Необходимость благодати, находящейся в Церкви, для сохранения истин веры и поддержания в людях чистой нравственности
Чистая и совершенная нравственность возможна только в христианстве: но то, на чём держится христианство, без чего оно было бы невозможно и о чём вовсе умалчивают те, которые не находят другого основания для нравственности, кроме самой природы, или одного разума человеческого, это есть благодать, проповедуемая христианством и дарованная Церкви, – благодать, которой поддерживается добродетель и на которой утверждается само христианство.
Благодать есть сверхъестественная помощь, дарованная Церкви и споспешествующая ей в верном сохранении сокровища богооткровенных истин. Предвозвещенная и преданная сначала малому числу учеников, помощь эта одна может объяснить нам то обстоятельство, – каким образом в обществе человеческом, при всей обширности и разнообразии свободных мыслей, могли сохраниться целыми и оставаться непоколебимыми истины христианские. Такое необычное явление не есть ли уже само по себе достаточное и сильное доказательство того, что люди сами собою никогда не могли бы удержаться в этом единстве веры и убеждений, если бы в них не действовала сверхъестественная сила Божия, невидимо связующая их в одно благодатное общество, в одну Христову Церковь?
В самом деле, христианам не довольно только знать истины христианские и иметь о них более или менее обширное понятие; тем более не достаточно исповедовать внешним образом общий символ веры, или соединяться наружным образом в богослужении и общении со своими пастырями; связи эти, делающие их членами тела Церкви, отнюдь не делают их общниками в её духе и жизни. Для этого им нужна благодать, т. е. дар чисто добровольный, дар такой, по которому они свободно, без всякого внешнего принуждения и внешнего стеснения, соединялись бы между собой в одно стройное общество, проникнутое одним духом жизни.
Писание никогда не говорит о действии, о влиянии Бога на душу, не подразумевая или не выражая в то же время прямо, что Он внутренне просвещает и поддерживает её, что Он указывает ей истину и даёт ей силу упражняться в добродетели. Мысль эта, или лучше сказать, – обещание это есть господствующая мысль в Писании, так что её везде можно встретить там, потому что она соединена везде со всеми другими христианскими истинами. Христианство вкратце и притом всецело может быть выражено в обещании помощи высшей, даруемой слабому и невежественному человеку. Это действительно – помощь, а не власть, не сила, воля которой была бы невольницею. Без неё человек был бы слишком, слишком слаб; а с нею он остается свободным. Это есть направление, руководство, как бы действие наставника, движущего неопытною рукою и научающего её чертить буквы. Воля воспитанника всегда остаётся свободною для того, чтобы оттолкнуть или воспринять это направление, это руководство. Это свет, для которого мы можем закрыть глаза; но если мы захотим извлечь пользу из него, он послужит нам к тому, чтобы произвести веру в наших душах; он поможет нам увидеть некоторые истины, для рассмотрения которых свет естественный сам по себе недостаточен, потому что он вообще представляет нам эти истины иногда как бы покрытыми облаком недоразумения, а иногда он вовсе бывает бессилен для рассмотрения их.
Таким образом благодать поддерживает нашу волю, отнюдь не делая её в то же время своей невольницей.
Мы веруем в благодать, потому что без неё всё становится непонятно в учении Церкви и её учителей. Наши таинства, наше богослужение, наше упражнение в добродетелях, – всё то, что Евангелие и православное учение представляют нам всегда со сверхъестественным характером, – всё это, говорим, не имело бы для нас ни смысла, ни цели. Если отнять благодать, – человек прерывает свою связь с Богом, забывает свои отношения к Нему, – отношения, вне которых он становится неизбежною жертвою атеизма. Для чего молитва, возводящая человека к небу, если не для того, чтобы через неё получить Божественную помощь или благодать? Какая надобность и в очищении, и в жертвоприношении, если всё это не будет иметь целью переменить гнев небесный на прощающую благость, и ужасы бесконечной правды преложить в милосердие?
Без благодати нет более христианства, равно как и православия, а без того и другого человек повергается в бесконечные сомнения, в неисчислимые заблуждения, неизбежно связанные с различными системами, порожденными древним, или новейшим рационализмом. Чтобы в этом убедиться, довольно поразмыслить хорошенько о том, что христианство всецело основывается на таинстве воплощения, т. е. на благодати вечной и бесконечной, которая необходимо отсюда предполагает и множество других даров, распространенных на все души, какие только были призваны к неиссякаемому свету Евангелие, начиная от первых веков христианства.
Из всех других даров мы избираем только один, более других относящийся к нашему предмету, т. е. мы будем говорить здесь лишь о даре, производящим эту веру.
Зная, что одна только Церковь сохраняет истинное христианство, равно как и то, что лишь одно христианство может сохранить и поддержать истины естественной религии, мы постараемся теперь показать, в какой мере благодать необходима нам для того, чтобы быть истинными чадами Церкви.
