О стяжании внутреннего целомудрия⁹⁴

Сегодня мы проведем беседу о блудной страсти на основании Евангелия. Мы увидим, что из самого евангельского текста, из самого поучения Господа Иисуса Христа можно сделать выводы о том, как следует вести себя по отношению к этой страсти и как нужно с ней бороться. Если мы внимательно прочитаем соответствующие заповеди Спасителя и вникнем в них, то увидим, что Он не только запрещает нам следовать блудной страсти, но и указывает средства для того, чтобы мы могли уничтожить ее и сделать свое сердце чистым. Блудная страсть, действующая в большей или меньшей степени, есть практически у всех людей. Одни как-то терпят ее, другие ужасно страдают. Не знать, что с собой делать во время нашествия или усиления брани, конечно, небезопасно.

Не нужно думать, что аскетическое учение святых отцов является некоим дополнением к Евангелию. Святые отцы, рассуждая на самые разнообразные темы и преподавая нравственные уроки, черпали вдохновение в Евангелии – этом неиссякаемом источнике мудрости для всякого истинного христианина, а в особенности для учителей Церкви. Святые отцы не привнесли в евангельское учение ничего нового. Терминологию, правда, они заимствовали у различных философских школ, переработав ее в соответствии с богооткровенным учением, но суть христианского учения – это Евангелие, Божественное Откровение, учение Господа Иисуса Христа. В разные времена и в разных народностях его воспринимали по-разному: христиане первых веков – одним образом; учители Церкви III–IV веков – другим; сирийцы, египтяне, греки, русские – в соответствии со своим национальным характером. Но суть всегда была одна и та же, незыблемая, неизменная, – Евангелие. Сегодня мы не будем рассматривать аскетические творения святых отцов, а обратимся к Евангелию, чтобы непосредственно в нем увидеть учение о борьбе с блудной страстью.

Нужно сказать, что выражение «блудная страсть» не употребляется в Евангелии. Само слово «страсть» заимствовано из учения стоической философской школы. В Евангелии содержится лишь конкретное запрещение блудного греха, и в нем нет тех обобщений, которые делают святые отцы. Например, они выделяют восемь главных страстей и четыре главные добродетели. Поскольку такая систематизация страстей помогает нам в нашей борьбе с грехом, мы и пользуемся традиционным учением отцов и их терминологией.

Вот как Сам Господь Иисус Христос говорит о грехе блуда: Слышасте, яко речено бысть древним: не прелюбы сотвориши (Мф. 5, 27). Вполне очевидно, что под словами прелюбы сотвориши подразумевается всякий грех, связанный с блудом, в каком бы виде он ни совершался. Даже теперь, в новозаветные времена, когда обильно действует Божия благодать, людям бывает трудно соблюсти во всей полноте эту заповедь – не грешить на деле. Но Господь Иисус Христос требует от нас большего. Как Он говорит до этого, наша праведность должна превзойти праведность книжников и фарисеев: Глаголю бо вам, яко аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидете в Царствие Небесное (Мф. 5, 20). Это не значит, что праведность книжников и фарисеев была мнимой, а у нас должна быть подлинная. Но их праведность была ветхозаветной, то есть ограничивалась запретом совершать грех на деле. Здесь недаром употреблено наименование «книжники»: Аще не избудет правда ваша паче книжник – то есть паче тех, кто знает о праведности из книг. Спаситель требует, чтобы мы усугубили требования к себе в отношении сладострастия. Мы должны не только не прелюбодействовать на деле, но и изгнать вожделение из самого сердца. Аз же глаголю вам, яко всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем (Мф. 5, 28). Несмотря на свою лаконичность, это очень емкое, глубокое по смыслу изречение. Мы боремся со страстью, чтобы не совершить грех на деле. Но, оказывается, мы любодействуем уже в том случае, когда, поддавшись вожделению, бросаем неосторожный взгляд на лицо другого пола. Мы думаем, что если мы на деле не нарушили запрещение прелюбодействовать, то мы невинны, а в действительности грех уже совершен: в намерении, в душе, в мыслях, в чувствах. Возможно, мы не привели его в исполнение по причинам, от нас не зависящим или неуважительным: из страха наказания, страха перед неприятными последствиями. Спаситель обращается к нам очень строго и требует от нас совершенной безупречности. Истинно целомудренный человек стремится к тому, чтобы прелюбодеяния не было даже в его сердце. Заметьте, что смотреть на женщину с вожделением можно не только глазами, но и умом. Видим ли мы ее прямо перед собой, или только воображаем, или извлекаем из памяти какой-либо образ – суть остается неизменной.

