Часть I. Свидетельства общего характера

Совершенная доброта Бога

Допустим, я прав, полагая, что свидетельства естественного богословия могут служить основанием утверждения о существовании Бога, т.е. Личности по своей природе всемогущей, всеведущей, совершенно свободной и совершенно доброй¹⁷. Завершая предыдущую главу, я сделал предварительное предположение о том, что согласно приведенным свидетельствам вероятность существования Бога может быть признана равной вероятности того, что Его не существует. Совершенно доброе существо в любой ситуации будет действовать наилучшим возможным образом, если оно вообще будет предпринимать какие-либо действия. Однако наилучшее возможное действие может оказаться не единственным (т.е. допустима ситуация, при которой то или иное действие будет столь же хорошим, как и другое, причем исполнитель может осуществить только одно из них). Например, мы можем заплатить деньги за операцию, которая спасет жизнь одному бедному африканскому ребенку или другому такому же бедному африканскому ребенку, но у нас может не оказаться денег на то, чтобы помочь обоим. Если мы заплатим за одного ребенка, это будет такое же наилучшее возможное действие, как если бы мы заплатили за другого. Иногда всемогущее существо (способное совершить все, что логически возможно) может оказаться перед аналогичным выбором: или, к примеру, обеспечить всех людей необходимым количеством пищи, или время от времени допускать наводнения и голод, чтобы предоставить людям возможность самим заботиться о своем будущем и оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. Но иногда перед всемогущим существом может возникать необходимость выбора, который (по причине ограниченности наших возможностей) никогда не встанет перед нами, выбора между бесконечным числом действий, каждое из которых несколько хуже, чем другое возможное действие (в то время как деятель может выбрать только одно из них). У Бога есть выбор, сколько людей ему сотворить. Если человеческое существование это благо и Бог способен расселить людей по бесконечной вселенной так, чтобы они не мешали друг другу, то чем больше людей сотворит Бог, тем лучше. Следовательно, сколько бы людей Он ни сотворил (даже бесконечное множество), у Него всегда будет возможность сотворить еще хотя бы одного. Уже по одной этой причине невозможно существование лучшего из всех возможных миров.

Хотя Бог и не всегда может совершить наилучшее возможное действие, но что Он действительно может, так это выполнить все свои обязательства. Существует разница между обязательным действием и действием хорошим, но не обязательным. (Действия второго типа выходят за рамки долга; выполнить их значит «превысить свои обязательства».) Такое различие признается большинством людей, но при этом мнения существенно расходятся по поводу того, где пролегает граница между обязательным и не обязательным, но желательным. Большинство людей согласятся с тем, что я должен (за исключением отдельных случаев) выполнять свои обещания, не лгать, заботиться о престарелых родителях, содержать своих детей и дать им образование. Я также обязан не убивать других людей и не причинять им вреда. И большинство людей согласятся с тем, что я не обязан ценой собственной жизни спасать незнакомого мне человека, хотя это и было бы добродетельным, но все-таки не обязательным поступком. Обязательства – это всегда обязательства перед кем-то. Обязательства позитивного характера обычно возникают, когда мы принимаем их на себя (прямо или косвенно) или когда пользуемся какими- либо благами или услугами. Мы должны платить по своим долгам, потому что взяли на себя это обязательство, и заботиться о своих родителях, потому что они заботились о нас. Обязательства негативного характера – это, как правило, обязательства не поступать так, чтобы тот, кто нам ничего не должен, не оказался в более тяжком положении, чем он иначе бы находился. Поэтому мы обязаны не убивать и не причинять вреда. Сделать то, что ты делать не должен, или не сделать то, что ты сделать обязан, значит, поступить дурно.

Но какие обязательства есть у Бога по отношению к нам? Бог был обязан создавать нас ничуть не больше, чем мы обязаны рождать детей. У Него ни перед кем не было обязательства создавать нас, не могло быть у Него такого обязательства и перед нами, потому что мы тогда еще не существовали. Он даровал нам конечную жизнь, и Он не был обязан делать ее длиннее или короче (я не совершу дурного поступка по отношению к вам, если я дам вам дар меньший, чем кому-нибудь другому). Но, вероятно, раз Он создал нас, то у Него есть обязательства по отношению к нам – например, сделать так, чтобы в конечном итоге наша жизнь (которая может ограничиваться, а может и не ограничиваться земным существованием) оказалась благом. Совершенно доброе существо несомненно выполнит все свои обязательства, если это будет в его силах. Но поскольку каждый обязан не ставить себя в такую ситуацию, в которой он не сможет выполнить свои обязательства, и поскольку обязательства обычно возникают, когда мы их на себя принимаем или когда пользуемся какими-либо благами или услугами, а также, поскольку принимает ли Бог на себя какие-либо обязательства, или пользуется ли Он какими-либо благами и услугами, зависит только от Него самого, было бы правомерно предположить, что Он может выполнить все свои обязательства и, соответственно, выполнит их. Таким образом, Он создал бы нас только в том случае, если бы мог выполнить все свои обязательства перед нами. В силу всех этих причин некое существо может быть признано совершенно добродетельным, если оно выполняет все свои обязательства, не делает зла, всегда совершает наилучшее или одно из наилучших не совместимых между собой действий и творит множество других добрых дел. Тот, кто делает все это, поступает наилучшим логически возможным образом.

Итак, всемогущий и совершенно добрый Бог неизбежно совершит любое действие, которое будет единственным наилучшим возможным действием, и в том числе выполнит все свои обязательства. Он совершит одно из множества возможных для Него, в равной степени наилучших, не совместимых между собой действий; и поскольку все эти действия одинаково хороши, то, если их количество обозначить п, тогда вероятность осуществления какого-либо одного из этих действий будет равна 1 / п. Если же возможно бесконечное количество не совместимых между собой хороших действий, каждое из которых несколько хуже, чем другое, то любое из них может быть осуществлено с равной степенью вероятности, и в этом случае вероятность того, что Он осуществит какое-либо одно из этих действий, будет бесконечно мала.

Но если существует наименее хорошее действие и все остальные несовместимые между собой действия могут образовать последовательность, где каждое предыдущее действие менее хорошее, чем последующее, то из этого следует вероятность, бесконечно приближающаяся к 1, что Он осуществит действие, которое будет лучше, чем все, что вы могли бы предположить. Бог осуществит действие, когда у Него будет на то причина. У Него будет причина тогда и только тогда, когда это действие будет хорошим, и решающей причиной будет то, что это действие будет наилучшим возможным действием или одним из в равной степени наилучших действий.

Причины, побудившие Бога осуществить воплощение

Какие причины были у Бога для того, чтобы воскресить Иисуса Христа? Должны были существовать определенные причины, в силу которых Он решил возродить из мертвых именно этого человека, а не кого-либо другого. В главе 3 я постараюсь доказать, что у Бога могли быть веские причины воскресить Иисуса из мертвых, если Иисус был воплощенным Богом, принявшим человеческую природу и человеческое тело и жившим как человек. Я также буду доказывать, что у Бога были бы веские основания не воскрешать Иисуса, если бы Иисус не был воплощенным Богом. В настоящей главе я постараюсь назвать причины, которые могли быть у Бога для того, чтобы воплотиться, причем воплотиться определенным образом, избрав для себя определенный жизненный путь.

Когда я буду называть эти причины, читатель может с полным на то основанием подумать, что я не назвал бы их, если бы не унаследовал их из христианской традиции. Действительно, в дальнейшем я буду настаивать на том, что ни иудеи, ни язычники I века н. э. не ожидали воплощения, подобного тому, о котором пойдет речь. Прежде чем мы получили возможность путем объективного анализа определить, действительно ли имеющиеся свидетельства подтверждают рассматриваемое учение, это учение должно было возникнуть и предстать перед нами в христианской традиции – конкретное учение о божественной природе и о том, чего можно ожидать от существа, обладающего такой природой, присутствующее уже в Новом Завете, но в наиболее полном виде развернутое в сочинениях таких авторов, как Афанасий Александрийский, Августин, Ан- сельм Кентерберийский и Фома Аквинский. Большинство физиков никогда самостоятельно не открыли бы теорию относительности, но после того, как она была вынесена на обсуждение, они смогли выяснить, действительно ли эта теория подтверждается существующими свидетельствами. Или еще, инспектор Лестрейд и неумелые полицейские викторианского Скотленд Ярда очень часто могли видеть все то же самое, что и Шерлок Холмс. Но они были не способны сделать индуктивные выводы из того, что видели. Нужен был Шерлок Холмс, который мог бы создать версию, объясняющую все имеющиеся данные; после того как версия была озвучена, все остальные могли убедиться в том, насколько она подтверждается существующими свидетельствами. Но ставшие вдруг очевидными связи между событиями и фактами существовали с самого начала вне зависимости от того, догадывался ли кто-нибудь о них или нет. Я постараюсь доказать, что учение христианской традиции о том, каких действий следует ожидать от Бога, является верным.

Итак, как Бог, обладающий совершенной добродетелью и безграничным могуществом, может относиться к человеческому роду? Прежде всего нуждается в объяснении не то, зачем Бог иногда вмешивается в ход истории человечества, а то, почему Он не осуществляет явного, основанного на чувстве любви взаимодействия с каждым человеком в любой момент времени; почему Он сразу не возьмет нас на небеса. И здесь, я полагаю, возможен только один ответ: Он хочет, чтобы мы после долгого периода времени сделали свой выбор, какими мы должны быть (сформировались как личности), как мы должны взаимодействовать с другими людьми (чтобы помочь им сформировать свою личность) и в каком мире мы должны жить. С этой целью Он наделяет нас свободой воли и возлагает на нас высокую ответственность (наша свободная воля оказывает существенное воздействие на окружающих и на мир в целом). Он делает нас ответственными, подчинив (почти без исключений) мир неизменным законам природы так, чтобы наши действия могли повлечь предсказуемые последствия.

