Сезеновская первоначальница старица Дария

(Память 28 июля).

Старица Дария родилась в селе Пикове, Раненбургского уезда, Рязанской губернии, в 1772 г. и была дочь государственного крестьянина Дмитрия Гаврилова Кутукова. Дарья, будучи молодою и живя в кругу своего семейства, с видимым удовольствием вступала во все девичьи игры и считалась первой в них руководительницей. Когда, по достижении ею возраста невесты, стали за нее свататься женихи, то она при веселом своем характере, по-видимому, не склонном к жизни одинокой, к удивлению, как своих родных, так и посторонних лиц, сначала через бабку, потом и прямо отцу заявила, что она мысленно навсегда отказалась от замужества. Убеждения семейных не могли вынудить Дарию переменить решение, и те, видя ее непреклонность, уже не препятствовали ей оставаться в девицах, и она мирно жила в доме родных до 24-летнего возраста.

Когда ей было 24 года, ее младший брат Василий праздновал свою свадьбу. Здесь Дария веселилась вместе с другими. Не был еще окончен свадебный пир, как Дария внезапно переменила веселый свой вид на мрачный. Перевязав себе правую руку платком, а палец на той же руке тряпочкой, она сказала, что вывихнула себе руку и палец. Ей предложены были услуги сельских костоправок. Она отказалась от этих услуг, говоря, что она пойдет в село Нижне-Ломовое к своей родственнице, которая найдет ей хорошую костоправку. Так, в праздничной одежде, а было это в первых числах ноября, и отправилась в сопровождении двух снох – жен братьев Евсея и Василия, которые пошли ее проводить.

Дойдя до реки, отделяющей Пиково от Ломового, Дария, сняв с себя шубку и вынув из ушей серьги, отдала снохе, которую попросила все это сберечь до ее прихода, говоря, что она у родственницы пробудет, быть может, дня три. При этом, она просила снох передать отцу, чтобы он ее благословил, а на что не объяснила. Простившись с ними и сев в лодку, Дария отправилась через реку в Ломовое.

Дария, переехав реку, не пошла к своей родственнице, как говорила домашним, а отправилась через г. Раненбург, Рязанской губернии, в село Каликино Лебедянского уезда, к проживавшей там в особой келейке близ церкви, Евфимии Григорьевой Поповой, с которой думала пожить некоторое время и поучиться у нее, как у опытной в духовной жизни.

Эта старица в своей келлии вела жизнь совершенно уединенную до 1808 года. В этом году переселилась в Задонск, где скончалась в глубокой старости, 110 лет, 15 января 1860 года и погребена в Задонском мужском монастыре под алтарем Вознесенской церкви, рядом с затворником Георгием.

В то время жил в Каликинском лесу, известный своею богоугодной жизнью, старец, уроженец села Зенкина, Иларион Мефодиевич Фокин Троекуровский. По совету Евфимии, к нему и обратилась Дария с просьбой разъяснить: каким путем ей достигнуть вечного спасении? Вместе с Дарией ходила к отцу Илариону и Евфимия просить так же его совета, как ей поступить: оставаться ли ей в Калинине или удалиться в другое место.

Между тем, семейные Дарии, подождав несколько дней и не зная, чему приписать такое долгое ее отсутствие, послали в Ломовое к родственнице узнать: здорова ли она и не случилось ли чего с нею? Узнав же, что Дария в Ломовом не только у родственников, но и ни у кого не была, и что никто из жителей не видел ее там, семейные пришли в недоумение и делали разные предположения. Предположили, было, что она утонула при переезде через реку в Ломовое. Но лодка, на которой она переезжала, оказалась привязанной у берега реки. Недоумевали и по поводу того, с какой целью она отдала шубку, из ушей серьги и просила снох испросить у отца благословение себе. Если она хотела выйти замуж тайно от семейных, то не отдала б своего лучшего наряда и даже необходимого, судя по времени года. Делали и другие предположения, но ни на одном из них не остановились. Так и оставили дело, положившись на волю Божию.

Старец Иларион, между тем, благословил Дарию идти в Меловые горы, в женскую обитель. Там в то время начальницей была старица Агафья Лукьянова, жизни высокой.

