Век XV Преподобные: Дионисий Глушицкий и ученики его: Амфилохий, Макарий, Тарасий и Феодосий, пр. Пахомий, иже на озере, Филипп Рабангский, Сергий Нуромский, Павел Обнорский, Александр Куштский, Григорий Пельшемский, Иоасаф Каменский, Герасим, Питирим и Иона епископы Великопермские, препод. Димитрий Цылибинский, праведный Иоанн Устюжский, преподобные Евфимий и Харитон Сямженские, Аврамий и Коприй Печенские, Авксентий и Онуфрий Перцевские, праведный Кирилл Вельский.

«Не из Иерусалима и не от Синая воссиял нам сей великий светильник, но из родной страны и в наши времена явился; и чтобы не подвергнуться мне осуждению раба, скрывшего талант свой в землю, осмелился я написать о нем то, что слышал от блаженных Амфилохия, Макария и Михаила, живших при св. Дионисии, чтобы не пришла в забвение память угодника Божия. Сам я видел чудеса, совершающиеся при его гробе и, приступая к описанию его жизни, уповаю на его молитвы и помощь в этом душеполезном деле. Много трудился я о том, чтобы узнать подробно о месте рождения и воспитания великого подвижника, но в памяти ученинов остались одни только пустынные подвиги его, которых сами они были свидетелями». Так начинает житие пр. Дионисий списатель его ннок Иринарх, заставший еще в живых ближайших учеников преподобного. Труды Иринарха собрать сведения о детстве и отрочестве пр. Дионисия не имели успеха, оттого мы и не можем сказать об этом ничего. Известно лишь одно то, что пр. Дионисий родился близ Вологды в первых числах декабря 1362 г., во св. крещении назван был Димитрием и в молодых летах пострижен был в монашество в Каменном монастыре игуменом Дионисием Святогорцем⁷⁷. Спасо-каменские игумены Григорий и Дионисий, бывшие один после другого архиепископами ростовскими, своими иноческими подвигами, введением строгого порядка и мудрым управлением столько возвысили и прославили этот древний, но мало-известный и бедный монастырь, что для их современников он стал тем же, чем была в последствии ливра Сергиева. Для желавших посвятить себя жизни и подвигам иноческим, трудно было найти другое более удобное место и руководителя более опытного и попечительного, нежели каков был блаженный Святогорец. В таком месте и при таком наставнике привелось пр. Дионисию полагать начало своим иноческим подвигам. Девять лет провел он на Каменном в различных монастырских послушаниях, совершенно отрекшись от своей воли и всецело предав себя воле старца-руководителя. Изнуряя плоть постоянными трудами и постом, а дух укрепляя молитвою и борьбою с помыслами, он начал, наконец, тяготиться своею известностью в многолюдной обители, тем почетом и уважением, которые стали ему оказывать за его смирение и трудолюбие; ревнуя в то же время о высшем духовном совершенстве, он стал советоваться с иноком Пахомием-единоправным своим другом и сподвижником, как бы им достигнуть жизни совершенно безмолвной н уединенной и всецело посвятить себя на служение Господу. Долго боролись друзья с своим новым помыслом, опасаясь подпасть искушению, много пролили горячих слез и молитв, но будучи не в силах преодолеть его, решились открыться игумену, прося его совета и рассуждения. Блаженный Дионисий, уверенный в чистоте и святости их намерения и провидя в них избранников Божиих, хотя не скрыл от них тех искушений и опасностей, которым подвергаются иноки в уединении, но не стал и препятствовать исполнению их желания: преподавши им наставления, он с молитвою и благословением отпустил их из обители.

Как птенцы, когда возрастут и оперятся, оставляют родные гнезда и улетают, чтобы найти и устроить себе новые, собственные гнезда и самим приобретать себе пищу, так два друга, приобревши в монастыре, под руководством мудрого наставника, довольную опытность в духовной жизни, пошли искать себе удобного для спасения места⁷⁸. Обходя восточную сторону Кубенского озера, они достигли до «святой луки», того места, где вытекала из него река Сухона и где находился запустевший в то время монастырь⁷⁹.

Понравилось странникам это, действительно прекрасное и удобное, место и они решились поселиться на нем и возобновить древнюю обитель. Сперва они поставили себе хижину для жилья, а потом приступили к построению небольшой церкви во имя святителя Николая. Так как храм требовался для них не больших размеров, а материал для него – лес был очень близко, притом же пустынники не заботились много об излишнем украшении и великолепии, довольствуясь только самым необходимым, то при единодушном старании и усиленных трудах он скоро и был ими устроен. Много способствовало этому и то, что пр. Дионисий сам мог написать для храма св.иконы. Но этим не кончились труды и заботы друзей подвижников: нужно было еще освятить храм приискать священника для совершения в нем священнослужения, так как оба они были только простые иноки. На святой луке уже был монастырь, но запустел по совершенному неимению средств к содержанию братии, но и теперь средства были те же и не легко было найти священника, который бы согласился священнодействовать в их пустынном храме и разделять с ними их труды и лишения. Однако пр. Дионисий, полный надежды на Бога, не пал духом и, посоветовавшись с своим сподвижником, пошел в Ростов к архиепископу Григорию просить благословения на возобновление монастыря и освящение церкви. Архиепископ Григорий, бывший постриженик и игумен Каменский, с любовью принял выходца из Каменного монастыря, вполне одобрил его намерение и не только дал ему все просимое, но и самого просителя возвел в священный сан. Таким образом на святой луке снова начала устрояться обитель иноческая. Это было около 1396 года⁸⁰. Душевно рад был Пахомий, что друг и сподвижник его удостоен священного сана и что отныне они в своей уединенной пустыньке не будут лишены церковной службы; с великим благоговением и страхом он стал служить пр. Дионисию при совершении им божественной литургии и других священнослужений. Сам пр. Дионисий, принявши на себя священный сан, предался еще большим подвигам поста и молитвы, «хлеба причащаяся единою днем и воду по оскуду пия»; не только тогда, когда совершал богослужение, он уносился душею на небо, пламенея любовью к Богу, но и в остальное время стал жить как бесплотный, забывая требования и нужды телесные. Такая строгая, подвижническая жизнь не могла долго оставаться тайною и не обратить на себя внимания людей. Быстро стала распространяться в окрестности молва о новом монастыре и о святой жизни его строителя. Стали приходить к ним окрестные жители то для богомолья в их пустынном храме, то для душеполезных советов и наставлений; пришел один брат и для постоянного сожительства с ними. Блаженный Пахомий радовался прославлению святого места, но не так смотрел на это пр.Дионисий. Он для того и вышел из Каменного монастыря, что желал работать Богу в совершенном безмолвии и уединении, поэтому ему тяжело было слышать похвалы себе, всеобщую молву и быть предметом почтения и уважения для приходящих, что он вменял себе в стыд и грех. Мысль о пустыне пробудилась в нем с новою силою и не оставляла его ни на минуту. Еще не выходя из своего монастыря, пр. Дионисий стал жить как пустынник, дни и ночи проводил в молитве и коленопреклонениях и вел жизнь столь строгую и суровую, что сподвижник его Пахомий стал наконец тяготиться ею⁸¹. Заметив это, пр. Дионисий сказал Пахомио: «брат! я слышал, что на восточной стороне Кубенского озера, верстах в 15 отсюда на реке Глушице есть пустынное место; там я желал бы уединиться и пребывать в совершенном безмолвии, а если угодно будет Богу, то и составить общежительный монастырь. Оставайся ты здесь, брат Пахомий, пусть останется с тобою и недавно пришедший к нам брат и да будет вам Бог помощник, прибежище и сила на врагов». Пахомий не стал прекословить желанию пр. Дионисия, сотворив общую молитву и целовав друг друга, они с миром расстались до той радостной встречи, когда уже не нужно будет разлучаться и бежать в пустыню. Пахомий остался на святой луке при храме св. Николая, а Дионисий пошел искать сказанного ему пустынного места. Ночь застигла его на пути и когда он, после продолжительной, пламенной молитвы, лег отдохнуть и стал засыпать, то в легком забвении сна вдруг услышал, что в пустыне на реке Глушице кто-то как бы звонил в колокол. Приняв это за указание свыше, он тотчас же встал и начал молиться Богу, чтобы Он сподобил его достигнуть того святого места, на котором ему предназначено проводить жизнь. Дождавшись утра, пр. Дионисий устремляется далее, в ту сторону пустыни, откуда слышал звон, скоро достигает реки Глушицы и останавливается на возвышевном и крутом ее берегу. Долго смотрел он на раскрывшуюся перед ним пустынную картину природы: пред ним извилисто протекала Глушица, на зеркальной поверхности которой отражались лучи восходящего солнца, лиственные деревья и кустарнини окаймляли берега, на небольших луговых мысах, образуемых течением реки, зеленела высокая трава и пестрели цветы, наполнявшие воздух своим ароматом, – далее во все стороны чернел дремучий лес, простиравшийся на несколько десятков верст, нигде не видно было следов человека, ни откуда не слышно было человеческого голоса, повсюду царствовало совершенное безмолвие. Пр. Дионисию понравилось это место, он водружает деревянный крест, который принес с собою, падает пред ним на колена и изливает душу в пламенной молитве, прося у Бога благословения на построение тут храма в честь Покрова Божией Матери и общежительного монастыря. «Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живаго, упованис всех концов земли, взывал он со слезами. Призри с небесе и благослови место сие и меня, недостойного раба твоего, удостой соорудить здесь храм в честь Покрова пречистой Твося Матери и составить общий монастырь; но однако не так, как я хочу, а как Тебе это угодно будет, ибо несовершен наш разум, а Тебе возможно все и Сам Ты, Господь, наставь меня. И ты, о всемилостивая Владычице моя Богородице, Матерь Христа Бога, услыши теплое моление грешного раба Твоего, прибегающего к Твоему покрову и требующего Твоей помощи, ибо на Тебя уповает душа моя. Сохрани меня от уст пагубного змия, алчущего поглотить меня, сохрани и тех, которые пожелают на этом месте работать Богу и воссылать к Нему молитвы о благоверных князьях и о всех христианах, ибо их спасение и утверждение доставить нам покой и безопасность и мы тихое и безмолвное житие проходить будем во всякой истине и с благою верою, ибо Бог хощет всем спастися и в разум истины приити».

Востав от молитвы преподобный обошел избранное им место, начал расчищать его и заблаговременно распределять где чему быть, в начаток же строения поставил себе малую келейцу и по-прежнему стал подвизаться в ней в непрестанном труде, бдении и слезах. Малая его келейца была прислонена к черемухе, которая долго потом существовала и сохранялась в монастыре на память о преподобном. Один раз человек, одержимый зубною болезнью, тотчас же получил исцеление, как скоро съел с нее нисколько ягод; узнавши о том, многие с верою вкушали черемуховые ягоды и получали исцеление от своих болезней. Крепкий душею подвижник, поселившись под сенью дерева, как бы под защитою какой твердыни, хотя и подвергся бесовским искушениям и много претерпел от них напастей и бед, но все превозмог и победил молитвою Иисусовой и знамением креста. Невозможно исчислить и описать всех его молитвенных подвигов и подвижнических трудов: поста, бдения, коленопреклонений, сердечных воздыханий и слез, его забот и трудов, которые он предпринимал для устроения будущей обители, делая все своими руками и будучи еще один в пустыне. Минуты не проводил он без труда, но когда и трудился, не оставлял молитвы и тогда только принимался за пищу, когда уже совершенно терял силы от истощания. Спустя невольно времени пришел к нему один старец; как ангелу Божию обрадовался ему преподобный и просил его остаться с ним в пустыне, на что тот, видя его подвиги, охотно согласился, потом, мало по-малу стали приходить и еще когда два, когда три инока и селиться около его кельи. Когда собралось около Дионисия достаточно иноков, тогда преподобный сказал им: «возлагая надежду на Бога думаю, что если будет угодно Ему и пречистой Его Матери, то может здесь быть и настоящее общежитие: хочется мне, братия, устроить на этом месте монастырь». Братия отвечали: «воля Господня да будет, честный отче». Это было в 6908 (1400) году. Заручившись таким образом согласием братии, пр. Дионисий послал одного из них на Устье, к удельному князю Димитрию Васильевичу Заозерскому, владевшему окрестностями Кубенского озера, просить дозволения и помощи на устроение обители «Христолюбивый князь, велел он сказать посланному, просит тебя грешный Дионисий, пошли к нему древоделей для сооружения обители на реке Глушице». Благочестивый князь обрадовался тому, что близ его владений Бог хочет воздвигнуть иноческую обитель, и отвечал посланному, что все будет исполнено по желанию честного старца и ни в чем не будет отказу и препятствия на такое святое дело. Князь немедленно послал рабочих, которые очистили место для строения монастыря, вырубили и сожгли на нем лесную чащу. Видя близкое исполнение своего желания, преподобный сказал братии: «приспело время, помолимся Господу Богу и пречистой Его Матери и начнем дело». «Благословен Бог, творящий все по своей святой воле», радостно отвечали братия и после общей, усердной молитвы начали каждый сооружать себе кельи по указанию пр. Дионисия, По устроении келий надобно было испросить архипастырское благословение на построение церкви и монастыря, и в 1402 году пр. Дионисий во второй раз отправился в Ростов к архиепископу Григорию. Владыка с любовью принял старца и одобрил его намрение, но преподавая свое благословение на устроение храма и обители, потребовал, чтобы в ней учреждено было общежитие. «Советую тебе составить общежитие, говорил святитель, чтобы никому ничего не называть своим, а все иметь общим, как жили при апостолах. Тебе же, сын мой, как облеченному в сан духовный, подобает, по слову апостольскому, немощи немощных носити и не себе угождати, по искренним твоим и подавать собою пример другим. С радостными слезами внимал пр. Дионисий словам владыки, обещаясь всегда в точности последовать им, так как он и сам желал того же и строгое общежитие считал лучшим образцом иноческой жизни, особенно необходимым для молодых и новоначальных. Архиепископ Григорий, преподавши преподобному духовное наставление, снабдил его всем необходимым для освящения церкви и устроения обители и отпустил с благословением и молитвою. Возвратившись из Ростова, пр. Дионисий при помощи плотников, присланных ему князем Димитрием Васильевичем, приступил к постройкам; сперва соорудил небольшую церковь во имя Покрова Богоматери, потом трапезу и все, что нужно было для общежития, строго заповедав, чтобы никто ничего не называл своим. Сам он во всем подавал пример другим, прилагая труды к трудам, отгоняя сонную тягость рукоделием и занимаясь то плотничеством, то шитьем одежд, то кузнечным ремеслом или писанием святых икон. Каждый раз пред сном преподобный подолгу читал душеполезные книги и упражнялся в молитве, да и вся жизнь его была, можно сказать, одною непрерывною молитвою, выражавшеюся во всем, что он ни делал. Просвещаясь смирением и кротостью, он цвел братолюбием и стяжал нищелюбие, с радушием и любовью принимая всех странных. Он назначал послушания братиям по церкви и по монастырским работам и сам строго надзирал потом за соблюдением порядка. Вскоре присная дружина его возрасла до 15 братий. Многие, слыша о его ангельской жизни, приходили в обитель, чтобы насладиться его лицезрением и душеполезными беседами, часто посетители приносили с собою и обильные подаяния, который преподобный не стесняясь принимал с благодарностью, думая, что, если бы не было на то воли Божией, то не только никто не стал бы ничего приносить и жертвовать на строение монастыря, но и не пришел бы к ним на Глушицу, в глухую пустыню не но названию только, но и на самом деле.

По мере внешнего устройства обители и утверждения в ней строгого общежительного устава, распространялась и слава о ней в окрестности, возрастало и умножалось число братии, так что по прошествии немногих лет, братья не могла уже помещаться в церкви во время богослужении и явилась потребность в построении другой, более обширной церкви. Когда братия стали просить о том преподобного, то он, никогда ничего неделавший по своей воле и на все ожидавший явного или тайного указания Промысла, сказал им: «братия, будем просить об этом Бога и пречистую Его Матерь, и как Богу угодно, так и будет». Бог действительно не оставил его без указания свыше. Однажды ночыо, когда пр. Дионисий, после продолжительной и пламепной молитвы, прилег отдохнуть и предался дремоте, ему явился во сне прекрасный юноша и сказал: «подобает тебе построить церковь более пространную, потому что у тебя много братии; заступницею и помощницею будешь ты иметь в том пречистую Богородицу отныне и до века». Воспрянув от сна, преподобный всю ночь воссылал к Богу благодарственные молитвы за указание свыше и после церковной службы, объявив братии о своем сновидении, сказал: «должно исполнить повеленное, призывая на помощь Бога и Пречистую, ибо она будет помогать нам». Тогда, в 1412г., чрез семь лет после построения первой церкви, приступили к сооружению нового храма, так же во имя Покрова Богородицы; при неусыпных трудах преподобного и при пособии многочисленных его почитателей храм скоро был окончен и освящен. Преподобный сам написал для него святые иконы, из которых в некоторые существуют и доныне; он не жалел ни трудов, ни издержек, чтобы придать ему великолепие и красоту, подобающие дому Божию. Но как ни велики были его труды и заботы о построении и украшении храма вещественного, он еще боле заботился о том, чтобы самого себя и учеников своих сделать живыми, разумными храмами Богу, вселив в их сердца святого Духа. Это было единственною и главною целью всей его жизни и деятельности, для того и новый храм он украсил «иконами чуднее» и поучительными «словесы святых отец», чтобы молящихся, смотря на угодников, всегда имели их в памяти, часто и сам поучал братию, собственной жизнью представляя живой пример для подражания. «Дети, говорил он им, не смущайтесь трудами пустыни и не изнемогайте в подвигах иноческих, многими скорбями надобно достигать царствия небесного; для нас эти скорби – пост и лишения всякого рода. Молитва наша должна быть от чистого сердца и смиренее со всем. О милостыне будем помнить слова Спасителя: блажени милостивые. Стяжем любовь ко всем, и Бог помилует нас, ибо тот только истинно любить Бога, кто любить и брата своего». Распределив послушания между братиею и введши строгий общежительный устав в своей обители еще при самом ее устроении и освящении первой церкви, он ни себе, ни другим не дозволял никогда ни малейшего от него отступления, строго требовал, чтобы у инока не было никакой собственности и чтобы никто ничего не смел делать без благословения настоятеля или старца, нарушителей не оставлял без наказания; не смотря на это в среде братии не было недовольных им, все любили его как отца, уважали и почитали как ангела Божия, и число братии увеличивалось с каждым годом.

Ближайшие ученики пр. Дионисия очевидцы его подвигов передали списателю его жития иноку Иринарху несколько случаев, свидетельствующих о том, с какою точностью, а иногда даже и строгостью, преподобный требовал исполнения монастырского устава и вместе с тем каким истинно христианским милосердием, кротостью и смирением проникнуты были все его действия. Один инок, вопреки монастырскому уставу, запрещавшему иметь какую-либо собственность, утаил и держал у себя в келье 10 погать⁸², которые нашлись у него при его погребении. По примеру древних пустынных отцов Дионисий велел выбросить из монастыря деньги с телом ослушника в обличение ему. Испуганные этим распоряжением братия пали к ногам старца и просили помилования умершему. «Чада мои, ослушание наносит смерть, сказал им Дионисий, и только после усиленной просьбы разрешил виновного, таким позором он хотел уничтожить в братии ослушание и душе самого ослушника сделать некое облегчение. Деньги же велел выбросить из монастыря с тем, чтобы никто не смел и прикоснуться к ним. – Другой инок, во время отсутствия преподобного в Сосновец, без благословения настоятеля отправился на реку ловить рыбу и наловил много. Думая получить похвалу, он сам рассказал о том преподобному по возвращении его из пустыни, но старец приказал выбросить из монастыря всю рыбу, как плод преслушания и снедь смертную, а самого ловца подверг епитимии, сказав ему, что Бог хочет послушания, а не жертвы и что только сеющий о благословении – благословение и пожнет. По просьбе братии он разрешил и этого виновного, – Два вора украли семь монастырских лошадей. Инок – эконом с великим горем пришел сказать о том игумену и думал, что и он так же отнесется к этому неприятному случаю, но старец улыбнулся и сказал: «не все ли мы странники и пришельцы на земле? еще немного и изыдем отселе, невзявши с собою ничего, туда, где наше вечное жительство. Так не будем же много заботиться о земном и попечемся лучше о том, как нам дать ответ о своих делах в день судный. И ты, брат мой, не унывай и не печалься о покраденном, а уповай на Бога, помощника и заступника нашего от врагов видимых и невидимых. Нам велено молиться за обидящих нас. «Если бы я нашел воров, то и еще что-нибудь прибавил бы им из имения нашего и с любовью искренно позаботился бы о них». Воры в первом же месте, где остановились, едва не сгорели сами и лишились в пожаре лошадей. – В другое время некоторые из братии хотели предостеречь пр. Дионисия от излишней щедрости к нищим, которые почти постоянно наполняли монастырь и своею назойливостью и попрошайством надоедали братии. Для этого они послали к нему юношу, одетого нищей странницей, которая со слезами молила преподобного выкупить ее с детьми из неволи ценою ста сребреников. Дионисий, открывши окно своей кельи, выдал деньги мнимой странннце. Когда после того блаженный старец пришел в церковь к вечерне, братия принесли ему обратно деньги и, рассказав как было дело, осуждали его за безрассудную раздачу монастырской казны, представили ему и мнимую странницу-юношу. Но преподобный обличил их самих и, отдавши опять деньги юноше, сказал ученикам: «если вы отнимете у него деньги, то преступите две заповеди: одну, показав себя нетерпеливыми в нищете, другую же, преслушав Бога, запрещающего требовать обратно то, что дано было любовью. Господь велит делать добро сколько есть сил, так перестаньте же искушать меня, побуждая к немилосердию». Братия, почувствовав вину свою, пали к ногам его и просили прощения. Случился голод в вологодской стране, народ толпами устремился к Глушицкой обители, и преподобный щедрою рукою раздавал хлеб всем голодным. Когда эконом пришел доложить ему, что огромные монастырсие запасы уже истощаются и осталось их мало, преподобный сказал ему: «верен сказашшй не пекитесь о завтрешнем дне, что едим или что пьем или во что оденемся, ибо знает Отец небесный, что требуете всех сих, – а ищите прежде царствия небесного и все cиe приложится вам». И действительно, по вере и молитвам преподобного, жито в обители его не истощалось. – Противны были такие дела и подвиги преподобного врагу человеческого спасения диаволу, который, не имея сил удалить его из пустыни различными искушениями и страхованиями, не устыдился явно излить свою злобу на пустынника, и Господь попустил врагу на время оскорбить старца, чтобы показать его непоколебимое мужество и даровать ему за то большую награду. Один раз, когда пр. Дионисий намеревался идти в церковь к божественной литургии, он увидел целый полк демонов, которые, скрежеща зубами, с яростью напали на него и стали наносить ему удары, требуя, чтобы он оставил монастырь, в противном же случае угрожая ему смертью. Избивши до полусмерти и наругавшись над ним, враги подняли нисколько досок из полу кельи и положили его туда, совершенно изнемогшего от ударов. Так как пр. Дионисий никогда не пропускал ни одной церковной службы и имел обыкновение приходить к ней первым, то все братия очень удивились, не видя его за обедней, пошли к нему в келью и увидали его лежащим под половыми досками. Братия выняли его из-под полу и стали спрашивать о случившемся. «Видите, братия, дерзость врага и слабость сил его, отвечал им старец, не будем же бояться его, ибо Господь наш помощник!»

Уже самая многочисленность монастырской братии, требовавшей постоянных распоряжений и забот настоятеля, особенно же частой прилив посетителей и богомольцев нарушали безмолвие старца, желавшего всецело посвятить себя молитвенному собесдованию с Богом, поэтому он однажды тайно вышел из монастыря и устремился в любезную ему пустыню на полуденную сторону, где была непроходимая дебрь и болото. Здесь на берегу той же реки Глушицы, версты за четыре от монастыря, ему понравилось одно возвышенное и сухое место, называвшееся сосновцем⁸³. Устроив себе под огромною сосною малую хижину, он начал тут подвизаться в посте и молитве, в совершенном безмолвии и уединении, не забывая впрочем и Покровской обители, где вся братия скорбела и плакала об его удалении. Долго они не знали места его новых подвигов, так как оно было окружено болотом и почти неприступно, да и преподобный старался скрывать его, приходя в монастырь и уходя из него тайно; когда же открыли его, то все пришли к нему и стали со слезами просить старца, чтобы он возвратился к ним. Напрасно преподобный указывал на свою старость и немощи, на желание остаток дней своих посвятить всецело Богу в уединении и безмолвии: братия не переставала просить и плакать, и не мог отказать им чадолюбивый отец, тронутый их слезами. «Хочу, сказал он, на этом место построить церковь для того, чтобы хотя временно уединяться при ней и чтобы тут положено было мое грешное тело». Вследствие этого, по возвращении своем в Покровский монастырь, он в 1419 году еще раз отправился в Ростов уже к новому архиепископу Дионисию, бывшему Спасокаменскому игумену, чтобы испросить у него благословение на построение и освящение храма в пустыне. Владыка Дионисий рад был случаю видеть своего постриженника и ученика, уже прославившегося устроением обителей и иноческими подвигами; принял его с отеческою любовью и после довольных духовных собеседований с ним не только исполнил все, о чем просил преподобный, но как бы предчувствуя, что видится с ним уже в последний раз, отпуская благословил его иконою Божией Матери, которая и после кончины преподобного долго сохранялась в его обители, как памятник любви учителя к ученику. По прибытии из Ростова преподобный немедленно приступил к построению церкви и келий в Сосновце для нескольких братий, которые пожелали бы с ним оставаться. Услышав об этом, удельный князь Юрий Богтюжский⁸⁴, живший неподалеку от Покровского монастыря, пригласил к себе пр. Дионисия и сказал ему: «слышал я, отче, что ты строишь монастыри в пустыне, проси у меня, что тебе нужно, и я дам тебе, чтобы ты молился за вас». Преподобный отвечал: «христолюбивый князь, мы обязаны молиться за вас, но злата и сребра не требуем, ибо так заповедал Господь наш своим ученикам». Тронутый такою нестяжательностью и смирением пр. Дионисия князь просил, чтобы он хотя что-нибудь принял от него и не лишил его своего благословения. При виде такой любви и усердия старец не стал более отрицаться и сказал набожному князю: «пусть будет так, как угодно твоему державству». С этого времени князь Юрий стал считать пр. Дионисия своим учителем, часто посешал его и не только сам ничего не жалел для пользы и устройства монастыря, но заповедал и детям своим всегда благодетельствовать ему. Три дарственные грамоты доныне служат памятником усердия к монастырю князя Юрия и сына его Симеона. В 1420 году пр. Дионисий освятил церковь в Сосновце во имя ангела пустыни Предтечи и с несколькими избранными учениками перешел сюда на постоянное жительство, по временам только посещая Покровский монастырь, который с того времени стал называться лаврою или болльшим монастырем в отличие от малого Сосновецкого. Здесь пр. Дионисий ввел свой строгий общежительный устав и заповедав, чтобы Сосновец навсегда оставался под управлением настоятеля Покровского монастыря и от него получал все необходимое. Таким образом пр. Дионисий подвергся сугубому труду: принял на себя заботу о двух монастырях вместо одного, ни днем ни ночью не давая себе покою и заботясь о материальном и духовном благе обоих⁸⁵. Он еще более стал подвизаться, еще жесточе смирял плоть свою постом и молитвою, часто все ночи проводил без сна и только однажды в день вкушал пищу-немного сухого хлеба с солью и водою, непрестанно думая о том, как предстать ему пред лице Божие в день судный.

По мере того, как пр. Дионисий достигал высоты нравственного совершенства, не дремал и враг рода человеческого диавол, как бы опасаясь, чтобы по слову старца вся пустыня пе наполнилась подвижниками, и готовил преподобному новые заботы и искушения. В одну ночь присный ученик преподобного Макария, вошедши к нему в келью, нашел его лежащим на полу и покрытым ранами. «Отче, что значат эти раны? кто так жестоко избил тебя?» с изумлением спросил он старца. «Если мы и этого стерпеть не можем, то как возможем стерпеть вечные муки? спокойно отвечал, тот, как бы ничего не пострадавши. Хотя с этого времени ему дана была от Бога такая власть на духов нечистых, что уже ни один из них не смел прикасаться к нему, но это не было еще для него концем искушений. – Спустя два года по устроении новой обители, пришел туда другой пустынный житель, по имени Павел, и, поставив себе малую келью версты на две от Сосновца, хотел соорудить и церковь. Можно было предвидеть, что построение новой обители в таком близком расстоянии не будет полезно монастырям Дионисия и лишит пустыню тишины и безмолвия, что старцу было всего дороже. Действительно, он весьма огорчился, узнав о намерении пустынника, и послал к нему одного из сосновецких братий с такими словами: «молит тебя содружебник твой грешный Дионисий именем Христа Бога: печальна душа моя, духовный отче, что ты хочешь создать монастырь близ нашей пустыни уже существующей. Не подобает сего делать, но подобает тебе единому жить на месте сем, если питаешь духовную любовь к нашей нищете. Помяни меня в твоих молитвах, духовный отче». До слез тронули пустынника такие откровенные и смиренные слова старца и он отвечал ему чрез посланного: «благо да будет тебе, честный отче, как повелишь ты мне, так я и сделаю, ты же возложи упование свое на Господа Иисуса Христа и ничто да не лишить нас любви друг к другу». Послав мир и благословение Дионисию, Павел удалился в другое место⁸⁶, не желая быть причиною неудовольствия для своего собрата. В тогдашнее время на севере России еще не много было церквей и приходское духовенство, избираемое из тех же дровосеков и пахарей, не отличалось ни нравственностью, ни образованием, так что монастыри были единственными местами, где народ мог учиться вере и благочестию, и он собирался в монастыри многочисленными толпами, особенно туда, где слышал старца духовного и учительного. Оттого к пр. Дионисию приходило множество не только мужчин, но и женщин, желавших послушать его наставление, что было противно монастырскому уставу и опасно для братии. Жаль было преподобному отказать им в праве посещать монастырь, как единственное доступное им место для познания Закона Божия, но не мог он видеть и нарушение своего устава; тяжело было его отеческому сердцу лишить их духовной помощи и назидания, но дорого было спасение и братии, поэтому мудрый старец, удовлетворяя потребностям первых и обезопашивая последних, построил за две версты от Покровского монастыря особую церковь во имя святителя Леонтия Ростовского, чтобы там могли собираться женщины, желавшие слышать и видеть преподобного. Он учредил при ней иноческую обитель, поручив ее благоговейному и учительному старцу, украшенному сединами. Но истинному боголюбцу и народолюбцу, искавшему не своих си, а славы Божией и пользы ближнего, мало показалось устроенных им на одной пустынной Глушице трех иноческих обителей и он построил еще две церкви, одну за 18 верст от своей лавры вниз по Глушице на реке Сухоне во имя Воскресения Христова, чтобы тамошние жители, не имевшие по близости церкви, могли собираться в ней для слушания слова Божия, другую во имя святителя Николая по просьбе бедных жителей селения Двиницы и украсил ее благолепными иконами своего письма. Народ смотрел на него как на пастыря и учителя, посланного Богом для просвещения края, и обращался к нему в телесных и духовных нуждах, как к отцу, в полной уверенности получить просимое. И не один только простой народ имел такое высокое мнение о смиренном Глушицком отшельнике. Святая строго подвижническая жизнь и духовная мудрость его привлекали к нему множество людей всякого звания и возраста, чем более он смирялся и скрывал свои подвиги, тем более и шире распространялась слава о нем, так что даже опытные в духовной жизни приходили к нему и оставались разделять с ним иноческие труды и поучаться его душеполезными беседами. Так блаженный Григорий, впоследствии подвнжник и чудотворец Пельшемский, уже будучи архимандритом в Ростове, пришел к нему в Сосновец и прожил здесь около пяти лет, изучая духовную жизнь под руководством и по жизни аввы сосновецкого. Сюда пришел к нему из Великого Устюга священно-инок Амфилохий, высокий по благочестию, сделавшийся первым преемником пр. Дионисия в игуменстве. Еще далее Устюга из Великой Перми пришел в лавру Дионисиеву игумен Тарасий, добровольно оставивший свое начальство для того, чтобы самому быть под начальством преподобного и довершить здесь свое святое поприще. Здесь же просиял святостью жизни пр. Макарий, урожденец Ростовский, которого пр. Дионисий взял из отеческого дома еще 12 летним отроком и воспитал под ближайшим своим надзором, впоследствии этот Макарий был вторым преемником его в настоятельстве. Были и другие искренние рабы Божии в числе многолюдного братства пр. Дионисия, которых привлекла в Глушицкую пустыню слава о его духовной опытности, таковы напр. пр. Феодосий, мощи которого почивают под спудом в Покровском монастыре, и пр. Филипп Рабанский, основавший впоследствии на реке Сухоне свой Рабанский монастырь.

За семь лет до своего преставления пр. Дионисий сам выкопал себе могилу в любимом своем Сосновце и ежедневно приходил к ней, непрестанно напоминая себе о смерти. Часто он простаивал над нею на морозе всю ночь, помышляя о том, как бы избежать страшного хлада тьмы кромешной и вкусить радости райской жизни. «Если не будет положено здесь тело мое, говорил он братии, то не останется здесь живущих, ибо пустынно и трудно место сиe. Если же здесь положено будет, то Бога ради не презрят места сего и меня, с верою живущие здесь восприимут награду от Бога, а в страшпый день суда обретут себе помощницею Владычицу за труды в Ее обители».

Не задолго до своей блаженной кончины преподобный был утешен посещением Глушицкой обители архиепископом Ростовским Ефремом, который, заботясь о благосостоянии своей обширной епархии, подвигся в то время лично обозреть ее до Великого Устюга и даже до поморья и на обратном пути оттуда коснулся пустынного края Глушицкого. Преподобный, услышав, что владыка идет к его обители, вышел к нему на встречу со всею братей и, поклонившись до земли, с великою честью принял его в свою лавру и совершил молебное пение Богоматери. Учительный архипастырь, благословив авву и учеников его, преподал им архипастырское наставление о том, как подобает братии повиноваться своему настоятелю, затем, обратясь к преподобному, сказал: «поскольку принял ты овец из ограды Христовой, блюди себя и стадо, за которое дашь ответ, чтобы и ты мог сказать на суде: вот я и дети, которых дал мне Бог. Упаси их на пажити слова Божия, не ослабевай и непрестанно внушай им: подвизайтесь, боритесь, чтобы одолеть, трудитесь, чтобы отдохнуть и алкайте, чтобы насытиться. С ними вместе сам прежде будь исполнителем того, что говоришь, ибо сказано, что и Господь Иисус начал творить и учить, чтобы твоим примером возбудить их. Видение вернее слышания, если же не увидят дел твоих, тягостными покажутся слова твои. Со слезами припадай к Богу о чадах твоих, да сохранит их и тебя от наветов вражиих; наказуй, блюди, запрещай, милуй, простирай руки к падающим, увещевай заблуждающих, обвязывай как врач раны душевные, будь образом благих нравов, научая терпению и молчанию; предначинай всякое доброе дело, чтобы и меньшие братья от тебя не отставали. Обходя стадо твое молитвою и заботою, не презри, но помилуй уязвленную овцу и возлей масло на струны ее, дабы все непостыдно явились на судище Христово и ты бы, вместе с ними, принял воздаяние от Владыки Христа». До слез тронула преподобного речь святителя и от избытка сердца он сказал в ответ ему: «Господь, пославший Апостолов просветить вселенную, послал нам тебя, пастыря и учителя, достойного сей чести в земле русской. Преподавая нам божественные заповеди, подражаешь ты истинному Пастырю, положившему душу свою за овец». На что святитель опять сказал ему: «Чадо, в евангелии сказано: кому дано много, много и взыщется от него, и Апостол внушает, что епископы, иереи и князья великой приняли на себя подвиг устроять все по правде и обо всем пещись, чтобы привести ко спасению порученные им души». Владыка Ефрем рад был случаю лично видеть преподобного, о котором много слышал от других, утвердил духовное завещание Дионисия, дал его монастырю обильную милостыню и сам принявши дары, подобающие его высокому сану, возвратился на свою кафедру в древний Ростов.

