Обители шестого и седьмого веков Историческая справка

Христианское подвижничество, в IV веке насажденное в Святой Земле, в VI и VII веках достигает полного развития и самого цветущего состояния. Необычайное и вместе отрадное и глубоко назидательное зрелище представляет в эти века Святая Земля. На всем пространстве ее от Дана до Вирсавии⁴¹⁵, по библейскому выражению, не говоря об отшельниках и пустынниках, одиночно подвизавшихся в пещерах и ущельях гор, повсюду: в городах и близ селений, на равнинах и гористых местах – красовались святые обители ревнителей подвижничества – лавры и киновии. От молитвенного пота их (Евфимия, Саввы, Феодосия), говорит нам известный писатель истории Святого града Иерусалима, процвели яко крин неплодные пустыни Иорданская и Кедронская, обратив в одно псаломное согласие все восточные и южные ущелья Пелестины, так что от Сиона и до Мертвого моря ополчился народ Божий отшельников, как некогда при исходе Израиля из Египта. Неизвестно число всех обителей, а не только самих монашествующих, ибо все было наполнено ими. И племя Иларионово глубоко пустило корни на помории западном: оно также процвело многими обителями и знаменитыми подвижниками⁴¹⁶. И действительно, умножились лавры отшельников в долине Иорданской; явились новые обители в Святом граде и его окрестностях, на священном Елеоне, у дуба Мамврийского, в Хевроне; Газу и Маюму прославили новые великие подвижники; увидели тружеников Креста Господня Самария и Галилея; даже на Фаворе, месте преславного Преображения Господня, под сенью храма, построенного еще равноапостольною Еленой, возвысилась святая обитель. Прекрасным цветником, или лугом духовным, испещренным благовонными цветами добродетелей, представилась умственному взору блаженного Иоанна Мосха Палестина, когда он, составляя в Риме свой знаменитый «Лимонарь» («Луг духовный»), перенесся воображением в Святую Землю, к тем дивным старцам-подвижникам, которых он видел, с которыми беседовал и в обителях, и в пещерах, и в ущельях гор. Тут, говорит он в предисловии к своему труду, всякие духовные цветы: и благоухающая роза, и белая лилия, и фиалка; они привлекают взор путника, увеселяют душу, услаждают сердце. К величайшему сожалению, скудны исторические сведения о лаврах и киновиях, процветавших в Святой Земле в этих веках. Палестинские обители относительно времени их основания и степени достаточности исторических о них сведений можно разделить на три разряда. К первому разряду относятся те обители, время происхождения которых неизвестно, но о которых находятся в церковно-исторических сочинениях некоторые сведения, хотя неполные и отрывочные; в первой половине VI века они представляются уже существующими, некоторые даже в цветущем состоянии; стало быть, основание их, по-видимому, нужно относить к веку предшествующему. Ко второму разряду принадлежат те лавры и киновии, время происхождения которых указывается определенно историками; сведения о состоянии их, однако же, не вполне достаточны. К третьему, наконец, разряду относятся все те обители, о которых хотя и упоминается в церковных письменных памятниках, но упоминается вскользь, мимоходом, нередко без названия их, а если и указывается название обители, то без обозначения места, где она находилась, и без всяких других указаний. Ввиду этого в историческом повествовании о палестинских лаврах и киновиях VI–VII веков мы, естественно, должны ограничиться обзором лавр и киновий только первых двух родов и довольствоваться теми неполными сведениями, какие о них находятся в церковно-исторических сочинениях; третьего же рода обители мы только перечислим.

Из обителей первого разряда известны следующие киновии: Анастасия, Кесарийская, Скифопольская и Иорданские обители.

Ко второму разряду принадлежат лавра Пирги, киновия Варихская, лавра Малихская преподобного Фирмина, киновии Византийская и газская Еваге.

Киновия преподобного Анастасия находилась между Иерусалимом и Великою лаврой Саввы Освященного, в стороне от пути в эту лавру из Иерусалима⁴¹⁷. Кем она была основана и почему называлась Анастасиевою, достоверно не известно, можно только полагать, что основателем ее был патриарх Иерусалимский Анастасий и что он дал обители свое имя⁴¹⁸. В конце VI и в первой половине VII века Анастасиева киновия находилась в цветущем состоянии; этим она была обязана настоятелю своему Иустину, который привел ее в полное благоустройство. В ней нашли временный приют иноки Великой лавры, когда в 614 году на эту обитель напали персы и разорили ее. Дальнейшая судьба Анастасиевой киновии неизвестна. Из подвижников ее известны преподобный Иустин и преподобномученик Анастасий Персиянин.

* * *

Преподобный Иустин долго жил и подвизался в Великой лавре, где хорошо ознакомился со всеми ее порядками. Он усвоил себе дух преподобного Саввы Освященного, его образ жизни и правила. Сделавшись настоятелем Анастасиевой обители, Иустин стал управлять ею в духе преподобного Саввы и своими трудами, и заботами о ее благе довел ее до такого цветущего состояния, что она по внешнему и внутреннему устройству превосходила все современные обители Святой Земли. Опытность Иустина в руководстве иноков на пути подвижничества, особенная мудрость, которую он обнаруживал в этом труднейшем деле, были причиной того, что число братий обители значительно возросло, в нее переходили иноки из других обителей. Даже часть иноков Великой лавры, после разгрома ее персами приютившихся в Анастасиевой обители, осталась в ней навсегда, отдавши себя в полное послушание и руководство ее великому авве-настоятелю. Чин богослужения, введенный преподобным Саввой в Великой лавре, строго и нерушимо соблюдался при Иустине в Анастасиевой обители. Инок Великой лавры Антиох называет настоятеля Анастасиевой обители Иустина знаменитым⁴¹⁹.

Преподобномученик Анастасий (память 22 января), прежде мученичества подвизавшийся несколько лет в киновии преподобного Анастасия при настоятеле ее Иустине, родился в Персии, в селении Раснуни, лежавшем в провинции Разех, и происходил от языческих родителей. Отец его, по имени Вава, был магом и славился знанием волшебных наук. Волхованию и чародейству научил он и сына своего, называвшегося Мачундатом, надеясь, что тот будет достойным его преемником в волшебном искусстве. Но не довелось Ваве видеть своего сына магом, Мачундату суждено было другое, более славное поприще, послужившее к прославлению Христа Спасителя и христианской веры.

Взрослый был уже Мачундат и служил с братом своим в полку, когда в 614 году, по взятии Иерусалима войсками персидского царя Хозроя, явилось в Персию Честное древо Креста Господня, взятое в плен вместе с патриархом Захариею и другими христианами. Как некогда ковчег завета, плененный филистимлянами, навел ужас на филистимлянскую землю, поразив идолов в тамошних языческих храмах, так и теперь древо Креста Христова привело в движение и изумление всю Персию. Пребывание его в языческой стране сопровождалось поразительными знамениями и чудесами. В Персии повсюду заговорили: «Бог христианский к нам пришел, и что с нами будет?» Сам Хозрой оказывал христианской святыне честь и уважение; он не осмеливался вынуть честное древо из запечатанного ковчега, в котором оно хранилось, так что оно оставалось неприкосновенным до самого времени возвращения своего в Иерусалим.

Поражен был удивлением и Мачундат, слыша повсюду только и речи о древе христианском, о необыкновенных действиях и чудесах, силою его совершавшихся; но на удивлении он не остановился: в сердце его, впечатлительном и нежном, от природы расположенном ко всему истинному и доброму, произошло какое-то особенное движение, ему захотелось узнать истину об этом чудном древе. Здравым умом своим он ясно видел и понимал, что христианская святыня особенная, необычайная, что чудесные действия, от нее происходящие, это не те волхования и чародейства, какие он знал и производил сам. И вот юноша-язычник обращается к христианам и спрашивает у них, что это за древо и отчего оно имеет столь необычайную силу чудотворения. Когда христиане сказали ему, что древо это есть Крест, на котором Христос, Сын Божий, ими почитаемый, был распят для спасения рода человеческого, в его душе зарождается вера; им овладевает сильнейшее желание познать Сына Божия, приходившего на землю и жившего среди людей. Вопросы за вопросами предлагает он христианам. Правда ли, что Бог сходил с неба на землю? Как он сделался человеком и обращался с людьми? Как возможно, чтобы Бог был распят на Кресте, страдал и умер? За что Он был осужден на столь позорную казнь? И возвратился ли Он опять на небо, откуда приходил на землю? Так спрашивал Мачундат. Когда же христиане раскрыли юноше божественное таинство воплощения Сына Божия, он всецело уверовал в Господа Иисуса Христа и всем сердцем возлюбил Его. Теперь Мачундат не мог уже оставаться в язычестве и жить с родными, преданными языческому нечестию. Не сказав ни слова своему брату, он тайно бежит из полка, забывает о родителях и родном доме и удаляется в Сирию. Там, в городе Иераполе⁴²⁰, он находит приют у некоего персиянина, верой христианина, по ремеслу золотых дел мастера. Выучившись ремеслу своего хозяина и помогая ему в его занятиях, Мачундат более и более знакомится с христианскою верою. Главным училищем веры был для него храм Божий, куда часто брал его с собой хозяин. Здесь в священнодействиях богослужения, в разных обрядах церковных, в самом устройстве храма, в его частях и принадлежностях юноша под руководством хозяина почерпал знание важнейших истин христианской веры. Взоры юноши привлекали в храме особенно изображения на стенах храма святых мучеников, их подвигов и страданий. Учитель его рассказывал ему об их жизни, о муках, которые они терпели за Христа, о награде на небесах за подвиг мученичества. При взгляде на святых мучеников юноша умилялся душой и сердцем, изумлялся их самоотвержению, их терпению среди жесточайших мук и страданий, благоговел пред их сердечною любовью ко Христу. Привлекали к себе внимание Мачундата и христианские подвижники, спасавшиеся в иноческих обителях, в уединенных кельях и пещерах: он дивился их образу жизни, отрешенной от всяких житейских забот и попечений и направленной единственно на благоугождение Богу. Решив в душе сделаться христианином, Мачундат желал принять святое крещение, но хозяин его все откладывал это великое дело, боясь персов, которые господствовали в Сирии. Тогда он отправился в Иерусалим, где и исполнилось желание его сердца. Представленный св. Модесту, управлявшему в то время Иерусалимскою церковью, Мачундат с благословения его был крещен вместе с другим персиянином и в крещении получил новое, христианское имя – Анастасий. Когда спросили, какой он образ жизни намерен вести, он объявил, что желает служить и благоугождать Богу в иночестве. Ему указали киновию преподобного Анастасия, куда он и поступил. Это было в 620 году по Р. X.

Возлюбив Христа Спасителя больше всего на свете, Анастасий со всем жаром юной души предался подвижничеству. Научившись греческому языку, ознакомившись со всеми порядками монастырской жизни, со всеми требованиями иночества, он уже на первых порах обнаруживает великую ревность о благоугождении Богу. Со всею охотой, с полным послушанием проходит все службы, какие ему назначались. Трудится в поварне и пекарне, в саду и на других послушаниях; неопустительно посещает храм Божий, стараясь присутствовать при каждом богослужении; не оставляет и келейного правила; свободные часы посвящает чтению душеспасительных книг: читает слово Божие, жития святых отцов-подвижников; особенно любит описание подвигов и страданий святых мучеников; книги этого рода он читает с сердечным умилением. Когда он читал книгу, в которой изображались страдания мучеников, говорит жизнеописатель Анастасия, то умилялся душой, плакал, сочувствуя сердцем их самоотверженной любви ко Христу, их доблестному перенесению страшных мук, плакал, и слезы орошали книгу, причем он молил Господа и его сподобить пострадать так же, как святые мученики, и быть причисленным к их лику. Желание сердца его исполнилось. В видении открыто было ему, что Господь призывает его к мученическому подвигу. Накануне светлого дня Пасхи, когда Анастасий заснул, виделось ему, будто он на высокой горе: подошел к нему какой-то светоносный муж, держа в руке золотую чашу, украшенную драгоценными камнями. Подав ему чашу, он сказал: «Возьми и пей». Анастасий, взяв чашу, выпил из нее и неизреченную почувствовал сладость, так что и во сне уже понял, что это знамение мученического подвига, к которому призывает его Господь. Пробудившись от сна, Анастасий в радости и веселии духа пошел в храм на утреннее торжество воскресения Христа Спасителя, где открыл о своем сновидении отцу своему духовному и настоятелю авве Иустину. И они поняли сновидение как предызвещение мученической кончины Анастасия, тем более что преподобному Иустину самому было откровение о предстоящем Анастасию мученическом подвиге; оба они благословили Анастасия на путь мученичества и укрепили его пламенное желание пострадать и умереть за Христа. На пасхальной литургии, помолившись в последний раз вместе с братиями, Анастасий причастился Святых Таин, вкусил потом общей трапезы и, испросив у аввы настоятеля и своего духовного отца молитв и благословения и предав себя Богу, в наступившую ночь оставил обитель, в которой провел семь лет, и направился в Кесарию, важнейший палестинский город. Кесария занята была в то время персидскими войсками. Прибыв в этот город, Анастасий два дня провел в нем спокойно, посещая святые храмы. На третий день заметили его персидские воины, сидевшие у ворот дома, в котором жил их начальник; им бросилась в глаза иноческая одежда Анастасия. «Смотрите, смотрите, ведь это соглядатай!» – сказали они вслух. Поняв, что они сказали, Анастасий отвечал им по-персидски: «Что вы говорите! Я не соглядатай, а раб Господа Иисуса Христа, ибо удостоился служить Тому, Который ради нас, грешных, благоволил сойти с небес на землю. Хорошо я понимаю вашу речь, ибо и я был в той же военной службе, какую несете теперь вы». Воины задержали Анастасия и представили его своему начальнику, который, допросив его и узнав, что он природный персиянин, принявший христианскую веру, отправил его в темницу, где приказал крепко стеречь. Три дня провел Анастасий в темнице без пищи и питья: он не желал ничего принимать из рук нечестивых; питался только молитвою и ожиданием давно желанных страданий за Христа. В то время прибыл в Кесарию главный начальник персидских войск и правитель Палестины Марзаван. Узнав об особенном узнике, содержавшемся под стражей, персиянине, изменившем своей вере, Марзаван велел представить его к себе. Удивился Марзаван, когда Анастасий, явившись к нему, не стал перед ним на колени ради чести, как это было в обычае у персов; он долго смотрел на узника и потом начал допрос.

–      Кто ты и откуда? И как называешься? – обратился к нему с вопросом Марзаван.

–      Я христианин, – бесстрашно отвечал Анастасий. – Если желаешь узнать о моем происхождении, то скажу: я персиянин из провинции Разех, из селения Раснуни; был магом и воином, но оставил тьму и пришел к истинному свету; имя мне прежде было Мачундат, теперь же называюсь по-христиански Анастасий.

Спокойно выслушав эти слова Анастасия и видя, что перед ним молодой человек, Марзаван так же спокойно и вместе строго сказал:

–      Оставь это заблуждение и возвратись к прежней вере; я дам тебе коня, денег и другие разные блага.

Анастасий, подняв очи и устремив их горе, торжественно произнес:

–      О, не дай мне отречься от Тебя, Христе, Царь мой! Марзаван осмотрел внешний вид Анастасия. Убогим и жалким показался он в своей иноческой одежде роскошному сановнику, и потому последний спросил инока:

–      Ужели тебе нравится это твое одеяние?

–      Любезна и приятна мне эта одежда, – весело отвечал Анастасий, – потому что она ангельская; для меня она важнее и драгоценнее, чем для тебя твоя роскошная одежда и твой сан.

Ответ Анастасия неприятно подействовал на Марзавана; он разгневался и с сердцем сказал:

–      Бес в тебе, и говоришь ты только то, чему научает тебя бес.

–      Когда я был предан персидскому заблуждению и нечестию, – отвечал инок, – действительно имел в себе беса; ныне же имею живущего во мне Христа, Спасителя моего, Который Своею Божественною силою изгоняет твоих бесов.

–      Что же, – прервал его Марзаван, – ужели не боишься нашего великого царя, который может распять тебя?

–      Что мне бояться человека, – спокойно сказал инок, – такого же смертного, как и ты?

Если он и убьет тело, то души моей никак взять не может.

Не стал больше говорить с твердым исповедником христианской веры Марзаван. Он задумал во что бы то ни стало победить упорство Анастасия и потому приказал наложить ему на шею и ноги оковы, ночь держать под крепкою стражей в темнице, а на день отводить к каменщикам, чтобы он вместе с другими узниками носил мастерам камни. И началась для Анастасия мучительная жизнь: днем носил он на себе тяжелые камни, изнемогая под непосильною ношей; ночью должен был лежать скованный за шею и ногу с другим узником. Но не от одного изнурительного дневного труда и бессонных ночей страдал узник Христов; ему досаждали, злобно поносили знакомые персы-воины, бывшие из одной с ним деревни. Они приставали к Анастасию с укорами и бранью. «Мачундат, Мачундат, что ты это сделал? Посмотри на себя: ты скован и будешь осужден на казнь, как злодей. Глаза наши не могут смотреть на тебя без ужаса; никто из страны нашей не делался христианином, и вот ты причинил нам такое бесславие и поругание». Мало того, видя, что слова не действуют на страдальца, они до того озлобились, что стали бить его, терзали его за бороду, рвали на нем иноческую одежду и взваливали ему на плечи такие камни, коих и четырем человекам едва было под силу нести. Изнемогал святой узник, тяжко страдал и томился, но все терпел и мужественно переносил за Христа, Которого он столько возлюбил. Утешение и подкрепление находил страдалец в молитве; он славил и благодарил Бога, сподобившего его страдать за святое Его имя, и просил Господа укрепить его душу в подвиге мученичества. Но и тут исповедник Христов не имел полной свободы: ночью, скованный за шею и ногу с другим узником, он не мог вставать на молитву; он жалел своего сострадальца и боялся прервать его сон и потому должен был молиться лежа.

Прошло несколько времени. Марзаван, надеясь, что Анастасий стал теперь уступчивее, испытав тяжесть мучительной жизни, призвал его и, желая сделать его еще уступчивее, решился польстить ему.

–      Слышал я, – сказал правитель, – что ты сын славного мага и сам хорошо знаешь науку волхвования; покажи нам что-нибудь из волшебного искусства, чтобы нам видеть твой разум и твое знание.

Анастасий отвечал:

–      О, да не попустит Господь выйти из уст моих чему-нибудь из волшебства. Не хочу я сквернить уст своих словами чародейства, ни ума – воспоминанием о скверных чародейских действиях.

Марзаван на несколько минут замолчал; он не ожидал такого ответа. Подумав немного, он продолжал:

–      Зачем ты остаешься в христианской вере? Возвратись к прежней твоей вере; я доведу о тебе до сведения доброго нашего государя, и он осыплет тебя своими царскими милостями и дарами.

–      Делай что хочешь, – спокойно сказал на это Анастасий, – никаких милостей и даров от царя Хозроя не желаю. Доводи обо мне до его сведения. Да, я думаю, ты уже и писал обо мне ему и получил от него ответ.

–      Нет, еще не писал, а только хочу писать, и что он велит касательно тебя, то и сделаю.

–      Пиши что хочешь обо мне, – с твердостью произнес Анастасий. – Я христианин и не страшусь ничего; и еще объявляю: я христианин.

Стойкость и спокойствие Анастасия привели Марзавана в раздражение. Он отдал приказание растянуть Анастасия на земле и бить палицами до тех пор, пока он не отречется от Христа. Когда служители хотели связать мученику руки и ноги, он просил их не делать этого, сказав, что не по принуждению или насилию, но добровольно он страждет за Христа и столько жаждет мученичества, сколько другой кто жаждет в знойный день воды; просил только снять с него иноческую одежду, чтобы от ударов не потерпел бесчестия и поругания святой чин. Осенив себя крестным знамением, страстотерпец сам простерся на земле, и начались истязания и посыпались удары по обнаженному его телу. Долго и жестоко били его и истязали. Доблестно терпел ужаснейшие мучения святой страдалец: он лежал недвижимо, не застонал, не возопил, ибо ум его весь был в Боге, за Которого он страдал. Все удивлялись терпению мученика; сам Марзаван не знал, чем это объяснить. Прекратив истязания Анастасия, он снова стал устрашать его и грозить ему.

–      Напишу о тебе, – говорил он, – непременно напишу великому нашему государю, и он велит казнить тебя лютою смертию.

–      Пиши что хочешь, – слабым голосом отвечал страдалец.

–      Ужели ты в самом деле не боишься могущественного нашего царя?

–      Я уже говорил: что мне его бояться – не такой ли же он смертный, как и ты, и все люди? Не истлеет ли и он в земле так же, как и ты? Господа моего Иисуса Христа, сотворившего небо и землю и все, что в них, – вот Кого надобно бояться!

Святой мученик отведен был в темницу. Через несколько дней Марзаван снова потребовал к себе Анастасия. В этот раз гордый правитель изменил обращение свое с мучеником, он обошелся с ним кротко и ласково, думая таким образом подействовать на спокойного и непоколебимого в вере инока и склонить на свою сторону.

–      Жалею я тебя, – заговорил Марзаван мягким голосом и по видимости с участием к горькой судьбе стоявшего перед ним узника, – очень жалею. Вспомни, друг мой, о своей молодости и пожалей себя и своего родителя. Вспомни о древней и славной вере нашей, о славном и могущественном нашем государстве, вспомни обо всем этом и принеси жертву богам, чтобы не умереть жестокою смертию и не лишиться этого видимого и прекрасного света.

–      Каким богам велишь мне принести жертву? – прежним тоном отвечал Анастасий. – Солнцу ли и луне, огню ли и морю, горам и холмам и прочим стихиям? О, не дай мне, Господи, поклоняться этим вашим богам! Все это Христос, Сын Божий, создал на потребу нашу, на службу человеку, разумному Его созданию; вы же заблуждаетесь, поклоняясь и служа светилам и стихиям, как будто бы не они для нашей пользы, а мы для них были созданы. Вы несправедливо называете их богами, вы созданы по образу Божию и не знаете Бога, Создателя своего. Если бы вы познали Христа, создавшего вас, то обратились бы к Нему, истинному Свету, и освободились бы от диавола, во власти которого находитесь.

По такому ответу и по тому, каким тоном ответ был высказан, убедился Марзаван, что исповедник христианской веры непоколебим и ничем – ни угрозами, ни лаской – нельзя его склонить к отречению от Христа, и до получения от Хозроя письма с ним больше уже не говорил. Анастасия отвели в темницу и днем по-прежнему выводили вместе с прочими узниками на работу.

Среди тяжких своих страданий исповедник Христов непрестанно молился, устремляя ум и сердце к Богу, всем существом своим порываясь ко Христу Спасителю, из любви к Коему он страдал. Молились о страдальце и братия обители Анастасиевой, когда узнали, что он начал уже и совершает свой подвиг, молились усердно Господу, да подкрепит Он Своего раба и подаст ему терпение и силы довершить во славу святого имени Своего подвиг мученичества. Настоятель же Иустин прислал ему утешительное письмо и двух иноков, с тем чтобы они тайно посещали его в темнице и воодушевляли к мужественному перенесению страданий. Утешали и подкрепляли страстотерпца Христова и небесные видения. Так, однажды ночью находившийся в одной с Анастасием темнице еврей видел, как среди необычайного света, осветившего всю комнату, явились два светоносных мужа в архиерейском облачении и с ними прекраснейший юноша с кадильницей в руках, как все они подошли к Анастасию и юноша кадил ему.

Получив от Хозроя ответное письмо, Марзаван послал в темницу объявить Анастасию: «Добрый наш государь по своей великой милости позволяет тебе сказать только: “Я не христианин”, и ты тотчас же будешь отпущен и пойдешь куда хочешь – или к христианам и инокам, или в свое отечество». С ужасом отверг такое предложение Анастасий и отвечал: «О, не отрекусь я от Христа моего ни за что на свете, не отрекусь ни умом, ни словом».

В другой раз Марзаван послал к святому узнику с тем же предложением, но, по мнению правителя, более мягким: «Знаю, что ты стыдишься отречься от своей веры при других, особенно при знакомых, но, так как царского повеления преслушать нельзя, позволяю тебе наедине предо мной только и двумя моими советниками произнести: “Отрекаюсь от Христа”, и ты будешь отпущен. Какой тебе вред или зло, если ты только устами скажешь отречение, а сердце твое, не согласуясь с устами, будет веровать и служить своему Богу?»

«О, не дай Бог мне этого! – дерзновенно, возвысив голос, произнес святой исповедник. – Ни перед тобой, ни перед другими, ни явно, ни тайно, ни во сне – никогда, никогда не отрекусь от моего Господа, и никто никогда и никакою силой не принудит меня к этому!»

С негодованием, получив от узника такой решительный ответ, Марзаван потребовал его к себе.

–      Вот, царь наш повелел отправить тебя, скованного, к нему в Персию, – грозно сказал он Анастасию, когда тот явился.

–      Зачем скованного? – спокойно отвечал на эти слова правителя святой мученик. – Если хочешь, я и без оков сам пойду к царю вашему. Какая нужда налагать оковы на меня, добровольно желающего пострадать и умереть за возлюбленного мной Христа, моего Господа и Владыку!

Убедился наконец Марзаван, что никак и ничем нельзя поколебать твердого как камень исповедника Христова и заставить его отречься от Христа, и отправил его в оковах в Персию вместе с двумя другими узниками, также христианами. С ними отправился и один из иноков, присланных к нему настоятелем Иустином.

Когда доложено было Хозрою, что прибыл из Палестины узник Анастасий, царь послал судью испытать его касательно веры. Прибыв в темницу, где содержался Анастасий, судья начал обычный допрос.

–      Кто ты и откуда? И по какой причине изменил своей вере и сделался христианином? Святой исповедник стал отвечать через переводчика; гнушаясь верой нечестивых персов, он гнушался и языком их.

–      Заблудились вы, – говорил Анастасий, – почитая бесов вместо истинного Бога. И я прежде был в вашем заблуждении и нечестии; ныне же верую и поклоняюсь всемогущему владыке Иисусу Христу, создателю неба и земли; знаю наверно и утверждаю, что вера ваша – суеверие, прелесть диавола, ведущая в погибель.

–      Окаянный, – прервал исповедника судья, – не распяли ли иудеи твоего Христа, коего вы почитаете? Как ты заблудился, оставив веру, в которой родился и вырос, и приняв новую, чужую веру!

–      Правду ты говоришь, что Иисус Христос был распят иудеями; но почему не говоришь того, что Он волею Своею Божественною благоволил отдать Себя на распятие? Создатель всяческих, Он сошел с небес на землю, действием Святого Духа воплотился от пресвятой и пре- благословенной Девы Марии, распялся, пострадал и умер по Своей воле, чтобы спасти род человеческий от власти диавола, врага Бога и человеков. Вы же почитаете диавола, поклоняетесь солнцу, луне, огню и иным созданиям, а не Создателю Самому.

–      Ты говоришь много, и все пустое! Вот славный царь наш удостоит тебя великой чести, даст тебе всяких благ, поясов дорогих, коней, оружия и всякого богатства, и ты будешь в числе первых его сановников; возвратись только к прежней своей вере.

–      Дары царя вашего, честь, славу, богатство и все, что вам любезно и вожделенно, я давно презрел и возненавидел, мерзки они мне; познав Христа Господа, возлюбив Его от всей души моей и всего сердца, питаюсь и утешаюсь надеждой вечных благ, кои надеюсь получить благодатию Христа Бога моего, чему залогом и предвестником служит честный иноческий чин и эта худая одежда.

Когда судья донес Хозрою, что Анастасий тверд и непоколебим в христианской вере и что никаким образом его нельзя склонить к отречению от христианской веры, царь разгневался и приказал мучить и истязать упорного узника до тех пор, пока он не исполнит царской воли. Исполнителем повеления Хозроя был тот же судья. И последовали жесточайшие мучения, коим подвергли исповедника Христова. Три раза долго и без пощады били его палицами; на голени накладывали тяжелые клади, отчего ноги были раздавлены; вешали за руку, привязав к одной ноге большой камень. Доблестно переносил страстотерпец страшные мучения и оставался непоколебимым в исповедании Христа. Его, измученного и истерзанного, бросили потом в темницу. Господь послал утешение Своему верному рабу. Темничный сторож был тайным христианином и служил святому мученику и другим узникам-христианам, находившимся в темнице, доставляя им возможное облегчение и все потребное. С дозволения стража посещали святого страдальца инок, прибывший с ним в Персию, сыновья Эсдина, тайного христианина, первого министра при дворе Хозроя, и другие верные, утешая его и укрепляя в подвиге мученичества. Особенную любовь показали к святому мученику благочестивые дети Эсдина. Они припадали к изувеченным и изъязвленным ногам его, лобызали узы, коими он был скован, и просили его молитв у Господа; страдалец же отсылал их от себя, говоря, что он грешный человек и сам требует молитв и помощи других. Мало того, они прикладывали к оковам мученика воск, на котором делался их отпечаток, и этот воск хранили у себя в благословение дому своему и для исцеления болезней и недугов. Воск с изображением на нем уз они посылали другим, как самый драгоценный дар.

Наконец, истощив все средства победить непобедимого исповедника имени Христова, судья-мучитель донес Хозрою, что он, несмотря на все роды мук и истязаний, упорен и непреклонен, и советовал скорее казнить его смертию, чтобы от одного христианина не было более бесчестия и поругания славному Персидскому царству. Хозрой согласился и дал повеление казнить смертию через удавление Анастасия и с ним 70 узников, из коих большая часть были пленниками-христианами. За день до казни Анастасий, не зная еще решения своей участи, обращаясь к некоторым узникам, предсказал свою кончину, а им свободу: «Знайте, братия мои, что завтра со многими здесь находящимися узниками я скончаюсь, вы же останетесь в живых и будете освобождены, ибо нечестивый царь будет вскоре убит». Предсказание это исполнилось. На другой день действительно казнены были Анастасий и с ним 70 узников. Перед глазами Анастасия их удавили одного за другим. После умерщвления каждого судья говорил Анастасию: «Что, и ты хочешь так же погибнуть, как эти несчастные? Не лучше ли покориться царской воле и остаться в живых и получить от царя дары, честь и славу?» Святой мученик отвечал: «Я желал, чтобы вы на части рассекли тело мое ради Иисуса Христа, но если вы грозите мне только такою смертию, то благодарю Господа, что Он столь легким страданием приобщает меня к сонму Своих мучеников». Наконец и св. Анастасий был удавлен и таким образом совершил мученический подвиг. Это было 22 января 628 года.

Чтобы угодить Хозрою, мучители отсекли св. Анастасию голову и послали ее во дворец. Тело мученика вместе с прочими трупами было, по обычаю персидскому, брошено на съедение псам, и смотреть за этим приставлены были воины. Дивную вещь заметил при этом последовавший за Анастасием инок, описавший его страдания и мученическую кончину: псы не только не коснулись тела святого мученика, но еще стерегли его; оно осталось цело и невредимо, тогда как все трупы были съедены. Ночью над святым телом страстотерпца Христова виднелась светлая звезда. При помощи золота, данного христолюбивыми сыновьями Эсдина, инок выкупил многострадальное тело святого мученика и с честью положил его сначала в соседней обители Сергия, а после смерти Хозроя, который в скором времени был убит, как предсказал Анастасий, перевез его в Палестину в Анастасиеву обитель, в которой святой мученик жил и подвизался до мученичества⁴²¹.

Киновия Кесарийская находилась близ Кесарии приморской. Кем она была основана, неизвестно. В VI веке, когда управлял киновиею преподобный Киприан, она была в цветущем состоянии.

Из подвижников Кесарийской киновии известны Закхей и Киприан.

* * *

Преподобный Закхей был великим подвижником. В последние годы своей жизни он оставил свою обитель и проводил время то на Сионе в Иерусалиме, то в Гефсимании, то в Иорданской обители Пресвятой Девы Марии и других местах; там он уединялся и предавался молитве и духовному созерцанию. Подвигами своими он достиг высокой степени нравственной чистоты и святости; стал близок к Богу и угоден Ему; молитва его имела у престола Божия великую силу. Из благодатных даров Закхей был наделен особенно даром предведения будущего. Иоанн Мосх в своем «Луге» поместил о преподобном Закхее рассказ, показывающий, на какой высоте духовной жизни стоял он и как сильна была его к Богу молитва⁴²².

«Учились у меня в Кесарии два сына, – рассказывал Иоанну Мосху схоластик Прокопий Порфирионит. – Там открылась сильная моровая язва. Я скорбел о детях своих, опасаясь, чтобы они не умерли, и не знал, что делать. Я думал сам про себя: если я пошлю и возьму их к себе, гнева Божия нигде избежать нельзя; если же оставлю их там и они умрут, то не увижу их более. Итак, не зная, как поступить, я сказал: пойду к авве Закхею и что велит он мне, то и сделаю. Я отправился на святой Сион и в Гефсиманию, где большею частию он пребывал; но там его не было. Нашел я его в обители Пресвятой Богородицы, так называемой Новой, на паперти в углу, и сказал ему о своих детях. Выслушав мои слова, он обратился к востоку и, распростерши руки, вперил очи свои на небо и пробыл в таком положении около двух часов, ничего не говоря. Потом, обратясь ко мне, сказал: “Уповай и не скорби. Дети твои не умрут от сей язвы, через два дня язва прекратится в Кесарии”. В точности исполнилось его слово».