Чудную силу, великую тайну носит внутри себя христианин, которую он до времени решительно не понимает по своему невежеству. Бог даёт ему сердечное приготовление, которое на первых порах бывает тем более смешанно, неясно, сбивчиво, чем более оно обще. Это – глухое, так сказать, и безотчётное чувствование, сознание нашего бессилия, неясное желание того, в чём мы нуждаемся, чего недостаёт у нас; это – одна потребность искать выше себя того, чего мы часто напрасно ищем внутри себя самих; это – печаль о пустоте нашего сердца; это – голод и жажда истины, искреннее, задушевное расположение к тому чтобы предполагать, что мы обманываемся, и в тоже время верить, что нуждаемся в чрезвычайной помощи, чтобы не обманываться более.
Таково первоначальное движение души, которую Бог привлекает к себе. Он трогает её, прикасается к ней, Он успокаивает её мало-помалу. В этом чудесном деле, Бог нечувствительно для нас управляет переходом от разума к вере. Разум, любящий самого себя более всего, сам собою начинает понимать своё невежество, сердце чувствует свою слабость и силу своих худых и порочных наклонностей. С этих же пор душа перестает замечать и подыскивать что- либо странное в христианских таинствах, старается не разведывать более об этом, и при таком настроении своем мало помалу, нечувствительно привязывается к ним; она любит их, как источник добрых и благочестивых чувствований, поддерживающих и животворящих её, она желает их, жаждет, как засохшая земля жаждет чистой воды, и радуется струям её, когда они орошают и покрывают зелень и плоды. Если же душа с одной стороны приготовлена и предрасположена к вере в таинства, по мягкости, смирению и покорности сердца, то с другой, в этих самых расположениях её нельзя не видеть той спасительной настроенности, к которой приводит её сам Бог, и которая устремляет её к сверхъестественному, бесконечному, Божественному. Благодать раскрывает, развивает эту настроенность, это расположение, которое заставляет сердце беспокоиться до тех пор, пока оно не обретёт Бога и не ощутит в себе мира, который может быть дарован ему только Богом.
Во время своей земной жизни, Иисус Христос говорил бедной женщине Самарянке, показывая на древний кладезь Иакова: «тот, который напьется из этого источника, еще будет жаждать воды, а тот кто почерпнет из источника, которым я орошу, не вжаждет во веки» (см. Ин.4,13–14). Душа стремится к вечности, дышит ею; таинства христианства вводят нас в вечность и доставляют нам во времени тихое, неясное чувствование невыразимой радости и неизреченного утешения, которые понятны верному христианину, и в которых выражается действие живой воды, текущей от источника жизни – Господа Спасителя. Язык этот покажется новостью многим из нас – многим, которые готовы сказать нам: вы защищаете и доказываете силу христианских таинств посредством новой тайны, не менее непонятной и непостижимой.
Заблуждение ваше, ответим таковым, всегда состоит в том, чтобы постичь сущность истин, сила которых так ясно, так наглядно вам является. Вы не можете анализировать, как воду наших рек, воду таинственную, о которой Господь говорил женщине Самарянке. Но недостаточно ли для вас знать то, что она уврачевала человечество? Кто не знает состояние человечества, его быта до пришествия Мессии; кто не знает его тогдашних нравов, обычаев, законов, его верований и его богослужебных обрядов? Кто не знает того, что с того времени, как оно было погружено в священную купель, оно получило лучшее свойство и направление? Мы хотим сказать, что в сознании истинных христиан – эгоизм, самолюбие и развращение древних времен заменены чистыми, живыми понятиями и небесными добродетелями. Вы это знаете, вы можете знать ещё и то, что души самые благородные, самые усердные к служению бедным, вспомоществованию несчастным, в деле устроения их фамилии, семейства, – суть те, которые образованы и воспитаны под непосредственным влиянием наших таинств и нашей веры.