Показав нам наше нравственное состояние, обличив нас во внутреннем прелюбодеянии, Господь Иисус Христос предлагает и средства к тому, чтобы избавиться от этого греха. Речь идет о борьбе не только с грехом любодеяния на деле, но и с грехом мысленным, который проникает в нас прежде всего через зрение. Проводниками соблазна могут быть и другие телесные чувства: осязание, слух, обоняние. Но Спаситель говорит о наиболее сильном, господствующем чувстве. Аще же око твое десное соблажняет тя, изми е и верзи от себе (Мф. 5, 29). Это отнюдь не означает, будто Спаситель предлагает заниматься членовредительством, которое к тому же ничего бы нам не дало. Даже если бы мы вырвали у себя глаз, то страсти остались бы в душе и продолжали бы беспокоить и мучить нас через другие органы чувств. Речь идет, во-первых, о том, чтобы мы избавились от того, что нам столь же дорого и близко, как собственные члены тела. Если человек или какое-нибудь занятие соблазняют нас и ведут к мысленному, духовному прелюбодеянию, мы должны отвергнуть их, как бы это ни было больно. Во-вторых, под оком или рукой подразумевается наше отношение к чему-либо. Око – образ мысленного воззрения, а рука – символ делания: когда мы желаем получить какую-либо вещь, то овладеваем ею при помощи рук, через них проявляется наша разумная воля. Уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну огненную (Мф. 5, 29). Помимо жестокого отсечения помыслов и желаний, которое изображено столь необыкновенным образом, как извержение ока или отсечение руки, Господь Иисус Христос дает нам еще одно средство борьбы с грехом: воспоминание о будущем наказании. Лучше нам лишиться чего-то дорогого (а самое дорогое для нас – это следование своим желаниям, в том числе греховным), чем быть вверженными в геенну огненную. Когда мы боремся со страстью и делаем над собой усилие, чтобы отсечь помысел, вспомнить об этом – самое действенное.

И аще десная твоя рука соблажняет тя, усецы ю и верзи от себе: уне бо ти есть, да погибнет един от уд твоих, а не все тело твое ввержено будет в геенну (Мф. 5, 30). Если мы не приобретем такого строгого, жестокого отношения к себе, то никогда не избавимся вообще ни от какой страсти, тем более блудной. Эта страсть наиболее мучительная, наиболее сильная, наиболее сродная человеку, поскольку союзником в блудном грехе и проводником мучения является наше собственное тело, от которого мы избавиться не можем. Дух наш борется и с самой страстью, и с телом. Спаситель указал нам основные средства для борьбы. Во-первых, ненависть к своей душе, то есть к тому, что в ней есть греховного, и решительное, жестокое отсечение греховных помыслов и желаний. Во-вторых, воспоминание о муках, которые ждут нераскаянного грешника после смерти. Мы должны понимать, что хотя бы перед своими телесными очами мы и не имели никакого соблазнительного предмета, но в нашем воображении и памяти достаточно пищи для того, чтобы нарушить заповедь Спасителя. Мы способны смотреть на женщину с вожделением, не видя ее в буквальном смысле. И наоборот, если мы избавимся от этой страсти внутри себя, если научимся при помощи напряженной внутренней борьбы очищать себя от помыслов и желаний, увлекающих нас к греху, – то, даже если предмет соблазна будет находиться прямо перед нами, мы сможем смотреть на него чисто. (Забегая вперед, нужно сказать, что главным нашим орудием – духовным мечом, который помогает нам «извергнуть око и отсечь руку», – является Иисусова молитва.) Господь Иисус Христос показывает нам, что необходима прежде всего внутренняя борьба с грехом. Поскольку праведность наша должна превзойти праведность книжников и фарисеев, мы должны не только отказаться от прелюбодеяния, но и уничтожить грех внутри нас. Иначе может случиться, что мы будем избегать внешнего соблазна, но будем содержать соблазн в собственном воображении или извлекать его из памяти, а может быть, и диавол станет искушать нас, внося соблазны в нашу душу. Вспомним жития святых: диавол иногда пытался соблазнить подвижников, воочию являясь им в образе женщины. Так было с Иларионом Великим: демоны в виде обнаженных, глумящихся женщин появлялись у него на циновке и сладострастными движениями пытались вызвать в нем блудную страсть. Мы должны понимать, что никак не избежим борьбы. Более того, мы непременно поддадимся страсти, если не победим себя внутренне, если в сердце своем не избавимся от мысленного прелюбодеяния тем способом, который изобразил Господь Иисус Христос в Своем Божественном учении, воистину Божественном по мудрости своей.

В другом поучении Господь говорит о блудной страсти с особенной прямотой, можно даже сказать, с вызывающей откровенностью. Фарисеи, искушая Его, спросили, можно ли человеку по всякой вине разводиться, и Господь дал им справедливый ответ, а потом продолжил разговор с ближайшими учениками. Но если фарисеям Спаситель сказал, что разводиться нельзя, и тем пресек грех на деле, то ученикам Он преподал возвышенное учение о внутренней борьбе с грехом. Иже аще пустит жену свою, разве словесе прелюбодейна, и оженится иною, прелюбы творит; и женяйся пущеницею прелюбы деет. Глаголаша Ему ученицы Его: аще тако есть вина человеку с женою, лучше есть не женитися. Он же рече им: не вси вмещают словесе сего, но имже дано есть (Мф. 19, 9–11). Ученики сделали здравый вывод: если нельзя разводиться с женой, лучше не жениться. Сколько разных изменений может произойти за много лет совместной жизни! Зачем же терпеть такую тяжесть? Но Господь поправляет их, сказав, что не все могут вместить это. Сама тяжесть брака не является достаточной причиной для безбрачной, целомудренной жизни. Многие осознают, что брак – это тяжелый крест, но не могут удержаться от того, чтобы вступить в него.