Этой старице в сонном видении было сказано, что к ней идет кроткая, незлобивая голубица, и велено ее встретить. Старица, встав от сна и считая этот сон не за призрак какой-либо, а за веление свыше, собрала сестер обители и с ними вышла в сретение голубице, предполагая встретить потрудившуюся для Бога старицу или знатную особу. Вместо старицы, однако, она встретила Дарию, девицу еще молодую, в обыкновенной крестьянской одежде.

Старица не отринула от себя пришедшей. Считая, что пришедшая и есть та самая голубица, которую велено ей принять, Агафия Лукьяновна приняла с материнской любовью ее в число сестер обители.

Дария, вступив в ограду обители, приняла на себя строгий обет молчания, так что она в обители ни с кем из сестер ничего не говорила, кроме начальницы и той только: «прости, благослови». Послушание Дарии было долго в трапезе, где она приготовляла для сестер кушанье не только без ропота, но даже с видимым удовольствием и с таким успехом, что исполняемое ею одной было бы по расчетам обременительно для трех, а чугуны из печи, к удивлению всех, она вынимала прямо руками, без ухвата.

Начальница обители, старица Агафия, видя такое глубокое смирение и безропотное послушание не жившей в обители, молодой, неграмотной, крестьянской девицы Дарии, вполне убедилась, что сон был не призрак, а веление свыше и высказала сестрам, что Дария-то и есть та кроткая и незлобивая голубица, которую они встретили по повелению во сне.

Кроме этого о жизни Дарии в обители ничего не известно. При строгом молчании и безропотном послушании она минуты досуга от своих послушаний употребляла на молитвенные воздыхания о спасении души и молила Царя царей оставить ее в обители. Но судьбы Божии неисповедимы. Господь готовил ей неведомое для нее поприще жизни деятельной, умной. Ей нужно было пройти и разные испытания. Так как она жила в обители без всякого письменного вида, то и должна была по времени удалиться из обители по необходимости.

Семь лет жизни Дарии в этой обители приучили ее к безропотному послушанию, смирению и другим монашеским добродетелям. И не без скорби она расставалась с сестрами, где она ко всем и ко всему привыкла.

Распростившись с обителью, Дария отправилась в родительский дом, в который не рассчитывала возвращаться никогда.

Прибытие Дарии в родительский дом, считавшейся в числе мертвых, привело всех в изумление. После встречи и приветствий начались опросы, где и как жила. Слух о прибытии Дарии разнесся по селу. Родные, знакомые, подруги ее молодых лет, жившие уже семейной жизнью, наполняли попеременно дом отца Дарии. Те же приветствия, те же опросы о ее жизни. В особенности, удивлялись ее подруги, считавшие ее за веселую девицу, увидев ее переменившейся в характере и не в обыкновенной крестьянской одежде, а в черном платье.

Прожив несколько времени дома, Дария открыла отцу свое намерение поступить в монастырь и просила исходатайствовать ей увольнительное свидетельство.

Отец рассчитывал, что Дария, пожив в монастыре и испытав трудности монашеской жизни, прибыла с тем, чтобы остаться навсегда. Однако, видя усиленную просьбу и имея в виду то, что ей было уже близ 35 лет, выхлопотал ей это свидетельство.

Получив свидетельство, Дария отправилась в Тамбов к девице Агафье Ивановой, посвятившей себя уединению, у которой прожила 8 лет. Отсюда отправилась в Ростов, где в монастыре прожила год, а оттуда в Муром и здесь прожила в монастыре год; из Мурома возвратилась опять на родину.

Старец Иларион, пожив несколько в Калинине, вынужден был отсюда удалиться и поступил в монастырь.

После него, искавшие уединенной жизни вдовицы и девицы, однако, по-прежнему проживали в устроенных келлиях близ церкви совершенно отдельно от своих семейных. Дария, прибыв из Мурома, приютилась к этим черницам. Недолго она здесь прожила – не более полутора года. Со стороны гражданского начальства последовало запрещение жить вместе, почему все келейницы и должны были оставить свои келлии и разойтись.

Дария во второй раз прибыла в родительский дом. Здесь ей было неудобно заниматься молитвой и вести жизнь уединенную. Отец, во избежание соблазнов от жизни в кругу мирян, с общего согласия выстроил своей дочери Дарии в селе Головщине, Раненбургского уезда близ церкви келлию, куда и переселилась Дария, прожив в доме отца год.

