Иоанн, затворник Святогорский

(Память 11 августа).

Город Курск, родина преподобного Феодосия Киево-Печерского и преподобного Серафима Саровского, был родиною и приснопамятного затворника Иоанна. Он родился в семье небогатых мещан Крюковых 20 сентября 1795 года. С раннего возраста он был набожен. Когда ему было семь лет, однажды в толпе собравшихся на улице мальчиков один из них, по фамилии Мошнин, стал рассказывать о подвиге своего родственника, спасавшегося в затворе. Вероятно, речь шла об о. Серафиме, происходившем из рода Мошниных. Этот рассказ запал глубоко в душу Ивана Крюкова, и он несколько раз принимался расспрашивать мальчика, и восклицал: «ох, хорошо так жить, хорошо жить и спасаться!» И с этой поры в мальчике залегло желание монашества, которое не оставляло его долее года, пока по жизненным обстоятельствам это не стало возможным. Когда Ивану минуло девять лет, он стал просить родителей, чтоб они отдали его учиться грамоте; но они, по бедности думая только о заработке, отдали его в учение к мастеру, готовившему печные изразцы, на 7 лет, и за все это время получили от мастера 10 рублей ассигнациями. Хозяин Ивана был жестокий человек. Он не показывал ему, как работать, а бил его за его неумелость. Побои доходили до того, что мальчика замертво выносили на воздух. Раз, хозяин чуть было не убил Ивана за испорченный изразец. И вся цена изразцу была 1 копейка. Семь лет терпел Иван эту ужасную жизнь. По окончании срока он перешел к другому мастеру, а через несколько лет поступил приказчиком к торговцу скотом. Родители стали уговаривать Ивана жениться. Мысль эта очень печалила целомудренного юношу, но он не хотел огорчать родителей. Престарелая его мать не могла сама управляться с домашним хозяйством, и он склонился на их просьбы. Благосостояние Ивана стало улучшиться. Он открыл на сбережения от своего жалованья фабричку изразцовых лепных печей. Дело пошло хорошо. Кроме того, он содержал два постоялых двора и гостиницу... В своем достатке он сохранил ту же набожность, вел трезвую и благочестивую жизнь, любил ходить в церковь и твердо помнил о том, как с детства мечтал о монастыре. Наконец, его заветное желание могло осуществиться. Его жена умерла, детей не было, вскоре умер и его отец, и на руках оставалась лишь мать. Открывалась возможность проститься с миром. «Слава Тебе, Христе Боже, восклицал он, слава Тебе, милосердому, что освобождаешь меня, наконец, от сей мирской суеты! Велико Твое, Господи, ко мне милосердие, что вспомнил меня недостойного и не попустил меня до конца погрязнуть в заботах житейских».

Но не без борьбы отпустила сына в монастырь его мать. Сперва она решительно отказалась дать свое согласие, и только уговоры одного помещика, наконец, смягчили старуху. Точно светлый день настал тогда для сына. У матери было много богато украшенных икон, но сын попросил себе на благословение простой медный литой крест. Он, не снимая, носил его на себе. В то же время, он надел на себя вериги из простого шинного железа, весом в полпуда, состоявшие из пояса и наплечников. Целые полтора года Ивану пришлось провести в хлопотах по окончанию подрядов и расчетов по ним. Услыхав, что он собирается в монастырь, некоторые из тех, что были ему должны, уклонились от уплаты, и простосердечный Иван, простив им, просил Бога принять эти деньги, как милостыню во имя Его. Наконец, устроив мать у замужней сестры, Иван на 39 году простился с миром. Побывав в Киеве на богомолье, он направился затем в Глинскую пустынь Курской епархии, процветавшую тогда под руководством праведного, строгой жизни, игумена Филарета. Там он приставлен был сперва к печным работам. С самого поступления он отличался простосердечием, ласковостью в обращении, был усерден к службе и дома постоянно молился, сопровождая молитву множеством земных поклонов. При простоте нрава, была в нем та глубокая, непоколебимая младенческая вера, которую ублажил Христос. Уже в то время он однажды исцелил молитвою одного бесноватого. Одно время думал он вступить на путь юродства, и долго с плачем молился, чтоб Господь вразумил его. После того, он заснул и во сне видел двух святых юношей, которые возложили на него священническую ризу и сказали: «оставь мысль о юродстве: это не твой путь».

