Приложения

Термин «креационизм» (от лат. creatio) – означает религиозное учение о творении Богом мира, в процессе которого из ничего была создана живая и неживая природа (82: 242; 69: 265, 266). При этом в «научном креационизме» делается попытка обосновать «истинность буквального понимания библейской версии творения с помощью данных наук о природе» (82: 242).

Отметим, что в креационизме по вопросу толкования слова «день» (на еврейском языке произносится как «йом»), приведенного в церковно-славянском и Синодальном переводах Библии при описании творения мира (Быт. 1, 2), имеются различные мнения.

Одни авторы полагают, что данное слово может означать как обычный день, так и неизвестный нам период времени. При этом в описании творения мира слово «день» означает «период времени». Например:

«Бог мог бы создать весь мир в одно мгновенье, но так как Он с самого начала хотел, чтобы этот мир жил и развивался постепенно, то и создал его не сразу, а в продолжении нескольких периодов времени, которые в Библии названы “днями”.

Но эти “дни” творения не были нашими обыкновенными днями, в 24 часа. Ведь, наш день зависит от солнца, а в первые три “дня” творения не было еще и самого солнца, значит, не могло быть и теперешних дней. Библия написана пророком Моисеем на древне-еврейском языке, а на этом языке и день и период времени назывались одним словом “iомъ”. Но точно знать, какие это были “дни” мы не можем, тем более, что нам известно: “У Господа один день, как тысяча лет и тысяча лет, как один день”» (2Петр. 3: 8; Пс. 89: 5) (протоиерей Серафим Слободской) (167: 106);

«С историей творения мира связывается вопрос, что собственно нужно разуметь под теми днями, которыми обозначаются отдельные акты творческой деятельности Бога. Есть ли это дни в собственном смысле этою слова, или под ними нужно разуметь неопределенные периоды времени, заключающие в себе гораздо большую продолжительность? Наша богословская наука не дает в этом отношении какого-либо категорического решения, предоставляя его расширяющемуся свету знания, хотя и заметно стремление удержать буквальное понимание слова день. Но новейшие толкователи, пользуясь всеми данными вспомогательных наук, все более склоняются к убеждению, что под днями творения отнюдь нет необходимости разуметь дни в нашем узком смысле этого слова. Творцу не было никакой необходимости непременно назначать двадцать четыре часа на сотворение света, по двадцать четыре часа для создания звезд, растений или животных: Он мог создать все это в один миг, одним словом Своим. Такое ограничение было бы несогласно с самым существом Бога, для которого нет пределов времени, потому что для Него один день как тысяча лет, и тысяча лет как один день. Отсюда можно думать, что и под “днем” разумеется просто неопределенное протяжение времени. Многие основания заставляют предполагать, что такое именно значение, именно значение неопределенного, более или менее продолжительного периода времени и имеет употребленное Моисеем слово йом, т.е. день.

1) Всем известно, что по-еврейски слово йом может означать и действительно означает во многих местах св. Писания неопределенный период времени (Быт. 2: 4, 17; Лев. 7: 35, 36; Втор. 9: 24; 31: 17, 18; 32: 7, Пс. 2: 7; Ис. 34: 8; 63: 4; Иер. 46: 10; Иоиль. 2: 31; Ам. 3: 14; Зах. 14: 9; Мф. 10:15; 12: 36; Ин. 8: 56; Рим. 2: 5; 2Кор. 6: 2).

2) По-еврейски слово период нельзя выразить иначе, как чрез слово йом, так как в этом языке не существует другого слова для выражения этого понятия. Отсюда бытописатель, и разумея период, по необходимости должен был употреблять слово йом, как имеющее это широкое значение.

3) Эти два основания показывают возможность понимания дня в смысле периода. Другие соображения затем доказывают, что Моисей и действительно употребляет слово йом не в смысле суток в 24 часа, а в смысле неопределенного периода. Он именно говорит, что солнце и луна, как светила, назначенные для отделения дня от ночи, для управления днем и ночью, были поставлены Творцом в четвертый день творения. Следовательно, три первые дня отнюдь не могут быть днями в собственном смысле этого слова, так как для них не было главного условия, определяющего их продолжительность, т.е. не было того отношения земли к солнцу, в котором она находится теперь. Если же первые три дня, очевидно, были неопределенные периоды, то таковыми же были и следующие дни, так как ничто не дает нам права делать произвольное различие между йом в приложении к первым трем и йом в приложении к последним четырем периодам творения.

4) Сам бытописатель во второй главе своего повествования прямо показывает, что он под словом йом разумеет именно неопределенный период времени. Обобщая историю творения, он именно говорит: “вот происхождение неба и земли, при сотворении их, в то время (йом), когда Господь Бог создал землю и небо, и всякий полевой кустарник, которого еще не было на земле, и всякую полевую траву, которая еще не росла”  (Быт. 2: 4 и 5). Тут под словом йом уже прямо разумеется вся сумма дней творения, как неопределенный период времени, и во всяком случае уже не день в собственном смысле этого слова, так что и русский синодальный перевод передает здесь слово йом неопределенным время.

5) Космогонические предания других народов, – предания, в которых нельзя не видеть, хотя и в искаженном виде, отголоска истинного предания, сообщаемого в Божественном откровении, считают дни творения продолжительными периодами. По индийскому преданию Брама был заключен в космическом яйце в течение 360 дней, по окончании которых яйцо раскололось на две половины и из них он образовал небо и землю; каждый из этих 360 дней состоял из 12 миллионов лет. По преданию персов и этрусков творение произошло в шесть равных периодов, из которых каждый равнялся тысяче лет. То же представление заключается и в халдейском сказании о творении, в котором под днем творения разумеется период в 43 200 лет.

а) Против такого понимания могут возразить, что им разрушается внутренний смысл самого повествования, именно как объяснения происхождения недели и установления субботы (Исх. 20: 10: 11). Но хотя история сотворения мира объясняет происхождение недели, однако, отсюда еще нельзя заключать, что слово йом нужно понимать именно в буквальном смысле. Напротив, этим скорее объясняется то обстоятельство, почему именно неопределенные периоды творения названы днями. Так как они служили именно прообразами дней недели, то Моисей приспособительно к этому и назвал их йом, причем седьмой период сделался прообразом того дня, который должно посвящать Богу. Таким образом, история творения разделена на шесть отдельных дней-периодов, заканчивающихся днем покоя, чтобы глубже запечатлеть в душе человека долг свято соблюдать субботу. Отсюда же естественным было употребить для бытописателя слова вечер и утро, как общеизвестные грани между днями, причем он вечер ставит раньше утра, согласно древнему счислению времени, как оно и доселе сохраняется в церковных службах.

б) Могут возражать против изложенного объяснения дней творения, что оно не имеет ясного подтверждения в предании, в толкованиях отцов и учителей церкви. Но на это нужно сказать, что предание не дает единогласного решения, и хотя у древних толкователей преобладает понимание буквальное, но нет недостатка и в толковании иносказательном, именно в смысле неопределенных периодов. Так вся школа александрийских отцов и учителей церкви понимала выражение день, вечер и утро иносказательно. Затем блаж. Августин прямо говорит, что “нам трудно вообразить, какого рода могли быть эти дни”, и для уяснения их прибегал к современным наукам, показывая этим и нам, что мы также должны пользоваться всем тем светом, который наука проливает на таинственные вопросы бытия. А новейшая наука, неизвестная древним, именно наука о земле, геология, дает положительные данные в подтверждение того, что дни творения – это продолжительные периоды, и правильная последовательность их, вполне согласующаяся с показанием бытописателя, писавшего историю творения за тысячи лет до  появления самой геологии, служит новым поразительным доказательством богооткровенности книги Бытия” (профессор А. П. Лопухин) (18: 626–629).

Другие авторы под «днем» понимают обычные сутки, состоящие из 24 обычных часов. Например:

«Главная задача обвинителей заключается в том, чтобы Божественно простое повествование Моисея извратить и превратить в свою противоположность, используя аллегорический способ толкования Шестоднева. А для этого требуется доказать, что “и у самого Боговидца Моисея не было мысли считать упоминаемые им ‘дни’ за астрономические 24 часа”. Поэтому все сторонники примирения Христа и Велиара не покладая рук ищут доказательств того, что само слово “день” “означало и день, и период времени”. Причиной этого, по мнению о. Стефана, было то, что “Книга Бытия написана языком своего времени, языком пастушеского народа, когда понятия людей и их речь были достаточно ограничены. Семитический язык начала второго тысячелетия до Р. Х. был так беден словами, что часто одно слово выражало несколько понятий” И из этого он делает совершенно дичайший вывод: – “Если бы Боговидец Моисей жил в наши дни, то он записал бы то, что ему было открыто Богом, совсем иными понятиями”. Что тотчас вызывает законный вопрос: кому мы должны больше верить – о. Стефану или Господу, Сказавшему “скорее небо и земля прейдут, нежели одна черта из закона пропадет” (Лк. 16: 17)?

На утверждение о. Стефана замечательно ответил свящ. Константин Буфеев: “Как бы ни казалось кому-либо, что древнееврейский язык ‘беден словами’, элементарная научная добросовестность должна заставить автора подобных заявлений заглянуть в словарь и проверить значение слова ‘йом’. Проделав эту нетрудную работу, всякий может убедиться, что в ‘Иврит-русском словаре’ Ф. Л. Шапиро слово ‘йом’, употребляемое в единственном числе, означает ‘день’, но никогда не ‘период времени’. Второе же значение встречается в древнееврейском языке (как и в русском и во многих других языках) лишь во множественном числе, когда ‘дни’ – ‘ямим’ или ‘омот’ – означает ‘время’. Достаточно сравнить с церковно-славянским выражением ‘во дни оны’, тождественным по смыслу с выражением ‘во время оно’. Таких примеров не мало и в светской литературе: тургеневское ‘во дни сомнений, во дни тягостных раздумий’ означает ‘во время’, пушкинское ‘во дни печальные Великого поста’ – также. Во всяком случае, контекст фразы: ‘И бысть вечер и бысть утро, день един (‘йом эхад’) (Быт. 1: 5) – никак не позволяет трактовать слово ‘йом’ как ‘период времени’, но однозначно лишь как ‘день’ ”.

Однако эволюционисты не оставляют попыток найти в Писании случая употребления этого слова в значении, исключающем буквальное его понимание. Сами эти попытки, конечно, являются признаком слабости их позиции. Ведь если бы она была достаточно крепка, не нужно было бы углубляться в длительные и неблагодарные поиски. Но рассмотрим те примеры небуквального употребления слова “день” (в единственном числе), найденные эволюционистами. Наиболее масштабный список цитат “подтверждающих” это мнение приведен еще у А. П. Лопухина и с тех пор ничего более серьезного найдено не было. Вот его слова: “Всем известно, что по-еврейски слово йом может означать и действительно означает во многих местах св. Писания неопределенный период времени (Быт. 2: 4, 17; Лев. 7, 35–36; Втор. 9; 24; 31: 17–18; 32: 7; Пс. 2: 7; Ис. 34: 8; 63: 4; Иер. 46: 10; Иоиль. 2: 31; Ам. 3: 14; Зах. 14: 9; Мф. 10: 15; 12: 36; Ин. 8: 56; Рим. 2: 5; 2Кор. 6: 2)”. Сразу стоит заметить, что Новый Завет написан на греческом языке и цитаты из него не могут ничего сказать об том, какое значение имеет еврейское слово “йом”, а потому и приведение их доказывает лишь слабость позиции автора!...» (кандидат богословия, священник Даниил Сысоев) (35: 7–9);

«О длительности одного библейского дня творения свидетельствуют следующие утверждения святых отцов.

Святитель Василий Великий: “И бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт. 1: 5). Почему назван не первым, но единым?.. Определяет сим меру дня и ночи, и совокупляет в одно суточное время, потому что двадцать четыре часа наполняют продолжение одного дня, если под ним подразумевать и ночь” (Василий Великий, свт. Беседы на Шестоднев// Творения. Ч. 1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900. С. 35).

Преподобный Ефрем Сирин: “Свету надлежало пребывать двенадцать часов, чтобы день заключал в себе такое же число часов, какую меру и продолжительность времени пребывала тьма. Ибо хотя и свет и облака сотворены во мгновение ока, но как день, так и ночь первого дня продолжались по двенадцать часов” (Ефрем Сирин, прп. Толкование на книгу Бытия. Творения. Т. 6. Сергиев Посад, 1901// Репринт: М.: 1995. С. 214).

Блаженный Августин: “И бысть вечер, и бысть утро, день един (Быт. 1: 5). – В настоящем случае день называется не так, как назывался он, когда говорилось И нарече Бог свет день, а так как например, мы говорим: ‘30 дней составляют месяц’; в этом случае в число дней мы включаем и ночи, между тем выше день назван отдельно от ночи. Итак, после того, как сказано о произведении дня посредством света, благовременно было сказать и о том, что явился вечер и утро, т. е. один день” (Августин, блаж. О книге Бытия, буквально. В 12 книгах.// Августин еп. Иппоникийский. Творения. Ч. 7. Киев, 1912. С. 115).

Преподобный Иоанн Дамаскин: “От начала дня до начала другого дня – одни сутки, ибо Писание говорит И бысть вечер, и бысть утро, день един” (Быт. 1: 5) (Иоанн Дамаскин, прп. Точное изложение православной веры. СПб, 1894. Кн. 2, гл. 12. С. 128).

Практически все церковные учители воспринимают однозначно библейский Шестоднев как последовательность шести обычных суток. Этому учит и богослужебная православная традиция. Со времен ветхозаветных первый день творения отождествлялся с воскресением, а седьмой – с субботой. Так же буквально восприняла дни творения литургическая традиция Церкви…» (протоиерей Константин Буфеев) (157: 53, 54).

Некоторые авторы говорят о бесплодности попыток согласования Библии с наукой в отношении дней творения и считают, что пусть наука рассказывает нам о существующем мире; Библия же указывает нам на Творца мира (см., например, 29: 445).

Не вдаваясь в подробности анализа точности (правильности) указанного перевода, мы сделаем попытку представить как общие, так и конкретные аргументы (доводы), которые, возможно, смягчат или несколько устранят несоответствия между научными данными и буквальным пониманием Шестоднева:

основным аргументом, используемым против буквального толкования Шестоднева является противоречие этого толкования данным современной науки. Однако, научные положения не могут быть основным критерием религиозных положений, сущность которых является мистической. Как, например, наука может объяснить многочисленные чудеса, приведенные в Священном Писании? Ведь чудо, просто по своему определению, не может быть объяснено, предсказано и воспроизведено научными методами! А творение мира (как его создание не из чего-либо ранее существующего) – это и есть, по сути дела, одно из чудес, описанных в Библии! Как именно наука может объяснить создание из ничего – творение неба и земли в Быт. 1: 1?!;

известно, что некоторые методы определения возраста объектов имеют определенные ограничения. Вообще, понятие «ограничение» свойственны различным научным моделям и обусловлены теми допущениями, которые использованы при их формировании. Так, например, классическая ньютоновская механика хорошо описывает различные характеристики и параметры движения тел при небольших скоростях. При значительных же скоростях, особенно при скоростях близких к скорости света, используется теория относительности Эйнштейна.

Приведем также простой пример влияния условий, в которых находились данные объекты, на точность определения их возраста, отсчитываемого от определенной временнóй нулевой точки (представляющей собою какое-либо определенное событие). Если одновременно сорвать с яблони два одинаковых по виду яблока и затем одно из них положить в холодильник, где поддерживается температура +5о С, а другое держать при температуре + 30о С, то через некоторое время, когда второе яблоко уже начнет загнивать, первое еще будет сохранять свежий вид. Если теперь предложить соответствующему ученому определить возраст яблок после их срывания с дерева, то он, не зная различия в условиях хранения яблок и полагая их одинаковыми, назовет весьма различные значения возраста этих яблок, хотя он один и тот же.

Так можно ли сказать, что при определении возраста объектов нам известны все необходимые ограничения, все необходимые параметры условий нахождения этих объектов в окружающей среде, все погрешности используемых методов и методик, их реализующих. При этом следует отметить, что известны различные и многочисленные примеры существенной неточности при научном определении возраста некоторых объектов;

в научных исследованиях, в том числе при определении возраста объектов, широко используется метод экстраполирования. Вместе с этим, как очевидно, данный метод имеет серьезные ограничения. Так, например, известно, что при нагревании одной и той же массы воды ее объем увеличивается. Определяя экспериментально эту зависимость, мы можем построить график для определенного диапазона температур (например, для диапазона +5 – +80о С) и экстраполировать (т. е. продолжить) данную зависимость для диапазона +85 – +95о С. Но если мы решим экстраполировать эту зависимость и далее, например, для диапазона + 110 – +120о С , то как очевидно, это будет принципиально неверно, так как вода уже превратиться в пар. Так не могут ли превратиться в «пар» и некоторые результаты определения возраста объектов при их экстраполировании на миллиарды лет назад?;

одним из вариантов примирения научных данных о возрасте мира и буквального толкования Шестоднева может являться известный вариант, основанный на различии понятий «хронологический возраст» и «биологический возраст».

Покажем это различие на следующих примерах. Поскольку при создании Адама в Библии не указан его возраст и ничего не говорится о том, что он был создан младенцем, то можно предположить, что Адам был создан уже взрослым, например, в возрасте 25 лет. Таким образом, если возраст Адама определял бы соответствующий современный ученый, то он сказал бы, на основании научных методик, что Адаму примерно 25 лет. Это биологический возраст, то есть возраст, определяемый с применением научных методик, основанных на научных исследованиях. С другой стороны, Адам был создан только что, то есть его хронологический возраст равен нулю. Аналогично этому и деревья, могли быть созданными сразу «взрослыми», то есть иметь, например, 300 колец на срезе. Поэтому, определяя биологический возраст таких деревьев ученые сказали бы, что им 300 лет, хотя их хронологический возраст тоже равен нулю.

И весь мир мог быть создан уже «старым», то есть имеющим биологический возраст в миллиарды лет, хотя его хронологический возраст может быть на порядки меньше, например, менее 7 тысячи лет;

другим известным вариантом примирения является предположение о том, что различные процессы при творении мира протекали не так как теперь, а с другой, гораздо бóльшей скоростью (здесь имеется в виду возможность как увеличения скорости протекания только определенных процессов, так и всех процессов сразу, то есть возможность ускорения самого времени). Поэтому, то что произошло за шесть дней при творении мира, теперь может произойти только за миллионы лет.

Рассмотрим теперь, что говорится по вопросу толкования Шестоднева в классических системах русского православного догматического богословия:

архиепископ Филарет (Гумилевский) (1805–1866)

«Дерзкое неверие чего только не предпринимало, чтобы опровергнуть Моисееву историю миробытия? Обращались к астрономии и познанию физической природы и их началами хотели поколебать историю Моисея. В новейшее время указывают против Моисея на наблюдения геологии, на явления, замечаемые на поверхности и в глубине обитаемой нами планеты…

По теории Дарвина все роды растений и животных образовались из одной первобытной клеточки, через тысячи поколений. Но эта теория разрушается опытами и дика в своих объяснениях. а). Приращение клеточек подчинено условиям: пшеничное зерно не дает другого продукта кроме пшеничного стебля с пшеничным колосом; колос бывает с 8, с 12 и 50 зернами, но зерна все таки не бывают зернами кукурузы или овса. Пшеница найдена вместе с мумиями, похороненными за 2500 лет, а зерна ее точно такие же, как и ныне рождаются; б) между ископаемыми растениями и животными нигде не найдено переходных степеней, которые указывали бы на превращение одних животных в другие или одни растения в иные. – Папоротники и пальмы, при всем сходстве их строения и по ископаемым оказываются отдельными видами; в) как объяснены у Дарвина инстинкты животных? Муравей натаскал личинок из чужого муравейника; одна из личинок лопнула и вышел муравей; хозяин употребил гостя на работы; другие муравьи стали подражать ему. Так явились муравьи работники. Столь же странно объяснено происхождение журавля из оленя и зеленых насекомых.

Геология, говорят, находит в глубинах земли много такого, что могло получить образование в продолжении тысячелетий, а не в период шести дней.

Но шестидневное образование мира у Моисея, как уже сказано совершалось не по законам одной природы. Поэтому прилагать к нему явления одной природы (тем более предположения о них) – логическая несправедливость. Пусть геология строит свои положения и предположения о жизни земного шара. Ученик откровения будет радоваться успехам ее и не смутиться, если допустит она ошибки перед наукою. Но возмутительно, если она поспешно и не осмотрительно прилагает свои положения о земле к устроению земли, совершавшему не по одним законам земли: тогда она вдвойне становится виновною – и перед наукою и перед откровением…

Лучшие испытатели природы надеются, что новые, более точные и отчетливые исследования природы вместе с тем, как освободят науку от противоречий самой себе, поставят ее в полное согласие с Моисеевой историей мира, тогда как самым последним и лучшим опытам еще не достает много, и что заявления победы над откровением, слышные со стороны некоторых, говорят только о легкомыслии заявителей, неисправимом и после многих, примеров печального прошлого» (7. См. §86. Науки о вещественной природе в отношении к Моисееву образованию мира. С. 216, 218, 219, 222, 223);

архиепископ Антоний (Амфитеатров) (1815–1879)

«Вселенную сотворил Бог не от вечности, но во времени или лучше, говоря словами блаженного Августина, вместе со временем…

И притом вселенная существует не долее, как столько времени, сколько указывает богодухновенный бытописатель Моисей: ибо он повествует не о каком либо возобновлении прежде сотворенного мира, а о первоначальном сотворении оного. Сие видно из всего хода его повествования и из прямых слов его: и совершишася небо и земля и все украшения их. И соверши Бог в день шестый дела своя, яже сотвори (Быт. 2: 1, 2)…

Вселенная, со всею совокупностью существ, ее составляющих, явилась в надлежащем своем виде и полноте не вдруг, а постепенно…

Шесть дней творения не означают какого-нибудь неопределенного продолжения времени, в которое бы вещи, по законам только природы, образовались и раскрылись из сотворенных в начале неба и земли, но показывают истинный порядок непосредственных действий творческой силы, совершавшихся в определенное время, которое мы называем днем. Ибо, священный Бытописатель, с одной стороны, назначает каждому дню те же границы, в коих теперь заключается день, т. е. утро и вечер; а с другой – первые дни творения не различает ничем от последних – шестого и седьмого, которые без сомнения были уже обыкновенные дни. Он говорит: и соверши Бог в день шестый дела своя, яже сотвори: и почи в день седьмый от всех дел своих, яже сотвори (Быт. 2: 2). Причина шестиричного или седмиричного числа дней творения сокрыта в тайнах премудрости Божией» (8. См. §76. Творение вселенной во времени. С. 83; §78. Общий порядок творения. С. 84; §79. Порядок творения в мире видимом. С. 84, 85);

митрополит Макарий (Булгаков) (1816–1882)

«Признавать за историю Моисеево сказание о происхождении мира вещественного обязываемся потому, что –

1. За историю принимал его сам Моисей. Он поместил это сказание в самом начале, как основание своей исторической книги, в которой предположил сообщить Израильтянам верные и точные понятия о Боге, как Творце мира и человека: следовательно поступил бы против собственного намерения, если бы сокрыл здесь какой либо таинственный смысл, ни для кого непонятный. А главное: на этом сказании Моисей основал закон о субботе, данный Израильтянам, при изложении которого со всей ясностью раскрыл свои мысли о шестидневном творении…

Под именем шести дней творения Моисей разумеет дни обыкновенные. Ибо каждый из них определяет вечером и утром: и бысть вечер, и бысть утро, день един…; и бысть вечер, и бысть утро, день вторый…, и т. д. А кроме того, как мы уже заметили, соответственно этим шести дням, в которые Бог сотворил все дела свои, и по окончании которых почил и освятил день седьмый, Моисей заповедовал Израильтянам, чтобы и они шесть дней недели делали, а в день седьмый субботу святили Господу Богу своему (Исх. 20: 8–11; 31: 16, 17)…

Моисей… пишет, что море и земля получили бытие и образование в продолжении шести дней не по силам и законам, ныне действующим в природе, а по непосредственному слову Божию. Но Всемогущий, без всякого сомнения, мог в самое короткое время, или даже мгновенно, произвести то, что по силам и законам природы образовалось бы только в течении столетий или тысячелетий. Эти силы и законы начали действовать в природе только с тех пор, как сама она, вместе с бытием, получила полное образование от Бога, – и распространять действие их на предшествующее время, подчинять им всемогущество Самого творца при первоначальном устроении неба и земли – несправедливо.

Упомянутая наука, занимающаяся изучением устройства нашей планеты, имеет весьма мало данных для того, чтобы, на основании их, могла сказать что либо достоверное и неопровержимое касательно первоначального образования земли … Справедливо ли же показания такой науки противополагать повествованию священного Бытописателя и поверять первыми последнее?...

По мере успехов геологии, многое, что прежде считали противоречащим повествованию Моисея, ныне оказывается ложным и потому нестоящим никакого внимания. А отсюда можно заключить, что при дальнейших успехах этой науки и все остальные, заимствованные из нее, возражения против Моисеева сказания рассеются сами собою» (6. См. §72. Моисеево сказание о происхождении мира вещественного есть история. С. 417; §73. Смысл Моисеева сказания о шестидневном творении. С. 422; §74. Решение возражений, делаемых против Моисеева сказания. С. 424–426);

епископ Сильвестр (Малеванский) (1828–1908)

«…Если… нельзя оспаривать исторического характера у всей дальнейшей после мироздания истории Моисеевой, то, конечно, нет никакого основания отнимать этот характер и у его рассказа и о мироздании, и это тем более, что Моисеева история мироздания составляет собою основу и как бы внутреннее зерно всей дальнейшей его истории, направляемой к тому, чтобы утвердить в евреях веру в единого истинного Бога – Творца мира. Если бы и сам Моисей сомневался в исторической действительности своего рассказа о шестидневном творении, и такое же сомнение передал евреям, тогда бы все его наставления в пользу Творца мира могли бы оказаться для них мало убедительными при крайней их наклонности к идолопоклонству. Тогда бы мало убедительную и необходимую для жизни показалась для них и сама заповедь о шестидневном делании и покое седьмого субботнего дня, так как эта заповедь была поставлена Моисеем в прямое и полное соответствие с тем, что и Сам Бог в шесть дней творил, а в седьмой почил от дел своих, благословив его и освятив (Исх. 20: 9–11).

Между тем, как известно, ни один из древнейших толковников не высказывал сомнения относительно божественного характера Моисеева повествования о шестидневном творении, и все они (за исключением аллегорического толкователя Филона) признавали за ним значение действительной подлинной истории.

Это же самое нужно сказать и относительно, если не всех, то по крайней мере более известных и уважаемейших пастырей и учителей церкви христианской, так или иначе касавшихся Моисеевой истории миротворения. Как известно, Климент Александрийский и Ориген, следуя Филону, на рассказ Моисея о миротворении смотрели только как на аллегорическое изображение той несомненной истины, что Бог есть творец всех вещей. Августин же колебался в выборе между аллегорическим и историческим изъяснением шестидневного творения, то держась в одних местах того мнения, что Бог сразу без всяких промежутков создал все и что, поэтому, дни обозначают собою не более, как одни только мысленные последовательные моменты или промежутки по отношению к более или менее ясному познанию ангелами сотворенного, то в других местах прямо склоняясь на сторону признания за днями творения действительного исторического значения, если не в смысле обыкновенных дней, то по крайней мере периодов неопределенного времени.

Но вместе с тем мы встречаемся с целым и длинным рядом знаменитейших отцов и учителей церкви, которые открыто и твердо стояли на стороне исторического или буквального понимания перееденного Моисеем шестидневного творения. Уже первый его христианский толкователь св. Феофил Антиохийский, хотя в своем изъяснении часто прибегает то к аллегорическому, то к нравственному смыслу, но не колеблясь в делах творения, изображаемых Моисеем, признает действительные исторические события, непрерывно и последовательно совершавшиеся по воле Божией в мире, и в шести днях, между которыми распределены Моисеем эти события, признает действительные дни, имевшие соответствие с позднейшую седьмицею, из которых день последний у евреев получил название субботы, во всем же роде человеческом стал известен под именем дня седьмого. Не против подобного понимания Моисеева был и св. Ипполит… То же самое нужно сказать и в отношении св. Афанасия…

Но особеннейшего внимания заслуживает суждение об этом предмете св. Василия Великого, творца нарочитого и самого замечательного толкования на шестоднев. Здесь автор… везде и всегда весьма строго придерживается буквального и исторического смысла, даже и не предполагая того, чтобы хоть что-нибудь было сказано о творении Моисеем такого, чтобы не совпадало вполне с действительностью, хотя в то же время могло быть им нечто не досказано или умолчено… Объясняя же далее, почему день первый у Моисея назван единым, между прочим говорит так: “Моисей как бы так сказал: мера 24-х часов есть продолжение одного дня, или возвращение неба от одного знака к тому же опять знаку совершается в один день; почему всякий раз, как от солнечного обращения наступает в мире вечер и утро, период сей совершается не в большее время, как только в продолжении одного дня”…

По примеру Василия Великого были написаны изъяснения на шестоднев еще св. Амвросием Медиоланским и Григорием Нисским, из коих первый следовал в главном и существенном почти буквально св. Василию, а последний, как сам о себе замечает, руководился тою единственною целью, чтобы пополнить недосказанное Василием и в то же время “сохранить буквальный смысл написанного (Моисеем), и с буквою примирить естественные возрения”. В историческом и буквальном смысле понимал и изъяснял шестоднев в своих первых беседах на книгу Бытия св. Иоанн Златоуст, по словам которого “мы, быв научены святым Духом через уста блаженного пророка (Моисея), можем знать то, какие твари созданы в первый день, и какие – в другие дни, в чем именно и выразилось снисхождение человеколюбивого Бога. Ибо Его всесильная рука и бесконечная премудрость не не могли бы и в один день все сотворить, и что (говорю) в один день, даже и в самое короткое мгновение…”.

В таком же смысле понимали историю шестидневного творения св. Епифаний, бл. Феодорит, и св. Иоанн Дамаскин. Все они твердо держатся того убеждения, что все твари произошли в том именно, а не ином порядке, или, что то же, в те именно, а не иные дни, как это изображено у Моисея, и что эти дни были не воображаемыми только, а действительными и определенными кругами времени, стоявшими в прямом соответствии с настоящими нашими днями.

После всего сказанного нетрудно видеть, что хотя древняя церковь не имела случая высказать соборное свое решающее слово относительно рассказа Моисеева о шестидневном творении, но главным и господствующим между ее пастырями воззрением было то, что здесь заключается не аллегория, а действительная и подлинная история миротворения, и что под днями здесь разумеются не воображаемые только, а действительные и подлинные дни. Это воззрение продолжало сохраняться не только в церкви восточной, но и западной» (9. См. §14. Историческое значение повествования Моисеева о происхождении и образовании мира. С. 100–106);

протоиерей Николай МАЛИНОВСКИЙ (1861–1917)

«Мир создан не мгновенно, не единократным творческим действием Божиим, но, кроме создания в начале небес и земли, полное образование ее совершилось в течении шести дней. Какие это дни обыкновенные ли или какие-либо особые времена (однако не многомиллионные эпохи, предполагаемые натуралистами, утверждающими саморазвитие мира), которых продолжительность только Богу известна, а от нас сокрыта, – то и другое одинаково мыслимо при понятии о мироздании, как творческом действии Божием…

К священной истории мироздания весьма близкое отношение имеют науки, занимающиеся устройством земли и тел небесных и тог, что в них и на них находится (астрономия, геология, биология, палеонтология и др.). Со стороны этих наук делалось и делается на одну страницу Моисеева сказания о миротворении множество самых разнообразных возражений; в них усматривают и противоречия выводам опытной науки, и внутренние несообразности. Но невозможно допустить, чтобы существовало действительное противоречие между Библиею и естествознанием. Бог не мог написать на страницах Библии противное тому, что Он написал в великой книге вселенной. Пользуясь светом разума, науки не могут достигнуть точных заключений, которые были бы противны учению Библии. В том же случае, когда Библия и естествознание, по видимому, противоречат друг другу, то это противоречие или несогласие между ними всегда оказывается мнимым, происходящим от того, что неправильно читают или библию, или книгу природы, или обе эти книги…

Понятно отсюда, как должно смотреть на те разности или противоречия между ними, какие указываются односторонними приверженцами опытной науки. Одни из них совершенно произвольны, ибо не основываются на точных данных науки, каковы, например, астрономические и геологические исчисления продолжительности мирообразования в сотни тысяч и даже миллионы лет, разности, содержащиеся в учении о так называемом произвольном зарождении организмов и теории трансформации или эволюции (иначе – дарвинизм), другие легко могут быть устранены (разности, указываемые геологией и палеонтологией относительно времени и последовательности появления растительного и животного царств), – если не теперь. то в будущем. Над соглашением разностей последнего рода давно уже трудятся и геологи и богословы, и ими представлено несколько опытов такого соглашения … История открытий в области естествознания показывает, что чем больше наука обогащается ими, тем сближение ее с Библиею становится теснее и теснее. Будет время, когда и те несущественные разности, какие находят ныне, устраняться, и Библия и природа, как откровение единого Бога, будут читаемы и понимаемы людьми одинаково» (10. Кн.1. См. §46. История сотворения мира вещественного. Творение частное. С. 220; §47. Отношение священной истории мироздания к показаниям о происхождении мира наук естественных. С. 221, 224, 225).