Хотя еще при переселении в Сосновец пр. Дионисий было уже около 60 лет и здоровье его, особенно от трудов и лишений, было расстроено, но он все еще усугублял свои подвиги по мере того, как приближался к цели своего странствия. Со времени своего водворения в пустыне не оставаясь никогда праздным от духовного делания, он и в самой глубокой старости не оставлял прежнего своего правила, так что от продолжительных стояний и бдений ноги его отекли «и бяху яко столпие», а пост и воздержание его были таковы, что «точию на самый день светлого Воскресения Христова вкушаше млека и сыра и то пооскуду». В последние годы жизни любимым место пребыванием его был Сосновец, где им приготовлена была для себя и могила, но он не забывал и лавры, часто посещая ее и проводя в ней по нескольку дней. Во время одного из таких посещений он призвал к себе в келью возлюбленного ученика своего и сподвижника Амфилохия и сказал ему: «ныне вижу, что время отшествия моего уже при дверях; тебе же, друг мой и сверстник, Господь повелел еще долго жить; покрой тело мое землею и персть отдай персти, а сам пребывай на этом месте, держась духовного жития и творя память моему смирению. Не изнемогай, чадо, в болезнях и воздыханиях, на всякий час ожидая разлучения отсюда, и теки на почесть вышнего звания во Христе Иисусе. Вспоминай и сие слово Господне: когда исполните все повеленное вам, говорите, что вы рабы ничего нестоющие. Ибо кто из нас может когда-либо заплатить долг, которым мы обязаны Владыке Христу? Он богатый обнищал ради нас, чтобы мы обогатились Его нищетою, и бесстрастный пострадал, чтобы нас освободить от страстей; вспоминая о том, пленяй всякое помышление твое в послушание Христово». Амфилохий, видя всегда старца бодрым и дятельным, не ожидал услышать от него такой речи и оттого, как громом пораженный словами преподобного, он заплакал о предстоящем разлучении с своим учителем и сквозь слезы сказал ему: «о, духовный отче, ты сам отходишь на покой, а меня оставляешь в страстях и скорби; помолись Господу, чтобы и мне быть тебе спутником из этой жизни. Дионисий с кротостью отвечал ему»: много молился я Господу о том, чтобы не разлучаться нам друг от друга, но узнал от Его благости, что тебе еще не подобает ныне оставить мир, потому что ты еще недовольно подвизался для получения приготовленной тебе награды. Долго теб еще трудиться на этом месте после моего преставления, ты видел мои труды и заботы об избранном стаде Христовом, потрудись так и ты, пока продлится жизнь твоя, уча и надзирая и возводя к духовному разумению словесное стадо Христово». До самаго вечера беседовал старец с своим учеником, передавая ему отеческие свои наставления и советы и, окончивши беседу, приказал ему идти в свою келью. Приняв благословение старца, Амфилохий вышел от него и, пригласив с собою Макария, тайно возвратился к келье Дионисия и сквозь скважину двери стал смотреть, что будет делать преподобный? Оставшись одни в келье и неподозревая того, что ученики присматривают за ним, блаженный Дионисий встал и, воздавши руки к небу, начал молиться. «Владыко человеколюбце, приими меня в вечное Твое cеление и не помяни моих согрешений вольных и невольных и сохрани рабов Твоих в сей обители, избавляя их от всякого навета вражия, да прославится имя Твое святое». Потом преклонив колена, обратился с молитвою к Богоматери, прося себе Ее предстательства и заступления. «Всемилостивая Владычице, Матерь сладкого моего Христа, на Тебя возлагаю всю мою надежду и упование. Ты сподобила меня грешного раба Твоего создать сию обитель во славу святого имени Твоего, Ты и ныне сохрани и помилуй и меня и всех живущих в ней и буди им всегда покров и застунница». После этой молитвы, сопровождавшейся слезами, преподобный сел, чтобы несколько отдохнуть, и сведен, был в тонкий сон, но вот внезапно послышался ему голос: «услышана твоя молитва о братии и неотступна буду я от сей обители, охраняя ее от всяких зол и оскудения». Воспрянул блаженный старец, услышав сии слова, вострепетало от радости сердце его, всю ночь он провел без сна, воспевая хвалебные песни и благодаря Матерь Божию за обещание покровительства его обители. Теперь он мог спокойно ожидать себе кончины, не заботясь и не думая о том, что станется с его монастырями после его преставления. Он едва дождался рассвета, чтобы поделиться своею радостью с Амфилохием и, вместе с ним прославив Бога, приказал позвать к себе всю братию. Когда братия собралась, он объявил им о предстоящей ему кончине и преподал последнее наставление. «Братия и чада, говорил он, вот я умираю и предаю вас всемогущему Богу и Пречистой Его Матери, да будет Она вам стена и прибежище от сетей вражиих, вы же украшайтесь более всего смирением, не забывайте страннолюбия, стяжите любовь нелицемерную, чистоту душевную и телесную, будьте воздержны в пище и питии и ни во что вменяйте все утехи и радости, честь и славу жития сего, ожидая вместо них воздаяния небесных и вечных благ, от Бога». Уливаясь слезами, братии спросила его: «духовный отец наш! отходя сам на покой, кому оставляешь нас, кто будет заботиться о душах наших?» «Богу оставляю вас и Его пречитой Матери, отвечал старец, старейшинство же вручаю возлюбленному моему ученику Амфилохию, ему приказываю я пасти стадо Христово внимательно и право; мир Божий да будет с вами, просвещая и вразумляя вас и наставляя на путь истинный, и я даю вам мир и благословение. Будьте послушны наставнику вашему, по слову Господню, сказанному апостолам: слушали вас, Мене слушает и отметающийся вас, Мене отметается, убойтесь страшного оного гласа: от идите от Мене в огонь вечный. Вот я в кратце показал вам путь истинный, чтобы быть вам во всем совершенными и оставаться божествнным светом. Благословив всех, преподобный отпустил их из кельи, а сам начал безмолвствовать, ибо ему было тайное откровение, что чрез три дня он отойдет к Господу. В четверток, 29 мая, он впал в недуг и почувствовал близость разрешима души от тела. Готовясь предать Богу свой дух, пр. Дионисий, как отец сердобольный, еще раз созвал учеников к смертному одру своему, приказал воспитаннику своему Макарию совершить божественную литуpгию, чтобы на самый исход еще раз приобщиться святых Таин. Лицо его сияло небесным светом. Он еще повторил братии завет свой, чтобы тело его было погребено там, где он сам за семь лет выкопал себе могилу, и чтобы оба монастыря Сосновецкий и Покровский были всегда под одним настоятелем. «Если обрету милость у Бога, то не оставлю места сего, но буду молить Господа и Пречистую Матерь Его, чтобы не было здесь оскудения, сказал он в утешение им и, осенив себя крестным знамением, начал тихо кончаться, как бы погружаясь в сон. Лицо умирающего внезапно просветилось и сделалось бело как снег, благоухание от тела наполнило келью, а блаженному Амфилохию показалось в это время, что на голове умершего блистал сиющий венец. Пр. Дионисий скончался 1 июня 1437 года в Воскресенье в 6 часу дня всех лет жизни его было 74 года и 6 месяцев. Он был низкого росту и очень сух телом, отчего голова его казалась более надлежащей пропорции, лицо имел продолговатое, щеки впалые, брови полукруглые, взгляд тихий, борода по грудь не густая и не тонкая, волосы светлорусые и полуседые.

С подобающею честью, при всеобщем плаче, труженическое тело его было положено во гроб и в тот же день с псалмопением, в сопровождении всей братии, повезли его из лавры в Сосновец, но конь, везший тело святого, отойдя недалеко от лавры, остановился и не пошел далее, не смотря ни на какие понуждения⁸⁷. Тогда Амфилохий велел привести любимого коня Диониссева и хотя он был не лучше и не сильнее первого, однако легко довез тело до пустыни, как бы чувствуя, что в последний раз служит любившему его старцу. На другой день, по совершении божественной службы, тело святого было погребено в изготовленной им могиле по правую сторону церкви и с тех пор до ныне от гроба его истекают исцеления всем, которые призывают имя его с верою. Почитая дивные подвиги пр. Дионисия и последуя указаниям свыше, открывшимся в чудесах, явленных чрез него миpy, Московский собор 1547 года причислил его к лику святых и установил праздновать память его во всех церквах русских 1 июня в день его преставления. Служба ему написана в 1548 году. Мощи его почивают под спудом в Сосновском Глушицком монастыре ныне ставшем уже главным в каменной соборной церкви в его имя, за левым клиросом, в четырех шагах от северной стены, рядом с учеником его Амфилохием. Общая над ними рака, украшенная золоченою резьбою по голубому фону, устроена в 1640 году иждивением гостя Бахтеяра и детей его Ивана и Василия. На ней положены иконы преподобных в серебряных ризах с позолочеными венцами, весом один пуд и два фунта. Над ракою возвышается на золоченых колоннах балдахин, украшенный золоченою же резьбою. За правым клиросом в этой церкви помещается икона Знамения Божией Матери, с двумя огненными серафимами по сторонам, письма пр. Дионисия. Кроме ее доныне уцелели еще иконы письма святых рук его: в Прилуцком монастыре пр. Димитрия, в Семигородной пустыне Успения Божией Матери, принесенная туда из Глушицкой обители и с 1593 года прославившаяся чудесами, в Кирилловом монастыре икона Успения же Божией Матери⁸⁸.

Преподобный Дионисий, вышедши из Каменного монастыря без всяких средств, устроил 4 иноческих обители и 2 приходские церкви и при кончине своей оставил лавре Глушицкой весьма достаточные средства для безбедного существования как в движимом, так и в недвижимом имении, которое подробно перечислено им в его духовной. Но лучшим и более дорогим наследством, оставшимся после него, было водворение ни в своих обителях строгого порядка, учреждение общежительного устава и утверждение в сердцах учеников духа истинного подвижничества, долго продолжавшегося на Глушицах и после его кончины, так что Иоанн IV, самый взыскательный и строгий ценитель монашества, должен был признаться, что «на Глушицах обитель процветает постническими подвигами»⁸⁹. Целый ряд учеников и ближайших преемников пр. Дионисия настолько был верен его преданию и так старался во всем подражать ему, что и после блаженной его кончины не было на Глушпцах ни в чем перемены, как бы сам пустынный авва все еще продолжал, управлять своими обителями. Многие из ученпков пр. Дионисия, вскоре после их кончины, еще современниками причислены были к лику святых, таковы пр. Амфилохий, почивающий рядом с Дионисием, макарий, Тарасий и Феодосий, мощи которых находятся в Покровском монастыре.

Преподобный Амфилохий – долгое время подвизался в одном из Устюжских монастырей и достиг там священного сана. Но когда слава о пустынных подвигах Дионисия достигла до Устюга, он оставил свою обитель и в 1417 году пришел на Глушицу, желая быть учеником преподобного. «Отче, спаси меня», сказал он Дионисию, поклонившись ему до земли. «Брат мой, зачем ты принял на себя такой труд прийти сюда?» отвечал Дионисий. Я пришел, отвечал Амфилохий, прежде всего поклониться Пресвятой Богородице, а потом стопам твоим и живущей здесь братии и просить молитв ваших. Преподобный пригласил его к себе в келью и по совершении общей молитвы, когда они сели, призвал ученика своего Макария и сказал ему: «вот пришел к нам в монастырь Пречистый, наставляемый Богом инок Амфилохий и хочет с нами пребывать и приносить молитвы Богу. Макарий отвечал: прости меня невежду, отче, не знаю, что сказать. Говори, послушник, что Бог положит на сердце, сказал старец, и Макарий произнес: благословен Бог, хотящий всем человеком спастися и в разум истины приити. Да даст тебе Бог говорить всегда полезное, прибавил игумен. Видя такую простоту наставника и ученика, Амфилохий пал к ногам старца и сказал: понимаю теперь пути твои, отче, и как не ища славы человеческой, ищешь ты ты только славы Божией. Дионисий, подняв его, сказал: зачем ты, брат мой, отягчаешь грешного человека? Встань, Богу-слава! Он один может спасти и тебя и меня. – Бог, ищущий всем спасения, отвечал Амфилохий, привел меня во святые твои руки и с помощью Его я буду исполнять все, что мне велишь. Дионисий, услыхав, что гость хочет быть ему сподвижником, не скрыл, что жизнь в его обители сурова и трудна, но это не смутило пришельца. Тогда Дионисий сказал ему: если хочешь пребывать здесь, сотворим завет не разлучаться друг с другом, пока останемся на земле, на что Амфилохий с радостью согласился, обещаясь со всею точностью исполнять устав общежития. Он действительно сделался самым видным и надежным помощником Дионисию при устройстве обители, тщательным блюстителем порядка и исполнителем монастырского устава. Кротость и смирение его были примерные, он заботился только о душе, почему и одежду носил самую смиренную, такую, которую не хотели носить другие, так что сам пр. Дионисий удивлялся его терпению и подвигам, радовался и благодарил за него Бога. Двадцать лет провел блаженный Амфилохий в Глушицах под руководством пр. Дионисия, стараясь во всем подражать ему и восходя от силы в силу в жизни духовной; по преставлении же его был его преемником в управлении обителями и подвизался еще 15 лет, так что всех лет его пребывания на Глушицах было 35. Достигши глубокой старости, он тихо и мирно скончался 12 Октября 1452 года и был погребен, по его завещанию, в Сосновце подле своего наставника, с которым соединился и духом в царствии небесном. Пр. Амфилохий был росту среднего с небольшою серебристою бородою. Память его совершается 12 Октября, служба ему общая с пр. Дионисием.

Преподобный Макарий. Однажды, во время своего пребывания в Ростове, пр. Дионисий остановился в доме благочестивого гражданина Агафоника, у брата которого был сын 12 лет, по имени Матвей. Когда пр. Дионисий беседовал со старшими в доме о спасении души, любил слушать его беседы и Матвей, так что обратил на себя внимание старца. Блаженный Дионисий, провидя в нем доброго пустынножителя, сказал ему: «Чадо! Христос говорит в Евангелии: Кто любить отца или матерь более Меня, недостоин Меня и кто не возмет креста своего и не последуст за Мною, недостоин Меня. Тем, которые желают служить Ему, Он сказал: не принес Я на землю мир, но разделение, т. е. отсечение всех мирских пристрастий и любви к житейскому. От всего этого велит Господь отрекаться и не прикасаться к нечистоте миpa. Однажды, когда сказали Ему: вот матерь Твоя и братья Твои, то и от них внушил Он отрешение, сказав: мать Моя и братья Мои те, которые творят волю Отца Моего небесного, и тем показал нам образ нового духовного родства и жительства. Пусть будет отцом твоим тот, кто потрудится вместе с тобою свергнуть бремя греховное, а матерью-кто омоет тебя от скверны страстей в новом рождении; братьями твоими да будут беседующие с тобою о горнем отечестве; приобрети в супруги себе непрестанную память о смерти и будешь иметь чадами от нее воздыхания сердечные; рабом сделай себе плоть свою, а друзьями святые силы, которые, во время исхода твоего, будут тебе помощниками к восходу на небеса». Глубоко запали слова старца в душу впечатлительного отрока и он с радостными слезами сказал ему в ответ: Отче, как ты сказал, так я и желаю этого, лишь бы мне иметь тебя учителем. – Я согласен иметь тебя своим учеником, отвечал он обрадованному отроку, и Матвей, оставив дом и родителей, решился последовать за Дионисием. Преподобный взял его с собою в монастырь и, сподобив иноческого образа, назвал его Макарием и оставил жить у себя в келье, чтобы удобнее наблюдать за ним. Юный инок чистотою своего сердца, послушанием и терпением на столько приобрел себе любовь старца, что тот непрестанно молился о нем Богу, чтобы беспрепятственно совершить ему свое течение. По желанию пр. Дионисия apxиепископ Дионисий рукоположил Макария в сан пресвитера. До самой кончины своего наставника Макарий жил при его келье и был свидетелем всех его подвигов, стараясь и сам, по мере сил своих, подражать им. После блаженного Амфилохия он был игуменом Глушицкой лавры и заботился о том, чтобы ничего не было нарушаемо из устава и предания пр. Дионисия. Мощи его почивают под спудом в Христорождественской церкви Покровского монастыря рядом с пр. Тарасием; на гробнице их находится древняя, принадлежащая им, схима. По рукописным святцам пр. Макарий преставился 13 мая, не ранее 1462 года, так как на его имя есть грамота Иоанва III. Служба ему отправляется общая с другими Глушицкими преподобными по древней рукописной монастырской книге.

Преподобный Tapacий был игуменом в одной из обителей, устроенных святителем Стефаном к земле Пермской для распространения и утверждения православной веры между зырянами-язычниками, и продолжал его апостольские труды. В 1427 году, уже при втором преемнике Стефана святителе Герасиме, Tapacий добровольно оставил начальство и, находя для себя более полезным быть в подчинении у другого, нежели самому начальствовать, пришел в Глушицы, привлекаемый сюда славою о подвигах преподобного. Когда сказали о нем Дионисию, он вышел к гостю на встречу. Издавна желал я видеть лицо твое, честный отче, и много молил о том Господа, сказал Tapacий, припадая к ногам Дионисия. Благословен Бог, пославший к нам недостойным мужа опытного и благоговейного, смиренно отвечал Дионисий. Тебя прославил Господь по делам твоим, продолжал Tapacий, позволь же мне подражать тебе и исполнять твою волю; вот небольшое имение, которое я привес с собою, причисли меня к твоей пастве. Сам по себе я не могу ничего сделать, но все возможно Богу, отвечал Дионисий и, введши гостя в монастырь, дал ему келью в лавре. Когда, сотворивши общую молитву, они сели в ней, Дионисий сказал Тарасию: не ты ли, как подражатель истнного Пастыря Христа, сам был пастырем и целителем заблуждающих во мраке язычества, в земле Пермской? Не ты ли на самом деле исполнял слово Господне: кто сотворит и научит, сей велий наречется в царствии небесном, открывая заповеди Христовы людям, неведавшим Бога? Труждающемуся делателю прежде подабает от плода вкусити, самому прежде делать и потом уже учить других. Размыслив об этом я и пришел в монастырь к Пречистой, чувствуя нужду быть учеником твоей святыни, сказал в ответ Tapacий и убедительно просил игумена принять его под свое руководство. О смиреннейший отче, сказал ему Дионисий, ты послушал евангельского гласа, ни во что вменив богатство и славу мира сего. Этим смирением своим ты готовишь себе великую награду на небеси. С того времени игумен Тарасий начал трудиться в монастыре наравне с послушниками и проводить жизнь самую строгую и суровую, постом и бдением умерщвлял тело и, всецело отрекшись своей воли, предал себя руководству наставника. Благодатные слезы умиления постоянно орошали его ланиты, свидетельствуя о его глубоком смирении и сокрушении сердца, так что все дивились его терпению и смотрели на него, как на одного из древних великих подвижников. Десять лет провел он таким образом при жизни пр.Дионисия и, достигши глубокой старости, преставился в 1440 году, уже при игумене Амфилохии и погребен был в лавре, где впоследствии, рядом с ним, положен был и пр. Макарий. Мощи его находятся под спудом, в церкви Рождества Христова в Покровском монастыре, под одною ракою с Макарием, и служба им общая.

Преподобный Феодосий. О пр. Феодосий известно только то, что он был учеником пр. Дионисия и мощи его почивают вблизи мощей Тарасия.

Как о св. Апостолах, – хотя все они были самовидцами Иисуса Христа и пострадали за распространение веры в Него, не в одинаковой полноте дошли до нас известия и в самом свящ. Писании о некоторых из них говорится довольно подробно, о других же остались почти одни имена, так жизнь и деяния и позднейших их последователей-святителей, преподобных и мучеников не одинаково нам известны. Особенно это должно сказать о деяниях святых угодников, подвизавшихся в пределах епархии Вологодской. О многих из них недошло до нас никаких известий, кроме одних только имен и краткого указания рода жизни или места их подвигов, каковы напр. св. благоверный князь Феодор Всеволодович, пр. Кирилл пустынник, пр. Тимофей на Кубенском озере, Авксентий и Онуфрий, основатели Перцевой пустыни, Авраамий и Коприй Печенгские и другие, хотя все они за свои добродетели и подвиги еще ближайшими к ним потомками причислены к лику несомненных угодников Божиих и имена их находятся в древних рукописях святцах и,без сомнения, были о них какие-либо записи. Если принять в соображение время, отдляющее их от нас на несколько векое, многократные пожары и раззорения нашей страны от своих и чужеземных врагов, то это нисколько и неудивительно; надобно еще радоваться и благодарить Бога, что незабылись святые имена Вологодских подвижников (хотя и не все) и мы можем обращаться к ним с молитвою как к своим соотечественникам и покровителям страны нашей, что о некоторых из них кроме имен дошли до нас и некоторые, правда скудные, сведения. К числу таких малоизвестных угодников Божиих относится и пр. Пахомий, иже на езере, начальник монастыря и чудотворец, о котором мы несколько знаем только из жития пр Дионисия Глушицкого.

Пр. Пахомий начало иноческих трудов своих положил у Спаса на Каменном, где подвизался вместе с Дионисием Глушицким под руководствоы игумена Дионисия Святогорца. Здесь он близко познакомился с пр.Дионисием Глушицким, с которым, как с единоправным, свел духовное дружество. Друзья прожили много лет в различных монастырских послушаниях, смирением и трудолюбием снискали общую любовь и уважение братии, но тяготясь почетом и ревнуя о высшем духовном совершенстве, опп испросили себе у игумена Дионисия благословение удалиться в пустыню на безмолвие и поселились на святой луке в запустевшем монастыре. Сперва построили они себе хижину для жилья, потом церковь во имя святителя Николая, и получили от Ростовского архиепископа Григория благословение на освящение церкви и возобновление монастыря, а Дионисий кроме того и сан священства. Пахомий с душевною радостью стал служить Дионисию при совершении богослужения. По прошествии нескольких лет подвигов на св. луке, когда уже у них был сожительствующий с ними третий брат и в пустыню к ним стали приходить посетители, пр. Дионисию пришло на мысль удалиться в пустыню более глубокую и завести в ней общежитие. К этому побуждала его с одной стороны любовь к уединению, с другой стороны то, что друг его Пахомий стал наконец тяготиться суровостью его жизни. Сотворив общую молитву и целовав друг друга, друзья мирно расстались, Дионисий пошел на Глушицу, а Пахомий остался на св. луке, прилагая труды к трудам и служа примером для начавшей уже собираться к нему братии. Но на этом и оканчиваются дошедшие до нас письменные о нем сведения, так что мы ничего не можем сказать ни о дальнейших его подвигах, ни о времени блаженной его кончины и о месте погребения. Николаевский монастырь на св. луке впоследствии приписан был к Вологодскому Борисоглебскому монастырю, находившемуся на острове реки Сухоны, называемом Глебове, в 10 верстах от Шуйска, а в 1479 году великая княгиня Мария грамотою своею передала его в ведение Спасокаменного, вознаградив за него Борисоглебский монастырь деньгами. Не эта ли приписка Свято-луцкого монастыря к другим и была причиною того, что до нас не дошло сведений о последующей жизни его основателя?

Когда пр. Дионисий в лесных дебрях и непроходимых Глушицких болотах устроил свои обители и ввел в них строгий общежительный устав, тогда стали приходить к нему для сожительства не только бельцы из ближайших окрестностей, но и священноиноки, игумены и архимандриты из отдаленных мест, желая быть его учениками. Так велика была у всех уверенность в духовной опытности и мудрости пустынного аввы; так все желали иметь его своим наставником и под его руководством учиться иноческим подвигам. И не напрасна была эта уверенность! Сколько окрестных жителей, мужей и жен преподобный просветил и наставил на путь спасения своими мудрыми наставлениями и отеческими советами, построив им даже и храмы Божии! Сколько в среде своего многочисленного братства он воспитал святых и великих подвижников иночества, наставляя их и словом и собственным примером! Как твердо и глубоко насадил и укоренил в своих обителях дух истннного подвижничества, не оставлявший их долгое время и после его блаженной кончины! К этому светлому лику святых подвижников, усвоивших себе дух учителя и просивших иноческими подвигами, прннадлежит и блаженный Филипп Рабангский.

Неизвестно откуда он был родом, какого происхождения и когда пришел на Глушицы, известно только, что здесь он был пострижен в монашество, долго подвизался и был одним из ближайших учеников пр. Дионисия, которому старался во всем подражать. В 1437 году он оплакал кончину великого учителя своего, но еще долго оставался в обители, повинуясь преемнику его Амфилохию и постепенно возрастая и укрепляясь в жизни духовной. Однако напоследок, наскучив многолюдством обители, он пожелал жизни более безмолвной и уединенной и вышел из монастыря, чтобы где-нибудь в уединении всецело посвятить себя на служение Богу. Проходя по лесам и дебрям для отыскания себе удобного места жительства, он остановился на берегу Рабанской Сухоны при одном ее повороте, где прекрасная местность невольно привлекла к себе его взоры. Он стоял на высоком берегу, покрытом зеленою травою, пред ним величественная река тихо катила свои светлые воды, нa зеркальной поверхности которых отражались лучи солнца и весело плескались, никем не тревожимые, стаи речных птиц; вдали, на противоположном берегу, виднелись небольшие холмы, придававшие разнообразие картине, вся окрестность была покрыта сплошным девственным лесом, которого еще не касалась рука человека, повсюду царствовала невозмутимая тишина и безмолвие, так что не надобно было для уединения искать лучшего места. Долго стоял путник, любуясь красотою природы, и решился тут поселиться. Сложив с себя тяжелую ношу, состоявшую из необходимых для пустынника вещей, он преклонил колена и после продолжительной, усердной молитвы начал рубить лес для построения небольшой кельи. В ней он намеревался проводить жизнь в совершенном уединении, но недолго ему пришлось наслаждаться одиночеством. Окрестные жители случайно узнали о поселении его в пустыне и мало по-малу стали собираться к нему любители безмолвия, желавшие сожительствовать ему. Они просили его быть их наставником и руководителем и пр. Филипп, научившийся у великого аввы искать не своих си, по пользы и спасения ближних, не мог отказать им в их просьбе. Когда собралось несколько человек братии, они стали просить блаженного устроить храм и основать общежитие. Приняв желание братии за указание Промысла Божия, он отправился в Ростов к архиепископу Ефрему, чтобы испросить у него благословение на построение церкви и обители. Владыка, узнавши пр. Филиппа как ближайшего ученика Дионисиева еще в бытность свою в Глушицком монастыре, охотно дал свое благословение, снабдил всем необходимым для освящения цервви, а его самого поставил игуменом новой обители. Так как церковь требовалась небольшая и пустынники не много заботились об излишних украшениях, то она скоро была построена и освящена в честь Преображения Господня. Это было в 6955 (1447 году). Сделавшись игуменом и зная, что кому больше дано, с того более и взыщется, преподобный усугубил свои подвиги, всегда пребывая в посте и молитве и прилагая труды к трудам, первым выходил на монастырскую работу и прежде всех являлся в церковь на молитву. Снисходительный и милостивый к другим, он был строг и неумолим к самому себе, изнурял тело свое бдением и постом и старался назидать других сколько словом, столько же и собственным примером. Десять лет пр. Филипп провел в таких подвигах, ни мало не ослабив их даже в старости. Подробностей о блаженной его кончине до нас не дошло и известно только то. что он тихо и мирно скончался 15 ноября 1457 года и погребеи был в своей обители близ церкви. Рабангский монастырь по грамоте царя Иоанна Васильевича в 7072 (1564) году был снабжен вотчинами, что впоследствии было подтверждено грамотами царя Михаила Феодоровича в 7121 (1613) и 7126 (1618) годах. Крестьян за монастырем было 192 души. В 1764 году монастырь был обращен в приходскую церковь. Надобно полагать, что сущсствующий в ней придел во имя Апостола Филиппа устроена был в память преподобного вскоре после его кончины. В древних рукописных святцах память пр. Филиппа положена 15 ноября⁹⁰.

Жития св. угодников Божиих, просиявших в России, составлены в монастырях иноками и предназначались для чтения преимущественно инокам. Инокам жe, совершенно отрекшимся от мира и оставившим даже свое имя, данное им при св. крещении, естественно все мирское казалось маловажными и незаслужиающим внимания. Для чего им было доискиваться где и когда родился тот или другой преподобный, от каких произошел родителей, какое носил имя и какую занимал в мире должность, когда для них было все равно, что холоп, что боярин, так как монашеское пострижение уравнивало всех и какие-нибудь «Лопотало да Варлаам» лица неизвестного происхождения часто были предпочитаемы и становились выше знаменитых и прирожденных князей и бояр⁹¹. Сверх того обстоятельства жизни подвижника в мире до прибытия в монастырь и пострижения в монахи часто инокам и знать было трудно и невозможно. Оттого во многих житиях святых, в которых подробно рассказывается их жизнь в монастыре иноческие подвиги, что единственно только и было важно в глазах писателей иноков – ничего не говорится о их роде и происхождении, о мирском имени, занятиях и других обстсятельствах их жизни до прибытия в монастырь. Таково и дошедшее до нас житие пр. Сергия Нуромского Чудотворца, написанное Глушицким игуменом Ионою по запискам Обнорского игумена Протасия.

Когда слава великого духовного светила пр. Сергия Радонежского распространилась по всему северу и достигла Царяграда, привлекая в пустынную его обитель множество бельцев и иноков, желавших учиться у него духовным подвигам, пришел к нему некто Сергий-постриженик святой горы Афонской. Откуда и кто был этот инок Сергий? Что побудило его оставить место своего пострижения, всегда славившееся самым строгим исполнением уставов монастырских? – неизвестно. Преподобный принял странника как искреннего друга и брата любимого, и старался дать ему покой и отдохновение после дальнего его странствования. Одноименные и единоправные, постоянно стремившиеся к достижению одной и той же цели, они рады были взаимной встрече, старались извлечь для себя душевную пользу из наблюдений и опытов духовной жизни, делясь ими друг с другом и взаимно возбуждая один другого к молитве и богомыслию. Не мало времени провел афонский постриженик в Сергиевой пустыне, наслаждаясь его духовными беседами и чем долее жил, тем более дивился смирению и подвигам духовного старца, каких напрасно искал на дальнем востоке. Со своей стороны и пр. Сергий душевно радовался прибытию к нему странника, столь ревностного к подвигам и опытного в духовной жизни, искренно полюбил его, с наслаждением слушал его душеполезные повествования и рассказы о жизни и подвигах старцев на святой горе и в монастырях цареградских и не хотел расстаться с ним. Не легка была разлука с пр. Сергием и для афонского инока, сердечно прилепившегося к нему как к отцу и собственным опытом дознавшего, как полезно для души иметь такого мудрого руководителя и наставника, каким был пр. Сергий. Но любовь к уединению непрестанно влекла его из многолюдной обители Сергиевой в пустыню, побеждаемый ею, он припал к ногам пр. Сергия и, открыв ему желание своего сердца, со слезами просил у него совета и благословения. Искренний любитель пустыни, лучше других знавший пользу уединения и безмолвия, не мог отказать своему другу в том, чего сердечно желал сам, и подвижники со слезами расстались, прося друг у друга молитв и благословения.

Оставив Радонежскую пустыню Сергий направил путь свой к северу и переходя из лесу в лес, из дебри в дебрь, достиг Вологодских пределов и остановился на берегу реки Нурмы на горе в дремучем лесу. Долго смотрел путник с возвышенности на холмистую окрестность, раскинувшуюся под его ногами, и на протекающую среди ее извилистую Нурму и так увлекся красотою места, удаленного от мирских селений и удобного для уединения, что ощутил в сердце своем радостный трепет, как будто нашел какое великое сокровище и сказавши сам себе: «се покой мой, зде вселюся», пал на колени и со слезами начал молиться Богу, прося Его помощи и благословения. Вставши от молитвы Cepгий водрузил на горе крест, построил малую часовню для молитвы и келью для жительства и стал подвизаться никем незнаемый в совершенном безмолвии, дни и ночи проводил в молитвах и псалмопении, умерщвляя плоть свою постом и непрестанными трудами. «И пребысть ту блаженный един лета довольна, равноангельскую жизнь проводя» и терпеливо перенося искушения и напасти и от бесов и от людей. Так однажды в полночь, когда он по обычаю своему, молился Богу и отправлял полунощницу, келья его внезапно наполнилась множеством бесов, которые, принимая на себя различные виды зверей и другие ужасающие подобия,-устремились на преподобного, скрежеща зубами и стараясь его устрашить, но пр. Сергий пребыл тверд, оградив себя крестным знамением, он прогнал их молитвою и они исчезли как дым. После сего диавол, не имея силы вредить преподобному сам, два раза воздвигал на него разбойников, надеявшихся у старца, богатого только нищетою, найти деньги или какое-нибудь имение. В первый раз они избили его до того, что оставили еле живого; едва двигаясь от побоев, преподобный воздел руки на молитву и благодарил Бога за перенесенные страдания. По молитве своей Сергий скоро выздоровел. В другой раз разбойники напали на него ночью во время его молитвы и как дикие звери устремились в его келью. Преподобный, услыша их приход, со слезами из глубины сердца возвал к Богу: «не остави мене Господи Боже мой, не отступи от Мене, вонми в помощь мою Господи спасения моего», и Господь спас его. Врагов было много, а он один, у них в руках было смертоносное оружие, а у него одни только четки, но когда старец воздел руки на молитву, на разбойников напал такой страх, что они не только не смели прикоснуться к нему, но и бежали из кельи, как будтобы кто гнался за ними, и уже никогда более не приходили.

Из любви к пустыне и безмолвии пр. Сергий расстался со своим великим наставником и вышел из обители Радонежской, как ни тесен и не прискорбен был избранный им путь, он с радостью шел но нему, терпеливо переносил, все пустынные скорби и лишения, утешаясь тем, что ничем неразвлекаемый, неведомо для людей может служить единому Богу. Он желал прожить так до конца своей жизни, но Господь восхотел поставить его светильником на свещинице, чтобы равноангельская жизнь его была прмером для других и чтобы исполненный мудрости и опыта слова его служили к душевной пользе многих. Мало по-малу молва о строгом отшельнике стали распространяться в окрестности и к нему начали приходить – одни для того, чтобы попросить ceбе его молитв и благословили, другие желали подать труднику милостыню па пропитание и получить от него назидание, а некоторые изъявляли желание навсегда остаться с ним в пустыне и подвизаться под руководством, мудрого старца, в числе их были и иноки, привлеченные к нему из других монастырей славою о его подвижнической жизни. Уразумев, что на то есть воля Божия и что пустыня его должна обратиться в общежитие, старец с любовью принимал всех, приходивших к нему, и они, построив для себя кущи из древесных ветвей, селились около его кельи. Когда собралось таким образом до 40 человек, блаженный старец начал, думать о сооружении церкви и келий по чину общежительных монастырей и при единодушном старании и помощи братии, вскоре построил небольшой деревянный храм в честь происхождения древ святого креста, кельи для братии и другие необходимые для общежития службы. В тоже время узнал он, что другой ведший подвижник, птенец того же святого гнезда Сергеева, Павел, живший дотоле подобно птицам в древесном дупле, в глубине обширной Комельской пустыни, поселился на берегах Нурмы, верстах в четырех от его обители. Преподобный Cepгий пожелал увидаться с ним. Чудное зрелище представилось ему, когда он в первый раз пришел посетить Павла. Пустынник стоял возле своей кельи, а стаи птиц вились около него, иные сидели у него на головн и на плечах и он кормил их из своих рук; тут же стоял медвдь, ожидая себе пищи от пустынника, и бегали вокруг его лисицы и зайцы, не опасаясь одни других и смиренно ожидая своей очереди. Так все подчинено человеку, так велико влияние его на тварь, что когда он возвышается до обновления в себе первобытной невинности и жизни духовной, возвышается и обновляется с ним и тварь, падедением его повинувшаяся суете и чающая откровения славы чад Божиих (Рим. VIII, 22). Для пр. Сергия довольно было однажды взглянуть на этого нового Адама., окруженного сонмом пернатых и зверей, чтобы узнать в нем мужа по сердцу своему и единоправного себе подвижника; со своей стороны и Павел во время странствования своего по монастырям прежде поселения в дупле, мог слышать о великих подвигах и духовной опытностн пр. Сергия, если только они не имели случая встречаться прежде в Cepгиеовй обители – в месте общего их преуспеяния в духовной жизни. Поэтому как братья и питомцы одного великого наставника, с радостью встретились великие подвижники, взаимно приветствовали друг-друга, просили себе молитв и благословения, не желая только уступить один другому в смирении. Сергий удивлялся невещественной жизни пустынника, а Павел благоговел пред ним, как пред священником и превозносил труды его, как основателя обители и мудрого наставника. С этой встречи они на всю жизнь сделались друзьями и собеседниками, не делая ничего без совета друг с другом. Для пустынножителя Павла знакомство с пр. Сергием представляло еще то удобство, что он мог теперь причащаться святых Таин из его рук, почему он и просил старца быть его отцем духовным, он исповедывал ему все свои помыслы и для этого часто приходил из своей пустыни в обитель пр. Сергия. Случилось однажды Павлу выйти на несколько часов из кельи в пустыню, когда же он возвратился, то увидел, что келья его разметана до основания. Как человек пустынник поддался страху и в ужасе бежал к пр. Сергию, чтобы рассказать ему о своем несчастии, но Cepгий, как более опытный в жизни духовной, тотчас же понял, что это было только бесовское мечтание, и спокойно сказал оробевшему: «Бог нам прибежище и сила (Псал. XIV, 2), иди, брат, в свою келью, ты найдешь ее целою». Пустынник поверил слову своего духовного отца и возвратившись действительно нашел свою келью целою, как сказал старец. Было не мало и других случаев, свидетельствовавших о высокой мудрости, духовной опытности и прозорливости пр.Сергия, почему Павел и смотрел на него как на ангела Божия и такое имел к нему уважение, что когда старец приходил к нему как отец к сыну для духовной беседы, то Павел провожал его более, нежели на две трети расстоянии и расставался с ним уже в виду монастыря пр. Сергия. Место это находится ныне уже в поле селения, заменившего монастырь, и, во свидетельство взаимной любви преподобных, обозначено часовней.

