Источник

III. УСЛОВИЯ УМНОГО ДЕЛАНИЯ В АСКЕТИЧЕСКИХ ВОЗЗРЕНИЯХ свт. ИГНАТИЯ.

Данный раздел посвящен описанию тех факторов духовной жизни, без которых не мыслимо правильное прохождение умного делания. Желающий приступить к этому глубинному, тончайшему деланию души должен знать, при каких лишь условиях его путь достигнет цели, а делание увенчается плодом.

В аскетическом учении свт. Игнатия в качестве условий умного делания ясно выделяются такие аспекты, как участие в благодатной жизни Церкви, устроение своей жизни в соответствии со святоотеческим преданием, жизнь по духовному руководству, при этом Святитель различает руководство старца, жизнь по совету духовно преуспевших братий и руководство святоотеческими писаниями (нами приводится и личный опыт Святителя в поиске духовного наставника). Условиями также являются исполнение евангельских заповедей, искоренение страстей, терпение скорбей и искушений, а также хранение себя в безмолвии.

Условия умного делания подобны прекрасно созданной оранжерее, лишь в определенной среде которой произрастают прекрасные цветы. Условия умного делания задают всему деланию правильное направление, охраняют делателя от преткновений, ведут по пути постепенного усвоения всех правил душевного подвига. Лишь при этих условиях возможно приступить к умному деланию, и делатель должен постоянно проверять самого себя, насколько он этим условиям следует.

1. УЧАСТИЕ В БЛАГОДАТНОЙ ЖИЗНИ ЦЕРКВИ.

Прохождение умного делания не мыслимо без участия в благодатной жизни Церкви. Умное делание возводит человека к приобщению Христу, а Церковь есть Тело Христово, и участвующий в церковной благодатной жизни как раз приобщается Христу. «В храме мы и молимся, и назидаемся, и очищаемся от грехов, и сообщаемся с Богом»96, – говорит свт. Игнатий. В храме совершается молитвенное восхождение к Богу, а молитва являет основной вид умного делания. Умное делание имеет ближайшее отношение к качеству молитвы, которою мы молимся во время храмового богослужения, и поэтому приступающий к умному деланию должен обязательно посещать церковные службы.

Свт. Игнатий обращает внимание на то, что «для новоначального неполезно совершение молитв наедине; посему церковный Устав, воспрещая самовольное моление, завещавает, чтоб все живущие в монастыре приносили молитвы Богу вместе, в церкви Божией, за исключением больных, удерживаемых в келлии болезнию, и старцев, созревших для уединенной келейной молитвы»97. Церковная служба есть и приготовление к умному деланию, и вспомоществование ему, и дух, воспринятый из молитв и песнопений богослужения, должен быть храним и поддерживаем посредством умного делания. «Великая милость Божия к человеку, – говорит свт. Игнатий, – учреждение общественных молитвословий в святых Божиих храмах. Эти молитвословия установлены Апостолами, их святыми учениками и святыми Отцами первых веков христианства по откровению Свыше. В этих молитвословиях каждый христианин может принимать участие, и неграмотный усваивает себе познания, красноречие, поэзию духовных, святых витий и книжников христианства. При этих молитвословиях желающий может весьма удобно обучиться умственной молитве: количество молитвы приводит к качеству, сказали Отцы, и потому продолжительные монастырские молитвословия очень способствуют подвижнику перейти от устной молитвы к умственной и сердечной»98. Богослужение сообщает христианину сам дух молитвенности, побуждает его к непрестанному возношению ума и сердца к Богу. Польза душе от продолжительных богослужений состоит в том, что они приносят «особенную легкость, свежесть, чистоту ума, способность к богомыслию»99. Частое участие в бдениях рождает живое ощущение вечности, смерти и Страшного Суда, приобщает чувству страха Божия. Посещение храма уже здесь соделывает христианина причастником Неба, Рая, спасения, в чем заключается цель умного делания. «Кто во время земной жизни, – говорит Владыка, – будет по возможности часто посещать храм Божий, как бы жить в нем, тот, разлучившись с телом, весьма удобно перейдет для вечного празднования в небесный, нерукотворенный храм, которого зиждитель – Бог»100.

Еще более способствует умному деланию, при участии в богослужениях, участие и в святых Таинствах, в которых всем существом нашим усваивается благодать Святого Духа. Особое внимание должно быть уделяемо таинствам Исповеди и Причащения, как действенно влияющим в непрестанной внутренней жизни на возможность нашего Богообщения. «Для поддержания немощи нашей, – пишет свт. Игнатий, – для врачевания язв греховных, получаемых нами после крещения, для поддержания святыни, которою запечатлены мы святым Крещением, в целости, Бог даровал нам таинство Исповеди. Этим таинством возобновляется и восстановляется состояние, доставляемое святым Крещением. К таинству Исповеди должно прибегать по возможности часто: душа того человека, который имеет обычай часто исповедывать свои согрешения, удерживается от согрешений воспоминанием о предстоящей исповеди; напротив того, не исповедуемые согрешения удобно повторяются, как бы совершенные в потемках или ночью»101. Исповедь и врачует греховные раны души и предохраняет от впадения в грехи новые. Причащение же святых Таин Христовых подает еще более духовных благ душе. «Богочеловек, – учит Святитель, – родив нас во спасение святым Крещением, вводит нас в теснейшее общение с Собою другим великим, непостижимым таинством, таинством Евхаристии, при посредстве которого мы соединяем и смешиваем наши тело и кровь с Телом и Кровию Богочеловека»102. «Блаженнейшее соединение доставляется, когда с чистою совестью, очищаемою удалением от всякого греха, точным исполнением евангельских заповедей, христианин приобщается святейшего тела Христова и святейшей Его крови, а вместе и соединенного с ними Божества Его»103. Святое Причастие вводит в душу, достойно причастившуюся, чудный мир, тишину, оно унимает действие плоти и крови104, действие страстей. Оно одухотворяет человека, воодушевляет его к хранению принятой Святыни, к постоянному блюдению своих ума и сердца, к осознанию своего недостоинства и благодарению Бога. Достойное Причащение святых Таин Христовых есть и плод умного делания, и цель его, оно же есть и укрепление умного делания, поскольку человек здесь всем своим существом приобщается Христу. «Богочеловек посредством этого таинства совершенно отторгнул нас от сродства с ветхим Адамом, и ввел в теснейшее сродство, в единение с Собою. Как не спастись тем, которые с Богочеловеком составляют едино?»105.

Способствует умному деланию и постоянное совершение келейного правила. Об этом так говорит свт. Игнатий: «Душа, начинающая путь Божий, погружена в глубокое неведение всего Божественного и духовного, хотя б она была и богата мудростию мира сего. По причине этого неведения она не знает, как и сколько должно ей молиться. Для вспомоществования младенчествующей душе, святая Церковь установила молитвенные правила. Молитвенное правило есть собрание нескольких молитв, сочиненных боговдохновенными святыми Отцами, приспособленное к известному обстоятельству и времени. Цель правила – доставить душе недостающее ей количество молитвенных мыслей и чувств, притом мыслей и чувств правильных, святых, точно – богоугодных. Такими мыслями и чувствованиями наполнены благодатные молитвы святых Отцов»106. В правило входят ежедневные утренние и вечерние молитвы, каноны, акафисты, причем свт. Игнатий указывает на акафист Иисусу Сладчайшему, как на превосходное приготовление к занятию молитвой Иисусовой: «Акафист показывает, какими мыслями может быть сопровождаема молитва Иисусова, представляющаяся для новоначальных крайне сухою. Он, на всем пространстве своем, изображает одно прошение грешника о помиловании Господом Иисусом Христом; но этому прошению даны разнообразные формы, сообразно младенчественности ума новоначальных»107. Для новоначальных свт. Игнатий советует более читать акафисты и каноны, а Псалтирь уже по некотором преуспеянии108. В правило могут входить и поклоны с молитвой Иисусовой, а также соединяемое с молитвой чтение Нового Завета, у иноков же каждодневное молитвенное правило более полно и продолжительно, чем у мирян109. Необходимо, чтобы избранное правило было сообразно нашим душевным и телесным силам, тогда лишь оно будет духовно согревать нас. «Не человек для правила, а правило для человека»110, – часто напоминает Владыка; именно посильное правило легко обращается в навык и совершается постоянно, в чем залог душевного преуспеяния. Свт. Игнатий обращает внимание на то, что даже великие святые Отцы, достигшие непрестанной молитвы, не оставляли правила своего, такова была польза для их душевного делания от ежедневного молитвенного правила, обратившегося в навык, – будет польза и нам: «Стяжавший этот блаженный навык, едва приближается к обычному месту совершения правил, как душа его уже наполняется молитвенным настроением: он не успел еще произнести ни одного слова из читаемых им молитв, а уже из сердца преливается умиление, и ум углубился весь во внутреннюю клеть»111.

2. УСТРОЕНИЕ ЖИЗНИ В СООТВЕТСТВИИ СО СВЯТООТЕЧЕСКИМ ПРЕДАНИЕМ.

Духовные ориентиры свт. Игнатия достаточно определенны, достаточно четко выражены. Осуществленное в личном опыте умное делание Святитель предлагал и в руководство другим. Осуществленное и предлагаемое Святитель воспринял из той духовной сокровищницы, к которой призывал и каждого приступающего к умному деланию: «Учение святых Отцов Восточной Церкви – верно: оно – учение Святого Духа. Умоляю Вас, держитесь этого учения! Оно будет руководить Вас к блаженной вечности… Один путь святой истины ведет во спасение; прочие пути все ведут в погибель. Многие трудятся, многие страдают, многие подвизаются, спасены будут только «подвизающиеся законно». Истинный законный подвиг во Христе Иисусе и Святом Духе, в ограде Восточной Церкви»112. Для свт. Игнатия пребывание в Истине, во Святом Духе и пребывание в нравственном предании Православной Восточной Церкви представляет одно целое. Желающий через умное делание стяжать Духа Святого необходимо должен руководствоваться лишь наставлениями святых Восточной Церкви. Подвижники Восточной Церкви правильно вникли в Евангелие, обрели глубочайшее смирение, стяжали рассуждение и мудрость духовную, в их учении нет прелести, в них «дышет благоухание Святого Духа»113.

Такие характеристики делает свт. Игнатий, вникая в духовный образ православного, протестанта и католика: «Как превосходен характер сына Восточной Церкви! Как он прост, величествен и свят! Протестант холодно – умен; Римлянин – восторжен, увлекает, уносится; сын Восточной Церкви проникнут святою истиною и кротким миром. Первые два характера – земные; последний низшел с неба, и предстоит нашим взорам в Евангелии. Этот характер воспитывается в православном христианине чтением Священного Писания и творений святых Отцов; христианин, напитываясь этим чтением, соделывается наперсником Истины и причастником подаемого Ею Святого Духа»114. Раз святые отцы достигли спасения, то, усвоив их мысли, усвоив их дух, достигнем спасения и мы. Их учения здраво, и непогрешительное прохождение умного делания возможно лишь в русле их учения.

Характеристика аскетических наставников Западных у свт. Игнатия всегда резкая: «Всякому, не принадлежащему Восточной Церкви, единой святой, писавшему о Христе, о христианской вере и нравственности, принадлежит имя лжеучителя»115. «Лжи соприсутствует и содействует дух диавола, который – ложь и отец лжи. Читающий книги лжеучителей приобщается непременно лукавому, темному духу лжи»116. Резкость основана на видении прелестности, отсутствия духовного разума в наставлениях западных авторов. Западные подвижники искали мечтательных восторгов, тончайших наслаждений своих чувств в мнимом ощущении любви к Богу, они забывали простоту, тишину, смирение, покаяние, без которых немыслимо умное делание. «Оживить чувства, кровь и воображение старались западные; в этом успевали скоро, скоро достигали состояния прелести и исступления, которое ими названо святостью. В этой стране все их видения. Читающий их, непременно заражается духом прелести, любодействует в отношении к Святой Истине – Христу»117. Свт. Игнатий выступал против чтения «Подражания» Фомы Кемпийского, столь распространенного и излюбленного в дворянской прослойке общества, также против следования наставлениям Терезы, Франциска Ассизского, Игнатия Лойолы, всех латинских авторов118. Не советовал читать «Брань духовную», эту латинскую версию «Невидимой брани», шедшую от театинского монаха Лаврентия Скуполи и существенно отличавшуюся от редакции свт. Феофана, а также советовал охраняться от переводов с новейших языков – «они едва ли не все написаны духом лестным»119. Свт. Игнатий указывает даже примерное время, с которого уклонились западные подвижники в аскетику прелестную – это как раз время окончательного разрыва Восточной Церкви с Римом в 11 в. Так, замечает Святитель, если прп. Бенедикт Нурсийский († 543), свт. Григорий Двоеслов († 604) еще в согласии с восточной аскезой, то Бернард Клервосский (11 в.) уже совсем другого духа, «позднейшие уклонились еще более»120.

Осторожно относился свт. Игнатий ко всем сочинениям на духовные темы светских авторов, подразумевая под светским «не того, кто одет во фрак, но кто водится мудрованием и духом мира», кто пишет не будучи просвещен Святым Духом121. К таковым сочинениям он относит оду «Бог», все переложения с псалмов, начиная с переложений Симеона Полоцкого, переложения из Иова Ломоносова, все поэтические сочинения, заимствованные из Священного Писания и Религии, написанные светскими авторами122. К таковым сочинениям он отнес, в частности, и «Выбранные места из переписки с друзьями» Н. В. Гоголя, в которых по свидетельству Владыки, присутствует «и свет, и тьма»123. Здесь выражена та мысль Святителя, что светским лучше и писать о светском, они не компетентны в духовном, в том, что выше их душевного уровня124.

Итак, обращается к каждому начинающему умное делание свт. Игнатий: «Желающий приступить к Богу, и усвоиться Ему постоянным пребыванием в молитве, осмотрись! Исследуй тщательно твой образ мыслей: не заражен ли ты каким-либо лжеучением? В точности ли и без исключений последуешь учению Восточной Церкви, единой истинной, святой, апостольской? »125.

3. ЖИЗНЬ ПО ДУХОВНОМУ РУКОВОДСТВУ

а. РУКОВОДСТВО СТАРЦА.

Залог успеха всякого дела, к которому приступает человек, – правильное ему обучение. В любой стороне человеческой жизни для обретения опыта необходимо руководство. Никакая наука не может существовать без приобщения к опыту более совершенных. И если для избежания пагубных ошибок руководство необходимо в делах земных, тем более, оно необходимо в умном делании – в этой, по свт. Игнатию, «науке из наук, Божественной науке»126. Свт. Игнатий в своих творениях неоднократно обращает внимание на то, что умное делание должно быть совершаемо правильно. Для правильного прохождения умного делания необходимо правильное ему обучение, а для этого – правильное руководство. Вместе с тем, вся эта тема в творениях свт. Игнатия насквозь пропитана его сердечной болью.

