Песнь 6

Ирмос: Возопих всем сердцем моим к щедрому Богу, и услыша мя от ада преисподняго, и возведе от тли живот мой.

«И повелел Господь большому киту поглотить Иону; и был Иона во чреве этого кита три дня и три ночи. И помолился Иона Господу Богу своему из чрева кита и сказал: к Господу воззвал я в скорби моей, и Он услышал меня; из чрева преисподней я возопил, и Ты услышал голос мой. Ты вверг меня в глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня, все воды Твои и волны Твои проходили надо мною. И я сказал: отринут я от очей Твоих, однако я опять увижу святый храм Твой. Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня; морскою травою обвита была голова моя. До основания гор я нисшел, земля своими запорами навек заградила меня; но Ты, Господи Боже мой, изведешь душу мою из ада. Когда изнемогла во мне душа моя, я вспомнил о Господе, и молитва моя дошла до Тебя, до храма святаго Твоего. Чтущие суетных и ложных богов оставили Милосердаго своего, а я гласом хвалы принесу Тебе жертву; что обещал, исполню: у Господа спасение! И сказал Господь киту, и он изверг Иону на сушу» (Ион.2:1–11).

И я, как некогда Иона-пророк, ят бых (как поется в другом ирмосе) – взят, поглощен грехами моими, но не удержан в персех китовых¹¹⁶⁹, в пучине греха, – ибо воззвал всем сердцем моим к щедрому и многомилостивому Богу, и Он услышал меня, взывающего из ада преисподнего, и возвел от тления смерти жизнь мою. Вот откуда начинает великий автор Великого канона свои мысли о пучине греха, погребающей под собою всякого, кто отказывается от борьбы с самим собой – с собою, с тем, то есть, над кем взял некогда власть князь мира сего.

Когда-то в далекой для нас древности пророку Исаии было видение, о котором он написал: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попирающий народы. ...Ты низвержен в ад, в глубины преисподней. ...В преисподнюю низвержена гордыня твоя со всем шумом твоим; под тобою подстилается червь, и черви – покров твой; ад преисподний пришел в движение ради тебя, чтобы встретить тебя при входе твоем; пробудил для тебя Рефаимов, всех вождей земли. ...Ты, как попираемый труп» (Ис.14:9, 11–12, 15, 19). Так описывает пророк кончину вечного противника нашего. И каждый успех нашей борьбы с ним приближает эту кончину: чем меньше мы грешим, чем чище Божией милостью становятся наши души, тем меньшей становится область его нечистой власти, умаляется сила его – ведь она не существует сама по себе, она – лишь кажимость, она сущностна лишь той сущностью, которую заимствует из нас!

Выйди, душа, из-под власти греха, как Иона из персей китовых! «Из утробы Иону младенца изблева́ морский зверь, якова́ прият»¹¹⁷⁰ – поет Церковь. Иона вышел из кита таким же, каким был. И ты, душа, выйди из греховного плена такой же, какой создал тебя Господь, – образом и подобием Создателя твоего!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Чти понедельнику.

Слезы, Спасе, очию моею и из глубины воздыхания чисте приношу, вопиющу сердцу: Боже, согреших Ти, очисти мя.

В чистоте приношу Тебе, Спасе, слезы очей моих и воздыхания мои из глубины души, когда сердце мое вопиет: «Боже, согрешил Тебе, очисти меня!» Так взывает преподобный Андрей, открывая тебе, душа моя, образ истинного покаяния.

Покаяние – не дело одних только уст моих, не дело воздыхания и слёз.

Да, я должен омыть грехи мои чистыми слезами – иначе не спадет грязь греховная с одежд души моей, иначе, без слезной работы моей, не «омыет» меня Господь, чтобы «я паче снега убелился» (Ср.: Пс.50:9).

Да, я должен сокрушиться сознанием, что вся жизнь моя была и есть – стремление ко греху и отвержение праведности, и горестное мое воздыхание из самых глубин души будет свидетельствовать Господу, что "жертва моя – дух сокрушен» (Пс.50:19) – уготована Ему.

Да, я должен исповедать грехи мои перед духовником моим, как перед образом Самого Господа моего, – ничего не скрывая, не обинуяся¹¹⁷¹, не ища для себя поводов к самооправданию.

Но – как буду плакать я о грехах моих? как – воздыхать о потерянных годах жизни моей, принесенных в жертву беззаконию? как исповедаю я духовнику моему вольные и невольные согрешения мои, в деле, слове и помышлении?

Как – если сердце мое будет молчать?

Сердце человеческое, как говорят наши святые учителя, есть орган общения с Богом, «орган высшего познания»¹¹⁷², «первый плотский разумный орган»¹¹⁷³.

И если этот орган души моей не заговорит – что скажут уста мои? как прольют глаза слёзы покаяния? смогу ли я искренне воздохнуть из тех глубин, где сокрыт мой внутренний человек, о всех беззакониях моих?

И смогу ли я твердо обещать не грешить впредь?

Нет, если сердце не возопит – зря я буду каяться, не станет мое покаяние искренним, не будут мои обещания настоящими. Это будет – еще одна ложь, а не покаяние. А ложь всегда стремится к «отцу своему, который есть – диавол" (Ин.8:44). И великое Таинство, дарованное мне милосердным Господом в залог спасения моего, станет для меня ступенью не к жизни, а к смерти.

Идти вверх – всегда труднее, чем бежать вниз: и дыхание сбивается, и сердце рвется из груди, и ноги болят, и голова кружится...

Готова ли ты, душа моя, восходить к жизни?

Если нет – беги внутрь себя! Ищи там самые тонкие струны, из звуков которых образуется вопль сердца твоего – к Тому, Кто Один силен услышать стенания твои во аде преисподнем и возвести от тли живот твой!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Уклонилася еси, душе, от Господа твоего, якоже Дафан и Авирон, но пощади, воззови из ада преисподняго, да не пропасть земная тебе покрыет.

«Корей, сын Ицгара, сын Каафов, сын Левиин, и Дафан и Авирон, сыны Елиава, и Авнан, сын Фалефа, сыны Рувимовы, восстали на Моисея, и [с ними] из сынов Израилевых двести пятьдесят мужей, начальники общества, призываемые на собрания, люди именитые. И собрались против Моисея и Аарона и сказали им: полно вам; все общество, все святы, и среди их Господь! почему же вы ставите себя выше народа Господня? Моисей, услышав это, пал на лице свое и сказал Корею и всем сообщникам его, говоря: завтра покажет Господь, кто Его, и кто свят, чтобы приблизить его к Себе; и кого Он изберет, того и приблизит к Себе; вот что сделайте: Корей и все сообщники его возьмите себе кадильницы и завтра положите в них огня и всыпьте в них курения пред Господом; и кого изберет Господь, тот и будет свят. Полно вам, сыны Левиины! И сказал Моисей Корею: послушайте, сыны Левия! неужели мало вам того, что Бог Израилев отделил вас от общества Израильского и приблизил вас к Себе, чтобы вы исполняли службы при скинии Господней и стояли пред обществом, служа для них? Он приблизил тебя и с тобою всех братьев твоих, сынов Левия, и вы домогаетесь еще и священства. Итак ты и все твое общество собрались против Господа. Что Аарон, что вы ропщете на него? И послал Моисей позвать Дафана и Авирона, сынов Елиава. Но они сказали: не пойдем! разве мало того, что ты вывел нас из земли, в которой течет молоко и мед, чтобы погубить нас в пустыне? и ты еще хочешь властвовать над нами! привел ли ты нас в землю, где течет молоко и мед, и дал ли нам во владение поля и виноградники? глаза людей сих ты хочешь ослепить? не пойдем! Моисей весьма огорчился и сказал Господу: не обращай взора Твоего на приношение их; я не взял ни у одного из них осла и не сделал зла ни одному из них. И сказал Моисей Корею: завтра ты и все общество твое будьте пред лицем Господа, ты, они и Аарон; и возьмите каждый свою кадильницу, и положите в них курения, и принесите пред лице Господне каждый свою кадильницу, двести пятьдесят кадильниц; ты и Аарон, каждый свою кадильницу. И взял каждый свою кадильницу, и положили в них огня, и всыпали в них курения, и стали при входе в скинию собрания; также и Моисей и Аарон. И собрал против них Корей все общество ко входу скинии собрания. И явилась слава Господня всему обществу. И сказал Господь Моисею и Аарону, говоря: отделитесь от общества сего, и Я истреблю их во мгновение. Они же пали на лица свои и сказали: Боже, Боже духов всякой плоти! один человек согрешил, и Ты гневаешься на все общество? и сказал Господь Моисею, говоря: скажи обществу: отступите со всех сторон от жилища Корея, Дафана и Авирона. И встал Моисей, и пошел к Дафану и Авирону, и за ним пошли старейшины Израилевы. И сказал обществу: отойдите от шатров нечестивых людей сих, и не прикасайтесь ни к чему, что принадлежит им, чтобы не погибнуть вам во всех грехах их. И отошли они со всех сторон от жилища Корея, Дафана и Авирона; а Дафан и Авирон вышли и стояли у дверей шатров своих с женами своими и сыновьями своими и с малыми детьми своими. И сказал Моисей: из сего узнаете, что Господь послал меня делать все дела сии, а не по своему произволу [я делаю сие]: если они умрут, как умирают все люди, и постигнет их такое наказание, какое постигает всех людей, то не Господь послал меня; а если Господь сотворит необычайное, и земля разверзнет уста свои и поглотит их и все, что у них, и они живые сойдут в преисподнюю, то знайте, что люди сии презрели Господа. Лишь только он сказал слова сии, расселась земля под ними; и разверзла земля уста свои, и поглотила их и домы их, и всех людей Кореевых и все имущество; и сошли они со всем, что принадлежало им, живые в преисподнюю, и покрыла их земля, и погибли они из среды общества. И все Израильтяне, которые были вокруг них, побежали при их вопле, дабы, говорили они, и нас не поглотила земля» (Чис.16:1–32).

Что сказать мне ещё?

Что Корей (а его имя, קרח , означает «холодный», то есть нечувствительный, безразличный к наставлениям Господа и даже к наказаниям Его, а также и «остриженный»; имя же отца его, יצהר , означает «елей» и указывает на помазание; «таким образом, “Корей, сын Ицгара» – это “остриженный, сын елея»: он как бы остриг голову, “подставляя» ее под особое помазание, призванное наделить его верховной властью»¹¹⁷⁴) увлек за собой людей, как несмысленных младенцев, потому что «масса... по природе своей находит удовольствие в ругательствах по адресу правителей и готова согласиться с любым мнением, с которым к ней обращаются»?¹¹⁷⁵

Что «погибли эти люди во свидетельство всемогущества Господа Бога и гибель их была достойна сожаления не только вследствие чрезмерности постигшего их бедствия, которое само по себе вызывало грусть, но и потому, что родственники их были довольны постигшим тех заслуженным возмездием», ибо, «невзирая на свое родство с погибшими, они, ввиду случившегося, не могли не одобрить такого Божиего суда и не печалились, потому что считали, что с приверженцами Дафана погибли самые преступные элементы народа»?¹¹⁷⁶

Что души возмутителей народа сошли в שאל , «преисподнюю»¹¹⁷⁷, что «означает не могилу, а особое духовное пространство, где пребывают души умерших нечестивцев, испытывая там страдания соответственно своим грехам»?¹¹⁷⁸

Но не могу не добавить еще, вслед за Критским светильником, что и ты, «душа, уклонилась от Господа твоего, как Дафан и Авирон», которые самими «своими именами свидетельствовали, с одной стороны, о желании силой вернуть “законные» прерогативы своего предка, а с другой – о преступности этого замысла в очах Божиих»¹¹⁷⁹.

Посмотри, душа, на деяния Кореевы: он, человек, «который занимал, как по своему происхождению, так и по богатству, видное положение среди евреев, отличался красноречием, которым умел увлекать народную толпу», и – позавидовал родственнику своему Моисею!¹¹⁸⁰

Он презрел власть Господа и выступил сначала тайно, а потом – и открыто против богоустановленного царственного достоинства Моисея и священства Ааронова и увлек за собой на богоборческий путь еще и «двести пятьдесят лучших мужей»!¹¹⁸¹

Посмотри же в себя, душа моя: не найдешь ли ты и в себе злостных семян зависти к законному благополучию других? не увидишь ли ты и в себе порожденного гордостью ропота против священноначалия, Богом установленного? не нарушаешь ли ты порядка церковного? не ведешь ли за собой, примером неуёмной гордыни твоей, и тех, кто окружает тебя?

«Воззови же из ада преисподнего к Господу Твоему: «Пощади!», – чтобы и тебя, как этих нечестивых, “с шумом и страшным треском»¹¹⁸² не покрыла пропасть земная».

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Яко юница, душе, разсвирепевшая, уподобилася еси Ефрему, яко серна от тенет сохрани житие, вперивши деянием ум и зрением.

Напоминает тебе, душа моя, преподобный Андрей слова Осии-пророка: «Ефрем – телица наученая, еже любити прение¹¹⁸³, и Я Сам возложу ярмо на тучную шею его; на Ефреме будут верхом ездить, Иуда будет пахать, Иаков будет боронить» (Ос.10:11).

Иаков, отец Иосифа, на смертном одре «повелел собственным своим сыновьям принять в свое число и сыновей Иосифа, Ефраима и Манассию, и поделиться также и с ними Хананеею»¹¹⁸⁴. При этом Ефрем («что значит «восстановитель», потому что [при рождении его] Иосиф восстановил себе прежнюю свободу своих предков»), сын Иосифов, родившийся у него в Египте от жены-египтянки Асенеф, дочери гелиопольского жреца Петефрея¹¹⁸⁵, хотя и был младшим, но наследовал благословение первенца – Манассии. Из рода Ефремова, который стал впоследствии более значимым, чем колено Манассии, вышел преемник Моисея – Иисус Навин¹¹⁸⁶. Впоследствии же, однако, потомки Ефрема не раз становились причиной неурядиц в коленах Израилевых (См., например: Суд.12:1–6; 3Цар.11:26).

Потому и стал Ефрем нарицательным словом для обозначения спора и неурядиц. Так его и использует преподобный Андрей.

Посмотри, душа, говорит он: ты некогда «уподобилась Ефрему, как молодая телица рассвирепевшая».

Посмотри, говорит он: любопрением своим ты, душа, сама ведешь себя в западню, составляя для себя преграды немирным нравом своим.

Ты ли всегда спокойна и благоговейна? – Нет, но ты постоянно ищешь причин для споров по любому поводу и всегда горишь желанием не столько найти в этих спорах истину, сколько показать себя – силу ума твоего, силу доводов твоих хитросплетенных, происходящих из множества знаний твоих.

Но посмотри, душа: разве в споре родилась когда-нибудь истина? Разве можно спором, доводами человеческими, изменить мнение, а то – и жизнь человека, позиция которого вполне сложилась, который, надо сказать, не так уж глуп, чтобы считать свое мнение в корне неверным, а твое – единственно верным? Ведь не всегда даже доводы совсем не человеческого происхождения не могут убедить спорящих, и в ход идут последние аргументы совсем не умственного свойства! Вспомним хотя бы безумного Ария, которому великий святитель Мир Ликийских Николай на Первом Вселенском соборе смог объяснить истину правого учения лишь вручную, таким только образом остановив поток его богохульств¹¹⁸⁷.

Разве словопрения – лучше молитвы? Тем более – молитвы за врагов своих? Ведь сказано: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас» (Мф.5:44; Лк.6:28)! И даже с такими, кто в самой вере отчуждился¹¹⁸⁸, церковное право повелевает обращаться не только с подобающей строгостью (еретиков надлежит анафематствовать¹¹⁸⁹, с ними вместе не молиться¹¹⁹⁰ и не дозволять им присутствовать на молитвах православных; даже и не впускать их в церковь, если они коснеют в ереси¹¹⁹¹, и так далее), но и с великой любовью: «Мы избрали за лучшее поступать с вышеупомянутыми людьми кротко и мирно. ...Может быть, тогда, как мы с кротостью собираем разномыслящих, по слову апостола, даст им Бог покаяние в разум истины, и возникнут от диавольской сети, быв уловлены от него в свою его волю» (Карф. 77)¹¹⁹².

Ты же, душа, и в друзьях своих умудряешься посеять смуту.

Но хуже всего, что ты – без году неделю проведя в Церкви – начинаешь учить её, матерь твою, как ей продолжать свою жизнь: так ли, как прожила она уже две тысячи лет с Главой своим Премирным, Господом нашим Иисусом Христом, или – с тобой и как-нибудь по-новому, как того требует современный скоромимоходящий век... И Устав-то тебе не тот, и службы долгие, и присесть-то нельзя, и читают по-славянски, и вообще всё как-то архаично...

А не думала ли ты, душа споролюбивая, что в этой архаичности – благодать Божия соприсутствует? Не искала ли ты иного пути для своего воцерковления?

Не думала ли ты, что понимание – это спутник смирения, а не гордыни?

Не знаешь ли ты, что научаются – слушая, а не уча?

Не пыталась ли и ты послушать Церковь, понять многовековой опыт её и попытаться (хотя бы начать!) подражать ему?