Здесь Дария занялась печением просфор в Головщину, Сезеново, Матвеевщину, Карповку, Зенкино, отцу Илариону, жившему в то время в селе Колычеве, Данковского уезда, в имении господ Меньшиковых, а впоследствии, и затворнику Иоанну, по прибытии его на подвиг в Сезеново в 1817 году. Порою она хаживала для богомолья по святым местам. Прожив в Головщине около 12 лет, Дария была в Киеве пять раз.

В декабре месяце 1817 года старица Дария, отговев в Задонском монастыре, пришла в келлию иеросхимонаха Агапита, за просфорою для старца Илариона и за благословением отправиться в свою келлию. Увидев здесь юродивого Иоанна с остриженными волосами, одетого в рубище, подумала взять его с собою и поместить со старцем Иларионом под его опытным руководством с тем, чтобы, в то же время, и самой ей послужить ради Господа им обоим.

Старец Агапит, предупредив желание Дарии, приказал ей взять с собою Иоанна. Дария выпросила для него одежду, так как он не имел не только теплой одежды, но и холодная была настолько ветха, что, скорее, можно было назвать рубищем. Иоанн послушался просьбы Дарии и совета Агапита, и поехал беспрекословно.

На пути они заезжали к некоторым особам, от которых Дария слышала, что Иоанн велик по жизни своей, что место для молитвы ему предназначено по особому сновидению. По прибытии к отцу Илариону, видела прием его, угощение холодным чаем и не в келлии у себя, а в сенях, слышала от старца, что Иоанн старее его и что не Иоанн ему, а он Иоанну должен служить, и в довершение всего князь Несвицкий, видевший чудный сон, приехав к старцу Илариону, рассказал сон, и по совету старца взял Иоанна к себе в Сезеново, где и поместил его.

Все это поселило особенное уважение Дарии к Иоанну и такое, что она в 1828 году выстроила себе в Сезенове келлию и переселилась в нее на постоянное жительство, начав прислуживать уже одному затворнику Иоанну в качестве постоянной его послушницы.

Иоанн любил добрую старицу Дарию за ее простоту и преданность и, зная по особому указанию Божию предопределение ее к высшему служению на пользу христианской веры, укреплял ее в вере и терпении, он своими мудрыми советами и наставлениями приготовлял ее к тому великому подвигу, для которого Промысл Божий привел ее в Сезеново: быть строительницей храмов и обители, быть мудрой матерью не только насельницам обители, но и для посторонних, приходивших к ней за советами. Дария, следуя советам затворника в течение 10 лет бытности ее постоянной послушницей, настолько приготовила себя, что после смерти затворника вполне исполнила его поручение: устроила, совершенно без всяких материальных средств, целую женскую обитель.

Диавол не оставил в покое подвижницу и порою наводил на старицу Дарию страх, уныние и скорбь. Раз, мела она около сеней затворника; вдруг является змея и обвилась около ноги Дарии. Дарья, испугавшись, закричала и тут же слышит скорые шаги затворника; при выходе его из келлии змея скрылась неизвестно куда.

Другой раз старица Дария в раздумье стояла у ворот жилища затворника. К ней подошла неизвестная женщина и в самых оскорбительных для слуха честной женщины словах стала осыпать ее упреками за то, что она служит затворнику. Сильно огорченная, она ушла в свою келлию и горько плакала от скорби. Вдруг, совершенно неожиданно, потому что все три двери ее келлии были заперты, пред нею явился Иоанн и начал свою беседу, по обычаю, иносказательно: «Дария, я бы не пошел к тебе, да слышишь ли, как бесы грохочут в овраге?» Продолжая беседу о блаженствах по Евангельскому обетованию, он разъяснил, что, когда поносят, должно не только благодарить Господа, но и молиться за обижающих. И Бог за оскорбление, – говорил затворник, – если оно будет перенесено безропотно, обещает великую награду на небесах: преимущественную и высокую степень блаженства; за молитву же за оскорбителей – помилование от вечного, за грехи, осуждения на суде Божием. Также приучал затворник Иоанн свою послушницу Дарию к безропотному послушанию словами и опытами.