Он же рече им: не вси вмещают словесе сего, но имже дано есть, суть бо скопцы, иже из чрева матерня родишася тако; и суть скопцы, иже скопишася от человек; и суть скопцы, иже исказиша сами себе Царствия ради Небеснаго. Могий вместити да вместит (Мф. 19, 11–12). В словах суть бо скопцы, иже из чрева матерня родишася тако речь идет о тех, кто от рождения не способен к браку, деторождению и, соответственно, не имеет блудной страсти. Выражение и суть скопцы, иже скопишася от человек надо понимать так: в древности было очень много людей, оскопленных по разным причинам. Поскольку скопцы были безопасны в определенном отношении, их использовали для служения в женских покоях у знатных людей. Некоторые из них делали необыкновенную карьеру, становились первыми людьми в государстве, министрами, приближенными высокопоставленных особ, как правило, женского пола. Хотя, конечно, постоянства в их положении не было, так как они зависели от своих покровителей. При некоторых болезнях оскопление применялось ради выздоровления. Древняя медицина была довольно примитивной и использовала даже такой грубый способ.

Наконец, третьи слова – суть скопцы, иже исказиша сами себе Царствия ради Небеснаго – означают такое оскопление, которое необходимо всем нам. Конечно, речь идет не о буквальном оскоплении. Это запрещено церковным правилом. Те, кто добровольно оскопил себя, кроме случаев болезни, признаются тяжкими преступниками, покусившимися на свою жизнь. Бороться со страстью нужно иначе: оскопляясь мысленно, то есть духом делая себя не способным к сладострастию, к блудному греху. Когда мы убеждены, что блуда для нас не существует, и при помощи молитвы ведем себя как люди бесполые, не знающие разделения полов, – это и есть мысленное оскопление, искажение своей природы. Царствия ради Небеснаго – вот тот мотив, который может заставить человека вести целомудренную жизнь наперекор природе. Такой человек не только ожидает Царствия Небесного как будущей награды, но и чувствует его присутствие в своей душе. Можно сказать, блаженны скопцы, отрекшиеся от тела ради духа. Не всякий может это вместить. Но Спаситель говорит об этом не для того, чтобы разделить людей на способных и не способных, а для того, чтобы поощрить тех, кто может: Могий вместити да вместит. То есть если ты можешь вместить, но не хочешь этого, то ты уже погрешил против истины, против заповедей Спасителя.

Одновременно Спаситель дает нам другой способ борьбы, поскольку указывается другой источник брани. Ранее говорилось о том, что соблазнительные образы проникают в нас через чувства и вызывают в душе страсть. Здесь же речь идет о непосредственных ощущениях, о том, что само наше тело является источником и носителем мучительного сладострастия. Поэтому если мы не откажемся от своего тела, точнее, от наслаждения как невозможного и потому не существующего для нас, то мы не исцелимся. Итак, диавол действует тремя способами (все три изображены в Евангелии): во-первых, внося соблазн через органы чувств, во-вторых, возбуждая страсть непосредственно в нашем теле, в-третьих – через помыслы. Во втором случае, когда в нас беспричинно, точнее, по диавольскому действию (или по действию нашей падшей природы, на деле это не столь важно) возникает вожделение, то есть всевозможные сладострастные телесные ощущения, то мы должны поступить с собой наподобие оскопляющих себя, как чрезвычайно точно изобразил это Сам Господь. Мы должны мысленно сделать себя бесполыми существами, забыть об ощущениях, испытываемых в данный момент. Тогда эти ощущения либо вовсе пройдут (конечно, при помощи Иисусовой молитвы), либо превратятся из сладострастных в болезненные – такие же, как в любом другом члене тела, от природы не способном к сладострастию, например в руке.

Куда направлено наше внимание, там вскоре появляется и сочувствие. Если мы посмотрели, как сказано в первом поучении Спасителя, на женщину с вожделением или даже просто нечаянно засмотрелись на женщину, то чаще всего в нас начинает возбуждаться сочувствие и страсть, и мы уже прелюбодействуем в сердце своем. Нечто подобное происходит, когда мы взираем на собственные телесные ощущения. По отношению к душе и духу наше тело также есть нечто постороннее, внешнее. Телесное ощущение привлекает внимание, вызывает сочувствие, а благодаря сочувствию страсть усиливается все более и более. Начав с нечаянного удивления: «Почему со мной вдруг это происходит?» – а часто это бывает по действию сатанинскому, – мы увлекаемся так, что совершенно теряем самообладание и впадаем в панику. Это приводит к различным мучительным состояниям и даже может довести до греха. Если же мы искажаем сами себя Царствия ради Небесного, то есть отвлекаем свое внимание от половых ощущений так, как будто они не существуют и не действуют в нас, и погружаемся в молитву, то через некоторое время преодолеваем их. Оставляя эти ощущения без внимания, как бы питающего их, дающего им силу и возможность распространяться и овладевать нами, мы иссушаем их, как растения, которые, будучи вырваны из почвы, не могут питаться живительными соками. Одновременно мы пожигаем их огнем молитвы. Вот как происходит духовное оскопление – оскопление Царствия ради Небесного, – которое так премудро и кратко изобразил Господь Иисус Христос.