Не пыталась ли проверить: а ты-то, ты сама что знаешь, кроме того, что вычитала в умных книжках? что знаешь ты не со слов других, которые так усердно повторяешь, а из собственного опыта?

Где великие подвиги твои, которые дают тебе право учить?

Потому напоминает тебе преподобный Андрей и великого Иеремию, сказавшего некогда: «Слышу Ефрема плачущего: «Ты наказал меня, и я наказан, как телец неукротимый; обрати меня, и обращусь, ибо Ты Господь Бог мой» (Иер.31:18).

Святитель говорит тебе: теперь сохрани жизнь свою, как серна, оберегающаяся от западни, окрыливши свой ум деянием и зрением. Иначе – не избежать тебе наказания, как тельцу неукротимому. «Знай в сердце твоем, что Господь, Бог твой, учит тебя, как человек учит сына своего» (Втор.8:5). И сына благоразумного, хотя и заблудившегося на жизненных путях своих, ожидает радость и милость Отца и участие в наследии Его (См.: Лк.15:11–32); сыну же неукротимому принадлежит только «исправительная розга» (Притч.22:15), как сказано: «Не оставляй юноши без наказания: если накажешь его розгою, он не умрет; ты накажешь его розгою и спасешь душу его от преисподней» (Притч.23:13–14).

Не жди розги, душа, – обращается к тебе преподобный Андрей!

Открой глаза свои и посмотри, как живет Церковь, в чем – непобедимая сила её, неодолимая и «вратами ада» (Ср.: Мф.16:18). Открой глаза пошире и посмотри: нет ли вокруг тебя таких людей, которые могли бы стать для тебя образом истинного смирения, терпения, веры, надежды, любви?

И – неважно, где ты их найдешь: среди окружающих тебя или в книгах, коих множество написано для назидания твоего. У Бога «все живы» (Лк.20:38), и каждый подвижник, отделенный от нас многим временем, жив теперь у Него так же, как и мы. Пойми, что праведность живет вне времени. Пойми, и попытайся подражать тем, кто в своей земной жизни взял на себя, по завету апостольскому, подвиг подражания Спасителю нашему, кто смирил тело свое настолько, что оно перестало тяготить, тянуть к земле, перестало быть непроходимой преградой на пути к богопознанию.

А потом – попробуй закрыть глаза тела своего и всмотрись внутрь себя: не откроется ли и у тебя зрение духовное? Не увидишь ли и ты с помощью этого истинного зрения тайны Божии? Ведь это и будет тем самым – настоящим! – зрением, о котором говорит тебе преподобный: зрением, окрыляющим ум.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Рука нас Моисеова да уверит, душе, како может Бог прокаженное житие убелити и очистити, и не отчайся сама себе, аще и прокаженна еси.

«Еще сказал ему Господь: положи руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху, вынул ее, и вот, рука его побелела от проказы, как снег. [Еще] сказал: положи опять руку твою к себе в пазуху. И он положил руку свою к себе в пазуху; и вынул ее из пазухи своей, и вот, она опять стала такою же, как тело его» (Исх.4:6–7).

Посмотри, душа моя, на истинную сердечную скромность, истинное смирение души преподобного таинника Божией благодати, святителя Андрея!

«В сих видимь есть кто непрелестен сый, егда свидетельствовано от божественных Писаний имать и деяние и мудрование, смиренномудрствуя, в нихже подобает мудрствовати»¹¹⁹³, – учат нас преподобные отцы, – так что «непрелестность сего да будет в том, чтобы представляти свидетельство о нихже глаголет, от Священных Писаний»¹¹⁹⁴.

Сколь обширны познания великого учителя Критского в Божественном Писании! Как ничтожны в сравнении с этой высотой наши попытки хотя бы отдаленно приблизиться к обширности его познаний тех материй, к которым мы, без соответствующего комментария, и подойти-то боимся! С каким усердием он погружает нас в самую сущность изложенного в этих «богодухновенных» (2Тим.3:16) книгах!

И как тщательно охраняет он от постороннего взора то, к чему прикасаться не следует, – глубины собственного духовного опыта!

Но – как уверенно сияют из строк Великого канона жемчужины этого опыта! Кто мог бы написать эти убедительные строки, не переживя внутри себя смыслов каждого слова, не узнав эти смыслы достоверно из жизни своей?

Поэтому каждое слово канона – не абстрактный призыв к покаянию. Это – прожитая в покаянии жизнь, предложенная нам, слушающим, как бесценный опыт.

Бери его, душа моя, бери, как драгоценный бисер, и слагай его в сердце своем! Ведь как знать, сможешь ли и ты когда-нибудь подойти в покаянии твоем так близко к Тому, Кто силен "изгладить все беззакония» твои (Мих.7:19), как силен и «изгладить имя твое из поднебесной» (Втор.29:20; Пс.108:13)?

«Да убедит нас с тобой, душа моя, рука Моисеева, как может Бог жизнь прокаженную убелить и очистить». Разве это – не из опыта слова?

Кто знает, что может Бог, как не тот, кто на своей жизни убедился в Его неиссякаемой милости? Кто может знать дела Господни, как не тот, на ком они исполняются? Кто может быть более всех убежден в неисповедимости путей Господних, как не тот, кто в юности подвизался во Святой земле, продолжил подвиги свои в имперской столице, архиерействовал на отдаленном и от Константинополя, и от Иерусалима Крите, умер в пути на маленьком острове Митилине, а теперь почитается всем православным миром?

Кто больше такого человека может знать на опыте своем силу Божию? Кто может быть более уверен в том, что жизнь, покрытую проказой греха, под силу очистить одному Подателю жизни?

И кто имеет более оснований учить тебя, душа моя прокаженная, чем тот, кто уже более тысячи лет учит всю вселенную: даже если и прокажена ты, не отчаивайся сама в себе – «Господь Бог твой среди тебя, Он силен спасти тебя» (Соф.3:17), «восставить» (Рим.14:4) из бездн грехов твоих и «обогатить всякою благодатью» (2Кор.9:8)...

Нет греха страшнее отчаяния. Помни, душа, того, кого отчаяние довело до всеконечного преступления – вспомни Иуду беззаконного, который, «шед, удавися» (Мф.27:5), обесчестив вконец и жизнь свою, и запоздалое покаяние свое¹¹⁹⁵ (Мф.27:3–5).: «расселось чрево его и выпали все внутренности его», дав знать «всем жителям Иерусалима» (Деян.1:18–19) полную цену неверия и предательства.

Отчаянием в своем спасении мы, душа, унижаем Господню силу, мы не верим в Его человеколюбие и милосердие, мы оскорбляем саму творческую силу Триединого Бога, Который, создав нас, изрек: «Вот, хорошо весьма» (Быт.1:31)!

«Хорошо весьма» – ибо создано всё, что, в гармонии своей, позволяет познать Творца.

«Хорошо весьма» – ибо создан по образу и подобию Божию человек и наделен способностью разумом своим взойти к Творцу и прославить Его.

«Хорошо весьма» – ибо в «полноте времен» (Гал.4:4) расторгнулась власть греха, и между Богом и человеком установилась связь кровная, теснее которой вряд ли что может быть: совершилось «усыновление» человечества Божеству (Гал.4:5–7).

Как же ты, душа, добровольно отказываешься от этого восхождения? Как же ты можешь унывать и отчаиваться, когда вложенные в тебя Творцом силы делают тебя способной к такому восхождению и достойной его? Кто дал тебе право осмеливаться попирать всемогущество Божества?

Стань достойной Божественных слов «хорошо весьма», душа! Иди навстречу Богу твоему – ведь Он так недалеко, Он – среди тебя! Не наполняй чрево свое духом отчаяния, как «рожками, которые ели свиньи» (Лк.15:16)! Истреби его внутри себя – и тогда Господь, как милостивый отец, скажет тебе: ты «был мертв и ожил, пропадал и нашелся!» (Лк.15:32).

h4 Преступи понедельнику даже до Славы. Чти вторнику.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Волны, Спасе, прегрешений моих, яко в мори Чермнем возвращающеся, покрыша мя внезапу, яко египтяны иногда и тристаты.

«И сказал Господь Моисею: простри руку твою на море, и да обратятся воды на Египтян, на колесницы их и на всадников их. И простер Моисей руку свою на море, и к утру вода возвратилась в свое место; а Египтяне бежали на встречу [воде]. Так потопил Господь Египтян среди моря. И вода возвратилась и покрыла колесницы и всадников всего войска фараонова, вошедших за ними в море; не осталось ни одного из них. ... Колесницы фараона и войско его ввергнул Он в море, и избранные военачальники его потонули в Чермном море. Пучины покрыли их: они пошли в глубину, как камень» (Исх.14:26–28, 15:4–5).

Народ еврейский, изшедший из плена египетского, плена греховного, остановился перед морем Чермным. Египтяне же, вышедшие в погоню за избранным народом, настигли его и «построились в боевой порядок» так, что «стеснили их на небольшом пространстве и... отрезали все пути, по которым, по их расчетам, могли бы бежать евреи, и заключили последних между недоступными скалами и морем. Дело в том, что к самому морю [в том месте – Флавий называет его Вельсефонтом, бытописатель же – Ваал-Цефоном¹¹⁹⁶] подходит совершенно недоступная, почти отвесная гора, мешающая какому бы то ни было бегству. Таким образом, египтяне замкнули евреев в пространстве между горой и морем и заняли своим лагерем выход отсюда на открытую равнину»¹¹⁹⁷.

В этом-то месте и случилось невиданное чудо прохождения народа, бегущего от власти египетской – власти греха, по дну моря Чермного. «И пусть никто не изумляется необычайности рассказа, если для древних людей, которые были гораздо менее испорчены, [чем нынешние,] нашелся, либо по желанию Господа Бога, либо сам собою, путь спасения даже в море. Ведь вовсе не так давно Памфилийское море также отступило перед войском македонского царя Александра, которое не имело другого пути, и дало ему возможность пройти, потому что Предвечный решил положить конец владычеству персов»¹¹⁹⁸.

И когда грех вошел в среду моря Чермного, волны морские сомкнулись над ним, погрузив в себе войско египетское. И «когда на следующий день течением и силой ветра было прибито к месту стоянки евреев оружие египтян, то Моисей и в этом усмотрел перст Божий, дабы евреи не оставались безоружными, собрал его и вооружил им народ»¹¹⁹⁹, так что из этой победы над властью чуждой народ вышел с некоторым прибытком.

Видишь ли, душа моя, как стремился народ избранный вырваться из тенет греховных? Все люди последовали за Моисеем в неизведанное по слову Божию, весь «народ не задумывался и быстро следовал, уповая на Господа Бога, за Моисеем»¹²⁰⁰, показавшим ему путь к праведности. Никто не пожалел об утрате того времени, которое заполонил собою грех, никто не вернулся вспять! И как скоро совершился праведный Божий суд над грехом, бросившимся вдогонку!

И ты, душа моя, как часто ты готова бежать от греха! Как часто ты рвешься к исповеди и уверяешь себя: всё, больше никогда не повторю я тех грехов, которые сегодня исповедаю!

И как часто, подняв голову из-под епитрахили священника, ты, еще не отойдя от аналоя, начинаешь повторять те же самые грехи в мыслях своих! Потому что никогда не дремлет тот, кто искушает тебя. Он – всегда наготове, всегда во всеоружии, и нет мгновения, когда замедлил бы он испытать терпение твое и решимость навсегда оставить грех.

Вспомни, душа моя: вот огляделась ты вокруг, еще стоя у аналоя перед крестом и Евангелием, – нет ли у тебя мысли, что-де я, слава Богу, уже без греха, а вон вокруг сколько народу, и никто из них не может сказать, что грехи его отпущены? нет ли у тебя такой горделивой мысли?

Вот отошла ты от аналоя – и вдруг кто-то тебя толкнул или сказал что-то неуместное; нет ли у тебя мысли поучить, как надо себя вести за литургией? и почему не возникло у тебя прежде всего мысли помолиться за этих людей, чтобы Сам Господь их управил? да и за себя тоже: спроси себя – почему именно тебе попустил Господь именно в этот миг такое искушение?

Вот пошла ты к Святой Чаше со страхом Божиим и верою; но почему же ты стремишься подойти первой? почему ты считаешь именно себя достойной такой великой чести? почему ты, которой еще только надлежит стать, «как дети» (Мф.18:3), вдруг оказываешься у Чаши впереди детей? почему старенькая монахиня, на замусоленных от долгих молитв четках которой не счесть узелков, оказалась позади тебя?

Вот отошла ты от Чаши – и где благодарение твое? почему молитвенник – не тотчас у тебя в руках? почему, когда начинают читать для всех (для тебя! ведь ты не прочла еще их, да и дома не всякий раз соберешься!) благодарственные молитвы, ты – скорее к кресту и – домой?

Вот вышла ты из церкви – неужели всё благоговение твое осталось там? почему ты сразу, не раздумывая, погружаешься в мирские дела? а если и не так – то почему же ты вновь и вновь, в размышлениях своих духовных, показываешь всем более «святость» свою фарисейскую, чем умиление мытарево?

Спроси себя, душа моя: всегда ли ты готова противостать ухищрениям искусителя? Не о тебе ли сказано: «Как пес возвращается на блевотину свою, так глупый повторяет глупость свою», – и: «вымытая свинья идет валяться в грязи» (Притч.26:11; 2Пет.2:22)?

Господи, «Спасе мой! Волны прегрешений моих, возвратившиеся, как в море Чермном, внезапно покрыли меня, как некогда египтян и военачальников»¹²⁰¹ их.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Неразумное, душе, произволение имела еси, яко прежде Израиль: Божественныя бо манны предсудила еси безсловесно любосластное страстей объядение.

«От горы Ор отправились они путем Чермного моря, чтобы миновать землю Едома. И стал малодушествовать народ на пути, и говорил народ против Бога и против Моисея: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть [нам] в пустыне, ибо здесь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища» (Чис.21:4–5).

«С развратных и невоздержных не снимается вина из-за того, что, создав и одушевив некогда тело, Бог вложил в него способность порождать и питаться»¹²⁰², – пишет святой Палама. Тем более, что Господь премудр и, создав способность питаться, дает и пищу во благовремение¹²⁰³.

Так и евреям в пустыне подал Он пищу – «когда Моисей поднял руки свои к небу для молитвы, на них упало нечто вроде росы. Так как оно осталось на руках, то Моисей, предполагая и в этом пищу, ниспосланную от Господа Бога, отведал от нее и с радостью убедился, что не ошибся. Но так как народ был в недоумении, считая, что идет снег, как то бывает в зимнее время года, то Моисей объяснил ему, что это вовсе не роса падает с неба им на гибель, но пища для спасения их», данная им на все сорок лет путешествия по пустыне¹²⁰⁴.

Но во все эти годы народ Израильский не переставал вспоминать Египет, где ему было сытно жить, и потому не прекращал возмущаться против данного ему Богом водителя – Моисея, ставя ему в укор именно то, что он сделал по Божьей воле: вывел их из земли греха и повел к земле праведности.

Посмотри же на себя, душа моя! Какое неразумное произволение имела ты, как Израиль в прежние времена: Божественной манне безрассудно предпочла сластолюбивое пресыщение страстями.

Манна твоя сошла к тебе с небес, как манна древняя. Манна твоя – Христос, Бог твой, сказавший: «Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие» (Ин.6:55). Тот, кто – во Христе, «тот не будет жаждать вовек» (Ин.4:14).

Всегда ли ты, душа моя, припадаешь к этому Источнику, чтобы утолить свою жажду? Всегда ли ты, душа моя, утоляешь голод свой, питаясь от того «Слова», Которое было «в начале» и без Которого «ничтоже бысть, еже бысть» (Ин.1:1, 3)?

Или же ты предпочитаешь утолять голод свой и жажду свою тем, что безмерно поглощает тело твое? Неужели все потребности твои можно свести только к телесным страстям? «Станем есть и пить, ибо завтра умрем» (1Кор.15:32), – говорили некогда безумные. Но неужели Господь наделил тебя разумом, душа моя, не для того, чтобы ты научилась эти страсти обуздывать, это тело – воспитывать так, чтобы оно было не господином твоим, а товарищем твоим, готовым всегда пожертвовать своим ненужным для того, чтобы ты улучила нетленное? Ведь и тело твое знает так же хорошо, как и ты: «мертвые воскреснут нетленными» (1Кор.15:52), и ему, вместе с тобою, душа, надлежит явиться на праведный Суд.

Ведь «Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе» (Рим.14:17)!

И поэтому – сколько ни пресыщайся ты в этом мире, голод твой телесный прекратится по общему порядку угасания всех вещей. Но голод духовный, если не удовлетворить его ныне, будет длиться вечно. Ибо если сейчас не узнаешь ты, душа, где Источник, который утоляет этот голод, если не отыщешь той дороги, которая поведет тебя к Отцу твоему (твоей дороги, только твоей, той дороги, которая приведет именно тебя к обители, для тебя уготованной: «В доме Отца Моего обителей много» (Ин.14:2)!), если не сделаешь ты первых шагов по этой дороге – сейчас, пока ты еще в теле твоем! – то как ты сделаешь это тогда, когда расстанешься с телом? «Ни мертвые не восхвалят Господа, ни все нисходящие в могилу», – сказал тебе пророк (Пс.113:25; ср.: Пс.87:11).

