Преосвященный Никодим, первый епископ С.-Петербургский

С.-Петербургская епархия, по новости своего учреждения, не могла стать прямо в числе митрополий или архиепископии, – чего позволительно было бы ожидать по значению царствующего града. Тогда как в Московской епархии, конечно, по уважению ее древности и первостепенного значения при патриархах, первым же иерархам усвоен сан архиепископов (Ист. Москов. епарх. управления, ч. II, стр. 11), С.-Петербургская область, при бытности преосвященного Никодима, все время оставалась епископией, и уже при преемнике Никодима возвышена на степень архиепископии.

Тем не менее, епископами на С.-Петербургскую кафедру, начиная с первого, избирались в Святейшем Синоде люди, в каком-либо отношении замечательные, опытные и наиболее других достойные. Первым епископом, как уже сказано выше, назначен был Преосвященный Никодим Сребницкий (некоторые пишут: Скребницкий).

По недостатку сведений, которых мы никак не могли найти, предоставляем времени определить, когда и где родился преосвященный Никодим, кто были его родители, какое имя было дано ему при св. крещении, и какое воспитание получил он в домашней среде. Нам известно только, что он был родом малороссиянин, поначалу учился в Киевской коллегии, а окончил образование в московской Заоконно-Спасской академии. Таким образом, преосвященный Никодим принадлежал к числу достаточно образованных людей своего сословия и времени.

Преосвященный Никодим становится известным уже на поприще деятельности в сане архимандрита белогородского Николаевского монастыря.

При Епифании Тихорском, епископе белогородском и обоянском, он состоял, по тогдашнему чину духовной администрации, судьей духовных дел, обыкновенно производившихся при архиерейском доме. Преосвященный Епифаний любил Никодима, как настоятеля и судью, питал к нему особенное доверие, видел в нем человека достойного и способного к высшему послушанию в церкви. Это открывается из следующего факта. Умирая, 2-го июля 1731 года, преосвященный желал и просил, чтобы преемником ему поставили именно архимандрита Никодима. Желание почившего архипастыря дошло до Св. Синода, но епископом не был поставлен ни Никодим, ни второй кандидат, одновременно с ним рекомендованный. 28-го ноября 1731 года, на кафедру белогородской епархии вступил, по изволению Св. Синода, архиепископ Досифей, по фамилии Богданович-Любимский. А Никодим из белогородского Николаевского монастыря переведен был настоятелем в псковский Святогорский монастырь.

До 1732 года в С.-Петербургском Духовном правлении присутствие составляли протоиереи. Но в этом году вызван был из Святогорского монастыря архимандрит Никодим. Конечно, прохождение должности судьи при белогородском архиерейском доме и мнение покойного преосвященного Епифания имели влияние на выбор в Св. Синоде святогорского архимандрита, которому предстояло быть первым в числе судей и в С.-Петербургском Духовном правлении (Ист. церкви Спб. епархии, стр. 163). Мы рассматривали все доселе уцелевшие бумаги Духовного правления, и свидетельствуем, что, занимая первое место, Никодим первенствовал перед всеми и в деятельности духовного правления.

В 1733 году в Святейшем Синоде возгорелось очень серьезное дело о завещании покойного преосвященного Епифания. Неизвестно, с которой стороны касалось оно архимандрита Никодима, только он был призываем в присутствие Св. Синода для устных показаний. В Белгород послана была для исследований по завещанию нарочная комиссия, во главе которой стоял Варсонофий, архимандрит Соловецкого монастыря. Но ни комиссия, ни Святейший Синод не нашли никакой вины за Никодимом. Кажется, обстоятельство это, само по себе прискорбное, послужило к большому возвышению С.-Петербургского судьи и Святогорского настоятеля. Именным указом 1734 года, архимандрит Никодим перемещен настоятелем костромского Ипатьевского монастыря, но в Костроме не был, а по смыслу указа, оставался безотлучным управителем дел С.-Петербургского Духовного правления.