Таким образом, авторы представленных систем православного богословия ясно говорят, со ссылкой на святых отцов и учителей Церкви, именно о буквальном понимании дней творения. Некоторое исключение составляет мнение протоиерея Николая Малиновского о возможности различного толкования Шестоднева. Однако при этом, с одной стороны, здесь не отрицается буквальное его толкование, а с другой – отрицается развитие мира в течении миллионов лет.

Трем силам души мы должны давать движение правильное, сообразное с их естеством и согласное с намерением создавшего их Бога. Именно: силу раздражительную надобно подвигать против внешнего нашего человека и против змия – сатаны… Силу желательную надо устремлять к Богу и добродетели, а мысленную поставим госпожой над обеими ими, чтобы с мудростью и благоразумием упорядочивала их, вразумляла, наказывала и начальствовала над ними, как царь начальствует над подданными… Истинно говоря, всякое беззаконие и грех сими тремя силами делаются, и всякая добродетель и правда этими же тремя силами совершаются.

Св. Исихий, пресвитер Иерусалимский (цит. по 131: 179)

Основные способности (силы) души – сердце (способность чувствовать), ум (способность мыслить), воля (способность исполнять принятые решения) и соответствующие им понятия – чувства, мысли и волевые акты:

являются духовными векторами;

обладают между собой определенной иерархией;

представляют собой коррелятивные понятия.

Необходимо отметить, что: сердце, как духовная субстанция, являющаяся чувствующей стороной души, или способностью души чувствовать; сердце, как вещественная субстанция, точнее, телесный, или анатомический орган; сердце, как духовно – вещественная субстанция, производящая в человеке чувства, являются различными понятиями.

Вообще, «сердце» и «воля», также как и ряд других антропологических терминов, могут обозначать разные понятия. Так, например, термин «сердце» в различной, в том числе богословской, литературе принимает весьма широкий диапазон значений, например: телесного (физиологического) органа, перекачивающего кровь²³³; способности чувствовать²³⁴; чувств²³⁵; души²³⁶; духа, души и тела, то есть человека в целом²³⁷. Термин «воля» может означать как свободу (физическую²³⁸ или нравственную²³⁹), так и желание²⁴⁰, власть²⁴¹, стремление к чему – либо (к достижению цели)²⁴². Об этом мы планируем более подробно рассказать в следующей, специально посвященной данной проблеме работе.

В настоящей же книге мы рассматриваем сердце и волю только как психические способности (силы) души, которые наряду с умом, создают гармоничную психическую систему человека, как особенного создания Божьего – венца Божьего творения.

Рассмотрим теперь более подробно эти аспекты и их обоснование.

2.2.1. О сердце

Чувства человека характеризуются двумя параметрами (критериями): силой (величиной) чувства и его духовной направленностью.

Действительно, сила эмоционального восприятия мира у разных людей может быть существенно различна. У поэтов, художников, людей других творческих профессий, это восприятие может быть более сильным. Также играет большую роль тип характера человека и его отношение к данному событию. Так, например, смерть постороннего человека может не вызвать каких-либо сильных чувств. Однако для близких умершего это может оказаться огромным горем. Вообще, эмоциональные воздействия могут даже приводить к психосоматическим болезням (патологическим расстройствам функций организма и систем), обусловленным воздействием психотравмирующих факторов (206: 13). «Эмоциональный стресс способен вызвать или спровоцировать возникновение большого числа соматических заболеваний» (206:13). Таким образом, чувства различаются по своей силе (воздействию на человека, эмоциональной окраске) от практически нейтральных до очень сильных, способных вызвать глубокое потрясение человека, вплоть до его психического расстройства или даже физической смерти. Примером одного из особенно сильных чувств может являться любовь.

Вообще любовь можно определить как чувство, превращающее предмет любви в сокровище²⁴⁴, то есть самое важное, самое нужное, самое дорогое, самое хранимое и оберегаемое для человека. Поэтому, «где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6: 21). Справедливо и обратное: где сердце ваше (то есть, к чему направлены ваши чувства), там будет и сокровище ваше.

Заметим, что психической основой (основанием, корнем) греховности вообще, является стремление (желание) получать удовольствия от мыслей и действий, которые, по своей сути, являются греховными. Иначе говоря, возможность получать удовольствие от греха (через грех), заложенная в природе человека, превратилась, после его грехопадения в раю, в склонность (приверженность, побуждение) именно к такому виду удовольствий. То, что у праведного человека будет вызывать отвращение, у подверженного греху может вызывать удовольствие, наслаждение и счастье, переходящие в любовь, например, к славе земной (славолюбие), власти (властолюбие), похотливым утехам (сластолюбие) и, как одному из средств достижения всего этого, – к богатству (сребролюбие). И это становится для человека его сокровищем, его богами. А сам человек превращается в раба своих страстей, истлевая в обольстительных похотях (Еф. 4: 22) и незаметно для себя попадая в духовные капканы, или чувственные ловушки с расставленными злыми духами «приманками удовольствий»²⁴⁵ (имеются в виду страсти, овладевшие человеком и привязавшие его к себе).

Направленность сердца (направленность чувств) определяется тем, что именно нравится человеку, к чему лежит у него сердце, что он любит, что ему ненавистно. Например, человек может любить Бога и ближнего, выполняя тем самым две основные заповеди Божьи²⁴⁶. При этом духовная направленность человека положительная, она ведет его к Богу. С другой стороны, человек может любить мирское (власть, славу, плотские утехи, богатство). В этом случае духовная направленность человека является отрицательной, она ведет (уводит) его от Бога. Ибо «дружба с миром есть вражда против Бога! Итак, кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак. 4: 4). «…Кто любит мир, в том нет любви Отчей; ибо все, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира (сего)…» (1Ин. 2: 15–17).

Религиозный философ С. Л. Франк пишет: «Человек по своей природе принадлежит двум мирам – Богу и миру; его сердце есть точка скрещения этих двух сил. Он не может служить этим двум силам сразу…» (71: 118). Какая сила будет преобладать в человеке, туда он и будет идти, к Богу или от Него. Господь наш и Спаситель Иисус Христос говорит: Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне (богатству) (Мф. 6: 24).

2.2.2. Об уме

При оценке ума следует использовать два критерия – его развитость и духовную направленность.

Развитость ума – это то, как именно мыслит (как думает) человек, насколько эффективно он может предвидеть результаты своих действий и находить решения поставленных задач. Различная степень развитости ума характеризуется, например, такими оценками, как способность, одаренность, талантливость, гениальность.

Направленность ума – это то, о чем именно мыслит человек, в каком направление он думает: о небесном или о земном; о том как выполнить волю Божью (заповеди Божьи) или как исполнить свои похотливые желания; о том как стяжать Духа Святого или как приобретать материальные блага (то есть о том, кому служить: Богу или маммоне).

Поскольку данные критерии не связаны между собою взаимнооднозначно, то один и тот же человек может одновременно обладать очень развитым умом по одному критерию и быть неразумным – по другому. Так, например, некоторые лауреаты нобелевской премии не признают существование Бога. Вместе с этим, русский философ А. Ф. Лосев говорит, что вера в Бога – это требование предельно развитого человеческого ума (50: 189). Н. Е. Пестов пишет: «Достижения же ума здесь (для достижения Царства Небесного – П. Д.) безразличны. Изощрен ли он, умудрен ли наукой и земными знаниями – все это не имеет никакого значения при суждении о пригодности души к Царству Небесному. И если двери царства небесного широко раскроются перед простецом с чистым сердцем, то они могут оказаться закрытыми для ученого с мировым именем» (51: 168). Заметим, что при сильной развитости ума и направления его возможностей на совершение греховных поступков (во зло), человека называют «злым гением».

2.2.3. О воле

Здесь термин «воля» имеет значение некой силы, называемой силой воли, преодолевающей различные соблазны, несущие временные удовольствия, а также преодолевающей временные неудобства и лишения и направленной на достижение основной цели – получение целевого блаженства. Иными словами, имеется в виду сознательное стремление к осуществлению цели или поставленных задач или способность (умение, решимость) выполнять свои желания. Воля, как и другие психические способности, характеризуется двумя параметрами: величиной и духовной направленностью.

Разные люди обладают различной силой воли. Одних людей называют волевыми, то есть, имеющими сильную волю (большую силу воли). Эти люди следуют велениям разума, преодолевая различные препятствия на своем пути, в частности, подавляя в себе желания (влияние чувств), реализация которых мешает рациональному достижению цели (отвлекает от приближения к цели). Других людей называют безвольными, то есть, имеющими слабую волю. Такие люди, зная, что данное действие не следует делать (или наоборот, следует делать), тем ни менее делают его (или наоборот, не делают то, что нужно). Потом они сожалеют об этом, но опять поступают также, опять сожалеют и т. д. Так например, если человек, понимая греховность поступка, совершает его или, понимая, что нужно делать добро и зная, что требует от нас Господь²⁴⁷, не делает этого, то здесь проявляется недостаток воли. И тогда он становится рабом греха, поскольку делает не то, что хочет, не то, что считает разумным и нужным, а то, что хочет и считает разумным и нужным не делает²⁴⁸.

Направленность воли обусловлена тем, куда она ведет человека: к Богу или от Него.

Таким образом, сердце, ум, и воля, а также соответственно чувства, мысли и волевые акты характеризуются, с одной стороны, величиной (значением, развитостью), а с другой – духовной направленностью.

В связи с этим, данные понятия и являются, по сути дела, духовными векторами. Заметим, что многие святые отцы и учители Церкви очень метко назвали сердце, ум и волю силами души, а как известно, сила – понятие векторное. Только речь здесь идет не о физической силе, а о силе духовной.

Кстати говоря, и тело человека стало смертным именно из-за отрицательной духовной (нравственной) направленности сердца, ума и воли прародителей, когда они приняли решение нарушить заповедь Божью и реализовали это решение. Таким образом, духовная направленность Адама и Евы в раю, в конечном итоге, и определила, в том числе, физическое состояние их тел и тел их потомков. Как известно, тела людей после первородного греха стали смертными.

Рассмотрим теперь соотношение психических способностей души с точки зрения их иерархии.

Чувства составляют стратегическую основу человека. Именно на основании чувств, точнее результирующего чувства, и выбирается стратегическая (основная, конечная) цель. Человек будет стремиться к тому (желать того), что ему больше нравится (доставляет больше удовольствия, счастья, блаженства), с учетом ожидаемых последствий, в том числе в виде угрызений совести, и ряда других факторов. «Стремление к счастью, блаженству заложено в человеке Богом...» (104: 108). «Человек имеет в себе стремление к счастью. Он жаждет высшего блага, которое дало бы ему полное удовлетворение и утолило в нем его высшую внутреннюю потребность» (1: 17). «... Как бы не образовывались вкусы, они заставляют человека так устроить свою жизнь, такими окружить себя предметами и соотношениями, какие указывают его вкус и с какими мирен он бывает, удовлетворяясь ими. Удовлетворение вкусов сердечных дает ему покой сладкий, который и составляет свою для всякого меру счастья» (62: 34).

Блаженство тварей является одной из целей творения Богом мира. Протоиерей Николай Малиновский говорит: «Сообразна с побуждением и цель творения. Бог все сотворил для блаженства тварей и великой ради славы Своей. Что блаженство тварей составляет одну из целей творения, ясно из того побуждения, по которому Бог благоволил создать мир. Откровение удостоверяет в этом, когда учит, что все действия Божии в отношении к миру – промышление, искупление, спасение человека имеют целью спасение тварей. Этим показывается, что блаженство тварей и было целью творения» (10: 189. Кн. 1). «Желание Бога – вечное блаженство человека, чему доказательством служит сама природа человека, постоянно желающая и стремящаяся только к приятному в жизни, и ненавидящая и постоянно желающая уклонится от всего неприятного…» (81: 10). «Человек создан Богом в начале блаженным и для блаженства, притом вечного…» (80: 579).

Заметим, что большое значение чувств подчеркивается и другими авторами. Приведем для сведения мнения по данному вопросу из двух известных нерелигиозных источников.

«К чему сводятся поступки? К целенаправленным движениям рук и ног, гортани, позволяющим произносить слова. Движения могут простые и короткие, а могут представлять собой последовательность длиной в несколько лет. И цели тоже могут быть самые различные, и для их достижения всегда есть много вариантов поступков.

Кто выбирает наилучший вариант? Разум. В нашей памяти хранится огромное количество информации, позволяющей распознавать предметы и события внешнего мира, оценивать их по разным критериям, планировать варианты действий, предполагать их результаты и вероятность. Чем выше интеллект, тем длительнее и разнообразнее планируемые и выполняемые действия, тем больше шансов для достижения цели с наименьшей затратой сил...

Вопрос о целях. Они выбираются чувствами. Человек стремится достигать с помощью действий максимума приятного или, по крайней мере, минимума неприятного. То и другое зависит от потребностей: удовлетворил – приятно, не удовлетворил – неприятно. Физиологически чувства представляют собой возбуждение неких центров в мозге, отдельных для приятного и неприятного компонентов.

Потребностей и соответственно чувств, а значит, и нервных центров много. Одни центры возбуждаются прямыми воздействиями с тела, например голод, жажда, боль. Другие, такие, как любознательность или страх, возбуждаются через кору от внешнего мира. Органы чувств воспринимают картины мира, в коре создается образ, он оценивается по некоторым критериям. И результаты этой оценки возбуждают центр чувств. Например, бежит навстречу большая собака. Глаза воспринимают, кора оценивает по тем моделям, которые есть в памяти. Выделено качество в собаке “опасность”, оно и возбуждает центр страха, отражающий потребность в самосохранении. Чувство направляет последующие действия: как убежать от собаки или подавить страх и не показать вида, потому что люди смотрят и стыдно.

Целей много. А время и силы ограничены. Приходится выбирать. Вступает в действие конкуренция целей, которая сводится к конкуренции потребностей, на удовлетворение которых направлены сами цели...

…Имеют значение не только величина потребности и сила, отражающего его чувства, но еще реальность цели. Само это понятие сложное. Степень реальности (ее количественное выражение) определяется вероятностью достижения цели и временем, нужным для этого. Студент слышал, что раком легких заболевает каждый десятый курильщик к шестидесяти годам. Реальность опасности для него явно мала: во-первых, не каждый заболеет, может, меня минует; во-вторых, до этого еще сорок лет! Все еще может измениться. А удовольствие от сигареты, хоть и несравнимо с жизнью, но абсолютно реально. И оно оказывается сильнее страха смерти…

Величина чувства зависит от значимости потребности (один любит больше всего командовать, другой – вкусно поесть, а третий – получать информацию). От степени ее удовлетворения сейчас и в будущем с учетом реальности и адаптации²⁵⁰. Поступки определяются соотношением чувств, существующим в данный момент²⁵¹. Поэтому желание сейчас съесть пирожное оказывается «на минуточку» сильнее страха склероза и инфаркта...

Кроме чувств, отражающих биологические потребности, есть еще убеждения, привитые обществом. Они выражаются словесными формулами (что такое хорошо и что такое плохо), имеющими иногда такое большое значение, что могут толкнуть на смерть…

Человек счастлив или несчастлив своими чувствами: одни выступают своим приятным компонентом, другие – неприятным, в зависимости от степени удовлетворения соответствующей потребности» (Амосов Н. М.²⁵²) ( 210: 24–28).

«На определенном этапе филогенетического и онтогенетического развития присущее живым тканям общее свойство раздражимости обогащается свойством переживаемости²⁵³. Это величайший скачок, величайшее событие в ходе эволюции жизни. В результате этого скачка от раздражимости к переживаемости на физиологической основе и возникла психическая форма отражения. С точки зрения развития психики очень важным моментом явилось именно обогащение раздражимости переживаемостью.

Психическое отражение – это качественно новая ступень отражения, развивавшаяся из более низкого уровня отражения – физиологического. Последний же сформировался на основе фундаментального – физического.

По мнению К. К. Платонова, первичной формой переживаемости (психического отражения) явилась эмоция, которая в своей элементарной форме давала только два субъективно улавливаемых качественных сигнала: жизненно полезно и жизненно вредно. Последние впоследствии приняли формы удовольствия и неудовольствия²⁵⁴. Они стали эффективными сигналами о возможностях вредного для организма нарушения равновесия между организмом и средой. Этот процесс нарастал по спирали, усложнялся и дифференцировался по мере морфологического развития интерорецепторов – анализаторов, сигнализирующих о состояниях внутренней среды организма. Простейшими субъективными явлениями, надо полагать, были эмоции, в которых недифференцированно обобщалось состояние основных видов потребностей организма (пищевых, оборонительных, половых и пр.). В этой своей роли эмоции устанавливали первичную психологическую, связь живого организма со средой. А на этой основе, при параллельности развития органов чувств, стало возможным появление ощущений и их комплексов как своеобразных сигнальных образов» (209: 66, 67).

Общим для всех людей принципом (основной или стратегической психической основой) является стремление к высшему счастью – блаженству или «стратегическому сокровищу». При этом для различных людей имеется и принципиальное различием в типе этого блаженства. Одни люди ищут блаженство земное, другие – блаженство небесное. Каждый человек, в соответствии со своим вкусом, будет стремиться к своему сокровищу (желать своего сокровища). Только для одних этим сокровищем будут земные блага, земная слава, о быстротечности которой пишет св. апостол Петр²⁵⁵, а для других – небесные блага, небесная слава, к которым так ярко и так ясно призывают, например, св. апостол Павел²⁵⁶ и прп. Серафим Саровский²⁵⁷.

В миру люди часто (или даже в основном) стремятся к ложному блаженству. А именно к блаженству во власти, блаженству во славе, блаженству в богатстве, блаженству в удовлетворении своих похотливых желаний. Таким образом, власть, слава, богатство, похотливые удовольствия становятся своеобразными богами для человека, их верой и надеждой. Соответственно у человека развивается и любовь к этим ложным богам: властолюбие, славолюбие, сластолюбие, сребролюбие. И он становимся их рабами.

Святитель Иоанн Златоуст пишет: «Если нам открыто Царствие Небесное и показано воздаяние в будущей жизни, то уже не стоит и исследовать, почему праведные здесь терпят скорби, а порочные живут в удовольствиях. Ибо если там ожидает каждого награда по заслугам, то для чего возмущаться здешними событиями, счастливыми и несчастными? Этими бедствиями Бог покорных Ему упражняет, как мужественных борцов, а более слабых, нерадивых и не могущих переносить ничего тяжкого предварительно вразумляет на добрые дела» (цит. по 64: 107).

Вообще христианское учение о Рае, или Царстве Небесном, есть учение о месте блаженства, уготованном для верующих в Господа и любящих Его. Епископ Игнатий Брянчанинов говорит: «…святые духи будут вечно блаженствовать в селениях небесных. Вместе со святыми духами примут участие в наслаждениях неба и рая воскресшие святые человеки в телах своих…» (172: 226). Святитель Григорий Палама, архиепископ Солунский пишет: «…пожившие здесь по Богу, при отделении от тела не отделяющиеся от Бога, в воскресение возьмут и тело к Богу, входя вместе с Ним в радости неизреченной туда, куда предтечею за нас вошел Иисус (Евр. 6: 20), чтоб вместе с ним наслаждаться и имеющего во Христе открыться славою» (77: 252).

Иисус Христос учит и предостерегает нас: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут…» (Мф. 6: 19, 20).

На основании изложенного в настоящем разделе, можно сделать вывод о том, что правильное воспитание чувств, являющихся стратегической основой человека в целом и его психики, в частности, составляет важнейшую задачу воспитания человека. Действительно, человек, постоянно упражняясь в духовной брани и духовных подвигах, может, с помощью Божьей, достичь такого бесстрастного состояния чувств, при котором греховные мысли и действия будут вызывать у него отвращение, или, по крайней мере, не будут вызывать у него удовольствия. Тогда человек, из состояния возможности не грешить перейдет в состояние нравственной невозможности грешить²⁵⁸.

Ум человека решает, как достичь цели рациональным путем, то есть выбирает путь достижения цели, определяемой чувствами. «Разум – слуга сердца», – говорит св. Иоанн Кронштадтский (130: 51). «Сердце (под сердцем здесь понимаются чувства – П. В.) имеет весьма сильное влияние на характер и направленность мышления и всего поведения человека» – пишет протоиерей Николай Малиновский (10: 66. Кн. 1). Таким образом направленность ума определяется направленностью чувств.

Вообще, ум представляет собой способность мыслить, или способность предвидеть результаты своей деятельности. Иначе говоря, способность находить решения поставленных задач на основании имеющегося опыта и с учетом различных видов (физических; материальных; нравственных, включая угрызения совести) предполагаемых последствий ²⁵⁹. Именно это и позволяет определять наилучшие (с точки зрения имеющейся информации) варианты текущей деятельности как для решения рабочих (повседневных) задач, так и для достижения конечной цели (целевого блаженства).

Далее, воля (сила воли) обеспечивает (при возможности) движение к цели (достижение цели) тем путем, который выбрал разум. При этом роль (действие) воли, в общем, заключается в стремлении к достижению цели (в решимости достичь цель). Более конкретно – в преодолении различных временных удовольствий, отвлекающих от цели или являющихся преградами на пути ее достижения, а также в добровольном принятии временных неприятностей (неудобств, неудовольствий), связанных с реализацией пути (поведения), выбранного разумом.

Таким образом, иерархическое соотношение психических способностей души заключается в следующем. Чувства определяют цель (то есть то, что нужно достигнуть), разум определяет пути и средства достижения выбранной чувствами цели (то есть то, как нужно достигнуть цель), воля обеспечивает движение к цели по пути, выбранному разумом (помогает достигнуть цель, обеспечивает достижение или стремление к цели), за счет преодоления различных преград и отвлекающих (от цели) факторов. Таким образом, с точки зрения конечной (стратегической) цели, или целевого блаженства, воля – слуга ума, а ум – слуга сердца. По аналогии соотношений, чувства можно сопоставить с верховным главнокомандующим, определяющим стратегическую цель, ум – с командирами, определяющими тактические цели или задачи, волю – с солдатами, обеспечивающими решение этих задач и, в конечном итоге, – достижение цели. Вместе с этим, после выбора (определения) стратегической цели (целевого блаженства), основную роль начинает играть (выполнять) ум, как определяющий основу нашего поведения.

Отметим, что с этой точки зрения, инициатором первородного греха являются чувства, а не мысли, и падение человека началось в области сердца, а не ума. Иначе говоря, в падении прародителей основную роль сыграла именно их чувственная сторона, а не разумная. Действительно, из Быт. 3: 6 следует, по словам профессора В. Н. Лосского, что для Евы «... появляется некая ценность вне Бога» (13: 253), или, как говорит протоиерей Николай Малиновский: «... к чисто духовному желанию быть как боги присоединилось желание преступного чувственного удовольствия» (10: 313. Кн. 1). Когда для прародителей появилась кажущаяся им возможность получить приятные чувства (удовольствие) вне Бога, вопреки Его воле, или путем греховных действий (во грехе), то их более привлекла (им более понравилась) реализация этой возможности (перспектива быть как боги, знающие добро и зло), вопреки воле Бога – Отца, создавшего их, чем перспектива послушания Ему. При этом, как уже указывалось, «грехопадение было первым моментом, когда в человеке восторжествовала воля к власти...». (107: 73). Другими словами об этом можно сказать следующим образом. До искушения дьяволом ум человека, так же как и другие силы души, не находился в состоянии необходимости выбора между грехом и праведностью. У человека не было ни внутренних, ни внешних искушений. В условиях рая, «когда потребное... для жизни тела давалось само собою, ум не праздным оставался, имея все время свободным от трудов телесных, но непрестанно восторгался к духовным созерцаниям, разливавшим в нем неистощимое веселье. Сие делание воспитывал в нем Сам Бог, по Своему благоизволению приходивший к нему каждодневно для собеседования», – пишет преподобный Нил Синайский (цит. по 131: 239). То есть вначале ум прародителей, очевидно, предавался созерцанию Бога – своего Создателя и Отца, оберегающего и питающего их. Когда же Адаму и Еве был предложен выбор: или стать как боги, знающие добро и зло (Быт. 3: 5), вопреки Богу – Отцу, или быть Ему послушными, – именно чувства выбрали первый путь (порочную цель). И тогда уже ум и воля человека перевели его из состояния возможности совершить (или не совершить) грех в состояние совершения греха.

Приведем по данному вопросу мнение протоиерея Николая Иванова: «Человек видит, что плоды от древа познания добра и зла хороши для пищи, то есть, что это хорошо для его материального существования, а все остальное в мире представляет собой лишь “пищу” для “я”. Душа забывает о своей связи с Источником и со всей природой, она хочет лишь удовлетворения своих вожделений. Нормальное самоутверждение плоти и та радость ощущения, которая возникает при становлении, превращается в похоть – похоть плоти. Такова первая ступень грехопадения.

Человек видит, что возникшее представление о новых возможностях, не только чисто материальных, хорошо для пищи, но и приятно для глаз, и желанно – хорошо для глаз и вожделенно, ибо дает душе удовлетворение. Целый комплекс душевных сил находит свое удовлетворение на пути вкушения добра и зла, то есть на том пути, где добро и зло – лишь одинаково приемлемые средства для удовлетворения желаний. В себе самом человек может помышлять: “Все то, что мне представляется, что ко мне относится, должно относится ко мне так, чтобы давать наслаждение”.

Вторая ступень грехопадения – это кажущаяся возможность жизни по-новому. Гармония красоты целого, когда все в мире прекрасно лишь в силу того, что отражает в себе славу Божию и восхваляет Творца, – эта гармония и красота становятся хороши, лишь поскольку они хороши для меня. Мое “я” становится в центре гармонии и центре красоты и желает всего только для себя. Такова вторая ступень грехопадения – похоть очей.

И наконец, третья ступень грехопадения. Человек хочет иметь знание в смысле владения тем, что видит... Но если человек станет на самостоятельный путь, упиваясь полной свободой выбора, забыв о заповеди, данной ему Творцом, то легко может потянуться к “злому” знанию, то есть знанию лишь того, что выгодно ему, но губительно для его собратий. И он будет упорствовать, стремясь овладеть этим знанием.

Путь познания (фактически смешения) в себе добра и зла есть путь индивидуалистического самоутверждения. Он дает опыт борьбы, самовозвышения, наслаждения в чувстве самолюбования, чувство превосходства над теми, кто может быть превращен в объект наслаждения и господства. Предлагаемый путь есть путь гордости собой, своим знанием и своим мнимым совершенством. Этот путь есть путь созерцания своего превосходства. Такова третья ступень грехопадения – гордость житейская» (22: 235–237)²⁶⁰.

О коррелятивности некоторых способностей человека Немесий, епископ Эмесский, говорит: «Итак, мы утверждаем, что свободная воля²⁶² тесно соединена с разумом (что вместе с разумом тотчас является (входит) свободная воля…) (33: 174)». Таким образом, здесь «разум и свобода – понятия коррелятивные, из которых одно предполагает другое» (см. прим. № 2 редактора в 33: 176). Немесий обуславливает это положение следующим образом. «А всякий совещающийся человек (то есть человек, который обдумывает свои действия – П. Д.), поскольку в его власти находится выбор того, что следует сделать, совещается для того, чтобы избрать то, что будет предпочтено через обсуждение (совещание), и, избрав, привести в исполнение. Таким образом, совершенно необходимо, чтобы тот, кто обладает способностью совещания (то есть разумом – П. Д.) был и господином действий (то есть имел возможность приводить задуманное в исполнение – П. Д.). Ведь если он не господин действий, то напрасно имеет возможность совещания (способность обсуждения). А если так, то по необходимости свободная воля (самопроизвольность) соединена с разумом, потому что или человек не будет разумным (существом), или, будучи разумным, будет господином действий, во всяком случае, будет свободным (самопроизвольным)» (33: 175, 176. См. также 5: 180, 181).

Действительно, человек при наличии выбора, но отсутствии разума, как способности рациональной (или оптимальной) реализации этого выбора, аналогичен человеку, находящемуся в движущемся автомобиле с завязанными глазами, но с возможностью его управления. Такой человек может управлять движением автомобиля (его скоростью и направлением), но не может реализовать данную возможность, так как не знает когда и куда повернуть руль и когда повысить или понизить скорость. Это делает данную возможность управления не нужной (бессмысленной). С другой стороны, наличие разума при отсутствии выбора аналогично человеку, находящемуся в движущемся автомобиле с открытыми глазами, но без возможности его управления. Такой человек знает когда и куда нужно повернуть руль и когда нужно повысить или понизить скорость, но не может это реализовать, что также делает такую возможность управления ненужной.

Отметим, что понятия «свободная воля», как возможность выбора, и «воля», как одна из сил души, являются различными по своей сущности.

Перейдем теперь к рассмотрению коррелятивности собственно психических способностей (сил) души.

Если бы у человека не было чувств (приятного и неприятного) или было бы только одно стабильное (неизменяемое) чувство, то, как очевидно, ему было бы все равно, что делать, где находиться, что его ожидает в будущем. В этом случае человеку не нужна была бы и свобода нравственного выбора (как, впрочем, и физического выбора тоже), а, следовательно, не нужны были бы также и разум с волей, как средства для проведения и реализации этого выбора.

С другой стороны, если есть средство для выбора (разум) и средство для реализации этого выбора (воля), то должен быть и критерий этого выбора – получение максимума удовольствия (целевого блаженства) с учетом ожидаемых последствий. Иначе говоря, должны быть чувства.

Кроме того, если человеку дан разум, как средство анализа и выбора методов достижения цели, то необходима и воля, как сила, преодолевающая различные соблазны, несущие временные удовольствия, а также преодолевающая временные неудобства и лишения и направленная на достижение этой цели (ведь иначе человек будет постоянно отвлекаться от выбранного пути). То есть воля выполняет здесь роль как бы духовной инерции, сопротивляющейся отклонению от выбранного разумом пути²⁶³. Соответственно, если дана воля (в ее вышеуказанном значении), то, как очевидно, необходимо и средство для выбора методов и пути достижения цели, а именно – ум (ведь иначе воля останется нереализованной, а следовательно, и ненужной).

Таким образом, понятия «свобода выбора (свободная воля)» и «психические способности (силы) – сердце, ум и воля» являются взаимокоррелятивными, то есть наличие каждого из них предполагает наличие и других.

При этом следует отметить и существенное различие между свободой выбора (свободой воли, свободной волей) и психическими способностями (силами), в частности – волей. Свободная воля, как возможность нравственного выбора, не зависит от нас, наших родителей, окружающей нас обстановки и остается неизменной. Что же касается данных нам при рождении способностей чувствовать, мыслить и совершать волевые акты, то, как очевидно, они могут изменяться, в процессе жизни, как по своей величине, так и по своей направленности.

С учетом коррелятивности психических способностей, было бы логично предположить и зависимость между развитостью чувств, развитостью разума (рассудка у животных) и развитостью воли у созданных Богом живых существ. И действительно, такая зависимость имеется. У высокоорганизованных животных (некоторых видов собак, обезьян, дельфинов и других животных) имеется весьма развитая рассудочная способность, позволяющая этим видам легко обучаться, адаптироваться и находить решения различных, в том числе довольно сложных, задач. Вместе с этим данным видам животных также свойственны и такие чувства, как привязанность, солидарность, тоска, радость и пр. По видимому, у них также появляются и некоторые зачатки воли.

Но только у человека – образа Божьего, наделенного возможностью достижения подобия Божьего (см. ч. 2, гл. 5), во всем величии появляется чудесно сбалансированная и совершенная система психических сил (сердца, ума, воли) и их проявлений (чувств, мыслей, волевых актов). Эта великолепная система является свойством человеческой психики – венца Божьего творения! Ее принципиальными отличительными признаками (особенностями) в животном мире являются, в частности: возможность религиозного чувства; нравственность; разум; воля.

Однако после первородного греха произошли резкие изменения как в духовном, так и в физическом состоянии человека. Образ Божий в человеке помрачился. Человек был обличен (одет) в «одежды кожаные» (Быт. 3: 21). Соответственно произошли и существенные изменения в психических способностях человека (см. ч. 2, гл. 5).

