Они служили в Летово... Архимандрит Иоанн (Крестьянкин), Архиепископ Глеб (Смирнов), Протоиерей Виктор Шиповальников

Победитель монголо-татар в Куликовской битве святой благоверный князь Дмитрий Донской, освободитель Москвы от поляков князь Дмитрий Пожарский, великий русский поэт Сергей Есенин, архиепископ Глеб (Смирнов), архимандрит Иоанн (Крестьянкин)... Все эти имена прямо или косвенно связаны с почти исчезнувшим ныне селом Летово, находящимся в Рыбновском районе Рязанской области.

Очень интересно своей историей это село. Одной из его тайн является происхождение названия. Оно имеет любопытные версии, связанные с исторически значимыми событиями, происходившими на рязанской земле.

По народному преданию, раньше Летовом называли село Старолетово, существующее и доныне. Есть легенда, что при нашествии на Русь монголо-татар в этих местах целое лето простоял хан Мамай. Поэтому ближайшее к стоянке Мамая поселение получило название Летово. Но со временем рядом с ним возникло новое селение, причем название Летово перешло на него, а прежнее стало называться Старолетовом. Однако в «Рязанском топонимическом словаре» под редакцией А. В. Бабурина говорится, что «историю села Летово следует начинать со времени сооружения Большой засечной черты. По некоторым данным, Летово получило свое название по имени (по другим источникам – по прозвищу) казака Лета, основавшего деревню в середине XVI в., когда он находился на постройке, а затем на службе на засечной черте. Население деревни состояло из служилого люда и за счет него же пополнялось». Статус села оно получило в конце XVIII века.

Засечная черта, одним из строителей которой был казак Лета, являлась тогда очень важным оборонительным сооружением для крепнущей Московской Руси. Эта черта сооружалась из порубленного, «засечного» леса. Из него делали завалы, а из заостренных бревен ставили ограду, препятствующую продвижению противника.

Большая засечная черта на рязанской земле проходила вдоль бассейна речки Вожи. Время от времени она «поновлялась», то есть ремонтировалась. В 1614 году князь Дмитрий Пожарский, проверяя состояние засеки, захватывающей окрестности нынешнего села Летово, обратил особое внимание на ее неисправности в районе деревни Перекаль и лично сделал предложения по их исправлению. Такое внимание к Вожской засечной черте было связано с тем, что с южной стороны речки Вожи на московские земли нападали кочевники. Именно здесь в 1378 году проходила знаменитая битва войск князя Дмитрия Донского и примкнувших к нему рязанских полков с монголотатарскими ордами. Войско князя двигалось навстречу противнику как раз со стороны села Летово и вполне может быть, что Дмитрий Донской останавливался в нем станом. Но пока это является для нас еще одной тайной.

Как известно, Вожская битва, происходившая на рязанской земле за два года до Куликовской, стала первой победой русичей над казавшимися тогда непобедимыми татарскими завоевателями.

Не прошло и столетия после этой битвы, как Летово, в котором при казаке Лете было около десяти дворов служилых людей, выросло в большое поселение. К тому времени в нем уже была деревянная церковь в честь святых врачей бессребренников Космы и Дамиана, которая впервые упоминается в окладных книгах 1676 году.

А про существующую ныне церковь в «Историко-статистическом описании церквей и монастырей Рязанской епархии» говорится, что она построена в 1819 году помещиком Кошелевым.

Однако согласно документам Государственного архива Рязанской области нынешняя Космодамианская церковь «построена в 1900–1902 годах тщанием бывшего прихожанина села Летово... мещанина Игнатия Веревкина на собственные средства, с помощью разных благотворителей. Зданием каменная, с таковою же трапезною церковью и колокольнею в одной связи, крепка и покрыта железом». Эта церковь помимо главного престола в честь Космы и Дамиана имеет еще два престола – в честь святителя Игнатия Ростовского и в честь преподобного Иоанна Лествичника. Кроме того, два престола были освящены в трапезной: Александро-Невский и Никольский. В церкви служили один священник и псаломщик, которые жили в домах, построенных «тщанием членов притча».

Но недолго, всего пятнадцать лет, спокойно, с верой и благоговением молились в этом храме прихожане. В 1917 году грянули сначала Февральская, а потом и Октябрьская революции, сломившие развитие русского православного государства. Церкви начали одна за другой закрываться безбожной властью, а вера во Христа стала считаться преступлением.

Однако Космодамианский храм не закрывали вплоть до конца 1930-х годов.

Со всей округи стремились тогда попасть в него верующие. Как знать, может, и заходил в него поставить свечу покровителю путешествующих поэт Сергей Есенин, который до самой своей гибели от рук безбожников сохранил веру во Христа. Ведь дорога от Константиново до железнодорожной станции Дивово пролегала тогда полевым путем, проходившим недалеко от села Летово. Именно по ней Есенин отправлялся в Москву или же вновь приезжал на родину.

«Эти места – есенинские» – не раз подчеркивал архиепископ Глеб (Смирнов), который в рукописи книги «Косма и Дамиан» так описывал красоту природы в окрестностях села Летово: «Какое необыкновенное сочетание в местной природе. Полевые просторы, хлебные поля и овощные плантации, среди которых проглядывают цветущие делянки лугов. Вправо от дороги, будто уложенными копнами, разросся непроходимый ракитник, а ввысь от ракит, смешанных с цветущим шиповником, простирается дикий кустарник. Сколько же на ветвях этих диких растений расположилось певчих птиц! Ракитная заросль служит обителью соловьям. В ней они красотой песен украшают неумолкаемые хоры других птиц».

Как знать, не навеяны ли некоторые строчки стихотворений Есенина видами летовских окрестностей и трелями певчих птиц, например:

Без шапки, с лыковой котомкой,

Стираю пот свой, как елей,

Бреду дубравною сторонкой

Под тихий шелест тополей...

И по кустам межи соседней,

Под возглашенья гулких сов,

Внимаю словно за обедней

Молебну птичьих голосов.

В 1918 году Есенин приезжал в Константиново со своими друзьями Л. Кеннигисером и А. Ганиным, которых возил в Иоанно-Богословский монастырь и в близлежащие храмы, одним из которых вполне мог быть Космодамианский.

Думается, есениноведам еще предстоит разгадать тайну пребывания Есенина в Летово.

Кроме того, имя Есенина косвенно может быть связанным с этим селом и еще по одной причине. По данным рязанского есениноведа Владимира Башкова, в 1930-х годах один из крестьян близлежащего к Константиново села приобрел сруб от разобранного дома деда поэта Федора Андреевича Титова. Именно в этом доме провел Сергей Есенин четыре года своего детства. И вполне возможно, что покупатель был из Летово, куда он и перевез дом Титова.

Интересно отметить, что в середине XX века при Космодамианской церкви жила схимонахиня Пиама, которая в константиновской школе сидела с Сергеем Есениным за одной партой. Она вспоминала, как он за копейку писал сочинения нерадивым ученикам.

Интересные воспоминания оставила Клавдия Илларионовна Евстафьева, более полувека прослужившая старостой Космодамианской церкви.

Она помнит, как в конце 1930-х годов церковь закрывали. «Безбожники разорили иконостас, – рассказывала она, – разворовали церковную утварь. Двери храма открыли настежь и въезжали в него на лошадях, оскверняя святое место. Настоятеля, отца Иоанна Орлова арестовали. После он «пропал без вести» в Архангельской области».

Во время Великой Отечественной войны церковь передали Рязанской епархии. Вновь потянулись в нее верующие. Восстанавливать Космодамианский храм было трудно и небезопасно. Отстраивал его настоятель иеромонах Дорофей. Он-то и поставил меня старостой.

Особенно же запомнился другой настоятель – протоиерей Иоанн Смирнов, ставший впоследствии архиепископом Орловским и Брянским.

В 1960 году вторым священником в Космодамианской церкви назначили отца Иоанна Крестьянкина, будущего архимандрита Псково-Печерского монастыря, великого старца и проповедника земли русской.

Отец Иоанн Крестьянкин был ростом невысок, а отец Иоанн Смирнов, наоборот, был рослым, высоким человеком. Так их в народе и звали – Иван Большой да Иван Маленький. А сомолитвенником и близким человеком для них обоих был отец Виктор Шиповальников. Об этих батюшках, каждый из которых в свое время служил в Космодамианской церкви села Летово, и рассказывается в этой книге.

На рязанскую землю отец Иоанн Крестьянкин прибыл из Пскова, откуда был вынужден в буквальном смысле бежать, спасаясь от возможного ареста.

А посадить в тюрьму его хотели за активную деятельность по реставрации псковского Троицкого собора, в котором он служил священником после пяти лет заключения в лагерях.

– Знаете, за что вы сидели? – спросил начальник лагеря отца Иоанна, выпуская его на волю.

– Нет, не знаю.

– За то, что вы вместо того, чтобы идти за народом, сами повели его за собой.

Но, вернувшись из ссылки, отец Иоанн остался верен себе и обетованию Божией Матери, являвшейся ему в заключении и сказавшей: «Ты будешь нужен людям!»

В Пскове отец Иоанн поновлял не только обветшалый собор, но души своих прихожан. За такое дерзновение вновь стал грозить арест.

Батюшка, предупрежденный об этом, быстро собрал вещи и в одночасье покинул Псков.

Прихожане были разочарованы: «Мы-то думали, он наш истинный пастырь, а он...»

Нет, отец Иоанн никогда не был ни лицемером, ни трусом. Прошедший в лагерном заключении через издевательства и пытки, он, не сломленный духом, всегда учил ничего не бояться в жизни, кроме греха.

Просто тогда не мог объяснить своей пастве, что скрыться от преследований его благословил духовник, игумен Иоанн Соколов. А послушание и безоговорочную веру в Божий Промысл отец Иоанн Крестьянкин ставил в христианстве превыше всего.

«Главное в духовной жизни, – говорил он,– вера в Промысл Божий и рассуждение с советом... «Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его» – это премудрый Соломон на себе проверил... Свидетельствую я, что лучшего и вернейшего пути нет, как жить по воле Божией. А волю Божию нам ясно являют обстоятельства жизни.»

Так в 1957 году обстоятельства жизни привели отца Иоанна в Рязанскую епархию. Поспособствовал ему в этом духовно близкий человек, ключарь рязанского Борисоглебского собора отец Виктор Шиповальников.

По воле Божией именно на рязанской земле началось проявление духовных дарований батюшки Иоанна Крестьянкина.

Став скромным сельским священником, он познавал жизнь простого народа, как говорится, изнутри. У деревенских простецов учился духовной мудрости и, приумножив ее, начинал учить других.

Когда прославляют какого-либо святого, в церковном песнопении поется: «По имени и житие твое». Иоанн Крестьянкин стал пастырем крестьян. Благодатным пастырем. Само имя Иоанн значит «благодать Божия».

Митрополит Рязанский и Касимовский Симон, возглавлявший Рязанскую кафедру с 1972 по 2002 год, говорил о благодати, что она, хотя и невидимая, но видимо проявляется на человеке. «Она видна на его лице, – говорил владыка, – слышна бывает в разговоре. Как сладка беседа с таким человеком! Часто одно слово облагодатствованного человека целый камень снимает с наболевшего сердца, и на душе становится так легко, радостно, благодатно!»

Те, кто виделся с отцом Иоанном Крестьянкиным, в своих воспоминаниях описывают именно такие чувства.

Художник-реставратор Савва Ямщиков, впервые встретившийся с ним на рязанской земле, написал о своем впечатлении: «Навстречу из врат храма удивительной, легкой походкой – как будто не шел он, а парил в воздухе, – с доброжелательной улыбкой вышел сияющий, радостный батюшка. Глаза его искрились любовью, как будто к нему приехали не чужие, незнакомые люди, но его близкие родственники...

Он поразил нас своим тактом, элегантностью, доброжелательностью. Это несмотря на тяжелые испытания, через которые ему удалось пройти по жизни...

На первый взгляд он был воздушным, нереальным, ангельским человеком...»

Конечно, Савва Ямщиков, будучи творческим человеком с тонкой натурой, при близкой встрече увидел отца Иоанна именно таким. Но в быту, в повседневности благодатный батюшка был вполне земным человеком, обремененным житейскими проблемами и конкретными священническими обязанностями.

Первым приходом в Рязанской епархии стал для отца Иоанна Крестьянкина Троицкий храм в селе Ясаково (до 1925 года – Троица-Пеленица). Этот храм был когда-то соборным храмом существовавшего здесь монастыря. В нем находилась чудотворная икона Пресвятой Троицы, по преданию приплывшая в эти места на пелене. Потому и монастырь называли Троице-Пеленицкий. Это же название перешло впоследствии на образовавшееся здесь село.

По прибытии батюшка стал сразу же заботиться о ремонте Троицкого храма, поскольку прогнившая крыша грозила обвалом. Кроме этого, он решил тайно написать для него большие иконы. Тогда сделать все это казалось невозможным по материальным причинам и небезопасным по причинам политическим. К примеру, в 1962 году в Рязанской епархии судили священника Константина Гаврилова и монахиню Фиву (Климентовскую) только за то, что через них епархия приобретала в Москве кровельное железо для ремонта храмов.

Однако политические причины не устрашили отца Иоанна Крестьянкина, а материальные трудности разрешились сами собой после того как из Москвы в Троицкую церковь стали приезжать почитатели отца Иоанна, его бывшие прихожане.

Благодаря их стараниям и труду ясаковских прихожан за один сезон была отремонтирована крыша и побелены стены храма.

А вскоре в Ясаково появилась художница, которая писала этюды. Но это для отвода глаз. По ночам по благословению батюшки Иоанна в Троицком храме при закрытых дверях, при заставленных щитами окнах она работала над иконами. И вот в один прекрасный день во внешних нишах церковных стен появились большие, видимые издалека иконы.

Это было для ясаковцев неожиданным праздником души. Все с изумлением смотрели на искусно выполненные впечатляюще большие иконы.

А кроме этого отец Иоанн приятно удивил своих прихожан тем, что, благословясь у настоятеля Троицкого храма игумена Дорофея, перестал брать вознаграждения за церковные требы. Весть об этом быстро распространилась по Рязанской епархии. Казалось бы, хорошее, благое дело, однако оно вызвало неодобрение среди рязанских иереев. Вскоре к отцу Иоанну Крестьянкину прибыла делегация от многодетных священников.

– Теперь прихожане других храмов будут приводить ваш пример в своих приходах. Но как же быть многодетным священникам? Им же детей кормить надо!

Он был крайне озадачен и позднее вспоминал этот случай как урок того, что может случиться, когда проявляется ревность не по разуму.

Однако по Божьему Промыслу эта ситуация вскоре разрешилась. В декабре 1959 года бессребренник иерей Иоанн Крестьянкин был переведен в храм в честь бессеребренников Космы и Дамиана.

К тому времени при этом храме была организована небольшая общинка из разоренных женских монастырей. Тайно совершались и постриги. И батюшка Иоанн стал для матушек общинки не только духовным руководителем, но и заботливым отцом.

Вежливым, обходительным запомнился он летовским монахиням. Его деликатность характеризует следующий случай. Каждая из матушек выполняла свое послушание: Платонида пекла просфоры, Евдокия занималась шитьем, матушка Еннафа, старенькая монахиня, пела на клиросе. Раньше она обладала красивым, бархатным голосом. Но ко времени приезда в Летово отца Иоанна Крестьянкина голос у нее ослаб. На клирос пришли певчие из молодых послушниц. И тогда, чтобы утешить сестру Еннафу, батюшка Иоанн благословил ее читать в алтаре записочки о здравии и упокоении. И даже поставил для нее в уголке алтаря креслице для отдыха.

Как-то он заметил, как одна женщина опустила в кружку для пожертвований три копейки. Увидев батюшку, она сильно застыдилась оттого, что так мало пожертвовала. А отец Иоанн, помня о лепте евангельской вдовы, с таким воодушевлением отблагодарил эту женщину, что она сразу преодолела смущение и у нее появился молитвенный настрой.

Но при необходимости отец Иоанн был очень даже строг. Летовские старожилы помнят, как однажды одну прихожанку он даже из храма вывел из-за того, что она нарушила свое обещание. Дело в том, что, читая женщинам, совершившим аборт, разрешительную молитву, он брал с них слово, что повторять его они не будут. Но одна из женщин совершила грех аборта повторно и опять пришла к нему за разрешением греха. Очень рассердился тогда батюшка. «Как же так, – сказал он, – ты же ведь слово давала, крест целовала! И, нарушив обещание, вновь совершила тяжкий грех детоубийства!»

Отец Иоанн очень любил детей. Радовался, даже сиял весь, когда приносили младенчиков для крещения. Он даже прощал молодых мам за то, что они редко посещают храм. «Да, у тебя есть причина, – говорил он одной матери, – силы у тебя на ребеночка уходят. Но ты не переживай, его ангел за тебя молится. А в храм все же старайся приходить как можно чаще, без него сердце может зачерстветь».

Когда батюшке привозили вкусные угощения, он припрятывал их, а потом дарил детям. Однажды девочку он угостил сушеными бананами. Она впервые видела такую еду и с удивлением спросила, откуда батюшка ее взял. А батюшка с лучистой улыбкой сказал:

– Как откуда? Со своего стола!

Проповедуя в летовском Космодамианском храме, отец Иоанн говорил: «Прошу тех, кто готовится привести своих детей на причастие, не убеждать их, что оно сладкое, что оно медок. Грешно говорить, что святое причастие вещественно. Да и детишек нельзя обманывать. Говорите им истину, по Божьему вразумлению они все поймут».

