V. Путь монашества

Познание пути Божия, которое проистекает из опыта трех периодов духовной жизни, особым образом достигается в монашестве. Испытания указанных трех периодов имеют целью окончательное утверждение верного в благодати божественного усыновления. Также монашеский подвиг ставит целью перед собой стяжание совершенства, которое Небесный Отец ожидает от чад Своего Царства. Следовательно, слово о монашестве неизбежно затрагивает вопрос христианского совершенства таким, как его открыл Христос в Своем учении и в Своей жизни.

Христианское совершенство превосходит человеческую меру. Оно не является свойством тварной природы⁶⁷⁵, но есть дар Святого Духа. Оно было явлено в человеческой природе Христа, воспринятой Им от Святой Девы. Это совершенство остается недостижимым в рамках земной жизни⁶⁷⁶. Тем не менее Христос желает, чтобы Его творение – человек – приобрел это совершенство, и поэтому дает его в качестве заповеди⁶⁷⁷.

Это совершенство есть прежде всего совершенство Божественной любви. Старец Софроний отождествляет его с «большей любовью»⁶⁷⁸ жертвы Христовой. Он останавливается вниманием на образе Христа, Который в одиночестве восходит на Голгофу и претерпевает крайние страдания, чтобы освободить людей от смерти и даровать всем вечную божественную жизнь⁶⁷⁹. Как «предельное совершенство»⁶⁸⁰ определяет Старец совершенство любви Христа, Который опрокидывает пирамиду всего тварного бытия и помещает Себя в ее вершине, оказавшейся внизу. Таким образом, Христос берет на Себя грехи всех людей и несет проклятие поразившей их смерти. Это совершенство имеет началом Крест. Оно есть совершенство «широты, и долготы, и глубины, и высоты» непостижимой любви Христовой⁶⁸¹. Оно есть вечное Действие схождения Христова в преисподние места земли и Его восхождения превыше всех небес. Этим деянием собезначальный Отцу Единородный Сын обнял небо и землю, и преисподняя⁶⁸². Схождение и восхождение Христовы являются источником всех даров Святого Духа. Эти дары небесны⁶⁸³. Они вводят причастных им «в меру полного возраста Христова»⁶⁸⁴.

Путь к стяжанию совершенства является тем путем, который начертал Господь Иисус. Это путь креста, путь истощания Христова. Для Старца истощание и совершенство являются вещами взаимосвязанными. Как явил Сам Христос: «Полнота истощания предваряет полноту совершенства»⁶⁸⁵. И если монашество есть не человеческая выдумка, но «третья благодать»⁶⁸⁶, то это потому что оно предоставляет человеку возможность схождения вниз – путем, который ведет к духовному совершенству.

Путь монашества ведет к трем великим добродетелям: послушанию, девству или целомудрию и нестяжанию. Через достижение этих добродетелей монах становится подражателем истощания Господня и, как следствие этого причастником Его небесного совершенства. Не всесилие Божие, но «немощное»⁶⁸⁷ и «страдающее»⁶⁸⁸. Его любви спасли мир от гордого заблуждения врага. «Поношение»⁶⁸⁹ кроткого и смиренного Христа вернули славу обесчещенному грехом человеку и восстановили любовь как «совокупность совершенства»⁶⁹⁰. Сила этого обетования заключается в смиренном духе кенотического пути, которым следует человек.

Согласно замечанию Старца, монашество является категорическим императивом человеческого духа, который вкушает от дара Духа Божия и входит в связь с огнем «большей любви» Христовой – той любви, которая приносит себя в жертву за жизнь других и принимает от них смерть⁶⁹¹. Эта связь вызывает в сознании человека необходимость откликнуться на призыв и последовать примеру Христову.

Человек приводится Духом Святым к монашеству, потому что монашество является более подходящим путем, ведущим к уподоблению Христу. Оно есть путь подражания кенотической любви Христа, Который «претерпел крест, пренебрегши посрамление»⁶⁹², и «сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением, и искуплением»⁶⁹³. На этом пути господствует смиренное движение к самоуменьшению и исчезает гордое стремление к самовозвышению. Речь идет о шествии вниз, которое исцеляет человека от последствий первородного греха⁶⁹⁴.

Господь Иисус, чтобы Своей божественной кровью освятить верный народ, показал «величие могущества»⁶⁹⁵ своей смиренной любви и пострадал «вне врат»⁶⁹⁶. Также монахи, чтобы воздать свое смиренное благодарение «искупившему их Господу»⁶⁹⁷, исходят к нему за ограду этого мира. Там они несут его «поругание»⁶⁹⁸ и претерпевают позор своего духовного убожества. Благодаря этому ревностному и боголепному воздаянию, монастырь становится местом благодарения и покаяния. Он предоставляет монаху возможность упражняться в кенотическом схождении Единородного. Как схождение Христа было вольным и безгрешным, так и шествие монаха вниз должно вольно следовать примеру божественного Искупителя. Тогда монах как причастник схождения Христова становится также участником Его восхождения. Он усваивает дары Его Духа.

Это исхождение придает монашеству апокалиптический характер и ставит его в эсхатологическую перспективу. Оно создает благоприятные условия для освобождения монаха от множества житейских попечений и вдохновляет его на неуклонное посвящение себя деланию заповедей Христовых. Монашеский образ жизни представляется как подражание и «сведение ангельского мира на землю»⁶⁹⁹. Монашество служит единственно воле Божией. Согласно слову Апостола: «Проходит образ мира сего»⁷⁰⁰, то есть неизменную ценность имеет только исполнение заповедей Божиих⁷⁰¹. Это исполнение и оправдывает монаха.

Цель и смысл монашества для старца Софрония есть предельно возможное исполнение евангельских заповедей, которые должны стать для верного «единственным вечным законом всего его бытия»⁷⁰². Это состояние запечатлевается совершенством даров Духа и «большей любви», которые свидетельствуют об уподоблении Христу наиболее полным образом⁷⁰³.

