Регула Цвален. Различные концепции образа Бога в работах Николая Бердяева и Сергея Булгакова³⁶³

Поиск нового понимания личности лежит в основе совместного пути Бердяева и Булгакова от марксизма через идеализм к христианскому мировоззрению. Признавая марксистскую социальную обеспокоенность за судьбу человечества, они критиковали марксизм за недостаток уважения к отдельно взятому человеку. Допуская кантовский постулат о человеке как цели самой в себе, они осуждали отсутствие в нем содержательной метафизической основы.³⁶⁴ В конечном итоге они полагали, что эта основа лежит в христианском понимании человека как образа Божьего.

Когда мы сравниваем бердяевскую и булгаковскую концепции личности, становится очевидным, что они часто использовали одни и те же термины и понятия – например, образ Бога, богочеловечество, личностность, Троица, – но определяли их в весьма различные семантические поля и философские концепции. Оба они в значительной степени отталкивались от западных и восточных источников и создали удивительно несхожие, самобытные системы. Фактически сопоставление антропологий Бердяева и Булгакова служит примером того, каким плодотворным может быть сочетание западных и восточных идей. Одновременно оно указывает, что Восточная и Западная Европа, в попытке найти баланс между индивидуумом и обществом, принадлежат к одной системе моральных ценностей. Таким образом, с одной стороны, сопоставление бердяевской и булгаковской концепций подчеркивает определенные трудности и разногласия в дискуссии восточного и западного понимания, с другой же стороны – булгаковская концепция личностного и межличностного предлагает интересный пример того, как возможно преодолеть понятийные трудности между восточным и западным христианством.

После нескольких слов по поводу двух основных различий между восточным и западным пониманием личностного, я хотела бы вынести на обсуждение несхожие между собой концепции Троицы и личности у Бердяева и Булгакова, а также представление об образе и подобии Божьем, об автономии личности и о творении.

Первое важное различие касается взаимосвязи между Святой Троицей и пониманием личности: в то время как Августин на западе проводил аналогию между Святой Троицей и психическими способностями отдельной человеческой личности (такими как память, разум, воля), восточные мыслители-богословы подчеркивали образ и подобие отношений между божественными Лицами и между человеческими личностями. Как я покажу в дальнейшем, Бердяев не использует ни одну из этих концепций в своем понимании Троицы и личностного, в то время как Булгаков просто сочетает их.

Второе важное отличие восточного и западного восприятия личностного – это автономия личности. Важно понять влияние философии Просвещения и Романтизма на европейское мышление. Новое исследование в области истории идей показало, как важно делать различие между кантианским пониманием автономии субъекта и представлением Романтизма о человеке как о подлинной индивидуальности, об одиноком гении.³⁶⁵ Автономия субъекта в смысле эпохи Просвещения не противопоставляется обществу и межличностному, но является их моральным базисом: моральная автономия – это то общее, что наличествует у всех субъектов. В противоположность этому, подлинная индивидуальность в понимании Романтизма будет всегда восставать против любых традиционных общепринятых норм, ограничивающих ее свободу: индивидуальность – это то, что разделяет субъекты.

Я утверждаю, что Бердяев развил романтическую концепцию личностной свободы, в то время как Булгаков – «просвещенное» понимание личности, сочетающее идеи нравственной автономии и межличностного, которое соответствует образцу межличностных отношений внутри Святой Троицы и как таковое укладывается в рамки христианского понимания человека как образа и подобия Божьего.

И на Бердяева, и на Булгакова повлияло утверждение Людвига Фейербаха о том, что Бог был создан по образу человека. Согласно Фейербаху, Бог являлся проекцией человеческих качеств на несуществующую трансцендентную сферу. Бердяев и Булгаков соглашались с находкой Фейербаха касательно божественной сущности человека, но они оспаривали его вывод, что Бог, вероятно, не существует. Напротив, согласно Бердяеву и Булгакову, открытие Фейербаха должно напомнить современным философам и теологам о древнееврейском и христианском антропологическом утверждении, что человек создан по образу Бога, и, следуя Вл. Соловьеву, они связывали это утверждение с понятием богочеловечества, что означает: Бог и человек не только находятся в иерархической взаимосвязи Творца и тварного бытия, но прежде всего в личностном отношении, базирующемся на некой общности. Эту общность Бердяев назовет «бытие», в то время как Булгаков – «София». Далее они заключают, что понимание человеческой личностности должно быть связано со Святой Троицей. Даже здесь суждение Фейербаха сумело поспособствовать: согласно ему, тринитарная концепция Бога была выражением социальной жизни человечества.³⁶⁶ Далее я покажу, как у обоих мыслителей личностные отношения связаны со Святой Троицей и насколько эти соответствующие идеи у них разнятся.