Откуда это происходит, что два лица, равно и одинаково понимающие учение и проповедывание христианское, так неодинаково, неравно воспроизводят его в своих убеждениях; от чего это зависит, что они так неодинаково, неравно и так различно заявляют его в поведении своей жизни? Где скрывается источник того, что малообразованный часто так отличен, так превосходен по живости своей веры, по привязанности, которую он имеет к ней, по жертвам, которые он ей приносит, по чистоте своих нравов и по совершенству своих произведений? Небесный дар и верность сделать его плодоносным, желание употреблять его в пользу – вот единственные истолкователи этих различий. Если вы спросите нас о путях, столько различных и столько чудных, по которым сердца доходят до веры и приобретают её, мы ответим на это следующее: отнюдь не надобно спрашивать и исследовать, каким путем человек может приходить со своей первоначальной настроенностью к вере, со своим первым расположением, которое так неприметно и так отдаленно; – не надобно допытываться, как он может доходить до веры самой живой, самой чистой, самой совершенной; не надобно также разыскивать, особенно подробно, и о том, в чем состоит это расположение, которое Бог влагает в нас издали, так сказать, без нашего ведома – так, чтобы мы сами не заметили этого. Не затруднили ли бы и мы вас, когда заставили бы после долгого времени исследовать в глубине вашего сердца и рассмотреть все первоначальные мысли и расположения вашего духа самые отдаленные, которые незаметно, нечувствительно привели вас к некоторым принципам честности, к известным правилам мудрости, к чувствам благочестия, от которых вы, быть может, были так далеки во время вашей молодости? Могли ли бы вы отыскать ныне все окольные, скрытные, все незаметные пути, по которым вы наконец достигли этой цели? В то время вы не наблюдали над самими собою и не занимались тем, что происходило внутри вас, – как же можете теперь, спустя столько лет, вспомнить всё то, что миновало, что ускользнуло от вас?
Каждый человек, который пренебрегает и почитает за ничто все добрые расположения, какие только Бог влагает в него, еще более далёк от возможности вспомнить их ясно и отчетливо. Вся его забота состояла в том, чтобы оставить их в пренебрежении, в неведении, забыть о них, закрыть глаза из боязни увидеть их: как же хотите вы, чтобы он их собрал, соединил для того, чтобы обратить против себя же самого? Кроме Бога никого нет, кто бы мог снова вложить их в сознание в их порядке и последовательности, убедить каждого человека во всём том, что он мог и не хотел знать для своего благосостояния и спасения. Еще менее можно выяснить какими-либо обстоятельствами, подробными описаниями, – как известная истина привела каждого человека к другой истине позднейшей. Кроме одного Того, кто сам установил этот порядок и это сцепление, ряд даров благодатных, нет никого, кто мог бы выяснить Его план и все тайные связи всех частей этого плана. Никакой человек не узнает никогда того, к чему мало-помалу может привести сделанный им первый шаг, – равно и того, какое имеет значение одно известное расположение его души для других расположений отдаленных и неизвестных. В самой сущности своей мы непроницаемы даже для себя самих; – сцепление это, эта связь так неудобопонятны, что трудно, если не совсем невозможно, их разобрать, распознать во всех предметах самых даже естественных и имеющих самое близкое отношение к жизни; потому отнюдь непозволительно желание подробно распытывать относительно того, что касается действий благодати самых внутренних, самых таинственных. Всё, что только можно сказать об этом предмете, состоит в том, что верховный Владыка сердец человеческих имеет возможность и средства для внушения, приуготовления, убеждения, которых дух человеческий не в состоянии ни проникнуть, ни исследовать во всём их объёме.
Итак, остановимся на том, что Бог бесконечно премудр, беспредельно благ, бесконечно силён управлять и руководить нашею волею без всякого для неё насилия и стеснения, что Он может убедить каждого из нас в том, что один только Он даёт нам нужные средства для постепенного достижения истины и нашего спасения. Без сомнения, не имея возможности разъяснить в подробности этой истины, мы должны всецело верить ей, – а этим-то, т. е. самою верою мы обязаны одному Богу.
Тем не менее однако же, посреди таковых недоразумений относительно природы и существенных свойств благодатных даров, остаётся верным то, что эти дары существуют, что каждый из нас чувствует и ощущает на себе их влияние, что наша гордость почти всегда изсушает источник оных, что недоверие к себе самим есть первый дар благости Божией, подаваемый нам для того, чтобы расположить нас к исканию высшего света и озарения, соединенного с любовью к истине, с недоверием к себе самим и с полною уверенностью найти желаемое, при содействии Существа высочайшего. Кто ищет сего света с таким именно расположением души, тот ищет его искренно и благочестиво. Искать же его с доверием к себе самому, с самонадеянностью, не желая подчиняться при этом никакой сверхъестественной помощи, значит искать его нечестиво, с надменным предубеждением в свою собственную силу и могущество.
Человек должен обращаться к Богу и просить Его благодатного содействия со смирением и благоговейною молитвою; потому что он может доходить до истины и добродетели лишь настолько, насколько благодать доводит его до них и доводит тогда, когда он сам научится быть смиренным, когда навыкнет благочестивой и покорной молитве, которая одна заслуживает быть выслушанною Отцом небесным.
Бог никогда и никому не отказывает в этой необходимой для нас благодати, т. е. познании чистой истины; Он даёт её, прибавим не потому, что бы человек имел на неё какие либо права, – иначе она и не была бы благодатью, но потому что, Он обетовал нам её, и потому ещё, что Он всегда верен слову своему и своим обетованиям. Будем же со своей стороны и мы верны призывающему нас к себе Богу, – войдем в живое сознание и глубокое чувствование собственного нашего бессилия, – и это расположит наш дух к чистой спасительной вере в истины христианского учения.