Женщинам батюшка советовал быть для своих дочерей не просто мамами, но самыми близкими подругами, такими, которым можно доверить все. А более всего звал он свою паству научиться любить друг друга.

Однажды с отцом Иоанном произошел случай, который просто поразил его своей поучительностью в вопросе о любви к ближним. Он готовился к проповеди. А к слову с амвона он относился очень ответственно. Тем более батюшка хотел сказать слово о любви. Проповедь он писал днем, запершись в своем доме. Вдруг слышит стук в дверь. Увлекшись работой, отец Иоанн не стал открывать. Пусть, мол, думают, что меня нет дома. Стук повторялся несколько раз, но батюшка так и не открыл дверь. Вечером, когда работа была закончена, он встал из-за стола и вдруг вновь услышал, что кто-то стучится к нему. Он открыл и увидел соседку.

– Я уж заходила несколько раз, – смущенно сказала она, – да вас дома не было. А мне надо у вас немножечко денег занять, а то даже хлеба не на что купить.

Молодой иерей вспыхнул, покраснел, не знал, куда глаза девать. Подготовленную проповедь он никогда не произнес, она стала для него обличением, а сам урок запомнил на всю жизнь.

Позднее отец Иоанн писал: «Любовь к человечеству – словесный блуд, любовь к человеку конкретному, на нашем жизненном пути Богом данному, – дело практическое, требующее труда, усилия, борьбы с собой, со своей леностью».

Злонравие, гневливость батюшка считал отвратительным пороком.

«Вот вы все люди, – говорил он, – а ведь в ярости можете покусать друг друга. Да, да, именно покусать. Пусть не зубами, а словами. Но по слову Иоанна Златоуста, «гораздо хуже кусающихся те, которые делают зло словами. Первые кусают зубами тело, а последние угрызают словами душу». Молю вас – не кусайте друг друга!»

Батюшка Иоанн Крестьянкин проповедовал много и охотно, но были прихожане, которые тяготились его длительными проповедями. Протоиерей Иоанн Смирнов писал: «Отец Иоанн, большой знаток проповеди, часто говорил или читал их пространно. Мог говорить их полчаса, час, а то и более часа. Часть прихожан иногда тяготились такой пространной в общей сложности службой, так как приходили в церковь издалека, а другие прихожане очень приветствовали его за длительные богослужения, особенно те, которые часто к нему приезжали, считая себя его духовными детьми.

Надо сказать, что по своей пылкости и боголюбию о. Иоанн пользовался значительным авторитетом у верующих людей, и если бы были для того условия в то время, за ним пошло бы очень большое количество верующих людей, потому что он очень умел проявить сочувствие к страждущим».

Совершая богослужения и требы, занимаясь проповеднической деятельностью, батюшка Иоанн Крестьянкин много сил отдавал и делу внешнего благоустройства Космодамианской церкви.

Добывал средства на ремонт храма. Хлопотал о тайных покупках необходимых стройматериалов, которые на случайных машинах, на электричках доставлялись ему из Москвы добровольными помощниками. Сам ездил в столицу к знакомым, чтобы договориться о пошиве напрестольного плата для летовской Космодамианской церкви. Настоятель церкви протоиерей Иоанн Смирнов в рукописи воспоминаний о своем служении в Летово характеризовал отца Иоанна так: «Отец Иоанн действительно одарен Богом пылкой натурой и стремительным характером в деле устроения вверенного ему храма и верующих людей.. Отец Иоанн любил всегда быть в приходе вторым священником, но деятельность свою проявлять первостепенную, а поэтому создавалось впечатление у всех людей, которые имели отношение к нему и к церкви, что о. Иоанн старше настоятеля как по возрасту, так и по опыту деятельности».

Сложившиеся тогда взаимоотношения отца настоятеля Иоанна Смирнова и второго священника Космодамианской церкви иерея Иоанна Крестьянкина весьма поучительны. «В устроении хозяйственных и церковных дел мой сослужитель не очень прислушивался к настоятелю, поступал самостоятельно, несмотря на то что достаточного опыта к тому не имел, а поэтому эти самостоятельные дела часто совершались непланомерно, а стихийно и не приносили должной пользы...

Но большое расхождение в складе характеров о. Иоанна и моего нам не мешали в искренности и единении духа в наших отношениях, постоянно удавалось обретать братское любвеобилие...

Уступая друг другу в порывах и желаниях, мы постоянно находили общее мнение в деле благоустроения церкви и ее всесторонней жизни. За период нашей совместной службы были установлены более четкие в уставном отношении богослужения, порядок и последовательность в совершении таинств и исполнении церковных треб не только в храме, но и в домах близлежащих селений, примерно в радиусе до пятнадцати километров. Нашим общим стремлением было обставлять церковные службы как можно торжественнее: иметь хорошие новые облачения из парчи или шелка, чтобы престолы, жертвенники, богослужебные столы и аналои покрывались красивыми пеленами, цвет которых должен был соответствовать празднику. Чтобы были красивые светильники...

Стало вменяться в практику украшение храмовых и праздничных икон живыми цветами не только в летнее, но и в зимнее время. Надо сказать, что при помощи Божией нам с отцом Иоанном удалось достичь многого, и мы надеялись, что милостью Божией все, что следует, будет исполнено в храме, который вверил нам Господь».

Очень интересные воспоминания о пребывании отца Иоанна Крестьянкина в Летово записала в Псково-Печерском монастыре его письмоводитель Т. С. Смирнова:

«В Летове у отца Иоанна появилось особое попечение о верующих тех окрестностей, где церкви были разрушены. На престольный праздник уже не существующего дома Божия батюшка отправлялся в ту деревню, к тем богомольцам, которые были лишены радости церковных служб. В каждой деревне, где некогда стоял храм, у отца Иоанна появились свои «уполномоченные по церковным делам». В основном это были старушки, которые готовили к приходу батюшки свою избу, а бабулек – к принятию Таинств, к службе.

Какими же благодатными были эти праздники, эти встречи с Божиими людьми. Старческие, испещренные морщинами лица, скудная претрудная жизнь. Но из-под белых платочков глядели на мир ясные глаза матерей и сестер, не утративших живой веры и живой молитвы к Богу, и часто это была молитва Иисусова.

К приходу священника в избе «уполномоченной» собирались богомолки. Большие тазы с песком были сплошь уставлены горящими восковыми свечами. Служба начиналась с молебна покровителю существовавшего здесь некогда храма. Старческими дребезжащими голосами, но с большим воодушевлением пели все собравшиеся. После молебна совершались исповедь, соборование, причастие, а завершали моление панихидой.

А какие были исповеди! Свои детские проступки и шалости старицы омывали слезами.

Рассказы батюшки об этих благодатных службах исполнены благодарностью Богу, благодарностью дорогим рязанским простецам – деревенским женщинам, которых он учил и у которых учился сам. Умудренные суровой жизнью и ею получившие просвещение души, они нередко приоткрывали перед ним глубину своего восприятия происходящего, заглядывая далеко вперед. И вспоминал он их простую речь, исполненную прозрений».

Благодарность Господу за пребывание на рязанской земле отец Иоанн пронес через всю жизнь, ведь в то время на ней просияло великое множество угодников Божиих. Свои старцы и старицы, блаженные и юродивые были практически в каждом районе. Здесь, на Рязанщине, воочию можно было убедиться в верности поговорки «не стоит село без праведника».

Только в Шацком районе их было более двадцати! Особенно почитаемыми являлись сестры Петрины из села Ялтуново – Анисия, Матрона и Агафия. Духовный авторитет этих стариц был настолько высок, что за советом к ним приезжал архимандрит Кирилл (Павлов). На память о встрече он подарил сестрам свою фотографию.

Служа в Летово, отец Иоанн Крестьянкин встречался с ялтуновскими подвижницами и многому учился у них.

Будущий архимандрит Иннокентий (Просвирин), который также общался с сестрами Петриными, говорил, что их мудрость сравнима с мудростью подвижников-богословов. Вспоминая свои беседы с Анисией, Матроной и Агафией, он подчеркивал, что их слова и речь были настолько благодатны, что создавалось впечатление, будто Сам Дух Святой говорит через этих стариц.

Встречался отец Иоанн и с другой подвижницей веры и благочестия – блаженной Пелагеей, жившей в селе Захарово.

Настоятель Космодамианского храма протоиерей Иоанн Смирнов (впоследствии архиепископ Глеб) часто ездил к ней за духовным советом. По-видимому, он-то и познакомил с этой подвижницей батюшку Иоанна Крестьянкина.

Блаженная Пелагея обладала даром прозорливости. Еще задолго до начала Великой Отечественной войны она предсказала ее начало. Предсказала и Победу, и восстановление храмов и монастырей. Причем о возрождении Церкви в России она говорила во время очередных гонений на нее, когда глава Советского государства Н. С. Хрущев обещал вскорости показать по телевизору последнего попа.

Предсказания блаженной Пелагеи укрепляли народный дух и конечно же помогали отцу Иоанну Крестьянкину преодолевать испытания, выпавшие на его долю в то время.

В годы служения батюшки в Летово комсомольские активисты решили угрозами заставить прихожан не ходить в Космодамианскую церковь. Во время служб они стали бросать в ее окна камни, которые вместе с осколками стекла пролетали над головами молящихся. Около церкви устраивались шумные гулянья, а когда верующие выходили после служб из храма, в их адрес сыпались угрозы и оскорбления.

Студенческая молодежь и дальние паломники, стремившиеся попасть на службу к отцу Иоанну, стали пробираться в Космодамианский храм, таясь от встречных, пережидали в лесочках и оврагах, которые были вокруг Летово. Источник духовной жизни, забивший на приходе, не иссякал. К батюшке шли и шли люди. Шли за духовным советом, за утешением, за молитвенной помощью. Шли, чтобы вместе с ним помолиться за богослужением.

Уходили же после служб и общения с батюшкой ободренные, утешенные, согретые общей церковной молитвой.

Комсомольские активисты, чувствуя бесполезность своих стараний, обозлились и стали посылать священникам Космодамианского храма письма с матерной бранью и угрозами физической расправы. Батюшка Иоанн собирал эти письма и в конце концов, связав их тесьмой, отправился в Рязань к уполномоченному по делам религий.

В первом же письме, которое тот развернул для прочтения, писалось: «Знайте, толстопузому архиерею мы кишки выпустим, а ты, очкарик, не задавайся, тебя мы с кривой Авдотьей на одном столбе повесим». И подпись: «Честное комсомольское».

Уполномоченный прочитал еще несколько писем с подобными угрозами и равнодушно пожал плечами:

– Это же анонимки.

Но отец Иоанн нашелся что ответить:

– Какие же анонимки, если на них стоит подпись государственной молодежной организации? «Честное комсомольское» – это же точный адрес исполнителей этой кампании.

Уполномоченный, по-видимому, понял, что дело запахло политическим скандалом.

– Можете быть свободны. Мы разберемся.

И ведь действительно разобрались. Угрозы прекратились сразу. А что было делать уполномоченному, если отец Иоанн поставил вопрос таким образом, что под угрозой оказался престиж комсомольской организации, призванной быть примером для всей молодежи.

Однако через некоторое время какие-то бандиты решились на преступление. Вот как, со слов отца Иоанна, пишет об этом случае Т. С. Смирнова:

«В ночь на 1 января 1961 года тени в масках и балахонах проникли в священнический дом, стоящий на отшибе, неподалеку от церкви. На хозяйственной половине, где обычно останавливались приезжие и жила старица Агриппина, было, кроме хозяйки, три человека: помощник батюшки во всяком строительном деле москвич Алексей Козин и еще двое паломников. Они не успели даже понять, что произошло, как оказались прикрученными электрическим проводом спина к спине. Прикручивая Алексея к Агриппине, разбойники увидели на плече его большой шрам – след войны, и, сочувственно запричитав над бывшим солдатом, немного ослабили ему узы, что потом позволило Алексею освободиться.

Дальше нежданные гости ушли на половину батюшки. После издевательств с требованием выдать ключи от церкви и деньги и получив ответ, что ни того ни другого у него нет, рассвирепевшие посетители прикрутили его руки к ногам за спиной, затолкали в рот накидушку и устроили обыск-погром, сопровождаемый непристойной бранью и побоями связанного.

Когда безрезультатные поиски закончились, был вынесен приговор – свидетеля убить. Насмехаясь над верой священника, его связанного бросили перед иконами «вымаливать себе рай».

Лежа на боку, батюшка возвел глаза к образу Иоанна Богослова, стоявшему в центре и забылся в молитве. Сколько он молился, не помнил, а когда забрезжил рассвет, услышал движение в комнате. К нему припал Алексей, думая, что батюшка мертв, но, убедившись, что он живой, дрожащими руками начал раскручивать провод, впившийся в тело. Не сразу опомнившись, он освободил от тряпки рот батюшки.

Вдвоем наскоро привели они в порядок разоренную комнату благодаря Господа: «Наказуя, наказа меня Господь, смерти же не предаде мя».

А утром батюшка служил. И в храме все с удивлением отметили необычное начало службы. Батюшка начал службу благодарственным молебном и поминал ночных своих посетителей, имена коих «Ты, Господи, Сам веси». И почти никто не понял, что он молился о разбойниках, которые «не ведают, что творят"».

В том же году отца Иоанна постигли еще два скорбных случая. Сначала скончался митрополит Николай (Ярушевич), который в 1944 году рукополагал Ивана Крестьянкина во диакона. Этот человек был очень дорог отцу Иоанну, поскольку он не только получал от него духовную помощь и поддержку, но и чувствовал с его стороны отеческое отношение.

А летом, в канун праздника Успения Божией Матери приход Космодамианского храма облекся в траур по поводу зверского убийства послушницы Марии.

Произошло это так. В Летово умирала старенькая схимница Агриппина. Умирала в полном сознании, с сиянием радости на лице. Прощаясь, она каждому говорила утешительные слова, а когда к ней подошла послушница Мария, схимница вдруг обняла ее и, прижав к себе, прошептала:

– А вот тебя-то я бы взяла с собой.

Священник Петр Юдаев прочел над матушкой Агриппиной молитвы на исход души и поспешил в храм на службу. А как только заблаговестили, матушка преставилась ко Господу.

Отец Иоанн Крестьянкин в это время находился в Некрасовке. И тогда, чтобы известить его о кончине схимонахини Агриппины, на почту, в соседнее село послали послушницу Марию. Она поспешила выполнить поручение, надеясь вернуться в этот же вечер. Однако ни вечером, ни утром не пришла. Начались поиски. Молодую послушницу нашли в лесополосе всю изрезанную, исколотую ножом.

После всего случившегося отец Иоанн вспомнил, как незадолго до этого в Пюхтицком женском монастыре тепло, с духовной пользой общался с блаженной старицей Екатериной. А когда пришло время прощаться, ее лицо вдруг исказилось отвратительной гримасой и она стала грубо ругаться. Отец Иоанн был ошеломлен, но, имея опыт общения с блаженными, подумал: «Ну, теперь надо ждать беды».

После гибели послушницы Марии батюшка вспомнил блаженную Екатерину, вспомнил, как несколько месяцев назад старица прозрела, что произойдет в Летово, на приходе Космодамианского храма. И понял, что своей руганью блаженная Екатерина приуготовила его к трагическому событию, которое могло крайне болезненно сказаться на его душевном состоянии. И смирился батюшка со всем происшедшим. «Смирение же всему покорилось, – пишет Т. Е. Смирнова, – смирение утешило, и всякий раз, когда боль оживала, смирение веянием своего тихого гласа вещало: «Тако надо. Тако изволи Господь. Буди имя Господне благословенно отныне и до века»

И Господь Своей силой противопоставил вражию беззаконию чистейшую сердечную молитву многих людей, боль их сердец и вечную молитвенную память об инокине Марии-мученице.

А память сердца, сотканная бедой, до последних дней жизни батюшки несла к престолу Божию молитву. И не иссякла она, и время притупило боль, но излечить ее совсем не в силах было и оно».

За оживление приходской жизни в селе Летово, за активное восстановление Космодамианского храма советские власти ополчились на его настоятеля и сослужащего ему священника.

Рязанский уполномоченный по делам религий настоял на их переводе в другие храмы. Как вспоминал протоиерей Иоанн Смирнов: «В 1963 году так сложились обстоятельства, что нас с отцом Иоанном перевели на различные приходы.

Отец Иоанн Крестьянкин был переведен в село Борец указом архиепископа Палладия от 15 сентября 1963 года, а я Указом того же архиепископа от 3 октября того же года в – город Михайлов.

Батюшка Иоанн Крестьянкин недолго прослужил в Воскресенской церкви села Борец Сараевского района. Через некоторое время его назначили на служение в Никольский храм села Некрасовка Ермишинского района, а весной 1966 года – в Никольский храм города Касимова. А всего через год указом Святейшего Патриарха отец Иоанн был определен в братию Псково-Печерского монастыря, где он и просиял как старец всея Руси».

Таким образом, за девять лет служения на рязанской земле батюшка поменял шесть приходов. Уполномоченному казалось, что, перемещая энергичного священника с прихода на приход, он не дает ему в полной мере использовать свои силы в исполнении пастырских обязанностей. Однако он даже и подумать не мог, что Господь и злые намерения через праведника претворяет в добрые дела. Так, в селе Некрасовка благодаря отцу Иоанну Никольский храм был буквально спасен от закрытия по причине непригодности здания к проведению богослужений. Вдохновленные его пастырским словом, прихожане активно взялись за восстановление порушенной святыни. По ночам, тайком, на себе доставляли они из Ермиши необходимые для ремонта материалы, рискуя быть подвергнутыми гонениям со стороны властей. Ведь уполномоченные крайне противились ремонтам церквей, надеясь, что они скоро сильно обветшают и по закону можно будет их закрывать как непригодные для богослужений.