Преподобный Киприан, по прозванию Кукуля, был игуменом Кесарийской киновии. И он так же, как преподобный Закхей, был мужем высокой духовной жизни и угодный Богу. Об этом говорит случай, рассказанный Иоанну Мосху самим подвижником. «Несколько времени тому, – поведал однажды Киприан Иоанну, – был здесь сильный мор. Я затворился в моей келье и усердно умолял человеколюбца Бога помиловать нас и прекратить праведный Его гнев на нас. И пришел ко мне глас: “Авва Закхей уже получил эту благодать”»⁴²³.

Где находилась Скифопольская киновия, в самом ли городе Скифополе или близ него, об этом нельзя сказать определенно, равно также и о том, была ли она обителью, основанной некогда в окрестностях Скифополя Саввою Освященным, или другой. В VI веке киновия эта славилась между палестинскими обителями: в ней были великие по духовной жизни и благодатным дарам старцы. Из подвижников Скифопольской киновии особенно известен преподобный Георгий Затворник.

Преподобный Георгий Затворник далеко славился и своим подвижничеством, и нравственными качествами, и благодатными дарованиями. Вот что услышал о нем блаженный Иоанн Мосх от подвижника той киновии Анастасия, с которым встретился в Скифополе. «В одну ночь встал я, – рассказывал Анастасий, – в урочный час бить в било (я был экклесиархом⁴²⁴ в то время), и вдруг слышу: авва Георгий очень плачет. Я подошел к нему и спросил: “Что с тобою, господин авва, что ты так плачешь?” Старец на вопрос мой ничего не отвечал. Я опять стал просить его открыть причину его плача.

Он вздохнул из глубины сердца и сказал: “Как мне не плакать? Владыка наш Господь Иисус Христос не хочет смиловаться над нами. Я восхищен был, чадо, умом и увидел: стою я пред неким Мужем, сидящим на высоком и пресветлом престоле; вокруг Него обстояли тьмы сил, которые умоляли Его и просили о чем-то. Но Он не преклонялся на их мольбы. Вот подошла к Нему некая Жена, одетая в порфиру; Она припадала к Нему, умоляла и говорила: «Хотя ради Меня умилосердись!» Но и тогда Он не преклонился на милость. Вот о чем я плачу и рыдаю; гнев Божий на нас грядет”. Это сказал мне старец на рассвете в четверток, а на следующий день, то есть в пятницу, в девятом часу вдруг ужасно всколебалась земля и от сильного землетрясения на побережье Финикийском, разрушилось много городов».

Тот же авва Анастасий рассказал Иоанну Мосху о другом случае прозорливости преподобного Георгия: «Стоял я в дверях кельи Георгия, это было спустя несколько времени после бывшего ему видения, и вижу: старец стоит у окна и вдруг начал плакать и, обратясь ко мне, сказал: “Горе нам, брате, мы не имеем умиления и сердечного сокрушения, живем в лености, боюсь, мы при дверях, и гнев Божий постиг нас”. На другой день показался на небе огонь»⁴²⁵.

В VI–VII веках подвижничество на Иордане сравнительно с предшествующим веком еще более процвело. Число лавр и киновий на Иордане чрезвычайно умножилось; ими наполнилась долина Иорданская на всем своем пространстве от Геннисаретского озера до Мертвого моря; и евангельския места: Салим, Енон, Вифавара – увидели близ себя подвижников. Необычайная строгость аскетизма, господствовавшая в лавре преподобного Герасима, явилась теперь во всех иорданских обителях. В убогих кельях и хижинах отшельники проводили самую суровую жизнь; подобно подвижникам Герасимовой лавры, и они были совершенно чужды забот и печали о житейском и не имели у себя ничего лишнего; одна убогая одежда, рогожа, глиняный сосуд для воды, кусок хлеба, пальмовые прутья – вот все, что составляло их имущество. У всех и каждого было одно желание – сделаться мертвыми по телу, ослабить естественные телесные потребности, подавить плотские страсти и возвысить дух, приучив его к одному нравственно чистому и святому и укрепив в добре; было одно рвение – служить и благоугодить Господу. Главным занятием их были духовные упражнения. Пение их было, говорит св. Софроний, патриарх Иерусалимский, непрестанное, стояние – всенощное, в руках – постоянно рукоделье, на устах – псалом, в уме и сердце – богомыслие и покаянное чувство; и слова не слышалось между ними праздного; душу питали неоскудевающею пищею – словом Божиим⁴²⁶. Общим сделался в Иорданских обителях обычай удаляться на время Святой Четыредесятницы в пустыню, обычай, которого держались прежде только великие подвижники. Из одних обителей отходили на пустынные подвиги к началу Великого поста в так называемое Прощеное воскресенье, из других – в первое воскресенье поста. Отход подвижников происходил торжественно. Совершалась литургия, за которою иноки причащались Святых Таин и затем на время расходились по кельям для отдыха и приготовления к пути. Каждый запасался пищею, какою хотел, сообразно со своею потребностью: кто брал хлеба, кто смокв или фиников, кто моченое сочиво; были старцы, которые и ничего с собой не брали и несли в пустыню только тело свое и рубище, коим оно было прикрыто, предавая себя Промыслу Божию, одевающему и питающему даже полевых птиц. Отдохнув и подкрепив себя пищею, снова собирались все в храм и после усердной молитвы прощались с игуменом и между собою, творя друг другу поклоны и друг у друга испрашивая о себе молитвы. Затем все начинали петь псалом «Господь просвещение мое и Спаситель мой…» и в конце его с пением выходили из храма. Отворялись святые врата обители, и иноки, проходя их, останавливались и прощались с обителью и уже после того направлялись к Иордану. В обители оставались два-три инока, не для того, чтобы хранить имущество братий, но чтобы храм Божий не оставался без Божественной службы. Перейдя священную реку, иноки разлучались друг с другом и расходились по обширной Заиорданской пустыне в разные стороны. Оживлялась эта пустыня, в которой обыкновенно были только дикие звери. Подражая Господу, сорок дней в полном уединении в посте и молитве пробывшему в пустыне и во время общественного служения не имевшему, где главу приклонить, отшельники не останавливались на одном месте, а ходили по пустыне вдоль и поперек, простираясь нередко в самую глубь ее и стараясь не видеть друг друга. Они все время проводили в самом строгом посте, молитве, богомыслии, пели псалмы, совершали полунощницу, утренние и вечерние службы, часы, сопровождая все это поклонами, коленопреклонениями и сердечными воздыханиями. На время молитвы они обыкновенно останавливались на том месте, где начинали молиться. Непрерывно и глубоко было особенно их богомыслие, возношение ума и сердца Богу, так как все здесь к нему располагало и настраивало: и пустынность места, и полное одиночество, и мысль, что отшельник подражает в своем пустынном подвиге Самому Спасителю. Неудивительно потому, что отшельники с самоотвержением переносили все тягости и трудности пустынной жизни: днем их палило солнце, ночью проникал холод; порываясь непрестанно бодрствовать и держать себя в постоянном молитвенном настроении, они позволяли себе самый краткий отдых, предаваясь самому умеренному сну, для чего садились на землю или немного склонялись к ней. Истощался запас пищи, принесенный из обители, они питались кореньями и дикими травами. Так подвизались в пустыне в Святую Четыредесятницу иорданские подвижники. Совершив пустынный подвиг, они к Страстной седмице возвращались в свои обители⁴²⁷.

Обстоятельства времени указали иорданским обителям особенное служение Церкви. По глубокому уважению к священной реке Иордану, на которой совершилось столько великих событий, воды которой освятил Своим крещением Сам Сын Божий, в Палестине с давних пор существовал обычай – совершать таинство крещения над обращающимися в христианство на берегах этой реки, погружая крещаемого в ее священные воды. Великое это дело возлагалось патриархами Иерусалимскими на иорданские обители. И служили обители этому делу несколько веков, поручая его избранным подвижникам, мужам высокой духовной жизни. И совершали иорданские подвижники крещение и миропомазание над мужчинами и женщинами, видя в этом служении Святой Церкви высокий подвиг⁴²⁸.

Таково было состояние иорданских обителей в VIVII веках. К сожалению, по недостатку исторических сведений, из множества лавр и киновий, существовавших в эти века в Иорданской долине, мы можем говорить только о четырех обителях: о лаврах преподобного Петра и Евнухов, а также о киновиях Пентокль и Пресвятой Девы Марии, называемой Новой.

Лавра преподобного Петра

Она находилась в Иорданской долине близ Иордана⁴²⁹. Неизвестно, кем был Петр, по имени коего лавра называлась: был ли он ее основателем или только управлял ею. В VI веке эта лавра процветала, в ней были подвижники высокой духовной жизни и нравственной чистоты. Из подвижников лавры Петра особенно известны Николай и Петр.

Преподобный Николай жил во второй половине VI века. Первоначально он подвизался на Синайской горе, в Раифской обители, и уже там аскетическими трудами достиг высокой степени духовного совершенства и был угоден Богу. Это показывает случай, о котором он сам передавал блаженному Иоанну Мосху и Софронию. «Когда жил я еще в Раифе, – рассказывал старец, – посланы были я и еще два брата в Фиваиду по монастырским делам. Проходя по пустыни, мы заблудились и скитались там много дней. Вода, взятая нами на дорогу, вышла вся. Оставаясь несколько дней без воды, мы от жажды и сильного зноя ослабели и не могли идти дальше. Наконец изнеможение наше дошло до того, что мы в чаще дерев упали и ожидали себе смерти. В это время я впал в исступление, и вот видится мне: купель наполнена доверху водой; на краях ее стоят какие-то люди, и у одного в руке сосуд. И стал я умолять этого человека: “Сделай милость, господин, дай мне немного воды, ибо я умираю”. Он не хотел дать. И сказал ему другой: “Дай ему”. Тот отвечал: “Не дадим ему, потому что он очень ленив и нерадив к себе”. Первый снова сказал: “Дадим хотя ради путешествия его”. Тогда подали мне и бывшим со мною сосуд. Мы напились, ожили и укрепились и затем три дня шли не пивши и наконец добрались до населенных мест»⁴³⁰.

Преподобный Петр был великим подвижником. Пятьдесят лет провел он в пещере и ни вина не пил, ни хлеба не ел; питался только отрубями, и то три раза в неделю; каждую неделю три раза он приобщался Святых Таин⁴³¹.

Жил в лавре Петра один старец, друг львов. О нем Полихроний рассказывал Иоанну Мосху и Софронию, что он любил нередко выходить из обители к Иордану и там уединялся в пещерах, проводя время в молитве и богомыслии. Случалось ему находить и такие пещеры, в которых были логовища львов. Старец и в этих пещерах оставался, не боясь зверей, и живал по несколько времени вместе с ними. Львы не трогали раба Божия. Раз в одном логовище нашел старец двух львят, взял их, принес в своей одежде в лавру и собравшимся братиям сказал: «Если бы мы сохраняли заповеди Господа нашего Иисуса Христа, то не стали бы бояться сих животных. Но за грехи наши мы сделались рабами и особенно их боимся». Братии, получив великое назидание и душевную пользу, отнесли львят в пещеру.

Лавра Евнухов

Лавра Евнухов образовалась из одного монастыря патриарха Илии, когда в него приняты были евнухи царевны Юлианы, внучки императора Валентиниана III, по смерти ее пожелавшие проводить подвижническую жизнь, отчего монастырь вместо прежнего названия стал носить новое – Евнухов⁴³². Где в Иорданской долине лежала лавра Евнухов, достоверно не известно. Из «Луга» Иоанна Мосха видно только, что она находилась близ самого Иордана. В эту обитель являлись преимущественно люди, желавшие принять крещение в священном Иордане, и в ней на одного из ее иноков возлагалась обязанность совершать это таинство, как видно из свидетельства Иоанна Мосха⁴³³. В VI и VII веках лавра Евнухов славилась строгостью жизни своих подвижников и высокими их нравственными совершенствами. Из подвижников лавры Евнухов известны Илия Отшельник, Илия Воск и Иоанн пресвитер.

* * *

Преподобный Илия, отшельник лавры Евнухов в VI веке, был великим подвижником. На путь подвижничества вступил он в молодых годах в той же лавре Евнухов и подвизался всю жизнь в пещере. Велики были аскетические труды его: он воздерживался от пищи не только по нескольку дней, но и по целым неделям; непрерывно внимал себе, наблюдая за своими мыслями и желаниями; он старался избегнуть и тени угождения плоти, отказывался от самых невинных удовольствий, подавлял самое естественное, безгрешное желание. Так, однажды в пустыне захотелось ему меду; нашел он его, но не прикоснулся к нему и сказал сам себе:

«Отступи от меня, злое пожелание; пишется: если духом живете, не делайте угождения плоти с похотением». В другой раз, когда подвижник три недели постился, нашел он, также в пустыне, плод, брошенный на землю, но и тут, несмотря на чувство голода, плода не взял и сказал:

«Не буду есть его, ни прикасаться к нему, чтобы не соблазнить брата, ибо написано: не хлебом одним будет жив человек (Мф. 4:4; Лк. 4:4)». И на высокую степень духовного совершенства, нравственной чистоты и святости взошел преподобный Илия. Душа его возвысилась над всем земным и дольним, тело покорилось духу и как бы само одухотворилось, так что он не ощущал уже действия вещественных предметов на свои чувства. Так, много раз носил он в недрах горячие угли и не чувствовал их жжения, не испытывал от них никакого вреда даже для своей одежды. Согласно обетованию Спасителя, великий подвижник получил власть над самыми нечистыми духами, которые боялись его. Некто из братии обители просил старца позволить ему жить с ним в пустыне. Отшельник указывал ему на трудность пустынных подвигов и особенно на искушения от исконного врага человеческого спасения. «Ты не можешь, – сказал он брату, – выдержать страшных нападений сатаны». Тот все просил усиленно и говорил: «Все претерплю и перенесу». Старец принял его и указал жить в другой пещере. Ночью в необыкновенном множестве явились бесы в пещеру и начали смущать нового отшельника скверными помыслами, и так как он, сколько можно было, противился им и боролся с ними, то они напали на него и стали давить его. Он бросился к старцу и поведал ему случившееся. Выслушав спокойно рассказ инока о нападении на него бесов, святой отшельник пошел с ним к его пещере, очертил ее со всех сторон знамением креста и затем велел брату жить в ней и подвизаться спокойно, не боясь козней и нападений нечистых духов. Поселился новый отшельник в пещере и стал в ней о Господе подвизаться. И что же? Бесы уже более его не беспокоили⁴³⁴. Поистине великим подвижником был преподобный Илия, отшельник лавры Евнухов!

Там же подвизался еще другой преподобный Илия, из восков⁴³⁵. В «Луге» записан случай, с ним бывший, который показывает, что Господь знает рабов Своих и во время опасности посылает им Свою помощь; показывает также, что преподобный Илия Воск был мужем, благоугодным Богу. Об этом случае сам подвижник поведал Иоанну Мосху и Софронию во время посещения ими лавры Евнухов. «Жил я, – рассказывал он, – около Иордана в пещере для того, чтобы не иметь общения с Макарием, епископом Иерусалимским. В это время однажды около полудня, когда зной солнечный был в самой сильной степени, кто-то постучал в дверь моей пещеры. Вышед, я увидел женщину и говорю ей: “Зачем ты здесь?” Она мне отвечала: “И я, отец мой, веду такую же жизнь, как ты, и живу в малой пещере недалеко отсюда, на расстоянии одного камня”⁴³⁶. Потом указала мне самое место – несколько на юг и сказала: “Проходя этой пустыней, я почувствовала жажду от сильного зноя; сделай милость, дай мне немного воды”. Я вынес кружку и подал ей. Она напилась, и я отпустил ее. Но когда она ушла, диавол начал нападать на меня относительно нее и внушать мне нечистые пожелания. Побежденный, не вынося распаления, я взял жезл, вышел из пещеры в то время, когда и самые камни от зноя раскалились, и пошел к этой женщине с тем, чтобы удовлетворить свою страсть. Когда я был уже в одной стадии от пещеры этой женщины и страсть во мне горела, вдруг прихожу в исступление и вижу: разверзлась земля и поглотила меня. Потом вижу мертвые тела, сгнившие, распадшиеся, исполненные зловония, которого ни с чем сравнить нельзя; тут же вижу одного священного мужа, который, указывая мне на это, говорил: “Вот это – тело женщины, это – мужчины. Услаждай похоть твою, как хочешь и сколько хочешь. Но вместе смотри, каких плодов ты должен лишиться из-за такого удовольствия. Вот за какой грех вы хотите сами себя лишить Небесного Царствия. Какого сожаления достойны люди! За час удовольствия не жалеют они всех своих подвигов!” Между тем я от сильного зловония упал на землю. Тогда явившийся мне священный муж поднял меня и укротил во мне брань. А я, возблагодарив Бога, возвратился в свою келью»⁴³⁷.

Преподобный Иоанн пресвитер жил в VI веке. Он поступил в обитель Евнухов еще в молодых годах и провел в ней в подвигах всю жизнь. Он любил посещать великих отцов- подвижников, чтобы получить от них благословение и духовное назидание. Так, он посещал великого подвижника Каллиника, жившего в лавре Саввы Освященного, о чем сообщил преподобному Иоанну, составителю «Луга», а также рассказал ему о других палестинских подвижниках⁴³⁸.

Киновия Пентокль

Киновия Пентокль, или Плача, основана была, по преданию, на том месте, где остановились сыновья Иакова, когда везли из Египта тело его и сотворили плач великий⁴³⁹, значит, находилась при самом Иордане. Об этом говорит и то обстоятельство, что на иноков этой киновии возлагалась обязанность крестить в священной реке обращавшихся в христианскую веру⁴⁴⁰. В VI веке киновия Пентокль считалась в числе первых иорданских обителей по строгости жизни и нравственным совершенствам ее подвижников, из коих многие исполнены были благодатных даров. О дальнейшей судьбе этой киновии не сохранилось сведений в церковно-исторических сочинениях. Из подвижников же киновии известны Конон Киликиянин, Марк отшельник и Конон игумен.

* * *

Преподобный Конон, родом из Киликии, был великим подвижником и богоугодным мужем. Он имел общение с духовным миром: несколько раз видимо являлся ему Иоанн Креститель. Обстоятельство, по которому Конону являлся Предтеча Господень, записано в «Луге духовном», о чем Иоанн Мосх слышал от одного старца в лавре Саввы Освященного. На Конона, как мужа святой жизни, возложена была обязанность крестить в Иордане обращающихся в христианскую веру и совершать над ними таинство Миропомазания. Приходилось Конону крестить и помазывать святым миром и женщин. Но в этом случае подвижник подвергался искушению; он смущался и расстраивался в мыслях; нарушался его душевный мир, в нем возникали нечистые желания. Долго подвижник мучился, но все терпел; наконец задумал уйти из киновии. Когда же он совсем решился оставить свою обитель, является св. Иоанн Креститель и говорит ему: «Трудись и подвизайся, и потерпи немного, я облегчу тебе плотскую брань». Конон остался и продолжал усердно свое дело. Явилась в обитель девица-персиянка, весьма красивая. Увидев ее, подвижник до того смутился от мысли, что он должен во время совершения над нею крещения видеть ее наготу, что отказался крестить ее. Два дня оставалась она некрещеною. Патриарх Петр, узнав об этом, пожалел Конона и хотел избрать на это дело строгой жизни диакониссу, но, рассудив, оставил свое намерение, так как и место, населенное подвижниками, не позволяло этого, и каноны церковные запрещали женам совершать службы и таинства. Конон же удалился из обители, сказав: «Не буду больше жить на этом месте». Но едва поднялся он на холмы, вдруг явился св. Иоанн Креститель, остановил его и кротким голосом сказал: «Возвратись в свою обитель, я облегчу тебя от брани». Конон с укоризной и негодованием отвечал: «Поверь, не возвращусь. Много уже раз ты обещал мне облегчить мою брань и ни разу не исполнил своего обещания». Тогда св. Иоанн Креститель посадил его на один холм и трижды ознаменовал крестным знамением чресла его и сказал: «Поверь мне, пресвитер Конон, я хотел, чтобы ты получил награду за сию брань, но так как ты не хочешь этого, то я освобождаю тебя от брани, но за то ты не получишь награды». И тотчас св. Предтеча сделался невидим. Конон возвратился в киновию. На другой день спокойно крестил он в Иордане и помазывал миром девицу и нисколько не ощущал в себе плотского возбуждения. С того времени 12 лет спокойно исполнял Конон свое служение; смотря на женщин всякого возраста и прикасаясь к ним при совершении над ними таинств Крещения и Миропомазания, он не чувствовал в себе смущения и нечистого вожделения: он не видел в женщине женщины. Угодив Богу, преподобный Конон мирно преставился⁴⁴¹.

Преподобный Марк жил большею частию вне киновии отшельником и славился необыкновенным подвижничеством. Целых 69 лет он провел в непрерывных трудах и подвигах. Воздержание его было необычайно. Он вкушал немного хлеба однажды в неделю, а нередко по целым седьмицам ничего не ел, так что многие считали его бесплотным. Между тем день и ночь он трудился, занимаясь плетением рогож, чтобы подавать милостыню ради Христа, и все, что зарабатывал своим рукодельем, раздавал бедным. Для себя он никогда ничего не брал. Некоторые христолюбивые люди пришли было к отшельнику с подаянием, но старец сказал: «Я не беру; рукоделье мое, по милости Божией, и меня кормит, и приходящих ко мне Бога ради»⁴⁴².

Святостью жизни и богоугождением славился между подвижниками киновии Пентокль и другой Конон, бывший ее настоятелем. Об этом свидетельствует случай, когда он чудесным образом избавился от неминуемой смерти. Шел некогда Конон в одно святое место – Вифавару⁴⁴³, или Витон; встретились ему на дороге евреи. Враги Христа и христиан вознамерились убить подвижника. Уже обнажили они мечи, подбежали к святому старцу и подняли руки, чтобы нанести ему смертельный удар. Но Господь защитил раба Своего: поднятые с мечами руки врагов так и остались в неподвижном положении, они никак не могли ими двинуть, и взмолились христоненавистники старцу и просили его помиловать их. Святой старец сотворил о них молитву, и руки их тотчас опустились. Оставив подвижника в покое, они продолжали путь⁴⁴⁴.

Киновия Пресвятой Богородицы Марии, называемая Новой

Киновия Пресвятой Богородицы Марии, называемая Новой, – третья исторически известная палестинская обитель, посвященная имени Божией Матери⁴⁴⁵. Она находилась в Иорданской долине⁴⁴⁶, но где именно, сказать нельзя по недостатку исторических сведений. Она известна была еще под именем киновии аввы Константина, который был в ней игуменом и жил во второй половине VI века⁴⁴⁷. Главный храм киновии был построен и освящен в честь и славу всехвальной Владычицы Богородицы и Приснодевы Марии⁴⁴⁸. В VI веке киновия эта стояла в ряду важнейших иорданских обителей и славилась строгим подвижничеством ее иноков: в ней были старцы богоугодные, исполненные благодатных даров. Известий о состоянии ее в последующие века в церковно-исторических сочинениях не встречается. Из подвижников киновии Пресвятой Богородицы Марии известны Леонтий Киликиянин, Аврамий игумен и Константин игумен.

* * *

Преподобный Леонтий Киликиянин сорок пять лет провел в обители, почти постоянно пребывая в храме и внимая себе. Он неусыпно бдел над своими помыслами и хранил себя от худых мыслей, чувств и желаний. Преподобный Леонтий был нищелюбив: он радовался, когда приходил к нему бедный и просил у него милостыни. При подаянии милостыни он отличался особенностью: если нищий был слепым, старец подавал ему из рук; если же он был зрячим, то клал монету или на стол, или на скамью, или на ступенях церковных и тот отсюда уже брал подаяние. Когда спросили старца: «Почему ты, отец, не подаешь из рук?» – он отвечал: «Не я это подаю, но Владычица моя Пресвятая Богородица: Она и меня питает, и этих нищих и убогих»⁴⁴⁹.

Преподобный Аврамий жил в VI веке и был игуменом Новой киновии Пресвятой Богородицы Марии. Впоследствии, как достойный муж, он из настоятелей был избран на святительскую кафедру и сделался епископом Ефесским. Истинный подвижник, Аврамий достиг высокой степени нравственной чистоты и святости и исполнен был благодатных даров. Он отличался необычайною любовью к ближним, особенно к подвижникам, ревновал об их душевном благе и спасении; заботился и о временных их нуждах и потребностях. Так, он посылал зимнюю одежду подвижнику Илиотской лавры Феодосию, узнав, что тот таковой одежды не имеет. Из ревности о спасении ближних для споспешествования их нравственному преуспеянию Аврамий устроил две обители: в Святой Земле на Елеонской горе киновию Византийцев (или Византийскую) и в Константинополе монастырь, известный под именем Аврамиева, сделавшийся потом славным между цареградскими обителями. Преподобный Аврамий славился опытностью в управлении и руководстве других в духовной жизни. В «Луге» он называется пастырем опытным и кротким, называется даже великим. Из благодатных даров Аврамий особенно проявлял прозорливость. Так, когда он узнал, что из двух иноков, поклявшихся никогда не разлучаться друг с другом и работавших при возведении Византийской обители, один стал вести распутную жизнь, а другой усилил свои подвиги, весь день постился, ни с кем не говорил, чтобы спасти брата, Аврамий успокоил его и сказал: «Даровал тебе Бог душу брата», что вскоре и сбылось⁴⁵⁰.

Преподобный Константин был современником Иоанна Мосха. Он управлял Новою киновией Пресвятой Богородицы и был столь известен и славен между палестинскими подвижниками, что эту обитель называли прямо киновиею или монастырем аввы Константина. Известна одна черта из его духовно-благодатной жизни: это доступность ему духовного мира, проникновение в тайны духовной жизни. Константин сам рассказывал пресвитеру Полихронию, что видел светлую звезду над телом одного умершего в Иерихонской больнице подвижника, когда его несли для погребения в Пирги: звезда шла и видна была над усопшим на всем продолжении пути и скрылась, когда тело почившего опустили в землю⁴⁵¹.

Лавра Пирги, то есть Башни, основана учеником Саввы Освященного Иаковом в долине Иорданской⁴⁵². Но где именно она находилась, определить трудно по недостатку исторических указаний; очевидно только, что она лежала не так далеко от Иордана⁴⁵³. Неизвестно также достоверно, почему она называется лаврой Пирги (Башни). Можно только предположить, что, по возникшему тогда у лавр и киновий, соседствовавших с пустыней, обычаю устроять у себя столпы или башни для наблюдения за появлением из пустыни сарацин, лавра Пирги имела несколько таких башен. В VI веке лавра Пирги находилась в цветущем состоянии: в ней были подвижники высоких нравственных совершенств, как об этом можно судить по нескольким случаям из их жизни, сохранившимся в «Луге духовном». О дальнейшем существовании этой лавры ничего не известно.

Из подвижников лавры Пирги известны по именам Феофил и Мироген. Присоединим к ним и подвижников, имена коих неизвестны, но из духовной жизни коих сохранились в «Луге» блаженного Иоанна Мосха замечательные случаи.

Преподобный Феофил славился духовною мудростью и особенно разумением слова Божия. К нему за наставлениями обращались подвижники из других обителей, даже отдаленных. Так, являлся к Феофилу из Фаранской лавры Косма скопец, сам великий подвижник, с просьбой объяснить ему сказанные Господом ученикам слова, которых он не мог понять: имеющий одежду продай ее и купи меч (Лк. 22:36), и ответ учеников: имеем два меча (Лк. 22:38). Охотно удовлетворил Феофил просьбу Космы и так растолковал занимавшие его слова: два меча – это деяние и созерцание; кто сии две добродетели имеет, тот совершен⁴⁵⁴.

Преподобный Мироген вел самую строгую жизнь. От чрезмерных подвигов он подвергся водяной болезни. Болезнь свою старец переносил терпеливо и благодушно и еще благодарил за нее Бога. Когда братия приходили проведать старца и предлагали ему лечиться, старец всегда говорил им: «Отцы, молитесь за меня, чтобы только внутренний мой человек не подвергался водяной болезни. А что касается настоящей моей болезни, то я молю Бога, чтобы Он не вдруг меня от этой болезни освободил и дал бы мне долее в ней пребывать». О болезненном состоянии Мирогена узнал патриарх Иерусалимский Евстохий⁴⁵⁵ и из сострадания к больному послал ему вещей, в которых особенно он нуждался. Старец ничего не принял и просил патриарха об одном: «Молись обо мне, святой отец, чтобы мне избавиться от вечного мучения»⁴⁵⁶.

Монастырский эконом. Скончался в монастыре Пирги один инок. Эконом попросил некоторых братий пособить ему убрать, что было в келье умершего. Когда стали переносить в кладовую сосуды и другие вещи, бывшие в келье умершего, эконом горько плакал. «О чем ты так плачешь, отец мой?» – спросил его пресвитер Новой лавры авва Полихроний, бывший при этом случае. Тот отвечал: «Сегодня я ношу имущество брата моего, а через два дня другие понесут мое имущество». И действительно, на третий день после этого эконом скончался, как сам о том предсказал⁴⁵⁷.

Старец, отказавшийся от игуменства. Жил в монастыре Пирги один весьма добродетельный старец. Братия, зная высокие его качества, просили его быть игуменом обители. Старец отказывался от этого и говорил: «Простите меня, отцы, и оставьте меня плакать о грехах моих. Я не достиг такого совершенства, чтобы достойно управлять душами, это дело великих и богоносных отцов, каковы авва Антоний, Пахомий, Феодор и другие». Братия, несмотря на отказ старца, еще более стали просить его принять на себя управление обителью. Старец на усиленную их просьбу отвечал: «Дайте мне три дня помолиться, и как Богу угодно будет, так я и сделаю». Это было в пяток, а в воскресенье старец почил о Господе⁴⁵⁸.

Нестяжательный и милосердный старец. Еще в лавре Пирги был один старец, который отличался необыкновенным милосердием и нестяжательностью. Однажды подошел к его келье нищий и просил у него милостыни. Старец ничего не имел у себя, кроме одного хлеба. И вот он взял последний хлеб и отдал его нищему. Нищий отказался от хлеба и просил у него одежды. Старец, желая оказать какую-либо помощь нищему, взял его за руку и ввел его в свою келью. Тот, не найдя в келье старца ничего, кроме одной одежды, которая у него была на плечах, до того растрогался сердцем и пришел в такое умиление, что здесь же посреди кельи оставил все свое, что только находил возможным оставить старцу, говоря ему: «Возьми это, добрый старец, а я в другом месте найду, что мне нужно»⁴⁵⁹.

Нерадивый инок. Был в лавре Пирги беспечный и нерадивый инок. О нем рассказывал Иоанну Мосху Полихроний, пресвитер Новой лавры, следующее. Инок этот был беспечен и не заботился о своем спасении; никогда он не исправлял правила воскресного дня. «Через несколько времени я вижу, что он, доселе столь беспечный, трудится наряду со всеми подвижниками со всею охотою и ревностию. “Брат! – сказал я ему. – Ты охотно теперь делаешь, и я радуюсь, что стал думать и печься о своей душе”. На это он мне ответил: “Авва! мне скоро должно умереть”. Спустя три дня он скончался»⁴⁶⁰.

Киновия Варихская была основана преподобным Северианом, учеником Саввы Освященного, около 514 года по Р.X. Находилась она в юго-восточной части Палестины к северо- востоку от Хеврона, близ места, называвшегося Варихою или Кафарварухою⁴⁶¹.

* * *

Из подвижников Севериановой киновии известны сам основатель ее Севериан и Мина.

Откуда был родом основатель Варихской киновии преподобный Севериан и где полагал начало подвижничеству, не сохранилось об этом сведений у церковных писателей. Известно только, что, когда Севериан прибыл в только что основанную лавру Саввы Освященного, он стоял уже на высокой степени подвижничества; сочинитель жития богоносного Саввы называет Севериана славным по монашеским подвигам. Тридцать лет провел в обители св. Саввы Севериан и под руководством богоносного аввы-настоятеля созрел в нравственно-духовной жизни и сделался способным руководить других на пути подвижничества. Св. Савва благословил Севериана отойти на высшие подвиги в другие места, и вот Севериан удаляется на юг и поселяется в окрестностях Хеврона близ селения Кафарварухи. Здесь несколько лет подвизается он один. Когда распространилась о нем слава как о великом подвижнике, явились к нему люди, жаждавшие в уединении под руководством его содевать о Господе свое спасение. Севериан принимал всех, ревновавших о благоугождении Богу и спасении. Местность к югу от Хеврона представляла собой пустыню, сухую, безводную, где мало было селений; в холмах находилось много пещер. Севериан и основал здесь киновию; по имени селения, близ коего она была устроена, обитель называлась Варихскою или Кафарварухскою. Он сам управлял своею обителью, сам руководил иноков в подвижничестве. Испытанным и уже укрепившимся в подвижничестве он позволял выходить в пустыню и вести жизнь отшельническую. Год кончины блаженного Севериана неизвестен⁴⁶².