Необходимо также отметить, что известные попытки, так называемого, «моделирования» психики, по своей сути, сводились к моделированию лишь отдельных мыслительных (точнее вычислительных) процессов. Однако основу моделирования психики составляет, по нашему мнению, моделирование именно чувствующей стороны. Только тогда модель будет обладать своим собственным поведением, а не просто автоматически выполнять заложенную в нее человеком программу. Вместе с этим, попытки подобного моделирования сегодня, напоминают сказочное повеление пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что.

И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево... и дерево жизни посреди рая... и заповедовал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть…

(Быт. 2: 9, 16).

И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно.

(Быт. 3: 22).

Рассмотрим высказанное в различных работах мнение о том, что в раю прародители поддерживали свою физическую жизнь (жизнь тела), или возможность не умирать (потенциальное бессмертие), путем вкушения плодов с дерева жизни. Такое мнение, в частности, высказано:

свт. Григорием Нисским: «Человеколюбивый Господь изгнал наших прародителей из рая, чтобы они, вкушая плоды с дерева жизни, не остались бессмертными в грехах и скорбях» (цит. по 84: 47);

блж. Августином: «Эта благодать бессмертия видимым образом сообщалась Адаму и Еве в плодах дерева жизни, от которого прародители вкушали до тех пор, пока не согрешили...» (цит. по 97: 25); «Прибавлю и то еще, что хотя это дерево и представляло телесную пищу, и пищу такую, которая делала тело человека постоянно здоровым не как от всякой другой пищи, а в силу некоторого сокровенного вдохновения здоровья. Ибо и обыкновенный хлеб заключал в себе нечто большее, когда одним опресноком Бог защищал человека от голода в течение сорока дней (3Цар. 19: 8). Или, может быть, мы усомнимся поверить, что Бог посредством пищи от некоего дерева, благодаря его особенному значению, давал человеку возможность, чтобы его тело не испытывало как в здоровье, так и в возрасте изменения в худшую сторону, или чтобы даже и не умирало, – Он, который и самой человеческой пище мог даровать такую чудесную устойчивость, что мука и масло, убывавшие в глиняных сосудах, снова восполнялись и не оскудевали (3Цар. 17: 16)?» (117. Кн. 8. Гл. 5, §11);

прп. Иоанном Дамаскиным: «Питаясь плодами этого дерева (дерева жизни – П. Д.), человек мог и телом оставаться безболезненным и бессмертным, так как дерево жизни имело силу давать жизнь, и от него могли питаться только достойные жизни и не подверженные смерти»²⁶⁴ (цит. по 84: 22);

Леонтием Византийским: «... Бессмертность Адама проистекает вовсе не из природной нетленности его тела, а только из того, что он питался от древа жизни. Коль скоро он перестал от него вкушать, он стал тленным» (цит. по 37: 202);

прп. Макарием Великим: «До падения человека тело его было бессмертно, чуждо недугов, чуждо настоящей его дебелости и тяжести, чуждо греховных и плотских ощущений, ныне ему естественных» (цит. по 172: 7 со ссылкой на: Прп. Макарий Великий. Слово 7, гл.31);

прп. Серафимом Саровским: «Для того, чтобы они (прародители – П. Д.) могли удобно и всегда поддерживать в себе бессмертные, Богоблагодатные и всесовершенные свойства сего дыхания жизни (вдохнутого Богом в лицо Адама – Быт. 2: 7 – П. Д.), Бог посадил посреди рая Древо жизни, в плодах которого заключил всю сущность и полноту даров этого Божественного Своего дыхания. Если бы не согрешили, то Адам и Ева сами и все их потомство могли бы всегда, пользуясь вкушением от плода Древа жизни, поддерживать в себе вечно животворящую силу плоти, души и духа и непрестанную нестареемость бесконечно бессмертного всеблаженного своего состояния, даже и воображению нашему в настоящее время неудобопонятного» (76: 30, 31);

прп. Григорием Дьяченко: «Древо жизни – это было чудное древо: плоды его были таковы, что если бы человек стал ими всегда питаться, то никогда не подвергся бы болезням и смерти, стал бы вечно жить на земле» (11: 72); «И Священное Писание ясно показывает, что человек даже и по телу создан для жизни бессмертной, когда говорит о древе жизни посреди рая, вкушая от плодов которого человек и телом был бы безболезен и бессмертен навсегда (Быт. 3: 19, 22). Несомненно, что плоды древа жизни производили таинственным образом на физическую природу человека самое благотворное действие, предохраняя ее от болезней и процесса разложения, или смерти» (212: 61); «…только один человек получил в плодах древа жизни средства против болезней и смерти тела» (212: 64);

свт. Игнатием (Брянчаниновым): «Посреди рая находилось древо жизни, вкушением плода его поддерживалось бессмертие тела человеческого» (101: 163), «Смерть – разлучение души с телом вследствие нашего падения, от которого тело перестало быть нетленным, каким первоначально создано Создателем» (172: 70); «Они (Адам и Ева – П. Д.) были бессмертны душой и телом, а мы рождаемся умерщвленные душой, с семенем смерти в теле, которое раньше и позже, но непременно принесет плод свой – видимую нами смерть тела» (39: 49);

протоиереем Николаем Ивановым: «... Человек, питаясь плодами от древа жизни мог бы жить вечно...» (22: 182);

священником Александром Менем: «Библия говорит, что бессмертие человека поддерживалось Древом Жизни, а когда он лишился доступа к нему, он стал смертен (Быт 3: 22)» (108. Гл. 7. Древо Познания и Магизм); «Он (человек до грехопадения – П. Д.) был потенциально бессмертным. Его организм был таким же, как организм любого животного, значит, он мог умереть, но обладал возможностями победить смерть. Он этого не сделал, потому что совершилось грехопадение. Ведь сказано же в Библии, что древо жизни было в центре рая, и человек, вкушая от него, получал бессмертие, а не просто так, от природы» (107: 27);

игуменом Иларионом (Алфеевым): «В жизнь человека вошли болезни, страдания и скорби. Он стал смертным, так как потерял возможность вкушать от древа жизни» (139. Гл. 5. Человек. Грехопадение).

Об этом же говорится в «Православном догматическом богословии» архиепископа Филарета (Гумилевского): «Древо жизни, по значению названия, такое древо, плоды которого сообщают вкушающему жизнь. И по употреблению, дерево, которого листья, плоды, кора, служат лекарством против болезней, называется деревом жизни (Прит. 15: 4; 11: 30). Сообразно с тем несомненно, что плоды райского древа жизни благотворным действием на телесный организм восстанавливали здоровье в теле, ослабляемое летами по закону жизни и поддерживали способность жить во век. Такое свойство его указано самим бытописателем (Быт. 3: 22)» (7: 338); «Православно-догматическом богословии» митрополита Макария (Булгакова): «Для постоянного подкрепления и освежения телесных сил первозданного человека, для поддержания жизни его навсегда, Бог насадил посреди рая древо жизни (Быт.2: 9), плодами которого питаясь, человек и телом был бы безболезнен и бессмертен (пространный христианский катехизис Православной Кафолической Восточной Церкви. Ответ на вопрос: что такое древо жизни?)» (6: 471); «Опыте православного догматического богословия» архимандрита Сильвестра (Малеванского): «Потому что вкушение от прочих дерев райских, в особенности же от стоящего среди рая древа жизни (Быт 2: 9), сообщая телу человека вполне соответствующую или здоровую пищу, должно было постоянно обновлять и укреплять его силы и в то же время предохранять его от всяких ненормальных состояний, например, утомления, недугов и разрушительных болезней (Быт. 3: 22)…» (9: 406); «Очерке православного богословия» протоиерея Николая Малиновского: «... Плоды райских деревьев, в особенности же стоящего среди рая древа жизни (Быт. 2: 9), должны были постоянно обновлять и укреплять его силы души и тела, предохранять от всяких болезненных состояний» (10: 227. Кн. 1); «... в раю насаждено было древо жизни, вкушение плодов которого давало смертному по природе человеческому телу возможность не умирать. Но по падении прародителей Бог удалил их от древа жизни, служившего орудием и средством сообщения благодати, дававшей смертному по природе телу силу вечной жизни» (10: 323. Кн. 1. Со ссылкой на блаженного Августина); «Догматическом богословии» архимандритов Алипия и Исайи: «…Плоды райских деревьев, в особенности же от стоящего среди рая древа жизни (Быт. 2, 9), должны были постоянно обновлять и укреплять его силы души и тела, предохранять от всяких болезненных состояний» (16: 227); «Догматическом богословии» доктора богословия, профессора протоиерея Ливерия Воронова: «Бессмертие Адама и Евы по телу было бессмертием по благодати. Эта благодать бессмертия видимым образом сообщалась прародителям в плодах дерева жизни…» (25: 31).

Данное мнение, по-видимому, основано на Быт. 2: 9, 16, 17: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево... и дерево жизни посреди рая... и заповедовал Господь бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него...». Таким образом, с одной стороны, плоды от дерева жизни были предназначены и разрешены человеку для еды. Из этого можно предположить, что человек ими питался. Однако, с другой стороны, в Быт. 3: 22 написано: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно», то есть, здесь фактически говорится о том, что если бы Адам вкусил плод от дерева жизни, то стал бы бессмертным. Из этого можно предположить, что человек этими плодами ранее не питался.      Кроме того, мнение, что прародители могли поддерживать физическую жизнь, только вкушая плоды дерева жизни, не соответствует мнению о том, что прародители, постепенно укрепляясь в своем послушании и любви к Богу, могли перейти из состояния возможности не умирать в состояние невозможности умереть. То есть могли получить бессмертие по природе, поддержание которого уже не нуждается в питании вообще и плодами с дерева жизни, в частности.

Поэтому вопрос о вкушении (или не вкушении) человеком плодов дерева жизни нуждается в специальном исследование, с учетом, как Быт. 2: 9, 16, 17, так и Быт. 3: 22.

Приложение 4. О возникновении порочных помыслов у Адама и Евы до вкушения ими запретных плодов

Тематические цитаты

«Но жена вместо того, чтобы отдалить от себя эту возмутительную и преступную мысль (о вкушении запретных плодов с дерева добра и зла), всецело увлеклась ею, а потому естественно должен был возникнуть, и на самом деле возник, в душе ее самый гибельный греховный психический процесс, состоящий, с одной стороны, в отчуждении всех сил душевных от Бога, а с другой, в настроении или направлении их в совершенно противоположную сторону. И увидела жена, говорит Бытописатель, изображая ее душевное состояние, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание (Быт. 3: 6), то есть вместо прежних постоянных мыслей о Боге, наполнявших душу жены, все существо ее прониклось одними помыслами и пожеланиями, обращенными на запрещенный плод, и притом такого рода беспорядочными и грубочувственными помыслами и пожеланиями, которым на языке Писания – имя похоти плоти (и увидела жена, что дерево хорошо для пищи), похоти очей (и что оно приятно для глаз), и гордости житейской (и вожделенно, потому что дает знание) (1Ин. 2: 16). Самое же вкушение от запрещенного плода, которое с женою разделил и ее муж, разделивший, конечно, прежде и все ее греховные помыслы и чувства, было уже только неизбежным проявлением вовне возникших и созревших внутри них греховных стремлений и пожеланий» (архимандрит Сильвестр (Малеванский) (9: 428).

«Возмечтав о равенстве с Богом, она спешила вкусить (плода) и туда устремляла и ум и мысль и ничего больше не видела... жена, по обольщению, конечно, диавола, в которое он ввел ее через змия, подумала сама про себя: если дерево и хорошо на вкус, и может так услаждать взор, и есть в нем некоторая невыразимая красота, да и вкушение от него доставит нам высочайшую честь, так что мы будем иметь одинаковое достоинство с Создателем, то почему же нам не вкусить от него?» (свт. Иоанн Златоуст) (58: 131, 132).

«Она (Ева – П. Д.) почувствовала, что плод будет сладок на вкус. И она решила предпочесть сладость этого плода той сладости, которой она обладала – сладости исполнения Божественных заповедей и верности Богу. Она почувствовала, что помимо Бога и вне Бога могут тоже существовать какие-то ценности, что помимо Бога и вопреки воле Божий может существовать нечто сладкое и приятное на вкус. И она решила пренебречь заповедью Божией, решила попробовать, каков вкус, что вне Бога» (иеромонах Иларион (Алфеев) (201: 14).

«... Она (душа человека – П. Д.) ослепляется возможностью новых наслаждений, возможностью безграничного самоутверждения и только в этом плане может соблазниться перспективой: сами будете как боги, знающие добро и зло» (протоиерей Николай Иванов) (22: 235).

«... Сам грех прародителей представлял совокупность страстей (чревоугодие, тщеславие, гордость), страстей укоризненных. (Об этом писали многие отцы Церкви. См., например: Свт. Григорий Двоеслов. Беседы на Евангелия. С.-Пб, 1860, с. 144)» (иеромонах Иларион (Алфеев) (129: 112).

«Она (Ева – П. Д.) поступила по предложению сатаны лишь после того, как предварительно сознательно и добровольно всей своей душой приняла его предложение, ибо она участвует в этом и душою и телом: рассматривает плод на дереве, видит, что он хорош для вкушения, что приятно смотреть на него, что прекрасен ради знания. Размышляет о нем и только после этого принимает решение сорвать плод с дерева и вкусить от него. Как поступила Ева, так поступил и Адам» (архимандрит Иустин (Попович) (84: 33).

«Коварное слово глубоко запало в душу женщины. Оно возбудили ряд сомнений и душевную борьбу. Что такое добро и зло, которое она может узнать? И если люди блаженствуют в теперешнем состоянии, то в каком же блаженстве будут они, когда станут как боги?.. В тревожном возбуждении она невольно обращает взор к запретному дереву, а оно так приятно для глаз, вероятно сладостно для вкуса, а особенно заманчиво по своим таинственным свойствам. Это внешнее впечатление решило внутреннюю борьбу...» (профессор Лопухин А. П.) (18: 42).

«Но она (Ева – П. Д.) поверила змию более, нежели своему Творцу и Владыке, увлеклась мечтою соделаться равною Богу. И вслед за тем в ней породилась тройственная похоть, корень всякого беззакония (1Ин. 2: 16)...» (свт. Иоанн Златоуст) (цит. по 6: 481).

«Ибо первый человек впал в грех от гордости, возжелав быть равным Богу» (свт. Иоанн Златоуст) (цит. по 6: 481, 486).

«... Когда она (Ева – П. Д.) была обольщена этим лукавым животным, будто они не только не потерпят этого ( наказания ), но и сделаются равными Богу, надежда на это обещание побудила ее вкусить от древа...» (свт. Иоанн Златоуст) (58: 131).

«Там (в прародительском грехе – П. Д.) есть и гордость, так как человек восхотел подчиняться больше себе, чем Богу; и поругание святыни, так как не поверил Богу; и человекоубийство, потому что подвергнул себя смерти; и духовное прелюбодеяние, потому что непорочность человеческой души была погублена обольщением змия; и воровство, потому что человек воспользовался запрещенной снедью; и алчность, потому что он домогался большего, чем нужно было» (блж. Августин) (цит. по 25: 33).

«Удивительно, с какой легкостью совершилось падение праотцев! Не было ли оно предуготовлено их внутренним расположением? Не оставили ли они в раю созерцание Творца, не предались ли созерцанию твари и своего собственного изящества?» (святитель Игнатий (Брянчанинов) (101: 165).

«Какие же похоти открылись в душе Евы перед вкушением запрещенного плода? “И увидела жена, что дерево хорошо для пищи”, то есть она предположила некоторый особенный, необыкновенно приятный вкус в плоде запрещенном – это похоть плоти. “И что оно приятно для газ”, то есть жене показался более всех красивым плод запрещенный – это похоть очес, или страсть к наслаждению. “И вожделенно, потому что дает знание”, то есть жене захотелось изведать того высшего и божественного знания, которое сулил ей искуситель – это гордость житейская.

Первый грех рождается в чувственности – стремлением к приятным ощущениям, к роскоши, в сердце – желанием наслаждаться без рассуждения, в разуме – мечтанием кичливого многоведения и, следовательно, проникает все силы естества человеческого» (167: 134).

«Грехопадение было первым моментом, когда в человеке восторжествовала воля к власти, потому что познание добра и зла в библейской символике означает не знание интеллектуальное, а владение, ибо глагол даат означает близкое соприкосновение и употребляется, когда речь идет о владении мастерством, о супружеских отношениях и других подобных вещах» (протоиерей Александр Мень) (107: 73).

«Греховное расположение в душе Евы началось беспорядочным направлением познавательных сил: возбужденная к любопытству и недоверчивости, жена взирает на запрещенное дерево так, как бы видела его в первый раз, – она позабывает взирать на него, как на предмет заповеди Божией, но рассматривает его в предполагаемом отношении к себе, – к своей чувственности, к своему сердцу, своему разумению (Еккл. 7: 30)…» (протоиерей Григорий Дьяченко) (11: 91).

«Таким образом, вместо прежних святых мыслей о Боге, наполнявших душу жены, все ее существо прониклось одними чувственными помыслами и пожеланиями, обращенными на запретный плод. (Возможно, здесь еще повлиял психологический фактор, заключающийся в том, что «запретный плод всегда сладок». Как сказано в Прит. 9: 17, «воды краденые сладки, и утаенный хлеб приятен». В 93: 19 этот стих толкуется так: «запрещенные удовольствия сладки и вкусен утаенный хлеб» – П. Д.). Грех богоотступничества уже совершен в душе. Осталось только исполнить свой злой умысел на деле... Адам разделил с женой все греховные помыслы и чувства»²⁶⁵ (архимандрит Алипий (Кастальский-Бороздин) (16: 235).

Тематические цитаты

«Всякий, делающий грех, делает и беззаконие; и грех есть беззаконие» (1Ин. 3: 4). См. также, например, Пс. 105: 6; Ис. 59: 12; Дан. 9: 5; Иак. 2: 9.

«Грех же есть нарушение заповеди, подобно как ночь есть захождение солнца, немощная старость – минование юности и ужасная зима – следствие удаления солнечного» (свт. Григорий Богослов) (31: 96).

«Грех есть ни что иное как действие против воли Божией (св. Иоанн Златоуст. Творения. Т. VI. Кн. I; СПб. 1900. С.184)» (цит. по 154. Гл. 4. Грех, его свойство и виды).

«Сущность зла состоит в нарушении воли Божий, заповедей Божиих и того нравственного закона, который написан в совести человека. Это нарушение называется грехом» (протопресвитер Михаил Помазанский) (41: 132, 133).

«Грех есть сопротивление человека той воле Творца, которая ему открыта либо через Писание, либо через заповеди церковные, либо через голос совести. Грех – это не просто ошибка, проступок, это именно нарушение воли Божией... И еще понятие греха связано не просто с нарушением какого-то безличного закона, а со столкновением двух воль – благой воли Творца и воли человеческой, которая бывает злой, самоутверждающейся» (протоиерей Александр Мень) (107: 66).

В 10: 93 (кн. 1), со ссылкой на отцов Церкви, под грехом понимается «... нарушение свободою человеческою воли Божией...».

«Грех – ... нарушение в мыслях или действием воли Бога, воплощенной в нравственных предписаниях, требованиях санкционированных религией норм поведения и образа жизни» (82: 110).

«Грех (преступление закона). Грех есть беззаконие (1Ин 3:4). Он перешел к человеку от диавола, прельстившего Адама и Еву и склонившего их преступить заповедь Божию. От греха Адамова произошли проклятие и смерть» (213. См. “Грех”).

● «Закон же – заповедь, научающая этому (тому, что ... чего Бог желает, есть благо – 5: 326 – П. Д.), чтобы мы, твердо держась его, находились в свете (1Ин. 1: 7), каковой заповеди нарушение есть грех» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 326, 327).

«Добродетель есть исполнение заповедей Божиих, а грех есть нарушение их» (из поучений прп. Феодора Санаксарского «О добродетели и грехе») (цит. по 214: 93).

«Что есть грех?

а) Нарушение пресв. воли Творца.

б) Уклонение на сторону врага Божия – диавола.

в) Ослепление ума, развращение воли, искажение совести, растление тела» (215: 10, 11).

«Что такое грех? Преступление закона. Грех есть беззаконие. 1Ин. 3: 4» (20: 33. См. «О третьем члене Символа Веры»).

«Грех является нарушением закона, но какого закона? – закона жизни. Жизнь в настоящем смысле слова возможна только через участие в жизни Самого Бога, так как Он является единственным не обусловленным, самостоятельным источником жизни, лучше сказать: Он – самая жизнь. Оторваться от Него – значит вступить в область потускнения, вымирания и наконец самой смерти. Поэтому грех есть беззаконие, но не надо обманываться. Быть послушным закону не значит быть “законопослушным” в юридическом смысле этого слова, то есть быть исполнителем правил, остающихся для нас внешними... В Новом Завете Христос тоже дает нам заповеди, но отношение к ним иное, чем к ветхозаветным предписаниям: заповеди Христа учат нас не как поступать, а какими быть; заповеди Христа – путь… Это значит, что то, что нам представлено в Новом Завете в виде законов, в сущности – не правила жизни, а указания на то, что должно бы в нас, в нашем сердце, в нашем уме быть силой, движущей нашей жизнью. Это не внешний закон, а описание внутреннего человека (Рим. 7: 22) … Вот в этом и заключается разница между исполнением закона в юридическом смысле, и тем, чтобы стать человеком, для которого заповедь является зовом жизни: стать таким человеком, который иначе поступить не может…

Второе понятие о грехе, тоже очень важное и связанное с предыдущим, это оторванность от Бога. Мы только потому относимся к воле Божией как к внешнему закону, что мы от Бога оторваны сердцем. Эта оторванность нашего сердца от Бога, нашей воли от воли Божией, наших мыслей от мыслей и представлений Божественных и является основной нашей греховностью» (216: 25–28).

«Грех – это нарушение христианского нравственного закона, это непослушание верующего Слову Божию. Понятие греха – религиозное, оно применительно только к лицам, принимающим христианский закон, исповедующим веру в Бога и в силу этого находящимся в «ограде церковной». Кто же вне Церкви, тот и не способен осознать вполне своей греховности, увидеть всего своего падения, ужаснуться глубине своей зараженности смертельной болезнью, почувствовать все свое удаление от Бога, от Истины» (архимандрит Лазарь) (217: 14, 15).

«Словом “грех” в Новом Завете, как правило, переводится греческое слово амартиа. Оно определяет как состояние неправоты в глазах Божиих, так и конкретное деяние, неправое по отношению к другому человеку и к Богу. Таким образом, грех всегда подразумевает сознательное или невольное нарушение данного Богом нравственного закона и неповиновение Богу» (47: 38). При этом понятие “грех” подразумевает (включает) такие аспекты, как: «отдельный неправильный поступок или целый ряд таких действий; греховность как общее состояние неправоты, в котором пребывает человечество в состоянии порабощенности греху; сумма всех неправильных поступков человека; персонифицированная сила, воздействующая на жизни людей и заставляющая их поступать неправильно» (47: 38).

Одним из значений термина «грех» в 218: 48 является: «Поступок вопреки воле, заповедям и замыслам Божиим, а также мысли и слова, ведущие к таким поступкам».

«Апостол Иоанн говорит: “всякий творящий грех и беззаконие творит: и грех есть беззаконие”. Апостол Павел считает грех Адама “непослушанием воли Божией”, “преступлением” против нравственного закона Божия, откровенного или естественного. Нарушить закон, Божию заповедь можно двояким образом: либо совершить прямо противоположное тому, что сказано в законе или не исполнять требуемых положительных действий в законе.» (28: 690. См. «Грех»).

При толковании слов апостола Иоанна «… грех есть беззаконие» (1Ин. 3: 4), священник Павел Флоренский пишет, что под словом грех «… тут берется (понимается – П. Д.) не одно из многих прегрешений, но именно грех, как таковой, как совокупность всего греха, сущего в мире, грех в его метафизическом корне, как Грех» (66: 169). При этом грех здесь обозначает: «… не одно из беззаконий, не беззаконие вообще, а беззаконие… , по преимуществу заслуживающее это название, – то, что несет в себе самое начало беззаконности, – беззаконие в чистейшем и полнейшем виде и смысле, – деяние в высшей степени совокупляющее в себе все то, за что отдельные беззакония называются беззакониями, – само беззаконие или, одним словом – Беззаконие…

Грех есть Беззаконие, есть извращение Закона, то есть того Порядка, который дан твари Господом, того внутреннего Строя всего творения, которым живо оно, того Устроения недр твари, которое даровано ей Богом, той Премудрости, в которой – смысл мира. Вне Закона, Грех – ничто, имеет лишь мнимое существование… » (66: 170).

«В Библии часто, почти на каждой странице, говорится о той реальности, которую мы обычно называем грехом. Ветхозаветные выражения, относящиеся к этой реальности, многочисленны; они обыкновенно заимствованы из человеческих взаимоотношений: упущение, беззаконие, мятеж, несправедливость и так далее; иудаизм добавляет к этому “долг” (в смысле задолженности), и это выражение применяется и в Новом Завете; в еще более общем порядке грешник бывает представлен как тот, “кто делает злое пред очами Божиими”; “праведному” (саддик) обычно противопоставляется “злой” (раша»). Но истинная природа греха с его лукавством и во всей его широте выявляется прежде всего через библейскую историю; из нее мы узнаем также, что это откровение о человеке есть в то же время откровение о Боге, о Его любви, которой грех противится, и о Его милосердии, которое проявляется вследствие греха; ибо история спасения – не что иное, как история безустанно повторяемых Богом Творцом попыток оторвать человека от его привязанности к греху» (42. См. «Грех»).

«Грех (греч. ἁμαpτία – ошибка, промах, мимо цели) – повреждение человеческой природы, болезнь души.

Сегодня человек очень много слышит о грехе, но почти ничего о нём не знает. Современная массовая культура часто использует это слово не по назначению, и постепенно оно лишается истинного содержания. Грех сегодня подчас воспринимается как нечто запретное, но чрезвычайно привлекательное. Однако Церковь из своего опыта знает, что грех – это смертельное заболевание. Шестой Вселенский собор прямо определяет грех как болезнь души. Всякая болезнь причиняет страдание и, если не лечиться, разрушает человека и приводит к смерти.

Бог дал человеку свободу воли и никогда не отнимал её у него. Господь терпеливо ждёт, когда человеку надоест калечить себя грехами. Если мы видим разрушительность греха и обращаемся к Богу за помощью, Он с радостью исцеляет раны, которые мы наносим себе. Но даже Бог не может нас спасти вопреки нашей воле… (патриарх Московский и всея Руси Алексий II)» (219).

«Наиболее часто используемое в Библии для наименования греха слово «хет» означает, в нравственном смысле, быть обманутым, не достигать цели. Употребляемое в переводе Семидесяти слово «ἁμαpτία» означает отклонение от цели, ошибку, промах. Грех – это ошибка, заблуждение, падение и отклонение от истинной цели. В своем конкретном содержании грех – это нечестность, неблагодарность, неисполненный долг, неверность, распущенность, невоздержанность и, вообще, всякая нечистота, нечестие и несправедливость…

Грех – это нечестное, недолжное и недостойное деяние, находящееся в противоречии с требованиями Божественного закона и являющееся ущербным по отношению к личному благу и совершенству. С естественной точки зрения, нормой поступков является их соответствие постулатам разума и требованиям природы. С религиозной точки зрения, мерой человеческих деяний, желаний и стремлений является их соответствие требованиям Божией правды и любви. Грех состоит в отступлении как от естественных, так и от религиозных норм жизни. По свидетельству апостола Павла, грех лежит на всех: на язычниках, преступивших естественный закон, и на иудеях, не исполнивших требований Божественного закона.

Как сложное и многоликое явление, грех человека представляет совокупность трех основных компонентов: ошибку в плане ценностной ориентации, нарушение нормы в плане нравственного поведения и отклонение от цели в плане Божественного предназначения» (архимандрит Платон) (118: 125–127).

«Грех – это мысли или действия, непосредственно доставляющие человеку приятность, удовольствие и тем привлекающие его извне, обращающие к внешнему. Грех, как говорят подвижники благочестия, льстит душе и ласкает тело» (173: 153).

«… грех характеризуется тремя аспектами: непослушание и нарушение Закона, разрушение взаимоотношений с другими людьми, и восстание против Бога, что является наиболее важной концепцией. Рискуя чрезмерно упростить вопрос, отметим, что в числе самых распространенных еврейских терминов “грех” подразумевает утрату опоры, ориентиров или цели, означает разрушение взаимоотношений или восстание, означает испорченность, указывает на ошибку или заблуждение, обозначает безбожие, несправедливость и беззаконие, а также обозначает вред или притеснения. Наиболее частый греческий термин – hamartia, слово, которое в Новом Завете нередко персонифицировано и означает преступление против Закона, против людей или Бога. Слово paraptoma – еще один распространенный термин, указывающий на проступки и заблуждения. Слово adikia – более формальный правовой термин, описывающий неправедность и несправедливые дела. Слово parabasis обозначает преступление и нарушение закона, а asebeia – безбожие или нечестивость. Слово anomia обозначает беззаконие. В Библии о грехе обычно говорится в негативных формах. Грех – это беззаконие, непослушание, нечестивость, неверие, тьма, как противоположность свету, измена в противопоставление верности, немощь, а не сила. Это неправедность и безверие» (178. Статья Дэниела Дориани «Грех. Библейская терминология греха»).

Приведем, для сведения, определение термина «грех» из Еврейского мессианского журнала «Менора»: «Грех – это непослушание Творцу, отход от Бога в любых его проявлениях. Всякое уклонение от установлений Всевышнего есть грех; неисполнение любой Его заповеди – грех; отсюда любая ложь (“не произноси ложного свидетельства”, Исх. 20:16), любое присвоение чужого (“не кради”, Исх. 20:15) или даже только желание чего-нибудь, не принадлежащего тебе (“не желай... ничего, что у ближнего твоего” Исх. 20:17), есть грех» («Менора», № 2, 2001 г.).

«Грех – Грехом на богословском языке называется всякое, как свободное и сознательное, так и не свободное и бессознательное, отступление делом, словом и даже помышлением от заповедей Божиих и нарушение закона Божия. По определению апостола, грех есть беззаконие (1Иоан. 3, 4). Грех произошел не от Бога и не от природы, а от злоупотребления разума и воли разумных существ, от произвольного их уклонения от Бога, от замены святой Его воли своею, от самоволия. Так первоначально согрешил сатана, а потом прародители. – В грехе первородном – так как он был грехом природным, т. е. заразившим натуру прародителей и потому наследственным, – явилось условие для личных грехов каждого человека. Таким образом, личные грехи каждого человека происходят от поврежденной природы человеческой при содействии внешнего мира, который, по апостолу, во зле лежит, и диавола. – Основа греха в эгоизме, себялюбии. По двоякому составу человека – духовному и телесному, – себялюбие может проявляться или преимущественно в стороне чувственной, или преимущественно в стороне духовной. Поэтому и все грехи при всем их разнообразии могут быть разделены на две эти категории: одни имеют характер чувственный, как стремление к чувственным удовольствиям и жизненным наслаждениям всякого рода; другие имеют характер духовный, как гордость, высокомерие и проч. Такое разделение подтверждается словами апостола, в которых к основным грехам причисляются: похоть плоти, похоть очес и гордость житейская (I Иоан. 2, 15). – В нравственном богословии указываются различные деления грехов, причем в основание деления принимается или свойство греховных действий, или степень участия в грехе сознания и воли человека, или тяжесть самого преступления. Главнейшие из этих делений: грех опущения, когда не исполняется то, что повелевается, – и грех действия, или нарушения, когда делается то, что прямо воспрещается. Грехи вольные, когда человек с полным сознанием совершает противозаконное, не употребляя даже усилия сопротивляться такому влечению; грехи невольные – совершаемые по незнанию, неосторожности, неосмотрительности и по духовной или физической слабости. Грехи простительные, совершаемые по слабости и немощи с сознательным осуждением действия и с нежеланием; грехи тяжкие и по свойству поступка, и по упорству в греховном действии злой воли. К этому разряду принадлежат грехи смертные, т. е. такие, которые, по упорству человека в грехе и преданности злу, истребляют в человеке любовь к Богу и делают человека мертвым для восприятия божественной благодати. По тяжести величайший грех – против Духа Святого, который может состоять в хуле на Бога, в отчаянии в милости Божией или в дерзком уповании на божественную благодать. Этот грех, по словам самого Спасителя (Мф. 12, 31 32; Марк. 3, 28–30. Лук. 12, 10), не простится человеку ни в сей век, ни в будущий. Это зависит от нераскаянности грешника, а не от недостатка благодатных средств для спасения… (П. Васильев)» (220. См. «Грех»).