Но для того чтобы у нас действительно был выбор между добром и злом, Бог должен оставить нас; Ему необходимо установить «эпистемическое расстояние» между собой и людьми. Ибо человеку свойственны два естественных стремления: пользоваться хорошей репутацией у порядочных и уважаемых людей и жить вечно и хорошо. Без этих составляющих характера мы были бы недостойны звания человека. Те, кому действительно «все равно, что о них думают другие», не хотят любви. А если человеку не нужно ни любви, ни жизни, то это уже в самом деле трагический случай. Но с учетом этих стремлений, если бы мы точно знали о присутствии Бога, то это с неизбежностью устранило бы саму возможность выбора между добром и злом. Разве кто-нибудь смог бы на протяжении какого-либо времени осознанно совершать зло, если бы он хотел быть хорошим в глазах вечного доброго Бога? И поскольку такой человек мог бы с полным на то основанием думать, что добрый Бог вряд ли посчитает того, кто решил стать злым, достойным сколь бы то ни было хорошей жизни, то это стало бы еще одним поводом к выбору добра. Но лишь тот действительно добр, кто по своей природе склонен делать добро ради него самого, а не для того, чтобы получить вознаграждение. Соответственно, Богу не следовало лишать нас возможности формировать собственную личность, сделав излишне очевидным, что за хорошее поведение нас ожидает награда, поскольку в таком случае у нас не было бы возможности совершать добрые поступки только потому, что они таковы, и закладывать в своем характере естественную склонность к таким поступкам. Если нам предстоит сделать выбор, то Богу необходимо устраниться; так же, как родители должны иногда оставлять детей в детской комнате одних, чтобы дать им возможность самим вырабатывать свой характер. И хотя тем, кто сделал выбор в пользу добра и сформировал себя как личность, Бог намерен дать великую награду своего вечного благоволения, единственная возможность для Него состоит в том, чтобы сделать эту награду неочевидной. Таким образом, Он может отправить нас в мир, где смерть будет естественным завершением жизни, и не говорить нам лишнего о том, что будет потом.

Но, как хороший родитель, Бог может помочь нам сделать правильный выбор; и если мы запутались, Он может помочь нам предвидеть возможные последствия наших действий – если мы согласимся принять эту помощь. И, как хороший родитель, Бог может, если у нас нет уверенности в Его постоянном присутствии, дать нам на какое-то время убедиться, что Он рядом, заботится о нас и готов помочь. И Бог может ободрить нас, сообщив нам, пусть даже не очевидную информацию, о том, какая награда ожидает добродетельных на небесах. Все это и есть причина, по которой Он иногда может вмешиваться в нашу индивидуальную жизнь для того, чтобы помочь, преподать урок или оказать поддержку. Но слишком частое вмешательство может породить «культуру зависимости», которая вызывает у нас сегодня вполне оправданное отвращение.

Один из величайших даров, которым любой родитель может наделить своих детей, это ответственность за других – например, старшего ребенка за младшего. Вся организация существующего мира указывает на то, что Бог создал мир, в котором благополучие каждого человека в значительной мере зависит от других. Для нашего блага (чтобы предоставить нам возможность помогать друг другу) Он взаимодействует с нами как на коллективном, так и на индивидуальном уровне. И, таким образом, когда необходима помощь, обучение или поддержка, мы можем ожидать совершения публичного действия или действий, адресованных целым культурам или всему человеческому роду, о которых одни из нас смогут рассказать другим.

Итак, более конкретно, каким образом божественное вмешательство в форме воплощения Бога может помочь Ему осуществить свои планы в отношении человеческого рода? Тремя основными действиями: определяя степень примирения человечества с Богом, разделяя с нами наши страдания и демонстрируя нам и уча нас тому, как мы должны жить, тем самым вдохновляя на то, чтобы мы могли следовать по указанному пути.

Предоставить средства для искупления

Рассмотрим вначале необходимость примирения с Богом, которое, как я буду утверждать, может напрямую зависеть от искупления воплощенным Богом наших грехов (или, я бы предпочел выразиться более осторожно, от предоставления нам средств для искупления). Первая причина, на которую почти всегда указывают все христиане, повлекшая воплощение Бога в Иисусе Христе и все последовавшие за этим события, состоит в том, чтобы в известном смысле примирить нас с Богом через искупление наших грехов. На самом деле, в христианской традиции существует множество различных учений, объясняющих, что же именно не в порядке с человеческим родом и какое отношение к этому может иметь жизнь и воскресение воплощенного Бога¹⁸. В своих объяснениях, какие действия предпринял Бог для выведения человечества из бедственного положения, эти учения предлагают различные причины, которые могли быть у Бога для того, чтобы осуществить воплощение, пройти определенный жизненный путь и принять такую смерть; затем следует утверждение, что в Иисусе Он принял такое воплощение, прошел требуемый жизненный путь и принял необходимую смерть и таким образом выполнил все, что нужно для нашего спасения. В настоящей главе я хотел бы остановиться, прежде всего, на тех причинах, которые могли быть у Бога для воплощения, выбора того или иного жизненного пути и принятия определенного вида смерти. В дальнейшем я вернусь к утверждению, что Он принял воплощение в Иисусе и определенным образом искупил наши грехи.

Прежде всего, существует мнение, что своей смертью воплощенный Бог победил дьявола или, возможно, безличное зло как таковое. Но это не объясняет, почему за эту победу пришлось заплатить такую высокую цену. Почему Бог не мог просто уничтожить зло или дьявола? Существует точка зрения, что смерть воплощенного Бога была выкупом, который Бог заплатил дьяволу за отмену своего обещания ему, что он будет распоряжаться судьбой тех, кто восстал против Бога. Но тогда зачем было Богу давать такое глупое обещание? Также есть мнение, что полная страданий жизнь и смерть воплощенного Бога была наказанием, которое должны были понести люди за свои грехи, но которое Он принял на себя вместо нас. Хотя это предположение ближе всего к той теории, в поддержку которой я бы хотел выступить, тем не менее оно оставляет неясным, с какой целью Бог наложил это наказание, даже если оно и было заслуженным; или если Бог осуществил искупление подобным образом, то зачем вообще нужно было вовлекать в этот процесс нас. Бог мог бы без нашего участия наказать воплощенного Бога вместо нас и освободить нас от наказания. Большинство этих и других объяснений того, как Бог мог осуществить искупление, не противоречат друг другу. Вы можете верить и в то, что смерть Иисуса была победой над злом, и в то, что таким образом Бог заплатил выкуп дьяволу. Так что, если я хочу доказать собственное объяснение, у меня в целом нет необходимости исключать все другие объяснения. Я же собираюсь утверждать, что человеческий род пребывает в бедственном положении, и имя этому бедствию – грех; и воплощенный Бог, ведущий совершенную жизнь, был необходим в качестве искупительной жертвы, которую мы могли бы принести Богу за этот грех. Я полагаю, что мое объяснение причин Божьего воплощения с целью искупления соответствует учению Фомы Аквинского и в значительной степени – учению Ансельма Кентерберийского (в той его части, которая известна как теория «сатисфакции»)¹⁹.

Все обычные люди (т.е. все, кроме воплощенного Бога) страдают от греха как фактического, совершенного по собственной воле, так и первородного. Фактический грех – это дурной поступок по отношению к Богу. Поступить дурно в отношении кого-либо – значит сделать ему то, что вы обязаны не делать, или, наоборот, не сделать того, что вы сделать обязаны. В объективном смысле поступить дурно, значит, совершить такой поступок (или не выполнить свое обязательство) вне зависимости от того, осознаете вы свои действия или нет, понимаете ли вы, что, действуя так, вы поступаете дурно по отношению к кому-либо. Не выполняя своих обязательств, мы поступаем дурно, независимо от того, понимаем мы или нет, что поступаем дурно. Если я пытаюсь заплатить долг, но мой чек не доходит до адресата, я все равно подвожу моего кредитора, даже если я не осознаю этого. Но если мы сделали все возможное для того, чтобы выполнить свои обязательства, как мы их понимаем, мы не виноваты и не заслуживаем порицания. Если же мы понимаем, что поступаем дурно, и все равно делаем это, тогда мы действительно виновны, и такие поступки я называю субъективно дурными. Совершение объективно дурных поступков ставит нас в положение объективно виноватых; совершение субъективно дурных поступков делает нас виноватыми субъективно. Вина, которая будет как объективной, так и субъективной, хуже всего; затем следует вина чисто субъективная и, наконец, наиболее легкая, исключительно объективная вина.

Вина не есть нечто, о чем можно просто забыть. Я назову, что нужно сделать для того, чтобы состоялось искупление вины. Искупление включает в себя четыре составляющие: покаяние, извинение, возмещение и наказание – хотя все эти элементы необходимы во всех случаях . Если я поступил дурно по отношению к вам, я должен возместить ущерб от моего поступка. Если я украл ваши часы, я должен вернуть их и компенсировать неудобства и моральный ущерб, ставшие результатом совершенного мной воровства. Если часы были уничтожены, я должен отдать вам какую-либо другую, равную по стоимости, вещь. Если я не сделал то, что должен был сделать для вас, мне необходимо не только выполнить свой долг, но и компенсировать задержку. Но нам приходится иметь дело не только с последствиями дурного поступка; имеет значение сам факт этого поступка, который состоит в том, что я хотел поступить дурно по отношению к вам. Я должен, насколько это возможно, дистанцироваться от этого. Данной цели служат искренние извинения, в случае, когда совершен субъективно дурной поступок, необходимы покаяние и публичное принесение извинений. Но в случае серьезного проступка слов недостаточно. Я могу принести извинения тем, что сделаю для вас нечто большее, чем необходимо для возмещения ущерба от моего дурного поступка; маленький подарок, дополнительная услуга в знак того, что я сожалею о случившемся, – я назову это наказанием. В том случае, если вина носит только объективный характер, покаяния не требуется (я не могу каяться в том, в чем я не виноват); также, если проступок несерьезный, покаяние менее необходимо. Процесс может считаться завершенным, если пострадавший от дурного поступка согласен относиться к совершившему этот поступок, насколько это возможно, так же как и ко всем тем, кто не причинял ему зла; сделать это – значит простить. Полное искупление не обязательно для того, чтобы пострадавший от дурного поступка простил своего обидчика. С моей точки зрения, извинение в той или иной форме и покаяние обязательны всегда (если вина субъективна), при этом пострадавший может сам определить меру необходимого возмещения или вообще отказаться от него. На мой взгляд, неправильно относиться к совершившему по отношению к вам серьезный проступок так же, как к тем, кто ничего плохого вам не делал. Это значит не принимать всерьез его враждебность по отношению к вам, относиться к нему, как к ребенку, не способному отвечать за свои поступки. Это значит примириться с тем, с чем мириться нельзя. Мы могли бы назвать это прощением, но я предлагаю сохранить понятие «прощение» для тех случаев, когда пострадавший вправе относиться к обидчику так же, как и ко всем, кто перед ним не виновен, т.е. когда прощение отвечает на покаяние и принесение извинений.

Итак, похоже на то, что практически все люди прямо или косвенно поступили дурно по отношению к Богу.