Пока жива ты, душа моя, пока тело твое – друг и помощник тебе, ищи свой путь! Оставь земное пресыщение, укроти страсти твои и тела твоего, стяжи, по апостолу, «праведность и мир и радость во Святом Духе». Каждому из нас сказал преподобный Серафим Саровский: «Стяжи дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи». Ведь кто стяжал этот дух – тот уже обрел путь ко спасению, конец которого венчает Божественная благодать.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Кладенцы, душе, предпочла еси хананейских мыслей паче жилы камене, из негоже премудрости река, яко чаша, проливает токи богословия.

«И Авраам упрекал Авимелеха за колодезь с водою, который отняли рабы Авимелеховы» (Быт.21:25). «И сказал Господь Моисею: пройди перед народом, и возьми с собою некоторых из старейшин Израильских, и жезл твой, которым ты ударил по воде, возьми в руку твою, и пойди; вот, Я стану пред тобою там на скале в Хориве, и ты ударишь в скалу, и пойдет из нее вода, и будет пить народ. И сделал так Моисей в глазах старейшин Израильских» (Исх.17:5–6).

Как долго ты, душа моя, колодцы хананейских помыслов предпочитала источнику, изведенному из камня, из которого река премудрости, словно переполненная чаша, изливает потоки богословия!

Вспомни кумиров юности твоей! Вспомни, как читали в школьной библиотеке (домой не давали!) ксерокопии Булгакова и Солженицына из толстых журналов. Как зачитывали (чуть не до дыр!) Софьпетровнины «Тарусские страницы» – единственную тогда книжку, где была Цветаева, которой напрочь не существовало ни в школьной программе, ни в издательской деятельности. Как учили наизусть Есенина. Как на машинке перепечатывали «антисоветчину» – переписку Блока с Белым, с трудом найденных Ахматову, Гумилева и Городецкого. Вспомни, как в университете, прямо на лекциях, зачитывались Пастернаком – загранизданием на папиросной бумаге – вперемежку с Библией.

Ведь и четверти века не прошло...

Где они, «хананейские мысли» нашей интеллигенции? Что осталось от них теперь?

Отношения «серебряного века» с Богом были сложны, но в целом они умещались на траектории, ведущей от эстетического, чувственного переживания¹²⁰⁵ – через причудливое смешение умиления¹²⁰⁶, суеверия, страсти и детской жажды чуда (скорее чуда-волшебства, чем чуда в собственно религиозном его понимании)¹²⁰⁷, часто – даже истерики¹²⁰⁸, а подчас и не менее детского, вполне искреннего умиления¹²⁰⁹ – к революционной браваде религиозного панотрицания¹²¹⁰, – браваде, доходящей до фамильярности и связанной не столько с революционной идеологией или с духом противоречия, являющимся, как отмечалось в литературе, конституирующим признаком интеллигенции, сколько с гиперболизацией собственного Я¹²¹¹.

Бальмонт, один из законодателей литературной моды, смело и эстетично заигрывает с диаволом (для него, кстати, он, как и Бог, – с большой буквы. Цитируя, мы изменим это авторское правило)¹²¹², явственно скучает за молебном¹²¹³ и дает руководящее указание:

«Нам нравятся поэты,

Похожие на нас».

Хотите узнать, какие? – Пожалуйста:

«О, да, я Избранный, я Мудрый, Просвещенный,

Сын солнца, я – поэт, сын разума, я – царь»¹²¹⁴.

Да еще такие, которым и собеседника не скоро найдешь («Не с кем говорить мне, не с кем, кроме Бога»)!¹²¹⁵

А уж дальше – пошло-поехало:

«О, Гермес Трисмегист, троекратно великий учитель

… От тебя получил я ту влагу целебную жизни.

Что меня навсегда приобщает к небесной отчизне»¹²¹⁶;

«...Я не Змей, уродливо-больной,

Я Люцифер небесно-изумрудный,

В безбрежности, освобожденной мной»¹²¹⁷,

и так далее. Окрыленный перспективой этой узурпированной поэтом власти, Городецкий готов подменить собою со товарищи Самого Творца¹²¹⁸, к Которому, кстати, относится с большой подозрительностью¹²¹⁹. И хотя Городецкий в некотором образе остается в границах христианства, его богословие-философия имеет какой-то причудливый оттенок¹²²⁰.

Гумилев (пока «Русь бредит Богом, красным пламенем, Где видно ангелов сквозь дым»¹²²¹) вступает в дружбу с сатаною¹²²², молится солнцу¹²²³, увлекается таинственным андрогином: ведь он – «Бог-Существо»¹²²⁴, тогда как Христос – просто некий «искатель небес»¹²²⁵, хотя и очень поэтический¹²²⁶; в лучшем случае – «Вековая, Святая Мечта»¹²²⁷... Творец же его вовсе не интересует – по причине Его (прости, Господи!) временности¹²²⁸...

Да разве и важно это, если жизнь, в целом, бесцельна?¹²²⁹

И вот уже Пастернак, двадцати семи лет от роду, заигрывает со смертью («...мне смерть Как приелось жить»¹²³⁰) и, в то время как «несметный мир семенит в месмеризме»¹²³¹ (вы поняли, о чем это?), в общем – между делом, пока «галчонком глянет Рождество»¹²³² (почему – Рождество? где он видел галчат в Рождество? лишь бы в размер попасть?), познаёт цель жизни:

«Я понял жизни цель и чту

Ту цель, как цель, и эта цель –

Признать, что… … …от поста болят виски»¹²³³...

Болят, видимо, до того, что сама цель Творения Божьего преобразуется до неузнаваемости:

«Мирозданье – лишь страсти разряды,

Человеческим сердцем накопленной»¹²³⁴.

А, пока это всё происходит, –

«Давай ронять слова,

Как сад – янтарь и цедру (ну, янтарь – куда ни шло, но вы хорошо понимаете, как это – сад роняет цедру? кто там чистит лимоны? – иг. Ф.),

Рассеянно и щедро,

Едва, едва, едва»¹²³⁵.

Брюсов, «сознавая вместе с лучшими людьми современности, что вера заключается в глубине сердца, а не во внешних проявлениях»¹²³⁶, с большим увлечением писал, серьезно углубляясь в детали¹²³⁷, «правдивую повесть о дьяволе, не раз являвшемся в образе светлого духа... о богопротивных занятиях магией, астрологией, гоетейей¹²³⁸ и некромантией»¹²³⁹ и о тех, кто, «может быть... вновь перед троном дьявола отрекся бы от вечного спасения»¹²⁴⁰.

Время поэзии, лишенной проблемы, поэзии ради чистой эстетики слова, эстетики звука, крайняя черта которой в стихосложении – «дыр бур щил убещур» Крученых, в изобразительном искусстве – «Черный квадрат» Малевича.... В деле «ремесла» «серебряный век» не открывает принципиально новой формы (техника стиха), но зато, в ослеплении формой, теряет содержание. В области же бытия, потеряв смысл жизни и отказавшись от христианской морали и нравственности, он не дал ничего взамен – никакой устойчивой модели поведения. В своих мечтаниях и страстях поэты «серебряного века» оказались наследниками скорее не Пушкина (хотя много об этой преемственности сами говорили, но Пушкин все же – прагматик, вполне осмысленный и содержательный), а Лермонтова (который к своим двадцати семи годам так и не нашел своего места в жизни) и его Печорина («лишний человек»).

Поиск ради поиска. Литературное марево вместо жизненной опоры («фиолетовые руки на эмалевой стене»¹²⁴¹...). Неустойчивость, блуждание мысли, переходящее в ее отсутствие (Кузмин). Кружковый аморализм. Групповой выход из мира, попытка формирования для своего круга – своего мира, далекого от реальной жизни. Натужная измышленность собственной жизни и ее проблем. Подмена истинной мистики – магизмом, включающим и «магию слова». Самозахват литературных высот, самовосхваление в рамках кружка (некая клубность) – эдакая литературная Вавилонская башня «во имя своё» (Ин.5:43) («и сказали они: построим себе город и башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» (Быт.11:4)) – с известным из Библии же итогом...

Смысл – опровержение реалистической поэтической методы Пушкина.

Суть – провокация общественного сознания.

Разве это – не верное описание духа «серебряного века»?

Одна только Ахматова живет в христианской реальности. Настолько, что даже время ее течет в рамках святцев («Записала на Илью»¹²⁴², например; или, памяти Блока: «А Смоленская нынче именинница»¹²⁴³; или: «Тому три года в Вербную Субботу»¹²⁴⁴; и еще: «И милый сон под Рождество, И Пасхи ветер многозвонный»¹²⁴⁵; и много еще примеров можно найти...), а мир вращается вокруг церкви и в революционном семнадцатом¹²⁴⁶, и в страшные ежовские тридцатые¹²⁴⁷, и в хрущевские шестидесятые.

Одна Ахматова...

Да, разве еще, созвучный ей (иногда – «по ошибке»¹²⁴⁸) Мандельштам, для которого «теперь всякий культурный человек – христианин»¹²⁴⁹, для которого «Евхаристия как вечный полдень длится»¹²⁵⁰, для которого смерть Христова – «реальнейший факт искупления»¹²⁵¹.

«Вот неподвижная земля, и вместе с ней

Я христианства пью холодный горный воздух.

Крутое Верую и псалмопевца роздых,

Ключи и рубища апостольских церквей.

…

И с христианских гор в пространстве изумленном,

Как Палестины песнь, нисходит благодать»¹²⁵²...

Но всё же мир Мандельштама – это хоровод, в котором чудесным образом сплелись Айя-София и Notre Dame, Валгалла, Бахус, цезари, Гомер и Цицерон, Троя с Еленой Прекрасной, Прозерпина с асфоделями и Афон с имябожниками, Лета, Кассандра, Лорелея, Сафо, Рим, Афины, Виллон (Франсуа Вийон), Микеланджело, мадам Бовари, Эдип, Расин... И в этот причудливый полуязыческий мир помещаются, как равные, преданный братьями Иосиф, Моисей на Синае, Вифлеем, колокольни, Саломея, Суббота, Кремлевские соборы, Лия, Сусанна со старцами, келейная тишина, церковные хоры и монастырские вечера¹²⁵³...

Однако даже и она, даже стоящая в этом ряду особняком – скала! – Анна Андреевна, одна из немногих из «серебряного века», кто молился вслух Богу¹²⁵⁴, а не бесам, и читал Писание, не скрывая¹²⁵⁵, Анна Андреевна, уповавшая на Его щедрость¹²⁵⁶ и неистощимое милосердие и здесь¹²⁵⁷, и в будущем веке¹²⁵⁸, и не стыдившаяся просить молитв других¹²⁵⁹, – и она, подчас, отдавала дань привычке, взращенной богоборческим духом рубежа XIX-XX вв.¹²⁶⁰.

«Что неразумнее гордящихся посвященностью в тайны демонов и их водительством над собственной мудростью?» – спрашивал некогда Солунский святитель Григорий¹²⁶¹. Ведь, напоминает он, и Платон, превознося древних поэтов «во главу похвалы ставит их способности к неистовству; “если кто», говорит он, “без внушения демонов приступит к поэтическим речам, то ни он, ни его поэзия не будут иметь успеха, и творения благоразумных затмятся творениями безумствующих», да и сам Платон, собираясь в “Тимее» философствовать о природе мироздания, молится о том, чтобы не сказать ничего неугодного богам, а разве угодная демонам философия может быть Божией или от Бога данной? У Сократа был демон, который конечно уж посвятил его в свои тайны; видно, он же и свидетельствовал, что Сократ превосходит всех мудростью. Гомер тоже призывает богиню воспеть через него человекоубийственный гнев Ахилла, давая этому демону пользоваться собой как орудием и возводя к той же богине источник своей мудрости и красноречия. А Гесиоду показалось мало, раз он сочиняет “Теогонию», быть одержимым только одним бесом, так он то из Пиерии, то с Геликона навлекает на себя сразу девятерых. ... Иной сам о себе свидетельствует: “Я научен всему богомудрою музой». А еще один призывает целый хоровод муз, увы! плясать в своей собственной душе.

Так что же? Неужели скажем, что люди, открыто говорящие о самих себе такие вещи, обладали божественной мудростью? Никоим образом, пока мы в своем уме и служим истинной премудрости, которая не входит в злохудожественную и угождающую демонам душу, а если даже войдет, то отлетит при ее изменении к худшему»¹²⁶².

Осознание причин литературной апостасии¹²⁶³ приходит значительно позднее:

«Гордыня, родина моя!»¹²⁶⁴

Приходит тогда, когда возникает настоящая проблема – не для всех, для наиболее ранимых! – в 1914 году. Война. Настоящая смерть.

И эта проблема была настолько глубока, что закрыла собой даже события февраля 1917-го.

Приходит (тогда, когда больше ничего не остается) и желание, более или менее спрятанное от посторонних глаз, вернуться – рвануться! – назад¹²⁶⁵.

Приходит и осознание – некоторый намек! – на Богопричастность человечества¹²⁶⁶.

Но приходит вполне запоздало – потому что ушла традиция, а с ней – и внутреннее чувство религиозного события как со-бытия́, совместного бытия с Богом в Церкви, в массе народа, на смену которому в лучшем случае пришло обрядоверие [явление менее настораживающее, чем проявления духовного нечувствия, – ведь и святитель Афанасий (Сахаров), по словам одного из мемуаристов, сказал о себе, как нам помнится: «Я – обрядовер»], а в худшем – суеверие.

Остаточным явлением «серебряного века» можно считать «Мастера и Маргариту» Булгакова. Сочинение вполне беспроблемное. Или – сочинение с надуманной проблемой. (Собственно, весь мир «серебряного века» – надуман в своих «исканиях» и «трагедиях». Достаточно вспомнить возвышенного Блока, так часто бегавшего от своей «Прекрасной Дамы», Л.Д. Менделеевой, на Невский проспект...)

Разве не так?

Акт 1. «Мастер и Маргарита». Скучающая от безделья дама (муж – обеспечивает, по дому работать не надо, детей нет) отправляется гулять с желтенькими цветочками – всё равно куда, так как от «трагизма» своей жизни готова наложить на себя руки.

Это состояние души отечественной скучающей натуры очень точно подсмотрел некогда из-за своего литературного угла бессмертный Козьма Прутков:

Все стою на камне, –

Дай-ка брошусь в море...

Что сулит судьба мне,

Радость или горе?

Может, озадачит...

Может, не обидит...

Ведь кузнечик скачет,

А куда – не видит!¹²⁶⁷

В таких стесненных жизненных обстоятельствах мятущаяся интеллигенция была готова решительно на всё: генеральская дочка и сама генеральша, эмансипэ Коллонтай, например, после продажи родительских имений, в перерывах между поездками в Цюрих, Лондон, Женеву и далее вдоль по всей Европе¹²⁶⁸, утешала свои растрепанные чувства в салоне самой дорогой питерской модистки, а «практичная» тургеневская Кукшина ваяла «брошюры» революционного содержания и коротала бессонные девичьи ночи за изобретением крайне нужного обществу клея для приклеивания кукольных головок¹²⁶⁹...

Но всего точнее стандартный исход из этого состояния «вселенской скорби» русской интеллигенции описал все тот же Козьма Прутков:

Осень. Скучно. Ветер воет.

Мелкий дождь по окнам льет.

Ум тоскует; сердце ноет;

И душа чего-то ждет.

И в бездейственном покое

Нечем скуку мне отвесть...

Я не знаю – что такое?

Хоть бы книжку мне прочесть!¹²⁷⁰...

Книжка, на счастье (вернее, как на грех!), тут же и подвернулась. Помянутая дама нежданно-негаданно находит (буквально среди улицы) не очень здорового историка-писателя, который, надо сказать, мало ей нужен. Прочитав его роман (явно отличавшийся от общего фона «Массолита»), она видит в нем отблески «серебряного века», отчего величает автора «Мастером» и награждает шапочкой своего изготовления. Неудача с публикацией приводит «Мастера» в больницу по профилю заболевания, а Маргариту (которую, повторим, всего меньше интересовал сам «Мастер» как личность; она концентрировалась более на тексте) – на метлу, так как ей нужно продолжить развлекаться где бы то ни было – пусть даже на балу у сатаны. Последний приобретает власть над обоими. Конец истории.

Акт 2. «Массолитовская Москва». Автор романа (сам, по-видимому, не очень уравновешенный человек – последствия наркомании) излагает свои впечатления от окружавшей его действительности, причем, как любой неуравновешенный человек, считает себя непонятым гением, а окружающий мир – своим гонителем, а раз так – то и находящимся под прямым водительством сатаны (причем последний, в восприятии автора, скорее благ, чем зол: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо...»¹²⁷¹). И опять – конец истории.

Акт 3. «Евангельский». Пребывая в том же неуравновешенном состоянии, не различая добра и зла, автор излагает свои измышления относительно вполне поверхностно (а может быть – и наспех) прочитанного Евангелия. Причем интересен ему не столько Христос (Он для автора – Иешуа Га-Ноцри, даже и не Мессия – не то что Бог и Сын Божий! – а один из бродячих иудейских пророков начала новой эры), сколько Пилат с его головной болью. Отсюда и финал рассказа: продолжающийся, не оконченный разговор – спор! – «Истины и Жизни» (Ин.14:6) с Пилатом. Спор – о чем? «Кое общение Христови с велиаром?» (2Кор.6:15). Но для автора этого вопроса нет: для него Благо – не Христос, а Воланд (хотя бы – часть блага!), с коим без всяких споров отправляются путешествовать «Мастер» с Маргаритой (уже – ведьмой!). И опять – конец истории.