Дэниел Дориани (выдержки из статьи)

«Исторические и пророческие книги Ветхого Завета раскрывают характер греха с соответствующих точек зрения. От книги Судей до 4-й книги Царств мы видим, как Израиль забывает Господа, Который вывел его из Египта и установил с ним завет. Израильтяне ходят вслед богам окружающих их народов и поклоняются им (Суд. 2: 10–13). Иногда они служат единственно Ваалу, наполняя Иерусалим идолами, так что процветает беззаконие (Ахав, Ахаз и Манассия). В правление таких царей проявляется грех человеческих жертвоприношений (4Цар. 21: 6). Существованием человеческих жертвоприношений подчеркивается глубина и тяжесть греха. Люди способны на такие извращения, на такой самообман, что совершают самые противоестественные и бездушные преступления, считая их поклонением Богу. Исаия справедливо указывает, что они “зло называют добром, и добро злом” (Ис. 5: 20). Позднее фарисеи, вполне искренние и все же лицемерные в своем самообмане, возродят этот грех, убив не своих детей, но своего Создателя, и назвав это служением Богу.

Многие цари усугубляли свои грехи, отвергая, а иногда и преследуя пророков, которые настаивали на соблюдении Божиего завета. Ахаз даже отклонил милостивое предложение Бога избавить его от вторжения врагов (Ис. 7); он считал, что сам добьется для себя избавления, обратившись к Ассуру и его богам. Не все цари были настолько упрямы; многие пытались служить Богу, но по собственному разумению, недозволительным образом (Иеровоам I, Ииуй и другие северные цари). Другие пытались одновременно служить Богу и Ваалу (Соломон, последние цари Иудеи и многие северные цари). Такие цари могли называть это дипломатией; пророки звали это прелюбодейством. Другие пророки осуждали социальные аспекты греха: “Продают правого за серебро и бедного – за пару сандалий. Жаждут, чтобы прах земной был на голове бедных, и путь кротких извращают” (Ам. 2: 6–7). Если грех – отсутствие любви к Богу, то он также ненависть и бессердечие по отношению к своим собратьям.

История Израиля показывает, как грех усугубляется нераскаянностью. Саул отягощал свои грехи, раскаиваясь в лучшем случае лишь весьма поверхностно (1Цар. 13: 11–12; 15: 13–21; 24: 16–21). Давид же, напротив, в своем грехе с Вирсавией раскаялся безусловно, и не пытаясь оправдаться (2Цар. 12: 13). К сожалению, истинное покаяние было в израильской истории редкостью. Бог побуждал Израиль к покаянию, насылая бедствия – голод, засуху, мор, войну и другие проклятия за непослушание – но Израиль не обращался к Нему. Позже Господь давал Израилю – Своей жене – хлеб, шерсть и лен, вино и елей; Он умножал у нее серебро и золото, но она ходила “за любовниками своими”. Поскольку она не признала, что Бог давал ей все это, Он поклялся, что возьмет назад Свои дары (Ос. 2: 2–13).

Иисус продолжил дело пророков, углубив концепцию греха в двух аспектах. Во-первых, Он указал, что Бог требует большего, нежели внешнее подчинение заповедям. Люди грешат, испытывая ненависть, презрение и похоть, даже если они не претворяют свои устремления в действия. Люди грешат и тогда, когда поступают правильно из неправильных побуждений. Послушание, которое проистекает из страха быть пойманным или из отсутствия возможности удовлетворить свои нечестивые желания – это еще не праведность (Мф. 5: 17–48). Во-вторых, суровое осуждение греха Иисусом свидетельствует, что грех не может быть оставлен без внимания. Его надлежит обличать, как бы это ни было неприятно (Мф. 18: 15–20; Лк. 17: 3–4). Иначе грешник умрет во грехах своих (Ин. 8: 24; ср. Иак. 5: 19–20).

Иисус также разъясняет, что грех возникает в сердце. Худое дерево приносит и плоды худые, богохульные слова исходят из злого сердца, и нечестивые люди требуют знамений, когда знамений им дано уже достаточно, чтобы уверовать (Мф. 7: 17–20; 12: 33–39). Таким образом, злые дела совершаются не просто по свободному выбору человека, скорее, “всякий, делающий грех, есть раб греха” (Ин. 8: 34).

Но Христос пришел не только для того, чтобы объяснять, но и чтобы прощать и чтобы уничтожить грех. Он наречен Иисусом, ибо спасет людей Своих от грехов их (Мф. 1: 21; Лк. 1: 77). Так, Он был другом грешников (Мф. 9: 9–13; Лк. 15: –2), принес им прощение грехов и освободил тех, кто страдал из-за последствий греха (Мк. 2: 1–12; Лк. 7: 36–50). Иисус заслужил право на Свое имя и право даровать прощение, пролив Свою Кровь на кресте ради отпущения грехов. Распятие – это одновременно кульминация греха и исцеление греха (Деян. 2: 23–24). То, как Сыну Божию пришлось нести Свой крест, чтобы совершить искупление, свидетельствует о тяжести греха. То, что Он воскрес из мертвых, доказывает, что грех побежден. После Своего воскресения Иисус отправил Своих учеников возвестить об этой победе и о прощении грехов во имя Его (Лк. 24: 47; Ин. 20: 3).

У Павла богословие греха изложено преимущественно в главах Рим. 1 – 8. Бог гневается из-за грехов, совершаемых людьми против Бога и друг против друга (Рим. 1: 18–32). Источник греха – неверие. Не прославляя и не благодаря Бога, люди обречены на идолопоклонство, безумие и вырождение (Рим. 1: 21–25). Иногда Бог позволяет греху разрастаться беспрепятственно, до тех пор, пока люди не исполнятся всяческого беззакония (Рим. 1: 26–32). Воображаемый оппонент Павла приводит несколько возражений на эти обвинения (Рим. 2: 1 – 3: 8). Павел отвечает, что, хотя и не каждый грешит настолько тяжко, каждый отступает от того, что считает справедливостью (Рим. 2: 1–3). Если кто-либо исповедует, что привержен завету, имеет ведение и поэтому находится в особых отношениях с Богом, Павел спрашивает, живет ли он в соответствии со своим знанием Божия закона (Рим. 2: 17–29). Все грешники, заключает он, и все стоят в безмолвии, ибо все виновны и ответственны перед Богом (Рим. 3: 10–21). Перечни грехов у Павла охватывают весь спектр неправедных дел, от убийства до злоречия. Несмотря на употребление Павлом термина плоть («греховная сущность» в некоторых переводах), сравнительно немного грехов в этих списках имеют плотскую природу; большинство связаны с разумом или с речью (Рим. 1: 28; Гал. 5: 19–21). Как и Иисус, Павел настаивает, что грех – это сила внутри человека, а не просто деяние. Грех порабощает многих, кого Христос не освободил, и ведет их к смерти (Рим. 6: 5–23); поэтому неверующие не могут угодить Богу (Рим. 8: 5–8). Грех не отпускает даже искупленных (Рим. 7: 14–25). Однако принципиальное освобождение от греха приходит благодаря оправданию верою в Иисуса; так что нет осуждения тем, которые во Христе Иисусе (Рим. 3: 21 – 4: 25; 8: 1–4). Дух Божий обновляет верующих и укрепляет их в их трудах ради этого избавления (Рим. 8: 9–27).

В остальной части Нового Завета по большей части повторяются темы из Евангелия и трудов Павла. Иаков отмечает, что грех начинается со злых желаний (Иак. 1: 14; 4: 1–4) и, созрев, рождает смерть (Иак. 1: 15). Это и другие библейские указания подразумевают, что беззаконие набирает свою силу благодаря повторениям. Когда человек совершает грех, это может стать, благодаря повторениям, привычкой, пороком и чертой характера. Когда человек подражает грехам других, нечестие может институциализироваться. Все правительство может стать коррумпированным; целая индустрия может основываться на обмане или злоупотреблениях. Общество может облачиться в ткань лжи. Так, один грешник поддерживает другого, и стремление к лживой дружбе с миром делает человека врагом Бога (Иак. 4: 4–6).

Книга Откровения также напоминает нам, что грех связан не просто с отдельными людьми и отдельными поступками. Есть области, где правит сатана (Отк. 2: 13). Дракон в своем тщетном стремлении поглотить Церковь внушает нечестивым преследовать ее (Отк. 12: 1–17). И государственные мужи, и религиозные руководители служат ему в его войне против святых (Отк. 12: 17 – 13: 17). Книга Откровения предрекает также конец греха. Придет день, когда Бог будет судить грех (Отк. 20: 11–15). Творившие злые дела будут отлучены от Его присутствия; диавол, его подручные, смерть и ад будут повержены в озеро огненное (Отк. 20: 10–15). И тогда появятся новое небо и новая земля, навеки свободные от греха (Отк. 21 – 22).

Итак, в чем заключается сущность греха? Грех имеет три основных аспекта: нарушение Закона, искажение отношений с людьми и тварями, которые охраняются Законом, и восстание против Бога. Сущность греха, следовательно, не субстанциональна, это отношение противостояния. Грех противостоит Божиему закону и созданным Им существам. Грех – это ненависть вместо любви, это сомнение и отрицание вместо доверия и подтверждения, это вред и насилие вместо помощи и уважения.

Но грех – это также состояние. Библия учит, что есть ложь и лжецы, грех и грешники. Люди могут быть “исполнены” (в смысле “подвластны им”) лицемерия и беззакония (Мф. 23: 28). Бог “предал“ некоторых людей греху, позволив им погрязнуть во всякого рода непотребствах (Рим. 1: 18–32). Павел говорит ефесянам о времени до их обращения в веру: “Вас, мертвых по преступлениям и грехам вашим, в которых вы некогда жили” (Еф. 2: 1–2).

Сказав все это, мы вряд ли смогли определить, что такое грех, и тому есть основательная причина. Грех ускользает от понимания. Грех не имеет субстанции и не имеет независимого существования. Он даже не существует в том смысле, в каком существуют любовь и справедливость. Он существует только как паразит добра и всего доброго. Грех не создает ничего; он искажает, портит, извращает и разрушает все то доброе, что создано Богом. У греха нет своей программы, нет тезиса; у него есть только антитезис, только отрицание. Иногда нечестивые так же неразумны, как ребенок, который, дернув соседку за косичку или стукнув соседа, потом искренне признается: “Сам не знаю, зачем это сделал”. В каком-то смысле, грех – это лишь отсутствие, а не присутствие: это отказ выслушать, равнодушие к чужим бедам, отчуждение вместо взаимоотношений.

При том, насколько грех негативен, он маскируется под добро. При первом искушении грех вступает в действие под маской стремления к чему-либо хорошему и полезному, например, к пище и знанию. Даже цель сделаться подобными Богу в каких-то аспектах хороша; в конце концов, Бог сотворил первых людей по Своему образу и подобию. Точно так же, когда сатана искушает Иисуса, последнего Адама, он предлагает вещи, сами по себе хорошие: пищу, знание и власть над всеми царствами вселенной. Грех и искушение и дальше прельщают человека вещами, которые сами по себе хороши и желанны. Любодеяние обещает плотское наслаждение, самохвальство взыскует почета; нарушая обязательства и обеты, люди надеются избавиться от тягот. Убедительные оправдания можно привести почти для любого преступления.

И все же, в конечном счете грех совершенно неразумен. Для чего Адам и Ева, окруженные всяческой заботой и не имеющие предпосылок для греха, восстали против Бога? Почему творение стремится восстать против Творца? Пророки считали непокорство Израиля абсурдным; даже животные более разумны. “Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет” (Ис. 1: 3).

Будучи негативным и иррациональным, грех обладает также могуществом. Он подкрался к дверям Каина, готовясь поглотить его (Быт. 4: 7). Он вынуждает Павла делать злое, которого тот не хочет делать (Рим. 7: 14–20). Он приводит в действие – и сам приводится ими в действие – силы диавольского и общественного зла. Он проникает в сердца, так что нечестие уже само исходит из человеческого сердца (Мф. 15: 17–19). Его оплот – не что иное, как инстинктивное стремление человека ставить свои интересы и желания превыше всего. Из эгоистичного сердца исходят непокорство, безбожие, злоречие, неправда, клевета, зависть, алчность, похоть и гордость (Мф. 12: 34–37; Рим. 1: 18–32).

Три обстоятельства усугубляют трагедию греха. Во-первых, грех захватывает все существо человека; не остается ничего чистого, потому что само сердце грешника испорчено (Пс. 50: 7; Иер. 17: 9; Рим. 8: 7). Во-вторых, зло поселяется в сердце человека, венца Божиего творения, носителя образа Божия, предназначенного владычествовать над миром от имени Бога. Замечательные способности человека думать, предвидеть, убеждать и обучать других обращаются на то, чтобы беззаконие сделалось умнее и могущественнее. В-третьих, грех горд; поэтому он сопротивляется Богу и противостоит Божиему спасению, предлагая вместо него свое ложное спасение (2Фес. 2: 2–4).

Несмотря на все свои мрачные свойства, грех приносит и пользу. Поскольку Бог избрал искупить Свой народ от него, грех стал поводом для того, чтобы Бог проявил Свое удивительное долготерпение, благодать и любовь (Рим. 5: 6–8; Гал. 2: 17–20; 1Тим. 1: 15–17). Поэтому изучение греха не обязательно должно опечалить христиан. Тем, кто помнит о Воскресении, грех косвенно дает еще одну возможность восславить Господа, Творца и Искупителя, за Его спасительную благодать (Рим. 11: 3 3–36)». (178. Статья Дэниела Дориани «Грех. Библейское богословие греха»).

В. П. Вихлянцев (выдержки из библейского словаря)

«Грех – это то, что разделило и продолжает разделять человека с Богом, его Творцом. Сотворив человека прекрасным и совершенным, Бог даровал ему полную свободу, в том числе и свободу добровольно принять любовь Божию в сознательном послушании и полном доверии. Слова в Быт 1: 28, переведенные в русской Библии как “плодитесь, размножайтесь”, в оригинале обозначают: “растите, совершенствуйтесь и умножайтесь числом” (при этом без знания добра и зла – Быт 2: 16–17, и обладая бессмертием – Быт 2: 9,16, которое, согрешив, человек потерял – Быт 3: 24). Ясно, Бог хотел, чтобы человек выбрал путь совершенствования через послушание, но Он не отнял у него возможности и ослушаться, то есть сделать собственный и добровольный выбор. Некоторые говорят, почему Бог не закрыл этот путь? Но тогда разве была бы свобода человека истинной? Имея возможность убить, разве обязательно нужно убивать? Не более ли заслуги в том, чтобы сдержаться? Если бы человек был во всем автоматически послушен воле Божией, он был бы робот, но Бог хочет иметь дело со свободной личностью, способной сделать правильный выбор, имея все возможности. И у Бога был Свой, возможно, длительный, но благодатный план приведения человека к полному совершенству, но человек избрал свой, быстрый путь сравняться с Богом (Быт 3: 5) через чувственное познание, поддавшись искушению. Так грех через Адама вошел в мир, а им и смерть (Рим 5: 12). И человек продолжает грешить, уклоняясь постоянно на свою дорогу (Ис 59: 2; 1Ин 3: 4). Грехом поэтому называется также и каждое отдельное преступление заповедей Божиих. Но даже если человек это сознает, он не может искупить себя из рабства греха (в котором он остается по наследству) собственными силами, ибо ничего, как раб, своего не имеет, но только веруя в искупление, совершенное ради нашего спасения ценою невинной Крови Спасителя нашего Иисуса Христа, человек может спастись. В еврейском тексте “грех” и “жертва за грех” обозначается одним термином (2Кор 5: 21) и в этом смысле нужно понимать Быт 4: 7» (55. См. «Грех»).

Митрополит Сурожкий Антоний (выдержки из книги)

«Грех – нарушение закона, но это только одна сторона, потому что законом все не исчерпывается. вы знаете как бывает в человеческих отношениях: один человек с другим в гладких, учтивых отношениях, один другого не оскорбляет, не унижает, все между ними хорошо проходит, они живут рядом – и никогда за целую жизнь друг друга не встретят. Не то, что не рассердятся друг на друга или не обрадуются по – настоящему; они просто пройдут, как две параллельные линии, куда –то вдаль, в бесконечность. Такое соблюдение правил общежития, законов жизни не является еще человеческим отношением к другому человеку. И когда мы говорим об исповеди и о том, что надо открыть, этот вопрос становится очень резко. Можно его так поставить: грех – это все то, что недостойно ни Бога, ни меня самого. Это моя оторванность от Бога, это моя внутренняя разбитость и запутанность, это истекающее от того и от другого неприемлемое с христианской или даже просто с человеческой точки зрения отношение к моему ближнему, то есть к тому человеку, перед которым я сейчас нахожусь, или к тем людям, с которыми я связан. Таким образом, грех не заключается просто в тех или других поступках. поступки, слова, конечно, его выражают, но в основе грех является разобщенностью, отделением от Бога, отделением от окружающих меня людей и внутренней разбитостью… Эта разбитость должна быть исцелена, и русское слово “исцеление” именно и говорит: то, что было раздроблено и разбито, должно стать цельным…

Если подумать о том, как развивалась исповедь исторически, то мы знаем, что вначале христианских времен частной исповеди человека перед апостолами перед священниками, в общем, не было. Люди исповедовались той общине, перед которой они согрешили, потому что согрешением одного человека, разбивается цельность всего тела, вся община заболевает. И были выделены три как бы основные греха, которые несовместимы со званием христианина.

Первое самоочевидно: это отречение от Христа и от Бога. Человек, который отрекался публично или даже внутренне от Бога, от Христа, не в момент какого-то безумия, а сознательно приняв такое положение, уже не христианин, если он хотел вернуться к Церкви, он должен был перед всеми открыть и свой грех, и свое покаяние, и свою решимость в будущем быть верным. второй грех, который был обязателен для открытой исповеди, даже если не был предметом общего знания, это убийство, которое является радикальным отречением от закона любви. А третий грех – прелюбодейство, которое заключается в том, что разрушает существующую между двумя людьми любовь. Все эти три греха являются грехами против любви: любви к Богу (ведь от любви не отречешься), любви к человеку (ведь любимого не убьешь) и любви к чете, которая должна была бы охраняться любовью каждого и была разрешена прелюбодеянием» (138: 38–40).

Архиепископ Аверкий, толкуя Рим. 5: 12–15, говорит: «Апостол указывает на важное обстоятельство: до Моисея не было закона и, следовательно, грехи людей не могли им вменяться, ведь “грех не вменяется, когда нет закона” (ст. 13), но, тем не менее, люди умирали и до Моисея; отсюда естественен вывод, что они наказывались смертью не за собственные грехи, а за грех первородный, перешедший на них от праотца Адама» (155: 192, 193).

Однако мнение о том, что «до Моисея не было закона», строго говоря, является неточным. В частности отметим, что важнейшие предписания закона «... включены уже в книгу Бытия. Так в завершающих строках рассказа о сотворении мира (Быт. 2: 3) провозглашается святость седьмого дня, в контексте договора Бога с Ноем (Быт. 9: 4) приводится запрет есть мясо с кровью, а условием договора Бога с Авраамом (Быт. 17: 9–14) является предписание об обрезании» (221: 6). Кроме того, в Быт. 9: 5, 6 фактически говорится о запрете убийства человека, поскольку он есть образ Божий, а также о наказании за это; в Быт. 17: 9–14, помимо повеления обрезывать крайнюю плоть, также говорится и о наказании за невыполнение этого повеления. Таким образом, налицо все признаки закона.

Русский библеист, церковный историк и богослов, профессор А. П. Лопухин по данному вопросу говорит: «В то же время (после выхода семейства Ноя из ковчега – П. Д.) дан был закон против человекоубийства – на том основании, что все люди братья, и потому всякое убийство есть братоубийство, и что человек создан по образу Божию. Первый убийца был изгнан из общества людей, но жизнь его объявлена неприкосновенной; теперь было постановлено, что кто прольет кровь человека, того кровь прольется рукою человека. Этим законом устанавливалось право гражданской власти наказывать убийц смертию. Таким образом, к установлению субботы и брака было присоединено три новых постановления – о воздержании употребления крови, о запрещении убийства и о праве гражданской власти. Это так называемые “Ноевы законы”, которых иудеи насчитывали семь, прибавляя к ним еще постановления против идолопоклонства, богохульства, распутства и воровства» (18: 68, 69).

Тематические цитаты

«Страсть – это сильное постоянное желание совершать какой – либо грех, как пользующееся любой возможностью для своего воплощения, так и создающее такую возможность. Страсти толкают человека ко греху изнутри, и в этом случае человек губит сам себя, используя для этого силы собственной души» (Гурьев Н. Д.) (173: 153).

«Страстью называют такую склонность и такое действие, которые долгое время гнездясь в душе, посредством привычки, обращаются как бы в естество ее. Человек приходит в это состояние произвольно и самоохотно; и тогда помысл, утвердясь от частого с ним обращения и сопребывания, и согретый и воспитанный в сердце, превратясь в привычку, непрестанно возмущает и волнует его страстными внушениями, от врага влагаемыми. Это бывает тогда, когда враг очень часто представляет человеку какую-либо вещь, или лицо, питающее страсть, и воспламеняет его к исключительному люблению их, так что – волею или неволею – человек мысленно порабощается ими. Причиной сего бывает, как сказано, по небрежению и произволению, долговременное занятие предметом. Страсть во всех ее видах непреложно подлежит или покаянию, соразмерному с виной или будущей муке. Итак, подобает каяться и молиться об избавлении от всякой страсти, ибо всякая страсть подлежит муке не за то, что подвергались брани от нее, но за нераскаянность. Если бы было это (т. е. мука) только за брань врага, то некоторые, не достигнув еще совершенного бесстрастия, не могли бы получить избавления, как говорит Петр Дамаскин. Обуреваемому же какой-либо страстью подобает всеми силами противиться ей, – сказали отцы. Возьмем, например, страсть блудную: кто борим этой страстью к какому-либо лицу, тот пусть всячески удаляется от него, удаляется и от собеседования и от сопребывания с ним, и от прикосновения к его одежде и от запаха ее. Кто не соблюдает себя от всего этого, тот образует страсть, и любодействует мысленно в сердце своем, – сказали отцы: он сам в себе возжигает пламя страстей и, как зверей, вводит в душу свою лукавые помыслы» (прп. Нил Сорский) (222).

«Страсти есть внутренние идолы в сердце человека... Страстолюбие есть внутреннее и душевное идолослужение; потому что работающие страстям почитают их внутренним сердца покорением, как идолов» (свт. Тихон Задонский) (цит. по 24: 989).

«Тот факт, что страсти представляют собой противоестественное движение душевных сил, в котором страстная и разумная части души отвращаются от Бога ради созданий, явствует из того, что, когда человек, благодаря действию божественной благодати и собственному подвижничеству, достигнет внутреннего исцеления, страстные силы души не уничтожаются, не исчезают, но обращаются к Богу, устремляются к Нему, обретают Его ведение и общение с Ним. Святитель Григорий Палама, обращаясь к Варлааму… учит, что существуют «блаженные страсти и такие общие действия души и тела, которые не приковывают дух к плоти, а поднимают плоть к духовному достоинству». Это духовные действия, не идущие от тела к уму, но переходящие от ума к телу. Вот почему мы, стремясь к исцелению, не умерщвляем страсти, но преображаем их… Слезы, плач, покаяние, боль, служащие действенными средствами для лечения души, очищают ее страстную и разумную части» (48: 254, 255).

«Ужасен и весьма худ страстный навык: он как бы неразрешимыми узами связывает мысль, и узы сии всегда кажутся мне вожделенными, потому что сам хочу быть так связанным. Мои навыки опутывают меня сетями, и я радуюсь, что связан. Погружаюсь в самую несносную глубину, и это веселит меня. Враг ежедневно обновляет узы мои, потому что видит, сколько я рад разнообразию уз своих. Враг мой очень искусен: не связывает меня теми узами, какие мне не угодны, а, напротив того, налагает всегда такие узы и сети, которые принимаю с великим удовольствием; ибо знает, что изволение мое сильнее меня; и во мгновение ока налагает узы, какие хочет» (св. Ефрем Сирин) (224: 187).

«Что такое сделалось с нами вследствие преступления прародительского?! Природа наша осталась та же, части и силы естества нашего остались те же, с теми же законами и требованиями. Но не туда направилось наше сознание с свободою; чрез то возмутили взаимное соотношение наших частей и сил и, нарушив их первообразный строй, внесли расстройство в общую деятельность и жизнь человека, породив из себя особый класс разрушительных сил – страсти, не естественные нам, но возымевшие такую власть, что всеми силами нашими ворочают, как им угодно» (свт. Феофан Затворник) (2: 85, 86).

«Со времени Адамова преступления душевные помыслы, отторгшись от любви Божией, разорялись в веке сем и смешивались с помыслами вещественными и земными... а при постепенном преуспеянии и возрастании до того же умножились в людях греховные страсти, что простерлись до прелюбодеяния, непотребств, идолослужений, убийств и других нелепых дел, пока все человечество не вскисло пороками. Зло до того возросло в людях, что помыслили, будто нет Бога, стали же поклоняться неодушевленным камням; вовсе не могли даже составить себе понятия о Боге. До такой степени закваска зловредных страстей заквасила род ветхого Адама» (прп. Макарий Великий) (цит. по 99: 156).

«Человек, преступив заповедь и будучи изгнан из рая, связан двояким образом и двоякого рода узами: в мире сем – делами житейскими, любовью к миру, то есть к плотским удовольствиям и страстям, и богатству и славе, к имению, к жене, к детям, к родным, к отечеству, к месту и одеждам, одним словом, ко всему видимому, от чего слово Божие повелевает отрешиться по собственному произволению (потому что каждый ко всему видимому и привязывается по доброй воле), чтобы, отрешаясь и освободив себя от всего этого, он мог стать совершенным исполнителем заповеди; в тайне же опутывают, окапывают, остеняют и оковами тьмы связывают душу духи злобы» (прп. Макарий Великий) (цит. по 99: 199).

«Поскольку он (Адам) впал в грех и подвергся тлению, в плотскую часть человеческой природы вторглись с тех пор наслаждения и нечистота, и родился в наших членах их жестокий закон... А в Адаме человеческое естество заразилось тлением из-за его преслушания, и в него проникли страсти» (свт. Кирилл Александрийский) (цит. по 48:34).

«Страсти в нас, но самостоятельности в нас не имеют. Разум, например, есть существенная часть души, и его никак отнять нельзя, не уничтожив души. А страсти не таковы. Они превзошли в естество наше и выгнаны из него могут быть, не мешая человеку быть человеком, а напротив, быв изгнаны, оставляют человека настоящим человеком, тогда как присутствием своим портят его и делают из него лицо, во многих случаях худшее животных. Когда они владеют человеком и человек любит их, то они так сродняются с естеством человеческим, что, когда действует по ним человек, кажется, будто он действует от своего естества. Кажется так потому, что человек, подчинившись им, действует по ним самоохотно и даже убежден бывает, что иначе нельзя: природа. Все они (страсти) исходят из самоугодия, самости, самолюбие на них держится» (225: 388).

Св. Иоанн Кронштадтский сравнивает страсти в душе с: пожаром в доме: «Не тогда спасать должно дом от пожара, когда огонь всюду уже распространился в нем, а лучше всего тогда, когда пламя только что начинается. Так и с душою. Душа – дом, страсти – огонь. Не дадите места диаволу (Еф. 4: 27)» (225, п. 1227); природным духовным инстинктом: «... человек попадает в сеть диавола потому, что имеет греховные наклонности, или страсти, которые сделались для него как бы природным духовным инстинктом его...» (128: 694).

Киприан (Керн), архимандрит, профессор (выдержки из статьи)

«Вторая тема, поставленная нами в отделе о душепопечении, есть тема о видах греха, об отдельных грехах, с которыми пастырю приходится встречаться на исповеди. Но прежде чем перейти к этой типологии греха, следует сделать некое общее введение аскетико-богословского характера, могущее священнику помочь в трудной задаче учить кающихся, как им с грехами бороться.

Надо здесь попутно сделать указание на неудовлетворительное освещение этого вопроса в большинстве наших учебников нравственного богословия. Через латинскую схоластику проникло в нашу школу, в семинарский учебник, да и в сознание огромного большинства верующих понимание греха, как злого дела, только как злого дела, только как определенного факта, конкретного случая. Точно также и добродетель понимается обыкновенно, как доброе дело, как такой-то и такой-то положительный факт в нашей духовной жизни. То неправильное освещение апостольских слов “вера без дел мертва есть”, которое породило знаменитый на Западе средневековый спор о необходимости или ненужности дел для веры, отдельно от веры понимаемых, вошло и к нам и крепко засело в сознании большинства. И добродетель и грех осознаются почти всеми, как конкретные случаи. Ударение целиком поставлено на дело, на факт, а вовсе не на порождающий их внутренний духовный фактор, т. е. то или иное состояние души, содержание души. Отсюда наши учебники нравственного богословия, лишенные своего отеческого, тяготения к аскетике, превратились по меткому слову митр. Антония, в скучнейшую “грехологию”. Руководства эти перечисляли длиннейшие подразделения грехов на грехи “против Бога”, “против ближнего”, “против общества” и т. д., – все это, кстати сказать, совершенно чуждое святоотеческой традиции, – но забывали, а может быть, даже никогда и не знали учения отцов подвижников, на своем собственном опыте осознавших, что есть грех, где его корни, каково его происхождение, какие средства борьбы с ним. Эти семинарские и академические руководства по нравственному богословию были непревосходимы по своей мертвящей схоластичности и сухой казуистичности. Вдохновить кого бы то ни было жить по христиански эти “нравоучения” фатально не могли.

Замечательным, поэтому, явлением в нашей духовной литературе должно быть признано “Руководство к христианскому нравственному учению”, епископа Феофана Затворника. Начитанный в святых отцах и личным своим опытом укорененный в аскетике, он дал прекрасное и подлинно-церковное освещение этому вопросу. Он напомнил русскому читающему обществу, что грех не должен быть вовсе ограничиваем одним только понятием злого дела, то есть отрицательного факта. То, что произошло, как злое дело, есть не что иное, как проявившееся вовне последствие нашего внутреннего духовного содержания. В глубине души сокрыта сложная ткань разных духовных настроений, воспоминаний, привычек, пороков и т. д., которые долго могут себя никак не проявлять, а, притаившись, ждать удобного случая для того, чтобы выйти наружу. Человек, духовно невнимательный или мало осведомленный, и понятия не имеет, что он во власти целого ряда сложнейших и опасных душевных заболеваний, которые свили свое прочное гнездо в тайниках его души. Он спохватывается только тогда, когда грех, в виде конкретного злого дела вышел на поверхность и проявил себя, как определенный отрицательный факт. Человек и начинает тогда раскаиваться в этом именно сделанном факте. Он исповедует данное, конкретное злое дело и ждет прощения его. Он и не предполагает, что бороться-то надо не с теми или иными проявлениями глубоко укорененных греховных пороков и привычек, а с самими этими пороками. А священник, пропитанный схоластическими подразделениями грехов на “большие и малые“, “смертные и не смертные”, “грехи против Бога, ближнего, общества” и т. д. не умеет подать кающемуся дельный и полезный совет. Кающийся скорбит о содеянном злом поступке, а священник и не умеет ему сказать, что надо лечить больную душу, искоренять привычки, а вовсе не бороться против уже совершившегося факта. Все сказанное может быть объяснено иначе примером медицинским. Простуженному и сильно больному человеку надо не насморк лечить, а заняться серьезной борьбой с лихорадкой, последствием коей является этот насморк…

Заслуга епископа Феофана Затворника потому и велика, что он напомнил нашему обществу, далекому от церкви, не сведущему в делах религии и аскетики, что важны в духовной жизни не добрые или злые дела, а внутреннее содержание вашей души, порождающее или добрые дела или злые. Феофан Затворник, пробудивший у нас большой интерес к Святому Писанию, к святоотеческой письменности и к аскетике, напомнил и мирянам, а главное, и пастырям, где лежит центр тяжести в духовной жизни, где ударение в той “духовной брани”, о которой писали наши аскеты…

Таким образом, не добрые дела в их реальной конкретности, а добродетельное состояние души, общее стремление к святости, к чистоте, к богоуподоблению, к спасению, то есть к Обожению, – вот к чему должен призывать духовник своих духовных детей. Не грехи, как осуществленные в отдельности конкретные злые факты, а породившие их страсти, пороки, лукавые духи, – вот против чего должен направлять духовник кающегося. У пришедшего на исповедь надо стремиться пробудить раскаяние в его греховности, то есть в общем болезненном состоянии его души. Покаяние состоит в решительном желании освободиться от пленяющих нас греховных состояний, то есть вышеупомянутых страстей» (171).