Согласно концепции Бердяева, человечество является неотъемлемой частью Святой Троицы; фактически Христос как вторая Ипостась Божества есть божественная человечность в Боге.³⁶⁷ После грехопадения человечество отделено от Бога, оно, дословно, «выпадает» из Троицы и теряет свою божественность. Следует заключить, что только «благодаря грехопадению» каждая человеческая личность имеет свою собственную свободную жизнь. Бердяев даже утверждает, что грехопадение было не только унижением человечества, но более признанием достоинства каждой личности в ее свободе.³⁶⁸ В то же время сотворение человечества есть результат внутренней трагедии Троицы: Бог как любящая сущность жаждет возлюбленного партнера и поэтому творит свободного человека, коему полагается пожертвовать своей свободой, подобно тому как Бог пожертвовал своей свободой ради любви.³⁶⁹ Бердяев не проясняет, почему Бог в Его совершенной Троице действительно нуждается в еще одном партнере вне себя. Не упоминает он и роли Святого Духа.³⁷⁰ В отношении личностности бердяевская концепция Троицы не очень убедительна: если человек найдет свой путь обратно к Божеству посредством единения со Христом, он откажется от свободы, потеряет индивидуальную личность и растворится в Святой Троице. По идее Бердяева, личность – это средство возвратиться обратно к божественному, а вовсе не «цель сама по себе», как он всегда утверждал. Что касается бердяевского понимания «Богочеловечества», то оно означает, что в начале и в конце Бог и человек являются одним и тем же.³⁷¹

В рамках концепции Булгакова, Бог создает человека не потому, что нуждается в этом, а потому, что желает этого. Человечество не является частью Святой Троицы. Человечество – это творение Бога, и ему дана жизнь по структурной аналогии со Святой Троицей. Эта структурная аналогия между Богом и Его творением затрагивает каждую личность, так же как и межличностные взаимосвязи. В своих работах конца 1920-х годов, на которые оказали влияние Мартин Бубер и др., Булгаков разрабатывает «личностную грамматику»: самореализация личности возможна только при столкновении с другими личностями. Лицом к лицу с другим человеком индивидуум испытывает, говоря лингвистическими терминами, свой статус как первого, второго и третьего лица. Человек есть «Я», определяющее границы своей индивидуальности посредством других, есть «Ты» в его отношении лицом к лицу с другим, есть «Он», когда осознается существование множества иных, неизвестных личностей. Только при столкновении «Ты» и «Он» «Я» приходит к осознанию себя как «Я». Отсюда следует, что в булгаковском понимании личностность формируется динамической саморефлексией как треугольник «Я-Ты-Он».³⁷² Так, согласно Булгакову, догмат о Троице обосновывает онтологическую потребность человека в личностных взаимосвязях. Цель общения с Богом и людьми не есть малопонятное расплывчатое единство, но единство в многообразии. Что касается булгаковского понимания «Богочеловечества», то оно совпадает с Халкидонским символом веры, говорящим о двух природах во Христе, объединенных «неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно».

Таким образом, по концепции Бердяева, цель человека – возвратиться обратно в божественное бытие и стать одним целым с «Я» Бога. В булгаковской концепции человеческие личности являются по отношению к Богу «Ты» и остаются онтологическими личностями вне Святой Троицы, но в близкой личностной взаимосвязи с Ней.