А теперь – перемешаем два первых акта и, для эстетики и полной непонятности, разнесем третий акт (в произвольном порядке, без очевидных смысловых привязок) по тому, что вышло из первых двух.

Вот такое получается либретто...

Конец концов: если в романе и есть проблема – то она заключается в апостасии. В своем существе роман – антихристианский манифест, а его автор, конечно, не новый Юлиан Апостат, но – вполне достойный продолжатель традиций «серебряного века».

Эта литература не пережила своего времени, не нашла продолжения в настоящем, которое не признаёт чистой эстетики слова или звука. Будучи в свое время явлением всепоглощающим (символическим кругом был переварен даже Есенин – «тихий отрок, чувствующий кротко»¹²⁷², корни которого были вполне здоровыми, но оказались слабее традиций литературной среды: «Стыдно мне, что я в Бога верил. Горько мне, что не верю теперь»¹²⁷³), оно оказалось бессильным перед временем, против которого его приверженцы всегда бунтовали.

Время – вполне прагматичное – поглотило литературный «черный квадрат». «Фиолетовые руки на эмалевой стене» не смогли долго удерживать «в звонко-звучной тишине» внимание читателя, которого, как оказалось, интересуют не столько «начертаемые звуки», сколько реальные проблемы его бытия в этом мире, проблемы, от которых зависит само существование.

Человек оказался более экзистенциальным, чем отвлеченно-эстетическим существом; он хочет понять существо окружающей его системы и свое место в ней гораздо больше, чем наслаждаться гармонией звуков, лишенных смысла – по крайней мере, видимого, ощутимого смысла. Он хочет жить, а не разбираться в символах.

А для этого ему необходимо многое из того, от чего с легкостью отказывался «серебряный век», – в том числе и религиозное осмысление бытия, причем – с позиций религии позитивной, выходящей на Истину и Жизнь, религии осмысляющей – придающей смысл, наполняющей смыслом! – каждый миг бытия, соединяющей бытие с его Подателем, а потому – опрощающей бытие, делающей его простым, как прост его Создатель – Троица Про́стая и Нераздельная¹²⁷⁴, ведь простая воля не может стать причиной сложных явлений, их усложнение имеет причиной нечто противоположное Божественной воле Подателя жизни. Богоподобие подразумевает подобие всеохватное, подобие во всех качествах, в том числе и в простоте, – а того, что усложняет, то есть злого, «Господь не сотвори»¹²⁷⁵.

Зло – состояние не-сущее, не имеющее сущности, а раз так – оно не может определять собой сущность реально существующей твари. То усложнение, которое оно пытается привнести в мир, не имеет в мире сущностной основы, поэтому оно – кажимое и должно подлежать принципиальному опрощению, сведению к простому.

Таким образом, чем более сложным представляется мировосприятие – тем в большем конфликте оно находится с Истиной, тем дальше оно от Нее.

Простое – устойчиво, сложное изначально содержит в себе причину своего распада, и само существование его представляет собой длящийся во времени распад. Усложнение воли Адама после грехопадения открыло путь смерти в мир.

Максимальное усложнение переживания означает сокращение времени его существования – и переживания эстетического в том числе. Чем сложнее посылка, тем меньше у нее шансов участвовать в Истинной Жизни, а значит – и в жизни во времени, которая представляет собой подготовку к Жизни в полном смысле слова. И – тем менее у нее шансов стать плодоносной, продлив свое существование во времени, потому что она для Жизни «не благонадежна» (Лк.9:62) и вполне бесполезна, мир же от творения подчинен принципу целесообразности, он телеологичен, причем цель его – вполне определенна. И если понимать ее как богообщение, то необходимо иметь в виду очевидную истину: общение возможно лишь подобного с Подобным. Про́стое Существо¹²⁷⁶ не может сосуществовать с искусственно – действием зла – осложненным, и последнему надлежит либо реорганизоваться в первоначальную простоту – либо лишиться перспективы богообщения, а это значит – лишиться и возможности существования, исчезнув с концом времени вместе со злом.

Это – эсхатологический¹²⁷⁷ взгляд, но то, что справедливо для истории в целом, – верно и для отдельных ее частей и явлений, не исключая и литературный эстетизм.

Пройдя свой путь «от простого к сложному», интеллигенция совершает, в итоге, самоубийство – в своем качестве «властительницы дум», поскольку она «принадлежит к тем социальным образованиям, для которых успех губителен; они до конца и без остатка растворяются в совершенном деле»¹²⁷⁸.

Это случилось в начале 90-х гг. XX в. Знаковым в этом плане можно считать, думается, появление на развалинах СССР А.И. Солженицына с его назойливыми советами по поводу того, «как нам обустроить Россию», – появление, явлением так и не ставшее ни для «реформаторов», цели которых были весьма далеки от тех, что преследовал новый российский Гракх, ни для подвергнутого реформам народа, занятого борьбой за выживание настолько, что о претензиях нобелевского лауреата на некое политическое или интеллектуальное лидерство забыли так же быстро, как и о нем самом.

Если в свое время «Архипелаг» – несмотря на множество серьезных фактологических огрехов – потряс советскую интеллигенцию (народ его так и не прочитал), как только может потрясать общество донос на него само, то теперь потрясать было некого – за отсутствием самой целевой аудитории, как таковой. Исследователям этот исход событий был ясен уже давно: «Гибель коммунизма не только не остановит, но еще более подвинет этот рост буржуазного сознания. Интеллигентские идеи находят свою настоящую (не псевдоморфную, религиозную) почву: в новом мещанстве. Тем самым вековое противостояние интеллигенции и народа оканчивается: западничество становится народным, отрыв от национальной почвы – национальным фактом»¹²⁷⁹.

Видишь теперь, душа моя, что скрывали тайные глубины «кладенцов хананейских мыслей», столь украшенных и приятных внешне и столь горьких и пагубных изнутри?

Так почему же ты так долго предпочитала их (пред-почитала, то есть ставила впереди, оказывала им большее почтение!) реке премудрости, источающей токи богословия? Почему ты и сейчас предпочитаешь знание человеческое знанию истинному?

Почему не измеряешь ты знание человеческое теми мерами, которые дал тебе твой Создатель, – мерами Божественной Премудрости, мерами веры, надежды и любви?

Почему вера твоя заканчивается «обличением вещей невидимых» (Евр.11:1), почему ты не применяешь знания, полученные через веру, и к вещам видимым?

Почему надежда твоя – больше на людей, чем на Бога? Почему ты такая двоедушная: в церкви ты исполнена надеждою на Божию помощь, а в мире – надеешься только на тех, кто окружает тебя? Неужели кто-то поможет тебе только своими силами, если не подвигнет его и не содействует ему Господь? Неужели не понятна тебе простая мысль: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущии» (Пс.126:1)?

Почему любовь твоя готова даже в слезах излиться во время богослужения, а когда ты выходишь за церковный порог, ты думаешь лишь о своем куске хлеба, о своем здоровье, о своем прибытке, тогда как сказано тебе: «Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы?» (Иак.2:15–16).

Или ты – христианка только в церковных стенах?

Но можно ли быть христианином только отчасти и в ограниченное время?

Не скажет ли Господь таким «временным христианам»: "Не вем вас – отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Лк.13:25; Мф.7:23)?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Свиная мяса́ и котлы и египетскую пищу паче Небесныя предсудила еси, душе моя, якоже древле неразумнии людие в пустыни.

«И двинулись из Елима, и пришло все общество сынов Израилевых в пустыню Син, что между Елимом и между Синаем, в пятнадцатый день второго месяца по выходе их из земли Египетской. И возроптало все общество сынов Израилевых на Моисея и Аарона в пустыне, и сказали им сыны Израилевы: о, если бы мы умерли от руки Господней в земле Египетской, когда мы сидели у котлов с мясом, когда мы ели хлеб досыта! ибо вывели вы нас в эту пустыню, чтобы все собрание это уморить голодом» (Исх.16:1–3).

«Во что вас бить еще, продолжающие свое упорство!» – Так сетовал пророк Исаия, сын Амосов, во дни Озии, Иоафама, Ахаза и Езекии, царей Иудейских. – «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает [Меня], народ Мой не разумеет» (Ис.1:1, 3, 5).

Во что еще бить тебя, душа непокорная! Так сетует учитель Критский о твоей плачевной судьбе, душа моя. Сколько раз говорил он тебе – не обращайся назад! Сколько раз приводил на мысль Христовы слова: «Вспоминайте жену Лотову» (Лк.17:32)! Позади – земля греха, впереди – земля радости обетованная, путь к этой земле известен тебе, ибо тебе сказал Господь: «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин.14:6). Трудным тебе кажется путь этот – но только потому, что ты поверхностна еще в своем знании, оно – еще как бы вовне, не срослось с тобою, не вошло внутрь тебя. Совершенствуй его, применяй его в жизни своей, сделай это знание неотъемлемой частью себя, как неотъемлемо от тебя дыхание твое, – и тогда ты поймешь, почему сказал Христос: «Иго Мое благо и бремя Мое легко» (Мф.11:30).

О, душа моя нерадивая! Тебе же не неведомо всё это! И как же так выходит, что ты всегда смотришь назад, когда идешь вперед?

Почему, как в древние времена неразумные люди в пустыне, и ты предпочла Небесной пище свиное мясо и котлы, и пищу египетскую?

Куда придешь ты, если глаза твои устремлены только на небольшой отрезок пути, уже пройденный тобой: на те удовольствия, от которых тебе пришлось отказаться, на те сладостные соблазны, которые так привлекали твои взоры, на ту пищу египетскую, от которой тебя Уставом своим ограждает Церковь – хотя бы в постовые дни? Почему ты видишь только мизерные подвиги твои, но не смотришь на цель, ради которой Церковь подталкивает тебя к ним? Неужели так непосильны они?

Неужели цель – столь мелка, что ради ее достижения ты не хочешь пожертвовать самым малым – своеволием, чтобы приобрести великое: «молитвой и постом» оградить себя от «рода» сатанинского¹²⁸⁰; оставить свин́ая мяса́ тем, кто только и достоин, что быть вселенными в стадо свиное в стране Гергесинской и Гадаринской и потонуть потом в море Галилейском (Мф.8:28–32; Мк.5:1–13; Лк.8:26–33); сердечной любовью к ближнему своему, разделяя с ним «тяготы» (Гал.6:2) его, открыть и для себя двери Царства?! Ведь сказано: «Господь по великой Своей милости возродил нас воскресением Иисуса Христа из мертвых к упованию живому, к наследству нетленному, чистому, неувядаемому, хранящемуся на небесах для нас, силою Божиею через веру соблюдаемых ко спасению, готовому открыться в последнее время. О сем радуйтесь, – сказал нам первоверховный апостол, – поскорбев теперь немного, если нужно, от различных искушений, дабы испытанная вера наша оказалась драгоценнее гибнущего, хотя и огнем испытываемого золота, к похвале и чести и славе в явление Иисуса Христа!» (1Пет.1:3–7).

Неужели цель эта – так безрадостна, что ты не только не хочешь всегда иметь ее перед глазами своими и идти к ней в радости и веселии духа, но даже и смотреть на нее?

Преподобный Серафим не просто знал о том, что Христос воскрес, – он жил Его воскресением, так что встречал всех только этим радостным известием: «Христос воскресе, радость моя!» А тебе, душа моя безумная, разве это неизвестно? Разве тебе невдомёк, что это спасительное для всего человечества событие уже совершилось – раз и навсегда: Христос «однажды» принес в жертву «Себя Самого, чтобы подъять грехи многих», один раз воскрес из мертвых, «навсегда воссел одесную Бога, во второй же раз явится для ожидающих Его во спасение» (Евр.7:27, 9:25–28, 10:10, 12, 14). И всё, что заповедано нам Церковью совершать в память этого события, – не для того, чтобы ежегодно повторять его, а для того, чтобы открылись, наконец, твои глаза, душа, и ты, презрев границы времени, увидела бы это событие воочию и обрела силы предстать пред Господом твоим, осиянная светом славы Его. Поэтому Церковь и приуготовляет тебя, с великой мудростью и тщанием приводя тебе на память события земной жизни Христовой, к тому, чтобы ты единожды и навсегда предстала пред единожды и навсегда воскресшим Богом твоим.

Так почему пост твой – первый шаг к славе Царства – так уныл и печален? Почему так темен лик твой? Почему весь вид твой (особенно – на людях, в церковных стенах) говорит о том, что ты только и делаешь, что усердствуешь в сокрушении плоти своей, словно бы позабыв о цели этого сокрушения – великой радости Пасхи Христовой? Почему ты более стараешься очистить плоть твою, забывая об уме твоем?

«Мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных... Христа, Божию силу и Божию премудрость» (1Кор.1:23–24).

Не становится ли пост твой внешний, душа, путем к еллинскому «безумию»?

Не тебе ли сказано: «войди в радость Господа твоего» (Мф.25:21, 23)?

«Суббота для человека, а не человек для субботы» (Мк.2:27).

Пост – для человека, для воспитания его тела, для послушания тела душе, ведь «дух животворит, а плоть не пользует ни мало» (Ин.6:63; ср.: 2Кор.3:6). Поэтому тело – пока оно есть у человека – должно быть не господином души, а стать ее другом и помощником на пути в высь Небесную. Ведь даже для того, чтобы взмыть в высь земную, видимую, человек воспитывает и упражняет тело свое, делая его полностью послушным и подконтрольным себе. Не больше ли – та задача, которую ты должна решить, душа моя, чтобы взойти по лестнице, ведущей в Царство?

Но пост – и для воспитания тебя самой, душа моя непокорная. Для того, чтобы, усмирив тело свое, отучив его мешать тебе и тянуть тебя к земному вниз, освободившись от тяготы его, смогла ты изгнать из себя все мысли суетные, все помыслы нечистые, все желания недостойные.

Для того, чтобы воздержанием от всякого рода греха очистился весь человек и стал способен вкусить пищу Небесную.

Сам Христос сказал тебе, душа: «Когда поститесь, не будьте унылы, как лицемеры, ибо они принимают на себя мрачные лица, чтобы показаться людям постящимися. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. А ты, когда постишься, помажь голову твою и умой лице твое, чтобы явиться постящимся не пред людьми, но пред Отцом твоим, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф.6:16–18).

А потому – послушай, куда зовет тебя великий светильник Христова учения Василий, архиепископ Кесарии Каппадокийской: «Будем вести себя, как научены, не сетуя в наступающие дни, но встречая их светло, как прилично святым. Унывая, никто не венчается; смущаясь духом, никто не приобретает победы. Не сетуй, когда тебя врачуют. Ни с чем несообразно – не радоваться душевному здравию, а скорбеть о перемене пищи и показывать на самом деле, что у нас более расположения к услаждению чрева, чем к попечению о душе; потому что пресыщение угождает одному чреву, а пост приносит пользу душе. Радуйся, что Врачом дано тебе врачевство, истребляющее грех.

Как черви, зарождающиеся во внутренностях у детей, уничтожаются какими-нибудь самыми острыми лекарствами, так и грех, живущий во глубине души, умерщвляется в ней принятием такого поста, который подлинно достоин сего наименования. ... Приложи узаконение к внутренним членам. Омой душу от грехов. Помажь главу святым помазанием, чтобы стать тебе причастником Христовым, и так приступи к посту. ...

Пост – дар древний, не ветшающий, не стареющийся, но непрестанно обновляемый и цветущий во всей красоте. Думаешь ли, что древность его считаю со времени происхождения Закона? Пост старше и Закона. ... Пост – не новое изобретение, но драгоценность отцов. Всё, отличающееся древностью, почтенно. Уважь седину поста. Он современен человечеству. Пост узаконен в раю. Такую первую заповедь принял Адам: «от древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте» (Быт.2:17). А сие «не снесте» есть узаконение поста и воздержания. Если б постилась Ева и не вкусила с древа, то мы не имели бы теперь нужды в этом посте. ...Мы повреждены грехом: уврачуемся покаянием; а покаяние без поста не полно. «Проклята земля: терния и волчцы возрастит тебе» (Быт.3:17–18). Велено сокрушаться духом, а не предаваться роскоши. Постом оправдись пред Богом.

Но и самое пребывание в раю есть образ поста, не потому только, что человек, ведя жизнь равноангельную, в уподоблении Ангелам преуспевал тем, что довольствовался малым, но и потому, что жившим в раю не приходило на мысль, что впоследствии изобретено человеческим примышлением; там не было ни употребления вина, ни заклания животных, ни всего, что делает мутным человеческий ум.

Поскольку мы не постились, то изринуты из рая. Потому будем поститься, чтобы снова взойти в рай»¹²⁸¹.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Яко удари Моисей, раб Твой, жезлом камень, образно животворивая ребра Твоя прообразоваше, из нихже вси питие жизни, Спасе, почерпаем.