Таким образом, путь монашества является даром Святого Духа. Этот путь представляет собой образ жизни, благоугодный Богу⁷⁰⁴. Монашеская жизнь является жертвоприношением Богу, которое прославляет Его имя и человеколюбие. Она привлекает Божественную благодать, которая очищает сердце и приуготовляет его к принятию Святой Троицы. На этом пути, в результате плодотворного исполнения монашеских обетовании, монах испытывает, как мы увидим ниже, адамово расширение, которое делает его истинной ипостасью и носителем всего бытия⁷⁰⁵ – Божественного и человеческого. Таким образом, человек становится всемирным, и его всемирность запечатлевается приобретением молитвы «за всего Адама как за самого себя»⁷⁰⁶.

Главным образом через подвиг монашеского послушания монах учится принимать волю и жизнь своих сподвижников. Он молится, нося в своем сердце жизнь всей братии. Он переходит из «я» в «мы» всего человечества. Он переживает его страдания и вечное предназначение как свой личный вопрос. Таким образом, монашество становится духовным местом, в котором человек может принять посвящение в ипостасный способ существования. Нося в себе небольшую общину, он в конце концов достигает уподобления Христу – становится способным, подобно Ему, обнять все человечество в пространстве и времени⁷⁰⁷.

Монашество является духовным даром. Благодаря этому дару, человек становится способным следовать примеру Господа и подражать Ангельскому жительству. Крайнее смирение, на которое вдохновляет образ Христов, а также непреодолимое стремление к Богу, которое взращивается монашеским жительством, привлекает к человеку божественную благодать, благодаря которой он становится бесстрастным и сверх-космическим, по подобию Христову.

В раю человек находился в общении с Богом, и Бог был для него жизнью и защитой. С преслушанием и грехопадением это живоносное соединение с Богом прервалось, и в жизнь человека вошла смерть со всеми ее последствиями. Так человек утратил защиту и поддержку, которую имел в жизнедавце Боге. Тогда из страха и беспокойства за свою жизнь он нашел свой собственный способ жизни, основанный на тварных природных силах. Если ранее, соблюдая заповедь Божию, он наслаждался всеми благами и жил в нетлении, то после преслушания, желая защититься от угрозы смерти, он начал прибегать к следующим трем суррогатам или псевдоопорам, которые отчуждают его от жизни в Боге⁷⁰⁸:

а) вера в логическое рассуждение и собственную волю;

б) плотское родство и чувственные удовольствия;

в) стяжание материальных благ.

Вера в логическое рассуждение и собственную волю подвергает человека первому изменению, в следствие которого тот впадает в дьявольское заблуждение самообожения. В результате между Богом и человеком возводится стена. Через плотское сожительство и чувственные наслаждения человек облекается в кожаные одежды⁷⁰⁹ и подвергается второму изменению. В результате его жизнь становится смертью, то есть жизнью, которую характеризуют себялюбие и мертвенность духа. Наконец, через попытку стяжать «много добра... на многие годы»⁷¹⁰, и почувствовать тем самым себя в безопасности, человек подвергается третьему изменению, которое совершенно затмевает его ум и очерствляет сердце. Так он предается суете и бессмыслию идолопоклонства.

Попадание в водоворот этих трех изменений отрицательно располагает сознание человека в его отношении с Богом, ближним и миром. В своем отношении с Богом он предпочитает себя. В отношении с ближним он находится во власти страсти любоначалия, а в отношении с материальным миром предается безумию любостяжания.

Монашество направлено на исправление этих трех изменений и на восстановление человека в неложном ипостасном способе существования. Данная цель достигается через исполнение трех монашеских обетов:

а) послушания;

б) девства или целомудрия;

в) нестяжания.

Особую важность имеет послушание, потому что из него черпают силы и прочие обеты⁷¹¹.

Главным условием и основой монашества является послушание. Послушание развивается и как результат человеческого подвига, и прежде всего как Божий дар⁷¹². Согласно старцу Софронию, послушание в некотором смысле является священным таинством, которое раскрывается только под действием Святого Духа. Это есть таинство Церкви. Жизнь, к которой оно возводит человека, неописуема и неуразумеваема⁷¹³.

Первым, кто показал образец и пример совершенного послушания, был Христос. Он пришел в мир «во имя Отца», а не «во имя Свое»⁷¹⁴, что скрывало бы в себе дьявольское самообожение⁷¹⁵. Он научил нас, что заповедь Отца есть жизнь вечная⁷¹⁶. Он вольно принял⁷¹⁷ и безгрешно исполнил⁷¹⁸ эту заповедь, как мы знаем это из Священного Писания. Несмотря на то, что Его как единородного Сына всегда сопровождали благоволение Отца и сила Святого Духа, ради нашего спасения Он оказал совершенное и безоговорочное послушание воле Своего Отца, вплоть до смерти и крестного позора⁷¹⁹. Однако праведный Бог не оставил Своего Святого Отрока «увидеть тление»⁷²⁰. Он воскресил Его и поставил Начальником жизни и Спасителем мира⁷²¹. Своим послушанием Христос, Новый Адам, дал новый закон жизни и стал здоровым корнем для «нового» человечества⁷²².

Когда монах оказывает послушание, он подражает Христу. Он помещает себя на путь воли Господней. Однако он может принять подвиг послушания, только если душевно здоров. Душевное же здоровье обнаруживается в том, что человек осознает свою недостаточность для познания великой и совершенной воли Божией. Когда он следует мудрому назиданию Священного Писания: «Спроси отца твоего, и он возвестит тебе, старцев твоих, и они скажут тебе»,⁷²³ а также соблюдает главное правило монашеского подвига: «Не доверяй себе». Поэтому он прибегает к духовному отцу, веря, что тому яснее дано знать волю Божию⁷²⁴. Таким образом, монах признает, что истинный Бог есть Бог Отцов. Благодаря этому он преодолевает состояние «человека с двоящимися мыслями»⁷²⁵, который не может найти постоянного пути в жизни. Имея подобное смиренное расположение, он становится «благонадежным», чтобы возложить руку свою на спасительный «плуг»⁷²⁶ послушания.