Свт. Игнатий (Брянчанинов) (выдержки из книги)

«Восемь главных страстей с их подразделениями и отраслями:

1. Чревообъедение

Объедение, пьянство, нехранение и разрешение постов, тайноедение, лакомство, вообще нарушение воздержания. Неправильное и излишнее любление плоти, ея живота и покоя, из чего составляется самолюбие, от которого нехранение верности Богу, Церкви, добродетели и людям.

2. Любодеяние

Блудное разжение, блудные ощущения и положения души и сердца. Принятие нечистых помыслов, беседа с ними, услаждение ими, соизволение им, медление в них. Блудные мечтания и пленения. Нехранение чувств, в особенности осязания, в чем дерзость, погубляющая все добродетели. Сквернословие и чтение сладострастных книг. Грехи блудные естественные: блуд и прелюбодеяние. Грехи блудные противоестественные.

3. Сребролюбие

Любление денег, вообще любление имущества движимого и недвижимого. Желание обогатиться. Размышление о средствах к обогащению. Мечтание богатства. Опасения старости, нечаянной нищеты²⁶⁶, болезненности, изгнания. Скупость. Корыстолюбие. Неверие Богу, неупование на Его промысл. Пристрастия или болезненная излишняя любовь к разным тленным предметам, лишающая душу свободы. Увлечение суетными попечениями. Любление подарков. Присвоение чужого. Лихва. Жестокосердие к нищей братии и ко всем нуждающимся. Воровство. Разбой.

4. Гнев

Вспыльчивость, принятие гневных помыслов: мечтание гнева и отмщения, возмущение сердца яростью, помрачение ею ума: непристойный крик, спор, бранные, жестокия и колкия слова, ударение, толкание, убийство. Памятозлобие, ненависть, вражда, мщение, оклеветание, осуждение, возмущение и обида ближнего.

5. Печаль

Огорчение, тоска, отсечение надежды на Бога, сомнение в обетованиях Божиих, неблагодарение Богу за все случающееся, малодушие, нетерпеливость, несамоукорение, скорбь на ближнего, ропот, отречение от креста, покушение сойти с него.

6. Уныние

Леность ко всякому доброму делу, в особенности к молитвенному. Оставление церковного и келейного правила. Оставление непрестанной молитвы и душеполезного чтения. Невнимание и поспешность в молитве. Небрежение. Неблагоговение. Праздность. Излишнее успокоение сном, лежанием и всякого рода негою. Перехождение с места на место. Частые выходы из келии, прогулки и посещения друзей. Празднословие. Шутки. Кощуны. Оставление поклонов и прочих подвигов телесных. Забвение грехов своих. Забвение заповедей Христовых. Нерадение. Пленение. Лишение страха Божия. Ожесточение. Нечувствие. Отчаяние.

7. Тщеславие

Искание славы человеческой. Хвастовство. Желание и искание земных и суетных почестей. Любление красивых одежд, экипажа, прислуги и келейных вещей. Внимание к красоте своего лица, приятности голоса и прочим качествам тела. Расположение к наукам и искусствам гибнущим сего века, искание успеть в них для приобретения временной земной славы. Стыд исповедовать грехи свои. Скрытие их пред людьми и отцом духовным. Лукавство, Самооправдание. Прекословие. Составление своего разума. Лицемерие. Ложь. Лесть. Человекоугодие. Зависть. Уничижение ближнего. Переменчивость нрава. Потворство. Бессовестность. Нрав и жизнь бесовские.

8. Гордость

Презрение ближнего. Предпочтение себя всем. Дерзость. Омрачение, дебелость ума и сердца. Пригвождение их к земному. Хула. Неверие. Лжеименитый разум. Непокорность закону Божию и Церкви. Последование своей плотской воле. Чтение книг еретических, развратных и суетных. Неповиновение властям. Колкое насмешничество. Оставление христоподражательного смирения и молчания. Потеря простоты. Потеря любви к Богу и ближнему. Ложная философия. Ересь. Безбожие. Невежество. Смерть души» (226: 3–6).

Сведения о переходе на детей отдельных свойств (качеств, черт, особенностей, наклонностей) родителей не следует рассматривать как некий закон о непременной (обязательной) передаче добродетелей и пороков от родителей к детям. У благочестивых родителей могут быть нечестивые дети и наоборот. Более того, у одних и тех же родителей могут появиться различные по своей духовной направленности дети. Так, например, от Адама и Евы родились праведный Авель и злой, завистливый Каин, убивший своего родного брата (Быт. 4:1–8; 1Ин. 3:12). От Исаака и Ревекки родились два близнеца: Исав и Иаков (Быт. 25: 21–26), весьма непохожие друг на друга. Иаков был добродетельным, а Исав – порочным²⁶⁸.

Заметим, что известная пословица: «Яблоко от яблони недалеко падает» – означает именно схожесть определенных свойств характеров ребенка и его родителей или одного из родителей. А другая пословица: «На детях гениев природа отдыхает» – говорит о том, что не всегда и не все особенности родителей (или одного из них) переходят на детей.

К. Ясперс в работе «Общая психопатология»²⁶⁹ пишет: «Издревле люди дивились тому, насколько велико – вплоть до почти полной идентичности – бывает сходство между ребенком и одним из его родителей в том, что касается поведения, мимики, жестикуляции, черт характера, а иногда и тончайших нюансов человеческой природы. Поистине жуткое сходство обнаруживается подчас даже в младенчестве, иногда на уровне самых незначительных признаков. Кроме того, в некоторых семьях приходится наблюдать более или менее регулярную повторяемость или повышенную частоту душевных болезней.

С другой стороны, очевидно, что родители, дети, братья и сестры могут очень значительно отличаться друг от друга. Родители не узнают себя в детях и удивляются, в кого те пошли. Характерные черты дедов повторяются во внуках. В потомках внезапно обнаруживаются, казалось бы, давно утраченные черты прежних поколений: в подобных случаях мы вспоминаем о таком феномене, как атавизм. У душевнобольных рождаются здоровые дети, а у здоровых людей появляется неполноценное потомство.

Итак, даже первоначальный опыт в этой области приносит с собой немало удивительного. Мы видим, насколько неожиданны и непредсказуемы факты. Ясно, что между процессом наследования признаков и развитием личностной конституции должны существовать весьма сложные взаимосвязи. Наследственность как таковая – в том числе и в сфере психического – представляет собой неоспоримый факт» (229. Гл. 10. Наследственность. §1. Старые фундаментальные представления и их разъяснение на основе генеалогии и статистики. (а) Наследственность как фундаментальный факт бытия).

По вопросу о совместном влиянии генетической предрасположенности и окружающей среды на физическое и психическое состояние человека вообще К. Ясперс пишет: «Любое явление – это результат взаимодействия предрасположенности (конституции) и окружающей среды. Явления развиваются на основе конституциональной предрасположенности и влияний со стороны среды и обретают свою итоговую форму благодаря реакциям, опыту, упражнениям и привычкам. Сравнивая явления на протяжении нескольких поколений, мы сталкиваемся не с тождественными данными, а с фактами, внешнее разнообразие которых, возможно, имеет под собой единую генотипическую основу, проявляющую себя по-разному из-за непостоянства внешней среды.

Отсюда следует, что даже болезни, самым очевидным образом зависящие от наследственных факторов, требуют для своего проявления определенных внешних условий; с другой стороны, любые воздействия со стороны внешней среды реализуются только при наличии соответствующей наследственной предрасположенности. Так, хотя прогрессивный паралич вызывается бледной спирохетой, он развивается только у лиц с определенной конституцией; именно поэтому в некоторых семьях прогрессивный паралич встречается особенно часто. Другой пример: шизофрения зависит от наследственности, но иногда бывает обусловлена также и какими-то внешними воздействиями (если один из однояйцевых близнецов страдает шизофренией, другой обычно страдает той же болезнью, но из этой закономерности бывают исключения).

Еще один вывод из сказанного: проявления конституции при заболевании наверняка ограничиваются некоторым пределом; этот предел для каждого отдельного случая устанавливается эмпирически и ни в коем случае не должен рассматриваться как нечто абсолютно неизбежное и роковое. Знание условий окружающей среды способно предотвратить существенно важные для жизни индивида внешние события и тем самым “законсервировать” его предрасположенность…

Феномен однояйцевых близнецов приобрел фундаментальное значение вначале в области генетики и цитологии. Однояйцевые близнецы появляются на свет в результате очень раннего деления единой зародышевой клетки, каждая из дочерних клеток которой оказывается способна к развитию в целостный эмбрион (нечто аналогичное может быть продемонстрировано на примере искусственного разрезания яиц морского угря надвое на ранних стадиях развития). Следовательно, однояйцевым близнецам свойственна совершенно одинаковая наследственная субстанция. Они связаны друг с другом в точности как два отводка одного растения. Что же касается разнояйцевых близнецов, то степень сходства между ними не превышает той, которая характерна для обычных братьев и сестер. Поэтому для генетических исследований интересны только однояйцевые близнецы, которые, кстати, вовсе не так редки, как могло бы показаться. В Германии одна двойня приходится на каждые 80 рождений; и каждая четвертая двойня – однояйцевая.

Исследование однояйцевых близнецов не сообщает нам ничего нового относительно передачи наследственной информации. Бесполезно оно также и в плане генного анализа. Тем не менее оно играет ведущую роль в разграничении влияний, обусловленных с одной стороны средой, а с другой – наследственностью. Идентичность наследственной субстанции у однояйцевых близнецов принимается нами в качестве аксиомы; соответственно, сравнивая близнецов друг с другом, мы можем показать, что же именно в них обусловлено воздействием среды. Совпадение признаков у близнецов мы обозначаем термином “конкордантность”, несовпадение – термином “дискордантность”. Конкордантные признаки у близнецов, живущих в различных условиях, по всей вероятности указывают на наследственные качества – тогда как дискордантные признаки следует приписать различиям во внешней среде и биографиях. В наблюдениях за близнецами особенно большое впечатление производит не только высочайшая (в некоторых случаях) степень конкордантности, но и то обстоятельство, что даже глубоко укорененные в наследственности феномены (такие, как шизофрения) для своего проявления нуждаются в каких-то влияниях со стороны внешней среды. Если бы фактор наследственности носил абсолютный характер, шизофрения в принципе не могла бы развиться только у одного из однояйцевых близнецов и не затронуть второго; на самом же деле такие ситуации, хотя и редко, но встречаются. По данным Люксенбургера, если один из явно однояйцевых близнецов заболевает шизофренией, то в 10 случаях из 17 та же болезнь поражает и второго близнеца. Степень конкордантности еще выше для близнецов с врожденным слабоумием и эпилепсией.

Проводились также исследования близнецов-преступников. Ланге описывает случай, когда оба близнеца занимались мошенничеством, шулерством, крупномасштабным шантажом. По данным Кранца, мера конкордантности по признаку преступности у однояйцевых близнецов составляет от двух третей до трех четвертей, тогда как у разнояйцевых близнецов – не более половины. Иначе говоря, даже у однояйцевых близнецов определяющая функция наследственной предрасположенности в данном отношении не является абсолютной – в отличие от того, что имеет место в отношении группы крови или соматических стигматов, где конкордантность составляет 100%» (229. Гл. 10. Наследственность. §1. Старые фундаментальные представления и их разъяснение на основе генеалогии и статистики. (а) Наследственность как фундаментальный факт бытия. §3. Применение генетики в психопатологии. (е) Исследования по близнецам).

Виктор Эмиль Франкл²⁷⁰ по данному вопросу приводит следующие сведения: «Что касается наследственности, то серьезные исследования в этой области как раз показали, в какой степени человек обладает в конечном счете свободой и по отношению к своим задаткам. В частности, близнецовые исследования показали, насколько различная жизнь может быть построена на основе тождественных задатков. Я вспоминаю однояйцовых близнецов, описанных Ланге, один из которых был хитроумнейшим преступником, в то время, как его брат – близнец – столь же хитроумным криминалистом. Врожденное свойство характера – “хитроумие” – было идентичным у обоих, однако само по себе оно нейтрально, то есть не является ни пороком, ни добродетелью. И мы видим, как был прав Гете, сказавший однажды, что нет такой добродетели, из которой нельзя было бы сделать порок, и нет такого порока, из которого нельзя было бы сделать добродетель. У нас есть письмо одной женщины-психолога, живущей за границей, в котором она пишет, что по всем чертам характера, вплоть до мелких деталей, она полностью повторяет свою сестру-близнеца: они любят одну и ту же одежду, одних и тех же композиторов и одних и тех же мужчин. Между нами есть лишь одно различие: одна сестра вполне жизнеспособна, другая же склонна к нервозам²⁷¹.

Что же касается среды, то и здесь обнаруживается, что и она не определяет человека. Влияние среды больше зависит от того, что человек из нее делает, как он к ней относится, Роберт Дж. Лифтон пишет об американских солдатах, находившихся в северокорейских лагерях для военнопленных: “Среди них найдется достаточно примеров как крайнего альтруизма, так и примитивнейших форм борьбы за выживание» (123: 108, 109).

«... человек познается в детях своих» (Сир. 11: 28).

«Бойтесь предаваться страстям особенно потому, что страсти свои, если вы супруги, передаете своим детям. Если вы были склонны к пьянству, к прелюбодейству, к объядению, скупости – это передадите вы и детям. Примеры исторические и наблюдения показывают, что это бывает так почти всегда. Пожалейте же свое будущее племя; не приготовляйте им заблаговременно или погибели или сильной борьбы со страстями, вами им переданными, помните, что в чреслах ваших есть зародыши будущих живых существ, во всем подобных вам, которые существуют теперь только в возможности бытия. (Разобрать каждую страсть поодиночке и потом сказать побуждения). Исполните это, чтобы вам не быть в ответе за погибель детей. Гордость, честолюбие также часто переходят. И соседи, видя потом гордого сына гордого батюшки, говорят: какой гордый человек такой – то; по отцу пошел: отец – то у него такой же гордый. И это можно приложить почти ко всякой страсти» (св. праведный Иоанн Кронштадтский) (128: 17, 18).

«Сердечные склонности и расположения, добродетели и пороки передаются детям. Так, Божия Матерь родилась от укрепившихся скорбями в вере и благочестия родителей» Дети в полах получают от родителей своих природу и душу и тело; только степень способностей Господь увеличивает или уменьшает» (св. праведный Иоанн Кронштадтский) (128: 206).

«… Свойства родителей часто отражаются в детях» (Снегирев И. М.) (230: 4. Ч. 1).

«Передача от родителей к детям, – не только детям, но и позднейшим поколениям (внукам, правнукам и т. д.) известных душевных свойств, известных порочных наклонностей, а также и телесных недостатков (напр. предрасположения к известным болезням) – явление совершенно обычное» (протоиерей Николай Малиновский) (10: 332. Кн. 1).

«... и телесные, и душевные свойства переходят от родителей к детям» (Тихомиров Е.) (93: 51).

«Что дух может иметь существование отдельно от души и тела, доказывается также передачей по наследству духовных свойств родителей детям. Я говорю о наследственности именно духовных свойств, а не душевных, как обыкновенно говорят, потому что наследуются только основные черты характера, их нравственное направление, склонность к добру или злу, высшие способности ума, чувства и воли ... » (свт. Лука (Войно-Ясенецкий) (12: 243).

«Но может ли эта наука объяснить те тайны, которыми определяются процессы, происходящие при созревании плода в утробе матери? Может ли она нам объяснить, какой силой передаётся зародышу, будущему ребенку, всё то, что он наследует от родителей; каким образом передаются все черты сходства ребенка с родителями, иногда удивительного, передаются черты характера и духовные свойства родителей его? » (свт. Лука (Войно-Ясенецкий) (231: 234).

«Сам Господь установил великий завет наследственности телесной и духовной. Все животные наследуют от родителей формы тела, которые имеют родители. Знаем, что часто сын похож на отца или мать: это закон наследственности телесной. Есть и закон наследственности духовной. Наследуем от родителей своих не только тело свое, но и душу, духовное наследие. Поэтому дети убийц, грабителей, тяжких прелюбодеев, блудников, пьяниц наследуют вместе с телом своим и нечистоту духовную, склонности родителей. От развратников, пьяниц, обагренных кровью людей рождаются люди, подобные им, с неискоренимыми задатками зла и неправды.

Не Господь виноват, что унаследовали люди от родителей погибельные качества. Господь никого не творил грешником, пьяницей, развратником. Грехи и разврат наследуются детьми от родителей. И подобно тому, как в роде праведном все умножается и укрепляется благодать, любовь духовная, любовь к ближним, кротость, смирение, в грешном роде преступников и прелюбодеев возрастает дурная наследственность: все самое грешное, самое мерзкое» (святитель Лука (Войно-Ясенецкий) (231: 54).

«...по закону природы рожденное бывает тоже с родившим, от поврежденного страстям рождается страстный, от грешника – грешник (свт. Григорий Нисский), равно как от раба – раб же ( свт. Иоанн Златоуст)» (9: 452). (На это также указывается и в 16: 252 – П. Д.).

«Врачи не признают ли за несомненное, что некоторые болезни переходят от родителей к детям? А то еще менее может подлежать спору, что здоровье родителей есть наследственно для детей, если особенные причины не похитят у них сего естественного наследия. Также смотря на лицо детей, не ищем ли мы обыкновенно сходства с лицом родителей? Итак, если мы находим, что родители себе самим обязаны за некоторые телесные совершенства или недостатки своих детей, что препятствует то же в некоторой степени заключить и о высших свойствах душевных, о предварительных склонностях и расположениях?» (Филарет, митрополит Московский и Коломенский. Выдержка из главы «Беседа о благословенном рождении детей» из 179: 237. Полностью данная глава приведена в Приложении 8).

«Существует и другой закон, действие которого определяет распространение первородного греха. Это закон наследственности. Мы наследуем не только внешность, нрав, жесты своих родителей, но и самую природу, которая со времен Адама поколеблена и искажена грехом» (митрополит Кирилл) (232. Гл.: О наследовании первородного греха).

«Между тем самое единство природы человеческой делает необходимою наследственность порчи, произошедшей в первом человеке, при ее переходе путем естественного рождения. По общему закону семя дает плод по роду своему и произведение не бывает лучше своей причины. По опыту известно, что качества души и тела, характер нравственный, тупоумие, или расположения к болезням, к известным понятиям и наукам, переходят наследственно, даже в целых нациях» (архиепископ Черниговский Филарет (Гумилевский) (7: 365).

«Известно, что не только телесные достоинства и недостатки… но и душевные способности переходят от родителей к детям как естественное их наследство. Дитя еще во чреве матери питается хорошими или испорченными соками и воспринимает таким образом хорошие или дурные наклонности родителей… Добродетели родителей посеют в восприимчивых сердцах детей семена святых склонностей к делам благим» (137 со ссылкой на свщм. архимандрита Кронида. См. листок от 21 сентября по новому стилю).

«Люди передают друг другу через рождение черты лица и характера… Добро передается, но, увы, и зло» (профессор Лосский В. Н.) (13: 78).

● «Известно, что дети наследуют от своих родителей способности, но также недостатки, пороки и склонность к определенным страстям…» (священномученик Горазд, епископ) (233: 27).

«И мне кажется, что каждое поколение наследует от всех предыдущих – в частности, ребенок от своих родителей и ближайших предков – свойства ума, сердца, воли, телесные особенности, и разрешенные и неразрешенные проблемы. То есть если родители в себе самих разрешат какую то проблему, они передают детям человечество более утонченное, освобожденное от этого “проклятого вопроса”, употребляя слова Достоевского. Если они не сумеют его разрешить, следующее поколение с ним рано или поздно столкнется. И я встречал людей, которые мне говорили: “На меня находит то или другое искушение, во мне встает та или другая проблема, которые мне совершенно чужды. Откуда это?“. И, копясь в их прошлом, мне удавалось несколько раз найти у прародителей и у родителей ту же неразрешенную проблему: она встала перед этим человеком, который ее разрешал именно потому, что знал, что это унаследованное и что, разрешая эту проблему, он разрешает ее для своей бабушки, для своего деда, для своего прадеда и для своих родителей» (Антоний (Блум), митрополит Сурожский) (159: 98).

«Бывают дети, получившие от родителей богатое духовное наследство – много добродетелей. Эти дети, если приложат и свое собственно усердие, свой собственный подвиг, могут подняться высоко в духовном отношении, потому что начали подъем уже с большой высоты» (79: 364).

Митрополит Московский и Коломенский Филарет (выдержки из книги)

«Как счастливы наконец Авраам и Сара! Долго безчадствовали они, зато и чадо иметь будут, и прежде рождения его уже знают, что оно будет благословенно.

Кто из желающих сделаться или уже сделавшихся родителями не пожелал бы иметь детей добрых, благословенных? Но как не все дети соответствуют желаниям родителей, то, естественно, рождается вопрос, как достаются дети добрые, благословенные?

Поскольку добрые дети бывают не только у добрых, но иногда и у худых родителей, так как и, напротив, у добрых родителей бывают не только добрые, но иногда и худые дети; то неглубокие наблюдатели, в изъяснение сих разнообразных явлений, говорят, что это так случается. Просил бы я сих людей истолковать сие таинственное для меня изречение “так случается”. Когда пшеница родится на поле, где пшеница посеяна, вы не говорите, что это случается. Но когда видите пшеничный колос, выросший на лугу, где пшеница не сеяна, вы говорите, что это так случилось. Что же хотите вы сказать? Без сомнения, не то, что колос родился без семенного зерна, или что семенное зерно само собой сделалось из земли, или что – нибудь подобное, но разве то, что вам не известно, как семенное зерно занесено сюда ветром или уронено здесь прохожим. Посему изречение “так случается” есть только легкое средство уклониться от разрешения трудного вопроса или благовидный способ без стыда объявить свое незнание. Следовательно, мысль, что добрые или худые дети достаются родителям, как случится, – мысль, которая могла бы приводить в уныние особенно добрых родителей и даже выражала бы некую несправедливость судьбы против них, по счастью, неосновательна и совсем ничтожна, – это слова, которые выражают не более как отсутствие мысли, способной объяснить событие.

Как же достаются добрые дети? – Недолго искать на сие закона, если видим добрых детей у родителей также добрых, благоразумных и попечительных о воспитании. Вопрос разрешается, если скажем, что сие также естественно, как то, когда на поле, где посеяна пшеница, пшеница же и родится, а не плевелы.

Врачи не признают ли за несомненное, что некоторые болезни переходят от родителей к детям? А то еще менее может подлежать спору, что здоровье родителей есть наследственно для детей, если особенные причины не похитят у них сего естественного наследия. Также смотря на лицо детей, не ищем ли мы обыкновенно сходства с лицом родителей? Итак, если мы находим, что родители себе самим обязаны за некоторые телесные совершенства или недостатки своих детей, что препятствует то же в некоторой степени заключить и о высших свойствах душевных, о предварительных склонностях и расположениях?

Может быть, спросят, каким образом что – нибудь душевное может сообщаться от родителей к детям через рождение, когда душа есть существо неделимое и потому ничего не может отделить от себя для сообщения другой душе? – На сие ответствую, во – первых, что утверждаемое мною сообщение некоторых нравственных склонностей сих благих расположений от родителей к детям совершается не через одно рождение, но с помощью благоразумного воспитания; во – вторых, вопрошаю взаимно: как может что – нибудь телесное переходить от родителей к детям и оказываться в их жизни, когда тело их совершенно вновь образовалось из вещества, заимствованного от тела родителей, управляется собственной душой, непрестанно изменяется посредством питания и разрешения? Но недоумение о том, как сие бывает, не уничтожает опыта, что сие подлинно бывает. Осмелюсь сказать более, не есть ли даже удобопонятнее открытие чего – нибудь наследственного в душе, которая, как существо цельное, все свои способности и силы раскрывает из себя самой, из внутреннего корня бытия, полученного с рождением, нежели в теле, которого устроение так много зависит от внешней, стихийной природы?

Но дабы не поставить истину в зависимость от помышлений человеческих, которые все без исключения суть суетны пред ведением Господним, призываю вас пред суд сего вечно непреложного ведения и вопрошаю: кому дано сие благословение Божие: плодитесь и размножайтесь, телу ли человека, которое без души и не понимает сего благословения, и не может исполнить оного, или целому человеку, и особенно душе его? К телу ли относятся слова Писания: И сотворил Бог человека, по образу Своему, по образу Божию сотворил его? (Быт. 1: 27). Бог бестелесен, следовательно, человек сотворен по образу Божию в душе. После сего еще один вопрос, и мы получим разрешение на многое. Что значит написанное об Адаме: Родил сына по подобию своему и по образу своему (Быт. 5: 3)? То ли, между Адамом и Сифом было сходство в чертах лица и в строении тела? Стоило ли труда вносить столь мелочное замечание в повествование столь священное и, притом, столь краткое? И сличение представляемого теперь “образа Адамова” с недавно указанным образом “Божиим” не ясно ли дает разуметь, что Священный писатель говорит о внутреннем образе, духовном и нравственном? Творческое слово: плодитесь и размножайтесь, насадило в Адаме способность рождать благословенных чад и передавать им в наследие образ Божий, по которому он сам сотворен. Но когда грехом поврежден сей образ в нем, тогда, хотя по силе первоначального творческого слова и мог он родить сына, но не мог сообщить ему более того, что в самом оставалось; родил сына не по образу Божию полному и совершенному, но по подобию своему и по образу своему, то есть, с некими чертами образа Божия и с неким примешением греха и повреждения Адамова. Вот и первоначальный Божественный, и последовательный естественный закон рождения человеческого! Будучи внесен в книгу Бытия по случаю рождения Сифова, он никогда не уничтожен. И теперь естественно, чтобы родители рождали детей по подобию своему и по образу своему, – чтобы от грешников рождались грешники, подобно как чахоточных родятся чахоточные, но чтобы от тех, которые свободным упражнением в покаянии, молитве и делании добра, при помощи благодати Божией, ослабили в себе греховные и усилили добрые склонности, рождались и дети с некой предварительной помощью к добру против силы греха, впрочем, всегда преодолимой свободой и наипаче благодатью. Примечательное указание на сей закон рождения представляет Священная история в лице жены Маноевой. Ангел является ей и предсказывает, что она, быв дотоле неплодна, родит сына и что от самого чрева младенец сей будет назорей²⁷² Божий (Суд. 13: 5). И с сим вместе он велит ей с сего времени начать и продолжать во время беременности назореям свойственный образ воздержания: …пусть не ест ничего, что производит виноградная лоза; пусть не пьет вина и сикера²⁷³ и не ест ничего нечистого… (Суд. 13: 14). Это почти то же, как если бы он сказал ей: сын твой должен быть назореем, но чтобы сие вернее могло сделаться, приготовь его к сему образу жизни, когда будешь носить его во чреве твоем, веди образ жизни, свойственный назореям; и таким образом приготовь в нем способность и склонность к назорейскому образу жизни.

Чтобы общий закон рождения согласить с особенными случаями, которые, по – видимому, составляют исключение из оного и даже противоречат оному, когда, например, от добрых родителей родятся дети, их недостойные, или добрые дети от родителей недостойных, или от родителей обыкновенных дети необыкновенные – для сего надлежит вспомнить, что Бог есть сколь всемогущий и неизменный в судьбах Своих Законодатель мира, столь же премудрый и всесвободный Правитель оного, и всеправедный Судия не только видимых дел, но и сокровенейших расположений человеческих. Чтобы избежать долгих рассуждений, объяснимся скорее примерами.

Один и тот же Адам каких разнообразных рождает детей – Каина, Авеля, Сифа! Где тут один общий закон рождения? Будьте внимательны и примечайте. Адам, свежим, так сказать, ядом недавно сделанного греха напоенный и недавним обетованием избавления поставивший себя в некую еще незрело обдуманную дерзость надежды, рождает Каина, дерзкого грешника. Адам, в несчастном рождении Каина испытавший тяжесть проклятия, привлеченного грехом, обманутый надеждой, уничиженный суетой, рождает Авеля, кроткого, но непрочного. Наконец, Адам, продолжением скорбей глубже укоренившийся в смирении и надеждой в терпении, рождает Сифа, надежное основание своего потомства.

От одного Авраама рождается Исмаил – дикий осел, по выражению предсказания о нем, и Исаак – благословение всех народов. Отчего такая разность? – Оттого, что мятежная рабыня Агарь повредила в Исмаиле благословению Аврамову, а добродетельная и смиренная Сара с благословением Авраама самым чистым и совершенным образом сочетала в Исааке и свое благословение, по реченному о ней к Аврааму: Я благословлю ее и дам тебе от нее сына; благословлю ее, и призойдут от нее народы, и цари народов произойдут от нее (Быт. 17: 16).

Еще страннее казаться может, от Исаака и Ревекки, одним разрешением утробы рождение столь непохожих один на другого сынов, как Исав и Иаков. Что же можно сказать в изъяснении сего необычайного явления? – То, что сказано Богом самой Ревеке: Два племени во чреве твоем, и два различных народа произойдут из утробы твоей (Быт. 25: 23). Два противоположных начала в одно время действовали во чреве ее – прирожденный грех Адамов и Божие Благословение; одно усилилось в Исаве, другое превозмогло в Иакове.

Возьмем еще один пример превратного нравственного хода рождений из истории царей иудейских. Сын идолопоклонника Ахаза был благочестивый Езекия, а сын Езекии Манассия, опять идолопоклонник, хотя, впрочем, не раскаянный. Сия превратность изъяснялась бы, может быть, очень просто, если бы мы имели достаточные сведения о воспитании сих царей: ибо у людей знаменитых и богатых судьба детей много иногда зависит от детоводителей и наставников, из коих добрые становятся благотворными орудиями Провидения, а худые орудиями наказания за пороки родителей и за небрежение о воспитании. Но кроме сего надлежит принять в рассуждение, что Божеские благословения и наказания в родах не всегда идут следом за добродетелями и пороками каждого лица в роде; но иногда ускоряют, чтобы пресекать зло и усиливать благо в человечестве вообще, а иногда отстают, чтобы дать место долготерпению или чтобы сберечь доброе на время, когда оно наиболее нужно. Господь, – как взывает Он Сам о Себе, – Господь, Бог человеколюбивый и милосердный, долготерпеливый и многомилостивый и истинный, сохраняющий (правду и являющий) милость в тысячи родов, но не оставляющий без наказания, наказывающей вину отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода. (Исх. 34: 6, 7). Если бы кто стал жаловаться на строгость наказания вины отцов в детях и в детях детей до третьего и четвертого рода, всеблагий Бог с избытком оправдывает суды свои милостью не на четыре только рода, но на тысячи родов.

Мне кажется, сии размышления и примеры показывают, что супружество и звание родителей не суть такие предметы, которые бы можно незаконно предавать в жертву страстям и в игралище легкомыслию, и что желающие иметь достойных детей благоразумно поступят, если предварительно самих себя сделают достойными родителями. Аминь» (Филарет, митрополит Московский и Коломенский (179: 236 – 241).

Священник Вадим Коржевский (выдержки из книги)

«Детям родители сообщают свою физическую крепость и силу, рост и красоту телесных форм или, наоборот, хилость, слабость, некрасивость. Родители самим себе обязаны за телесные совершенства или недостатки своих детей. Окружающие, обыкновенно смотря на детей, в особенности на их лица, непременно стараются отыскать те или иные черты сходства с родителями. Сами родители, взирая на чад своих и замечая в них черты вида своего и образа своего (Быт. 5: 3), подвигаются сильнейшей любовью к ним, равно как и дети тянутся к своим родителям по той же самой причине, ибо подобное тянется к подобному. Это сходство и подобие наблюдается не только в телесных свойствах, но и в свойствах душевных. Родители передают детям все силы и энергии низшей, неразумной части своей души; передают и силу жизненную (пульсовую, движущую кровь), и силу растительную (питающую, способствующую росту и развитию телесного организма), и силу производительную (сперматическую, заключающую в себе семя для продолжения рода); передают они также и силы чувственно-пожелательной части души. Силы духовного свойства – сознание, совесть, возвышенные чувства – человек, по видимому, получает непосредственно о Бога и потому является личностью богоподобной, уникальной и неповторимой. Родители также участвуют в формировании высших сил души, но, главным образом, посредством влияния своего и посредством воспитания.

Указание на сей счет представляет нам Священная история в лице жены Маноевой. Ей явился ангел Господень и предсказал, что она, быв до сего времени неплодной, родит сына, который будет назорей Божий (Суд. 13: 5)… Он велит ей во все время беременности вести образ жизни, свойственный назореям и, таким образом, приготовить в нем склонность к назорейскому образу жизни. Из этого примера делается ясным, что нравственное состояние душ родительских оказывает влияние на формирование и развитие детей. Причем, оставляет след в душе ребенка не только постоянные душевные качества родителей, но и их временные настроения, которые сказываются впоследствии. Этим только и можно объяснить, почему от одних и тех же родителей происходят столь разнообразные дети, непохожие друг на друга. Какие , к примеру, разные дети родились от одного и тог же Адама: Каин, Авель, Сиф… Эти и подобные им примеры показывают и доказывают, что состояние души ребенка во многом определяется состоянием душ родительских в час зачатия и время внутриутробного развития» (священник Коржевский Вадим) (38: 329, 230).