«И пришли сыны Израилевы, все общество, в пустыню Син в первый месяц, и остановился народ в Кадесе, и умерла там Мариам и погребена там. И не было воды для общества, и собрались они против Моисея и Аарона; и возроптал народ на Моисея и сказал: о, если бы умерли тогда и мы, когда умерли братья наши пред Господом! зачем вы привели общество Господне в эту пустыню, чтобы умереть здесь нам и скоту нашему? и для чего вывели вы нас из Египта, чтобы привести нас на это негодное место, где нельзя сеять, нет ни смоковниц, ни винограда, ни гранатовых яблок, ни даже воды для питья? И пошел Моисей и Аарон от народа ко входу скинии собрания, и пали на лица свои, и явилась им слава Господня. И сказал Господь Моисею, говоря: Возьми жезл и собери общество, ты и Аарон, брат твой, и скажите в глазах их скале, и она даст из себя воду: и так ты изведешь им воду из скалы, и напоишь общество и скот его. И взял Моисей жезл от лица Господа, как Он повелел ему. И собрали Моисей и Аарон народ к скале, и сказал он им: послушайте, непокорные, разве нам из этой скалы извести для вас воду? И поднял Моисей руку свою и ударил в скалу жезлом своим дважды, и потекло много воды, и пило общество и скот его» (Чис.20:1–11).

«Моисей, раб Твой, Господи, ударил жезлом камень, показав образно животворные ребра Твои, Спасе, из них же все мы черпаем питие жизни».

Встань вновь у Креста Господня, душа моя, посмотри, как «един от воин копием ребра Его прободе, и абие изыде кровь и вода» (Ин.19:34). Абие – тотчас излилась из ребр Христовых животворная Кровь Его. Не замедлил Спаситель излить в мир ту часть естества Своего, коей надлежало миру отныне спасаться – не кроплением только, как установил о жертвах Ветхий Завет¹²⁸², как бы отделяя приносимое от приносящего, но всецелым приобщением, принимая ее в себя и становясь единым с нею, а через нее – со Христом. «Я же беден и нищ, Боже, поспеши ко мне! Ты помощь моя и Избавитель мой, Господи! не замедли» (Пс.69:6), – так просил человек Создателя своего, и ни на миг не медлит Спаситель, спасая мир крестной Жертвой, принять и исполнить это прошение: абие изыде кровь и вода.

Как Сам Христос есть в одно и то же время Приносящий и Приносимый¹²⁸³, так и мы, предстоя в молитве пред Жертвой Агнчей, одновременно и сослужим Ему, как Приносящему, и, в Причастии Святых Его Таин, соединяем себя с Приносимым, своею свободной волей «представляя и себя в жертву живую, святую, благоугодную Богу разумным служением» (Рим.12:1) своим.

И как не замедлила вода под жезлом Моисеевым излиться из камня по велению Господню для того, чтобы утолить жажду колен Израилевых, так не коснит и Христос, спасая весь мир.

Так и нам, душа, надлежит не медлить в своем свободном сердечном желании соединиться со Спасающим.

Но как были во времена о́ны возмутители спокойствия общества, поднимавшие ропот на Моисея и Аарона, исполнявших повеления Божии, возводя тем самым хулу на Святого Духа Божия; так и в обществе христианском были и есть «ропотники, ничем не довольные, поступающие по своим похотям (нечестиво и беззаконно); уста их произносят надутые слова, они оказывают лицеприятие для корысти» (Иуд.1:16).

Но всегда были и люди, по дару Божиему подобные Боговидцу Моисею, который «так владел собой и так умел обуздывать страсти свои, что, казалось, их у него вовсе не было, и он был знаком с ними скорее по имени и по примеру на других людях, чем по себе лично»¹²⁸⁴.

Опасайся быть причисленной к страстным ропотникам, душа моя! Ибо «о них пророчествовал Енох, седьмый от Адама, говоря: «се, идет Господь со тьмами святых Ангелов Своих – сотворить суд над всеми и обличить между ними нечестивых во всех делах, которые произвело их нечестие, и во всех жестоких словах, которые произносили на Него нечестивые грешники»» (Иуд.1:14–15). Опасайся попасть в число «людей душевных, не имеющих духа» (Иуд.1:19), тех, что роптали на Господа своего еще во времена Моисеевы, тех, что распинали на кресте Господа своего, тех, которые проходили мимо или стояли рядом с распинателями и, "злословя и насмехаясь», говорили Ему: «Спаси Себя Самого и сойди со креста!» (Мф.27:39–40; Мк.15:29–32) – и которые, как говорит апостол, "появятся и в последние времена» (Иуд.1:18).

Помни предостерегающие слова: «Всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам» (Мф.12:31).

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Испытай, душе, и смотряй, якоже Иисус Навин, обетования землю, какова есть, и вселися в ню благозаконием.

«После сего народ двинулся из Асирофа, и остановился в пустыне Фаран. И сказал Господь Моисею, говоря: пошли от себя людей, чтобы они высмотрели землю Ханаанскую, которую Я даю сынам Израилевым; по одному человеку от колена отцов их пошлите, главных из них. И послал их Моисей из пустыни Фаран, по повелению Господню, и все они мужи главные у сынов Израилевых. Вот имена их: из колена Рувимова Саммуа, сын Закхуров, из колена Симеонова Сафат, сын Хориев, из колена Иудина Халев, сын Иефонниин, из колена Иссахарова Игал, сын Иосифов, из колена Ефремова Осия, сын Навин, из колена Вениаминова Фалтий, сын Рафуев, из колена Завулонова Гаддиил, сын Содиев, из колена Иосифова от Манассии Гаддий, сын Сусиев, из колена Данова Аммиил, сын Гемаллиев, из колена Асирова Сефур, сын Михаилев, из колена Неффалимова Нахбий, сын Вофсиев, из колена Гадова Геуил, сын Махиев. Вот имена мужей, которых посылал Моисей высмотреть землю. И назвал Моисей Осию, сына Навина, Иисусом. И послал их Моисей высмотреть землю Ханаанскую и сказал им: пойдите в эту южную страну, и взойдите на гору, и осмотрите землю, какова она, и народ живущий на ней, силен ли он или слаб, малочислен ли он или многочислен? и какова земля, на которой он живет, хороша ли она или худа? и каковы города, в которых он живет, в шатрах ли он живет или в укреплениях? и какова земля, тучна ли она или тоща? есть ли на ней дерева или нет? будьте смелы, и возьмите от плодов земли» (Чис.13:1–21).

«По смерти Моисея, раба Господня, Господь сказал Иисусу, сыну Навину, служителю Моисееву: Моисей, раб Мой, умер; итак встань, перейди через Иордан сей, ты и весь народ сей, в землю, которую Я даю им, сынам Израилевым. Всякое место, на которое ступят стопы ног ваших, Я даю вам, как Я сказал Моисею: от пустыни и Ливана сего до реки великой, реки Евфрата, всю землю Хеттеев; и до великого моря к западу солнца будут пределы ваши. Никто не устоит пред тобою во все дни жизни твоей; и как Я был с Моисеем, так буду и с тобою: не отступлю от тебя и не оставлю тебя. Будь тверд и мужествен; ибо ты народу сему передашь во владение землю, которую Я клялся отцам их дать им; только будь тверд и очень мужествен, и тщательно храни и исполняй весь закон, который завещал тебе Моисей, раб Мой; не уклоняйся от него ни направо ни налево, дабы поступать благоразумно во всех предприятиях твоих. Да не отходит сия книга закона от уст твоих; но поучайся в ней день и ночь, дабы в точности исполнять все, что в ней написано: тогда ты будешь успешен в путях твоих и будешь поступать благоразумно. Вот Я повелеваю тебе: будь тверд и мужествен, не страшись и не ужасайся; ибо с тобою Господь Бог твой везде, куда ни пойдешь. И дал Иисус повеление надзирателям народа и сказал: пройдите по стану и дайте повеление народу и скажите: заготовляйте себе пищу для пути, потому что, спустя три дня, вы пойдете за Иордан сей, дабы прийти взять землю, которую Господь Бог [отцов] ваших дает вам в наследие» (Нав.1:1–11).

Для тех, кто вышел в те времена из пустыни, палестинские земли могли показаться остатками райских кущей. Даже современники из среды египтян (а их край был далеко не самым бедным и бесплодным, благодаря оросительной системе, созданной для направления вод Нила на заливные поля и луга) смотрели на него с удивлением: «То был благодатный край... Там были фиги и виноград. Вина там было больше, чем воды. Он изобиловал медом, был богат оливковым маслом. Всевозможные плоды росли на его деревьях. Были там ячмень и полба, неисчислимы были стада различного скота. ...Для меня, – говорит рассказчик, – было установлено пропитание, состоявшее из напитка минет и вина – ежедневно, из вареного мяса, жареной птицы, не считая дичи пустыни; для меня ловили западнями и клали передо мною, не считая того, что приносили мои охотничьи собаки. Мне доставлялось множество [сластей]. Все, что варилось, – варилось на молоке»¹²⁸⁵.

Этот-то благодатный край, изобиловавший всем необходимым для жизни человека, Господь отдал в руки Своего избранного народа, а чтобы никто не сомневался в плодовитости обетованной земли, Он позволил вначале осмотреть ее во всех подробностях и отведать ее плодов, ибо человек всегда охотнее верит собственному опыту – глазам, рукам, наконец, языку и чреву своему, чем слуху.

Двенадцать достойных мужей были посланы осмотреть землю Заиорданскую. И, через них, все чувства человеческие призваны были засвидетельствовать истину обетования Божиего: зрением своим увидели избранные мужи красоты обетованной земли, они обоняли чистый воздух ее, руками своими могли исследовать ее плодородие, вкус их был услажден ее плодами, а потом, рассказами своими, открыли они слух всему народу, чтобы возбудить и укрепить в нем веру (ибо «вера от слышания» (Рим.10:17)), – ведь люди еврейские, «постоянно во всем сомневающиеся, должны были наконец своими глазами узреть Святую землю – и возблагодарить Господа, заранее «вкушая верой» ее плоды»¹²⁸⁶.

Но из смотревших правду сказали только двое – Иисус Навин и Халев, сын Иефоннин (См.: Чис.14:6). Прочие же – видели и ощущали всё, как и те двое, но «убоялись страха там, где не было страха» (Пс.52:6), и стали распространять в народе панику вместо того, чтобы выразить твердое упование на Божью помощь.

Потому и обращается к тебе, душа моя, преподобный Андрей, ссылаясь не на всех двенадцать «соглядатаев», что посланы были «высмотреть» землю обетованную, ибо страх «укрепленных городов» и «сынов Енаковых» (Чис.13:23, 29) – великанов-рефаимов – смутил разум их и довел их до лжи, но на того, кто, разодрав одежды свои, сказал народу правду и просил его лишь об одном: «Только против Господа не восставайте» (Чис.14:6–9).

Иди, говорит Критский светильник, душа, как некогда Иисус Навин, исследуй и осмотри землю обетования, какова она есть на самом деле, а не в фантазиях твоих и не во образах страха твоего; а узнавши истинно – иди и вселись в нее исполнением закона.

Помни же, душа моя: только верность закону Христову спасет тебя. Но что есть закон Того, Кто Сам «есть – любовь» (1Ин.4:8)? Что – как не «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5:22–23)?

«Всякий любящий рожден от Бога и знает Бога, потому что любовь от Бога и Бог есть любовь (1Ин.4:7–8). Не та любовь плотская, мирская, которая любит больше себя в любимом, чем его самого как личность неповторимую и своеобразную, которая готова раздавить любимого своей назойливой силой, а та истинная любовь во Христе, которая ценит в человеке каждую черточку, делающую его богоподобным, и «покрывает множество грехов» (1Пет.4:8), та истинная любовь, о которой сказал апостол: «Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов» (Гал.6:2).

h4 Преступи вторнику до Славы. Чти среде.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Востани и побори, яко Иисус Амалика, плотския страсти, и гаваониты, лестныя помыслы, присно побеждающи.

Два символа воздвигает пред тобою, душа моя, твой преподобный учитель: народ амаликитян и жителей города Гаваона. Первые представляют образ плотских страстей, вторые – лживых, обманных мыслей.

«И пришли Амаликитяне и воевали с Израильтянами в Рефидиме. Моисей сказал Иисусу: выбери нам мужей, и пойди, сразись с Амаликитянами; завтра я стану на вершине холма, и жезл Божий будет в руке моей. И сделал Иисус, как сказал ему Моисей, и [пошел] сразиться с Амаликитянами; а Моисей и Аарон и Ор взошли на вершину холма. И когда Моисей поднимал руки свои, одолевал Израиль, а когда опускал руки свои, одолевал Амалик; но руки Моисеевы отяжелели, и тогда взяли камень и подложили под него, и он сел на нем, Аарон же и Ор поддерживали руки его, один с одной, а другой с другой стороны. И были руки его подняты до захождения солнца. И низложил Иисус Амалика и народ его острием меча» (Исх.17:8–13).

Само имя племени Амалика говорит о плотском и страстном характере его жизни: «имя עמלק означает “народ, лижущий [кровь]», “народ-пожиратель"»¹²⁸⁷, народ самый воинственный среди жителей «Говолиты и Каменистой [Аравии]»¹²⁸⁸, народ – дерзкий богоотступник, «который нападал в пустыне на усталых людей, чтобы грабить их и убивать», имя, ставшее «символом всякого богопротивления»¹²⁸⁹.

Этот противящийся истинному Богу народ живет грабежом и насилием, руководясь не Духом, а плотским разумом своим. А разум, если он не озарен сиянием Духа, становится пленником того, кто этому Духу всегда противится.

Поэтому битву избранного народа с Амаликом можно рассматривать как борьбу с той духовной силой, которая всегда противится Духу Божию, и победу Израиля в этой битве нужно оценивать как прообраз всякой победы, одержанной ведомым Духом человеком над всеми силами, которые направлены на разрушение божественной гармонии творения, – будь то силы, воздвигнутые врагом рода человеческого на тело наше (голод, холод, болезни – всё, что затрагивает наше тело непосредственно и производит в нем возмущение изнутри), или нападения, которые воздвигает на нас дух нечистый с применением орудий, не свойственных ни природе рода людского, ни окружающему людей миру, который сотворен Богом прекрасным и не имеющим никакого порока (речь идет о многоразличных искушениях, отвне нападающих на души наши, возмущающих их, доводящих до потери богоподобия и в конце концов – пагубно отражающихся и на телесном нашем состоянии).

Ведь всякую страсть, не присущую нашему телу от создания мира, мы должны рассматривать как нечто, разрушающее наше тело, – потому что конец всякой страсти, болезни духовной, есть болезнь видимая, болезнь телесная.

Когда, например, мы утоляем наш голод достаточной пищей, мы питаем тело, чтобы оно осуществляло свое главное назначение – быть нашим надежным и неутомимым помощником в жизни христианской. Но когда, под воздействием страсти чревоугодия, мы пресыщаемся, то есть поглощаем пищу сверх того, что нужно для утоления голода тела, – мы сами создаем для своего тела тяжелые оковы: излишнюю, нездоровую тучность, последствиями которой становятся болезни сердца, сосудов, печени, почек... Все тело наше оказывается поражено болезненными последствиями этой бесовской страсти. И вот оно – уже не надежный помощник, не опора наша; оно – как неразумное дитя – начинает требовать к себе специального внимания, повышенной заботы, лекарств, врачей; оно начинает скоро утомляться и уже никуда не годно в жизни духовной – оно всё время ищет покоя, а не подвига. Но ведь оно не просто покоится: желудок, привыкший к преизобильному питанию, заставляет доставлять себе всё больше и больше пищи и услаждения; и вот мы уже поступаем на службу ему, мы думаем не о подвигах духовных, а о том, как бы полнее и вовремя подать нашему новому господину то, чего он с такой ненасытностью требует. И вот уже не Бог – Господь наш: небольшой телесный орган, не наделенный ни умом, ни волей, сокрытый от глаз людских, становится нашим хозяином, всечасно занимая наш ум поисками пропитания и подавляя нашу волю.

Или возьмем иную страсть. «Вино, – сказано, – веселит сердце человека», оно »веселит и жизнь" (Пс.103:15; Еккл.10:19), оно дает и здравие телу – ведь и апостол Павел писал ученику своему Тимофею: «Впредь пей не одну воду, но употребляй немного вина, ради желудка твоего и частых твоих недугов» (1Тим.5:23). Но что бывает, если воля наша не установит нужную меру, если врачевство перерождается в страсть пьянства, что бывает, когда «человека одолело вино» (Иер.23:9)? «Пьянство отягчает сердце» человека (Лк.21:34), «порабощает» его (Тит.2:3), «обнажает срамоту» его (Авв.2:15; Плач.4:21; Быт.9:21), делает его беззащитным от всех врагов, нападающих на него (См.: 3Цар.16:9–10; Иер.13:13–14, 25:27, 51:57; Ис.19:14, 28:3), лишает его благосостояния материального и духовного (См.: Притч.23:21, 26:9; Втор.21:20–21) и здоровья телесного. И вот – человек уже не раб Христов, а раб вина, и делает только то, что приказывает ему новый господин его.