Тогда же у батюшки проявилась и замечательная русская смекалка. А дело было такое. Кто-то из прихожан предложил батюшке кровельное железо для ремонта церковной крыши, которая была настолько худа, что в дожди вода потоками лилась на пол. Представьте себе положение, в котором оказался отец Иоанн. А вдруг это провокация, и если он возьмет железо, то об этом тотчас же донесут уполномоченному. И даже если не провокация, как покрыть крышу, чтобы никто не узнал... А храм взывает о помощи!

«Надо крыть! – решил отец Иоанн. – Господь нас не оставит, а мы постараемся не оплошать».

Вызвал из Москвы мастера на все руки Алексея Козина. Тайно, ночью перевезли железо. Не мешкая, вместе с Алексеем, отец Иоанн лично покрывал крышу. Работали ночью, без сна, без отдыха.

Через месяц явились представители органов и показали заявление о незаконном приобретении кровельного железа.

– Показывайте, куда вы его спрятали, – потребовали они – Ищите. – коротко ответил батюшка.

Стали искать, но безрезультатно. На складах ничего нет, а на крыше как лежала старая кровля, так и лежит. «Ищейки» ушли ни с чем.

А секрет был прост. Отец Иоанн и Алексей Козин поверх железа положили старую кровлю и таким образом спрятали его от посторонних глаз.

Впоследствии этот бесценный опыт отца Иоанна перенимали другие священники, которые не боялись брать на себя ответственность за восстановление храмов. Вообще, в Рязанской епархии батюшки были не из пугливых. К примеру, жил тогда иерей Евгений Климентовский, отец осужденной и оправданной матушки Фивы. Его часто вызывали в соответствующие органы и всячески стращали. А он переносил все это спокойно. Тогда решили его испугать психологически. Вызвали на беседу, усадили в коридоре и долго не вызывали. Пусть, мол, передрожит от всяческих предположений на свой счет. А он ждал, ждал вызова, а потом преспокойненько лег на лавочку, снял с себя верхнюю одежду, положил под голову и уснул. Выходят из кабинета и строго спрашивают:

– Старик, ты чего это спишь здесь?

– А что, разве нельзя? – по-детски наивно отвечает батюшка Евгений.

– Неужели не боишься нас?

– А чего мне бояться? Я уж к вам привык.

Подивились властные начальники.

– Иди-ка, ты, старик, отсюда! – вот и все, что они могли сказать ему.

Эту историю отцу Иоанну Крестьянкину, по натуре веселому, добродушному человеку, рассказывал иерей Владимир Правдолюбов, сослуживший ему в Никольской церкви города Касимова. После этого рассказа отец Иоанн сказал, что у него тоже был подобный случай, когда его забрали в тюрьму. У заключенных в советское время сложилось правило: «Не верь, не бойся, не проси». Это правило позднее облеклось в христианскую заповедь, которую оставил нам батюшка Иоанн, имевший необыкновенный дар рассуждения: «Не бойся ничего, кроме греха, не имей никакого страха, кроме страха Божия».

Отец Владимир вспоминал: «Еще батюшка Иоанн Крестьянкин рассказывал про свой первый банный день в лагере... Там было два бака с водой. В одном из баков сидел вор в законе и мылся. А другим заключенным выдавали воды только по одной шайке (тазику). Все они были пострижены наголо, и лишь отцу Иоанну, как священнику, оставили шевелюру. Намылил он голову, промыл и чувствует, что воды ему не хватает. Попросил еще водички.

– Не положено, – ответили ему.

Тогда подал голос вор в законе:

– Батя, ты чего там? Иди сюда, давай шайку.

Подал ему батюшка Иоанн шайку. А вор зачерпнул ему воды и сказал:

– Если еще потребуется, приходи».

Смирение и любовь отца Иоанна Крестьянкина к заключенным вызывали с их стороны глубочайшее к нему уважение. В то суровое время, как писала Т. С. Смирнова: «Он усвоил, что только в горниле испытаний и лишений, через страдания порождается то высокое и живое, что несомненно бывает запечатлено Духом Святым... И только любовью сохраняется богообщение и при обращении среди ожесточенных людей и при общении с миром Небесным».

Об обращении батюшки Иоанна с людьми протоиерей Владимир Правдолюбов говорил: «Доброе отношение отца Иоанна к людям и его искренняя вера были той живой проповедью, которая красноречивее всяких слов. Он многих привлек в церковь, в частности отца Анатолия Культинова (ныне архимандрита, наместника Милостиво-Богородицкого женского монастыря)».

Сам отец Иоанн учил: «Верующие должны быть солью земли и не замыкаться от людей. Проповедуй не столько словом, сколько жизнью своей, терпением и любовью к страждущим и заблудшим людям».

Во время служения на касимовской земле отец Иоанн решил тайно постричься в монахи. Долго никому об этом не говорил. Но однажды, приехав в Рязань, все же поделился своим желанием со своим другом отцом Виктором Шиповальниковым, служившим тогда в Борисоглебском соборе. Отец Виктор поддержал его решение. Этот батюшка был для отца Иоанна духовно близким человеком, потому и его поддержку он оценил высоко.

Отец Виктор Шиповальников, в свою очередь, глубоко уважал отца Иоанна за его высокую духовность, не со стороны знал о его молитвенном настрое, потому не колеблясь сказал:

– Постригайся, отче!

Пострижение отца Иоанна Крестьянкина произошло неожиданно в Сухуми, где жил в то время старец закрытой Глинской пустыни иеросхимонах Серафим (Романцов). Он был духовником отца Иоанна, который приезжал к нему в Сухуми не только для молитвенного общения, но и для подкрепления надорванных телесных сил. В июле 1966 года он приехал настолько больной, что, как отмечает Т. Е. Смирнова, «уже ни море, ни воздух, ни радость встречи с отцом Серафимом не могли вдохнуть в него жизненную энергию. Состояние его было таково, что старец засомневался, вернется ли он живым на свой приход. И тогда отец Серафим объявил своему тяжко болящему чаду, что он пострижет его в монашество и тем полностью предаст его воле Божией. Под благовидным предлогом выпроводив из дома матушек-келейниц, монахинь Евфимию и Елизавету, отец Серафим сам совершил постриг. Это произошло 10 июля 1966 года.

А в 1967 году у отца Иоанна состоялась личная встреча со Святейшим Патриархом Алексием I, который определил его на служение в Псково-Печерский монастырь. Получив указ о новом назначении, батюшка приехал на свой приход в Касимов, где его ждало извещение о вызове в епархиальное управление. Батюшка тут же поехал в Рязань. Пришел в управление. Владыка Борис, благословив отца Иоанна, молча протянул ему бумагу о переводе на очередной приход. А батюшка, извинившись, протянул ему другую бумагу – указ Патриарха о направлении иеромонаха Иоанна (Крестьянкина) в Псково-Печерский монастырь, который и стал для него обителью на всю жизнь.

Впоследствии батюшка писал: «Я в своей жизни и служении сменил очень много приходов, Но все это было не по моей воле, а по воле архиерея. «На благо Церкви, для пользы дела» – такова была резолюция. За девять лет шесть приходов. Так восстанавливались храмы. И ни одного человека, самого мне нужного, я не взял ни с одного прихода. Все оставались на своих местах. Но связь наша от этого не только не потерялась, но совсем наоборот».

Батюшка не брал нужных людей на другой приход потому, что где бы он ни был, Господь сам посылал их ему. Когда восстанавливались храмы, то не только в соборной молитве зарождались духовные отношения между отцом Иоанном и прихожанами, но и в деловых беседах, в общих трудах и заботах о благоустройстве дома Божия.

Много рязанцев преобразились благодаря батюшке Иоанну, много на рязанской земле он воспитал достойных духовных чад. Обо всех приходах сохранил благодарную память, но с особой нежностью вспоминал церковь села Летово, названную в честь святых врачей-бессребреников Космы и Дамиана. Не потому ли, что и сам он являлся бессребреником и врачом многих болезнующих душ, изверившихся, отчаявшихся, унывающих, сомневающихся. И никто из приходящих к старцу от него «тощ и неутешен отыде». Всех он врачевал бессребренической, бескорыстной христианской любовью. Рязанцы запомнили благодатного батюшку человеком энергичным, вечно куда-то спешащим, но при этом всегда находившим время для общения с прихожанами. Для каждого он находил доброе слово, каждого умел приласкать, утешить, духовно укрепить. Стяжать такую христианскую любовь отец Иоанн Крестьянкин заповедал и нам, когда говорил: «Пусть каждый человек, которого посылает тебе сегодня Господь на жизненном пути, станет самым важным, самым дорогим и самым близким для тебя. Согрей его душу теплом своей любви – и это есть жатва, приносящая плод в вечность».

Запомнились рязанцам и праздничные, торжественные службы, которые он совершал. Пламенный молитвенник, он настолько отрешался от всего земного, что молитва проходила через все его существо и возвышала так, что казалось, будто он вот-вот воспарит над землей. Святую ревность к богослужениям отец Иоанн пронес через всю жизнь. Многие из удостоившихся побывать на его службах невольно сравнивали его с другим молитвенником – всероссийским батюшкой отцом Иоанном Кронштадским. Вот как вспоминает иеромонах Иоасаф (Швецов) о пасхальной литургии проводимой отцом Иоанном Крестьянкиным в Псково-Печерском монастыре: «Он весь ликовал, и светился, и торжествовал, это постепенно и незаметно передавалось и другим служащим. Наверное я не ошибусь, если скажу, что самый большой и неизъяснимо сильный всплеск радости бывал, когда батюшка выходил на амвон для приветствия народа радостным «Христос воскресе!» При этом в отклике народа всегда чувствовалась большая искренность, и даже спонтанность, а затем чувства любви и радости перемешивались и оставалось общее ликование...»

Многие его так и называли – пасхальный батюшка. Потому что Пасха у него была всегда, и во время будничных служб, и во время бесед с народом...

Эта Пасха сияла на его лице, и батюшка порой явственно светился пасхальным светом. Как-то впервые приехавший в Псково-Печерский монастырь священник Сергий Павелко спросил проходившего мимо монаха:

– Как я на службе могу узнать отца Иоанна?

– Очень просто – он светится, – ответил монах.

– Как светится?!

– Ну, просто светится, и все. Так по свету и узнаешь.

«Для меня это было удивительно, – пишет отец Сергий в своих воспоминаниях, – я ничего не понимал. Тем не менее поверил монаху на слово и, стоя на службе, ждал, когда увижу монаха, который будет светиться... Ждал полиелея, когда все священники выйдут на середину храма. Я знал, что отец Иоанн архимандрит и поэтому будет в митре. Но архимандритов вышло шесть. А отца Иоанна я узнал сразу. Ведь он светился! Светился тем Божественным нетварным светом, который исходит, наверное, только от святых».

Последняя служба батюшки Иоанна (Крестьянкина) на рязанской земле состоялась в феврале 1967 года, на праздник Сретения Господня. В переполненном Никольском храме города Касимова после Божественной литургии отец Иоанн, утешая прихожан, которые стали для него родными, сказал:

– Отходя от вас телесно, я не отхожу от вас духовно. Я вам дорожку протопчу в Псково-Печерский монастырь.

Так и случилось. Вслед за батюшкой Иоанном рязанцы стали приходить по его дорожке в Псково-Печерский монастырь, чтобы встретиться с любимым батюшкой и вместе с ним помолиться за Божественной литургией.

Отец Иоанн отправлялся из Касимова в Псков через Рязань, куда вылетел на самолете. Тогда с ним произошла забавная история, о которой вспоминал летевший с ним вместе священник Владимир Правдолюбов:

«Мы с ним летели в Рязань на одиннадцатиместном самолете типа «Кукурузник». Самолет очень болтало, и я съел таблеточку пипольфена. Чтобы меня не укачивало. Он увидел это и спрашивает:

– Ты чего съел-то?

– Таблетку, чтобы не укачивало.

– Ну, тогда и мне дай.

Съел он таблетку пипольфена. А укачивало здорово.

Прошло время, он и говорит:

– Давай еще по одной съедим.

Ну, съели еще по одной. Летим, разговариваем, но гляжу, его головка склоняется мне на плечо и батюшка засыпает. Пипольфен, он ведь еще и как снотворное действует. На меня он подействовал позднее, а на него – раньше.

Ну, вот выходим мы в Рязани. Его встречают, а он еле ноги волочит. Рязанские духовные чада взяли его под руки и говорят:

– Надо же, до чего отца Иоанна в Касимове довели! Как же он одряхлел, бедный».

Прибыв в Псково-Печерский монастырь, батюшка Иоанн в своем стремлении к молитвенному уединению, к постоянному богообщению целый год не принимал посетителей и даже не отвечал на письма. Но однажды пришел к нему наместник монастыря архимандрит Алипий (Воронов) и показал письмо, присланное из Рязани от отца Виктора Шиповальникова, давнего друга отца Иоанна (Крестьянкина). Оно было адресовано отцу наместнику. В нем батюшка Виктор жаловался архимандриту Алипию, что отец Иоанн не отвечает на его письма, и спрашивал: «Куда вы дели нашего Ванечку?»

По благословению отца наместника письменное общение было восстановлено.

А вскоре и другая весточка пришла из рязанского края. Весточка, которая помогла отцу Иоанну чудесным образом излечиться от смертельной болезни.

Вот как об этом пишет Т. С. Смирнова: «Вскоре после прихода в обитель отец Иоанн серьезно заболел, силы покинули его, он пожелтел и таял на глазах. Его пособоровали и причащали ежедневно, но облегчение не наступало. Монастырь молился о болящем. В один из самых критических дней навестить батюшку пришел отец наместник. Ударив посохом по полу и пристально вглядываясь в больного, он произнес:

– Ты что, отец Иоанн, умирать собрался? Нет, дорогой, ты нам еще нужен. Нет, нет, ты не умрешь. Поживешь, потрудишься.

А вечером батюшка уловил за дверью кельи какое-то движение. В дверь легонько постучали, и он, собрав все силы, ответил:

– Войдите.

Прошло некоторое время... наконец открылась дверь, и батюшка увидел большой образ Царицы Небесной, словно входящий в его келью. Это была икона Взыскание погибших. Батюшка был потрясен, больше он никого и ничего не видел от избытка переполнивших его чувств.

Позднее отцу Иоанну объяснили, что икону привезли ему из Касимова. Она из разоренного женского монастыря, была спрятана в домике монахини, которая ежедневно прочитывала перед ней акафист. Умирая, монахиня завещала икону Божией Матери Взыскание погибших отцу Иоанну.

Слово архимандрита Алипия и неожиданное явление иконы, прибывшей из рязанского края, возымели свое действие. Батюшка начал быстро поправляться и вскоре совсем выздоровел.

А после этого стал принимать всех ищущих у него слова утешения».

В конце прошлого и начале нынешнего века православных верующих охватила смута, связанная с присвоением российским гражданам индивидуального номера налогоплательщика (ИНН). Многие стали говорить, что этот номер является малой печатью Антихриста и принимать его ни в коем случае нельзя. Однако отец Иоанн учил, что верующему человеку надо бояться не ИНН, а греха, что даже не принявший номер человек не спасется, если будет грешить. А натиск мира сего, его соблазны и искушения он предлагал преодолевать не агрессивностью, а любовью.

«Божественная любовь, – говорил архимандрит Иоанн, – поселившаяся в маленьком, слабом человеческом сердце, сделает его великим и сильным и безбоязненным перед всем злом обезумевшего отступлением от Бога мира. И сила Божия в нас все победит...».

Незадолго до кончины он подтвердил свои слова в завещании, где писал: «Дорогие мои, чадца Божии! Верьте Богу, доверяйтесь Его всегда Благой о нас воле. Примите все в жизни, и радость, и безотрадность, и благоденствие, и злоденствие, как милость и истину путей Господних и ничего не бойтесь в жизни, кроме греха. Только он лишает нас Божия благословения и отдает во власть вражьего произвола и тирании. Любите Бога. Любите любовь и друг друга до самоотвержения. Знает Господь, как спасать любящих его».

Еще за несколько лет до кончины архимандрит Иоанн благословил изготовить для него простой дубовый гроб. По изготовлении он освятил его и поставил в своей келье, как бы исполняя слова Священного Писания «Памятуй о своей смерти и вовеки не согрешишь».

В начале 2003 года готовились документы для прославления в лике святых старца Псково-Печерского монастыря Симеона (Желнина). Отец Иоанн, сподобившийся знать его при жизни, служить вместе с ним и погребать его, несказанно обрадовался готовящейся канонизации.

10 февраля решили обрести мощи праведного старца, но оказалось, что рака для них еще не подготовлена. Обратились к архимандриту Иоанну с просьбой отдать свой гроб для временного положения в него мощей. Он конечно же не задумываясь ответил согласием.

После канонизации мощи старца переложили в раку, а гроб вернули отцу Иоанну.

А через три года батюшка обрел покой в гробе, где находились святые мощи сомолитвенника отца Иоанна старца Симеона.

Великий старец всея Руси архимандрит Иоанн (Крестьянкин) почил о Бозе 5 февраля 2005 года. Его тело погребли в пещере, где когда-то был упокоен святой преподобный Симеон.

Протоиерей Иоанн Смирнов (будущий архиепископ Глеб) в период служения отца Иоанна Крестьянкина в Космодамианском храме села Летово был его настоятелем. В народе он получил прозвание Иван Большой. Благочестивым прихожанам что-то большое виделось не только в его росте, но и во всем облике – в мудром лице, проникновенном взгляде, величественной осанке. «Благородный человек», – говорили про него.