И Бердяев, и Булгаков затрагивают вопрос о тринитарном домостроительстве (икономии), имея в виду действие Святой Троицы в едином акте сотворения и спасения.³⁷³

«Тайна сотворения» в концепции Бердяева соотносится с внутренней жизнью тринитарного Божества, в которой человек должен принять участие.³⁷⁴ Даже после грехопадения процесс сотворения продолжается в жизни человечества, но его осуществление всегда будет терпеть неудачу в пределах «этого мира». Только во взаимосвязи с Христом может человеческое созидательное начало быть реинтегрированным в процесс божественного творения.³⁷⁵ Бердяевское утверждение, что люди способны творить "ex nihilo» не должно быть понято как бунт против Бога, ибо это станет возможным только после воссоединения с Богом. Нет ничего такого, что бы созидательная сила падшего человека могла добавить к божественному творению. Мы должны предположить, что в бердяевском понимании мир не есть творение Бога, но результат божественной трагедии и грехопадения человечества. Созидание «в этом мире» направлено на его уничтожение, для того чтобы сделать реинтеграцию в божественный процесс миротворения возможной в будущем времени, названном «третьей эпохой Святого Духа». Опять же, эта концепция весьма далека от идеи образа и подобия Божьего, поскольку бердяевская личность должна стать одним целым с Богом и она не предполагает личностного сходства с Ним.³⁷⁶

В понимании Булгакова между божественным и человеческим актом творения нет тождественности, однако он опять разрабатывает концепцию аналогии. Творение, в терминологии Булгакова, соответствует непрерывной обоюдной взаимосвязи между духом и природой.³⁷⁷ Внутри Святой Троицы это отношение соответствует личностным взаимосвязям между тремя Ипостасями в их единой общности, ousia, их природе. Человеческий акт созидания работает в той же манере, что и божественный акт творения, но он ограничен временем и пространством. В то время как динамический синтез духа и природы в Святой Троице является очевидным фактом, в процессе человеческого творения это задача и цель свободного творчества. По аналогии со Святой Троицей, все человеческие личности призваны жить в радостной взаимосвязи творения в их общности, коей является тварный мир. Эта модель полагается на аналогичность структур Бога и человека: тварные личности живут в тварной природе, подобно тому как божественные личности – в божественной природе. Вот почему все тварное мироздание должно быть осмыслено как человеческое тело (и красота). Эта концепция остается неизменной и после грехопадения, последнее лишь становится причиной трудностей и тяжкого труда вместо радостного созидания.

Как в понимании Бердяева, так и Булгакова созидание является ключевой способностью человеческой личности как образа и подобия Творца. Но бердяевская личность должна стремиться к интеграции в божественный процесс творения, где она потеряет свой личностный импульс. Булгаковской личности дано задание выбирать между множественными возможностями и реализовывать их. Бог знает все предоставляемые возможности, но Он не знает, какие из них человек реализует. Вот почему Бог будет удивлен выбором. То, что стало реальностью благодаря человеку, будет реально и для Бога, Он не может пренебречь этим. Каждый человек способен действовать и творить, потому что онтологически он образ и подобие Бога, знает и признает он это или нет. Но, конечно же, человек сумеет укрепить свою силу путем единения собственного труда с подобным ему трудом других людей, и особенно с Богом. Этот процесс межличностного созидания лежит в самой сердцевине булгаковской «Философии хозяйства», как и модель успешной совместной деятельности Бога и человечества: Бог дал человеку сад, вместе они создадут город, Новый Иерусалим. В этом мире и из-за их общей природы, человеческие существа способны и обязаны жить в той же комплексной и полной любви взаимосвязи, как и три божественные Ипостаси, не теряя своей автономной индивидуальности.³⁷⁸

Подведем итог: упрощенная модель булгаковской антропологии начиналась бы с главного христианского догмата: триединый Бог характеризуется единством трех индивидуальных ипостасей в одной ousia, одной природе. По образу и подобию Бога люди составляют множественность ипостасей, объединенных в одной природе, а именно в «тварном мире».

Бердяевская концепция творения:

Мироздание, Бытие      «Этот мир»

Булгаковская концепция творения:

А теперь я обращаюсь к различным концепциям автономии в работах Бердяева и Булгакова.