Наконец, скажем о борьбе с помыслами, о том, как они появляются в нас без всякой внешней причины и оскверняют нашу душу, а иногда и тело. Господь Иисус Христос говорит: Послушайте Мене вси и разумейте: ничтоже есть внеуду человека входимо в онь, еже может осквернити его; но исходящая от него, та суть сквернящая человека. Аще кто имать уши слышати, да слышит. И егда вниде в дом от народа, вопрошаху Его ученицы Его о притчи. И глагола им: тако ли и вы неразумливи есте? Не разумеете ли, яко все, еже извне входимое в человека, не может осквернити его? Яко не входит ему в сердце, но во чрево, и афедроном исходит, истребляя вся брашна (Мк. 7, 14–19). Господь говорит: Яко не входит ему в сердце, но во чрево, – значит, то, что входит в сердце, а не во чрево, может осквернить душу человека. Если мы смотрим с вожделением на женщину и мысленно прелюбодействуем с ней, значит, греховные образы вошли в наше сердце. Иначе они не вызвали бы в нас страсти и не произошло бы внутреннего прелюбодеяния, и общение с особами другого пола было бы для нас безгрешным и безвредным. Глаголаше же, яко исходящее от человека, то сквернит человека. Извнутрь бо от сердца человеческа помышления злая исходят, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, татьбы, лихоимства, обиды, лукавствия, лесть, студодеяния, око лукаво, хула, гордыня, безумство. Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека (Мк. 7, 20–23). Нас оскверняет не только то, что мы смотрим на кого-либо с вожделением, не только буйство плоти, но и помыслы, исходящие из сердца. Нам не удастся избавиться от блудной страсти, даже если мы перестанем общаться со всеми, кто вызывает, как нам кажется, соблазны в нашей душе, но будем сохранять действие греха внутри себя: прелюбодеяние, любодеяние, студодеяние (то есть то, что стыдно даже именовать, некий чрезвычайный разврат). Когда мы даем возможность этим помыслам исходить из нашего сердца в виде каких-либо мечтаний, или воспоминаний, или мыслей, облеченных в словесную форму, то они оскверняют нашу душу, а вслед за тем – и тело. Всякая страсть оскверняет, но в особенности блудная. Как говорит апостол Павел, всякий грех вне тела, блуд же оскверняет и душу, и тело. Принимая эти помыслы, не пресекая их возникновение в своем сердце, мы без всякой внешней причины изнутри оскверняемся и душой, и телом и приходим в ужасное состояние. Когда мы испачкаем в чем-то гадком одежду, а тем паче руки, нам бывает противно и хочется поскорее отмыться. А если это что-то несмывающееся или издающее смрад, то мы испытываем еще большую брезгливость. С таким же чувством нам надо относиться и к своему внутреннему состоянию. Мы должны понимать, что нас оскверняет не столько телесная нечистота, сколько внутренняя, душевная, в особенности отвратительный грех блуда: прелюбодеяние, любодеяние, студодеяние.

Все три поучения Господа Иисуса Христа с очевидностью показывают, что нам необходимо очищать свое сердце. Конечно, по немощи своей мы должны, насколько возможно, избегать внешних соблазнов, а также воздерживаться в пище и вести такой образ жизни, чтобы несколько изнурить свою плоть. Но самое главное – мы должны очистить свое сердце. Если бы не было прелюбодеяния в сердце, мы не могли бы даже посмотреть на женщину с вожделением и никакие ощущения в детородных членах не вызывали бы в нас ни малейшего сочувствия: либо они вообще не имели бы места, либо воспринимались бы как боль в любой другой части тела. Господь Иисус Христос показал нам, что необходимо сделать для достижения сердечной чистоты. Вообще, Он уделяет довольно много внимания блудной страсти: специально говорит о ней в Нагорной проповеди, касается этого вопроса в беседе с учениками о браке и безбрачии, упоминает о трех видах действия этой отвратительной страсти: прелюбодеянии, любодеянии, студодеянии (то есть говорит о ней больше, чем о других злых помыслах, исходящих из сердца). Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека. Прежде всего мы должны очищать свое сердце, чтобы оно не осквернило нас изнутри, – тогда и все внешнее будет для нас безопасно. Повторюсь, это не значит, что мы не должны ограничивать себя, то есть не должны избегать соблазнительных впечатлений или как-либо удручать свою плоть.

Каким образом очищается наше сердце? Борьбой с помыслами, Иисусовой молитвой. Господь Иисус Христос сказал: Аще чесо просите во имя Мое, Аз сотворю (Ин. 14, 14). В первую очередь мы должны просить Его о помиловании. Это не значит, что сейчас мы можем свободно грешить, а потом в будущей жизни Он нас простит, и мы, несмотря на свои грехи, войдем в Царство Небесное. Наше спасение состоит в том, что мы очищаемся уже в этой жизни, во время нашего подвига. В особенности это касается тех, кто посвятил себя исключительно угождению Богу. Тот, кто избрал, по крайней мере формально, оскопление ради Царства Небесного, должен сугубо прилежать борьбе, подвигу. Помилование заключается в том, что уже сейчас мы чувствуем умаление страстей. Господь начинает нас прощать, очищать и спасать во время земной жизни. А если изменений в нас нет, значит, мы что-то делаем неправильно: либо пренебрегаем воздержанием в пище, либо отказываемся от других телесных подвигов, даже скромных, доступных нам, либо не избегаем греховных или, скажем так, опасных впечатлений, – то есть ничего не делаем для очищения своего сердца.