И действительно протоиерей Иоанн Смирнов происходил из благого рода, из старинной священнической династии, корнями уходящей в глубокое прошлое. Как со стороны отца – священника Иоанна Петровича Смирнова, так и со стороны матери Антонины Смирновой, в девичестве Солнцевой, мужская линия была духовного звания.

Дядя Антонины отец Иона Солнцев был знаменитым рязанским протоиереем, авторитет которого являлся очень высоким. Он был настоятелем Владимирского храма при Рязанской духовной семинарии и духовником этой семинарии.

Протоиерей Иона Солнцев воспитал немало известных людей. По его молитвам и благословению Григорий Пирогов, один из прославленных на весь мир певцов – братьев Пироговых, поступил на учебу в Московскую консерваторию. Если бы не протоиерей Иона, то неизвестно, как бы сложилась судьба Александра Пирогова, поскольку отец приучал его к плотницкому делу и не хотел отпускать в Москву.

Духовным чадом отца Ионы был отец Петр Чельцов, ныне прославленный в лике святых Владимирской епархии. В свое время отец Петр предсказал сыну протоиерея Иоанна Петровича Смирнова, Ване, что он станет монахом.

Иван Иванович Смирнов (таково было светское имя архиепископа Глеба) родился в 1913 году в Орехово-Зуево, где его отец служил дьяконом в Христорождественском храме. А в 1917 году перевели на служение в Троицкий храм села Захаровка-2 Рязанской губернии (ныне село Елино Захаровского района). Так что осознанное детство Ваня Смирнов провел в Захаровне, резвясь на привольных лугах среди девственной природы.

У Иоанна Петровича и Антонины Павловны была большая даже по тем меркам семья – одиннадцать детей. Прокормить их было трудно. К тому времени вера в народе ослабла, люди стали реже приходить на церковные службы, доходы церкви уменьшились. У родителей Вани Смирнова средств не хватало даже на самое необходимое.

«Все мы были очень плохо одеты и питание имели очень скудное, – писал владыка Глеб в рукописи «Семья Смирновых. Родословный исток». – Жили в избушке 7 на 6 аршин... современною мерою 20 квадратных метров. Как-то помещались в ней мы все 12, а то и 14 человек. Кушали все вместе за общим большим столом, а местом для сна служило в доме все: пол, лавки, печка – и тесноте было уютно и радостно, когда среди нас были родители».

Владыка Глеб на всю жизнь запомнил поучительный случай. Однажды он с братьями и отцом гулял по роще с названием Разбойня. По преданию в ней был зарыт разбойничий клад. И вот отец спросил своих детей:

– Если мы вдруг клад найдем, то на что его потратим?

Дети не задумываясь ответили:

– Построим хороший дом!

Но отец не согласился с ними:

– Нет, ребята. У нас церковь недостроена. На найденные сокровища мы бы достроили ее. А с домом подождать можно. Ведь пока обходимся – и слава Богу!

В рукописи книги «Косма и Дамиан» архиепископ Глеб, будучи еще протоиереем, писал: «Отец говорил нам, как необходим хороший внешний вид храму Божию. Говорил, как хорошо и радостно приближаться к храму, когда он в порядке и красив, и как приятно входить в благоустроенный храм. Продолжая, говорил, что если необходима внешняя красота для церкви Божией, то тем более необходима для нее внутренняя красота. Говорил, что надо беречь храмовую живопись, беречь святые иконы и церковную утварь.

«Не забудьте, ребята, – говорил он, – что внешнее и внутреннее благолепие церкви создает благодатные условия для богослужения.

Когда вырастете и будете священниками, не разделяйте богослужения на «плохие» и «хорошие», на «городские» и «сельские». Используйте все возможности, чтобы они всегда были торжественными"».

Ваня Смирнов на всю жизнь запомнил эти наставления и, став священнослужителем, воплощал их на практике.

Отец неоднократно рассказывал ему о своей встрече с праведным Иоанном Кронштадским. В «Родословном истоке» об этом пишется так: «Ивану Петровичу довелось быть в Петрограде. Осмотрев достопримечательности, он поехал в Кронштадт, чтобы быть на литургии в Андреевском соборе. Ему было известно, что литургию будет совершать отец Иоанн Сергиев. Много раз рассказывал нам отец об удивительном случае, который произошел с ним в Андреевском соборе.

«Когда я вошел в церковь, – говорил он, – то скорее хотел увидеть и услышать о. Иоанна Кронштадтского. В тот момент кто-то сухим резким голосом читал канон Пресвятой Богородице. Я спросил у одного из молящихся: «Кто читает канон?» Когда мне сказали, что читает отец Иоанн, мне это показалось странным. Я ожидал услышать красивый голос, но когда стал внимательно вслушиваться, то у меня возникло молитвенное чувство, уходящее в вечность. Захотелось плакать от умиления, хотя от природы я имел довольно твердый характер.

Но вот окончилась Божественная литургия, стали подходить ко кресту, который держал сам отец Иоанн Кронштадтский. Страшно было подходить, какое-то чувство пугало меня. Отец Иоанн стоял у амвона с полузакрытыми глазами, но когда меня разделяли с ним всего несколько человек, он вдруг открыл свои серые проницательные глаза и прямо через несколько голов дал мне поцеловать святой крест. Это было так неожиданно, что я долго не мог собраться с волнующимися мыслями».

«Наверное, это было безмолвное благословение нашему родителю на всю его сложную жизнь», – писал владыка Глеб об этом случае.

Отец часто рассказывал ему о далеких предках, об их служении Богу, призывая следовать их примеру. Часто, особенно в зимние вечера, при керосиновой лампе читал вслух книги духовного содержания.

Благочестивая жизнь Иоанна Петровича являлась ярким примером для подражания. Его дети чувствовали это, и потому их воспитание было основано на этом примере. Впоследствии владыка Глеб вспоминал:

«Воспитание в домашних условиях было очень простое и непринудительное. Молиться нас не заставляли, но мы всегда молились утром, вечером, перед едою и после еды. Поститься нас не заставляли, но мы в установленные церковью посты всегда постились.

Читать духовные книги нас не заставляли, но мы всегда читали Евангелие и другие книги духовного содержания, видя, как часто сам отец читал их.

Насилий со стороны родителей в нашем воспитании не было. Не заставляли они нас идти в храм к вечерне, ко всенощной или к литургии, но мы всегда были в церкви, за всеми богослужениями. Да и не могли мы не пойти туда: у каждого из нас в храме Божием было свое дело... На мою долю выпало помогать папе в алтаре, разжигать кадило и подавать его, следить за теплотой, выходить с подсвечником, читать поминания. Все это делал я, не отрывая глаз от отца, стоявшего у престола. Тогда у меня и зародилось желание стать священником».

Особенно запомнились архиепископу Глебу великопостные и страстные службы. Вспоминая их, владыка писал: «Какую великую духовную силу вносил в них отец! Как он произносил молитву «Господи и Владыко живота моего!». Как он читал Великий канон Андрея Критского! Как он читал страстные Евангелия и статьи пред святою плащаницей – в храме были безудержные слезы и рыдания... С какой силой он произносил слово Божие к народу!»

«У нас в семье, – вспоминал брат владыки Глеба протодиакон Павел Смирнов, – никогда не велись разговоры о бытии Божием. Рассуждать о том, есть ли Бог, считалось кощунством. Примером для нас всегда был отец. Приучая нас к утренним и вечерним правилам, он не заставлял зазубривать молитвы, считал, что они должны быть усвоены нами естественно. Жили мы дружно, возрастали в благодатной атмосфере».

Но недолго продолжалось спокойное течение семейной жизни Смирновых. В 1924 году тяжело заболела Антонина Павловна. Незадолго до кончины она говорила своим детям:

– Скоро все вы разойдетесь в большую самостоятельную жизнь. И наше самое большое желание – чтобы вы, оказавшись в любых условиях жизни, помнили наши родительские слова: храните в своем сознании Бога, сохраняйте твердую веру, и Господь всегда и везде будет вам помогать. Помните наше родительское желание: мы хотим, чтобы вы любили свое отечество и были ему полезны своей работой, своей деятельностью. Мы хотим, чтобы вы всегда были честными к своим обязанностям на всякой работе, какую придется вам выполнять. Но самое большое наше родительское желание – чтобы наши сыновья были хотя бы диаконами, а дочери – женами лиц духовного звания.

14 мая 1927 года в возрасте сорока трех лет Антонина скончалась.

Недалеко от Захаровки-2 находилось село Захаровна-1 (ныне Захарово, районный центр Рязанской области). Там жила блаженная Пелагея, которая тепло относилась к семье Смирновых, молилась о них. И когда умерла Антонина, Иоанн Петрович попросил ее читать Псалтырь по новопреставленной. Можно представить себе удивление осиротевших детей, когда они видели, как слепая старица читает наизусть длинные-предлинные тексты. Всю Псалтырь наизусть!

В «Родословном исотке» владыка Глеб писал: «Мама умерла в мае 1927 года. День был жаркий. Тело покойной во гробе утопало в венках и букетах черемухи. И диво дивное, у гроба стояла слепая от роду блаженная девица Пелагея и наизусть читала Псалтырь. Очень умилительно и осмысленно читала. Полюшка очень любила наших родителей и всех нас и часто к нам приезжала».

В том далеком 1927 году, наблюдая за Пелагеей Захаровской, Ваня Смирнов еще не ведал, что блаженная Полюшка станет для него и его брата Павла духовной наставницей.

Иоанн Петрович, как и его почившая супруга, мечтал, чтобы его сыновья, продолжая семейную традицию, приняли духовный сан, а Павлу, у которого совершенно не было певческого голоса, прямо предсказал: «Ты будешь петь!»

Павел и сам мечтал об этом, скорбел оттого, что его считали безголосым. Веря в скорую помощь Божьих угодников, он по ночам стал молиться святителю Николаю, чтобы он помог ему развить голос, чтобы петь в церкви в сане диакона. И произошло чудо. Молитва мальчика была услышана. Впоследствии Павла рукоположили во диакона, а потом возвели в протодиаконы и он пел так, что удостоился похвалы Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.

А Ваня Смирнов мечтал стать священником. Он вспоминал: «О священническом сане я думал с трепетом. Осознавая свое недостоинство, помышлял, что хорошо стать хотя бы диаконом».

Но Господь не сразу воплотил мечту Вани Смирнова о принятии священнического сана.

После окончания рязанской средней школы он учился в московской профессионально-технической школе и на трехгодичных курсах технических руководителей. Полученные технические знания и опыт работы на руководящих должностях стали неоценимыми, когда, став протоиереем, а потом и архиереем, он занимался организацией восстановления церквей.

«Я сам ни одного гвоздя не вбил, – говорил он, – и считаю, что главное – это грамотно организовать работу».

Первым священником из братьев Смирновых стал Николай. В 1935 году, когда Иван окончил училище, Николая рукоположил во священника архиепископ Рязанский и Касимовский Иувеналий (Масловский), ныне прославленный в лике новомучеников российских. По воспоминаниям протодиакона Павла Смирнова, владыка Иувеналий настолько любил торжественно обставлять церковные службы, что получил прозвание «блистательный».

В 1937 году Смирновых вновь постигло несчастье. За «антисоветскую деятельность» арестовали их отца – священника Иоанна. Был арестован и его сын – иерей Николай.

Интересно отметить, что отца Иоанна до этого года от арестов спасал захаровский комиссар Г. В. Ёлин – бывший водитель броневика, на котором выступал Ленин, вернувшись из Финляндии. Впоследствии Ёлин стал комиссаром бронетанковых войск СССР.

После того как Смирновых арестовали, родственники получили только два письма от Николая. На этом связь прервалась. Об их дальнейшей судьбе ничего известно не было.

Впоследствии Иван Иванович Смирнов написал письма в Главное управление лагерей, в Президиум Верховного Совета СССР и в Верховную прокуратуру СССР, в которых говорилось: «В 1937 году мой отец, Смирнов Иоанн Петрович, был осужден к 10 годам лишения свободы и брат Николай к 8 годам. Несмотря на то что сроки заключения истекли 10 лет тому назад, они продолжают находиться в заключении по неизвестной мне причине, и адрес их заключения мне до сих пор не известен. Прошу ГУЛАГ СССР уведомить меня о причине их содержания под стражей и принять меры к их освобождению из мест заключения, а также уведомить меня о месте их нахождения».

Через два года после запроса Ивана Ивановича вызвал уполномоченный по делам религий и сказал:

– Не волнуйтесь, ваши отец и брат живы, только место их заключения является тайной.

Это было в 1958 году. Уполномоченный лгал. Во второй половине 1970-х годов из официальных документов выяснилось, что священника Троицкой церкви села Захарово-2 Иоанна Смирнова за то, что возражал против закрытия этой церкви и превращения ее в зернохранилище, расстреляли 14 сентября 1937 года.

Судьба же его сына Николая, сосланного в БАМлаг, так и осталась неизвестной. Хотя владыка Глеб и пишет в «Родословном истоке», что он скончался в 1941 году в Чите от белокровия, но документального подтверждения этому нет.

С 1935 года Иван Смирнов начал работать на заводе керамических труб. К тому времени относится его трогательная дружба с Варварой Дмитриевной Дубровиной, закончившаяся женитьбой. В 1942 году у них родилась дочь, которую назвали Людмилой. Она была болезненной, и потому Варвара Дмитриевна не работала. И хотя Иван Смирнов занимал руководящие должности, его зарплаты не хватало для полноценного содержания семьи. Отсутствие постоянного жилья, перемены мест работы, связанные с этим переезды сказывались на материальном положении. Но несмотря ни на что, Иван Смирнов, помня родительское благословение, трудился честно, с полной самоотдачей. В годы Великой Отечественной войны, выполняя оборонные заказы, он удостоился правительственных наград.

«Я прилагал все усилия, знания и честность, – вспоминал владыка Глеб, – и был награжден медалями, часами и благодарностями от генералитета».

На происхождение Ивана Ивановича, на то, что он сын «врага народа», директора заводов закрывали глаза. Ведь он был талантливым инженером. Изобрел уникальный пресс, который позволил экономить огромные средства. За это и другие блестящие разработки на производстве его выдвинули на соискание Сталинской премии. К тому времени у него созрело твердое решение оставить мирской почет и рукоположиться во диакона.

«Мне, старшему из братьев, – вспоминал владыка Глеб, – Господь благословил последнему вступить в священство, вероятно, потому, что очень далеко ушел по инженерной работе, трудно было переступить порог гражданского мира и перейти в мир духовный, церковный».

23 сентября 1953 года архиепископ Рязанский и Касимовский Николай (Чуфаровский) рукоположил Ивана Смирнова во диаконы. А тем временем на заводе проводили партийное собрание, на котором секретарь бушевал:

– Как могли упустить такого человека! Ему необходимо было создать все условия для работы!

А рабочие условия для больного стенокардией Ивана Смирнова были очень тяжелые. Как он впоследствии говорил:

«В моем уходе с завода – Божья воля. Там я бы умер.»

А рукоположение переменило его жизнь. Он сразу окунулся в знакомую с детства атмосферу. Церковные службы, молитвы произвели разительные перемены в его облике. Он стал спокойным, умиротворенным, лицо засветилось тихой радостью.

Первым храмом, в котором довелось служить диакону Иоанну, стал Христорождественский храм города Михайлова.

В 1953 году его перевели в Рязань, в Скорбященскую церковь.

А 11 сентября 1957 года владыка Николай рукоположил его во священника и назначил служить в Космодамианский храм села Летово.

Отец Иоанн жил тогда с семьей в Рязани и в Летово ездил на электричке до станции Истодники. А там – четыре километра пешком. Свое первое путешествие по этой дороге он запомнил на всю жизнь. Природа, которую новорукоположенный батюшка увидел, идя в Летово, поразила его. И впоследствии он навсегда запечатлел ее в рукописи «Косма и Дамиан»: «Я, когда совершаю свой путь к полустанку, чтобы на электропоезде поехать в Рязань, или возвращаясь из Рязани, каждый раз вижу все новое и новое в красавице природе... Как только переступаешь порог железнодорожного полотна, так сразу попадаешь в чарующие просторы, которые влекут тебя неизменной красотой вдаль. Эта красота простирается пред тобою и как бы уходит ввысь к пределам горизонта. Какой-то необыкновенной чистотой и ароматом благоухает воздух в этих местах. Особенно чувствуешь его целебную силу в весеннюю и летнюю пору, чувствуешь, как обновляется твой организм и чем больше своим дыханием пьешь аромат живой природы, тем больше происходит обновление твоих физических сил ».

Обычно переход от станции Истодники до села Летово доставлял отцу Иоанну удовольствие от окружающего пейзажа, который он называл неповторимым по своей красоте. Однако были случаи, когда этот пеший путь становился опасным.

«Иногда очень трудно было переходить снежные сугробы, – писал отец Иоанн. – А в лютые морозы коченело лицо, зябли руки и всему телу было холодно. Но идти надо было обязательно на праздничную службу или неотложные требы...

Был случай перехода в половодье, в период весеннего разлива. В то время под снегом скопилось много воды, и я постоянно проваливался, черпая сапогами ледяную воду. Долго ходил по талым сугробам, пытаясь найти удобный путь, но постоянно ошибался, и мои сапоги все более и более наполнялись водой. Только через два часа меня, изможденного и замерзшего, подобрали какие-то люди, помогли мне выбраться и привели в деревню Романцево. Там уложили на кровать в доме доброго человека и растирали водкой мои помертвевшие ото льда и снега ноги».