Пр. Сергий, урожденец благословенного юга и афонский постриженик и за свои добродетели священно-инок, после дальних странствий много лет проведший в глухих лесах сурового и негостеприимного севера в посте и непрестанных молитвах то в уединении и безмолвии, то в трудах и заботах о благоустроении обители – наконец достиг глубокой старости и, не изнемогая духом, стал изнемогать телом и впал в продолжительную и тяжкую болезнь. Как солнце склоняется к закату, так старец видимо приближался к своему исходу, с нетерпением и радостью ожидал часа смерти, как окончания своего долголетнего странствования и успокоения от всех трудов и печалей. Павел, узнавши об этом, пришел в последний раз посетить своего собеседника и друга. Горестна была для него разлука с старцем, обливаясь слезами он целовал охладевавшие руки умирающего, прося себе прощения и благословения. И сам пр. Сергий, видя горесть своего друга и сподвижника, не мог удержаться от слез и старался, сколько можно было, утешить его. Когда же оба престали от слез и несколько успокоились, Павел рассказал пр. Сергию, что в то время, когда обыкновенно совершается церковная служба, он многократно слышал звон в одном месте на берегу реки Нурмы, не подалеку от его кельи, и что звон этот был неодинаков: в простые дни в неболыше колокола, как бы повседневный, а в праздники более громкий и торжественный, но, почитая то мечтанием бесовским, не обращала, на него внимания. В ночь же на день светлого Христова Воскресения, когда он, услышавши торжественный звон невидимых колоколов, открыл окошечко своей кельи, то под горою на берегу реки Нурмы увидел столь дивный свет, что, кажется, он превосходил сияние солнца и тотчас же он почувствовал в сердце своем необыкновенную радость и спокойствие. Пр. Сергий принял это видение за указание Промысла Божия и в духе, пророческом предсказал своему другу, что на том месте будет монастырь во имя св. Троицы и многие спасутся в нем. Поэтому он советовал пустыннику не противиться воле Божией и принимать приходящих к нему для сожительства, по кончине же своей благословил Павлу взять постриженика и ученика своего Алексия для устроения новой обители. После сего друзья-подвижники, давши друг другу последнее целование, расстались до свидания и сожительства за гробом; Павел возвратился в свою уединенную пустыню для того, чтобы обратить ее в общежительную обитель, а Сергий стал готовиться к переходу из своей обители в обитель вечную. Когда он почувствовал приближение смерти, то собрал к себе всю братию и возвестил им о предстоящей разлуке с ним, у всех просил себе молитв и прощения и сам всех благословлял и прощал, поручая их покрову и заступлению Божией Матери. Трогательно было его последнее нacтaвлeниe братии, которым он, уже слабым и прерывающимся голосом, как отец чадолюбивый, старался утвердить их во взаимной любви и согласии, убеждал сохранять заповеди Божии, заведенный им чин и монастырский устав, обещая им за то вечное блаженство. Потом, приобщившись св.Таин, воздел руки гор и произнес тайную молитву, наконец оградив себя крестным знамением, крестообразно сложил на груди руки и как бы заснул, тихо и мирно предал Богу чистую свою душу в день своего тезоименитства 7 октября 1412 года. При всеобщем плаче братии, на головах, с великой честью вынесено было тело его из кельи в церковь для отпевания; все столько сожалели о нем и так были огорчены его кончиною, что едва могли совершить чин погребения, вопли и рыдания постоянно заглушали пение, многих нужно было силою отрывать и отводить от его гроба. Труженическое тело его предано было земле близ построенной им церкви. По внешнему виду пр. Сергий был седой, с редкою бородою и с густыми волосами на голове⁹².

По прошествии многих лет после блаженной кончины пр. Сергия, когда не стало в монастырь современников, знавших его лично, когда и память о нем стала изглаждаться и – построенную им церковь заменили новою, более пространною – преподобный явился ночью одному благоговейному иноку Никифору во время тонкого сна и велел сказать игумену и братии, чтобы очистили гроб его, потому что не хочет Господь долее оставлять его в неизвестности и небрежении. «Кто ты?» спросил явившегося смущенный инок. «Я грешный Сергий, бывший начальником сего святого места», отвечал явившийся и указал место, где находится гроб его. Три раза повторялось видение и в последний раз даже с угрозою за непослушание, но Никифор, почитая свои видения за сонные мечтания и опасаясь, как бы не обмануться, не исполнял приказания дотоле, пока не был поражен тяжкою болезнью. Тогда со слезами раскаяния он открыл игумену и свои видения и ослушание, указал место гроба под церковною папертью и когда был приведен туда, внезапно получил исцление. Гробница преподобного была найдена и когда над мощами угодника поставлена была рака с иконою преподобного, то как из неисчерпаемого источника потекли от нее исцления. Монастырь преподобного имел 380 душ крестьян и в 1764 году был закрыт, а церковь обращена в приходскую, в ней и ныне мощи преподобного почивают под спудом под ракою и балдахином. Близ нее до ныне находится его игуменский посох в два аршина длины, выкрашенный черною краскою. В древнем рукописном житии преподобного записано 104 чуда, совершившиеся при его гробе, – последнее из них относится к 1653 году. Вот некоторые из них.

Иоанн Чухолыстов, крестьянин Иледамской волости, долгое время находясь в расслаблении, увидел однажды во сне святолепного старца, который сказал ему: «Иоанн! Что ты столько годов лежишь на болезненном одре? Пора тебе идти в монастырь всемилостивого Спаса и помолиться у гроба пр. Сергия, когда ты помолишься, то и он помолится о тебе и ты будешь здоров, только живи вперед целомудреннее». Пробудившись от сна, расслабленный велел везти себя в монастырь ко гробу пр. Сергия, где действительно получил исцеление, и с радостью уже не уехал, а ушел домой.

Крестьянин Исидор с Лежского волоку много лет находился в столь сильном расслаблении, что не только не владел ни руками, ни ногами, но даже не мог и говорить, а лсжал безгласным, так как от лютой болезни челюсти его оцепенели. Услышав о чудесах, совершающихся при гробе пр. Сергия, он с великим трудом кое-как знаками выразил желание, чтобы его свезли в монастырь ко гробу преподобного. Желание его было исполнено и когда на молебне игумен читал св. Евангелие, уста Исидора отверзлись и он проговорил ясно, по окончании же молебна и по окроплении святой водой, он вдруг стал владеть руками и ногами и почувствовал себя совершенно здоровым.

Иаков, ярославский гражданин, привел с собою ко гробу пр. Сергия 12 летнюю дочь свою, немую от рождения. Когда игумен Филофей стал читать на молебне преподобному Евангелие – девица начала говорить так ясно и чисто, как будто никогда не была немою.

Тихон, священник Обнорской Благовещенской церкви, был нездоров рукою и нисколько не могь владеть ею, но когда отслужили о нем молебен и он приложился ко гробу пр. Сергия, то рука его сделалась так же здорова, как и другая.

Параскева, священническая жена любимского уезда верст за 40 от монастыря пр. Сергия долгое время была расслабленною. В одну ночь, измученная страданиями она немного забылась и увидела во сне пр. Сергия с жезлом в руках. Он подошел к ее постели и сказал ей: «что страдаешь так тяжело? Встань с одра своего, возьми этот жезл к иди к всемилостивому Спасу на Нурму в мою обитель и если сделаешь это, то получишь милость от Бога». Когда Параскева недоумевала как ей идти, ибо она немогла и с места двинуться – пр. Cepгий, подавая ей свой жезл, сказал: «вот ты теперь здорова, иди же в мою обитель и помолись милосердому Господу Богу». Пробудившись от сна, Параскева действительно почувствовала себя совершенно здоровою и радостно встала с постели. Так чудесно получивши исцеление, она сперва и думала было исполнить повеление преподобного, но то за тем, то за другим отлагала свое путешествие со дня на день, а наконец и совершенно забыла о нем. Тогда пр. Сергий явился ей во сне во второй раз и с упреком сказал ей: «по-что ты забыла слова мои и не исполнила моего приказания? Иди же хотя ныне, а если не послушаешь меня и не пойдешь в монастырь, то постраждешь горше прежнего». После этого Параскева не только поспешила исполнить повеление преподобного, но и дала обещание ежегодно приходить на поклонение к его гробу.

Нуромского монастыря старец Симеон полгода был нездоров глазами, так что не мог ничего видеть. Пр.Сергий, явившись ему, сказал: «старче, что не трудишься, а лежишь?» – Не вижу,отче, – отвечал слепой Симеон. Получив такой ответ, преподобный приказал ему помолиться Богу и приложиться к его гробу. Старец прозрел, как только исполнил его повеление.

Анна, охотничья жена с Ухорского яму, была нездорова глазами так сильно, что не видела даже своих рук. Однажды она лежала в постели, вдруг является ей пр. Сергий и спрашивает: «что ты лежишь и не трудишься?» Когда больная ответила ему, что ничего не видит, преподобный велел ей идти в монастырь к его гробу, обещая даровать ей исцеление. Это было на шестой неделе великого поста. За четыре дня до Николина дня ее привели в монастырь, где каждый день служили о ней молебны пр. Сергию и кропили ее святою водою, на пятый день в праздник святителя Николая когда после молебна ее окропили св. водою., то тотчас же отверзлись ее очи и она от радости закричала в церкви: милостью Всевышнего и молитвами преподобного вижу все ясно.

Особенно много получало исцеление у гроба пр. Сергия из бесноватых и умоисступленных. Когда именно пр. Сергий причислен к лику святых, достоверно неизвестно, но так как в 1583 г. над гробом его уже пели молебны, а в 1584 году написано было его житие, в жалованной же царской грамоте 1585 года он называется «новоявленным чудотворцем», то вероятно, что причисление его к лику святых последовало на одном из соборов, бывших незадолго пред тем временем в последней половине XVI столетия.

Житие пр. Сергия написано в 1584 году при Иоанне IV, митрополите Данииле и епископе вологодском и велико-пермском Варлааме. Составитель его – Иона – игумен Глушицкого монастыря, писавший житие по запискам Протасия, игумена Павло – Обнорского монастыря. Сам Протасий писал со слов инока Геннадия, которому о жизни пр. Сергия рассказывал Антоний, многократно слышавший о том же от Алексия, постриженика и ученика Сергиева, бывшего первым игуменом в Павлове. В грамоте Феодора Иоанновича в 1585 году пр. Сергий назван новоявленным чудотворцем. В переписи монастыря по указу Симона архиепископа (8 июля 1678 г.) значится престол во имя пр. Сергия.

Великий угодник Божий и чудотворец Павел Обнорский родился в 1317 году в Москве от богатых и благородных родителей и по тогдашнему времени получил самое лучшее воспитание. Благочестивые родители его ничего не жалели для образования единственного своего сына, готовя в нем верного слугу великому князю и наследника своих многочисленных имений. Воспитанный ими в страхе Божием и в строгих правилах православной веры, он рано еще в отроческом возрасте начал обнаруживать, что не напрасны были заботы родителей об образовании его ума и сердца, что семена доброго учения пали на землю добрую, обещающую принести обильные плоды. К великому удовольствию своему родители скоро могли заметить, что сын их от самой ранней юности был уже не тем, чем обыкновенно бывают другие дети. Вместо того, чтобы заниматься суетными и бесплодными играми, предаваться удовольствиям и развлечениям, свойственным детям, он любил ежедневно ходить в храм Божий, слушать церковное пение и внимать божественной службе. Это еще более раскрыло в нем добрые начала воспитания и утвердило его на избранном пути благочестия, так что в многолюдном престольном городе, среди шумного мира, в достатке и неге и далеко еще несовершеннолетний, он уже начал вести строгую жизнь инока, пребывая в посте и молитве. Особенною чертою его характера было то, что будучи весьма воздержен и скуп к самому себе, он был чрезвычайно щедр и милостив к другим и не пропускали, случая благотворить бедным; не раз случалось, что при встрече с бедняком, он, не имея при себе денег, снимал с себя верхнюю одежду и отдавал ее, вообще не было ни одного нищего, которого бы он не наделил чем-нибудь. К чести родителей его должно сказать, что как ни часты были подобные случаи, когда сын их возвращался домой в одном только нижнем платье и как ни много он издерживал денег на милостыню, со стороны их не было к тому никакого препятствия и не слыхал он за то ни малейшего от них упрека. Казалось, что у сына и родителей была одна душа, одни мысли и желания. Таковы были детство и юность блаженного Павла; и если справедливо то, что все возрасты нашей жизни тесно связаны между собою и предыдущий дает направление и имет большое влияние на последующие, то смотря на благое начало жизни Павловой, заранее можно было гадать, что и все продолжение ее будет богоугодное и конец святой.

Какие родители не желают видеть детей своих пристроенными, женатыми, кому из них не хочется ласкать и любоваться внучатами? Что удивительного, что и родители Павла, лишь только он стал подростать, начали помышлять о его женитьбе и присматривать ему невесту; когда же юноша достиг совершенных лет, то на самом деле приступили к выбору невесты, советуя ему вступить в законный брак. Хотя юноша отказывался от брака и высказывал им свое намерение вести девственную жизнь, но они приписали это его застенчивости и скромности, свойственной целомудренным, и начали действовать настоятельнее, чаще и чаще предлагали ему невест, поставляя для него брак делом неминуемым, самым необходимым и для них приятным. Что было делать юноше, желавшему сохранить свое девство нерушимым? Оскорбить ли отказом родителей, которые его сердечно любили и которым он привык повиноваться всегда и во всем, или оставить свое сердечное намерение, столь долго им лелеянное и ставшее для него единственною и главною целью жизни? К кому прибегнуть за советом, где искать вразумления и наставления в этом затруднительном для него обстоятельстве, когда его мысли и желания в первый раз оказались совершенно противоположными с мыслями и желаниями его родителей? Напрасно он представлял себе, что брак честен и ложе нескверно, что родители требуют от него непротивозаконного и что отказ его убьет их, избранный сосуд целомудрия, во всех других случаях вполне послушный виновникам своего бытия, – в настоящем случае чувствовал, что он никакие может исполнить воли своих родителей. Помня слова Спасителя: кто любит отца или мать более Меня, недостоин Меня (Mф. X, 37), не усумнился их воле предпочесть волю Божию, указующую ему другое звание, и дело о своем браке кончил тем, что тайно оставил дом родителей, не взявши с собою ничего, и удалился на Волгу в Христорождественский монастырь и на 22 году от рождения принял на себя иноческое пострижение. Это было в 1338 году при московском митрополите Феогносте.

С юношеским жаром принялся новый инок за исполнение своих обязанностей, стал вести жизнь самую суровую и воздержную, так что окружающие его не знали, чему дивиться в нем: молитве ли непрестанной, посту ли высокому, смирению ли глубокому, послушанию ли чрезвычайному? Он прежде всех являлся в храм, постоянно находясь в молитве и бдении и источая слезы, изнурял тело свое трудами, старался услужить каждому, питался только хлебом и водой и считал себя хуже всех. При всем том молодой инок но был доволен своими подвигами и чем более упражнялся в добродетели, тем сильнее разгоралось в сердце его желание и стремление к новым, большим подвигам. Что это за монашество, думал он, когда я делаю все по собственной воле, сколько когда мне вздумается? Какое это отречение от самого себя, какое подвижничество, когда я не терплю никакой нужды? Чем отличается теперешняя моя жизнь от той, какую я вел в мире? Не удовлетворяясь хотя и строгою, но им самим управляемою жизнью, он стал усердно молиться о том, чтобы Господь даровал ему мудрого и опытного наставника, которому бы он мог, всецло вверить спасение своей души и который бы указал ему высший путь святого жития и был его надежным руководителем на этом трудном поприще. Господь Бог с отеческою благостью призрел на благое желание юного труженика.

В то время в темных лесах радонежских уже сиял великий светильник иночества – пр. Сергий и слава о его чудных подвигах и духовной мудрости, обносившаяся всюду, достигла и до берегов Волги. Некоторые из братии, имевшие случай видеть пр. Сергия, равно и странники, приходившие в Христорождественский монастырь, все единогласно отзывались о нем с величайшею похвалою, сравнивая его с древними великими и богоносными отцами. Услышавши о нем молодой подвижник чрезвычайно обрадовался, как бы сам небесный Промысл указывал ему на великого учителя, в школе которого он вполне мог, изучить высокую мудрость иноческого жития. Испросив себе увольнение у настоятеля, Павел оставил Рождественский монастырь и направился в радонежские леса, намереваясь совершенно отказаться от своей воли и предаться руководству св. старца. Пр. Сергий принял странника с великою любовью, выслушали его желание и уверившись, что он нелицемерно желает высших иноческих подвигов, со всем усердием начал руководить его но пути спасения. Здесь Павел нашел все, к чему стремилась его душа: под руководством великого старца все иноки усердно и единодушно подвизались на поприще благочестии, в точности исполняя все правила монастырского устава, требующего всецелого послушания, смирения, нестяжательности и самоотвержения. Не мало было в обители и таких, которые, не ограничиваясь исправлением обычного правила, простирались, по благословению Сергия, на большие труды и подвиги. Иной для большего самоумерщвления налагал на себя строгий пост и заключался в затвор, другой изнурял плоть свою тяжкими трудами и всенощными бдениями, третий носил тяжелые вериги и острую власяницу. Одним словом, пред блаженным Павлом, жаждавшим видеть подвижничество во всем его развитии, высоте и святости, раскрылась картина оного самая широкая и разнообразная, самая живая и увлекательная. Было у кого учиться, кому подражать! Юный подвижник как нельзя лучше воспользовался и наставлениями богомудрого старца и подвигами братий, стараясь подобно пчеле отовсюду извлекать для себя пользу и назидание и восходя от подвига к подвигу. Мудрый наставник, провел его по всем монастырским послушаниям, от поварни и до трапезы, чтобы будущий учредитель общежития во всем приобрел опытность, научил его совершенному отречению от своей воли и всем иноческим добродтелям, так что приди подражать другим, он в деле благочестия сам скоро сделался примером и образцом для многих. «Со многим бо тщанием святого послушание и со всяким усердием подвеленная творяше, любя труды, ослабу же и пищу отревая, таковый тому обычай долгим временем в навык вообразившу своего жития и ниже се остави правило, еже по звону церковному первому обретатися в ночных и дневных правилах и по окончании последи всех исходити. В церкви же стоящу ему со мноногим благогоговением и со всяцем прилежанием послушаше божественного писания и николи же облени себе, или к стене восклонися, но весь свой ум к Богу простирая, устнама же от молитвы не преставаше, любя зело безмолвие. Во все же время пребывания своего много полагаше тщание чрево и язык удерживати, яко чревное насыщение целомудрие раззоряет и прочим добродетелям сопротивляется, от неудержания же языка вся злая бывают и от многоглаголания немощно убежати греха, яко мнози и от великих суще, тем погрешиша правого пути».

Проведши таким образом среди святого братства не мало времени и постоянным блюдением своего сердца достигши такого умиления, что из очей его непрестанно изливались источники слез, Павел, чтобы еще более усовершить себя в подвижничестве, много раз просился у пр.Сергия на безмолвие и уедниение. Богомудрый наставник, видя ревность Павла и уверившись в его готовности к подвигу, согласился наконец на его просьбу и дозволил ему трудиться для Бога по внутреннему своему расположению. Пр. Сергий медлил дозволением для испытания Павла, ибо обрекать себя на подобные деяния и достигать цели могут, только избранники Божии, много надобно .для этого духовной спытности и подготовки, много веры, терпения и смирения. Одна мысль отрешиться от людского общества и одиноко заключиться в тесной келье, так сказать заживо похоронить себя и при том не на несколько дней и недель, а на целые годы – есть уже подвиг велликий и трудный. Что же сказать о действительном осуществлении этой мысли? Оттого и отцы разрешали на это немногим и не скоро, оттого же медлил дозволением и пр. Сергий. Получивши благословение Сергия, Павел заключился в уединенной келье вне монастыря, из которой не выходил 15 лет; его затворнические подвиги и труды может исчислить и достоно оценить только Тот, Кому он служил день и ночь. В течении 15 лет затворнической жизни он так привык к уединению и столько полюбил безмолвие, что смотрел на него как на лучший и надежный путь ко спасение, но тяготился тем, что братия стала ходить к нему для посещения и духовных бесед. И неудивительно, ибо как в мире разговоры мешают заниматься делом, так они же отвлекают монаха от богомыслия, почему Арсению великому и было сказано: «Арсений, беги, молчи, здесь начало безгрешения», «убегай от людей, чтобы спастись». Оттого и блаженный Павел, будучи недоволен своим уединением, решился просить пр. Сергия, чтобы он благословил его идти в пустыню и совершенно удалиться от людей. Угодники Божии, вполне понимая один другого, не могли не предощущать того небесного звания, к которому каждый из них уготовлялся, и потому пр. Сергий отпустил его, всецело уверенный в чистоте и святости его побуждений. Он дал ему в благословение медный крест, как непобедимое орудие на врагов видимых и невидимых, и с этим знамением победы Христовой над диаволом – единственным материальным имуществом, вынесенным им из монастыря – Павел долго странствовал, много обошел мест и пустынь, как птица ища себе гнезда. Он жил несколько времени отшельником в Галичской великой пустыни⁹³, но это не понравилось игумену и братии, привыкшим к общежитию, и его изгнали из обители. После того он перешел на Городец, в Покровский монастырь к пр. Авраамию чухломскому так же к ученику пр. Сергия, потом на Низу у св. мученика Феодора во обители пребывание и оттоле во иных пустых местах жившие лета довольна, от миpa и человек удаляяся», пока, водимый Промыслом, он не устремился на север и не нашел для себя желанной пустыни в пределах вологодских. Достигши непроходимого тогда Комельского лесa, занимавшего огромное пространство, и переходя в нем из дебри в дебрь, Павел увидел на берегу речки Грязовицы большое дупло устаревшей липы и, поселившись в нем, три года вел жизнь самую суровую, забывал требования плоти и в безмолвии очищал ум духовными созерцаниями. Казалось, отшельник достиг того, чего желал, сюда не достигал уже голос человеский, ничто земное не могло тревожить его душу и лишь одни пернатые вторили его молитвам и славословиям. Страшно подумать и представить себе, что должен был претерпеть и вынести уже семидесятилетий старец в безлюдной пустыне и в такой тесноте зимою от мороза, летом от зноя и от множества насекомых! Между тем Павел как будто и не чувствовал своих лишений и страданий и еще радовался своему уединению. Однако милосердый Бог восхотел, чтобы подвиг избранника Его не оставался безвестным, чтобы пример его равноангельского жития послужил ко спасению многих, сделав их подражателями его. По тайному Его внушению старец вдруг оставил свое гнездо и перешел на реку Нурму, где ему полюбилось место в полугоре на правом ее берегу, показавшееся ему удобным для безмолвия. Во время своих многократных и продолжительным странствований, он много видал подобных мест, но сердце его никогда при виде их не чувствовало той тихой и мирной радости, какою исполнено было ныне. Довольно, сказал утрудивишийся путник, се покой мой, зде вселюся, и преклонив колена, вознес молитву к Богу. Освятив усердною молитвою избранное место, он построил себе хижину, не многим просторнее оставленного им дупла, выкопал близ нее колодец и жизнь его опять потекла в подвигах поста, бдения и молитвы, сопровождаемой благодатными слезами умиления. Хотя он и приближился уже к глубокой старости, но не только не ослабевал в своих подвигах, а напротив казалось, что чем более он жил и старался, тем более увеличивалось в нем усердие к подвигам, тем более обновлялись и укреплялись его силы, так что пять дней в неделе он проводил совершенно без пищи и только в субботу и воскресенье вкушал немного хлеба и воды. В течении 50 лет своей подвижнической жизни привыкши почти постоянно пребывать в молитве и бдении, блаженный подвижник достигнул того, что молитва и славословие Богу не переставали исходить из уст его, предупреждая в том присных ему пернатых до восхода зари и на закате солнца, так что он мог сказать о себе: аз сплю, но сердце мое бдит (Песн. песн. V, 2).

Исконный враг рода человеческого диавол, не устыдившийся некогда искушать Самого Господа, не оставил в покое и старца подвижника, стараясь устрашить его своими мечтаниями и прогнать из пустыни, но как призрак являлась и исчезала бесовская рать, прогоняемая крестным знамением и пламенем молитвы Павловой. Видя безуспешность собственных козней и нападений, диавол покушался достигнуть своей цели чрез своих клевретов, но и в том не имел никакого успеха. Подущаемые им злые люди однажды напали на старца, связали ему руки и ноги, избили и ограбили все, что было у него в келье, но Бог послал добрых людей, которые развязали пустынника. От нападения врагов он не только не устрашился и не упал духом, но еще радовался и благодарил Бога за случившееся с ним искушение, повторяя слова Апостола: недостойны страсти ныненего времене к хотящей славе явитися в нас (рим. VIII, 18). Велики были подвиги и труды пустынника, тяжки и многочисленны нападения и скорби, перенесенные им и от бесов и от людей, но в то же время велики и несказанны и утешения духовные, который дарованы были ему свыше. Мир бессловесных, видя его достигшим первобытной повинности Адама и живущим по образу бесплотных, не только не враждовал с ним и не вредил ему, но и подчинялся его власти. Пр. Сергий нуромский при первой встрече с блаженным Павлом увидел истинно райскую картнну: стан птиц вились около пр. Павла, иные из них сидели у него на голове и на плечах и он кормил их из своих рук; тут же стоял медведь, ожидая нищи от пустынника, лисицы, зайцы и другие животные бегали вокруг, не опасаясь сильнейших и не нападая друг на друга, но смиренно ожидая своей очереди. Тварь еще не забыла своего первоначального назначения и охотно повинуется человеку, когда видит, что он достоин того и верен Творцу! С духовной радостью встретились великие подвижники и познали друг друга; они сделались друзьями, советовались между собою во всех своих духовных предприятиях и часто посещали друг друга, утверждаясь взаимно на высокие подвиги. Павел избрал Сергия своим духовником, открывал ему все свои помышления и такое имел к нему уважение, что когда Сергий посещал своего духовного сына, то он провожал его до владений Сергиева монастыря. На том месте, где подвижники раздавались, стоит уединенная часовня, находящаяся ныне на поле села Спасского, заменившего обитель Сергиеву. Но особенно пр. Павел рад был тому, что отныне не было ему необходимости по нескольку лет лишаться приобщения св. Таин ибо опасался подолгу оставаться без сей божественной пищи. Случилось однажды ему выйти из своей кельи в пустыню, и по возвращению назад он с изумлением увидел, что келья его разрушена до основания. Страх человеческий внезапно объял пустынника и он бежал к пр. Cepгию рассказать о своем несчастии. Так премудрость Божия попускает иногда и праведным впадать в недоумения, чтобы предохранить их от высокоумия. Пр. Сергий, видя друга в тревоге и волнении, уразумел, что это было только искушение и мечтание бесовское, оградив Павла крестным знамением, он сказал: «Бог нам прибежище и сила (псал. XVI, 2), иди, брат мой, с миром, ты найдешь свою келыо целою». Отшельник поверил словам своего отца более нежели собственным глазам и возвратись действительно нашел келыо свою в целости.

Когда молва о новом отшельнике нуромском мало по-малу распространилась по окрестным местам, стали приходить к пустыннику посетители: иной шел только затем, чтобы видеть великого подвижника и получить от него благословение, другой являлся с растерзанным от горя или с удрученным грехами сердцем и просил пустынника указать средства к успокоению мятущейся совести, третий желал насладиться благочестивою беседою святого старца и получить от него мудрый совет в каком-либо затруднительном деле, ибо он обладал словом премудрости и утешения и беседа его то трогала и умиляла сердце слушающего, то ободряла и успокоивала. По временам являлись к отшельнику и такие люди, которые, насладившись лицезрением и беседою его, не хотели более возвращаться в мир и просили Павла, чтобы он позволил им остаться с ним и был бы вождем и руководителем их в деле спасения души. Павел, всю жизнь свою бегавший людей и стремившийся к безмолвию, мене всего был расположен принимать к себе учеников, он долго не соглашался на самые усердные просьбы и не решался принять на себя новую и высокую обязанность наставничества, почитая себя и недостойным и неспособным к ней но видя, что время уединения уже прошло для него и что не без воли Промысла народ стекается к нему в пустыню, не стал более отказывать приходящим и дозволил им селиться близ своей кельи, обращаясь с ними не как старший, а как последний из всех наставляя не столько словами, сколько примером собственной своей жизни. По словам списателя жизни преподобного, все они были тогда нищи земными стяжаниями, любили жизнь суровую, отвращались неги и пристрастия к миpy и чем более возрастало духовное их братство, тем более они усугубляли свои подвиги: воздержание, бдeниe и молитву, имея попечение только о том, как бы угодить Богу и представить душу свою неосужденною в час смерти. Пр. Павел радовался и благодарил Бога, видя, настроение духа и труды своих сподвижников, но непринимал над ними начальства, все еще ожидая указания воли Божией. И оно не замедлило. Раз ночью, стоя в своей келье на молитве, пр. Павел вдруг услышал звон колоколов в лесной дебри за рекою Нурмою. Случилось тоже самое и в другой раз, затем стало повторяться чаще и чаще и при том к не малому удивлению старца в простые дни слышался обыкновенный звон небольших колоколов, а на праздники более громкий и чем более был праздник, по церковному уставу, тем торжественнее был звон. Долго старец не обращал внимания на звон невидимых колоколов, считая его мечтанием и дьявольскими кознями и не объявляя о том никому, но одно обстоятельство уверило его в противном. Наступал праздник Пасхи и пр. Павел еще с вечера начал всенощное бдeниe, изливая душу свою пред Богом в самой усердной и слезной молитве, вдруг в самую полночь он слышит торжественный звон. Невольное любопытство овладело старцем. Сотворив молитву, преподобный открыл окно своей кельи и взглянув под гору к Нурме, увидел необыкновенный свет, сияющий за рекою в лесу на том месте, где ныне стоит монастрыский храм святой Троицы. Павел ощутил в сердце своем мир и невыразимую радость, всю ночь он провел в славословии Господа и пречистой Его Матери, по духовной радости, миру и спокойствию сердца он заключил, что слышанное и виденное им не мечта и что на том месте Господу угодно прославить Свое святое имя. Когда старец рассказал о своем видении живущим с ним братиям, то и они все единогласно подтвердили его мнение и просили его заняться построением храма и обители, и сам преподобный видел, что после бывших видений еще медлить исполнением воли Божией, выраженной столь ясно, было бы непростительно и решился посоветоваться о том со своим духовным отцом, пр. Сергием. Чрез несколько времени пришедши в обитель Сергия, он нашел его на одре болезни, весьма изнемогшим от старости и уже готовящимся к скорому исходу. Тягостна была для Павла разлука с отцом и собеседником многих лет пустынной жизни, припавши к ногам его и обливаясь слезами, он просил себ прощения и благословения умирающего старца; плакал и Сергий и просил пустынника незабыват его по смерти и молиться о нем Богу. Когда оба несколько успокоились и перестали проливать слезы, Павел рассказал Сергию о том, как он много раз слышал звон невидимых колоколов, а в ночь на светлое Христово Воскресение увидел необыкновенный свет. Блаженный Сергий принял это за указание Промысла и в духе пророческом предсказал своему другу, что на том месте соорудится иноческая обитель с храмом св. Троицы, и что многие спасутся в ней. Преподобный советовал Павлу немедленно приступить к построению ее, но пустынник отвечал, что хотя и братия просили его о том же, однако он находит для себя более полезным уединение, не чувствует в ceбе способности к управлению общежитием и считает себя недостойным быть руководителем других. Тогда блаженный Сергий зная, что только крайнее смирение побуждает пустынника отказываться от принятия на себя устройства обители и от управления братией, благословил Павла, по кончине своей, взять себе в помощники постриженика и ученика своего Алексия и тем отнял у него всякий предлог к новым отказам. Так блаженный Сергий даже приближаясь к смерти, заботился о пользе и о спасении других и в ущерб собственной обители, отдавал пустыннику лучшего из своих учеников, желая в лице Павла дать иночествующим опытного и мудрого руководителя. Это было уже последнее свидание подвнжниковь в сей жизни, давши друг другу целование, они расстались до свидания в блаженной вечности: Павел, возвратившись в свою пустынную келью, стал рубить лес и очищать место за рекою Нурмою, где слышал звон колоколов и видел необыкновенный свет, блаженный же Сергий, проживши лето, и все более и более изнемогая, скончался осенью. По преставлении Сергия Павел взял к себе ученика его Алексия и отправился с ним в Москву к митрополиту Фотию, чтобы испросить у него благословение на устроение храма и обители. Тогда часто многие являлись к владыке с подобными просьбами, одни добивались себе дозволения устроить монастырь для того, чтобы проводить в нем жизнь более спокойную и обеспеченную, нежели какую вели в мире, другие чтобы выйти из под начальства строгого настоятеля и самим быть начальниками. Понятно, что митрополит Фотий, как строгий инок и блюститель порядка, не мог не относиться к таким просителям с недоверием и часто должен был отказывать. Когда явился к нему Павел, то старость, убогий вид, худая одежда и простота обращения на первый раз не могли много внушить к нему доверия со стороны первосвятителя, который к тому же был иностранец (грек) и но недавнему прибытию своему в Москву, не обладал вполне знанием русского языка. Фотий неблагосклонно принял безвестного просителя, гневно и с предубждением говорил с ним и, относя все видения его к мечтам расстроенного воображения, отпустил его неудовлетвореным. Тяжело и горько было пустыннику выслушивать несправедливый и обидные слова владыки после того, как он раскрыл пред ним свою душу, но смиренный послушник не возражал и только выходя из митрополичьих келий, объятый ревностью к святому делу, сказал в ответ: «не так будет как ты говоришь, владыко, а совершится так, как угодно пресвятой Троице, избравшей меня недостойного орудием к прославлению Ее святого имени». Сказав это, старец удалился. В следующую ночь страшное видение видел святитель и услышал голос: «зачем ты оскорбил человека Божия? Не знаешь ли, что оскорбляешь самого Христа, благоволившего, чтобы исполнилось то дело? Поспеши найти старца и исполни все по его прошению, иначе много за то пострадаешь». Фотий всю ночь провел без сна в страхе и сожалении о своей невольной погрешности и утром разослал всех своих служителей, чтобы скорее отыскали и привели к нему пустынника. Посланные нашли его на молитве в одной из московских обителей. С особенною честью, в дверях своей кельи, встретил, его владыка и испросив прощения в том, что вчера по неведению наговорил ему много оскорбительного, и потом просил рассказать подробно все, чего он желает. Выслушав желание преподобного и узнав его кроткий и богодюбивый нрав, митрополит благословил его воздвигнуть храм св. Троицы и устроить общеание. При этом учительный владыка долго бесдовал с ним, наставляя от божественного писания, каков должен быть пастырь человеческих душ и наставник их на путь спасения, он дал ему значительный вклад на строение обители и в знак своего уважения к пустыннику, принудил его принять для себя собственную его богатую одежду, которую старец вскоре переменил на худшую. Так как Павел, по своему смирению, отказался принять на себя сан священства, то владыка посвятил в священный сан для устрояемой обители ученика его Алексия.

По возвращении пр. Павла из Москвы немедленно началось в пустыне святое дело строения храма, а когда он был сооружен, святитель Фотий прислал с антиминсом поучительную грамоту пустыннику. По содержанию ее видно, что он сам просил митрополита преподать письменное наставление инокам новой обители, более для них обязательное как исходящее от лица архипастыря, нежели его собственные наставления, видно и то, что Фотий повторяет даже слова и мысли самого старца. Ты прислал ко мне грамоту, пишет Фотий, прося святого антиминса на освящение храма и благословения на желание устроить святую обитель и собрать братию; ты пишешь, сын мой, что уже и собрал ты желающих. Не только не препятствую я сему, но посылаю благословение и молю милостивого Бога, да просветить то место и прославится имя Его в вас. Я послал антиминс для освящения храма Божия. Когда ты был у меня, помнишь, сын мой, ты сам много говорил, каковым надобно быть духовному настоятелю. Ему должно быть образцем для всех, в день великого суда он будет давать ответ за души, вверенные ему. О том же пишу и я: будь внимателен к тому, кого и откуда принимаешь к себе. Приходят они в безветренное пристанище, в святую обитель, принимают на себя ангельский образ, обещают переносить до последнего издыхания всякую нужду; такое исповедание записывается ангелами, хранится в руке Творца нашего Владыки Христа, коему даем мы обещания и предявлено будет пред лицем нашим в день великого суда. Пишу любви вашей, собравшиеся там о Христе! Помните, что подчинив временное вечному, придя в безветренное пристанище, приняв на себя великое иго, вы решились работать небесному Царю. Мы дали обещание не ангелу и не царю или князю времени, а обещались Царю царствующих. С сим исповеданием нашим Господь явится в день суда и воздаст каждому, чего кто стоить. Молю вас крепко внимать сему исповедание и ограждать себя словом Христовым: никтоже, руки возложа на рало и зря вспять, управлен есть в царствии небеснем. Молю вас, потщитесь совершать подвиг свой по званию своему; старайтесь сохранить, ризу спасения и шлем нелицеприятия чистыми и вас самих представить непорочными Владыке своему. Будьте непоколебимыми воинами Христовыми, мужественно и смело боритесь с крепкими борцами. Супостат наш диавол нехочет спасения нашего, раскидывает сети и козни против нас, ловит в свою волю и нетерпит того, чтобы возвышались мы над тлением⁹⁴. Соорудивши храм, устроивши братские кельи и другие необходимые здания и службы, пр. Павел ввел в новоустроенной обители самый строгий порядок и общежительный устав, подражая в том Пахомию великому и Феодосию киновиарху, постоянно и тщательно наблюдал, чтобы все исполнялось по преданию отеческому, не позволял ни для кого ни малейшего послабления, и кто не захотел бы повиноваться, того он велел изгонять из обители, чтобы прочие иноки имели страх и чтобы пример одного нe заразил многих. Устав его требовал, чтобы в монастырь все было общее и никто неимел бы никакой собственности и не держал в келье ничего излишнего. Жаждой ли кто был одержим, тот должен был идти в трапезу и там утолить ее, а хлеба и других снедей или какого-нибудь пития ни у кого не было в келье, кроме воды для умыванья, так что если бы и случилось Ему зайти в чью-либо келью, он ничего не нашел бы в ней, кроме св. икон и книг. Братия, избрав ради Христа произвольную нищету для наследования благ вечных, побуждаемые примером и наставлениями старца, старались не связывать себя ничем житейским. Единственная их забота состояла в том, чтобы превзойти друг друга смирением, отречением от всего, любовью, тем, чтобы прежде других прийти в церковь, молиться с благоговением и страхом и не говорить ничего суетного, ибо блаженный Павел строго запрещал беседовать о чем-нибудь во время пения и чтения в церкви и за обедом в трапезе. Лучше, говорил он, пасть с высоты, чем дозволять себе многоглаголание. На трапезе каждому ое велел занимать свое определенное место и пребывать в молчании, так чтобы во время еды неслышно было ничьего голоса, кроме чтеца. Когда братия отходили на какое-нибудь послушание, то так же в молчании и втайне молясь Богу, должны были исполнять его. Каждый должен был трудиться как для того, чтобы не быть праздным и питаться своими трудами, так и для того, чтобы иметь возможность помогать другим и давать милостыню. Занимающиеся каким-нибудь особенным ремеслом и рукоделием, все, что ни сделают, обязаны были отдавать в общее хранилище. Братия, говорил им преподобный, известно вам, что мы все получаем из общего хранилища: одеяние, обувь и прочее, а потому повелеваю вам все свои труды отдавать туда и никому не иметь у себя никаких особых вещей, чтобы не сделаться вам рабами своей собственности. Опасайтесь, чтобы, оставя большее, не запутаться в малом и таким образом не подчиниться врагу. Отнюдь неиозволял преподобный иметь в монастыре горячих напитков, ибо они, говорил он, составляют корень всех зол, – запрещая употребление их при жизни своей, он наказывал соблюдать это и после его смерти. Зная по опыту пользу уединения и безмолвия, он никому не позволял входить в чужую келыо или останавливаться друг с другом на монастыре и заводить разговоры, но как из церкви после службы, так и из трапезы каждый должен был идти молча в свою келью.