Первое, что нужно сказать по этому поводу, есть то, что свт. Игнатий всею душой стоял за необходимость в умном делании живого наставника, который бы безбедственно провел наставляемого чрез все невидимые для внешнего взора стремнины внутреннего, душевного делания. Пользу, необходимость для умного делания духовного руководства Святитель описывает так: «Ежедневное исповедание духовному отцу или старцу своих помыслов, отречение от деятельности по своему разуму и по своей воле начнет в непродолжительном времени действовать против рассеянности, уничтожать ее, удерживать ум в словах молитвы. Смирение пред старцем и пред всеми братиями немедленно начнет приводить сердце в умиление и содержать в умилении. Напротив того, от деятельности по своей воле и по своему разуму немедленно явится попечительность о себе, предстанут уму различные соображения, предположения, опасения, мечты, уничтожат внимательную молитву»127. Пребывание под руководством духовного наставника, по свт. Игнатию, всецело связано с добродетелями послушания и смирения, которые – «единственно прочное основание молитвенного подвига»128. И именно послушание и смирение, выражающиеся в полном доверии духовному руководителю, усваивают душе послушника предлагаемое ему духовное наставление. Такое послушание с отсечением своих воли и разума рождает зрение греха своего, оно откроет духовному взору послушника его внутренний плен, покажет падшесть естества его, так как дьявол, по зависти, не замедляет приступать к истинному послушнику с греховными мечтаниями, помышлениями, ощущениями129. Но продолжающийся подвиг послушания старцу, духовному наставнику ниспровергает все козни падших ангелов, возводит послушника в истинное смирение, в духовный разум130. Принцип этого заключается в том, что, так как «сила и жизнь всех страстей человека сосредоточены в его испорченной воле», то «послушание, связывая и убивая волю, связывает и убивает совокупно все страсти»131. Так, свт. Игнатий всегда осознавал крайнюю необходимость послушания старцу, духовного руководства наставника в прохождении умного делания: «Состоящие под руководством старца не должны выходить из его системы наставления»132.

Однако свт. Игнатий видел и реальную действительность, видел реальное оскудение духовных сил даже среди православных подвижников. Как на редчайшее исключение он указывал на прп. Серафима Саровского, прп. Георгия Затворника, мон. Никандра Бабаевского и монаха Игнатия Никифоровского, достигших, по словам Владыки, в умном делании духовного уровня, сподобившихся осенения и просвещения Божественной благодатью, способных старчествовать, руководить других133. Указывал также Святитель на прп. старца Паисия, которому ученики могли небоязненно оказывать безусловное послушание134. Общее же положение и духовной жизни, и духовного руководства остается крайне печальным. «Напрасно Ваше желание, – пишет свт. Игнатий, – находиться в полном послушании у опытного наставника. Этот подвиг не дан нашему времени. Его нет не только посреди мира христианского, нет даже в монастырях»135. «Не утомляй себя напрасно исканием наставников: наше время богатое лжеучителями, крайне скудно в наставниках духовных»136. Такое суждение связано с тем правилом духовной жизни, что наставник умного делания должен не только достичь начитанности в святых отцах и существенного преуспеяния в своем личном делании, но и стяжать особое помазание Духа Святого для руководства во внутреннем делании других, то есть наставник должен быть Боговдохновенным137. «Падшая и растленная воля человека, – пишет Святитель, – заключает в себе стремление ко всем страстям. Очевидно, что умерщвление падшей воли (имеется в виду воля ищущего духовного руководства – В. Д.), совершаемое так величественно и победоносно волею Духа Божия, не может совершаться падшею волею наставника, когда сам наставник еще порабощен страстям»138. «Умерщвление разума и воли не может быть совершаемо человеком душевным, хотя бы и добрым и благочестивым. Для этого необходим духоносный отец: только пред духоносцем может быть явна душа ученика; только он может усмотреть, откуда и куда направляются душевные движения наставляемого им. Ученик для чистоты своей совести должен с точностию и подробностию исповедывать свои помышления; но наставник не должен руководствоваться этою исповедью в суждении о душевном состоянии ученика; он должен духовным ощущением проникать, измерять его, и поведать ему незримое им состояние души его»139. В том-то и заключается суть старчества, духовного руководства, что оно зиждется не только и не столько на собственной духовной опытности, из которой предлагается наставление, сколько на проникновении духовным оком внутрь души наставляемого. «Крайне трудно найти советника, который бы, так сказать, измерил и взвесил душу, с ним советующуюся, из нее, из ее достояния, преподал бы ей совет. Ныне советники и руководители больше преподают совет из себя и из книги. А первого совет, тот-то особенно полезен и действителен; он близок к душе ищущей приютиться под сению совета, – своего ей; это она чувствует. Св. Исаак сказал: «ничего нет каждому полезнее, как совет свой». И совет чуждый, хотя по-видимому состоящий из благих и разумных слов, приносит душе лишь мучение, расстройство. Она чувствует его несообразность, чувствует, что он чужд ей»140. Истинный старец сам раскроет душу наставляемого, он не нанесет ей раны, его руководство не подавит в ней живых чувств, сердце наставляемого ощутит близость предлагаемого наставления, ощутит легкость, свободу, радость, которые приносит старец находящейся в беде душе, она со всей силой доверия откроется старцу, потому что он принес ей «свой совет» – родной, оживляющий, близкий ей. И поэтому в древности «не седины, не количество лет, не земная ученость, но причастие Святому Духу возводило на степень наставника; и привлекало слышателей слово к говорящему Слово Божие, а не свое, человеческое слово»141.

Но все с большим удалением от времен древних, все с большим оскудением духовных сил, оскудением живой веры, иссякают и силы духовного руководства, увеличивается «глад Слова Божия»142. Интересно заметить, что оскудение духовного руководства и оскудение умного делания свт. Игнатий характеризует как одно явление, и он находит свидетельства более ранних святых отцов, указывающих на постепенное развитие этого явления. Так, прп. Симеон Новый Богослов, живший в 10в. призывает изучать Божественное Писание и писания святых отцов, дабы по ним сверять учение и поведение своего духовного руководителя, в связи с появлением многих обманщиков и лжеучителей, и он же свидетельствует, что внимательной молитвой занимаются очень немногие. Прп. Григорий Синаит, прибывший на Афон в 14-м в., нашел, что жившие там монахи уже не имеют никакого понятия о умной молитве, их некому было учить ей, и прп. Григорий возродил на Святой Горе традицию умного делания. Но в 15 в. посетивший Афон прп. Нил Сорский вновь констатирует крайнее оскудение истинных наставников. Прп. Паисий Величковский, живший в 18-м в. и сменивший многие монастыри Украины, Молдавии и Афона, замечает, что пришедшие в старость иноки не знали не только об умной молитве, но и даже имен святых Писателей, учивших этой молитве143. О самом прп. Паисие свт. Игнатий замечает, что, занявшись умным деланием и много в нем преуспев, прп. Паисий достиг благодатных даров, среди которых особенно выделился дар духовного руководства ближних144. Духовное руководство может осуществлять лишь человек, стяжавший духовный разум, в который вводит лишь духовное делание, это осененное Божественной благодатью душевное, умное делание. С оставлением этого делания закрывается вход в духовный разум, лишь при котором одном возможно руководить душой человеческой.

Но «опасен недостаточный наставник при обучении новоначального благим нравам и первым правилам монашеского жительства: тем опаснее он для дерзающего слышать учение о великом таинстве умной молитвы, ведущей христианина к сокровенному, вместе существенному и вполне ощутимому соединению с Богом»145. В умном делании крайне необходим наставник, руководитель, тот, кто опытно прошел все ступени умной молитвы, кто знает, как преодолеть все незримые препятствия, но если он еще сам не достиг цели пути, если он еще сам блуждает, то не сможет полноценно вести к цели другого. Суждение свт. Игнатия о дерзающем принять на себя обязанность духовного наставника достаточно строго, оно исполнено глубочайшей сердечной скорби и вместе праведного гнева на мнящего о себе, как о Богодухновенном старце: «Старцы, которые принимают на себя роль древних святых Старцев, не имея их духовных дарований, да ведают, что самое их намерение, самые мысли и понятия их о великом иноческом делании – послушании суть ложные, что самый их образ мыслей, их разум, их знание суть самообольщение и бесовская прелесть, которая не может не дать соответствующего себе плода в наставляемом ими. Их неправильное и недостаточное настроение только в течении некоторого времени может оставаться незаметным руководимому ими неопытному новоначальному, если этот новоначальный сколько-нибудь умен и занимается святым чтением с прямым намерением спасения. В свое время оно должно непременно раскрыться и послужить поводом к неприятнейшей разлуке, к неприятнейшим отношениям старца с учеником, к душевному расстройству того и другого. Страшное дело – принять, по самомнению и самовольно, на себя обязанности, которые можно исполнять только по велению Святого Духа и действием Духа; страшное дело – представлять себя сосудом Святого Духа, между тем как общение с сатаною еще не расторгнуто, и сосуд не престает оскверняться действием сатаны! Ужасно такое лицемерство и лицедейство! Гибельно оно для себя и для ближнего, преступно пред Богом, богохульно»146. Святитель критикует желание некоторых привести в пример прпп. Захарию и Акакия, находившихся в повиновении у старцев неискусных, не достигших совершенства, даже страдающих нравственными недугами. Святитель утверждает, что оба святых, хотя и до конца находились в наружном послушании у недостаточных старцев, но «руководствовались советами Духоносных Отцов, также назидательнейшими примерами, которые были во множестве пред очами их… Эти случаи – вне общаго порядка и правила»147.

Святитель критикует принцип: вера послушника заменяет недостаточность старца, – он возражает: «Вера в истину спасает, вера в ложь и в бесовскую прелесть губит»148. Опасность беспрекословного послушания недостаточному старцу состоит не только в том, что он не всегда рассмотрит тончайшего пагубного увлечения послушника, но в том, что при отсутствии духовного разума, наставник не сможет дать правильное направление отношению послушника лично к нему. «Иноческое послушание, – пишет свт. Игнатий, – процветало при обилии духовных наставников. С оскудением наставников оскудел и великий подвиг послушания, скоро приводивший подвижников к святости: вера, составлявшая сущность этого подвига, требует, чтобы предмет ее был истинный и духовный: тогда она приводит к Богу. Вера в человека приводит к исступленному фанатизму»149. «Истинное послушание – послушание Богу, единому Богу. Тот, кто не может один, сам собою, подчиниться этому послушанию, берет себе в помощники человека, которому послушание Богу более знакомо... Если же руководитель начнет искать послушание себе, а не Богу, – не достоин он быть руководителем ближнего! – Он не слуга Божий! – Слуга диавола, его орудие, есть сеть!»150. Исполнение личной воли недостаточного наставника, следование его личному мнению о духовной жизни ставит ищущего спасения в незримую для внешнего взора зависимость от наставника, подчиняет личности наставника, якобы самодостаточной для спасения наставляемого. Такое послушание налагает на душу наставляемого внутренние узы, оковы, которые, не исправляя греховной воли, подчиняют жизнь послушника образу мыслей и действий наставника, без видения руководителем промысла Божия о наставляемом, без духовного ощущения, что нужно лично для души послушника, именно для этой единственной души. Здесь действия наставника – из уровня своей душевности, по своему мнению и взгляду на послушника, без видения воли Божией о нем, что возможно лишь по достижении наставником значительного преуспеяния, просвещения от Духа Святого. Так свт. Игнатий разрешает эту проблему: «Всякий духовный наставник должен быть только слугою Жениха небесного, должен приводить души к Нему, а не к себе, должен возвещать им о бесконечной, неизреченной красоте Христа, о безмерной благости Его и силе: пусть они полюбят Христа, точно достойного любви. А наставник пусть, подобно Великому и смиренному Крестителю, стоит в стороне, признает себя за ничто, радуется своему умалению пред учениками, умалению, которое служит признаком их духовного преуспеяния. Доколе плотское чувство преобладает в учениках, – велик пред ними наставник их; но когда явится в них духовное ощущение и возвеличится в них Христос, они видят в наставнике своем только благодетельное оружие Божие. Охранитесь от пристрастия к наставнику. Многие не остерегались и впали вместе с наставниками своими в сеть диаволу. Совет и послушание чисты и угодны Богу только до тех пор, пока они не осквернены пристрастием. Пристрастие делает любимого человека кумиром: от приносимых этому кумиру жертв с гневом отвращается Бог. И теряется напрасно жизнь, погибают добрые дела, как благовонное курение, разносимое сильным вихрем или заглушаемое вонею смрадною. Не давайте в сердце Вашем места никакому кумиру. И ты, наставник, охранись от начинания греховного! не замени для души, к тебе прибегшей, собою Бога. Последуй примеру святого Предтечи: единственно ищи того, чтоб возвеличился Христос в учениках твоих. Когда Он возвеличится, – ты умалишься: увидев себя умалившимся по причине возраставшего Христа, исполнись радости. От такого поведения чудный мир будет навеваться на сердце твое: в себе увидишь исполнение слов Христовых: смиряй себе, вознесется. Блаженны те, которые с самоотвержением следуют истинному Евангельскому учению, которые отреклись от удовлетворения похотениям тела и похотениям души! Похотения падшего тела – греховны: греховны и похотения падшей души. Она всюду ищет осуществить свое я, соделаться каким-то отдельным, самостоятельным, первенствующим существом, для которого должно существовать все прочее. Евангелие требует, чтоб такая жизнь была умерщвлена, чтоб человек признал Бога Богом, а сам встал на свое место: в разряд созданий. По умерщвлении безумной, мечтательной, на самом деле несуществующей жизни, может явиться истинная жизнь, с преизобильным ощущением существования – жизнь о Боге»151.

б. ЛИЧНЫЙ ОПЫТ СВТ. ИГНАТИЯ
В ПОИСКЕ НАСТАВНИКА

Здесь необходимо коснуться вопроса личного в поиске наставника опыта свт. Игнатия и сложной проблемы отношений его с первыми оптинскими старцами, достаточно известными руководителями духовной жизни в его время. С горечью свт. Игнатий сообщает в своих письма, что в юности он не нашел наставника, который бы удовлетворил запросы его души, «который был бы живым изображением аскетического учения Отцов Православной Церкви»152. Ведь с самых ранних лет душа свт. Игнатия пылала особой искренностью в стремлении к Богу, особым благоговением к Спасителю, особой жаждой Богообщения. Желание монашества было естественно для него, увидевшего весь смысл жизни в приобщении Всевышнему, его сердце было словно избрано для того, чтобы устроять из себя обитель Богу. «Я не имел, – делится Святитель о себе в статье «Плач мой», – кому открыть моего сердца: начал изливать его пред Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых Твоих. Завеса, изредка проницаемая, лежала для меня на Евангелии; но Пимены Твои, Твои Сисои и Макарии производили на меня чудное впечатление. Мысль, часто парившая к Богу молитвою и чтением, начала мало-помалу приносить мир и спокойствие в душу мою. Когда я был пятнадцатилетним юношею, несказанная тишина возвеяла в уме и сердце моем. Но я не понимал ее, я полагал, что это – обыкновенное состояние всех человеков»153. «Чем возблагодарю Благодетеля? – Разве только тем, что посвящу на исследование и искание Его, на служение Ему, всю земную жизнь мою!»154. Никто не смог разъяснить будущему Святителю его первых, еще не определенных чувств сердца, первых движений его внутренней жизни, жаждущей Бога. Современное общество не думало об опытном внутреннем Богообщении, оно либо довольствовалось внешней принадлежностью государственной церковности, либо погружалось в мутное состояние мистических переживаний, оно забыло святоотеческую аскезу. Никто не поддержал Святителя, тогда еще Димитрия Брянчанинова, в его первых шагах душевного делания, никто не утвердил в первых явившихся плодах внутренней жизни – тишине, мире, покое. Димитрий поступил в инженерное училище Петербурга, он отдает на изучение наук человеческих все силы души. «Протекли почти два года в занятиях земных: родилась и уже возрасла в душе моей какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая – по Боге. Я начал оплакивать нерадение мое, оплакивать то забвение, которому предал веру, оплакивать сладостную тишину, которую я потерял, оплакивать ту пустоту, которую я приобрел, которая меня тяготила, ужасала, наполняя ощущением сиротства, лишения жизни! И точно – это было томление души, удалившейся от истинной жизни своей, Бога»155.