Преподобный Мина был игуменом Севериановой киновии и жил в VI веке. Из наставлений его, сохраненных в «Луге» Иоанна Мосха, видно, что он обладал опытностью в духовной жизни. Преподобный Мина говорил братиям своей киновии: «Чада, будем бегать мирских бесед, они вредят особенно молодым». Еще старец говорил: «Люди всякого возраста, молодой и старый, должны приносить покаяние, чтобы получить жизнь вечную, где похвала и слава велика, – молодым за то, что они в цветущем возрасте, когда страсти пылки, покорили волю свою под иго целомудрия, а старым за то, что они могли искоренить злую привычку».

Лавра преподобного Фирмина (по имени основателя), или Малихская (по местоположению), возникла еще при жизни Саввы Освященного и основана учеником его Фирмином⁴⁶³. Во время смятений, произведенных в Святой Земле оригенистами, Фирминова обитель держала сторону Новой лавры и находилась с ней некоторое время в непрерывных сношениях. Она была в общении с обителью Дорофея: настоятели их посещали друг друга⁴⁶⁴. Увлеченная в заблуждения оригенистов и испытав внутренние смуты и неустройства, Фирминова лавра, благодаря стараниям настоятеля своего Исидора, возвратилась в лоно Православной Церкви⁴⁶⁵. О судьбе Фирминовой лавры в последующие времена сведений в церковно-исторических сочинениях нет.

Место, где лежала лавра преподобного Фирмина, в настоящее время известно. Проезжающие из Иерусалима в Назарет и другие места северной части Святой Земли близ селения эль-Бира, лежащего на высоте Михмас, с любопытством осматривают древние развалины: остатки церкви, резервуар и пещеру в холме. Церковь в полуразрушенном состоянии; северная стена стоит в целом виде; сохранились три алтарные абсиды; древний резервуар до сих пор еще цел. Пещера находится в холме Михмас; она с круглым сводом; в ней была и усыпальница. Остатки эти явно представляют следы бывшей здесь некогда лавры преподобного Фирмина⁴⁶⁶.

Из подвижников Фирминовой лавры сохранились имена Исидора и Зосимы, которые оба были ее настоятелями.

* * *

Преподобный Исидор управлял Фирминовою лаврой в то бедственное для Иерусалимской церкви время, когда в Святой Земле распространяли лжеучение свое и буйствовали оригенисты. Исидор имел несчастие увлечься и увлечь за собой братию своей обители на сторону оригенистов; только он недолго оставался с ними в единении. Исидор не во всем был согласен с образом мыслей оригенистов и не разделял их крайних идей. Благоразумный и осмотрительный, он скоро заметил опасность, которой подверг и себя, и свою обитель, и явился к архимандриту Великой лавры Конону, раскаялся сам и за братию своей обители в заблуждениях и вошел в общение с православными. Мало того, в Иерусалиме в храме св. Сиона Исидор дал Конону слово действовать вместе с ним против оригенистов. Он потом сопровождал Конона в Царьград, где много ему помог, поддерживая ходатайство его пред императором Юстинианом об умиротворении Палестины. Исидор, так же как Конон, много терпел там озлоблений и притеснений от Феодора, архиепископа Кесарийского, покровителя оригенистов, сильного при дворе. Но истина и правда восторжествовали, и утешенный Исидор возвратился в свою лавру, доставив радость и ее братии⁴⁶⁷.

Преподобный Зосима, игумен Фирминовой лавры, был родом из Киликии; он жил в VI веке и скончался в преклонных летах. Он был великим подвижником и далеко славился высокою духовною жизнью. Для беседы с ним приходили в Фирминову обитель не только подвижники, но и мирские люди. Его глубоко почитал преподобный Дорофей, который нередко посещал Зосиму и беседовал с ним; во время этих бесед Дорофей и записал несколько словесных наставлений Зосимы. Преподобный Зосима особенно отличался смирением. На взгляд отцов и учителей Церкви, смирение приобретается исполнением заповедей, но, как оно образуется или рождается в душе, словом объяснить невозможно, если человек не познает этого на собственном опыте. Преподобный Дорофей в своем наставлении о смирении и представляет авву Зосиму как пример смирения и смирение его признает образцом смирения истинного. Так, Дорофей рассказывает, что в одно время, когда он посетил Зосиму, последний говорил о смирении; в числе посетителей при этом случился некоторый софист. Слушая, что старец говорил, и желая понять сущность смирения, софист стал уверять его, что он напрасно почитает себя грешником, свято исполняя все заповеди. «Как же так? – говорил софист. – Почему ты себя считаешь грешником? Разве ты не видишь, что строго исполняешь заповеди? Разве не знаешь, что имеешь добродетели и совершенства? Почему же ты, имея в себе столько доброго, все- таки считаешь себя грешником?» Старец не мог удовлетворительно объяснить софисту, в чем сущность и сила смирения, но сказал только: «Не знаю, что тебе сказать, но знаю только, что я именно таков, каким себя почитаю». Софист противоречил ему и все хотел узнать, почему это так, а старец, не зная, как разъяснить это, в святой простоте говорил одно: «Не затрудняй и не смущай меня; я точно таков». Преподобный Дорофей, видя недоумение старца и желая вывести его из затруднения, вступил в разговор и, обращаясь к софисту, объяснил, что как в диалектике и искусстве врачебном и прочих науках одна лишь практика, соединенная с теорией, сообщает опытность неприметно и нечувствительно для нас самих, так бывает и со смирением, которое приобретается исполнением заповедей, но не может быть объяснено и выражено словами. Несказанно обрадовался Зосима и, обняв Дорофея, сказал: «Ты умел объяснить; оно точно так на деле». Софист, выслушав объяснение преподобного Дорофея, согласился с ним и остался доволен⁴⁶⁸.

При глубоком смирении и простоте преподобный Зосима Киликийский отличался еще великою любовью к ближним; он заботился не только о спасении души ближнего, но и о временном его благополучии. В «Луге» Иоанна Мосха записан случай, показывающий со всей очевидностью эту нравственную черту преподобного Зосимы. Авва Савватий, говорит Иоанн Мосх, сказывал: «Когда я находился в лавре аввы Фирмина, пришел один разбойник к авве Зосиме Киликийскому и просил старца: “Сделай милость ради Бога, так как я виновен во многих злодеяниях, то сделай меня монахом, дабы мне отстать от злых дел моих”. Старец, наставив его, сделал монахом и облек его в схиму. Спустя несколько времени старец сказал ему: “Уверяю тебя, чадо, ты здесь не можешь жить: если услышит начальник, возьмет тебя и самые враги придут и убьют тебя; но послушай меня: я отведу тебя в киновию”. Итак, старец отвел его в киновию аввы Дорофея, что близ Газы и Маюма. Проведя там девять лет и научившись Псалтири и всему монастырскому уставу, разбойник приходит опять в монастырь Фирмина к старцу и говорит ему: “Честный отче! Сделай милость, отдай мне мирскую одежду и возьми монашескую”. Старец, опечалясь, сказал ему: “На что, сын мой?” Тот отвечал: “Вот девять лет, как ты знаешь, провел я в киновии и, сколько возможно было, постился, воздерживался и безропотно, со страхом Божиим жил в покорности, зная, что благость Божия простила мне злодеяния. И, однако же, каждый день вижу я мальчика, который говорит мне: за что ты меня убил? Я вижу его во сне, и в церкви, и в трапезе он мне говорит это и каждый час беспокоит меня. Потому, отче, хочу удалиться, чтобы умереть за мальчика, ибо я напрасно убил его”.

Взяв мирскую одежду свою и одевшись, вышел он из лавры и удалился в Диосполь, где на другой день был пойман и обезглавлен»⁴⁶⁹.

Елеонская гора продолжала привлекать к себе ревнителей подвижничества, и пример блаженной Мелании, устроившей на священной горе иноческие обители, не остался без подражания. На Елеоне в VI веке возникла новая обитель подвижников. Это киновия Византийская. Она известна была еще под именем киновии преподобного Аврамия. Основана была эта обитель Аврамием, настоятелем Новой киновии Пресвятой Богородицы, бывшим впоследствии епископом Ефесским⁴⁷⁰. Почему она названа была Византийскою, достоверно сказать нельзя; можно только думать, что основатель ее был родом из Византии и назначал новую обитель для лиц, приходивших из этого города и желавших проводить подвижническую жизнь в Святой Земле. Византийская киновия была во всех отношениях благоустроена и славилась подвижниками высокой духовной жизни. О состоянии ее в последующие времена неизвестно. Из мужей, подвизавшихся в киновии Аврамия, упоминаются в «Луге» Иоанна Мосха два лица: преподобный Василий и Иоанн.

Преподобный Василий, пресвитер Византийской киновии, был весьма ревностен к подвижничеству. Прежде чем избрал он местом своего подвижничества Елеонскую гору и стал жить в обители Аврамия, девять лет он подвизался в лавре Фаранской в то самое время, когда там проводили подвижническую жизнь славные мужи: Григорий, настоятель ее, сделавшийся впоследствии патриархом Антиохийским⁴⁷¹, и Косма скопец. Особенным расположением пользовался преподобный Василий со стороны своего настоятеля Григория, который любил его за его строгую подвижническую жизнь; это расположение к нему продолжалось, и когда Григорий занял первосвятительную кафедру, пресвитер Василий посещал патриарха в Антиохии. От него Иоанн Мосх заимствовал сведения об игумене Фаранской лавры Григории и Косме скопце, помещенные в «Луге»⁴⁷².

Преподобный Иоанн, родом из Кизика, был игуменом Византийской киновии. Он славился опытностью в духовной жизни, и потому к нему обращались другие подвижники за духовными советами и наставлениями. Одно из наставлений его передает Иоанн Мосх в своем

«Луге». «В один день, – рассказывает Иоанн Мосх, – мы спросили его Иоанна, как стяжать добродетель.

Старец отвечал: “Если кто хочет стяжать добродетель, то может стяжать ее не прежде, чем возненавидит противоположный ей порок. Итак, если ты хочешь иметь плач, должен возненавидеть смех. Хочешь ли иметь смирение, возненавидь гордость. Хочешь ли быть воздержным, возненавидь пресыщение. Хочешь ли быть целомудренным, возненавидь сладострастие. Хочешь ли быть нелюбостяжательным, возненавидь всякую вещь. Хочешь ли быть милостивым, возненавидь сребролюбие. Желающий жить в пустыне пусть возненавидит города. Желающий подвизаться в безмолвии пусть возненавидит дерзость в речах. Желающий быть странником пусть возненавидит хвастовство. Желающий воздержаться от гнева пусть возненавидит общение с мирянами. Желающий быть незлопамятным пусть возненавидит злословие. Желающий не развлекаться, пусть пребывает в уединении. Желающий удержать язык пусть заградит уши свои, чтобы не слышать многого. Желающий всегда иметь страх Божий пусть возненавидит телесный покой, возлюбит скорбь и тесноту, и тогда искренно может служить Богу”»⁴⁷³.

Слава Илариона Великого и его знаменитой лавры, простор пустынной местности, расстилавшейся от Газы к югу и востоку, были причиной того, что в VI веке в окрестностях Газы возникли две общежительные обители, которые сделались славными во всем христианском мире. Это были киновии Еваге и преподобного Дорофея.

Киновия Еваге

Киновия Еваге, или преподобного Серида⁴⁷⁴, находилась недалеко от Газы и так же, как лавра Илариона Великого, соприкасалась с Газскою пустыней. Она была основана преподобным Серидом в самом начале VI века. Еще при жизни самого основателя обитель эта достигла цветущего состояния; она славилась внешним и внутренним благоустройством, особенно строгостью и высотою жизни подвижников. Этим киновия обязана была как самому преподобному Сериду, великому подвижнику, мужу высоких нравственных качеств, так и ее подвижникам, преимущественно Варсонофию Великому и Иоанну Пророку, которые обитали в пустыне близ обители и руководили ее иноками на пути подвижнической жизни.

Немноголюдна и небогата была новая обитель вначале, она не имела даже храма, когда поселились в ней преподобные Варсонофий и Иоанн; но с прибытием этих великих подвижников она быстро стала развиваться и улучшаться. Слава Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, распространившаяся далеко за пределы Святой Земли, привлекала в новую газскую обитель ревнителей нравственного совершенства, и со всех сторон устремились в нее всякого звания и состояния люди, чтобы там под руководством Серида и великих старцев жить и подвизаться для благоугождения Богу и спасения души. Между иноками обители оказались и каменщики, и плотники, и садовники – словом, люди, знавшие разные искусства и ремесла; оказался даже опытный зодчий (Иоанн Миросавский). Нашлись боголюбивые души, жертвовавшие обители земли, делавшие в нее разные вклады. И вот киновия Серидова скоро благоустроилась; в ней явились больница, богадельня, странноприимница и все необходимые хозяйственные постройки. Здания были большею частию каменные. Заведен во всем строгий порядок. Занятия и работы по внешнему благоустройству обители распределялись между братиями, как послушания. В то же время своим порядком велось и главное дело, которому должна была служить общежительная иноческая обитель, – дело подвижничества братии: на него было обращено все внимание и настоятеля обители Серида, и преподобных Варсонофия и Иоанна. В отношении рода подвижничества киновия Еваге имела особенность по сравнению со всеми палестинскими киновиями: в ней соединились оба рода подвижничества – общежитие и отшельничество. Отшельничество велось большею частию в обители же и понималось как высшая степень подвижничества, состоящая в постоянном, безвыходном пребывании в келье и в строгом уединении; для преуспевших в духовной жизни иноков допускался выход в пустыню. Под руководством великих старцев Варсонофия и Иоанна подвижничество велось правильно в самой строгой постепенности: от состояния новоначального, только что вступившего на путь подвижничества инока до мужа совершенного в нравственности и добродетелях следовал ряд нравственных степеней и состояний. Человек, вступивший в обитель, начинал подвижническую жизнь с низших служб и послушаний; в это время он жил общею со всеми жизнью, вместе с другими молился, вместе садился за скудную трапезу, вместе трудился на том или другом послушании и находился в полном подчинении аввы-настоятеля. После более или менее продолжительных трудов на послушаниях инок вступал во вторую половину подвижничества. Ему позволялось вести жизнь уединенную: пять дней в неделю инок пребывал в келье, в субботу же и воскресенье выходил в храм для участия в общей молитве и принятия Святых Таин. Инок становился теперь старцем и, подчиняясь авве-настоятелю в целом, получал свободу и самостоятельность в образе келейной жизни.

Подвижнику-старцу назначали одного, двух и трех учеников из новоначальных – частию для услужения ему, главным же образом для руководства их в духовной жизни. Старец с учениками представлял маленькую общину и жил самостоятельною жизнью. Он назначал ученикам те или другие послушания: ученики доставали необходимые вещи, сами готовили пищу и пр. Старец руководил их и в аскетических трудах; свое время назначалось для молитвы, для изучения и чтения псалмов или для пения их. Между старцем и учениками устанавливалась внутренняя связь; ученик-послушник все делал с благословения старца, открывал ему свои помыслы и сердечные движения, пользовался его духовными советами и наставлениями. Некоторые старцы имели собственные кельи, которые они приобретали на свои средства. Если вступающий в обитель был пожилых лет, такому позволялось оставлять за собой часть денег или имения. Наступала наконец для подвижника высшая степень подвижничества – самое строгое уединение и безмолвие. Старец-подвижник уже навсегда затворялся в келье, пребывал в ней безвыходно и наслаждался полным и совершенным безмолвием; сношения с миром и людьми прекращены, многомятежная молва житейская его не касалась и не тревожила; его дух, чуждый дум и попечений о внешнем, житейском и всецело устремленный в мир горний, находился в общении с Высочайшим Существом, Источником жизни, света, радости и блаженства, погружался в созерцание Его бесконечных совершенств; старец-безмолвник ощущал в сердце неизреченную сладость и блаженство; тишина кельи нарушалась только приходом брата, в известные часы приносившего ему скудную пищу, но и тот молча входил в келью затворника, молча же из нее и выходил. В то же время в обители Серидовой, как и во всех иноческих обителях, на всех степенях подвижничества считался необходимым для инока физический труд: обыкновенно плетение корзин, рогож, рыболовных сетей и др. Материалы и запасы для рукоделия иноки доставали сами; для сего они в пустыне собирали прутья и жесткие высокие растения, годные для рукоделья, или отправлялись в Египет, славившийся обилием всякого рода материалов.

Труден путь истинного подвижничества, путь произвольного злострадания, добровольных лишений и скорбей, путь борьбы с плотскими, чувственными влечениями, с исконным врагом нашего спасения. Из книги «Ответов» преподобных Варсонофия и Иоанна видим, что даже старцы, уже достигшие уединения и безмолвия – высшей степени подвижничества, томились от помыслов и борьбы с ними до пота и изнеможения (Ответ 492); страшно мучились от плотской страсти, которую возжигал в них злой дух, впадали в уныние, малодушие и боязнь за свое спасение (Ответы 67, 229); жаловались, что нападает на них безмерный сон (Ответ 93), то тяготит их нравственное расслабление, холодность чувства и т. п.; готовы были выйти из обители, некоторые и выходили, возвращаясь потом опять в нее (Ответы 480, 563). Но счастливы были подвижники Серидовой обители, бывшие современниками великих руководителей в святом деле подвижничества – святых старцев Варсонофия и Иоанна; в этих благодатных старцах они имели поддержку и помощь на своем трудном пути. И мы видим из книги «Ответов», что иноки постоянно обращаются к святым старцам со своим душевным состоянием, всецело предают себя и свое вечное спасение в их руки, свободно и с детскою доверчивостью открывают им свои душевные тревоги, свои сомнения и недоумения, тайные помыслы ума, сокровенные движения сердца, повергают пред ними свою сердечную скорбь, свое уныние и малодушие. И как разнообразны эти душевные состояния, эти внутренния нужды! О чем только не спрашивают иноки великих старцев! Спрашивают о мере в молитве (Ответ 74); о том, сколько часов следует спать, сколько бодрствовать и сколькими одеждами одеваться (Ответ 75); как узнать, что бодрствуешь в ночи шесть часов (Ответ 76); о мере воздержания в пище и питии (Ответ 81); как каждый может узнать, сколько ему нужно есть и пить (Ответ 83); о рассеянии мыслей (Ответ 79); отчего одолевает по временам безмерный сон и нет умиления (Ответ 92); о ночных мечтаниях (Ответ 94); что делать, если чувствуешь боязнь по ночам (Ответ 67); можно ли изучать врачебные книги (Ответ 63); употреблять ли овощи (Ответ 61); живешь ли богоугодно (Ответ 243); просят молитв о том, чтобы владеть глазами, которые очень развлекаются (Ответ 261); просят великого старца понести грехи (Ответ 267), чтобы и в будущем веке не лишиться его покрова (Ответ 271). Больные испрашивают у св. Варсонофия терпения и прощения грехов, умирающие – разрешения к переходу в другую жизнь и сопутствования им в воздухе и в пути неведомом (Ответы 144, 145). На все вопросы братий-подвижников охотно и с любовию отвечают святые старцы, всем душевным нуждам их спешат удовлетворить: разрешают их сомнения и недоумения; успокаивают тревогу сердца; колеблющихся и малодушных утверждают в вере и уповании; слабых и немощных духом ободряют и укрепляют в неуклонном несении подвижничества; рассеивают уныние и малодушие; прогоняют боязнь их за свое вечное спасение; сострадают им в скорбях, споспешествуют их подвигам и трудам своими молитвами и благословением. И шли труженики Креста Христова по избранному ими пути, руководимые и поддерживаемые святыми старцами Варсонофием и Иоанном; и несли терпеливо тяжкое иго подвижничества о Господе; и возрастали в нравственно-добром и святом, созревая в мужа совершенна, в меру возраста Христова, и скончавали течение земной жизни чистыми от скверн греховных, беспрепятственно восходя в мир горний для блаженства и радости в общении с Богом и святыми. И много было действительно между подвижниками Серидовой обители мужей совершенных, святых. Сам Варсонофий Великий называет обитель Серида местом святым (Ответ 550), обществом благословенным (Ответ 8); сам говорит, что есть здесь святые, молитвы коих сильны пред Богом, которые могут умолить о несчетном множестве людей (Ответ 110).

Слава о новой газской обители и основателе ее преподобном Сериде, о благодатных старцах, в ней подвизавшихся, распространилась повсюду – и в Святой Земле, и за ее пределами; и вот в киновию Серида переходят подвижники из других обителей; в нее удаляются окончить путь подвижничества отшельники, долго пребывавшие в пустыне (Ответ 138). Из окрестных и дальних селений и городов в Серидову обитель во множестве устремляются всякого звания и состояния мирские люди, одни для духовной беседы с богоносными старцами Варсонофием и Иоанном, другие – получить от них разрешение разных вопросов по житейским делам или исцеление болезней (Ответы 623, 626–740); для беседы с ее дивными иноками являются в нее даже епископы (Ответ 51). В таком цветущем состоянии находилась киновия Еваге при жизни основателя, преподобного Серида, и великих подвижников Варсонофия и Иоанна, то есть в течение всего VI века. В следующем столетии Серидова обитель также процветала; это видно из жития патриарха Иоанна Милостивого, где упоминается о Серидовой обители как славном монастыре. Дальнейшая судьба киновии Еваге неизвестна.

Где находилась киновия Еваге, в настоящее время не известно. Чтобы хоть предположительно указать место процветавшей некогда обители преподобных отцов Серида, Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, обратим внимание на местность, занимаемую ныне селением Дейр эль-Балах⁴⁷⁵, что в двух часах пути от Газы к югу, лежащим в оазисе с тем же названием. Дейр эль-Балах значит в переводе с арабского «монастырь фиников». По свидетельству Вильгельма Тирского, в этой местности в его время была крепость Дарум, материалом для коей послужили развалины древних зданий. По преданию, сохраняющемуся у местных жителей, говорит Вильгельм, в древности был здесь монастырь, принадлежавший грекам, отчего произошло потом название местности и крепости Дарум, то есть монастырь греков. Крепость Дарум, по словам Вильгельма, от моря отстояла на пять стадий, а от Газы на четыре мили⁴⁷⁶. Из исторических свидетельств о положении киновии Еваге видно, что она находилась недалеко от моря и в окрестностях Газы. Принимая в соображение все эти обстоятельства, мы можем предположить, что славная в древности обитель великих подвижников Серида, Варсонофия и Иоанна находилась на месте селения Дейр эль-Балах, и именно там, где ныне расположена мечеть селения. От древности уцелели только несколько колонн, находящихся в самой мечети. Дивны были подвижники киновии Еваге, но немного имен их сохранила нам история. Из числа подвижников Серидовой обители, кроме преподобных Серида, Варсонофия Великого и Иоанна Пророка, известны еще подвижники, достопамятные по ревности о благоугождении Богу и нравственном совершенстве и по ответам Варсанофия и Иоанна Пророка: Иоанн Миросавский, Авраам, Павел, Феодор, Досифей, Елиан игумен и Виталий.

* * *

Преподобный Серид (память 13 августа), основатель славной киновии Еваге, был одним из великих подвижников христианской Церкви. Где родился преподобный Серид, какого был происхождения, в какой обители полагал начало подвижнической жизни, неизвестно. Господу благоугодно было, чтобы Серид устроил для душ, жаждущих нравственного совершенства, общежительную обитель и чтобы сам же был их руководителем на святом пути подвижничества. Покорный гласу Божию, преподобный Серид основал в окрестностях Газы киновию и сам стал управлять ею. Управление многолюдным обществом, особенно таким, каково общество подвижников, трудящихся для своего нравственного преуспеяния, требует от руководителя много духовной опытности, здравого рассуждения, строгости, растворяемой любовью, снисходительности, терпения и других качеств. Предвидя в Сериде сосуд честен, благопотребен Владыке (ср. 2Тим. 2:21) и людям, Господь послал ему мужей, которые содействовали воспитанию в нем этих нравственных качеств и своими благодатными советами и указаниями помогали ему в трудном деле руководства других ко спасению. Это были преподобные Варсонофий Великий и Иоанн Пророк. «Сколь многие желали принять к себе нас, старцев, – говорит преподобный Варсонофий, выставляя на вид внутреннее достоинство Серида, – и искали этого, но не дано было им того, а Бог послал нас к авве Сериду, не искавшему сего, и сделал его искренним нашим сыном» (Ответ 17). Прибыли эти великие мужи в Серидову обитель, как только она была основана. Серид, поняв высоту духовной жизни прибывших мужей, сразу же подчинился их духовному влиянию. Серид предал себя в полное послушание преподобному Варсонофию; между ними установились сыновние отношения. Возлюбленный сын, искренний и единодушный, сын болезней моих, сладчайший меда, – таковы названия, с какими говорил о Сериде Варсонофий.

Преподобный Серид предавался всевозможным подвигам самоумерщвления и злострадания. Труды его физические и духовные были непрерывны, пост и воздержание необычайны. Он так измождал свое тело, что оно все было в ранах и язвах. Преподобный Варсонофий помолился о нем Богу и исцелил его, но при этом внушил ему, что он подвизается неразумно, и дал ему заповедь на будущее время управлять телом своим с рассуждением, чтобы оно могло послужить к духовной пользе его самого и понести труды по управлению обителью и руководству братиями.

Велико было послушание преподобного Серида Варсонофию и Иоанну, необыкновенно его смирение. Он, основатель общежительной обители, авва-начальник, все, однако, делал по совету и благословению святых старцев, ни в чем никогда им не противоречил; он не считал себя аввой-начальником, но только учеником старца Варсонофия. Духовное благо брата, его вечное спасение было для аввы-настоятеля близко и дорого, как его собственное спасение. Он постоянно проявлял сердечное сочувствие к духовному состоянию брата, сострадание к его немощам, снисходительность к его недостаткам и слабостям, кротость в обличении нерадивых, долготерпение в нравственном их исправлении. Он всячески остерегался нарушить внутренний мир брата, расстроив его, привести в смущение и скорбь. Скорбь брата отзывалась скорбью в его собственном сердце. И вот почему незаслуженные обиды и оскорбления от других, несправедливые отзывы о его действиях и распоряжениях по управлению обителью глубокою скорбью пронзали его сердце. Так, один раз, когда некоторые из братий осуждали действия настоятеля, говорили вслух, что многие дела в общежитии допускаются напрасно и бесполезно, тогда как настоятель совершал их по совету и указанию великого старца, Серид поражен был такою глубокою скорбью, что для успокоения его нужны были молитвы самого Варсонофия и других святых отцов обители. «Как не вспоминаешь беспопечительности, дарованной тебе через него Серида Богом, – внушал Варсонофий Иоанну Миросавскому, бывшему в числе недовольных, – и пребывания твоего в безмолвии, которым пользуешься свободно, как царь, тогда как он носит тяготу приходящих к нам и отходящих, устраняя от нас великое беспокойство? Посему-то премного благодарю Бога, благоизволившего нам дать такого искреннего сына, по душе нашей; а ты вместо сего неразумно сказал ему: “Умываю руки мои от тебя”, – и сказал это не один, а много раз и через то погрузил душу его в великую печаль, не вспомнив слов апостола: дабы таковой не был поглощен чрезмерною печалю (2Кор. 2:21). И если бы не рука Божия и молитвы отцов его, то растерзалось бы сердце его» (Ответ 48).

Велико и неистощимо было терпение преподобного Серида. Терпение он проявлял постоянно и в обращении с братией, и в делах и сношениях по управлению обителью, и в приеме приходящих в обитель посетителей; особенно же оно обнаруживалось во время болезни, которой преподобный Серид подвергался весьма часто. Болезнь его нередко бывала сильная и продолжительная. Страдая тяжко, он переносил болезнь кротко и терпеливо, предав себя всецело Богу. Для пользы братий он сам однажды открыл, что в тяжкой болезни, одержимый сильною и неослабевающей горячкой, он не молил Бога даровать ему здоровье или облегчить его от болезни, а лишь даровать ему терпение и благодарение (Ответ 573). И сам Варсонофий засвидетельствовал о силе терпения Серида, когда тот долго лежал на одре болезни и когда Иоанн Миросавский просил великого старца помолиться о выздоровлении аввы-настоятеля.

«О здоровье сына моего, – отвечал он Иоанну, – могли бы помолиться Богу некоторые из находящихся здесь святых (о чем я и известил его), чтобы он не был болен ни одного дня, и это исполнилось бы, но тогда он не получил бы плодов терпения. Болезнь эта весьма полезна ему для терпения и благодарения» (Ответ 130).

Преподобный Серид воспитал в себе великую преданность Богу, святое настроение поступать во всем согласно с волей Божиею. Волю Божию он старался узнавать в случаях и обстоятельствах внешней жизни, в явлениях и движениях жизни внутренней, душевной. Наглядный пример сему представляет случай, помещенный в книге «Ответов» преподобных Варсонофия и Иоанна. Некогда авве (Сериду) понадобилось место, находившееся близ его общежития, для постройки на нем церкви и странноприимницы; он просил владельца уступить ему оное место за деньги, но тот не согласился на это. Но его беспокоили напоминания как братий, так равно и посещающих (обитель) мирских христолюбцев о том, чтобы купить оное место, и от сего недоумевая, как ему поступить, авва сообщил о сем другому старцу (Иоанну). Старец сказал ему: «Место оное непременно должно поступить к нам, но еще не пришло тому время. Если же помысл побуждает тебя скорбеть о сем, скажи ему: “Помышляй, что оное место находится на царском пути и ты не можешь купить его”, и так успокоишься». После сего сколько бы его сей помысл ни беспокоил, он противопоставлял ему сказанное и успокаивался. Спустя же несколько времени владелец согласился уступить авве это место, на котором была тогда малая обитель, в которой временно жил один посторонний брат. Авва, призвав его к себе, спросил наедине, не скорбит ли он о том, что они покупают сие место, уверяя его притом пред Богом, что в случае его скорби они не купят сего места; но так как брат тот с радостью согласился, то покупка места и совершилась. Узнав о сем, некоторый христолюбивый муж, весьма любимый общежитием, находя такое снисхождение аввы не совсем назидательным, сказал, что авва, по мнению его, поступил нерассудительно, предпочитая угодить одному человеку более, нежели стольким братиям, которые нуждаются в церкви и весьма скорбят, не имея оной, и более, нежели приходящим странникам, которые по неимению места, где бы можно было угостить их, остаются без послужения. Исповедуя авве, что осудил его, и прося у него прощения в сем, он спросил, с какою мыслью авва поступил так. Тогда авва, улыбнувшись, сказал: «Сын мой, я не желал оскорбить брата и возложил сие дело на Бога, испытывая посредством брата волю Божию, и был уверен, что если Богу угодно, чтобы мы приобрели теперь оное место, то Он Сам внушит брату не оскорбиться сим; а когда бы он оскорбился, то, очевидно, что Богу неугодно, чтобы мы приобрели оное место; и вот Бог возвестил ему, и он согласился на это с радостью, и дело устроилось миром». Тогда сей муж, удивляясь вере аввы, его твердой надежде на Бога, любви к ближнему и беспристрастию к вещам мира сего, потому что не победили его ни убеждения других, ни крайняя необходимость (в месте сем), поклонился ему, прося у него прощения в грехе своем, получил большую пользу и пошел, славя Бога за добродетель отцов своих (Ответ 575).

Руководимый преподобными Варсонофием и Иоанном, поступая во всем по их богомудрому совету и указанию, Серид приобрел духовную опытность и по молитве святых Варсонофия и Иоанна получил от Бога дар духовного рассуждения, способность давать каждому ответ сообразно его духовной потребности и при этом святое настроение говорить в Духе Святом, со страхом Божиим и без высокомудрия, но с сердечным смирением (Ответы 572, 592). Прежде и от себя, и от других Серид требовал чрезмерной строгости в образе жизни; великий старец останавливал его и своими наставлениями умерял его неразумную ревность. Он говорил ему: «Если кто хочет согнуть дерево или виноградную лозу наподобие обруча, то сгибает постепенно, и они не переламываются; если же согнет вдруг и сильно, то дерево тотчас сломается. Разумей, что говорю» (Ответ 25). Теперь, с приобретением духовной опытности и дара рассуждения, Серид действует иначе: подает каждому совет и наставление сообразно его духовной потребности; с помощью небесной благодати путеводит души других; врачует оскорбленных, преподает всем целительное врачевство, слово, от Духа истекающее, мир ссорящимся. Он долготерпелив, безмятежен, кроток к приходящим, слово его веселое, но с достоинством и приправлено солью мудрости, ибо, по Писанию, мудрость соединялась в нем с незлобием (ср. Мф. 10:16). Увеселяя души братий духовным словом учения и побуждая к добродетели примером собственной жизни и добродетельного действования, он учит тому, что исполняет сам, срастворяя кротость по Богу страхом Его и употребляя вовремя то и другое: обличая, запрещая, умоляя, по слову апостола (см. 2Тим. 4:2) (Ответ 572). Так, был в киновии некоторый добродетельный и полезный для обители инок. В одно время этот инок, по действию диавола, как говорится в книге «Ответов» преподобных отцов, хотел уйти из обители. Настоятель вразумлял его, убеждал остаться, но все было напрасно. В последний раз добросердечный и долготерпеливый авва принялся уговаривать непослушного инока, но, видя, что тот непреклонен, стал на молитву и положил поклон. Увидев это, брат также стал на молитву и сделал то же самое. Тогда авва, обратясь к нему, перекрестил его сердце и сказал: «Брат, как ты желаешь поступить теперь?» – «Сделаю, как тебе угодно», – отвечал брат уже с мирным настроением духа. «А если так, – сказал настоятель, – то ступай трудись». Брат поклонился авве и спокойно пошел и стал трудиться на послушаниях. Он жил потом в Серидовой обители уже мирно, повинуясь во всем авве-настоятелю и трудясь о Господе для своего спасения (Ответ 574). Был и другой случай подобного же рода. Некоторый брат погрешил в некотором деле, порученном настоятелем. Когда Серид сделал ему замечание, он ничего не сказал. Настоятель внушал ему: «Скажи: прости – и Господь с тобой!» Брат не слушался и упорствовал. Авва сделал три земных поклона и произнес молитву. Тогда брат смягчился и сказал: «Прости меня, отец». Когда же уходил в келью, настоятель сказал ему: «Брат, находясь в келье, наедине испытай сам свое сердце, и увидишь, отчего случилось с тобой такое ожесточение». Брат исполнил это и через несколько времени, явившись к настоятелю, повергая себя пред ним, сознал свою вину и чистосердечно просил у него прощения (Ответ 620).