Мы совершили дурной поступок непосредственно по отношению к Нему тем, что отказали Ему в должном почитании. Глубокое благоговение и благодарность составляют наш долг перед Тем, кто представляет собой священный источник нашего существования. Мы поступаем дурно косвенно в отношении Него, когда совершаем дурные поступки по отношению к любому сотворенному Им существу. Ибо при этом мы злоупотребляем свободой воли и ответственностью, данными нам Богом, а злоупотреблять тем, что нам подарили, значит, дурно поступать по отношению к дарителю. Поступая дурно в отношении Божьих творений, мы поступаем дурно по отношению к самому Богу, поскольку Он их сотворил. Если я ударю вашего ребенка, я поступлю дурно по отношению к вам, поскольку я нанесу ущерб тому, кого вы любите и о ком заботитесь. Такой дурной поступок и есть грех – иногда только объективный, но часто еще и субъективный. Это будет субъективным грехом, если совершающий дурной поступок понимает, что поступает плохо в отношении кого-то, даже если он и не осознает, что грешит против Бога. Но, конечно, намного хуже, если он при этом осознает, что поступает дурно по отношению к Богу, который создал его и непрестанно поддерживает его существование.

Но не только фактический грех определяет бедственный характер нашего положения. Присутствует также еще один фактор, унаследованный нами от наших предков и в конечном счете – от самого первого человека, наделенного свободой воли и нравственного выбора, от того, кого мы называем Адамом. Прежде всего, это первоначальная склонность к совершению дурных поступков, которую я буду называть первородной греховностью; я вернусь к ней в свое время. Но существует еще нечто, подобное вине грехов, совершенных по своей воле. Все наши предки совершали дурные поступки и, следовательно, были должны искупить их перед Богом; но они (по крайней мере, в целом) не осуществили искупления: его еще предстоит выполнить. Мы обязаны своим предкам жизнью и в значительной степени – своим нынешним положением. Ибо, создавая нас, Бог действовал через них, и они (как правило) не только волей случая давали нам жизнь, но также не жалея сил заботились о нас, помогая нам вырасти. Тот, кто принял от других столь великие дары, должен по мере своих возможностей в ответ оказать хотя бы небольшую услугу. Мы могли бы оказать своим предкам услугу, если бы помогли им совершить искупление. Унаследовав от них такое огромное состояние, мы унаследовали также и их долги. Даже английское право требует, чтобы перед тем как заявить свои права на наследство, наследник расплатился с долгами по наследуемому имуществу. Унаследовать долг не значит унаследовать вину. Дурные поступки наших предков были совершены без нашего участия, но мы унаследовали обязанность искупить долг «первородного греха», насколько мы окажемся в силах сделать это.

Похоже на то, что, как бы ни было важно для нас, представителей человеческого рода, совершить искупление грехов, наше теперешнее положение мало способствует осуществлению этого. Мы непосредственно должны Богу, нашему создателю, который так много сделал для нас. Еще больше мы должны за те грехи, которые совершили сами, и еще больше – за грехи наших предков. И мы подвержены первородной греховности, склонности к совершению дурных поступков, против которой мы вынуждены бороться, склонности стремиться к сиюминутному мелочному благополучию за счет других и ценой того, что было бы для нас высшим благом. Наше положение таково, что мы вряд ли способны совершить искупление. Нам требуется помощь.

Кто и как может нам помочь совершить искупление? Фома Аквинский, как и во многих других случаях, знает ответ. Он пишет, что хотя грешник должен самостоятельно признать свою вину и раскаяться, «сатисфакция представляет собой внешнее действие, для выполнения которого можно воспользоваться орудиями»²⁰, – т.е. можно воспользоваться возмещением, предоставленным кем-то другим.

«Никто не может искупить грехи другого». В прямом значении – это несомненная истина. Вы не можете принести извинения за меня или даже заплатить мои долги. Если я украл у Джонса 10 фунтов и вы вернули ему эту сумму, он не потерял своих денег; но по-прежнему остается фактом то, что я должен Джонсу 10 фунтов. Вы этого не изменили. Но один человек может помочь другому осуществить соответствующее искупление – убедить его раскаяться, помочь найти нужные слова извинения, предоставить ему средства для возмещения ущерба. Каждый человек может воспользоваться чей-то помощью для осуществления искупления, а также выполнить свои обязательства и помочь осуществить искупление кому-нибудь другому.

Так что же может стать тем возмещением (и исполнением наказания), которое мы предложим Богу, если кто-нибудь предоставит нам необходимые средства? Мы, люди, виноваты в том, что дурно прожили свою жизнь. Подходящим возмещением могла бы быть совершенная человеческая жизнь, которую никто не был бы должен Богу и которую мы могли бы предложить Богу в качестве компенсации. Единственной человеческой жизнью, которую никто не был бы должен Богу, может быть человеческая жизнь, прожитая самим Богом, а именно воплощенным Богом, поскольку Бог не может быть должен Богу. Но как можем мы предложить Богу жизнь Бога? А может дать В только то, что В, если пожелает, может вернуть А. Я могу дать вам банковский чек, действительный на мое имя; вы можете выбрать, отдать его мне назад или нет. Но предложенная модель станет более очевидной, если мы уделим немного больше внимания положению о раздельности трех Лиц Троицы. Согласно христианскому учению о Боге, единый Бог в известном смысле состоит из трех Лиц – Отца, Сына и Святого Духа, из которых Сын, второе Лицо, добровольно принял воплощение²¹. Опираясь на это учение, мы можем предположить, что могли бы преподнести Богу Отцу воплощенную жизнь Бога Сына, который, будучи по необходимости – а значит, не по своей воле – оставлен Отцом, не должен Ему эту жизнь. Возможно, одна человеческая жизнь, какой бы совершенной она ни была, не может своими добрыми качествами уравновесить то зло, которое было заключено во множестве человеческих жизней. Но ведь именно пострадавшая сторона вправе определять размер необходимого возмещения²²; и одна действительно совершенная жизнь, несомненно, должна представлять собой как раз то возмещение (и необходимое наказание), которое с точки зрения Бога может оказаться достаточным для искупления.

Но зачем Богу вообще понадобились все эти сложности, если Он мог просто простить нас в ответ на ту или иную минимальную форму покаяния и извинения. Он, конечно же, мог это сделать – практически все богословы согласны с этим. Но они также говорят, что воспринять наше дурное поведение всерьез и потребовать определенного возмещения было проявлением доброты со стороны Бога. Если совершен серьезный проступок, родители и судьи с полным на то основанием требуют хотя бы минимального возмещения со стороны того, кто совершил его. Это означает признание серьезности совершенного действия. И если у виновного нет средств для возмещения ущерба, иногда может найтись доброжелатель, который ему эти средства предоставит; и тогда виновный может сам решить, воспользоваться ему или нет предоставленными для этой цели средствами. Мог ли Бог для выполнения роли искупителя послать одного из ангелов или сотворить какого-нибудь уже взрослого человека, свободного от ответственности за грехи своих предков? Нет. Это было бы неправильно. Офицер не имеет права приказать (или даже разрешить) рядовому накрыть своим телом гранату и тем самым спасти жизнь другим солдатам, если он может сделать это сам. Бог не может приказать или даже разрешить какому-либо добровольцу предпринять столь ответственное действие. Если оно должно быть выполнено, Он должен сделать это сам.

Совершенная жизнь не обязательно должна была закончиться казнью, но во многих человеческих обществах это вполне могло бы случиться; казнят тех, кто слишком решительно выступает против несправедливости. Если Богу предстоит жить среди нас исключительно по причине греховности этого мира, то у нас есть все основания предположить, что Он мог бы избрать для своего жизненного пути такое общество, в котором совершенная жизнь была бы вероятнее всего связана с тяжким страданием и где за протест пришлось бы заплатить самую высокую цену. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих»²³.

Если жизнь воплощенного Бога должна быть доступна нам для того, чтобы вернуть ее Богу в качестве нашего возмещения, то воплощенный Бог предоставит эту свою жизнь нам и продемонстрирует, каким образом мы можем связать с ней свое искупление и покаяние; и Бог должен будет сообщить нам или показать, что Он принимает эту чистую жертву в качестве адекватного возмещения. Отсюда и из того обстоятельства, что Бог не может позволить кому-либо другому выполнить эту ответственную миссию, а также на основании того факта, что единственной человеческой жизнью, которой никто не обязан Богу, может быть только жизнь самого Бога и что для кого бы то ни было другого было бы чрезвычайно трудно выполнить все требования совершенной жизни, мы можем сделать вывод, что той жизнью, которую мы по замыслу Бога должны поднести Ему, будет Его собственная жизнь. Возмещение не может быть предоставлено полностью инкогнито.

Будет ли эта первая причина, почему Бог должен произвести публичное вмешательство в историю человечества – воплотившись, предоставить нам средство для примирения с Богом путем искупления наших грехов – решающей причиной? Если Бог создает нас и мы грешим, должен ли Он непременно предоставить нам средства для искупления? Очевидно, Он не обязан делать это. Ни один потерпевший не обязан предоставлять виновному средства для возмещения ущерба. Если вы украли мои деньги, я не обязан помогать вам справиться с последствиями ваших же действий. Но с моей стороны это было бы благородным поступком. Итак, не будет ли единственным наилучшим возможным действием со стороны Бога воплотиться и жить совершенной человеческой жизнью?

В качестве альтернативного варианта Бог мог бы потребовать от нас самих существенного возмещения и затем простить нас за это. Такое требование сделало бы для большинства из нас получение Божьего прощения действительно чрезвычайно трудновыполнимой задачей, и при этом оно заставило бы нас еще более серьезно относиться к своим грехам. Другой альтернативой было бы прощение без всякого возмещения, но этому варианту свойствен тот недостаток, который уже был отмечен, – наши грехи при этом не воспринимались бы с должной мерой серьезности. Но, пожалуй, было бы резонно заключить, что это было по крайней мере одно из нескольких в равной степени лучших действий, возможных для Бога, – принять воплощение в совершенной человеческой жизни, которая, вероятнее всего, должна была завершиться казнью; и, возможно, это было единственное наилучшее действие.