Так – и любая другая страсть, будь то сребролюбие или гнев, будь то человекоугодие или блуд: погрязая в них, мы теряем разум, мы сами, извращенным разумом своим, придумываем себе новых господ, овладевающих сознанием нашим; мы плетемся вослед своих страстей, разрушая тело свое, вместо того, чтобы подвигом телесным подкреплять подвиги духовные, идя вослед Господа нашего, как Сам Он нас научил, сказав: «Приходи и следуй за Мною» (Мф.19:21).

В том-то и опасность страстей: мы сами, впуская их в себя, воздвигаем себе нового господина, нового хозяина; мы, растлевая тело свое и подвергая его всяческим болезням, сами разрушаем ту одежду, которую даровал нам Господь после грехопадения прародителей вместо одежды первой, сотворенной от праха земного. И то, что дано было нам в пользу, сами подвергаем поруганию вместо того, чтобы использовать Божий дар как средство на пути к Создателю нашему.

Но вот сколько показательна победа Израиля над Амаликом! Посмотри, душа моя, как оценивал эту победу древний историк: избранному народу, говорит он, «этот бой – первая война евреев, которую им пришлось вести с неприятелем по выходе своем из Египта, – принес не только минутную пользу, но был причиною прекрасных последствий и на дальнейшее время, так как они не только физически отразили напавших на них врагов, но покорили их себе и нравственно, нагнав поражением амаликитян большой страх на все жившие в той местности туземные племена. ... Кроме того, евреи стали мужественнее, и вообще в их доблести произошла значительная перемена к лучшему; теперь они всегда были готовы подвергнуть себя всевозможным трудностям, понимая, что трудом можно добыть всё, чего желаешь»¹²⁹⁰.

Вот чего требует от тебя борьба со страстями плотскими, душа: трудами духа и тела покорив плоть свою, добьешься ты освобождения от этих лжегоспод, трудами вернешь ты себе свободную волю твою, чтобы принести ее, как жертву, Тому, Кому только такая жертва подобает, Тому, Кому истинная жертва – «сокрушенный дух» (Пс.50:19), своей волей отдавшийся воле Божией по примеру Самого Христа, на кресте воскликнувшего: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой» (Лк.23:46).

Иной пример – события истории избранного народа, связанные с гаваонитами, евейским племенем¹²⁹¹, жившим вблизи Иерусалима¹²⁹².

«Жители Гаваона, услышав, что Иисус сделал с Иерихоном и Гаем, употребили хитрость: пошли, запаслись хлебом на дорогу и положили ветхие мешки на ослов своих и ветхие, изорванные и заплатанные мехи вина; и обувь на ногах их была ветхая с заплатами, и одежда на них ветхая; и весь дорожный хлеб их был сухой и заплесневелый. Они пришли к Иисусу в стан [Израильский] в Галгал и сказали ему и всем Израильтянам: из весьма дальней земли пришли мы; итак заключите с нами союз. Израильтяне же сказали Евеям: может быть, вы живете близ нас? как нам заключить с вами союз? Они сказали Иисусу: мы рабы твои. Иисус же сказал им: кто вы и откуда пришли? Они сказали ему: из весьма дальней земли пришли рабы твои во имя Господа Бога твоего; ибо мы слышали славу Его и все, что сделал Он в Египте, и все, что Он сделал двум царям Аморрейским, которые по ту сторону Иордана, Сигону, царю Есевонскому, и Огу, царю Васанскому, который [жил] в Астарофе. [Слыша сие], старейшины наши и все жители нашей земли сказали нам: возьмите в руки ваши хлеба на дорогу и пойдите навстречу им и скажите им: «мы рабы ваши; итак заключите с нами союз». Этот хлеб наш из домов наших мы взяли теплый в тот день, когда пошли к вам, а теперь вот, он сделался сухой и заплесневелый; и эти мехи с вином, которые мы налили новые, вот, изорвались; и эта одежда наша и обувь наша обветшала от весьма дальней дороги. Израильтяне взяли их хлеба, а Господа не вопросили. И заключил Иисус с ними мир и постановил с ними условие в том, что он сохранит им жизнь; и поклялись им начальники общества. А чрез три дня, как заключили они с ними союз, услышали, что они соседи их и живут близ них; ибо сыны Израилевы, отправившись в путь, пришли в города их на третий день; города же их [были]: Гаваон, Кефира, Беероф и Кириаф-Иарим. Сыны Израилевы не побили их, потому что начальники общества клялись им Господом Богом Израилевым. За это все общество [Израилево] возроптало на начальников. Все начальники сказали всему обществу: мы клялись им Господом Богом Израилевым и потому не можем коснуться их; а вот что сделаем с ними: оставим их в живых, чтобы не постиг нас гнев за клятву, которою мы клялись им. И сказали им начальники: пусть они живут, но будут рубить дрова и черпать воду для всего общества. [И сделало все общество] так, как сказали им начальники. Иисус призвал их и сказал: для чего вы обманули нас, сказав: «мы весьма далеко от вас», тогда как вы живете близ нас? за это прокляты вы! без конца вы будете рабами, будете рубить дрова и черпать воду для дома Бога моего! Они в ответ Иисусу сказали: дошло до сведения рабов твоих, что Господь Бог твой повелел Моисею, рабу Своему, дать вам всю землю и погубить всех жителей сей земли пред лицем вашим; посему мы весьма боялись, чтобы вы не лишили нас жизни, и сделали это дело; теперь вот мы в руке твоей: как лучше и справедливее тебе покажется поступить с нами, так и поступи. И поступил с ними так: избавил их от руки сынов Израилевых, и они не умертвили их; и определил в тот день Иисус, чтобы они рубили дрова и черпали воду для общества и для жертвенника Господня; – посему жители Гаваона сделались дровосеками и водоносами для жертвенника Божия, – даже до сего дня, на месте, какое ни избрал бы [Господь]» (Нав.9:3–27).

«Таким образом гаваонитяне нашли способ, как уберечься от угрожавшего им бедствия и как гарантировать себе личную безопасность»¹²⁹³.

Но взгляни, душа: что получили они в результате своей хитрости? что дала им ложь? Лживые измышления сохранили гаваонитам жизнь – но какую?

Стали ли они ближе к Господу? Некоторым образом, возможно, и стали – ведь они «сделались дровосеками и водоносами для жертвенника Божия», а любая работа во славу Божию не может не быть полезной душе.

Но насколько ближе к Богу – тот, кто предстоит жертвеннику, чем тот, кто к этому жертвеннику ни под каким предлогом допущен быть не может? Не может – потому, что ложью своей он попирает Божественные слова, сам себя приводя в подчинение "отцу лжи и человекоубийце от начала» (Ин.8:44).

Ложь рождает самовольное рабство, потому и сказано было гаваонитам: «прокляты вы! без конца вы будете рабами». Кто сам себя поработил неправде, тот не может остаться свободным.

А тебе, душа моя, Христос говорит: «Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее, а кто погубит ее, тот оживит ее» (Лк.17:33), ибо «любящий душу свою погубит ее, а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит ее в жизнь вечную» (Ин.12:25).

Что важнее для тебя, душа: жизнь (то, что часто понимает Писание под словом «душа») в мире сем, когда ты находишься в плену риз кожаных, хотя и созданных специально для твоей жизни в мире сем, но все же не дающих тебе той свободы, какую ты имела в раю сладости; или – жизнь вечная, когда «мы изменимся» (1Кор.15:51–52), изменимся так, что тела наши не будут уже обузой нам, но – помощью в раскрытии всех возможностей нашего духа, поднимающих нас до высот богообщения?

Если только дорога тебе жизнь вечная, душа моя, – внимай Христовым словам: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить; а бойтесь более Того, Кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф.10:28).

Если только дорога тебе жизнь вечная, душа моя, – воздвигнись на брань и побори, всегда побеждая, плотские страсти и лживые помыслы, как некогда Иисус Навин поборол амаликитян и гаваонитов.

Воздвигнись на брань эту – ведь сейчас самое время для нее!

«Пост рождает пророков, укрепляет сильных; пост умудряет законодателей. Пост – добрая стража души, надежный сожитель телу, оружие людей доблестных, училище подвижников. Он отражает искушения, умащает подвизающегося в благочестии; он сожитель трезвости, делатель целомудрия; он в бранях совершает дела доблестные, во время мира учит безмолвию; освящает назорея, совершает священника»¹²⁹⁴.

Используй же дни поста, душа моя, не для расслабления, а для созидания. Укрепи тело твое упражнением поста. Отрази оружием молитвы одолевающие тебя страстные помыслы. Сокруши бдением сонное уныние¹²⁹⁵, порождающее печаль, которая делает тебя беззащитной от волн неразумных деяний. Начни в труде и молитве свой путь к Тому, Кто всегда ждет тебя, обращение и спасение твое строя¹²⁹⁶.

Созидай себя во образ Христов!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Преиди времене текущее естество, яко прежде ковчег, и земли оныя буди во одержании обетования, душе, Бог повелевает.

«И встал Иисус рано поутру, и двинулись они от Ситтима и пришли к Иордану, он и все сыны Израилевы, и ночевали там, еще не переходя [его]. Чрез три дня пошли надзиратели по стану и дали народу повеление, говоря: когда увидите ковчег завета Господа Бога вашего и священников [и] левитов, несущих его, то и вы двиньтесь с места своего и идите за ним; впрочем расстояние между вами и им должно быть до двух тысяч локтей мерою; не подходите к нему близко, чтобы знать вам путь, по которому идти; ибо вы не ходили сим путем ни вчера, ни третьего дня. И сказал Иисус народу: освятитесь, ибо завтра сотворит Господь среди вас чудеса. Священникам же сказал Иисус: возьмите ковчег завета, и идите пред народом. [Священники] взяли ковчег завета, и пошли пред народом. Тогда Господь сказал Иисусу: в сей день Я начну прославлять тебя пред очами всех [сынов] Израиля, дабы они узнали, что как Я был с Моисеем, так буду и с тобою; а ты дай повеление священникам, несущим ковчег завета, и скажи: как только войдете в воды Иордана, остановитесь в Иордане. Иисус сказал сынам Израилевым: подойдите сюда и выслушайте слова Господа, Бога вашего. И сказал Иисус: из сего узнаете, что среди вас есть Бог живый, Который прогонит от вас Хананеев и Хеттеев, и Евеев, и Ферезеев, и Гергесеев, и Аморреев, и Иевусеев: вот, ковчег завета Господа всей земли пойдет пред вами чрез Иордан; и возьмите себе двенадцать человек из колен Израилевых, по одному человеку из колена; и как только стопы ног священников, несущих ковчег Господа, Владыки всей земли, ступят в воду Иордана, вода Иорданская иссякнет, текущая же сверху вода остановится стеною. Итак, когда народ двинулся от своих шатров, чтобы переходить Иордан, и священники понесли ковчег завета пред народом, то, лишь только несущие ковчег вошли в Иордан, и ноги священников, несших ковчег, погрузились в воду Иордана – Иордан же выступает из всех берегов своих во все дни жатвы пшеницы, – вода, текущая сверху, остановилась и стала стеною на весьма большое расстояние, до города Адама, который подле Цартана; а текущая в море равнины, в море Соленое, ушла и иссякла. И народ переходил против Иерихона; священники же, несшие ковчег завета Господня, стояли на суше среди Иордана твердою ногою. Все [сыны] Израилевы переходили по суше, доколе весь народ не перешел чрез Иордан» (Нав.3:1–17).

Время – как бы сродни воде: так же, как вода, оно течет, так же, как вода, оно утекает в неизвестность. И так же, как вода, оно обнимает, окружает, погружает в себя всякого, кто вступит в него «в ночь, в которую сказано: зачался человек» (Иов.3:3), – и отпускает лишь тогда, когда прозвучат слова: «в сию ночь душу твою возьмут у тебя» (Лк.12:20).

Как только человек приходит в мир, над ним устанавливается неодолимая власть времени.

И не только времени физического, в течение которого он растет, мужает, вступает в самостоятельную жизнь, рождает и воспитывает детей, работает, чтобы «в поте лица своего вкушать хлеб" свой (Быт.3:19), старится и ветшает, пожиная плоды трудов своих – физических, умственных, воспитательных.

Он – также и во власти некоего нематериального духа времени: все мы знаем, что есть времена мирные и военные, благостные и жестокие, и дух этих времен оказывает прямое воздействие на человека и его место в мире.

В мирные времена общий дух диктует, что смысл жизни – в производительном труде, который питает и человека, и то общество, в котором он живет. Во времена военные дух времени внушает, что главное – защитить себя и своё, и поэтому люди начинают убивать друг друга, прикрываясь часто выдуманными лозунгами: то они убивают во имя просвещения и демократии, то – во имя «светлого будущего», то – просто потому, что таков приказ.

Во времена благостные (как мало их было в истории человечества!) они живут, заботясь о себе и друг о друге, они работают не только для того, чтобы прокормиться, но и чтобы получить удовольствие от результатов своего труда, от того, что труд этот нужен всем. Во времена жестокие за лишний кусок хлеба, за лишнюю копейку каждый готов перегрызть горло соседу, каждый готов отнять чужое (будь то присвоение силой или хитростью, воровством каких-то материальных предметов, того же куска хлеба или, скажем, «куска» чужой жизни в виде недоплаченной заработной платы, недоданной пенсии, недополученного образования и тому подобное), причем это считается нормальным поведением и вполне одобряется.

Мало кто из живых людей способен сопротивляться этому духу времени – разве что Христа ради юродивые, да и те – не всегда¹²⁹⁷...

И лишь одному человеку – Сыну Человеческому, уподобившемуся нам, «когда пришла полнота времени» (Гал.4:4), «Который, подобно нам, искушен был во всем, кроме греха» (Евр.4:15), – только Ему, Сыну Божию, яко царю и Богу¹²⁹⁸, время подвластно, как подвластно Ему всё, что имеет начало и конец, всё, что сотворено, всё, что подлежит преобразованию в день Суда над всею тварью, в день, когда «времени уже не будет» (Апок.10:6) и «совершится» начатая во дни творения «тайна Божия» (Апок.10:7). В некие весьма удаленные от нас дни всё, что имеет начало, произошло от Него, потому что Он есть «Альфа» и «начало». И в день тот грядущий всё, что имело начало, вновь возвратится к Нему, ибо Он есть «Омега» и «конец» (Апок.1:8, 21:6, 22:13).

Однако жизнь не может быть всецело объята властью времени – если бы это было так, в ней не было бы места Богу, создавшему ее. Но время так же тварно, как и жизнь; оно, как всё тварное, сотворенное, принадлежит Тому, Кто силен совершать над тварью волю Свою – дать течение и приостановить или отнять это течение, дать жизнь и приостановить ее или вовсе забрать.

Время земное не властно над волей Сотворившего его. И Он, во всесилии Своем, может дать человеку возможность выйти из-под власти времени.

Первым из христиан этот дар Божий получил за многие апостольские труды свои святой Павел, и был этим даром восхищён настолько, что принял решение не утаивать его, но оповестить о нем весь мир через учеников своих: «Знаю человека во Христе, который назад тому четырнадцать лет (в теле ли – не знаю, вне ли тела – не знаю: Бог знает) восхи́щен был до третьего неба. И знаю о таком человеке (только не знаю – в теле, или вне тела: Бог знает), что он был восхи́щен в рай и слышал неизреченные слова, которые человеку нельзя пересказать» (2Кор.12:2–4).

Святой апостол был изъят, «восхи́щен» из течения земного времени: пока для всех других оно текло своим чередом, он не пребывал в нем, перенесенный силой Божией туда, где время не властно. Время текло, и люди не видели, не замечали, что Павла нет с ними, что он слушает «неизреченные глаголы», они, возможно, не видели и его самого – потому что даже он сам не знал, «в теле ли» он покинул бег времени «или вне тела».

Но посмотри, душа моя, кому было дано это дарование: человеку во Христе! Чтобы преодолеть время, человеку необходимо соединиться с Тем, над Кем оно не властно, с Тем, Кто держит в Своих руках его начало и конец. И не просто соединиться, но стать едиными с Ним, как и Сам Он хотел, говоря: «Не о них же (об апостолах Своих. – иг. Ф.) только молю, но и о верующих в Меня по слову их, да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они будут в Нас едино» (Ин.17:20–21). «Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе» – значит, что единство человека со Христом должно быть некоторым недомыслимым образом подобным Ипостасному, сущностному единству, которое мы исповедуем во Святой Троице, поклоняемой во Едином Существе¹²⁹⁹. Тем единством, которое святые отцы назвали обожением человека. Тем единством, ради которого – вся жизнь человека, весь труд его, все подвиги его духовные. Тем единством, даровать которое может человеку Сам Господь.

Об этом-то единстве, изымающем человека из течения времен, прекращающем воздействие на человека духа времени, и говорит тебе, душа, преподобный Андрей: «Повелевает тебе Бог, душа моя: перейди, преодолей текущее естество времени, как некогда преодолел Иорданские струи ковчег завета, и стань обладательницей той обещанной тебе Господом земли обетования!»

Вот земля твоя обетованная – Сам Христос, Бог твой!