Оставаясь одиноким в своих душевных исканиях, Димитрий обращается к источникам живой веры, к тем, кто в письменах запечатлел опытом испытанное внутреннее делание. «Не живые человеки были моими наставниками; ими были почившие телом, живые духом святые Отцы. В их писаниях нашел я Евангелие, осуществленное исполнение; они удовлетворили душу мою»156. Димитрий отдает себя умной молитве, в своем одиночестве взыскует помощь единого истинного Помощника и Благодетеля. Еще будучи студентом училища, он достигает почти непрестанного умного делания, часто целые ночи проводит в молитве, а с рассветом идет на занятия157. Во внутренних бранях будущий Святитель, ощущая свою еще неопытность, обращается за помощью к духовнику училища, говорит ему, что «борим множеством греховных помыслов». Но не имеющий духовной чуткости отец протоиерей не находит различия между «греховными помыслами» и «политическими замыслами», вместо руководства ищущего наставления он обращается к училищному начальству с опасениями о политической благонадежности исповедавшегося студента158.

Как сообщает биограф свт. Игнатия, «неосмотрительность духовника повергла Брянчанинова в тяжкую ответственность пред своим начальством и довела до болезненного состояния; он принужден был избрать себе другого духовника»159. Брянчанинов со своим другом Чихачовым обращается к инокам Валаамского монастыря, исповедуется у них, приобщается их духовным назиданиям. Испугавшемуся предложения чаще исповедаться и причащаться Чихачову Димитрий сказал: «Не твое дело, а духовника»160. Но духовные запросы обоих друзей были глубже, чем то могли удовлетворить иноки Валаамского подворья, и они сами предложили им обратиться к монахам Невской Лавры, где пребывали такие опытные иноки, как лаврский духовник о. Афанасий, монахи: Аарон, Харитон, Иоанникий, – ученики старцев о. Феодора и о. Леонида, преемственных учеников прп. Паисия Величковского. Два друга «совещались с иноками, как с духовными отцами, обо всем, что касается внутреннего монашеского делания, исповедывали свои помыслы, учились как охранять себя от страстей, греховных навыков и преткновений, какими руководствоваться книгами из писаний святых отцов и т. п. Добрые иноки, особенно о. Иоанникий и духовник о. Афанасий делились с монахолюбивыми и любомудрыми юношами всем, что составляло достояние их многолетней духовной опытности. Часто Димитрий Александрович удивлял их своими вопросами, которые касались таких сторон жизни духовной, какие свидетельствуют о довольно зрелом духовном возрасте»161. По-видимому, это руководство удовлетворяло будущего Святителя, по-видимому, среди всеобщей столичной атмосферы бездуховности душеполезные назидания благочестивых иноков служили живительной влагой для истомившегося по слову Божию сердца угодника Божия. Но, может быть, глубинные запросы постоянно ищущего сердца будущего Святителя простирались и далее?…

Когда Александро – Невскую Лавру посетил прп. Леонид, в схиме Лев, затем старец Оптинский, Димитрий в беседе с ним «почувствовал такое влечение к этому старцу, что как бы век жил с ним: это были великие минуты, в которые старец породил его духовно себе в сына»162. Именно прп. Леонид Оптинский произвел своим духовным влиянием окончательный разрыв уз с миром в душе Димитрия, именно он повлек за собой юного святого к всецелому посвящению жизни богоугодному деланию души. Старец Леонид поддерживал Брянчанинова своими письмами в том духовном одиночестве, в каком он оказался, когда был вынужден по окончании училища в 1827г. выехать на службу в Динабургскую крепость. К старцу же Леониду, получив скорую отставку, Димитрий выезжает в Александро – Свирский монастырь. Здесь душа нового послушника ищет того идеала, который он видел у святых отцов: Димитрий отдает себя беспрекословному послушанию старцу и глубочайшему смирению среди братии. Безропотное выполнение всех, даже самых низких послушаний породило в душе святого послушника при полном забвении своего «я» сладость смирения, о чем затем Святитель помнил всю жизнь. Со всей искренностью он отдал себя духовному руководству старца Леонида, по подобию древнего послушничества, ежедневно исповедывал ему все движения внутренней жизни, не предпринимал ни одного действия без его благословения, проходил испытания, налагаемые на него старцем, иногда очень тяжелые, вводящие в душу смирение163. Будущий Святитель искал внутреннего делания, во внешнем, телесном подвиге, в послушаниях он видел только вспомоществование духовной жизни, но самую духовную жизнь он видел глубже, во внутреннем, незримом умном делании, и он искал именно этого…

Когда старец Леонид переселился в Площанскую пустынь Орловской епархии, послушник Димитрий Брянчанинов находится с ним, а когда старец из-за неприятности со строителем Площанской пустыни иером. Маркеллом переселяется в Оптину Введенскую пустынь Калужской губернии, то Димитрий с другом Чихачовым сначала пытается основаться в Белобережской пустыни, но вновь приезжает к старцу Леониду. Однако здесь все уже существенно меняется. Настоятель отец Моисей, не соглашавшийся сначала принять Димитрия с другом, относился к ним неблагосклонно, не было доверия к ним и со стороны братии. Недоброжелательство и крайне скудная пища привели обоих друзей в такое болезненное состояние, что они едва могли подниматься с кроватей, а помощь получали лишь один от другого, когда кому-нибудь из них становилось чуть легче. Именно в это время к Димитрию приходит весть от сильно заболевшей матери, желавшей видеть перед возможной смертью сына; с вестью одновременно прислана и крытая бричка. И Димитрий вместе с другом покидает монастырь, покидает старца, духовного руководителя, идет на встречу уже новым испытаниям, но уже без того руководства, которое он имел164. Он побывал еще в Новоезерском, Семигородном, Глушицком Дионисиевом монастырях, постриг и рукоположение в священные степени принял от Вологодского еп. Стефана, некоторое время жил в загородном доме своего дяди и крестного отца Д. И. Самарина близ Вологды, затем назначен строителем Пельшемского Лопотова монастыря, а затем настоятелем Сергиевой пустыни близ Петербурга, на берегу Финского залива165. Свт. Игнатию было тогда двадцать семь лет, но духовный путь его теперь был уже свой, особенный, определившийся в переживаниях души и в опыте жизни.

Какова была причина оставления свт. Игнатием в своем новоначалии духовного руководителя, почему он покинул старца, помощь своей душе от которого со всей очевидностью признавал сам? Нам, не имеющим того внутреннего опыта, который имел Святитель, не коснувшимся тех душевных переживаний, тех внутренних борений, которые прошел он, трудно и даже невозможно проникнуть полностью в суть и причины его жизненных решений. «Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно. Но духовный судит о всем, а о нем судить никто не может» (1Кор. 2, 14–15). Мы можем приобщиться лишь тем знаниям, лишь той частице духовной жизни Святителя, которую он благоволил открыть нам сам. Среди многих писем свт. Игнатия, исполненных искренности, откровенности его просветленного сердца, наше внимание в данном случае может привлечь содержащее в себе следующее: «Все внимание наше должно быть обращено на ум и сердце: ум и сердце должны быть исправлены по Евангелию. Если же будем изнурять телесные силы по пустой, кровяной ревности к телесным подвигам, то ум ослабеет в брани с духами воздушными, миродержителями тьмы века сего, поднебесными, падшими силами, ангелами, сверженными с неба. Ум должен будет ради немощи тела оставить многие, сильные, существенно необходимые ему оружия, – потерпеть безмерный ущерб. Говорю тебе испытанное на самом деле, познанное на горьких опытах. Когда я был юношею, – все это говорило мне сердце мое, – не так ясно, не определенно, – но говорило. Другого голоса, другого свидетеля, который бы подтвердил, объяснил свидетельство сердца – не было. И не устоял, неподдержанный никем, глагол моего сердца пред умом моим! Не умел я слушать моего сердца! Страшным, опасным казалось мне слушать его! Тонок, таинствен его голос!… Старцы, общей молвою прославленные, как одаренные духовным рассуждением, говорили другое, издавали другое мнение об этих предметах, не так, как я понимал и видел их. Всегда я себе не верил: мысль слабая, увертка ума в другом, казалась мне предпочтительнее моей мысли, прямой и сильной. Много времени протекло в таком состоянии; не много лет, как я оказался освобожден от последования мнениям других; – встречаю приходящее к уму моему мнение человека и книги не как страннолюбец гостеприимный и приветливый; но как строгий судия, как привратник, хранитель чертога, облеченный в этот сан милостию Всемилостивого Бога моего, после бесчисленных, смертных, долговременных язв и страданий»166. Очевидно, речь здесь идет о необходимости первенства во всех отправлениях душевной жизни человека сокровенного умного делания, делания ума и сердца, этой сердцевины духовной жизни, чего так жаждал с ранних лет аскетически настроенный подвижник Божий. Именно этого искал, еще будучи совсем юным, свт. Игнатий, он увидел это у святых отцов, и во всех своих беспрекословных послушаниях, в ежедневной исповеди, в смирении пред всей братией, в неопустительном посещении храма, во всем телесном подвиге он желал достичь не просто беспрекословности, но желал разуметь самую сущность, разуметь сам дух этого исполнения. Его святая душа отличалась от всех других, обычных, хотя и обращавшихся к Богу, людских душ, она отличалась с ранних лет своей особой утонченностью, вдохновенностью, нередко словно по естеству созерцательностью, тяготением к безмолвию. Его духовные запросы простирались много далее, чем того требовал весь тот слой интеллигенции и простолюдинов, нашедший в Оптиной свое сокровище, сокровище, имеющее свою духовную цену. Свт. Игнатий искал разъяснения всех тончайших движений души, сердца, ума. И еще, должно сказать, он искал наставника совершенного и бесстрастного, потому что о таком писали святые отцы, потому что такой полностью движим Духом Святым, он не погрешит в руководстве, не погрешит в руководстве именно умного делания, этой науки из наук, а не просто в руководстве общих для всех сторон религиозной жизни человека.

Сложно сказать, кого именно в вышеприведенных словах имеет в виду Святитель, конкретные имена не указаны. На самом деле, Святитель встречался или просто знал о достаточно многих подвижниках, бывших в славе у людей, но по сущности находившихся в самообольщении, и о таковых лжестарцах он упоминает в Аскетических Опытах167. К Старцам Оптинским это не относится ни в коей мере; нигде, ни в творениях, ни в письмах Святителя нет и малого сомнения в их благочестии. Когда Святитель говорит о старцах Оптинских, то говорит только о прпп. Леониде, своем наставнике в новоначалии, и Макарие, ученике старца Леонида и своем современнике, – обоих он знал достаточно хорошо. В Аскетических Опытах свт. Игнатий так свидетельствует об этих угодниках Божиих: «Ищите тут (в монастырях) успешного врачевания! тогда требование ваше будет справедливее.

Осуществление этой мысли мне пришлось видеть на опыте. В Калужской епархии, близ города Козельска находится общежительная Оптина Пустыня. Туда, в 1829 году, прибыл на жительство известный по знанию деятельной монашеской жизни иеросхимонах Леонид; впоследствии присоединился к нему ближайший ученик его, иеросхимонах Макарий. Оба старца были напитаны чтением Отеческих писаний о монашеской жизни, сами руководствовались этими писаниями, руководствовали ими и других, обращавшихся к ним за назидательным советом. Такой род жительства и поведения они заимствовали от своих наставников; он начался с первых иноков, достиг по преемству до нашего времени, составляет драгоценное наследство и достояние монахов, достойных своего имени и назначения. Братство Оптиной Пустыни начало немедленно умножаться в значительном размере, и совершенствоваться в нравственном отношении. Ревностным братиям старцы объяснили правильный и удобный способ подвижничества; колеблющихся они поддержали и ободрили; слабых укрепили; впавших в согрешения и греховные навыки привели к покаянию, и исцелили. К смиренным хижинам схимонахов стали стекаться во множестве светские лица всех сословий, обнажали пред ними страдание души, искали врачевания, утешения, укрепления, исцеления. Тысячи обязаны им благочестивым направлением своим и сердечным миром. С состраданием смотрели они на страждущее человечество; облегчали пред ним значение греха, объясняя значение Искупителя, и из значения Искупителя объясняя необходимость для христианина в оставлении греховной жизни; были снисходительны к немощи человеческой, и вместе сильно врачевали эту немощь! Таков дух Православной Церкви; таковыми были ее святые всех времен»168. «Преподобный Нил (Сорский) никогда не давал наставления или совета прямо из себя, но предлагал вопрошающим или учение Писания, или учение Отцов. Когда же, говорит Преподобный в одном из своих писем, он не находил в памяти освященного мнения о каком-либо предмете, то оставлял ответ или исполнение до того времени, как находил наставление в Писании. Этот метод очевиден из сочинений священномученика Петра Дамаскина, преподобного Григория Синаита, святых Ксанфопулов и других Отцов, особенно позднейших. Его держались упомянутые мною иеросхимонахи Оптиной Пустыни Леонид и Макарий. Память их была богато украшена мыслями святыми. Никогда не давали они советов из себя: всегда представляли в совет изречение или Писания, или Отцов. Это давало советам их силу: те, которые хотели бы возразить на слово человеческое, с благоговением выслушивали Слово Божие, и находили справедливым покорить ему свое умствование. Такой образ действия содержит в величайшем смирении преподающего совет, как это явствует из Предания преподобного Нила: преподающий преподает не свое, Божие». «Упомянутые выше иеросхимонахи Оптиной Пустыни имели под руководством своим много учеников, которые ежедневно, после вечернего правила, открывали им свою совесть. Эти ученики отличались от тех, которые жили самочинно, резкою чертою. Мысль о предстоящей исповеди была как бы постоянным стражем их поведения, постепенно приучила их к бдительности над собою, а самая исповедь соделала их сосредоточенными в себе, непрестанно углубленными в Писание»169. Из этих цитат следует со всей очевидностью признание свт. Игнатием благотворности духовного руководства Оптинских старцев. Он признает их напитанными святоотеческим учением, которым они руководят и монахов и светских лиц, признает их проникшимися в частности учением прп. Нила Сорского и более древних отцов свв. Петра Дамаскина, Григория Синаита, Ксанфопулов – этих, кстати, учителей умного делания. Святитель замечает, что Оптинские старцы преподают не свое, Божие, что они находятся в русле духовной традиции истинных монахов, преуспевших в духовной жизни и передававших свой опыт другим. Святитель видит пользу старцев Леонида и Макария в духовном укреплении Оптиной пустыни: они врачуют души, исцеляют страсти, принимают откровение помыслов – эту неотъемлемую часть умного делания. Он ставит их в один ряд со святыми всех времен.