В свою очередь эти истины, сохраняемые и по возможности выясняемые Церковью, предупредят и предотвратят заблуждения разума, будут для него, так сказать, ярко освященным маяком, который прольёт полный свет на все наши верования, убеждения и понятия; не менее ощутительное влияние будут иметь эти истины и на самую нашу жизнь.
Чтобы достигнуть этого источника драгоценного света, мы необходимо должны прибегнуть к молитве и, с нею обращаясь к Богу, должны сказать с глубоким и полным чувством сердца: Боже мой! Я невежда, я немощен, падаю под гнётом многоразличных пожеланий и вожделений! Когда дело идёт о познании Тебя, когда надлежит поразмыслить о Твоём законе, о Твоих планах и намерениях относительно человечества, – мрак охватывает мой ум! Когда идёт дело о любви к Тебе, – земные страсти отягощают, сжимают, давят моё сердце. Господи, просвети меня, – будь моею опорою, уврачуй мои раны, омой мои нечистоты, растопи ледяную кору сердца моего, воздвигни и укрепи скудное моё существо, пресмыкающееся и скорбное!
Пока душа не настроит себя таким образом, и не войдет в те чувства, о которых мы сейчас упомянули, она не может начать дело своего возрождения; она не имеет, да и не может иметь понятия о вещах Божественных, – а тем менее возможно для неё наслаждение этими вещами, равно как и извлечение из них правил для своей жизни. В состоянии своего естественного омрачения она обыкновенно бывает подвержена самой ужасной опасности и крайнему несчастию; находясь вдали от Бога, лишенная Его опоры и поддержки, она чувствует, что свет исчезает для неё; она теряет теплоту своей веры, свою силу. Вместо того, чтобы возвышаться в духовную область, она ниспадает в глубину самой себя; становится бессильной для приобретения добродетелей, так сказать, умирает для них, теряет возможность ощущения и сознания чистых внушений, ниспосылаемых ей небом: самые лучшие способности её постепенно более и более теряют свою силу и плодоносность.
В этом состоит всецелое и полное падение человека! Подобно тому, как струя воды, текущая с горной вершины, падает на скалу и, разбиваясь об неё в дребезги, низвергается в глубочайшую пропасть, – душа резонерствующая, умствующая, отпадает от Бога, так сказать, разбивается о себя саму и ниспадает в нравственном отношении до самой последней степени.
Христианин может, – особенно если он не обладает огромным знанием лжеименного разума, и если он остаётся верен призывающему голосу благодати, – может сделаться тем же, чем были святые, которых торжественно прославляет и ублажает св. Церковь, – или же, если и не возвысится до такой чрезвычайной чести, может, по крайне мере, достигнуть такого состояния нравственного, чтобы украшаться различными добродетелями, которые составляют удел многих неизвестных душ, которые представляют собою невыразимую сокровищницу чистейших чувствований, великодушного самопожертвования, изобильной и плодотворной любви к Богу и ближним, которые, наконец, служат основанием и источником многих частных прекрасных действий, незаметных для людей, но тем не менее однакож всегда известных Богу и Им одним благословляемых, – действий, которые случайно иногда открываются и, сделавшись явными, возбуждают удивление людей и вызывают их на признательность и благодарность.
Если благодать ниспосылается некоторым для того, чтобы одушевить их сильную волю, оживотворить и поддержать могучий гений, то она доставляет им тогда такое удивительное и непонятное для нас совершенство христианской деятельности и разума, которое один только Бог может дать человеку, Которому известны все тайники души человеческой и все сердечные изгибы, и который один может управлять способностями человека и привести их в совершенную гармонию. Смотря с этой точки на дело, понятно становится существование Златоустов, Василиев великих, Амвросиев, Августинов и других великих деятелей церковных, знаменитых проповедников и учителей, которые в различные эпохи были светилами Церкви.
Впрочем для всех, – как для тех, которым дано парить за облаками, равно как и для тех, которые получили от природы ограниченную степень разума, – для всех, говорим, первый шаг, который они должны сделать на пути ко спасению, состоит в познании и признании верховного владычества Божия над нами, с призвания Его со смирением, надеждою и любовью. Под этим только условием свет воссияет перед нашими очами. Положим, что одни не могут стать выше понятий самых обыкновенных, первоначальных, другие напротив достигают до самых высших созерцаний и размышлений; но не смотря на это, все могут быть способны к восприятию одной и той же веры, к одному и тому же богослужению, к одинаковым надеждам и, наконец, к одной вечной жизни в Боге, обещанной избранным на небе.