Лазаря, а их очевидная робость не могла явиться препятствием для освобождения из могилы. Когда им, как было сказано, не удалось (Его) убедить, души их, переполненные страхом и любовью, обратились к унынию. Фома же, развеивая их печаль, сказал воодушевленно: «Пойдем и мы умрем с ним! Ведь смерть с Господом лучше всей жизни». Вот так он повернул дело, и восхищение овладело душами апостолов, размышлявших над храбростью своего соученика перед лицом смерти.

7. Но когда был воздвигнут Крест, и была устранена смерть, и Ад был пленен, и изменен был закон могилы, и смерть Христа явилась для смерти смертью, Спаситель, воскресши, после одержанной им в Аду победы над смертью, явился Своим горюющим и плачущим друзьям, и этим также удостоверяя свою победу. Сделав их свидетелями (Своих) подземных чудес, Он, конечно, и сам способ их встречи сделал чудесным. Ведь тогда ученики пребывали в какой-то хижине, и их обуревал страх перед иудеями; находясь там, они предвидели опасность в своих чаяниях, и (все-таки) оставались на месте. И вот среди них, прячущихся, появился Христос, не издав перед своим появлением ни возгласа, не потряся их душ стуком в дверь. Нет, те стопы, что ходили по морю, вошли также и вовнутрь дверей, не раскрывая их. Ведь природа, подчиняясь приказу Господа, отвергла собственные законы, и Тот, кто все превратил в собственный храм, приходит даже при запертых дверях; Тот, кто расточил смерть при помощи (крестного) древа, ныне победил самое природу дерева. Итак, Христос появился среди них, чудом своего прихода свидетельствуя чудо воскресения. И таким образом ученики своими глазами увидели любимого и возрадовались.

8. Но Фома был, видимо, в целях (божественного) домостроительства единственный лишен этого зрелища: он тогда отсутствовал, дабы, подвергнув чудо еще большему испытанию, стать более блестящим вестником Воскресения. Спаситель же, отмерив апостолам меру созерцания, тотчас удалился, сохранив, как кажется, более подробный осмотр для своего друга Фомы. Когда же вернулся Фома, и ученики сказали ему слова: «мы видели Господа (Иоанн 20:25)», он, воспылавший душою от радости по поводу услышанного, он, услышавший то, что мечтал услышать, – не поверил. Вот как может чрезмерная радость воспрепятствовать тому, чтобы уверовать в сказанное. Он ответил ученикам: «Если я не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю (ср. Иоанн 20:25)».

9. О Фома, чего восхотело слово твоего неверия! Если ученик не поверил, как же поверили бы иудеи? Если апостол и друг не признал Воскресения, как же смогли бы признать его распинавшие? Насколько убедительными для язычников показались бы те, кто даже Фому не сумел убедить? Неужели не пристыживает тебя и не побуждает к вере тот шквал чудес, которые этому предшествовали? Очистившийся прокаженный, выздоровевший расслабленный, прозревший слепой, отмершая и вновь ожившая рука? Волны, по которым ходят ногами, Лазарь, снявший саван, словно одежду? Как же ты, восхищаясь Его делам, сомневаешься в Его Воскресении? Пусть не верит Кайфа, пусть любопытствует Никодим, пусть доносительствует иудей – однако зачем же и Фома сомневается в Воскресении?

10. Но представим, как справедливо возразил бы на это ученик (Христов Фома): «Почему мои сомнения ставятся вами мне в вину, о апостолы? Подобно вам, я (должен быть) послан вестником Воскресения к иудеям. Меня отправляют, чтобы учить язычников о Воскресении – как же я стану передавать и им апостольское (учение) о том, чему сам не был очевидцем? Как же буду учителем для других в том, чего сам не знаю? Как же язык дерзнет сказать то, чему глаза не были свидетелями? Поверить пустым словам? Но ведь я покажусь подозрителен иудеям в деле веры, они заметят мое простодушие, а скорее мою легковесность. Эллины не примут слов. Они посмеются над моим свидетельством о Воскресении, если я буду возвещать его только понаслышке».

11. Прошло немного времени, и Господь вновь явил чудо своего прихода. В это раз он явился, дабы даровать одному Фоме то, что уже было (даровано) остальным ученикам. Показал Он ему знаки от Креста, показал печать от раны в боку и сказал: «ты поверил, потому что увидел Меня: Блаженны не видавшие и уверовавшие (Иоанн 20: 29)». (Этими словами Он) наперед отложил великое блаженство для нас, уверовавших через слово учеников. Фома же, насладившись тем чудесным зрелищем, сделался для апостолов поводом узнать то, чего они раньше не знали. Ведь (Фома) признал увиденного своим Богом и Господом – воистину это достижение Божьего воскресения.