Когда монах с подобным смиренным расположением взыскует волю Божию, он готов принять «первое слово»⁷²⁷ своего духовника как исходящее из уст Господа, во имя Которого он спрашивает. Он постепенно приобретает познание Божией воли и становится способным различать вражеские помыслы⁷²⁸. Это различение необходимо для отражения всякого заблуждения, потому что воля Божия в этом мире проявляется в образах, похожих на те, в которых человеческому уму навязывается как человеческая, так и демоническая воля⁷²⁹. Здесь необходимо подчеркнуть, что послушание, как и всякая иная христианская добродетель, чтобы иметь вечную ценность перед Богом должно быть деянием свободным и вольным.

Послушание означает свободное отвержение человеческой воли и разумения и передачу своего логического рассуждения во власть другого человека – старца, духовника. Несмотря на то, что человек был создан свободным по образу Божиему, через преслушание его воля исказилась и его ум помрачился.

Вместо того чтобы желать и помышлять горнее, он желает и помышляет дольнее. Он прилепляется к вещам и ценностям мира, которые бесполезны⁷³⁰ для его души.

Свободная воля человека вместе с умом являются драгоценными природными дарованиями⁷³¹. В послушании, таким образом, человек приносит их Богу как самую благоугодную жертву. В качестве воздаяния он получает сверхприродный дар ведения великой воли Божией. Через свободный подвиг послушания он порабощает себя по примеру Сына Божия, и за это порабощение ему даруется свобода чад Божиих. Поучение в послушании имеет целью ввести человека в поток животворящей и спасительной воли Божией⁷³². Это вхождение уподобляет его Христу⁷³³ и ведет к совершенству христианской жизни, к стяжанию Святого Духа⁷³⁴.

Благодаря этому раскалывается скорлупа его индивидуализма и расширяется его бытие. Он совершенствуется в любви и обретает гармоничную и совершенную связь с Богом и отношения с братом⁷³⁵. Вначале он подвизается принять в себя волю старца и своих братьев сподвижников. Продвигаясь в познании Божией воли, он расширяет свою ипостась и вмещает в себя жизнь всего мира, который охватывается его молитвой. Даже в малом он отвергается своей воли. Он отрицается своего перстного и разорванного ума и принимает как дар премудрость и божественную всемирность Христа. С этой точки зрения послушание есть таинство Церкви, которое творит ипостаси, обладающие истинной всемирностью. Духовник соответственно становится «соработником у Бога»⁷³⁶ в священном творении богов «для вечности во Свете нетварном»⁷³⁷.

Распиная свой ум и волю в практиковании послушания, монах избавляется от опоры и подстраховки своей жизни, с помощью которых он надеялся противостоять смерти. Через послушание во имя Божие он концентрирует свой дух в слове и заповеди, которые ему даются. Таким образом, не заботясь о чем-либо преходящем, он обращается своим неотвлеченным умом к молитве. Не имея опоры в самом себе, он полагает все свое упование на Бога, «воскрешающего мертвых»⁷³⁸. Он освобождается от всего тварного и достигает чистоты ума⁷³⁹.

Чистота ума есть драгоценный плод послушания. Также она является необходимой предпосылкой чистой молитвы, с помощью которой восстанавливается первоначальное живое общение творения с Творцом и осуществляется его поставление лицом к Лицу перед Безначальным.

Из сказанного выше становится ясным, что послушание кардинально отличается от слепого подчинения и превосходит его так, как небо превосходит землю. Подчинение бывает вышестоящей человеческой воле и ради человеческих интересов. Подчинение поставляет человека в зависимость от безличностного правила, закона, устава, управления. Оно навязывает общее вместо частного, большинство вместо индивидуума⁷⁴⁰. Напротив, послушание выделяет человека как личность. Послушание есть свободное деяние веры в Бога и осуществляется всегда в Его имя⁷⁴¹.

Наиболее совершенный образ послушания, в котором человеку даруется полнота ипостасного начала, как замечает старец Софроний, проявляется тогда, когда человеческий дух бывает движим заповедью «большей любви» Христовой⁷⁴². Тогда человек получает дар богословия как духовного состояния, а также становится причастником откровения. Такого рода послушание есть исполнение всех заповедей одним разом и средство, с помощью которого человек способен усвоить живую традицию⁷⁴³.

Отсекая свою волю и отвергаясь своего рассуждения, монах не теряет своей личности и не уничижает себя⁷⁴⁴, как рассматривается сей акт в миру. Напротив, он преодолевает пределы своей тварной природы и становится истинной ипостасью. Он становится носителем божественной жизни и всего человечества⁷⁴⁵.

Девство или целомудрие есть второе условие монашества. Его догматическим основанием служит жизнь Иисуса Христа, по образу которой оно и осуществляется. Наиболее возвышенным видом девства является девство духовное. Такого рода девство требует по возможности совершенного исполнения первой заповеди любви, а также чистоты ума. По этой причине состояние духовного девства предполагает послушание. Без послушания оно недостижимо⁷⁴⁶.

Христос родился «от Духа Свята и Марии Девы». Его рождению не предшествовало чувственное наслаждение, следствием которого, согласно древнему закону жизни после грехопадения, является смерть. Также Христос никогда в Своей жизни не опирался на кровное родство, но был снедаем ревностью дома Отца Своего. Он принес человеческое родство в жертву Своему небесному отечеству.

Монах, следуя через послушание примеру Господа, достигает состояния смирения и привлекает к себе благодать Божию, которая очищает его ум. Эта чистота является необходимой предпосылкой для духовного девства. На это указывает и слово Христово⁷⁴⁷. Также благодать вызывает умиление от любви Христовой. Чистота ума и умиление от любви Христовой заставляют дух монаха стремиться к духовному девству.

Эти два действия не допускают плотских наслаждений или удовольствий. Они вдохновляют на абсолютное воздержание и уводят неким инстинктивным образом душу монаха от всякого помысла или действия, которые не соответствуют божественной любви⁷⁴⁸. Они порождают неудержимое стремление к Богу и неутолимую жажду быть с Ним⁷⁴⁹. В таком состоянии монах желает с благодарностью ответить на любовь Господа. Он жил на земле в девстве, так и монах стремится подражать Его примеру⁷⁵⁰. Он разрывает все свои естественные узы и, свободный от всякого попечения, взыскует лишь присутствия Бога любви.