Недолго прослужил в Космодамианской церкви начинающий священник. В 1958 году его вновь перевели в Скорбященскую церковь. Но даже за столь короткий срок отец Иоанн сумел вызвать у летовских прихожан такую любовь, которая помогла в 1960 году вернуть его. Их хлопотами он стал настоятелем храма. А вторым священником был отец Иоанн Крестьянкин. О первой встрече с ним протоиерей Иоанн Смирнов писал: «Она очень хорошо сохранилось в моей памяти. Это было под Троицкую родительскую субботу. Я вошел в алтарь.

Отец Иоанн стоял за престолом. Увидел меня, лицо его просияло доброй улыбкой. Мы обнялись и подарили друг другу братский троекратный поцелуй. Я заметил, как у отца Иоанна загорелись глаза. Мне говорили, что с такими горящими глазами бывают люди с пылкой натурой.

Прошло несколько дней нашего сослужения, мы быстро сроднились, и я заметил, что он действительно одарен пылкой натурой и стремительным характером в деле устроения вверенного ему храма и верующих людей.

Отец Иоанн имел призвание уделять внимание совершению святых Таинств и требным пениям, особенно в храме. Сам любил исполнять их. А богослужения совершал не так часто.

Святые Таинства и требы он совершал истово. Совершение их занимало у него так много времени, что порой казалось, будто он совершает их не только в тех пределах, как они изложены, но значительно приумножает.

Помню, как исповедовал отец Иоанн. Уже произносилось «Со страхом Божиим и верою приступите». А он еще беседует с отдельными исповедниками».

В 1960 году отца Иоанна Смирнова постигла тяжелая утрата – скончалась его любимая жена Варвара. Но о кончине своей супруги он уже знал заранее от блаженной Пелагеи Захаровской.

Полюшка любила Смирновых – протоиерея Иоанна и протодиакона Павла, любила их жен матушку Варвару и матушку Клавдию. Смирновы же относились к ней с уважением, почитали за праведницу. А протодиакон Павел, умевший рисовать, даже портрет Полюшки масляными красками написал. И всю жизнь хранил его с необычайным благоговением. Как святыню хранил...

В один из приездов протодиакона Павла Полюшка стала ругать его жену, а он уже знал, что если блаженная ругает кого-то, то жди скорби или болезни. И действительно вскоре обнаружилось, что Клавдия тяжело больна, и, чтобы спасти ей жизнь, пришлось делать серьезную операцию. Заболела и жена протоиерея Иоанна матушка Варвара. Тогда он вместе со своим братом поехал к Полюшке испросить ее молитв о выздоровлении матушки. Блаженная приняла их, но стала так ругать отца Иоанна, что у нее даже лицо серым сделалось. Братьям Смирновым стало ясно, что его ждет беда.

30 ноября 1960 года матушка Варвара умерла... Но Смирновы были уже к этому подготовлены, хотя, конечно же отец Иоанн тяжело переживал смерть жены. Настолько тяжело, что впоследствии говорил: «Если бы все начать сначала, то я не женился бы, а принял монашество».

В супружестве Варвара была для него идеалом. Любящая, верная, она делила с ним и горести и радости. Невзирая ни на какие трудности, она всегда сохраняла в семье мир и взаимопонимание. Она напоминала отцу Иоанну его маму Антонину, которая умерла на сорок третьем году жизни. По трагическому совпадению в сорок три года умерла и Варвара. И протоиерей Иоанн Смирнов повторил путь своего отца – также как и он, понес крест вдовства.

Всю свою любовь он перенес на дочь Людмилу. В ее воспитании он следовал примеру своего отца – не заставлял посещать храм, поститься, не навязывал свои взгляды, лишь горячо молился о ее воцерковлении. И эти молитвы не были тщетны. Дочь росла глубоко верующей девочкой, и быть в храме на богослужениях было для нее естественно.

Доброе сердце отца, наполненное любовью и терпением, согревало осиротевшую Людочку. В одном из писем к ней протоиерей Иоанн писал: «Мы с тобой самые близкие и родные, и все, что больно мне, это боль и твоя. Если, избави Бог, боль твоя, это и моя боль и скорбь. Радость моя и твоя – это радость для нас обоих, и для меня нет никого дороже тебя... Когда ты радостная, и мне радостно и хорошо».

После смерти Варвары протоиерея Иоанна как мог утешал брат Павел, бывший в то время в сане диакона. Но вскоре у отца Павла заболели голосовые связки. Болезнь развивалась, и врачи стали настоятельно рекомендовать ему операцию, после которой не было никакой гарантии, что он сможет вновь петь. Тогда отец Павел спросил блаженную Пелагею Захаровскую, надо ли ему соглашаться на операцию.

– Нет, не надо, мой хороший, – ответила она. – Ты лекарствами вылечишься. В Москве врача найдешь.

Тогда отец Павел обратился к своему знакомому врачу, московскому священнику Василию Серебрякову, который сам составил для него лекарства. Благодаря им протодиакон Смирнов вылечился.

Полюшка и сама молитвами вылечивала многих тяжелобольных людей. Даже от рака. Однако чувствовала, когда нет Божией воли на излечение ее молитвами. Тогда она посылала больных к врачам. Порой советовала отслужить панихиду по тогда еще непрославленной во святых блаженной Любови Рязанской, попросить у нее помощи.

Однажды на панихиде протодиакон Павел Смирнов прочел записку об упокоении блаженного Иоанна. Он знал, что был в Рязани такой Христа ради юродивый Ваня Высоцкий, убитый после революции безбожниками. После панихиды подошел он к подавшей эту записку женщине и спросил:

– Это вы не Ваню Высоцкого поминали?

– Да, его, – ответила она.

– А почему вы его поминали?

– Дело в том, что у меня заболела дочь. Да так тяжело заболела, что надежд на исцеление практически не было. Тогда я обратилась к Полюшке Захаровской. А она посоветовала мне поминать блаженного Иоанна, то есть Ваню Высоцкого. Стала я подавать записочки об его упокоении, молиться на панихидах, и дочка стала быстро поправляться. А вскоре и совсем выздоровела.

Протодиакон Павел по своему детству помнил блаженного Ваню Высоцкого, знал, что народ его почитает за Божьего человека, за праведника. А вот старший брат отца Павла и отца Иоанна Андрей так даже сподобился общаться с ним и впоследствии свидетельствовал о праведности Вани Высоцкого. Он даже написал для келейного почитания икону этого блаженного.

Однажды из Московской патриархии предложили протодиакону Павлу командировку в Ливан. Туда надо было лететь. Отец Павел неоднократно и безбоязненно летал на самолетах, но здесь его охватило какое-то странное беспокойство. Он вместе со своей женой Клавдией Ивановной пошел за советом к блаженной Полюшке и все ей рассказал.

– Что ж могу тебе, мой хороший, посоветовать. Убогая, слепая инвалидка... А вот давай-ка я у батюшки Серафима спрошу, лететь тебе или не лететь.

И Полюшка стала молиться и что-то шептать. Протодиакон Павел и матушка Клавдия почувствовали, что блаженная Пелагея Захаровская общается с преподобным Серафимом Саровским как с живым.

– Вот что, отец Павел, – сказала она после молитвы, – не благословил тебя батюшка Серафим лететь в Ливан.

– Но как же я ослушаюсь управляющего Московской патриархией?

– Если полетишь, умрешь в самолете. А управляющему скажи, что через меня сам Саровский чудотворец тебя не благословляет. Уж его-то он не ослушается.

И правда, когда отец Павел сообщил о своем посещении Полюшки Управляющему Московской патриархией протоиерею Николаю Колчицкому, то он отменил командировку в Ливан.

Протодиакон Павел любил бывать на службах у своего брата. Летовский Космодамианский храм был для него родным.

Вторым священником в нем тогда служил иерей Иоанн Крестьянкин.

Его призванием было проповедничество, а отец Иоанн Смирнов как можно торжественнее обставлял церковные службы. Этим он поднимал у прихожан молитвенный настрой, возвышал их души ко Господу. Особенно трогательным было пение монахинь Браиловского женского монастыря, находившегося на Украине и закрытого в 1930 году.

«Поют, как ангелы», – говорили про них.

Отец Иоанн Крестьянкин был прозорливым пастырем. Однажды отцу настоятелю Иоанну Смирнову дважды было видение. В углу его кельи стоял архиерейский жезл, источающий свет.

Эти видения отец Иоанн Крестьянкин объяснил коротко и ясно: «Ты станешь монахом, а потом архиереем».

Но отец Иоанн Смирнов, любящий свою супругу и дочку Людочку, и помышлять не мог о монашеском пути. Когда же он стал епископом Глебом, отец Иоанн прислал ему поздравительное письмо, в котором упомянул о видениях и своем предсказании.

Светлыми, праздничными были проводимые протоиереем Иоанном Смирновым в Космодамианской церкви службы Божией Матери. Вот как со слов отца Иоанна (Крестьянкина) их описывала его келейница Т. Е. Смирнова: «Непременно раз в неделю параклисис. Канон стройно и прочувственно пели монахини-клирошанки, а запев «Радости приятелище, Тебе подобает радоватися единей» подхватывал весь народ. После такой службы с неохотой расходились по домам, в чувстве сердца хотелось, чтобы это молитвенное единодушие не кончалось.

Служба на Введение во храм Пресвятой Богородицы собирала много детей разных возрастов. Девочки приходили в храм в белых платьях с аккуратно заплетенными косичками. Нарядные и воодушевленные ожиданием торжества, они создавали в храме особую атмосферу воздушной радости и прозрачности. Батюшка выстраивал их парами от праздничной иконы и по ступеням амвона до алтаря, в их руках возжигались свечи. Потом начиналась служба, и что это была за служба! Всеобщий духовный подъем, ощутимо овеянный Божией благодатью.

Служба Успения Божией Матери требовала особого приготовления, и в этом участвовал весь приход. Кто помоложе, украшали плащаницу, вокруг нее расставляли одиннадцать импровизированных ваз (молочные бутылки старанием прихожанок превращались в нарядные вазы), куда ставили два белых гладиолуса. Эти цветы как бы предназначались апостолам, собравшимся к смертному одру Божией Матери. Между вазами мерцали зеленые лампады. Из Рязани непременно привозили большую пальмовую ветвь.

Все это благолепие переносило молящихся в то время, когда апостолы провожали Пресвятую Богородицу с земли в Царство Небесное. Служба проходила с большим внутренним подъемом».

Владыка Глеб вспоминал о своем служении в Летово: «Большое значение придавалось отпеваниям на дому, потому что на похороны съезжались родные из разных сел и городов и большинство из них абсолютно потеряло в с воем сознании Бога, а в других еле-еле теплилась искорка веры...

Совершаешь чин погребения, стараешься читать все так, чтобы были понятны смысл и глубина этих чтений самому себе, тогда их содержание бывает понятно и всем окружающим. И замечаешь, что лица присутствующих становятся серьезнее, появляются даже слезы на глазах мужчин и поднимаются отвыкшие руки к челу, чтобы осенить себя крестным знамением».

Великим постом протоиерей Иоанн Смирнов выезжал в дальние села причащать тяжелобольных и всех тех, кто не мог прийти в храм. На совершения треб его возили на лошади. Но иногда он нанимал такси. Бывало, машина из-за бездорожья останавливалась, и приходилось идти по грязи пешком. Выезжал он ранним утром, а приезжал поздним вечером. За это время он причащал по двести, а иногда и по триста человек.

Оживилась и приходская жизнь. В годы служения в Космодамианском храме отца Иоанна Смирнова и отца Иоанна Крестьянкина в него приходило очень много верующих. Богослужения стала посещать молодежь. Приходили из окрестных сел, приезжали из Рязани, Коломны, Москвы.

Конечно же, такой всплеск духовной жизни в селе Летово не мог остаться без внимания властей. И они разлучили двух высокодуховных, энергичных батюшек.

В 1963 году под давлением уполномоченного отца Иоанна Крестьянкина перевели в Христорождественский храм села Борец Сараевского района, а протоиерея Иоанна Смирнова – в город Михайлов настоятелем собора в честь архистратига Михаила. Его служение в этом соборе – наглядный пример бесправности настоятелей храмов в советские времена.

В труде «Косма и Дамиан» отец Иоанн писал: «Три с половиной года я служил в михайловском соборе. Церковный совет там состоял из людей, почти не имеющих отношения к церкви, но убедивших членов двадцатки, что они любят церковь и способные в организации церковной жизни. И этих людей избрали в исполнительный комитет на должности старосты, помощника старосты и казначея.

Но с первых же дней их деятельности ясно определилось их отрицательное отношение к нуждам церкви, а потому мне нелегко было служить с таким составом церковного совета. Церковь была сильно запущена, и мне хотелось привести ее в лучшее состояние, но на свои предложения я всегда получал отрицательный ответ».

Однако благодаря своим дипломатическим способностям настоятель собора протоиерей Иоанн сумел-таки добиться согласия совета на внешний и внутренний ремонт.

«Несмотря на разногласия, – писал отец Иоанн, – при моей большой настойчивости и постоянном риске удалось произвести текущий ремонт как наружной, так и внутренней части храма. Снаружи произвели побелку, внутри – промывку живописи и покрытие иконостасов и стен масляной краской».

Так везде, где бы ни служил батюшка Иоанн, он выполнял заветы о благоустройстве храмов, данные ему когда-то отцом.

Когда он служил в Михайлове, церковный совет и прихожане Космодамианской церкви неотступно хлопотали о возвращении любимого батюшки в Летово. И в конце концов их усилия увенчались успехом. «Просите, и дано будет вам – говорится в Евангелии, – стучите и отворят вам...». (Лк. 11:9).

В 1967 году отца Иоанна вновь назначили настоятелем Космодамианской церкви.

И он с еще большим усердием взялся за ее благоустроение и торжественное совершение богослужений.

Верной помощницей в хозяйственных делах стала для настоятеля Клавдия Илларионовна Голицына. Еще в 1954 году ее избрали старостой. Сразу отметим, что в этой должности она прослужила более полувека.

Высоконравственный, честный человек, она характеризовалась протоиереем Иоанном как способная, богобоязненная помощница настоятелям, находчивая и разумная советчица в деле устроения церкви. Глубоко убежденная в том, что на священниках почиет благодать Духа Святого, она с благоговением относилась к отцу настоятелю. Для того времени это было делом не совсем обычным, поскольку церковные советы и старосты назначались только с согласия уполномоченных по делам религий. А они старались создавать советы из людей далеких от церкви (как было в том же михайловском соборе). Порой в старосты проталкивали даже тех, кто состоял на службе в КГБ (Комитете государственной безопасности).

Но в летовском Космодамианском храме и совет и староста были из благочестивых прихожан.

Настоятель протоиерей Иоанн с глубоким уважением относился к ним.

«Я для вас не администратор, а отец, – говорил он».

Прихожане любили своего настоятеля, как отца, тянулись к нему кто за утешением, кто за советом, кто за наставлением и молитвенной помощью. Приходили, чтобы совершить в храме совместную с батюшкой Иоанном молитву к Богу. А после служб расходились воодушевленные, согретые общей молитвой. На большие праздники отец Иоанн устраивал общие трапезы, за которыми беседовал с прихожанами о жизни, о Боге. Любил рассказывать в назидание жития святых. Был добр и внимателен.

Однажды на трапезе подали рыбу и нарезанное кусочками мясо, похожее на балык. Схимонахиня Пиама, которая когда-то училась в Константинове вместе с Есениным, стала его есть, не разбирая вкуса. Отец Иоанн вежливенько так ее спрашивает:

– А что, матушка, вкусная рыбка-то?

– Очень вкусная, батюшка. Я такой не едала.

– Эта рыбка, матушка, дорогая-дорогая...

Так и не смог сказать отец настоятель схимонахине Пиаме о том, что она кушает мясо, а не балык.

Ко времени служения протоиерея Иоанна в Летово жильем ему служила крохотная церковная сторожка. И он решился купить и привезти из Рязани финский домик. Поскольку приобретать что-либо на храм запрещалось, официально домик купила прихожанка.

А первым распоряжением отца настоятеля стало решение в зимнее время топить Космодамианскую церковь ежедневно. До этого ее прогревали только в канун праздников. Зимой священникам было холодно и для совершения служб они надевали овчинную одежду и лишь затем облачались.

Затем энергичный настоятель решил провести в церкви водяное отопление. Вот тогда-то ему и пригодились инженерные знания. Чтобы не вызывать подозрений, что в церкви ведутся работы, отопление проводили ночью. Выкопали траншею длиной восемьдесят метров и глубиной два метра. Проложили трубы. Работали очень быстро. За пять дней отопление было готово. Затем, опять-таки благодаря своим инженерным способностям, отец Иоанн проложил в церковный дом водопровод, канализацию, поставил колонки для горячей воды. Потом принялся за ремонт храма.

По-видимому, протоиерей Иоанн Смирнов обладал большими дипломатическими способностями, поскольку производить ремонт без разрешения уполномоченного было нельзя, а значит, он сумел как-то убедить его. Ведь как уже говорилось, уполномоченные крайне противились ремонтам церквей, надеясь, что они скоро сильно обветшают и по закону можно будет их закрывать как непригодные для богослужений.

Для того чтобы представить, насколько сложно и небезопасно было в то время производить ремонт церквей, напомним, что в 1962 году судили секретаря Рязанского епархиального управления отца Константина Гаврилова и бухгалтера управления монахиню Фиву (Климентовскую). Судили за то, что через них, как следует из дела, «епархия приобретала в Москве кровельное железо и лампадное масло». За это их приговорили к четырем годам лишения свободы! Но рано торжествовал враг рода человеческого. По негласному благословению управляющего Рязанской епархией архиепископа Бориса (Скворцова) в храмах стали возноситься молитвы за осужденных. И произошло чудо. Верховный суд РСФСР, рассмотрев кассационную жалобу, вынес оправдательный приговор. Такова сила соборной молитвы!