Один подвижник, блаженный Нонн, был совершенно бесстрастен и чист. Однажды знаменитая в городе блудница из любопытства вошла в храм. Она была одета весьма соблазнительно, так что несколько присутствовавших там по какому-то делу епископов опустили глаза. А епископ Нонн, наоборот, стал смотреть на нее, не отрывая глаз, а потом заплакал. Когда блудница удалилась, другие епископы спросили у него, почему он так нескромно смотрел на нее. Блаженный Нонн ответил, что, во-первых, он удивлялся, насколько прекрасно это Божие создание (видите, ее красота была для него не соблазном, а поводом для прославления Бога). Во-вторых, говорил епископ, я сравнивал ее с нами: она так украшает себя для прельщения людей, а мы ничего не хотим делать для того, чтобы украсить свою душу и послужить Богу. Наконец, он оплакал ее падение. Впоследствии блаженный Нонн стал молиться за нее, и молитва его была услышана. Блудница разыскала его и просила крестить ее. Всю оставшуюся жизнь она провела в глубоком покаянии и сподобилась святости. Вот пример чистого человека. То, что для других было поводом для возникновения страсти, для него стало причиной усиления любви к ближнему и прославления Бога за человеческую красоту. Конечно, в настоящем нашем состоянии было бы безумием брать пример с этого подвижника. Это говорило бы о нашей гордости и самонадеянности. Но нам необходимо взирать на этот, если можно так выразиться, неподражаемый пример как на доказательство того, что достигнуть полной чистоты возможно.

Известны и другие примеры. Один человек, живший в городе, занимался поденной работой и на весь заработок нанимал блудницу и проводил с ней ночь. Все думали, что это совершенно развращенный, погибший, бесконечно упивающийся блудом человек. Но когда он умер, на погребение неожиданно явилась огромная толпа блудниц, с которыми, как думали, он предавался блуду. Они стали оплакивать этого человека, и тогда выяснилось, что всех этих женщин он привел к покаянию. Каждую ночь он приходил к блуднице, как будто нанимая ее, но в это время молился об ее спасении. Таким образом он привел к чистой жизни множество падших женщин. Вот еще один пример совершенного бесстрастия. То, что другим служит погибелью, для этого человека стало средством не только его собственного спасения, но и спасения ближних.

Все зависит от нашего внутреннего состояния, а не от того, есть ли соблазн снаружи или нет. Поэтому мы должны понимать, что прежде всего нам нужно обратить внимание на свою душу. Достигнем внутренней чистоты – и все нам будет чисто. Как сказал апостол, для чистых все чисто (Тит. 1, 15). В наше время монашествующим, к сожалению, почти невозможно избежать общения с особами женского пола, как это делали древние монахи. Но и в древности даже те, кто совершал невероятные, нечеловеческие подвиги, не всегда могли избежать соблазна. В «Луге духовном» описан следующий эпизод из жизни одного воска⁹⁵. К нему по какой-то нужде пришла монахиня, такая же пустынница. Он оказал ей необходимую помощь, а когда монахиня ушла, у него вдруг началась сильнейшая блудная брань по отношению к ней. Не думаю, что эта подвижница была так уж привлекательна. Но на воска напал диавол. Некоторое время подвижник боролся, но все-таки не выдержал и поддался страсти. Когда он уже, не владея собой, пошел искать эту монахиню, Господь ради его прежних молитв и подвигов спас его. Вдруг земля под его ногами стала как будто прозрачной, и подвижник увидел на глубине нескольких метров гниющие, разлагающиеся трупы людей. Это зрелище так потрясло его, что он опомнился и вернулся к своим прежним подвигам. Значит, и в древности диавол находил способ прельщать людей. Поэтому мы не должны говорить, что наше время очень неудобно для подвига, потому что мы не можем находиться в подобающей для монашествующих изоляции. Все зависит от нас самих. Вся сия злая извнутрь исходят и сквернят человека. Если мы будем очищать свое сердце теми способами, которые изображены в Евангелии, то ничто внешнее: будь то телесное ощущение, воспоминание или образы, проникающие через телесные чувства, в особенности через зрение, – ничто не сможет принести нам вреда, ибо мы закроем наше сердце для соблазнов и будем иметь внутри себя Царство Небесное, Царство Божие.

* * *

Вопрос. Можно ли предположить, что древним подвижникам, удалявшимся в пустыни или в общежительные монастыри, но все-таки жившим вдалеке от мира, было легче бороться с блудной страстью по сравнению с монахами нашего времени, которые живут посреди мира и вынуждены общаться с женщинами, тем более что соблазны сейчас умножились? Современный человек немощен, ему труднее бороться с впечатлениями, которые он получает в миру.