Вторая причина, почему Бог мог воплотиться в человеческой жизни, которая, вероятнее всего, должна была завершиться казнью, состоит в следующем. Бог сделал людей подверженными боли и различного рода страданиям, которые могут быть причинены другими людьми или вызваны природными процессами. Бог, будучи совершенно добрым, мог допустить это явление, только если оно служит большему благу. Теодицея ищет объяснения того, в чем состоит это благо²⁴, – например, великое благо заключается в том, что люди обладают существенной свободой выбора, которая включает в себя возможность причинить значительный вред друг другу. Мы, обыкновенные люди, иногда вполне оправданно подвергаем своих детей страданию во имя большего блага (для них или для других); например, заботясь об их здоровье, мы заставляем их есть простую пищу или выполнять какие- либо специальные упражнения, или отправляем их в «трудную» соседнюю школу, чтобы сохранить добрые отношения внутри своей общины. В таких случаях мы считаем важным проявить солидарность со своими детьми, поставив себя в похожую ситуацию: вместе с ними едим ту же пищу, выполняем те же упражнения или принимаем участие в работе родительского совета этой соседней школы. Совершенно добрый Бог может счесть правильным для себя разделить с нами боль и страдания, которым Он подвергает нас во имя большего блага, приняв воплощение в жизни, которая должна завершиться таким показательно страшным финалом. Если мы, обыкновенные люди, подвергаем своих детей серьезному страданию во имя большего блага других людей, то возникает ситуация, при которой для нас не просто желательно, но и обязательно разделить с ними это страдание. Учитывая количество и тяжесть боли и страданий, которым люди подвергаются не по своей воле, на мой взгляд, было бы резонно предположить, что если уж не обязательным, то, по крайней мере, единственным наилучшим возможным действием для Бога было бы, если бы Он разделил с нами эту жизнь, включая парадигмальный кризис, с которым сталкивается каждый человек: кризис смерти. И это участие не должно быть полностью инкогнито. Родителю важно не только разделить страдание со своим ребенком, но и показать ему, что делает это он.

Эта причина примыкает ко многим другим называемым христианскими богословами причинам, по которым воплощение Бога могло состояться, даже если бы не было необходимости в искуплении; но она не полностью с ними совпадает. Фома Аквинский перечисляет десять таких причин и в поддержку каждой из них приводит соответствующую цитату из Августина²⁵. К только что названной мной причине наиболее близка та, согласно которой, приняв воплощение, Бог показал нам, как сильно Он нас любит²⁶. Он демонстрирует свою любовь тем, что, насколько это возможно, сближается с нами в нашем положении. По этому поводу было бы уместно упомянуть притчу Кьеркегора о короле и девушке. Король стремится завоевать любовь простой девушки, но, если он явится перед ней как король, то может добиться любви с ее стороны, вызванной ложной причиной. Поэтому он является как слуга – не маскируется слугой, поскольку это был бы обман, а действительно становится слугой²⁷. Эта причина объясняет событие воплощения, независимо от того, присутствует ли в нашей жизни страдание, которому Бог подверг нас. Тем не менее, как и в предыдущем случае, Бог не только демонстрирует нам некую истину, которая существует независимо от этой демонстрации, но осуществляет конкретное действие как проявление этой любви. Среди христиан всегда было широко распространено представление, согласно которому Бог, проявляющий себя только в естественном порядке вещей, это Бог, пребывающий «где-то далеко». Лишь немногие христиане имеют достаточно богатый религиозный опыт, в силу которого они могут чувствовать себя в постоянном контакте с Богом. Евангельский Иисус, которого считают, в сущности, реальной исторической личностью и относительно которого верят, что он был как Богом, так и человеком (во что христиане верили почти всегда), должен был, как верно или ошибочно полагают многие христиане, открыть возможность прочного и нерушимого союза с Богом, который был настолько близко к ним, чтобы стать их другом, а также утешить их знанием, что Бог тоже страдал наравне с людьми, разделив с ними их участь.

Среди других причин, называемых Фомой Аквинским, есть и такая: своим воплощением Бог может более полно раскрыть перед нами суть вещей, чем это возможно сделать при помощи слов; например, показать нам, как велико достоинство природы человека (поскольку Бог принял эту природу), и на своем примере продемонстрировать нам образец идеальной жизни²⁸. До известных пределов люди могут сами открыть для себя общие моральные истины: то, что мы должны выполнять свои обещания и платить по долгам, заботиться о детях и родителях, не убивать себе подобных и не причинять им вреда, кроме того, желательно всеми возможными способами проявлять заботу об окружающих. Но у нас есть естественная склонность скрывать от себя все это; наставляя других и подавая им пример, мы нередко ведем дело к тому, чтобы и они не смогли открыть для себя все эти истины. Изначальная греховность дает о себе знать. Нужно, чтобы нам кто-то напоминал об этих моральных истинах, которые теоретически могут быть открыты нами самими; к тому же существуют некоторые другие моральные истины, самостоятельно открыть которые мы не способны, и нужен некий авторитетный источник, который мог бы сообщить их нам. Будучи нашим создателем, непрерывно поддерживающим наше существование и так много делающим для нас, Бог вправе наложить на нас дополнительные обязательства – так же, как поступают и меньшие благодетели, такие, как родители и государство; например, перевести в разряд обязательных те действия, которые иначе были бы желательными, но не обязательными, или даже морально нейтральными. И у Бога есть все основания сделать это, например, для того, чтобы приучить нас совершать добрые дела сверх наших прямых обязанностей или с целью координации действий (т.е. для того, чтобы всегда нашелся исполнитель, который сделает ту или иную необходимую работу). Даже если при прочих равных обстоятельствах забота о бедных, живущих в дальних странах, не входит в наши обязанности, Бог может сделать это для нас долгом, и это вынужденно изменит нашу жизнь в лучшую сторону и заставит нас самих стать лучше, что в конечном итоге послужит нашему же благу. Если есть работа, которую должен выполнить один исполнитель, но нет никакого очевидного способа определить, кто это должен быть, то, вероятнее всего, эта работа останется невыполненной. В таком случае у Бога есть веская причина назначить исполнителя. Ниневия нуждалась в проповеднике, но, если бы Бог не поручил Ионе проповедовать в Ниневии, никто не сделал бы этого, или, наоборот, нашлось бы слишком много тех, кто мог бы лучше выполнить другую работу в другом месте, но решили проповедовать в Ниневии. Таким образом, это хорошо, что Бог иногда накладывает на нас обязанности, и нам необходимо знать, в чем они заключаются. Если эти обязанности касаются только отдельных лиц, нет необходимости раскрывать это для всех, но в некоторых случаях может возникнуть необходимость в координации действий целых классов людей, которым будут поручены те или иные обязанности. (Например, для того, чтобы семья представляла собой устойчивое образование, может возникнуть потребность в главе семьи; и Бог мог бы поручить женам возглавлять семьи или, наоборот, решить, что мужья должны быть главами семей.)²⁹

В силу всех этих причин мы нуждаемся в направляющем откровении, которое указывало бы нам, как мы должны жить. Существует огромное множество вопросов, относящихся к сфере морали, ответы на которые нам необходимо знать. При этом для нас не принципиально, будут ли правильные ответы на те вопросы, которые я сейчас собираюсь перечислить, истинами, которые мы могли бы открыть сами, но не сделали этого, или теми положениями, относительно которых мы нуждаемся в откровении или Божьем повелении. Нам необходимо знать, как поклоняться Богу (и если Бог предоставил нам совершенную жизнь, которую мы могли бы предложить Ему в качестве возмещения за наши грехи, то мы должны знать, как присовокупить к этому приношению свои покаяние и извинение). Нам необходимо знать, всегда или только иногда аборт – это плохой поступок; всегда или только иногда эвтаназия или, например, ложь представляют собой дурные деяния; существует ли наилучшая форма правления (например, демократия). Нам необходимо знать, обязано ли государство давать образование детям в том случае, если родители не делают этого, и на каком этапе оно имеет право вмешиваться, если родители жестоко обращаются со своими детьми. И нам также необходимо знать, когда одни страны имеют право вмешиваться во внутренние дела других.

Хотя мы и нуждаемся во всей этой информации, касающейся вопросов морали, и нуждаемся в помощи в ее получении, а следовательно, в направляющем откровении, нам не следует рассчитывать на то, что Бог составит для нас моральный кодекс. Ему нужно сообщить нам много информации, намного больше, чем было бы у нас без направляющего откровения, но, возможно, при этом оставить и нам определенное незаполненное пространство, чтобы мы сами могли сделать детальные выводы из того, что Он нам сообщил. Намерение, которые мы должны приписать Богу, оставляющему нам возможность выбора, соответствует Его стремлению помочь нам сделать правильный выбор, когда мы сами не в состоянии сделать это, но не лишать нас полностью свободы, отбирая у нас это право. Таким образом, мы можем ожидать, что Он сообщит нам гораздо больше информации в области морали, чем мы могли бы получить, опираясь на один лишь природный рассудок, но, пожалуй, не настолько, чтобы лишить нас возможности выбирать, какие более детальные выводы для своей жизни нам следует сделать из того, что Он сообщил нам.

Но мы нуждаемся не только в откровении, но и в ободрении. Хорошо стремиться к достижению долгосрочных целей, распространяющихся на всех людей (а также на животных). Хорошо не только помогать тому или иному бедняку, но и стремиться преодолеть бедность во всем мире в ближайшие десятилетия. И для этого нам необходимо основание верить в то, что наши усилия не останутся безрезультатными, что человеческое страдание представляет собой временное и устранимое явление. Бог должен рассказать или продемонстрировать нам, что это так. И, очевидно, также хорошо, часто совершая добрые дела, стать действительно добрыми людьми. В этой нравственной борьбе нам нужна поддержка; и лучший способ поддержать нас, это дать нам побудительный стимул. Мы ощутим помощь в этой борьбе, если узнаем, что наши сами по себе благие стремления стать добрыми людьми могут оказаться еще более плодотворными, поскольку будут иметь последствия, естественным образом отвечающие нашим желаниям, например, что они откроют для нас вечную жизнь в присутствии Бога. Родители правильно поступают, когда, желая поощрить еще не окрепшие устремления своих детей совершать хорошие поступки, связывают их осуществление с благами, наиболее желанными для детей. Мы можем узнать о том, что Бог уготовил перспективу рая (или, возможно, угрозу ада), только если Он сам это нам расскажет или продемонстрирует. Но по указанным ранее причинам Он не может сделать эту перспективу излишне очевидной.