Священник Андрей Лоргус (выдержки из книги)

«Эта гипотеза (гипотеза традуционизма – П. Д.) называется еще генерационизмом, гипотезой переведения, гипотезой преемственного рождения душ от родителей. Считается (В. Давыденко “Святоотеческое учение о происхождении души человека”. С. 21), что главным распространителем ее в христианском мире и последовательным защитником является великий учитель христианской Церкви Тертуллиан:

“Если душа есть телесное существо и неразрывно соединено с телом, то явно, что происхождение души таково же, как и тела, и одновременно с ним. Так как душа не одной природы с Богом, а есть только дыхание Его, то она зачинается вместе с телом силою человека, ибо в акте зачатия участвуют не только тела, но и душа со своими желаниями. Следствием акта бывает двоякое семя: душевное и телесное. Эти семена вначале совершенно между собою смешаны и не могут быть отделены друг от друга, но потом мало-помалу из этих семян при содействии Божием и ангелов образуется во чреве матери человек. Как тело происходит от другого, так и душа от другой; и душа Адама есть материнская душа всех прочих, и даже душа Евы произошла от его души” (В. Давыденко “Святоотеческое учение о происхождении души человека”. С. 21).

Эта гипотеза соответствует духу своего времени и отражает уровень знаний о природе человека. Рассуждения Тертуллиана можно рассматривать ныне как философско-богословские. Но интересно взглянуть на них и с современной научной точки зрения.

Современные научные взгляды на акт зачатия столь сложны, что разбирать их и давать им оценку в нашем курсе мы, разумеется, не можем. Но вот что интересно отметить в связи с гипотезой традуционизма, изложенной Тертуллианом.

Во-первых, усиливается мнение, что роль психических факторов в зачатии велика, а их отсутствие может означать слишком низкую вероятность самого зачатия. Хотя факт зачатия in vitro доказывает обратное. Тертуллиан полагал, что в акте зачатия образуется “душевное семя” в отличие от телесного, причем это “семя” произведено душой, участвующей в акте. Сейчас (в части III курса мы вернемся к вопросу о “душевности” акта зачатия. Однако важно подчеркнуть сам факт такого свидетельства) можно не обсуждать этот архиважный вопрос, но обозначенный нами прежде православный взгляд требует отрицания двоякой природы семени. Скорее можно признать мнение свт. Григория Нисского:

“Душа уже находится в семени. Поэтому неправильно думать, что душа произошла прежде тела, или тело создалось без души” (цит. по: Киприан (Керн), архимандрит. Антропология свт. Григория Паламы. С.166).

“...Как о пшеничном зерне... говорим, что оно заключает в себе все, ...то же и в человеческом семени... Там есть и душа, но в начале она, как все другое, неприметна... душа – душевная деятельность, – возрастая в человеке, развивается” (Григорий Нисский, еп. Об устроении человека. С. 30).

Во-вторых, гипотеза традуционизма опирается на богатейший опыт всего человечества, а он таков: не только тела, но и весь духовно – душевно – интеллектуальный облик людей имеет твердое, хотя и неоднозначное наследственное сходство детей с родителями и прародителями. Именно этот обыденный и научный факт наилучшим образом вписывается в гипотезу Тертуллиана. В его время наука не имела стольких фактов и такой глубины понимания проблемы наследственности; потому факт наследственного сходства подтверждал гипотезу традуционизма, а неоднозначность такого сходства опровергала эту гипотезу. Действительно, ребенок бывает очень похож на родителя, а бывает не похож; бывает, что один ребенок похож более, а другой менее похож или вовсе не похож. Если бы душа каждого ребенка была “рождена” или “образовалась” от души родителей, то сходство было бы полным. Но в том-то и дело, что сходство потомства со своими родителями является общеприродным, общечеловеческим и в то же время относительным фактом. Современная научная точка зрения: потомство всегда несет в себе черты своих родителей, но в разной степени. Отсюда следует вопрос (который и составляет главную проблему сегодняшнего дня): что является источником иных свойств и черт нового поколения? Случайность составления генотипа, закономерности генетического аппарата (к ним можно отнести законы Менделя), влияние среды, и пр., и пр. Несмотря на проблематичность сказанного, факт наследственного сходства мог бы быть современным аргументом в пользу традуционизма. Чем дальше, тем тверже стоит этот факт в ряду достижений человеческого опыта. Глубокое осмысление законов и механизмов наследственности не может быть опровержением этой гипотезы.

Напротив, сей фундаментальный факт оказывается камнем преткновения для гипотезы креационизма. Но об этом чуть позже.

В-третьих (мы продолжаем следить за научным соотнесением гипотезы традуционизма), зачатие (вернее, оплодотворение) in vitro заставляет предположить, что семя, оказавшись вне организма родителя, остается живым, т.е. одушевленным, что жизнь ему присуща без акта зачатия. Это значит, что душа родителя не участвовала в зачатии “своими желаниями” (по Тертуллиану). Если считать вышеприведенное мнение свт. Григория Нисского верным, то это будет выглядеть более достоверно.

Таким образом, современная наука не может опровергнуть в наших православных взглядах гипотезу традуционизма. Но и доказательством быть тоже не может, потому что не свидетельствует об участии души творчестве семени (?).

Главным же разоблачением гипотезы традуционизма является сама антропология. Наш главный тезис таков: душа имеет личное, уникальное бытие и индивидуальность. Эта индивидуальность вселенски неповторима (а именно так утверждает православная антропология). Даже от соединения душ обоих родителей, отца и матери, не происходит уникальная душа, ибо у обоих родителей бывает много детей, и все они разные и уникальные души. Свт. Григорий Богослов писал:

“И злонравный Исав, и благонравный Иаков ) – Исааковы дети; и что всего замечательнее, близнецы и дети одного отца – ни в чем не походят один на другого” (В. Давыденко “Святоотеческое учение о происхождении души человека”. С. 23).

Уникальность человеческой души указывает на ее внечеловеческое и сверхъестественное происхождение. Мы не можем согласиться с гипотезой традуционизма именно потому, что душа уникальна и самобытна по отношению к родителям²⁷⁴, а не потому, как ее критиковали вплоть до ХХ в. с точки зрения опыта (см. подробную контраргументацию у В. Давыденко). Мы уже утверждали (см. главу вторую “Методология православной антропологии”) принципиальный персонализм как один из методов антропологии. В вопросе о происхождении души он оказывается самым главным аргументом. Человек может быть понят только как личность. Как личность человек есть сын Божий, хотя в его рождении участвуют родители.

Однако вернемся к гипотезе традуционизма. В изложенном нами Тертуллиана мнении мы уже увидели важное свидетельство душевности акта зачатия. Об этом же есть и другие свидетельства восточных отцов:

“Душа входит в материнскую утробу, подготовленную чрез очищение к зачатию... Когда извергается семя, как сказано, вселяется в семя Дух и, таким образом, содействует образованию плода... оттого и бесплодные бесплодны до тех пор, пока душа, созидающая основание семени, не проникнет в [то, что составляет] помеху зачатию и рождению” (Климент Александрийский).

“Тело и душа образуются по Божию повелению при соитии мужа и жены” (Псевдо-Афанасий).

“Как при первом творении человек получил тело от земли, а душу – [как] происшедшую от самого Бога, так и ныне: тело составляется из жены, [т. е.] земли и крови, а душа передается неизреченно чрез семя [вар.: всеяние], как бы от некоего вдуновения мужа...” (прп. Анастасий Антиохийский).

Много сторонников у гипотезы традуционизма нашлось среди последователей гностических еретических учений.

“Души рождаются от душ, как и от тел [тела]; по преемству от первого человека появляется душа во всех рожденных от него так же, как и по плотскому преемству”,

– так излагается учение Аполлинария в сочинении, приписанном святителю Григорию Нисскому. А свт. Ириней Лионский излагал учение валентиан так:

“Они говорят, что души, получившие семя от Ахамот, бывают лучше прочих; ...И многое, объясняют они... произошло от того семени, как от высшего естества... чрез то же [семя] и [чрез] бывшие от него души”.

Так же излагает их учение и Климент Александрийский:

“Валентиановы последователи говорят, что по сотворении душевного тела пребывавшей во сне избранной душе вложено было Словом мужское семя”.

Особое место в критике традуционизма принадлежит Лактанцию, по мнению упомянутого нами уже много раз В. Давыденко:

“Если душа, в силу своей простоты, исключающей делимость, не может уделять от своего существа нового начала жизни, то нельзя допустить, что души родителей имеют способность просто производить существа, себе подобные” (В. Давыденко. Святоотеческое учение о происхождении души человека. С. 25).

Отметим, что рассуждения Лактанция свойственны древней антропологии и философии. Душа полагалась в рассуждениях простой и, стало быть, неделимой сущностью, что было признаком ее бессмертия и духовности. Если душа проста и “столь тонка”, то она не может отделить от себя никакой сущности. Древнефилософскому подходу свойственно такое, можно сказать, механистическое понимание акта творения или рождения. Так, Лактанций пишет:

“Приемлю на себя смелость разрешить вопрос сей тем, что душа не происходит ни от того, ни от другой, ни от обоих вместе, и в основании такого решения полагает понятие простоты и духовности самой души, исключающих возможность какого бы то ни было деления. Если душа рождается родителями чрез отделение некоторых частей от принадлежащих им душ, как бы из некоторого духовного семени, которое потом раскрывается в рожденном, то отсюда вывод один, что душа по природе – существо сложное и делимое, а следовательно, и разрушимое. Но так рассуждать возможно только о вещественных и материальных предметах, а не о духовной и простой сущности, какою является душа. Тело может произвесть другое тело, сообщив ему часть своей сущности, но душа имеет такую тонкую сущность, что не может отделить от себя никакой части” (В. Давыденко Святоотеческое учение о происхождении души человека. С.25).

Такое утверждение как будто отвергает творческую возможность творения, данную душе Богом. Новый человек не просто рождается от своих родителей, но родитель рождает сына. Именно такое понимание было свойственно древнему библейскому сознанию. В Библии, как в Ветхом, так и в Новом Заветах, мы везде встречаем “родил”, а не “у них родился” (более свойственное сказкам и художественной литературе). В начале пятой главы мы видим более определенное творческое, если и неполностью сознательное участие Адама в рождении Сифа: Быт. 5: 3: Адам жил сто тридцать лет и родил [сына] по подобию своему, по образу своему, и нарек ему имя: Сиф.

Интересно и само это место, и употребление глагола “родил”. Чаще всего “родил” относится к мужу, хотя иногда и к матери. Но там, где муж“родил”, жена – “зачала”. Библейское сознание разделяло функции мужа и жены. Отголоски этого сознания мы уже встречали у Тертуллиана, преподобного Анастасия и др., где одухотворение семени – мужская функция, где дух семени исходит от мужской души. Оспаривать это с точки зрения современных научных знаний бессмысленно. Если мы не признаем того, что именно семя переносит новую жизнь, новую душу, то зачем доказывать: только ли мужское семя одушевленно, не одушевлено ли “женское” семя?

И еще вот в каком отношении важен этот стих в Священном Писании. Это уже третье (с первой главы) повествование о творении Богом человека, мужчины и женщины, еще одно “начало”, как и два предыдущих, имеющих некое общее значение. Этот стих открывает родословие Адама и его сыновей, и потому то, что произошло с Адамом, имеет отношение ко всему его роду. Можно считать, что начиная с Адама все люди рождали своих детей по своему образу и подобию. А это как будто подтверждает гипотезу традуционизма.

Однако повторимся: эта гипотеза не получила широкой поддержки Церкви, хотя и не была категорически отвергнута, как гипотеза предсуществования. Последняя была анафематствована» (священник А. Лоргус) (27: 113–117).

Митрополит Сурожский Антоний (выдержки из книги)

«Еще один вопрос, который я хочу перед вами поставить, но в который очень вдаваться не могу. Это то, что мы – наследники тысячелетий, то есть каждый из нас несет в себе наследственность сотни и тысячи поколений. И это очень важный момент, потому что каждое поколение в том положении, в котором мы находимся в разный возраст нашей жизни. Какой-нибудь человек в нашем прошлом поступил не так или был не тем, чем должен был быть, он как бы передал себя своим наследникам, и то, чем он не стал, так же как и то, чем он стал, передано как наследие его детям, его внукам и т.д. И может случится, что в нас действуют какие-то злые силы, которые не относятся к нам лично – в том смысле, что мы не выбирали это зло, но оно передано нам из прежних поколений.

На эту мысль я набрел впервые лет сорок тому назад, когда ко мне пришел один человек и сказал: “На меня находят такие-то искушения. Я себя испытывал сколько умел, я полностью чужд этим влечениям, этим чувствам, этим порывам, а они во мнет все равно действуют, они, как лава из вулкана, извергаются”. И я (не знаю, почему, у меня не было к тому основания, но контекст был такой сложный, я знал этого человека очень глубоко) ему сказал: “Поставьте перед собой вопрос: знаете ли вы в прошлом вашем родстве какого-нибудь человека или каких-нибудь людей, в которых действовали бы эти злые силы и в ком они не были изжиты до смерти?”. Этот человек ушел и через некоторое время пришел снова и сказал: “Да, я нашел в своей памяти, в памяти нашего рода человека, кто всецело жил тем злом, которое сейчас меня разрывает”. И я ответил: “Этот человек, значит, до смерти не сумел покаяться, не сумел изжить это зло, и передавал его из поколения в поколение, и оно не воспринималось как зло и передавалось следующему поколению. Теперь оно передалось вам, вы его осознали как зло и теперь можете это зло изжить не для себя – оно не ваше, а для этого человека”.

Это, может быть, никогда не случится в вашей жизни, но это вещь, которая может случится. В какой-нибудь момент мы можем обнаружить, что какое-то зло, которое во мне действует, мне передано из прошлого, и победить это зло значит не только самому спастись от осквернения, это значит и другого человека освободить от чего-то.

Я вам дам еще один пример. Когда мне было девятнадцать лет, я познакомился во Франции с очень странным священником. Он был юродивого типа, странный во многих отношениях, но в нем было что-то очень глубокое, светлое, волнующее. И я его спросил: “Отец Михаил, зачем. по какому порыву вы стали священником?”. Ответ был такой, какого я никак не ожидал: “Потому что мой прадед совершил убийство”. Я тогда сказал, не совсем понимая о чем идет речь: “Как же так? Это должно было бы вас остановить при мысли о священстве!”. И он ответил: “Нет. Он умер без покаяния. Я унаследовал его плоть и кровь, душу и сердце, всего его унаследовал, он весь живет во мне, потому что он мой предок. И я решил все, что во мне есть, включая и его самого, принести в дар Богу и каяться за его грех, за убийство, которое он совершил и передал мне как бы в наследство, чтобы я с ним справился”.

Подумайте об этом. Не ищите в себе преступников прошлого, но знайте, что в нас из каких то глубин поднимается греховность, которая явно нам не принадлежит. И ее надо принести на исповедь, надо в ней каяться не как в своей, а как в родовой нашей греховности, и очистить исповедью и покаянием» (Антоний, митрополит Сурожский) (138: 91–94).

9.1.1.Общие сведения

«Различение клинической²⁷⁵ смерти (обратимого этапа умирания) и биологической смерти (необратимого этапа умирания) явилось определяющим для становления реаниматологии – науки, изучающей механизмы умирания и оживления умирающего организма. Сам термин “реаниматология” был впервые введен в 1961 году В. А. Неговским на Международном конгрессе травматологов в Будапеште. Anima – душа, re – обратное действие, таким образом, реанимация – это насильственное возвращение души в тело» (священник Филимонов С.) (188: 25).

«Еще несколько десятилетий назад каждый случай оживления человека представлялся настоящим чудом. Сейчас наука ушла далеко вперед, но все-таки расширить пределы своих возможностей в области “воскрешения из мертвых” врачам не удается. Статистические данные показывают, что более девяноста процентов пациентов удалось спасти после того, как они находились в состоянии клинической смерти не более трех минут, и лишь четыре процента “умерших” вернулись к жизни, пробыв на том свете четыре-пять минут.

“В реальных условиях это фактически предел, – говорит профессор, член-корреспондент РАМН Виктор Семенов. – Дальше уже наступают необратимые явления в мозговых клетках...”» (А. Добровольский. Смерть любит погорячее, а реаниматоры – похолоднее// Московский Комсомолец, 19 мая, 2001).

«Медицина различает состояние комы (в переводе с греческого – глубокий сон) и клинической смерти. В первом случае человек бывает полностью лишен сознания, но жизненные процессы не прекращаются. Во втором – видимые признаки жизни отсутствуют. Христианский взгляд на человеческую жизнь дает возможность различать их на основе четкого критерия: при коматозном состоянии душа еще не отделяется от тела, а при клинической смерти временно покидает его. После возвращения к жизни человек может с впечатляющими подробностями рассказать видимое им во время реанимации. Эти многочисленные опыты доказывают существование души как самостоятельной субстанции в человеке. В состоянии же комы душа впечатлений не имеет (медицина их не отмечает). Объяснить это можно тем, что душа в это время остается соединенной с телом, которое потеряло способность чувственных восприятий»²⁷⁶ (священник Гумеров А.) (121: 38).

Иеромонах Серафим (Роуз) приводит следующий обобщающий вывод в отношении временного разъединения души и тела: «“Земная” сторона “выхода из тела” хорошо описана в книге директора Института психофизических исследований в Оксфорде (Англия) Салии Грин “Выход из тела” (Нью-Йорк, 1975). В ответ на обращение, сделанное в октябре 1966 года через британскую прессу и радио, Институт получил около 400 ответов от людей, утверждавших, что они лично выходили из тела. Такая реакция говорит о том, что подобный опыт в наше время совсем не редкость и что кто имел его, теперь с большей готовностью, чем ранее, говорит об этом, не боясь прослыть “тронутым”. В отношении “посмертного” опыта то же самое отмечают д-р Муди и другие исследователи. Упомянутые 400 человек получили по два вопросника, а книга явилась результатом сравнения и анализов ответов.

Описанные в этой книге опыты почти все были невольными, вызванными различными физическими условиями – стрессом, усталостью, болезнью, несчастным случаем, анестезией, сном. Почти все они происходили вблизи от тела (а не в царстве духов), и сделанные наблюдения очень сходны с рассказами людей, имевших “посмертный” опыт: человек видит свое собственное тело снаружи, обладает всеми чувствами (хотя в теле мог быть глухим и слепым), не способен дотрагиваться до своего окружения или взаимодействовать с ним, плавает в воздухе, испытывая огромное удовольствие и легкость, ум действует яснее, чем обычно. Некоторые описывали встречу с умершими родственниками или же путешествия в места, которые, казалось, не принадлежали обычной реальности» (иеромонах Серафим (Роуз) (193: 114, 115).

9.1.2. Примеры

«Согласно рассказам, первое, что происходит с умершим, – это то, что он выходит из тела и существует совершенно отдельно от него. Он часто способен видеть все окружающее, включая собственное мертвое тело и попытки его оживления; он ощущает, что находится в состоянии безболезненной теплоты и легкости, как если бы он плавал; он совершенно не в состоянии воздействовать на свое окружение речью или прикосновением, и поэтому часто ощущает большое одиночество; его мыслительные процессы обычно становятся намного быстрее, чем когда он был в теле. Вот некоторые из кратких отрывков из описания таких опытов:

“День был пронзительно холодный, но пока я был в этой черноте, я ощущал лишь теплоту и предельное спокойствие, какое я когда-либо испытывал... Помнится, я подумал: “Должно быть, я умер”.

“У меня появились великолепнейшие ощущения. Я не чувствовал ничего, кроме мира, спокойствия, легкости – просто покой”.

“Я видел, как меня оживляли, это было действительно странно. Я был не очень высоко, как будто бы на каком-то возвышении, немного выше их; просто, возможно, смотрел поверх их. Я пытался говорить с ними, но никто меня не слышал, никто бы и не услышал меня”.

“Со всех сторон люди шли к месту аварии... Когда они подходили совсем близко, я пытался увернуться, чтобы сойти с их пути, но они просто проходили сквозь меня”.

“Я не мог ни к чему притронуться, не мог общаться ни с кем из окружающих меня. Это жуткое ощущение одиночества, ощущение полной изоляции. Я знал, что совершенно один, наедине с собой”.

Кстати сказать, существует удивительное объективное доказательство того, что человек действительно находится в этот момент (при клинической смерти – П. Д.) вне тела – иногда люди способны пересказать разговоры или сообщить точные подробности событий, которые происходили даже в соседних комнатах или еще дальше, пока они были мертвы. Среди прочих примеров такого рода доктор Кублер-Росс упоминает об одном замечательном случае, когда слепая видела и затем ясно описала все происходящее в комнате, где она “умерла”, хотя, когда она снова вернулась к жизни, она опять была слепа...» (Серафим (Роуз), иеромонах) (193: 17).

«... Я увидел, что стою один посреди комнаты; вправо от меня, обступив что-то полукругом, столпился весь медицинский персонал… Меня удивила эта группа; на том месте, где стояла она, была койка. Что же теперь там привлекало внимание этих людей, на что смотрели они, когда меня уже там не было, когда я стоял посреди комнаты?

Я подвинулся и глянул, куда глядели все они, – там на койке лежал я. Не помню, чтобы я испытывал что-нибудь похожее на страх при виде своего двойника; меня охватило только недоумение: как же это? Я чувствовал себя здесь, между тем и там тоже я...

Я захотел осязать себя, взять правой рукой левую: моя рука прошла насквозь; попробовал охватить себя рукой за талию – рука вновь прошла через корпус, как по пустому пространству… Я позвал доктора, но атмосфера, в которой я находился, оказалась совсем не пригодной для меня; она не воспринимала и не передавала звуков моего голоса, и я понял свою полную разобщенность со всем окружающим, свое странное одиночество; панический страх охватил меня. Было действительно что-то невыразимо ужасное в том невыразимом одиночестве…

Я глянул, и тут только впервые передо мной явилась мысль: да не случилось ли со мной того, что на нашем языке, языке живых людей, определяется словом “смерть”? Это пришло мне в голову потому, что мое лежащее на койке тело имело совершенно вид мертвеца…

Вспоминая и продумывая впоследствии свое тогдашнее состояние, я заметил только, что мои умственные способности действовали и тогда с удивительной энергией и быстротой…» (Серафим (Роуз), иеромонах) (193: 19, 20 со ссылкой на рассказ «Невероятное для многих, но истинное происшествие». К. Икскуль. Троицкие листки. 1910 г.)²⁷⁷.

По вопросу посмертных опытов, приведенных в работе 193, иеромонах Серафим (Роуз) говорит: «Если это действительно опыты смерти (имеются в виду опыты клинической смерти – П. Д.), то они включают только самое начало посмертного странствования души; они происходят как бы в прихожей смерти, до того, как приговор Бога душе становится окончательным (свидетельством тому является приход Ангелов за душой), пока душа еще имеет возможность естественным путем вернуться в тело» (193: 100).

Приведем выдержки из работы протоиерея Михаила Овчинникова: «Между жизнью и смертью»²⁷⁸.

«Дальше (после автокатастрофы – П. Д.) реанимация, нейрохирургия, кровь, боль и смерть…

Мои повреждения были столь серьезными, что в первые дни после аварии врачи не могли дать никакой гарантии, что я выживу.

Первое, что я вспомнил, было ясное ощущение – душа моя покидала тело. Происходило это шесть раз… Разумеется, эти моменты остались только в моей памяти, как – то зафиксировать их в тяжелые для меня минуты я не мог.

Настолько неожиданно и резко это произошло, что я, к сожалению, смутно помню сам момент расставания души с телом. Хорошо помню ощущение легкости, когда, как при глубоком вздохе, пришло прекрасное ощущение освобождения от больной, разломанной плоти. Постепенно, но вполне реально включалось восприятие звука, цвета, формы. Я уходил в неповторимо прекрасный восхитительный мир, причем впечатление неземного, неощущаемого ранее состояния нарастало. Сквозь болевой, кровавый мрак вдруг постепенно появился непередаваемо чудесный свет – он был похож не на сполохи лампы, прожектора или светильника, это был весь мир, пронизанный светом – жизнью» (протоиерей Овчинников М.) (234: 40, 41).

Отметим, что примеры оживления людей после клинической смерти с применением методов реаниматологии²⁷⁹ ясно указывают на то, что критерием разъединения, так же, как и повторного соединения, души и тела является именно состояние тела, или, более конкретно, определенные значения его параметров.

«…“Внетелесное” состояние не обязательно связано со смертью… Почти все недавние “посмертные“ случаи были чрезвычайно кратки; будь они более длительными, последовала бы настоящая смерть. Но в состоянии “вне тела”, которое не связано с близкими к смерти условиями, возможен и более длительный опыт (по сравнению с опытом в состоянии клинической смерти – П. Д.» (Серафим (Роуз), иеромонах) (193: 117, 119).

«Православным христианам хорошо известно, что человек действительно может быть поднят выше пределов его телесной природы и может посетить невидимые миры. Сам апостол Павел не знал, был ли он в теле… или вне тела, когда он был восхищен на третье небо...²⁸⁰

В православной литературе такое состояние часто описывается как нахождение вне тела, как было со св. Антонием…²⁸¹ Епископ Игнатий (Брянчанинов) упоминает двух подвижников ХIХ столетия, души которых также покидали тела во время молитвы – сибирского старца Василиска, чьим учеником был знаменитый Зосима, и старца Игнатия. Самым замечательным случаем выхода из тела, описанным в православных житиях, является, вероятно, случай со св. Андреем, Христа ради юродивым, Константинопольским (Х век), который в то время, когда тело его явно лежало на снегу городской улицы, был вознесен в духе и созерцал рай и третье небо, а затем часть увиденного поведал своему ученику, который и записал случившееся (Жития святых, 2 октября). Такое дается по Божией милости и совершенно не зависимо от человеческого желания или воли» (Серафим (Роуз), иеромонах) (193: 113).

«Опыт неба бывает разный. Иногда душу отводят туда до смерти, чтобы показать его чудеса или уготованное ей место. Так св. Мавра, которая не поддалась во время своего мученичества двум ложным видениям падших духов, так описывала последовавший за этим Богоданный опыт: “Также я видела и третьего мужа, прекрасного видом; лицо его сияло, как солнце. Взяв меня за руку, он возвел меня на небо и показал мне престол, покрытый белою одеждою, и венец, прекрасный видом. Удивившись этой красоте, я спросила того мужа, который привел меня на небо: “Чье это, господин?” Он же сказал мне: “Это воздаяние за подвиг твой... Но теперь возвратись в тело твое; утром же в шестой час придут Ангелы Божии, чтобы взять ваши души и вознести их на небо” (Жития святых, 3 мая)» (Серафим (Роуз), иеромонах) (193: 152).

Заметим, что случай, аналогичный приведенному в 2Кор. 2–4 (см. сн. 201), также произошел и с прп. Серафимом Саровским, который говорит: «Усладился я словом Господа моего Иисуса Христа: “В доме отца моего обителей много” (Ин. 14: 2). И остановился я, убогий, на сих словах, и возжелал видеть оные небесные обители, и молил Господа Иисуса Христа, чтобы Он показал мне их, и Господь не лишил меня, убогого, Своей милости. Вот я и был восхищен в эти небесные обители – только не знаю, с телом, или кроме тела. Бог весть, это непостижимо, А о той радости и сладости небесной, которую я там вкушал, сказать тебе невозможно» (прп. Серафим Саровский (88: 53).

… Ибо идет князь мира сего и во Мне не имеет ничего.

(Ин. 14, 30)

Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы в Нем сделались праведными перед Богом.

(2Кор. 5: 21)

Воскресение Христово видевше, поклонимся Святому Господу Иисусу, Единому безгрешному.

(Воскресная песнь после Евангелия)

Введение

Поскольку в Священном Писании по ряду вопросов не даны конкретные разъяснения, то это, с учетом ограниченности человеческого ума, позволяет толковать их различным образом. В богословии известны различные вопросы, по которым отсутствуют официальные, принятые Церковью концепции, и имеются различные мнения. Одним из таких вопросов, является весьма важный и актуальный вопрос «Об образе воплощения Сына Божия»²⁸², или о том, какое человеческое естество было воспринято (или какая человеческая природа была воспринята) Богом Словом при воплощении»²⁸³.

Не ставя перед собой задачу анализа различных теорий искупления, связанных с решением этого вопроса, и обширной полемики, посвященной ему²⁸⁴, мы здесь лишь делаем попытку анализа возможных вариантов ответа, обращая особое внимание на подбор аргументов для принятия или опровержения какого-либо из этих вариантов.

На указанный вопрос можно предложить три следующих варианта ответа:

Было воспринято естество Адама до первородного греха (то есть естество, не имеющее ни безукоризненных, ни укоризненных страстей²⁸⁵);

Было воспринято естество Адама после первородного греха (то есть естество, имеющее как безукоризненные, так и укоризненные страсти);

Было воспринято естество, имеющее безукоризненные страсти (немощи) и не имеющее укоризненных страстей.

Перейдем теперь к краткому анализу этих вариантов.

Вариант 1. Было воспринято естество Адама до первородного греха (то есть естество, не имеющее ни безукоризненных, ни укоризненных страстей)

Вначале кратко рассмотрим состояние прародителей в раю до их грехопадения.

О физическом состоянии.

Тела Адама и Евы до грехопадения находились в состоянии, как потенциального бессмертия, так и потенциальной смертности. При этом, дальнейшее физическое состояние прародителей (с учетом их первозданной природы) определялось их духовным состоянием. Свт. Григорий Богослов говорит: «Если бы мы пребывали тем, чем были, и сохранили заповедь, то сделались бы тем, чем не были, и пришли бы к древу жизни от древа познания. Чем же бы мы сделались? бессмертными и близкими к Богу» (цит. по 6: 472). Иными словами, выбор прародителями в раю своей духовной (нравственной) направленности, определял и дальнейшее состояние духовно – вещественной природы человека в целом и состояние его тела, в частности (более подробно об этом см.: ч. 2, гл. 1, разд. 1.1).

Отметим, что в 123-м правиле Карфагенского Собора сказано: «Признано всеми епископами Карфагенской Церкви, представшими на св. Собор, которых имена и подписания внесены в Деяния, что Адам не смертным от Бога сотворен. Если же кто речет, что Адам, первозданный человек, сотворен смертным, так что, хотя бы согрешил, хотя бы не согрешил, умер бы телом, то есть вышел бы из тела, – не в наказание за грех, но по необходимости естества, да будет анафема» (106).

О духовном состоянии.

Бог создал человека достаточно совершенным. «До преступления они были облечены Божиею славою… Адам, пока держался заповеди, был другом Божиим и с Богом пребывал в раю… Человек был в чести и чистоте, был владыкою всего, начиная от неба и до дольнего, умел различать страсти, чужд был демонам, чист от греха или пороков...» (прп. Макарий Великий) (цит. по 99: 151). «Итак, Бог сотворил человека непричастным злу, прямым, нравственно добрым, беспечальным, свободным от забот, весьма украшенным всякою добродетелью, цветущим всякими благами, как бы некоторый второй мир – малый в великом, другого Ангела...» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 152) (более подробно об этом см.: ч. 2, гл. 1, разд. 1.2).

Таким образом, как отмечает иеромонах Симеон Гаврильчик: «совершенно очевидно, что первозданный человек, у которого тело находилось в согласном подчинении душе, а душа – духу и все силы души были устремлены к Богу, не имел ни укоризненных страстей, ни безукоризненных … после грехопадения природе человека уже присущи как укоризненные, так и безукоризненные страсти, страстное рождение» (129: 112, 114 ). Св. апостол Павел так говорит о состоянии человека после падения: Посему, как одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, так и смерть перешла на всех человеков ... преступлением одного всем человекам осуждение (Рим. 5: 12, 18).

Рассмотрим теперь некоторые особенности человеческого естества Иисуса Христа.

Св. Иоанн Дамаскин пишет: «Далее, исповедуем, что Христос воспринял все естественные и безпорочные страсти человека…

Естественные страсти наши были во Христе, без всякого сомнения, и сообразно с естеством, и превыше естества. Ибо сообразно с естеством они возбуждались в Нем тогда, когда Он позволял плоти испытывать то, что было ей свойствено; а превыше естества потому, что в Господе то, что было естественно, не предшествовало Его воле, ибо в нем не созерцается ничего вынужденного, но все – как добровольное. Ибо, желая – Он алкал, желая – жаждал, желая – боялся, желая – умер» (5: 257, 258).