Согласно великому апостолу Павлу, такая жизнь имеет в качестве единственного попечения совершенное угождение Господу. Эта цель достигается монахом через удаление от попечений и принесение своего тела в качестве «жертвы живой, святой, благоугодной Богу»⁷⁵¹. Следуя подобному образу жизни, монах избегает всякого компромисса с законом тления и смерти, которые вошли в жизнь через удовольствие преслушания, но преображает всякое свое действие в духовную силу, с тем чтобы непрестанно удерживать свой дух в Духе Божием. Духовное девство становится высоким деланием и искусством, если имеет в качестве главной аксиомы хранение ума. Самое важное правило в связанной с этим брани состоит в том, чтобы ум не предавался страстным образам и помышлениям⁷⁵².

Живое присутствие Божие постепенно разрушает «кожные одежды» и дарует монаху возрождение в непоколебимом Царстве ипостасных и «совершенных» духов. Оно отсекает псевдоопору плотского родства, побеждая этим смерть ипостаси. Если монах пребывает в присутствии Божием, он проникается вечной жизнью и становится храмом Божества.

Третьим условием монашеской жизни является нестяжание. Оно есть естественное следствие, а также дополнение послушания и девства. Исполнение всех трех условий имеет целью достижение чистой молитвы и совершенного уподобления Христу Сыну Божию⁷⁵³.

Христос на земле не имел никакой материальной опоры. Не имея «где приклонить голову»⁷⁵⁴, Он делом и словом учил «искать прежде Царство Божие»⁷⁵⁵ и «не заботиться о завтрашнем дне»⁷⁵⁶. Он научил нас, что наше сердце пребывает там, где находится наше сокровище⁷⁵⁷.

Нестяжание черпает силы из послушания. Монах, подвизаясь в послушании с целью благоугодить Богу, научается отвергаться своей души, тела и всего иного, что имеет в своей жизни драгоценного. Благодаря этому дух его освобождается от самого желания обладать материальными вещами⁷⁵⁸. Он практикует духовное нестяжательство, которое состоит во взыскании лишь Царствия Божия и в пренебрежении всяким «попечением о плоти»⁷⁵⁹. Так он исцеляется от отчуждения, вызванного любостяжательством, и побеждает те искушения, когда стяжания служат ложной опорой в жизни. Он богатеет «в Бога»⁷⁶⁰ и сохраняет свою душу «в жизнь вечную»⁷⁶¹. Он становится «ничего не имеющим, но всем обладающим»⁷⁶².

Монашество, таким образом, предоставляет человеку возможность уподобления Христу в смирении и крестном восхождении, без опасности погибнуть. Насколько более глубоко вниз сходит монах в делании послушания и покаяния, настолько более высоко восходит он с помощью благодати Христа, Который указал этот путь.

Все ученики Христовы, водимые Духом Святым, шествуют вниз, к основанию опрокинутой пирамиды, чтобы соединиться со Христом⁷⁶³. Именно на это схождение и соединение со Христом устремлено монашеское жительство. Монах подчиняет себя «всякому человеческому начальству, для Господа»⁷⁶⁴. Достигая вершины перевернутой пирамиды, он получает в качестве дара состояние Самого Христа. То есть он принимает в себя весь человеческий род и предстательствует о нем. Этот дар расширения человека до бесконечных размеров является мздой монашеского призвания тем, кто с ревностью на него откликается. Этот дар делает человека истинной ипостасью, подобной ипостаси Нового Адама – Христа.

Указанный путь вначале может показаться эгоистичным, и до определенной степени эта оценка справедлива. Но человек прежде имеет необходимость исцелиться. Кроме того, он знает, что Христос не может стать «служителем греха»⁷⁶⁵. Когда монах подвизается законным образом и проявляет Богу свою верность, доказывающую, что он не является «псом»⁷⁶⁶, тогда Бог принимает его как сына и доверяет ему Свою святыню – все богатство Своей вечной жизни. Христос через человека сходит на землю и становится служителем мира в деле его спасения. В этом заключается драгоценное служение, которое приносит миру монах.

Монах не обладает литургическим священством. Однако, благодаря смиреной жизни покаяния, он священнодействует в себе собственное спасение и через молитву за весь мир становится причастником царского священства Христова, спасающего всего Адама.

Те искажения или псевдоопоры, которые возникли в результате грехопадения Адама, стали законом, определяющим отношения между людьми. Они получили свое нравственное оправдание и даже приобрели ценность в глазах людей. Тем не менее они не свидетельствуют ни о чем другом, кроме любви к миру и плоти. Священное Писание говорит, что такая любовь является «враждой»⁷⁶⁷ к Богу и что ее помышления – мерзость пред Ним⁷⁶⁸. Отсюда становится понятным, почему, когда кто-нибудь вступает на путь монашества, тогда подвигаются основания земли. Ибо тем самым человек вступает в конфликт с космическими законами, состоянием и логикой мира сего. Когда же с помощью благодати Божией человек переступает через них и направляется к Господу путем монашества, тогда он, подобно Христу, побеждает мир. Тогда он приобретает сверхмирность и получает неизреченные дары Святого Духа, которые возвещают его бессмертную ипостась в лоне Отца и Сына, и Святого Духа.

В аскетической теории и практике старца Софрония духовное отцовство связано с таинством слова Божия, принимаемого сердцем человека через молитву⁷⁶⁹. Пророк Исаия говорит, что когда какой-либо глагол исходит из уст Божиих, он не имеет покоя и не возвращается пустым, не совершив вначале своего дела⁷⁷⁰. Также он говорит, что этот глагол является горящим углем, который освящает и очищает тех, к которым прикасается⁷⁷¹. Подобное пророческое служение Божия слова осуществляется духовными отцами Церкви Христовой. Ими являются те, кто страхом Божиим неуклонно пребывает в предвечном потоке воли Божией. Они удостаиваются слышать кроткий глас Христов и бывают послушными Ему со смирением⁷⁷² и рассуждением, превозмогая свою душевность, даже когда она сопротивляется этому. Они становятся носителями слова Божия, передающими его для назидания народа в вере и тем самым наполняющими сердца слушающих благодатью⁷⁷³. Это живое слово способствует духовному возрождению верных.