По мнению Бердяева, «человек свободен, когда он не должен выбирать».³⁷⁹ Согласно Бердяеву, существует четыре вида свободы: рабство (отсутствие свободы), гетерономия, автономия и теандрическая/богочеловеческая свобода; последняя, естественно, является высшей формой свободы, что означает: Бог и человек одно целое и не существует сомнений касательно вариантов выбора и возможностей. Стать единым с Богом – это высшая форма самоопределения. Автономия необходима каждому человеку для достижения богочеловеческой свободы, которая должна пониматься как личностная взаимосвязь, а не как подчиненность.³⁸⁰ Но опять же, кто-то может спросить себя: «Что есть личность и что есть свобода вообще, если у нас имеется лишь один путь выбора?» Бердяевское представление о свободе – это прежде всего свобода от внешнего определения, некий вид нескончаемой борьбы против внешних сил, которые, в конце концов, все происходят из "Ungrund», первичного принципа бытия, против которого даже Бог должен всегда отстаивать свою свободу.

Булгаковская концепция автономии совершенно иная. Как мы видели, согласно Булгакову, идея человека как образа и подобия Бога есть онтологическая основа каждого человеческого существа как «цели самой по себе». Это не следует понимать в смысле установленного и завершенного набора свойств, но как «бесконечный ряд различных возможностей, между которыми делается выбор человеческой свободой».³⁸¹ Идея божественного образа и подобия не говорит много о специфических условиях «образа» или «подобия», (ибо они превыше строгого катафатического определения), но она описывает акт реализации данного образа и становления подобием Бога в свободном автономном действии. Вот что пишет Булгаков в книге «Невеста Агнца»: «Образ Божий в человеке есть не просто «сходство» или «свойство», но высшая действительность, духовная реальность, энергия богоподобия и богоуподобления. Соединение «образа и подобия» есть реализация образа в жизни, переход от статики к динамике, от потенции к энергии. Но в то же время характер образа ставит его в нерушимую связь с Первообразом, от которого он отображается».³⁸²

В то время как бердяевская личность отказывается от автономии в процессе воссоединения с Богом, Булгаков делает несомненно парадоксальный вывод, что неразрывная связь с Богом обеспечивает истинную автономию личности. «Свобода в творении, прежде всего, связана с личным началом. Личность, как самобытность, из себя определение, есть синоним свободы как актуальности или самополагания. Вне этого личности просто и не существует. [...] Свобода личности остается нерушимой и непроницаемой и для Бога. [...] Его всемогущество не разрушает онтологических преград, как и сам Христос свидетельствует о Себе «се стою у двери и стучу: если кто услышит голос Мой и отворит двери, войду к нему и буду вечерять с ним и он со Мною» (Откр. 3:20). Эта дверь есть тварная свобода, источник самобытности и реальности твари в ее соотношении с Творцом».³⁸³

Следовательно, стать подобием Бога не означает стать идентичной копией Бога или раствориться в божественной субстанции, но действовать, жить и творить в богоподобной манере и стать партнером Бога в творении. Заслуживает констатации тот факт, что, с точки зрения Булгакова, субъективная автономия не есть негативное понятие, которое должно быть отринуто, когда личность становится христианином.³⁸⁴ «Свобода – это онтологическая привилегия именно творений. [...] Самое общее предусловие свободы – это самопроизвольность движения, автономия жизни. [...] Онтологически человек не может освободиться от свободы, даже если он того желает, ибо это состояние самого бытия тварного духа. [...] Если Бог сотворил человека в свободе, по Своему собственному образу, как сына Бога и как друга Бога, бога по благодати, тогда реальность этого творения включает в себя его свободу как созидательное самоопределение не только в отношении мира, но и в отношении Бога. Допустить противоположное будет значить привнести в Бога противоречие, в таком случае будет считаться, что Он располагает только воображаемой, иллюзорной свободой».³⁸⁵

Следовательно, согласно Булгакову, субъективная или личностная автономия – это богоданный факт и состояние человека, без которого было бы вообще невозможно стать и оставаться христианином.³⁸⁶ Даже после «смерти» каждая человеческая личность, согласно Булгакову, будет по-прежнему существовать как автономная индивидуальность: «Дух живет и за гробом силой своего бессмертия, и ему свойственна свобода, а постольку и творческое самоопределение» .³⁸⁷

Таким образом, согласно Булгакову, автономия есть богоданное качество человека, не политическая либеральная ценность. С точки зрения Булгакова, автономия не является индивидуальной склонностью, но нравственной способностью каждой личности, дающей возможность каждому творить и быть частью межличностных взаимосвязей. Вот что я называю «просвещенным», не романтическим пониманием автономии.