14 декабря 1839 года затворник Иоанн скончался, оставив строение начатого им о 7 престолах храма на попечение послушницы своей Дарии, которой он поверял все свои планы и намерения. Она, оплакав смерть своего наставника, без всяких средств, сильная лишь верою и упованием на Божественную помощь и на молитвы усопшего своего наставника, с несколькими избранными сестрами, как из поселившихся еще при жизни затворника в Сезенове, коих было 4, так и вновь прибывшими насельницами обители, приняла на себя труд Иоанна и стала ревностно заботиться о приведении его к окончанию. Помощь Божия видимо осеняла труды храмоздательниц, но некоторые неблагонамеренные люди, руководимые больше корыстью, нежели усердием, пренебрегая завещанием затворника, вздумали взять на себя эту постройку и разными происками успели удалить добрую старицу из Сезенова. Не без скорби, не без слез, но с покорностью воле испытующего Промысла, Дария вынуждена была оставить довершение начатого затворником храма. Предполагая, что она удалена от забот по постройке храма навсегда, отправилась на жительство в Борисовскую женскую пустынь Белогородского уезда, и взяла с собою железные башмаки, обтянутые сукном и чугунные четки, принадлежавшие покойному затворнику.

Напрасно трудились зиждущии; дело не подвигалось вперед и после долгих и напрасных усилий нашлись вынужденными просить старицу возвратиться опять и взять на себя эту заботу о постройке.

Дария, оставив взятые с собою башмаки и четки у девицы Борисовской пустыни Авдотьи Осиповой, приехала в Сезеново и принялась за прерванную деятельность, которая возобновилась; нашлись средства, материалы, рабочие и все необходимое. Как и откуда? – На эти вопросы не умела бы, кажется, определенно отвечать и сама строительница, – так все было здесь знаменательно, так осязательно было во всем происходившем влияние десницы Вышней, направлявшей п руководствовавшей всех участников этого дела к определенной цели!

Когда клали большую церковь и довершали свод в трапезной, в одно время сошлось много народа, усердствовавшего поработать для храма Господня, и ему поручено было носить наверх, на подмостки, кирпичи. Рабочие, обрадовавшись помощникам, начали слишком поспешно выкладывать своды. Вдруг, от излишней тяжести кирпича, которого было до 20 000, и от многолюдства, подмостки под кружалами рухнули. Когда первый страх прошел, начали искать – не убит ли кто, и, к общему удивлению, все оказались целы и невредимы. Мастеровые и народ, помогавший им, как будто каждый отдельно был предуведомлен заранее об опасности, и все успели сбежать на землю в самую минуту падения.

По сооружении церкви надобно было вынуть палубник и снять подмостки, и за первое просили с Дарии 100 р., а за вторые 200 руб., но и палубник отошел, и подмостки обрушились сами собою. «Вот», говорила Дария: «Господь помог нам и без денег все снять, остается только прибрать. Это все батюшка отец Иоанн им помогал».

Наконец, по истечении трех лет со времени основания, храм был готов, как предсказал затворник. 20 и 21 сентября 1842 года освящены два престола в трапезной: один с южной стороны – в честь Покрова Пресвятой Богородицы, а другой на хорах – во имя св. Великомученицы Варвары, а 27 и 28 февраля 1844 года, один с трапезной стороны во имя св. Николая чудотворца, и другой на хорах с той же стороны – в честь Рождества Предтечи и Крестителя Господня Иоанна. Между тем, старица Дария в продолжение этого времени тщательно заботилась и о внутреннем украшении храма. Достойная ее помощница Евфимия, в монашестве Серафима, игумения Сезеновской обители, еще в 1840 году была отправлена с книгой по сбору на устройство храма. Находясь в Петербурге, она получила в одно время письмо от Дарии. Та поручала ей похлопотать об иконах строящейся церкви. С 30 руб. (ассигн.) и с несомненной верой, что Господь силен преклонить на милость земных благодетелей, Евфимия усердно принялась за исполнение возложенного на нее поручения и в короткое время выслала в Сезеново до 70 образов большого размера, прекрасно написанных столичными художниками. Некоторые из них ценились в 3 000 р. каждый, все же стоили более 50 000 р. При таком явном содействии Божием, в 1847 году церковь была отделана окончательно и 20 октября 1849 года главный ее престол в честь Казанской Божией Матери был освящен преосвященным епископом Тамбовским Николаем, скончавшимся в 1867 году на покое в Трегуляевском монастыре близ Тамбова. Еще два престола, устроенные по сторонам главного престола, остались тогда не освященными. Ризница и все необходимое для церковнослужения также пожертвованы усердием благотворителей.