В Ветхом Завете Христос был предвозвещен как «отец будущего века»⁷⁷⁴. Будучи из неисповедимого «рода»⁷⁷⁵, Он пришел и «говорил нам» животворящие «глаголы» Своего Отца⁷⁷⁶. Более того, «как овца, веден Он был на заклание»⁷⁷⁷, и Своей кровью приобрел «народ особенный»⁷⁷⁸ и новый. Домостроительство Его смиренного нисхождения ниже всякого творения, и восхождения «превыше всех небес»⁷⁷⁹ наполнило все творческим действием Его присутствия. Ничто в тварном мире не является «сокровенным»⁷⁸⁰ перед Его очами. Своим живым словом Он посеял «нетленное семя»⁷⁸¹ и благодатью Своего Духа дал людям дар усыновления, то есть родил Церковь и сотворил верных чадами Своего воскресения и «некоторым начатком в Его создании»⁷⁸². Полнота Его пути и дела сделала Его родоначальником и отцом нового народа, который «ожидает»⁷⁸³ Его как «спасителя всех человеков, а наипаче верных»⁷⁸⁴.

Чтобы исправить несправедливость неравенства, которое вошло в человеческую жизнь после грехопадения, Христос перевернул пирамиду бытия мира и поместил Себя у ее вершины. Он понес грехи и немощи всего мира и восстановил истинную справедливость, которая заключается в непреложной оценке духа и совести человека⁷⁸⁵. Он равно ценит всех, дал одинаковые заповеди и Свой уникальный пример. Никому не закрыт «восход до последних степеней»⁷⁸⁶ совершенства.

Как мы уже говорили, великая ценность монашества состоит в смиренном пути, по которому оно следует, пути вниз, к вершине опрокинутой пирамиды. Насколько монах в своем восхождении приближается ко Христу, настолько он становится причастником Его духовного отцовства.

Монашество является прежде всего даром смирения и возделывается в подвиге послушания. Послушание направлено главным образом на сердце человека и имеет свойство раскрывать глубины сердца – начала и центра ипостаси человека⁷⁸⁷. Именно здесь находится «место», в которое сеется нетленное семя слова Божия и в котором плодоносит поучение в заповедях Христовых. Как утверждает Старец, Бог «благоволит к сокрушенным сердцам»⁷⁸⁸. Это благоволение сообщает им познание таинств небесного Царства⁷⁸⁹. Последнее необходимо для духовного отца, чтобы тот имел ясное различие между тварными вещами и нетварными дарами Божиими, и в свете последних оценивал с рассуждением и точностью всякое проявление жизни, возводя его до духовного уровня. Это познание должно быть по возможности наиболее полным и покрывать все стадии духовных состояний, о которых духовник дерзает учить других⁷⁹⁰.

Старец, с воодушевлением и восхищением говоря о служении духовника, подчеркивает, что оно «и страшно, и увлекательно; болезненно, но вдохновляюще»⁷⁹¹. Оно является бесценным даром и призывом к более совершенному созиданию, с тем чтобы духовник стал соработником Божиим в сотворении бессмертных богов⁷⁹², вводя их в «вечность во Свете нетварном»⁷⁹³.

Духовник имеет сердце, утонченное в подвиге покаяния, и постоянное предстательство перед Богом. Его ум движется одновременно вглубь, ввысь и вширь пути Господня. Его духу открывается «мир неописуемого величия: и мрачные глубины ада, и светоносные сферы небес»⁷⁹⁴. Познание этого пути придает его жизни постоянство и глубокий мир. Тем не менее, чтобы быть в состоянии улавливать «ритм внутреннего мира всех»⁷⁹⁵ приходящих к нему, он должен непрестанно прибегать к Богу с болезнующим сердцем, горячо просить познания Его святой воли и слова, способного выразить эту волю, с тем чтобы принести пользу и передать вдохновение своим братьям. Даже во время собеседования с людьми он имеет слух ума, направленный к сердцу, чтобы улавливать «перст Божий»⁷⁹⁶ – первую мысль, которая рождается там.

Пророческое служение духовника, заключающееся в том чтобы с помощью молитвы покаяния следовать воле Божией и возвещать эту волю своим братьям, встречает множество преград. Слово, которое приходит в молитве, дается свыше. Оно обнаруживает «вечные сферы безначального Духа»⁷⁹⁷, которые по своей природе неописуемы. Это слово содержит в себе благодать Святого Духа. При этом оно направлено «душевным» людям, которые отвергают исходящее от Духа Божия, считая это «безумием»⁷⁹⁸. Чтобы слово Божие обновило человека, а не «раздавило его»⁷⁹⁹, принимающий слово должен быть готов к жертвам. Это слово является даром любви Божией: оно призывает принять эту любовь. Последняя рождает в человеке «целую гамму различных мучений духа»⁸⁰⁰. Эти духовные мучения являются метафизическими и продолжаются в вечности. Поэтому, когда духовник убеждается, что его ученик «душевен» и не имеет решимости самоотречения для вступления в брань, он не испрашивает слова в молитве, но по снисхождению говорит от своего собственного человеческого опыта. Он жалеет человека и избегает того, чтобы ввести его в тяжелый грех богоборчества⁸⁰¹.