Впрочем, нельзя остановиться только на этом суждении свт. Игнатия, это было бы необъективным представлением его образа мыслей, было бы непониманием всех внутренних переживаний Владыки. Да, здесь видно признание Святителем пользы, незаменимой пользы от духовного руководства Оптинских старцев. Но это еще не значит, что их руководство было до конца незаменимо для самого Святителя, духовные запросы которого, – должны уже признать мы, – были много глубже, тоньше, духовнее, быть может, целого поколения христианского общества его времени. Поэтому в тех же Аскетических Опытах есть слова: «Я желал быть под руководством наставника; но не привелось мне найти наставника, который бы вполне удовлетворил меня, который был бы оживленным учением Отцов. Впрочем, я слышал много полезного, много существенно нужного, обратившегося в основные начала моего душеназидания. Да упокоит Господь в месте злачном, в месте прохлады, в месте света и блаженства, почивших благодетелей души моей!»170. Святитель видел пользу от духовного руководства старцев Оптинских, даже нужду общества в их руководстве, но он и видел их недостаточность для своего личного подвига, сконцентрированного всецело в умном делании. В том-то все и дело, что Святитель признавал рассудительность Оптинских старцев в жизни деятельной, но сам он всем сердцем был обращен к жизни созерцательной, к подвигу внутреннему, к духовному умному деланию. Так он говорит об этом в своих письмах: «Отец Макарий Оптинский решительно отвергал умное делание, называя его причиною прелести, и преподавал одно телесное исполнение заповедей… Но отец Макарий в наше время был лучшим наставником монашества, действовал по своим понятиям, с целию угождения Богу и пользы ближним, при значительном самоотвержении»171. «Нужны мужи духоносные, а ныне даже водящихся отчасти писаниями Отцов, при объяснении их душевным разумом, каков был отец Макарий Оптинский, нет… Даже наружное благочинное поведение, какое введено было в Оптиной Пустыне отцами Леонидом и Макарием, почти всюду оставлено»172. Святитель искал идеала, и не просто искал, он осуществлял его в своей личной жизни, в невидимой внутренней борьбе, в сосредоточении всецело на внутренней жизни, по образу древних исихастов, писания которых Святитель усвоил самым сердцем. «Для многих монахов, – признается Владыка, – славных своею аскетическою жизнию, например для Оптинских, мое настроение остается очень неясным: ибо их настроение образовалось от деятельной жизни телесной, столько видной для мира и прославляемой им, а мое от вынужденного болезнями и другими обстоятельствами затвора и сопряженного с ним душевного делания и подвига, невидного и непонятного для мира. Это-то настроение и проявляется повсюду в моих сочинениях, как они ни недостаточны, и делает их своехарактерными. Они по характеру подходят к писаниям древних аскетов»173. Свт. Игнатий не довольствовался душевным разумом, хотя бы и проникнутым благочестием, он искал разума духовного, полного подчинения всех сторон жизни Духу Святому, бесстрастия, совершенства, но для современного общества видел нужду и в воспитании благочестивым душевным разумом, какой он находил в старце Макарие Оптинском. Более того, Святитель осознавал даже большую способность оптинцев влиять на нравственное преображение общества, как более близкое к ним в их деятельном подвиге и более далекое от одинокого делания свт. Игнатия. «О. Макарий, – говорит Святитель, – хотя и был наиболее телесным исполнителем заповедей, но имел любовь к ближнему и ею поддерживал братство. Он незаменим по моему мнению и взгляду!»174. «Этот человек был неоцененное сокровище для христиан, живущих среди мира. Он был приготовлен и предназначен для того служения, которое проходил. Простота и свобода в обращении, любовь и смирение врожденные, образование себя чтением Отеческих книг, повиновением искусным старцам дали ему возможность рано сделаться духовником и наставником, а долговременный опыт усовершил его в этом служении… Мой путь был совсем другой: я был часто и подолгу болен, подолгу не выходил из своей келлии, терпел много неприятностей. Все это отделяло меня от общества человеческого и сосредотачивало в себе. Такое душевное положение лишило меня знания человеков. Чем далее иду путем жизни, тем более удаляется от меня это знание, потому что иду очень одиноко»175.

в. ЖИЗНЬ ПО СОВЕТУ И РУКОВОДСТВО
СВЯТООТЕЧЕСКИМИ ТВОРЕНИЯМИ

И все же для руководства в умном делании необходим именно духовный, не душевный разум, и умное делание обязательно в руководстве нуждается. Но если нет рядом достигших духовного разума, если таковые крайне оскудели, как может руководство во внутреннем делании осуществляться? Свт. Игнатий, во-первых, видит здесь необходимость совета со стороны преуспевших в душевном делании. «Доколе сердце не стяжет навыка отличать добро от зла, очень полезен опытный совет ближнего – воспитанника Восточной Церкви, единой святой, единой истинной, – ищущего и нашедшего в повиновении ей блаженную свободу»176. «В особенности важен путь духовного совета, которым проходили святые иноки, и достигали сперва очищения страстей, а потом и благодатных дарований. Горе же единому, сказал св. Иоанн Златоуст, заимствовав слова эти у Екклезиаста»177. Совет не должен подаваться по собственному желанию, без вопрошения ближнего, так как подающий совет богодухновенным наставником не является, поэтому он подает совет и не как наставник, а лишь по существенной необходимости душевной помощи ближнему. «Совет же тот только может преподать, кто в душевных искушениях советовался с искусным, и ощутил облегчение в душевных болезнях»178. Советник сам должен опытно пройти все ступени умного делания, чтобы преподать совет в этом делании из испытанного в своей жизни. Получившие же благодатную молитву сразу, без предварительных ступеней, то есть не общим путем, а по особому смотрению Божию, учить этой молитве других не могут и не должны179. Свт. Игнатий находит, что жизнь по совету освящена примером прп. Антония Великого (†351), который не был в послушании у старца, но, живя уже в новоначалии отдельно от всех, заимствовал образ разных добродетелей из примера и учения разных отцов и братий, современных ему180.

Святитель следующее различие делает между жизнью в абсолютном послушании старцу, свойственной древности, и жизнью по совету, свойственной времени нашему: «Скромное отношение советника к наставляемому – совсем другое, нежели старца к безусловному послушнику, рабу о Господе. Совет не заключает в себе условия непременно исполнять его: он может быть исполнен и не исполнен. На советнике не лежит никакой ответственности за совет его, если он подал его со страхом Божиим и смиренномудрием, не самопроизвольно, а будучи спрошен и понужден. Также и получивший совет не связывается им; на произволе и рассуждении его остается исполнить или не исполнить полученный совет»181. Только необходима осторожность в принятии совета, в последовании ему, потому что и не всякий совет может принести пользу, советующий не имеет видения души вопрошающего, советующий не умеет слушать волю Божию о человеке, почему он всего лишь и советует, а не руководит. «Не увлекайся, – предостерегает свт. Игнатий, – советом по первоначальному действию его на тебя! По страстности и слепоте твоей иной страстный и зловредный совет может понравиться тебе единственно по неведению и неопытности твоим, или потому, что он угождает какой-либо сокровенной, неведомой тобою, живущей в тебе страсти. С плачем и сердечными воздыханиями умоляй Бога, чтоб Он не попустил тебе уклониться от Его всесвятой воли к последованию падшей человеческой воле, твоей или ближнего твоего, твоего советника. Как о своих помыслах, так и о помыслах ближнего, о его советах, советуйся с Евангелием»182.

И поэтому второе, на что обращает внимание свт. Игнатий касательно нашего духовного руководства, есть руководство Священным Писанием и писаниями святых Отцов, тщательное изучение их, усвоение душою, следование их советам, сверение по ним советов ближних183. «С оскудением наставников, – говорит Святитель, – святые Отцы, по внушению Святого Духа, благовременно и прозрительно промышлявшему о духовной потребности иноков последнего времени, составили много назидательных сочинений, совокупностию которых удовлетворительно определяется иноческий подвиг. Этими святыми писаниями пополняется в некоторой степени недостаток живых органов духа»184. «Ум наш, как омраченный грехом, никак не может удовлетвориться по отношению к спасению собственными помышлениями, немощными, колеблющимися, обманчивыми: ему необходимо посредством внимательного чтения, или тщательного слышания Слова Божия заимствовать из него помышления Божественные, и вразумляться ими. Должно заниматься изучением Слова Божия весьма благоговейно и весьма часто, чтоб оно было руководителем нашим в деле спасения; потому что наши собственные помышления легко могут отвлечь нас от спасительного пути, приняв неправду за правду»185.

Только и здесь, в руководстве Священным Писанием и святоотеческими творениями необходимо соблюдать рассудительность. Свт. Игнатий замечает, что неопытный в духовной жизни не может применить книгу к своему положению, он непременно увлечется направлением книги: если она говорит о совершенном безмолвии, читающий сразу влечется в безлюдную пустыню, если же она говорит о безусловном послушании старцу, читающий ищет этого, тогда как ни тот, ни другой подвиг не даны нашему времени186. Так, можно повредить себе даже книгою, и потому книгу необходимо читать согласно своему духовному уровню и согласно своему образу жизни, дабы нам не наполняться «мыслями, хотя и святыми, но неисполнимыми самым делом, возбуждающими безплодную деятельность только в воображении и желании»187.

Из Священного Писания свт. Игнатий советует всем читать сначала только Новый Завет и непременно с толкованием Церкви, в частности с толкованием блж. Феофилакта Болгарского188, духовное же понимание Ветхого Завета есть достояние преуспевших189. Одновременно с Новым Заветом, и даже чуть предваряя его, необходимо просветить себя книгами святоотеческими. «Святые Отцы научают, – пишет свт. Игнатий, – как приступать к Евангелию, как читать его, как правильно понимать его, что содействует, что препятствует к уразумению его. И потому сначала более занимайся чтением святых Отцов. Когда же они научат тебя читать Евангелие: тогда уже преимущественно читай Евангелие. Не сочти для себя достаточным чтение одного Евангелия, без чтения святых Отцов! Это – мысль гордая, опасная. Лучше пусть приведут тебя к Евангелию святые Отцы, как возлюбленное свое дитя, получившее предварительно воспитание и образование посредством их писаний»190.

Для живущих в миру наиболее подходят писания Отцов, писавших для всех, вообще христиан: св. Иоанна Златоуста, свт. Тихона Задонского, свт. Димитрия Ростовского, Никифора Астраханского, Георгия Затворника191. Тем же, кто посвятил себя шествию по пути тесному, свт. Игнатий советует сначала читать книги, посвященные общежительным монахам: Поучения аввы Дорофея, Оглашения прп. Феодора Студита, Руководство к духовной жизни прпп. Варсонофия Великого и Иоанна Пророка с 216-го ответа, Творения свв. Иоанна Лествичника, Ефрема Сирина, Иоанна Кассиана Римлянина. Затем, по утверждении в наставлениях этих святых Отцов, можно приступить к книгам деятельным или подвижническим, написанным для безмолвников, таковы Добротолюбие, Патерик Скитский, Слова прп. Исаии Отшельника, св. Исаака Сирина, прп. Марка Подвижника, прп. Макария Великого, прп. Симеона, Нового Богослова192.

К тем, кто посвятил себя умному деланию, свт. Игнатий обращается с таким назиданием: «Не будем увлекаться и восхищаться книгою, написанною как бы огнем, поведающею о высоких деланиях и состояниях, нам несвойственных. Чтение ее, разгорячив воображение, может повредить нам, сообщив познание и желание подвигов, для нас безвременных и невозможных. Обратимся к книге Отца, по умеренности своего преуспеяния, наиболее близкого к нашему состоянию. При таком взгляде на отеческие книги, в первоначальное чтение инока, желающего ознакомиться с внутренним молитвенным подвигом, можно предложить наставления Серафима Саровского, сочинения Паисия Нямецкого и друга его, схимонаха Василия. Святость этих лиц и правильность их учения – несомненны. После изучения этих писаний, можно обратиться к книге прп. Нила Сорского. Мала эта книга по наружности, но духовный объем ее необыкновенной величины. Трудно найти вопрос о умном делании, который не был бы разрешен в ней. Все изложено с необыкновенною простотою, ясностию и удовлетворительностию. Так изложен и способ упражнения молитвою Иисусовою. Впрочем как способ, так и вся книга предназначены для иноков уже способных к безмолвию»193. Предисловия схимон. Василия к отцам Добротолюбия Святитель особенно советовал читать современным делателям умной молитвы194, советовал также читать Цветник священноинока Дорофея195.

Среди всех писаний, служащих руководством для приступивших к умному деланию, свт. Игнатий отводит место и своим собственным сочинениям, в которых он приспособил наставления святых Отцов для современности, выразил сам дух святоотеческой аскезы, показав путь правильного его усвоения. «В наше время, – пишет Святитель, – когда мы отделены многими веками от обычаев и положения, в недре которых жительствовали и произнесли свое учение Отцы, применение учения их к современному положению иночества в нашем отечестве представилось особенно нужным и обещающим принести пользу. Такова была цель при изложении предложенных здесь (в Творениях самого свт. Игнатия, – В. Д.) советов. Уповаем, что они могут служить руководством для иноков нашего времени, по тому положению, которое им предоставлено промыслом Божиим. Уповаем, что убогий труд наш может быть с пользою приложен и в общежительном и в штатном монастырях, и к жизни инока на подвории или при часовне, и к жизни инока, странствующего на корабле по требованию и обычаю государственному, и к жизни инока, находящегося в долговременном послушании посреди мира, и к жизни инока, постриженного в монашество при духовном училище, занимающего при нем какую-либо ученую или административную должность, – даже к жизни мирянина, который захотел бы среди мира с особенным тщанием заняться своим спасением»196.

Свт. Игнатий признавал, что жизнь при руководстве советом и по книгам, ведет к преуспеванию в умном делании много медленнее, чем при живом руководстве боговдохновенного наставника, «плотской и душевный человек, слыша духовное слово, понимает его соответственно своему состоянию, извращает, искажает его, и, последуя ему в его извращенном смысле, стяжавает ложное направление, держится этого направления с упорством, как направления, данного святым словом»197. Необходима нам крайняя бдительность, крайняя осторожность в предпринятии каких-либо шагов в нашем внутреннем делании, ведь, при руководстве советом и по книгам, руководителями своей души являемся уже не мало мы сами, при этом неизбежны ошибки и падения. «Книга, начертанная на бумаге, не может заменить живой книги человека. Чудная книга – ум и сердце, исписанные Святым Духом! так и пышет из нее жизнь! так и сообщается эта жизнь слушающим с верою»198. «Всякая книга, хотя бы исполненная благодати Духа, но написанная на бумаге, а не на живых скрижалях имеет много мертвости: не применяется к читающему ее человеку! Потому-то живая книга – безценна!»199.