А теперь давайте задумаемся, какую пламенную веру, какое мужество имел отец Иоанн Смирнов, взявшийся в те же годы ремонтировать крышу Космодамианского храма в селе Летово!

Отец Петр Кравцов, ставший настоятелем этого храма после отца Иоанна вспоминает: «Удивительную смелость и настойчивость проявил протоиерей Иоанн, приступая к ремонту церкви. Во всех начинаниях помощницей ему была староста Клавдия Илларионовна. Вот они вдвоем пошли к уполномоченному, а он им и говорит:

– Какой еще ремонт вы задумали! У нас уборка урожая идет, а вы мне о ремонте толкуете!

Отец Иоанн и Клавдия Илларионовна при этих словах встали и с твердостью сказали:

– Вы должны заниматься своим делом, а мы – своим. Вы хотите, чтобы мы ничего не делали? Но это невозможно.

Уполномоченный, видя такую решимость, только подивился их смелости и махнул рукой:

– Ну, раз так, то ремонтируйте.

И отец настоятель вместе со старостой с большой энергией взялись за дело. Храм побелили снаружи, перекрасили внутри».

В октябре 1972 года на Рязанскую кафедру был определен епископ (впоследствии митрополит) Симон (Новиков).

Протоиерей Иоанн незадолго до престольного праздника Космодамианской церкви вместе со старостой Клавдией Илларионовной посетил его в епархиальном управлении. Про эту встречу с епископом Симоном отец Иоанн говорил: «Тогда впервые состоялась между владыкой и мной продолжительная беседа. На меня владыка произвел довольно глубокое впечатление. В каждом его слове и действии чувствовалась глубокая культура, природный ум, высокая ученость, деловитость и скромность».

Вскоре протоиерей Иоанн испросил благословение владыки Симона на внутреннюю роспись Космодамианского храма. Для выполнения живописных работ отец настоятель пригласил художницу Лидию Александровну Мантель. Она согласилась, хотя к тому времени болела стенокардией. Кроме того, у нее болели ноги. Передвигалась Лидия Александровна только с помощью вожатых.

Когда она прибыла в Летово, то при встрече с отцом Иоанном сказала:

– Мне стало тяжело жить, и я хочу умереть здесь и быть похороненной при Космодамианской церкви.

Но нельзя сказать, что ее настроение было пессимистичным. Живая, внутренне энергичная, она была интересной собеседницей.

Протоиерей Иоанн так ее характеризовал: «Мантель была очень великодушна, разговорчива и рассказывала много интересных историй. Она прекрасно знала литературу, искусство, историю.

Очень любила Лидия Александровна природу, тонко чувствовала ее и понимала. Когда ей дарили цветы, она с волнением прижимала их к груди, обнимала и целовала. Просила, чтобы у нее в комнате всегда был букет полевых цветов. Мы следили за этим и постоянно приносили ей свежие цветы».

Мантель очень хотела закончить работу к празднику в честь Казанской иконы Божией Матери. Но силы оставляли ее. И когда она закончила роспись, то, спустившись с лесов, совсем слегла.

На другой день ее увезли в рыбновскую районную больницу с тяжелой сердечной недостаточностью.

2 августа 1973 года, на праздник святого пророка Илии, Лидия Александровна скончалась. Отошла ко Господу благочестивая подвижница, отдавшая все свои силы на благоустроение Божьего дома. Похоронили ее за алтарем Космодамианской церкви. Так сбылось ее желание быть похороненной в Летово.

Батюшка Иоанн Смирнов ухаживал за могилками, находившимися в церковной ограде. И наверное, уже тогда он, как и художница Мантель, желал быть упокоенным под сенью берез Космодамианского храма.

Однажды отца Иоанна спросили:

– Скажите, как погребать коммунистов, которые были богоборцами?

– Надо молиться и о них. Мы ведь даже о скотине молимся, а здесь люди!

Еще один человек, который особо запомнился батюшке Иоанну своим вкладом в дело благоустроения церкви, была Мария Мурашова. Вот что он пишет о ней в своем труде «Косма и Дамиан»: «Самая усердная и самоотверженная... это Мария Мурашова, девица в возрасте 35 лет. В летовский храм она начала ходить с двенадцатилетнего возраста и все, что делалось и делается в устройстве этого храма, Марию никогда не обходило. Она обладает большой способностью, смелостью, ловкостью, но эти дарования никогда не относит к своему достоинству, она полностью предает их воле Божией. Эти качества дополняются христианским послушанием, трезвым смирением и верой в Господа.

Мария украшала новой краской кресты и колокольни, и храма, меняла цвет куполов, белила колокольню и храм, красила иконостасы и стены храма, помогала в постройке зданий и подсобных помещений, рыла землю, охорашивала огород, всего перечислить невозможно...

Когда создавалось или создается сложное положение в церковном деле, кого зовут на помощь? Марию Мурашову! И эта преданная церкви Мария с радостным лицом и искренним усердием исполняет все, что необходимо исполнить, как бы трудно ей ни было».

А еще запомнил протоиерей Иоанн Смирнов сослужившего ему короткое время отца Владимира Черепанова. Этот батюшка, по воспоминаниям отца Иоанна, был оптимист и весельчак, любил посмеяться, подтрунить над членами причта, а когда человек впадал в уныние, то, беседуя с ним в шутливом тоне он умел вывести человека из этого состояния, поднимал его настроение. Но как ни удивительно, всегда веселый отец Владимир сам нередко впадал в уныние. Погруженный в глубокую печаль, он брал в руки аккордеон и начинал играть церковные песнопения и произведения музыкальной классики. Отец настоятель любил слушать его игру.

«Было и так, – вспоминал протоиерей Иоанн, – наигравшись вдоволь, он брал в руки акафист, вставал на колени и усердно его читал, и было заметно, что он жил содержанием этого акафиста настолько, что плакал».

В сентябре 1973 года епископ Рязанский и Касимовский Симон назначил протоиерея Иоанна Смирнова на должность настоятеля Борисоглебской церкви города Рязани, бывшей тогда кафедральным собором. Там тоже пригодились его инженерные знания. В соборе отец Иоанн провел вентиляцию, которая действует и поныне. Интересно отметить, что, будучи еще настоятелем летовского Космодамианского храма, он сконструировал вентиляцию в Троице-Сергиевой лавре. Причем сделал это так умело, что Патриарх Алексий I пожелал лично выразить благодарность талантливому инженеру. Когда же во время аудиенции отец Иоанн подошел под благословение, Святейший удивленно воскликнул:

– Так вы священник?!

4 мая 1976 года по благословению Святейшего Патриарха Пимена владыка Симон постриг протоиерея Иоанна Смирнова в монашество с наречением имени Глеб в честь святого страстотерпца благоверного князя Глеба. Так сбылось предсказание отца Петра Чельцова.

5 мая того же года владыка возвел монаха Глеба в сан архимандрита, а 9 мая в Богоявленском кафедральном соборе состоялась хиротония архимандрита Глеба во епископа Орловского и Брянского. Вскоре с принятием архиерейского сана владыку Глеба поздравил отец Иоанн (Крестьянкин). В своем письме он напомнил о селе Летово и архиерейском жезле, бывшем в видении тогда еще протоиерею Иоанну Смирнову. Напомнил и о своем предсказании ему архиерейского служения.

В сентябре 1978 года указом Святейшего Патриарха Пимена преосвященный Глеб был возведен в сан архиепископа.

Постоянно загруженный архипастырскими заботами, владыка Глеб, тем не менее, находил время приезжать в Летово. Настоятелем Космодамианского храма был в то время его духовное чадо иерей Иоанн Аверин. Он еще в начале 1970-х годов, будучи студеном сельхозинститута, приезжал из Рязани в Летово на богослужения. Исповедовался и причащался у будущего владыки – протоиерея Иоанна Смирнова.

Священник Иоанн Аверин вспоминал, что тогда между ним, студентом, и отцом настоятелем Иоанном Смирновым не было никакого барьера.

«Я его уважал как священника, – говорил отец Иоанн Аверин. – Тогда ему было шестьдесят лет. Он был мудрым, рассудительным человеком, говорил медленно, но конкретно – коротко и точно, как гвозди заколачивал. Иногда, наоборот, мягко, доброжелательно шутил.

В быту владыка Глеб был непритязателен. В пище неприхотлив, в одежде скромен. Помню, как дочь Людмила уговаривала его купить новое пальто, а он все отказывался: «Зачем мне новое, надо старое доносить».

По природе доброжелательный, он мог и рассердиться на чей-либо проступок, но голоса на провинившегося никогда не повышал».

Супругу отца Иоанна Аверина, матушку Веру, владыка Глеб в свои приезды в Летово наставлял: «Дети священника должны быть всегда накормлены, одеты и обуты. А главное – благочестивы. Семья священника должна быть примером для семей прихожан. А его дом должен быть всегда открыт для них».

С большим теплом и искренней благодарностью к Богу вспоминала матушка Вера Аверина встречи с владыкой Глебом: «Тогда я еще была молодая. И после переезда вслед за мужем, отцом Иоанном, в Летово не сразу привыкла к деревенскому быту. Помню, владыка Глеб спрашивал, не скучаю ли я. Говорил, что все будет хорошо, главное, чтобы я держалась за семью, за мужа.

«Ты в храм-то ходи, – говорил он, – но помни, что твоя молитва – у плиты. А то батюшка придет со службы, а обеда нет. Нехорошо...»

В 1970 году он приехал в отпуск. Жил недалеко от Летово – в селе Романцево. Там у него был домик, за которым следила алтарница Космодамианского храма матушка Василиса. Однажды, когда мы были у него в гостях, он сказал мне:

– Матушка и батюшка должны всегда быть заедино. Если один не устоит – упадет и второй, и приход заглохнет. Против козней лукавого вы можете выстоять только вдвоем. Живите просто, открыто, никого не раздражая. Каждому человеку, который придет в храм, пусть и с трудным характером, помогайте».

По воспоминаниям племянницы владыки Глеба, Александры Павловны, в годы служения в Орле он был, наверное, единственным архиереем в Советском Союзе, который совершал торжественные шествия духовенства по городу. Это происходило в день освобождения Орла от фашистов. Большая процессия священников и клира во главе с архиепископом Глебом направлялась от епархиального управления и шествовала через весь город к памятнику павшим за освобождение Орла для возложения венков. Для того времени это было невиданное зрелище. Тысячи людей выходили на улицы, чтобы посмотреть на шествие духовенства.

«Архиерейское служение архиепископа Глеба в Орловской епархии, – вспоминала его племянница Александра Павловна, – пришлось на годы, когда безбожная власть под разными предлогами старалась закрывать церкви. А владыка Глеб – открывал. Такова была сила его дипломатических способностей. И то, что он добился разрешения проводить шествия духовенства, говорит о многом».

Православная церковь отметила труды архиепископа Орловского и Брянского Глеба орденами Преподобного Сергия Радонежского I степени, Святого равноапостольного князя Владимира, Равноапостольных Кирилла и Мефодия II степени, Золотой медалью Всемирного совета мира и другими наградами.

В последние годы жизни владыка Глеб тяжело болел, но с больным сердцем и высоким давлением присутствовал на всех праздничных службах. Превозмогая телесную немощь, он спешил помолиться у престола Божия.

«Встаю рано утром, – говорил он, – думаю, что не доеду до церкви. Но спешу – скорее бы, надо успеть добраться и уж там хоть и умереть. Но вот начинается служба, а у меня одно желание – до выхода дослужить, а затем – хотя бы до Херувимской. А потом прошу Господа, чтобы отойти после причастия... А как причащусь, становится хорошо. Голова не болит и давление куда-то девается».

Несмотря на телесную немощь, владыка Глеб вел строгую монашескую жизнь. Вставал в четыре часа утра и вычитывал долгое правило, каноны, акафисты. И в течение дня, выполняя свои архипастырские обязанности, постоянно молился. В последние годы он уже не расставался с молитвословом и постоянно читал Псалтырь.

«Мало кто даже из церковных служителей, – вспоминал архимандрит Вениамин (Зарицкий), некогда секретарь Орловской епархии, ныне епископ-наместник Николо-Угрешского монастыря, – знал о молитвенном подвиге владыки, который неустанно служил Господу благоговейной келейной молитвой, уделяя сну не более четырех часов в сутки. Тот, кому Божиим промыслом дано было ощутить на себе силу молитвенного заступничества высокопреосвященного Глеба, до конца своих дней не забудет этого».

Молитвенное дерзновение владыки было настолько высоким, что известен случай, как по его глубокой вере и святым молитвам исцелилась от тяжкого заболевания его духовное чадо – Мария Григорьевна Зверева.

Находясь в постоянном общении с Богом, владыка Глеб сподобился благодатного дара прозорливости.

Староста летовской Космодамианской церкви Клавдия Илларионовна Голицына говорила, что владыка предсказал ее внуку, что он станет врачом.

Протоиерей Геннадий Зверев рассказывал:

«Это было, когда я служил в Орловской епархии. Некоторое время у меня не было собственного жилья. Но вот купили мы дом. Хозяева собирались из него выехать, и я пришел к архиепископу Глебу за благословением на въезд. Тогда был Великий пост.

– Вам, отец Геннадий, – сказал владыка, – лучше въехать в дом после Пасхи.

А до Пасхи оставалось еще более двух недель. Мне же очень хотелось встретить праздник в своем доме, и я все-таки благословился на переезд.

– Ну хорошо, поезжайте, – сказал он, – а лучше все-таки после Пасхи.

Переехал, а хозяева по каким-то причинам выехать не смогли. Подошла Страстная седмица – надо усиленно молиться, думать о покаянии. Какое тут! В доме живут две разных семьи. Возникли трения, неприятности. И только на Пасху хозяева съехали. Так прозрел архиепископ Глеб срок их переезда и потому не советовал мне въезжать в дом до Пасхи ».

Сбывались предсказания владыки, сбылся и пророческий сон о нем самом. Когда скончался Патриарх Алексий I, архиепископ Глеб увидел во сне прекрасную обитель, а в ней усопшего. Он был живым и сияющим.

– Ваше Святейшество, – спросил владыка, – можно ли и мне поселиться в этой прекрасной обители?

– Можно, но не сейчас, а когда тебе исполнится семьдесят четыре года. Ты еще послужишь Святой Православной Церкви.

Пророческий сон сбылся в точности. Земные дни архиепископа Орловского и Брянского Глеба оборвались, когда ему было семьдесят четыре года, и всего месяц он не дожил до своего семидесятипятилетия.

Последние дни перед кончиной архиепископ Глеб, как обычно, занимался текущими епархиальными делами, совершал богослужения. Вечером 24 июля 1987 года ему неожиданно стало плохо, и его срочно доставили в больницу. Но, несмотря на все усилия врачей, состояние владыки становилось хуже и хуже. А 25 июля, в половине седьмого утра Господь призвал своего избранника. Архиепископ Глеб в полном сознании и с великим благоговением причастился Святых Христовых Таин и через полчаса мирно почил. Его предсмертным завещанием было желание быть погребенным в любимом селе Летово, в ограде Космодамианского храма. В полдень тело усопшего архипастыря перенесли в епархиальное управление, затем облачили в архиерейские одежды и положили во гроб. Здесь же настоятель кафедрального собора архимандрит Вениамин совершил первую панихиду. Вечером при стечении огромного количества верующих гроб с телом почившего перенесли в орловский кафедральный собор в честь Ахтырской иконы Божией Матери.

27 июля Божественную литургию и отпевание по монашескому чину совершили архиепископ Рязанский и Касимовский Симон и архиепископ Курский и Белгородский Ювеналий в сослужении многочисленных клириков Орловской епархии.

Перед началом отпевания надгробное слово произнес архимандрит Вениамин (Зарицкий). В частности, он сказал:

«Свершилась воля Начальника жизни – Господа. От нас ушел тот, кто в течение одиннадцати лет был душою епархии. Много сил отдавал архиепископ Глеб на ее благоустроение. По его благословению и попечительству отремонтированы почти все храмы Орловской области и многие Брянской. Восстановлены Покровская церковь в селе Архарово и Воскресенский храм в Брянске. Построена новая Владимирская церковь в поселке Клетня.

Свое архипастырское служение владыка Глеб благодатно сочетал с монашеским деланием... Поистине он был печальником за всю вверенную ему Господом паству. «Надо научиться жить, никого не раздражая», – говорил покойный владыка и сам с великим смирением относился к каждому человеку, который оказывался рядом с ним. Из всех молитв он особенно любил молитву мытаря: «Боже, милостив буди мне грешному...»

Мы осиротели. В траур облеклась вся наша епархия. Пусть же под сводами этого собора и в сердце каждого из нас поднимается горячая усердная молитва: да упокоит Господь душу высокопреосвященного архиепископа Глеба и даст ему вечное блаженство в Своем Небесном Царствии».

По совершении чина отпевания гроб с телом почившего архипастыря доставили в село Летово и установили в Космодамианском храме, настоятелем которого в то время являлся иерей Иоанн Аверин, который и до сих пор служит в этом же храме в должности настоятеля. Утром архиепископ Рязанский и Касимовский Симон в сослужении духовенства и при стечении множества летовских прихожан совершил заупокойную литургию и панихиду.

Протоиерей Петр Кравцов произнес надгробное слово, в котором напомнил о служении владыки Глеба в Космодамианской церкви, о его заслугах в благоустроении этой церкви и конечно же о его неустанном окормлении летовских прихожан. Духовенство «единеми усты и единем сердцем» пропели «Со святыми упокой...».