Конечно, Бог может дать направляющее откровение при помощи слов, не прибегая к воплощению, и другие религии (например, ислам) утверждают, что так оно и было. Но слова еще необходимо понять, и определение смысла терминов при помощи других слов должно в конечном итоге восходить к какой-то основе (вы не сможете понять рассказ о том или ином цвете, запахе или вкусе, если вам не приведут в качестве примера другие цвета, запахи и т.д., основываясь на которых вы сможете получить представление об этом цвете, запахе и т.д.). И я вижу множество причин полагать, что такие фундаментальные нравственные понятия, как «добро», «справедливость» и т.д., могут быть поняты нами, только если нам продемонстрируют пример того, что есть добро, долг и т.д., после чего мы сможем сами распознавать другие примеры добра и т.д. Если эти данные в качестве образцов примеры будут несовершенны по своим качествам, то мы будем нуждаться в разъяснениях по поводу того, чем совершенная жизнь отличается от этих менее совершенных образцов. Но в этом случае у нас опять возникнет необходимость понимания слов, используемых при объяснении. Становится очевидным, я надеюсь, что более ясное представление о том, в чем заключается истинная добродетель и какой должна быть совершенная человеческая жизнь, у нас возникнет в том случае, если нам будет продемонстрирован образец совершенной жизни, чем если нам будет дано словесное объяснение при помощи менее совершенных примеров добродетельной жизни. Образцом, в наибольшей степени соответствующим нашему положению, будет пример совершенной жизни в условиях, подобных наиболее трудным условиям нашей жизни; и такая жизнь должна завершиться смертью, вероятно, даже жестокой казнью, во время которой даже ближайшие соратники отвернутся от казнимого. И опять, как и в случае с предоставлением средства для искупления, Бог не имеет права поручить (или разрешить) сделать это за Него кому-нибудь другому, хотя, если бы нашелся человек, который, не будучи послан Богом в качестве примера для нас, прожил бы совершенную жизнь, Бог, конечно, мог бы сказать нам, чтобы мы подражали Ему. Однако, по уже названным причинам, появление такой личности маловероятно. У Бога есть весомые основания для того, чтобы воплотиться и показать нам, как надо жить, у нас есть весомые (хотя и не решающие) причины полагать, что любая жизнь, на которую Он указывает нам как на образец совершенной жизни, это Его собственная жизнь. Воплотившись, Он также мог бы оказать нам моральную поддержку в нашей борьбе с проблемами и бедами, существующими в мире, продемонстрировав на примере своих собственных действий, предпринятых им в человеческом воплощении, насколько успешной может быть эта борьба; и Он мог бы показать нам, что наша жизнь не обязательно заканчивается смертью, продемонстрировав, что смерть не стала концом Его человеческой жизни. Хотя, конечно, эта последняя информация, призванная поддержать нас, могла быть передана и при посредстве направляющего откровения.

Я должен добавить еще пару аспектов, в которых для воплощенного Бога было бы неправильно поступать так же, как следует поступать обычным людям; и, соответственно, именно в этих аспектах жизнь совершенно доброго воплощенного Бога должна была отличаться от того идеала поведения, к которому мы должны стремиться. Например, я буду утверждать, что для Бога было бы неправильно воплотиться таким образом, чтобы в своем воплощении обладать способностью совершать дурные поступки. Следовательно, будучи неспособен поступать дурно, Он не причинит зла – ни людям, ни Богу. Мы, люди, совершившие множество дурных поступков по отношению к Богу, обязаны покаяться и принести Богу свои извинения. Но если бы воплощенный Бог начал каяться, как если бы Он совершал дурные поступки, то это было бы ложью. Известно, что лгать плохо. Следовательно, для воплощенного Бога было бы неправильно каяться и приносить извинения в любой период своей жизни, когда Он осознавал себя воплощенным Богом и, соответственно, когда Он стремился показать нам это (и, как я уже доказывал, у нас есть основания полагать, что воплощенный Бог будет стремиться показать нам, кто Он есть).

Даже если воплощенный Бог прожил совершенную жизнь (приближенную, насколько это возможно, к тому идеалу совершенной жизни, к которому мы должны стремиться), людям все равно необходимо намного больше информации о том, как им следует жить, чем они могли получить, наблюдая за одним единственным образцом совершенной жизни. Поскольку эта жизнь была всего лишь жизнью одного человека – одного пола, одного возраста, принадлежавшего к одному из народов, жившему в очень своеобразных условиях и призванного выполнять весьма специфическую миссию. Нам нужно наставление о том, в чем будет состоять правильная жизнь для нас, тех, кто неизбежно отличается от Него по многочисленным параметрам. Может быть, Богу следовало воплотиться бесконечное число раз, показывая нам различные образцы человеческой жизни? Но даже если бы Он так и сделал, это все равно были бы жизни воплощенного Бога, и для Него в силу Его божественной природы хорошими были бы немного другие действия, чем те, что были бы хорошими для обыкновенных людей. И слишком большое число примеров того, как следует жить, уменьшило бы «эпистемическое расстояние» между нами и Богом, которое необходимо для свободы воли и ответственности, а также в значительной степени лишило бы нас обязанности сообщать другим о деяниях воплощенного Бога. Чем большее число обличий принимает Бог, тем меньше необходимости рассказывать об этом остальным. Вполне достаточно, чтобы в дополнение к единственному образцу совершенной жизни воплощенного Бога существовали необходимые указания, в чем должно заключаться совершенство жизни человека другого пола, возраста, культурной и национальной принадлежности, истинность которых была бы удостоверена самим Богом. Я полагаю, что однократное воплощение с целью продемонстрировать нам, как следует жить, и вдохновить нас на то, чтобы последовать этому примеру, было для Бога, по крайней мере, одним из наилучших возможных действий – достаточно хорошим, чтобы Бог мог совершить, равно как и не совершить его. Поскольку это было только одно воплощение и к тому же не слишком очевидное, необходимое эпистемическое расстояние сохраняется.

Я выдвинул три группы причин, в силу которых воплощение и жизнь среди нас были бы добрым деянием со стороны Бога. Если суммировать причины каждой из групп в одну, мы получим следующие причины: предоставить средства для искупления; разделить с нами страдание; показать нам, как нужно жить, и вдохновить нас на это. Мной было высказано предположение, что каждая из причин в отдельности делает воплощение по крайней мере одним из наилучших возможных действий, а, вероятнее всего, вторая причина – единственным наилучшим возможным действием. Суждения человека о нравственных проблемах такого масштаба, о том, что было бы наилучшим действием для Бога, неизбежно носят характер предположений. Но ведь очевидно, что у нас есть определенные представления о том, чем хорошее отличается от плохого, и, если более конкретно, о том, каким должен быть хороший родитель, если отношения между Богом и людьми аналогичны отношениям между родителем и его детьми. Итак, объединив три предложенные мною группы причин, мы можем с достаточно высокой степенью вероятности сделать вывод, что, взятые вместе, они представляют собой весомую причину для того, чтобы Бог принял воплощение. И снова, не желая преувеличивать значение сказанного, я хотел бы предположить, что если существует Бог, то в силу этих причин вероятность события воплощения Бога (для того, чтобы разделить наши страдания или, по крайней мере, в силу одной из двух оставшихся причин) равна вероятности того, что воплощения никогда не было.

Ни одна из причин, в силу которых Бог мог осуществить воплощение, не дает нам достаточно серьезных оснований ожидать более чем одного воплощения. Это нивелировало бы само понятие совершенной человеческой жизни, если предположить, что, к примеру, три таких жизни будут достаточным возмещением для Бога, в то время как одной жизни будет мало. Каждый из нас проживает только одну человеческую жизнь; Он продемонстрировал нам свою любовь и разделил с нами бремя страданий, прожив также одну человеческую жизнь. И, как уже было отмечено, слишком большое количество образцов совершенной жизни, принадлежащих, как полагают, Богу и призванных продемонстрировать нам, как надо жить, привело бы к неоправданному сокращению «эпистемического расстояния» между нами и Богом. Но у меня нет никакой необходимости пытаться предвосхитить решение вопроса о том, имело ли место более чем одно воплощение, утверждая, что у Бога не было причины воплощаться более чем один раз, поскольку, как мы сможем убедиться в дальнейшем, не существует весомых исторических свидетельств того, что Он совершил это более одного раза.

Необходимые качества воплощения

Что входит в понятие воплощения? Бог всемогущ, всеведущ, совершенно свободен, совершенно добр и т.д. – все это вместе взятое определяет Его божественную природу. Воплощение не может означать ее утрату. Скорее, оно должно означать обретение Богом в дополнение ко всему этому человеческого тела и человеческой природы, под которой подразумевается образ мыслей и действий, свойственный человеку27. На проходившем в 451 году н. э. Халкидонском соборе было установлено, что именно это и произошло, когда Бог воплотился в Иисусе Христе. Определение Халкидонского собора стало критерием истинности веры для основных христианских конфессий (католичества, православия и протестантизма). Но понимать его можно по-разному. Можно предположить, что Бог, приняв человеческую природу, действуя и мысля как человек, в то же самое время полностью осознает свою божественную природу, действия и мысли, и именно таким образом понимали решение Халкидонского собора те, кто добавил к существующему определению учение св. Иоанна Дамаскина таргхюртцтц (pucecov³⁰, интерпретацию двойственности природы Христа. Такой тип воплощения может быть определен как единое, или слитное, воплощение. Напротив, оставаясь единым субъектом мышления и действия, Он мог вести свою человеческую жизнь, находясь в состоянии частичного неведения относительно своего божественного могущества и, следовательно, имея лишь ограниченный доступ к нему. Согласно учению Фрейда, мы часто сознательно под влиянием тех или иных негативных побуждений ставим себя в положение частичного неведения относительно своих желаний и убеждений. Но Бог, имея на то достаточные основания, мог поставить себя в такое положение во имя благих целей. Подобно тому как мы или, по крайней мере некоторые из нас, можем говорить по телефону и одновременно писать письмо и в каждом случае действовать и реагировать на основании весьма далеких друг от друга мыслей и устремлений, Бог может совершать божественные акты в силу своей божественной природы и одновременно поступать, как человек, в силу своей человеческой природы (не осознавая своей божественной природы). Такое воплощение может быть названо раздельным воплощением. Те, кто полагают, что воплощение Христа было раздельным, подчеркивают утверждение Халкидонского собора, что союз двух природ был асгиух'б"сйх; («без слияния»); те же, кто считает, что воплощение Христа было единым, или слитным, опираются на определение того же собора, что союз был асюлрехщ а%сорютсод («без отделения, без разделения»)³¹.