Вот земля, ценнее которой нет ничего ни на этом свете, ни в жизни будущей; которая сама и есть – жизнь будущая, вечная, начинающаяся уже здесь, в этом мире, ведь первые ступеньки лестницы, ведущей в нее, стоят здесь, на земле, но вершина этой лестницы – в невидимых и духу человеческому высях, и на последней ступени «стоит», ожидая тебя, душа, Сам «Господь» (Быт.28:12–13)!

Обрети эту землю, как собственность твою, неотъемлемую от тебя!

А для этого – не прекращай трудиться над собой, душа, и не ограничивай свой подвижнический труд только временем постным: и в будни, и в праздники, и постом, и вне поста – всегда должна ты видеть, душа, перед собой эту цель, всегда должна к ней стремиться, всегда деланием добродетелей готовить себя войти в эту землю и раствориться в ней, как «пшеничное зерно, которое, если, пав в землю, умрет, то принесет много плода» (Ин.12:24)!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Яко спасл еси Петра, возопивша, спаси, предварив мя, Спасе, от зверя избави, простер Твою руку, и возведи из глубины греховныя.

Во время оно «понудил Иисус учеников Своих войти в лодку и отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один. А лодка была уже на средине моря, и ее било волнами, потому что ветер был противный. В четвертую же стражу ночи пошел к ним Иисус, идя по морю. И ученики, увидев Его идущего по морю, встревожились и говорили: это призрак; и от страха вскричали. Но Иисус тотчас заговорил с ними и сказал: ободритесь; это Я, не бойтесь. Петр сказал Ему в ответ: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде. Он же сказал: иди. И, выйдя из лодки, Петр пошел по воде, чтобы подойти к Иисусу, но, видя сильный ветер, испугался и, начав утопать, закричал: Господи! спаси меня. Иисус тотчас простер руку, поддержал его и говорит ему: маловерный! зачем ты усомнился? И, когда вошли они в лодку, ветер утих. Бывшие же в лодке подошли, поклонились Ему и сказали: истинно Ты Сын Божий» (Мф.14:22–33).

Сколько смысла несут тебе, душа, эти евангельские строки!

«Понудил», – пишет евангелист, чтобы показать, как неразлучны были от Господа ученики Его: они хотели всегда быть с Ним¹³⁰⁰, так что Христу было нужно нудить их, чтобы они оставили Его даже на малое время.

«Взошел на гору помолиться наедине», – чтобы показать тебе, душа, что должно молиться без развлечения, «ибо всё делает для нас, а Сам Он не имел нужды в молитве». И молился Он на горе «вечером», до позднего времени «оставался там один», «научая тем нас не скоро оставлять молитву, но совершать ее особенно ночью, когда бывает наибольшая тишина»¹³⁰¹. «Лодку» же с апостолами тем временем «било волнами» – чтобы они и мы, душа, научились мужественно переносить искушения и в искушениях этих узнать силу Его, дабы всегда на нее полагаться.

И не тотчас подал им спасение, но «в четвертую стражу ночи», научая тебя, душа моя, не скоро просить удаления от бед, а переносить их мужественно и с благодарением и только потом, когда уже много перенесено страданий, просить избавления от напастей. И только тогда, «после девятого часа ночи», предстанет тебе Господь, «ходя по поверхности воды, как Бог». И даже если ты не узнаешь Его, душа, «по причине ночи и по страху», Он ободрит тебя, как ободрил апостолов: «Это Я», скажет Он тебе, Я, Который могу всё; не бойся, дерзай, душа!¹³⁰²

По великой любви ко Христу Петр возжелал первым приблизиться к Нему. «Притом он веровал, что Иисус может не только Сам ходить по водам, но и ему дать эту возможность, и не сказал: повели мне ходить, но – прийти к Тебе. Первое означало бы тщеславие, а второе есть знак любви ко Христу»¹³⁰³.

Но, когда «Господь подостлал Петру море», тот, преодолев бо́льшую опасность, убоялся меньшей – ветра. А как скоро убоялся, потеряв на миг веру в силу Христову, которая может всё, то тотчас начал тонуть, и «это научило его не высокомудрствовать»¹³⁰⁴: ведь никакая сила, исходящая от нас самих, душа, не спасительна сама по себе, она может только содействовать нашему спасению, само же спасение – всецело в руках Божиих, и только Ему принадлежит еже миловати и спасати нас.

Господь же показывает Петру, что не ветер был причиной, а маловерие, малодушие (хотя Петр смалодушничал не всецело, но лишь отчасти: насколько он сомневался, настолько и не веровал, а потому тонул; но, взывая: «Господи! спаси меня», – врачевал тем свое неверие). «Христос укрощает не ветер, а малодушие Петра», и показывает тебе, душа моя, всю силу покаяния, которое – если только оно искреннее, если только оно исполнено веры во всемогущество Божие! – может извлечь утопающего во грехе человека из самых глубин неверия, отчаяния и порока.

И, наконец, познав из этого чуда Иисуса, ученики исповедали Его Богом и Сыном Божиим.

И нас, пребывающих в ночи неведения, Христос спасает – но только тогда, когда мы познаём Его и поклоняемся Ему, как Богу¹³⁰⁵.

Зная это, преподобный светильник Критский взывает к Нему: «Как некогда спас Ты воззвавшего к Тебе Петра, – так ныне, поспешивши, спаси и меня, Спасе, и от зверя избави, простерши Твою руку, и возведи из глубины греховной».

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Пристанище Тя вем утишное, Владыко, Владыко Христе, но от незаходимых глубин греха и отчаяния мя, предварив, избави.

Образ Христа как тихого пристанища в море житейском близок сердцу христианскому. Близок настолько, что он сопровождает его не только в мире сем, но и в час исхода из мира сего, когда принято петь умилительный Феофанов канон с простым надписанием «Шестую припеваю отшедшему песнь». «Житейское море воздвизаемое зря напастей бурею, к тихому пристанищу Твоему притек вопию Ти: возведи от тли живот мой, Многомилостиве»¹³⁰⁶, – так молится, предстоя Господу своему, душа, не нашедшая в жизни земной тихой гавани, так вопиет к Нему в сердечной надежде на милость Его к падшему созданию Своему.

Но почему ты ждешь, душа моя, времени, когда эту молитву пропоет над недвижным телом твоим церковный хор? Почему медлишь ты сказать ее, пока губы твои еще шевелятся, пока рука готова подняться и опуститься в крестном знамении, пока колени твои еще гнутся, чтобы совершить метания, пока глаза еще открыты и готовы слезами омыть грехи твои?

Почему ты дожидаешься времени, когда «исповедаться в том смысле, в каком можно при жизни, – действительно нельзя»? Ведь «истинная исповедь, смывающая грехи наши... это та исповедь, которая вслед за устным исповеданием пред священником грехов ставит обязательной задачей исправить путь свой, уйти с греховного пути, не повторять греха, в котором покаялись. Такая исповедь невозможна для умерших, ибо всё кончено: жизнь изменить уже нельзя, ибо жизни больше нет»¹³⁰⁷. Этого ли времени ты ожидаешь, душа, чтобы покаяться?

Откажись от лености своей духовной, душа моя! Исповедай веру свою в милость Божию! Призови Его помощь, сильную восставить тебя из глубины грехопадения твоего! Прими в себя слова, которые подсказывает тебе преподобный Андрей сегодня, во дни великопостные, прими их в себя, сделай их своими и воззови ими от всего сердца твоего: «Владыко, Владыко Христе! Я знаю, что Ты – тихое пристанище. Поспешивши, избавь меня от непроходимых глубин греха и отчаяния».

h4 Преступи среде до Славы. Чти в четверток первыя седмицы на повечерии.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Аз есмь, Спасе, юже погубил еси древле царскую драхму; но вжег светильник, Предтечу Твоего, Слове, взыщи и обрящи Твой образ.

Рече Господь притчу сию: «Какая женщина, имея десять драхм, если потеряет одну драхму, не зажжет свечи́ и не станет мести комнату и искать тщательно, пока не найдет, а найдя, созовет подруг и соседок и скажет: порадуйтесь со мною: я нашла потерянную драхму. Так, говорю вам, бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся» (Лк.15:8–10).

«Под «женщиною», – толкует притчу блаженный Феофилакт, – разумей премудрость и силу Бога и Отца, Его Сына, Который потерял одну драхму из словесных и по образу Его созданных тварей, то есть человека, и засвечивает светильник – Свою плоть. Ибо как светильник, будучи от земли, светом, который он принимает, освещает покрытое тьмою; так и плоть Господа, земная и подобная нашей, просияла светом Божества, которым она воспринята. И «дом выметен», то есть весь мир очистился от греха, ибо Христос взял грех мира на Себя. И «драхма», то есть царское изображение, «нашлась», и настала радость как для Самого Христа, нашедшего ее, так и для горних сил, которые суть подруги Его и соседки: «подруги», поскольку творят Его волю; «соседки», поскольку бестелесны»¹³⁰⁸.

«Спасе мой! – говорит преподобный Андрей. – Это я – та драхма с царским изображением, которая в древние времена потерялась у Тебя». Это я, душа моя, та царская драхма, которая потеряла Божественный образ, запечатленный на ней, которая грехом прародителей отказалась от образа и подобия Создателя своего, с коими была сотворена, променяв их на суету ложного знания мира сего и приобретя вместе с ним лишь смерть и тление, ибо «одним человеком грех вошел в мир, и грехом смерть, которая перешла во всех человеков, потому что в нём все согрешили» (Рим.5:12).

Но я – грешнее и Адама, потому что, будучи очищен смертью и воскресением Христовыми, будучи искуплен ими от первородного греха и приняв это искупление в Таинстве Крещения, вернув себе в этом великом Таинстве образ Божий, я продолжаю сознательно грешить, сам тщательно стирая этот образ с самого себя.

Но для чего я так старательно очищаю себя? для кого готовлю я себя? чей образ запечатлится на поверхности души моей, лишенной образа Божьего?

Я потерялся в древние времена, но – о, ужас! – я продолжаю теряться и теперь, но уже – по собственной своей воле!

И, сознавая эту плачевность современного состояния человеческого, преподобный продолжает учить тебя, душа моя: обратись к Господу своему! Ведь одна, без всесильной Его помощи, ты не одолеешь сети прелести мира сего, опутавшей тебя! Проси помощи Его всемощной: ведь даже покаяние твое, пусть – самое искреннее, будет действенным только тогда, когда дойдет оно до слуха Его, когда увидит Он глубину раскаяния твоего и, в милости Своей обильной, Сам скажет о тебе устами духовника твоего: «Прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих»¹³⁰⁹.

Потому – моли Его, душа моя, вместе с преподобным: «Но, Слове Божий, зажегши светильник – Предтечу Твоего, ищи и обрети вновь меня – Твой образ!»

[Помилуй мя, Боже, помилуй мя.

Востани и побори, яко Иисус Амалика, плотския страсти, и гаваониты, лестныя помыслы, присно побеждающи]¹³¹⁰.

Преподобная мати Марие, моли Бога о нас.

Марии: Да страстей пламень угасиши, слез капли источала еси присно, Марие, душею распалаема, ихже благодать подаждь и мне, твоему рабу.

Мати преподобная! Как тяжела была твоя духовная битва! Сколько лет провела ты во брани, чтобы очистить себя от скверны прежней жизни! Какими потоками слез угашала ты волнения страстей, которые так долго растлевали душу твою!

«Посещала меня, – говоришь ты, – и безрассудная тоска по разгульным песням, постоянно смущая меня и побуждая напевать их демонские слова, которые я помнила. Тогда я плакала и била себя в грудь, вспоминая об обете, который дала, удаляясь в пустыню, и однажды мысленно очутилась я перед иконой Богоматери, моей Поручительницы, и жаловалась Ей, умоляя прогнать соблазны, осаждающие мою злосчастную душу.

Однажды, когда я долго плакала и сколько доставало сил наносила себе удары, какой-то свет внезапно озарил меня. И с тех пор настала для меня после треволнения великая тишь.

Как поведаю о помышлениях, снова толкавших меня в блудный грех? В моем злосчастном сердце горело пламя и всю меня жгло, возбуждая похоть. Едва этот помысел посещал меня, я бросалась на землю и обливала ее слезами; мне думалось, что моя Заступница и Хранительница явилась сюда, чтобы покарать нарушительницу своего обета. Случалось, я по суткам лежала так, пока тот сладостный свет не изливался на меня, прогоняя соблазнявшие ко греху помыслы.

Впоследствии я всегда обращала духовные свои глаза к моей Поручительнице, прося помочь мне, терпящей бедствие в море этой пустыни. И Она была мне опорой в моем раскаянии.

Так во множестве искушений прошло семнадцать лет. Но с той поры до сего дня Богородица не оставляла меня и руководительствовала во всем.

...Съев те хлебы, о которых я упомянула, я семнадцать лет питалась травами и тем, что могла найти в пустыне. Гиматий же, бывший на мне, когда я переправилась через Иордан, сносился. Мне пришлось немало страдать от холода и летнего зноя, когда меня палила жара или, дрожащую, сковывал холод, так что часто я падала наземь и лежала почти бездыханно и недвижимо. Я постоянно сражалась с кознями и ужасными искушениями диавола.

Но с того времени и до сих пор сила Божия всяким путем обороняла мою грешную душу и жалкое тело»¹³¹¹.

«Мать Мария преподобная! Ты, распаляемая в покаянии душою твоею, непрестанно источала капли слез, чтобы угасить пламень страстей. Подай и мне, рабу твоему, благодать их, этих чистых слез твоих».

Преподобная мати Марие, моли Бога о нас.

Марии: Безстрастие Небесное стяжала еси крайним на земли житием, мати. Темже тебе поющим, от страстей избавитися молитвами твоими молися.

Как страстна ты, душа моя! Как мятешься, сама себя ввергая в пучину страстных помыслов и деяний!

Даже в жизнь духовную свою ты привносишь свои страсти!

Почему ты считаешь, душа, только разум твой собственный единственным учителем, который один силен направить тебя в нужную сторону? Почему ты так уверена, что только твой разум и твой ограниченный духовный опыт – единственные твои советники на пути в Царство? Почему свое праздное любопытство ты так часто выдаешь за духовную работу? Ведь что такое, как не самовольное праздное любопытство – чтение поучений, которых ты никогда не будешь со скрупулезной точностью выполнять? что такое, как не праздное любопытство, сопряженное с гордыней, – пытаться делать то, на что нет благословения, без которого не приступит к тебе Божественная благодать?

Почему, душа моя, ты считаешь себя сильной определить, какие дары ты получила от Господа и какую меру благодати? Почему, еще не выйдя из пеленок ученичества, ты порываешься учить – и не только себя, но и других?

И почему ты всегда ждешь от духовника только одобрения твоих самовольных деяний? И почему так раздражаешься, когда он пытается обличить твое самовольство?. Разве исповедь – не «врачебница»¹³¹²? И разве в больнице тебе дают только то, что тебе приятно?

Помню, была некогда тётя Тоня, крепко за восемьдесят, с палочкой, которая приходила на исповедь, как на войну, воистину – как на брань духовную: «Нет, ты меня спроси, я что-то могла забыть, а как же ты меня обличишь, если я не сказала?! Ты меня не жалей, дай епитимью – как же иначе исправляться?!» Господи, какую ей епитимью, когда ей под девяносто? Но уж если давали, то брала с благодарностью и соблюдала неукоснительно, Царство ей Небесное...

Теперь-то всё больше – бумажку подсунут, да еще и обидятся, если рот откроешь... Как записал больше ста лет назад святитель Игнатий, «надо плакать и молчать»¹³¹³...

Был некий духовник, который, вопреки бытующим ныне мнениям, пытался внушить своим прихожанам простую мысль: воздержитесь от того, что не является существом вашего делания! Вы живете в миру, и не вам брать себе за образец повседневной духовной жизни тех светильников, которыми сияла и сияет Афонская гора, которые освещали собою Нитрийскую пустыню или Фиваиду, да так, что свет оттуда распространялся по всему миру. А потому – не занимайтесь тем, что принадлежит монашескому деланию. Не по чину мирянам монашеские подвиги – не давали вы монашеских обетов, не получили в постриге соответствующей благодати, не можете ежеминутно быть под наблюдением вашего духовного отца. Не вникайте в различение помыслов – без духовника рядом это для вас не только бесполезно, но и смутительно. Не читайте монашеских книг, довольно для вас того, что адресовано только мирянам. Не нужно вам без неусыпного присмотра и неотрывного участия духовника читать Иисусову молитву – верх духовной работы, наивысшее напряжение подвижнической жизни, момент соприкосновения тварного с нетварным, человека с Фаворским Божественным светом. Не место для нее – уголок городской квартиры, дорога на работу или с работы, толкотня транспорта. Ничего не стяжаете вы таким деланием, кроме смущения и прелести духовной, мать которой – сатанинская гордыня.

И что же получил он за свои добрые советы, кроме недовольства и непонимания?

Но вот вам слова молитвенника, который не нам всем чета, старца, с пяти лет и до глубокой старости прожившего на святой Афонской горе под Покровом Божией Матери: «В прежние времена на Святой Горе не позволяли читать “Добротолюбие» и другие подвижнические книги, только Священное Писание и жития святых. Поймите правильно то, что я вам говорю. Чтобы читать это, нужно иметь духовника, который бы на собственном опыте пережил это, иначе можете запутаться. Потому что чтение этих книг должно сопровождаться послушанием. Без послушания получишь вред. В этих книгах написаны очень высокие вещи, Божественные озарения, которые может использовать злой дух, когда нет послушания старцу. Но послушание должно быть чистым, не эгоистическим, не только ради того, чтобы угодить старцу, но простым, бескорыстным»¹³¹⁴.