Дария, между тем, в Сезенове заботилась об устройстве для монашествующих келлий, обнесла устрояемую обитель, в 1847 и в 1848 г., с трех сторон – южной, западной и северной – каменной, довольно высокой оградой, с такими же с каждой стороны воротами; приобрела для обеспечения быта монашествующих часть земли; а, как местность эта почти безводная, то невдалеке от храма ископала колодезь. 2 июля 1849 г. она исходатайствовала грамоту на устройство нового храма в честь Рождества Христова о 3-х престолах, длины с алтарем 13 ½ и ширины 10 и вышины до кровли купола 13 саж. Евфимия, заботясь в Петербурге об украшении строившегося в Сезенове храма, ходатайствовала, вместе с тем, и об открытии обители; но это ее ходатайство за недостаточностью средств было отклонено. По приобретении же 25 десятин земли, Евфимия вновь ходатайствовала уже об открытии женской общины, каковая с Высочайшего соизволения и была открыта 1 октября 1849 года под названием «Сезеновской Иоанновской», начальницей коей избрана старица Дария. К этому времени было приобретено земли еще 72 дес.

Старица Дария и в новой должности к трудам прилагала труды и благоустрояла все более и более свою обитель: она устроила для посетителей небольшие гостиницы; келлию затворника Иоанна, где он скончался, с благословения того же преосвященного переделала в храм Преображения Господня.

Оставалось исполнить последнюю мысль и желание покойного Иоанна – утвердить на прочных основаниях устроившееся общежитие, открыть монастырь.

По ходатайству старицы Евфимии с Высочайшего соизволения и по благословению Святейшего Синода, община была утверждена 12 июля 1853 года, под названием Сезеновского Иоанно-Казанского девичьего монастыря, и в том же году монастырь был открыт.

Начальницей монастыря, за старостью Дарии, по ее желанию и всех сестер была избрана достойная ее помощница Евфимия, постриженная в монашество в декабре 1853 года с именем Серафимы.

Дария, сложив с себя бремя правления, не переставала трудиться для монастыря до последних минут своей жизни.

Многолетняя подвижническая жизнь Дарии сопровождалась многими искушениями со стороны исконного врага, во время ее подвига; хотя у нее в келлии из ее послушниц никогда никто не ночевал, однако некоторые из самых приближенных сестер ее порою находили ее с заплаканными глазами и видимо смущенную. Так была тяжела эта незримая, но беспощадная брань ее с искусителем праотцов!

Но, в то же время, Дария, совершая подвиг свой, была облагодатствована так, что многим предсказывала и прямо, и иносказательно о том, что уже случилось, или что будет. Известно несколько примеров, рассказанных теми, кому она говорила и что сбылось.

Козловский помещик Феодор Дмитриев Муравьев, страдавший с 1843 года одышкой в груди, а в 1846 и 1847 годах водяной болезнью так, что доктора определили ему жить только шесть недель, получил исцеление от затворника.

Старица Дария, не знавшая прежде г. Муравьева, в бытность его в Сезенове, как бы предугадывая его болезнь, жаловалась на стеснение в груди и боль в ногах, и вдруг, переменив разговор, сказала ему: «я бы желала иметь образ, как Дева восходит на небо, а у тебя есть, тебе негде будет поставить его». Г. Муравьев с удовольствием исполнил ее желание, образ прислал. Это было в 1847 году. В 1849 году он переехал жить в другой дом, который был весь в окнах и простенки так малы, что действительно во всем доме не нашлось бы места, где поставить образ, пожертвованный г. Муравьевым в Сезеново по просьбе старицы Дарии. Тогда-то г. Муравьев вспомнил слова Дарии об образе.

Он же, Муравьев, имел поместье, которое за долги назначено было в аукционную продажу, что сильно беспокоило его, хотя и молчал об этом. Старица Дария, разумея скорбь г. Муравьева, при письме прислала ему ½ копейки серебра на выкуп имения, приказав сказать посланному, что ему деньги нужны. Вскоре после этого он совершенно неожиданно получил деньги и заплатил долг.