Преподавши такие правила своей новоустроенной обители, пр. Павел ближайшим блюстителем их и настоятелем обители поставил ученика своего Алексия, оставаясь сам по-прежнему в своей уединенной нагорной келье, в совершенном безмолвии и только по субботам и воскресеньям приходил в обитель на общую молитву. В эти дни он ходил вместе с братией и на трапезу, но вкушал только хлеб с водою и то мало, проводя все остальное время без всякой пищи. Постоянно днем и ночью пребывая в молитве и поучаясь закону Божию, блаженный старец списка и богатые духовные дары: опытность в иноческих подвигах и в борьбе с помыслами, такую прозорливость, что мог узнавать тайные помыслы учеников, и дар благодатного слова и утешения, врачуя им душевные недуги нравственно немощных. Беседовал ли с ним одержимый какою-либо страстью, получал от преподобного врачевство, ириходил ли отягченный скорбью – находил утешение; для каждого у него готово было полезное слово и прием самый радушный и отеческий. Ибо хотя со времени иострижения своего в иночество в течении почти семидесяти лет пр.Павел бегал людей и постоянно стремился к уединению, но по устроении обители никому не отказывал в наставлении, утешении и т. п. Ои почерпал свои наставления и утешения из многолетнего опыта, из постоянного наблюдения за движениями своей души, из долговременной борьбы с порочными влечениями, из глубокого познания человеческой природы со всеми ее слабостями н недостатками. Достигши самой глубокой старости и от необычайных трудов изнемогая телом, Павел не ослабевал духом, с любовью и благодарностью к Богу переносил старчские недуги и по-прежнему строго исполнял свое келейное правило; ученики, движимые любовью к нему, просили его дать отдых изнемогающему телу, но он не соглашался, не желая, чтобы плоть одолевала дух. И чудное действие жизни духовной! Пр. Павел достиг 112 лет, но все еще был светл и бодр, глаза его были светлы, сия кротостью и добротою, стан не согбенный, движения быстры; когда его постигла предсмертная довольно продолжительная и тяжкая болезнь, не было слышно ни жалоб, ни стонов и воплей, только благоговейное безмолвие и тихая, сосредоточенная беседа с Богом показывали, что старец уже готовится к исходу в вечность. В день Богоявления, когда братия пришли к нему в келью, чтобы вести его в церковь к литургии, он вздохиул и прослезился. Ученики спросили его о причине слез, но старец по своему смирению сперва не хотел открыться и только вынужденный усердными просьбами, сказал: в сей день и час нечестивые татары взяв город Кострому, предали ее огно и мечу, многих увели в плен и все это за грехи наши, за то, что ходим в волях сердец наших. Чрез несколько дней в монастырь пришла весть, что татары действительно опустошили Кострому⁹⁵. Несколько дней спустя совершенно изнемогши телом и предузнав близость своей кончины, пр.Павел приказал созвать к себе в келью всю братию и лежа на смертном одре своем, долго беседовал с ними, со слезами прося и убеждая их соблюдать отеческое предание и монастырский устав и обещая им за то душевное спасение и процветание обители в хозяйственном отношении. Умоляю вас, уже слабым и прерывающимся голосом говорил он, нe иметь никакого собственного стяжания и не употреблять горячих напитков, чтобы не прогневать Бога и не навлечь на себя клятвы вместо благословения. Весь устав монастырский и по смерти моей соблюдайте точно так же, как и при мне. Если таким образом будете жить и иметь в сердцах своих страх Божий, то не будет у вас ни в чем недостатка на сем месте. Если будете благочестивы, то и здесь будете блаженны и получите блага вечные и если я буду иметь дерзновение у престола. Божия, то обещаюсь молиться за вас, чтобы вы более и более успевали в добродетели и монастырь ваш процветал и приходил в большее совершенство. К этому он присовокупил еще и то, что если кто потрудится и потерпит в сем пустынном месте, то хотя бы и грешен был, получит оть живоначальноя Троицы оставление и милость, только бы не ослабевал в своем подвиге и притерпел до конца. На плач и слезы братии о предстоящей с ним разлуке он сказал: братия, о мне не скорбите, смерть моя не принесет вреда обители, но распространится и прославится место cиe и много будет жить в нем ищущих спасения, только храните предание и имейте нелицемерную любовь друг к другу. Это были последние прощальные слова его. В самый час исхода пожелал он еще раз причаститься божественных Таин, потом благословил братию, осенил себя крестным знамением и в тихой молитве предал Богу святую свою душу. Так кончил подвиг свой и перешел от здешией жизни в вечную блаженный Павел, великий угодник Божий, не только своими иноческими трудами, но и самою продолжительностью своей жизни далеко превзошедший современников и уподобившийся древним богоносным отцам пустынным. Кончина его случилась в 6937 (1429) году, 10 января. Лице его и по преставлении было светло и ясно точно у живого, казалось, что он вовсе не умер, а только заснул. С надгробньш пением, со слезами и с великим благоговением подняв тело блаженного учителя своего, братия понесли его на своих головах чрез пустынные воды Нурмы в церковь и погребли среди своей обители близ храма живоначальной Троицы. – Всю жизнь блаженного Павла можно разделить на следующие три чаасти: 22 года он провел в родительском доме, 50 лет жил в разных монастырях и пустынях, то в уединении и безмолвии, то в монастырских трудах и послушаниях и 40 лет по прибытии своем в Комельский лес.

Скоро Бог прославил своего угодника. Ученики его, привыкшие смотреть на пр. Павла как на ангела Божия еще при жизни, стали обращаться к нему как к угоднику Божию и просить его молитвенной помощи по его преставлении и по вере своей получали просимое. Молва о том привлекла в Обнорский монастырь множество посетителей, одержимых различными болезнями, и все они получали исцеление при гробе старца: слепые прозирали, глухие получали слух, бесноватые освобождались от злых духов; всякий молившийся и призывавпйй его с верою, каким бы ни был одержим недугом, получал исцеление и не только у самого гроба, но и вдали от монастыря. Но такова была тогда простота времени, что получившие исцеление не заявляли о том, кому следовало, а монастырские власти не старались собрать о них сведений и записать их, оттого большая часть чудес, совершившихся при гробе преподобного, были забыты и навсегда утратились для потомства. Уже много лет спустя по преставлении пр. Павла одному иноку Обнорской обители пришла благая мысль для общей пользы душевной составить запись о слышанных им от монастырских старцев и о виденых им самим необыкновенных событиях и чудесных исцелениях, совершившихся при гробе преподобного. В этой записи неизвестного нам инока значится 25 чудес, совершившихся в разные времена. Из содержания их видно, что пр. Павел и по кончине своей не раз являлся строгим охранителем общежительного устава в своей обители от недостойных иноков и монастырского достояния от воров. Так два брата Обнорской обители, прожив некоторое время в другом монастыре, возвратились в Павлову обитель с новыми привычками. Они стали варить себе пищу в своей келье, один из них пошел взять тайно хлеба из трапезы, другой остался в келье и хлопотал около горшка, но вдруг услышал голос: окаянные! зачем вы раззоряете монастырский устав? Он подумал было, что это мечта, но голос повторился и брат, пораженный ударом, пал в корчах, испуская пену из рта. Возвратившийся товарищ пришел в ужас, увидя брата в таком положении. Прости нас, отче Павле, что преступили заповедь твою, сказал он в слезах раскаяния и, поспешно схватив горшок с варовом, выбросил его за двери кельи. После усердной братской молитвы и обещания не нарушать вперед устава обители, больной пришел в себя и стал здоров. Брат, варивший квас, вздумал однажды унести сусла в свою келыо и, наливши им ведро, пошел из поварни. Ему нужно было проходить мимо гробницы преподобного, лишь только он поровнялся с ней, как почувствовал себя нездоровым и ослабел всеми членами, так что не мог идти далее. Преподобне отче Павле! прости меня грешного и помоги мне, никогда более не сделаю подобного поступка, воззвал он со слезами раскаяния. Молитва его была услышана и вразумленный наказанием сам рассказал игумену о случившемся с ним, радуясь и благодаря Бога и Его угодника. – Другой брат, проходивший тоже послушание, в течении двух лет воровал сусло, заквашивал в своей келье и употреблял квас когда хотел. За это он был наказан тем, что как-то раз испивши краденного квасу, тотчас же расслабел всеми членами и в таком положении остался на всю жизнь. – Монах Митрофан в течении многих лет любил есть и пить тайно от других в своей келье. Однажды находясь в церкви, он был поражен всеобщим разолабчением своих членов. Ужаснулась братия, увидевши его несчастное положение, и стала петь молебен живоначальной Троице и пр. Павлу о его выздоровлении. Хотя по молитвам братии болезнь и прошла тотчас же, однако одна рука и ноги его остались навсегда в расслаблении, чтобы и он сам и другие, смотря на него, удерживались от своевольных поступков и не смели нарушать монастырского устава. – Во время игуменства Илариона пришли ночью воры обокрасть монастырь. Когда они подошли к воротам, им представилась тут большая пропасть, из которой исходил пламень, и воры, объятые ужасом, разбежались. В следующую ночь они опять пришли с тем же намерением, но им показалось, что около монастыря находится множество народа, одни стреляют, другие ходят с копьям. Когда воры пришли к монастырю в третью ночь, то он показался им весь в огне. Видя во всем этом особенное покровительство Божие обители пр. Павла, воры пришли в чувство, сознали свой грех и исповедали его игумену. – В другой раз, когда воры хотели украсть несколько голов скота из монастырского стада, вдруг показался им седой старец с густою бородою, который ходил около стада, собирал его и не давал расходиться. Опасаясь чтобы старец не заметил их, воры ушли, но потом сколько раз ни подходили к стаду, все находили при нем того же старца. Наконец одумавшись и раскаявшись пошли и рассказали о том игумену, обещаясь вперед неделать ни каких покушений на монастырскую собственность. Один из братии, служа больным, обобрал их одежду и бежал из монастыря. Когда он достиг уже средины монастырского поля, у него отнялись руки и ноги, так что он не мог двинуться с места. Его нашли в таком положении и привезли назад в монастырь, где он скоро и кончил свою жизнь.

В Январ 1538 года толпы казанских татар устремились в Вологодские пределы, все предавая огню и мечу; проникнув в Комельский лес, они нечаянно напали на Иннокентиеву пустынь, сожгли в ней церковь и кельи,убили трех старцев и захватили много пленных. Однако некоторые из последних, покрытые ранами, спаслись от рук их и бежали возвестить о своем несчастии в соседнюю обитель пр. Павла. Смутились пустынники, услышавши о близости варваров, и разбежались одни в Вологду, другие по окрестным местам кто куда мог, ничего не захватив!, с собою кроме одежды, которая была на них, а все, что принадлежало монастырской казне, оставили в монастыре. В обители оставалось не более десяти человек братии, удрученных старостью, которые уже не могли бежать, а некоторые из них и по вере к преподобному, не хотели оставить святого места. Обрекши себя на смерть, они все сошлись в одну келью и со слезами начали молиться, чтобы Господь умилосердился п не допустил варваров до обители. Всю ночь провели они в слезах и молитве и только к рассвету склонились ко сну. Один из них старец Ефрем, пребывавший 70 лет в посте и последние годы безвыходно сидевший в келье от чрезвычайного утомления к утру также сведен был в тонкую дремоту, которой еще нельзя было назвать совершенным сном, и вот он внезапно видит пр Павла, который входит к нему в келью, берет его за руку и из глубины сердца говорит: брат мой Ефрем, вас ждет тяжкая скорбь от печестивых варваров, тебя изрубят и еще двух с тобою, один поболеет и выздоровеет. Не скорби о том, ибо смерть сия будет тебе в живот вечный, а монастырь ваш хотя и будет сожжен и разграблен, но еще лучше выстроится и будет богат. Сказав это, преподобный вышел из кельи, а Ефрем, воспрянув от дремоты, рассказал братии о том, что видел и слышал. Bсe бывшие с ним много скорбели о предстоящей погибели и те, которые еще могли, ускользнули из обители. Уже был четвертый час дня, а варвары не приходили и потому вышедшие из монастыря, надеясь еще провести спокойно тот день, опять возвратились к оставшимся инокам и все собрались в трапезу петь часы. Один из них Даниил, выглянув из окна трапезы, с ужасом увидел конную толпу татар, выезжавших из лесу, и тяжело вздохнув горько воскликнул: братия, ныне умираем, те, от которых чаяли спастись, уже приближаются к монастырю. Тогда обятые ужасом старцы начали молитвенно возлагать на себя схимы, слезно прощаясь друг с другом. Между тем варвары были уже в монастыре и как только инок Дионисий вышел из трапезы, тотчас схватили и обнажили его, затем покрыв множеством ран отсекли ему голову. Два брата скрылись в самой трапезе: один под печью, другой в трубе, а инок Ферапонт молитвами пр. Павла невидимо прошел среди варваров. В это время пять человек бросились в церковь и стали там со слезами молиться Богу; варвары устремились из трапезы вслед за ними, сорвали с них схимы и всю одежду, покрыли множеством ран и совершенно нагих, оставили едва живыми, спеша грабить и искать добычи по кельям. Когда опи добрались до кельи, в которой пребывал старец Ефрем и с ним два брата Мина и Митрофан, хищники стали мучить старца и после многих истязаний перерубили ему сзади топором шею, но несовсем и бросили замертво; убили так же и старца Митрофана, а келейнику Ефрема Мине пробили голову и плеча и так избили и изранили его, что голова едва только держалась на плечах; кого из мирян встретили и поймали в монастыре, так же всех измучили и изрубили. Ужасно было видеть святолепных старцев, столько лет подвизавшихся в обители, облитых кровью по седннам своим и поверженных то в кельях, то на дворе! Старец Ефрем оставался в живых еще 10 дней и, причастившись божественных Таин, предал Богу свою душу; спустя несколько времени скончались и другие старцы Герасим и Исаакий, все избитые и изъязвленные, а Мина, сверх всякой надежды, после долгой болезни выздоровел. Так в точности исполнилось предсказание пр. Павла. Варвары, разграбив все, что могли, зажгли монастырь, от которого остались одни только каменные церкви. На обратном пути из монастыря им попался на встречу монастырский служитель Иоанн; татары, раздевши его донага, изранили всего, прокололи насквозь, а шею чуть не всю перерубили и едва живого бросили на снегу. Погода была тогда весьма холодная и Иоанн нагой и израненный пять часов лежал без чувств как мертвый. Уже вечером придя в себя он с великим трудом кое как дополз до пустой избы, находившейся вблизи, дыхание его исходило уже не естественным путем чрез горло, а чрез просеченные язвы и едва держалась в нем душа. Когда он лежал и стонал в пустой избе, содрогаясь от мороза и страдая от ран, то вдруг услышал, что кто-то говорить ему в окно избы: встань и иди отсюда в дом свой, иначе здесь погибнешь. – Как мне идти? Ноги поднять не могу, уже душа выходит из меня. – Помолись живоначалыюй Троице и призови на помощь пр. Павла, он тебе поможет, приложи к ранам бумагу. – Где мне взять здесь бумаги? Возразил больной, но осмотревшись к удивлению своему нашел подле себя бумагу и, приложив ее к ранам, почувствовал от того облегчение. Беспокоясь и думая о том, как ему изъязвленному и совершенно нагому и босому в такой мороз и ветер попасть домой версты за три, он задремал и уснул; во сне он видит пред собою благолепного старца, который сказал ему: еще ли не видишь над собою милости Божей? Посмотри, сколько на тебе тяжелых ран, насквозь ты проколот, шея твоя изрублена и ты еще жив! Тот, Кто мог в такой мороз согреть твое тело и дать тебе силы, чтобы неизнемочь совершенно, укрепит тебя на пути, только не сомневайся и веруй, что Бог может и мертвых воскресить, Он хочет явить над тобою свою силу и славу. Пробудившись Иоанн почувствовал в сердце своем необыкновенную радость и тотчас же встал и пошел. Ему казалось, будто кто несет его, так легко ему было идти и он скоро добрался до своего дому. Жена, увидя своего мужа в таком жалком положении, испугалась и едва узнала его: так изменили и обезобразили его раны. Много времени лежал он дома без движения и голоса, не принимая никакой пищи и питья, так что все отчаялись уже в его выздоровлении. Находясь в столь жалостном положении, он мысленно просил пр. Павла о своем исцелении и вдруг увидел пред собою того же старца, которого видел во сне в пустой избе. Ему показалось, что старец с ножем в руках, подошедши к его постели, стал резать ему живот, вынял оттуда внутренности и, очистнв их ножем, снова вложил в чрево. Больной воскликнул в страхе: Отче, мне хотелось, чтобы ты исцелил меня, а ты изрезал всю мою утробу. Явивнийся тихо отвечал ему: я по утробу твою режу, а только отнимаю болезнь и тотчас же вышел из избы чрез окошко, которым и вошел к больному. Больной, вскочив с постели, бросился было к нему, чтобы удержать его, но старец, поднявшись на воздух, направился к монастырю и скоро стал невидим, а Иоанн тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым.

Некто Симон с Двины, прибывши в монастырь, с великим умилением и слезами рассказывал следующее: плыл он из pеки Золотицы в Двину, имея у себя в лодке 15 человек. Сначала плавание их было благополучно, но вдруг подул сильный, противный ветер, на реке поднялись такие страшные волны, что вода начала вливаться в лодку, кормовое весло оторвало и парус изорвало на мелкие части. Bсe, бывшие в лодке, отчаялись в своем спасении и пали ниц на дно лодки, ежеминутно ожидая ее погружения. Двое из плывших в лодке жили прежде в Обнорском монастыре и предложили товарищам призвать на помощь пр. Павла, так как Бог, по его молитвам, творить велим чудеса. Все согласились и со слезами воззвали: преподобне отче Павле, помози нам и избавь нас от горькой смерти! Вдруг они слышат голос: вставайте! и увидали, что лодка, никем неуправляемая, благополучно достигла пристани и что с нее сходит святолепыный старец с широкою и густою бородою. Один из бывших с ними уверял, что когда он, лежа на дне лодки, поднял однажды голову, то видел того старца на корме, управляющего лодкой своим жезлом.

Некто Симон, родом из веси Кубены, тайно от своих родителей ушел в монастырь св. Троицы, называемый Белые пески, что при реке Оке. Чрез несколько времени он впал там в тяжкую болзиь, все члены его расслабели так, что он не мог двинуть ни руками, ни ногами, которые кроме того начиная от поясницы до самых пять опухли и покрылись ранами. Пять лет страдал он этим тяжким недугом, не получая ни от чего помощи. Некто Алексей, пришедший в Белопесоцкий монастырь также из Вологды и увидевший Симона в таком жалком положении, советовал ему обратиться с молитвою о своем выздоровлении к пр. Павлу. Если хочешь быть здоров, говорил он, то молись пресвятой Богородице и пр. Павлу. Многие чудеса и исцеления бывают при гробе его, если кто приходит к нему с верою, кто и на дальней стороне призывает его, получает просимое. Я убежден, что если ты с усердием и верою помолишься ему, то он не презрит тебя. Услышав такой совет, больной тотчас же со слезами начал молиться Божией Матери и призывать преподобного. Преподобне отче Павле, помилуй меня и помоги мне жестоко страждущему, если подашь мне облегчение от болезни, то я пойду в твой монастырь и там проведу все дни жизни моей, работая на иноков, живущих в святой обители твоей; лишь только он помолился и призвал на помощь преподобного, тотчас же руки н ноги его вытянулись, выпрямились и он стал ходить. Получив исцеление, Симон хотел исполнить свое обещание и скоро отправился в путь, но дошедши до Москвы, он нашел там человека, знакомого с его отцем, который взял его с собой и доставил долой. Родители ничего не слыхали о своем сыне с того времени, как он скрылся из дому, не знали даже жив ли он и потому весьма обрадовались его возвращению и стали спрашивать, где он был столько времени. Когда он, рассказав о своей болезни и о чудесном исцелении, упомянул об обещании поступить в монастырь, то они, обливаясь слезами, начали упрашивать его, чтобы он не оставлял их и отложил исполнение обета до их смерти. «Сколько лет мы невидались с тобой, ждали тебя, а ты снова хочешь «оставить нас, говорили они. Похорони нас и тогда ступай, куда хочешь». Видя родителей своих постоянно плачущих, Симон поддался их убеждениям и согласился сперва отложить только до времени свое поступление в монастырь, а потом они своими просьбами и убеждениями довели его до того, что ои и вовсе оставил это намерение и согласился вступить в брак. Однажды ночью, когда он лежал на своей постели, думая о женитьбе, вдруг все члены его расслабли, ноги сволокло и пригнуло к чреву. Эта болезнь была гораздо тяжелее первой и он тогда же понял, что она послана ему в наказание за неисполнение обета, – раскаиваясь в своем поступке, он стал молиться преподобному и просить прощения. Родители, видя его страдания, сожалели о том, что сами были тому причиною, и отвезли его в монастырь. Здесь он или ползал на чреве или валялся на спине и пробыл в столь жалком состоянии 15 недель, непрестанно молясь пресвятой Богородице и пр. Павлу. В одну ночь, когда он молился в одной хижине вне монастыря, вдруг хижина его осветилась так, как бы солнце возсияло в ней, – взглянув на небо, он увидел пресвятую Богородицу, сходящую к нему в хижину, лицо ее испускало лучи подобно солнцу, ризы Ее блистали как молния, за Нею следовал святолепный старец с густою белою бородою, держа клобук свой в руках. Расслабленный затрепетал от страха, увидевши Матерь Божию; Она подошла к одру его и сказала: «человек! Что ты лежишь? Поди в церковь и молись! Никто из живущих здесь не должен лежать и пребывать в праздности, а все должны молиться и трубиться по своим силам, а ты столько времени живешь в монастыре без всякого труда и напрасно хлеб ешь». «Старец, стоявший поодаль от Божией Матери, с великим благоговением сказал Ей: «воздвигни его Владычице и пусть он идет в церковь на молитву», – Она, взявши расслабленного за два пальца правой руки, приподняла с постели. От страха и радости, не помня жив или мертв, расслабленный вскочил с постели и побежал в монастырь. Зднсь он долго не мог прийти в себя и проговорить хотя одно слово. Успокоившись от волнения и видя себя совершенно здоровым, Симон припал к иконе Богоматери и к раке преподобного и со слезами стал благодарить их за свое исцеление, обещаясь не выходить из обители и трудиться на братию до самой своей смерти.

При игумене Протасии пришел из Москвы в Павлов монастырь некто Феодор пушкарь, родом фрязин, страдавший простудою. Пробыв в монастыре два дни, он вздумал пройтись и погулять около монастыря; во время прогулки он зашел к колодцу пр. Павла и испив из него воды, возвратился в отведенную ему келью, где и лег отдохнуть. Вдруг он видит святолепного старца с большою седою бородою, который подошел к нему и сказал: зачем ты без благословения игумена пил воду из моего колодца?» Феодор в страхе отвечал: – прости меня, отче святый , я не знал и согрешил но неведению. – «Поди к игумену, получи от него благословение и прощение и будешь здоров» – сказал старец и сделался невидимым. Феодор в страхе тотчас же побежал к игумену и когда рассказал о всем случившемся с ним, почувствовал себя здоровым.

В 1546 году чрез восемь лет по раззорении обители татарами, игумену Протасию пришло на мысль поставить над гробом пр. Павла каменную церковь во имя его и его учителя пр. Сергия Радонежского, так как от гроба старца происходило много чудес н исцелений, очевидцем которых был Протасий. Когда начали копать рвы для фундамента, то нашли 6 мощей целых, к ризам которых не прикоснулось тление, как будто бы они были похоронены за несколько дней, хотя никто из монастырских старожилов не помнил и не знал их. Без всякого сомнения это были мощи учеников пр. Павла, старавшихся подражать ему в иноческих подвигах, каков был преемник его игумен Алексий и многие другие старцы, современники преподобного, пришедшие к нему еще до устроения обители. Услышавши об обретении нетленных мощей, один из братии, по имени Паисий, страдавший от зубной боли, пошел на то место, где они были найдены, и, взявши от одних мощей зуб, положил его на свои больные зубы, отчего тотчас же почувствовал облегчение от своей болезни, так что пришедши в келью мог уснуть, тогда как ранее по причине нестерпимой боли, не мог уснуть в течение нескольких ночей; проснувшись, он увидел себя совершенно здоровым. Когда копавшие рвы дошли до того места, где был погребен пр. Павел, то отступили на сажень в сторону, чтобы не потревожить его, но земля внезапно осыпалась и открылась часть гроба преподобного, который оказался совершенно целым и новым, земли над ним было только на четверть. Увидевши это игумен стал советоваться с братией, нельзя ли, приготовившись постом и молитвою, открыть гроб и осмотреть мощи преподобного? Это было в воскресенье после утрени. Пришедши в свою келью и прочитавши правило к причащению, игумен присел от утомления, немного задремал и вот видит, что отворились двери его кельи, входить сам пр. Павел и с гневом говорит ему: «зачем хочешь ты смотреть мои мощи? Огнь выйдет из гроба и пожжет вас, если вы осмелитесь прикоснуться к нему. Вели скорее заделать «гроб мой». В страхе и ужасе воспрянул игумен и призвав к себе мастера, по имени Григория, рассказал ему страшное свое видение, повелевая как можно скорее исполнить волю преподобного. Каменщик, выслушав рассказ игумена, тотчас же с великим благоговением принялся за дело, а вскоре сооружена была и самая церковь.

В 1547 году московский собор российских архиереев причислил пр. Павла к лику святых. Служба ему написана в следующем 1548 году.

В настоящее время при перестройке почти заново всего монастыря, церковь над гробом преподобного, построенная игуменом Протасием, была разобрана и вместо нее сооружена новая, более обширная, в которой гроб преподобного, бывший прежде возле самой стены, приводится уже почти на средине. Над мощами его в 1878 году поставлена серебряная рака. Память пр. Павла совершается 10 января в день его преставления. Литой медный крест, которым пр.Сергий благословил Павла, часть лииового дупла, в котором он шил как птица и колодец, выкопанный им при нагорной его келье, целы и доныне.

До штатов 1764 года за Павловым монастырем было 1964 души крестьян, ныне он положен в III классе с настоятельством игуменским.

Цареградский уроженец и святогорский постриженик Дионисий в бытность свою игуменом на Каменном, ввел в нем строгий aфонский устав и своею добродетельною жизнью столько прославился в окрестности, что народ толпами устремлялся па пустынный остров: то помолиться Спасу и от избытков своих снести милостыню на устройство обители и на содержание пустынной братии, то посоветоваться с прозорливым и учительным старцем о душевном спасении и получить от него благословение, а многие и для того, чтобы принять иноческое пострижение и навсегда остаться в обители. Приходили и люди пожилые, чтобы на пустынном острове, как в тихой пристани, найти себе успокоение от треволнений и бурь житейских; приходили и юноши, желавшие оставить мир, пока он еще не приковал их к себе, и учиться иноческой жизни под руководством, мудрого и опытного наставника. Игумен Дионисий принимал с отеческою любовью и радушием всех, приходивших к нему, и старался удовлетворить их духовным нуждам. В числе многих, приходивших в монастырь, является однажды молодой странник из Вологды, робко подходит к монахам, стоявшим в монастырских воротах, и низко кланяясь просит у них благословения. «Бог благословит тебя, чадо. Что тебе нужно»? Спросили иноки. Молодой человек отвечал, что желает видеть игумена. «Хорошо», сказали добрые старцы и повели странника к блаженному игумену Дионисию. Припав к ногам настоятеля, молодой человек со слезами просил принять его в монастырь и удостоить иноческого пострижения. «Чадо, подумал ли ты о том, чем просишь? знаешь ли, что это место весьма скорбно и требует подвигов? Ты еще молод и не перенести тебе всего». Странник отвечал игумену: – Бог всем желает спасения, Он привел меня сюда; все, что прикажешь, готов я исполнять, сколько сил моих будет, только Бога ради не отвергай меня от себя. Видя в молодом человеке такое усердие, игумен не стал более возражать и велел ему служить братии. Молодой послушник с таким усердием начал проходить возложенное на него послушание, что заслужил от всех одобрение и похвалу; сам игумен, провидя в нем доброго подвижника и избранника Божия, сократил для него время монастырского искуса и чрез несколько месяцев постриг в монашество, нарекши ему имя Александра вместо Алексея, и поручил его руководству опытного старца. Новый инок весьма был этому рад и совершенно всего себя предал Богу, с охотою исполнял все монастырские послушания, соблюдал самый строгий пост и обуздывал им юную свою плоть, на устах и сердце постоянно имел молитву, ни одного часу не проводил без рукоделья и труда, так что вся братия дивились его подвигам и смирению и смотрели на него, как на ангела Божия. Много лет провел в этих подвигах блаженный Александр, возрастая и укрепляясь в жизни духовной, и без всякого сомнения в это время получил сан священства, как человек, пользовавшийся общим уважением всех иноков в обители. Впоследствии, когда Александр явился в Ростов к архиепископу, то он называл уже его сыном и сослужебником.

Сколько люди мирские любят честь и заботятся о том, чтобы все их хвалили, столько же истинные рабы Божии стараются скрывать свои добродетели и работать Господу втайне, чтобы не видала даже шуйца, что творить десница. Это оттого, что слава и почести земные не только часто бывают поводом к искушениям, но и умаляют небесные награды. Горе, егда добре рекут вам вси человецы (Лук. VI, 26). Помяни, говорил Авраам страждущему в муках богачу, яко восприял еси благая твоя в животе твоем и Лазарь такожде злая: ныне же зде утешается, ты же страждеши (Лук. XVI, 25). Оттого любовь и уважение братии не только не радовали смиренного сердца пр. Александра, но еще приводили его в печаль и смущение. Тяготясь ими, он решился оставить многолюдную обитель и, стремясь душею с незримым людьми подвигам, начал помышлять, как бы ему найти пустыню по сердцу своему, где бы он, неведомый никем, мог беспрепятственно служить единому Богу. Правда, ему жаль было братии, искренно его любившей, жаль и обители, в которой оп при пострижении обещался пребывать до смерти, но любовь к пустыне и уединению превозмогла и то и другое. Зная, что игумен и братия не захотят с ним расстаться и будут его уговаривать оставить свое намерение, блаженный решился, как ни было это тяжело для его любящего сердца, оставить монастырь не простившись с ними. С этою целью после вечернего правила, когда вся брат предалась покою, он пал в своей келье пред иконою и долго и слезно молился, из глубины сердца взывая: настави мя Господи на путь Твой (пс. IXXXV, II) и исправи пред Тобою путь мой (псал. V, 9). По окончании молитвы Александр, взявши только самое необходимое, вышел из кельи и под покровом ночи никем незамеченный удалился из монастыря на сверпый берег озера и пошел искать себе безмолвного места для жительства. Странствуя несколько дней по лесам и дебрям и все более удаляясь от озера, он пришел на реку Сянжему, где были густой лес и озера. Здесь понравилось ему одно место, со всех сторон окруженное болотами; полагая, что вблизи его нет селений и что оно, по своей неприступности, никем не посещается, пр. Александр поставил себе тут малую келейцу и стал проводить жизнь в молитвах и в крайнем лишении, радуясь тому, что может жить в совершенном безмолвии и уединении. Се удалихся бегая и водворихся в пустыни, повторял он с Давидом (псал. LIV, 8). Но сверх всякого чаяния чрез несколько времени мало по-малу стали приходить к нему люди и, изумляясь жизни пустынника, благодарили Бога за то, что в их стороне явился такой подвижник. Любитель безмолвия и смирения ужаснулся молвы и людской славы, и поспешил удалиться с избранного им места к берегам Кубенского озера, надеясь тут найти себе более пустынное и безмолвное место. Здесь, на устье речки Кушты, среди непроходимых болот, жил в то время пр. Евфимий, подвизаясь в посте и молитве в совершенном уединении. Александр слыхал о нем еще в монастыре от братии и теперь, проходя по лесам для отыскания себе места жительства, нечаянно пришел к пустынной его келье. Обрадовались пустынникн, увидев друг друга, и как еднноправные, стремившиеся к одной и той же цели, не мало дней и ночей провели вместе в молитвах и духовных беседах, пользуя друг друга своими опытами и наблюдениями. Пр.Александру понравилось место жительства Евфимиева и он не скрыл от своего духовного брата запавшего в сердце его желания и просил пр. Евфимия уступить келью, предлагая ему в замен свою, оставленную им на Сянжеме. Блаженный Евфимий принял желание брата за указание Промысла и, как не имущий своих си, охотно согласился на предложение Александра. Припадая к ногам один другого и взимно прося себе молитв и благословения, пустынники расстались со слезами. Отходя Евфимий оставил свой крест в благословение Александру.

Любовь к пустынножительству вывела пр. Александра из монастыря, желание служить Богу втайне, неведомо для людей, и опасение людской молвы побудили его оставить только что выстроенную им пустынную келью, ради уединения же он расстается с единоправным себе подвижником и просит пр. Евфмия оставить его одного к перейти на Сянжему, если бы было возможно, он, кажется, рад был бы скрыться от самого себя, чтобы непрестанно молитвенно беседовать с Богом, но человек только предполагает, а Бог располагает и ведет его к предназначенной ему цели часто неведомыми и по-видимому даже противоположными путями. Оставшись один пр. Александр не долго прожил в излюбленной им келье Евфимия. Горячему любителю пустыни и уединения показалось, что занимаемое им тихое прибрежье очень удобно для устроения обители и хорошо бы тут построить храм и собрать братство. Подошедши еще ближе к озеру, не подалеку от устья речки Кушты, преподобный водрузил крест, который всегда посил с собою, и, павши пред ним на колена, долго и усердно молился, дабы Господь благословил?, его собрать тут ревнителей крестного пути и устроить монастырь. Построив себе близ креста малую келыо, пр. Александр переселился в нее из кельи Евфимиевой и начал еще более изнурять плоть свою постом, моли твою и непрестанными трудами, рубил лес, очищал место для будущей обители и, за неимением земледеческих орудий, лопатою вскапывал землю под посев ячменю (яровое жито) для своего скудного пропитания. Ибо пищею его был только сухой хлеб и вода, да и то в малой мере. Не мало терпел он и от духов нечистых, доколе не прогнал их от себя силою крестною. Спустя несколько времени пришел к нему в уединении один старец, которого он с радостью припал и упросил остаться с ним вместе; пять лет прожили они вдвоем в пустынных трудах, изнуряя тело и очищая и укрпляя душу. Когда пришел к ним еще третий брат, пр. Алексаидр сказал: «братия, Господь обещал невидимо пребывать там, где соберутся во имя Его два или три. Вот нас уже трое. Хотелось бы мне на этом пустынном месте, если будет на то воля Божия, построить церков». – Воля Господня да будет, честный отче, да прославится имя Господа и пречистой Его Матери на этом месте, отвечали они, радуясь желанию старца Тогда пр. Александр пошел в Ростов к бывшему игумену своему, а тогда уже архиепископу Дионисию⁹⁶ и благочестивый архипастырь с отеческою любовью принял своего постриженика и не только благословил его устроить на избранном им месте храм и монастырь, но и снабдил его всем необходимым для устроения и освящения церкви. «Епископ же Дионисий, говорит списатель жития пр. Александра, духовно поучив его и душеполезная словеса беседовав к нему, благослови его и рече: о святом Дусе возлюбленному сыну моему и сослужебнику нашего смирения Александру мир и благословение буди, и дает ему вся потребная на устроение пустынное». Получивши благословение архипастыря, пр.Александр возвратился в свою пустыню и немедленно приступил к построению храма в честь Успения Божией Матери. В то время заозерьем владел князь Димитрий Васильевич, происходивший из второй династии ярославских князей и живший в деревне Чиркове, верстах в трех от пустынной кельи Александра. Он рад был тому, что в его отчине являются подвижники, и поспешил дать старцу все нужное для строения обители, а супруга его княгиня Mapиия украсила новоустроенную церковь, святыми иконами и дала напрестольное евангелие – апракос⁹⁷. Последуя их примеру, боярин Василий отдал преподобному свою деревню Колябино на речке Куште, на помин своей души. При помощи таких доброхотных дателей и при неусыпных трудах пр. Александра, церковь вскоре была построена и освящена в великой радости пустынников; сделано было также все, необходимое для небольшого монастырского общежития. По окончании монастырских построек преподобный не переставал трудиться, заботился о хозяйстве общежития , принимал посетителей, однако не только не изменил своего пустынного правила, но еще усугубил свои подвиги, постоянно пребывая в посте, молитве и строго наблюдая за своими помыслами. Когда христолюбивая княгиня Mapия ближе узнала о его подвигах, то возимела к нему великое уваженис и веру и стала посылать ему от своего стола пищу и питиe, но он все то раздавал маломощным (хворым) и нищим, не оставляя себе ничего и поучая братию воздержанию и терпению. «Весте ли, любимцы мои, яко подобает нам многими скорбми внити в царство небесное? Нудится бо царствие Божие и одни только нуждницы восхищают е». Когда князь заозерский уехал в Ярославль на войну, татары напали на его отчину, опустошили села на устье реки Кубены, а пятеро из них прискакали и в обитель Александрову. Спокойно встретил их преподобный и осенил крестом, и враги креста пали, как мертвые. Они пролежали без чувств нисколько часов, пока преподобный не пробудил их от омертвения именем живопачальной Троицы, после чего они тотчас же удалились из обители, благодаря и прославляя милосердие старца. По смерти князя Димитрия, павшего в битве с неверными, княгиня отдала на его поминовение в пользу обители деревню Горку окулинины лавы. Раз она нечаянно пришла в монастырь и вошла в церковь, где пр. Александр, не предполагая никаких посетителей, в простоте пустынной, читал псалтирь, будучи обнажен до пояса и терзаем насекомыми. Старец, скрывавший свои подвиги, огорчился этим бесцеремонным посщением и сказал ей: «не следует тебе, княгиня, надзирать за нашим убожеством». Княгиня созналась в своей, погрешности и смиренно просила прощения у огорченного старца. Преподобный простил, но сказал в наставление: «Корми свою нищету в доме», что она и обещалась делать. Возвратившись домой, она вскоре занемогла и послала просить молитв преподобного; старец, прозрев духом скорую ее кончину, предварил ее о том и велел посланному сказать ей, чтобы готовилась к жизни загробной. Спустя 20 дней она скончалась. – В одно лето народилось в пустыне довольно пшеницы, посеянной трудами преподобного с братией. Однажды, когда работники, обмолотивши и извеявши, оставили ее в вороху и ушли отдыхать, один крестьянин вздумал воспользоваться чужим добром и насыпал ceбе мешок пшеницы, но, сколько ни старался, никак не мог поднять. Преподобный, застав его за этой работой, с кротостью сказал вору: «напрасно ты, сын мой, поднимаешь не по силам». Тот бросился к ногам старца, прося прощения, старец же велел ему еще прибавить пшеницы в мешок, сколько войдет, и, сделав наставление не брать вперед чужого, велел взять мешок и идти с Богом. Крестьянин легко поднял благословенную ношу и пошел, благодаря великодушного старца.