Если в решениях правления позволительно видеть преимущественное мнение старшего члена, то Никодим, должно полагать, не допустил ожесточить свое сердце судебной практикой. Решения духовного правления в те суровые времена, когда духовенство не много щадили, смягчались у него духом благоразумия, умеренности и снисхождения. Время, в которое Никодим заведовал Духовным правлением, было самое трудное. Оно обнимает первые годы царствования Императрицы Анны Иоанновны. В Духовном правлении требовалось упорядочить дела бывшей тиунской палаты и привести в исполнение план нового присутственного места, т. е. самого правления. Работы в том и другом случае было множество, и между делами немало возникало серьезных. Мы рассматривали сами дела и, на основании изучения их, свидетельствуем без всякого преувеличения, что главным и деятельным производителем их был архимандрит Никодим. Производство шло быстро и безостановочно. Сложные из них с искусным анализом разлагались на составные части и развивались в подробностях. Хорошим помощником Никодиму был секретарь Василий Тишин, из учеников Невской семинарии. Преемникам Никодима было уже легче идти по проложенному им пути.

20-го июля 1736 года, по Высочайшему повелению, Никодим был произведен в звание члена Святейшего Синода, для управления делами синодальной канцелярии. Но в указе ни слова не сказано было об отношениях Никодима к духовному правлению, и потому он заведовал двумя ведомствами: канцелярией Святейшего Синода и С.-Петербургским Духовным правлением. Понятно, что одному лицу трудно было справляться с двумя канцеляриями, не делая упущений по той или другой. Архимандрит Никодим не раз словесно докладывал о своем затруднении членам Святейшего Синода... Наконец, Св. Синод, взяв во внимание указ 1732 года, по которому присутствовать в правлении обязывались чередные архимандриты, а очередь Никодима давно уже кончилась, 7-го июня 1738 года, уволил его от дел правления, а на его место определил и к присяге привел Кирилла, архимандрита суздальского Спасоевфимиева монастыря, состоявшего теперь в С.-Петербурге на чреде священно-служения.

В звании очередного архимандрита, члена Духовного правления и члена Святейшего Синода, Никодим участвовал во всех торжественных служениях, которые тогда нередко бывали в С.-Петербурге. Мы видим его в числе почетнейших особ духовенства при освящении Казанской церкви (нынешнего собора), при служениях праздничных и торжественных, при печальной процессии погребения жены Бирона и в других важных случаях.

В глазах Святейшего Синода архимандрит Никодим считался, среди людей своего звания, достойным человеком. Когда преосвященный Петр, по фамилии Смелич, состоявший архимандритом Невского монастыря, был хиротонисан 11-го января 1736 года, в присутствии Императрицы Анны Иоанновны, епископом в Белогородскую епархию, то Высочайшим указом было предписано Святейшему Синоду следующее: «Усмотря в духовных достойную персону, представить Ее Императорскому Величеству». Святейший Синод представил трех кандидатов – архимандритов Рождественского во Владимире монастыря Павла, бывшего теперь судьей в С.-Петербургском Духовном правлении, Ипатьевского – Никодима, о котором идет речь, и ректора московской академии Стефана Калиновского. Из них настоятелем Невского монастыря, именным указом от 17-го января того же года, назначен архимандрит Стефан Калиновский. Архимандрит же Никодим, вскоре после того, из Ипатьевского монастыря перемещен настоятелем в московский Новоспасский монастырь, оставаясь по-прежнему в Петербурге правителем канцелярии Святейшего Синода.

6-го декабря 1738 года архимандрит Никодим посвящен в епископа Черниговского, на место Иллариона Рогалевского, по прошению отошедшего на покой в Печерскую лавру. Около двух с половиной лет он управлял черниговской паствой. Между прочим, он представлял Святейшему Синоду о необходимости обратить Пятницкий девичий монастырь в мужскую обитель с тем, чтобы перевести туда черниговскую семинарию, которая имела весьма неудобное помещение в доминиканских кельях, при архиерейском монастыре. Но сие предположение осталось неисполненным (опис. черниг. епархии, 1861 г., стр. 83).