Таков был преподобный Серид, основатель киновии Еваге, таких высоких совершенств нравственных и добродетелей он был исполнен! Неудивительно поэтому, что именно его Вар- сонофий и Иоанн избрали орудием и посредником для сношений с людьми, когда совершенно затворились; через него они давали ответы лицам, обращавшимся к ним с вопросами.

Преподобный Серид отошел в другую жизнь прежде Варсонофия и Иоанна.

Египет, место рождения величайших подвижников христианской Церкви Антония, Макария и Пахомия, был отечеством и преподобного Варсонофия Великого (память 6 февраля). Он родился во второй половине V века в деревне Петроды и происходил от бедных христианских родителей Илии и Евлампии. О воспитании и образовании Варсонофия ничего не известно. Из книги «Ответы» (или «Вопросоответы») его на вопросы учеников видно, что он учился, ибо знал греческий язык, на котором свободно говорил и писал. Рано пробудилась в нем охота к чтению; чтение же развило глубокий ум, которым он наделен был от природы. Особенно любил он читать и изучать Священное Писание. Чтение и изучение слова Божия, размышление об истинах и тайнах веры еще более просветило его ум и сообщило ему то ясное понимание вещей, то здравое суждение, которое так ярко проявляется в его ответах на самые разнообразные вопросы. В юности же стала обнаруживаться в Варсонофии другая склонность, которая потом сделалась в нем господствующею: это влечение к подвижнической жизни. В молодых еще годах Варсонофий думал не о житейских занятиях и делах, не о развлечении и удовольствиях, а о Боге и душе, желал угодить Господу, жить единственно для Него одного, трудиться и подвизаться для нравственного усовершения и спасения своей души. Влечение это разгоралось в нем более и более, питаясь и усиливаясь и внешними явлениями. Проходя однажды мимо конского ристалища⁴⁷⁷, Варсонофий вошел в него с добрым намерением получить здесь назидание. Увидев, с каким рвением люди на ристалище старались обогнать друг друга, чтобы отличиться и заслужить от зрителей похвалу, он сказал себе мысленно: «Видишь ли, как усердно подвизаются угождающие диаволу? Не тем ли более должны подвизаться мы, наследники Царства Небесного?» И вышел из места земных подвигов и наград еще более настроенный к аскетизму, еще более твердый в святом намерении вступить на путь трудов и подвигов ради Бога и Царства Небесного. Но пока живы были родители, Варсонофий оставался при них и заботился о них, помогая им в домашних занятиях; когда же они умерли, сын, не связанный более земными узами, поспешил удовлетворить влечению своего сердца.

По благочестивому обычаю подвижников того времени ходить в святые места на поклонение перед вступлением на путь подвижничества, Варсонофий с двумя товарищами, Аммонием и Акакием, отправился в Палестину. Там, у подножия Креста, на коем распят был величайший Подвигоположник, и у Святого Гроба Господня излив в сердечной молитве свою душу, испросил он у Бога благословение на путь подвижничества. Услышав о старце Маркелле, отличавшемся строгостью подвижнической жизни, особенно любовью к уединению и безмолвию, Варсонофий вступил в его обитель и, предав себя в полное ему послушание, с необычайною ревностию стал подвизаться о Господе. В обители Маркелла провел Варсонофий первые трудные годы своей подвижнической жизни. Здесь под руководством опытного в духовной жизни наставника он учился той постепенности в совершении подвигов, какой требовал впоследствии от лиц, находившихся под его руководством, как это мы видим из книги «Ответов»; здесь же развил в себе любовь к уединению и навык к тому безмолвию, которым впоследствии изумлял всех. В этой же обители Варсонофий, вооруженный крепкою верой, упованием на Бога и терпением, выдержал продолжительную плотскую брань, перенес сильнейшие искушения и нападения врага спасения человеческого – диавола. В обители Маркелла он провел, как сам говорил в одном ответе, немало времени. Но не суждено было ему остаться навсегда в этой обители. По кончине Маркелла воля Божия указала Варсонофию другое место подвигов.

На юго-западе Палестины, в окрестностях Газы, возникла в то время новая общежительная обитель – это была киновия преподобного Серида. Она уже обращала на себя взоры ревнителей подвижничества; сам основатель ее преподобный Серид славился высокими нравственными качествами. Сюда-то, следуя указанию Божию, и переселился преподобный Варсонофий. Несколько лет провел он в подвигах в самой обители. Но дух его созрел уже для высшего подвижничества; он желал полного уединения, жаждал всецелого безмолвия, чтобы в совершенном безмятежии пребывать в непрерывном общении с Богом, всеми помыслами души погружаясь в созерцание Его бесконечных совершенств. Но этому стремлению своему великий подвижник не находил удовлетворения в общежитии. Братия обители с первого же раза узнали великого подвижника, узнали его богопросвещенную мудрость, его опытность в духовной жизни, а потому стали обращаться к нему со своими душевными нуждами, просили у него наставлений и духовных советов, разрешения недоумений, особенно по поводу лжеучения оригенистов и монофизитов, которые в то время, успешно действуя повсюду, проникали и в мирные обители. Варсонофий принимал братий, беседовал с ними о вере и спасении души, давал им духовные наставления, разрешал сомнения и спорные вопросы, которые их смущали, и таким образом их успокаивал. Но этим нарушалась его любовь к безмолвию и уединению, прерывалась его мысленная беседа с Богом. И потому он вышел из общежития в пустыню и поселился в одинокой келье, построенной для него недалеко от обители. Здесь он навсегда затворился и пребывал в самом глубоком безмолвии. С этой поры он никого не принимал к себе, ни с кем не виделся; доступ в его келью имел только один Серид, в известное время приносивший ему скудную пищу и дощечки с вопросами от лиц, желавших получить от Варсонофия духовный совет, наставление или разрешение каких-нибудь сомнений; через Серида же он и отвечал на эти вопросы. Через несколько лет преподобный Варсонофий перешел в другую келью, устроенную также недалеко от киновии, а в первой его келье поселился другой, также великий подвижник Иоанн, прозванный Пророком, живший дотоле в обители и оставивший ее для высших подвигов.

В конце своей жизни преподобный Варсонофий для блага Церкви расставался и с безмолвием. Обстоятельства повели его даже за пределы Святой Земли, а именно в самую столицу Римской империи – Византии. Великий подвижник отправился в Иерусалим; он пожелал в последний раз посетить священные и дорогие для верующего места. В Иерусалиме в то время Феодор, патриарх Иерусалимский, составлял собор по тому поводу, что император Юстиниан, склонившись на сторону афтартодокетов⁴⁷⁸, отправил Мария в Сирию и Палестину принуждать всех к принятию их лжеучения о непричастности плоти Христа во время Его земной жизни тлению, изменению и страданию. Патриарх требовал, чтобы из каждой обители в Иерусалимском Патриархате были присланы на собор опытные мужи. В киновии Серида, по общему совещанию братии, избран был для сего Варсонофий, находившийся в то время в Святом городе. На соборе после совещаний патриарх назначил Варсонофия послом в Константинополь ходатайствовать о мире и благе Иерусалимской церкви. Престарелый подвижник повиновался воле собора и своего владыки и в сопровождении двух пресвитеров, Феодора и Константина, и архидиакона Георгия отправился в далекий путь. Торжеством для святого старца было это путешествие: слава сопровождала его и повсюду привлекала к нему толпы народа, желавшего видеть великого подвижника, получить от него благословение и исцеление от недугов. В местечке Галлассии близ Антиохии св. Варсонофий силою молитвы своей исцелил до 38 больных. Морем он благополучно достиг столицы, где благосклонно и с уважением был встречен и принят Юстинианом. Император, убежденный силою святой жизни великого старца, осознал свое заблуждение, раскаялся в неправом образе действий и тотчас дал приказание остановить Мария. Отпуская Варсонофия, Юстиниан дал ему грамоту с царской печатью, в которой повелевалось все доходы, собираемые для казны в Палестине, доставить патриарху Иерусалимскому для раздачи по всем церквам его Патриархата. На обратном пути Варсонофий объявил императорский указ антиохийскому префекту и прибыл в Иерусалим. Еще раз святой старец поклонился и Животворящему древу, и Живоносному Гробу; еще раз посетил Вифлеем и Гефсиманию. В Гефсимании, в месте погребения Божией Матери, старец почувствовал приближение кончины, приобщился Святых Таин и, отошедши к горе Голгофе, предал дух свой в руки Божии близ того самого места, где Христос Спаситель предал Себя за все человечество. Кончина св. Варсонофия последовала 13 сентября 563 года⁴⁷⁹.

Преподобный Варсонофий с самого первого шага на пути подвижничества и до кончины своей нес подвиг злострадания и терпения. Ему постоянно была присуща мысль о Христе Спасителе, для нашего спасения воплотившемся и жившем на земле, о Спасителе, Который нас ради обнищал и не имел, где главы преклонить, всю жизнь страдал от клеветы и злословия, вкусил желчь и оцет уксус, претерпел, наконец, самую ужасную смерть на Кресте. Мысль эта проникала все существо подвижника и разгорелась в нем в пламенную любовь к Господу, и вот он, вступив на путь подвижнический, положил в уме и твердо решил не иметь покоя и удобств в своей жизни, ко всему примешивать скорбь и тесноту, чтобы таким образом ради Господа Спасителя страдать и терпеть. Так Варсонофий и стал подвизаться. Он действительно ко всему примешивал тесноту и скорбь. Уже в первые годы своей аскетической жизни, ревностный к службе церковной и к молитве, усердный и старательный на всех послушаниях, он ограничивает себя в необходимом – в пище, сне, отдыхе, дозволенных беседах, в то же время налагает на себя лишние труды и подвиги. Сделавшись старцем и получив право иметь при себе прислуживающего брата, он не пользуется этим правом, но сам себе служит, сам приготовляет для себя все необходимое, даже в болезни обходится по возможности без брата. «Брат, – отвечал однажды безмолвствующему старцу Варсонофий, – всякий покой телесный мерзок Богу нашему, ибо Он Сам сказал: узкий и тесный путь, ведущий в жизнь (ср. Мф. 7:14). Избрать этот путь есть добрая воля, и тот, кто держится его во всяком деле, произвольно избирает себе скорбь по силе своей. Или не знаешь, что говорит апостол: умерщвляю и порабощаю тело мое (1Кор. 9:27)? Видишь ли, что божественный муж волею порабощал тело свое, хотя оно и противилось тому? Имеющий сие доброе желание спасения ко всякому из требуемых нуждою действий своих примешивает небольшую скорбь. Например, могу лечь спать на мягкой, набитой пухом постели, но предпочитаю небольшую скорбь (если это только скорбь) и по собственному желанию ложусь на рогоже ради немощи телесной, стыдясь и этого, потому что другие упокоиваются на голой земле, а иные на изголовьях, набитых мякиной, как св. Арсений и многие другие; а иные клали и терновник под голову, предпочитая скорбь. И еще: когда нахожу близко воду или удобные поварни, то, как делатель, должен я избрать более далекую из них, чтобы нанести телу небольшую скорбь. Еще: могу ли иметь хорошую пищу и чистый хлеб? Должен предпочесть худшее, чтобы поскорбеть хотя немного, вспоминая томящихся голодом и вообще не вкушающих вареной пищи, а тем более владыку нашего Иисуса, Который вкусил желчи и оцта меня ради» (Ответ 132). «Не помню, – говорил о себе тому же старцу в другой раз Варсонофий, – не помню, чтобы, найдя совершенный покой (безмолвие), мы когда-нибудь воспользовались им, но всячески старались примешивать малую тесноту и скорбь, боясь Того, Кто сказал: ты получил уже доброе твое в жизни твоей (Лк. 16:25) и: многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие (Деян. 14:22). Так поступали мы и тогда, когда многие стяжания приходили в руки наши, и знает Бог, в какой нищете жили мы ради обнищавшего для нас. Нехорошо давать себе покой во всем. Кто ищет сего, тот живет для себя, а не для Бога» (Ответ 133).

Проникнутый мыслью о необходимом и свойственном иноку подвиге злострадания и терпения ради Господа, преподобный Варсонофий со всею горячностью совершал обычные в подвижничестве труды телесные и духовные, каковы: разные послушания и службы, рукоделие, присутствие на молитве при богослужении, чтение слова Божия, размышление и богомыслие. При этих занятиях он превозмогал усталость. Особенно горяча была его молитва. Она непрерывно соединялась у него с плачем и слезами; глубокие сердечные воздыхания исходили из его груди и оглашали келью, в которой он пребывал.

Преподобный Варсонофий в первой половине своей подвижнической жизни подвергался искушениям и выдержал жестокую брань с духом злобы, врагом человеческого спасения. Искушения эти были столь сильны и ужасны, нападения на него духа злобы были так велики и необычайны, что другие не в силах были бы не только их вынести на самом деле, но даже и слухом принять. «Если я напишу тебе о тех искушениях, какие я перенес, – писал однажды Варсонофий Иоанну Миросавскому, – думаю, что еще не понесет сего слух твой, а может быть, и ничей в настоящее время» (Ответ 13). Пять лет Варсонофий страдал и томился от плотской страсти, которую возжигал в нем дух зла, но верой и упованием на Бога, терпением и мужеством духа выдержал брань с этою страстию. «Брат! – отвечал великий старец одному подвижнику, который жаловался, что его смущают нечистые помыслы. – И я в юности моей многократно и сильно бывал искушаем бесом блуда и трудился, подвизаясь против таких помыслов, противореча им и не соглашаясь с ними, но представляя себе пред глазами вечные муки. Пять лет поступал я так ежедневно, и Бог облегчил меня от сих помыслов. Брань сию упраздняет непрерывная молитва с плачем» (Ответ 255). Борьба диавола с Варсонофием проявлялась даже чувственным образом; нападения его на строгого подвижника обнаруживались даже в телесных отправлениях. «И со мной диавол долгое время вел брань, – ободрял и успокаивал великий старец другого подвижника, который жаловался, что он при вкушении пищи очень отягощается, – и очень отягощал меня и каждую ночь возбуждал во мне рвоту, но когда я стал мало вкушать пищи, то он переменил брань свою, и лишь только я начинал принимать пищу и влагал частицу в рот, извергал ее рвотой. Я варил себе по две снеди, чтобы приятнее мне было вкушение, но и то было ухищрение демонское; благодатию же Христовою, терпением и благодарением оно прекратилось. Я так обессилел, что и сказать нельзя, но не уступал врагу, а понуждал себя, доколе не укрепил меня Господь» (Ответ 509). Подвергался Варсонофий и сильным болезням телесным, но переносил их с такою твердостью, с таким терпением, что не только не восклонялся на одр для своего успокоения и облегчения страданий, но даже не оставлял и рукоделия (Ответ 165).

Преподобный Варсонофий пребыл в затворе неисходно, по свидетельству историка Евагрия, целых пятьдесят лет. Все это столь продолжительное время он никого к себе в келью не принимал, ни с кем не виделся и не говорил, кроме игумена Серида, по нуждам своим или братий по временам его посещавшего; великий затворник пребывал в самом глубоком безмолвии. Подвиг безмолвия и совершенного затворничества, предпринятый Варсонофием, и для своего времени, столь славного разными родами и степенями подвижничества, был необычаен, казался невероятным и смущал многих. Один инок (Феодор), получив на свой вопрос от старца ответ, желал видеть затворника и просил у него через Серида дозволения побеседовать с ним лично, причем говорил, что и авва Моисей, и другие отцы принимали к себе тех, кто желал их видеть. Варсонофий в ответ брату сказал: «Я сам, если возвестит мне Бог, припаду к стопам вашим и облобызаю их, прося моления и молитв ваших». Прошло довольно времени, и брат забыл ответ старца, мало того, до того расстроился мыслями, что стал утверждать: «В келье вовсе нет старца. Серид только вымышляет, будто он там». В это-то время вдруг неожиданно для всех Варсонофий призывает к себе братию обители, в том числе и сомневавшегося инока, и умывает всем ноги. Пораженный этим инок одумался, вспомнил ответ старца, исповедал пред всеми свое неверие и сомнение относительно его и его предсказания (Ответ 60). Когда слух о необыкновенном подвижнике дошел до Евстохия, тогдашнего Иерусалимского патриарха, он не поверил этому и пожелал лично видеть затворника. Прибыв к месту затвора Варсонофия и увидев невозможность войти к нему, патриарх велел подкопать келью, в которой заключил себя старец, но внезапно вырвавшийся из нее огонь едва не сжег Евстохия и его спутников.

Безмолвие, высшая степень святого подвижничества, по книге «Ответов» Варсонофия и Иоанна, есть дар Божий; оно тихое пристанище: в нем покой и мир, а вне его море и ветер; оно беспопечительно, нет в нем ни помыслов, ни забот и попечений о внешнем, житейском (Ответы 8, 9, 49, 50). И для Варсонофия в затворе настало теперь такое состояние; при внешнем покое он обрел и полный покой внутренний, душевный. В нем умерло или, лучше сказать, уснуло всякое страстное движение и мудрование, явился мир помыслов, собранных воедино и устремленных к Богу; почему затворник и называл свою келью гробницей, потому именно, что, как объяснил другой затворник, Иоанн, он почил от всех страстей, ибо совершенно умер для греха и келья его, в которой он заключился как бы в гробе, ради имени Иисусова, есть место упокоения, куда не входит ни демон, ни князь его диавол; оно сделалось обиталищем, вместив в себя жилище Божие (Ответ 73). Ослабели и, можно сказать, уснули в подвижнике и телесные потребности, и он обнаружил необычайное воздержание. В первое время его затворнической жизни приносили ему из обители в неделю по три небольших хлеба, которыми он и питался (Ответ 72). Но дух его, самособранный и устремленный в мир горний к Богу, весь погружался в созерцание Его бесконечных совершенств, вступал во внутреннейшее общение с Ним, источником жизни, света, радости и блаженства; слезы духовной радости лились из очей его; он ощущал такую неизреченную сладость бытия, что довольствовался одним хлебцем, а нередко и совсем забывал о пище. Вкушал он пищу иногда два раза в неделю, иногда один раз, а иногда подходил к пище как бы уже насыщенный и, принимая ее, осуждал самого себя, говоря: «Отчего я не всегда в таком состоянии?» (Ответ 96). Он мог даже и вовсе не вкушать пищи и пития, не облекаться в одежду, ибо пищей, питием и одеждой его был Святой Дух.

«Господь мне свидетель в том, – отвечал великий старец одному подвижнику, просившему его объяснить, почему он не может постоянно сохранять один устав в пище, – что я знаю человека, и он здесь в сем благословенном обществе (да не скажет кто-нибудь, что я говорю о себе, и да не почтет меня, ничтожного, за нечто), который если пребудет как есть, ничего не вкушая, ни пия, ни одеваясь в одежды до дня посещения его Господом, не будет иметь в сем нужды вовек; ибо пища, питие и одеяние его есть Дух Святой» (Ответ 78). Как живой храм Святого Духа, преподобный Варсонофий сподобился и различных духовных дарований, что увидим после.

В венце добродетелей и нравственных совершенств преподобного Варсонофия Великого, как звезды, ярко сияют особенно смирение, любовь к Богу и любовь к ближним.

Дивно было смирение преподобного Варсонофия. Так, он умывает ноги братьям, которых призвал в свой затвор, когда некоторые из них сомневались в его существовании. В ответах своих называет себя малейшим, худейшим, ничего не значащим. Разъясняя предложенный вопрос, давая наставление, вразумляя и обличая кого, просит в то же время прощения и молитвы о своем недостоинстве. Один безмолвствовавший отец просил Варсонофия помолиться о нем. Великий старец послал ему такой ответ: «Молитесь, чтобы я был услышан. Оказывая вам послушание, молюсь я вкратце о здравии и спасении души и тела вашего. И если буду услышан (Бог же всяческих услышит), то припишу сие вашим молитвам. Ибо я не только не схоластик, то есть не праведный, который бы мог ходатайствовать за вас словом, но не имею и дерзновения к Богу, а считаю себя рабом, вами посылаемым. Итак, да услышит Господь наши молитвы; помолитесь и о моем окаянстве» (Ответ 70). Еще некоторому безмолвствовавшему подвижнику, которому пришла мысль, что великий старец скоро умрет, и которого тревожили заботы о спасении своем и своего общежития, Варсонофий послал такой ответ: «Возлюбленный брат! Подвигнутый любовью Божиею, ты изрек глаголы смирения человеку грешнейшему и худейшему, глаголы, которые и в немилостивых людях могут возбудить сострадание. Что же скажу тебе я, человек, не имеющий ни сострадания, ни милосердия? Побуждают меня слова твои, но что подам тебе в утешение, не знаю. Если бы я имел что-либо, сказал бы тебе. Не оставлю вас сирыми ни в сии годы, ни в сие время, но пребуду с вами по повелению Бога, совершающего все на пользу, для спасения душ рабов Своих; ибо сие Господь делает не ради меня, но ради вас, просивших сего, дабы вы принесли плод Богу, – соделывая через меня ваше спасение» (Ответ 110).

Кто в состоянии изобразить преизбыточествующую любовь преподобного Варсонофия к Богу? Любовь к Богу горела в нем подобно сильнейшему пламени, как сам он о себе засвидетельствовал в ответе одному иноку (Ответ 109).

И любовь к ближнему, горевшая в нем, была столь же сильна и глубока, как и любовь к Богу. Выйдя из общежития в пустыню и затворившись навсегда в келье, Варсонофий не затворил, однако, для ближних своего сердца; напротив, сердце его расширилось еще более сочувствием к ближним и обнимало своею любовию не только братий-подвижников своей обители, но и всех людей. Он ревнует о нравственном преуспеянии братии: спасение брата ему столь же близко и дорого, как его собственное спасение. И вот как прежде братия обращалась к богомудрому подвижнику со своими душевными нуждами, так они обращаются к нему и теперь, обращаются не лично, а через своего авву-настоятеля. Приняв на себя, по воле Божией, святое дело руководить братий на пути их подвижничества и спасения, Варсонофий прерывает столь вожделенное ему безмолвие, свою сладостную беседу с Богом, и спешит отозваться на голос нуждающегося брата: разрешает его недоумения, наставляет его, ободряет и успокаивает, обличает и вразумляет. Он, как отец, радуется нравственному преуспеянию своих духовных чад, скорбит со скорбящими, болезнует, когда кто из братии падает, подвергается унынию, страдает малодушием, впадает в отчаяние; он не отчаивается в спасении такого брата, но старается возбудить в нем надежду. По собственным словам его, он день и ночь молится о духовном благе и спасении братий (Ответ 129).

Так, одному безмолвствовавшему старцу, который просил его молитв, так как он очень скорбел, преподобный писал: «Я и прежде прошения вашего ради горящей во мне (подобно сильнейшему огненному пламени) любви Христа, сказавшаго: возлюби ближнего твоего, как самого себя (Мк. 12:31), не престаю в горении и теплоте духа (ср. Рим. 12:11) день и ночь молиться Богу, чтобы Он соделал вас богоносными, чтобы вселился в вас и походил (ср. 2Кор. 6:16) и ниспослал вам Духа Святого, Духа истины, Который, когда приидет, научит вас всему (Ин. 14:26) и наставит вас на истину (Ин. 16:13), дабы удостоиться вам наследия вечных благ, которых не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку (1Кор. 2:9). Я был для вас как отец, который старается включить детей своих в светлые воинства царские, тогда как они сами не заботятся о сем. Да даст же Бог и вам пламень любви сей» (Ответ 109). Из-за такой пламенной любви своей к ближним преподобный Варсонофий, подражая Христу Спасителю, готов был положить душу свою за братий своих (Ответ 57) и достиг той меры любви к ближним, которую имел Павел и еще прежде Павла боговидец Моисей. «Поверь мне, – писал Варсонофий одному брату, – что дух мой усердно побуждает меня сказать моему Владыке, радующемуся о спасении рабов Своих: Владыко, или вместе со мной введи и чад моих в Царство Твое, или изгладь и меня из книги Твоей» (Ответ 110).

О силе молитв преподобного Варсонофия свидетельствуют следующие случаи. Не в состоянии был преподобный Серид удержать в памяти всего, что говорил ему великий старец, давая ответы братиям. Св. Варсонофий молитвою своею испросил ему у Бога благодать Святого Духа, и Серид мог записать в целости и порядке весь ответ старца, как бы он ни был велик (Ответ 1). Не понимал многого Серид в ответах богомудрого старца, и Варсонофий молитвою своею просветил его и отверз ему ум, так что он стал разуметь неудобопонятное (Ответ 10). На старца Андрея преподобный Варсонофий своею молитвой низвел Святого Духа, чтобы укрепить его в терпении и благодарении (Ответ 211). Постиг в то время великий гнев Божий Палестину и другие страны: открылось сильное моровое поветрие. И отцы обители, и сам авва- игумен обратились к угоднику Божию и со слезами просили его помиловать мир погибающий, стать среди падших и живых со святым фимиамом молитвы, умолить человеколюбивого Бога, да престанет всегубительство. Великий старец отвечал, что три совершенных мужа умоляют Бога за весь мир, и, назвав двоих, третьего не называл по смирению. Вот его собственные слова: «Братия, я нахожусь в плаче и рыдании, видя грядущий на нас гнев, потому что мы делаем все противное Богу. Он сказал: если праведность ваша не превзойдет праведности книжников и фарисеев, то вы не войдете в Царствие Небесное (Мф. 5:20); а наше беззаконие гораздо больше, нежели у язычников. Многие молят человеколюбца Бога о том, чтобы прекратился сей гнев Его на мир, и нет никого человеколюбивее Бога; но при всем том Он не хочет помиловать нас, ибо сопротивляется сему множество грехов, совершающихся в мире. Есть же три мужа, совершенных пред Богом, которые превзошли меру человечества и получили власть разрешать и вязать, отпускать грехи и удерживать их (см. Мф. 16:19; 18:18; Ин. 20:23). Они-то стоят между губительством и миром, чтобы Господь не вдруг истребил весь мир, и по молитвам их он растворяет наказание милостию; им сказано, что гнев сей пребудет на малое время. Итак, молитесь с ними. Молитвы сих трех мужей сливаются во входе горного жертвенника Отца светов, и они сорадуются и свеселятся друг другу в небесах. Когда же взирают на землю, то вместе плачут и проливают слезы и рыдают из-за совершающихся на ней зол, которые воздвигают гнев Божий. Мужи эти суть: Иоанн в Риме, Илия в Коринфе и еще некто в епархии Иерусалимской то есть сам Варсонофий, и я верую, что они оказывают миру великую милость, поистине оказывают. Аминь. Бог мой да укрепит вас услышать и вместить в себе, что для неразумеющих непостижимо» (Ответ 566).

Преподобный Варсонофий во всей полноте обладал даром духовного рассуждения. Это показывают ответы и наставления инокам и мирским людям по разным случаям и о разных предметах. Прочитайте любой ответ великого подвижника: в каждом увидите здравое понимание сущности предмета, верное решение и разъяснение предложенного вопроса. И сам подвижник смотрит на духовное рассуждение именно как на дар Божий. Бог дал иноку рассуждение для того, говорит он в одном ответе, чтобы оно управляло его действиями (Ответ 168).

Великому подвижнику в изобилии дано было от Бога дарование прозорливости и пред- ведения будущего. Духом своим он знал сердечные расположения людей. Так, один брат, уже безмолвствовавший (Евфимий), получив несколько ответов от Варсонофия, по действию врага нашего спасения впал в смущение относительно великого старца, перестал верить его словам и обращаться к нему за советами. Великий старец также узнал, что было на сердце брата, и через Серида послал ему сильное вразумление. Старец-безмолвник предался плачу и слезам и плакал долго. И об этом состоянии старца узнал духом Варсонофий и позаботился успокоить, послав ему через Серида слово утешения (Ответы 160, 161). Проявлял великий старец и предведение будущего. За несколько лет он предсказывал события, которые в свое время на самом деле исполнялись. Так, он за два еще года предвозвестил прибытие в киновию Серида инока Миросавской обители Иоанна (Ответ 1). Также предузнал и предсказал, что некоторые богатые люди придут в их общежитие и останутся в нем на жительство (Ответ 31); предсказал еще о князе, посланном от царя поставить на Газский престол недостойного епископа, что, хотя этот епископ и достигнет городских ворот, но в город не войдет (Ответ 812), и все это в свое время исполнилось.

В какой обильной мере обладал преподобный Варсонофий даром чудодейственным, об этом свидетельствует он сам, когда в 181-м ответе говорит об одном рабе Божием, под которым он, очевидно, разумеет самого себя: «Богу все возможно (Мф. 19:26). Как Он действовал через древних, воздвигнул расслабленного и воскресил умершую Тавифу, так может действовать и через нынешних рабов Своих. Пред Ним говорю и не лгу, что знаю одного раба Божия в нашем роде в настоящее время и на сем благословенном месте, который и мертвых может воскрешать во имя Владыки нашего Иисуса Христа, и демонов изгонять, и неизлечимые болезни исцелять, и делать другие чудеса не менее апостольских, как свидетельствует Давший ему дарование или, точнее сказать, дарования. Но он не употребляет власть свою, хотя и брани может прекратить, и заключить и отверзнуть небо, подобно Илии. Господь наш всегда имеет верных рабов Своих, которых не называет более рабами, но сынами, и, хотя враг завидует им, но, по благодати Христовой, нисколько не может повредить. Ибо корабль миновал уже волнения, воин – брани, кормчий – злые ветра, земледелец – зиму, купец – разбойников, а инок достиг совершенства в уединении своем. Слыша такие гордые слова, кто не скажет, что я лишился ума? И поистине говорю как бы в безумии; но я не о себе свидетельствую, а о другом. И если кто вздумает сказать: “Он вне ума” (как я уже и сказал), пусть говорит. А кто желает поревновать, чтобы достигнуть оной меры духовного возраста, тот пусть не ленится». И много чудесных исцелений совершал о имени Иисусовом Варсонофий. Так, силою молитвы своей он исцелил старца Андрея от болезни, от которой тот жестоко страдал (Ответы 172, 173). До очевидности и вдруг испытал на себе силу молитвы преподобного Варсонофия некоторый брат, подвергшийся тяжкой болезни. Страдая невыносимо, он несколько раз просил великого старца о молитве и помощи в его страданиях. Преподобный Варсонофий внушал ему переносить болезнь с терпением и благодарением и обнадеживал его милостию Божией. Наконец, когда страдания больного достигли высшей степени и он снова и прямо уже молил Варсонофия об исцелении его, старец ответил ему: «Бог мой да пошлет тебе скорое исцеление души и тела. Верую святому Его имени, что ты уже и теперь хорошо себя чувствуешь». Как только великий старец произнес этот ответ, брат тотчас же совершенно исцелился и воздал сердечное благодарение Богу и Его святому угоднику (Ответы 413, 512).

Как платки и опоясания святого тела апостола Павла исцеляли больных и недужных (см. Деян. 19: 12), так и вещи, которые имел при себе и употреблял преподобный Варсонофий, освящаемые благодатью Святого Духа, в нем обитавшего и действовавшего, получали божественную силу и благодать. Посылая Иоанну Миросавскому куколь со своей головы, великий старец велел в письме к нему прибавить: «Сохрани его куколь до кончины своей – он покроет тебя от многих зол и искушений; не отдавай его никому: это благословение Божие от руки моей» (Ответ 1).

Один безмолвствовавший отец послал Варсонофию свой куколь и аналав и просил великого старца носить их и потом возвратить ему, надеясь иметь в них покров от всякого зла. Великий старец исполнил просьбу брата и в ответе к нему написал: «Возлюбленный брат, если Владыка Христос, всемогущий Господь неба и земли, сказал приступившему к Нему: по вере твоей да будет тебе (Мф. 9:29), то что скажу я, нищий и убогий? Но Бог благословений да благословит тебя всяким благословением духовным (Еф. 1:3). А о чем просил ты, скажу: если ты веришь так, то я буду носить их куколь и аналав три дня и пришлю их тебе, когда освятятся беседою с Богом, совершаемою через молитвы святых, которая да утешит и тебя» (Ответ 123). Благодатная сила благословения св. Варсонофия проявлялась также в хлебе, который он вкушал, и в воде, которую он пил: многие иноки, получив от старца это благословение, чувствовали облегчение от страстей, которыми были боримы (Ответы 43, 44, 169).