Отметим, что положение о наличии у Иисуса Христа по человеческому естеству безукоризненных страстей (немощей) исходит из Священного Писания, в котором, в частности, говорится, что тело Иисуса Христа: было подвержено утомлению (Ин. 4: 6); требовало успокоения и сна (Мк. 4: 38; Лк. 8: 23); имело нужду в пище и питие (Мф. 4: 2; Лк. 4: 2; Ин. 19: 28); было способно к страданию (Лк. 22: 41–44). Кроме того, если тело Адама до грехопадения находилось в состоянии возможности не умирать и эта возможность, при отсутствии греха, как известно, превратилась бы в невозможность умереть (смерти), то Иисус Христос по человечеству принял крестную смерть (Мф. 27: 50; Мк. 15: 37) и Его тело было предано погребению (Мф. 27: 57–61; Мк. 15: 43–47). Иными словами, человеческое естество Спасителя восприняло физические последствия первородного греха, включая смертность, то есть восприняло безукоризненные немощи.

Таким образом, из положений (посылок) о том, что:

– у Адама до падения отсутствовали, в том числе, безукоризненные (безупречные) немощи;

– «Христос воспринял все естественные и безупречные немощи человека» (5: 257), включая физическую смертность,

следует (умозаключение), что предположение о восприятии Христом человеческого естества Адама до его падения является неверным.

Вариант 2. Было воспринято естество Адама после первородного греха (то есть естество, имеющее как безукоризненные немощи, так и укоризненные страсти)

С учетом того, что Спаситель по человечеству воспринял безукоризненные немощи, анализ данного варианта фактически сводится к рассмотрению вопроса: имели ли место укоризненные страсти в человеческом естестве Иисуса Христа? В связи с этим, рассмотрим доводы, свидетельствующие именно об отсутствии в человеческом естестве Спасителя укоризненных страстей.

Св. Иоанн Дамаскин пишет: «Далее, исповедуем, что Христос воспринял все естественные и безупречные страсти человека. Ибо Он воспринял всего человека и все, что принадлежит человеку, кроме греха²⁸⁶. Ибо этот – не естествен и не всеян в нас Творцом, но произвольно происходит в нашей свободной воле вследствие диавольского посева и не владычествует над нами насильно…

Лукавый извне напал [на Христа], конечно, не через посредство помыслов, подобно тому как он сделал нападение и на Адама; ибо и на того он напал не с помощью помыслов, но через посредство змия…

Естественные страсти были во Христе, без всякого сомнения…» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 257, 258).

 Отметим в приведенной цитате следующие особенности:

– св. Иоанн Дамаскин, совершенно ясно и однозначно утверждая о восприятии безукоризненных немощей человеческим естеством Спасителя, ничего подобного не пишет (в своей книге «Точное изложение православной веры») в отношение укоризненных страстей;

– здесь говорится, что лукавый напал на Христа извне, как и на Адама.

Почему извне? Да потому, что у Адама до греха не было никаких внутренних соблазнов и, следовательно, он никогда бы не согрешил при отсутствии и внешних соблазнов. Но это была бы заслуга не Адама, а его Создателя – Бога. Поэтому и был допущен к Адаму (не имеющему внутренних соблазнов) дьявол, чтобы человек сам выбрал свой путь (см. подробнее об этом: часть 2, гл. 3). Именно поэтому св. Иоанн Дамаскин и отмечает, что лукавый напал и на Христа извне (как и на Адама), поскольку внутренние искушения у Христа также отсутствовали (как и у Адама).

Св. Иоанн Дамаскин также пишет: «Мы же постановляем, что Христос был не с одним сложным естеством и что Он не был чем то новым сравнительно с тем другим, из чего он образовался… Ибо мы исповедуем, что из божества и человечества совершенный Бог и совершенный человек и есть, и называется [тем и другим именем] Один и Тот же, и что Он – из двух естеств и существует в двух естествах» (5: 196).

В определении о вере IV Вселенского собора в Халкидоне говорится: «Последуя святым отцам, все согласно научаем исповедовать одного и того же Сына, Господа нашего Иисуса Христа, совершенного в Божестве, совершенного в человечестве, истинно Бога, истинно человека…» (архиепископ Аверкий (Таушев) (236: 69).

Поскольку Иисус Христос по человечеству, с одной стороны, воспринял безукоризненные немощи, а с другой – признается «совершенным человеком» (выделено мною – П. Д.), то это указывает на отсутствие у Него укоризненных страстей. Ибо о каком совершенстве человека можно говорить, если его природа повреждена (с изъяном) и в ней содержится зараза прародительского греха, точнее, его последствия в виде уклонения ко греху, или удобоприемлемости греха, или притяжения ко греху?!

Священник Вадим Леонов, рассматривая богословский смысл понятия «совершенный» (teleios – греч.), говорит, что в тексте Халкидонского вероопределения, фраза «совершенный в человечестве» означает полноту и неповрежденность (в том числе и первородным грехом (amartia – греч.) человеческой природы нашего Спасителя, а во – вторых, Его личную абсолютную безгрешность (235).

Рассмотрим также и другие цитаты св. отцов:

«Исповедуя же, что Один и Тот же Господь наш Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный Человек, мы утверждаем, что Он же Сам имеет все то, что имеет Отец, кроме нерождаемости, и имеет все то, что имел первый Адам, исключая одного только греха…» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 224);

«Ибо в Спасителе не было и следа того, что принес в человека искуситель и что прельщенный человек допустил (в себя)…

И хотя Он сделался причастным человеческих немощей, но отсюда не следует, что сделался участником и наших грехов. Он восприял образ без скверны греха, возвеличивая человеческое и не уменьшая божественного, потому что то истощение, по которому Невидимый сделался видимым и по которому Творец и Владыка всех тварей восхотел быть одним из человеков, было снисхождением Его милосердия, а не недостатком могущества. Посему Тот, Который, пребывая в образе Божием, сотворил человека, Он же самый сделался человеком, приняв образ раба. Оба естества сохраняют свои свойства без всякого ущерба…

Новым же рождением рожден Он, потому что непорочное девство не познало похоти и между тем доставило вещество плоти. Итак, Господь принял от Матери естество, но не грех» (знаменитое в истории Церкви «Окружное, или соборное послание святейшего Льва, архиепископа города Рима, писанное Флавиану, архиепископу Константинопольскому (против ереси Евтихия») (236: 50, 51);

Свт. Лев Великий также пишет: «Итак, возлюбленные, Спаситель рождается не из семени плоти, но от Святого Духа, поэтому Его не коснулось проклятие первородного греха» (цит. по 98: 53); «Ибо где не было излияния отцовского семени, там рождение не смешалось с грехом» (цит. по 129: 116); «Господь вступает в борьбу со свирепейшим врагом не в Своем величии, а в нашем смирении, представ перед диаволом в том же самом облике и в той же самой природе, причастной и нашей смертности, но совершенно безгрешной. Конечно, для этого Рождения чуждо то, что говорится обо всех: “Никто не чист от скверны, даже младенец, который хоть один день проживет на земле” (Иов. 14, 4–5). Поэтому не перешло на это единственное Рождение ничто от плотской похоти, ничто от закона греховного не коснулось его» (цит. по 235 со ссылкой на: Лев Великий, св. Слово на Рождество Господа нашего Иисуса Христа// Встреча. МДА, 2000. №1 (11). С. 5);

«…Спаситель наш был свободен от всякого греха. Ибо Он, соделавшись человеком, соделался человеком по естеству, кроме греха: посему в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти (Рим. 8: 3). Восприняв человеческое естество, Он не принял ига греха, владычествующего над людьми…»²⁸⁷ (св. Кирилл Александрийский) (цит. по 183: 59, см. сн. 115).

О каком же грехе, который не воспринял Иисус Христос по человечеству при зачатии и рождении здесь идет речь? Поскольку собственно грех не является субстанциальным понятием²⁸⁸ и не передается через некие «греховные вирусы» от родителей к детям, то здесь, как очевидно, имеется в виду то, что иногда (в определенной терминологической системе)²⁸⁹ именуется первородным грехом, а точнее его последствиями, или состоянием человека после греха. Далее, поскольку после падения человеку стали свойственны как безукоризненные немощи, так и укоризненные страсти и при этом, как известно, Спаситель воспринял по человечеству безукоризненные немощи, то, следовательно, не восприняты могли быть только укоризненные страсти.

Об этом также говорят и слова Иисуса Христа «…ибо идет князь мира сего и во Мне не имеет ничего» (Ин. 14: 30). Действительно, поскольку человеческое естество Спасителя восприняло физические последствия первородного греха, совершенного под влиянием дьявола, – безукоризненные немощи, то слова «не имеет ничего» могут, как очевидно, означать только: «не имеет ничего укоризненного от влияния дьявола на человека». А из этого, в свою очередь, следует, что духовные последствия первородного греха – укоризненные страсти не были восприняты человеческим естеством Спасителя и не было никакого личного греха²⁹⁰. Тот же смысл имеют и слова св. апостола Петра: «…искуплены вы… драгоценною кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца…» (Петр. 1: 18, 19). Слова «непорочного и чистого» означают: без порока, без повреждения, без изъяна, без греха²⁹¹. Но ведь физическая человеческая природа после первородного греха приобрела изъян (повреждение) – безукоризненные немощи, включая тленность, болезненность и смертность, которых вначале не было в человеке. Таким образом, эти слова говорят о невосприятии именно духовной стороны последствий первородного греха – укоризненных страстей, а также об отсутствии личных грехов. О том же говорят и приведенные выше слова свт. Льва Великого: «Ибо в Спасителе не было и следа того, что принес в человека искуситель и что прельщенный человек допустил (в себя)». То же пишет и блж. Августин: «Родители… не могут родить дитя без греховной порчи, которую очищает в новорожденных младенцах только Тот, кто Сам родился без греха и греховной порчи» (97: 49).

Рассмотрим теперь некоторые аспекты чудесного зачатия человеческого естества Иисуса Христа.

В «Символе веры» об этом сказано: «Верую во… единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, … воплотившегося от Духа Свята и Марии Девы и вочеловечшася». Таким образом зачатие человеческого естества Богочеловека произошло от Святого Духа и Девы Марии. Об этом же говорится и в Апостольском символе веры: «Веруем также в Иисуса Христа, Его Единородного Сына и Господа нашего, Который был зачат Духом Святым, рожден девой Марией…», и в Послании восточных патриархов: «Веруем, что Сын Божий, Господь наш, Иисус Христос,… воспринял на Себя в собственной ипостаси плоть человеческую, зачатую в утробе Девы Марии от Святого Духа, и вочеловечился” (7 чл.)» (цит. по 10: 407. Кн. 1). Протоиерей Николай Малиновский пишет: «…ангел открыл Ей величайшую тайну: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк. 1: 35). Образ ангельской речи имеет близкое сходство с описанием действия Духа Божия при начале творения, когда носился Он животворно над первозданным веществом мира. Этим действием, по словам архангела, заменится участие мужа при рождении Сына Вышняго – Иисуса…» (10: 401, 402. Кн. 1). При этом нам неизвестно каким именно образом произошло чудесное зачатие и с какого именно момента чудесно образовавшийся Божественный Плод стал далее развиваться обычным путем. Тайна воплощения известна только Богу. Об этой великой тайне в Библии говорится: «…великая благочестия тайна: Бог явился во плоти, оправдал Себя в Духе, показал Себя Ангелам, проповедан в народах, принят верою в мире, вознесся во славе» (1Тим. 3: 16).

Вместе с тем, человеческий ум, являющейся одним из аспектов образа Божия в человеке²⁹², пытался представить некоторые аспекты этой великой благочестивой тайны. Так, св. Иоанн Дамаскин учит, что при воплощении человеческий образ появился сразу: «Действительно, после того как святая Дева изъявила согласие, на Нее, по слову Господню, которое сказал Ангел, сошел Святый Дух, очищающий Ее и дарствующий ей силу для принятия божества Слова, а вместе и для рождения Его. И тогда ипостасная Мудрость и Сила Всевышняго Бога, Сын Божий, едисущный со Отцем, осенил Ее, как бы божественное семя, из непорочных и чистейших Ея кровей образовал Себе плоть, одушевленную душою, одаренную как разумом, так и умом, начатки нашего смешения; не по образу рождения чрез семя, но творческим образом, чрез Святаго Духа; не так, что внешний вид создавался понемногу чрез пребавления, но так, что он был окончен в один момент. Само Слово Божие для плоти сделалось Ипостасью» (5: 194). По словам профессора В. Н. Лосского: «Воплощение совершается действием Святого Духа. Значит ли это, как предполагали некоторые богословы, что Дух есть Жених Девы, что в девственном зачатии Он соответствует роли супруга? Такое понимание было бы грубой рационализацией рождения Христа. Ибо если и можно говорить о Женихе Пресвятой Девы, причем только в смысле метафизическом, постольку, поскольку Она представляет Церковь, то у Нее не может быть иного Жениха, кроме Сына. В этом бессеменном зачатии Само Слово есть Семя. Дух же отнюдь не является Женихом Марии, Он завершает очищение Ее утробы, соделывая ее совершенно девственной, и таким образом сообщает Деве Марии самим совершенством чистоты силу к восприятию и рождению Слова. Всесовершеннейшее девство, даруемое Духом, как чистота всего существа, совпадает с Богоматеринством» (13: 263, 264).

Так для чего же было нужно именно чудесное зачатие человеческого естества Иисуса Христа, включающее очищение Девы Марии Святым Духом (5: 194), о чем говорится в Святом Евангелие, молитвах, святоотеческом учении, например:

«И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот, зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус… Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда Я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим» (Лк. 1: 30, 34, 35);

«Рождество от бессеменного зачатия неизъяснимо, Плод безмужной матери нетленен…» (Великий канон св. Андрея Критского, читаемый в понедельник первой седмицы Великого поста. Песнь 9);

«О, Мати Господа Творца нашего! Ты корень девства и неувядающий цвет чистоты и целомудрия…» (Молитва ко Пресвятой Богородице пред иконою ЕЕ, именуемой «Неувядаемый Цвет»);

«Спасителя Христа непостижимо уму родившая, облагодатствованная Богом, молю тебя ныне я, раб Твой, чистую – нечистый…» (Канон ко святому причащению. Песнь 7. Богородичен);

«Бог воплотился от чистой крови Твоей…» (Канон ко святому причащению. Песнь 8. Богородичен).

«И Слово, не потерпев изменения, стало плотью: от Святого Духа и святой Матери… зачатое в непорочной утробе Девы не от желания или похоти, или соединения с мужем, или рождения, связанного с удовольствием, но от Святого Духа и первого Источника Адамова…» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 193);

«И тогда ипостасная Мудрость и Сила Всевышняго Бога, Сын Божий, единосущный со Отцем, осенил Ее, как бы божественное семя, и из непорочных и чистейших Ея кровей образовал Себе плоть… не по образу рождения чрез семя, но творческим образом, чрез Святаго Духа….» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 194);

«Итак, возлюбленные, Спаситель рождается не из семени плоти, но от Святого Духа, поэтому Его не коснулось проклятие первородного греха» (свт. Лев Великий) (цит. по 98: 53);

«Ибо где не было излияния отцовского семени, там рождение не смешалось с грехом» (свт. Лев Великий) (цит. по 129: 116);

«Если бы Господь был зачат из семени, то Он не был бы Новым Человеком, ни безгрешным, ни Спасителем грешащих» (свт. Григорий Палама) (цит. по 129: 115 со ссылкой на: Афанасий (Евтич), иером. Учение о Пресвятой Богородице у св. Иоанна Дамаскина// Православная мысль. Париж, 1971. № 14. С. 56);

«...если бы Он происходил от семени, то тогда бы Он не был Новым Человеком и, будучи ветхой чеканки и наследником его недостатка, не мог бы воспринять в Себя полноту чистого Божества» (свт. Григорий Палама) (цит. по 129: 126 со ссылкой на: Маендорф И., протопр. Жизнь и труды свт. Григория Паламы. С.-Пб., 1997. С. 178–218)».

Если только для того, чтобы зачатие произошло без семени и похоти, то следует заметить, что и клоны также будут зарождаться вне семени и похоти. Поэтому ответ на поставленный вопрос можно найти в следующем: чудесное зачатие было необходимо для того, чтобы человеческому естеству Иисуса Христа не передались укоризненные страсти²⁹³. Воздействие Святого Духа очистило Деву и устранило укоризненные страсти в человеческом естестве Иисуса Христа путем устранения их из Материнской плоти (Материнского естества)²⁹⁴ (см. также ч. 2, разд.: К вопросу о безгрешности Иисуса Христа).

Ведь иначе (без указанного воздействия Святого Духа), Сын Божий, являющийся Чистейшим и Святейшим Духом, не мог бы «неизменно, нераздельно, неразлучно»²⁹⁵ соединиться с нечистым человеческим естеством и сделаться для него Ипостасью!²⁹⁶ Ибо, как могут «неизменно, нераздельно, неразлучно» соединиться Абсолютная (Божественная) святость и человеческая нечистота?²⁹⁷

Приведем по данному вопросу слова протоиерея Николая Малиновского: «Происхождение Искупителя мира не могло совершится порядком естественного рождения. Путем обычного рождения человека от человека, необходимо происходят люди, зараженные грехом. Но природе искупителя грех должен быть чужд с самого начала. Искупитель, рожденный от греховной похоти, есть понятие само по себе противоречивое. Зараженная грехом человеческая природа не могла быть и воспринята в ипостасное единение Богом – Словом. Поэтому рождение Его должно было иметь характер чудесный, в силу которого прерывалась связь с грехом, передаваемым по закону естественного рождения. Так и было в действительности: Он родился “от Духа Свята и Марии Девы”…

Иисус Христос заимствовал свое человечество хотя от дщери человеческой, по естественному происхождению от родителей причастной первородному греху, но родился от нее по наитию Святого духа, а потому и родился чистым и непорочным. Наитие Духа Святого предочистило и освятило недра Пресвятой Девы для восприятия Бога – Слова; без этого благодатного действия не мыслимо не только безгрешное вочеловечивание Его, но и то, чтобы Дева удостоилась воспринять Сына Божия. Вследствие такого предочищающего и освящающего вещество для плоти и крови Сына Божия действия Духа Божия и плод чрева освященной матери был чистейшим и совершеннейшим: посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим, т. е. Тот, Кто рождается свято, без порока (Ин. 1: 13; 3: 6), по наитию Святого духа, назовется сыном Божиим» (10: 400, 401, 405. Кн. 1).

Рассмотрим теперь изложение темы образа воплощения Сына Божия в системах православного догматического богословия XIX – XX веков.

Архиепископ Филарет (Гумилевский) (1805–1866 гг.).

«Здесь (в Лк. 1: 35 – П. Д.) показывается такое же действие Духа Святого, какое было тогда, когда носился Он животворно над первоначальным веществом мира. Этим действием, по словам архангела, заменится участие мужа. Следовательно, Сын Вышнего – Иисус, по словам ангела, есть такой Сын, который родился от жены без мужа, под действием Духа Святого … по словам Ангела зачатие совершилось силою Духа Святого. По повествованию Мария оказалась чреватою… от Духа Свята, по действию Святого Духа...

Другое преимущество (помимо чудесного рождения – П. Д.) человечества Иисусова, по учению Откровения, состояло в свободе Его от наследственной порчи.

Апостол учит: Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти (Рим. 8: 3). Плоть, человеческая природа, принятая Сыном Божиим, была только подобна нашей грехолюбивой, склонной к греху…; следовательно была не такая же испорченная, как у нас; для того, чтобы страданием осудить виновность нашей плоти, принял Он безгрешное человечество. Так объясняются слова апостола отцами Церкви²⁹⁸.

Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим (Лк. 1: 35), говорил ангел святой Деве. Словами о наитии Святого духа решено недоумение Девы: как будет это, когда Я мужа не знаю? (Лк. 1: 34). Слова же: посему и рождаемое Святое наречется сыном Божиим, показывают особое последствие того же наития небесного. Рождаемое Святое – и по самой букве означает порождение Святое, такого рожденного, который в существе своем не имеет ничего нечистого, весь свят и по душе и по телу и не занял ничего нечистого со стороны; это Сын Божий. Таково значение порождения и по связи мыслей. Если родился Иисус от Девы, по наитию Духа Святого: то естественно ожидать, что родился чистый и непорочный. Сила Духа Божия помогала бесплодным чревам Сарры и Елисаветы в рождении; но так как там участвовало и испорченное семя мужа, то рождались чада испорченного Адама. Здесь действовал один Дух Святой и явилось порождение чистое, святое» (7: 72–74).

Архиепископ Антоний (Амфитеатров) (1815–1879 гг.).

«Будучи совершенным и единого естества с нами человеком, Иисус Христос отличается от всех людей тем, что а) приняв всю природу нашу, со всеми ее немощами, Он не принял однако же греха первородного и был совершенно свят и безгрешен, заимствовав свое человечество от Девы святейшей, предочищенной от греховной заразы… б) зачатие и рождение Иисуса Христа было необыкновенное и сверхъестественное – от одной Девы, не знавшей мужа… (8: 149).

Митрополит Макарий (Булгаков) (1816–1882 гг.).

«Слово Божие учит, во первых, что Господь непричастен к греху первородному:

а) Когда представляет слова ангела благовестника пресвятой Деве: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим (Лк. 1: 35). Отсюда видно, что хотя Господь Иисус зачался от Девы, дщери человеческой, но от Девы, в которой душа и тело, по выражению песни церковной, были предочищены Духом Святым²⁹⁹; зачался от Девы силою и действием того же Святого Духа, а потому и родился совершенно чистым и святым, мысль, которую ясно проповедовали св. Отцы Церкви, например:

Св. Кирилл Иерусалимский: “…Не нужно мне говорить о сем много, чтобы научить тебя, что нескверно и чисто сие рождение (рождение Иисуса Христа – П. Д.)” ³⁰⁰.

Св. Григорий Богослов: “хотя чревоносит Дева, в которой душа и тело предочищены Духом… Таково мое слово новом рождении Христовом! Здесь нет ничего позорного; потому что позорен один грех. А во Христе не имеет место позорное; потому что Его (человечество Иисуса Христа) создало Слово, а не от человеческого семени стал Он человеком. Но из плоти пречистой, неневестной матери, которую предварительно очистил Дух, изшел самозданный Человек, принял же очищение ради меня”³⁰¹.

Св. Ефрем Сирин: “…И как молния озаряет сокровенное, так и Христос очищает и сокровенное естество. Он очистил Деву, и потом родился, дабы показать, что, где Христос, там проявляется чистота во всей силе…”³⁰².

Св. Иоанн Дамаскин: “По согласию святой Девы, Дух Святой, по слову Господню, возвещенному Ей ангелом, сошел на Нее, очистил ее и даровал Ей способность, как принять в себя Божество Слово, так и родить…».

б) Когда свидетельствует, что Бог послал Сына Своего только в подобии плоти греха (Рим. 8: 3), и след. выражает мысль, что Сын Божий, хотя воспринял на себя плоть, по существу подобную той, какую имеют все люди, порабощенные греху, но не плоть греховную, в которой рождаются, живут и умирают они, – воспринял плоть человеческую, но чистую от греха и растления”» (183: 75–77).

Епископ Сильвестр (Малеванский) (1861–1917 гг.).

«…Откровение, приписывая Иисусу Христу действительное и истинное человеческое естество, в то же время усвоевает последнему и такого рода особенности и преимущества, каких не имел и не может иметь ни один из людей. Так, во первых усвояет ему безмужное Его зачатие от одной Девы Марии и Духа Святого, что видно из сказанных в ответ на недоумение по сему предмету Пресвятой Девы слов Архангела Гавриила: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит тебя (Лк. 1: 35), а также из слов, сказанных во сне ангелом Иосифу: не бойся принять Марию, жену твою, ибо родившееся в Ней есть от Духа Святаго (Мф. 1: 20). Вместе же с сим, что само собою понятно, оно усвояет Ему и изъятие Его от наследственной греховной порчи или прародительского греха, что выражено в дальнейших словах ангела к Пресвятой Деве: посему и рождаемое святое наречется сыном Божиим (Лк. 1:35), так как в этих словах заключена, между прочим, и та мысль, что Тот, который имеет быть зачат и рожден от Пресвятой Девы, потому самому, что на Нее найдет Дух Святой и сила вышнего осенит Ее, будет зачат и рожден, не в беззакониях и грехах (Пс. 50: 7), а свято или в совершенном изъятии от всего греховного и беззаконного» (238: 57).

Протоиерей Николай Малиновский (1861– 1917 гг.).

«Господь Иисус Христос есть человек безгрешный. Он свободен от наследственного и общего всем потомкам Адама греховного повреждения по душе и телу, хотя и принял от Девы всю природу нашу со всеми ее немощами. Не совершил он и никакого греха личного. Поэтому хотя Он хотя во всем подобен вам, но кроме греха…

Христос заимствовал свое человечество хотя от дщери человеческой, но по естественному происхождению от родителей причастной первородному греху, но родился Он по наитию Святого Духа, а посему родился чистым и непорочным. Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит тебя (Лк. 1: 35), говорит архангел Деве. Наитие Духа Святого предочистило и освятило недра Пресвятой Девы для восприятия Бога Слова; без этого благодатного действия не мыслимо не только безгрешное вочеловечение Его, но и то, чтобы Дева удостоилась воспринять Сына Божия… Чудесным же действием Духа Божия совершилось безсеменное зачатие, – а если зачатие, то, без сомнения, и питание, и развитие, и безболезненное рождение Спасителя, т. е. заимствуемые от плоти греха, или от жены, рожденной под законом греха, – и кровь, и дыхание силою Святого Духа очищались, освящались и в таком виде усвоялись Богомладенцу… Вследствие такого предочищающего и освящающего вещество для плоти и крови Сына Божия действия Духа Божия и плод чрева освященной Матери был чистейшим и совершеннейшим: посему и рождаемое святое наречется сыном Божиим (Лк. 1: 35), т. е. Тот, Кто рождается свято, без порока, по наитию Святого Духа, назовется Сыном Божиим. Наименование Иисуса Христа Сыном Божиим (подобно как и Сыном Всевышнего (Лк. 1: 32) относится к человечеству Иисуса Христа, рожденному от Девы. Он есть Сын Божий по человечеству Своему в таком же смысле, в каком в том же Евангелии (Лк. 3: 38) называется Адам Божиим, т. е. потому, что получил Свое бытие не от похоти плотской и не от похоти мужской, но от Бога (Ин. 1: 13; 3: 6), подобно тому, как и Адам непосредственно сотворен Богом. Понятно, что вследствие такого его происхождения в существе Его нет и не может быть ничего нечистого, грешного. Таким образом непричастность Иисуса Христа первородному греху хотя Он родился от плоти греха, как называли отцы церкви плоть Марии, происходит от Духа Святого. Так сверхъестественным рождением И. Христа так же предполагается непричастность Его наследственной греховной порче, как и безгрешность требует сверхъестественного Его происхождения.

Действие Духа Божия, созидавшего тело И. Христа в недрах пресвятой Девы от плоти и крови Ее, не изменило сущности Его человеческой природы. Поэтому человеческая природа воплотившегося сына Божия, по безгрешности имея сходство с природой первозданного до его падения, явилась подобною и нашей греховной природе, но только безгрешною, – подобно в том отношении, что обладала свойственными нашей природе в настоящем ее состоянии немощами (2Кор. 13: 4), носила в себе возможность страдания и смерти. Апостол учит, что Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной (Рим. 8: 3). Это значит, что Он определил Своему Сыну воспринять на Себя человеческую природу, по существу подобную той, какую имеют люди, порабощенную греху, только не такую же грехолюбивую или склонную ко греху, а не с какою рождаются, живут и умирают все люди, но чистую от греха и растления. И это понятно. Если воплощение Сына Божия имело целью воссоздание падшей человеческой природы, то Воссоздатель и должен был принять эту природу»³⁰³ (239: 93–96).

Протоиерей Михаил Помазанский (1888– 1988 гг.).

«Будучи совершенным Богом, Христос Спаситель есть вместе и совершенный Человек…

Как Человек,... испытывал голод и жажду, потребность в отдыхе и сне, переживал болезненные ощущения и физические страдания…

Если слово Божие говорит, что Сын Божий пришел в подобии плоти греховной ((Рим. 8: 3), то выражает мысль, что эта плоть была истинной человеческой, но не греховной, а совершенно чистой от всякого греха и растления, как от греха прародительского, так и от произвольного» (41: 159, 167).

Профессор Лосский Владимир Николаевич (1903 – 1958).

«Не только человеческая природа, но и то, что было противоприродно – последствия греха, – были приняты на себя Христом, Который тем ни менее оставался вне первородного греха в силу Своего девственного рождения. Он воспринял, таким образом, всю человеческую реальность, какой она стала после падения, кроме греха: воспринял природу, подлежащую страданиям и смерти. Так Слово снизошло до последних пределов искаженного грехом бытия, до смерти и до ада. Будучи совершенным Богом, Оно не только стало “совершенным человеком”, но Оно взяло на Себя все несовершенства, все ограничения, происходящие от греха» (13: 108).

Доктор богословия, профессор протоиерей Ливерий Воронов, (1914 – 1995).

Для спасения людей необходимо было, чтобы Сын Божий воплотившийся воспринял полную человеческую природу…

В Томосе папы Льва (то есть в послании архиепископу Флавиану против ереси Евтихия, которое наряду с посланиями святителя Кирилла Александрийского было положено в основу Халкидонского вероопределения) о вочеловечении Господа говорится так: «Истинный Бог родился в подлинном и совершенном естестве истинного человека: всецел в своем, всецел в нашем. Нашим же называем то, что Творец положил в нас в начале и что Он восхотел возвратить нам. Ибо в Спасителе не было и следа того, что привнес в человека искуситель и что прельщенный человек допустил (в себя).

Христос родился от Пресвятой Девы Марии, зачавшей чрез наитие Святого Духа, и был чистым и непорочным “незнавшим греха” (2Кор. 5: 21)» (25: 50–52).

Как видно из приведенного обзора «Систем православного догматического богословия XIX и XX веков» в отношении вопроса об образе воплощении Сына Божия :

– несмотря на некоторую нечеткость изложения, обусловленную, в том числе, неоднозначностью используемой терминологии (см. ниже), или отсутствием единой принятой терминологии, достаточно очевидно, что здесь также речь идет именно о принятии Спасителем по человечеству безукоризненных немощей и отсутствии у Него укоризненных страстей;

– слова «без греха» означают, в отношении человеческого естества Спасителя, отсутствие укоризненных страстей при зачатии и рождении и отсутствие личных грехов при земной жизни.

Таким образом, предположение о восприятии Спасителем при зачатии укоризненных страстей не соответствует ни Синодальному переводу Священного Писания, ни святоотеческому учению (129), ни решениям Вселенских Соборов (235), ни системам приведенного выше православного догматического богословия.

В религиозной литературе, посвященной вопросу об образе воплощения Сына Божия, используется различная терминология. Это, в ряде случаев, затрудняет понимание смысла излагаемого текста, а также делает это понимание неоднозначным. В связи с этим отметим следующее:

сказать об отсутствии у Спасителя последствий первородного греха, за исключением безукоризненных (естественных, беспорочных) немощей (страстей), при зачатии Его человеческого естества, или сказать, что Спаситель по человечеству воспринял естество Адама до его падения (воспринял первозданное естество), но с безукоризненными немощами, или сказать, что Спаситель по человечеству воспринял естество Адама после его падения (воспринял поврежденное или падшее естество), за исключением греха, или укоризненных немощей, – это значит сказать одно и то же различным образом;

в приведенных определениях (положениях) сначала дается как бы общее правило, а затем вводится уточняющее его исключение. Кстати говоря, в русском языке, как известно, также существуют определенные правила и определенные исключения из них и это не вызывает каких-либо недоразумений. Хотя, по видимому, было бы лучше и точнее сказать, что у Спасителя отсутствовали по человеческому естеству, при его (естества) зачатии и рождении, определенные последствия первородного греха, а именно укоризненные страсти. При этом другие последствия первородного греха – безукоризненные (естественные, беспорочные) немощи в человеческом естестве Иисуса Христа присутствовали. Однако, независимо от приведенных различных форм изложения, суть (смысл) этого изложения один и тот же (не изменяется).

Вариант 3. Было воспринято естество, имеющее безукоризненные немощи (страсти) и не имеющее укоризненных страстей

Данный вариант вытекает из вышесказанного. Он лишен недостатков первых других вариантов и не противоречит высказываниям св. отцов. Он соответствует как этим высказываниям, так и Священному Писанию, постановлениям Вселенских соборов и русскому догматическому православному богословию.

Но Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились. Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу: и Господь возложил на Него грехи всех нас.

(Ис. 53: 4–6)

На другой день видит Иоанн идущего к нему Иисуса и говорит: вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира.