Ответ. Судя по искушениям, описанным в житиях святых, брань этих подвижников была гораздо более сильной, чем у современных монахов. Вообще, сила брани зависит не столько от внешних впечатлений, сколько от нападений сатанинских. Например, у аввы Памво была такая сильная брань, что он искал себе смерти. Желая умереть, он брал в руки ядовитую змею и хотел, чтобы она его укусила, но змея отворачивала голову в сторону. В другой раз он разделся донага и залез в берлогу к медведю, а тот стал его облизывать. Тогда авва Памво понял, что Господь милует его. Словом, он желал лучше умереть, чем грешить. Я сомневаюсь, есть ли еще такие подвижники в наше время. Поэтому нельзя говорить, что монахам того времени было легче. Если бы мы молились так же, как они, то и нам было бы тяжело. К тому же, брань – это одно, а страсть – другое. Не надо их путать. Страсть, если мы подчинились ей, может действовать в нас сильно, а брань – это борьба со страстями, и ее сила зависит от нашего желания им сопротивляться. Когда мы в значительной степени подчиняемся страсти (хотя и не совершаем греха на деле), то, естественно, очень слабо боремся с ней. Значит, если мы не восстаем против греха так, как следовало бы, то диаволу мы подвластны больше и благодати в нас меньше.

Вопрос. Батюшка, если мы будем подвизаться с такой же силой, что и древние подвижники, то могут ли быть и в наше время демонские нападения, подобные тем, которые были в древности?

Ответ. Когда мы вступаем в спасительную вражду с грехом, брани против нас усиливаются. В этой борьбе человек совершенствуется, очищается от греха, приобретает духовную крепость и может противостоять греху. Причем это относится к любой страсти, а не только к блудной. Во время брани и благодать нам содействует сильнее. Поэтому не нужно бояться того, что диавол начнет нападать усиленно. Конечно, могут быть искушения такие же, как и в древности. Диавол же не смотрит, кто ты: монах или мирянин, в древности ты подвизался или подвизаешься сейчас. Ему нет никакой разницы. Он смотрит на твое душевное состояние, и мало искушает тех, кто слабо подвизается. Зачем ему это делать, если с ним не борются?

Вопрос. Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин, толкуя слова апостола Павла: Наша брань не против крови и плоти, но против начальств, против властей, против мироправителей тьмы века сего, против духов злобы поднебесных (Еф. 6, 12), пишет, что, если человек победил в себе, то есть во внутреннем человеке, действие страстей, то он выходит на брань с падшими духами. Как это понимать?

Ответ. Наверное, он имеет в виду то, что пока мы не победили страсти, или демонов, действующих в нас скрытно, мы не можем выйти с ними на открытую брань, как подвижники, которых демоны устрашали видениями. Однако в любом случае против нас воюют демоны. Падшее естество восстает на нас, но это тоже не без содействия нечистой силы.

Вопрос. Как известно, нельзя просить, чтобы Господь избавил от брани, плотской или любой другой. В чем состоит разница между сопротивлением страсти до крови и тем, когда просишь, чтобы Господь избавил от брани?

Ответ. От брани тебя никто не избавит. От блудной брани можно избавиться только женившись, и то неизвестно, поможет это или же страсть еще больше разгорится. Святые отцы говорят, что лучше молиться не о том, чтобы избавиться от брани, а о том, чтобы мужественно себя вести во время ее действия. В этой борьбе мы и от страсти избавляемся, и от греха очищаемся. Когда же мы молимся о том, чтобы страсть от нас совсем ушла, то мне кажется, это даже бесполезно. Возможно, в древности и были подвижники, которые могли умолить Бога о том, чтобы Он освободил их от какой-либо страсти. Хотя в исключительных случаях, когда страсть сильно одолевает и есть опасность согрешить на деле, то, может быть, лучше помолиться, и Господь облегчит брань.

Вопрос. Правильно ли говорят, что блудная брань чаще возникает от уныния?

Ответ. Уныние можно назвать одним словом – лень. Существует лень к телесным подвигам, то есть ко всему, что удручает нашу плоть. Сюда относятся поклоны, присутствие на богослужении, бдение и так далее. Есть лень к работе, которая тоже удручает плоть. Унынием же можно назвать лень к духовным занятиям: молитве, чтению Священного Писания, борьбе с помыслами, трезвению, вниманию к своим словам и поступкам.

Когда мы поддаемся лени, то, естественно, вслед за нею начинает действовать блудная страсть. Если человек лежит, тело его покоится, не избавляется при помощи трудов от лишней энергии, и если он вдобавок еще и умом ленится, не хочет отсекать помыслы, то, конечно, блудная страсть будет действовать в нем свободно.

Вопрос. Вы привели в беседе евангельское изречение о том, что из сердца исходят злые мысли. Но ведь когда мы молимся, то также углубляемся в сердце. Получается, сердечное место – это, с одной стороны, престол, на котором возносится молитва, а с другой – источник страстей. Как это совместить, объяснить?

Ответ. Сердце человека должно быть престолом Божиим, но оно не является таким от рождения. Если бы человек, родившись, был таким же, как Адам до грехопадения, тогда ему и не нужно было бы сводить ум в сердце, поскольку ум и сердце у него и так были соединены естественным образом. Мы должны очистить свое сердце, чтобы оно стало не источником страстей, а источником благих помыслов, молитвы, славословия и так далее. Сердце – это средоточие мыслительной, разумной, духовной жизни человека. Поэтому оно источник и страстей, и добродетелей, и молитвы, и вообще всего.

Вопрос. Можно ли сказать, что, влагая в сердце молитву, мы делаем его источником добродетелей?

