Под угрозой любви

Вот вам сюжет, от которого должно таять сердце: он ухаживает за ней, дарит ей подарки, окутывает знаками внимания; им весело вдвоём; бейсбольный матч, он достал билеты; тысячи зрителей, острый момент, ликование трибун; и тут она видит себя на большом экране – все камеры на них, он опускается на колено и протягивает ей миленькую бархатную коробочку с чудесным перстнем; публика умилённо вздыхает, дамы не в силах сдержать слёз.

Какая пошлость! В присутствии посторонних людей шантажировать девушку! А если ей надо подумать? А если она не готова? Но для неё так же невыносимо обидеть этого славного парня, который всё так красиво устроил. Зачем всё это?

О том, что Бог меня любит, мне сообщила знакомая баптистка. Моё православное сердце кипело от негодования:

– Как такое могло прийти в голову? Чему там учат у этих протестантов?

Исходя из своего двухгодичного церковного опыта и консультаций с богословски подкованной старушкой Лаврентьевной, я лично анафематствовал опасное заблужденье. К тому же лицо у этой проповедницы было такое масленое и голос такой приторный. Где-то я уже видел такие лица. Ничего доброго эти сладкие речи не сулят.

В школе я подвергался жестоким преследованиям. К сожалению, не из-за веры. Особенно мне доставалось от одноклассницы, которую я про себя называл «Клава». Силы были неравны. Клава была на голову выше и, думаю, раза в три больше, а я был маленький и, как у нас говорят, дробненький. Приходилось спасаться сложными манёврами или благородным бегством. Она была отчаянно влюблена в меня, и это было очень страшно. Ужас! Ужас! Ужас! Эти три понятия как нельзя лучше описывают моё состояние, когда я увидел Клаву в пионерском лагере. Охота началась! Целью было «загнать дичь» в угол, глядеть с умилением и плавиться, повторяя:

– Ну, Ди-и-ма-а-а! Я тебя так люблю-ю-ю! Дава-ай дружить!

Да, у меня было трудное детство!

И после такого кошмара я снова слышу, что кто-то меня любит без моего ведома, и это почему-то должно приводить в восторг. Кто-то, кто гораздо больше и сильнее, ставит меня перед фактом: я тебя люблю. Мне это показалось не только фальшивым и наигранным, но и возмутительным: меня снова преследуют своей любовью, хотя я никого ни о чем не просил, и моё мнение никого не интересует.

На протестантской церкви повесили гигантский плакат: «Бог любит тебя таким, какой ты есть!» Всякий раз, проходя мимо, я чувствовал, как во мне просыпается некто Афанасий Фет. У этого поэта была привычка, проезжая мимо Московского университета, останавливать кучера. Фет открывал окно кареты и торжественно плевал в сторону университетского здания, а потом продолжал поездку в улучшенном настроении. Не знаю его мотивов, но тогда эта надпись на церкви казалась мне самым верхом пошлости и лицемерия.

Претензии к этому лозунгу есть и у атеистов: – Как же! Любит! А Освенцим? А дети Африки? А Чернобыль? Это такая у Бога любовь?

Для меня здесь никогда не было проблемы, и все эти фразы мне тоже кажутся пошлостью. На эту тему написано множество книг, но для меня вся глупость этих претензий становится очевидной, если на место «подсудимого» Бога и Творца поставить, скажем, Джоан Роулинг. Она автор книг о Гарри Поттере. Она создала его мир, его судьбу и подвергла и мальчика, и его близких всем тем испытаниям, о которых мы хорошо знаем. Смерть Дамблдора на её совести. И не только добрый профессор, но и родители Гарри, и зверски замученные отец и мать Долгопупса, и многие другие – за всё ответственна одна только Роулинг. Однако ты никогда не станешь хорошим писателем, если не в состоянии принести боль и страдание своему герою. Древние греки уверяли, что прекрасное трудно, и если ты хочешь научиться играть на гитаре, будь готов к боли в пальцах. Писателей-чистоплюев никто не знает, потому что они не писатели. Может, надо было вот так:

в одной английской семье, обеспеченной и благополучной, родился здоровый и талантливый мальчик, который с самого детства был окружён любовью и заботой; у него были чудесные друзья, и он учился в престижной школе, а потом удачно женился на прекрасной однокласснице и у них родились здоровенькие детки, и добавить к этому нечего, настолько всё было весело и безопасно.

Думаю, не только читатели захотели бы расправиться с автором этой «сладенькой саги», но и среди персонажей созрел бы заговор. Бог – Автор этого мира, и Ему одному видна вся картина, нам же остаётся только догадываться о Его замыслах и сюжетных поворотах.

Итак, не претензии чувствительных атеистов поставили меня в число борцов с известным лозунгом.