(Ин. 1: 29)

Как отмечает иеромонах Симеон (Гаврильчик): «В последние годы часто спорят вокруг решения следующей проблемы: какая человеческая природа была воспринята Богом Словом – до грехопадения или после? (при этом наибольшее распространение получила точка зрения, согласно которой Бог Слово при воплощении воспринял в Свою ипостась падшее человеческое естество, которое в Себе Самом и исцелил. Смысл Боговоплощения переносится с искупления человеческого рода на исцеление падшей природы)³⁰⁴ (выделено мною – П. Д.)» (129: 110).

В связи с этим, мы, дополнительно к сказанному в «Послесловии», рассмотрим вопрос об искупителной жертве Иисуса Христа.

Как говорит профессор А. И. Осипов: «…св. Отцы совершенно определённо, без какой-либо двусмысленности, высказывают одну и ту же мысль: что Христос воспринял естество повреждённое, естество падшее, а если перейти на терминологию схоластов, то получается, что Он воспринял естество греховное (в смысле первородного греха), т. е. воспринял то естество и то повреждение, которое было вызвано нарушением Заповеди.

Звучит это ужасно – “греховное естество”, потому что под словом грех мы привыкли разуметь только одно значение, а их оказывается несколько. И Христос, в смысле греха, воспринял то естество, которое по грехопадении также, само по себе, стало греховным – повреждённым, тленным, смертным… Вот о чём св. Отцы единогласно говорят.

Вопрос этот имеет очень большое значение для понимания того, что совершил Христос – для понимания Жертвы Христовой. При таком святоотеческом понимании становится ясно – что Он сделал, почему Сам воспринял человеческое естество: оказывается, Он восстановил его в Самом Себе, не в нас – нет, а в Самом Себе воссоздал, разрушенное преслушанием, человеческое естество, оставив человеку свободу выбора самому воспользоваться этим исцелением – на Любовь ответить любовью, и разумно причаститься этой, уже исцеленной Богом, новой, бессмертной Богочеловеческой природе» (19).

Здесь необходимо отметить следующее. Нравственная теория, как известно, сильна критикой юридической теории искупления, но слаба своим положительным содержанием³⁰⁵. Действительно, ведь человек получил возможность исцеления и спасения именно Крестной смертью Спасителя, совершенной по Жертвенной Любви, а не просто восстановлением Им падшего естества в Самом Себе. При этом Крестная добровольная смерть Иисуса Христа, в соответствии со Священным Писанием, была жертвой умилостивления (Рим. 3: 25; Евр. 2: 17; 1Ин. 2: 2; 1Ин. 4: 10), жертвой за грех (Рим. 8: 3; 2Кор. 5: 21), нашим искуплением (см. ниже), нашим оправданием (Рим. 5: 9); исцелила нас (Ис. 53: 5 ) и примирила с Богом (2Кор. 5: 19; Рим. 5: 10; Кол. 1: 20). Ниже приведены некоторые цитаты, подтверждающие данное положение:

«Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились» (Ис. 53: 5 );

«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16);

«Он грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды: ранами Его вы исцелились» (1Петр. 2: 24);

«Он есть умилостивление за грехи наши, и не только за наши, но и за грехи всего мира» (1Ин. 2: 2);

«В том любовь, что не мы возлюбили Бога, но Он возлюбил нас и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши» (1Ин. 4: 10);

«…получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде…» (Рим. 3: 24, 25);

«Посему тем более ныне, будучи оправданы Кровию Его, спасемся Им от гнева. Ибо если, будучи врагами, мы примирились с Богом смертью Сына Его, то тем более, примирившись, спасемся жизнью Его» (Рим. 5: 9, 10).

«Ибо, что Он умер, то умер однажды для греха…» (Рим. 6: 10).

«Как закон, ослабленный плотию, был бессилен, то Бог послал Сына Своего в подобии плоти греховной в жертву за грех и осудил грех во плоти…» (Рим. 8: 3);

«Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2Кор. 5: 21);

«Итак, подражайте Богу, как чада возлюбленные, и живите в любви, как и Христос возлюбил нас и предал Себя за нас в приношение и жертву Богу, в благоухание приятное» (Еф. 5: 1, 2);

«…ибо благоугодно было Отцу, чтобы в Нем обитала всякая полнота, и чтобы посредством Его примирить с Собою все, умиротворив через Него, Кровию креста Его, и земное и небесное» (Кол. 1: 19, 20).

«Посему Он должен был во всем уподобиться братиям, чтобы быть милостивым и верным первосвященником пред Богом, для умилостивления за грехи народа» (Евр. 2: 17);

«Немногие капли крови воссозидают целый мир и для всех людей делаются тем же, чем бывает закваска для молока, собирая и связывая нас воедино» (свт. Григорий Богослов) (31: 182);

«“Почему, – спрашивает Григорий Богослов, – почему Кровь Сына была приятна Отцу, Который не захотел принять иска, принесенного в жертву Авраамом, но заменившему эту человеческую жертву овном?”... И Григорий Богослов заключает: “Не очевидно ли, что Отец принимает эту жертву не потому, что Он ее требовал или как-то в ней нуждался, но по домостроительству нужно было чтобы человек освятился человечеством Бога, нужно было, чтобы Сам Он освободил нас, победив тирана собственной Своей силой, чтобы снова бог призвал нас к Себе через Своего Сына, посредника, все совершающего во славу отца, Которому Он во всем послушен… Остальное же да будет почтено молчанием”» (13: 285);

«Увидим в Царствие Небесном – Господа и Искупителя нашего Иисуса Христа в Божественной его славе – Того, Который за нас так страшная пострадал и поносною смертию умер, и тако нас от смерти избавил» (свт. Тихон Задонский) (24: 50 со ссылкой на: Творения свт. Тихона. 6-е изд. Т. 4. 1899 г. С. 63);

«Если бы не ходатайствовала бы за нас Кровь Агнца Божия, вземлющаго грехи мира: то каждый день и час над нами гремел бы удары небесного правосудия; мы ежедневно бедствовали и умирали бы душою своею грешною, и не мира, ни радости не вкушать бы нам во веки» (св. праведный Иоанн Крондшадтский) (226: 85);

«Сын воплощается для того, чтобы восстановить возможность соединения человека с Богом, соединения не только расторгнутого злом, но без участия самого человека и не восстановимого. Первое препятствие к этому соединению – разлучение двух природ, человеческой и Божественной – устранено самим фактом воплощения. Остаются два других препятствия, связанных с падшим состоянием человека: грех и смерть. Дело Христа – их победить, изгнать из земного космоса их неизбежность: не безоговорочно их уничтожить – это было бы насилием над породившей их свободой, – по подчинением Самого Бога смерти и аду обезвредить смерть и создать возможность уврачевания греха. Так смерть Христова устраняет преграду, воздвигнутую грехом между человеком и Богом (выделено мною – П. Д.), а Его воскресение вырывает у смерти ее “жало”. Бог нисходит в меонические бездны, разверстые в творении грехом Адама, чтобы человек смог восходить к Божеству» (профессор В. Н. Лосский) (13: 262).

Кроме того, как можно заключить из слов профессора А. И. Осипова, спасительный смысл исцеления человеческого естества Спасителя в Самом Себе заключается в том, что нужно «самому воспользоваться этим исцелением – на Любовь ответить любовью, и разумно причаститься этой, уже исцеленной Богом, новой, бессмертной Богочеловеческой природе»? Но каким конкретно образом можно «разумно причаститься…»? Это было бы понятно, если бы речь шла о собственно таинстве Причащения. Действительно, принимая в себя исцеленную Плоть, люди и сами исцелялись бы. Но, с другой стороны, ведь известно, что Иисус Христос еще до Своей Крестной смерти сказал: «Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день... Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6: 54, 56). Если же исцеление человеческого естества Спасителя произошло до Крестной смерти, то тогда в чем же вообще заключается смысл Этого Величайшего События – Крестной смерти? Может быть в примере послушания или в этическом (моральном, нравственном) аспекте? Но тогда при чем же здесь Искупление, о котором, говорится как в Священном Писании, так и св. отцами, например:

«... Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Мф. 20: 28, Мк. 10: 45);

«…зная, что не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценною Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца, предназначенного еще прежде создания мира, но явившегося в последние времена для вас…» (1Петр. 1: 18 – 20).

«…получая оправдание даром, по благодати Его, искуплением во Христе Иисусе, которого Бог предложил в жертву умилостивления в Крови Его через веру, для показания правды Его в прощении грехов, соделанных прежде…» (Рим. 3: 24, 25);

«От Него и вы во Иисусе Христе, Который сделался для нас премудростью от Бога, праведностью и освящением и искуплением…» (1Кор. 1: 30);

«Ибо вы куплены дорогою ценою» (1Кор. 6: 20; 7: 23);

«Христос искупил нас от клятвы закона, сделавшись за нас клятвою...» (Гал. 3: 13);

«но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего (Единородного), Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление» (Гал. 4: 4–5).

«…благодаря Бога и Отца, призвавшего нас к участию в наследии святых во свете, избавившего нас от власти тьмы и введшего в Царство возлюбленного Сына Своего, в Котором мы имеем искупление Кровию Его и прощение грехов…» (Кол. 1: 12–14);

«Ибо един Бог, един и посредник между Богом и человеками, человек Христос Иисус, предавший себя для искупления всех» (1Тим. 2: 5, 6);

«И потому Он есть ходатай нового завета, дабы вследствие смерти Его, бывшей для искупления от преступлений, сделанных в первом завете, призванные к вечному наследию получили обетованное» (Евр. 9: 15);

«... Ты был заклан, и кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа и племени...» (Откр. 5: 9);

«Господь наш Иисус Христос, будучи безгрешным, не сделал никакого греха (1Петр. 2: 22)³⁰⁶, берет на Себя грех мира (Ин. 1: 29), не было лжи в устах Его (Ис. 53: 9), не был подчинен смерти, ибо смерть вошла в мир чрез грех (Рим. 5: 12). Итак, Он умирает, претерпевая смерть за нас, и Самого Себя приносит Отцу в жертву за нас. Ибо пред Ним [т. е. Отцем] мы погрешили, и надлежало, чтобы Он принял выкуп, бывший за нас, и чтобы мы, таким образом, были освобождены от осуждения; ибо кровь Господа была принесена никак не тирану. Итак, смерть приходит, и, поглотив телесную приманку, пронзается удою божества, и, вкусив безгрешного и животворящего тела, погибает и отдает назад всех, которых некогда поглотила. Ибо, подобно тому как тьма через привведение света уничтожается, так и тление через прикосновение жизни прогоняется, и для всех возникает жизнь, а для погубителя – гибель» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 266, 267).

«Он не златом и сребром и не иною какою ценою, но честною Своею кровию искупил тебе от смерти вечныя; что разсуждая, неотменно убедишися благодарить Его от чистаго сердца, и от благодарности угождать Ему, яко своему великому благодетелю» (свт. Тихон Задонский) (цит. по 24: 29 со ссылкой на: Творения свт. Тихона. 6-е изд. Т. 4. 1899 г. С. 28).

Профессор В. Н. Лосский об искуплении пишет: «Присущая восточному богословию апофатическая характерность находит свое выражение во множестве образов, предлагаемых греческими отцами нашему уму, чтобы возвести его к созерцанию дела, совершенного Христом и непостижимого для ангелов,– по выражению апостола Павла. Это дело называют чаще всего искуплением, что предполагает понятие уплаты долга, выкупа пленных – образ, заимствованный из юридической практики. Этот образ, воспроизведенный всеми отцами, так же, как и другой образ юридического порядка – образ “Посредника”, примиряющего людей с Богом через крест, на котором Он упразднил вражду, дан апостолом Павлом. Другие образы скорее характерно воинственны: борьба, победа, уничтожение силы противника. Святой Григорий Нисский представляет домостроительство спасения как некую Божественную хитрость, которая разрушила козни духа злобы и освободила таким образом человечество. Также очень часто прибегают к образам физического порядка: это – огонь, уничтожающий скверну естества, нетление, упраздняющее тление, врач, исцеляющий немощную природу, и т. д. Однако, если мы захотим какому-либо из этих образов придать значение, адекватное тайне нашего спасения, то мы рискуем заменить “тайну, сокрытую в Боге прежде всех веков”, чисто человеческими и неподходящими понятиями. Святой Максим вмещает все эти образы искупления в своем сильном и глубоко значительном слове: “Смерть Христа на кресте, – говорит он, – это суд над судом”» (13: 114, 115); «Чтобы человек мог свободно вернуться к Богу, нужно, чтобы Бог сначала освободил его от состояния повинности греху и смерти. Это состояние требует искупления, которое в целокупности Божественного плана предстает, таким образом, перед нами не как цель, а как негативное средство. Ведь спасен может быть только тот, кто является беспомощной добычей зла…

Искупление, самое средоточие домостроительства Сына, нельзя отделять от Божественного замысла в его целом. Он никогда не изменялся; целью его всегда оставалось совершенно свободное соединение с Богом личностных существ – людей и ангелов, ставших во всей полноте ипостасями космоса земного и космоса небесного. Божественная любовь хочет всегда одного свершения: обóжения людей и через них – всей вселенной. Но после падения человека в исполнение Божественного замысла вносятся необходимые изменения – изменения не самой цели, а образа Божественного действия, Божественной “педагогики”. Грех разрушил первоначальный план – прямое и непосредственное восхождение человека к Богу. В космосе открылся катастрофический разлом; надо уврачевать эту рану и “возглавить” потерпевшую катастрофу историю человека, чтобы начать ее заново, – таковы цели искупления…

Долг, уплаченный Богу, и долг, уплаченный диаволу; два эти образа полноценны лишь вместе взятые для обозначения в существе своем непостижимого деяния, которым Христос вернул нам достоинство сынов Божиих. Богословие, обедненное рационализмом, не принимает этих предложенных отцами образов и неизбежно теряет космологическую перспективу подвига Христа. Но мы должны, напротив, расширять наше понимание искупления. Ведь в нем отнимается власть не только у демонов, но, в каком-то смысле, и у ангелов: во Втором Адаме Сам Бог непосредственно соединяется с человечеством, приобщая его к Своему безмерному превосходству над ангелами. Искупление есть реальность величайшая, распространяющаяся на всю совокупность космоса как видимого, так и невидимого. “Суд над судом” примиряет падший космос с Богом. На кресте Бог простирает руки человечеству, и, как пишет святой Григорий Богослов, “несколько капель крови восстанавливают всю вселенную”» (13: 254, 280, 284).

Таким образом, перенесение смысла Боговоплощения с искупления человеческого рода на исцеление падшей природы является необоснованным.       Заметим также, что в предлагаемой выше концепции исцеления возникает еще один принципиальный вопрос: какое именно человеческое естество воспринял и исцелил Иисус Христос в Самом себе? Как утверждает профессор А. И. Осипов: «…Он воспринял естество греховное (в смысле первородного греха), т.е. воспринял то естество и то повреждение, которое было вызвано нарушением Заповеди» (19). Однако здесь, с учетом отсутствия единой терминологии в данной области, к сожалению, не понятно, о каком именно повреждении идет речь? Только ли о физическом повреждении (то есть повреждении, касающимся тела и заключающимся в его тленности, болезненности и смертности), то ли о физическом и духовном повреждении одновременно (то есть, в том числе и о помрачении образа Божия, или сердца, ума и воли, заключающегося в уклонении ко греху)? Иными словами, идет ли здесь речь о восприятии человеческим естеством Иисуса Христа лишь безукоризненных страстей (немощей) или одновременно как безукоризненных, так и укоризненных страстей?

С учетом очевидности того, что уврачевано (исцелено) может быть только воспринятое³⁰⁷, можно сделать вывод (в рамках положения о решающем значении исцеления Иисусом Христом в Самом Себе греховного человеческого естества) о восприятии человеческим естеством Иисуса Христа всех последствий первородного греха, именно для возможности их исцеления. Действительно, из Священного Писания известно, что тело воскресшего Иисуса Христа было преображено (изменено). Оно приобрело новые свойства, в частности: возможность проходить сквозь стены³⁰⁸, стало бессмертным³⁰⁹ и бесстрастным³¹⁰. В связи с этим, тем более, следовало бы предположить и изменение собственно духовного состояния человеческого естества Спасителя. Это обусловлено тем, что душа важнее тела, ибо: «по откровенному учению тело, по сравнению с душою, есть низшая составная часть человеческой природы. Без души оно мертво есть (Иак. 2: 26), есть прах, чем и было действительно до оживления душою и становится по разлучении души от тела (Еклл. 12: 7)» (40: 175); «… при сотворении самого человека прежде является тело, а потом уже, что драгоценнее (его) – душа» (свт. Иоанн Златоуст) (58: 105). Кроме того, как уже говорилось выше, именно духовное состояние прародителей в раю и определило, в том числе, физическое состояние как их самих, так и их потомков.

Однако в Писании ничего не говорится об изменении собственно духовного состояния человеческого естества Спасителя, в котором Его человеческая воля полностью подчинялась Его божественной воле. Как отмечает протоиерей Николай Малиновский: «Отцы VI-го Вселенского Собора определили, что должно исповедовать во Христе “две естественные воли и действия, согласно сочетавшие между собою для спасения рода человеческого”. Они существуют одна в другой и одна возле другой, не уничтожая друг друга и однако не противореча и не разноглася между собою, так как “человеческая Его воля уступает, не противоречит или противоборствует, а подчиняется Его божественной и всемогущей воле”, – существуют “нераздельно, неизменно, неразлучно, неслитно”» (10: 388. Кн. 1).

Кроме того, как показано в приложении 10, Иисусом Христом по человечеству были восприняты только безукоризненные немощи. Таким образом, перенесение смысла Боговоплощения с искупления человеческого рода на исцеление падшей природы Спасителем в Самом Себе, порождает, впрочем как и нравственная теория искупления в целом, вопросы, которые вряд ли могут быть решены в ее рамках.

Вместе с этим, восстановление (исцеление) падшего естества (падшей природы) человека имеет основополагающее значение в контексте его спасения. Патриарх Сергий (Страгородский) пишет: «Церковь наша видит во Христе не пассивное лишь орудие умилостивления, а восстановителя нашего падшего естества и называет его вторым Адамом» (цит. по 45. Часть третья. О Боге в отношении Его к миру и человеку). При этом исцеление естества человека происходит в Таинствах Церкви³¹¹, представляющих собой «священное действие, через которое тайным образом действует на человека благодать,³¹² или что то же, спасительная сила Божия» (20: 59. См. «О десятом члене»).

Отметим также, что «важное место в понятии искупления занимает мысль о заместительном характере смерти Господа в смысле принятия Им на Себя греха мира, то есть всех тягостных последствий грехов всего человечества. “Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши” (Ис. 53, 5); “Вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира” (Ин. 1, 29); “Я первоначально преподал вам, что и сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию” (1Кор. 15, 3)³¹³.

В искупительной жертве открылось миру и Божественное правосудие и Божественное милосердие. О Божественном правосудии так говорит Святейший Патриарх Сергий (Страгородский): “Правда Божия обнаруживается и действует не так, что Бог для Своего удовольствия хочет мучения и смерти грешника, хотя бы этот последний и был способен к жизни, – а так, что Бог как именно Святый Носитель жизни и истины от вечности дал право на жизнь и блаженство только добру (Быт. 1, 31) и осудил зло, как прямое отрицание Божественной жизни, на смерть и мучение. Поэтому всякое бытие, избирающее по своей воле (иначе не было бы правды, а произвол) зло, тем самым обрекает себя на определенную злу участь: грешник должен умереть. Этому-то непреложному закону вечной правды, осуждающей не грешника, а грех, руководящейся, следовательно, не чувством оскорбления и желанием отмщения, а именно нравственным достоинством бытия, – и была принесена Голгофская жертва, почему Господь Иисус Христос явился не простой, так сказать, вещественной платой за грехи людей.., но именно Разрушителем власти диавола над человеком и Обновителем человеческою естества... Правда Божия не может противоречить любви, потому что она побеждается не желанием удовлетворения, исключающим любовь, а прямой невозможностью, не отрицая Себя, даровать мир и жизнь беззаконию”» (25: 64, 65). «В искуплении рода человеческого смертью Христовою открывается чудная целесообразность, измышление и устроение которой возможно только всемогущей премудрости Божией. Воплотившийся Сын Божий приносит за людей совершеннейшее удовлетворение правосудию Божию, и Своими безмерными заслугами пред Богом, избавляет людей от всех заслуженных ими наказаний, приобретает им неоскудевающее обилие благодатных дарований, воссоздает человека не разрушая его, истребляет греховность не стесняя свободы грешника. Всякий ум возблагоговеет и пред Божиею правдою, потребовавшею за человека такой великой жертвы, и пред любовью Отца небесного, не пощадившего для нас Своего Единородного, и пред Божиею премудростию, измыслившею такое чудное воссоздание падшего человека, и пред Божиим всемогуществом, приведшим в исполнение сие дивное дело» (237. Гл.: О искуплении Спасителем человека).

Однако «заместительный характер смерти Господа» вряд ли может сочетаться с нравственной теорией искупления в целом и ее вариантами, в частности.

Также необходимо отметить, что исцеление и спасение человеческого рода произошли только в потенции (см. «Послесловие»). Человечество автоматически не исцелилось и автоматически не спаслось. Ведь, как известно, для этого нужно соединение (синергия) двух воль: Бога и человека³¹⁴ (см. также по данному вопросу «Послесловие»). Вместе с этим, поскольку Бог всегда готов помочь человеку и стоит у дверей души его и ждет пока ему отворят (Отк. 3: 20), то именно в воле человека остается принять или отвергнуть эту помощь. Иначе говоря, принять Таинство Крещения, соединиться с Богом, начать праведную жизнь и наследовать Царство Небесное или продолжать утопать в обольстительных похотях, соединиться с ними, вести грешную жизнь и наследовать мрачное царство ада.

При этом понятие искупительной жертвы Иисуса Христа совершенно не требует представления о Боге, как о некоем тиране, которому необходимо заплатить кровью собственного Сына за нанесенное оскорбление³¹⁵. «Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную» (Ин. 3: 16). Св. апостолы говорят об этом так: «Не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех, чтобы мы в Нем сделались праведными пред Богом» (2Кор. 5: 21); «И мы видели и свидетельствуем, что Отец послал Сына Спасителем миру» (1Ин. 4: 14); «Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом через Господа нашего Иисуса Христа, через Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией» (Рим. 5: 1, 2).

Таким образом, в деле спасения человека участвуют все Лица Пресвятой Троицы³¹⁶, ибо: Отец послал Сына Спасителем миру (1Ин. 4: 14); Единородный Сын воплотился от Духа Святого и Марии Девы и соделался человеком (Символ веры) и грехи наши Сам вознес телом Своим на древо, дабы мы, избавившись от грехов, жили для правды (1Петр. 2: 22–24); Дух Святой очистил Деву, даровал Ей силу для принятия и рождения божества Слова (5: 194), подает нам благодать для очищения, противления греху и спасения³¹⁷ (см. также по данному вопросу «Послесловие»).

Святые апостолы Павел и Иоанн называют Иисуса Христа: первенцем из умерших (1Кор. 15: 20); первенцем из оживших (1Кор. 15: 22, 23); первенцем из мертвых (Кол. 1: 18; Откр. 1: 5). В православных молитвах говорится: «…сотвори державу мышцею Своею Господь, поправ смертию смерть. Первенец мертвых бысть…»³¹⁸ (Третьего гласа Стихиры на Господи воззвах. Тропарь).

Вместе с тем, в Библии приведены шесть поименованных случаев воскрешения из мертвых, произошедших до Воскресения Иисуса Христа. Из них три – из Ветхого Завета: воскрешение сына вдовы из Сарепты Сидонской (3Цар. 7: 17–23); сына Сонамитянки (4Цар. 4: 32–36); человека, тело которого коснулось костей пророка Елисея – ученика и преемника пророка Илии (4Цар. 13: 21). И три случая воскрешения – из Нового Завета: сына вдовы Наинской (Лук. 7: 12–15); дочери начальника синагоги Иаира (Лук. 8: 49–55); четырехдневного Лазаря (Ин. 11: 14, 38–44). Кроме того, также говорится о воскрешении в момент смерти Иисуса Христа непоименованных усопших святых, которые затем, выйдя из гробов по Воскресении Его, вошли во святый град и явились многим (Мф. 27: 50–53).

Однако в сказанном нет какого-либо несоответствия. Апостолы говорят о Воскресении Иисуса Христа в бессмертном теле. При Втором пришествии Христа мы все воскреснем в бессмертных телах³¹⁹. Апостол Павел пишет: «Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его» (1Кор. 15: 22, 23). В указанных же выше случаях воскрешения, тела людей оставались такими же смертными, как и ранее, при жизни.

Рассмотрим в данном вопросе еще один аспект. Как известно, ветхозаветный пророк Илия был взят Богом на небо живым: «В то время, как Господь восхотел вознести Илию в вихре на небо, шел Илия с Елисеем из Галгала... Когда они шли и дорогою разговаривали, вдруг явилась колесница огненная и кони огненные, и разлучили их обоих, и понесся Илия в вихре на небо» (4Цар. 2: 1, 11). Аналогичное сказано и в отношении Еноха: «Верою Енох переселен был так, что не видел смерти; и не стало его, потому что Бог переселил его. Ибо прежде переселения своего получил он свидетельство, что угодил Богу» (Евр. 11: 5). Из этого можно предположить, что тела не познавших смерти и находящихся на небе Еноха³²⁰ и Илии, являются бессмертными. Такими, в которых мы все воскреснем, то есть – телами воскресения. Однако даже допущение этой возможности (возможности нахождения Илии и Еноха в телах воскресения до Воскресения Иисуса Христа) не противоречит указанному выше первенству Христа. Ибо Спаситель был первым воскресшим из мертвых в бессмертном теле – первенцем из умерших, первенцем из мертвых, а Енох и Илия не видели смерти.

Св. Иоанн Дамаскин по данному вопросу говорит: «Верим же и в воскресение мертвых. Ибо оно истинно будет, будет воскресение мертвых. Но говоря о воскресении, мы представляем себе воскресение тел. Ибо воскресение есть вторичное воздвижение упавшего; души же, будучи бессмертными, каким образом воскреснут? Ибо если смерть определяют как отделение души от тела, то воскресение есть, конечно, второе соединение души и тела и вторичное воздвижение разрушившегося и умершего живого существа. Итак, само тело, истлевающее и разрушающееся, оно само воскреснет нетленным…» (5: 339).

Здесь может возникнуть вопрос: Если души праведников и грешников и сейчас находятся, соответственно, в раю и аду, то в чем тогда состоит смысл всеобщего воскресения (то есть соединения тел умерших с их душами)? Ведь души и так уже получили и продолжают получать награду или наказание по делам человека при его земной жизни.

Ответ на этот вопрос заключается в следующем: «... Если только одна душа упражнялась в подвигах добродетели, то одна только она и будет увенчана. И если одна только она постоянно пребывала в удовольствиях, то по справедливости одна только она была бы и наказываема. Но так как ни к добродетели, ни к пороку душа не стремилась отдельно от тела, то по справедливости то и другое вместе получат и воздаяние…» (св. Иоанн Дамаскин) (5: 340).

Аналогичного мнения придерживается и священномученик епископ Горазд: «Полную награду и полное наказание не получат люди сейчас же после частичного суда над ними, но только после Суда последнего, так как участие в наградах и наказаниях должны принять по справедливости не только душа, но и тело, а это произойдет только после всеобщего воскресения... Полная отплата настанет на последнем Суде, что видно из слов апостола Павла, что в день оный, т. е. в день всеобщего Суда, даст ему Господь, праведный Судия, венец правды (2Тим. 4: 8)» (233: 70, 115).

Архиепископ Антоний (Амфитеатров) пишет об этом так: «Цель всеобщего воскресения тела есть та, чтобы будущую вечную жизнь, к которой предназначена и для которой искуплена Христом Спасителем душа человеческая, разделяло бы с нею и тело, обновленное через смерть и воскресение. Ибо тело не есть только мертвое орудие человека, но существенная половина его состава, и справедливость требует, чтобы, если душа будет наслаждаться блаженством за добрые дела, – и тело разделяло бы с нею сие блаженство, как верный и усердный сотрудник ее в оных; если же душа осудится на вечные мучения за злые дела, – и тело участвовало в нем, поскольку всегда имеет деятельное участие в злых делах человека, и таким образом воздаяние человеку было полное. Посему Апостол говорит: ибо всем нам должно явиться пред судилище Христово, чтобы каждому получить соответственно тому, что он делал, живя в теле, – доброе или худое (2Кор. 5: 10)» (8: 263). «… Общий Судия придет со славою воздать каждому по делам его» – читаем мы в утренних православных молитвах (молитва 5-я, св. Василия Великого).

О полноте расплаты за дела земные именно по воскресении говорит и иеромонах Серафим (Роуз): «... Тогда (после всеобщего воскресения – П. Д.) частичная радость и слава, которую даже ныне знают души на Небе, сменится полнотой радости нового творения, для которой был создан человек» (193: 211). Протопресвитер Михаил Помазанский полагает, что «И с телесной смертью человека не навсегда прекращается связь души с телом. Настанет некогда время, когда тела человеческие восстанут в обновленном виде и опять соединятся навсегда со своими душами, чтобы получить участие в вечном блаженстве или мучении, соответственно тому, что при участии тел совершено было людьми доброго или худого в течение земной жизни (2Кор. 5:10)» (41: 104). По словам св. Исаака Сирина: «вечная судьба человека не может определится раньше воскресения тела, потому что телу наравне с душой надлежит выбрать и определить вечную участь человека» (цит. по 241: 105).

Таким образом, поскольку душа человеческая (духовная субстанция) и человек (духовно-вещественная субстанция) не являются тождественными существами, то окончательное воздаяние за добродетели и грехи данного человека должен, по суду справедливости, нести именно этот же человек в соответствии со своими делами при жизни, а не одна его душа. Иными словами, отдельная, хотя и самостоятельная часть человека – душа не может нести полную ответственность за дела всего человека в целом. Именно поэтому частный суд (после физической смерти человека) не является окончательным судом. Здесь еще нет всей полноты награды или наказания и возможно улучшение состояния души. Однако не по собственному ее желанию и не через свои мучения, а по определенной помощи извне, причем это относится не ко всем душам вообще, а только к тем из них, которые своей жизнью на земле (в соединение с телом) создали предпосылки к этому.

«…Как для скончавшихся в нечестии и нераскаянности и совершенно погасивших в себе дух Христов (1Сол. 5: 19) ничего не помогут никакие молитвы живущих еще братий, подобно тому, как ничего не могут сделать для оживления гнилых семян, потерявших начало растительной жизни, ни влияние солнца, ни благорастворенный воздух, ни питательная влага…

Блж. Августин говорит: “Ни мало не должно сомневаться, что молитвы Святой Церкви, спасительное жертвоприношение и милостыни приносят пользу умершим, – но лишь тем, которые прежде смерти жили так, чтобы после смерти все это могло быть для них полезно. Ибо для отшедших без веры, споспешествуемой любовию, и без общения в таинствах напрасно совершаются ближними дела того благочестия, коего залога они не имели в себе, когда находились здесь, не приемля или всуе приемля благодать Божию, и сокровиществуя себе не милосердие, гнев. Итак не новые заслуги приобретаются для умерших, когда совершают за что-либо доброе знаемые, а только извлекаются последствия из прежде положенных ими начал (слово 172)”.

Св. Иоанн Дамаскин пишет: “Каждый человек, имевший в себе малую закваску добродетелей, но не успевший превратить оную в хлеб, – поскольку, несмотря на свое желание, не смог сего сделать или по лености , или по беспечности, или потому, что отлагал со дня на день, и сверх чаяния постигнут и пожат кончиною, – не будет забыт праведными Судиею и Владыкою, но Господь по смерти его возбудит его родных, ближних и друзей, направить мысли их, привлечет сердца и преклонит души к оказанию ему пособия и помощи… А тот, кто вел жизнь порочную, которая была вся усеяна тернием и исполнена скверн и нечистот, который никогда не внимал совести, но с беспечностью и ослеплением погружался в мерзость похотей, удовлетворяя всем желаниям плоти и нимало не заботясь о душе, – которого все мысли заняты были плотоугодием и который в таком состоянии постигнут кончиною, – сему никто не прострет руки, но так будет с ним поступлено, что ему не попадут помощи ни супруга, ни дети, ни братия, ни родственники, ни друзья: поскольку, Бог не призрит на него (слово об усопших в вере)”…

По учению православному, души очищаются от грехов и заслуживают от Бога помилование не сами собою и не через свои мучения, но по молитвам Церкви, силою бескровной жертвы, и эти-то молитвы не только помогают страждущим, облегчают их участь, но и освобождают их от мучений (Православное исповедание, ч. 1, ответ на вопрос 64)» (93: 209, 236).