Таким образом, автономия в понимании Бердяева является средством людей для возвращения к их совершенному божественному бытию в Троице, существовавшему до грехопадения, где нет необходимости в автономии. Бердяевское мышление стремится к богочеловеческому единству и идентичности, поэтому понятие «образа и подобия Божия» для концепции Бердяева не имеет большого смысла. Многие из его представлений, такие как миф о человеческой андрогинии, его идея об «экзистенциальном сообществе», богочеловечество и теургия творения, могут служить этому примером. Многообразие, индивидуальность и автономия не играют особо положительной роли в его мировоззрении, они есть признаки падшего мира. В противоположность этому, с точки зрения Булгакова, автономия не является средством спасения, а онтологическим условием творения. Возможность спасения – это полный благодати дар Бога, а не задание человека, как полагает Бердяев. Булгаков хочет показать, почему Бог мог возжелать сотворить этот мир во всем его многообразии и автономии. По сути, Булгаков развивает оправдание индивидуальной личности как ответ на марксизм, и он находит это оправдание в онтологии творения по образу и подобию Божьему. По аналогии со Святой Троицей, человеческая жизнь – это все, что относится к межличностным отношениям и диалогу между автономными индивидуальными партнерами, призванными принять участие в богочеловеческом акте творения. Булгаковская концепция тринитарной личностности, личностности мужчины и женщины, многоликого человечества (многоипостасность) и богочеловеческой совместной деятельности – все является примером этого мировоззрения. Другими словами, Булгаков соединяет восточное тринитарное богословие о межличностных взаимосвязях с западным нравственным пониманием индивидуальной автономии. Быть образом и подобием Бога означает, в первую очередь, иметь комплексную личность, способную к самореализации, и, второе, нуждаться в межличностных взаимосвязях для завершения задачи творения. Самореализация невозможна без межличностных взаимосвязей, и наоборот. Вот почему такое понимание тринитарного богословия может быть полезным для преодоления глубокого расхождения во взглядах между индивидуализмом и коммунизмом. Более того, я полагаю, что понятие о персональной автономии является ключевым в продолжающихся дискуссиях о человеческом достоинстве и правах человека, нравственности и либерализме. Автономия в «просвещенном» ее понимании – это не понятие о безжалостном субъективизме, но необходимое условие ответственной жизни в человеческом сообществе. Просвещение было восстанием против самоуверенных правителей, но не против властей и ценностей, созданных и признанных обществом. Просвещение не так сильно затрагивает индивидуализм, как это происходит в Романтизме, а скорее касается межличностной морали и поиска баланса между индивидуальностью и общественными ценностями.³⁸⁸

Это, безусловно, не так просто и после грехопадения представляет собой довольно болезненную задачу для человечества. Бердяев тяготеет к абсолютным решениям. Называя себя философом свободы, творчества и «персоналистического социализма», он кажется очень напуганным сложностью и разногласиями в межличностных взаимосвязях, даже если он заявляет о том, что одобряет их. Булгаков же, в противоположность этому, достоверно знает, что без сложности межличностных связей мы бы не познали свободы и творчества вообще. Творчество не произрастает из простых способов разрешения проблем, но из сложных, межличностных и мудрых решений. Ключевой термин Булгакова, как мы все знаем, – это мудрость, София. Это центральное понятие его тринитарной философии, и оно очень близко связано с понятиями личностности, межличностного, свободы, автономии и творчества. Вот почему я полагаю, что труды Булгакова могут быть хорошим вдохновляющим фактором для развития христианской концепции личности, способной справляться с трудностями нашего времени.

Перевод с английского Янины Дзенцеловски