Перемещение Преосвященного Никодима в С.-Петербургскую епархию имело вид обстоятельства случайного, но в нем ясно усматривается божественное промышление. 27-го марта 1740 года умер в Тобольске сибирский митрополит Антоний I, по фамилии Стаховский. По получении о сем сведений в С.-Петербурге, указом Святейшего Синода от 15-го мая 1740 года, с утверждения Императрицы Анны Иоанновны, на место почившего, митрополитом в Тобольск назначен преосвященный Никодим, епископ черниговский, а в Чернигов поставлен митрополит Антоний Черковский, прибывший из Молдавии. Когда указ об этом дошел до Тобольска и был опубликован в сибирской митрополии, то митрополита Никодима, по церковному чиноположению, поминали во всех церквях при богослужении. Это продолжалось в течение семи месяцев. Между тем, митрополит не приезжал, и как сейчас увидим, совсем не был в Тобольске. На пути следования к новому месту служения, преосвященный Никодим, прибыв в Москву, занемог от застарелой каменной болезни, так что не мог далее ехать. Здесь, по прошению, он был уволен от Тобольской епархии и около полутора лет, с разрешения Святейшего Синода, жил в Москве при Архангельском соборе, разумеется, с званием уже епископа, а не митрополита. В этот период времени, совершалась коронация Императрицы Елисаветы Петровны, возник вопрос об открытии новой епископской кафедры в С.-Петербурге, преосвященный же Никодим получил облегчение от болезни, и вот определением Святейшего Синода, 1-го сентября 1742 года, с утверждения новой Императрицы, его назначили С.-Петербургским епископом.

При преосвященном Никодиме, кроме обыкновенных путей, а именно: колонизации, которая при Елисавете Петровне была уже ограничиваема законами, и благословенного рождения детей, население и пределы епархии увеличились особыми способами.

В С.-Петербургской провинции с Ингерманландией население прибавлялось от множества пришлых людей, особенно рабочих, беспаспортных, беглых. Беглые и без паспортов укрывались в Ингерманландии, в С.-Петербурге и на казенных работах, которые в больших размерах производились в Кронштадте, на Большом Ладожском канале и по другим местам (Пост. Св. Зак. XI, 969). Правительство принимало разные меры для пресечения сего зла; например, были введены печатные паспорта (указ консист. 16-го марта 1744 г. № 556), постановлено высылать беспаспортных на родину на счет их укрывателей, также определять в казенные работы с платой одних кормовых денег (Пост. Св. Зак. XII, 33, № 8886). В сентябре 1744 года, в канцелярии получены из двух мест: от Святейшего Синода из Москвы восемьдесят и из С.-Петербургской синодальной конторы семьдесят указов о поимке и искоренении воров и разбойников, беглых солдат, драгун, матросов, рекрутов, беглых людей и крестьян. Указы эти по всей епархии читаны были в церквях по воскресным и праздничным дням после божественной литургии (Указы спб. дух. конс. 20 и 28 сент. 1744 г. №№ 2865 и 154). Мы не имеем данных, чтобы определить в какой степени бродячее население епархии сокращалось при действии сих мер, но знаем, что оно, по разным причинам, например, по нищете, по неимению близких людей на родине, не всегда уступало мерам правительства, и зло, как доказывают самые меры своею численностью, было очень велико, не в одной, впрочем, С.-Петербургской епархии, но и в других местах России.

В Финляндии же пределы епархии значительно увеличились в следствие завоеваний. До войны, которую начала Швеция без предварительных дипломатических переговоров, С.-Петербургской епархии принадлежала одна Выборгская провинция, которая обнимала незначительную часть Финляндии. Но после своего поражения, Швеция, по Абовскому договору 16 июня 1743 года (П. С. З. XI, 844–845), уступила России значительное пространство, границей которого поставлена река Кюмень. Тут были города: Фридрихсгам, Вильманстранд, Нейшлот с большими уездами и множеством погостов и деревень. Правительство, по именному указу 16 января 1744 года (П.С. 3. XII, 5 и 140), вместо бывшей провинции, учредило Выборгскую губернию, в состав которой вошли и две провинции; ново-завоеванная Каменогорская, составленная из городов: Вильманстранда, Фридрихсгама и Нейшлота; и Кексгольская с городом и уездом сего имени. Выборгским губернатором назначен и состоял князь Юрий Никитич Репнин. Святейший Синод всю вновь образованную губернию, по церковным делам, причислил к С.-Петербургской епархии, а преосвященный Никодим, по порядку, приписал ее к ведомству Выборгского заказа.