Даже когда христианин оказывает духовнику доверие и принимает его как «пророка во имя пророка»⁸⁰², служение духовника не является простым. Он не может успокоиться на предыдущих успехах и познании. Он имеет нужду в непосредственном руководстве Духом Святым для каждого человека и в каждом отдельном случае. Духовник является прежде всего домостроителем слова Божия. Однако слово, подаваемое свыше, не является словом «человеческим»⁸⁰³. Оно превосходит меру человека и поэтому кажется «жестоким»⁸⁰⁴. Оно открывает сферу вечного Света и одновременно доставляет совершенное самопознание. Это слово вызывает «землетрясение»⁸⁰⁵ и «разделяет»⁸⁰⁶ человека «мечом духовным»⁸⁰⁷. Оно сокрушает сердце человека невыносимым стыдом за его убожество, но также вдохновляет его переживать «все, что противится... слову Христа»⁸⁰⁸ как присутствие в нас смерти. Если он с решимостью претерпит последствия и болезни этой брани и очистится от тленности ветхого человека, тогда в нем «неприметным образом»⁸⁰⁹ возрастает присутствие Божие⁸¹⁰, как «веяние тихого ветра»⁸¹¹. Этот «ветер» есть смиренная любовь Христова, которая освобождает падших и открывает им Царство Небесного Отца.

Духовник борется за то, чтобы нести обращающимся к нему слово Божие. Это слово является семенем вечной жизни. Будучи принятым, как было отмечено выше, оно пронзает, подобно мечу, сердце и не дает ему покоя, пока не возродит всего человека и не сотворит его достойным Царства Небесного. Разделение и напряжение, которые вызывает слово Божие, духовник никоим образом не должен успокаивать или уменьшать. Напротив, согласно аскетическому пониманию Старца, он должен доводить их до наивысшей степени и приводить тем самым ученика к «порогу смерти»⁸¹², так чтобы в нем был умерщвлен ветхий человек тления и смерти. Духовник берет на себя это страшное и опасное предприятие в меру своей рассудительности и силы молитвы, которую он приносит за своих учеников. С этой целью он использует два метода: отрицательный и положительный.

Согласно отрицательному методу, духовник мудро и тонко стремится предохранить ученика от тщеславия из-за данных тому дарований, потому что тщеславие делает глубины сердца – «место духовной молитвы»⁸¹³ – холодным камнем. Он показывает ученику его недостатки и отрицательные стороны. Так ум и сердце ученика смиряются, тогда как его стремление к более глубокому духовному познанию оживляется⁸¹⁴. Безусловно, наибольшее значение в этом деле имеет действие благодати, которым сопровождается руководство духовника, а не красноречие последнего. Слово духовника, чтобы передать духовное дарование, должно исходить из опытного сердца, которое любит народ и, исполненное глубоким милосердием, молится за него⁸¹⁵. Этот метод применяли все Пророки, особенно же святой Иоанн Предтеча. Он называл своих учеников «порождениями ехидниными» и при этом, как утверждает Евангелист, подобными словами он «благовествовал народу, поучая его»⁸¹⁶. Тот же метод подразумевает великий Павел, когда говорит: «Кто обрадует меня, как не тот, кто огорчен мною?»⁸¹⁷. Суровые слова Господа Иисуса и Его учеников имеют целью сокрушить крепости, которые возводит человеческое высокомерие. Они располагают учеников со смирением учиться у кроткого и смиренного Господа.

Положительный метод является еще более трудным, более высоким и творческим. Он предполагает, что духовник знает аскетическую жизнь не только на стадии делания, но и на стадии созерцания. Это созерцание является плодом «большей любви» Христовой, которую его служитель усвоил и подвизается за то, чтобы сообщить ее и своим ученикам. Созерцание, которое проистекает из этой любви, способствует тому, что все делается во славу Божию и во благо человека.

Духовник, осуществив с помощью личного покаяния схождение к вершине опрокинутой пирамиды, соединяется со Христом и становится причастником Его состояния. Христос во время Своей земной жизни переживал одновременно «недостижимую для нас полноту и страдания, и торжества победы; и смерть, и неотъемлемую от Него Божественную славу»⁸¹⁸. Так и служитель Христов становится способным всегда «радоваться с радующимися и плакать с плачущими»⁸¹⁹. Христос принял человеческую смерть и потребил ее своей Божественной жизнью. Аналогичным способом и духовник, полагая в основание общение благодати Христовой, принимает смерть своих братьев и возводит их на высоту Божественной жизни⁸²⁰, «причастником»⁸²¹ которой он сам стал.

Познав путь к вершине опрокинутой пирамиды, духовник переходит из «ветхого мировоззрения», измышленного дьяволом «в пароксизме гордости»⁸²², к новому подходу в обратной евангельской перспективе. Эту перспективу открыл Господь Своим примером и Своим словом, которое превозносит «убогое»⁸²³ и отвращается «высокого»⁸²⁴. В этой перспективе Христос находится в центре всего тварного бытия и несет в Себе полноту Божества. Как в случае обратной перспективы в иконе, изображаемое лицо или событие является центром, к которому сходится все, так и в указанной выше перспективе Христос становится точкой, к которой сходятся все помышления и желания человека. В свете этой перспективы становится понятным, что «будут последние первыми и первые последними»⁸²⁵ и что «ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную»⁸²⁶, а также что телесная смерть не затрагивает души⁸²⁷.

В своем служении духовник пытается передать верным ведение в сей обратной перспективе, ибо она одна способна вдохновить на покаяние и преобразить их сердца согласно духу, который господствует у основания опрокинутой пирамиды. Тогда верные с решимостью сходят вниз, и Христос становится центром их жизни. Как в традиции православной иконописи иконописец остается безымянным, так и духовник, хотя и стремится со всею ревностью привести в непорочности⁸²⁸ души людей ко Христу, сам, подобно Иоанну Крестителю, освободившись от власти любоначалия, радуется, видя верных растущими, а себя умаляющимся⁸²⁹.