Ответ. Конечно, в известной степени многое зависит от нас, но не все так легко дается: мыслить о греховном легко, а о добром – трудно. Поэтому сердце человека очищается с понуждением. Царствие Небeсное нудится, и нуждницы восхищают е (Мф. 11, 12). Мы должны убрать скверну из сердца и сделать его чистым, и тогда, как сказано в Евангелии, узрим Бога. С одной стороны, от сердца исходят помышления злая (см. Мф. 15, 19), с другой – блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (см. Мф. 5, 8). Когда мы очищаем сердце от злых помыслов, исходящих из него, тогда оно становится способным видеть Бога, и человек видит Его внутри себя.

Вопрос. Иногда во время молитвы стараешься закрыть сердце от какого-то страстного помысла, не пускать его туда, не соглашаешься сердцем с ним, то есть возникает такое ощущение, что помысел появляется не изнутри, а снаружи. Как это объяснить?

Ответ. Страстные помыслы могут и входить в сердце, вызывая соответствующую реакцию, и исходить из него – в том смысле, что наше сердце, наше падшее естество уже склонно ко греху. С одной стороны, мы должны препятствовать помыслам войти в сердце, когда они приходят как бы извне: через чувства, память, воображение, через что-то внешнее по отношению к сердцу. С другой стороны, из самого сердца исходит стремление ко злу, которое свойственно падшему естеству человека, соединено с его умственно-сердечной деятельностью.

Мы не знаем, что точно означает выражение от сердца исходят помышления злая: конкретные ли это мысли или смутные стремления к какому-либо греху, не оформившиеся в определенный образ; сразу же они появляются или ищут пищу для страстей в наших чувствах, воображении, памяти. Это и неважно: в душе человека все очень тесно связано. С одной стороны, мы молимся так, чтобы воображение, внешние впечатления, воспоминания не вызвали в нас страсти, с другой – подавляем страсти, действующие в сердце, вне зависимости от внешних источников.

Вопрос. Святые отцы советуют во время молитвы сосредоточивать внимание ума на верхней части сердца и следить, чтобы внимание не опускалось вниз, потому что могут возникнуть нежелательные явления: например, начнет действовать вожделение. Можно ли думать, что страсти покоятся в нижней части сердца?

Ответ. Когда говорят о сведении ума в сердце при молитве, то рассуждение о верхней части сердца уместно. Схимонах Василий Поляномерульский говорит, что в верхней части сердца находится мыслительная сила души, в средней – раздражительная, в нижней – вожделевательная. Однако это не значит, что гнев, например, сосредоточивается в средней части, а блудная страсть – в нижней, и если мы не коснулись умом средней части, то никогда не рассердимся. Такое деление имеет значение для правильной молитвы. Во время же действия страсти размышления об этом делении вряд ли принесут нам какую-либо пользу. Всё равно мы не можем реально ощутить, откуда страсть выходит. Если мы неправильно молимся, то бывают явно видимые, ощутимые последствия. Когда же страсти выходят наружу, то мы не можем с уверенностью сказать, что блудный помысел вышел у нас из нижней части сердца, раздражение – из средней, а гордость – из верхней. С практической точки зрения нам это ничего не дает. Возможно, блудный помысел и выходит как-то из нижней части сердца, но все равно он осознаётся нами, только когда облекается в какой-то вид, пусть даже в самый смутный. Мы же не ощущаем, откуда он выходит, а должны его осязать, так сказать, мысленно.

Вопрос. Когда действует блудная страсть, то человек так или иначе оскверняется греховными помыслами, даже если и борется против них. Можно ли определить, в какой момент мы согрешаем и в какой момент борьба с помыслами вменяется нам в очищение?

Ответ. Конечно, никто не может так безупречно бороться, чтобы совсем не увлекаться помыслами или ощущениями, разве только какие-то необыкновенные, ревностные и пламенные подвижники. При сильной брани, когда очень смущают помыслы, в душе чувствуется опустошение, ощущается как будто какая-то скверна. Это состояние души можно назвать очень подходящим по смыслу словом – «нечистота». Однако если мы противимся помыслам, с большим или меньшим успехом, сразу или со временем опомнившись и отбросив их, прекращаем действие страсти, то мы также получаем за это награду и совершенствуемся. Нами эти помыслы воспринимаются как скверна, но в то же самое время мы приобретаем венцы и, главное, учимся молиться. Истинный монах в борьбе с грехом, в том числе и с блудной страстью, приобретает две добродетели: преуспеяние в молитве и смирение. И то и другое является плодом борьбы. Молитва – наинеобходимейшая вещь в борьбе со страстью, потому что без помощи Божией мы ничего сделать не можем. А опытное переживание своей немощи приносит человеку истинное смирение. Без этого опыта человек судит о себе отвлеченно, пытаясь уничижить себя «смиренными» мыслями.