Господь иногда ради одного имени Своего раба посылал помощь призывавшим Варсонофия. Игумен Елиан молил другого старца, Иоанна Пророка, испросить ему у Бога дар давать каждому ответ с сердечным смирением и страхом Божиим. Иоанн сказал Елиану: «Благословен Бог! Да будет тебе по воле твоей. Где ты ни будешь, спрашивай мысленно святого старца: “Авва, что сказать мне?” – и не заботься о том, что сказать» (Ответ 592).

Из горячей любви к ближним, братиям по вере и упованию вечной жизни, из ревности об их спасении великий старец брал на себя чужие грехи с надеждою испросить у милосердного Бога прощения их и тем освободить брата от ответственности за них, причем давал слово отвечать за него в тот день, в который Господь будет судить тайны человеческие (Ответы 57, 58); брал на себя иногда половину грехов ближних, иногда и всю тяготу их (Ответы 163, 164, 236). По любви же к ближним и по власти, данной ему от Бога, преподобный Варсонофий покрывал и прощал грехи ближних. Старец Андрей просил у св. Варсонофия прощения грехов, сделанных в течение всей жизни, со дня рождения его. Великий старец сначала ответил ему, что Бог подаст ему прощение его грехов по истечении сорока дней, с тем чтобы и он был сообщником молитв старца. Когда прошли сорок дней, Андрей снова просил о том же великого старца. Варсонофий отвечал: «Брат Андрей, мысленный твой Лазарь уже воскрес и освобожден от уз» (Ответы 198, 207). Некоторый брат, сделавшись очень болен и боясь умереть в болезни, с великим старанием просил преподобного Варсонофия о прощении его грехов. Великий старец дал ему утешительный ответ: «Говорит тебе Бог, Великий Царь наш: прощаются тебе все грехи твои, преимущественно за молитвы и моления святых и ради твоей веры в Него» (Ответ 144). Другому брату, который был в чахотке и, весьма страдая, просил великого старца испросить ему у Бога оставление грехов, св. Варсонофий сказал: «Не бойся, брат, но да возрадуется душа твоя и да возвеселишься о Господе. И поверь о Господе истине моих слов, что Бог по прошению твоему простил тебе все твои согрешения с детства и до настоящего времени. Да будет же благословен Бог, восхотевший простить тебе все» (Ответ 146). Умирающим братиям Варсонофий давал разрешение к переходу в другую жизнь, обещая своими молитвами сделать беспрепятственным восход души на небо и сопутствовать им на этом пути (ответ 145).

Таков был великий в отцах, совершеннейший в подвижничестве преподобный Варсонофий. С чувством благоговения относились современники к необыкновенному подвижнику, всецело предавали себя его руководству, просили его святых молитв, твердо веруя, что Бог услышит и исполнит всякое его прошение, называли его рабом Божиим и угодником (Ответ 152). По блаженной кончине Варсонофия началось чествование его в христианском мире. Святая Церковь причислила его к лику святых, назвала его Великим и установила совершать ежегодно честную память его 6 февраля, в каковой день и доселе в честь святого угодника совершает светлое торжество Православная Церковь⁴⁸⁰. Лик св. Варсонофия начертан был на облачении престола в Софийском храме в Константинополе и помещен между изображениями Антония Великого и Ефрема Сирина; об этом свидетельствуют преподобный Дорофей и преподобный Феодор Студит⁴⁸¹. Святые мощи Варсонофия были перевезены в город Ория в Италии и поставлены в соборном храме⁴⁸².

Какого был происхождения преподобный Иоанн, прозванный Пророком (память 6 февраля), где родился и в какой обители полагал начало подвижнической жизни, неизвестно; известно только, что, когда преподобный Варсонофий прибыл в киновию преподобного Серида, Иоанн уже находился в ней и был в числе мужей, стоявших высоко на лестнице подвижничества. Когда Варсонофий удалился в пустыню и затворился в келье, некоторое времени спустя вслед за ним вышел из обители и преподобный Иоанн и поселился в келье, которую уступил ему великий старец. Иоанн также затворился и неисходно провел в келье восемнадцать лет, до самой своей блаженной кончины.

Преподобный Иоанн был столь же великий подвижник, как и преподобный Варсонофий. И подвиги совершал он столь же великие, как Варсонофий, и совершенств нравственных достиг, и благодатных даров сподобился таких же, как сей великий старец. Посему-то, когда некоторые иноки просили Варсонофия сказать им о жизни преподобного Иоанна, великий старец отвечал: «Касательно жизни единодушного сына моего, благословенного и смиренного послушника, но отвергнувшего все свои хотения даже до смерти, – что сказать вам? Господь сказал: видевший Меня, видел Отца (Ин. 14:9); и о ученике сказал, что он может то же, что и учитель его (ср. Мф. 10:25); кто имеет уши слышать, да слышит (Ин. 13:9)» (Ответ 129). Так же, когда некоторый брат спросил преподобного Иоанна об одном деле и, получив ответ, послал спросить о том же Варсонофия, скрыв от него, что уже он об этом спрашивал другого старца, великий старец отвечал: «Как сказал тебе брат Иоанн, так и поступи». Тот же брат поступил так же и в другой раз. Тогда великий старец отвечал ему: «Достаточно тебе сказанного. Бог Варсонофия и Иоанна один» (Ответ 220).

Велико было смирение преподобного Иоанна. Так, когда один старец просил объяснить, отчего происходит, что он хочет уменьшить количество пищи и не может, Иоанн отвечал ему: «Бог да помянет любовь твою, брат мой, за то, что ты напомнил мне о страстях моих, ибо и я страдаю тем же. Никто не освобождается от сего, кроме пришедшего в меру того, который сказал: я забываю есть хлеб мой. От голоса стенания моего кости мои прильпнули к плоти моей (Пс. 101:5–6). Такой скоро достигнет уменьшения пищи и пития, ибо слезы служат ему хлебом; и наконец доходит до того, что питается Духом Святым. Поверь мне, брат, что я знаю человека известного Господу такой меры: в течение недели раз и два и чаще восхищается он в духовной пище и от сладости ее забывает чувственную пищу; когда же приходит вкусить хлеба, то, как бы пресыщенный и брезгливый, не хочет вкушать его, вкушая же, осуждает себя, говоря: отчего я не всегда в таком состоянии? И желает преуспеть еще более. А мы, брат мой, где находимся? Пойдем – умрем. Прости меня, что, не находя, чем похвалиться из своих трудов, хвалюсь чужими, к своему собственному осуждению» (Ответ 96).

Велика преданность преподобного Иоанна Богу, совершенно упование на Его отеческий Промысл. Один брат просил Иоанна сказать, в чем старец имеет нужду, обещая предоставить ему потребное. Затворник отвечал ему: «Брат, Бог да подаст тебе благое воздаяние за предложение. Впрочем, я еще никогда, нуждаясь в какой-либо вещи, не говорил никому: дай мне; но когда Бог видит, что я имею в чем-либо нужду, то внушает кому-нибудь, и тот приносит; я же принимаю. А когда я сам попрошу, это будет не нужда, а пожелание» (Ответ 567).

Из духовных дарований преподобный Иоанн так же, как и преподобный Варсонофий, в обилии обладал даром духовного рассуждения, чудодейственной силы прозорливости, предведения будущего; преимущественно же он проявлял дар прозорливости, как это видно из многих опытов, записанных в книге «Ответов» (Ответы 785, 786 и 811), за что и прозван Пророком или Прозорливым.

О преподобном Иоанне дал братии такой отзыв игумен Серид, сам великий подвижник: «Я никогда не видал, чтобы сей старец улыбался, или был смущен, или без слез приступал к святому причащению, когда говорил: “Господи, да не будет мне в суд святая сия”» (Ответ 568). Преподобный Иоанн предузнал свою кончину. Когда преставился игумен обители преподобный Серид, старец объявил новому настоятелю киновии Елиану и братии: «В седминах аввы Серида я скончаюсь». Пораженные этим известием, Елиан и братия просили святого старца не оставлять их сирыми. Иоанн прямо и решительно сказал: «Если бы авва Серид прожил долее, то и я прожил бы еще пять лет; но так как Бог скрыл его от меня и взял его, то и я не проживу более». Тогда Елиан обратился к Варсонофию, долго и со слезами молил его даровать им старца, испросить у Бога продление его жизни на пользу обители, во благо душ подвизающихся там, так как после кончины Серида Варсонофий не давал уже более ответов. На другой день, когда Елиан и братия снова явились к Иоанну умолять его, старец предупредил их и сказал Елиану: «Зачем беспокоишь из-за меня старца? Не трудись, я не проживу более». Тогда все заплакали, рассказывается в повествовании о кончине Иоанна, и припали к стопам его. Елиан, обняв их, сказал: «Хотя две недели даруй мне, чтобы я мог вопросить тебя касательно монастыря и управления им». Старец, сжалившись и будучи подвигнут от живущего в нем Святого Духа, изрек: «Хорошо, я останусь с тобой еще на две недели». Елиан, новоизбранный настоятель, незнакомый еще с трудным делом управления обителью, спешил воспользоваться двухнедельным сроком и спрашивал святого старца обо всем, что находил нужным знать касательно этого дела. Когда две недели окончились, старец Иоанн призвал к себе Елиана, братию и всех бывших в обители и простился с ними, приветствовал каждого, потом отпустил всех, с миром предал дух свой Богу (Ответы 221, 604).

Святые отцы Варсонофий Великий и Иоанн Пророк в назидание и душевную пользу христиан оставили превосходное творение – ответы на вопросы учеников и мирских людей, плод своей богопросвещенной мудрости и духовной опытности. Некоторые ответы писал Иоанн Пророк; большая же часть принадлежит Варсонофию, который давал их через игумена Серида. Собрание их представляет собой книгу из 850 ответов. Ответы Варсонофия и Иоанна давались на вопросы людей различного звания и состояния. Одни ответы даны были подвижникам-безмолвникам, другие – жившим в общежитии, третьи – облеченным в сан архиерейства и священства, иные – инокам, новоначальным или уже преуспевающим в духовной жизни; некоторые – начальствующим, судьям и другим христолюбивым мирянам. Ответы давались сообразно душевному состоянию вопрошавшего, соответственно той или другой потребности. Главный предмет всех ответов – внутренний человек, душа, сердце, совесть, совлечение ветхого человека и облечение в нового.

Ответы преподобных Варсонофия и Иоанна исполнены благодатного помазания и духовной силы. Они, можно сказать, происхождения божественного: давались и писаны под непосредственным действием и влиянием Святого Духа. Это видно из слов самого преподобного Варсонофия. Варсонофий в ответах прямо высказывает: «Пишу не по своей воле, но по повелению Святого Духа» (Ответ 13); «приклони сердце твое к сохранению возвещенных тебе божественных глаголов, которые происходят не от человека, но по Духу Святому» (Ответ 113).

Просвещаемый и руководимый Духом Божиим, святой отец давал ответы людям, которых не видал телесно, пребывая в затворе; он духом созерцал внутреннее состояние душ вопрошавших. Отсюда-то ответы Варсонофия Великого могущественно и благотворно действуют на душу; сердце ощущает от них духовную сладость и благоухание. Удостоверяет в этом сам Варсонофий, который в одном ответе выставляет на вид великое достоинство своих слов и духовную их силу. Так, в конце ответа старцу Андрею он прибавляет: «Рассуждай о сем (о том, что я тебе говорил и говорю) часто и деятельно вкушай сладость слов сих, и почувствуешь благоухание, которое они издают душе твоей и другим, кому случится» (Ответ 206). И поистине, говорит Никодим Святогорец, составитель жизнеописания преподобных Варсонофия и Иоанна, каждый может познать это из самого опыта, ибо, когда станет читать сию книгу, услышит слова невитийственные и простые, но в то же время сокровенно внутри сердца своего ощутит одну чудную благодать и сладость Святого Духа, которая подобно магниту действенно привлекает волю к согласию и несомненному убеждению в истине читаемых слов и познает, как все слова сии породил один просвещенный и богоносный ум, как расположило их одно сердце, в котором обитал Иисус Христос и Святой Дух Христов, и как они (слова сии) истекли из одной души, которая вся была исполнена мира и тишины, вся христовидна, вся вдохновенна тонкими веяниями миротворящего и просвещающего Духа. Книга сия, изобилуя дивным рассуждением, разрешает самые неудоборазрешимые вопросы. Она есть учительница терпения, искоренительница роптания, меч, отсекающий свою волю, секира, поражающая человекоугодие, руководительница к истинному и совершенному смирению, поучающая нас считать себя за ничто, провозвестница покаяния, родительница плача и ходатаица спасения душ и совершенства во Христе. Неудивительно после этого, если книга «Ответов» Варсонофия Великого и Иоанна Пророка пользовалась великим уважением у отцов и учителей Церкви: они прилежно читали ее, с полным вниманием углублялись в богомудрые ответы великих отцов и многие из ответов внесли в свои писания. Преподобный Феодор Студит в «Завещании» своем говорит, что он читал книгу Варсонофия и Дорофея и в учениях их не нашел ничего несогласного с учением святой веры, напротив, получил многую душевную пользу. Преподобный Никон Черногорец, живший во второй половине XI века и подвизавшийся в обители св. Симеона Дивно- горца, внес в свои сборники много мест из книги «Ответов» Варсонофия и Иоанна Пророка. Эту книгу читали и также брали места в свои творения Симеон Новый Богослов, Афанасий Афонский, Павел Евергетийский, Петр Дамаскин и другие. Когда книга ответов была издана на славянском и русском языках⁴⁸³, благочестивые христиане с душевным услаждением стали читать ее и ею назидаться во спасение; у многих ревнителей нравственного совершенства она сделалась настольною книгою⁴⁸⁴.

Преподобный Иоанн Миросавский – любимейший и преданнейший ученик Варсонофия Великого. О происхождении его, воспитании и других обстоятельствах его жизни нет исторических сведений; из книги «Ответов» Варсонофия и Иоанна видно только, что он был иноком Миросавской обители, прежде чем поступил в Серидову киновию; видно также, что он имел и образование, так как владел знанием строительного искусства, был зодчим. Зато в книге «Ответов» святых старцев ясно изображается внутренняя жизнь Иоанна, ход его подвижничества в Серидовой обители. Отличаясь ревностию о благоугождении Богу и спасении души и пользуясь любовью Варсонофия и Иоанна, он при каждой перемене в ходе внутреннего духовного делания обращался к ним за советом и наставлением и немедленно получал от них исполненные божественного разума и благодатной силы ответы. Из подвижников Серидовой обители ни один не получил от великих старцев столько ответов, сколько их дано было Иоанну Миросавскому. Иоанн, бывший в прежней обители уже аввою, в Серидовой киновии начал с внешних послушаний, как новоначальный, вместе с братиями принимал участие в делах и занятиях по внешнему благоустройству обители, трудясь особенно над ее постройками; постепенно переходил от одной степени подвижничества на другую и наконец достиг последней и высшей степени – совершенного уединения и беспопечительного безмолвия. Все это видно из его вопросов святым старцам и из их ответов. Представим важнейшие вопросы Иоанна и ответы великих отцов.

Иоанн, инок и авва Миросавской обители, в письме к преподобному Варсонофию просит у него благословения поселиться в киновии Серида. Варсонофий одобряет и благословляет его намерение. Через Серида он так отвечал Иоанну: «Апостол написал: начавший в вас доброе дело будет совершать его даже до дня Иисуса Христа (Флп. 1:6)… Зная, что твое намерение угодно Богу, я сказал возлюбленному сыну нашему Сериду, ради Бога укрывшему нас от людей (уповаем же на Бога, что и тебя с нами покроет): “Приими брата Иоанна с великою любовью и без всякого сомнения; еще за два года перед сим открыл мне Бог, что он придет сюда и что многие братия соберутся к нам. Я хранил сие откровение в тайне, пока не узнаю, как устроит это Господь; когда же наступило время, объявил его вам”. А как ты думал получить от меня какую-либо из носимых мною вещей, то вот при брате же снял я куколь с головы своей и послал тебе через него, сказав: “Отдай ему сей куколь, а вместо него принеси мне другой”. Сохрани же его до кончины твоей; он покроет тебя от многих зол и искушений; не отдавай его никому; это благословение Божие тебе от руки моей. Итак, поспеши довершить дело свое и освободиться от него, как и мы освободились, и пребудь с нами беспопечительно, безмолвствуя в Боге» (Ответ 1).

Иоанн поступил в Серидову киновию. На первых же порах, трудясь вместе с братиями для благоустройства обители, имея главное попечение о монастырских работах, он испытывает многоразличные скорби, как предвозвестил ему о том Варсонофий (Ответ 2). То беспокоит и мучит его телесная брань; то, отправляясь вместе с другими в пустыню собирать запас для рукоделия, боится пустынности места, а в пустыне после долгих поисков не находит нужных растений; то подвергается телесной болезни, когда случайно упавший камень ушиб и повредил ему ногу. Великий старец в ответах своих Иоанну поддерживает и ободряет его, возбуждая его к перенесению скорбей и испытаний, внушая, что скорби и испытания необходимы на пути к нравственному совершенству, и напоминая ему о бдительности над помыслами (Ответы 6, 7, 8, 9, 10). «Оставь все близкие отношения, которые имеешь к некоторым, – внушает Варсонофий Иоанну для ослабления беспокоившей его плотской брани, – и извинения себя тем, что находишься вне обители. Удали от себя повод к брани, прерви близкое сношение с кем бы то ни было, если оно увлекает тебя к прежнему» (Ответ 6). «Внимай себе бдительно, чтобы иметь всегда Бога пред собою, – ободряет Иоанна святой старец, когда тот отправлялся вместе с братиями в пустыню, – да исполнится и на тебе пророческое слово: Всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную меня: не поколеблюсь (Пс. 15:8). От всей души своей простри руки свои к тому, что предстоит тебе, и поучайся в оном, чтобы услышать глас Божий: се, Я пошлю Ангела Моего пред лицем твоим, который приготовит путь твой пред тобою (Мф. 11:10)» (Ответ 7). «Пока корабль в море, он бывает подвержен опасностям и приражению ветров. Когда же достигнет тихой и мирной пристани, не страшится более скорбей, опасностей и приражений ветров, но пребывает в безопасности. Так и любовь твоя: пока ты пребываешь с людьми, ожидай скорбей, опасностей и приражения мысленных ветров. Когда же достигнешь уготованного тебе пристанища безмолвия, тогда не будешь иметь страха» (Ответ 8). «Не унывай в скорбях и трудах телесных, которые несешь, трудясь ради нас и ради нашего общежития, ибо и это также значит: положить душу свою за братий (1Ин. 3: 16), и надеюсь, что велика будет награда за труд сей. Как Господь поставил Иосифа прокормить братий своих во время голода в Египте, так и тебя поставил Он послужить общежитию сему вместе с сыном нашим Серидом» (Ответ 9).

Для некоей постройки Иоанн начертил план; некоторые из братий, думая поправить его, сделали в нем тайно небольшие изменения. Иоанн оскорбился этим и пришел в сильное душевное расстройство. «Зачем сердце твое расслабевает и изнемогает ради скорби, наносимой тебе от овец Христовых? – высказал между прочим Иоанну Варсонофий, узнав об обстоятельстве, смутившем его. – Или не знаешь, какую боль головную переносит добрый учитель от детей, пока увидит их успехи?.. Выслушай со вниманием, что я скажу тебе: долготерпение есть матерь всех благ. Посмотри на Моисея, избравшего для себя лучше страдать с народом Божиим, нежели имет временное греховное наслаждение (Евр. 11:25). И когда смущает тебя бес, внушая помысл на какого-нибудь человека, с долготерпением скажи помыслу: повинуюсь ли я Богу моему так, чтобы мне порабощать себе других? И помысл сей отступит от тебя» (Ответ 13).

Заведуя строительной частью в обители, Иоанн производил постройки вместе с братиями, которыми распоряжался как начальник. При этом не могло обойтись у него без столкновений и неприятностей с братиями; столкновения эти и неприятности возмущали его и оскорбляли. Один брат, недовольный Иоанном, поносил и уничижал его, говоря: «Да кто он и откуда, что еще и оскорбляется?» Услышав эти слова, Иоанн не мог перенести их равнодушно, впал в сильную скорбь и совершенно расстроился. Великий старец двумя ответами вразумляет его и настраивает на благодушное перенесение оскорблений от других. «Скажи брату, – говорит старец в первом ответе, – как Архангел Михаил спорил о теле Моисея, так и я подвизаюсь о тебе, пока ты избавишься от ветхого человека. И на Спасителя роптали иудеи, говоря: не Иисус ли это, сын Иосифов, Которого отца и мать мы знаем? (Ин. 6:42). Приведи себе это на мысль и претерпи до конца» (Ответ 14).

«Я думал питать тебя твердою пищею, – говорится в другом ответе, – и вижу, что тебе нужно молоко (ср. Евр. 5:12–14). Смотри, что сказано: от тайных моих очисти меня (Пс. 18:13). Остерегайся, чтобы не обокрали тебя лукавые змеи и не отравили ядом своим, он смертоносен.

Никто никогда не совершит добра посредством зла, потому что сам побеждается злом; напротив того, добром исправляется злое (ср. Рим. 12:21). Ты стоишь на поприще, почему и должен бороться со зверями, подобно апостолу в Ефесе (см. 1Кор. 15:32), который хвалился, победив зверей. Ты ввергнут в бурю морскую, почему и должен претерпеть многие опасности и, подобно нам, подвизаться против обуревания волн» (Ответ 15).

Однажды дождем было испорчено много кирпича. Иоанн приписал это нерадению братий, разгневался на них, готов был при первом случае упрекнуть и самого авву-настоятеля. Варсонофий спешит вразумить Иоанна и возбудить его к правильному настроению своих мыслей, особенно относительно преподобного Серида, указывая на искреннюю любовь к нему аввы-настоятеля. Получив от великого старца вразумление, Иоанн не вдруг, однако же, успокоился: душевное смущение и расстройство его продолжалось. Он обращается к старцу, открывает ему свое душевное состояние, причем называет себя безумным и виновным, говорит, что не имеет силы отвергать приходящие помыслы, и удивляется, как охладела в нем любовь к братии. Варсонофий на это написал ему новый ответ, в котором между прочим говорит: «Ты называешь себя грешным, а на деле не показываешь себя сознающим сие. Признающий себя грешником и виновником многих зол никому не противоречит, ни с кем не ссорится, ни на кого не гневается, но почитает всех лучшими и разумнейшими себя. И если помыслы, ругаясь над тобою, говорят тебе, что это есть так и на самом деле, то как же они возбуждают тебя против лучших тебя?.. Если ты грешен, то зачем укоряешь ближнего и обвиняешь его, будто через него приходит к тебе скорбь? Разве не знаешь, что всякий искушается собственным сознанием (ср. Иак. 1:14) и это рождает ему скорбь?.. Почему, когда противоречим помыслам, не получаем силы отвергать их? Потому что прежде вдаемся в осуждение ближнего, и через то ослабевает наша сила духовная, и мы обвиняем брата своего, будучи сами виноваты».

Ощущая по временам в сердце холодность, Иоанн вопросил великого старца, откуда происходит теплота и холодность и нечувствительность сердца. Старец дал ему такой ответ: «Касательно теплоты и холодности скажу: известно, что Господь назвал Себя огнем (см. Втор. 4:24; Евр. 12:29), согревающим и разжигающим сердца и утробы (см. Пс. 25:2). Если это так, то диавол, напротив, холоден и от него происходит всякая холодность. Если же было бы иначе, то как же сказано: тогда во многих ослабеет любовь (Мф. 24:12)? Что означает тогда, как не время, когда преобладает соперник? Если ощущаем холодность, призовем Бога, и Он, пришедши, согреет сердце наше совершенною любовью Своею не только к Себе, но и к ближнему, и от лица теплоты Его изгонится холодность ненавистника добра. Если враг иссушил источник слез твоих, то умножил в тебе телесную влагу, – но приими Господа в доме твоем, и Он иссушит ее и источник слез твоих очистит, да источит он снова мысленную воду» (Ответ 18).

Чтобы избежать соблазнов и искушений, Иоанн положил никому ничего не приказывать, но ограничиться попечением о себе самом. Варсонофий написал ему: «Ты знаешь, брат, что, если кто не переносит досаду, не узрит и славы и, если не очистится от желчи, не ощутит сладости. Ты вступил в среду братий и различных случаев, чтобы быть разжженным и испытанным, а золото испытывается не иначе, как огнем. Отнюдь не назначай ничего себе, ибо через это подвергнешь себя брани и попечениям, но со страхом Божиим испытывай, что прилично времени, и ничего не делай с досадою; сколько возможно удаляйся от гнева, старайся быть для всех полезным примером; не суди и не осуждай никого, но вразумляй, как искренних твоих, братий и особенно возлюби искушающих тебя, так как и я много раз оказывал любовь искушавшим меня. Если вникнем, то найдем, что они-то и приводят нас в преуспеяние. Притом знай, брат мой, что всякий помысл, которому не предшествует тишина смирения, не от Бога происходит, но явно от левой стороны. Господь наш приходит с тихостию, все же вражеское бывает со смущением и мятежом. Хотя бесы и показываются облеченными в одежду овечью, но, будучи внутри волками хищными, обнаруживаются посредством наводимого ими смущения, ибо сказано: по плодам их узнаете их (Мф. 7:15)» (Ответ 21).

Для заготовления материалов на рукоделье для подвижников обители Иоанн вместе с несколькими братиями отправился морем в Египет. Неискусные в мореплавании, много горя испытали они на море, а в Египте, незнакомые с местами, долго блуждали, отыскивая запасы, и также много видели бед и напастей. Иоанн расстроился и изнемог душевно и в таком состоянии возвратился в обитель. Великий старец, узнав духом его внутреннее состояние, поспешил возбудить его и восставить из душевного расслабления и написал ему: «Что изнемогаешь в скорбях, как человек плотский? Разве не знаешь, что много скорбей у праведных (Пс. 33:20) и ими они испытываются, как золото огнем? Посему, если мы праведны, то будем испытаны скорбями; напротив, если грешны, то потерпим оные, как достойные того, ибо от терпения опытность (Рим. 5:4). Приведем себе на память всех святых, бывших от начала мира, и вспомним, что они потерпели, благое делая, благое говоря и пребывая непоколебимо в тишине. Возлюби скорби во всем, чтобы тебе быть искусным сыном святых. Вспоминай терпение Иова и прочих и старайся идти по следам их. Вспоминай опасности, которые претерпел Павел, скорби и узы, голод и множество иных зол, и скажи малодушию: я чужд тебя. Вспоминай написавшего тебе: успешно ли пойдет дело твое или нет, во всяком случае благодари Бога» (Ответ 31).

Руководимый великим старцем, Иоанн нравственно благоустроялся и зрел. Пришло ему время начать высшее подвижничество, и вот он с благословения Варсонофия и аввы-настоятеля вступает на высшую степень – безмолвия. Он удаляется от занятий и дел по обители, освобождается от внешних забот и попечений, почти постоянно пребывает в келье, проводя время в посте, молитве, духовном размышлении; пищу принимает в келье же один. Но двери кельи его не затворены совершенно: для духовной беседы он принимает к себе братий и христолюбивых мирян и сам выходит из кельи в храм в праздничные дни, особенно к Святому Причастию. По-прежнему Иоанн обращается к великому старцу за советами и наставлениями и получает их от него. Так провел он несколько лет. Достиг наконец Иоанн того, к чему стремились подвижники Серидовой обители: он взошел на высшую степень подвижничества. Великий старец объявил ему, что время проводить совершенное безмолвие для него наступило, благословил его выйти из обители и поселиться в уединенной келье. Иоанн оставил обитель и поселился вблизи старцев Варсонофия и Иоанна в отдельной келье.

Иоанн – совершенный безмолвник: он в пустыне, один сам с собою; он не принимает никого из братий, прекратил беседы даже с служащим ему братом. Совершенное безмолвие – совершенный покой, говорит ему много раз святой старец. Но для него это не покой, а только скорби большие, внутренние душевные страдания: настали новые искушения, более разнообразные в его помыслах и сердечных движениях, открылись и усилились нападения исконного врага человеческого спасения – диавола. Иоанн недоумевает и старается отыскать причины искушений. «Брат Иоанн, – отвечал ему великий старец, когда тот сообщил ему о своем внутреннем состоянии, – не убойся ни одного из искушений, восстающих на тебя к твоему же искусу (опытности), ибо не предаст тебя Бог. Когда постигнет тебя что-либо такое, не трудись изыскивать причины сего, но призывай имя Иисуса, говоря: Иисусе, помоги мне, и Он услышит тебя: близок Господь ко всем призывающим Его (Пс. 144: 18). Не предавайся малодушию, но стремись усердно вперед, и достигнешь желаемого о Христе Иисусе, Господе нашем, Которому слава вовеки, аминь» (Ответ 39).

Овладели безмолвником помыслы о святой обители, в которой он жил и подвизался до того времени, о благосостоянии ее и процветании. Она ему дорога: много труда и забот положил он на те постройки, которые теперь красуются среди нее, радуя взоры братий и посетителей. Что с нею теперь без него? Хорошо ли надзирают за новыми зданиями, хорошо ли их поддерживают? Что будет с местом сим далее? Помыслы такие и думы так сильно занимали Иоанна и волновали, что он открыл их великому старцу. Остановил безмолвника старец, вразумил его и успокоил. «Брат, никто не знает, что будет с сим местом, кроме единого Сердцеведа Бога, и Он мне возвестил сие. Веруй же, что Господь не оставит оного, но сохранит и прославит его во славу имени славы Своей. Ему слава вовеки. Аминь» (Ответ 42).

По молитвам святого старца Иоанн почувствовал облегчение от страстных движений сердца и, сознавая душевное спокойствие, произнес: «Ослабели во мне страсти». Но вдруг явились в душе его хульные мысли; тотчас же послал он вопросить об этом старца, но ответа от него не получил. Удивлялся этому Иоанн и недоумевал, и вдруг попущением Божиим, для вразумления его, явилось ему страшное мечтание, повторилось еще раз и исчезло. Взволнованный и смущенный до глубины души, Иоанн надел присланный ему некогда старцем куколь и обратился к Богу с молитвою и много и долго молился о помиловании. В это время великий старец и написал ему: «Что ты искушаешь меня, требуя моего слова?.. Ты посмел открыть уста свои пред Богом и сказать, что страсти ослабели в тебе, вместо того чтобы сказать: “Все они лежат во мне, как в хранилище”; за то и был ты оставлен, и все твое окаянство обнаружилось. Если бы не было у тебя того покрывала, которое ты получил от меня, то пришлось бы тебе потрудиться. Но верен Бог, сказано, Который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1Кор. 10:13)… О всякой хуле и страсти помолись Богу, и Он мало-помалу поможет тебе. Бодрствуй же и сохрани это в сердце твоем. Никому не нужно знать сего. Что было, то было. Иисус будет с тобою. Прости мне прошедшее, и исправлюсь в будущем во веки. Аминь» (Ответ 44).

Иоанн подвергся тяжкой болезни: у него открылась горячка. Несколько дней он пребывал без пищи и сна. Находясь в неспокойном и раздражительном состоянии, он однажды с ропотом обратился к авве-настоятелю, когда он пришел к больному, набросился и на братий, служивших ему со словами укоризны и порицания. По этому случаю великий старец написал Иоанну: «Брат! Зачем оводянело твое сердце и ты оставил Возлюбленного и устремился вслед врага? Не внял гласу пастыря Христа, а последовал за волком диаволом? Что такое пострадал ты? Что претерпел? Ты ничего не пострадал сверх силы, по слову апостола: верен Бог, Который не попустит быть искушаемыми сверх сил (1Кор. 10:13). Пробудись от этого смятения злых помыслов. Восприими жезл креста, которым отгонишь от себя волков, то есть демонов. Вспоминай слова Писания: Что унываешь ты, душа моя, и что смущаешься? Уповай на Бога, ибо я буду еще славить Его, Спасителя моего и Бога моего (Пс. 41:6). А впредь бодрствуй и берегись горячиться, как неразумное дитя, еще не имеющее чувства самосознания; ибо ты должен взойти со Христом на крест, быть пригвожден гвоздями и прободен копием. Чего ожидаешь, окаянный, вопия противу Христовой силы и укоряя твою братию? Где же сказанное: в почтительности друг друга предупреждайте (Рим. 12:10)?.. Потерпи, умолкни и благодари за все, по слову: за все благодарите (1Фес. 5:18)».

Болезнь, постигшая Иоанна, ослабела, он стал поправляться. Но душевные скорби продолжались и еще усиливались. Несколько ночей мучили его страшные сны и мечтания, наведенные на него духом тьмы; потом представлялась ему во сне обитель, которую он оставил, в ней храм Божий и много мирян, приходивших для получения духовной помощи; наконец открылась в нем брань помыслов, объяла его туга душевная: он томился духом и изнывал. Великий старец знал это неизбежное для великих подвижников состояние внутренней борьбы Иоанна и писал ему: «Враг наш диавол ополчился, как рыкающий лев, ища поглотить тебя (1Пет. 5:8), но не попустила ему сего всегда покрывающая нас рука Божия. Когда же он увидел, что не попускается ему исполнить желание его, стал смущать твой ум, почему и представил тебе некоторые вещи посредством скверных своих снов. Видя же, что Господь не попускает тебя искуситься до конца или сверх силы твоей, как лукавый в злобе своей, враг представил тебе во сне церковь и монастырь, как бы для помощи. Ты же утверди сердце твое и полагай на нем без смущения крестное знамение во имя Отца и Сына и Святого Духа, веруя, что сие помогает нам попрать главу врага. Приобрети смиренное сердце и воздай славу Спасшему тебя от сети диавола; пострадал же ты за нерадение. Желаешь ли избавиться от скорбей и не тяготиться ими? Ожидай больших – и успокоишься. Поминай Иова и прочих святых, какие скорби претерпели они; приобрети их терпение – и утешится дух твой. Мужайся, крепись и молись обо мне, вспоминая слова мои, и душа моя обновится» (Ответы 46, 47).