В Глинской пустыни Иоанн научился грамоте от мальчика-послушника. Назначенный, после разных послушаний, экономом, Иоанн был пострижен в мантию с именем Иоанникия.

Чрез пять лет он перешел в Святогорскую пустынь Харьковской епархии. Эта древняя упраздненная пустынь, расположенная на меловых горах в восхитительной местности над рекою Донцом, возникала тогда вновь к жизни, и среди иноков, которых пригласил настоятель возобновляемой пустыни, взятый из Глинской братии был и Иоанникий. Ему поручена была трудная, сложная, хлопотливая должность эконома, и, так как на нем лежало заведование множеством вновь возводившихся построек, то на его долю выпало всех больше трудов. Кроме того, он заведовал и гостиницей. Среди бесконечных хлопот и немалых огорчений Господь утешил Иоанникия тем, что через него отыскан был заваленный и заброшенный древний храм обители. Через 12 лет, день в день, после сновидения с юношами, Иоанникий был рукоположен во иеромонаха. Между тем, душа его созрела и требовала больших подвигов и совершенного уединения. Разрабатывая пещеры, в которых некогда селились древние иноки Святогорские, Иоанникий особенно полюбил одну из них, и в нем возникла мысль о том, чтоб затвориться в этой пещере. Настоятель, опасаясь, что это искушение высокоумия, стал испытывать его и смирять. Так, раз, поручил ему вычищать выгребные ямы, ставил на поклоны в трапезе, одел в заплатанную одежду, и тот нес все это терпеливо. Наконец, с благословения преосвященного Иоанникий вошел в затвор. Келлия была тесна и низка, не выше человеческого роста, свет проникал сквозь скважину. Воздух резко сырой, холодный как в погребе. Деревянный гроб с могильным крестом у изголовья, вместо постели, аналой у икон, обрубок пня, вместо стула, кувшин воды и горнец для пищи, и, наконец, самое главное – икона с неугасимой лампадой, – вот, все убранство келлии. Ежедневно затворник полагал 700 земных поклонов, 1000 поясных, произносил 5000 молитв Иисусовых, 1000 Богородичных, читал акафисты, помянники. Ежемесячно выходил он в церковь, чтоб приобщаться. Живительная сила духа нужна была, чтоб оставаться в затворе. Сырость была пронизывающая, так что в тулупе подвижник дрожал от холода; одежда служила недолго – истлевала. Рои насекомых кишели в келлии, уязвляя затворника. Братия глумилась над ним, одни, упрекая его в гордости, другие, предсказывая, что он не выдержит, недобром кончит. Он все терпел.

После 18-месячного затвора Иоанникий пострижен в схиму с именем Иоанна. Через 5 лет затвора, от холода и сырости у подвижника стали делаться судороги в ногах, и настоятель велел устроить в келлии печь. Еженедельно он стал ходить в монастырь ко св. Причастию, и после литургии благословлял толпившийся вокруг него народ. Иногда ночью выходил он из меловой келлии, чтоб подышать чистым воздухом... Укоризны, нарекания и насмешки над ним старшей братии не прекращались. Было замечено, что по мере почитания его народом, он старался навлечь на себя своими словами осуждение иных, только бы избегнуть славы и похвалы. От постоянного полумрака и свечного освещения он почти ослеп: теперь ему вычитывали его молитвы. Зато великая молитва Иисусова: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного – была постоянно на его устах.

17 лет подвизался старец в затворе. Он тихо догорал в своей келлии, как свеча, горящая пред святою иконою. Сильно тяготило его усердие народа; но он не мог отказать ему, и точно мирный ангел являлся пред ним в схимнической одежде, кротким ликом и потухающими очами, напоминая седую древность Киевских пещер. Беседа с ним успокаивала и облегчала наболевшую душу. В нем был дар прозорливости, – он называл прямо по имени неизвестных, пришедших к нему, лиц, и имел дар исцеления.

Последнее время он все больше лежал в своем гробу, непрестанно молясь, и предузнал день своей кончины. Он скончался 72лет 11 августа 1867 года в монастырской больнице. Перед смертью он взглянул на икону Спасителя и с тихою молитвою предал Богу свою чистую душу. Гроза бушевала и шумела во время его кончины, и вдруг прекратилась, когда он почил. Он схоронен у алтаря больничного храма. Богомольцы служат панихиды по нем; множество исцелений совершилось на его могиле. А сохраняемая его меловая келлия служит памятником его самоотверженной жизни²⁰.