После панихиды и последнего целования гроб с телом усопшего обнесли вокруг Космодамианского храма и погребли за его алтарем.

Могильный холмик увенчал белый мраморный памятник в виде креста, который был изготовлен и установлен бывшим помощником владыки Глеба, секретарем Орловской епархии архимандритом Вениамином (Зарицким).

А другой верный помощник, староста Космодамианской церкви Клавдия Илларионовна Голицина, после похорон увидела сон. Она увидела свой храм. Идет служба. А у Престола Божия молится архиепископ Глеб, и от него исходит неземное сияние.

Мы верим, что он и поныне молится о нас, предстоя пред Господом.

Виктор Георгиевич Шиповальников родился в далеком северном городе Архангельске 28 января (ст. ст.) 1915 года. С детства он прислуживал архиереям, известным всему православному миру и ныне прославленным в лике святых: архиепископам Луке (Войно-Ясенецкому), Серафиму (Чичагову), Илариону (Троицкому).

Избранничество отца Виктора проявилось и в том, что Господь именно ему доверил на протяжении одиннадцати лет хранить великие святыни – личные вещи преподобного Серафима Саровского, в их числе – образ Божией Матери Умиление.

В 1939 году Шиповальникова взяли на службу в армию. Первоначально Виктор Георгиевич служил в столице Мордовии Саранске, где он настраивал оптику прицелов на артиллерийских орудиях. А в 1940 году его перевели в Молдавию, которая с 1918 года была под властью румын и только перед войной вновь вошла в состав России. Шиповальников служил в Кишиневе в дивизионной артиллерийской мастерской. И вновь, как и в школе, как в техникуме и вузе, так и здесь, в армии, выискивал время ходить в церковь на службы.

«В армии, – рассказывал отец Виктор, – я попросил политрука назначить меня почтальоном, чтобы я ходил по воскресеньям на почту, забирал посылки и письма для солдат. Он разрешил.

А в Кишиневе был красивый кафедральный собор, сейчас его уже нет, его взорвали. Так вот, рано утром я шел на почту, а на обратном пути заходил в собор помолиться. А поскольку я был в военной форме, то, чтобы не привлекать ничье внимание, староста находил для меня укромное местечко. Там, в кафедральном соборе Кишинева, я и встретил войну. Она ведь началась в воскресный день 22 июня 1941 года. Помню, подошел ко мне батюшка и говорит: «Витя, война началась».

Дивизионная артиллерийская мастерская, в которой я служил, должна была на ходу настраивать артиллерийскую оптику. Мы имели при себе оружие и в любое время должны были быть готовы отбить атаку противника.

Однажды на нас пошли фашистские танки, и я стал молиться святителю Николаю:

«Святитель Николай, помоги!».

А командир услышал и говорит:

«Какого ты еще Николая поминаешь? Надо кричать: «За Родину, за Сталина!"».

Но Шиповальников всю свою надежду возлагал на Господа, и Он не оставил его Своим покровительством. В самых, казалось бы, безнадежных ситуациях раб Божий Виктор оставался жив.

«Когда мы на плотах переправлялись через Днестр, – вспоминал он, – немцы нас бомбили с самолетов. Это было страшно. Несколько плотов погибло. Мы спаслись только чудом».

Под Одессой дивизию, в которой служил Виктор Шиповальников, немцы взяли в плен. И вновь Господь не оставил Своего раба. Когда военнопленных проводили по Одессе мимо кладбищенской церкви, Виктор перекрестился и прыгнул в канаву. «Все равно, где умирать, – подумал он, – здесь в канаве или же там, в плену». Но Господь уберег его от неминуемой смерти. Конвоиры не заметили «прыгуна». Когда колонна ушла далеко вперед, Шиповальников выполз из канавы и пришел в церковь. Прислуживавшие там монахини нашли ему гражданскую одежду и уголок для проживания.

Осенью 1941 года Одесса перешла под власть немецких союзников – румын. А поскольку они православные, то с позволения немецких властей стали открывать храмы. А для подготовки священников организовали двухгодичную духовную семинарию. По Божьему Промыслу в нее поступил Виктор Шиповальников. Рекомендацию для поступления ему дал оказавшийся в Одессе знакомый священник отец Павел Ковалевский, в свое время бывший в архангельской ссылке. Из числа преподавателей Шиповальников на всю жизнь запомнил протоиерея отца Феодора Флорю, позже описанного Солженицыным в книге «Архипелаг ГУЛАГ».

Отец Виктор запомнил и необычайный подъем народного духа после открытия православных церквей.

«Однажды, – рассказывал он, – после службы священнослужители вышли крестным ходом на площадь и крестили тысячи людей».

Учась в семинарии, Виктор встретил свою «вторую половину» – девицу Марию Борисовну. Она училась в музыкальном училище на дирижерско-хоровом отделении и пела в церковном хоре под управлением профессора Пигрова, выпускника Придворной певческой капеллы еще при последнем российском императоре Николае II, ныне прославленном в лике святых.

Виктор и Мария полюбили друг друга и в 1943 году обвенчались. Венчал их отец Феодор Флоря. Он же был посаженым отцом на их свадьбе. Матушка Мария стала отцу Виктору верной спутницей и помощницей на протяжении всего многотрудного священнического пути. Делила с ним и горести, и радости.

В это время Шиповальников иподиаконствовал у митрополита Одесского Виссариона (Пуйю).

В сентябре 1943 года Виктор Шиповальников, находясь в оккупации, был рукоположен в сан диакона, а 1 ноября – во священника.

Осенью 1948 года отец Виктор стал служить в Ростове-на-Дону, куда был принят епископом Сергием (Лариным). В Ростове отец Виктор познакомился с будущим Патриархом Пименом, в то время ключарем ростовского кафедрального собора Рождества Пресвятой Богородицы. Знакомство это скоро переросло в дружбу.

31 января 1951 года семья Шиповальниковых прибыла в Псков и поселилась в колокольне. Условия проживания для семьи с двумя детьми были очень тяжелые. Под жилье был приспособлен один из ярусов колокольни.

Узнав о трудном положении семьи отца Виктора, владыка Николай (Чуфаровский), который стал архиепископом Рязанским и Касимовским, устроил осенью того же 1951 года перевод отца Виктора в Рязанскую епархию. Местом служения ему был назначен Космодамианский храм села Летово недалеко от Рязани.

На новом месте он, как и везде, старался придать церкви благолепный вид. Как и всем летовским батюшкам, верной помощницей ему стала староста Клавдия Илларионовна Голицына.

Отец Виктор любил, чтобы богослужения проводились торжественно. Он служил с большим подъемом и, как говорили его прихожане, красиво. Прослышав о благолепных, торжественных богослужениях, проводимых отцом Виктором, в Летово стали приезжать люди из других мест. А сам отец Виктор о Летово всегда вспоминал с теплом. Хотя служить ему там пришлось очень недолго, прихожане его успели полюбить.

Всего этого не могли не заметить власти, осуществлявшие надзор за церковной жизнью в епархии. Уполномоченный по делам религий стал настаивать на переводе отца Виктора из Космодамианского храма.

Вскоре, в конце 1951 года отца Виктора перевели в Казанский храм города Сасово Рязанской области. Тут опять было сделано много для благолепия службы. Чтобы в пасхальную ночь в церкви горели лампочки, был приобретен бензиновый движок с генератором (в городе ровно в полночь электричество отключалось).

В 1952 году под праздник Преображения Господня отец Виктор мог погибнуть.

Все произошло во время всенощной. Праздничная лития совершалась, как положено, почти в притворе, у входных дверей. Служба шла спокойно своим чередом, молящихся было много. Во входных дверях храма тоже стояли люди. Среди них скромно, в самом конце стояла Евфросинья Косынкина. Она потеряла на фронте мужа и одна растила двоих сыновей. В военные годы зарабатывала на жизнь тем, что возила на телеге из госпиталя тела умерших беженцев. Была средних лет, высокого роста, физически сильная и очень добрая. Говорила с большим мордовским акцентом. Стоя на службе за спиной отца Виктора, она вдруг заметила, что какой-то человек пробирается к нему сквозь толпу. Евфросинья насторожилась и вдруг увидела, что в его руке, занесенной для удара, блеснул нож. Она мгновенно схватила его за руку – прежде чем он успел воткнуть нож в спину отца Виктора. Произошло замешательство. Люди помогли схватить этого мужчину, вытащить его из храма и привязать к церковной ограде, а кто-то побежал за милицией.

В период служения отца Виктора в Сасове он ездил в Троице-Сергиеву и в Киево-Печерскую лавры. Как вспоминала матушка Мария Шиповальникова, в то время при Киевском Введенском монастыре жила блаженная старица Ксения. Ей было больше ста лет. Когда к ней пришел за утешением отец Виктор, она ему сказала: «Борис и Глеб дадут тебе хлеб».

А через два года, в 1953 году, это предсказание сбылось. Отца Виктора перевели на служение в кафедральный Борисоглебский собор города Рязани (потом на его жизненном пути встретилась и другая старица – Пелагея Захаровская).

Приближалась Пасха 1954 года При подготовке к празднику выяснилось, что пасхальный крестный ход в храме не совершается совсем, так как из-за неимоверного количества народа это невозможно. Кто-то из прихожан храма с пяти часов вечера уже занимал место на солее возле Царских врат. Солею все же удалось освободить от толпы и отслужить полунощницу. Приблизилось время заутрени, духовенство уже было в пасхальных облачениях. И тут на солею вышел отец Виктор. Все насторожились и притихли. Тогда он обратился к собравшимся и сказал громко, тоном, не допускающим возражений:

– Всем расступиться и сделать проход до выхода из храма, а мужчинам помоложе взяться за руки и сделать ограждение прохода».

После некоторой суматохи все было исполнено. Тогда отец Виктор в облачении прошел по проходу до самой двери и вернулся обратно в алтарь. И вот послышалось пение и пошел по проходу крестный пасхальный ход. Прошел он благополучно вокруг всего храма, хотя и под улюлюканье собравшейся тогдашней молодежи.

Был случай, в одну из пасхальных ночей в придел святителя Василия Рязанского бросили через окно бутылку с зажигательной смесью, но ее вовремя удалось потушить.

В 1953 году настоятелем Борисоглебского собора был протоиерей Борис Скворцов – будущий архиепископ Рязанский и Касимовский. В хоре, на клиросе пел мальчик Сеня Зиновьев. Родился он недалеко от села Захарово, в котором жила блаженная старица Пелагея. Она предсказала мальчику Сене монашеский путь. А другому мальчику, Володе Кедрову, земляку Зиновьева, старица Пелагея предсказала, что он тоже будет монахом и даже архиереем. Сеня Зиновьев впоследствии принял монашество с именем Иероним, потом стал наместником Троице-Сергиевой лавры, а Володя Кедров постригся в монахи с именем Варнава и впоследствии стал митрополитом Чебоксарским и Чувашским.

Ко времени служения отца Виктора в Борисоглебском соборе Володя Кедров был иподиаконом у владыки Николая. Вероятно, именно от него услышал отец Виктор о блаженной Пелагее Захаровской.

«Эти два мальчика, – вспоминала матушка Мария Шиповальникова, – были тихими, скромными и симпатичными. Мне даже как-то странно было видеть этих мальчиков в безбожное, атеистическое время. Помню, что они дружили и держались все время вместе».

Вскоре после перевода отца Виктора в Борисоглебский собор владыка Николай рукополагал в нем во диакона Ивана Ивановича Смирнова, который также знал блаженную Пелагею Захаровскую.

Когда Смирнова рукополагали, он работал инженером на одном из рязанских предприятий. Это рукоположение было случаем редчайшим. Ведь Ивана Ивановича в это время выдвинули на соискание Сталинской премии за ряд технологических разработок, в частности за изобретение уникального пресса, позволившего в годы войны сэкономить значительные средства.

Это была первая встреча отца Виктора Шиповальникова с будущим архиепископом Глебом, к которому он питал самое искреннее чувство уважения.

Когда отец Иоанн Смирнов, будучи еще протоиереем, являлся настоятелем Космодамианской церкви села Летово, отец Виктор любил ему сослужить на престольные праздники. В отношении к богослужениям они были схожи. Оба любили обставить их как можно благолепнее, как можно торжественнее. Любили умилительное акафистное пение в исполнении хора под руководством матушки Марии Шиповальниковой. Об этом пении протоиерей Иоанн Смирнов писал: «Торжественно протекала служба, потому что певчие старались, прилагая все свои способности, и пение их украшало службу».

В октябре 1972 года, когда на Рязанскую кафедру был определен епископ (впоследствии митрополит) Симон (Новиков), протоиерей Иоанн Смирнов незадолго до престольного праздника Космодамианской церкви попросил его возглавить праздничное богослужение. Владыка согласился.

К престольному празднику в Космодамианском храме готовились тщательно. С особенной любовью украсили живыми цветами иконы. Цветы специально для праздников выращивала Мария Евгеньевна Климентовская (в постриге инокиня Фива).

Четырнадцатого ноября, в день памяти Космы и Дамиана, на литургию ждали приезда епископа Симона, отца Виктора Шиповальникова и регента архиерейского хора Марии Шиповальниковой. Но вдруг пришло известие, что машина застряла и что владыка благословил добираться до церкви пешком. Протоиерей Иоанн Смирнов впоследствии вспоминал:

«Надо было пройти от Шишкина до Космодамианской церкви три километра. Дорога тогда была очень сильно разбита машинами и тракторами. Осенние серые облака повисли очень низко, мелкий дождик сменялся мокрым снегом. Дорога была такой скользкой, что порой трудно было удержаться на ногах. Когда мы вышли встречать владыку, мне было трудно представить, как же он идет в рясе и не приспособленной для бездорожья обуви.

Но вот и владыка! Дошел! Помню, как удивило меня его достоинство. Он не посчитался с трудностями, чтобы доставить нам радость праздничной службы. Из глаз моих полились слезы умиления и восхищения».

Этот случай, а также прошедшая тогда Божественная литургия в Космодамианском храме произвели на протоиерея Иоанна большое впечатление. На всю жизнь он запомнил совершенное совместно с ним и отцом Виктором архиерейское служение. Запомнил и замечательное пение церковного хора, возглавляемого матушкой Марией Шиповальниковой.

Особенно сблизило отца Иоанна и отца Виктора то, что они оба были почитателями блаженной Пелагеи. Протоиерей Иоанн Смирнов возил к старице в Захарово протоиерея Виктора Шиповальникова. А когда она была в Рязани, то отец Виктор вместе с матушкой приводил к ней на благословение своих детей. Впоследствии Мария Борисовна рассказывала:

«Помню, когда нам сообщили, что блаженная Полюшка приехала в Рязань и хочет видеть отца Виктора, то он быстро собрал наших детей – Васю и Магдалину – и мы пошли на Центральный рязанский рынок, рядом с которым в одном из ветхих деревянных домиков поселилась старица. Она тогда была уже старенькая. Когда мы пришли, оживилась, но не встала, встретила нас полулежа. Глаз у нее совсем не было, но она как-то сразу приметила нашего сынишку Васю.

– А это крестник мой, – сказала она, потом ласково погладила его по головке, достала из кармана конфетки и угостила Васю и Лину.

Голос у нее был мягкий, приятный. Одета она была в беленькую кофточку, на голове платочек. Вроде вся такая простенькая, обыкновенная, но какое-то удивительное тепло и доброта излучались от нее. И рядом с Полюшкой становилось хорошо и спокойно.

Говорили мы недолго. Отец Виктор испросил у нее молитв, и вскоре мы ушли.

Когда блаженная старица уехала в Захарово, то через своих духовных чад присылала конфеты или печенье для нашего сына Васи.

А какими были духовные чада Пелагеи Захаровской, я поясню на одном примере. Ходил тогда в Борисоглебский собор Полюшкин почитатель молодой парень Иван (фамилии его не помню). На все службы ходил. Молился искренне, усердно. Работал он столяром на заводе. И по-видимому, такой хороший был работник, что ему как вознаграждение за добросовестный труд дали квартиру. А он отказался от нее в пользу более нуждающихся. Иван был холост и считал, что квартира нужна семейным людям. Потом он и еще раз отказывался. Вот какие были у Полюшки духовные чада!»

Пелагея Захаровская благоволила к отцу Виктору Шиповальникову, должно быть прозревая, что именно ему придется причащать ее незадолго до кончины. И когда она, проживая в Москве у своей крестницы Анастасии Орловой, стала угасать, отец Виктор приезжал причащать ее. А перед самой кончиной блаженную старицу причащал сомолитвенник отца Виктора иеромонах, впоследствии архимандрит Авель (Македонов).

С 1970 по 1979 год он подвизался на святой горе Афон в Свято-Пантелеимоновом монастыре, где его возвели в сан игумена. Впоследствии, вернувшись в Рязанскую епархию, он стал архимандритом Иоанно-Богословского монастыря, который он возглавлял с 1989 по 2002 год.

А в начале служения отца Виктора в Рязани он был священником Борисоглебского собора. Шиповальниковы запомнили его как доброго, отзывчивого батюшку и угодного Богу молитвенника. Его молитвенное дерзновение матушка Мария познала на себе. Однажды она тяжело заболела. И батюшка Авель приехал к ней на дом с чудотворной иконой Божией Матери «Знамение» (Корчемная). Отслужил молебен – и матушка выздоровела.

Отец Авель, так же как и Шиповальниковы, очень почитал блаженную Пелагею Захаровскую и часто вспоминал свою первую встречу с ней. Это было, когда он служил священником в Георгиевской церкви села Городище.