По сути, духовник осуществляет апостольское служение. Он подражает апостолу Павлу и проповедует исключительно «Христа распятого»⁸³⁰, с тем чтобы люди познали Его как «Божию силу и Божию премудрость»⁸³¹. Христиане, следуя примеру распятого Бога, «непорочного и чистого агнца»⁸³², Который несет на Себе тяжесть опрокинутой пирамиды, предпочитают «лучше оставаться обиженными»⁸³³, потому что несправедливо страдать «за Христа»⁸³⁴ «угодно Богу»⁸³⁵. Духовник, постоянно представляя своим ученикам видение в обратной евангельской перспективе, оживляет в них дар Божий и ревность носить на своем теле «язвы Господа Иисуса»⁸³⁶, а также претерпевать злострадания ради Того, Кто «прежде возлюбил нас»⁸³⁷ и предал Себя за нас⁸³⁸. Эта теория может привести послушников к совершенному рвению и воодушевлению, так что единственной целью их жизни становится желание, чтобы Христос возвеличился их «жизнью ли то, или смертью»⁸³⁹.

Другими словами, в перспективе опрокинутой пирамиды, как утверждает Старец, истинной и непреложной на все века победой является та победа, которая завоевана «поражением»⁸⁴⁰ доброго Пастыря. Причастниками и наследниками этой победы становятся те, кто следует по Его стопам и в своих злостраданиях остается верным Его любви. В них пребывает «дух славы, дух Божий»⁸⁴¹, и они приносят неувядаемые плоды⁸⁴².

Жизнь духовника, который пребывает в напряженном плаче покаяния, богата благодатью и страданиями. Как Христос «охватил... в едином вечном Акте и Небо, и Землю, и Преисподнюю»⁸⁴³, так и Его слуга через повторяющийся круговорот отъятий благодати и восхождений непреложно и непрестанно носит в своем сердце «и царство, и ад»⁸⁴⁴. Его восприятие утончается, и его сердце становится, как обычно говорил Старец, подобным радару, который за один раз измеряет землю. Более того, Старец считал это состояние признаком того, что человек приближается к уподоблению Христу⁸⁴⁵.

Таким образом, духовник, имея состояние Христово, в общении с верными становится для них дверью в вечную жизнь. Как Господь Вседержитель, хотя и говорил человеческими словами, открывал вечность Своего абсолютного Бытия⁸⁴⁶, так и Его служитель произносит обыкновенные слова, но при этом передает благодать и становится причиной возрождения своих собратьев.

Ведая путь Господень, а также множество искушений, которые встречаются на нем, пока не будет достигнута божественная любовь, духовник становится источником вдохновения для своих учеников. Будучи обладателем всецелого духовного ведения, он укрепляет и воодушевляет верных на то, чтобы они стали причастниками страданий Христовых и тем самым познали экзистенциально величие «Божиего замысла о нас»⁸⁴⁷. Своим словом, молитвой и примером он подвизается за то, чтобы ввести всякого человека туда, где царствует мир Христов⁸⁴⁸. С терпением и любовью он заботится о тех, которых ему доверил Промысел Всевышнего, так чтобы в них изобразился и восстановился образ Христов, почерневший в результате грехопадения. Он несет их немощи, отождествляется с их жизнью. Сам он, «обложенный немощью»⁸⁴⁹, приносит покаяние за самого себя и за других. В этом покаянии он уподобляется Христу, Который принял на Себя грех всего мира. Служение духовника в настоящем веке – веке, отвергающем смиренный дух Христов, – является чрезвычайно тяжелым и никогда не достигает желаемого результата. Поэтому и Старец говорил, что без непрестанной и настойчивой сердечной молитвы, которая испрашивала бы у Бога слова и благословение, это духовное служение является тщетным. Оно превращается в «полуслепую» мирскую деятельность⁸⁵⁰.

Нося в себе блаженство как результат познания пути Христова, духовник становится орудием Божием, возводящим жизнь человека из ада страстей⁸⁵¹ в истинную христианскую жизнь и духовную свободу. Он сражается со смертью, которая захватила человеческое естество. Еще более он претерпевает скорби, которые происходят от духовного дальтонизма страстного человека и искаженной человеческой природы⁸⁵². Он пребывает во власти единственной мысли: как исцелить человека⁸⁵³. Он пытается распознать причины злостраданий, а также степень духовной мертвенности, возникших в результате неведения человеком Бога, чтобы через надежду на Бога злострадания и скорби были осенены божественной благодатью и отошли в сознании человека на второй план⁸⁵⁴. Скорби всей земли сходятся в сердце духовника и рождают горячую молитву со слезами. В этой молитве он приносит Богу вопль всех немощных и скорбящих людей. Ощутив – опять же в сердце – преложение скорби в покой и радость, он принимает это как неложный знак того, что его молитва достигла Духа Господа Саваофа и будет иметь благоприятное действие⁸⁵⁵. Духовник приносит свое священное служение «малым» и несчастным людям совершенно безвозмездно. Он не посягает на их свободу, но ожидает исключительно будущего воздаяния⁸⁵⁶.

Духовник есть образ «пастыря доброго»: в «наибольшей любви» он полагает душу за овцы⁸⁵⁷. Чтобы стяжать сию любовь и совершить богоугодно свое дело, он должен пройти через огнь страха Божия путем покаяния, «сокрушающего кости»⁸⁵⁸. Только тогда божественная любовь поселяется в его душе, а вместе с ней – божественный страх совершенных. Эта любовь является драгоценной жемчужиной, неимеющей себе цены. Человек боится потерять полученное сокровище. Этот страх является хранителем любви, и любовь, благодаря сему страху, расширяется до своей полноты. Когда великая любовь Христова посещает сердце и просвещает ум, дух человека расширяется и «объемлет всю тварь великим состраданием любви»⁸⁵⁹. Это, несомненно, свидетельствует о соединении человека с Богом любви.

Молитва покаяния, соединенная с самовозненавидением, отрывает дух человека от всего тварного и переносит его «в светоносную беспредельность, неописуемую бездну», где «все становится Любовью Бога»⁸⁶⁰. Душа предпочитает оставаться на этом празднике божественной любви. Однако любовь ко Христу неразрывно соединена с любовью к человеку – ибо любовь к человеку была причиной истощания Сына Божия. Поэтому духовник вынужден пребывать в умеренном состоянии благодати, чтобы иметь возможность действовать в условиях настоящего мира и принимать в свое сердце трудности и страдания своих братьев⁸⁶¹. Он претерпевает апостольское истощание, описываемое апостолом Павлом, «истощая себя за души»⁸⁶² христиан. Пастырь постоянно пребывает в брани и раздвоении между желанием предаться любви Божией и необходимостью служить народу Божиему.