Но наше положение таково, что мы приступили к духовной трапезе уже по окончании роскошного обеда богатого Домовладыки, – так это изобразил в притче свт. Игнатий, – нам оставлены лишь крохи, чтобы «удовольствоваться понятием гадательным и приблизительным о блистательной и насладительной трапезе, которою воспользовались почетные гости»200. Нам предлежат долгие годы, чтобы опытно познать написанное святыми отцами в книгах. Путь наш теперь таков, как это открывает о самом себе, о своем собственном пути свт. Игнатий: «Прошу, чтоб совершалась надо мною воля Божия. – Это прошение воли Божией внушается боязнию, чтоб не попросить чего, превышающего мои силы. Эта боязнь внушена самым опытом: ибо во всех опытах, коими испытывалась моя сила, обнаруживалась моя немощь; где бесы рисовали пред моим умом картину блистательных успехов, там на самом деле, оказывался ущерб, там возникло бедствие, там прикрывалась цветами гибельная пропасть. Я познавал обман, по совершении обмана; познавал прелесть, будучи обольщен и поврежден ею»201. Но, несмотря на кажущуюся безысходность положения нашей духовной жизни, несмотря на множество прочных сетей, закрывших нам путь к духовному Небу, в самом этом состоянии нашего положения кроется возможность удивительного спасения душ наших, поскольку «косность преуспеяния, многочисленность преткновений невольно смиряют дух наш, столько склонный к тщеславию и превозношению, доставляют драгоценное познание наших немощей, приводят к упованию на единое милосердие Божие. Такое «упование не посрамит» (Рим. 5, 5)"202.

И еще должно обратить внимание на то, что свт. Игнатий, признавая невозможность абсолютного послушания наставнику по причине крайнего оскудения боговдохновенных наставников, в то же время признает необходимость послушания обычным настоятелям монастырей и духовникам, «которые обязаны во всякое время, при всякой встретившейся нужде, и не будучи спрошены, наставлять врученное им братство»203. Инок должен оказывать в своем труде и занятиях послушание и небесстрастному настоятелю монастыря, только в своей духовной жизни он не должен входить в абсолютную нравственную зависимость от него204. Именно послушания, монастырские труды, если они соединены с совершением во время этих трудов умной молитвы, возводят к молитве непрестанной, потому что «ничто так не способствует молитве, как послушание, умерщвляющее нас для мира и для самих себя»205. И во время послушаний необходимо совершать умную молитву, лишь тогда это будет означать «трудиться в разуме», то есть «нести труд монастырский, как наказание за свою греховность, в надежде получения прощения от Бога»206, поскольку и молитва, и труд – не жертва Богу, а испрашивание Его милости. Касательно же отношения еще не достигшего духовного разума настоятеля к своим послушникам и подчиненным свт. Игнатий говорит так: «Поведение мужа бесстрастного, исполненного Божественной благодати, никак не может служить точным образцом подражания для настоятелей и наставников, которых преуспеяние очень умеренно, которые еще борются со страстями. Но кроткое обличение подчиненных братий, благоразумное, основанное на слове Божием указание им недостатков их, воздержание от зловредного и лукавого человекоугодничества и ласкательства в обращении с подчиненными при искренной любви к ним, должны принести несомненную, существенную пользу и братству и самому настоятелю»207.

4. ИСПОЛНЕНИЕ ЕВАНГЕЛЬСКИХ ЗАПОВЕДЕЙ.

Умное делание имеет непосредственное отношение к Евангелию, его заповедям, к исполнению всех добродетелей в духе Евангелия. Умное делание возводит человека ко Христу, приобщает Духу Христову, удостаивает видения света Христова, а по свт. Игнатию, Христос узревается только в Евангелии. «Желающий узреть Христа, да очистит ум и сердце покаянием! Он узрит в Евангелии Христа, истинного Бога Спасителя падших человеков; узрит в Евангелии, какие свойства должен иметь ученик Иисуса, призванный научиться кротости и смирению у Самого Господа. В этих Богоподражательных добродетелях он найдет блаженный покой душе своей»208. Восходя посредством умного делания ко Христу, нам со всей необходимостью должно исполнять заповеди Христа.

Свт. Игнатий, вопреки учению современных ему мистических обществ, вопреки и католической мистике, обращает внимание на то, что Христос должен быть видим не в воображении, не в мечтательности, но в исполнении Его заповедей, в исполнении Евангелия. Необходимо так изучить Евангельские заповеди, чтобы они усвоились уму, чтобы исполнение их обратилось в навык. Тогда Господь является не чувственно, является духовно, в преображении души исполнителя заповедей, его узревает христианин духовным оком209. И любовь наша к Нему должна выражаться не в возбуждении неочищенных чувств сердца, а именно в исполнении Его заповедей, первейшая из которых – покаяние210. Лишь в обращении евангельских добродетелей в навыки можно научиться любви к Богу, так как «свойственно любящему с точностью исполнять волю любимого»211. Пребывать в любви к Господу, значит, непрестанно пребывать в единении с Ним по духу, по заповедям Его направить мысли, чувства, всю деятельность, волю Иисусову поставить выше своей212.

О теснейшей связи умного делания и заповедей Евангелия свт. Игнатий говорит так: «Единственно на нравственности, приведенной в благоустройство Евангельскими заповедями, единственно на этом твердом камне Евангельском, может быть воздвигнут величественный, священный, невещественный храм Богоугодной молитвы»213. «Исполнение Евангельских заповедей настраивает ум и сердце к чистой, исполненной умиления молитве, а истинная молитва направляет мыслить, чувствовать, действовать, по заповеданиям Евангелия»214. Поэтому свт. Игнатий всегда замечает существенную разницу между добродетелями падшего естества и добродетелями евангельскими. Добродетели падшего естества могут совершать и язычники, и магометане, и все, чуждые Христа – это обычное человеческое добро, которое человек совершает сам по себе, без Бога. Для спасения души добра падшего естества недостаточно, недостаточно именно потому, что Христос здесь не нужен, здесь присутствует свое «я» человека, без веры в Бога215. Для достижения жизни вечной «добродетели христианина должны истекать из Христа, из обновленного Им человеческого естества, а не из естества падшего … престанем проводить жительство по указаниям нашего падшего разума, по влечению нашего падшего сердца! Начнем проводить жительство по указанию Евангельских заповедей, по требованиям воли Божией»216.

Свт. Игнатий указывает на такой важный момент во всем умном делании, обретаемый в исполнении Евангельских заповедей, как зрение греха своего: «Подвижник, только что начнет исполнять их (Евангельские заповеди), как и увидит, что он исполняет их весьма недостаточно, нечисто, что он ежечасно увлекается страстями своими, то есть, поврежденною волею, к деятельности воспрещаемой заповедями»217. Исполнение заповедей открывает в человеке падшесть естества, внутреннюю неустроенность, которых он доселе не видел, рождает в нем плач к Богу. Именно от этого видения рождается в душе христианина нищета духовная, сердце сокрушенное и смиренное – плод умного делания. Тогда христианин, в надежде получить исцеление от греховных язв, смиренно причисляет себя к упоминаемым в Евангелии прокаженным, расслабленным, слепым, хромым, беснующимся, которых исцелял Господь218. Потому так важно рассматривать себя по Евангельским заповедям, насколько мы исполняем их, поверять Евангелием каждый свой помысл, каждое действие219. «Заповеди Евангелия, – говорит свт. Игнатий, – возводят в непорочность, превысшую той, в которой мы сотворены: они зиждут христианина в храм Божий; соделав его храмом Божиим, поддерживают в этом благодатном, сверхъестественном состоянии»220.

5. ИСКОРЕНЕНИЕ СТРАСТЕЙ.

По словам свт. Игнатия, «когда страсти овладеют человеком, тогда ум, лишенный своего владычества, служит угодливым и изобретательным слугою страстям для удовлетворения их лукавых, прихотливых, преступных требований»221. Очевидно, христианин не может достичь успеха в умном делании, когда он находится во власти страстей, этих «нравственных недугов человека»222, исполняет их пожелания, даже не пытается бороться с ними. Если умное делание состоит в том, чтобы отторгнуть от земли ум и сердце, вознести их на небо, и, отвергшись всех внешних впечатлений, молитвой запечатлеть в душе духовный Образ Бога223, то любая греховная привычка, пристрастие к чему-либо тленному «низводят ум и сердце с неба, повергают их на земле между бесчисленными гадами и пресмыкающимися пространного житейского моря»224. Умное делание «требует трезвенной, строго нравственной жизни», требует искоренения всех греховных навыков, оставления всех пристрастий к земному, иначе греховные впечатления начнут проявляться в уме и сердце, развлекать в молитве, отвлекать от Бога, от спасения225.

Страсти подлежат вечной муке226, и исполняющий свою греховную волю уже мертв душою, нам необходим подвиг, необходимо ожить для Господа в исполнении Его воли, в искоренении страстей. «Каждое сопротивление, оказанное требованию страсти, ослабляет ее; постоянное сопротивление низлагает ее»227. Однако нужно также знать, что хотя «необходим подвиг для христианина, но не подвиг освобождает христианина от владычества страстей: освобождает его десница Вышнего, освобождает его благодать Святого Духа»228. И потому само умное делание, непрестанное вопрошение помощи и милости Божией служит только средством взыскания помощи для искоренения страстей.

Но страсти в христианине иногда могут жить долгие годы подвига, иногда низлагаются лишь к самому концу жизни, и свт. Игнатий видит в этом премудрость промысла Божия, направленную к пользе нашего умного делания. Святитель говорит об этом так: «Опасно преждевременное бесстрастие! Опасно преждевременное получение наслаждения Божественною благодатью. Дары сверхъестественные могут погубить подвижника, ненаученного немощи своей падениями, неопытного в жизни, неискусного в борьбе с греховными помыслами, неознакомленного подробно с лукавством и злобой демонов, с удобоизменямостью человеческого естества… Он может злоупотребить самою благодатью Божиею. По причине ея он может превознестись над ближними; по причине ея он может подвергнуться самонадеянности»229, за чем следует потеря благодати и душевная смерть230. Напротив, «тяжкая борьба со страстями стирает сердце человека, сминает надменный дух его, заставляет сознаться в состоянии падения, опытно обнаруживая это состояние, заставляет сознаться в необходимости искупления, уничтожает надежду на себя, переносит всю надежду на Искупителя»231, в чем заключается самая суть умного делания. Поэтому свт. Игнатий нередко советовал не требовать от себя бесстрастия, не засуживать себя по поводу погрешностей и проступков – им свойственно возникать в нашей страстной природе, и мы должны признать себя страстными, признать, что мы не можем не впадать в погрешности232. Но, с другой стороны, Святитель замечает, что покаяние дается не для потакания греху, нам нельзя, признав себя грешными, сидеть сложа руки, так как от любой поблажки себе из души надолго уйдет состояние мира, чтобы мы научились давать цену теперь потерянной благодати Божией233. При этом кто служит, работает греху, тот как раз и не видит греха своего, не кается, пребывает беспечен; страсти открываются лишь когда христианин начинает бороться с ними234. Так, касательно страстей, свт. Игнатий выделяет две грани и крайности, которых необходимо избегать при прохождении умного делания: требование от себя скорого бесстрастия и беспечное пребывание в страстях. Святитель указывает путь золотой середины – смиренное моление Спасителя о помощи с сознанием свойственной нам греховности и с возможным противлением всем желаниям падшего естества.

6. ТЕРПЕНИЕ СКОРБЕЙ И ИСКУШЕНИЙ.

Свт. Игнатий среди различных сторон духовной жизни, способствующих умному деланию, большое значение уделяет терпению скорбей и искушений. «Искушения и скорби ниспосылаются человеку для его пользы: образованная ими душа делается сильною, честною пред Господом своим. Если она претерпит все до конца в уповании на Бога, то невозможно ей лишиться благ, обещанных Святым Духом и совершенного освобождения от страстей»235. Приносимая скорбью польза душе состоит в том, что она «действует противоположно наслаждению, – а потому противодействует нашему падению, способствует нашему восстанию»236. В наслаждении человек не может помнить о Боге, о вечной жизни, пребывает в беспечности, скорбь же снимает это усыпляющее покрывало нечувствия с души человека, она способствует его умной молитве к Богу. Поэтому «подвижникам, занимающимся умственным подвигом, попускаются преимущественно пред телесными подвигами болезни и другие скорби: от действия их подвижник по необходимости должен возлагать надежду на Бога. От усиления надежды на Бога слабее самонадеянность; с уменьшением самонадеянности уменьшается самомнение. С ослаблением этих недугов начинает зарождаться в душе истинное смирение, на котором основаны правильность и прочность всякого подвига»237. Согласно св. Иоанну Лествичнику, нам потребны непрестанные скорби, пока бесчувственное сердце не придет в чистоту238. «Кто уклоняется от скорбей, – учит прп. Исаак Сирин, – тот вполне разлучается, несомненно, и с добродетелию. если вожделиваешь добродетели, то предай себя на всякую скорбь. Ибо скорби рождают смирение… Кто без скорби пребывает в добродетели своей, тому отверста дверь гордости»239. Преодалевая скорби, подвижник укрепляется в умном делании, в предании себя воле Божией, от чего ослабевают душевные страсти, в особенности тщеславие и самомнение, которых так трудно избежать в любом собственном произвольном подвиге. Вслед за скорбями Господь всегда посылает утешение, и это рождает живую веру в Бога, Который неусыпно печется о спасении каждого человека.

Значение скорби для умного делания свт. Игнатий видит и в том, что «всякая скорбь обнаруживает сокровенные страсти в сердце, приводя их в движение. До скорби человек представляется сам себе спокойным и мирным: но когда придет скорбь, тогда восстают и открываются неведанные им страсти, особливо гнев, печаль, уныние, гордость, неверие. Существенно нужно и полезно для подвижника обличение греха, гнездящегося в нем втайне»240. Так учит о действии на нас скорбей прп. Марк Подвижник: скорбь обнаруживает настроение нашей воли, вскрывает тайно владеющие нами злые мысли, после чего Господь подает и смиренномудрие241. «Когда болезнь, скудость, истощение тела и боязнь для тела, – говорит св. Исаак Сирин, – возмущают мысль твою и препятствуют радости упования твоего и попечению о Господе, тогда знай, что живет в тебе тело, а не Христос»242. Увидев открытые скорбью внутренние страсти, человек самой жизнью познает свою немощь, и скорбь действует как противоядие в нашей поврежденной природе, она погашает в нас сочувствие к греховному яду страстей, она искореняет в нас страсть гордости. Здесь свт. Игнатий показывает очень важный момент умного делания которым должно сопровождаться терпение скорбей: «Искупитель и Спаситель нужен только для падших и погибших … Исповедывать самою жизнию свое падение значит: переносить все скорби земной жизни, как справедливое воздаяние за падение, как естественное, логичное последствие греховности, и постоянно отказываться от всех наслаждений, как несвойственных преступнику и изгнаннику, прогневавшему Бога, отверженному Богом»243. Этим образом в сердце входит мир Христов, заключающийся в самоотвержении и предании себя воле Божией. Так удивительно скорбь врачует душу человеческую: вначале открывает ей ее немощи, страсти, приводит к осознанию своей греховности, научает смиренномудрию и посредством этой добродетели вводит в благодушное терпение скорбей, как вполне нами заслуженных, – в душе уже нет ропота, уныния, неверия – она утвердилась в Боге, даже радуется скорбям, она исцелилась от страстей и немощей, когда-то в ней бывших. Во всем этом нельзя не видеть, что скорби очень живо способствуют умному деланию, взыскующему живой веры в Бога, смиренномудрия, исцеления от страстей.