С самых первых дней прибытия своего на Каменный монастырь проводя жизнь в посте и молитве, трудясь всегда с таким юношеским жаром, как будто он еще только начинал трудиться и служить Богу, оканчивая день так, как будто он жил уже последний день, пр. Александр достиг наконец глубокой старости и стал изнемогать телом. В то время при нем находились только два брата, старцы Савватий и Симеон, пришедшие к нему еще до построения церкви. Предчувствуя близость своей кончины, преподобный сказал им: «слабею я, братия, а вы терпите на этом месте, храните смирение и любовь друг к другу, украшайтесь чистотою, не забывайте страннолюбия и ни во что вменяйте блага мирские и славу жития сего, ожидая вместо них от Бога благ небесных». Сильно опечалились братия, услышавши о предстоящем им вскоре разлучении с блаженным старцем и со слезами сказали ему: «Ты оставляешь нас в скорбях и страстях, на кого же покидаешь нас, кому поручаешь пещись о душах наших»? – «Богу и Его пречистой Матери и святителю Николаю; постройте ему церковь на том месте, где я вам укажу», отвечал старец. Дождавшись воскресного дня, он в последний раз совершил божественную литургию и причастился святых Христовых Таин, по окончании же службы, ставши пред иконою Спасителя, воздевши руки и устремивши взоры к небу, с глубоким смирением и слезами стал ударять себя в грудь и молить Господа, чтобы Он не помянул его согрешений и принял в свои вечные обители. Потом, павши на колена пред иконою Богородицы, со слезами просил Ее быть заступницей и покровом обители, посвященной Ее имени. По окончании молитвы смиренно просил братию поминать душу его в своих молитвах и, простившись со всеми, ушел в свою келью, на другой же день по утру (в первом часу дня) безболезненно и мирно скончался, имея от роду 68 лет, два месяца и 23 дня. Это было 9 июня 1439 года.

Преподобный Александр был среднего роста, телом весьма сух, лицо имел круглое, взгляд кроткий и тиxий, – широкая темно-русая борода его спускалась до персей и до половины покрыта была сединою.

Святое тело преподобного было положено, по его завещанию, у полуденной стороны алтаря созданной им церкви. Год спустя после его кончины выросло над его могилою деревцо – рябина. Раз в праздник Успения Богоматери, когда из окрестных деревень бывает стечение народа в обитель, крестьянский мальчик Матвей отломил ветку от этого деревца и рука шалуна тотчас те запухла и разболелась. Узнавши причину болезни, родители чрез несколько дней привели мальчика к могиле преподобного и больной столь же скоро получил исцеление, как и заболел. С тех пор народ стал брать ягоды с дерева на исцеление себе. Когда ученики пр. Александра, исполняя его волю, построили, на указанном им месте, теплую церковь во имя святителя Николая и освятили ее в день памяти своего учителя, многие больные, которых приводили в эту церковь, видали его в ней вместе с святителем Николаем то молящимся, то кадящим храм и получали исцеление при его гробе. В 1519 году при игумене Нафанаиле 26 октября ночью случился пожар в монастыре и обе церкви сгорели. Но вскоре монастырь был выстроен снова с двумя деревянными церквами Успенскою и Николаевскою над гробом преподобного, из которых Успенская существует и доныне. К утешению братии в столь тяжком испытании и скорому возобновлению обители более всего способствовал сам преподобный, привлекая усердствующих к своей обители множеством чудесных исцелений, совершавшихся при его гробе, так что уже в начале XVI столетия называли его «преподобным чудотворцем Куштским», хотя служба ему составлена около 1575 года.

Ныне над гробом пр. Александра находится каменная, двухэтажная церковь, в нижнем этаже во имя святителя Николая, где место погребения преподобного у левого клироса ограждено иконами спилу до самого потолка; а в верхнем во имя самого преподобного. Здесь над могилою его устроена медная, посеребренная гробница под балдахнном. Куштский монастырь в 1833 году приписан к Каменному. В древнем рукописном житии пр.Александра записало 20 чудес, совершившихся при его гробе, из которых последнее относится к 1573 году. Приведем некоторые из них.

Несколько крестьян нз окрестных деревень привели однажды в монастырь соседа своего Михаила, мучимого бесом и находившегося вне ума. По прибытии в монастырь больной начал неистовствовать и бесноваться так, что едва его могли сдерживать. Был уже вечер, поэтому больного связали и положили на ночь в церковь. В полночь сторожа услышали голос больного, громко взывавшего: «святителю Николае и преподобне отче Александре! избавьте меня грешного от немощи сея;» придя в церковь, они нашли больного развязанным, пршедшим в сознание и молящимся, в храме исполненным благоухания. Михаил возвестил им, что когда он лежал связанным в церкви, ничего невидя по причине ночной темпоты, вдруг в ней сделалось светло, а из алтаря вышли святитель Николай и преподобный Александр; – святитель Николай окадил церковь, покадил и ему, преподобный же Алексаидр оградил его крестным знамением и сказал ему: «встань и молись, Михаил»; оба тотчас же стали невидимы, а с него спали веревки, которыми был связан, и он почувствовал себя здоровым и тотчас же стал молиться, благодаря святых чудотворцев за свое исцеление. Когда устроена была гробница над могилою святого, Михаил сделал над ней крышу.

Однажды с Пельшмы был привезен в монастырь расслабленный Козьма, не владевший ни руками ни ногами. Когда об его выздоровлении пели молебен святому, он молился со слезами; когда начали читать евангелие, он мог перекреститься, а когда стали петь «достойио», встал на ноги и подошел приложиться ко гробу святого. Пробывши в монастыре двои сутки, он возвратился домой здоровым.

Некто Мануил из окрестностей монастыря был одержим беснованием и так тяжко страдал, что и смотреть на него было страшно и жаль было видеть, что разумное создание Божие столь жестоко мучимо и поругаемо бесом. «Гласы бо нелепые испущаше, рыкаше яко лев, лаяше яко пес, устремляшеся на человеки яко зверь дикий и тако всем страшен позор бяше. Егда же бияху его, да умолчит, он множае неистовяся вопияше и злые и хульные глаголы испущаше, их же не леть есть и слышати». Окованного по рукам и по ногам, несколько человек с великим трудом привели его в монастырь, где он начал кричать и беситься так, что его едва могли удержать. Так как был уже вечер и проводники его весьма утрудились, то к ночи заперли его в гостиннице, возложив на него тяжелые железа, а сами ушлн спать. Ночыо явился ему пр. Александр и сказал: «человече, что скорбиши? Иди и молись Богу и Его пречистой Матери. Да есть у тебя в дому монастырское седло и ты его отдай в мой дом, потому что седло то было украдено из монастыря». Мануил тотчас же почувствовал себя здоровым, железа спали с него и он вставши вышел из гостинницы и пошел молиться к гробнице преподобного. Соседи, приведшие его в монастырь когда пробудились от сна и нашли в комнате, где был бесноватый, одни только железа, – подумали, что он или удавился или утопился, и пошли искать его по всему монастырю. Как же они удивились, найдя его при гробе преподобного уже образумившимся и со слезами молящимся! Исцеленный рассказал им о явлении преподобного и они прославили Бога и Его угодника.

Анастасия, жена крестьянина Ивана Троицкой трети два года была нездорова глазами и ничего не видела. Муж привел ее в монастырь и когда, после молебна, она приложилась ко гробу преподобного, тотчас получила исцеление. В 1572 году из Закуштья крестьянин Игнатий был в расслаблении и не владел ни руками, ни ногами. Когда принесли в монастырь и по совершении молебствия приложили его ко гробу преподобного, то он стал здоров и ушел домой, радуясь и благодаря пр. Александра.

В 1573 году в декабре месяце привезен был в монастырь не владевший ногами крестьянин Дометиан из деревни Орлова, находившейся в 12 верстах от монастыря. Когда, по совершении молебного пения,его приложили к раке преподобного, то он тотчас же сделался здоров, так что мог уйти домой в тот же день.

Преподобный Григорий родился около половины XIV века, в городе Галиче⁹⁸ и происходил из дворянской фамилии Лопотовых. Родители Григория сосредоточили на сыне все свои надежды. Они утешались мыслью, что он будет наследником их многочисленных и богатых имений, продолжит их род и вернню службой князю поддержит добрую славу фамилии Лопотовых. С этою целью, нежно любя своего сына, они воспитали его в строгом благочестии и, как богатые люди, старались дать ему возможно лучшее по тогдашнему времени образование. Едва отрок достиг пятнадцатилетнего возраста, родители начали помышлять о его женитьбе и прискивать ему невесту. Но чистое сердце отрока рано возгорелось любовью к Богу. С самых юных лет избегая мира и чуждаясь всех его удовольствий он начал думать единственно о спасении души своей. Предполагаемая женитьба поставила его в самое затруднительное положение. С одной стороны он опасался, что любовь к жене будет охлаждать в его сердце любовь к Богу, что супружеские узы привяжут его к миpy; с другой, как послушный сын, он не желал противиться воле родителей и тем навлечь на себя их негодование. Не зная как удовлетворить внутреннему стремлению своей души к Богу и в то же время не огорчить родителей, отрок обратился с пламенной молитвой к Богу о том, чтобы Он Сам помог ему сохранить чистоту девства. Между тем, не отказываясь явно от исполнения воли родительской, он стал отговариваться то тем, то другим и откладывать женитьбу свою от времени до времени. Похвально было намерение добрых родителей; ибо законный брак есть охрана целомудрия и узда невоздержания, но самоотверженное желание отрока победить свою природу в очах Божиих было еще выше и потому Господь призвал к Себе родителей отрока прежде, нежели они успели женить своего сына. Плакал и вместе радовался осиротевший юноша: плакал, проливая сыновние слезы над гробом своих родителей и отдавая им последний долг; радовался, одушевляясь любовью к Богу и видя, что открылась возможность исполнить свое сердечное желание – отречься от миpa и посвятить себя жизни иноческой. С честью похоронивши родителей, молодой боярин скоро распорядился своим богатым наследством: наделивши рабов и рабынь землею и имением, отпустил на волю, деньги раздал нищим, а сам, не оставив себе ничего, пошел в монастырь Богоматери, находившийся близ Галичского озера.

Пришедши в обитель, Григорий пал в ноги архимандриту, усердно прося себе пострижения. Архимандрит, видя его молодость и знатность рода, сначала усумнился, может ли юноша, воспитанный в довольстве и роскоши, перенести труды и скорби иноческой жизни, и – начал ему отсоветывать и отказывать. Но Григорий со слезами стал просить принять его в монастырь, обещаясь с охотою исполнять все, что будет ему приказано. Настоятель, видя такое усердие в молодом боярине и тронутый его неотступными просьбами, принял юношу в монастырь⁹⁹, велел постричь его в мантию и поручил опытному руководителю¹⁰⁰. Остригши свои власы, Григорий как бы отсек с ними и все пристрастие к миpy и с юношеским жаром предался подвигам иноческим, всецело подчинив себя воле своего руководителя. Всегда кроткий и молчаливый, ко всем имея любовь, он старался услужить каждому. Когда не было другого дела, усердно читал отеческие книги, стараясь вникать в их смысл и на самом деле исполнять написанное. Постоянно пребывал он в посте и молитве, так что все смотрели на него, как на ангела Божия, и дивились его подвигам. Такая строгая жизнь естественно не могла не обратить на Григория внимания духовного начальства¹⁰¹ и потому лишь только молодой подвижник достиг узаконенных лет, возведен был в сан священства, а потом поставлен был и игуменом обители. Зная, что кому много дано, с того много и взыщется, пр. Григорий с принятием на себя священного сана не только не возгордился своею начальническою властью, по еще более смирял себя. Он предался еще большим подвигам, старался служить всем, первым являлся и на труды и в церковь на молитву, в келье же своей часто целые ночи проводил в бдении и коленопреклонениях. Но напрасно преподобный старался скрывать свои подвиги, слава о них распространялась все более и более. Одни, вспоминая богатство и знатность рода, удивлялись его смирению; другие превозносили похвалами его пост и воздержание; иные высоко ценили его нестяжательность и милосердие к нищим. Сам владетельный князь галический Юрий Дмитриевич, брат великого князя Василия, такое имел к нему уважение, что за честь считал для себя знакомство с ним и упросил его быть восприемником двух сыновей своих¹⁰². Все это, столь приятное и вожделенное для миролюбцев, тяжелым бременем падало на смиренное сердце истинного подвижника и нарушало спокойствие его духа. «Нет, это плохое монашество, я и вполовину не отрекся мира, когда пользуюсь от всех таким почетом и уважением! Какое это отвержение мира, когда я постоянно обращаюсь среди родных, друзей и знакомых? Нельзя смотреть одним глазом на землю, а другим на небо. Не за слова, а за дела, не за произнесение обетов монашеских, а за их исполнение обещал Господь награду. Ибо не слышатели закона, но творцы, исполнители его оправдятся», думал он сам с собою и, обливаясь слезами, из глубины сердца взывал к Богу: «наставь, научи Господи, как мне спастись?».

Неизвестно, сколько лет провел пр. Григорий в галическом монастыре, – но чем долее жил в нем, тем чаще стало приходит ему на мысль удалиться из него и такое место, где бы никто не знал его и где бы он мог жить в совершенном безмолвии. Тяготясь своею известностью и близостью к родным, преподобный, после долгой молитвы о том, чтобы Сам Бог направил его на путь, оставил обитель своей родины и отправился в Ростов, славившийся множеством святыни и обителей. Поклонившись мощам святителя Леонтия и другим святыням и посетив ростовские церкви и монастыри, он пришел в находящийся вне города монастырь пр. Авраамия. Путинку понравился монастырский порядок, безмолвная и уединенная жизнь братии и пр. Григорий, решившись навсегда остаться в нем, выпросил у настоятеля келью. Но может ли укрыться город, стоящий на верху горы? Скоро и здесь жизнь его сделалась примером и назиданием для братии, молва о подвигах пришельца разнеслась по всему городу и дошла до слуха самого архиепископа. Архиепископом ростовским был в то время блаженный Дионисий святогорец, долгое время бывший игумепом Спасокаменного монастыря, что на Кубенском озере. Узнавши лично пр. Григория, владыка Дионисий, когда пришли к нему инокн Спасского монастыря с Песков¹⁰³ просить себе настоятеля, предложил архимандрию пустыннолюбивому Григорию. Долго отрекался преподобный от такой высокой чести, указывая на свое недостоинство, – ибо истинные подвижники чем более возвышаются на пути добродетели, тем более смиряются и находят в ceбе недостатков, – но архиепископ Дионисий к словам совета и убеждения присовокупил и повеление, сказав: – Григорию: «чадо, лучше повиноваться и исполнить волю нашу в послушании, нежели ослушаться нашего смирения и лишиться благословения». Не смел долее отказываться и прекословить владыке преподобный и, обливаясь слезами, смиренно повергся к ногам его, прося себе молитв и благословения. Приняв сан и начальство, новый архимандрит ввел в своем монастыре самый строгий порядок и общежительный устав, стараясь назидать братию не только словом, но и собственным примером и прилагал труды к трудам. При новом архимандрите ростовцы вспомнили о своем забытом и пришедшем в упадок монастыре Всемилостивого Спаса, что на Песках, памятнике благочестия любимой княгини ростовской Марии Михайловны, дочери и супруги мученической¹⁰⁴. Многочисленными толпами стали они собираться сюда к богослужению, желая пользоваться наставлениями и получить благословение его¹⁰⁵. Скоро щедрыми подаяниями христолюбцев исправлено было в монастыре все, что требовало возобновлена, и слава о святой жизни и подвигах архимандрита распространилась не только в городе, но и по всей окрестности. Так истинно добродетельный и достойный человек где бы ни был поставлен, все собою возвышает и украшает!

Принявши на себя управление монастырем только из послушания воле архипастыря и проведши в монастыре два года в непрестанных трудах, в подвигах поста и молитвы, пр. Григорий не оставил мысли своей о пустынножительстве. Он снова начал тяготиться повсюду следующею за ним славою, опасаясь из-за нее лишиться славы будущей, сердце его опять стало стремиться к уединению и безмолвию. Не в силах будучи побороть своего желания и зная, что братия будут упрашивать его остаться и архиепископ никогда не согласится отпустить, он решился тайно оставить монастырь. Дождавшись ночи, никем невидимый, пр. Григорий вышел из своего монастыря и направился к северу, в страну для него неизвестную, усердно моля Матерь Божию быть ему путеводительницею и возлагая на Нее всю свою надежду. Пришедши в Вологду, он долго ходнл по окрестным лесам и пустыням, отыскивая ceбе место, где бы поселиться и работать Богу. Скитаясь по непроходимым дебрям и болотам, он дошел до монастыря пр. Дионисия Глушицкого, где утомленного путника приняли, как дорогого гостя. Пробывши в Глушицком монастыре несколько дней и присмотревшись к жизни братии и уставу монастыря, пр. Григорий решился навсегда остаться в нем и стал просить себе кельи у пр. Дионисия. Пустынный авва поместил пришельца в своем любимом Сосновце, при церкви Иоанна Крестителя¹⁰⁶, где и сам проводил большую часть времени. Узнавши короче друг друга, они скоро сделались самыми близкими собеседниками и друзьями, так как оба имели одинаковый нрав и стремились к одной и той же цели. Целые дни и ночи проводили они вместе то в совокупной молитве, то в собеседовании духовном. Дионисий, провидя в Григории будущего пастыря и наставника пустынножителей, старался непрестанно назидать его и наставлениями отеческими и наблюдениями собственного опыта. «Смирение всего необходимее иноку, говорил старец, потому надобно стараться с корнем исторгать из сердца всякое превозношение и со страхом и трепетом служить Господу. Сотвори, чадо, ум твой со всяцем тщанием единого Бога искати и прилежати к молитве, паче же подвигнися помогати нищим, сиротам и и вдовицам». Преподобный Григорий, забыв свой настоятельский сан, как ученик смиренно внимал поучениям великого своего наставника, обещаясь всегда неотложно и всецело исполнять их. Приятна ему была тишина уединенной кельи пустыни Сосновецкой; он нашел себе здесь желаемый покой. Дороги для его сердца были внимание и любовь к нему Дионисия, в частых беседах с которым приобрел он немало духовной опытности и разлука с ним должна была казаться ему тягостною. Но пробыв в Сосновце несколько лет, как пловец в тихой пристани, он почувствовал в сердце своем новое, неизвестное ему прежде желание – трудиться не для себя только, но послужить спасению и других. С великим смирением открыл он помысл свой старцу, прося его совета и вразумления. Духовный друг и наставник одобрил его намерение и, когда Григорий пал ему в ноги, прося благословения на подвиг, пустынный авва сказал: «Услышит тя Господь в день печали, защитит тя имя Бога Иаковля; послет ти помощь от святого и от Сиона заступит тя; даст ти Господь по сердцу твоему и весь совет твой исполнит» (Псал. XIX). Истинно, глубоко сердце человека! Два раза пр. Григорий был настоятелем монастырей, где все его любили и уважали; не мог он не видеть и пользы для братии от своего управления, – обе обители улучшились при нем во всех отношениях – и, несмотря на то, он оставил их и скрылся. И тот же Григорий, приблизившись к старости, когда человеку всего дороже покой, отправляется в неизвестное для него место, где предстоит ему не мало скорбей и лишений со всех сторон; прежде его не могли уговорить принять настоятельство в монастыре уже существовавшем, теперь он сам задумывает устроить монастырь и притом в глухой пустыне, где он мог встретиться со множеством препятствий и затруднений. Так Господь ведет человека к предназначенной ему цели неведомыми для него путями, так у Него всякому делу свое время! Счастлив тот, кто внимательно рассматривая свою жизнь, из обстоятельств ее увидит предназначенный ему Промыслом путь и не уклонится с него ни направо, ни налево!

С крестом на плечах и молитвою на устах вышел пр. Григорий из Сосновца¹⁰⁷, и направил путь свой к восточной стороне от Глушицкого монастыря, в места ему совершенно неизвестные. Идя лесами и болотами, к вечеру достиг он пустынных берегов великой реки Сухоны и утружденный путешествием, расположился тут ночевать, непрестанно думая о том, как найти ему место удобное для пребывания иноческого. Ночью сквозь сон он услышал за рекою как бы звон колокола и тотчас же пробудившись, начал усердно молиться Господу и Его Пречистой Матери, чтобы указано было ему то вожделенное место, где ему предназначено пребывать. Пробывши в молитве до рассвета, пр. Григорий переправился на другой берег реки, откуда слышен был звон, и чрез леса и болота дошел до реки Пельшмы, впадающей в Сухону. Здесь преподобный останавливается, обозревает местность и походив немного по лесу, водружает крест на левом берегу Пельшмы, преклоняет, пред ним колена и возносит усердную молитву к Богу, чтобы Он благословил его на этом месте основать храм и обитель иноческую в прославление имени Божьей Матери и для спасения душ христианских. Призри с небесе на место cиe, Боже, молился преподобный, и благослови меня создать на нем храм во славу и честь пресвятой Матери Твоея и составить общежительный монастырь, чего сильно желает душа моя. Пусть будет однако не так, как я хочу, но как Тебе, Господи, угодно, ибо разум мой слаб и несовершенен я не знаю, что мне истинно полезно!» Так святые исполнение самых горячих, задушевных своих желаний, с детской покорностью, смиренно и всецело предавали всегда воле Божией.

Избравши место, пр. Григорий прежде всего поставил, для себя малую хижину и стал день и ночь подвизаться в молитве и псалмопении, в совершенном уединении и безмолвии. Понемногу и исподоволь он заботился и о том, что было необходимо для устройства обители: очищал место от леса и кустарника, осушал его канавами, рубил лес на постройку и запасал другие, нужные к тому материалы. Спустя несколько времени пришел к нему один священник, по имени Алексей, желая с ним сожительствовать и прося себе пострижения. Почитая прибытие его знаком благоволения Божия и началом исполнения своего сердечного желания, преподобный с великой радостью, как ангела Божия, принял пришельца и назвал его при пострижении Александром. Он рассказал ему о своем намерении построить на избранном им месте общежительный монастырь. «Брат Александр, говорил преподобный своему сподвижнику, Бог нам прибежище и сила и помощник в скорбях наших, будем заботиться о духовном, а пречистая Богородица сама попечется об устроении своего дома и снабдит вас своею милостью». Вместе, в убогой и тесной своей хижине, они стали совершать молитвословия, проводя ночи в бдении и псалмопении, а дни в трудах. Чрез несколько времени стали приходить к ним когда один, когда два, желающие с ними сожительствовать. Мало по-малу собралось порядочнос число иноков и составилось общежиие. Как отец, преподобный с любовью принимал каждого и убеждал не страшиться трудности места и скорбей пустынных, обнадеживая помощью Божисй Матери. Не было у него ни денег, ни другого какого имения на построение храма и обители, ни богатых и знатных друзей и знакомых, – но полный надежды на небесную помощь, старец говорил с таким воодушевлением и уверенностью, что никто не мог сомневаться в истине слов его. По прошествии некоторого времени, видя, что уже довольно собралось братии и настало время приступить к сооружению храма и обители, пр. Григорий послал одного из учеников своих в соседнее село Пелшму к благочестивому и богатому поселянину Мартину и его соседям просить плотников и помощи для строения. Обрадовались добрые поселяне, что в соседстве их поселился такой старец и хочет строить монастырь, – они тотчас же послали ему работников. Когда рабочие вырубили и сожгли кустарник и лес вблизи келий, очистили и выровняли место, тогда пр. Григорий, собравши всю братию, совершил с ними соборное молебствие на нем, окропил его освященною водою и по окончании молебствия тотчас же начал строить себе келью, примеру его последовали и вся братия, таким образом при помощи присланных Мартином плотников кельи вскоре были устроены.

Рад был старец, успокоивший своих сподвижников касательно необходимого им помещения. Оставалось еще испросить благословение архиерея на построение и освящение храма, чтобы исполнилось сердечное желание преподобного и избранное им пустынное место сделалось обителью иноческою. С этою целью пр. Григорий немедленно отправился в Ростов. Там он не застал уже в живых знакомого ему apхиеп. Дионисия (18 окт. 1425 г.), на ростовской кафедре восседал тогда уже новый архиеп. Ефрем 2-й, владыка заботливый и учительный¹⁰⁸. Святитель благословил устроение храма и обители и поручил Григорию настоятельство в ней, но с тем вместе потребовал, чтобы Григорий учредил общежитие¹⁰⁹. Возвратившись с архипастырским благословением в свою пустыню, преподобный немедленно приступил к построению церкви, трапезы и разных необходимых для общежития служб. При единодушном старании братии, вскоре все было окончено. Преподобный Дионисий, услышав об устроении обители, посетил своего друга, похвалил избранное Григорием место, найдя его весьма удобным для иноческой жизни, и принес для новоустроенной церкви иконы праздников Господних и книгу Пролог. Несказанно рад был Григорий посещению своего учителя и упросил его совершить освящение церкви, что тот охотно и исполнил. Церковь была освящена в честь собора Богородицы, празднуемого на другой день Рождества Христова.

Преподобный Григорий был искусный каллиграф. Он списывал для своей обители разные священные книги, которые долго сохранялись в ней и после его кончины. Списывание книг было для преподобного, как и вообще для иноков, священным долгом; они служили чрез это делу религиозного просвещения жителей в пределах вологодских в то время, когда здесь не существовало еще никаких школ. Под влиянием наставления пр. Григория, отеческого его руководства и неусыпных трудов, скоро обитель его стала процветать братскою любовью, смирением и совершенным нестяжанием. Ничего не делалось в ней без благословения настоятеля, никто не смел ничего называть своим, но все было общее. Блаженный старец сам подавал всем пример строгого исполнения монастырского устава и постоянно поучал братию, напоминая им час смертный и убеждая терпеливо переносить лишения и труды пустынные. Пример его благотворно действовал на братию, каждый из иноков, соревнуя настоятелю, старался, по силе своей, выполнять его спасительные наставления. Видя то, многие из окрестных жителей стали усердно жертвовать обители плоды своих трудов, так что вскоре обитель стала довольно обеспеченною в своем содержании. Слава о новом пустынном светиле, о благоговейном служении и примерном во всем порядке в его обители далеко распространилась по окрестности и еще более стало приходить в монастырь желавших пострижения. Но не мало и огорчений пришлось потерпеть блаженному старцу-труднику. Случилось однажды, что злые люди украли ночью все земледельческие орудия в монастыре, так что на другой день не с чем было выйти на работу. Братия весьма опечалилась о такой потере, но когда донесли о покраже пр. Григорию, то он «разуме Духом святым, яко от диавола делу тому быти, и нача братию свою утешати, глаголя: не скорбите о всех сих, вся сия у нас будет». Действительно, воры вскоре были пойманы н все, покраденное ими в монастыре, возвращено. В другой раз ночью, стоя на обычном своем правиле, преподобный услышал страшный вопль среди монастыря. Открыв окно своей кельи, он увидл целое полчище нечистых духов, старавшихся устрашить его своим ужасным видом и грозившихся разогнать пастыря и все, собранное им, стадо. Ограждая себя крестным знамением, пр. Григорий со слезами воскликнул: «Боже, в помощь мою вонми; Господи, помощи ми потщися, да постыдятся и посрамятся ищущие душу мою, да возвратятся вспять и постыдятся хотящии ми злая» (псал. LXIX, 1–3). Молитва преподобного разогнала невидимых врагов, сделавшихся видимыми, чтобы возмутить покой души его. – Много и иных огорчений и от злых духов и от научаемых ими злых людей претерпел преподобный, и всегда крепкая надежда его на Бога не посрамляла его.

Давно, еще в молодых годах блаженный старец отрекся от миpa и старался никогда не думать о нем, заботясь только об угождении Богу и спасении своей души. Но чье сердце горело пламенною любовью к Богу, тот не мог быть равнодушен к тревогам и беднииям отечества, не мог не скорбеть о множестве убийств и кровопролитий, сопровождавших междуусобную войну князей. В апреле 1433 г. удельный князь галичский Юрий Дмитриевич, кум ир. Григория и дядя великого князя Василия Васильевича, овладел великокняжеским престолом, изгнав племянника из Москвы в Коломну. Когда весть о том дошла до пустыни пр. Григория, то он столько был тронут и огорчен ею, что тотчас же решился обличить честолюбца и с посохом странника немедленно отправился в дальний путь. Достигши Москвы, убеленный сединами старец неожиданно явился в великокняжеский дворец и, подобно древним вдохновенным пророкам, начал обличать своего кума в властолюбии и неправде. Его речь была так сильна, просьбы так убедительны и прещения – страшны, что Юрий, человек начитанный в книгах и всегда глубоко уважавший иноков, не смел его ослушаться и возвратился в Галич¹¹⁰. Возвратясь из Коломны и заставши старца еще в Москве, великий князь Василий Васильевич не знал как и благодарить его за подвиг умиротворения, с дарами и честью он отпустил его в монастырь. Но честолюбивый князь галичский скоро забыл советы и увещания своего кума и снова вооружился на племянника. В 1434 г. в зимнее время, сын его Димитрий Шемяка стал опустошать вологодскую страну, принадлежавшую Москве. Жители должны были бегством спасать свою жизнь, скитаться в лесах, не зная где приклонить голову; не мало погибло их от меча галичан, от холода и голода во время бегства. Толпа за толпой, оглашая воздух рыданиями, приходили к преподобному в монастырь, прося себе пищи и пристанища. Преподобный с любовью принимал и кормил всех. Братья, слушая рассказы бежавших о жестокостях и бесчинствах, творимых войсками Шемяки, проливали слезы. Не утерпело сердце и самого пр. Григория: воспламененный святою ревностью, он снова берет в руки страннический посох и отправляется к Шемяке. Князь Димитрий, – говорил пустынник, разве ты не знаешь, что суд без милости несотворившему милости? Ты творпшь такие дела, каких не делают и язычники, не знающие Бога; а ты князь православной веры и воюешь свою русь. Сколько от тебя гибнет людей и голодом и стужею! Их вдовы и сироты вошют на тебя пред Богом; Он отмстит тебе их обиды и если вскоре не прекратишь кровопролития и насильств, то сам скоро лишишься и славы и княжения». Взбешенный Шемяка приказал сбросить старца с мосту¹¹¹. Сильно разбитый преподобный несколько часов лежал без чувств; наконец он пришел в себя и с трудом вставши с места, сказал окружавшим его: «у немилостивого князя и слуги немилостивы, но несчастные – они скоро погибнут; ибо, как говорит пр. Давид, тот сам впадет в яму, кто роет ее другим». Возблагодарив Бога за случившееся, преподобный тихо побрел к своей обители. Шемяка, как ни был черств и ожесточен, уступил однако обличениям старца, услышав о его святой жизни. В полночь, когда он лег спать, пришли ему на память грозные, пророческие слова старца и на сердце его напал такой страх и трепет, что до утра он не мог сомкнуть глаз, – на другой день он отступил от Вологды и возвратился в Галич. Мужественное ходатайство преподобного за несчастных пред Шемякою еще более усилило к нему уважение народа. Многие из отдаленных мест приходили в монастырь для того только, чтобы видеть мужественного и самоотверженного защитника народа, послушать его отеческих наставлений и получить благословение. Все приходившие к преподобному, возвращались от него с утешением и пользою для души; «мы видели – отзывались они – и нашли в старце более, нежели о нем слышали».

Пятнадцать лет подвизался пр. Григорий на Пельшме, в своей пустынной обители, успевшей за это время – при его неусыпных трудах – прекрасно устроиться во всех отношениях. Несмотря на свою старость и неразлучный с нею недуги и немощи, преподобный не изменил своего правила до гроба, пребывая всегда в посте и молитве, он соединял в себе глубокое смирение с полным самоотвержением, с подвигами любви к Богу и ближним. Обыкновенно после молитвенной беседы с Богом, первым делом и утешением для него было принимать странных и оказывать всевозможную помощь нуждающимся. Таким образом долговременным и скорбным путем самого строгого иночества он достиг маститой старости и украсился постническими сединами. Был сентябрь 1441 года. Бодрый на вид старец, как и всегда, каждый день прежде всех приходил в церковь к богослужению, по прежнему смотрел за порядком и хозяйством монастыря, наблюдая, чтобы все было почину и чтобы все были довольны; никто не предполагал, что он доживает уже последние дни свои. Каковы же были страх и изумление братии, когда он неожиданно сказал им: «вот, чада мои, я уже отхожу от света сего и предаю вас в руки Божии!» Как гром, поразили их эти слова старца, – от горести и тяготы сердечной никто не мог ничего сказать ему в ответ; приняв от него обычное благословение, братия с печалью и слезами разошлись по своим кельям. Спустя два дня пр. Григорий призвал к себе любимого ученика своего Александра и, после долгой беседы с ним о пользе души, поручил ему управление монастырем и просил на следующий день совершить божественную литургию, чтобы в последний раз приобщиться св. Таин. Отпустив его и оставшись один, преподобный затворился в своей келье, – с коленопреклонениями, сердечными воздыханиями и обильными слезами он начал молиться Богу о спасении души своей и о сохранении от искушений собранной им брали, молился и Матери Божией, прося ее быть заступницей и покровом его обители и всей земли русской. Преподобный провел в молитве всю ночь. На другой день за божественной литургией приобщившись Тела и Крови Христовой, старец сказал брали: «всем вам мир», затем осенив себя крестным знамением и воздев руки к небу, присовокупил: «Владыко человеколюбче, сподоби мя одесную Тебе стати, егда пришдеши во славе судити живым и мертвым и воздати каждому по делом его. Братия мои, что видели меня творящим, то и вы творите, телесно отхожу от вас, но духом не отступаю; имейте нелицемерную любовь друг к другу, чтобы не оскудело место cиe». Братия, слушая его, обливались слезами, когда же преподобный кончил свою речь, стали подходить к нему за благословением. Подобно сердобольному отцу, блаженный старец, благословляя целовал каждого и при всех назначил вместо себя настоятелем обители ученика своего Александра, приказав ему и всей братии не воздавать никакой почести грешному его телу, но ради большого уничижения извлечь его за ноги из монастыря и затоптать в болоте. После этого преподобный вышел из церкви и, достигши своей кельи, сам лег на рогозину, служившую ему постелью, и, оснив себя крестным знамением, тихо и безболезненно, как бы в сон погрузившись, предал чистую свою душу Богу, 30 сентября 1441 года¹¹², в четверток, в шестом часу дня по тогдашнему счислении времени.

Когда братия, видя лице умершего просветившимся яко свет и обоняя исходившее от тела необыкновенное благоухание, были в недоумении касательно его завещания, незная что делать – радоваться ли такой истинно блаженной кончине преподобного, или плакать о разлуке с ним, – один бесноватый быстро подходить к телу преподобного, прежде нежели находившиеся тут могли удержат его, прикасается к почившему и тотчас же получив исцеление, начинает орошать слезами благодарности тело своего исцелителя. Тогда все единогласно положили не исполнять желания почившего, изреченного им в духе глубокого смирения, но с подобающею честью предать земле тело его внутри обители. На другой день, по окончании божественной литургии, когда стали совершать надгробное пение, вся церковь внезапно наполнилась чудным благоуханием и один инок, по имени Сергий, долго страдавший глазами и уже почти ничего невидевший, лишь только прикоснулся устами к руке преподобного, чтобы отдать ему, по обычаю, последнее целование, тотчас же получил исцление и стал видеть все ясно. Все прославили Бога, пали ниц пред гробом и со слезами взывали к почившему: «отец наш, хотя ты и отходишь от нас телом, но духом не оставляй нас и руководи ко Христу». Мощи преподобного положены были близ церкви собора Богородицы, по правую сторону алтаря. Над гробом его поставлены были иконы Спасителя и Божией Матери для поклонения приходящим, ибо много совершалось тут исцелений. Так, вскоре после блаженной кончины пр. Григорий привезен был в монастырь некто Иоанн, живший окрест монастыря, он страдал исступлением ума и находился в столь сильном расслаблении, что не мог двинуть ни рукою, ни ногою. Когда положили его на гробницу преподобного, он пришел в сознание, а когда по совершении о нем молебна запали: Владычице прими молитву раб твоих, он встал на ноги и сделался совершенно здоров. В другой раз один крестьянин привел в монастырь сына своего Самуила и отдал на служение братки, так как он был помешан и дома ни к чему негоден. Подражая другим Самуил начал часто ходить ко гробу преподобного и со слезами ему молиться. Преподобный услышал его молитвы и Самуил вскоре получил совершенное исцеление.