Итак, к какому типу воплощения Бога должны были привести рассмотренные нами причины? Все они, за исключением причины, связанной с необходимостью направляющего откровения, требуют, чтобы Бог прожил жизнь в условиях, наиболее приближенных к условиям человеческой жизни, и довел эту жизнь – не превосходящую по своим качествам человеческую жизнь – до совершенного состояния. Это подразумевает жизнь в обычном для нас состоянии невежества (за исключением того, что Ему необходимо открыть нам) и неведения относительно сил, превосходящих обычные человеческие силы (кроме тех, которые нужны для выполнения целей воплощения). Существуют некоторые ограничения человеческой природы, которые Он, будучи Богом, не может принять на себя. Он не может принять на себя подверженность греху (поскольку грешить, значит, поступать дурно по отношению к Богу, и никто не может поступать дурно по отношению к себе самому) или, в более широком смысле, обрести склонность к совершению дурных поступков. Ибо поставить себя в положение, когда ты можешь причинить вред другим (если в противном случае ты этого сделать не можешь), значит, уже поступить дурно. (Именно поэтому употребление спиртных напитков перед вождением автомобиля является дурным поступком.) И, следовательно, в силу присущей Ему совершенной доброты Бог не мог воплотиться с такой склонностью. Но это не всегда дурно, а иногда даже очень правильно поставить себя в положение, когда у тебя есть склонность совершить не самое лучшее действие, например отдать так много денег, что потом возникнет склонность к проявлению скаредности. И это не было бы дурно, а на самом деле по причинам, которые были названы выше, было бы даже правильно, если бы Бог, воплотившись, разделил с нами нашу природу настолько, что стал бы способен совершать действия, не представляющие собой наилучшие из возможных. В этом и только в этом отношении Он мог страдать от изначальной греховности. Преодолевая эту склонность и заставляя себя поступать героически, Он смог довести до состояния совершенства ту жизнь, которую мы, люди, проживаем несовершенно; и таким образом возникла жизнь, подходящая для нашего искупления и могущая служить примером³². Я делаю вывод, что в силу перечисленных выше причин, которые могли бы привести к воплощению Бога, нам следовало бы ожидать раздельного воплощения.

Если в силу всех этих причин Богу было необходимо осуществить воплощение, Он должен был сделать это тогда, когда, по крайней мере какая-либо часть человечества, была бы в достаточной степени интеллектуально и духовно подготовлена к этому событию. Необходимо, чтобы у людей была ясная концепция нравственного поведения, не ограничивающаяся областью обрядов и семейных отношений, но включающая в себя понятие справедливости и требование заботы о бедных; отчетливое понимание различия между умышленным и неумышленным причинением зла и осознание того, что именно умышленное злодеяние образует наихудшую разновидность вины, для искупления которой требуется наиболее существенное возмещение. Также, для того чтобы осознать, что мы должны служить Богу и заботиться о своих собратьях, и это не только долг перед этими людьми, но и долг перед Богом, у нас должно быть представление о Боге, нашем всемогущем, всеведущем и совершенно добром создателе. Необходимо, чтобы множество людей сознательно совершили множество дурных деяний в течение значительного периода времени и не смогли соответствующим образом искупить их перед Богом (как и дурные поступки своих предков). Для Бога было бы желательно, чтобы мы сами серьезно относились к своим проступкам и сами совершали искупление, поэтому наш долг и принцип поведения состоит в серьезном отношении к собственным дурным поступкам. Было бы резонно предположить, что только в том случае, если большинство людей в течение значительного периода времени не смогут совершить надлежащее искупление, Бог мог бы посчитать необходимым вмешаться. И если Бог решил принять на себя наши страдания и показать нам, как надо жить, то и в силу этой причины необходимо, чтобы у людей была ясная идея Бога, нашего всемогущего, всеведущего, совершенно доброго и т.д. создателя, а не только представление о Боге как о могущественном сверхъестественном существе. Ибо только если мы понимаем, кто воплотился, мы можем осознать, что означает это воплощение (т.е. что Тот, кто допустил наши страдания во имя большего блага, страдает вместе с нами), и понять, насколько важно следовать его учению и примеру. Для этой цели (но не для цели искупления, для осуществления которого необходимо, чтобы у нас задолго до этого выработалась необходимая концепция) воплощенный Бог мог бы наряду с остальными своими наставлениями донести до нас соответствующее учение о Боге. Но по-настоящему большим благом для человечества было бы оказаться способным самостоятельно открыть для себя это учение; и, очевидно, что многие отдельные мыслители и по крайней мере один из народов (еврейский народ за пятьсот лет до Христа) открыли для себя единобожие, не выводя свои взгляды из учения воплощенного Бога.3. Признаки воплощенного Бога

Предположим, что в силу всех причин, изложенных в предыдущей главе, Бог принял решение воплотиться и прожить человеческую жизнь. Но для того чтобы предоставить искупление, разделить наши страдания, донести до нас необходимое знание и стать источником вдохновения, такая жизнь должна обладать определенными признаками, по которым мы смогли бы распознать ее. Каковы эти признаки? Давайте назовем предполагаемого воплощенного Бога пророком³³. Какие видимые особенности жизни такого пророка могли бы, по нашему предположению, свидетельствовать о том, что это жизнь воплощенного Бога?

Первичные требования к предполагаемому воплощенному Богу

Для того чтобы предоставить искупление и на личном примере показать, как мы должны жить, воплощенному Богу необходимо прожить совершенную человеческую жизнь; и, следовательно, первое требование состоит в том, что публичное поведение такого пророка (в той мере, в какой оно нам известно) должно соответствовать совершенной человеческой жизни. Ранее я уже утверждал, что Бог не стал бы принимать воплощение, которое сделало бы Его способным совершать ошибочные действия. Но поступки, совершение которых недопустимо для обычных людей, не всегда недопустимы или ошибочны для Бога. Бог, например, имеет право прервать жизнь обычного человека, поскольку эта жизнь представляет собой дар Божий, и Бог по своему усмотрению может ограничить размер этого дара. Таким образом, воплощенный Бог имеет право на убийство. Но если бы Он во время своего воплощения совершал действия, позволительные для Него, но не позволительные для нас, Он не жил бы той жизнью, прожить которую мы не смогли сами, не разделил бы с нами в полной мере тяжкое бремя человеческой жизни (когда столь многие действия непозволительны) и не смог бы своей жизнью дать нам надлежащий пример – и, таким образом, ни одна из трех главных целей воплощения не была бы достигнута. Точно так же, даже если бы Он выполнил все, что мы были бы обязаны сделать в подобной ситуации (за исключением тех действий, которые Он был бы обязан не совершать, см. с. 74), Его жизнь по-прежнему не удовлетворяла бы двум из трех целей до тех пор, пока не были бы совершены добрые деяния, превышающие требования долга. Это должна быть совершенная жизнь, которая могла бы стать полноценным искуплением; и поскольку Бог стремится обеспечить нам все самое лучшее, Он хотел бы, чтобы мы в своей жизни совершали добрые деяния, превосходящие требования долга, и, следовательно, у Него есть причина продемонстрировать нам образец подобной жизни.

Совершенство включает в себя помощь другим людям и способность вдохновить окружающих на оказание такой помощи, направленной на улучшение положения, в котором оказалось все человечество, страдающее от болезней, смерти и греха. Следовательно, пророк должен вдохновить нас на исправление существующего положения, показав, что Бог оказывает поддержку и помогает нам. Наиболее очевидный способ, к которому он мог бы прибегнуть для этого, состоит в том, чтобы на практике способствовать улучшению положения людей, к тому же применив те средства, которые недоступны обыкновенному человеку. Давайте назовем такое требование требованием исцеления, не подразумевая, что при этом обязательно должно быть осуществлено физическое исцеление от какого-либо телесного недуга. Оно может включать в себя психологическое исцеление или исцеление общества от тех или иных социальных болезней. Подобное исцеление может происходить с нарушением законов природы, а может и без такого нарушения. Если нарушение имеет место, то это будет более веским свидетельством того, что в данном случае действует сам Бог, однако, если Бог не планирует в дальнейшем часто нарушать природные законы в тех случаях, когда люди просят о помощи³⁴, подобное исцеление не стало бы надлежащим образцом, которому могли бы последовать обыкновенные люди. Возможно, несколько чудесных и множество не чудесных исцелений стали бы наилучшей комбинацией.

Как было уже отмечено в предыдущей главе, совершенная жизнь, призванная стать примером того, как мы должны встречать самые тяжелые испытания, какие только могут выпасть на долю человека, с высокой степенью вероятности могла завершиться смертной казнью. Это означало бы окончательное отвержение пророка окружающими людьми, ситуацию, с которой в более мягкой форме сталкивались очень многие – те, кто был отвергнут своей семьей или обществом, в то время как принадлежность к последним занимает важное место в полноценной человеческой жизни.

Во-вторых, если одну из целей воплощения Бога составляет наставление человечества в нравственности, то пророку необходимо дать нам словесное объяснение того, как нам следует жить, чтобы мы могли сверять свою жизнь с образцом его жизни, в то время как люди в своей массе могут отличаться от него по возрасту, полу, классовой и культурной принадлежности. Это учение может включать в себя объяснение того, как мы должны поклоняться Богу и строить с ним свои отношения; учение о жизни после смерти, о том, что добродетельные попадут на небеса, а грешников может ожидать ад (если такая возможность существует, то в чем она состоит); поскольку, как было отмечено в предыдущей главе, мы нуждаемся в том, что могло бы вдохновить нас на добрые дела и отвратить от зла. Таким образом, оно будет включать в себя учение (например, учение о небесах), истинность которого не может быть открыта нами самими, но оно должно быть глубоким (насколько мы можем сами судить об этом), убедительным и правдоподобным. Пророк, который учит о том, что насилие и убийство суть благо, сам исключает себя из числа серьезных претендентов на то, чтобы быть воплощенным Богом. Пророк должен ссылаться на авторитет Бога в тех аспектах своего учения, истинность которых не может быть установлена самими людьми; в таких случаях он будет добиваться нашего согласия, указывая на то, что это было ему «открыто».

В-третьих, пророк должен продемонстрировать нам, что считает себя воплощенным Богом. Я не хочу утверждать, что он, во всяком случае в начале своего служения, должен сказать: «Я – Бог». Ибо в обыденном представлении воплощение Бога может попросту означать, что Он временно использует тело человека для своих действий, не восприняв его образа мышления и чувств. Как утверждают, греческие боги нередко обретали человеческое тело и жили среди людей инкогнито. Если только у людей нет концепции раздельного воплощения, подобного описанному в предыдущей главе, то принятое на веру заявление пророка «Я – Бог» будет интерпретировано превратно, что повредит осуществлению некоторых из целей воплощения. Ибо люди подумают, что он не испытывал страданий, когда гвозди пронзали его тело, или что, произнося такие слова, как «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?»³⁵, он в действительности не чувствовал, что Бог оставил его (т. е. они не поверят, что, думая как человек, он не знал о своей божественности). Они бы предположили, что, осознавая свою природу и зная итог своей жизни, он мог видеть со всей отчетливостью, что в результате все закончится хорошо. Но тот, кто проживет человеческую жизнь, подобную этой, не будет страдать от боли и неопределенности, от которых страдаем мы, и поэтому люди не поверят, что такая жизнь отождествилась с их собственным страданием, и не воспримут ее в качестве образца для подражания в тех условиях, в которых живут сами.