Новое искушение постигло Иоанна. Игумен Серид по некоторой причине замедлил доставить безмолвнику последний ответ великого старца. Иоанн остался этим недоволен и позволил себе укорить Серида, чем сильно его опечалил. Потом, когда посетили подвижника некоторые братия и пересказали ему о различных делах, которые будто бы напрасно и бесполезно совершаются в обители, он не удержал посетителей от таких речей, но и сам высказал, что дела эти и ему не нравятся. Услышав от Серида, что дела эти совершены им по совету великого старца, Иоанн сказал: «Старец предоставил тебе действовать по своей воле». Варсонофий, узнав, что произошло в келье безмолвника и что он допустил, послал ему ответ, в котором обличает и вразумляет его, объясняя, что кажущееся нам неправильным делается по особенному устроению Промысла Божия и выше нашего понятия. «По долгом времени снова побуждает нас любовь погрозить тебе жезлом наказания Христова и запрещения… Немощный, где ум твой? Ленивый, где находится мысль твоя? Где заповеди твои, данные тебе? Плачь, рыдай, не ищи, чтобы тебя считали за нечто, ни в чем не равняй себя с другими, оставь наконец мир, взойди на крест, свергни с себя земное, отряси прах от ног твоих, пренебреги посрамление (ср. Евр. 12:2), не разжигай с халдеями пещи, чтобы не быть сожжену вместе с ними гневом Божиим. Считай всякого человека превосходнее тебя, восплачь о мертвеце твоем. Вынь бревно твое (ср. Мф. 7:5). Восстанови ниспровергнутый дом твой, воззови: помилуй меня, сын Давидов, чтобы мне прозреть (Лк. 18:38, 41). Пойми сказанное: заграждаются всякие уста (Рим. 3, 19), и не многословь более. Затвори дверь твою (Мф. 6:6) для врага, взвешивай слова свои и сделай запор на двери твои (Сир. 28:29)» (Ответ 48).

Грозные обличительные слова великого старца подействовали на Иоанна; он одумался, осознал свою вину и твердо решился неуклонно следовать наставлениям своего отца-руководителя, печься только о своей душе, о спасении. Он искренно благодарил старца за исправление его и просил чаще писать ему о спасении души. «Брат Иоанн! – отвечал ему великий старец. – Не знаю, что это значит. Я написал тебе все от альфы до омеги, от устроения новоначального до совершенного, от начала пути до конца его, от совлечения ветхого человека с похотями его до облечения в нового, созданного по Богу (ср. Еф. 4:22, 24), начиная с того, чтобы быть чуждым земли чувственной, до того, чтобы сделаться небожителем и наследником мысленной земли обетований. Вникни в мои послания, разжуй содержащееся в них, и спасешься. Если ты только поймешь это, в них заключается Ветхий и Новый Завет» (Ответ 49).

Искушения и скорби, которым Иоанн подвергся в первое время своего безмолвия, послужили ему во благо: он еще более благонастроился нравственно, укрепился в подвиге своем, в преданности Богу, в уповании на Него, в терпении скорбей и благодарении Бога. Несколько времени он два дня в неделю еще принимал к себе братий для духовной беседы (Ответы 50, 51), но потом Варсонофий написал ему: «Брат! Оставь все попечения. Чего ты еще хочешь? Внимай самому себе: жатва велика, не оставляй ее, оставь все и займись теперь жатвою и собиранием винограда, чтобы получить плоды от пшеницы и вина; да укрепится и возвеселится сердце твое о Господе» (Ответ 53). Иоанн прекратил всякие беседы и вошел с Богом в пристанище покоя, мирно пошло его беспопечительное безмолвие. Дверей кельи старец, впрочем, не велел Иоанну затворять совершенно: умерщвление от всего состоит не в заграждении дверей, а в заграждении уст, заключил Варсонофий Великий последний ответ свой Иоанну (Ответ 54). Как потом жил и подвизался преподобный Иоанн в безмолвии, указаний на это в книге Варсонофия и Иоанна Пророка нет. Можно утвердительно сказать, что он в мире довел до конца свое подвижничество, достиг возможного нравственного совершенства и чистым и святым отошел ко Господу. В одном из первых ответов великий старец писал Иоанну: «Когда перенесешь страдания, то войдешь в пристанище покоя Его и будешь безмолвствовать без всяких забот, имея душу, утвержденную в Господе и всегда прилепляющуюся к нему, верою соблюдаемую, упованием радующуюся (ср. Рим. 12:12), любовию веселящуюся, хранимую Святою Единосущною Троицею; и тогда исполнится на тебе сказанное: да веселятся небеса, и да торжествует земля (Пс. 95:11). Ибо такова беспопечительная жизнь человека Божия. Отец, Сын и Дух радуются о спасении души твоей, возлюбленный брат мой» (Ответ 2).

Преподобный Авраам родом был египтянином и долго подвизался в египетских обителях. Переселившись в киновию преподобного Серида и узнав, что славный Варсонофий также египтянин, он написал великому старцу письмо по-египетски; в письме просил его молитв о себе и высказал желание видеть его лицом к лицу и с ним побеседовать. Варсонофий на письмо Авраама отвечал по-гречески: «Будучи убежден твоею просьбою, я сказал авве Сериду ответ по-гречески, чтоб он написал его тебе, потому что авва не говорит по-египетски. В послании своем ты называешь меня возлюбленным и отцом своим о Господе, знающим труды, нужды и опасности души, посему если я отец твой, как ты пишешь, то даю тебе заповедь: не беспокой меня просьбою о беседе со мною, ибо я не так живу, чтобы делать различие между людьми. Если для тебя отворю двери, то и для всех; а если не отворю тебе, то – никому другому. И еще сказал ты в послании: “Грех мой разлучил меня с тобою, владыка мой!” Я же, благодатию Христа, Сына Божия, до сих пор не разлучался с тобою, но духом всегда пребываю с любовию твоею. В том же послании ты написал мне: “Помолись о грехах моих”; и я скажу тебе тоже: “Помолись о грехах моих”, ибо сказано: как хотите, чтоб с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними (Лк. 6:3). Вступив к нам, подвизайся в терпении, ибо сказано: претерпевший до конца спасется (Мф. 10:22). Более же всего старайся умереть для ветхого человека, и спасешься. Скажи помыслу своему: я умер и лежу во гробе. Поверь мне, возлюбленный, что, побуждаемый любовью Божиею сказать любви твоей все сие, я превзошел свою меру. Господа ради прости мне, пустословящему, и помолись обо мне, раб Божий Авраам» (Ответ 55).

Преподобный Павел проходил уже путь безмолвия и мирно пребывал в уединенной келье, со страхом работая Господу и содевая свое спасение, когда вошел в письменное общение с Варсонофием. Желая еще более угодить Богу, он вознамерился принять к себе в келью некоего слепца, чтобы послужить ему, но сначала спросил об этом великого старца. Варсонофий написал ему: «Брат Павел! Сатана, завидуя, хочет вовлечь нас в злоключение под предлогом правды. А того мы не знаем, что многие, желая извлечь других из реки, сами потонули вместе с ними. Будь осторожным, рассмотри, с какой стороны хочет уловить тебя враг. Бог не требует, чтобы ты сверх силы своей делал добро ближнему… Положим, что слепец тот пришел к тебе, а ты и сам сделался сильно болен: кто же послужит тогда тебе и ему? Если же кто-нибудь и послужит тебе охотно, но враг, внушающий тебе сии мнимые правды (добродетели), будет твердить тебе: “Смотри, ты нанес общежитию отягощение, а такой человек, как и сам ты знаешь, несносен для других”. Если же соболезнуешь слепцу Бога ради и веруешь, что Господь силен помочь ему, помолись Господу, и Он сотворит с ним, что Ему угодно. Я не связал тебя, брат, и не заповедь тебе дал, но совет: поступи же, как хочешь. Прости меня Господа ради и помолись обо мне, малейшем» (Ответ 55).

Старец Павел был человеком простым и неученым; он искренно и просто веровал, держась символа первых двух Вселенских Соборов. Когда лжеучения оригенистов и монофизитов проникли и за ограду Серидовой обители, Павел, ревнуя об истинной вере, позволил себе вступить с одним братом, державшимся неправых мнений, в беседу о православном учении и заблуждении еретиков, но, как человек неученый, не мог с силою и достоинством защитить истинное учение и во время прения пришел в сильное смущение и душевно расстроился. Варсонофий, узнав об этом, поспешил поддержать и вразумить простого старца богомудрыми, полными сердечного сочувствия словами: «Единодушный и искренно любимый брат, извещаю тебя о Господе, что, видя твою скорбь и смущение от искушения, которое тебя постигло, я поболел сердцем так сильно, как никогда. Не будем так скоро принимать смущение от лукавых помыслов, чтобы восставать и смущаться на ближнего нашего: это происходит не иначе, как по действию диавольскому… Да утвердит же сердце твое в страхе своем Тот, Кто утвердил и водрузил небо, и да построит здание твое на твердом камени (ср. Мф. 7:25)». Получив послание великого старца, старец Павел еще большему подвергся смущению и скорби: сомнение, истинно ли он верует, боязнь, что он должен дать ответ Богу на Страшном суде за то, что брался защитить святую веру, а не сделал этого, – все это заставило его снова обратиться к великому старцу. «Владыка и господин мой! – сказал он Варсонофию. – Если тебе известно, что смущаюсь напрасно, дай мне слово, что господин мой ответит за меня Богу, а мне от сего не последует никакого вреда, и тогда я избавлюсь от печали и смущения, а теперь сильно страдаю от них, как человек простой и неразумный и наказуемый за многие грехи мои». Великий старец обнадежил и успокоил смущенного безмолвника, послав ему такой ответ: «Не стыжусь сказать тебе, брат мой, что ты не можешь рассуждать о вере; а если не можешь, то и не рассуждай, ибо сам навлекаешь на себя лишь скорбь и смущение. Твердый в вере, если будет говорить или состязаться с еретиками или неверными, никогда не смутится, потому что имеет внутри себя Иисуса, Начальника мира и тишины, и такой после мирного состязания может с любовью привести многих еретиков и неверных в познание Спасителя нашего Иисуса Христа. Посему, брат, так как рассуждать об иных предметах выше твоей меры, то держись царского пути, говорю, веры трехсот восемнадцати святых отцов⁴⁸⁵, в которую ты и крестился: она заключает в себе все с точностью для совершенно разумеющих. Безмолвствуй, внимательно размышляя о грехах своих и о том, как встретить тебе Бога. И если таким образом соблюдешь заповедь мою, лучше же сказать, Божию, свидетельствую, что я дам за тебя ответ в тот день, в который Бог будет судить тайны человеческие» (Ответ 58).

Преподобный Феодор был уже аввой и имел у себя учеников, которых руководил на пути подвижничества, когда вступил в письменное сношение с преподобным Варсонофием. Из вопросов его к великому старцу видно, что Феодор стоял на высокой степени духовной жизни, истины веры содержал не слепо, а размышлял о них, стараясь, сколько возможно было, понять их и уразуметь. Будучи же не в состоянии сам разрешить некоторые вопросы, он обратился для сего к преподобному Варсонофию.

Преподобный Феодор вместе с другими братиями спрашивал великого старца: кто дал диаволу начальство и власть? Великий старец на это отвечал так: «Если желаете знать то, что для вас вовсе не нужно, то есть кто дал диаволу начальство и власть, то познайте это из нижеследующего и по неразумию вашему не считайте Бога виновником зла. Возьмите пример с самих себя: если кто из вас по собственному произволу уклоняется ко злу, то он своей властью делает это зло и бывает судим Богом как сделавший зло самовластно. Но кто дал ему власть? Не Бог ли? За что же Он осуждает его? По строптивости врага не сочтите, будто бы Бог соизволяет на зло. Вовсе нет, это несправедливо. Хотя некоторые из святых и сказали нечто подобное, но вы не вполне понимаете, в каком смысле они сказали сие. Бог не удержал диавола, не воспрепятствовал ему совершать зло, потому и сказано, что Бог дал ему начальство и власть. Познайте это из сих слов: Я ожесточил сердце фараона (Исх. 7:3; 10:20). Если так, то Он осуждает его? Это говорит Он потому, что не наказал его прежде. Каждый может познать сие и из книги Иова, где повествуется, что диавол погубил его имущество и детей; рассуди же, что сказал Иов: Господь дал, Господь и взял; как Господу угодно, так и было; да будет имя Господне благословенно вовеки (Иов. 1:21). Отчего Иов не именует погубившего, но Того, Кто долго терпел и мог воспрепятствовать и удержать оное зло? Рассуди также, что не по чему иному сказано диаволу: вот, Я даю его (Иова) в руку твою (Иов. 1:11), как только потому, что диавол порицал Бога, называя Его виновником благодарений, воссылаемых сим праведником за благодеяния, на него излитые. Итак, поскольку Бог диавола не удержал, то и говорится, что Он как бы дал ему начальство и власть. Бог сначала вверил ему доброе начальство и, однажды дав, не отнял его; он же (диавол), приняв, отвергнул оное, а вместо того облекся в начальство злое. А как Бог не воспрепятствовал ему, то и говорится, что Он дал диаволу начальство и власть. Не сказано в Писании: не восхотел благословения Бог и удалил оное от него, но: оно и удалится от него (Пс. 108:17). Не почитайте же Бога виновником зол, ибо это мнение подвергнет нас осуждению, но что диавол сам себе избрал начальство над всяким злом, а Бог не воспрепятствовал ему, ибо в Писании сказано: возлюбил проклятие, – оно и придет на него (Пс. 108:17), а не говорится, что Бог наложил на него клятву» (Ответ 62).

Преподобный Феодор, не довольствуясь письменным общением с преподобным Варсонофием, просил старца удостоить его личной беседы с ним, причем прибавил, что авва Моисей и другие принимали к себе тех, которые имели в том нужду. Великий старец послал Феодору исполненный глубокого смирения ответ, в котором говорил, что он сам желает видеть Феодора и других братий и что если Бог известит его, сам припадет к стопам их и будет просить их святых молитв. В ответе старец между прочим говорил: «Брат! Ты перечислил мне святых, богатых по духу, и возвеселил меня знанием твоим, а еще лучше, если бы и делами… Скажи мне, брат, если кто скажет нищему: “Другие много дали, дай и ты, ничего не имеющий”, – может ли он исполнить это?»

Недоволен, видно, Феодор был тем, что старец отказался принять его и лично с ним беседовать, и впал в искушение неверия относительно Варсонофия; в душе его явился помысл: существует ли еще старец, может быть, его вовсе нет в келье и авва (Серид) только выдумал, что он там. Вдруг неожиданно для всех Варсонофий призывает Феодора и других братий к себе в келью и с глубоким смирением омывает всем ноги и с любовию отпускает их. «И я, грешный, – говорил о себе авва Серид, – удостоился сего омовения». Феодор, пораженный необычайным поступком великого старца и его нравственным величием, послал ему письмо, в котором ублажал его за его высокие нравственные совершенства и добродетели, просил наставлений и исцеления больных своих глаз. «Брат, – отвечал Феодору старец, – на мне исполнилось через тебя слово Писания: люди, ублажающие вас, льстят вам (ср. Ис. 3:12).

Такое ублажение не допускает нам видеть гнусность дел наших; оно, как думаю, вредит и достигшим в меру духовного преуспеяния и отлучает от веры в Бога, Который говорит: как вы можете веровать в Меня, когда друг от друга принимаете славу? (Ин. 5:44). Тот, кто понимает смирение апостола, изберет скорее безумие, да будет мудр впоследствии (см. 1Кор. 3:18). Ибо кто показывает себя разумным, а не более духовным, тот удивлюсь, если избежит осуждения, назначенного за кичливость» (Ответ 61).

Преподобный Досифей⁴⁸⁶ (память 19 февраля) только пять лет пробыл в обители Серида и достиг высокой степени нравственного совершенства и духовной чистоты. Когда вступил он на путь подвижничества, имел он цветущее здоровье, был красивым и доброзрачным; в эти пять лет среди подвигов самоотвержения, воздержания и молитвы, развиваясь и усовершаясь внутренне – духом, Досифей тлел и таял внешне – телом: он подвергся тяжкой болезни и отошел в другую жизнь нравственно чистым и светлым.

Был он знатного и богатого рода, воспитывался при одном военачальнике, своем родственнике, но по небрежности воспитателя не получил никакого религиозного образования. Будучи уже взрослым и поступив на службу в полк, не знал Досифей даже самых первых начал христианской веры. Услышав однажды в разговоре, что есть Святая Земля и в ней много мест святых: Иерусалим, где пострадал и умер Сын Божий, Вифлеем, где Он родился, Гефсимания, где погребено было пречистое тело Божией Матери, Досифей пожелал видеть святые места. Воспитатель охотно отпустил его в Святую Землю, дав ему спутников из военных. Сильное впечатление произвел на юношу Святой город: пред его очами предстали священные для христиан предметы: Сион, Голгофа, Гроб Господень, величественный храм Воскресения; спутники объяснили ему важность этих мест, рассказали о событиях, на них совершившихся; в сердце его возбудилось глубокое религиозное чувство. В Гефсимании до глубины души поразила его икона Страшного суда. Стоя перед священным изображением, он удивлялся и недоумевал, что значит все то, что он здесь видит. Вдруг явилась около юноши величественная Жена и подробно объяснила все, что на иконе было изображено. Слова дивной Жены еще более поразили Досифея. Будет некогда, подумал он, Суд страшный, после которого грешные люди пойдут в ад, где будут терпеть нескончаемые и ужасные муки; а он не знал этого, не слышал об этом до сих пор. В умилении сердца Досифей обратился к необычайной Жене и спросил Ее, как избежать этих ужасных мук. «Воздержанием, постом и молитвою», – отвечала Она и стала невидима. Это была Пресвятая Богородица. С этой минуты Досифей, к удивлению своих спутников, совершенно переменил образ жизни: перестал есть мясную пищу, начал поститься, часто молился. Некоторые из спутников говорили ему: «Нельзя так жить в мире; из мирских людей никто так не живет. Если хочешь вести жизнь, какую теперь ты ведешь, иди в монастырь, и спасешь свою душу». Досифей просил указать ему монастырь. Спутники его хорошо знали киновию преподобного Серида; некоторые из них были знакомы с самим настоятелем. Эту киновию и указали они Досифею как обитель, славившуюся в то время великими подвижниками и святыми мужами. Оставив Святой город, благочестивые странники направились в Газу и благополучно достигли Серидовой обители.

В смущение пришел преподобный Серид, когда явился пред ним доброзрачный юноша в блестящей воинской одежде и объявил, что он желает поступить в монахи для спасения души своей. Серид не тотчас принял юношу в обитель, а прежде хотел узнать внутреннее его настроение: благоразумный авва опасался, не сделал ли он чего худого, незаконного и хочет, может быть, в стенах обители укрыться от правосудия. Он поручил Дорофею испытать молодого человека и узнать душевное его состояние. Дорофей, побеседовав с юношею, нашел, что он чист душою и невинен.

Доложили о юноше преподобному Варсонофию. Великий старец велел принять его без всякого сомнения, провидя его спасение. После этого Досифей был принят в обитель; настоятель отдал его под руководство Дорофею.

Приняв юного Досифея на свои руки, Дорофей в деле руководства его на пути подвижнической жизни показал великую духовную опытность. Он постепенно вел молодого инока по аскетической лестнице, мало-помалу приучал его к аскетическим упражнениям, именно к упражнениям в воздержании и посте, и в молитве, и в отчуждении от земного, чувственного, и в прилеплении к небесному, божественному. Главным же образом Дорофей старался развить и воспитать в нем самоотречение и послушание, то есть довести его до того, чтобы он не знал и не имел своей воли, а жил и действовал по воле духовного отца-руководителя. Чтобы лучше наблюдать за внутренним состоянием Досифея, за его мыслями и чувствами, влечениями и действиями, Дорофей взял его к себе в больницу, которою заведовал, и возложил на него нелегкую обязанность ухода за больными. И ревностным делателем явил себя Досифей; и воистину сына послушания обрел в нем его блаженный руководитель.

К воздержанию и посту мудрый руководитель приучал молодого подвижника таким образом. Настало время принимать пищу в первый раз. Дорофей сказал ему: «Иди ешь, чтобы быть сыту; только скажи мне, сколько съешь». После трапезы Досифей явился к наставнику и сказал: «Я съел один хлеб и полхлеба». Хлеб был в четыре литры. «Сыт ли ты?» – спросил Досифея наставник. «Сыт, господин мой», – отвечал он. «Не чувствуешь более голода?» – «Не чувствую, владыка мой». – «Хорошо, – сказал Дорофей. – В другой раз съешь один хлеб и четверть другого хлеба, другую четверть раздели на две половины и съешь одну половину». Досифей так и сделал. «Чувствуешь ли теперь голод?» – спросил его Дорофей. «Ей, господин мой, немного чувствую», – отвечал Досифей. «Ну и продолжай так принимать пищу», – сказал Дорофей. Прошло несколько дней. Дорофей спрашивает Досифея: «Что, Досифей, чувствуешь ли теперь голод после трапезы?» – «Нет, владыка мой, – отвечал Досифей, – молитвами твоими, хорошо мне». – «Теперь оставь другую половину четверти хлеба и ешь один хлеб и четверть». Послушный ученик в точности исполнил повеление своего руководителя. «Как теперь себя чувствуешь?» – спрашивает его Дорофей через несколько дней. «Хорошо, владыка мой», – отвечал Досифей. «Раздели теперь и другую четверть на две половины и ешь хлеб и половину четверти, а другую половину оставь». Досифей поступил, как приказал наставник. Так продолжалось и далее: Дорофей все уменьшал количество хлеба, и Досифей с четырех литр дошел до восьми унций, и этого количества хлеба было ему достаточно. Благоразумный руководитель не налагал, впрочем, строгого воздержания на молодого подвижника; Досифей принимал пищу каждый день и два раза. Позволено было ему пользоваться и остатками от стола больных: то сок из фруктов, то рыбья голова или другое что – все это было отдано в распоряжение и употребление Досифея.

Также постепенно навыкал Досифей и молитве внутренней, сердечной, постоянному памятованию о Боге, и навык он этому духовному деланию. Мысль о Боге была постоянно в его душе; слова «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас!» не сходили с его уст.

Преподобный Дорофей старался с самого начала ослаблять и подавлять в душе Досифея привязанность к чувственным вещам и, напротив, развивать и воспитывать в ней стремление к небесному, вожделение вещей божественных. Мудрый руководитель поступал в этом случае таким образом. Если Досифею нравилась какая-нибудь вещь, Дорофей отнимал ее у него, клал ее перед глазами и не позволял ему даже до нее дотронуться или же отдавал эту вещь другому брату. Однажды принесли в больницу хороший нож. Нож Досифею очень понравился.

«Хорошо бы, отче, – обратился он к своему наставнику, – взять этот нож нам для больницы. Смотри, какой он славный!» – «Нет, – строго сказал Дорофей, – положи его и никогда не употребляй. Разве ты хочешь быть рабом этой вещи?» И Досифей ни разу не дотронулся до нового ножа, а должен был обходиться старым. В свободные часы Досифей шил монашескую одежду; работу вел он со всем усердием, одежда выходила хорошая. И что же? Новая одежда обыкновенно отдавалась другому брату, а Досифей носил все старую. Так Дорофей подавлял в молодом подвижнике всякое, даже малейшее, чувственное пожелание.

Поступив под руководство Дорофея, Досифей возымел к нему полное доверие и преданность и мало-помалу так настроился, что ничего от него не скрывал ни из внешних действий и поступков, ни из внутренних состояний и душевных движений. Досифей старательно стлал больным постели: постели выходили мягкими, ими сам он оставался доволен и любовался на них. И вот, когда проходил однажды в это время Дорофей, Досифей обратился к нему со словами: «Отче, отче! Промысл говорит мне: ты хорошо стелешь постели». – «Вот как! – строго заметил ему Дорофей. – Ты оказался отличным слугой и добрым постельничим, но не вышел из тебя добрый инок!» В уходе за больными Досифей действительно показывал великую заботливость и попечение; всеми силами старался услужить им, облегчить их страдания, успокоить и утешить. Но по молодости иногда бывал нетерпелив, вырывались слова упрека, негодования, гневливости на больного. В таких случаях Досифей уходил в келарню⁴⁸⁷, садился там на пол и горько плакал, и никто, бывало, из братий его не успокоит. Приходил в келарню сам наставник и спрашивал Досифея: «Отчего ты плачешь, что с тобою, Досифей?» – «Прости меня, отче, – отвечал скорбящий Досифей, – я разгневался и сказал жестокое слово больному брату». Наставник укорял его за такой поступок. «Ах ты, Досифей! Что ты делаешь? Не стыдно ли гневаться? Разве не знаешь, что болящий – это Христос, а ты оскорбляешь Самого Христа Господа?» – внушал Дорофей плакавшему своему ученику. И поникал Досифей долу и ничего не говорил. Когда Дорофей видел, что он довольно уже плакал, то говорил ему: «Бог простит тебя; встань, отныне положим начало исправления, и Бог поможет нам». При этих словах Досифей вставал радостный, как бы от Самого Бога получив прощение, и охотно спешил на свою службу. Так всегда бывало, когда Досифей допускал вновь порывы гневливости на больного. Служащие в больнице об этом знали и, когда, бывало, увидят брата Досифея в келарне, приходили к Дорофею и говорили ему: «Иди в келарню, там тебе есть дело».

Дорофей шел в келарню и, увидев, что Досифей сидит и плачет, понимал, что он опять разгневался и сказал какое худое слово больному, и принимался его бранить и укорять: «Опять ты, Досифей, то же? Опять Христа оскорбил, опять разгневался? Не стыдно ли, не грешно ли? Ты все не исправляешься». Досифей молчал и только плакал. «Ну, Бог тебя простит, – обращался к Досифею наставник, – снова положи начало исправления. Встань и иди на свое дело». С радостью вставал Досифей и шел в больницу на свою службу.

С целью совершенно подавить в Досифее самомнение и тщеславие и укрепить смирение наставник обращался с ним нередко даже сурово, особенно на первых порах его подвижничества. В первое время своей жизни в обители Досифей говорил громко. Дорофей позаботился отучить его от этой несвойственной подвижнику привычки. Однажды он сказал Досифею: «Нужна чаша цельного вина, иди принеси». Досифей принес полную чашу вина и хлеб и подал Дорофею, как бы желая принять от него благословение. «Чего ты хочешь?» – обратился он к Досифею и смотрел на него, как бы очень удивляясь. «Ты велел принести чашу цельного вина: дай мне благословение», – отвечал Досифей. «О, несмысленный! – воскликнул Дорофей. – Да я так сделал потому, что ты говоришь громко, как гот какой! Готы, когда упьются, кричат и говорят громко. И ты кричишь, как пьяный гот. Поэтому я сказал: “Возьми чашу вина”». Понял Досифей слова своего наставника, молча сделал ему поклон, чашу с вином и хлеб отнес на свое место и с того времени говорил уже тихо. Случилось еще, что Досифей, читая слово Божие, не понимал одного стиха. И вот он приходит к наставнику и просит его объяснить непонятный стих. Дорофей находил, что Досифею рано еще упражняться в чтении и разумении слова Божия, ему необходимее приобрести смирение, и потому на просьбу его отвечал: «Не знаю». И в другой раз явился к своему наставнику Досифей с подобною же просьбою – объяснить другое место Писания. И тут Дорофей поступил таким же образом, сказав: «Не знаю», и послал его к самому игумену. Между тем Дорофей успел предварить Серида о Досифее и сказал авве: «Как придет к тебе Досифей, побей его немного и вразуми». Игумен Серид так и сделал. Когда Досифей явился к нему и просил объяснить ему место из Писания, авва-игумен начал бить его и приговаривал: «Тебе ли браться за разумение слова Божия? Молчать тебе лучше должно, когда не знаешь. Зачем не размышляешь и не заботишься о своей греховной нечистоте?» И другое подобное говорил он смущенному Досифею.

Отпуская его, дал ему еще два заушения. Не возроптал на своего отца-наставника Досифей, не стал жаловаться, зачем он послал его к авве-игумену и сам не вразумил его, – нет, но, возвратившись к Дорофею, простодушно рассказал, как поступил с ним игумен, и прибавил: «У меня остались и знаки ударов на спине». Без размышления принял он и перенес все с ним случившееся с полною верою к своему наставнику, с искренним убеждением, что так и следовало быть, как было.

Так жил и подвизался преподобный Досифей пять лет, достиг под руководством богомудрого наставника-руководителя высокой степени нравственной чистоты, и Господь воззвал его к Себе.

Досифей заболел: у него открылась чахотка. Его стали лечить. Дорофей прилагал особенное о нем попечение и употреблял все возможные средства для его излечения, но ничто не помогало: болезнь усиливалась. Досифей тяжко страдал. Болезнь свою он переносил терпеливо и благодушно: не роптал, не жаловался на боль и страдания, не обнаружил ни тени печали или уныния. Но и на одре тяжкого недуга Досифей старался отсекать свою волю. У него появилось кровохаркание. Узнал он, что при кровохаркании полезны недоваренные яйца, и открыл Дорофею желание, возникшее в нем, воспользоваться этим средством, но еще раньше, чем открыл это желание наставнику, просил не давать ему яиц, так как они его занимали, были на уме. Дорофей исполнил его просьбу, вместо яиц употребив другие средства. Видя, как тяжки страдания Досифея, Дорофей старался возбуждать его к непрерывному общению с Богом в помыслах ума, в движениях и чувствованиях сердца, возбуждать к непрестанной молитве. Досифей уже был настроен к постоянной внутренней молитве, но тут он должен был пересиливать телесные страдания, чтобы держать себя в непрерывном молитвенном настроении. «Досифей, – говорил страдальцу Дорофей, – думай и заботься о молитве; смотри, чтобы не потеряться». – «Хорошо, отче, – отвечал он слабым голосом, – молись обо мне». Невыносимы становились страдания Досифея. «Что, Досифей, как твоя молитва?» – спрашивал его Дорофей в это время. «Ей, отче, молитвами твоими пребывает добре». До крайней степени дошла болезнь Досифея; для облегчения страданий больного его носили на простыне. «Что твоя молитва, Досифей?» – спрашивал страдальца его наставник. «Прости, отче, – едва слышно произнес он, – не могу держать ее». – «Оставь теперь молитву, – сказал Дорофей, – памятуй только непрестанно о Боге, помышляй о Нем, представляй, что Он пред тобою, что Он тут же, при тебе». Послал страдалец к великому старцу и просил помолиться о нем и испросить ему у Бога прощения грехов. Старец тотчас же прислал Досифею ответ, в котором успокаивает его и ободряет. «Не бойся, брат, – говорит великий старец, – но да возрадуется душа твоя и да возвеселится о Господе. И поверь о Господе истине моих слов, что Бог по прошению твоему простил тебе все твои согрешения с детства до настоящего времени. Да будет же благословен Бог, восхотевший простить тебе все. Итак, не скорби о том, что ты страдаешь: это не зло, а болезнь, которая пройдет» (Ответ 146). Некоторые из братий, узнав о том, что ответил Досифею великий старец, обратились к другому старцу, Иоанну, и просили его объяснить, о жизни или смерти больного сказал Варсонофий. Иоанн отвечал, что сказано о смерти Досифея, но святой старец может испросить ему и жизнь, если получит на то извещение от Бога (Ответ 147). Тогда братия снова обратились к великому старцу и просили его помолиться о Досифее, чтобы Господь продлил его жизнь. Варсонофий отвечал: «О брате скажу вам: достаточно ему и того, что он сподобился получить, ибо он обогатился внезапно и из раба сделался свободным. Но да будет благословен Бог, благоволивший так и принявший моление.

Не говорите ничего брату, чтобы не ввести его в скорбь, а сохраните эту тайну: ему предлежит не смерть, а переход от смерти в жизнь вечную и от скорби в покой. Чада моя возлюбленные, радуйтесь о Господе!» (Ответ 148). Настали предсмертные минуты. Умирающий послал великому старцу: «Отпусти меня, отче, не могу более жить». – «Терпи, чадо, – прислал ответ великий старец, – близка к тебе милость Божия». Еще некоторое время мучился и страдал Досифей. Смотря на его страдания, скорбел душою и сердцем Дорофей. Скорбели и братия. Снова обратились они к великому старцу и просили его умолить милосердного Господа скорее помиловать страдальца. Великий старец отвечал братии: «Болезнь его продлилась для того, чтобы не приписал себе дарованного ему по молению о нем; Бог же сотворил и творит полезное ему молитвами святых, аминь» (Ответ 149). Среди тяжких страданий умирающий снова послал к великому старцу: «Владыка мой, не могу, не могу более жить». – «Иди с миром, – отвечал умирающему старец, – и предстань Святой Троице и молись о нас». С этими словами Досифей предал дух свой Богу.