Ныне мощи пр. Григория почивают под спудом в каменной церкви его имени, близ северной стены. Рака над ними обложена медными чеканными посеребряными листами, на раке положен образ преподобного в серебряной ризе, осененный балдахином. При раке хранятся железные вериги, железная полумантия и железная кольчатая рубашка преподобного, в которых он совершал свои всенощные бдения. Монастырь пр. Григория доныне носит на ceбе его родовое имя Лопотов. До 1764 г. настоятельство было в нем игуменское, крестьян под ним было 293 души; ныне монастырь находится вне штата.

На Кубенском озере, неподалеку от северозападного его берега, находится маленький остров, не имющий даже и одной десятины пространства, называемый Каменным. Эта горсть земли, на которой ныне устроен маяк, как будто для того именно и брошена природою в бурные волны озера на самом опасном месте¹¹³, чтобы служить почти единственным удобным пристанищем для плавающих. Далеко видно Каменный со всех сторон Кубенского озера, его белеющиеся монастырские здания¹¹⁴ представляются как бы плавающими по гладкой поверхности вод, а возвышаюнщиеся амфитеатром, зеленеющие, волнистые берега озера, со множеством на них сел и деревень, красивых и высоких колоколен, дополняют картину и делают вид монастыря еще прекраснее.

Не безинтересен Каменный и для любителей отечественной истории. Здесь 6-го Августа 1260 года обрл себе спасение от бури князь Глеб Василькович и в благодарность Богу за свое спасение построил храм Спаса Преображения, давший название всему острову; отправившись отсюда, он приказал прорыть каналы на реках Сухоне и Вологде и тем положил начало улучшению естественных путей сообщения в то время, когда еще никто не думал о том в Европе. Здесь Темный нашел себе дорогу к потерянному им великокняжескому престолу; – юный Иоанн III, по возвращении из Кокшеньги, благодарил Бога и праздновал свою победу над войсками Шемяки, а брат его Андрей Васильсвич¹¹⁵ в 1481 году построил первый за Волгою, доныне существующий каменный храм Преображения, доставляя для того кирпич из Твери и Старицы. В 1528 году приезжал на Каменный в. князь Василий Иванович со второю своею супругою Еленою, дал денег на построение теплой церкви и милостыню велию и потешение братии, прося их исходатайствовать ему у Бога наследника. Сын его Грозный также оказывал свое благоволение Каменному: дал жалованную грамоту, послал колокол, но сам не был в монастыре по причине погоды на озере, хотя, во время своего путешествия по вологодским монастырям, был недалеко от него, в селе Устье. Надобно полагать, что и Петр 1-й, когда был на Кубенском озере для имследования его глубины и удобства для навигации, также был на нем, как лучшей пристани на озере.

Но несравненно выше и важнее значение Каменного монастыря в духовно-нравственном отношении: еще более знаменит и славен он жизнью и подвигами своих иноков И действительно, что за чудное, святое место был этот маленький островок, какой воспитал он на себе многочисленный сонм великих подвижников и угодников Божиих! Кажется, каждая пядь земли на нем истоптана была их ногами, каждый камень и травинка орошены потом и слезами постническими. Он был истинно маяком веры Христовой для прибрежных жителей, погруженных во мрак язычества, – светильником, просвещавшим и согревавшим сердца современников светом добродетелей своих подвижников, – колыбелью и рассадником пастырей церкви, основателей монастырей и великих подвижников; – он и доныне служит тихим и мирным пристанищем для пловцев бурного моря житейского, ищущих себе в тишине иноческой кельи успокоения от треволнений житейских.

С самого первого разу, лишь только Каменный остров делается известным в истории¹¹⁶, мы видим на нем 23 старцев, уже, состаревшихся в духовных подвигах и много лет подвизавшихся в обращении ко Христу корельских и чудских языческих племен, обитавших на северовосточном берегу озера. Старцы были столь смиренны, столь нищи духом и телом, что не имели даже церкви и совершали свои молитвы в малой и бедной часовне, стараясь не об устроении вещественного храма, а о том, чтобы им самим сделаться живыми, одушевленными храмами св.Духа, Мала, невзрачна была их часовня, часто недоставало в ней ни свеч, ни ладону; но постнические лица старцев сияли духовною радостью и, подобно фимиаму, непрестанно возносились к небу их молитвы и воздыхания. Ни завывания и свист бури не возмущали их душевного спокойствия, ни пенящиеся волны и страшные громады льдов, порою возносящиеся выше их смиренных келий¹¹⁷, не охлаждали жара сердец их и любви к Богу, – ни наконец ненависть, угрозы и нападения язычников не сильны были поколебать их терпения и апостольской ревности к проповеди евангелия. Таковы были первые обитатели Каменного острова, под руководством одного старца из своей среды Феодора и при помощи князя Глеба Васильковича положившие основание Спасокаменного монастыря!

Без всякого сомнения и после блаженной кончины преподобных первоначальников, основателей обители, были в ней люди, проникнутые их духом, – святые подвижники, верные обетам иночества; хотя имена их и остались неизвестны, так как, по случаю неоднократных пожаров обители, от самого ее основания до княжения Димитрия Донского, не дошло до нас никаких сведений о подвижниках этого монастыря¹¹⁸. При этом государе пришел в Москву из Царьграда афонский постриженик Дионисий, был благосклонно принят в. князем и получил от него для жительства келью в московском Богоявленском монастыре, а как вскоре после этого пришли в Москву старцы Спасокаменного монастыря просить себе игумена, то в. князь и послал им в игумены святогорца. Много лет Дионисий управлял обителью, изнурял тело свое непрестанными трудами и постом, проходил всякий путь добродетели, непрестанно назидая братиюо своею подвижническою жизнью и учением. Он благолепно украсил церкви святыми иконами, обогатил книгами и прочею церковною утварью, устроил все необходимое для общежития и ввел в монастырь строгий устав святой горы, которым между прочим запрещается вход в него лицам женского пола. «И прохождаше слава о нем повсюду, даже и до самодержца и стекахуся к нему от всюду, хотяще сожительствовати с ним, ревнующе доброму произволению его и братии множество СОБРа» – говорит Паисий Ярославов в своем сказании о начале Каменного монастыря. От его руки, в числе других, приняли пострижение, под его отеческим руководством начали подвизаться и – много лет служили украшением братии преподобные: Дионисий Глушицкий, Пахомий Святолуцкий, Александр Куштский и Евфмий Сямженский, пока не достигли зрелости духовного возраста и сами не сделались основателями новых обителей. Около этого же времени подвизались в монастыре почивающие в нем угодники Божии: Петр чудотворец (в начале ХV века) и Василий блаженный¹¹⁹. В начале XV века, игумен Дионисий рукоположен был в архиепископа ростовского, там скончался и погребен, оставив по себе святую память; в половине того же века на пустынном Каменном острове возсиял новый духовный светильник игумен Кассиан. Приняв пострижение на Каменном, он в молодости, для лучшего изучения иноческой жизни, путешествовал по монастырям, славившимся строгостью уставов, благочестием и подвигами иноков и, подобно пчеле, отовсюду извлекал полезное для своей души. С этою целью еще при жизни пр. Кирилла прибыв на Белоозеро, он долго оставался в его монастыре и с таким усердием старался во всем подражать великому наставнику Кириллу, что впоследствии избран был братией в игумена. По своим добродетелям он скоро стал известен в. князю Василию Васильевичу и митрополиту Ионе. Как самый способный и благонадежный, он дважды был посылаем ими и Царьград к патриарху по делам церковным; но и среди шума столиц, при внимании и почестях от государя и первосвятителей, не мог забыть преподобные места своего пострижения и сердце его постоянно стремилось к тишине пустынного отока¹²⁰. По этому, исправив данные ему поручения, он просил государя и митрополита отпустить его на свое обещание, на Каменный. Просьба его была исполнена: он с честью, со многими дарами для обители отпущен был туда игуменом. Прибыв на Каменный, пр. Кассиан, не смотря на свои преклонные лета, изнуренное трудами и путешествиями здоровье, не предался покою и отдохновению; но показывая собою пример братии, с жаром юности, с неутомимою ревностью принялся за управление многолюдною обителью. Оттого и братия имели к нему такую любовь и доверенность, как к отцу, и смотрели на него, как на ангела Божия. Достигши глубокой старости и предчувствуя свою кончину, он причастился св. Таин, преподал братии мир и благословсние, и тихо и мирно скончался. «И положено бысть тело его с полуденную страну церкви и по преставлении его просветися лице его аки солнце». Кончина пр. Кассиана последовала уже при в. князе Иване Васильевиче около 1460 г. Ныне мощи его почивают подле северной стены нижнего южного придела церкви и над ними устроена гробница, покрытая пеленою, а на ней поставлен образ преподобного. В той же церкви полагают место погребения и Петра чудотворца.

Но всех более прославил Каменный монастырь подвижник юноша, скончавшийся вмале и исполнивши лета долга (Прем. IV , 13), пр. Иоасаф Каменский, знаменитый по своему высокому происхождению и еще более славный по высоте своих добродетелей и равно-ангельской жизни. Только пять лет продолжались его иноческие подвиги, да и вся его жизнь была так непродолжительна, что он не достиг даже зрелости возраста; за то вся она была прекрасна и исполнена добродетелей и совершенств духовных. В бедственную эпоху кровавых междоусобий, разнузданности и свирепства страстей, когда брат брату колол глаза и ближашие родственники терзали друг друга как дикие звери; когда сила заменяла закон и правосудие было в руках людей, подобных Шемяке, – жизнь пр. Иоасафа была отрадным явлением для тогдашнего общества. Это был светлый луч солнца, не надолго проглянувший среди густого мрака пороков и страстей тогдашнего века, дорогой и желанный гость, на краткое время приходивший на землю, и скоро опять возвратившийся к братьям ангелам, в свою небесную отчину. Спустя много лет по преставлении пр.Иоасафа, когда в Спасокаменном монастыре начальствовали уже архимандриты¹²¹, чудесные исцеления, происходившие от св. мощей Иоасафа, побудили одного инока описать жизнь юного князя подвижника и предать потомству то, что он мог узнать о ней от других, «из многого малое». Списатель говорит, что при составлении жития пр. Иоасафа, он пользовался сказанием старца Паисия Ярославова, составленным но памяти уже после пожара Каменного монастыря, и записками неизвестного автора, «некако смутно, ово зде, ово инде и на многи части глаголавшего чудодействия святого». Это описание жизни пр. Иоасафа довольно распространено и вошло во многие печатные издания¹²², но оно не во всем подтверждается другими, известными нам ныне более достоверными памятниками письменности, что впрочем и не удивительно. Автор не был современником и не видал преподобного, а писал по рассказам иноков, которые хорошо могли помнить подвиги преподобного в монастыре, но не были знакомы с тогдашними политическими обстоятельствами и мало знали о жизни Иоасафа до прибытия его на Каменный. Мы укажем на эти неточности и разноречия в подстрочных примечаниях.

Преподобный Иоасаф был сын Димитрия Васильевича, владетельного князя Заозерского, одного из потомков св. Феодора Ростиславича Черного, князя Смоленского и Ярославского. Правнук св. Феодора Ярославский князь Василий Васильевич, современник и сподвижник Донского на Куликовской битве, оставил после себя пятерых сыновей: Иоанна, Феодора, Симеона, Димитрия и Воина. При разделе братьями отцовского наследия Симеон получил в удел волость Новленскую, а Димитрий земли около Кубенского озера. На северном берегу его, неподалеку от устья реки Кубены, на возвышенной и красивой местности, там, где ныне среди деревни Чиркова – находится каменная часовня, были терема и палаты князя Димитрия Васильевича, по месту жительства называвшегося Заозерским. Предки его, князья ярославского дома, славились благочестием и набожностью, любили строить церкви и монастыри, уважали и почитали духовенство и сами нередко постригались в монашество¹²³. Таков был и родитель пр. Иоасафа благоверный князь Димитрий Васильевич. Никто усерднее его не посещал церкви, построенной им в честь своего ангела, великомученика Дионисия, и находившейся неподалеку от его жительства, никто и не молился в ней с таким усердием и слезами, как он. Князь как-бы предчувствовал свою мученическую кончину и просил себе помощи на то у своего ангела-великомученика. Когда пр. Дионисий вознамерился на пустынных берегах речки Глушицы основать монастырь и послал к нему инока просить в том помощи, то князь не только с радостью уступил землю под строение обители, но послал своих мастеров и рабочих для построния церкви и келий и даровал братии обильную милостыню. В тоже время князь вспомоществовал и другому постриженику Спасокаменного монастыря пр. Александру при устроении им обители на речке Куште, не в дальнем расстоянии от места его жительства, – радуясь тому, что в его владениях являются такие великие подвижники и молитвенники. Супруга князя Mapия не уступала ему в делах милосердия и благотворительности, она питала особенное уважение и веру к пр. Александру, часто посещала его пустыню и, по смерти своего супруга, доставляла все необходимое для новоустроявшейся обители. Тяжело было для России тогдашнее время: народ страдал то от недорода хлеба и голода, то от мора и поветрия, то князья ссорились между собою и производили кровопролития, часто приходили татары, жгли и грабили города и селения, особенно в местах пограничных. Впрочем Заозерский князь в своих отдаленных владениях, защищенных непроходимыми лесами и болотами, не испытывал ничего подобного. Любимый и уважаемый соседними князьями – братьями, равно и всеми своими подданными, от души ему преданными, – он спокойно и счастливо проводил жизнь в кругу своего семейства. У него было три сына: Симеон, Феодор и Андрей и дочь Софья, служившие ему утешением и радостью; Симеон был уже на возрасте, а Андрей новорожденным младенцем¹²⁴.

Но кому неизвестны непрочность и непостоянство счастья человеческого? Кто может знать, что будет завтра? В 1429 г. казанские татары внезапно напали на Кострому и Галич, затем рассыпавшись по окрестности, далеко распространили свои грабежи и убийства, сожигая селения и уводя в плен жителей. При первом известии о набеге татар князь Димитрий со своею дружиною немедленно отправился в Ярославль для защиты своей отчины и дедины и пал в битве с неверными на Туговой горе. Но это было только началом тех тяжких испытаний и несчастий, которые надлежало перенести осиротелому княжескому семейству. Узнав об удалении из дому князя с дружиною, толпа грабителей сделала нападение на собственные его села и деревни, по берегам реки Кубены, предавая все огню и мечу. Благочестивая княгиня Мария встретила внезапно разразившиеся над нею бедствия с совершенною преданностью воле Божией и с истинно христианским терпением. Оказавши помощь раззоренным жителям, она обратила все свое внимание и всецело посвятила себя воспитанию малолетних детей своих, уча их закону Божию и словом и собственным прмером. Когда старший сын ее Симеон достиг надлежащего возраста, попечительная мать позаботилась найти ему достойную супругу, женила его у князя Ивана Дея, который дал в приданое за дочерью Кубену, чрез что значительно увеличились владения киязей Заозерских. Дочь свою Софью Mapия выдала за князя Димитрия Юрьевича Шемяку, думая, что родство с богатым и сильным князем галичским будет полезно ее сыновьям, доставить им защиту и покровительство. К сожалению впоследствии случилось совершенно наоборот. Менее всех детей удалось воспользоваться заботами матери и насладиться ее любовью и ласками тому, кто более других нуждался в них, именно меньшому сыну ее Андрею. Он остался после отца грудным младенцем, а во время кончины матери находился еще в детском возрасте. Сделавшись нездоровою и сердечно скорбя о положении своего дитяти, сердобольная мать посылает к пр. Александру Куштскому просить его молитв о своем выздоровлении, – но блаженный пустынник, за двадцать дней предузнав ее кончину, отвечает ей советом готовиться к вечности. Mapия скончалась и была погребена в Ярославле, в родовой усыпальнице вместе с мужем. Юный Андрей остался круглым сиротою, но бодрствовал над ним Промысл Божий: Он вел своего избранника к предназначенной ему цели, невидимо руководя всеми обстоятельствами и переменами в его жизни. Еще при жизни благочестивой матери, с первых дней развита, он был напитан сю страхом Божиим и любовью к благочестью, шести лет начал он свое образование и скоро, научившись чтению, предался изучению свящ. писания, стараясь всегда проникать в смысл читаемого, усвоять и прилагать оное к жизни. В их богатом доме, при том согласии и любви, какая была между братьями и по смерти матери, для юного князя не было бы недостатка ни в забавах и развлечениях, ни в сверстниках и товарищах для свойственных его возрасту игр и удовольствий, – но юный Андрей, и от природы всегда кроткий и молчаливый, осиротевши, еще более стал задумчив и сдержан. Находя отраду и утешение только в чтении свящ. книг, он стал удаляться общества и чувствовать отвращение к мирской жизни. Такому настроению духа юнаго князя много способствовали обстоятельства, постигшие семейство и совершенно изменившие его положение. Великий князь Василий Васильевич Темный, показавший себя истинно великим, когда надобно было защитить и охранить Православие от попытки Исидора ввести в России флорентинскую унию, не был таковым всегда и не имел настолько великодушия и справедливости, чтобы за вину одного не гневаться на других и не мстить родственникам своего врага, ни в чем против него невиноватым. За то только, что сестра заозерских князей Софья находилась в супружестве с Шемякою, в. князь в 1447 г. отнял у заозерских князей все их наследственные и благоприбретенные вотчины и одну половину их отдал можайскому князю Михаилу Андреичу, а другую брату его Ивану. Таким образом сыновья князя Димитрия перестали быть владетельными князьями заозерскими и потеряли все свое богатство и имение. Этот поступок Темного слишком тяжел был для князей Симеона и Феодора и не мог не возбуждать в их сердце неприязненных чувств к в. князю, – князь же Андрей, и прежде мало расположенный к миpy, теперь, когда мир так несправедливо начал гнать его от себя, решился сам оставить его. В поступке в. князя он видел новое для себя доказательство непрочности земных благ и суетности мирской жизни, видел новое побуждение немедленно приступить к исполнению давно таившегося в его сердце желания посвятить себя жизни иноческой, приобретению благ вечных, которых бы немог отнять у него никакой недруг. Напрасно братья старались удержать его при себе, указывали на его молодость, со слезами просили не спешить произнесением рокового обета, – юноша остался непреклонным.

В то время, когда князь Андрей решился удалиться из миpa и посвятить себя иноческой жизни, – неподалеку от места его жительства были уже монастыри Глушицкий и Куштский, построенные при содействии его родителей и на земле им принадлежавшей. Но лучшим убежищем для молодого князя, желавшего порвать все связи с миром, представлялся древний Спасокаменный монастырь, отделенный от миpa волнами бурного озера и славившийся строгостью устава и добродетельною жизнью своего игумена Кассиана, старца опытного и прозорливого. Поэтому он отправился туда и стал просить игумена о принятии его в монастырь и о пострижении в иноческий чин. Игумен Кассиан, никому не отказывавший в пострижении, не вдруг однако согласился исполнить желание юноши. Молодость просителя, воспитанного в неге и роскоши, его высокое происхождение, а особенно отношение в. князя московского к князьям заозерским навевали думы на душу игумена и приводили в сомнение осторожного старца, опасавшегося, как бы за принятие в свой монастырь опального князя, самому не подвергнуться гневу Темного и не лишиться его благоволения. «Благоверный князь, отвечал он юному Андрею, монашество не единственный путь ко спасению, можно спастись и в миpe. Твое место не здесь, а в думе бояр или на поле брани. Служа верно в. князю, ты не только не лишишься наследия небесного, но можешь возвратить себе и отцевское». Тогда юноша, как бы угадывая опасения старца, сказал ему в ответ: «отче, что напрасно смущаешься? Ничто не поколеблет моего намерения и не изменить моей решимости посвятить себя иноческой жизни. Не от других принимать услуги, а служить другим и нести крест свой по следам Господа желаю я». Тогда игумен, видя искреннее и твердое желание юноши, склонился на его просьбу и в свою очередь начал увещевать его, чтобы раз принявши на себя иго Христово, он не поколебался бы потом мыслями о мирском величии и прежнем своем богатстве, а твердо шел бы по пути, добровольно им избранному, и всегда готов бы был на всякий подвиг. «Чадо, узкий путь иноческого жития, о нем же ты ныне просиши, да явит тебе – изнурение чрева, стояше всенощное, мера в питии воды, недостаток хлеба, насмешки и поругания, отсечение своей воли и безропотное перенесение несправедливых и наглых оскорблений и обид. Гоним будучи – великодушно терпи, поносим и уничижаем – не гневайся, осуждаем – смиряйся. Отцем твоим пусть будет для тебя тот, кто может и хочет вмеае с тобою трудиться, чтобы снять с тебя бремя грехов. Матерью твоею да будет тебе сердечное сокрушение, могущее омыть тебя от нечистоты. Братом считай того, кто помогает тебе в путешествии на небо и вместе с тобою подвизается в том. Неразлучную при себе имей сожительницу – память смертную. Любезными чадами твоими да будут воздыхания сердечные. Слугою имей свое тело, а друзьями умные небесные силы, которые могут помочь тебе во время твоего исхода». Мудрый старец с первого разу старался начертать юноше тот образец, к которому он должен стремиться, нескрывая от него ни опасностей ни искушений, которым подвергаются иноки. Как иссохшая земля впивает в себя дождевые капли, так юный князь старался усвоить и запечатлеть в своем сердце каждое слово наставника, обещаясь всеми силами подвизаться под его руководством. Игумен Кассиан, еще более уверившись в твердой решимости юноши, не только принял его в монастырь, но и совратил для него урочное время монашеского искуса. После многих бесед и назиданий в продолжении нескольких дней, игумен облек Андрея в иночество, назвавши его при пострижении Иоасафом, и поручил его руководству духовного старца Григория¹²⁵. Мудрый наставник, царского юного князя именем индийского царевича, оставившего царство для Христа, желал,. чтобы самое имя служило для новопостриженного прекрасным уроком и примером для подражания; он и сам часто навещая его учил терпешю, послушанию, совершенному отсечению воли и непрестанному памятованию смерти и страшного суда.

Не напрасны были беседы богомудрого старца, семя его учения падало на добрую землю, блаженный князь-инок запоминал все наставления своего руководителя, с охотою и радостью выполнял свои иноческие обеты. Для новоначальных монахов самая необходимая и главная добродетель – отсечение своей воли и послушание старцу, это – первая ступень на пути к иноческому совершенству, дающая цену всей деятельности подвижника; ибо и доброе дело, но совершенное самочинно, без воли и благословения старца наставника, недобро. Особенно трудна эта добродетель для людей богатых, воспитанных в неге и роскоши, привыкших повелевать и начальствовать. Но блаженный князь Иоасаф с первого дня вступления своего в монастырь настолько подчинил себя воле игумена и старца-наставника, такую оказывал им во всем преданность и послушание, что совершенно отрешился от своей воли и как бы заживо похоронил себя в их воле. С братиею имел свидание только в церкви, все же время посвящал или молитве или чтению отеческих писаний и размышлениям о вечности. Изнуренное постом лице его не высыхало от слез, которые он постоянно проливал, представляя себе свою кончину и страшный суд. Чтобы не нарушать монастырского устава и порядка, Иоасаф ежедневно, по воле наставников, ходил на трапезу вместе с братиею, но соблюдал самый строгий пост, едва касаясь предлагаемых снедей. Где бы он ни был, в церкви ли во время богослужения, в трапезе ли с братиею, или один у себя в келье, – везде держал себя с одинаковым страхом и благоговением, как бы предстоя пред лицем самого Бога. Проникнутый живым сознанием присутствия Божия, молодой инок все свои думы и заботы, все силы своей неиспорченной воли и неразвращенного сердца сосредоточивать на единственном стремлении – как бы угодить всеведущему Богу.

Слишком быстр и резок был для князя-юноши переход от власти и почестей своего звания к смиренному послушничеству в монастыре, от привольной и спокойной жизни в роскошных княжеских палатах – к тесной и бедной келье Каменного монастыря, к скорбям и лишениям иноческой жизни. Вместо веселых княжеских пиров, изобильных и вкусных яств, он должен был изнурять себя «жаждою и алканием, бдением и на земли лежанием», должен был «совокупляться купно с братиею на нощные и дневные молитвы и изливать от очию многи слезы». Не одни непривычные бдения и пощения ожидали князя. Добровольное удаление от человеческого общества, самопроизвольное обречение себя на жизнь уединенную, когда человек постоянно остается одинок с самим собою, со своими думами и стремлениями, опасениемя и страхами, – тяжело должно было действовать на молодого, впечатлительного инока. Самое место его подвигов – тесное, отовсюду окруженное водами, было таково, что невольно навевало тоску на душу и могло привести молодого человека в уныние. Как и не закрасться в душу унынию, когда длинные зимние вечера однообразные и скучные тянутся как будто безконечною вереницею, снег заносить келью инока, а мятель его завевает, – когда порою громады льдов как стены окружают пустынный остров и надолго отделяют инока от остального миpa, или шум волн, рев и завывание бури оглушают его, бурные и яростные стихии, кажется, совсем готовы уничтожить и остров, и келью, и подвижника. Все это испытал, но все так же с терпением выдержал и перенес блаженный Иоасаф, он даже радовался своей участи и говорил: се покой мой, зде вселюся! яко скры мя (Господь) в селении Своем в день зол моих, покры мя втайне селения Своего, на камень вознесе мя. Отец мой и мати моя остависта мя, Господь же восприят мя (Псал. XXVI, 5, 10). Дивились братия, видя юного князя, воспитанного в неге и роскоши, добровольно пришедшим в такую нищету и убожество и столь усердно подвизающимся на скорбном пути иночества, и смотрели на него как на ангела Божия. Блаженный же игумен Кассиан не мог и нарадоваться успехам своего питомца в духовной жизни, он напоминал ему долг нового его звания, предостерегал от искушений и воодушевлял на новые труды и подвиги. «Брате, о Нем же изшел еси, о Том подвизайся, прилежно пекущися о своем спасении. Прежде же всего подобает постризающимся не имети воли своей, но держати послушание и смиренномудрие, блюсти сердце свое от скверных помышлений, братися с тайными страстми, ждати присно часа смертного и страшного прещения огненного и пещися о сем прилежно. Подобает чернцем, паче же юным, со внутренним хранением и телесне трудитися, а не праздным бытии». Так с отеческою любовью назидал наставник юного инока, а ученик, слушая его слова, заливался слезами.

Чистота души и тела, отрешенность от всего земного, постоянное сосредоточение духа на предметах божественных особенно отличали блаженного Иоасафа. Телом принадлежа земле, а духом паря в небесах, подвижник еще на земле сподобился посещения Господа Иисуса, святое имя Которого постоянно было на его устах, чистый сердцем узрел Бога по обетованию Спасителя (Mф. V, 8). Раз он пел псалмы в своей келье и вдруг услышал голос: «мир тебе, возлюбленный угодиик Мой Иоасаф!» Усумнился было сначала юноша, неожиданно услышавши это приветствие, но радостный трепет сердца подсказал ему, чей это голос и кто удостоивает его своей беседы. Со страхом и благоговением Иоасаф отвечал: «се раб Твой, что судила о мне благость Твоя, Владыко?» Видишь ли, сказал ему Господь, все пространство этой пустыни около озера, сколько ее в длину и ширину? Тебя ради всю ее наполню пустынниками, славящими имя Мое». Юный подвижник, падши на землю, смиренно вопросил: «Господи, все повинуется крепкой руке Твоей и все бывает, когда Ты хочешь, чтобы оно было; но молю Твою благость, дай мне уразуметь, откуда придет все необходимое для подвизающихся в пустыне?» Господь отвечал: «если обрету их хранящими заповеди Моя, и не заботящимися ни о чем житейском, то Сам о всем для них промыслю». Еще однажды вопрошу Твою благостыню, сказал Иоасаф, как избегнут они сетей вражиих и лютых искушений?» И опять услышал в ответ Божественный голос: «если со смирением и кротостью будут соблюдать Мои заповеди, не только сотворю их превыше лукавых наветов, но и наследниками вечных жилищ небесного царствия». Блаженный Иоасаф, в простоте чистого своего сердца в тот же день рассказал об этом откровении игумену. Пр. Кассиан непреминул, по этому случаю, преподать ему полезные советы и предостережения относительно видений и чрезвычайных откровений, особенно увещевал его не превозноситься, указывая на пример ап. Павла, который тем более смирялся, чем чаще и выше были откровения, которых он удостаивался. И не возмечтал, не превознесся, но еще более смирял себя блаженный юноша после бывшего ему откровения.

По мере того, как Иоасаф, побеждая постом телесные страсти и отражая нападения врага крестным знамением и непрестанною молитвою, возрастал и преуспевал в духовной жизни, с каждым днем восходил от силы в силу, – и враг рода человеческого диавол вооружался за него более и более, готовил ему сильное и опасное искушение. – Родственнику Иоасафа¹²⁶ удельному князю Борису Васильевичу Ржевскому искуситель внушил мнимо доброе намерение посетить Иоасафа на Каменном и дать ему денег для того, чтобы он, вышедши из монастыря, мог построить себе новый где-либо в пустыне и быть в нем начальником. Подвигся лукавым советом князь Борис и направил свой путь на Кубенское озеро, заранее утешаясь тем, какое доброе дело он сделает и как обрадует тем своего бедного родственника. Казалось, намерение его не могло не быть приятным и самому Иоасафу, в нем юный подвижник мог видеть исполнение обещанного ему Господом умножения монастырей и иноков около озера, но Господь открыл блаженному предстоящее ему искушение врага обольстить его чрез родственника и лишить душевного спокойствия. Еще до прибытия князя Бориса в монастырь пр. Иоасаф возвестил о нем игумену и просил у него благословения не видаться до смерти ни с кем из своих родственников, чтобы не подвергнуться чрез них какому либо искушению Но пр. Кассиан, никогда неопускавший случая поучать молодых монахов послушанию и отсечению своей воли с одной стороны, с другой – будучи уверен в твердости своего ученика, отвечал ему: «о пустынное воспитание и чадо послушание иди встретить своего доброго родственника князя Бориса без всякого сомнения». Повиновался инок повелению старца и, увидавши подплывающую к острову лодку, вышел на пристань и когда князь Борис, не зная его в лице, стал спрашивать его об иноке Иоасафе и рассказал о принесенном для него золоте, то блаженный отвчал ему: «христолюбивый князь! нам не нужны серебро и золото, когда искренно хотим жить в пустыне; возвратись домой и раздай бедным сиротам и вдовицам то, что ты назначил для нас, и получишь зато щедрую награду от Бога». Удивился князь Борис такому бескорыстию и нестлжательности своего юного родственника, послушался его совета и с миром возвратился домой.

Когда пр. Иоасаф так победоносно разрушил козни диавола, старавшегося возмутить покой его души чрез свидание с родственником и обольстить сребролюбием, – неустающий в злобе и хитрости враг самую победу святого хотел сделать новым для него поводом к искушению и смирение блаженного подвижника поколебать и омрачить высокоумием и гордостью. На обратном пути пр. Иоасафа в свою келью лукавый искуситель бесстыдно является ему, прсдставляет из себя побжденного, изнемогшего и рыдая говорит: «горе мне! не знаю, что делать мне с тобою, Иоасаф. Ты разрушаешь все мои хитрости, отступлюсь я от тебя навсегда и пойду бороться с другими». Блаженный, неслушая лукавых и льстивых слов искусителя, прогнал, его от себя знамением креста и молитвою. Видя же, сколь велики бесстыдство и дерзость врага и как он, подобно рыкающему льву, непрестанно ищет погибели человека, Иоасаф начал вести себя с еще большим вниманием и осторожностью. Полнее и целостнее отрешаясь от всего земного и чувственного, он имел ум и сердце всегда устремленными к Богу, к Нему возвышался он чистым своим духом в непрестанной и пламенной молитве.

Четыре года провел пр. Иоасаф в Спасокаменном монастыре, в подвигах иноческих, не выходя из кельи далее церкви и трапезы; но по мере того, как он усиливал свои труды, очищалось его умное зрение, сердце его все более и более возгаралось любовш к Богу, так что наконец молитва сделалась для него уже не долгом, а необходимою потребностью души. На крыльях ее шн вознесен был однажды в райские селения, где, подобно ап. Павлу, просветленными очами духовными удостоился созерцать торжествующую церковь первородных (Евр. XII, 23), слышать глаголы, которых не может передать человеческий язык, и причаститься невещественные пищи. На нем видимо исполнялись слова Спасителя: не о хлебе едином жив будет человек (Mф. IV , 4). Действительно, в последний год своей жизни он вкушал пищу только по воскресным дням, после приобщения святых Таин, всю неделю пребывая в посте. Что всего удивительнее, даже и столь строгая жизнь казалась ему слабою, он желал достигнуть всецелого забвения телесных потребностей и – большого духовного совершенства, чтобы, подобно ангелам, непрестанно славить Господа. Блаженный Иоасаф как бы предчувствовал, что ему недолго остается жить на земле, торопился делать добро и спешил собрать и вместить в себе все добродетели. Но такого необыкновенного воздержания, непрестанных бдений и трудов не выдержало его тело, здоровье его совершенно ослабело и расстроилось и он впал в продолжительную и столь тяжкую болезнь, что не мог встать с места и выйти из кельи. Умилительно было видеть, с каким терпением и великодушием юный страдалец переносил свой недуг, с какою искреннею радостью и усердною благодарностью к Богу он смотрел на свои страдания, как на великую милость и отеческое посещение Божие. «Благо сотворил еси с рабом Твоим, Господи, шептал он лежа на одре. Благо мне, яко смирил мя еси, яко да научуся оправданием Твоим» (Псал. CXVIII, 65. 71). Когда игумен и братия, движимые любовью и состраданием старались помочь ему и предлагали различные средства и советы для облегчения его страданий, он об одном только усердно просил их и даже заклинал именем Божиим, чтобы не делали ему никаких послаблений и чтобы не было нарушено для него ни одно правило монастырского устава, но чтобы и впредь сохраняли в монастыре самое строгое общежитие. При малейшем облегчении болезни, перемогая себя, он приходил в церковь к каждому богослужению. К концу пятого года пребывания в монастырь, болезнь до того ослабила и измучила его, что блаженный как ни усиливался, не мог сам выходить из кельи. По всему видно было, что жизнь в нем догорала и дни его уже были сочтены; но и теперь, при самых сильных страданиях, не стоны и жалобы, а молитвы и благодарения слышались из уст его. Когда наступил праздник Рождества Богородицы, он велел вести себя в церковь к божественной литургии, чтобы в последний раз приобщиться святых Таин, и по возвращении в келью не вставал уже более с одра болезни, с каждым часом делаясь все слабее и слабее. В последние дни игумен и братия, искренно его любившие, почти не отходили от него. Не принес с собою в монастырь Иоасаф никакого имения и богатства, чтобы украсить храм или улучшить содержание братии, не был в монастыре ни начальником, ни распорядителем, да и жил недолго; но все настолько были ему преданы и так скорбели о разлучении с ним, что, если бы было возможно, готовы были умереть за него. Обливаясь слезали, они говорили умирающему: «оставляешь ты нас, брат возлюбленный, и отходишь и Господу. На кого ты покидаешь нас, кто нам заменить тебя? Без тебя многие из нас оставят монастырь и разбредутся но разным местам». Уже не вставая с одра, слабыми., прерывающимся голосом отвечал им умирающий: «простите, братия, мне приспело время почить, предаю вас Богу и пречистой Богородице, да сохранять вас от всяких искушений, Кассиан же игумен да будет вам наставником ко спасению и восполнить все ваши недостатки». Он увещевал и просил их, чтобы они жили согласно, чтобы не было между ними никаких ссор и раздоров, о чем и ранее всегда заботился. Наступили последние минуты жизни пр. Иоасафа. Плачущая братия стали подходить к нему прощаться, он каждаго из них обнимал и целовал, у каждого просил себе прощения и молитв, потом велел одному иноку читать канон на исход души. По прочтении канона преподобный, приподнявшись с одра, сам взял кадильницу с фимиамом и подавши игумену просил окадить все иконы в келье и предстоявших, затем произнес последнюю молитву к Богу и Пресвятой Деве Богородице, прося их о себе самом, о приютившей его обители, о братии, о сродных ему князьях и о всех православных. Едва только кончил он молитву и снова прилег на одр, как чистая и святая душа его безболезненно и тихо оставила изнуренное тело и отлетела к Богу. Это было 10 сентября 1453 года¹²⁷. Хотя продолжительная и тяжелая болезнь пр. Иоасафа и иссушила его тело, но лицо его было светло и весело, так что он казался не умершим, а как бы сладко заснувшим.

Плач и рыдание раздались в келье преподобного, по его смерти, и огласили весь монастырь и остров Каменный. Все искренно жалели и скорбели о разлучении с пр. Иоасафом и не скоро могли удержаться от слез и рыданий, чтобы приступить к омовению и облачению его тела по уставу монастырскому. Игумен Кассиан со старшею братиею, с подобающею честью и псалмопением, на головах перенесли тело почившего из кельи в соборный храм Преображения; когда же стали совершать надгробное пение, то едва могли кончить его от сердечной жалости, слез и рыданий. Все имели к нему такую любовь и уважение и столько были уверены в его святости, что не захотели никогда расставаться с ним и решились не предавать тела его обычному погребению в земле, а с благоговением, как святыню, перенесли в теплую церковь Успения Богородицы и поставили его пред иконостасом у правой стены, чтобы всегда иметь его пред своими глазами и подражать святому его житию. Хотя и не единственный в истории, но весьма редкий пример любви и уважения к умершему его современников!