Вот вам слова и святителя, прославленного Русской Церковью как образец подвижничества: «Не советовал бы я Вам входить в подробное и тонкое разбирательство грехов и греховных качеств Ваших. Соберите их все в один сосуд покаяния и ввергните в бездну милосердия Божия. Тонкое разбирательство грехов своих нейдет человеку, ведущему светскую жизнь: оно будет только ввергать его в уныние, недоумение, смущение. Бог знает наши грехи, и если мы будем постоянно прибегать к Нему в покаянии, то Он постепенно исцелит самую греховность нашу, то есть греховные навыки, качества сердца.

Грехи, соделанные словом, делом, сложением помышлений, должно сказать на исповеди отцу духовному, а в тонкое разбирательство духовных качеств, повторяю, не должно светскому человеку пускаться: это ловушка, ставимая ловителем душ наших. Познается же она по производству в нас смущения и уныния, хотя по наружности и облечена в благовидность добра. Нужно это черное покрывало для иноков, чтоб закрывать им лучи благодати, сияющие из ума их и сердца; нужно это черное покрывало для иноков уже преуспевших, которых зрение греховности своей не может привести в безнадежие, приводит только в смирение.

...Не должно пускаться в тонкое разбирательство грехов, но проводить жизнь в постоянном покаянии, признавая себя грешным во всех отношениях и веруя, что милосердный Господь всякого, лишь признавшего греховность свою, приемлет в объятия Своего милосердия, в недро спасения. Это разумеется не о грехах смертных, покаяние в которых принимается Богом только тогда, когда человек оставит смертный грех.

...Благоразумие требует не выходить на борьбу, превышающую силы, напротив того, по возможности облегчать ее для себя. Веруйте Всемогущему Богу, надейтесь на Него, живите терпеливо и постоянно, живите в простоте, в покаянии и смирении, предавайтесь воле Божией, когда случится сбиться с правого пути – снова на него направляйтесь, – и спасетесь»¹³¹⁵.

Как отрадно, когда сомнение простого монаха поддерживают великие столпы Православия!

И как должно быть совестно тебе, душа, от того, что ты слышишь лишь то, что хочешь, а то, что не отвечает твоим страстным устремлениям, всемерно стремишься отринуть от себя, да еще – и с осуждением простоты пастыря твоего...

Помни, душа моя: «Всякое разгоряченное чувство кровяное! Не сочти его усердием, ревностью по благочестию, любовию к Богу и ближним. Нет, это движение души, произведенное в ней нервами, кровью. А кровь приводится в движение душевными страстями, которые – орудия и цепи миродержца»¹³¹⁶.

Даже «естественное милосердие, как произведение плоти и крови, не может быть богоугодною добродетелию. ...оно враждебно заповедям Евангельским! Для посещения и умерщвления его принесен на землю меч Евангельский. Водимые естественным милосердием пребывают во мраке под влиянием лютого, всезлобного миродержца»¹³¹⁷. «Кажусь я людям милосердным; но, с точностию проверив себя... нахожу в себе одну глупую личину милосердия. Милосердствует во мне тщеславие; милосердствует во мне пристрастие; милосердствует во мне корысть, милосердствует во мне плоть, милосердствует во мне кровь... Мое сердце согласно быть милосердным по движению крови; но быть милосердным по заповеди Христовой для него – распятие»¹³¹⁸. Поэтому «имеющему естественное расположение к милосердию не должно вверяться этому естественному расположению, должно умерщвлять его... принуждать себя к милосердию сообразно заповедям Евангелия»¹³¹⁹.

Поэтому внимай, душа, тем мудрым словам, которыми премудрые Студийские отцы учат тебя, – внимай и припади в молитве к стопам великой святой, немокренно переходившим Иорданские воды, обратись к той, кто из пучины безумных страстей была вознесена к вершинам благочестия: «Мать преподобная! Ты стяжала Небесное бесстрастие крайним подвижническим житием на земле. Молись же о том, чтобы и нам, поющим тебе, избавиться от страстей молитвами твоими».

h4 Преступи четвертку первыя седмицы до Славы.

Преподобне отче Андрее, моли Бога о нас.

Андрею: Критскаго тя пастыря и председателя и вселенныя молитвенника ведый, притекаю, Андрее, и вопию ти: изми мя, отче, из глубины греха.

«Крит – гористый и лесистый остров, но на нем есть плодородные долины»; есть там «несколько городов, и самых больших и знаменитых три – Кносс, Гортина, Кидония», но были еще и корабельные гавани Гераклей у Кносса и Лебен у Гортины, и более мелкие Абдеры, и Ликт с портом Херронесом, и Прас, и Фест, и Ритий – все с давними государственными традициями¹³²⁰.

Гортина, в древности – второй по значению город Крита после Кносса, ко времени святителя Андрея стала фактической столицей острова: Кносс и Фест, центры античной культуры, были практически заброшены. «Город гортинцев лежит на равнине; в древности он, возможно, был обнесен стеной, говорит Гомер:

...в укрепленной стенами Гортине¹³²¹;

впоследствии же стены города были разрушены до основания и он остался навсегда без стен. ...Поселение города занимало некогда значительную площадь в окружности – около 50 стадий»¹³²².

В этих-то местах, весьма населенных и оживленных по понятиям средневековья, привел Господь нести святительское послушание иерусалимскому монаху Андрею. Здесь он предсидел в сонме священства, здесь он учил народ, здесь он, в старости своей, сподобился, как собственную исповедь¹³²³, составить Великий канон, подобного которому никто из отцов и учителей наших никогда более не написал, – непрерываемый плач о собственных грехах и сердечную молитву о грехах всей вселенной.

Восхищенные подвижническими трудами Критского святителя, преподобные студийские отцы Феодор и Иосиф в каждой песне Великого канона предлагают и нам, грешным, обратиться к его неложному предстательству.

Воспой же вместе с ними, душа моя: «Я знаю, что ты, преподобне Андрее, – и пастырь Критский, и тот, кто имел честь сидеть первым¹³²⁴ на собраниях духовных, и молитвенник всей вселенной. Знаю и взываю к тебе: изыми меня, отче, из глубины греха».

Чти понедельнику, вторнику, среде и четвертку первыя седмицы постов.

Слава Отцу, и Сыну, и Святому Духу.

Троичен: Троица есмь Про́ста, Нераздельна, раздельна Личне и Единица есмь естеством соединена, Отец глаголет, и Сын, и Божественный Дух.

«Недоумеет всяк язык»¹³²⁵ перед образом величественной тайны Троичного Божества! «Никто не может добре и полно постигнуть умом и выразить словом догмат о Пресвятой Троице, сколько ни читай он Божественные Писания. Истинно верующий и не берется за это; но, приемля с верою написанное, в том одном пребывает, ничего более не пытая, и кроме написанного и того, чему научен, совершенно ничего другого не может он сказать пытливым и самонадеянно дерзающим исследовать божественное». Без откровения свыше, помимо откровения это невозможно, о чем и Сам Господь сказал: «никтоже знает Сына, токмо Отец, ни Отца кто знает, токмо Сын и емуже аще волит Сын открыти» (Мф.11:27)¹³²⁶.

«Поэтому веруй, что в Духе Отец и Сын, в Сыне Отец и Дух, во Отце Сын, соприсносущно всегда сущий и пребывающий и имеющий сияющим вместе с Собою Духа Святого. Эти три Лица не суть три Бога, но един Бог, в трех ипостасях воспеваемый бесчисленными Ангелами, сый и присносый, и такожде сый, в едином сосущии, и Царствии, и Божестве. Ибо хотя в каждом из трех Лиц помышляются срасленные им личные особенности (нерожденность, рожденность и исходность), однако же три Лица един Бог, и едино, то есть един Бог – три»¹³²⁷.

Что можешь ты, душа моя, добавить к этой мысли? Разве что повторить за преподобными Студийскими отцами те слова, которые внушил им Господь: «Отец говорит и Сын, и Божественный Дух: “Я есмь Троица Простая¹³²⁸, Нераздельная, раздельная в Лицах, и Единица есмь сущностно соединенная»».

И ныне, и присно, и во веки веков. Аминь.

Богородичен: Утроба Твоя Бога нам роди, воображена по нам: егоже, яко Создателя всех, моли, Богородице, да молитвами Твоими оправдимся.

«Чрево Твое, Богородице, Бога нам родило, принявшего наш человеческий образ. Его, как Создателя всех, моли, чтобы нам оправдаться молитвами Твоими».

Отчего обращаемся мы к Пречистой Деве-Матери именно с такой молитвой? Оттого, что Она – «чудес Христовых начало», Она – и «велений Его главизна»¹³²⁹. Но какое чудо может быть выше для тебя, душа моя, чем чудо исправления твоего! чудо, которое покроет все грехи твои и изменит тебя всецело, извлекая из грехолюбия и погружая в любовь к праведности!

Святые отцы молятся Пречистой: «Дева Владычица, Матерь человеколюбивого Бога! приведи в сокрушение сердце мое и смири его, наполни очи мои спасительными слезами и просвети их светом молитв Твоих, да не усну в смерть.

Окропи и очисти меня иссопом милосердия Твоего, омой меня слезами моими, да паче снега убелюся.

Ей, Матерь Господа моего Иисуса Христа, прими сие уничиженное мое исповедание и мольбу мою, плени ум мой и остаток жизни моей соблюди в покаянии без соблазна.

Во время исхода смиренной души моей из тела, когда – увы мне! – при вратах будет у меня слово со врагами, тогда, Владычица, воззри на меня милостивым оком Твоим, освободи меня от немилосердных истязателей и страшных приставников князя века сего, будь моею защитницей и уничтожь тогда все рукописания грехов моих. Непостыжденным и спасенным приведи меня к престолу Сына Твоего и безначального Отца Его и Всесвятого Духа – единой светоначальной и единосущной Троицы»¹³³⁰.

Внимай этим возвышенным словам, душа моя грехолюбивая! Внимай и повторяй их, преклоняя сердце твое пред Той, Которая Своей и Божией волей стала Матерью и для тебя! Пред Той, Кто любит тебя, несмотря на все грехи твои, как всякая мать любит дитя свое во всех превратностях жизни его!

Кондак, глас 6: Душе моя, душе моя, востани, что спиши? конец приближается, и имаши смутитися: воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде сый и вся исполняяй¹³³¹.

Душа моя, душа моя! Восстань, что ты спишь?

Почему спишь ты, душа моя? Посмотри: «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща, недостоин же паки, егоже обрящет унывающа: блюди убо, душе моя, не сном отяготися, да не смерти предана будеши, и Царствия вне затворишися»¹³³².

Конец приближается, и ты смутишься!

«Долго ли не покаешься ты, бедная душа моя? Суд уже близок, огонь готов для членов твоих»¹³³³. «Близ есть, при дверех» (Мф.24:33; Мк.13:29) немытный Судия твой! Загляни в себя – как же смутишься ты, когда нужно будет держать ответ перед Тем, Кто знает всю правду о тебе и обо всем мире!

«В море зол погрязал я все дни жизни моей, не оплакивая грехов своих; и се внезапно смерть наложит на меня оковы свои.

Сатана обольстил меня и, связав своими похотьми, увлек в плен и без жалости поверг на землю. Увы, что теперь делать мне?

Горе мне в день тот, когда будешь Ты, Господи, судить грешников!

Трепещи и смущайся, душа моя, и, умоляя Господа своего, говори Ему: помилуй меня, Спаситель мой, и извлеки меня, погрязшую в пороках. Я – грешница и стыжусь умолять Тебя. Благодатию Твоею спаси меня, Господи, от геенны.

Вот день Господень внезапно возблистает для твари, и праведники выйдут в сретение Господу с горящими светильниками; а я – тьма, нет елея в моем светильнике, чтоб встретить Жениха, когда придет Он.

Трепещет дух мой, слыша, что день Суда близок; в смущение приходят мысли мои от представления, что нечестивых ожидает огонь»¹³³⁴.

Загляни в себя, душа моя: не затворит ли Господь твой пред тобою двери Царствия?

«Восстань от сна, чтобы пощадил тебя Христос Бог, везде Сущий и всё Собою Наполняющий!»

«Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос» (Еф.5:14), – говорит апостол. Встань, отряхни с себя сон – подобие смерти. Будь готова, душа, принять в себя несказанный свет Господа твоего!

Моли Его непрестанно: «Будь помощником моим, многомилостивый Господи, и я восстану, посмеюся над врагом, разорву все сети его. ...По благости Твоей, милосердствующей о грешниках, помилуй меня, погибшего, – и буду славословить Тебя, когда явится Царство Твое. Крест Твой да сопровождает меня при этом страшном переходе, да отженет он от меня темные силы, да послужит мне ключом и отверзет райские двери, чтобы войти в веселии, возрадоваться и прославить мне щедроты Твои, Многомилостивый!»¹³³⁵

Помни, душа моя: «Господь не хочет погибели никого из людей. Бог хочет, чтобы все спаслись»¹³³⁶. Помни и будь готова принять от Господа твоего дар спасения и вечной жизни!

h4 Преступи чтениям первыя седмицы. Чти в четверток пятыя седмицы.

Икос: Христово врачевство видя отверсто и от сего Адаму истекающее здравие, пострада, уязвися диавол и, яко бедствуя, рыдаше и своим друго́м возопи: что сотворю Сыну Мариину, убивает мя Вифлеемлянин, Иже везде сый и вся исполняяй ¹³³⁷.

Некогда «был день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана. И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла. И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; но простри руку Твою и коснись всего, что у него, – благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, все, что у него, в руке твоей; только на него не простирай руки твоей. И отошел сатана от лица Господня» (Иов.1:6–12).

Был и другой «день, когда пришли сыны Божии предстать пред Господа; между ними пришел и сатана предстать пред Господа. И сказал Господь сатане: откуда ты пришел? И отвечал сатана Господу и сказал: я ходил по земле и обошел ее. И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твое на раба Моего Иова? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе тверд в своей непорочности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно. И отвечал сатана Господу и сказал: кожу за кожу, а за жизнь свою отдаст человек все, что есть у него; но простри руку Твою и коснись кости его и плоти его, – благословит ли он Тебя? И сказал Господь сатане: вот, он в руке твоей, только душу его сбереги. И отошел сатана от лица Господня и поразил Иова» (Иов.2:1–7).

Был и иной день, через многие сотни лет, когда сатана вновь предстал пред Господа – теперь уже облеченного человеческой плотью (См.: Мк.1:13), в дни, когда Он «возведен был Духом в пустыню, для искушения от диавола» (Мф.4:1). Но под ризами кожаными не разглядел сатана лика Божия – ибо он не всеведущ и знает лишь то, что открыто ему. Он не разглядел света Божества за слабостью человеческой плоти, которая «взалкала» (Мф.4:2) после сорока дней поста, и приступил к Нему с искушениями так же, как некогда искушал праведного Иова.

Он не увидел мудрости Божественной за словами, кротко сказанными ему: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф.4:4), хотя ответом этим Христос – Бог-Слово – не скрывал от безумного, Кто Он есть.

Он не послушал Божественного указания, когда Христос сказал ему: «Не искушай Господа Бога твоего» (Мф.4:7), – ведь ты перед Ним и стоишь.

Он не уразумел прямого Господня веления: «Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи» (Мф.4:10), – вот как далеко простерся мрак сатанинского неведения!

Даже бесы оказались прозорливее своего хозяина – ибо, когда приступил к ним Иисус в стране Гергесинской, они вскричали, ожидая себе от него немедленной казни: «Что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? Пришел Ты сюда прежде времени мучить нас» (Мф.8:29).

И лишь тогда прозрел сатана, когда снизшел Господь – Жизнь Бессмертная – к смерти, чтобы умертвить ад – область владений его – блистанием Божества, когда Он и умершия от преисподних воскресил, когда вся силы небесныя воззвали: «Жизнодавче Христе Боже наш, слава Тебе!»¹³³⁸.

Только тогда, «видя, как Христос милостиво раскрыл Свое врачевство и как от него истекло здравие Адаму во исцеление первородного греха, диавол, страдая, уязвился и зарыдал, словно в великом бедствии, и вскричал, обращаясь к своим друзьям: “Что сделаю я Сыну Марии? Убивает меня Вифлеемлянин, везде Сущий и всё Собою Наполняющий»»

Видишь, душа моя, как мала сила диавола, которой он так надмевается? Видишь, как беспомощен он и глуп в своем мнимом знании? Видишь, как ничтожен он пред лицом Божиим?

Почему же ты сама – сама, своей собственной волей, не попущением Божиим! – допускаешь ему входить в себя? Ведь каждый содеянный тобою грех, каждое твое непослушание, каждый твой самовольный поступок отдает часть тебя, душа, в его власть!

Остерегись, душа, одумайся скорее, чтобы не оказаться тебе ниже даже тех мест, куда попадут бесы из страны Гергесинской...