Духовник лучше других знает, что в мире нет ничего более ценного, чем познание истинного Бога – познание, которое приобретается в покаянии и упражнении в священном безмолвии. При этом, однако, он не может не знать заповеди Господней: «Идите, научите все народы...»⁸⁶³ Он абсолютно убежден, что «одно только нужно»⁸⁶⁴, однако от любви к людям его душа не находит себе покоя: «Быть может, хоть одна душа спасется»⁸⁶⁵. Для исполнения Промысла Божия необходимо сохранить сокровище познанного таинства божественной любви и передать тем «верным людям, которые были бы способны и других научить»⁸⁶⁶.

Как мы уже говорили, в монашестве и особенно в подвиге послушания, монах постепенно навыкает носить в себе жизнь братии и в конце концов жизнь всего мира. Подобным образом и духовник, исполняя свое служение, вводится в ипостасный образ существования. Он уже не живет для себя, но молится и заботится о всех людях, и его молитва охватывает все возможные состояния жизни: положительные и отрицательные. Он принимает в себя трагедию мира и охватывается «дыханием смерти, поразившей человеческий род»⁸⁶⁷. В своей брани, направленной на то, чтобы освободить немощных от их страстей, он переживает эти страсти как свои личные, зачастую впервые в своей жизни. Он приносит покаяние за самого себя и за грехи всех тех, которых ему доверил Бог. Его молитва расширяется и приобретает всемирные измерения. Его покаяние уподобляется жертве, принесенной Христом за грехи всего мира⁸⁶⁸.

Ипостасное покаяние и молитва духовника встречаются один на один с драмой человеческого греха, как она началась в раю, какие последствия имела после, и как завершилась благодатью покаяния, которую Христос дал Своим воскресением. Она началась, как говорит Старец, с малодушия Евы и дерзости Адама. Затем усугубилась братоубийством и разрывом единого всего человечества. И в конце концов была побеждена «поражением Пастыря»⁸⁶⁹.

В результате распада человеческой природы как следствия грехопадения, люди перестали видеть самих себя в других людях и различать свое единство «в общей жизни»⁸⁷⁰. В своей молитве о людях духовник ощущает душевное и духовное состояние тех, о которых он молится Богу. Он переживает духовную радость «немногих», чаще же душевное опустошение «многих»⁸⁷¹. Благодаря болезненному опыту состояний и несчастий людей, которым он служит, он принимает в себя все человечество всех веков. В своем покаянии он становится причастником состояния Христова и одновременно познает первоначальную идею Создателя о человеке. Затем, во время своего служения как духовника, он открывает разительный контраст и драму человека, несущего последствия грехопадения и страстей. Это откровение превосходит его силы. Он встает перед дилеммой: принять это трагическое зрелище психологически и естественной логикой, подобно слугам мира сего, и таким образом выжить, не будучи совершенно сокрушенным болью, которая царит везде, или, как говорит Старец: «пойти дальше»⁸⁷². Это «дальше» недоступно человеку, если он ранее не был укреплен совершенной верой и благодатью покаяния. Согласно тому же слову Старца, это «дальше» означает, что духовник должен последовать за Христом в Гефсиманский сад и подняться на Голгофу: «чтобы вместе с Ним, Его силою жить трагедию мира, как свою личную»⁸⁷³; или, как упоминает Старец во многих местах, испить чашу Христову⁸⁷⁴, чтобы его собственное духовное служение слилось с искупительным делом Господа в примирении мира с Богом.

Так духовник в своем служении разрывает замкнутый круг своего индивидуализма, расширяется и начинает нести в себе жизнь всего человеческого рода, а также всю историю человека с Богом. Как замечает Старец, он «выходит на просторы «ипостасной» формы бытия, становясь победителем смерти, причастником божественной беспредельности»⁸⁷⁵.

Духовное отцовство, являясь путем к ипостасному и досточудному образу существования, сопровождается превышающей человеческие силы бранью. Без силы Божией человек мал и со страхом идет вслед за Христом на Голгофу. Служение духовника усложняется массовым отступлением наших дней, которые Старец отождествлял с «временем и властью тьмы»⁸⁷⁶. Его служению противостоит также и немощь тела, которое слабеет и порывается последовать инстинкту самосохранения, желая закрыть глаза на зрелище страданий и бесконечных скорбей людей. Тем не менее кто стал причастником Духа Христова, не может избежать встречи с океаном человеческого горя⁸⁷⁷. Как с помощью благодати покаяния он обнаружил, что принадлежит великому телу всечеловечества и неразрывно соединен с его судьбами, так и теперь, чтобы следовать «далее», он открывается еще большим духовным страданиям и с более глубокой молитвой обнимает все страждущее человечество. Он соучаствует в Гефсиманской молитве Господа, Который дал нам пример.

Благодаря напряженному плачу «вдруг, неожиданно, ненамеренно»⁸⁷⁸ происходит расширение его души и ее онтологическое вхождение в суть греха, который состоит в отпадении от Света Лица Божия – отпадения, которое имеет сверхприродные масштабы. Также он переживает свой личный грех как грех всего человеческого рода и как повторение греха Адама⁸⁷⁹. В молитве всецелого покаяния проявляется «энергия иного порядка, не от мира сего». Благодаря этой энергии «горизонты... личной жизни (духовника) раздвигаются безмерно», и происходит преодоление границ индивидуума. То есть «(вольною) смертию (покаяния) преодолевается (невольная) смерть (от греха), и обретается сила Воскресения»⁸⁸⁰. Сие Воскресение есть удел ипостасных духов. Благодаря смиренному схождению, совершаемому в покаянии, препобеждается «разрушительная страсть гордыни» и «нисходит на человека благословение Христова смирения, творящее нас чадами Отца Небесного»⁸⁸¹.