Не обманулась братия, не скрывши в земле своего сокровища. Услышавши о преставлении пр. Иоасафа, множество народа собралось в монастырь к его погребению и многие больные тогда же получили исцеление от прикосновение к его гробу. С того времени от нетленных мощей его, как от неисчерпаемого источника, потекли благодатные чудеса и исцеления всем, с верою к нему притекавшим. Особенно много было лиц, получавших исцеление от лихорадки, или, по выражению жизнеописателя, от студеного недуга трясавицы, так как эта болезнь часто появлялась и сильно изнуряло народ в окрестных селениях. По причине пожара, истребившего все монастырские акты и записи, неизвестно, были ли записываемы кем в монастыре чудеса преподобного или нет. Во время этого пожара (3 сентября 1472 года) не только выгорел весь монастырь, но то от огня, то от страшно бушевавшего тогда озера, погибло много народу, сгорели и мощи преподобного, около 20 лет нетленно почивавшие в Успенской церкви. Остатки их были собраны, вложены в ковчег и поставлены в церкви под престолом¹²⁸, но и тогда от них не переставали происходить исцеления. Чтобы доставить множеству приходивших богомольцев возможность прикладываться к мощам, часть их, по прошествии некоторого времени, вложена была в трипядный крест, обложенный серебром, и поставлена в церкви. В 1650 году, по благословенью Маркелла, архиепископа вологодского и великопермского, при архимандрите Маркелле же устроена была гробница в каменной Преображенской церкви у южных врат возле стены, в нее перенесены были из под престола мощи пр. Иоасафа, а также и все остальные части мощей его, крест же с мощами положен вверху ее, на образе. После пожара 24 июля 1774 г., когда Каменный монастырь был закрыт, а братства переведено в вологодский Духов монастырь, названный с этого времени Спасокаменным, сюда же были перенесены и мощи пр. Иоасафа, спасенные от пламени. Ныне они находятся в нижней теплой церкви, против гробницы преподобно-мученика Галактиона, на правой руке, в металлической гробнице, под балдахином, а крест с мощами прикреплен к ризе иконы, покрывающей гробницу.

Пожар Каменного монастыря 1472 года, истребивший успенскую церковь, в которой почивали мощи пр. Иоасафа «со всеми узорочьи, с чудными иконами, книгами и казною», и причинивший смерть многим инокам, – лишил нас известий о чудесах, происходивших до того времени от мощей преподобного. Уже в то время, когда останки их, собранные в ковчег и скрытые под престолом, как бы в утешение пострадавшей обители, снова начали источать исцеления и отовсюду потекли на Каменный богомольцы и недужные, – одному благочестивому иноку из клириков пришло на мысль составить службу и написать житие чудотворца, присовокупив к нему и нисколько чудес его, которых он или был очевидцем или слышал достоверно от других. Так он упоминает об одном чуде, бывшем еще при управлении монастырем игуменами, об исцелении некоего Тимофея, долго страдавшего лихорадкою, которая столько его изнурила, что он уже не мог принимать пищи, отчаялся в жизни и с часу на час ожидал смерти. Как очевидец, автор подробно описывает исцеление Романа, сына дорогобужского князя Димитрия¹²⁹, родившегося немым. Немой князь Роман, в, детстве лишившийся родителей, воспитываем был в монастыре бабкою своею инокинею – княгиней Анной. Она, услышавши о чудесах, происходящие от мощей пр. Иоасафа, послала внука в Спасокаменный монастырь со множеством слуг и с богатою милостынею для братии, сама же, во все время путешествия вкука, молилась, призывая на помощь преподобного, кормила нищих и посылала милостыню по церквам. Каменский архимандрит, с подобающею честью встретив князя и введши в церковь, поставил его близ раки преподобного, сам же стал служить для него молебен с водосвятием. Немой князь со слезами молился во все время молебна и когда, по окончании его, приложился к мощам преподобного и испил освященной воды, тотчас же начал говорить так ясно и чисто, как будто бы никогда не был немым, а ему было тогда уже 15 лет от роду. Это чудо столько удивило и обрадовало всех, находившихся в церкви, что архимандрит велел звонить во все колокола. Собралось множество народа из Вологды и окрестных мест и все прославили Бога и угодника Его пр. Иоасафа. Настоятель велел князю Роману еще три дня оставаться в обители и отпуская дал ему на дорогу освященной при мощах воды. Затем, кроме записанных в сказании еще трех чудес: – исцеления Марии, женщины из богатого дому, много лет бывшей совершенно слепой и внезапно прозревшей у раки преподобного; – крестьянина Ивана деревни Чиркова, мучимого бесом, и – юноши Сампсона, находившаяся в помешательстве ума, в похвальном слове пр. Иоасафу автор делает указания еще на некоторые другие случаи проявления действовавшей в нем благодати Божией. «Радуйся, говорит благочестивый клиринг в своем воззваши к пр. Иоасафу, радуйся, яко при животе твоем некоего инока о сребре, данном на сооружение твоея обители от раскаяния спасл еси, и милостиво наказуя его не согрешати к тому, благодарю Божией прозреше ему даровал еси. Радуйся, яко по преставлении твоем к Богу, списателя бывша в недоумении о твоем добродетельном жили, ты явлением своим вместе с наставником твоим игуменом Кассианом, уверил еси. Радуйся, яко о неведомой тайне столпа, философа мнением превозносящегося посрамил еси, и Божию суду того предал еси.

Как православная церковь греческая установила совокупное торжество трем своим великим святителям, хотя они жили не в одно время и скончались в разных местах, так и древняя церковь пермская, подражая греческой и царствующему граду Москве, празднующей в один день трем своим иерархам – 29 января, накануне праздника вселенских учителей, воспоминает и прославляет подвиги троих своих архипастырей: Герасима, Питирима и Ионы. Прославляет вместе потому, что они преемственно один после другого доканчивали апостольские труды великого просветителя Перми Стефана, что святые, труженические мощи их покоятся под одною ракою в бывшем их кафедральном соборе. Более полувека продолжались их святительские подвиги, для двоих из них кончившиеся мученическою смертью. Как поставленные во главе своей паствы, высокие по жизни и образованию пермские владыки пользовались всеобщим уважением современников, не смотря на отдаленность их епархии часто были вызываемы в Москву и принимали немаловажное у частие во всех важных церковных делах; – при всем том о жизни и подвигах их мы можем сказать весьма немногое. Неизвестны ни род и происхождение, ни время и место пострижения в монашество, ни подробности их епархиального управления и келейной жизни. О первом из них святителе Герасиме у современных летописцев нет даже указания на то, когда он был поставлен в епископа и когда скончался, хотя те же летописцы часто упоминают о делах и случаях самых обыкновенных и незамечательных. Неизвестно, что было причиною такого непопятного опущения летописцев, если только не приписать того отдаленности места действия и подвигов святителей от тогдашних центров письменности, – иноязычию страны, в которой они подвизались, тогдашней гражданской неурядице в России, особенно же бедственному положению Перми, почти постоянно подвергавшейся нападениям и от своих и от чужих. Грабежи и злодейства новгородских ушкуйников и вятчан, татар и вогуличей, Асыки и Шемяки были громче и более на себя обращали внимания летописцев, нежели пастырские труды и подвиги смиренных епископов, старавшихся, по слову евангельскому, скрывать свои добродетели.

Мощи сих трех святителей, как мы сказали, покоятся под одною ракою в Устьвымской Благовещенской церкви, которая была их кафедральным собором. Над гробницею их находится икона в серебряном басманном окладе, изображающая святителей во весь рост с следующею надписью: л. 7115 (1607) м. июня в 8 день, при великом госуд. царе и в. кн. Baсилие Ивановиче, всея Руси самодержце и при святейшем Ермогене, патриархе московском, написан бысть сей св. образ трех святителей Герасима, Питирима и Ионы, в славу св. Троицы, Отца и Сына и св. Духа, повелением их, смиренным епископом Иоасафом вологодским и великопермским и положен бысть сей образ на гробницх их великих чудотворцев, Герасима, Питирима и Ионы¹³⁰. Память святителей доныне благоговейно чтится 29 января с того времени, как по соборному определению патриарха Гермогена и по повелению царя Василия Ивановича Шуйского написана их икона и установлено празднование. К этому дню в Устьвым бывает необыкновенное стечение народа со всех сторон. Прежде был и особенный храм во имя их, но в 1749 году вместо него, по грамоте устюжского епископа Варлаама, к Благовещенской церкви с северной стороны прикладен придел, освященный в 1764 году 29 января во имя всех святых, в котором против царских врат несколько направо и находится общая гробница святителей.

Преемник св. Стефана епископ Исаакий, бывший в Москве на соборе при посвящении новгородского архиепископа и при совещании о литовском митрополите, в марте 1416 года удалился на покой и уже более не возвращался в Устьвым. Новообращенная паства, оставшаяся без архипастырского надзора, легко и скоро могла увлечься прежними заблуждениями и дозволить себе беспорядки в жизни, тем более, что с одной стороны фанатики язычества – волхвы рады были случаю рассеявать свои плевелы, не видя грозы и сильной помехи своей пропаганде, с другой дикие вогуличи не преминули даже силою принуждать новообращенных к язычеству. «Овцы шалят, волки нападают, без пастыря свистеть некому, чтобы пугать и прогонять волков... иноязычницы вогуличи делают нападения» – со скорбью говорит Эпифаний¹³¹. При таком положении дел преемнику Исаакия, пастырю ревностному к своему долгу, предстояло много труда и забот, надлежало много перенести неприятностей и скорбей, подвергнуться нападениям и обидам от врагов, которые, пользуясь дальностью места от верховного правительства, действовали безнаказанно. Преемником Исаакия был блаженный Герасим, но откуда он был родом, когда и где поступил в монашество, когда и где посвящен во епископа и когда прибыл в Пермь – неизвестно. Древнее местное предание говорит о нем только то, что он был святой жизни, с ревностью очищал плевелы, появившиеся на ниве Христовой, и старался глубже укоренить в сердцах народа православную веру, не жалея для того ни трудов своих, ни здоровья, так что митрополит Фотий (в 1429 году), к удовольствию своему, мог сказать о Перми: ныне страна чисто и православно совершает службу Божию, по закону христианскому¹³². В 1438 году мы видим блаженного Герасима на московском соборе, на котором осужден был предатель православия Исидор; потом в 1441 году он снова был вызван туда же для постановления соборного решения ставить русского митрополита собором русских архиереев. Это показывает, как современники дорожили мнением пермского святителя и какое к нему имели уважение. Без сомнения, ревностный архипастырь при этом случае ходатайствовал пред великим князем за свою паству и просил ей милостей и льготы. Действительно, его неусыпными трудами и отеческими заботами скоро все было приведено в Перми в настоящий порядок: начала процветать торговля, усилилась народная промышленность, внешняя безопасность обеспечена была мирными отношениями ко всем окружающим соседям. Народ благоденствовал, увеличивал источники приобретения, обогащался и наделял щедрыми дарами монастыри и храмы Божии. Набожность его, возбуждаемая духовенством, руководимым советами и указаниями архипастыря, повсеместно выражалась и доказывалась тем, что не осталось почти ни одной многолюдной деревни, где бы не было построено усердием жителей церкви. Радовался блаженный пастырь, видя спокойствие и благоденствие своей паствы и не жалея ни трудов, ни здоровья, продолжал непрестанно заботиться об их утверждении, но трудно было надолго сохранить спокойствие и безопасность в стране, удаленной от защиты великокняжеской и со всех сторон открытой нападениям врагов, привыкших считать ее своею легкою добычею. В последние годы жизни святителя Герасима положение Перми снова сделалось самым затруднительным: в одно и то же время она должна была защищаться от различных врагов, далеко превосходивших ее силами и нападавших на нее с противоположных сторон. Самыми опасными из них были вогуличи, часто злодействовавшие в верхне вычегодских селениях и постоянно старавшиеся вредить зырянам в торговле и промыслах. Занятые домашнею неурядицею и ссорами между собою, они несколько лет не тревожили зырян, но когда раздор и междуусобию между ними кончились смертью многих диких царьков, и один из них Асыка сделался могущественным и грозным властелином всех оседлых и бродячих вогуличей, тогда Пермь встретила в нем заклятого себе врага, который в продолжении полувека наводил ужас и был бичем и страшилищем для зырян. Не столь опасными казались другие враги: неугомонные новгородские ушкуйники и вятчане, не имевшие к зырянам (как вогуличи) племенной вражды и возбуждаемые только жаждою корысти, но н они часто не менее их были жестоки и наносили величайший вред благосостоянию страны. Новгородцы грабили нижне-вычегодские селения, а вятчане по Лузе и Сысоле. В этих плачевных обстоятельствах общее уныние и отчаяние жителей были столь сильны, что народ и не думал уже защищаться и спасался бегством в лесa, оставляя дома на произвол врагов, которые редко где встречали ceбе сопротивление. Как попечительный отец, блаженный пастырь употребил все свое влияние и деятельность на защиту обидимых. Не щадя собственных средств и подвергаясь сам опасности, он странствовал по Перми из конца в конец, одушевляя своих овец, расхщиаемых кровожадными волками, и являясь везде как ангел хранитель. Новгородцы и вятчане, тронутые его просьбами и увещаниями, возвратили жителям все, отнятое у них, и из уважения к маститому старцу святителю сделали богатые вклады в церкви и монастыри пермские. Блаженный Герасим до того простер свою заботу о пользе паствы, что решился, с опасностью жизии, самоотверженно явиться в стан жестоких и грубых вогуличей. Не смотря на свирепость начальника их Асыки – просьбы и убеждения святителя подействовали на дикарей, так что они удалились в свои места. Ревностный пастырь занялся тогда водворением покоя и порядка в деревнях и селениях, пострадавших от дикого неприятеля: проникал в самые глухие места, если слышал, что там страдает беспомощная бедность, входил во все нужды жителей, одних утешал, другим помогал, иным одолжал, никому ни в чем не отказывая, и такими подвигами заслужил от всех имя благодетеля народа. Душевные огорчения и недуги старости расстроили его здоровье, но и будучи болен, он не хотел оставить своих пастырских обязанностей и поехал обозревать ближайшие к владычному городу места и церкви. На обратном пути, когда он уже приближался к своему дому, «на устьвымском лугу, близ Устьвымска городка, за мало стадий от соборной церкви, бысть удушен святой отец за нечто от своих домочадцев, неповинно кончину восприя святой месяца января в 24 день». Предание говорит, что св. Герасим был удавлен омофором слугою вогуличем, которого он взял к ceбe на воспитание с целью образовать из него проповедника православной веры его диким соотчичам. Вероятно дикарь поступил так со своим благодетелем по наущению тех, которым дорого было унижаемое язычество. Печальная весть о смерти архипастыря быстро пронеслась по окрестным селениям и поразила скорбью сердца жителей. Со всех сторон народ толпами устремился к владычнему городу отдать последний долг своему благодетелю. При всеобщем плаче и рыдании – тело святителя – мученика предано было земле в Благовещенском кафедральном соборе.

Святитель Питирим. Когда в Москве было получено известие о мученической кончине блаженного Герасима, то преемником его был поставлен чудовский архимандрит Питирим, известный сколько по благочестью своему и иноческим подвигам, столько же и по образованности и просвещению, в чем не было тогда в Москве ему равных. Инок Пахомий в предисловии к житию святителя Алексия говорит: «иное извлек я из самого достоверного писания архимандрита Питирима, бывшего потом епископом Перми. Он кратко написал о святителе и составил канон в похвалу ему, слышав верное о его жизни и чудесах. Сей епископ и вместе мученик не только пострадал от неверных за веру, но много потерпел бед и от князя, считавшего себя верным, которого потому должно считать худшим неверного, от того, который осквернил руки свои кровью брата его». Это, как видно, Шемяка, долго свирепствовавший в Двинской области. Но откуда был родом св. Питирим, где пострижен в монашество, когда и кем посвящен в епископы – неизвестно. Избранный на чреду архипастырского служения в стране, обуреваемой тяжкими народными несчастиями, Питирим с первых дней своего управления обратил особенное внимание на церковное устройство и на водворение общественного порядка, нарушенного враждебными отношениями соседних народов. Поэтому первым его долгом по прибытии в Устьвым было восстановление дружественных с ними сношений и особенно с вогуличами и с вятскою вольницею, к общему негодованию зырян самовольно поселившихся в пермских пределах по рекам Сысоле и Лузе. С этою целью он разослал к ним увещательные грамоты и послания, чтобы они не воевали и не грабили зырян, всегда свято соблюдавших мирные условия и никогда не изменявших ручательству своих правителей. Но что могли значить пастырские послания и убеждения для необузданных, своевольных людей и грубых язычников? Они не только не имели никакого успеха, но еще обнаружили слабость материальных сил у правителей Перми и возбудили в грабителях надежду на безнаказанность, – вогуличи и вятчане, во время управления Питирима, почти не переставали тревожить зырян своими хищническими набегами. Асыка, пользуясь раздорами русских князей за великокняжеский престол, страшно зорил христианские селения, грабил имения и убивал народ, который уже и не думал защищаться и сберегать свои хозяйства, стараясь бегством в леса спасать свою жизнь. Питирим, ревностный блюститель паствы и неутомимый в попечениях о ее благе, употреблял всевозможные средства для того, чтобы, по крайней мере, нисколько ослабить зло и облегчить тягость народного бедствия. Он не щадил для этого ни своих, ни монастырских запасов и имения. Так как Асыка, уверенный в безнаказанности, делался все более и более дерзким, и стал простирать свои разбои и грабежи далее пределов Перми, причиняя не мало вреда русским жителям Двинской области, то новгородские владельцы земель на Ваге, и Двине – Василий Своеземцев и Михаил Яковль с 3000 своей дружины, имя путеводителями зырян, в 1445 году прошли до Урала и захватили множество Югры (Остяко-вогулы). Хитрые дикари, усыпив бдительность воевод обещанием полной покорности, нечаянным нападением поразили было дружину Своеземцева, но вскоре за тем благоразумными мерами воевод и стойкостью дружины, озлобленной вероломством вогуличей, ватаги их были рассеяны и сам свирепый предводитель их Асыка захвачен в плен и узником! должен был сопровождать победителей в русскую землю. Коварный вогулнч, покоряясь необходимости, затаил злобу и клялся, но своей вере, всеми грозными духами, сохранять до смерти дружественные отношения к Перми и не тревожить более христиан; но эти вынужденные клятвы и позорный плен еще более усилили в нем чувство ненависти и зырянам. Получив свободу, он отправился на Печеру и ждал только удаления новгородцев, чтобы с большею яростью снова начать свои опустошительные набеги. – Блаженный Питирим старался помочь раззоренным, чем только мог, своими просьбами и убеждениями он добился наконец того, что вятчане вызвали из Перми свою вольницу и обязались вперед не тревожить зырян.

В 1447 году он был вызван великим князем в Москву для составления соборного послания Шемяке, изменившему клятвенным договорам и снова злодействовавшему в Двинской области. Надобно полагать, что эта грамота или послание, отправленное собором к Шемяке, хотя подписано всем тогдашним старейшим духовенством, было составлено Питиримом, как более опытным в делах письменности, пользовавшимся особенным уважением великого князя¹³³ и немало потерпевшим от Шемяки. Разлученный с паствою и находясь в Москве, блаженный Питирим не переставал заботиться о пасомых: он лично ходатайствовал у великого князя о защите Перми от нападения врагов, но Василий Васильевич, при всем уважении к святителю, при всем желании исполнить его просьбу, мог сделать тогда только то, что сложил подати с пострадавших, а его семейство наделило Питирима разными вкладами и подарками для зырян. Отпущенный великим князем с честью, святитель поспешил выехать из Москвы в свою далекую епархию, чтобы обрадовать своих пасомых милостями государя. Но нерадостно было его возвращение в Устьвым. С прискорбием он узнал здесь, что во время его отсутствия Асыка изменил своим клятвам и снова, сделав нападение на ближайшие к Печере зырянские селения, захватил в плен беззащитных жителей и с награбленным имуществом удалился в верховья Печеры. Жители, лишенные крова и имущества, толпами собрались в Устьвым, оплакивая потерю кто отца или матери, кто жены и детей. Блаженный Питирим, вполне сочувствуя постигшему их бедствию, старался утешить их своими отеческими беседами, обнадеживал помощью и милостями великого князя и все, что привсз из Москвы, роздал раззоренным жителям, чтобы хотя сколько нибудь облегчить их несчастье. Среди этих трудов и отеческих забота о пастве святитель в 1448 году снова был вызван в Москву на поставление митрополита русской церкви, которого уже восемь лет не было в Москве, но причине смут, произведенных галичскими князьями, домогавшимися великого княжения. Епископы Ефрем ростовский, Варлаам коломенский, Авраамий суздальский и Питирим пермский прибыли в Москву, другие прислали грамоты, изъявляя свое согласие на избрание собора; по единодушному желанию всех рязанский епископ Иона был избран и посвящен в митрополиты московские. Личное присутствие на этом соборе святителя Питирима, не смотря на отдаленность его епархии, показывает то уважение, какое имели к нему современники и великий князь, который не решился без него приступить к столь важному делу, показывает также ревность самого святителя и его заботы о пользе церкви и отечества: святитель не ограничился посылкою грамоты, но счел долгом лично явиться на собор, не смотря на отдаленность и продолжительность путешествия. Великий князь, провожая святителя Питирима в обратный путь, наделил монастыри и пустыни зырянские богатыми вкладами, не забыл своими милостями и паствы пермской, столько пострадавшей от диких соседей, снова дал льготы и уменьшил дани с народа. К большой радости зырян и враги их вогуличи после 1448 года около семи лет не тревожили их, так что ревностный пастырь имел теперь полную свободу заняться долгом учительства¹³⁴, чтобы глубже укоренить в сердцах пасомых догматы веры и правила христианской нравственности. Часто обозревая обширные пределы своей епархии и посещая отдаленнейшие части ее Удору и Печору, чтобы самому видеть как живут чада его по вере, он с любовью заботился об их просвщении, поучал в домах, проповедывал в храмах, а чаще всего беседовал с народом на открытом поле, громогласно объясняя ему правила веры и благочестия. Странствуя по Печере, он, подобно Стефану, преодолевал препятствия, терпел лишения, презирал опасности и свою апостольскую ревность простер до того, что успел обратить в христианство диких вогуличей, кочевавших в соседстве с крещенными зырянами по притокам Печеры. Но это приобретение новых чад церкви Христовой впоследствии навлекло на Пермь страшные бедствия и стоило жизни самому проповеднику.

С 1448 по 1455 год вогуличи не делали нападений на Пермь. В этот промежуток времени народ благоразумно воспользовался льготами, дарованными ему великим князем, и, вспомоществуемый добрым архипастырем, скоро забыл последние грабежи и злодейства Асыки. Народ повсеместно благословлял своего владыку, благотворителя и отца, и вместе с ним надеялся и думал, что наконец избавился от страшных и жестоких врагов своих вогуличей, что новопросвещенные из них станут удерживать земляков от разбоев и хищничества и будут посредниками и миротворцами между ними. Но ожидания зырян не сбылись. Слух об обращении к христианству ближайших к Перми вогулов пробудил в Асыке и его приближенных бешеную ярость. Лично негодуя на Питирима, вогулический князь готовился нанести жестокий удар зырянам, проникнув в самое сердце пермского края – Устьвым, чтобы погубить его отца и защитника – епископа. Он не спешил выполнением своего намерения, исподоволь запасался средствами к дальнему пути и вел свои приготовления со всевозможною скрытностью, чтобы огласкою не повредить успеху предприятия; когда же все было готово, он вдруг созвал всех вогулических князей с их бродячими ватагами и, вооружив их луками и стрелами, летом 1455 года пустился на плотах вниз по Вычегде, стараясь скорее достигнуть Устьвыма. Не останавливаясь нигде на пути и задерживая прибрежных жителей, чтобы они не предупредили Питирима о приближении неприятеля, Асыка вскоре доплыл до Устьвыма и остановился в виду его, в десяти верстах от впадения Выми в Вычегду на высоком бору, который доныне зовется «Юр» становище, также «Вогул-яг», «Асык-яг» – вогульский или Асыкин бор. Здесь он несколько времени ожидал вятской вольницы, к которой еще с устья Сысолы отправил послов звать ее для грабежа и добычи. Вятчане не замедлили явиться на зтот призыв. Соединившись с ними, Асыка искал удобного случая напасть на Устьвым. Прежде всего он хотел разведать, что делается в Устьвым, не знают ли там о его прибытии, не укрепляют ли города, дома ли владыка Питирим и не намерен ли куда ехать? Для этого надобно было добыть «языка». Был воскресный день. Рано утром один из устьвымских жителей, но домашним надобностям, поплыл в маленькой лодке вверх по Вычегде и нечаянно наткнулся на становище вогуличей. Его поймали и Асыка пытками узнал от него какова стража в Устьвыме и дома ли Питирим. Зырянин между прочим объявил, что в этот самый день Питирим пойдет для молебствия на мыс, что близ устья Выми, и что о вогуличах ничего не знают. Соображая эти обстоятельства, Асыка поспешил пристать к Устьвыму именно в то время, когда Питирим выйдет на мыс и займется проповедью, – тогда веезапностью нападения он всего легче надеялся поразить и пастыря и стадо, а чтобы обмануть бдительность Питирима и скорее захватить его в руки, Асыка велел набросать на плоты срубленных елей и ветвями их прикрыть свое войско. В таком виде плоты издали казались плывущими деревьями, подмытыми напором и быстриною реки. В Устьвыме в воскресный день старый и малый были в храме. После литургии святитель, клир и народ с крестами и иконами отправились на мыс – обширное поле, образуемое слиянием рек Выми и Вычегды. Духовная процессия, во главе которой шел с животворящим крестом святитель Питирим, маститый старец, убеленный сединами – с пением священных псалмов достигла предназначенного места и остановилась. Стали молебствовать. Народ окружил любимого владыку и вместе с ним умиленно молился Богу. Вдруг заметили массы дерев, которые на большое протяжение тянулись в длину реки и плыли прямо к мысу. Это не могло быть случайностью или следствием бури и произвело общее смятение. «Святый же о семь тайно прорассуждая, уведа свою кончину, уразуме и сказа: «что хощет быти?» Народ растерялся и не знал что делать. Тогда святитель, обратившись в ту сторону, где стоял Устьвым, преклонил колена и воздевши руки помолился Богу, троекратно осенил монастырь, церкви и город знамением святого креста, благословил народ и сказал: «братие и чада моя возлюбленные! Господь Бог восхоте предати мя немилосердым вогуличам на смерть и час отшествия моего от сего временного жития к вечному уже приспе. Аз же готов есмь умрети за Господа Бога моего, лучше мне единому умрети, нежели всем вам изгибнути. Вам же чадам моим оставляю мир и благословение; любите Бога, любите друг друга, любите и врагов своих; Господь спасет вы смертью моею от их гнева и ярости. Храните православную веру, соблюдайте заповеди, поучайтесь благочестию, возлюбите церковь, яко сами себе. Почитайте государя, повинуйтесь властям, яко суть от Бога, внимайте пастырем духовным и Господь благословит вас. Мир и благословение вам, чада возлюбленные! Не сетуйте и не скорбите мене ради. Отъидите от Мене вскоре, дабы и вас не постигла некая беда; аз бо не хощу укрытися или бежати, но хощу за Христа Бога и за святую веру православную мучение прияти и смерть вкусити». Враги были уже близко, а паства, слушая святого отца, проливала горестные слезы и не трогалась с места, хотя св. Питирим и побуждал ее к тому. «Зане той святый Питирим вельми милостив бысть и кроток и со смирением уча и наказуя и вси готовяхуся защищати святого отца». Но когда толпы вогулов высыпали на берег и устремились к тому месту, где стоял Питирим, народ разбежался кто куда мог, оставивши архипастыря одного. «Святый же в тое время токмо Богу моляшеся. Немилосердии же вогуличи и вятчане жестокосердии како не сжалишася видяще святого Богу молящася и готовящася добровольне на муки вдатися и смерть восприятии; но твердо наступивше с яростью яша святого и един по единому начата бити его. Святый же отец увещеваше Асыку и иже с ним». Но смиренные увещания святолепного старца не могли тронуть души, ожесточенной злобою. Владыка пермский был варварски замучен Асыкою и святое тело его, изъязвленное и опозоренное наглыми кровопийцами, брошено было на мысу. «Сице пострада, говорит летопись, святой Питирим епископ, устьвымский чудотворец, и добровольно за Христа от безбожных вогулич и вятчан кончину восприя и мзду и венец от Подвигоположника святительства прием, от Владыки и Спасителя, «Господа нашего Иисуса Христа, августа в 19 день лета 1455¹³⁵. Совершивши такое злодеяние Асыка, немедленно удалился от Устьвыма и не приступал к владычнему городу по опасению ли встретить сильный отпор или потому, что уже очень доволен был смертью ненавистного ему святителя; он захватил только на обратном пути прибрежных жителей. Духовные и гражданские власти поспешили послать в Москву известие о случившемся и в продолжении 40 дней, пока не получили ответа из Москвы, тело святителя оставалось в срубе на месте мученической его кончины, и не смотря на знойное время тление не коснулось его. Не только из ближних, но и из самых отдаленных мест Перми жители многочисленными толпами приходили поклониться нетленному святителю. Когда получен был ответ из Москвы, мощи мученика с великим благоговением и честью, при всеобщем плаче и рыдании, были погребены в устьвымском благовещенском кафедральном соборе, возле его предшественника святителя Герасима, и вскоре, еще его современники стали чтить благоговейной памятью день его мученической кончины и обращаться к нему с молитвами, как к угоднику Божию. Уже в уставе 1522 года под 19 августа сказано: «в той же день yбиен бысть владыка Питирим пермский от безбожных вогулич¹³⁶.

Святитель Иона. Из жития святителей Стефана, Герасима и Питирима видно, как трудно и опасно было положение юной пермской церкви. В продолжении многих лет она почти постоянно подвергалась грабежам и разорениям от хищных соседей и – вследствие своей отдаленности от Москвы и несчастных политических обстоятельств не видела защиты и помощи от великого князя. Не удивительно поэтому, что первый преемник! Стефана епископ Исаакий вынужден был отказаться от епархии и идти на покой, следовавшие за ним святители Герасим и Питирим кончили свое служение мученической смертью. Чего должен был ожидать себе и новый владыка пермский Иона, рукоположенный соименным ему московским первосвятителем в 1455 году, вскоре по убиении Питирима? Те же самые лишения и труды, опасности и беды предстояли и ему, как и его предшественникам!, и много нужно было иметь самоотвержения и преданности воле Божией, чтобы решиться идти на кафедру пермскую. Не знаем, где родился и воспитан, где принял пострижение и готовился к своему высокому служению избранник Божий, не усумнившийся занять кафедру, обагренную кровью его предшественников. К счастью для нового святителя и его паствы темное время междуусобий уже проходило, самый опасный враг Темного Шемяка был уже в могиле, другие же враги трепетали его слова, великий князь с каждым днем чувствовал себя сильнее, начинал действовать смелее и решительнее, требовать от всех, чтобы княжение его держали честно и грозно, так что епископ пермеский мог уже быть спокойным за свою безопасность. Мало того врагам Перми готовилось справедливое возмездие за их грабежи и разбои. Еще отпуская Иону в Пермь великий князь обещал ему покровительство и защиту как от вятчан, так и от вогуличей, решившись смирить и наказать их. Так как вятчане много наделали бед в северном краю и даже участвовали в убиении святителя Питирима, то в 1458–1459 годах сильная московская рать строго наказала вятчан, покорила много ихних городов, привела всю вятскую землю в зависимость от Москвы и обложила данью. С этого времени вятская вольница, страшась грозного могущества Москвы, не смела более нападать на Пермь и производить в ней грабежи и убийства. Оставалось смирить другого, более строптивого и кровожадного, врага зырян – вогуличей. Великий князь, находя неудобным, по отдаленности Перми от Москвы, оберегать ее собственными силами, поручил устюжанам и новгородцам блюсти ее и помогать ратными людьми по первому требованию пермского владыки и таким образом утвердил спокойствие и безопасность страны на будущее время. Владыка Иона благоразумно воспользовался военною помощью Москвы и в короткое время успел ввести в стране твердый порядок, восстановить общественное спокойствие и упрочить народное благосостояние. Его неусыпные попечения о благе церкви, бескорыстная готовность содействовать улучшение нравственного и хозяйственного быта пасомых и отеческая ко всем благотворительность привлекли к нему сердца всего народа, как к отцу и благодетелю. Зыряне не знали, как и чем благодарить за то своего архипастыря, они только радовались и просили Бога продлить дни его – дни своего счастья.

Не меньшим почетом и уважением святитель пользовался и у великого князя и митрополита, ничего важного не предпринимавших без его совета и участия. Так 12 декабря 1459 года вместе с прочими российскими apxиepeями он писал увещание литовским епископам сохранять верность православию и не принимать Григория – ученика Исидорова, а в 1461 году, по кончине митрополита Ионы, он объявил собору волю почившего первосвятителя, чтобы в преемники ему поставлен был ростовский архиепископ Феодосий Бывальцев, что ясно показывает, какую любовь и доверие к пермскому святителю имел митрополит Иона. Но главным и более важным подвигом святителя Ионы было обращение ко Христу великой Перми, которую он, по выражению летописи, добавне крести. Великая Пермь, обширная и дикая, была по рекам Каме и Чусовой, в верховьях Вычегды и Печеры, откуда остяки и вогуличи врывались в поселения новых христиан; это нынешние уезды пермский, соликамский, чердынский, западная половина верхотурского и северная оханского, где вместе с коми-пермяками (зырянами) жили на юго-западе вотяки, на востоке остяки и вогулы. До 1462 года народцы эти упорно и слепо держались веры отцов своих, покланяясь Войнелю и золотой бабе. Ревнуя о славе Божией и сожалея об этих несчастных братьях зырян, утопавших в грубом язычестве, блаженный Иона, умиротворив свою паству, обрек себя на служение им и сделался их просветителем. В начале, подобно св. Стефану, он долго боролся с предрассудками закоренелых идолопоклонников, переносил обиды и лишения, подвергался опасностям и гонениям, но посрамив в прениях о вере упорнейших волхвов и тунов, святитель ясно показал народу ничтожество язычества и успел склонить к св. вере пермского князя в его городе Уросе (ныне село), назвав его при крещении Михаилом. Это был влиятельнейший из пермских властителей, – вспомоществуемый им святитель в 1462–1463 годах мужественно приступил к истреблению идолов, посекал чтимые народом деревья, сожигал кумирницы и просветил св. крещением всех жителей Перми.

Чтобы утвердить православную веру в сердцах новообращенных, он вызвал из Устьвыма надежных и опытных священников; на местах идольских капищ, куда народ привык сходиться для молитвы, построил церкви и завел при них школы для обучения детей. Самыми деятельными и усердными помощниками блаженного Ионы в этом апостольском подвиге были иноки Троицкой Печерской пустыни, как ближайшие соседи к главному городу Перми – Чердыню. По кончине святителя они долгое время исправляли обязанности приходских священников для христиан, живших по реке Печере. В то же время и в самой Чердыни святитель Иона основал Богословский монастырь для больного утверждения христианства в сердцах новопросвещенных. Устюжане и новгородцы, ранее других узнавшие об успехе проповеди святителя, поспешили прислать ему свои дары и вклады на устройство и украшение церквей для новопросвещенных. В 1468 году еще раз было нарушено спокойствие Перми казанскими татарами, захватившими Вятку, подвинувшимися затем к пределам Перми и начавшими уже грабить жителей. Но в следующем же году татары были разбиты устюжанами и заключили мир на всей воле государя московского. Блаженный Иона, как заботливый хозянн и сердобольный отец, не был безучастным свидетелем этих последних испытаний своей паствы, напротив – не щадя ни старческих сил своих ни материальных средств, он старался помочь потерпевшим и водворить везде спокойствие и порядок. Как бы предчувствуя близость своей кончины, в последние годы он особенно старался утвердить благочестие в простодушных людях и уничтожить языческие обычаи; для этого почти постоянно путешествовал из конца в конец своей обширной епархии, строил новые церкви, увеличивал число клира, будучи сам для него живым примером искреннего благочестия. Наступил 1470 год, пятнадцатый его епископства. Преклонный старец начал чувствовать в себе ослабление сил, чаще стал подвергаться недугам, но и теперь не хотел оставить свою обычную деятельность, пока предсмертная болезнь не сразила его. Он тихо и мирно скончался в Устьвыме 6 июня 1470 года. «И положено бысть святое тело его на Устьвыми, в своей его епископии, близ мощей святых в церкви по левую сторону Герасима и Питирима епископов, устьвымских чудотворцев, с надгробными псалмопении проводивше честне, идеже и доныне вси трие вкупе почивают и чудеса творят и исцеления различные подают с верою приходящим и до сего дне, по слову Христа Бога нашего»¹³⁷.

Преподобный Димитрий был основателем Цылибинской Архангельской пустыни на реке Вычегде, в 28 верстах от Яренска. Цылибинская пустынь основана была при св. Стефане пермском с тою целью, чтобы служить приотом для проповедников христианства, трудившихся в зырянских селениях по Вычегде. Преподобный Димитрий был одним из самых ближайших учеников и ревностных помощников Стефана в распространении православной веры между грубыми идолопоклонниками. Из жития святителя известно, что кроме многих духовных лиц, приглашенных им из Устюга, он из самих зырян воспитал и образовал себе не мало помощников, которые, как их соплеменники, хорошо знакомые с правами и обычаями своего народа, и говоривниие с ними на одном языке, могли быть более способны к миссионерству, скорее приобретать доверие народа и успешнее действовать на простые сердца диких сынов природы. «Научи грамоте иермстей, говорит жизнеописатель Стефана, заповедуя учити часословец и октогласник и песницо Давидово и овых в попы его пермским языком служаху обедню, заутреню же и вечерню и канонархи его по пермским книгам канонархаху, певцы же всяко пение пермски возглашаху». Вероятно из числа этих природных зырян –священнослужителей и был преподобный иеромонах Димитрий. Он старался во всем подражать своему наставнику, почему и храм в пустыни, им устроенной, посвятил тому же архистратигу Михаилу, как и в Устьвыме. Выкопав под храмом пещеру, пр. Димитрий долгое время подвизался в ней в посте и молитве и выходил из нее только для совершения церковной службы и для проповеди слова Божия в окрестных селениях. Когда и как скончался – неизвестно. Тело его положено было близ церкви, над его могилою впоследствии была устроена часовня, а в ней поставлена гробница с изображением преподобного на верхней доске ее. – Из древней записи и церковного синодика очеидно, что часовня и гробница устроены ранее 7173 (1666) года, память его благоговейно почиталась народом как угодника Божия, – Ныне на месте Цылибинской пустыни находится приходская церковь, а в 8 саженях от нее к северу часовня с гробницею преподобного и две древние иконы – одна на самой гробнице, другая на восточной стене часовни служат единственным памятником иноческих трудов и проповеднических подвигов этого угодника Божия¹³⁸.