Если такова польза умному деланию от скорбей внешних, которые «внушают сердцу страх Божий и благоговение к Богу», то «искушения душевные доставляют более глубокие познания»244. Свт. Игнатий замечает, что искушения, возникающие во время молитвы, такие, как например уныние, сон, недоумение, страхования служат хорошим признаком в том смысле, что бесы именно тогда строят козни нашей молитве, когда она угодна Богу245. Искушения необходимы нам, так как «всяк неискушен неискусен»246. «Уничтожить искушения и помыслы, – и не будет ни одного святого, – учит авва Зосима. – Бегущий от искушения спасительного бежит от вечной жизни»247. «В какой мере не имеет душа достаточных сил для великих искушений, – наставляет прп. Исаак Сирин, – в такой же она недостаточна и для великих дарований, и как возбранен к ней доступ великим искушениям, так возбраняются ей и великие дарования, потому что Бог не дает великого дарования, без великого искушения»248. Они доставляют опыт во внутренней брани, научают, оставив леность, пребывать в духовном трезвении, постоянно молиться Богу. Возникающие в уме, сердце и теле греховные мысли, чувствования и движения опытно открывают нам наше повреждение, даже побеждения в невидимой брани бывают полезны для нас, так как научают нас смирению, а именно сознание своей немощи есть необходимое условие принятия молитвы. «Промысл устроил так, чтобы подвижники Божии не всегда находились в состоянии радости, торжества и победы. Такое непрестанное состояние могло бы породить в них лютую гордость: не видя никогда на опыте побеждения своего в немощи, они возомнили бы, что состояние непрестанного торжества над грехом принадлежит им самим, а не дар Божий»249. И здесь свт. Игнатий следует всецело духу наставлений св. Исаака Сирина, которые таковы: «Блажен человек, который познает немощь свою, потому что ведение сие делается для него основанием, корнем и началом всякого доброго усовершенствования… Но никто не может ощущать немощь свою, если не будет попущено на него хотя малого искушения тем, что утомляет или тело, или душу». «Ибо умудриться человеку в духовных бранях, познать своего Промыслителя, ощутить Бога своего и сокровенно утвердиться в вере в Него – невозможно иначе, как только по силе выдержанного им испытания»250. Только надо заметить, что св. Исаак под искушениями более понимает скорби внешние, посещающие нашу жизнь; искушений же похотями он советует избегать251. Свт. Игнатий приводит святоотеческое правило духовной жизни, заимствованное из наставлений св. Исаака Сирина: «Отдай долг страстям»252. Собственные слова св. Исаака: «Отдай долг страстей, когда бываешь побежден и побеждаешь»253. Поэтому «великое дело: признавать себя достойным искушения и предаваться воле Божией, когда придет искушение»254. Свт. Игнатий обращает внимание на то, что никогда Бог не бывает так близок сердцу подвижника, как во время молитвы его в искушении, когда реально ощущается близость душевной гибели, когда помощь Божия взыскивается со всей силой жизни. Святитель, ссылаясь на св. Исаака Сирина, свидетельствует, что «человек до вступления в искушения, молится Богу, как чужой ему, а подвергшись ради Его искушениям, молится Ему как свой»255. Слова св. Исаака, на которые ссылается Святитель, таковы: «Прежде искушений человек молится Богу, как чужой кто. Когда же входят в искушения по любви к Богу, и не допускает в себя изменения (то есть пребудет непоколебим), тогда поставляется перед Богом, как бы имеющий его должником своим, и как искренний друг; потому что, во исполнение воли Божией, вел брань с врагом Божиим, и победил его256. То есть мысль св. Исаака то, что «своим» человек становиться Богу, когда оказывается в искушении верен Ему до конца. Подтверждают это и следующие слова св. Исаака: «Вследствие любви, какую святые показали к Богу тем, что страждут за имя Его, когда Он содержит их в тесноте, но не отступает от возлюбленных Им, – сердце святых приобретает дерзновение взирать на Бога непокровенным лицем и просит его с упованием»257. Ощутив в искушении все наклонности и свойства падшего естества, подвижник уже не даст цены своему «я», отныне он уготовляет себя в достойный сосуд и орудие Духа Святого. «Тогда необыкновенная духовная сила веры неожиданно является в сердце; тогда неизреченное духовное утешение неожиданно является в сердце. Иисус печатлеет ученика, принявшего избрание, Духом, – и земные скорби соделываются источником наслаждения для раба Божия»258.

7. УЕДИНЕНИЕ И БЕЗМОЛВИЕ.

Посвятивший себя умному деланию, вводящему делателя в священное безмолвие ума и сердца в Боге, должен наблюдать, что среди встречающегося в жизни способствует, и что препятствует деланию его души. Свт. Игнатий обращает внимание на то, что мысль и сердце слабого человека, – а таковым должно признать каждого облеченного в падшее естество, – сообразуется с наружным положением, с условиями внешней жизни человека259. Постоянно пребывая близ соблазнов, которыми исполнен мир, приобретая от них впечатления, проникающие в душу, не возможно сосредоточиться умом в молитве Богу, невозможно удержать в сердце святых чувств или даже просто обращать духовный взор на свой внутренний мир, хранить духовное трезвение. «Соблазн, находясь пред нами или вблизи нас, – говорит свт. Игнатий, – по необходимости найдет сочувствие себе в нашем греховном повреждении и произведет на нас впечатление. Впечатление это может быть и не примеченным; но когда оно разовьется и усилится в человеке, тогда возобладает им, и может поставить на край погибели. Иногда впечатление соблазна действует и весьма быстро, не дав, так сказать, опомниться или одуматься искушаемому: мгновенно омрачает ум, изменяет расположение сердца, ввергает инока в падение и падения»260. «Равно омрачают душу и мысленные внутри беседы с помыслами, и внешние разговоры и празднословие», замечает прп. Исихий Иерусалимский261. Поэтому для беспрепятственного совершения умного делания со всей очевидностью возникает необходимость удаляться, как только возможно, от всех соблазнов, хранить свои чувства от всего развлекающего внимание, избегать знакомств с людьми нерадивыми, искать уединения в связи с всеобщим распространением разврата. «Проводящему внимательную жизнь, – говорит Святитель, – не должно смотреть ни на что пристально, и не слушать ничего с особенным тщанием, но видеть, как бы не видя, и слышать мимоходно, чтоб память и сила внимания были всегда свободными, чуждыми впечатлений мира, способными и готовыми к приятию впечатлений Божественных»262. Прп. Антоний Великий заповедует удаляться шумного многолюдства, чтобы и сердцем, и умом, и телом быть вне смущения, «ибо где люди, там и смятение», кто же любит безмолвие, тот пребывает близ Бога263. Святой угодник говорит о том, что должно хранить душу от всех земных, тленных впечатлений, достигать безмолвия, оживляющего весь процесс умного делания.

По закону подвижничества, сначала должны быть расторгнуты узы вещества, которыми человек связан извне, лишь затем можно приступить к расторжению внутренних уз, которыми духи злобы связали ум и сердце. По свт. Игнатию, именно в уединении, в безмолвии укрепляется благое произволение ко спасению, так как при постоянном разжжении греховного естества впечатлениями мира победа над страстями не возможна264. Свт. Игнатий следует учению прп. Макария Великого, что человек, в связи с грехопадением праотца, оказался связан двоякого рода узами: узами житейских дел и внутренними узами, которые наложили на душу духи злобы; для расторжения вторых необходимо вначале расторгнуть первые265. Согласно также св. Исааку Сирину, отрешение от вещества предшествует союзу с Богом, потому что сердце не пребудет в тишине, пока чувства заняты суетными мирскими делами266. Св. Исаак так выражает суть этого: «Пока человек не удаляется от того. от чего сердце его приходит в смятение, врагу всегда есть удобство напасть на него»267. В уединении, которое есть «смерть прежде смерти» в смысле умирания для мира, греховные впечатления мира сглаживаются с ума человека, душа укрепляется, обращает свой взор к вечности, усматривает, что «назначение человека – не для земли, а для Неба»268. Безмолвие направляет очи ума «к созерцанию своей греховности и предстоящего суда Божия»269. Лишь в безмолвии можно молиться особенно внимательно, когда двери ума и сердца затворены для всех воздействий внешнего мира. К достижению этого состояния направлена монашеская жизнь, которая во всех своих видах имеет одну цель, – «устранить немощь нашу от обольщений и впечатлений мира, дать должную цену и временной и вечной жизни, употребить первую для получения второй»270. Святая обитель поэтому особенно располагает к умному деланию, если ею не овладеет «житейская многопопечительность» – монашество требует духа «святой простоты»271.

И в самом монастыре необходимо безмолвие, или, как часто говорит свт. Игнатий, пребывание странником для прохождения умной молитвы: из монастыря не должно выходить, разве по крайней нужде, и, выходя, со всей внимательностью хранить чувства. В самом монастыре должно воздержаться от близких знакомств, в особенности остерегаться свободного и вольного обращения с другими, необходимо погасить естественную любовь к ближним, но полюбить их духовной любовью в Боге, видящей во всяком человеке без различия Ангела, приносящей утешение сердцу, уединяющей человека в самом себе272. Мысль. что истинная, духовная любовь к ближнему исключает желание обладать тем, кого любишь, что духовная любовь бескорыстна и потому уединяет человека в самом себе, воспринята Святителем у прп. Исаака Сирина, который говорит: «Хочешь ли, по Евангельской заповеди, приобрести в душе своей любовь к ближнему? Удались от него, и тогда возгорится в тебе пламень любви к нему, и радоваться будешь при лицезрение его, как при видении светлого ангела»273. Безмолвие монастыря состоит и в постоянной умеренности пищи и сна, в скромности одежды и простоте самых необходимых принадлежностей келлии, так как к излишним и красивым вещам в сердце является пристрастие, а ум вдается в мечтательность и рассеянность274.

Безмолвие монастыря должно также состоять в обуздании языка и хранении душевных чувств, в непрестанной молитве Богу. Безмолвие монастыря нужно хранить до конца, так как, в отличие от душевного состояния тех, кто постоянно обращается среди соблазнов, «страсти в иноках голодны: они, если будут оставлены без хранения, то кидаются с неистовством на предметы похотения, подобно хищным зверям, спущенным с цепей»275. «Страсти удобно опять возвращаются», говорит прп. Иоанн Лествичник276. И тогда весь труд умного делания, приобретенный в безмолвии, и заключающийся во внутреннем мире, будет потерян.

То, что имеется в монастыре, не обретает человек, живущий посреди мира, но и он не должен отчаиваться, не должен бояться приступать к умному деланию. И его внутреннее делание, если оно одушевлено искренностью, по словам свт. Игнатия, может иметь хотя бы некоторый плод среди мира: «Мир не веселит людей размышляющих, но он, питая нас горестями, отталкивает нашу любовь к нему и направляет ее к Богу. Мир ранит наше сердце и тем исцеляет его болезни – земные пристрастия. Безвременное уединение уничтожает сию работу сердца, которое нашедши покой, часто снова примиряется с миром и делается холоднее к Богу»277. Встречая постоянные соблазны мира, болея от того душой, видя всю гибельность превозносимых падшим человечеством страстей, мы тем крепче будем прилежать молитве к Богу, хранить себя и среди мира от влияния мира. «Истинное безмолвие, – говорит свт. Игнатий, – состоит в отречении от мира и в самоотвержении, совершаемых в средоточии человека, в духе его. Истинное безмолвие состоит в полном оставлении упражнения в помышлениях о суетном, в устремлении всех помышлений в служение Богу. Вход в такое безмолвие устраивается при помощи веры»278. Впрочем, святые отцы запрещают специально стремиться на преодоление суеты и соблазнов среди самих соблазнов. Такова может быть улыбка лукавого: мнить, что и при окружающей суете мы можем достичь духовного плода. Изглаждение в душе впечатлений греха возможно, лишь когда совне человека уже ничто не провоцирует на грех279.

Свт. Игнатий предостерегает и монахов, и мирян от преждевременного стремления к совершенному уединению, к совершенному безмолвию, заключающемуся не только в предохранении себя от соблазнов, но и в абсолютной изоляции себя от общения с кем-либо. «Покушение на преждевременное безмолвие влечет за собою неминуемые пагубные последствия. Дерзновенный, самонадеянный, омраченный и связанный неведением подвижник не найдет пищи для души своей в безмолвии, а от этого непременно впадет в уныние, которое в безмолвниках действует с особенною силою и вредом, предавая их увлечению разнообразными лукавыми помыслами и мечтаниями»280. В совершенном уединении в душе вмиг восстанут неискорененные страсти, страсти, которые можно было искоренить лишь находясь в обществе человеческом. Так, по словам свт. Игнатия, инок не должен касаться безмолвия, если предварительно он не стяжал постоянной непарительности ума, занимаясь молитвой Иисусовой в иноческом обществе, где упражнению молитвой много содействует деятельное исполнение евангельских заповедей, то есть послушание и смирение281. В обществе человеческом делание душевное сопряжено с деланием телесным, здесь, находясь среди людей, подвижник приобретает правильное самовоззрение, опытно познает в искушениях действия падшего естества и действия падших духов282. В абсолютном же безмолвии может пребывать лишь прошедший путь долгого обучения послушанию в монастыре, лишь тот, чье душевное делание уже стало духовным, приняло «благодатную росу Святого Духа»283. Заметим, при этом, мысль прп. Исаака Сирина, что в абсолютном безмолвии еще долго сохраняются впечатления от прежних страстей, которые иногда весьма сильно напоминают о себе284.

Свт. Игнатий, видя духовные силы современного ему христианского общества, считал, что отшельничество в нашем отечестве нужно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным, как более опасный285. И к каждому ищущему посредством умного делания внутреннего безмолвия Святитель обращается со следующими словами: «Не подумай, что для научения безмолвию необходим затвор, или глубокая пустыня. Нет! Гораздо лучше научиться ему между людьми при посредстве душевного подвига. Самые падения, невидимые ближними, видимые и ведомые Богу и совести, падения ума и сердца, послужат к пользе, открывая тебе всю немощь человека. Подвижник, воспитанный между людьми силою невидимого внутреннего подвига, бывает прочен, богат знанием и опытностию духовною, исполнен смиренномудрия, для ближнего – пристанище, сокровище»286.