Одним из вариантов, к которому в данном случае мог бы прибегнуть Бог, состоит в том, чтобы подготовить для пророка, объявляющего себя Богом, учение о возможности раздельного воплощения и тем самым предотвратить появление ошибочных представлений о том, какого рода воплощение произошло в данном случае. Альтернативный вариант состоит в том, чтобы люди сначала поняли, что многие из целей этого воплощения были выполнены, и уже затем на основании менее очевидных элементов учения пророка и отдельных слагаемых его поведения пришли к выводу о том, что все это было в действительности осуществлено самим Богом. Можно со всей очевидностью показать, что пророк испытывал страдания, затем в менее очевидной части его учения выявить указания на его божественную природу и показать, что он был Богом, осуществлявшим раздельное воплощение. Для общества, которое изначально не знает о вероятности раздельного воплощения, этот второй вариант представляется единственно возможным. В любом случае это, очевидно, единственный путь, по которому Бог может сблизиться с нами, как в притче Кьерке- гора о короле и девушке: Он не может с самого начала показать, кто Он есть на самом деле.

Тем не менее в конце концов воплощенный Бог должен открыть свою сущность. Ибо путем размышления мы придем к выводу, что Бог не имел права послать кого бы то ни было другого вместо себя прожить искупительную жизнь и что, если искупление в действительности имело место, то тот, кто его совершил, должен был быть самим Богом. И хотя Бог мог принять на себя страдания, которым Он подвергает нас во имя большего блага, и оставить нас в неведении относительно этого, мы бы по- прежнему сомневались в том, что страдания, которым нас подвергает Бог, действительно служат большему благу, если бы у нас не было основания верить в то, что Он сам разделяет их вместе с нами. И у нас было бы совсем мало оснований верить во что-либо из этого, если бы в конечном итоге пророк со всей очевидностью не продемонстрировал, что он есть сам Бог.

Тем не менее, в-четвертых, о чем пророк может учить с самого начала и, следовательно (если он действительно – воплощенный Бог, стремящийся предоставить искупление), о чем он должен учить, есть то, что его жизнь (и смерть) представляют собой искупительную жертву, благодаря которой у каждого, кто раскаялся в своих грехах, появляется возможность получить у Бога прощение. Ибо мы не можем присовокупить свое покаяние и принесение извинений к той искупительной жизни, относительно которой мы остаемся в неведении. И в конечном итоге Богу нет смысла учить обо всем этом и открывать все то, о чем было сказано выше, обращаясь лишь к одной небольшой общности людей, если только (исключая возможность бесчисленного числа воплощений) Он не обеспечит передачу своего учения (включая учение о своем воплощении и искупительной жизни) новым поколениям и культурам. Следовательно, пророк должен основать церковь, на которую можно будет возложить эту миссию, и учить, что то, чему она учит и что осуществляет, есть то, чему учит и что осуществляет он сам. И события должны развиваться так, что церковь продолжит учить о том, о чем он учил (включая учение о его воплощении и искуплении), и осуществлять то, что он, по собственному утверждению, осуществлял (прощение грехов раскаявшимся грешникам), и будет распространять и передавать это учение новым поколениям и культурам. Поскольку в ином случае воплощение сослужит службу только одному поколению и одной культуре, и будет выполнена лишь ничтожно малая часть тех целей, ради которых Бог осуществил воплощение. Вариант отдельного воплощения для каждой культуры и каждого поколения может привести, как это было показано мной в предыдущей главе, к тому, что само понятие совершенства, достигнутого в результате искупления и отождествления со страждущими в одной совершенной жизни, превратится в банальность, и все остальные люди будут лишены высочайшей ответственности за всемерное распространение божественного послания или свою неспособность выполнить это.

Ни один другой пророк не отвечает этим первичным требованиям

Если Бог воплотится для того, чтобы выполнить все цели воплощения, перечисленные в главе 2, мы должны предположить, что Его жизнь будет отмечена следующими пятью признаками. Его жизненный путь должен (насколько мы можем об этом судить) представлять собой совершенную человеческую жизнь, во время которой Он должен осуществлять исцеления; Он должен проповедовать глубокие нравственные и богословские истины (обоснованные и правдоподобные, насколько мы можем о них судить); Он должен показать, что считает себя воплощенным Богом; Он должен учить о том, что его жизнь представляет собой средство для искупления наших грехов; Он должен основать церковь, которая продолжит его учение и деятельность. Если Бог воплотился для того, чтобы выполнить лишь некоторые из целей, перечисленных в главе 2, тогда мы не можем рассчитывать на то, что все вышеперечисленные требования будут выполнены. Но я настаиваю на том, что принятие на себя наших страданий представляло бы собой, по всей видимости, единственное наилучшее возможное действие и, следовательно, Бог выполнил бы его; и многие из вышеназванных требований вытекают уже из одной этой причины. И даже если в отношении двух оставшихся целей можно было бы говорить, что в равной степени хорошо как выполнить их, так и не выполнить, я все же утверждаю: было бы столь же вероятно, как и невероятно, что Бог выполнит хотя бы одну из них в дополнение к принятию на себя наших страданий. Следовательно, природа Бога такова, что мы можем ожидать выполнения большинства целей одним единственным пророком.

Несмотря на это, если пока оставить в стороне Иисуса из Назарета, то я не знаю ни одного пророка в истории человечества, в отношении которого у нас были бы весомые положительные свидетельства того, что он может быть серьезным кандидатом, отвечающим хотя бы большинству из этих требований. Многие пророки вели праведную жизнь, – например Будда, – но никто из основателей ведущих религий (ведущих по числу последователей на сегодняшний день), кроме христианства, не был казнен. Среди религий, средних по числу последовател ей, Баб, основатель бахаизма, был казнен мусульманами-шиитами (возможно, что Зороастр также был казнен). Многие пророки проповедовали важные нравственные и богословские истины; и если Мухаммад, Моисей (если рассматривать его в качестве исторического основателя иудаизма) и некоторые основатели менее крупных религий учили, что их учение было открыто Богом, то Будда этого не делал. Никто из основателей больших или малых религий не практиковал в массовом порядке телесные исцеления. Но можно рассматривать освобождение евреев из Египта (как следствие мора, предсказанного Моисеем) или завоевания, ставшие результатом деятельности и проповеди Мухаммада, как первые шаги к новой эре общества божественного правления. Но в обоих этих случаях военная сила играла решающую роль, и даже если конечные результаты носили позитивный характер, то средства, с помощью которых они были достигнуты, очевидно, не имеют ничего общего с теми, что могут быть использованы для исцеления общества.

Ни в одной из крупных религий, кроме индуизма (и христианства), не утверждается, что кто-либо из ее основателей или иных пророков был воплощенным Богом. Индуизм утверждает, что за историю человечества Бог воплощался во многих пророках. Однако информация о жизни этих пророков содержится в текстах, значительно более удаленных по времени от описываемых в них событий, чем книги Нового Завета. Не существует серьезных исторических свидетельств о деталях жизни кого- либо из пророков, о которых повествуют индуистские писания; также отсутствуют свидетельства того, что кто- либо из них утверждал, что считает себя воплощенным Богом, или способствовал появлению такого убеждения у своих современников. Таким образом, даже если кто- либо из значимых религиозных фигур прошлого (кроме Иисуса) утверждал, что он – воплощенный Бог, у нас нет никаких серьезных свидетельств этого, и подобное предполагаемое воплощение не оказало сколь бы то ни было существенного воздействия на последующие поколения. Несомненно, что очень многие люди, не будучи основателями ведущих религий, объявляли себя воплощенным Богом (таких было немало и в XX столетии). Но когда мы узнаем подробности их жизни, оказывается, что все они были далеко не безгрешны (нередко имели множество любовниц и разъезжали на дорогих автомобилях).

Никто из основателей ведущих религий (или существующих религий, средних по числу последователей), кроме христианства, не утверждал, что осуществляет искупление грехов человечества. Ни Моисей, ни Мухаммад, ни Будда подобного не заявляли. Несомненно, что все основатели ведущих религий учредили институты, продолжившие их дело. Но ни иудаизм, ни индуизм не демонстрируют очевидных признаков существования церкви, созданной для проповеди своих учений (включая учение об искуплении и воплощении) вне границ собственной культуры. Судя по всему, иудеи, как правило, рассматривают прозелитизм как второстепенную составляющую своей деятельности, а многие индуисты полагают, что индуистом нельзя стать – им можно только родиться.

Я делаю вывод, что, если пока не рассматривать случай Иисуса из Назарета, во всей истории человечества нам не известно ни одного серьезного претендента, соответствующего хотя бы большей части первичных требований, предъявляемых к воплощенному Богу. Поскольку данное утверждение касается влиятельных и широко известных исторических личностей, мое заявление не должно выглядеть сомнительным и необоснованным. С ним в целом согласны и сторонники нехристианских религий: они не претендуют на то, что, к примеру, в основании их религий лежит факт воплощения Бога и искупления им грехов мира. Они прибегают к иным основаниям для того, чтобы снискать преданность своих сторонников. Ведущие религии (а также существующие религии, средние по числу последователей), иные, чем христианство, утверждают, что либо Бога нет, либо Он не может или Ему не нужно воплощаться таким образом, который соответствовал бы этим первичным требованиям, либо Он этого пока не совершал.

Ни один другой кандидат не соответствует последующему требованию

Но даже если бы некий пророк вне всяких сомнений соответствовал первичным требованиям, это, скорее всего, не было бы исчерпывающим доказательством его божественности. Он мог прожить совершенную жизнь (хотя это и маловероятно), проповедовать великие истины, тем или иным образом осуществлять исцеление, учить о том, что его жизнь представляет собой средство искупления, основать церковь (которая будет проповедовать о его воплощении и искуплении) и при этом не быть Богом. Вероятно, он мог даже демонстрировать окружающим, что считает себя Богом; это его убеждение могло быть следствием неправильного понимания своего внутреннего опыта, в чем не было бы его вины. Как бы там ни было, но это не было бы абсолютно невероятным фактом, если бы за период трех или около того тысяч лет истории человечества, о котором у нас есть достаточно подробные исторические сведения, мог появиться пророк, относительно которого существовали бы вполне достоверные, хотя, возможно, и не исчерпывающие, свидетельства того, что он соответствовал этим требования, даже если он и не был воплощенным Богом. И если Бога нет, то такой пророк вполне мог бы появиться в результате естественного хода событий – хотя тот факт, что такого пророка нет (возможно, за исключением Иисуса) свидетельствует о том, что естественный ход вещей вряд ли способен породить такого пророка. Тем не менее, возможно (хотя, конечно, по моему мнению, маловероятно), что Бога нет. Следовательно, мы должны всерьез рассматривать возможность появления кандидата, в достаточной мере удовлетворяющего первичным требованиям, который все же не будет Богом.