Подробная статистика Православных церквей, духовенства и прочего населения на это время показана нами прежде в истории православной церкви в пределах С.-Петербургской епархии. Вообще же, С.-Петербургская епархия в то время, по населению, не была обширна. Всего в ней было около 100 церквей; 13,000 домов, 127,163 человека православного населения и 945 человек духовенства обоего пола.

В церковно-административном отношении, С.-Петербургская епархия, при преосвященном Никодиме, как и прежде, разделялась на пять частей или округов.

Один округ находился в непосредственном ведении Консистории. В состав его входили: 1) С.-Петербург со всеми церквями придворными, приходскими, военными, городскими и уездными и 2) город Копорье с уездом, предыдущее время бывший под ведением Ямбургских духовных дел, а иногда имевший и своих заказчиков – из соборного духовенства.

В С.-Петербургском и Копорском уезде в непосредственном ведомстве консистории состояли следующие церкви: 1) Святых апостолов Петра и Павла при Сестрорецких заводах; 2) Святого Петра митрополита, за Красным кабачком; 3) Преподобного Сергия, Радонежского чудотворца, что на приморском месте Троицкого Сергиева монастыря; 4) Преображения Господня в Стрелиной мызе; 5) Святых апостолов Петра и Павла в селе Васильевском; 6) Знамения Пресвятой Богородицы в Петергофе; 7) Святого Великомученика Пантелеймона, что при Ораниенбауме; 8) Благовещения Пресвятой Богородицы в селе Ропше; 9) Живоначальной Троицы, в дворцовом селе Красном; 10) Святого Николая чудотворца в Сиворицкой мызе; 11) Воскресение Христово в Суйдовской мызе, 12) Знамение Пресвятой Богородицы в селе Царском; 13) Казанской Пресвятой Богородицы на Тоснинском Яму; 14) Святого Николая Чудотворца, при Ижорской пильной мельнице; 15) Святого Благоверного Великого князя Александра Невского при Ижорском Устье; 16) Покрова Пресвятой Богородицы в Рыбной слободе; 17) Преображения Господня при Невских кирпичных заводах; и 18) Святых Апостолов Петра и Павла в сел Колтушах.

Прочие Церкви расписаны были между четырьмя округами, находились под ведомством заказчиков, и чрез них уже имели отношения к Консистории. Заказов было четыре.

1) В Кронштадте, где заказчиком состоял Андреевского собора протопоп Борис Петров. В ведении его стоял один этот остров, но на нем находились теперь следующие постоянные и походные церкви: 1) Андреевский собор; 2) Богоявленская церковь; 3) Воскресенская – при Морском госпитали; 4) Владимирская в Кронштадтском гарнизонном полку; 5) Преображения на Толбухинском носу; 6) Покровская в Смоленском полку; 7) Походная при Кабардинском полку и 8) такая же – при Суздальском полку. Наименования двух последних церквей неизвестны.

2) В Ямбурге заказчиком был соборной церкви Архистратига Михаила священник Михаил Герасимов, а в заказе имелось только 6 церквей.

3) В Шлиссельбурге заказчиком состоял священник Иоанн Ануфриев, а в заказе его было всего 6 церквей.

Наконец, 4) в Выборге заказчиком был Рождественского собора протопоп Мокий Лаврентьев, а в заказе имелось четыре храма: 1)собор в Выборге; 2) церковь в селе Сретинском; 3) церковь в Мебелицком погосте и 4) в ново-завоеванном городе Фридрихсгаме.

В 1743 году, преосв. Никодим, по личному усмотрению и резолюции, данной 28 февраля, шлиссельбургского заказчика Иоанна Ануфриева за доброе житие и исправление духовных дел, произвел в протопресвитера, выставив причиной сего и то обстоятельство, что ему, самому епископу, повелено именоваться и Шлиссельбургским. Таким образом, Ануфриев был первым протопопом при Шлиссельбургском соборе. Епископ исходатайствовал, что и жалованье протопопу сему, денежное и ружное, положено было из казны против выборгского протопопа.