12. После этого Христос оставался ученикам по большей части невидим, поскольку его тело было восславлено нетлением и не могло созерцаться смертными очами, но он являл себя, когда Ему это было угодно и когда Он считал, что это принесет пользу зрителям. (А апостолы), лишенные привычного лицезрения Господа, занялись привычным ремеслом, то есть восхождением на корабль (и) забрасыванием сетей в глубину морскую. И вот явился им любимый Иисус, стоящий на морском берегу он повелел положить сети на правую сторону корабля, и количество пойманной рыбы соответствовало мощи Божьего приказания. Среди этих (апостолов) был и Фома. Он вместе с ними плыл, прилежно занимался сетями, вместе трудился; и он же зарекомендовал себя самым скорым на подчинение (Христу): ведь он на собственном опыте научился верить всему, что ни делает Бог. Потому-то он и плавал, и трудился наравне с (другими) учениками.

Когда же пришло время Вознесения, в которое Ему в человеческом обличий предстояло вознестись к Отцу, Христос вывел учеников за пределы Вифании вплоть до Элеона и там разъяснил все о себе, приводя свидетельства из Писания; он ел у них на глазах, удостоверяя, что он не дух, как они предполагали. Затем, вознесением рук передав им благословение, Он был вознесен на небо, а они с великой радостью вернулись в Иерусалим. И как же было нашему святому апостолу (Фоме) не радоваться и не ликовать вместе с другими учениками, когда он видел, что слова воплощаются в дело, что неложно чудо воплощения и что не напрасно для него закончилась (история) его неверия.

13. Назначенный Господом, по Его словам, срок, закончился, и Божий Дух, низлетев на них, словно некий шум от сильного ветра, тотчас разделился на огненные языки и почил на каждом из них, заставив их разговаривать на иностранных языках (ср. Деяния 2:2–4), так что все, кто это слышал, были охвачены большим восхищением. И вот тогда сей великий апостол (Фома), восседавший совместно с остальными учениками, сам получил ту благодать, что (содержалась) в огненных языках, и, приняв в себя весь Дух, сам весь сделался его орудием, применяемым весьма мудро и уместно. Так Фома, укрепленный свыше, сделался подготовленным и бодрым для миссии; он не боялся никаких опасностей, не смущался знатных и знаменитых.

14. Когда апостолам пришло на ум выполнить наконец Господнее повеление, которое было «Путешествуя по миру, научите все народы» (ср. Марк 16:15; Матфей 28:19), каждый из апостолов получил в удел одну из стран вселенной, в соответствии с тем, какой жребий уделил каждому сошедший на него Дух. Фома же был послан в страну индов, которая оставалась совершенно варварской и где в обычае были самые беззаконные деяния. Эта страна лежит вдалеке от Египта и омывается судоходными морями; в ней отсутствует самое необходимое, но (зато) она изобилует драгоценностями и обладает всем для роскоши. В этой стране обитает вышеназванный род (индов), очень многочисленный, любящий торговлю, по больший части голый и живущий подобно горным животным. По этой причине и из-за (постоянной) открытости тела солнечные лучи более жарко их опаляют, жгут, делают их черными и страшными на вид. Поклонялись же они идолам, изготовленным из различных материалов. Влияние этих идолов и поклонение им, укоренившиеся в течение длительного времени, сделали эту привычку более сильной, чем (это могли бы сделать) любые доводы.

15. Вступив в такую вот страну, великий апостол ни в чем не выказал надменности и кичливости, не стал разговаривать высокопарно и хвастливо и не сделал ничего напыщенного и показного, но украшенный Христовым смиренномудрием, облачился в него вместо всего остального мира и защиты. С грязными волосами, с бледным лицом, весь сухой и тощий, он, коротко говоря, напоминал скорее не тело, а тень от тела. Одетый в бедный и рваный плащ, благожелательный нравом, убедительный словом, вызывающий огромное удивление своими делами, он ободрял смиренных и обуздывал нрав заносчивых.

16. С таким настроем и образом жизни он оказался среди индов, и вскоре слава о нем достигла самых отдаленных (частей этого) народа. Когда (Фома) увидел, что ими владеют предрассудки, иссушающие самые глубины их души, он не сразу кинулся обличать, не прибег к упрекам, решил не пользоваться таким снадобьем, как суровость. Ведь он знал: то, что укреплено в наших душах долгой привычкой, нелегко поддается уничтожению, но скорее изменяется под воздействием убеждения, нежели силы. Поэтому он больше прибегал к мягкости, доброй манере и приятным словам. Он являл им свое величие и достоинство не с помощью высокомерия, напыщенности и велеречия, но делами и знамениями, весьма украшенный смиренномудрием, этой отличительной чертой Христа. Поэтому он предпочитал вести (индов) к богопознанию тем, что сам вызывал удивление своими делами, был доброжелателен и умерен в мыслях – этим-то он и внушал уважение индам. Они принялись расспрашивать, кто он, какого рода, какая у него вера и чего он хочет. (Фома) же, имея внутри себя учителем Христа, мягко и скромно отвечал, что родом он из иудеев, ученик великого Моисея, того самого Моисея, что беседовал с Богом, а кроме того, он ученик Христа, который явился для спасения мира и который пришел объявить о вечной жизни и спасении душ; те, кто поверят в это, станут причастниками неиссякаемых благ. Вдобавок к этому он рассказал обо всех чудесах, связанных с нисхождением Христа и Бога Слова и Его земным существованием; и о самих Страстях, которые многим кажутся позорными, и о силе Воскресения и восхождении на небо. Он говорил: «Я назначен Его учеником и помощником, возвестителем о чудесах, вестником и благовествователем о Его богомужеском домостроении. Провозглашая Его человеколюбие по отношению к людям и безмерную к ним жалость, я дошел до вас свободными ногами. Я был причастником Его тайн и слугой, и собственными глазами убедился в том, что говорю. Я не (тащу) силой тех, кто отказывается, но принимаю в объятия тех, кто добровольно поверил».