* * *

96

Аскетические опыты. Т. II. С. 178

97

Приношение современному монашеству. С. 9. Смотри Типикон. М. Синодальная типография, 1906. Гл. 37. О пении, яко не подобает кроме собора особне пети.

98

Аскетические опыты. Т. II. С. 181. Согласно св. Исааку Сирину, начало помрачения ума в лености к Божией службе (Слова подвижнические. С. 12). Поэтому. по прп. Феодору Студиту, нам должно спешить к церковным службам, словно мы Ангелом позваны, ведь именно в храме мы особенно близко беседуем с Богом, воспринимаем Божественные, вечные дарования, которые просвещают и ожитворяют души наши (Феодор Студит, прп. Огласительные поучения и завещание. М.. 1998. С. 27–28). По прп. Нилу Синайскому, в церковь должно входить как на небо, так как именно церковь избавляет нас от бурь и треволнений внешних (Увещательные слова // Добротолюбие. Т. 2. С. 272, 273).

99

Аскетические опыты. Т. II. С. 179

100

Аскетические опыты. Т. II. С. 178

101

Аскетические опыты. Т. II. С. 338–339

102

Аскетические опыты. Т. II. С. 338. Как говорит авва Еваргий, «вкушать Тело Христово есть истинная сила» (Изречения // Добротолюбие. Т.1. С. 602). Действенность же этого заключается в том, что по прп. Феогносту, «Тело, с Божеством соединенное, как некий угль попаляет всякое беззаконие и сердца просвещает с верою приступающих; равным образом и Божественная и всечестная Кровь, паче всякого иссопа, омывает и очищает всякую нечистоту и скверну тех, кои дерзают приступать к Святым Тайнам со всевозможным сокрушением и уповательным умилением» (О деятельной и созерцательной жизни // Добротолюбие. Т. 3. С. 397–398).

103

Аскетические опыты. Т. II. С. 135

104

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 315–316

105

Аскетические опыты. Т. II. С. 338. Интересна при этом следующая мысль прп. Исихия Иерусалимского: «Входя в нас, оно (Тело Христово) тотчас прогоняет из сердца лукавых духов злобы и очищает нам прежде бывшие грехи; и ум наш тогда оставляется свободным от беспокойной докучливости лукавых помыслов. Если после сего, стоя у дверей сердца, будем тщательно сохранять ум свой, то, когда будем сподобляться св. Таин, Божественное Тело более и более будет просвещать ум наш и делать его блестящим подобно звезде» (О трезвении и молитве // Добротолюбие. Т. 2. С. 178–179).

106

Аскетические опыты. Т. II. С. 171

107

Аскетические опыты. Т. II. С. 173

108

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 299

109

Аскетические опыты. Т. II. С. 174

110

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 158, 206. Аскетические опыты. Т. II. С. 174

111

Аскетические опыты. Т. II. С. 175–176

112

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 421

113

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 424, 422. Как замечает прп. Макарий Великий, «обогащенные Духом Святым, поистине имея имея в себе небесное богатство и общение Духа, если возлагают кому духовное слово, и пожелают возвеселить души, то из собственного своего богатства и из собственного своего сокровища, каким обладают в себе, изрекают слово, им возвеселяют души слушающих духовное слово, и не боятся оскудения у себя самих; потому что обладают небесным сокровищем благостыни, из которого предлагают снеди и увеселяют угощаемых духовно» (Духовные беседы. С. 159).

114

Аскетические опыты. Т. I. С. 446–447

115

Аскетические опыты. Т. I. С. 117

116

Аскетические опыты. Т. I. С. 115

117

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 322. Прпп. Иоанн Лествичник и Исаак Сирин предостерегают до принятия духовной силы читать книги, чуждые правоверия, так как это помрачает ум немощных и наиболее вооружает на нас духа хулы (Лествица. С. 233; Слова подвижнические. С. 282–283).

118

Аскетические опыты. Т. I. С. 121–122, 244. Приношение современному монашеству. С. 69. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 396, 642

119

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 206

120

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 423

121

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 324–325

122

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 324

123

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 556–558

124

«Не все разумные в слове, – учит пресв. Илия Екдик, – разумны и в духовных деланиях; но все разумные в духовном разумны и во внешнем» (Цветособрание // Добротолюбие. Т. 3. С. 424–425). О том же говорит прп. Исаак Сирин: «Иное слово действенное, и иное слово красивое. И без познания вещей мудрость умеет украшать слова свои, говорить истину, не зная ее, и толковать о добродетели, хотя сам человек не изведал опытно дела ее. Но слово от деятельности – сокровищница надежды; а мудрость, не оправданная деятельность, залог стыда (Слова подвижнические. С. 7). Свв. Макарий Великий и Исаак Сирин уподобляют человека, ведущего речь о духовном без опытного усвоения добродетели, тому, кто, находясь в пустыни и томясь жаждой, придумывает источник воды и воображает себя пьющим, тогда как не имеет этого в действительности (Духовные беседы. С. 154, 415; Слова подвижнические. С. 7–8).

125

Аскетические опыты. Т. I. С. 155

126

Аскетические опыты. Т. I. С. 268

127

Аскетические опыты. Т. I. С. 279. «Кто ходит в своей воле, – предостерегает прп. Антоний Великий, – тому Бог ни в чем не подаст помощи, но оставит его демонам, которые будут витать в сердце его день и ночь, и не дадут ему возыметь ни в чем никакого покоя… Кто повинуется отцам своим, тот господу повинуется, и кто Господу повинуется, тот и отцам своим повинуется» (Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 56–57, также с. 49, 123, 124). Едва ли не все святые отцы говорят о крайней необходимости руководителя в духовной жизни, о том, что жизнь по своей воле – путь к прелести, что невозможно нисколько преуспеть без поминовения отцам. «Ложное знание, – учит прп. Иоанн Пророк, – состоит в веровании своему помыслу, что дело точно таково, как кажется. Кто желает избавиться сего, пусть не верит ни в чем своему помыслу. но вопрошает обо всем своего Старца» (Руководство к духовной жизни. С. 251. О том же смотри Лествицу. С. 16–17, 34, 217).

128

Аскетические опыты. Т. I. С. 280

129

Аскетические опыты. Т. II. С. 369

130

Приношение современному монашеству. С. 8

131

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 531. Заметим при этом удивительную связь данных мыслей Святителя со следующими рассуждениями прп. Иоанна Лествичника: «Послушание есть гроб собственной воли и воскресение смирения. Послушный, как мертвый не противоречит и не рассуждает. ни в добром, ни во мнимо-худом; ибо за все должен отвечать тот, кто благочестиво умертвил душу его (то есть отец, через послушание умертвивший в нем страстную волю). послушание есть отложение рассуждения и при богатстве рассуждения» (Лествица. С. 33). «Кто совершенно отвергся самочиния и в том, что он почитает добрым, духовным и богоугодным, тот уже достиг цели, прежде нежели вступил в подвиг» (Там же. С. 34). «Благоразумный послушник, если и мертвых будет воскрешать, и дарование слез получит, и избавления от браней достигнет, всячески думает, что это совершает молитва отца духовного, и пребывает чужд и далек от суетного возношения» (Там же. С. 53).

132

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 769

133

Аскетические опыты. Т. II. С. 290. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 84, 116–117, 480

134

Странник. С. 158

135

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 441

136

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 334

137

Аскетические опыты. Т. I. С. 563. Интересна при этом мысль св. Исаака Сирина: «Пока человек не приимет Учителя, потребны ему Божественные Писания для того, чтобы памятование доброго напечатлелось в мысли его… Но, когда сила Духа низойдет в действующую в человеке душевную силу, тогда вместо закона Писаний укореняются в сердце заповеди Духа, и тогда тайно учится у Духа, и не имеет нужды в пособии вещества чувственного. Ибо, пока сердце учится от вещества. непосредственно за учением следуют заблуждение и забвение, а когда учение преподается Духом, тогда памятование сохраняется невредимым» (Слова подвижнические. С. 314). Также прп. Иоанн Лествичник замечает, что мы по собственному опыту отчасти знаем обольщения и коварства демонов, часто владычествующих над нашей душой, но есть люди, имеющие познание козней бесовских действием Святого Духа, освободившего их от страстей (Лествица. С. 219).

138

Приношение современному монашеству. С. 71. Прп. Антоний Великий в своих наставлениях указывает на то, что в древности отцы уходили в пустыню, там чрез долгий труд достигали здравия своих душ, и так уразумевали, как можно врачевать других (Изречения // Добротолюбие. Т. 1. С. 125). Св. Макарий Великий учит стремиться обрести сокровище благодати Христовой, прежде всего, в своих сердцах, а затем уже из этого внутреннего сокровища предлагать словесную помощь другим (Духовные беседы. С. 160). Прп. Нил Синайский замечает, что, лишь когда покорены собственные страсти, можно приступить к возделыванию душ других (Мысли и увещания // Добротолюбие. Т.2. С. 293). «Врач духовный тот, – говорит прп. Иоанн Лествичник, – кто стяжал и тело и душу свободные от всякого недуга, и уже не требует никакого врачевства от других» (Слово особенное к пастырю // Лествица. С. 253). Поэтому «великий стыд для наставника молиться Богу о даровании послушнику того, чего сам еще не стяжал» (Там же. С. 256).

139

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 441–442. Прекрасно учит об этом прп. Иоанн Лествичник: «Истинный учитель тот, кто непосредственно принял от Бога книгу духовного разума, начертанную в уме перстом Божиим, то есть действием осияния и не требует прочих книг» (Слово к пастырю // Лествица. С. 254). Потому-то истинный пастырь может от самой бездны избавить душу, способен воскресить всякую погибшую душу (Там же. С. 253, 256).

140

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 369

141

Слово о смерти. С. 63

142

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 305–306

143

Аскетические опыты. Т. I. С. 242–243. Слово о смерти. С. 64. Приношение современному монашеству. С. 77–78. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 87–88

144

Странник. С. 158

145

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 87

146

Приношение современному монашеству. С. 72–73. В Отечнике свт. Игнатий приводит следующее рассуждение аввы Исаии: «Стремление учить других, по признанию себя способным к этому, служит причиною падения для души. руководствующщиеся самомнением и желающие возводить ближнего в состояние бесстрастия приводит свою душу в состояние бедственное. Знай и ведай, что, наставляя ближнего твоего сделать то или другое, ты действуешь как бы орудием, которым разрушаешь дом твой в то самое время, как покушаешься устроить дом ближнего» (Отечник. С. 122). Прп. Иоанн Лествичник замечает, что «мысленный грех пастыря на суде Божием оказывается важнее греха. на самом деле совершенного послушником» (Слово к пастырю // Лествица. С. 264). Наставник должен быть бесстрастен, он не сможет руководить ко спасению других без высшего духовного дара – рассудительности. Вся нелегкость же руководства заключается в том, что, как опять замечает св. Иоанн Лествичник, «что иногда бывает врачевством для одного, то для другого бывает отравою; а иногда одно и то же одному и тому же бывает врачевством, когда преподается в приличное время, не во время же бывает отравою» (Лествица. С. 185, так же с. 257, 262, 263).

147

Приношение современному монашеству. С. 73

148

Приношение современному монашеству. С. 73

149

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 439

150

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 303

151

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 448–449

152

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 114

153

Аскетические опыты. Т. I. С. 555

154

Аскетические опыты. Т. I. С. 561

155

Аскетические опыты. Т. I. С. 555

156

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 472

157

Аскетические опыты. Т. I. С. 14

158

Аскетические опыты. Т. I. С. 14

159

Аскетические опыты. Т. I. С. 15

160

Там же.

161

Аскетические опыты. Т. I. С. 16–17

162

Аскетические опыты. Т. I. С. 21–22

163

Аскетические опыты. Т. I. С. 25–28

164

Аскетические опыты. Т. I. С. 28–30

165

Аскетические опыты. Т. I. С. 31–42

166

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 320–321

167

Аскетические опыты. Т. I. С. 222–223, 239

168

Аскетические опыты. Т. I. С. 484

169

Аскетические опыты. Т. I. С. 489–491

170

Аскетические опыты. Т. I. С. 563

171

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 114

172

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 116

173

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 807

174

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 795

175

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 729–730. Вообще, необходимо коснуться вопроса возможности проверять своего наставника, насколько он следует Слову Божию, ведь именно от этого часто зависит, нужно ли оставлять наставника и переходить к другому. Прп. Иоанн Лествичник учит, что испытывать своего кормчего, можно лишь до вступления в послушание, и то, если мы имеем хоть сколько-нибудь духовной проницательности. Испытание пастыря состоит в том, чтобы присматриваться, получаем ли мы от него пользу в наших душевных недугах, в особенности получаем ли врачество против недуга надменности. И если увидим, что руководство наставника смиряет нашу гордость, духовно укрепляет нас против действия в нас главных наших страстей, то такому наставнику должно отдаться в полное послушание. Тогда, если даже и увидим согрешения духовника, не должно его испытывать, так как часто именно демоны показывают нам недостатки духовного отца (Лествица. С. 34, 60, 68. О том же: Антоний Великий, прп. Изречения // Добротолюбие. Т. 1. С. 124. Отечник. С. 22. Феодор Эдесский, св. Деятельные главы // Добротолюбие. Т. 3. С. 327). По св. Иоанну Лествичнику, должно хранить в сердце веру к наставникам и память добродетелей их, чтобы этим заграждать уста бесам, искушающим нас недоверием к наставнику (Лествица. С. 34–35). «Когда помысл склоняет тебя испытать или осудить твоего наставника, как от блуда отскочи от онаго; не давай сему змию никакого послабления, ни места, ни входа, ни приступа; но говори ему: «О прелестник! Не я над наставником, а он надо мной получил суд; не я его, а он мой судья» (Там же. С. 35). Вера истинному наставнику должна простираться даже до того (но это касается только монашеского послушания – В.Д.), что послушник, при отсутствии наставника, может представлять лицо его и думать, что он словно рядом стоит, дабы послушнику отвращаться от всего встречаемого, что было бы противно наставнику: разговора. слова, еды, сна, какого-либо дела (Там же. С. 53). Поэтому наказания достойны те, кто, получив пользу от духовного врача, из предпочтения к другому оставляет его прежде совершенного исцеления. Лишь тогда нужно обращаться к другому, когда духовный врач сам признает себя недостаточным для исцеления (Там же. С. 56–57).

176

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 359

177

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 202. Интересно рассуждает об этом прп. Иоанн Лествичник: «Все, хотящие познать волю Господню, должны прежде умертвить в себе волю собственную; и помолившись Богу, с верою и нелукавою простотою вопрошать отцов и братий, в смирении сердца и без всякого сомнения в помысле, и принять совет их, как из уст Божиих, хотя бы оные и противны были собственному их разуму, и хотя бы вопрошаемые были не весьма духовны. Ибо не неправеден Бог, и не попустит, чтоб прельстились те души, которые с верою и незлобием смиренно покорили себя совету и суду ближнего; потому, хотя бы вопрошаемые и не имели духовного разума, но есть глаголющий чрез них Невещественный и Невидимый» (Лествица. С. 199).