Заказы иначе называли себя техническим выражением, употреблявшимся со времени устройства их, духовными делами. Напр. Кронштадтский заказчик озаглавливал свои репорты так: «в домовую преосвященного Никодима, епископа С.-Петербургского и Шлиссельбургского канцелярию из Кронштадта от духовных дел». Под репортом подписывался: протопоп Борис Петров. Из Выборга же репорты подписывались так: «Выборгской заказчик протопоп Мокий Лаврентьев». Между тем, канцелярия указы свои адресовала на одно имя заказчика таким образом: «Указ Ее Императорского Величества Самодержицы Всероссийские, из домовой преосвященного Никодима, епископа С.-Петербургского и ІІІлиссельбургского канцелярии в Ямбург заказчику, соборная церковь Святого Архистратига Михаила, протопопу Михаилу Иванову». Из чего следует, что заказы в С.-Петербургской епархии управлялись только одним лицом, и не были, как в Москве, учреждениями коллегиальными.

Для письмоводства к заказчикам определяла консистория способных причетников. В Кронштадте у протопопа Бориса Петрова письмоводителем состоял Андреевского собора дьячок Алексей Васильев. В указе об определении, ему прописано: письменную работу исправлять в свободные времена, пребывая у протопопа во всяком благом послушании, и в не принадлежащие до его должности дела, не вступать, никаких противных поступков и действ не чинить, под опасением подлежащего штрафования (дело 23 авг. 1742 г. № 2285).

Но при заказчике, во всяком городе, определялся из отставных солдат караульный, который исправлял также должность рассыльного, без жалованья, довольствуясь подаянием, которое получал на своем посту от священно-церковнослужителей. Для примера приведем здесь один случай: 10 сентября 1743 года при указе под № 11,280 прислан был из военной Коллегии в домовую Его Преосвященства канцелярию отставной солдат Иван Стретковский, по его челобитью, для караулов и рассылок. Ранее же сего, он служил в Ямбурге на стеклянных заводах, где у него свело пальцы на правой руке, и он потерял способность владеть этой рукой. Канцелярия Его Преосвященства приняла Стретковского, но сверх комплекта, так как праздного солдатского места при канцелярии не имелось. Тогда Иван Стретковский подал в домовую канцелярию доношение, в котором просил, чтоб его определили к Ямбургским духовным делам для караула и рассылок, обязываясь пропитание иметь у тех духовных дел. А именно в Ямбург солдат просился потому, что там у него был дом, жена и дети. Канцелярия определила его на это место, дала от себя паспорт для проезду и отправила при указе к заказчику Михаилу Герасимову, который рапортовал о получении указа и о приходе Стретковского, подписавшись под репортом в домовую Его Преосвященства канцелярию, как и всегда он подписывался, таким образом: Вашего Преосвященства нижайший богомолец Ямбургского Архангельского собора протопоп Михаил Герасимов.

По определению Св. Синода 26 июня 1741 года, в г. С.-Петербурге, в первый раз, назначены были благочинные. Их было четыре: 1) на адмиралтейской стороне Семеновской церкви – священник Иоанн Абрамов, а после него – Андрей Барановский; 2) на Петербургском острове Матфиевской церкви – священник Михаил Лукин; 3) на Васильевском острове Андреевского собора протопоп, Яков Тиханов; 4) на адмиралтейской стороне звание благочинного имел еще Игнатий Васильев, священник Сергиевской церкви, что при артиллерийских слободах. По С.-Петербургскому же уезду и в четырех заказах благочинных не было.

По указу Св. Синода от 4 ноября 1743 года под № 2622 устроено отдельное благочиние в кадетском корпусе на Васильевском острове. При Воскресенской церкви корпуса состояли: иеромонах Гавриил Краснопольский, иеродиакон Иоасаф Руденский, священник Алексей Афанасьев, вероятно, для мирских треб, и причетники. Означенным указом поручено, Гавриилу и прочим по нем будущим иеромонахам состоять благочинными над церковью и обретающимися при ней священно-церковнослужителями.