У того же г. Муравьева было дело с его родственником, богатым человеком, почему и решение направлялось в неблагоприятную сторону для г. Муравьева. Это очень огорчало его. Старица Дария успокаивала его, говоря, что дело будет иметь благоприятный исход, в чем уверяла и письмами. Наконец, г. Муравьеву нужно было ехать по этому делу в Петербург. Знакомых у него там никого не было. Дария дала с ним письмо к проживавшей там Евфимии и уверяла, что он свое дело выиграет. Г. Муравьев, веря, что Господь силен преклонить богатых на милость, через посредничество Евфимии действительно выиграл дело.

В знак благодарности к обители, г. Муравьев послал в Сезеново образ Спасителя, который и теперь стоит в главном храме за плащаницей. Посланные еще не доехали до Сезенова, как Дария, не быв никем предуведомлена, собрала некоторых из сестер, приказала отворить ворота, сказав: «Гость к нам едет». Только отворили ворота, подъехали с образом посланные.

В 1849 году этот же г. Муравьев приехал с сыном. Дария, не быв предупреждена об имени сына г. Муравьева, вдруг, обращаясь к нему, и говорит: «Николай, отчего в солдаты нейдешь?» Отец на это сказал, что он постоянно болен, и что хочет его женить. «Твой сын еще не женится, а прежде в солдаты уйдет», сказала Муравьеву Дария. В 1850 г. сосватали для Николая невесту; оставалось совершить обручение. Невеста жила по соседству с Сезеновым; гг. Муравьевы, по обыкновению, приехали в Сезеново. Старица Дария сама поехала к невесте, сказав: «поеду, посмотрю, хороша ли невеста и скажу, жениться или нет». Пока она успела съездить, невесты тогда дома не было, а жених сделался – в Сезенове же болен, и больной уехал домой. В 1855 году сын этого Муравьева был в Сезенове. Во время разговора со старицей Дарией о жизни, старица сказала ему, чтобы он ехал в военную службу, прибавив при том, что его не убьют, и он скоро вернется. Повинуясь старице Дарии, он приготовился к отправлению; сколько родные ни останавливали его под разными предлогами, но он остался непреклонным. Когда приехал он в Сезеново отслужить напутственный молебен и панихиду о упокоении затворника и был в пещере, вдруг вошла Дария и обратилась к нему со словами: «ты зачем сюда»? – «Как же, матушка, проститься с отцом Иоанном», отвечал он. – «Что тебе прощаться! он вперед тебя отправился хлопотать за тебя». По приезде в г. Одессу ему не было возможности определиться, потому что он не взял нужных бумаг, по незнанию, но его без всякого препятствия, сверх ожидания, в течение трех дней определили; в 1859 году он благополучно возвратился. Случай этот, предсказанный старицей Дарией, он приписывал молитвам затворника Иоанна и старицы Дарии. Что же касается до женитьбы, то он женился уже в 1866 году. Следовательно, как и предсказала Дария, прежде послужил в военной службе, а женился после.

Дочь Сапожковского купца девица Марья Ивановна Карташова, будучи рясофорной послушницей монастыря, рассказывала следующее: «я в 1855 году поступила в Сезеновский монастырь еще ребенком, на 15 году. Пожив с год и не видавшись с своими родными, попросилась у покойной игумении Серафимы в отпуск для свидания с родными. В это время тут же была и старица Дария. Она сказала мне довольно серьезно: «куда тебе ехать, какие там родные? поступила в монастырь, и живи». – «Получив отказ в моей просьбе, я горько плакала и роптала на Дарию». От Сезенова до Сапожка верст около двухсот. Это дело было зимою. На другой день пошел дождь, санный путь совершенно испортился. Прошло после этого недели с три; санный путь исправился вновь. Старица Дария, увидев меня, подозвала к себе и сказала: – «ну вот, матушка, ты просилась ехать: как бы поехала, то и не доехала б, а теперь ступай с Богом». – Тут-то я вспомнила, отчего не доехала б, – что был дождь, и оттого-то меня не пустили. Собравшись на этот раз, я благополучно съездила». Старица Дария года за три перед смертью приказала срубить яблоню, росшую по правую сторону храма Преображения Господня, говоря, что здесь выроют для нее могилу, когда она помрет. Когда же она померла, хотели тело ее положить под храмом, как храмосозидательницу, но это не было дозволено, почему и похоронили ее в предназначенном лично ею месте.