Почему в семнадцать лет я воевал против этого плаката?

Во-первых, по причине латентного исламизма. Сейчас я пытаюсь понять, как я верил, во что верил, кто я был по своим взглядам. Как определить религиозные взгляды моей юности? Отвечу так: православный ислам.

– Даже самому страшно такое читать! Пишу и удивляюсь!

И это чистая правда! Оказывается, вера – это процесс. Она находится в постоянном развитии. Как ни странно, верующий человек живёт в непрерывном движении внутреннего развития. Вера – это не факт, а движение, не статика, а динамика. Невозможно просто поверить и успокоиться. Если ты не двигаешься, не развиваешься, не открываешь новые глубины и высоты, что-то идёт не так.

Поэтому полезно спрашивать себя: если ты веришь в Бога, какое из Имён Божиих для тебя сейчас самое дорогое, самое важное? В семнадцать лет Бог для меня был Правдой и Справедливостью, а также Силой. Я знал, что Он может наказывать и миловать, и этим очень восхищался. От меня требовалась верность и покорность, и если бы пришлось умирать за Бога, я был готов.

Но Бог для меня был далеко. Гораздо ближе были «старшие товарищи» – святые подвижники, аскеты и мученики, житиями которых я зачитывался. Надо соблюдать заповеди, не важно почему. Бог так хочет. Да хотя бы потому, что можно попасть в ад; я ходил под впечатлением «Мытарств Феодоры» и тщательно выписывал на исповедальный листочек все возможные погрешности и мысли, тянущие на «загробный срок».

Конечно, я читал Евангелие, потому что положено в день прочитывать одну главу, но Бог-Любовь впервые обозначился именно на исповеди. Прочитав «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», я решил исповедоваться по рекомендациям этой книги и начал:

– Каюсь в том, что не люблю Бога…

Мой духовник даже подхватился:

– Не любишь Бога? Что Он тебе сделал?

И этот вопрос мгновенно меня отрезвил. Почему-то сразу стало понятно, что все мои любимые преподобные жили любовью к Богу, их лица светились глубоким целомудрием любви. Но это было так не похоже на эмоциональную взвинченность, которая меня отпугнула у протестантов.

Есть истины, о которых Христос не говорит напрямую. Мне кажется, основа христианской религии – добродетель благодарности. Помните, как похвалил Спаситель благодарного самарянина, вернувшегося поблагодарить за исцеление от проказы? Десять было исцелено, и только один пришёл сказать спасибо. А ведь Христос не давал такой заповеди. Да и как бы это звучало из уст Творца: будьте благодарны! Господь не говорит того, что за Него должны сказать апостолы! «Бог есть Любовь» – это слова не Христа, а его ученика, апостола Иоанна. О Своей любви к людям Бог говорит иначе. Здесь не помогут слова. Поэтому у нас перед глазами стоит Крест. И мы молчим.

«Бог любит тебя таким, какой ты есть!» Прошло столько лет, а я по-прежнему считаю этот слоган пошлостью, а аргументы в его защиту слабыми. Я редко думаю об адских муках, но для меня они не черти со сковородками, а обязанность слушать проповедника-зануду, целую вечность вещающего о любви Божией. Это самая жуткая из казней, придуманных людьми!

О любви может говорить только тот, кто имеет на это право. Это высший пилотаж речи, для которого требуется сердце поэта. Упомянутый Афанасий Фет написал одно из самых удивительных стихотворений о любви:

Шёпот, робкое дыханье.

Трели соловья,

Серебро и колыханье

Сонного ручья.

Свет ночной, ночные тени,

Тени без конца.

Ряд волшебных изменений милого лица,

В дымных тучках пурпур розы,

Отблеск янтаря,

И лобзания, и слезы,

И заря, заря!..

Найдите в этом тексте хотя бы один глагол. Ни одного! «Безглагольный Фет» – так называли поэта знатоки его творчества. Он нашёл верную тональность для разговора о любви, а любовь – это самое святое в человеке, а потому и самое уязвимое для пошлости и подделок.

Евангелие – откровение о Боге-Любви, о Боге-Человеколюбце. Самое главное, что мы знаем о Боге. Перед богословом и перед рядовым христианином всегда стоит вопрос: как сказать об этом, как донести евангельскую весть, не опошлив её, не превратив Христа в Иисусика? Блаженный Августин, преподобный Симеон, старец Силуан и многие другие находили и нужные слова, и верные интонации, но для каждого времени, для каждого человека они свои, а значит, невозможно создать универсальный язык проповеди, он должен изобретаться всякий раз заново. И главное – честность перед самим собой.

Одно из моих духовных упражнений – отвечать себе на вопрос: какое из имён Божиих для меня самое важное? Сегодня это имя – Творец. О Творце я и говорю. И молчу о Любви.