Святейшим Синодом возложено было еще в 1735 году на бывшее Духовное правление составить особую инструкцию благочинным на основании церковно-канонических правил и указов (см. нашу «Историю» 210–211), но инструкции еще не было. Из свода же различных указов Святейшего Синода за сие время мы можем вывести довольно точный и обстоятельный кодекс благочиннических обязанностей, как на них тогда смотрели. А именно:

1) Благочинные должны быть только в С.-Петербурге, по одному на каждом из его островов, т. е. на Адмиралтейском, Васильевском, Петербургском и Выборгском.

2) Они назначались в помощь консистории потому, что сама консистория не могла усмотреть везде, за всеми и за всем.

3) Благочинные должны быть из священников – люди доброжительные, неподозрительные и могущие (т. е. способные) то смотрение благочиния понести.

4) Они обязывались смотреть, чтобы при всех церквях священно-служение отправляемо было в надлежащее время, без упущения, и с достодолжным благоговением.

5) Чтобы священники, всяким приличным образом поучали прихожан своих страху Божьему и вообще благочестивому христианскому жительству, а прихожане исполняли бы правила Церкви об исповеди и касательно святого причащения.

6) Чтобы все священно-церковно-служители содержали себя, по долгу своего звания, трезвенно, благо честно и без зазорно, между собою жили согласно, не обижали друг друга в доходах, и неприличных званию своему действ и поступков, ни под каким видом, чинить не дерзали.

7) В отношении к народу, благого-чинным поставлялось также в строгую обязанность заботиться о пресечении в нем суеверий.

8) Наконец, благочинные неотложно были обязаны ежемесячно подавать в консисторию репорты по предметам своей должности.

Таковы были первые правила, предписываемые в то время благочинным, но и от заказчиков также требовалось исполнение их. По последнему пункту, благочинные ежемесячно особыми репортами доносили консистории о благо-поведении духовенства. Большая часть репортов сих имела следующее однообразное содержание: «В ведомстве моем от прошлого 1-го апреля сего 1712 г. мая по 1-е число все суть благополучно, и ни каковых не благообразий не находится, и ни от кого мне объявлено не было». Встретились два случая несогласия между членами причта и неправильного деления доходов при Успенском соборе на Петербургском острове, неважные по существу своему и не имевшие никаких последствий. (Дело 26-го июня 1741 г. № 2142 на 218 листах). Вообще же, смотрение благочинных на практике, как видно по их донесениям, было ограниченнее инструкции: ибо они обращали внимание исключительно на внешнее благо-поведение подчиненного духовенства, и то – со стороны чисто отрицательной, напр., чтобы не было пьянства, ссор, драк, обид и т. п. А как члены причтов жили, как они исполняли обязанности своего звания, эта сторона не принималась благочинными в соображение. На приходских же людей своего округа благочинные совсем не имели никакого влияния, но, по должности своей, пользовались преимущественным уважением и от духовенства, и от прихожан.

Таков был церковный строй первоначальной С.-Петербургской епархии. Над приходами смотрели заказчики, а в С.-Петербурге благочинные. Административным и судным местом для всей епархии была консистория. Во главе же и на страже паствы стоял преосвященный епископ Никодим.

Процедура делопроизводства в первоначальной консистории совершалась следующим порядком. Бумаги из разных мест поступали или на имя епископа, или в консисторию. При сем, титул епископа прописывался так: «Великому господину, Преосвященному Никодиму, епископу С.-Петербургскому и Шлиссельбургскому, и архимандриту Невского монастыря».

Если челобитье исходило от частного лица, а не от присутственного места или должностных персон, то сущность дела в нем, по указам Петра I и Императрицы Анны, излагалась по пунктам, с употреблением столь известного выражения: »А о чем (доношу или прошу), тому следуют пункты».

На бумагах к Его Преосвященству, епископ Никодим всегда делал помету о времени их поступления, а иногда полагал резолюцию, если бумага не требовала производства. Такого рода бумаги сходили в консисторию для распоряжения и исполнения.