Когда незадолго пред смертью Дария была больна, сын г. Александра Николаевича Чулкова, обучавшийся в г. Москве, в это время находился в деревне у отца (от Сезенова в двух верстах), почти безвыходно был у постели больной, слушал ее беседы, и, как бы предчувствуя близкую свою кончину, часто плакал. Прощаясь с нею пред отъездом в Москву, он не мог удержаться от слез. Какая-то безотчетная тоска давила его. Дария в утешение ему сказала: «не плачь, мы с тобою ненадолго расстанемся, скоро опять увидимся, но уже не здесь». И что же? Он отправился в Москву и в скором времени после смерти Дарии заболел и умер. Тело его оттуда было привезено в Сезеново и схоронено близ его родных.

За день до смерти своей просила Дария бывшего Сезеновского священника, Василия Рождественского, попросить за нее у сотоварища его прощения, говоря, что он не увидит, как ее схоронят. И действительно, спустя не более двух часов после его отъезда она переселилась в вечность, приехал же он на тот самый день вечером, когда ее похоронили.

Раненбургский купец Михаил Александров Еремеев, занимаясь винно-откупной торговлей в г. Фатеже, Курской губернии, по некоторым обстоятельствам проезжал в Раненбург и остановился на перепутье в с. Сезенове и отправился чтобы отслужить панихиду о затворнике Иоанне в пещеру. При входе в нее, старица Дария спросила его, зачем он приехал? Когда же он объяснил причину приезда и отслужил панихиду, старица спросила у него три рубля денег, сказав при том, что они у него есть. Еремеев ей в этом отказывал, говоря, что, хотя и есть только три рубля всех денег, но они нужны для проезда до Раненбурга, чтобы отдать ямщику. Старица на это ему сказала: «отдай, пешком не пойдешь», и Еремеев отдал ей просимые деньги, оставшись сам без денег. Когда же, по приглашению старицы, пил он у нее чай, приехал Раненбургский ямщик, который согласился довезти Еремеева до Раненбурга с получением денег на месте. Старица напомнила ему, что сказала: «не пойдешь пешком и теперь доедешь». Угощая чаем, сказала ему: «будешь торговать лесом, не забудь Сезеново, а то побогатеешь, пожалуй, поскупеешь, а вином перестанешь торговать». Прошло после этого 10 лет. По одному случаю Еремеев, как сказала старица, прекратил винную операцию и купил рощу в деревне Колычевой, Раненбургского уезда (от Сезенова в 15 верстах), и Сезеновский монастырь покупал в той роще лес за довольно выгодную цену.

Дария имела живой, твердый и решительный характер; вид всегда имела веселый, в приемах ласкова; двери келлии у нее ни для кого не были заперты: и богатый, и нищий имели свободный доступ, – исключая определенного ею времени для келейных молитв, или, когда бывала нездорова. Она сестер всех вообще любила, и ее все любили, уважали и боялись. Что же касается до пришельцев, то она умела заставить каждого не только любить и почитать ее, но и питать к ней особенное чувство уважения, соединенное со страхом. Многие, чтобы только видеть Дарию, слышать ее мудрые беседы, дожидались по нескольку дней.

Сняв с себя бремя начальствования над монастырем, она не переставала трудиться для обители, сама всюду хлопотала. Она, как заботливая мать, заботясь о своих детях, несмотря на преклонность лет, принимала участие во всех постройках и старалась, чтобы каждая из насельниц имела покойный приют, где бы могла воссылать свои молитвы в свободные минуты.

Старица Дария, потрудясь для обители, заслужив общую любовь, почтение и уважение не только сестер, но и посторонних лиц, после кратковременной болезни кончила земной подвиг в глубокой старости 85–86 лет 28 июля 1858 года. Тело ее положено в могиле на избранном самою месте, по правую сторону храма Преображения Господня; по устройстве нового храма, теперь ее гроб находится по правую сторону среднего алтаря³⁷.