В великом Устюге, по другую сторону реки Сухоны, там, где был Гледен или старый Устюг, где доныне находится монастырь св. Троицы, а неподалеку от него каменная церковь св. праведного Иоанна – было село Пухово, в котором жил благочестивый и зажиточный земледлец Савва с супругою своею Mapиею. Бог благословил их супружество чадородием и у них было два сына. Старший Иродион был живым подобием своего отца как по наружности, так и по характеру и помогал отцу в его занятиях, что доставляло родителям величайшее удовольствие. Но второй их сын Иоанн почти с самого младенчества начал обнаруживать в себе что-то необыкновенное, непонятное и нисколько не походил на других детей. Постоянно задумчивый и молчаливый, он никогда не участвовал в играх своих сверстников, питался только хлебом и водою, по средам и пятницам решительно не принимал никакой пищи, все ночи проводил без сна в коленопреклонениях и молитвах. Когда его мать, опасаясь, чтобы такой образ жизни не рамстроил его здоровья, заметила ему: к чему он постится в таких годах? Чтобы избавиться от грехов, отвечал он. – Какие еще у тебя грехи в твоих летах? Я не вижу ничего на тебе кроме благодати Божией! – Блаженный отрок, хотя и не знал грамоте, отвечал ей словами св. Писания, слышанного им в церкви. – Не говори так, мать моя, без греха никто кроме одного Бога! Брашно и питие не поставят нас пред Ним. Не станем же чрезмерно питать плоти, чтобы она не стала врагом нашим. – Удивилась благочестивая мать, слыша столь мудрые слова отрока, и не стала ему докучать о том более.

Савва, по хозяйственным ли видам или по другим каким причинам, переселился из Пухова на реку Юг в городок Орлов, находившийся верстах в 40 от Устюга; он скоро здесь умер, a Mapия постриглась в Троицком Орловском монастыре под именем Наталии и сделана была игуменией¹³⁹. Она взяла с собою в монастырь и Иоанна, который еще более сделался молчалив и начал чуждаться общества, так что многие стали думать, что он не в полном уме. Блаженный отрок радовался, услышавши о себе такое мнение, и так как мать не старалась уже ни в чем его стеснять, оставивши на волю Божию, то он и перешел из Орлова в Устюг и начал там юродствовать подобно св. Прокопию устюжскому. Он поселился неподалеку от его гроба на соборной площади в хижине, построенной для него набожным Андреем Мишневым. Ночи проводил он в молитве, а днем бегал по улицам как помешанный то в раздраном и грязном рубище, то почти и совершенно нагой «точию едино рубище раздраное имея по чреслех своих»¹⁴⁰, отдыхал на навозе и так жил зимою и летом. Такой тяжелый подвиг принял на себя юный Иоанн! Чего стоило одно то, чтобы зимой босому и едва прикрытому одеждою ходить по городу и переносить северные, трескучие морозы. А ему пришлось вытерпеть и перенссть много и других великих скорбей и лишений. Неразумные и избалованные дети гонялись за ним, как за каким-нибудь зверем, бросали в него грязью, палками и камнями люди грубые, не понимавшие ни самих себя, ни его, позволяли себе всячески наругаться над ним и не стыдились даже наносить ему удары и побои, без всякого повода к тому с его стороны. «Многа же озлобления подъем, биения, пхания и оплевания от безумных человек. И пребываше во алчбе и жажде и ничтоже от кого взимаше», говорит о нем почти современный списатель его жизни¹⁴¹. Чтобы выносить столько страданий, надобно было иметь много твердости воли и терпения, нужно было глубоко прочувствовать смысл слов Апостола, что нынешнее страдание наше легко и мгновенно и готовить нам в величайшем избытке вечную славу (2Кор. IV, 17). Действительно блаженный юноша как нельзя более был проникнут этим святым чувством, он не только никогда не роптал и не гневался на своих гонителей и обидчиков, но еще сожалел и молился за них Богу.

Между тем как большинство народа считали блаженного Иоанна малоумным, были в Устюге и такие люди, которые понимали его и смотрели на него как на добровольного страдальца и подвижника. Так священнику Успенского собора Григорию, по прозванию долгая борода, всегда казались изумительными жизнь и терпение юродивого и вот ему захотелось узнать, что делает и какую жизнь ведет он, когда бывает один? Долго он искал удобного случая и наконец нашел. Однажды в зимнее время, когда топилась большая печь церковной трапезы, а богомольцы по окончании вечерней службы вышли вон все, кроме одного юродивого, священник утаился за дверями и стал смотреть сквозь замочную скважину, что будет делать Иоанн. Блаженный юноша, осмотревшись кругом и невидя никого в трапезе, стал на молитву. Воздев руки к небу, он молился за глаголющих лесть и за творящих неправду; так молился он более часу, по окончании же молитвы стал мешать уголья в печке и затем, оградив себя крестным знамением со словами: знаменася на нас свет лица Твоего Господи – лег в печь¹⁴² на горящие уголья. Увидя это, испуганный священник быстро отворил двери и бросился к юродивому, опасаясь, чтобы он не погиб в пламени. Но как он ни спешил, мнимо-безумный еще скорее, подобно молнии, исторгся из печи и грозно посмотрев на пытливого, сказал: «не смей никому сказать о том, что видел ты, до моей смерти». Трепещущий от страха священник дал слово исполнить волю блаженного в точности и тот обнадежил его за молчание милостью Божией.

Блаженный подвижник имел в себе такое обилие благодати Божией, что мог одним словом исцелять недуги, но скрывая то от людей, делал тайно или так, как бы его действие было не с разума. Вот один пример. Mapия, супруга тогдашнего устюжского наместника Феодора Красного жестоко страдала горячкою. Не получая никакой пользы от врачей, она послала своего слугу попросить юродивого, чтобы помолился за нее Богу и испросил ей выздоровление. Не нашедши юродивого в хижине, слуга пошел искать его по городу и увидел его где-то лежащим на куче навоза. Слуга не успел еще подойти к блаженному и сказать, зачем был послан, как Иоанн будто в безумии закричал ему: «здравствуй добрый князь Феодор и с княгинею твоей!» Возвратившись слуга нашел княгиню уже здоровою.

Буди верен даже до смерти и дам ти венец живота, сказал Господь в откровении (Апок. II, 10) – и блаженный Иоанн до конца пребыл верен однажды принятому им на себя подвигу юродства и убожества. Как необыкновенна была его жизнь, также необыкновенна – безболезненная и мирная кончина его. Судя по молодости лет юродивого и по тому, что он ни на что не жаловался, казался одинаково бодрым и по прежнему с утра до вечера расхаживал по городу, никому из устюжан и на ум не приходило, что он доживает уже последние дни. Но сам блаженный знал это и радуясь, близкому окончанию своего подвига, непрестанно благодарил Бога, изливая душу свою в самой пламенной, тайной молитве. На соборной площади близ храма Успения Божией Матери и гроба праведного Прокопия, где Иоанн проводил большую часть своего времени, блаженный в последний раз воздел преподобные руки свои к Богу и скрываемый, от взора людей темнотою ночи, долго молился о сущих в бедах и скорбях, о всем мире и о городе, его приютившем, потом оградил себя крестным знамением, лег на голую землю и, как бы заснув, предал чистую душу свою Богу 29 мая 1494 года¹⁴³. Вид усопшего, по свидетельству очевидцев, был «яко ангела Божия, лице светло сияюще и тело его аки снег». Кончина приподняла завесу, скрывавшую жизнь блаженного, и сделала известными его прозорливость, ангельское незлобие и терпение. Лицам, бывшим свидетелями жизни блаженного, не было теперь причины скрывать долее его подвиги и благодяния. Поэтому, лишь только слух о его кончине пронесся по городу, тотчас же собралось на соборную площадь великое множество народа, все спешили отдать последний долг подвижнику, многие плакали и жалели о том, что почитая его малоумным, насмехались над ним и оскорбляли его. Соборные священнослужители со всем городским духовенством, с великим благоговением и честью, подобающею праведнику, предали труженическое тело его земле на месте его преставления.

Спустя не много лет по преставлении блаженного Иоанна устюжский гражданин Феодор Тутыгин, благоговея к его памяти, по своему обещанию «повелением наместника и тиуна великого града Устюга, по словеси Владычия десятильника и по совету архимандрита и протопопа с братией великой церкви Успения Пресвятой Богородицы» на месте погребения блаженного построил церковь во имя происхождения честного в животворящего Креста «и гробницу устрои в постави над телом блаженного Иоанна». С верою притекавшие к гробнице получали много чудесных исцелений. Но так как мощи праведного Иоанна находятся на одной площади с мощами св. Прокопия, изображаются они оба вместе на иконах и во время церковной службы вместе же призываются в молитвах, то и богомольцы и недужные обыкновенно обращаются с молитвами к обоим устюжским чудотворцам, оттого и исцеления, получаемые от них, записаны в одной книге о жизни и чудесах праведного Прокопия. Так последняя запись говорит, что в 1613 году устюжане молитвами праведных Прокопия и Иоанна устюжских чудотворцев не только защитили свой город от поляков, но и разбили их. Чудес, совершившихся отдельно при гробе праведного Иоанна, только три, два первые без означения времени, последнее случилось в 1565 году. Чудеса эти следующие.

Женщина Аполиннария, жившая в Вознесенском приходе города Устюга, страдала огневицею и находилась в сильнейшем расслаблении. Когда ее принесли к церкви всемилостивого Спаса и положили близ раки праведного Иоанна, она услышала исходивший из раки голос святого: «я молил за тебя Бога и жду к себе». В тот же час больная почувствовала себя совершенно здоровою и, возблагодарив Бога и своего исцелителя, ушла домой, не нуждаясь в посторонней помощи.

Екатерина, жена устюжского гражданина Афанасия Константинова, впала в лютую болезнь и столько была расслаблена, что не владела ни руками, ни ногами, не могла ни есть, ни пить и не узнавая уже людей лежала как мертвая. После шести дней столь тяжкой болезни, когда испробованы были все возможные средства и снадобья и не принесли больной никакой пользы – родственники Екатерины стали молиться об исцелении ее святому Иоанну юродивому и, взяв у гроба его персти, положили с верою в святую воду, несколько капель которой влили в уста больной, уже едва дышавшей. По принятии воды с перстью Екатерина с час времени лежала как мертвая, затем в друг, будто очнувшись от сна, села на постель, призвала своих домашних и объявила им, что она чувствует себя совершенно здоровою, как будто никогда не была и больна.

Устюжский гражданин Иеремия Мартинианов и жена его Евфросинья, жившие в Петровской улице, 23 Августа 1565 года заявили священнослужителям церкви св. Иоанна юродивого следующее: «В 1562 году с 11 числа сентября она Евфросинья сделалась одержима злым духом. Сначала, в продолжении первых трех лет страдания ее были довольно сносны, только родившиеся у нее в эти годы два младенца были неестественно худощавы и едва имели образ человеческий¹⁴⁴. Но в нынешнем 1565 году с 1 октября насилие демонское сделалось столь жестоко и невыносимо, что довело ее до умоисступления, так что она не узнавала людей, срывала с себя святый крест и бросала, даже бросалась на людой и била себя и других. В таком состоянии она находилась до Петрова поста. В один день этого поста она услышала «невидимый голос, говоривший ей:» молись св. Иоанну юродивому, сделай очи и приложи к нему и он избавит тебя от болезни¹⁴⁵. «Больная, в свободные от беснования минуты, рассказала о том мужу и по совещаши с ним заказала серебряннику сделать серебряные, позолоченные очи. На другой день после того, как она слышала голос, Евфросинья, в припадке беснования, выбежала из дому и вдруг увидела неведомо откуда явившихся пред ней священника и диакона в облачении, первый осенил ее честным крестом, а второй окропил святою водою. Святая вода, коснувшись ее уст, показалась ей слаще меда. Во время кропления видела она, что мучивший ее диавол далеко отбежал от нее, священник же с диаконом пошли и скрылись по направлении в церкви св. Иоанна юродивого. На другое утро после этого видения в новом припадке беснования ей явился тот же священник и причастил ее святых Таин, после чего она ощутила в себе как бы мороз какой, проникший в ее утробу. Ночью после этого дня во сне она увидала себя стоящею в церкви у гроба св. Иоанна, который явился ей сидящий в гробнице по перси в священнической оджде, на левой руке его был поруч, а в правой жезл. Позади себя она видит – стоит ее мучитель диавол. Вдруг св. Иоанн жезлом ударяет диавола и тот, громко вскричав, бежит в полуденные двери и становится невидим. На утро после этого она пошла с мужем в церковь св. Иоанна, отслужила молебен угоднику, проложила сребропозлащенные очи к его образу и испила святой воды. Здесь, при гробе св. Иоанна, в священнике и диаконе той церкви, служивших молебен, она узнала тех самых, которых ранее видела в видении, а прежде того никогда их не видала и не знала. Возвратившись из церкви домой, больная во весь тот день ничего не вкушала и вперед положила обет поститься всегда на память преставления блаженного Иоанна. В следующую за сим ночь она видела во сне, будто к ней подошел молодой человек, совершенно похожий на того, которого она видела сидящим в гробнице. Явившийся разрезал ножем ее чрево и, вынув из него нечто подобное рыбе, рассек оное на три части. Пробудившись от сна, Евфросинья не чувствовала уже в себе никакой болезни и с того времени совершенно избавилась от бесовского мучения и стала здоровою. Вскоре после того родился у нее младенец женского пола здоровый и ничем не поврежденный. Об этом чуде 25 августа того же 1565 года было повещено по всему городу Устюгу и когда великое множество народа собралось в соборную Успенскую церковь, Евфросинья торжественно свидетельствовала об истине совершившегося над нею чудесного исцеления пред своим духовным отцом вознесенским священником Феоктистом, пред всем священным собором и народом. Слова ее были подтверждены всеми родственниками и знакомыми.

В 1602 году при постройке, вместо обветшавшей, новой деревянной церкви святого Креста, Никитою Григорьевым Строгоновым устроен был придел во имя праведного Иоанна. Ныне мощи его почивают под спудом в каменной, пятиглавой, холодной церкви в его имя, на левой стороне храма; над ними устроена медная, отливная, травчатая (с узорами) гробница, осененная резным, золоченым балдахином, возвышающимся на восьми резных, витых, золоченых колоннах. Покрывающий гробницу образ праведного Иоанна украшен Серебряною, позолоченною ризою весом в 846 золотников. Служба праведному Иоанну писана в Устюге при царе Иоанне IV.

По внешнему виду Иоанн юродивый, устюжский чудотворец подобием молод, борода только рости зачала, в наусии; волосы просты; риза на нем изодраное рубище, исчерна бело и свилося на нем; плече голо, также ребра голы, выше коленей¹⁴⁶.

Архиепископы ростовские Григорий и Дионисий Святогорец в бытность свою один после другого игуменами на Каменном в конце XIV и в начале XV века, своими иноческими подвигами и мудрым управлением столько прославили этот древний, но малоизвестный и бедный монастырь, что для их современников он стал тем же, чем была впоследствии Сергиева лавра, т. е. любимым богомольем для окрестных жителей, местом пострижения для искавших иноческой жизни и рамсадником святых подвижников и основателей монастырей. Из одной Вологды и почти в одно время в нем приняли пострижение и долго подвизались трое: Евфимий, Дионисий и Александр, основавшие впоследствии свои обители.

О роде и происхождении пр. Евфимия, о времени его прибытия в монастырь и пострижения – сведений до нас не дошло, известно только то, что он был урожденец вологодский, пробыл в монастырь в различных послушаниях довольно времени, но по любви к уединению вышел из него и поселился в пустыне близ устья реки Кушты на восточном берегу Кубенского озера. Здесь, окруженный со всех сторон непроходимыми болотами и чащей, он построил себе малую келью, в которой и подвизался в посте и молитве, не давая себе успокоения от труда. Чрез несколько времени пришел к нему инок Александр, оставивший, как и он, Каменный монастырь по любви к безмолвию и поселившийся было на реке Сянжеме¹⁴⁷. Александру понравилось место жительства Евфимиева, как совершенно безмолвное, и он стал просить его уступить ему свою келью, предлагая взамен оставленную им на Сянжеме. Преподобный Евфимий принял желание Александра за повеление Божие и охотно согласился поменяться местами подвигов. Послушание, думал Евфимий, лучше жертвы и всегда старался исполнять не свою волю, но то, чего требовала от него польза братии. При прощании оставив ему в благословение свой крест, Евфимий пришел на Сянжему и поселился в келье Александровой. Он скоро узнал, что это место не пустынное (по этой причине его оставил и Александр), но положившись на Промысл Божий, продолжал подвизаться в посте и молитве, не отказывая в духовных беседах и наставлениях жителям окрестных селений. Сюда пришел к нему Харитон, чтобы разделять, с ним иноческие подвиги, были и другие, желавшие поселиться с Евфимием и Харитоном, и так как по близости не было храма Божия, да и окрестные жители нуждались в нем, то пр. Евфимий и решился построить церковь во имя Вознесения Господня, а при ней устроить монастырь, что вскоре и исполнил при неусыпных трудах своих. Вероятно в то время, когда пр. Евфимий ходил в Ростов хлопотать о дозволении построить церковь и монастырь, – он получил сан священства и сделан был игуменом устрояемой им обители. Архиеписком Дионисий, которому он был лично известен, не мог не радоваться тому, что его постриженики и питомцы стараются наполнить иноками и сделать местами хвалы Божией непроходимые леса и дебри севера, где прежде гнездились звери и скрывались разбойники. Принявши на себя заботу управления монастырем, пр. Евфимий предался еще большим подвигам и трудам, поставляя свое игуменство и начальство в том, чтобы для всех быть примером и трудиться более всех в обители. Вместе с присным учеником своим, он сам копал землю, садил овощи, рубил дрова, носил воду и исполнял то, чего не хотели делать другие. Стараясь всех успокоить и доставить каждому все необходимое, сам преподобный довольствовался такою пищею и одеждою, которая казалась братии негодною и не была ими употребляема; по своему смирению преподобный считал себя едва достойным и такой пищи и одежды. Усердие его к молитве было таково, что он ни на одну минуту не хотел расстаться с нею и занимаясь рукоделием пел псалмы Давидовы. Такою подвижническою жизнью пр. Евфимий умерщвлял в себе ветхого человека, обновлялся в жизнь духовную и стяжал себе такое умиление, что когда стоял на молитве, то ручьи слез непрестанпо орошали его лице. Горячий любитель пустыни и безмолвия – раз принесший их в жертву благу и спасению других, до глубокой старости трудился над устроением обители, в назидании братии и приходящих и только уже предчувствуя приближение смерти, передал управление монастырем ученику своему Харитону, который состарился, во всем подражая ему.

Время кончины пр. Евфимия неизвестно, но так как собеседник его пр. Александр, достигший глубокой старости, скончался еще в 1439 году, а Евфимий вышел из Каменного монастыря в пустыню прежде него и едва ли был его моложе, то по всей вероятности блаженная кончина пр. Евфимия последовала в начале второй половины XV века, не далее 1465 года.

Ученик его блаженный Харитон более 40 лет продолжал труды своего наставника, старался во вссм ему подражать и украшенный святолепными сединами почил о Господе 11 апреля 7017 (1509) года. Монастырь их существовал до 1764 года. В 1662 году монастырь имел 113 дворов, а во время закрытия 530 душ. Настоятельство в нем было всегда игуменское. Ныне мощи преподобных Евфимия и Харитона почивают под спудом в приходской Вознесенской церкви. Память их совершается 11 апреля. В белозерских святцах¹⁴⁸ имя пр. Евфимия записано под 20 января, но вероятно это день тезоименитства, а не кончины его.

По рукописному описанию святых¹⁴⁹ преподобные отцы Аврамий и Коприй иже у Спаса на Печенге Быша в лето 7000 (1492). Так как Комельский лес, в котором находилась их пустынная обитель, еще с половины XIV века начал привлекать к себе пустынножителей из разных мест, даже из далекой Греции и так как основанный в нем обители, кроме частых пожаров, подвергались еще нападениям и раззорениям от врагов, – то и не дошло до нас никаких сведений о том, откуда были родом и где пострижены в монашество преподобные Аврамий и Копpий. Не были ли они пострижениками монастырей Сильвестрова, Сергиева или Павлова, находившихся в том же Комельском лесу, не оставили ли они своих монастырей по причине многолюдства братии и по любви к пустынножительству? Известно только то, что в 1492 году они в первый раз пришли на рчку Печенгу в 20 верстах от Вологды и поселившись в здешнем, тогда глухом и непроходимом лесу, построили церковь Спаса Преображения, отчего и монастырь их получил название Спасского-Печенгского. Много надобно было подять трудов, много нужно было перенести нужд и скорбей, чтобы в пустом месте, не имея ни друзей, ни денег, устроить монастырь, завести в нем строгий во всем порядок и руководить собравшеюся братией не столько распоряжениями и приказаниями, сколько убеждениями и собственным примером, – но блаженные трудники не щадили себя и крепко подвизались для Господа до самой своей кончины. Монастырь их, имевший 227 душ крестьян, закрыт в 1764 году, а церковь обращена в приходскую. Мощи преподобных почивают в ней под спудом. По древним рукописным святцам память их 4 февраля¹⁵⁰.

Преподобные Авксентий и Онуфрий неизвестно где постриженные и первоначально подвизавшиеся в 1499 году основали в 35 верстах от Вологды пустынь с церковью во имя св. Троицы¹⁵¹ и в ней подвизались до блаженной кончины, терпя нужды и лишения всякого рода. Никаких подробностей о их подвигах не дошло до нас, кроме одного того, что еще ближайшие потомки начали почитать их память, как святых угодников Божиих. Их имена внесены были во все древние святцы. В описании о российских святых XVIII в.¹⁵², Киево-софийского собора и Погодина сказано о ннх: «преподобные отцы Онуфрий и Авксентий, иже в Перцевой пустыни, Быша в лето 7007». Перцева пустынь еще в 1588 году была приписана к Корнилиеву монастырю, а в 1764 году совсем закрыта и обращена в приходскую церковь, в которой мощи преподобных и почивают под спудом. По древним рукописным святцам память их 12 июня.

Вельский погост, что ныне город Вельск, первоначально находился на берегу реки Ваги, на мысу, образуемом слиянием ее с рекою Велью; на нем некогда находилась церковь св. Иоанна Милостивого, отчего он доныне называется Подъиванским. Слабость грунта, ежегодно подмываемого с обеих сторон реками, и весенние разливы самих рек, во время которых нередко весь мыс затопляется водою, принудили жителей переселиться на нынешнее, в то время так же береговое, но более крепкое и возвышенное место¹⁵³. Неизвестно когда, но уже после того, когда построены были на новом месте церкви святителя Николая, Иоанна Милостивого и Афанасия Александрийского и – когда все жители переехали сюда с Подъиванского, одной благочестивой женщине-Евлампии, из рода Толщеболовых, было следующее видение. Однажды Евлампия была одна в доме и занималась каким-то делом по хозяйству, вдруг пред нею является неизвестный молодой человек и говорит ей: «меня вымыло водою из могилы и теперь тело мое на берегу реки Ваги, вели перенести его к храму Божию и поставить над ним часовню»; Евлампия хотела спросить его об имени, но явившийся стал не видим. Изумленная внезапностью и чрезвычайностью явления, Евлампия поспешила рассказать о нем священникам и народу. Священники, услышавши о чудесном видении, в сопровождении многих жителей, тотчас же отправились на мыс, где были прежде церковь и кладбище; здесь близ самой реки Ваги они действительно нашли выпавший из берега гроб и перенесли его к церкваи. Так как он yжe потемнел от времени и казался весьма древним, то и думала найти в нем одни только кости, но когда гроб открыли, то к величайшему своему удивлению увидели, что находящееся в нем тело цело, ничем не повреждено и одежда его крепка как новая. Тогда священники стали спрашивать народ, не помнить ли кто такого умершего, не слыхал ли чего-нибудь о нем и не знает ли его имени? Однако все жители Вельского погоста и окрестных деревень единогласно отвечали священникам: «мы, господие, не помним и память наша не сяжет про него, ничего о нем не слыхали и имени его не ведаем». Жила в то время на погосте при церквах одна старица-инокиня Акилина, по прозванию Накапа, вследствие своей дряхлости и слепоты питавшаяся христолюбческим подаянием. Только она, услышав о найденном нетленном теле, заявила священникам, что еще в молодости слыхала она от старых людей, «что когда Новгород был еще не за Московским Государем, тиуп Новгородских наместников утонул в реке Ваге и был погребен при церкви на Подъиванском. Сказывали, говорила она, что будто бы боярин за что-то на него раскручинился и хотел убить, а Кирилл побежал от него за реку Вагу и как прибежал к реке и вскочил в воду, вода от него расступилась во все стороны сажени на три. Бежавший за ним боярин, увидевши это, раскаялся и послал к нему слугу своего просить себе прощения. Кирилл простил его, но сам пал ниц и утонул. Горько плакал о нем боярин, почитая себя виновником его смерти, приказал отыскать тело его в воде и похоронил с честью и с надгробным пением при храме Божием». Рассказавши это, старица Акилина просила подвести ее ко гробу и когда приложилась к нетленному телу, тотчас же дикое мясо, величиною с яблоко, висевшее у ней над глазом, отвалилось прочь и она стала видеть так ясно, как бы не была и слепою¹⁵⁴. Священники и народ, бывшие свидетелями столь дивного исцеления слепой, прославили Бога за дарование им такого врача и молитвенника и поспешили построить для мощей его часовню.

В древнем рукописном сказании о чудесах св. Кирилла не означено, когда именно обретены были его мощи и сколько лет они почивали в часовне. По мере того, как распространялась весть об обретении св. мощей и о происходящих от них исцелениях, народ все более и более начал прибегать к молитвенному ходатайству праведного Кирилла и собираться к часовне для поклонения его гробу, многие по вере своей получали исцеления от различных недугов, что еще более возбуждало веру и ycepдиe к угоднику Божию. Так крестьянин Макарий Майко, находившийся в расслаблении десять недель, когда по обещанию своему привезен был к часовне и по совершении молебствия приложился к гробу праведного Кирилла, тотчас же почувствовал себя совершенно здоровым.

Отрок Феодор, сын священника Иоакима Черноногова, десять лет страдал глазною болезнью, так что уже ничего не видел, к тому же над левым глазом выросло у него дикое мясо, величиною с яйцо. Когда отец привез его к часовне и отправлено было о вем молебствие, отрок приложился ко гробу св. Кирилла в это время нарост еад глазом отвалился и он стал видеть все ясно.

В лето 7071 (156З) бысть на Вельске у Николы чудотворца диак, именеыь Феодот, той в пианстве по грехом мучим. был бесы на многи дни и во исступление ума прииде. Когда близкие в нему люди привезли его в часовню и приложили ко гробу св Кирилла, ему стало легче и он пришел в сознание. Чтобы совершенно избавиться от бесовского нападения, Диак стал молиться в уединении пред образом пр. Варлаама Хутывского и во время молитвы услышал от образа глас: «иди, помолись Кириллу чудотворцу». По три ночи он ходил молиться при гробе св. Кирилла, избавился от нападений врага и стал совершенно здоров.

Того же 7071 (1563) года Вельский священник Дионисий во время служения молебна праведному Кириллу, по невежеству своему, похулил словом угодиика и за свою дерзость подвергся страшному наказанию Он тотчас же лишился ума и пачал бесноваться и говорить нелепости, так он страдал дотоле, пока не сознал своей вины,пока не загладил ее слезами и покаянием и не выпросил себе прощения.

В 7075 (1567) году женщина Мария одержима была столь сильною горячкою, что лишилась от нее рассудка и стала бегать по улицам, как бесноватая. Когда родственники, по обещанию своему, привели се в часовню и по совершении о ней молебствия приложили ее ко гробу праведного Кирилла, то горячка тотчас же прошла, она стала здоровою и пришла в рассудок.

В 7079 (1571) году Ермолай, крестьянин Устюгского уезда Пешемской волости, был нездоров глазами так сильно, что ничего не видел, – на глазе была язва и его совершенно выворотило с места. В сонном видении ему было сказано: «обещайся ежегодно ходить в Вельск на поклонение мощам праведного Кирилла», больной дал это обещание и пробудившись от сна стал хорошо видеть, язвы на глазе его уже не было.

В 7081 (1573) году в Вельске у церкви Николая чудотворца служил черный священник Герасим. Видя множество богомольцев, приходивших для поклонения мощам праведного Кирилла и наслушавшись о происходивших от них исцелениях, он возимел желание посмотреть их. Однажды после вечерни он пел молебен праведному Кириллу в часовне и будучи в то время пьян, хотел открыть гроб, чтобы удовлетворить своему любопытству. Лишь только осмелился прикоснуться к нему, как невидимая сила Божия, осеняющая мощи святых, далеко отбросила его от гроба и ударила о пол так сильно, что он едва мог встать и выйти из часовни, раскаиваясь в своей дерзости.

В 7089 (1581 ) году Юрий, пономарь церкви Николая чудотворца и Иоанна Милостивого в Вельске, был нездоров и 10 недель ничего не слышал. Когда, по обещанию своему, он стал молиться праведному Кириллу и 15 числа августа придя в часовню приложился к его гробу, то как будто сильный гром грянул в ушах его и Юрий стал слышать по-прежнему. – В том же году Бог исцелил молитвами праведного Кирилла отрока Иасона, страдавшего опухолью груди, которая у него была тверда как камень. Болезнь с каждым днем усиливалась и угрожала неминуемою смертью. Но когда родители отрока стали молиться праведному Кириллу и положили обещание ехать в Вельск для поклонения его гробу, отрок, едва дышавший, вдруг пробудился как бы от сна и стал здоров.

Киприан, крестьянин Устюгвского уезда Пежемской волости, был в таком расслаблении, что не владел всем телом Положив обещание поклониться гробу праведного Кирилла, он велел везти себя в часовню и когда по совершении молебствия, был приложен ко гробу чудотворца Кирилла, внезапно почувствовал себя совершенно здоровым.

В 7994 (1586) году женщина Татьяна целое лето страдавшая глазною болезнью и ничего невидевшая, когда, по своему сбещанию, была приведена в часовню и по совершении молебствия Всемилостивому Спасу и праведному Кириллу, приложилась к его гробу, тотчас же прозрела.

Часовня, наскоро построенная при обретении мощей св. Кирилла, была мала и не могла вмещать множества приходивших богомольцев, к тому же от времени она пришла в ветхость и нисколько не соответствовала тому уважению и усердию, какое народ оказывал святым мощам. Наконец и самые мощи со времени их обртения оставались по прежнему закрытыми, как бы под спудом, так что новые Вельские священнослужители, посвященные после обретения мощей, ничего о них не знали и самых мощей не видали. Вследствие всего этого «в лето 7095 (1587) г. сентября в 1 день на Вельском у Николы чудотворца священнослужители отпевше собором обедню, начали между собою советовать и рече священник Феодот священнику Михаилу и диакону Симеону: отпоем собором молебен в часовне преподобному¹⁵⁵ Кириллу чудотворцу, где его гробница стоит и его преподобного мощей досмотрим, есть ли он тут в гробнице во плоти или в персти его мощи, что от гроба его великое чудотворение бывает, а про его мощи неведомо, токмо единому Богу сведущу?» – Буди воля Господня, сказали в ответ священник с диаконом и все трое во всем сану, как служили обедню, шедше в часовню и отпев молебная, вскрыша верхнюю дцку гроба и узреша мощи его (Кирилла) во плоти, ни чим же вредимы, а губу верхнюю земли отда, и образом млад, а саван и срачица на нем яко вчера положены и не истле никакоже, а гроб его не изгни и невредим ничим же. И повелеша священницы звонити во вся колокола и бысть радость неизреченная и начаша священницы и весь народ от радости плакатися. И посоветовавшее священницы гроб его понесоша на главах своих в церковь великого чудотворца Николы и поставиша среди церкви и начаша пети над ним нагробная провождения со псалмы и песии и посем отпеша панихиду великую и поставиша гроб его в церкви Николы чудотворца по страну алтаря к правой стене и освятиша весь народ покропивше и совершивше молебная Всемилостивому Спасу и Пречистой Его Матери и Николе чудотворцу и преподобному чудотворцу Кириллу¹⁵⁶«. Из того, что священники советуются между собою, как бы незная что делать, что решившись только осмотреть мощи, они вдруг переносят их в церковь, о чем не было сперва и речи, из того далее, что они действуют при этом своеобразно – начинают молебном св. Кириллу в часовне, а потом над ним же поют надгробные провождения и панихиду – видно, что они не имели для этого никакого указания и распоряжения епархиального начальства и по отдаленности от Новгорода и по своей простоте действовали едва ли с ведома и благословения Новгородского владыки, к епархии которого принадлежали. Но очевидно была на то воля Божия и св. Кирилл как бы спешил оправдать поступок священников, ознаменовавши перенесение своих мощей новым чудом. В тот же день (1 сент.) у гроба его получил исцеление отрок Симеон, сильно страдавшиий болезнью чрева, от которой тогда страдали многие, а не мало и умирало.

Спустя после сего две недели (16 сент.) в один день последовало два чуда – Стефан, пятилетний сын Вельского диакона Симеона, был опасно болен и находился при смерти: у него заболело горло, так что мальчик 4 недели не говорил, а только хрипел. Когда родители его стали призывать на помощь праведного Кирилла и совершили молебствие у его мощей, отрок тотчас выздоровел. Другой больной страдал расслаблением и пять дней не владел ни руками, ни ногами Он помолился пр. Симеону столпнику и праведному Кириллу, положил обещание отпеть им молебен и когда молебен был отправлен, стал здоров.

Крестьянин Иван Васильев из Кьянды¹⁵⁷ подвергался припадкам беснования и 10 недель находился вне ума. Когда отпели о нем молебен праведному Кириллу и приложили его к св. мощам, он пришел в сознание и стал здоров. В октябре (16 ч .) получила исцеление при мощах св. Кирилла одна Вельская женщина Феодосия, десять недель страдавшая распространенною тогда болезнью чрева, – За неделю до Филиппова заговенья (5 ноября) семнадцатилетняя дочь Андрея Коротаева девица Иулитта, страдавшая полсемы недели глазами, когда приложилась к мощам св. Кирилла, сделалась здорова.

Жена Вельского священника Михаила 25 недель одержима была лихорадкою (трясавичною болезнью), когда же, по обещанию своему, отпела молебен праведному Кириллу и приложилась к мощам его, лихорадка ее оставила и она возвратилась в дом свой совершенно здоровою.

Последним в древней рукописи записано следующее чудо. Некто Созонт на Ваге выстроил себе новый дом, «нача человеческая мудровати и часа добра прехождению своему искати». Чтобы в счастливый день перейти на новоселье, Созонт, обошедши всех знахарей, пришел за советом и к приходскому своему священнику, который и назначил ему днем новоселья субботу. Но когда Созонт перешел в новый дом, то вскоре начали хворать его домашние, а затем и сам он заболел горячкою и в течение десяти дней бредил и кричал днем и ночью не в уме. Однажды в полдень, когда больной на несколько времени пришел в сознание и стал засыпать, он увидел молодого человека, который вошел в комнату и сел в головах его постели. «Кто ты»? спросил его Созонт. Я Кирилд Вельский и пришел посетить тебя. – Созонт со слезами стал просить св. Кирилла о помощи и избавлении от болезни. «Иди, отвечал ему явившийся, на Вельский погост, вели отпеть молебен Кириллу и будешь здоров». Не могу идти, потому что ноги у меня опухли от болезни, да к тому же и денег нет у меня на молебен. – «Когда не можешь идти ныне, сказал ему святой, то ты хоть обещайся сходить помолиться Кириллу, когда будешь здоров, и ежели не имеешь денег, чтобы заплатить клирошанам за молебен, то у тебя много капустного семени, тем и заплати, а про меня расскажи всем, что ты видел». Сказавши это, юноша стал невидим, а Созонт, пробудившись от дремоты, почувствовал себя совершенно здоровым.

Долго ли мощи св. Кирилла почивали в Никольской церкви – неизвестно, но когда церковь сгорела, то и он сделались жертвою пламени, так что после пожара собрано было от и их только несколько костей, которые и хранились в ящике, в алтаре нынешней каменной Троицкой церкви. Так как мощи праведного Кирилла, несмотря на долговременное пребывание их открытыми, никогда не были свидетельствованы высшею церковною властью и имя его осталось почему-то невнесенным в древние святцы, то по образовании из Вельского погоста города Вельска при настоятеле собора протоиерее Осокине перестали призывать Кирилла Вельского в церковных службах, а чтобы удовлетворить требованию народа, привыкшего к торжественному празднованию его памяти (9 июня), один из престолов кладбищенской церкви посвятили Кириллу Белозерскому, празднуемому в тот день церковью. Остатки мощей праведного Кирилла, сделавшиеся предметом любопытства, священник Иоанн Алексеевский скрыл в землю под одним памятником на престольных местах прежних сгоревших церквей. Но икона праведного Кирилла и доныне стоить в иконастасе теплого собора и народ глубоко уважает своего отечественного угодника и почитает его память.

Кирилл Важеский под 9 июия упоминается в полном месяцеслове востока (част. II, указатель III, стр. 404), но нет его ни в историческом словаре, ни у Филарета Черниговского.