178

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 202. Так учит об этом св. Исаак Сирин: «Не домогайся заимствоваться советом у человека, который не ведет одинакового с тобою образа жизни, хотя он и очень мудр. Доверь помысл лучше человеку неученому, но опытно изведавшему дело, нежели ученому философу, который рассуждает по своим исследованиям, не испытав на деле. Что же такое опыт? Опыт состоит не в том, что человек подойдет только к каким-либо вещам и посмотрит на них, не прияв в себя ведения о них, но в том, что, по долгом обращении с ними, на деле испытает их пользу и вред» (Слова подвижнические. С. 386–387).

179

Аскетические опыты. Т. I. С. 283–284, 286

180

Приношение современному монашеству. С. 76. Смотри наставление об этом св. Антония Великого в Изречениях (Добротолюбие. Т. 1. С. 119).

181

Приношение современному монашеству. С. 80

182

Приношение современному монашеству. С. 77

183

Аскетические опыты. Т. I. С. 83, 113. Приношение современному монашеству. С. 76. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 369, 440, 442–443

184

Слово о смерти. С. 64

185

Аскетическая проповедь. С. 372. «Чтение Св. Писаний, – учит прп. Иоанн Лествичник, – не мало может просвещать и собирать ум; ибо они суть глаголы Духа Святого, и всячески вразумляют читающих. Будучи делателем, причитывай деятельные книги отцов; ибо исполнением сего на деле, чтение прочего делается излишним» (Лествица. С. 233). Заметим и мысль св. Исаака Сирина: «Для отвращения предзанятых душою расположений к непотребству и для устранения восстающих в плоти тревожных воспоминаний, производящих мятежный пламень, ничто не бывает так достаточно, как погружение себя в любовь к изучению Божественного Писания и постижение глубины его мыслей» (Слова подвижнические. С. 4).

186

Приношение современному монашеству. С. 53

187

Аскетические опыты. Т. I. С. 114

188

Приношение современному монашеству. С. 50. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 428

189

Приношение современному монашеству. С. 266

190

Аскетические опыты. Т. I. С. 113

191

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 376

192

Приношение современному монашеству. С. 51. Аскетические опыты. Т. I. С. 265–266

193

Аскетические опыты. Т. II. С. 278–279

194

Аскетические опыты. Т. I. С. 270

195

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 175, 318

196

Приношение современному монашеству. С. 383

197

Аскетические опыты. Т. II. С. 292, 277–278. Слово о смерти. С. 64–65. Приношение современному монашеству. С. 138–139

198

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 439–440

199

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 318–319. Поэтому св. Иоанн Лествичник говорит: «Старайся научаться разуму и делу спасения более от трудов, а не из других книг» (Лествица. С. 233).

200

Приношение современному монашеству. С. 384

201

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 220

202

Слово о смерти. С. 65

203

Приношение современному монашеству. С. 80. Отечник. С. 122

204

Приношение современному монашеству. С. 80

205

Аскетические опыты. Т. II. С. 158

206

Аскетические опыты. Т. I. С. 310

207

Приношение современному монашеству. С. 223

208

Аскетические опыты. Т. I. С. 410. Как говорит св. Марк Подвижник, «Господь сокровен в заповедях Своих и ищущими Его обретается по мере исполнения их». Согласно св. Марку, в Крещении нам дарована благодать Духа Святаго, но воздействует она в нас по мере исполнения нами заповедей Христовых (Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 490, 536, 543).

209

Приношение современному монашеству. С. 32. Согласно св. Исааку Сирину, «заповеди Божии выше всех сокровищ мира. Кто стяжал их, тот, внутри себя обретает Бога» (Слова подвижнические. С. 293).

210

Аскетические опыты. Т. I. С. 105–106

211

Аскетические опыты. Т. I. С. 130

212

Аскетические опыты. Т. II. С. 308–309. Так учит об этом св. Исаак Сирин:"Любовь может быть приобретена после душевного здравия; а душа, не сохранившая заповедей, не есть здравая» (Слова подвижнические. С. 242).

213

Аскетические опыты. Т. I. С. 226. Интересна при этом мысль св. Макария Великого, что если кто принуждает себя только к молитве, а не к исполнению и всех заповедей Господа, то такому иногда дается отчасти благодать молитвенная, но по нравам своим остается он таким, каким был прежде (Духовные беседы. С. 166, 454). «Мысли твои, – наставляет прп. Антоний Вевилий, – постоянно должны быть заняты Божественными заповедями, которые старайся и исполнять всеми силами, не оставляя ни одной, чтоб иначе душа твоя не сделалась вместилищем всех нечистот» (Устав отшельнической жизни // Добротолюбие. Т. 1. С. 105).

214

Аскетические опыты. Т. I. С. 145–146

215

Аскетические опыты. Т. I. С. 502–503. Приношение современному монашеству. С. 46–47. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 471. В подтверждение этой истины свт. Игнатий приводит слова прп. Варсонофия Великого, что для исполнения воли Бржией нам должно отвергнуть не только волю демонов, но и волю своего естества (Руководство к духовной жизни. С. 44–45). Об этом учил еще прп. Антоний Великий, что в сердце человеческом действуют три воли: от дьявола, от самого человека и от Бога; к первым двум Господь не благоволит (Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 57). Весьма интересна мысль св. Марка Подвижника: «Всякое доброе дело, которое делаем мы естественными нашими силами, хотя удаляет нас от противного. но без благодати не может приложить нам освящения» (Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 540). По прп. Максиму Исповеднику, Бог принимает лишь то, что ради Христа делается (Сотни глав о любви // Добротолюбие. Т. 3. С. 203–204). Согласно св. Исааку Сирину, ко всякому истинно доброму делу посредниками для нас бывают Крещение и вера, посредством которых мы призваны Господом на дела благие (Слова подвижнические. С. 8). Обратим при этом внимание и на следующие слова прп. Иоанна Лествичника: «Добродетели многие даровал Он (Бог) нашей природе, из которых известны следующие: милостыня, ибо и язычники милосердствуют; любовь, ибо часто и бессловесные животные проливают слезы, когда их разлучают; вера, ибо все мы от себя ее порождаем; надежда, потому что мы и взаим берем, и взаим даем, и сеем, и плаваем, надеясь обогатиться. Итак, если, как мы здесь показали, любовь есть добродетель естественная нам, а она есть союз и исполнение закона: то значит, добродетели недалеки от нашего естества… Но что касается до чистоты, безгневия, смиренномудрия, молитвы, бдения, поста, и всегдашнего умиления: то сии добродетели выше естества. Некоторым из них научили нас люди; другим Ангелы; а иных учитель и дарователь есть Сам Бог Слово» (Лествица. С. 191–192). Но должно заметить, что, хотя христианину необходимо жизнь свою устраивать по добродетелям евангельским, часто путь к этому пролегает чрез добродетели естества. Добродетели естества тогда обретают ценность, когда утверждаются в Боге, ради Христа совершаются, иначе они останутся добродетелями естества именно падшего.

216

Аскетические опыты. Т. II. С. 330–331

217

Аскетические опыты. Т. I. С. 308. Аскетические опыты. Т. II. С. 369–370

218

Аскетические опыты. Т. I. С. 109

219

Аскетическая проповедь. С. 59. Приношение современному монашеству. С. 32

220

Аскетические опыты. Т. I. С. 507

221

Аскетические опыты. Т. II. С. 19

222

Аскетические опыты. Т. I. С. 262. Так именует страсти и св. Исаак Сирин (Слова подвижнические. С. 20).

223

Аскетические опыты. Т. I. С. 156–157

224

Аскетические опыты. Т. I. С. 162

225

Аскетические опыты. Т. I. С. 209, 262. Как замечает прп. Антоний Великий, от услаждения страстями слабеет умная (духовная) сила и добрые движения душ наших (Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 33). Также по св. Макарию Великому, с какой страсью не борется человек, та и препятствует уму его угождать Богу (Духовные беседы. С. 48). «А кто хранит сердце свое от страстей, – говорит св. Исаак Сирин, – тот ежечасно зрит Господа» (Слова подвижнические. С. 37).

226

Об этом учит и св. Иоанн Лествичник (Лествица. С. 134).

227

Аскетические опыты. Т. I. С. 525

228

Там же. В данной мысли, что в наших силах – бороться и противиться злу, а искоренить его лишь Бог может, свт. Игнатию предшествует прп. Макарий Великий (Духовные беседы. С. 20).

229

Аскетические опыты. Т. I. С. 532

230

Данное утверждение свт. Игнатия требует особого внимания. Святитель разъясняет, какова должна быть истинная цель искоренения страстей, как, впрочем, и делания – не поиск благодатных даров, а достижение смирения, подчинение своей воли воле Божией. Без смирения бесстрастие ведет к превозношению. Прекрасно говорит об этом прп. Исаак Сирин: «Если до вшествия во град смирения примечаешь в себе, что успокоился ты от мятежа страстей, то не доверяй себе: ибо враг готовит тебе какую-нибудь сеть» (Слова подвижнические. С. 370).

231

Аскетические опыты. Т. I. С. 526. Здесь свт. Игнатий выражает мысль, красной нитью проходящую сквозь всю святоотеческую аскезу: борьба со страстями возводит к смирению, хранящем в себе живое упование на Спасителя. «Нередко Бог, – учит прп. Иоанн Лествичник, – по собственному своему промышлению, оставляет в духовных людях (даже в духовных! – В.Д.) некоторые легчайшие страсти для того, чтобы они ради сих легких и почти безгрешных немощей много себя укоряли, и тем приобрели некрадомое богатство смиреномудрия» (Лествица. С. 192). «Легко полученное скоро и утрачивается, – учит св. Исаак Сирин, – все же, приобретенное с болезнию сердечною, и хранится с осторожностью» (Слова подвижнические. С. 28).

232

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 533, 466. Аскетические опыты. Т. II. С. 371. Святитель ссылается на наставление прп. Серафима Саровского: «Должно снисходить душе своей в ее немощах и несовершенствах и терпеть свои недостатки, как терпим других, но не обленяться и побуждать себя к лучшему. Употребил ли пищи много или что другое подобное сему, сродное слабости человеческой сделал, не возмущайся сим и не прилагай ко вреду вред, но мужественно подвигни себя ко исправлению; а между тем старайся сохранить мир душевный, по слову Апостола: «блажен не осуждай себе, о нем же искушается» (Рим. 14, 22)» (Серафим Саровский, прп. Духовные наставления мирянам и инокам // Угодник Божий Серафим. Спасо-Преображенский Валаамский монастырь, 1996. С. 78).

233

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 384. Аскетические опыты. Т. II. С. 231

234

Аскетические опыты. Т. I. С. 528 Там же. Т. II. С. 122. Согласно блж. Диадоху Фотикийскому, душа, одержимая миролюбивым расположением (то есть духовным омрачением), если совершит и убийство, мало чувствует грех свой, а кто прогоняет омрачение, тому и малые грехи представляются великими (Подвижническое слово // Добротолюбие. Т. 3. С. 20). Интересна и мысль св. Исаака Сирина: «Поползнуться на что-либо греховное – обнаруживает человеческую немощь, потому что Бог на пользу душе попустил, чтобы она была доступна страстям. Ибо Он не усмотрел полезным поставить ее выше страстей прежде пакибытия. И душе быть доступною страстям – полезно для уязвления совести; пребывать же в страстях – дерзко и бесстыдно» (Слова подвижнические. С. 307).

235

Аскетические опыты. Т. I. С. 351

236

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 189

237

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 554

238

Лествица. С. 17

239

Слова подвижнические. С. 149

240

Приношение современному монашеству. С. 131–132. Аскетические опыты. Т. II. С. 370

241

Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 509, 550, 558

242

Слова подвижнические. С. 433

243

Приношение современному монашеству. С. 126. Аскетическая проповедь. С. 371

244

Аскетическая проповедь. С. 187

245

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 205

246

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 188

247

Собеседования // Добротолюбие. Т. 3. С. 108

248

Слова подвижнические. С 388

249

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 458. Приношение современному монашеству. С. 392

250

Слова подвижнические. С. 333, 219, 157–158

251

Там же. С. 28–29

252

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 331

253

Слова подвижнические. С 262

254

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 538

255

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 216

256

Слова подвижнические. С. 30

257

Там же. С. 156–157

258

Приношение современному монашеству. С. 129–130

259

Приношение современному монашеству. С. 292

260

Приношение современному монашеству. С. 40

261

О трезвении и молитве // Добротолюбие. Т. 2. С. 198

262

Аскетические опыты. Т. II. С. 269

263

Наставления // Добротолюбие. Т. 1. С. 44, 59

264

Аскетические опыты. Т. I. С. 337–338 Там же. Т. II. С. 368. Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 664–665

265

Духовные беседы. С. 175, 433, 463

266

Слова подвижнические. С. 2, 6

267

Там же. С. 224, 85. О том же: Нил Синайский, прп. Об осьми духах зла // Добротолюбие. Т. 2. С. 249; Лествица. С. 28

268

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 363, 364, 366

269

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 112

270

Аскетическая проповедь. С. 361

271

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 116

272

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 255–257, 281. Приношение современному монашеству. С. 25

273

Слова подвиднические. С. 115–116

274

Интересно заметить, что под Петербургом в Троице-Сергиевой пустыне келлии свт. Игнатия имели богатую обстановку, и о нем ходили рассказы как о ведущим будто роскошную жизнь. Когда на это обратил внимание приехавший к нему друг его архим. Софония, Святитель молча провел его в самую отдаленную комнату настоятельского дома, где взору открылись совершенно голые стены, одна небогатая икона с неугасимой лампадой и убогая рогожа на полу. Именно в уединении, к которому прибегал Святитель особенно во время сильных скорбей, рождались его поучительные творения. Когда свт. Игнатий уезжал из Сергиева монастыря на Ставропольскую кафедру, то у него не оказалось собственных средств на дальнюю дорогу. Когда же Святитель умер, в кармане его подрясника нашли всего 14 копеек, т.к. за два дня до смерти он отдал 75 рублей крестьянину потерявшему лошадь. Святитель до конца жизни был верен своему внутреннему стр. емлению к уединению, и этому во многом способствовали его продолжительные болезни (Геласий Михайлов архим. Пастырелогический элемент в творениях русских богословов XIX -XX веков, Загорск, ТСЛ, 1964г. с.198; Михаил Путинцев, прот. ...).

275

Приношение современному монашеству. С. 42. Аскетические опыты. Т. II. С. 209

276

Лествица. С. 27

277

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 493

278

Приношение современному монашеству. С. 432

279

Лествица. С. 28, 60, 97; Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. С. 91092

280

Аскетические опыты. Т. II. С. 143

281

Аскетические опыты. Т. II. С. 289

282

Приношение современному монашеству. С. 43

283

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 270. Аскетические опыты. Т. II. С. 143

284

Слова подвижнические. С. 187–188

285

Приношение современному монашеству. С. 70

286

Собрание писем свт. Игнатия, еп. Кавказского. С. 270


Источник: Духанин В.Н. Святоотеческая традиция умного делания в духовном опыте Святителя Игнатия, епископа Кавказского // Диссертация на соискание ученой степени кандидата богословия. - Сергиев Посад : Московская духовная академия, 2000. - 170 с.

Комментарии для сайта Cackle