Конечно, в осквернении души греховными помыслами есть и наша вина. Если мы хотя бы в малейшей степени приняли греховный помысел, усладились им, то уже виноваты. В большей степени приняли, значит, больше виноваты. Замедлили, долгое время предавались помыслу, следовательно, усилилась степень вины. Конечно, мы оскверняемся, но тут же можем и очиститься. Ведь когда мы молимся Иисусовой молитвой, то не только просим Бога о помощи, но и каемся, вымаливаем прощение за прегрешения. При искреннем покаянии Господь очищает нас от этой страсти и прощает наше увлечение. Однако я говорю это не к тому, чтобы вы думали, что в конечном счете ничего страшного в увлечении помыслами нет, что мы, мол, потом помолимся, и все простится. Можно зайти так далеко, что потом молись не молись, а уже не сможешь с собой справиться. Страсти в нас действуют мощно, а молитва – слабо. Поэтому нужно быть чрезвычайно осторожными, не давать страсти свободу, не позволять ей завладеть нами.

Вопрос. В «Добротолюбии» в словах преподобного аввы Исаии к его ученикам есть такое поучение: «Авва Серапион, когда спросил его один старец, кому подобным он себя видит, отвечал: я кажусь себе подобным человеку, на башне находящемуся, который мановением руки дает знать подходящим, чтоб не приближались к нему. Старец же, вопросивший его о том, сказал ему: а я кажусь себе похожим на человека, который устроил себе большую ограду, как крепость, и двери ее заложил железными засовами; так чтоб, если кто станет стучать, не слыхать и совсем не думать о том, кто там, откуда пришел и чего хочет, чтоб тот и уходил, не дождавшись, когда этот сойдет к нему»⁹⁶. Какой вариант молитвы и борьбы с помыслами предпочтительнее?

Ответ. Второй вариант лучше. Зачем тебе видеть эти помыслы и как ты будешь их гнать, когда тебя самого гонят со всех сторон? Другое дело, когда мы не можем пребывать в такой как бы «ограде», тогда мы молимся против приходящих греховных помыслов, просим Бога, чтобы Он избавил нас от них и таким образом как бы прогоняем их. Однако было бы лучше, если бы мы углублялись в молитву так, чтобы переставали вообще ощущать, есть помысел или нет его. Нам это знать незачем. Иоанн Лествичник говорит, что лучшее состояние – это такое, при котором какой-то помысел пришел, а мы и не знаем: приходил он или не приходил и зачем приходил.

Вопрос. Батюшка, а может человек молиться, не прогоняя помысел, а как бы держа его на дистанции, не принимая его, не услаждаясь им?

Ответ. Держать помысел на дистанции невозможно. Если я его вижу, значит, я его на дистанции уже не держу. Когда кто-то залез ко мне в квартиру, он уже вор, а если он находится снаружи, то откуда я знаю, кто прошел мимо окна: вор или честный человек? Некоторые делают именно такую ошибку. Они вроде бы и молятся, и помысел у них находится «на дистанции». Однако человек не может смотреть одинаково внимательно сразу на две вещи, у него глаза так устроены, что он смотрит ими в одну сторону. Поэтому, если я, образно говоря, смотрю полностью на молитву, то я, конечно, кроме нее ничего не вижу. Я просто не знаю, что и на какой дистанции находится. Если же я вижу помысел на дистанции, значит, я отвратил свой мысленный взор от молитвы и обратил его на помысел. Я начинаю всматриваться в этот помысел, дистанция все сокращается и сокращается, и наконец оказывается, что помысел близко, а вот молитва уже на дистанции.

Вопрос. Батюшка, но, может быть, это поучение надо понимать так, что человек ощущает греховный помысел и одновременно молится? Ведь можно молиться усиленно, чтобы вообще его прогнать, а можно прикладывать более или менее усилий и держать помысел на расстоянии, ведь есть в Священном Писании такое выражение: У дверей грех лежит (Быт. 4, 7).

Ответ. Этими словами Бог обличил Каина, когда тот намеревался совершить грех. Господь вразумлял его, чтобы он покаялся, но Каин пренебрег этим вразумлением и к одному греху прибавил еще больший. Однако подобное бывает не с каждым человеком: должно быть какое-то откровение или внушение свыше о том, что тебе грозит некая опасность, допустим, совершить тяжкий грех. Если говорить в широком смысле, то для нас таким предупреждением, откровением, является Евангелие, в котором сказано, какие грехи «лежат у дверей».

А держать помысел на расстоянии, как я уже сказал, невозможно. Конечно, прилоги могут появляться, но мы как раз не должны обращать на них внимания, и тогда они исчезают, потому что именно наше внимание питает помыслы, дает им жизнь. Именно благодаря ему помыслы развиваются и усиливаются. Когда же мы отнимаем от них внимание, то они сразу же задыхаются.

Вопрос. Батюшка, это нормально, естественно, когда человек во время молитвы не видит помыслов?

Ответ. Для святого человека это естественно, а для нас такое состояние – идеал. Во время брани нужно иметь в виду, что нельзя одновременно и видеть помыслы, и внимательно молиться. Это только какой-нибудь благодатный подвижник может принять прилог, греховный помысел и удержать его в уме. Однако благодать в таком подвижнике столь могущественно действует и молитва столь сильна, что они уничтожают помысел, он пожигается их действием, а человек еще более укрепляется в бесстрастии. Он как бы нарочно себя искушает: допускает врага внутрь сердца и там его побеждает. Мы к этому совершенно не способны. Более того, такие великие подвижники, как в древности Исаак Сирин или в наше время старец Силуан, говорят, что лучше так не делать. Иначе, по слову Исаака Сирина, наш мысленный воздух оскверняется греховным помыслом, тем более если этот помысел блудный.