Если же бумага поступала в консисторию, то секретарь, прежде всего, докладывал ее лично и словесно Его Преосвященству и по распоряжению его означал время поступления бумаги, также о том, что она докладывана епископу, и затем прописывал на самой бумаге первую резолюцию, которой определялось дальнейшее движение дела. Сия резолюция, если дело было простое и из обыкновенных, часто писалась рукой канцеляриста, но и в сем случае – ее подписывали судья консистории, секретарь и один из канцеляристов.

Если поступившая бумага исходила от лица Святейшего Синода, то, прежде всякого другого исполнения, консистория, за подписом Его Преосвященства рапортовала Святейшему Синоду о получении его указа. Так заведено было издавна, еще при существовании тиунской избы. Указы же Святейшего Синода всегда и адресованы были не иначе как на имя Его Преосвященства. Всякие другие дела или донесения, входившие в Святейший Синод, также подписывались одним епископом. Но в контору или канцелярию Святейшего Синода все исходящие бумаги подписывали судья, секретарь и канцелярист.

По поступавшим бумагам в консистории составлялся протокол, в котором излагалась суть дела, приводились справки, указывались подходящие правила из законов церкви и государства и составлялось, по докладу Его Преосвященству, определение. Дела же судного характера производились следственным порядком через спрос заинтересованных сторон и свидетелей. Предварительное исследование иногда производили и заказчики, но, чаще всего, сама консистория, члены которой тогда и назывались судьями. Во всяком случае, консистория полагала свое определение после доклада Его Преосвященству и не иначе, как хотя бы только в принципе, по приказу епископа.

А потому, указы того времени имели следующую форму, отличную от настоящей: консистория докладывала Его Преосвященству о таком-то деле, и Его Преосвященство приказал то и то, о чем посылается от консистории сей указ. Но эта форма встречается только в первых указах по открытии епископской кафедры. А потом указы писались по следующему порядку: «Указ Ее Императорского Величества, Самодержицы Всероссийской из домовой преосвященного Никодима, епископа С.-Петербургского и шлиссельбургского канцелярии в Шлиссельбург заказчику, соборные церкви Благовещение Пресвятой Богородицы, протопопу Иоанну Ануфриеву». Далее излагалось буквально, а иногда и в сокращении, содержание указа. В заключении прописывалось определение епархиальной власти таким образом: «Того ради по Ее Императорского Величества указу и по приказу Его Преосвященства, по определению же домовой Его Преосвященства канцелярии велено к тебе для непременного исполнения и в заказе твоем по церквям священнослужителям объявления послать указ и заказчику протопопу Ануфриеву чинить о том по сему Ее Императорского Величества указу, и о получении рапортовать неотложно». Эта форма продолжала существовать и после переименования домовой канцелярии в консисторию.

Из сего видно, что право решения дел тогда безраздельно сосредоточивалось в епископе, консистория же определяла и приводила в исполнение лишь то, что и как было приказано Его Преосвященством. А потому консистория, по всей справедливости, называлась тогда консисторией Его Преосвященства, епископа С.-Петербургского и Шлиссельбургского и архимандрита Невского монастыря. Встречаются даже указы, например, касательно определения на места священников, освящения церквей, которые подписывались собственноручно преосвященным. Один экземпляр таких указов посылался куда следует, а другой оставался в копии при делах. Вообще же, бумаги, исходящие в присутственные места или равные консистории, или ниже ее, подписывались одним из судей консистории, секретарем и канцелярским служителем, а извещения о каких-либо распоряжениях по епархии ограничивались подписью одной канцелярии.

По заключении дела, указы посылались в пяти экземплярах: один священно-церковнослужителям непосредственного ведомства консистории, т. е в С.-Петербург и по его уезду. А четыре к заказчикам. На первом указе консисторией обозначены были все церкви. Сторож консистории разносил его, причты читали и расписывались, каждый на том месте, где показана его церковь. А затем указ этот возвращался в его прилагали к делу. К заказчикам же указы посылались и почтой, а с посылками, напр., богослужебных книг, через рассыльных консистории. Заказчики, объявив указ подведомым причтам, через своих сторожей, отобрав подписи, и вообще приведши содержание их в исполнение, указ оставляли у себя при духовных делах, а о получении и исполнении доносили консистории, с прописанием обстоятельств, если это нужно было по существу дела.