Преподобный Елиан, землевладелец Газского округа, имевший здесь разные угодья, цветущий молодостью и здоровьем, принадлежал к числу тех христолюбивых мирян, о которых часто упоминается в книге преподобных Варсонофия и Иоанна; эти христолюбцы отличались истинным благочестием, усердно посещали святые обители, любили обращаться к подвижникам за духовными советами и наставлениями. Елиан по влечению своего благочестивого сердца часто посещал Серидову обитель, которую особенно любил; он пользовался расположением настоятеля преподобного Серида, питал глубокую любовь к старцам Варсонофию и Иоанну. Под благотворным влиянием Серидовой обители благочестивое настроение Елиана усиливалось; в его душе возникла мысль о благоугождении Богу и спасении души путем подвижничества; мысль эта развивалась более и более и овладела всем его существом. Он решил поступить в Серидову обитель. Елиана не удерживает то обстоятельство, что на его попечении была престарелая бабка его, жившая вместе с ним; она имела собственное имение, требовавшее распорядительных рук, были у ней рабы и домочадцы, за которыми нужен был строгий присмотр. Не решаясь сам распорядиться своею судьбою, он обратился к старцам Варсонофию и Иоанну и просил у них совета, как ему поступить в его обстоятельствах. Старцы, благословляя Елиана на путь подвигов Бога ради и ради спасения души, дали ему такой совет: бабку поместить близ ее племянников, которые были взрослые, с тем чтобы они заботились о старице, для чего отделить им достаточное количество земли и угодий, остальные свои земли и угодья оставить за собою и продажу их предоставить времени, когда будет на то воля Божия. Согласно совету святых старцев Елиан так и сделал и затем поступил в обитель преподобного Серида и начал со всем усердием трудиться о Господе. Но сверх всякого ожидания его на первых же порах ему суждено было проходить в обители трудное служение ее настоятеля.

Елиан поступил в обитель еще при жизни преподобного Серида. Серид, приготовляясь к отшествию в другую жизнь, в завещании своем назначил преемниками по себе старших из братий, но так, чтобы они управляли последовательно один за другим, и после всех поместил и Елиана. Старшие братия по смирению все отказались от начальствования; тогда должен был принять на себя управление обителью Елиан, несмотря на то что он был новоначальный и не имел еще иноческого образа. Изумился Елиан, когда узнал о многотрудном иноческом служении, которое ему предстояло: он искренно сознавал себя и недостойным сана игумена, и не приготовленным к великому служению. Старец Иоанн успокоил его, сказав, что тут в избрании его на игуменство в обители действует воля Божия и что Господь поможет ему в исполнении великих обязанностей, на него возложенных. Немедленно Елиан пострижен был в иночество; затем епископ по прошению братий посвятил его в пресвитера и, наконец, произвел его в игумена киновии.

В немалое затруднение поставлен был Елиан, сделавшись настоятелем обители, руководителем душ спасающихся. Великий старец по кончине Серида умолк и не давал более ответов. Старец Иоанн объявил, что через неделю по отшествии Серида к Богу и он отойдет в другой мир. Что делать было Елиану? Как ему управлять многочисленным обществом без руководителя, ему, не приготовленному к великим обязанностям игумена обители, неопытному в делах управления? К кому обратиться за советом и необходимыми указаниями? Потому-то и припадал он с братиями, как нам известно, и к великому старцу, и к самому Иоанну, припадал со слезною мольбою – испросить у Владыки жизни и смерти ему милости, чтобы старец Иоанн остался на земле и прожил хотя две недели: тогда новый настоятель мог бы вопросить его и получить от него наставления и правила касательно управления общежитием. По молитве святых старцев Господь даровал Елиану эту милость: старец Иоанн остался в живых и прожил еще две недели. Он отворил двери своей кельи для нового настоятеля. Елиан прямо входил к нему и лично с ним беседовал. В это время Елиан и спешил расспросить старца обо всем касательно обители и управления ею и получил необходимые наставления и указания. Некоторые из этих наставлений и указаний помещены в книге Варсонофия и Иоанна. Представим здесь важнейшие из них.

1. «Отец мой! – вопросил Елиан старца Иоанна. – Я новоначальный и ничего не знаю. Что повелишь мне сказать братии?» – «Скажи им следующее, – отвечал Иоанн, – Господь Иисус, сказавший: Не оставлю вас сиротами, приду к вам (Ин. 14: 18), печется о вас; вы же внемлите себе со всяким смиренномудрием и любовию к Богу, и Он благословит вас и будет вам покровом и вождем. Скажи им также: да не скрывает никто помыслов, ибо, если кто скрывает помыслы, злые духи радуются, усиливаясь погубить его душу. И если кто из братии откроет тебе помысл свой, то воззови мысленно: “Господи! Что Тебе угодно для спасения души брата, подай мне, дабы я мог сказать ему и дабы сказал Твое слово, а не мое”, – и приходящее тебе на ум скажи, говоря в себе: “Это не мое слово, ибо написано: говорит ли кто, говори как слова Божии (1Пет. 4:11)”» (Ответ 583).

2. «Когда благословляются у меня братия, давать ли им целовать руку мою или нет? Помысл говорит мне, чтобы я лобызал тогда их в голову, – хорошо ли это?» – «Когда благословляются, дай руку и скажи им: “Смотрите, чтобы это было не по человекоугодию; Бог по вере вашей творит с вами; Сам Господь сказал: кто принимает пророка во имя пророка, получит награду пророка; и кто принимает праведника во имя праведника, получит награду праведника (Мф. 10:41). Итак, если кто будет пророк и праведник, а кто не примет его, как пророка и праведника, не получит воздаяния. Если же и не будет пророк или праведник, а кто-либо примет его, как пророка и праведника, то получит награду пророка и праведника”. Лобызать же их в голову не следует, ибо это действие заключает в себе лицемерие, происходящее от человекоугодия» (Ответ 584).

3. «Каков должен быть я в отношении к братии?» – «Считай себя ниже всех, а равно и правителем всех, долженствующим дать ответ за сан, который ты принял. Надлежит быть ко всем милосердным, как сказал апостол: носите бремена друг друга (Гал. 6:2); вразумляйте бесчинных, утешайте малодушных (1Фес. 5:14); да никто не воздает злом за зло (Рим. 12:17), но благое; Если же кто не повинуется, того имейте на замечании (2Фес. 3:14). Тот же апостол да вразумит тебя о прочем, что не означено в малом слове моем» (Ответ 585).

4. «Когда кто из братий согрешит, как обличить его: наедине или при братиях?» – «Когда вина будет большая, то при братиях; но прежде должно сказать ему: “Если не исправишься, то я при братиях объявлю о сем”. А когда согрешение будет малое, обличи его наедине и сверх того наложи епитимию» (Ответ 587).

5. «Скажи мне, отец мой, как я должен встречать приходящих мирян, отцов и братий?» – «Ходя в премудрости, принимай всех, не подавая никому соблазна, по примеру апостола, сказавшего, что он был угоден и иудеям, и еллинам, и Церкви Божией (1Кор. 10, 32–33). …Когда случится прийти им мирянам, братиям и отцам, то не слишком угощай их и не совсем отвергай; когда же то будет человек, приходящий собственно с этою целью то есть с целью угощения, то устранись от него. Тебе не безызвестно обращение аввы Серида, как он обходился с приходящими; полезнее тебе, чтобы тебя назвали скупым, когда ты не таков, нежели чтобы назвали сластолюбцем. Итак, принимай всех с приличною приветливостью, показывая лишь вид, что вкушаешь наравне со всеми, вкушая, однако же, менее надлежащего. А если кто будет принуждать тебя, скажи ему: “Апостол говорит: не упивайтесь вином, от которого бывает распутство (Еф. 5:18). Отцы говорят: молим всякого человека, хотящего спастись и принести покаяние Богу, сохранять себя от излишнего употребления вина, которое рождает все страсти”. Наконец, сколько можно остерегайся бесед о плотском с приходящими и не попускай им говорить о мирских делах, ибо иначе пища и все прочее будет у вас плотское» (Ответ 590).

6. «Как должны мы оказывать страннолюбие и исполнять заповедь о нищих? И должны ли мы всех приходящих немедленно принимать? А так как часто беспокоят нас просьбами об одежде, то, если она бывает у нас в излишестве, следует ли давать ее, и кому именно?» – «Оказывать страннолюбие и исполнять заповедь о нищих вы должны по силе своей, но тщательно узнавайте, по какой причине просит приходящий. Если это будет и вор, то, как сказали отцы, дайте ему в благословение хлеб и отпустите. А так как есть и такие, которые приходят сюда лишь отягощать вас, то не давай им повода к дерзости, ибо они приходят отягощать вас из скупости, не имея действительной нужды.

Одежды же не давайте никому без рассмотрения, исключая того, когда нуждающийся будет человеком весьма богобоязненным и стыдится просить. Разузнав истину, если окажется, что он совершенно нестяжателен и просит Бога ради, а не по невоздержанию, окажите ему сострадание» (Ответ 593).

7. «Отчего не должно принимать в общежитие праздношатающихся?» – «Так как они, входя в общежитие, приносят лишь скорбь, то лучше не принимать их, а дать им благословение и отпустить» (Ответ 594).

8. «Иногда приходят к нам, по вере своей, женщины и матери братий наших, и мы принимаем их в келье вне монастыря, которая имеет окна в монастырь. Должен ли я сквозь эти окна беседовать с ними или нет?» – «Если женщины будут иметь повод прийти к вам Бога ради, а не для того, чтобы видеть место, и не по одному только желанию своему, а единственно для того, чтобы услышать слово Божие или принести что-нибудь для обители, и потому необходимо беседовать с ними, то беседуй, но понуждай себя сохранять глаза твои, ибо кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5:28). А всякое дело, Бога ради совершаемое, Бог покрывает. Беседуй же не с человекоугодием, не как ищущий похвалы, но от чистого сердца простри помысл свой к Богу, и если это будет мать кого-либо из братий и придет по какой-либо нужде, побеседуй с нею по заповеди, которую имеешь; без нужды же не должно делать и сего, ибо сын ее может при вашей помощи подать ей требуемое, впрочем, не в излишестве, но сколько ей будет необходимо» (Ответ 601).

Таковы важнейшие вопросы, на которые Елиан считал необходимым получить разрешение от старца Иоанна Пророка. И стал он управлять обителью преподобного Серида в духе ее основателя и великих старцев Варсонофия и Иоанна. Он со всем рвением заботился о благоустройстве и процветании обители и поддержании в ней того духа, какой столь явно обнаруживался в поведении и трудах братий при ее великом основателе. Но и с кругом присных своих Елиан не прерывал сношений; там, за стенами мирной обители, все еще оставалась в живых его престарелая бабка, жили еще и ее племянники. Пожив несколько времени с племянниками, старица захотела жить отдельно. И вот Елиан позаботился устроить для нее особое помещение в близлежавшем городе; распорядился, чтобы в свое время доставлялось ей все необходимое, наблюдал, чтобы жизнь старицы была покойна. Он наблюдал за слугами и домочадцами своей бабки, заботился об их нравственном настроении: наставлял их на добрый путь, утверждал в страхе Божием, питал и одевал их с рассмотрением, чтобы не подать им повода к невоздержанию; он говорил им: «Почитайте себя уже не рабами, но свободными, так как вы обеспечены и успокоены гораздо более, нежели владеющие имениями».

Смотрел Елиан и за имениями бабки, наблюдал, чтобы с разных ее земель и угодий шли полные доходы и чтобы из имения ее ничего не пропадало. Старица по временам посещала обитель и ее настоятеля, своего внука. Елиан ласково принимал ее и беседовал с нею, расспрашивая, покойно ли ей жить и что ей особенно нужно. В то же время Елиан должен был заботиться и о своих землях и угодьях, которые еще не были проданы.

Освободился Елиан от внешних забот и попечений, когда бабка его отошла в другую жизнь. Тогда рабов и домочадцев ее он отпустил на волю, земли и угодья распродал. Тогда же Елиан, согласно с волею Божиею, продал и свои собственные земли, и деньги, вырученные за них, употребил на пользу своей обители.

Дальнейших сведений о жизни и подвигах преподобного Елиана в церковно-исторических сочинениях не находим.

Преподобный Виталий (память 22 апреля) жил во второй половине VI и в начале VII века. Вступив в обитель преподобного Серида в молодых годах и взяв на себя спасительное иго подвижничества, он до шестидесятого года своей жизни пребыл в этой обители в посте, воздержании, молитве, распиная и умерщвляя плоть свою со страстями и похотями, совлекаясь ветхого человека и облекаясь в нового, в духовную одежду нравственной чистоты и святости. Но потом Виталий оставил обитель и переселился в Александрию; там он принял на себя необычайный подвиг, стал вести жизнь, которая в глазах людей казалась мерзкою и предосудительною, а в очах Божиих была угодна и спасительна: он спасал блудниц, обращая их от порочной жизни на путь истины и добродетели.

Прибыв в обширный город, кипевший многолюдством, славившийся просвещением и торговлею, преподобный Виталий узнал и записал по именам всех блудниц в городе и начал усердно творить Богу молитву о каждой отдельно: он умолял милосердие Божие помиловать Свои несчастные и погибавшие творения, украшенные образом и подобием Божиим, и обратить их на путь добродетели. Образ жизни он повел такой: целый день он с утра до вечера работал в городе как поденщик и за работу получал двенадцать монет. Из заработанных денег на одну монету покупал бобов и после захода солнца вкушал их; вечером же шел в дом разврата. Там он входил к блуднице, отдавал ей остальные деньги и говорил: «Вот тебе деньги; прошу тебя, соблюди себя в чистоте эту ночь», затем затворялся с ней в комнате. Она спокойно спала, а старец, став в углу, всю ночь пребывал в молитве и прилежно молился о ней Богу. Утром, уходя от блудницы, просил ее никому не говорить, что он тут делал. Следующую ночь старец проводил у другой блудницы и, таким образом обойдя всех, начинал снова с первой. Господь, видя ревность старца о спасении погибавших душ, благословил его святые ревность и труд: некоторые блудницы, видя, как старец целую ночь молится о них, об их спасении, приходили в чувство, стыдились, что во время его молитвы они лежат и спят, вставали с постели и, преклонив колена, начинали вместе с ним молиться. Старец спешил воспользоваться таким минутным их настроением: он увещевал их обратиться на путь правый, грозил им Страшным судом, претил⁴⁸⁸ вечными муками в аду, но в то же время и обнадеживал милосердием Божиим. Они умилялись душой, сознавали гнусность своего поведения и давали обещание исправиться. И вот дивное произошло в Александрии явление: одни из блудниц, оставив дом порока и разврата, вышли за законных мужей; другие удалились в женские обители, где подвигами покаяния, поста и молитвы старались загладить прежнюю порочную жизнь и испросить у Бога прощение своих грехов; иные, и не выходя замуж и оставаясь в мире, проводили, однако же, беспорочную жизнь, питаясь трудами рук своих. Но такие благие успехи достигнуты были с великими скорбями и страданиями для благодетеля падших. Народ, видя, как старец-монах каждый вечер входит в дом разврата и проводит там ночь, соблазнялся о подвижнике: и за глаза и в глаза его поносили и укоряли; встречая его на улице, идущего к непристойному месту, говорили: «Иди, окаянный, ждут тебя блудницы», – и плевали на него. Старец же кротко переносил все укоры и поношения и в сладость душе слушал, как его все почитали великим грешником. Иногда на укоры и брань кротко отвечал: «Не такой же ли человек и я, как все, не тою же ли плотью обложен? Ужели черноризцев Бог создал бесплотными? Поистине и черноризцы суть человеки». Иные говорили старцу: «Отец, отец! Что ты делаешь? Сними лучше с себя иноческий образ, чтобы он не бесчестился твоим поведением, возьми одну из блудниц себе в жены и живи, как все порядочные люди». Старец, как бы гневаясь, отвечал таким: «Не послушаю вас: что мне за выгода – взять жену и заботиться о ней, печься о детях, о доме и проводить дни в заботах и трудах? Зачем меня судите? Ужели вам за меня отвечать Богу? Пекитесь каждый сам о себе, а меня оставьте в покое. Один есть судия всех – Бог, Который и воздаст каждому по делам его». Патриархом Александрийским был в то время знаменитый нищелюбием и благотворениями св. Иоанн Милостивый. Донесли клирики святителю, что некий инок соблазняет весь народ, входя каждую ночь к блудницам, но святитель Божий не верил их словам, помня случай, бывший при нем, как один святой жизни инок, от природы евнух, оклеветанный в том же беззаконии, какое приписывали Виталию, был напрасно наказан. Патриарх увещевал клириков не осуждать никого, особенно же иноков. «Не знаете ли, – говорил он клирикам, – что сделал на Первом Вселенском Соборе император Константин Великий, когда некоторые епископы и клирики вручили ему грамоты, в которых были написаны друг на друга предосудительные их дела? Он велел подать зажженную свечу и, не прочтя записок, сжег их перед всеми, причем сказал: “Если бы я своими глазами видел епископа или инока согрешающего, то я покрыл бы его своею одеждою”».

Открыл Господь раба Своего святого старца Виталия, воочию всем показав, что действительно никого не должно судить и осуждать. Однажды, когда старец стоял у дверей непотребного дома и хотел было уже войти в него, оттуда вышел какой-то молодой человек. Увидев старца, он закричал: «И ты туда же, старикашка?» – и ударил его по щеке. Благодушно принял и с кротостью перенес удар святой старец, но молодой человек был поражен невидимою силою: он вдруг упал на землю, стал дрожать и трястись, появились судороги и корчи, открылось беснование; видимо, в него вошел нечистый дух. Собрался народ; несчастного подняли и повели домой; по дороге он ясно произносил имя Виталия: «За него я наказан, ради него терплю и мучусь», – повторял он. Или говорил: «К Виталию меня ведите, к нему, к нему, к нему». Когда спросили его, кто этот Виталий, что может он ему сделать и где его найти, он отвечал: «Виталий – старец, раб Божий, он может исцелить меня, живет он у городских ворот в малой и убогой хижине». При этом молодой человек рассказал, где он встретил старца и какую обиду ему учинил. Отыскали у городских ворот убогую хижину, где жил Виталий-старец, и привели к нему бесноватого. Сжалился святой старец над несчастным, помолился о нем Богу и исцелил его, бес из него вышел, и он стал здоров. Узнали теперь все старца Виталия, узнали, что он действительно раб Божий и человек святой, увидели, что напрасно осуждали его, напрасно клеветали на него; искренно раскаивались, что делали ему укоры, брань и всячески ему досаждали, – сознали все это и прославили Бога. Старец же, сделавшись известным и не терпя славы человеческой, оставил хижину у городских ворот и поселился в другом потаенном месте, где провел последние годы своей труженической богоугодной жизни.

Когда преподобный Виталий преставился, весь город собрался воздать честь останкам человека Божия, спасавшего блудниц, и проводить его до места его упокоения; сам патриарх совершил обряд погребения.

Киновия преподобного Дорофея

О киновии преподобного Дорофея мало сохранилось сведений в церковно-исторических сочинениях. Известно только, что она находилась в той же части Святой Земли, где была лавра Илариона Великого, именно между Газою и Маюмом, и основана преподобным Дорофеем, славным подвижником Серидовой киновии, в начале второй половины VI столетия⁴⁸⁹. Известно также, что Дорофеева обитель между палестинскими обителями славилась высотою духовной жизни и нравственных совершенств, каких достигали ее подвижники, руководимые столь опытным в подвижничестве мужем, каков был преподобный Дорофей. В нее отвел настоятель Фирминовой обители Зосима разбойника, желавшего совершить подвиг покаяния. В следующем столетии киновия преподобного Дорофея находилась также в цветущем состоянии, как это видно из того, что ее посещают подвижники других обителей. Дальнейшая судьба ее неизвестна.

Не сохранились в истории палестинского подвижничества имена подвижников киновии преподобного Дорофея, зато известна назидательная жизнь самого основателя ее, известны его высокие нравственные качества и совершенства. Жизнеописание преподобного Дорофея и предложим вниманию благочестивых читателей.

* * *

Преподобный Дорофей (память 5 июня), ученик Иоанна Прозорливого (Пророка), родом был из Палестины, именно из города Аскалона, и происходил из семейства, имевшего достаточное состояние. В молодых летах он с великою ревностью заботился о своем образовании и занимался науками с пламенною любовью. «Когда я обучался внешнему учению, – говорит о себе сам преподобный Дорофей, – мне казалось это сначала тягостным, и когда я приходил взять книгу, я был в таком же положении, как человек, идущий прикоснуться к зверю; когда же я продолжал понуждать себя, Бог помог мне, и прилежание обратилось мне в такой навык, что от усердия к чтению я не замечал, что я ел, или пил, или как спал. И никогда не позволял завлечь себя на обед с кем-нибудь из друзей моих и даже не вступал с ними в беседу во время чтения, хотя и был общителен и любил своих товарищей. Когда философ то есть учитель отпускал нас, я омывался водою, ибо иссыхал от безмерного чтения и имел нужду каждый день освежаться водою; приходя же домой, я не знал, что буду есть, ибо не мог найти свободного времени для распоряжения касательно самой пищи своей, но у меня был верный человек, который готовил мне, что он хотел. А я ел, что находил приготовленным, имея и книгу подле себя на постели, и часто углублялся в нее. Также и во время сна она была подле меня на столе моем, и, уснув немного, я тотчас вскакивал для того, чтобы продолжать чтение. Опять вечером, когда я возвращался домой после вечерни, я зажигал светильник и продолжал чтение до полуночи и вообще был в таком состоянии, что от чтения вовсе не знал сладости покоя». При такой ревности к изучению наук Дорофей приобрел обширные познания и развил в себе превосходный дар слова. Из поучений Дорофея и вопросов его преподобным Варсонофию Великому и Иоанну Пророку видно, что он хорошо изучил произведения светских писателей, но несравненно лучше знал писания отцов Церкви, как то: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого и многих знаменитых подвижников предшествовавших веков. Желание достигнуть высшего духовного совершенства путем христианского самоотвержения и самоумерщвления, возбужденное в нем беседами с ним великих старцев, расположило его оставить мир и вступить на путь подвижничества, – и Дорофей поступил в обитель преподобного Серида и стал здесь подвизаться о Господе под руководством Серида, Варсонофия и Иоанна.

Поступив в монастырь, Дорофей предал всего себя в совершенное послушание святым старцам Сериду, Варсонофию и Иоанну. Без малейшего замедления или ропота он исполнял всякое их слово, никогда не позволяя себе рассуждать; не скрывал от них ни одного самого незначительного помысла, не делал без их совета ни одного самого простого дела и до такой степени умер собственному суждению, что не верил себе в самых неоспоримых истинах и даже доброму помыслу, возникавшему в его душе, и тогда только утверждался, когда принимал его как бы вновь от своего наставника, которому прежде поверял его. «Когда я был в общежитии, – говорит о себе преподобный Дорофей, – я открывал все свои помыслы старцу авве Иоанну и никогда не решался сделать что-либо без его совета. Иногда помысл говорил мне: не то же ли самое скажет тебе старец? А я отвечал помыслу: анафема тебе, и рассуждению твоему, и разуму твоему, и мудрованию твоему, и ведению твоему! Ибо что ты знаешь, то знаешь от демонов. Итак, я шел и вопрошал старца. И случалось иногда, что он отвечал мне то самое, что у меня было на уме. Тогда помысл говорил мне: ну что же, видишь, это то самое, что и я говорил тебе, не напрасно ли беспокоил ты старца? А я отвечал помыслу: теперь оно хорошо, теперь оно от Духа Святого; твое же внушение лукаво, от демонов, и было делом страстного состояния души. Итак, никогда не попускал я себе повиноваться своему помыслу, не вопросив старца». В другом месте Дорофей говорит еще: «Когда помысл говорил мне о солнце, что это солнце, или о тьме, что это тьма, я не верил ему, ибо нет ничего тяжелее, как верить своим мнениям» (Поучение 9). Начав о Господе труд подвижничества, преподобный Дорофей с усилием понуждал себя к иноческим подвигам и добродетелям, поощряя себя в этом случае такими словами: «Если столько любви, столько горячности было у меня для внешней мудрости, так что от всего прочего был я свободен и привык к одному, тем более должно быть при обучении добродетели», – и тем я укреплялся в трудных подвигах иноческих. Видя ревность к подвигам иноческим молодого подвижника, преподобный Серид назначил ему послушание – принимать странников и служить больным в больнице, устроенной на иждивение его брата. С каким старанием, с какою любовью Дорофей проходил это послушание, показывают собственные слова его. «В то время я только что встал от тяжкой болезни. И вот бывало приходят странники вечером – я проводил с ними вечер; а там погонщики верблюдов – и им приготовлял я нужное; много раз случалось, что, когда уходил я спать, встречалась другая нужда и меня будили, а затем приближался час бдения. Едва только я засыпал, как уже будил меня канонарх, но от труда или от болезни я был в изнеможении, и сон опять овладевал мною так, что, расслабленный от жара, я не помнил сам себя и отвечал ему канонарху сквозь сон: “Хорошо, господин, Бог да помянет любовь твою и да наградит тебя; ты приказал, я приду, господин”. Потом, когда он уходил, я опять засыпал и очень скорбел, что опаздывал идти в церковь». Чтобы и в таких случаях быть точным по отношению к церковной службе, надобно было Дорофею бороться с природою, и молодой подвижник упросил двух братий – одного, чтобы будил его к службе, другого – чтобы не позволял ему дремать во время бдения. «И поверьте мне, – присовокупляет он, – я так уважал их, как бы от них зависело мое спасение» (Поучение 11). С таким же терпением и смирением исполнял преподобный Дорофей и другое послушание, назначенное ему игуменом, – принимать исповедь новоначальных, выслушивать их тайные помыслы и сомнения; ему казалось, что они только по простоте своей или даже ради насмешки доверяют тайные помыслы свои человеку столь неопытному, каким он себя считал (Поучение 11).

Преподобный Дорофей развил в себе глубокое чувство смирения; всегда обвинял самого себя, особенно при каких-нибудь случаях и столкновениях с братиями; недостатки ближних старался покрывать любовью и проступки их в отношении себя приписывать искушению или незлонамеренной простоте. Так, в 4-м поучении своем преподобный Дорофей приводит несколько примеров, из которых видно, что он, будучи сильно оскорбляем, терпеливо переносил оскорбления и, проведя, как сам говорит, в общежитии девять лет, никому не сказал во все это время оскорбительного слова. «Однажды, – рассказывает в одном поучении своем сам Дорофей, – один брат, идя вслед за мною от больницы до самой церкви, поносил меня, а я шел впереди него, не говоря ни слова. Когда же авва узнал это, не знаю, кто сказал ему о сем, и хотел наказать брата, я пошел и пал ему в ноги, говоря: “Ради Господа не наказывай его, я согрешил, брат нисколько не виноват”. И другой также, по искушению ли или от простоты, Бог знает почему, немалое время каждую ночь пускал свою воду над моею головою, так что и самая постель моя бывала омочена ею. Также и некоторые другие из братий приходили ежедневно и вытрясали свои подстилки перед моей кельей, и я видел, что множество блох набиралось в моей келье, так что я не в силах был истребить их, ибо они были бесчисленны от жары. Потом, когда я ложился спать, все они собирались на меня, и я засыпал только от сильного утомления; когда же вставал от сна, находил, что все тело мое было изъедено; однако же я никогда не сказал кому-нибудь из них: “Не делай этого” или “Зачем ты делаешь?”» (Поучение 4).

Самым высоким счастьем для себя счел Дорофей, когда игумен Серид поручил ему служить великому старцу Иоанну Прозорливому. Еще и прежде этого он открывал сему старцу все помыслы свои, а теперь он предал себя совершенно в его волю. И такое уважение питал Дорофей к Иоанну Прозорливому, что на коленях принимал от него каждый вечер благословение и наставление и двери кельи его, по собственным словам Дорофея, лобызал извне с таким же чувством, с каким иной поклоняется Честному Кресту. Девять лет служил старцу Иоанну преподобный Дорофей и, как ни считал себя счастливым такою долею, всегда готов был уступить это счастие другому; и когда однажды узнал, что один из братии сильно скорбит, желая служить святому старцу, сам пошел к игумену, сам умолял его уступить этому брату служение великому старцу и даже оправдывал завистливого брата (Поучение 4).

Кроме глубокого смирения, преподобный Дорофей развил и воспитал в себе всецелую преданность воле Божией: к Господу он относил все, что случалось с ним хорошего, радостного или неприятного и скорбного, и потому болезни и скорби переносил с совершенною покорностью воле Господней; от Господа одного ожидал и помощи утешения, когда они постигали его. Однажды преподобный Дорофей находился в тяжкой, невыносимой скорби душевной, но в то же время не переставал с крепким упованием на милость Божию умолять Господа о помощи – милость Божия посетила его. В один день, когда Дорофей находился на монастырском дворе и заглянул нечаянно в храм, увидел там человека в святительской одежде, который нес сосуд со Святыми Дарами и входил в алтарь. Влекомый внутренним чувством, Дорофей вошел в храм и последовал за этим человеком в алтарь. Таинственный муж, воздев руки к небу, стал молиться, и Дорофей стоял позади него в благоговейном страхе. По окончании молитвы таинственный муж обратился к Дорофею, и по мере приближения его к подвижнику умолкали в сердце скорбящего печаль и уныние; потом коснулся рукою его груди и произнес слова псалма: Твердо уповал я на Господа, и Он преклонился ко мне и услышал вопль мой; извлек меня из страшного рва, из тинистого болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои; и вложил в уста мои новую песнь – хвалу Богу нашему (Пс. 39:2–4). Трижды он произнес эти стихи тихо, ударяя в грудь Дорофея, и неизъяснимою радостию исполнилось сердце подвижника; он хотел последовать за небесным пришельцем, но тот уже скрылся от его взора. С этой поры никогда никакое уныние не овладевало сердцем преподобного Дорофея.

По кончине преподобного Серида и Иоанна Прозорливого, когда Варсонофий совершенно заключился в своей келье, Дорофей оставил Серидову киновию, удалился в близлежащую пустыню между Газой и Маюмом и там основал свою собственную обитель, в которой был настоятелем и истинным руководителем других в жизни духовной. Блаженная кончина его последовала около 620 года по Р. Х.⁴⁹⁰

Преподобный Дорофей оставил после себя в назидание христиан несколько подвижнических творений⁴⁹¹. Творения его драгоценны и важны не только для инока, но и для христианина, живущего в мире. Преподобный Дорофей был опытен в духовной жизни. Поучения и наставления его дышат особенною простотою чистой души, свойственной помазанным от Святого Духа, и исполнены необыкновенной сладости. Их очень уважали последующие отцы Церкви. Преподобный Феодор Студит в своем «Завещании» называет авву Дорофея святым и богомудрым.

В двадцати пяти поучениях своих преподобный Дорофей учит об отречении от мира, о смирении, о совести и страхе Божием, о том, чтобы не полагаться на свой разум, чтобы не судить ближнего, о самоукорении, о том, что не должно лгать, о том, что должно проходить путь Божий с целью, об отсечении страстей вначале, о страхе будущих мучений, терпеливом перенесении искушений, согласии добродетелей, посте и беседах, о должностях начальников и учеников, должности келаря, о нечувствии души, плаче, о должностях инока, о поведении больного брата.

Извлечем из поучений преподобного Дорофея несколько особенно назидательных мыслей.

1. Если случится кому видеть, говорит преподобный Дорофей в 41-м поучении, что брат его согрешает, не должно презреть его и умолчать о сем, попуская ему погибнуть; не должно также ни укорять, ни злословить его, но с чувством сострадания и страхом Божиим должно сказать тому, кто может исправить его; или сам видевший пусть скажет ему с любовью и смирением, говоря так: «Прости, брат мой, если не ошибаюсь, ты нехорошо это делаешь». И если он не послушает, скажи другому, о котором знаешь, что он имеет к нему доверие, или скажи старцу его, или авве, смотря по важности согрешения, чтобы они его исправили, и потом будь спокоен. Но говори с целью исправить брата своего, а не ради празднословия или злословия и не для укорения его, не из желания обличить его, не для осуждения и не с притворством, показывая вид, что исправляешь его, а внутри имея что-либо из упомянутого (Поучение 4).