17. Этими и многими другими богоречивыми словами народ индов был введен в таинства; в их душах угнездилось семя Слова. И когда, если выразиться словами божественного Евангелия, «при Господнем содействии и подкреплении слова последующими знамениями» (Марк 16:20), они понемногу были отвращены от идольских возлияний и гнусностей, пришли к истинной вере и, преображенные таким образом апостольскими поучениями, через крещение приобщились ко Христу. Эта проповедь так (распространилась), что достигла даже самого царя, хотя и не проникла глубоко в его сознание. Однако его сродственники все приобщились апостольских слов и сделались неразлучны с ним и на его примере сделали истинным и своевременным миф о Сиренах. Самим же (царем) владела тьма глубокого невежества, и те самые чудеса, с помощью которых его можно было бы привести к свету, – ими же по его собственной ущербности он повергался в еще большее безумие. Он задумал смерть для апостола и в мгновение ока вынес ему приговор. Сей великий апостол был убит копьями и с радостью принял смерть ради Христа.

18. Блаженным назвал (Фому) сонм тех, кто уверовал через него, блаженным наименовал его всевышний хор, рукоплескало ему собрание праведников и апостолов, видя, как сия священная и богоносная душа восходит на небо в сопровождении чина ангелов. Что же после этого еще предусмотрела всевышняя доброта, влекущая человека к благочестию? Священное тело (Фомы) было красиво убрано руками верных и предано земле; а царского сына свалила тяжелая болезнь, не поддававшаяся человеческому искусству (врачевания). И вот отец – да и кто же, как не отец – склоняется перед природой, (разражается) воплями, орошается слезами, его разрывают рыдания. Не находя никакого разрешения этого горя, он вспоминает о чудесах апостола и принимается искать хоть малую часть его мощей, чтобы ею вылечить болящего. Когда же он узнал, что тело апостола сделалось невидимым, то велел принести хотя бы земли, к которой оно прикасалось. Это было исполнено, и отец, приложив землю к больному сыну, вылечил того, кого он уже чаял мертвым. Но хотя царь и узрел в умеренном размере свет познания, он добровольно отверг то, что принял, и воистину стал мертв, умерев жестокой нечестивой смертью. И все это, дабы не случилось отклонений от истины, было рассказано и записано, и приписано апостолу ради похвалы.

19. Сегодня для нас причиной великого ликования является Фома, через которого даже варварские народы индов выучили ту дорогу, что ведет на небеса; те, чьи тела были вычернены солнечными лучами, приобрели светлые души, когда чисто просияло для них умопостигаемое солнце, во славу Отца и Сына и Святого Духа, одного и нераздельного Божества, которому довлеет всяческая слава, честь и почитание ныне и присно и во веки веков. Аминь8.

* * *

1

См.: Ehrhard Α. Überlieferung und Bestand der hagiographischen und homiletischen Literatur der christlichen Kirche. Erster Teil. Bd. IL Leipzig, 1938, S. 358–387.

2

Metaphrasti Commentarius rerum gestarum sancti et gloriosi Apostoli Thomae // PG. Vol. 116(1864). Col. 563–566.

3

Мещерская E.H. Деяния Иуды Фомы. M., 1990. С. 129.

4

Там же. С. 36–37.

5

Nicctac Paphlagonis In laudcm s. Thomae apostoli // PG. Vol. 105 (1862). Col. 136.

6

Иванов C.A. Византийское миссионерство. M., 2003. С. 172.

7

Текст этого, также не опубликованного сочинения «Слово на святого апостола Фому» (BHG, И844в) в настоящее время сдано нами в печать (Moschovia. T. 2).

8

Настоящая работа уже находилась в печати, когда нам удалось ознакомиться со статьей, название которой никак не намекало на то, что в ней содержится публикация нашего памятника: Volk R. Symeon Metaphrastes – ein Benutzer des Barlaam-Romans // Rivista di studi bizantini e neoellenici N.S. 1996. T. 33. P. 156–167. Поскольку при этом издании не была использована ни одна из московских рукописей, а кроме того, Р. Фольку осталось неизвестным сочинение Василия Селевкийского, мы решили не отказываться от нашей публикации.


Источник: С.А.Иванов. «Апостольская сирена»: память Симеона Метафраста на апостола Фому (BHG, 1835). // Византийский временник. 2006. № 90. С. 309-324

Комментарии для сайта Cackle