«Пришел к ней, – рассказывал отец Авель, – она усадила меня на лавку и говорит:

– Скажи, у вас там в алтаре Георгиевской церкви акафист святителю Николаю есть?

– Есть.

– А преподобному Серафиму Саровскому?

– Есть, – отвечаю, сам мысленно представляю шкаф, в котором лежали эти книжки.

И она словно стояла у этого шкафа, все видела и в своих вопросах перечисляла. Наивно спрашивала:

– А такая-то книжка есть? А такая-то есть?

Все книжки она называла в такой последовательности, в какой они стояли в шкафу. Все книжки по порядку перечислила. И не назвала таких, каких там не было.

А в конце разговора сказала, обращаясь к такой же, как и она, слепой Дунюшке:

– Жалко мне отца Авеля, сердечко-то у него плохонькое.

Никаких болезней я тогда за собой не знал, тем более болезни сердца. Но вскоре выяснилось, что сердце у меня действительно болит. Я его потом все время поддерживал лечением и, вспоминая Полюшкину прозорливость, не падал духом и молитвенно боролся с недугом».

Полюшка отошла ко Господу 6 декабря 1966 года, как она и предсказывала, через три года после смерти своей любимой духовной дочери Анастасии Орловой.

Скончалась старица в Москве, а хоронить Полюшку согласно ее завещанию повезли на родную рязанскую землю, в село Захарово.

«С Настей, с Настей меня лежать-то положите, – завещала она».

А кроме этого говорила: «Когда меня хоронить будут, солнышко, как на Пасху, играть будет».

Отпевал старицу Пелагею отец Виктор Шиповальников в Борисоглебском соборе. Когда гроб с телом усопшей вынесли из собора, в морозном декабрьском небе заиграло солнышко. Как известно, это явление заключается в том, что вокруг солнечного диска появляется радужное, переливающееся светом широкое кольцо. И случается это чаще всего на Пасху.

О предсказании Полюшки и об игре солнышка после отпевания свидетельствовала, в частности, Полюшкина племянница Валентина Шатаева.

Полюшкиным почитателем был и отец Иоанн Крестьянкин, служивший на рязанской земле с 1957 по 1966 год.

Знакомство отца Виктора с отцом Иоанном Крестьянкиным началось в Москве в 1948 году. Они оба были духовными чадами владыки Николая (Ярушевича). Отец Иоанн служил тогда в Измайлове, в церкви Рождества Христова. Схожие по духовным устремлениям, общительные, дружелюбные, с тонким чувством юмора, они сразу подружились и пронесли эту дружбу через всю жизнь.

После освобождения из лагеря батюшка Иоанн Крестьянкин служил в псковском Троицком соборе, где служил в свое время и отец Виктор. Когда вскоре на отца Иоанна начались гонения в Пскове, отец Виктор помог ему перевестись в Рязанскую епархию.

В период служения на Рязанщине отец Иоанн Крестьянкин часто общался с отцом Виктором и его семьей. Он был не только другом семьи Шиповальниковых, он являлся крестным отцом их сына Васи, того самого Васи, который полюбился Полюшке Захаровской. Как говорила матушка Мария, он еще ребенком был очень добрый, наверное, потому его Полюшка и приметила.

Отец Иоанн служил в Рязанской епархии на нескольких приходах. Одним из них был Космодамианский храм села Летово Рыбновского района. Настоятелем там был другой отец Иоанн, протоиерей Смирнов. У него было два брата-протодиакона. Один – Василий – служил в Москве, в патриаршем Елоховском соборе. А второй – протодиакон Павел – служил вместе с отцом Виктором в рязанском Борисоглебском соборе. Он обладал красивым, редкостным голосом.

Двадцать лет, с 1953 по 1973 год, прослужил отец Виктор Шиповальников в Борисоглебском соборе, и все эти годы ему сослужил протодиакон Павел Смирнов. А диаконское служение Павла Ивановича проходило в Борисоглебском соборе от его посвящения в 1948 году до выхода за штат в 1985 году. Тридцать семь лет в одном храме! От владыки Филарета (Лебедева) до митрополита Симона (Новикова) ему довелось служить при пяти архиереях. Это был ревностный служитель Церкви Христовой.

Архиепископ Николай (Чуфаровский) так характеризовал отца Павла: «Протодиакон кафедрального собора Павел Иванович Смирнов – образ архидиакона апостольских времен, красив служением и внешним видом. Отличается благоговейной скромностью. Почтителен к сослуживцам священникам, пользуется любовью прихода».

Отец Павел часто приезжал на службу в Космодамианский храм села Летово. Впоследствии он вспоминал: «Впервые служить в Летово мне довелось в 1948 году. Космодамианский храм, величественный и благодатный, в то время был запущенный с виду. Около него стоял маленький домик, служивший сторожкой. Три раза в нем был настоятелем мой брат. Первый раз [он служил] вместе с отцом Владимиром Черепановым, второй – с отцом Иоанном Крестьянкиным.

За годы настоятельства брата храм постепенно преображался. Ветхая сторожка постепенно превратилась в крестильное помещение, неподалеку построили два дома для духовенства и церковных работников. В храме сделана роспись».

Протодиакон Павел был человек доброжелательный, общительный. Дружил со знаменитыми певцами братьями Пироговыми. Он сам вспоминал так: «Мы были соседями. Когда они приезжали из Москвы в Рязань, то посылали за мной матушку Серафиму, которая шутливо сообщала: «Паша, пироги тебя в гости зовут». В один из приездов по моей просьбе Александр Пирогов спел «Блажен муж» Чеснокова и «Векую мя отринул» Рютова. Это исполнение стало для меня примером».

Протодиакону Павлу не раз предлагали перейти в Москву, в патриарший собор, но он остался верен своему приходу, своему храму, который стал для него родным домом.

Родным домом стал Борисоглебский собор и для отца Виктора Шиповальникова, который исполнял в нем должность ключаря, должен был приготовлять все необходимое для богослужений и следить за порядком их проведения.

К началу служения отца Виктора в Борисоглебском соборе в левом приделе уже был установлен замечательный фаянсовый иконостас, привезенный из села Ижевское Рязанской области. Он удивительно точно подошел по своим размерам. Во время гонений этот прекрасный белоголубой с розовым и позолотой иконостас работы XIX века был сохранен верующими в земле.

Отец Виктор был правой рукой настоятеля протоиерея Бориса Скворцова. Особенно много он сделал в благоустроении Борисоглебского собора. Лично ездил в знаменитое своими художниками село Палех. Договаривался о росписи стен и сводов собора, что и было выполнено палехскими мастерами братьями Блохиными. Кроме того, резчик по дереву Волков по заказу отца Виктора сделал резные клиросы в главной части храма и в приделах, место для проповедей, а также стасидии в главном алтаре.

Собор только недавно открылся, и детей крестили в самом храме. Отец Виктор предложил выход из положения, и владыка Николай его одобрил. Использовали находящиеся в ограде хозяйственные постройки, расширили их, добавив второй этаж во всю длину здания. Получился довольно большой зал, а в конце его – маленький освященный алтарь, где можно воцерковлять окрещенных младенцев. Когда все было выполнено, разразился страшный скандал со стороны уполномоченного. Ведь появилась еще одна церковь, во имя святых Иоакима и Анны, – место, где можно служить литургии. Власти предписали разрешить службы только один раз в год, на престольный праздник.

Нужно сказать, что владыка Николай с самого начала управления епархией распорядился служить в соборе ежедневно две Божественные литургии, возмещая таким образом хоть отчасти отсутствие почти всех храмов города, разрушенных, оскверненных и закрытых. А тут появился новый храм!

Когда отцу Виктору запретили совершать в соборе обряд венчания, то он нашел интересный выход из этой затруднительной ситуации. Через доверенную женщину батюшка записал желающих повенчаться. Всех на один день. Набралось шестьдесят пар. И в один день он их всех повенчал!

Уполномоченный Ножкин очень возмутился, вызвал отца Виктора и заявил, что доложит о его поступке вышестоящему начальству.

А он в ответ сказал:

– Если вы доложите, начальство будет крайне недовольно вашей работой. Давайте лучше это скроем.

Ножкин вынужден был согласиться.

В это же примерно время собор подвергся нападению. Случилось это ночью. Утром пришли к ранней обедне служащие и прихожане и увидели на крыше алтарной части храма развалины главки. К счастью, никто не пострадал и больших разрушений самого храма не было.

В начале 1965 года настоятеля собора протоиерея Бориса Скворцова постригли в монашество с этим же именем, потом возвели в сан архимандрита, а 21 февраля хиротонисали во епископа Рязанского и Касимовского.

Настоятелем Борисоглебского собора был назначен священник Виктор Шиповальников. Поскольку он был человеком энергичным, проявлял активность в делах ремонта и обустройства собора, то рязанский уполномоченный по делам религий, действуя через церковный совет, набранный из людей маловерующих, всячески препятствовал его деятельности. Так, в 1967–1968 годах прихожане вдруг заметили, что ремонтные работы в соборе практически прекращены. Тогда они обратились с жалобой к Святейшему Патриарху Алексию I, но не настоятеля они обвиняли в ней, а церковный совет. Это вызвало крайнее недовольство уполномоченного. А особенно злило его независимое поведение отца Виктора, который никогда не скрывал свой священнический сан.

В то время священники, по негласному распоряжению уполномоченного, выходя в город, одевались в светскую одежду. Путь отца Виктора из дома в собор и обратно пролегал мимо памятника Ленину. И он проходил эту дорогу в рясе и скуфье. Его предупредили о недопустимости этого, и только тогда ему пришлось уступить.

Семья Шиповальниковых постоянно подвергалась гонениям. Детей в школе открыто травили. Матушка Мария рассказывала: «Девятилетнюю Магдалину на школьной линейке вывели перед всеми и сказали: «Смотрите – это дочь попа», говорили так, словно «это дочь вора». Доходило до дурацких обвинений. В то время стали носить на голове обручи, чтобы волосы не лезли в глаза. У Магдалины волосы были пышные, и сестра подарила ей такой обруч. А в школе ей говорят: «Ты что на себя напялила? Это чтобы вшей разводить?»

Васю, младшего, которого Полюшка любила, в самом начале второго учебного года школьники избили. Оказалось сотрясение мозга. Из-за этого он во второй класс пошел годом позже.

Алексея в школе спрашивали: «Ты для чего в школу ходишь? Тут закон Божий не преподают».

Старшая, Лиза, училась хорошо, одноклассники к ней относились дружелюбно, но их родители всячески этому противились. Когда она училась в пятом классе, на уроке учительница сказала: «Сейчас Шиповальникова встанет и скажет нам, где она видела Бога». Вскоре после этого, а это было зимой, на большой перемене в коридоре школы появился Лизин папа в расстегнутой зимней рясе, так что виден был крест, и прошел прямо к директору. Очень скоро он вышел и спокойно удалился. Оказалось, что он директору заявил протест и обещал, если травля не прекратится, написать в ООН. Директор ответил, что все выяснит, и на некоторое время нападки прекратились.

Перед экзаменами на аттестат зрелости Лиза была вызвана в кабинет директора школы № 2. Директор запер дверь на ключ и два часа «прорабатывал» Лизу, пытаясь, видимо, вынудить ее вступить в комсомол. Было и еще много мелких, но изощренных издевательств над детьми. Как позже совершенно случайно стало известно из достоверных источников, была поставлена цель не дать возможности детям получить образование».

В середине 1960-х годов началась клеветническая кампания против отца Виктора. По-видимому, уполномоченный хотел добиться не просто перевода его на другой приход, но и судебного разбирательства по поводу надуманных, а порой и прямо-таки фантастических обвинений, например в краже вагона с вельветом.

В это время блаженная Полюшка несколько раз присылала сказать отцу Виктору, чтобы отслужил молебен перед иконой Божией Матери Тихвинской и святому Иоанну Воину. После этих молебнов нападки на отца Виктора сами собой исчезали.

Матушка Мария с горечью вспоминала:

«Нашлись прихожане, которые по указке уполномоченного состряпали всяческую клевету, в том числе и про вагон с вельветом, записали, собрали в папку и повезли в Москву на такси. Но по дороге машина попала в аварию, и все погибли. Я тогда увидела в этом перст Божий, заступничество Господа за отца Виктора.

Еще помню, о нас писали в газетах. Однажды мы провели на свой огородик водопроводную трубу и сделали так, что из нее бил фонтанчик, поливая грядки. А в газете написали, что «поп Виктор жирует на деньги прихожан», что он «у себя на огороде фонтан устроил».

Припомнили ему и знакомство с опальным писателем Александром Солженицыным, которого в 1969 году рязанская писательская организация исключила из Союза писателей СССР.

Рязанский уполномоченный вызвал отца Виктора Шиповальникова и сказал ему:

– Если не хочешь попасть на лесоповал, уезжай из Рязани.

Отец Виктор и сам понял, что обстановка накалилась так, что дальше некуда. Оставаться в Рязани было нельзя. И в 1973 году он перевелся в Московскую епархию.

С августа 1973 года отец Виктор служил настоятелем Троицкого храма в поселке Удельная Московской епархии. Как и везде, отец Виктор взялся за устроение благолепных богослужений. Небольшой храм обслуживал обширную территорию. Прихожан было очень много, и они полюбили нового настоятеля.

В Великий пост 1976 года, на праздник Похвалы Пресвятой Богородицы отец Виктор провел богослужение с пением акафиста по привычному для него чину. Акафист разделен на четыре части. Служба начиналась так. Открывались Царские врата, и все видели за престолом образ Божией Матери Умиление, а по обе стороны престола – два подсвечника с семьюдесятью горящими свечами (по числу апостолов). Сам акафист читался перед разными чтимыми иконами Богородицы в разных частях храма, причем священники каждый раз меняли по цвету облачение, а хор пел разными напевами.

После этого староста церкви Евдокия выразилась так: «Ну, эту Похвалу я ему не прощу!» (Нужно сказать, что эта староста распорядилась судьбой пятнадцати священников.)

В результате в июле того же года отца Виктора назначили настоятелем Христорождественской церкви села Заозерье Павловопосадского района.

С 1980 года Промыслом Божиим отцу Виктору Шиповальникову была назначена особая роль – он стал хранителем Дивеевских святынь: иконы Божией Матери Умиление, перед которой молился преподобный Серафим Саровский, обгоревшей скамеечки, некоторых личных вещей батюшки Серафима.

Перед разорением Серафимо-Дивеевского монастыря монахини сумели вывезти и спрятать эти святыни. До 1980 года они хранились в Муроме у монахини Марии (Бариновой). Когда она стала совсем немощная, по благословению Патриарха Пимена святыни передали на хранение отцу Виктору Шиповальникову. При этом Святейший сказал ему: «Бог даст, еще возвратишь по назначению».

Пришло время, и в 1991 году отец Виктор передал хранившиеся у него святыни Патриарху Алексию II. Святейший наградил его благодарственной грамотой, в которой говорилось: «Ваше Высо-копреподобие, дорогой отец Виктор! Воздавая благодарение Господу Богу и Преблагословенной Божией Матери за чудесное спасение святыни Свято-Дивеевской обители – чудотворной иконы Богоматери и других ее святынь, приношу вам и матушке Марии Борисовне сердечную благодарность за ваши труды по сохранению великого сокровища нашей святой Церкви».

В июне 1993 года отца Виктора Шиповальникова вновь назначили на службу настоятелем в Троицкий храм поселка Удельная. Возвратившись в Удельную, отец Виктор сразу позаботился о воплощении в жизнь своего давнего желания пристроить к храму придел во имя святого преподобного Серафима Саровского. Такой придел был предусмотрен еще проектом 1916 года. Работы шли интенсивно, и 10 декабря 2000 года новый придел был освящен. Финансовую помощь в этом деле оказал, в частности, А. И. Солженицын.

Учитывая преклонный возраст отца Виктора, митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий распорядился в 1998 году считать храм Святой Троицы в поселке Удельная подворьем Старо-Голутвина монастыря. В этом качестве храм оставался до 16 ноября 2005 года. Все это время протоиерей Виктор Шиповальников оставался в должности старшего священника Троицкого храма.

Здоровье отца Виктора ухудшалось. В Неделю всех святых, 26 июня 2005 года он отслужил свою последнюю литургию. До ноября 2005 года была надежда на возможность батюшке снова служить. К сожалению, этого не произошло, и настоятелем храма был назначен иерей Вадим Суворов.

Последние два года жизни отца Виктора ему оказывалась по распоряжению митрополита Ювеналия ежемесячная материальная помощь.

Шестьдесят четыре года, большая часть из которых пришлась на суровые годы гонений, отец Виктор прослужил Богу в священном сане. За ревностное служение Церкви Христовой отец Виктор удостоился многих церковных наград, в том числе: митры, права служения литургии с отверстыми Царскими вратами до Херувимской песни, а потом и до «Отче наш», трех крестов с украшениями, Патриаршего креста, четырех церковных орденов и нескольких грамот.

Скончался отец Виктор 27 декабря 2007 года на девяносто третьем году жизни.

Отпевал протоиерея Виктора Шиповальникова митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий 29 декабря в Христорождественской церкви села Заозерье в сослужении 17 священников и двух диаконов. После литургии, перед началом отпевания владыка Ювеналий прочитал прочувствованное слово Святейшего Патриарха Алексия II и обратился к присутствующим с прощальной речью, в которой, в частности, сказал: «Сегодня, можно сказать, мы прощаемся с историей минувшего века, потому что блаженнопочивший отец Виктор воплощал в своем жизненном пути героизм и трагизм, выразившиеся в судьбах духовенства XX столетия».

Погребен отец Виктор на кладбище Христорождественского храма, у входа в храм, с правой стороны.