2. «Некогда, говорит авва Дорофей, в бытность мою в общежитии, покушался я по движениям и по походке человека узнавать о его душевном состоянии, и со мною произошел следующий случай. Однажды, когда я стоял, прошла мимо меня женщина с ведром воды; сам не знаю, как я увлекся и посмотрел ей в глаза и тотчас помысл внушил мне, что она блудница; но лишь только пришел мне сей помысл, я стал очень скорбеть и сказал о сем старцу авве Иоанну: “Владыка! Что я должен делать, когда я невольно замечаю чьи-либо движения и походку и помысл говорит мне о душевном состоянии сего человека?” И старец отвечал мне так: “Что же, разве не бывает, что иной постоянно имеет естественный недостаток, однако с великим усилием и трудами исправляет его? Потому и нельзя из этого узнать чьего-либо душевного состояния. Итак, никогда не верь своим догадкам, ибо кривое правило и прямое делает кривым. Мнения человеческие ложны и вредят тому, кто предается им”. Итак, нет ничего тяжелее, как верить своим мнениям. Это если укоренится в нас, то доводит до такого вреда, что мы думаем действительно видеть вещи, коих нет и быть не может. И скажу вам удивительный случай, который произошел при мне, когда я еще находился в общежитии. Там был у нас один брат, которого очень беспокоила сия страсть, и он так следовал своим догадкам, что был уверен в каждом предположении своем; ему казалось, что дело происходит непременно так, как представляет ему помысл его, и не может быть иначе. Зло со временем усилилось, и демоны довели его до такого заблуждения, что однажды, когда он, выйдя в сад, высматривал, ибо он всегда подсматривал и подслушивал, ему показалось, что он видит, будто один из братий крадет и ест смоквы, а была пятница и еще не было даже второго часа. Итак, уверив себя, что он действительно видел это, он скрылся, как говорил, и ушел молча. Потом в час литургии он опять стал замечать, что будет делать во время причащения брат, только что укравший и съевший смоквы. И когда он увидел, что тот умывает руки, дабы войти приобщиться, он побежал и сказал игумену: “Посмотри, такой-то брат идет приобщаться Божественных Таин вместе с братиями, но не вели ему давать Святых Даров, ибо я видел сегодня утром, как он крал смоквы из сада и ел”. А между тем брат тот пошел уже к Святому Причащению с большим благоговением и смирением, ибо он был из благоговейных. Когда же игумен увидел его, то он подозвал его к себе, прежде чем тот подошел к священнику, преподающему Святые Дары, и, отведя его в сторону, спросил: “Скажи мне, брат, что ты сделал сегодня?” Тот удивился и сказал ему: “Где, владыка?” Игумен продолжал: “Когда ты утром вышел в сад, что ты там делал?” Брат, удивленный этим, отвечал ему опять: “Владыка, я сегодня не видел сада и даже не был утром здесь, в киновии, но теперь только возвратился, ибо тотчас по окончании всенощного бдения эконом послал меня на такое-то послушание”. А место того послушания, о котором он говорил, было очень далеко, и брат с трудом поспел ко времени литургии. Игумен призвал эконома и спросил его: “Куда ты посылал этого брата?” Эконом отвечал то же, что и брат сказал, то есть что он посылал его в такое-то село. Игумен спросил: “Почему же ты не привел его принять от меня благословение на послушание?” Тот, поклонившись, отвечал: “Прости меня, владыка, ты отдыхал после бдения, и потому я не привел его принять от тебя благословение”. Когда игумен таким образом удостоверился, то он отпустил сего брата причаститься и, призвав того, который верил своим подозрениям, сделал ему выговор и отлучил его от Святого Причащения. И не ограничился он этим, но, созвав всю братию по окончании литургии, со слезами рассказал им о случившемся и обличил брата пред всеми, желая достигнуть сим троякой пользы: во- первых, посрамить диавола и обличить сеющего такие подозрения; во-вторых, чтобы через сие посрамление был прощен грех брата и чтобы он получил от Бога помощь на будущее время; и в-третьих, чтобы утвердить братию никогда не верить своим мнениям. И много поучив о сем и нас и брата, он сказал, что нет ничего вреднее подозрительности» (Поучение 9).

3. Если мы хотим совершенно измениться (в нравственном отношении), то должно научиться отменять хотения свои, и таким образом мало-помалу с помощью Божиею мы преуспеем и достигнем бесстрастия. Ибо ничто не приносит такой пользы людям, как стеснение своей воли, и поистине от сего человек преуспевает более, нежели от всякой другой добродетели. Ибо отсечением своей воли он приобретает беспристрастие, а от беспристрастия приходит с помощью Божиею в совершенное бесстрастие (Поучение 1). «Расскажу вам событие, случившееся при мне, дабы вы узнали, что блаженное послушание и отсечение своей воли избавляет человека и от смерти. Однажды, когда я еще был в обители аввы Серида, пришел туда ученик одного великого старца из страны Аскалонской с некоторым поручением от своего аввы. Старец дал ему заповедь возвратиться в свою келью до вечера. Между тем поднялась сильная буря с дождем и громом, протекавший вблизи поток поднялся вровень с берегами. Брат, помня слова своего старца, хотел идти обратно; мы просили его остаться, полагая, что ему невозможно безопасно перейти поток, но он не согласился остаться с нами. Тогда мы сказали: “Пойдем вместе с ним до потока; когда он увидит его, то сам возвратится”. Итак, мы пошли с ним, и, когда дошли до реки, он снял одежду свою, привязал ее к голове своей, опоясался нарамником и бросился в реку, в эту страшную быстрину. Мы стояли в ужасе, трепеща за него, как бы он не утонул; но он продолжал плыть и весьма скоро очутился на другой стороне, оделся в свою одежду, поклонился нам оттуда, прощаясь с нами, и быстро пошел, продолжая путь свой. А мы стояли в изумлении и удивлялись силе добродетели; тогда как мы от страха не могли смотреть на реку, он безопасно переплыл ее за послушание свое» (Поучение 1). «Авва Пимен говорил: “Воля наша есть медная стена между человеком и Богом”. Видите ли силу сего изречения?» И еще присовокупил он: «Она есть как бы камень, противостоящий, сопротивляющийся и противодействующий воле Божией». Итак, если человек оставит свою волю, тогда может и он сказать: о Бозе моем перейду стену; Бог мой, непорочен путь Его (Пс.17:30–31). Весьма достаточно сказано! Ибо тогда только человек видит непорочный путь Божий, когда оставит свою волю; когда же повинуется своей воле, то не видит, что непорочны пути Божии, но, если услышит что-либо относящееся к наставлению, он тотчас порицает это, унижает, отвращается от сего и действует напротив, ибо как ему перенести что-либо или послушаться чьего-либо совета, если он держится своей воли? Далее говорит старец и о самооправдании: если же и самооправдание поможет воле, то человек совершенно развращается (Поучение 5).

4. «Если мне встретится, – сказал авва Дорофей, – какое-либо дело, то мне приятнее поступить по совету ближнего, даже когда бы случилось и испортить его по его совету, нежели и хорошо исполнить дело, последовав своей воле» (Поучение 19).

5. Все, бывающее с нами, бывает или по благоволению Божию, или попустительно. Например, бывает попустительная воля Божия на то, чтобы город был разорен; но Бог не хочет, чтобы мы, поскольку есть Его воля на разорение города, сами положили огонь и подожгли его или чтобы мы взяли топоры и стали разрушать его. Также Бог попускает, чтобы кто-нибудь находился в печали или в болезни, хотя воля Божия и не такова, чтобы он печалился; но Бог не хочет, чтобы и мы опечаливали его или чтобы сказали: «Так как есть воля Божия на то, чтобы он был болен, то не будем жалеть его». Этого Бог не хочет; не хочет, чтобы мы служили таковой Его воле. Он желает, напротив, видеть нас столь благими, чтобы мы не хотели того, что Он делает попустительно. Но чего Он хочет? Хочет, чтобы мы желали воли Его благой, бывающей, как я сказал, по благоволению, то есть всего того, что делается по Его заповеди, чтобы любить друг друга, быть сострадательными, творить милостыню и тому подобное (Поучение 14).

6. Прежде нежели скажем или сделаем что-нибудь, испытаем, согласно ли это с волею Божией; и тогда, помолившись, скажем или сделаем сие и повергнем немощь нашу пред Богом, и благость Его поможет нам во всем (Поучение 18).

7. Отцы сказали, каким образом человек должен постепенно очищать себя: каждый вечер он должен испытывать себя, как он провел день, и опять утром, как он провел ночь, и каяться пред Богом, в чем ему случилось согрешить пред Богом. Нам же то есть инокам, подвижникам, так как мы много согрешаем, нужно по забывчивости нашей по истечении шести часов испытывать себя, как провели мы время и в чем согрешили. И каждый из нас должен говорить себе: «Не сказал ли мне канонарх или другой кто из братии неприятного слова, и я не перенес его, но противоречил ему?» Так должны мы ежедневно испытывать самих себя, как провели мы день. Таким образом каждый должен испытывать себя, как провел он и ночь, с усердием ли встал на бдение, или пороптал на разбудившего его, или помалодушествовал против него (Поучение 11).

8. Есть три различных вида лжи: иной лжет мыслью, другой лжет словом, а иной лжет самой жизнью своею. Мыслью лжет тот, кто принимает за истину свои предположения, то есть пустые подозрения на ближнего; такой, когда видит, что кто-нибудь беседует с братом своим, делает свои догадки и говорит: «Он обо мне беседует». Если прекращает беседу, он опять предполагает, что из-за него прекратили беседу. Если кто скажет слово, то он подозревает, что оно сказано для оскорбления его. Вообще, в каждом деле он постоянно таким образом замечает за ближним, говоря: он из-за меня это сделал; он из-за меня это сказал; он это сделал для того-то. Таковой лжет мыслью, ибо он ничего истинного не говорит, но только по одному своему мнению, а от сего происходит любопытство, злословие, подслушивание, вражда, осуждение. Словом, лжет тот, кто, например, от уныния поленившись встать на бдение, не говорит: «Прости меня, что я поленился встать», но говорит: «У меня был жар, я до крайности утомился работою, не в силах был встать, был нездоров», – и говорит десять лживых слов для того, чтобы не сделать одного поклона и не смириться. И если он в подобном случае не укорит себя, то беспрестанно изменяет слова свои и спорит, чтобы не понести укоризны. Жизнью своею лжет тот, кто, будучи блудником, притворяется воздержным, или, будучи корыстолюбивым, говорит о милостыне и хвалит милосердие, или, будучи надменен, дивится смиренномудрию. И не потому удивляется добродетели, что желает похвалить ее, ибо если бы он говорил с сею мыслью, то он сперва со смирением сознался бы в своей немощи, говоря: «Горе мне, окаянному, я сделался чуждым всякого блага», и тогда уже, по сознании своей немощи, стал бы он хвалить добродетель и удивляться ей. Осуждать себя есть дело смирения, а щадить ближнего есть дело милосердия. Но лжец или для того удивлялся добродетели, чтобы покрыть свой стыд, и говорит о ней, как будто и сам он совершенно таков, или часто для того, чтобы повредить кому-нибудь и обольстить его. Ибо ни одна злоба, ни одна ересь, ни сам диавол не может никого обольстить иначе, как только под видом добродетели. Апостол говорит, что сам диавол преобразуется в Ангела света, потому неудивительно, что и слуги его преобразуются в служителей правды (2Кор. 11:14–15). Так и лживый человек, или боясь стыда, чтобы не смириться, или, как мы сказали, желая обольстить кого-нибудь и повредить ему, говорит о добродетелях и хвалит их и удивляется им, как будто сам поступал так и знает их по опыту. Таковой лжет самой жизнью своею; это не простой человек, но двойственный, ибо иной он внутри и иной снаружи, и жизнь его двойственна и лукава (Поучение 9).

9. Случается, что бывает необходимость скрыть какое-либо дело, и если кто не скроет малого, то дело приносит большое смущение и скорбь. Когда встретится такая необходимость, то можно уклониться от слова правды, но и тогда человек не должен оставаться беспечальным, но должен каяться и плакать пред Богом и считать такой случай временем искушения. Но и сие позволительно не часто, а разве однажды из многих случаев. Ибо как бывает с териаком⁴⁹² и слабительным, когда если кто часто их принимает, то они вредят, если же кто примет однажды в год по великой нужде, то они приносят ему пользу, – так должно поступать и в этом деле. Кто хочет по необходимости изменить слово, то он должен делать это не часто, но разве в исключительном случае, когда он видит, как я сказал, великую необходимость, и это самое, допускаемое весьма редко, пусть делает со страхом и трепетом, показывая Богу и произволение свое, и необходимость, и тогда он будет прощен, потому что он все-таки получает вред (Поучение 9).

10. Знаете ли, какой тяжкий грех осуждать ближнего? Ибо что тяжелее сего? Что столь ненавидит Бог? От чего отворачивается? Как и отцы сказали, что нет ничего хуже осуждения. Однако и в такое великое зло человек приходит от нерадения о по видимости ничтожном. Ибо оттого, что человек дозволит себе малость в отношении ближнего, оттого, что говорит: «Что за важность, если услышу, что говорит сей брат, что за важность, если я посмотрю, что будет делать сей брат или тот странник», – от сего самого ум начинает оставлять свои грехи без внимания и замечать грехи ближнего. И от сего потом происходит, что мы осуждаем, злословим, укоряем ближнего и, наконец, впадаем в то самое, что осуждаем. Ибо оттого, что человек не заботится о своих грехах и не оплакивает, как сказали отцы, своего мертвеца, не может он преуспеть ни в чем добром, но всегда обращает внимание на дело ближнего. А ничто столь не прогневляет Бога, ничто так не обнажает человека и не приводит к погибели, как злословие, или осуждение, или укорение ближнего. Одно дело – злословить, другое – осуждать и унижать. Злословить значит сказать о ком-нибудь: «Такой-то солгал, или разгневался, или впал в блуд, или сделал что-либо подобное». Вот такой злословил брата, то есть сказал пристрастно о его согрешении. А осуждать значит сказать: «Такой-то лгун, гневлив, блудник». Вот такой осудил самое расположение души его, произнес приговор всей его жизни, говоря, что он таков-то, и осудил его как такого, а это тяжкое дело. Ибо одно сказать: «Он разгневался», и другое сказать: «Он гневлив», и, как я сказал, произнести таким образом приговор всей его жизни. А грех осуждения во столько раз тяжелее всякого другого греха, что Сам Христос сказал: лицемер, вынь прежде бревно из твоего глаза, и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего (Лк. 6:42), и грех ближнего уподобил сучку, а осуждение – бревну. Так-то тяжело осуждение, превосходящее всякий грех. И фарисей оный, молясь и благодаря Бога за свои добродетели, не солгал, но говорил истину, и не за то был осужден, ибо мы должны благодарить Бога, когда сподобились сделать что-либо доброе, потому что Он помог и содействовал нам в этом. За сие фарисей не был осужден, как я сказал, что он благодарил Бога, исчисляя свои добродетели, и не за то был осужден, что сказал: я не таков, как прочие люди; но когда он обратился к мытарю и сказал: или как этот мытарь (Лк. 18:11), тогда он подвергся осуждению, ибо он судил самое лицо, самое расположение души его и, кратко сказать, всю жизнь его. Посему мытарь и вышел оправданным более, нежели тот (Лк. 18:14). Нет ничего тяжелее, нет ничего хуже осуждения, презрения или уничижения ближнего. Почему мы не осуждаем лучше самих себя и наши грехи, которые мы достоверно знаем и за которые должны будем дать ответ пред Богом? Зачем восхищаем себе суд Божий? Чего хотим от Его создания? Не должны ли мы трепетать, слыша, что случилось с великим оным старцем, который, узнав о некоем брате, что он впал в блуд, сказал: «О, худо он сделал!» Или вы не знаете, о каком ужасном событии повествуется в «Отечнике»? Святой Ангел принес к нему душу согрешившего и сказал ему: «Посмотри: тот, кого ты осудил, скончался. Куда же ты повелишь поместить его – в Царство или муку?» Есть ли что страшнее сей тяготы? Ибо что иное значат слова Ангела старцу, как не сие: поскольку ты судья праведных и грешных, то скажи, что повелишь о смиренной душе сей. Помилуешь ли ты ее или предашь мучению? Святой старец, пораженный сим, все остальное время жизни своей провел в стенаниях, слезах и безмерных трудах, молясь Богу, чтобы Он простил ему тот грех, и это уже после того, как он, пав на лицо свое к ногам Ангела святого, получил прощение. Ибо сказанное Ангелом: «Вот Бог показал тебе, какой тяжкий грех осуждение, чтобы ты более не впадал в него» – уже означало прощение; однако душа старца до самой смерти его не могла более утешиться и оставить свой плач (Поучение 6).

Хотящие спастись не обращают внимания на недостатки ближних, но всегда смотрят на свои собственные и преуспевают. Таков был тот, который, видя, что брат его согрешил, вздохнул и сказал: «Горе мне; как он согрешил сегодня, так согрешу и я завтра». Притом не удовлетворился этим, но и себя повергнул под ноги его, сказав: «И сей покается о грехе своем, а я не покаюсь, как должно, не достигну покаяния, не в силах буду покаяться» (Поучение 6).

11. Некто из старцев сказал: «Прежде всего нужно нам смиренномудрие, чтобы быть готовым на каждое слово, которое слышим, сказать “Прости”, ибо смиренномудрием сокрушаются все стрелы врага и сопротивника». Исследуем, какое значение имеет слово старца, почему он говорит, что прежде всего нужно нам смиренномудрие, а не сказал, что прежде нужно воздержание. Ибо апостол говорит: Все подвижники воздерживаются от всего (1Кор. 9:25). Или почему не сказал старец, что прежде всего нужен нам страх Божий? Ибо в Писании сказано: Начало мудрости – страх Господень (Пс. 110:10), и опять: страх Господень отводит от зла (Притч. 16:6). Почему не говорит он, что прежде всего нужна нам милостыня или вера? Ибо сказано: Милостынями и верами очищаются греси, страхом же Господним уклоняется всяк от зла. (Притч. 15:27), и апостол говорит: без веры угодить Богу невозможно (Евр. 11:6).

Итак, если без веры невозможно угодить Богу и милостынями и верами очищаются греси, страхом же Господним уклоняется всяк от зла, и если страх Господень отводит от зла, и начало мудрости – страх Господень, и подвизающийся должен воздерживаться от всего, то как же старец говорит, что прежде всего нужно нам смиренномудрие, и оставил все сие столь нужное? Старец хочет показать нам сим, что ни самый страх Божий, ни милостыня, ни вера, ни воздержание, ни другая какая-либо добродетель не может быть совершенна без смиренномудрия (Поучение 2).

12. Два вида смирения. Первое смирение состоит в том, чтобы почитать брата своего разумнее себя и по всему превосходнее, – одним словом, чтобы почитать себя ниже всех. Второе же смирение состоит в том, чтобы приписывать Богу свои подвиги; сие есть совершенное смирение святых. Оно естественно рождается в душе от исполнения заповедей. Ибо, как на деревьях, когда на них бывает много плодов, самые плоды преклоняют ветви книзу и нагибают их, ветвь же, на которой нет плодов, стремится вверх и растет прямо, и есть некоторые деревья, которые не дают плода, пока их ветви растут вверх, если же кто возьмет камень, привесит к ветви и нагнет ее книзу, тогда она даст плод, – так и душа, когда смиряется, тогда приносит плод, и чем более приносит плода, тем более смиряется. И святые чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными. Ибо Авраам, когда увидел Господа, назвал себя землею и пеплом (см. Быт. 17:24); Исаия же сказал: горе мне! погиб я! ибо я человек с нечистыми устами (Ис. 6:5); также и Даниил, когда был во рву со львами, и Аввакуму, принесшему ему хлеб и сказавшему: «Приими обед, который послал тебе Бог», отвечал: «Итак, вспомнил обо мне Бог!» Какое смирение имело сердце его! Он находился во рву посреди львов и был невредим от них, и притом не один раз, но дважды, и после всего этого он удивился и сказал: «Итак, вспомнил обо мне Бог!»

13. Святой Иоанн говорит в соборных посланиях своих: совершенная любовь изгоняет страх (1Ин. 4:18). Что хочет сказать нам через сие святой апостол? О какой любви говорит он нам и о каком страхе? Ибо пророк Давид говорит в псалме: Бойтесь Господа, все святые Его (Пс. 33:10), и много других подобных изречений находим мы в Божественных Писаниях. Итак, если и святые, столь любящие Господа, боятся Его, то как же святой Иоанн говорит: совершенная любовь изгоняет страх? Святой хочет нам показать этим, что есть два страха: один первоначальный, а другой совершенный – и что один свойствен начинающим, так сказать, быть благочестивыми, другой же есть (страх) святых совершенных, достигших в меру совершенной любви. Например, кто исполняет волю Божию из-за страха претерпевать муки, тот, как мы сказали, еще новоначальный, ибо он не делает добра для самого добра, но из-за страха наказания. Другой же исполняет волю Божию из любви к Богу, любя ее (волю Божию) собственно для того, чтобы благоугодить Богу; сей знает, в чем состоит существенное добро; он познал, что значит быть с Богом. Сей-то имеет истинную любовь, которую святой называет совершенною. И эта любовь приводит его в совершенный страх, ибо таковой боится Бога и исполняет волю Божию уже не по страху наказания, уже не для того, чтобы избегнуть мучений, но потому что, как мы сказали, вкусив самой сладости пребывания с Богом, он боится отпасть, боится лишиться ее. И сей совершенный страх, рождающийся от этой любви, вон изгоняет первоначальный страх, посему-то апостол и говорит: совершенная любовь изгоняет страх (Поучение 4).

14. Посредством заповедей созидается дом душевный. Как же созидается дом душевный? На примере строительства чувственного дома можем в точности научиться сему делу. Ибо кто хочет построить такой дом, тот должен отовсюду укрепить его и с четырех сторон возводить стену, а не об одной только стороне заботиться, другие же оставить в небрежении, потому что иначе он не получит никакой пользы, но напрасным будет все: намерение, и издержки, и труд. Так бывает и относительно души, ибо человек, желающий создать душевный дом, не должен нерадеть ни об одной стороне своего здания, но равно и согласно возводить оное. Сие-то значит сказанное аввою Иоанном: я хочу, чтобы человек каждый день приобретал понемногу от всякой добродетели, а не так, как делают некоторые, кои, держась одной добродетели и пребывая в ней, только ее одну и исполняют, а о прочих не заботятся. Может случиться, что они и имеют некоторое преимущество в сей добродетели, потому и не тревожит их противоположная ей страсть; однако они незаметно увлекаются другими страстями и бывают тревожимы ими, но не заботятся о них, а думают, что обладают чем-то великим. Таковые подобны человеку, который строит одну только стену и возводит ее сколь возможно выше и, взирая лишь на высоту этой стены, думает, что он совершил нечто великое, а не знает того, что если хоть однажды подует ветер, то он повалит ее, ибо она стоит одна и не имеет связи с другими стенами. Притом же никто не может себе устроить защиты из одной стены, потому что со всех других сторон она открыта. Но поступать так неразумно: желающий построить себе дом и сделать себе защиту должен строить его со всех четырех сторон и утверждать отовсюду. И объясню вам, каким это образом. Сперва он должен положить основание, которое есть вера, ибо без веры, как говорит апостол, угодить Богу невозможно (Евр. 11:6), и потом на сем основании строить здание равномерно: случилось ли послушание, он должен положить один камень послушания; встретилось ли огорчение от брата, должен положить один камень долготерпения; представился ли случай к воздержанию, должен положить один камень воздержания. Так от всякой добродетели, для которой представляется случай, должно полагать в здание по одному камню и таким образом возводить его со всех сторон, полагая то камень сострадания, то камень отсечения своей воли, то камень кротости и т. п. И при всем том должно позаботиться о терпении и мужестве, ибо они суть краеугольные камни, ими связывается здание и соединяется стена со стеною, почему они и не наклоняются и не отделяются одна от другой. Без терпения и мужества никто не может совершить ни одной добродетели. Ибо если кто не имеет мужества в душе, тот не будет иметь и терпения, а у кого нет терпения, тот решительно ничего не может исполнить. Поэтому и сказано: терпением спасайте души ваши (Лк. 21:19). Строящий должен также на каждый камень класть известь, ибо если он положит камень на камень без извести, то камни выпадут и дом разрушится. Известь есть смирение, потому что она берется из земли и находится у всех под ногами. А всякая добродетель, совершаемая без смирения, не есть добродетель. О сем сказано в «Отечнике»: как корабль нельзя построить без гвоздей, так и спастись нельзя без смиренномудрия. Итак, каждый должен все, что он ни делает доброго, делать со смирением, чтобы смирением сохранить сделанное. Дом должен иметь и так называемые связи, кои суть рассуждение: оно утверждает строение, соединяет камень с камнем и связывает стены, а вместе с тем придает дому и большую красоту. Кровля же есть любовь, которая составляет совершенство добродетелей, так же как и кровля дома – совершение дома. Потом после кровли – перила кругом ее. Что же значат перила кругом кровли? В Законе написано о сем: если построите дом и сделаете на нем кровлю, то сделайте около кровли перила, чтобы дети ваши не падали с кровли (ср. Втор. 22:8). Перила суть смирение, потому что оно ограждает и охраняет все добродетели. Итак, каждая добродетель должна быть соединена со смирением: подобно тому, как мы сказали, что на каждый камень полагается известь, так и для совершенства добродетели нужно смирение, ибо и святые, преуспевая, естественно приходят в смирение: чем более кто приближается к Богу, тем более видит себя грешным. Что же суть дети, о которых сказал Закон, чтобы они не падали с кровли? Дети суть помышления, бывающие в душе, которые должно хранить смирением же, чтобы они не упали с кровли здания. Вот дом окончен, имеет связи, имеет кровлю, о которой мы сказали, что она есть совершенство добродетелей, вот и окружающие ее перила – одним словом, дом готов. Но не нужно ли еще что-нибудь? Да, мы не упомянули еще об одном. Что же это такое? Чтобы зодчий был искусен, ибо если он неискусен, то он покривит немного стену, и дом когда-нибудь обрушится. Искусен тот, кто разумно совершает добродетели, ибо случается, что иной и подъемлет труд добродетели, но оттого, что неразумно совершает труд сей, он сам губит его или постоянно портит дело и не может окончить его, но строит и разрушает, и кладет один камень и снимает его; когда же полагает один, снимает два. Например, вот пришел к тебе один брат и сказал тебе слово, оскорбляющее или огорчающее тебя; если ты смолчишь и поклонишься ему, то ты положил один камень. Потом ты идешь и говоришь другому брату: «А такой-то мне досадил и говорил мне то-то и то-то, а я не только смолчал, но и поклонился ему». Вот ты один камень положил, а два камня снял. Опять иной поклонится, желая тем заслужить похвалу, и в нем оказывается смирение, смешанное с тщеславием, – сие значит положить камень и снять его. А кто разумно делает поклон, тот твердо уверен, что он согрешил, и вполне убежден, что он сам виноват, – вот что значит разумно сделать поклон. Другой хранит молчание, но неразумно, ибо он думает, что совершает добродетель, между тем как вовсе не совершает ее. А разумно молчащий думает, что он недостоин говорить, как сказали отцы, и это есть разумное молчание. Опять иной не считает себя лучше других и думает, что он делает нечто великое и что он смиряется, но не знает, что он ничего не имеет, потому что неразумно действует; а кто разумно не считает себя лучше других, тот думает, что он ничто и что он недостоин быть в числе людей, как говорил о себе и авва Моисей: «Чернокожий! Ты не человек, зачем же ты являешься между людьми?» Опять иной служит больному, но служит для того, чтобы иметь награду; это также неразумно. И потому если с ним случится что-либо скорбное, то это легко удаляет его от сего доброго дела, и он не достигает конца его, потому что делает его неразумно. А разумно служащий служит для того, чтобы приобрести милостивое сердце, чтобы приобрести чувство сострадания, ибо кто имеет такую цель, тот, что бы ни случилось с ним, скорбь ли извне или сам больной помалодушествует против него, он без смущения переносит все это, взирая на свою цель и зная, что более больной благотворит ему, нежели он больному. Поверьте, что кто разумно служит больным, тот освобождается и от браней. Я авва Дорофей знаю брата, который терпел брань от нечистых помыслов и освободился от нее тем, что разумно служил больному, страдавшему водяною болезнью. И Евагрий говорит о некоем великом старце, что он одного из братий, смущаемого по ночам, освободил от таковых мечтаний, повелев ему поститься и служить больным, и вопрошаемый о сем говорил, что сии страсти ничем так не погашаются, как состраданием.

В VI и VII веках по Р. X. много было в Святой Земле лавр и киновий, о которых в церковно-исторических сочинениях только упоминается, упоминается мимоходом, случайно, часто без названия обители, без обозначения места, где она находилась. Многие из этих обителей были в цветущем состоянии, как можно судить по именам подвижников, которые иногда также случайно церковными историками упоминаются. Для большей полноты исторического сказания о древних палестинских лаврах и киновиях считаем необходимым указать и перечислить и эти обители. Таковы были следующие обители.

1. Лавра Элусская находилась в Аравийской пустыне в окрестностях города Элусы⁴⁹³, в плодородном оазисе. В ней славился затворник Виктор. В «Луге» блаженного Иоанна Мосха рассказывается, что пришел однажды к авве Виктору затворнику в лавру Элусскую некоторый подвижник и говорит ему: «Что мне делать, отец? Одолела меня беспечность». Затворник ответил ему: «Это болезнь душевная. Больным глазами, когда болезнь усиливается, и малый свет кажется великим, так и малодушные малою беспечностью тотчас смущаются и думают, что они уже крайне беспечны, тогда как крепкие душою более радуются в искушениях»⁴⁹⁴.

2. Киновия св. Сергия, называемая Ксиропотам, находилась близ Вифлеема, на расстоянии около двух верст. Когда эту обитель посетил Иоанн Мосх, настоятелем ее был благочестивый Евгений, сделавшийся впоследствии епископом Гермополя Египетского. От Евгения он выслушал рассказ о славившемся в то время иорданском отшельнике Александре Киликийском⁴⁹⁵.

3. Киновия Елпидия⁴⁹⁶.

4. Киновия Чужестранных⁴⁹⁷.

5. Лавра Копраты. В «Луге духовном» помещен рассказ о подвижнике, служившем прежде в войске драконарием (военный чиновник); во время войны с мавританами он спасся от неминуемой смерти призыванием имени Господа Иисуса Христа и св. Феклы⁴⁹⁸. Лавра эта находилась в долине Иорданской.

6. Лавра Фара лежала к югу от Палестины, в начинающейся тут Аравийской пустыне, близ местечка Фары⁴⁹⁹, южнее потока Тавафы, на котором находилась лавра Илариона Вели- кого. В VI веке в лавре Фара был великий подвижник Сила. Он удостоился видеть великую подражательницу преподобной Марии Египетской – дивную пустынницу, спасавшуюся в той же Аравийской пустыне. Дочь епарха цареградского, избегая замужества и решившись посвятить себя Богу, она скрылась в эту пустыню и 28 лет пробыла в ней, не видя ни одного человека, ведомая одному Господу. Преподобный Сила был первым человеком, которого она увидела и с которым беседовала по прошествии столь долгого времени⁵⁰⁰.

7. Лавра преподобного Иулиана. Она находилась на расстоянии 28 верст от лавры Каламонской. В ней славился в VI веке высотою духовной жизни и даром чудес ее игумен – Иулиан Столпник. Иулиан знал в лавре Каламонской подвижника Кириака, который был старцем, великим пред Богом, по сказанию «Духовного луга», и имел с этим старцем духовное общение. Однажды, посылая Кириаку приветствие, Иулиан послал ему при этом вретище с тремя горячими углями. Каламонский старец, приняв приветствие и угли, которые еще не потухли, отослал их обратно к Иулиану, налив еще во вретище воды и крепко завязав его⁵⁰¹.

8. Монастырь Георгия близ Вифлеема⁵⁰².

9. Монастырь апостола Матфея⁵⁰³.

10. Монастырь в Рамле⁵⁰⁴.

11. Монастырь в Иоппии⁵⁰⁵.

12. Монастырь Фасилидский. Находился в Фасилиде, к северу от горы Сорокадневной⁵⁰⁶.

13. Монастырь в окрестностях Хеврона⁵⁰⁷.

14. Монастырь на Фаворе. Он существовал еще в VIII веке. В последнее время открыты были основания двух древних храмов: одного IV или V века, другого времени крестоносцев. Древнейший храм состоял из четырехугольного здания; пол был покрыт мозаикою из белых и черных кубических камней. Второй, позднейший, состоял из трех приделов в воспоминание трех сеней. В настоящее время на основаниях двух храмов построены два монастыря: православный и латинский⁵⁰⁸.

15. Лавра Несклерава при Иордане⁵⁰⁹.

16. Монастырь Енфенаниф в Скифополе⁵¹⁰.

17. Гадаринская киновия, или Евмафиева, в Заиорданье⁵¹¹.

18. Киновия Занна, ученика Саввы Освященного⁵¹².

19. Монастырь Анны в Кесарии. В нем подвизалась преподобная Феодора, память коей 30 декабря⁵¹³.

20. Монастырь в окрестностях Кесарии. В нем проводил подвижническую жизнь преподобный Зосима, удостоившийся видеть и причащать преподобную Марию Египетскую⁵¹⁴.

21. Монастырь св. пророка Илии. Основан в VI веке патриархом Илиею. Существует и в настоящее время. Он находится к югу от Иерусалима, влево, по дороге в Вифлеем⁵¹⁵.

22. Монастырь на горе Кармил, при пещере пророка Илии. В настоящее время здесь латинский монастырь кармелитов, основанный в 1202 году на развалинах древнего православного монастыря⁵¹⁶.

23. Монастырь св. Иоанна Златоуста. Он находился, по свидетельству Иоанна Фоки, к югу от лавры Каламонской, в пяти от нее стадиях⁵¹⁷.