Если Бог хочет обеспечить прочные основания нашей веры в то, что некий пророк есть воплощенный Бог, Ему необходимо предоставить дополнительное свидетельство, свидетельство своего рода божественной печати, которой будет отмечена его жизнь и которая не может быть следствием естественного хода вещей, а должна быть поставлена только самим Богом (или каким-либо иным деятелем, уполномоченным Богом). Это подразумевает, что успех такой жизни становится возможным только в результате очевидного нарушения (или квазинарушения) законов природы (ибо только Бог, который обеспечивает действие законов природы, может позволить временно отменить их) и что современники этого события должны обладать определенным набором знаний и представлений, которые позволили бы им распознать в этом вмешательстве акт божественного одобрения этой жизни. (Я пишу «современники», поскольку именно на них в церкви ложится ответственность за передачу Благой вести последующим поколениям.) Нарушение, совершенное Богом, столь явное, что если станет известно, что оно произошло, то оно будет признано очевидным нарушением, я называю сверхчудом. Жизнь пророка должна быть отмечена сверхчудом. Это может произойти различным образом, но я буду настаивать на том, что наиболее очевидным вариантом будет воскрешение Богом того, кто был убит за то, что прожил совершенную жизнь.

Я предлагаю считать, что пророк, чья жизнь отмечена таким сверхчудом, соответствует последующему требованию к воплощенному Богу. И вновь нет такого пророка (за возможным исключением Иисуса Христа), в отношении которого у нас имелись бы серьезные свидетельства того, что это требование было выполнено. Ни одна другая ведущая религия (или религия, средняя по числу последователей) не имеет в своей основе чудесного события, в отношении которого существовали бы хотя бы весьма ограниченные исторические свидетельства. Считается, что Мухаммад не совершал чудес, за исключением написания Корана, – и каким бы великим ни был этот труд, вряд ли можно предположить, что факт написания этой книги необразованным пророком нарушает законы природы. И хотя можно сказать, что в основе иудаизма лежит чудо (например, переход через Красное море), подробные исторические свидетельства об этом событии просто не идут ни в какое сравнение со свидетельствами о воскресении – как бы кто ни оценивал весомость этих последних свидетельств.

Иисус как кандидат, удовлетворяющий обоим видам требований

Вполне может оказаться и так, что существует некая малая религия, претендующая на то, что в отношении ее пророка имеются исторические свидетельства, в достаточной мере подтверждающие, что он соответствует как первичным, так и последующим требованиям к воплощенному Богу. Но если это так, то было бы весьма удивительно, что такая религия до сих пор не получила широкой известности; и очевидно, что она еще даже не приступила к выполнению основной цели воплощения, поскольку все благие последствия этого события, включая искупление, так и остались недоступны всему человечеству. Следовательно, раз никаких свидетельств этого у нас нет, я делаю вывод, что такой религии не существует. С христианством, однако, дело обстоит иначе; я утверждаю, что в отношении Иисуса, в отличие от других пророков, существуют весомые исторические свидетельства, подтверждающие, что и первичные, и последующие требования были выполнены. То, что один, и единственный, пророк в истории мира, отвечающий первичным требованиям к воплощенному Богу, также соответствует и последующему требованию, было бы невозможно, если бы Бог не осуществил его для того, чтобы со всей наглядностью показать, что этот пророк – воплощенный Бог. Ибо нарушения (или квазинарушения) законов природы невозможны (с учетом моего утверждения об отсутствии малых божеств), если нет Бога, управляющего этими законами. В противном случае законы природы должны давать окончательное объяснение всего происходящего, и никто не сможет их отменить; но если есть Бог, то Он (или кто-либо иной, уполномоченный Богом) может отменить их действие. Было бы грандиозным обманом со стороны Бога, если бы Он временно отменил их действие, отметив божественной печатью жизнь пророка, который не был воплощенным Богом, соответствовал всем первичным требованиям к воплощенному Богу; с Его стороны это означало бы солгать, что этот пророк есть воплощенный Бог. Совершенный в добродетели Бог не пошел бы на такой грандиозный обман.

Не только невозможно, чтобы первичные и последующие требования были выполнены в отношении одного пророка не Богом, но и еще более невероятно то, что свидетельства выполнения данных требований в отношении этого пророка (они будут подробно изложены в последующих главах) могут существовать в таком объеме без участия Бога. Ибо, как мы могли убедиться, достаточные свидетельства выполнения первичных требований существуют в отношении не более чем одного пророка. Мы также убедились, что достаточные свидетельства выполнения последующего требования также существуют в отношении не более чем одного пророка. И, как я могу добавить, не существует убедительных свидетельств того, что сверхчудо стало кульминацией жизни какой-либо выдающейся личности в мировой истории, опять же с одним возможным исключением. Таким образом, крайне маловероятно, что во вселенной, в которой нет Бога, может случайно совпасть выполнение обоих видов требований в отношении одной и той же личности. Существует очень низкая степень вероятности того, что это может произойти, если только все это не будет совершено Богом (или иным подчиненным деятелем, уполномоченным Богом), притом что вполне допустима вероятность существования Бога, у которого может быть весомая причина сделать это. Очевидно, что причина, побудившая Бога обеспечить выполнение последующего требования в отношении пророка, удовлетворяющего всем первичным требованиям, состоит в том, чтобы продемонстрировать, что Он отмечает божественной печатью жизнь этого пророка и указывает на него как на воплощенного Бога. Выполнить все это в отношении пророка, который не был воплощенным Богом, означало бы для Бога обмануть нас (или согласиться с тем, чтобы некий дьявол вводил нас в заблуждение в вопросе, имеющем огромное значение для человечества). Это все равно что оставить отпечатки пальцев невиновного человека в том месте, где было совершено убийство, или распространить слух, будто некто победил на президентских выборах и в силу этого имеет право отдавать солдатам приказы убивать, в то время как в действительности победы на выборах не было. Бог не пойдет на такой грандиозный обман (и не допустит его с чьей бы то ни было стороны), и, следовательно, мы можем с полным основанием заключить, что если есть Бог, то эти свидетельства сообщают нам правдивую информацию.

Теперь необходимо четко определить, что все зависит от относительной вероятности того или иного варианта: насколько более вероятно то, что первичные и последующие требования были выполнены в отношении одной и той же личности (что мы и имеем в данном случае) по воле Бога в качестве следствия Его воплощения или что они были реализованы в результате простого стечения обстоятельств в мире, в котором нет Бога. Если первое значительно более вероятно, чем второе, у вас нет необходимости в отдельной теории существования Бога, который осуществил воплощение, для подтверждения того, что уже в достаточной степени вероятно в силу свидетельств естественного богословия (говоря более специальным языком, имеет высокую изначальную степень вероятности). Следовательно, сейчас нам необходимо понять, насколько весомы конкретные исторические свидетельства того, что первичные и последующие требования к воплощенному Богу были выполнены в отношении Иисуса, и определить, насколько вероятно то, что имеющиеся у нас исторические свидетельства должны существовать в том случае, если Иисус был воплощенным Богом, воскресшим из мертвых. Даже если есть только умеренная степень вероятности того, что в таком случае могут существовать подобные свидетельства (даже если более вероятным в данном случае было бы существование свидетельств, отличающихся от имеющихся), это может все равно перевесить крайне низкую степень вероятности того, что подобные свидетельства могут случайно совпасть в отношении пророка, не бывшего воплощенным Богом.

Прежде чем обратиться к конкретным историческим свидетельствам в отношении Иисуса, необходимо отметить, что для Бога было бы крайне трудно осуществить все цели воплощения, если бы это воплощение состоялось задолго до времени Иисуса или среди иного, чем евреи, народа. В главе 2 мной было указано на то, что для воплощения с целью искупления необходимо, чтобы человечество достигло такой стадии своего существования, когда люди в течение длительного периода времени осознанно совершали тяжкие прегрешения против самих основ нравственного закона и не могли самостоятельно искупить свою вину; а для воплощения с целью принятия на себя наших страданий и наставления нас в праведной жизни необходимо общество, обладающее представлениями о Боге (всемогущем, всеведущем и т.д.), способном совершить все это, а не только о могущественном сверхъестественном существе. Ни одно общество (возможно, в отличие от отдельных мыслителей) в конце I тысячелетия до н.э. не выработало более развитых представлений о требованиях морали и о природе Бога (в том понимании, которое предполагается в настоящей книге), чем еврейский народ. То, что нравственный закон относится не только к чистоте ритуала, но и, прежде всего, к понятию справедливости (обязательной как для правителей, так и для подданных) и необходимости заботы о бедных, было центральной темой еврейских пророков, живших в середине I тысячелетия до н.э. (Исайя, Иеремия, Еезекииль, Амос, Осия, Михей и др.). И если эта тема не всегда занимала главенствующее положение в последующей еврейской мысли, то она присутствовала в ней как часть иудейского писания и регулярно доносилась до всего народа. Иисус, вероятно, расширил обыденное понимание того, кого считать тем «ближним», которому мы должны оказывать помощь³⁶, и указал на то, что большим благом будет оказание такой помощи в объеме, значительно превышающем требования долга³⁷, но он создавал новое, опираясь на уже существовавшую традицию. Нравственности придавалось большое значение, и нарушить нравственный закон значило совершить несправедливость по отношению к всемогущему, всеблагому, сотворившему нас из ничего Богу. Но непреднамеренное нарушение нравственного закона ни в коей мере не было столь же тяжким грехом, как осознанное его нарушение³⁸.

Также необходимо добавить, что поскольку воплощенному Богу предстоит основать церковь, которая продолжит Его учение и донесет до новых поколений и культур необходимость веры в Него и Его учение, то существуют аналогичные требования, касающиеся времени, избранного для воплощения. Он должен появиться на Земле тогда, когда уже появились возможность перемещаться на большие расстояния и письменность (без которой послание будет неизбежно подвержено искажению), существует ясное осознание различия между мифом и древней историей, а также выработаны критерии оценки истинности сообщений об исторических событиях (например, существует понимание, каким свидетелям можно верить, а каким – нет). Только в этом случае Он сможет обеспечить весомые основания веры для последующих поколений и культур. Насколько мы можем судить, если рассматривать различные культуры средиземноморского региона и Ближнего Востока, то это ясное осознание различия между мифом и древней историей и принципов оценки истинности сообщений об исторических событиях впервые появилось во второй половине I века до н.э. у греков, народа, чьи путешествия и письменность получили самое широкое развитие. Эта культура распространилась по всему средиземноморскому региону включая Палестину за два столетия до Христа.

Потребуется долгое историческое исследование для того, чтобы доказать, что именно в Палестине в последние двести лет до нашей эры впервые в истории человечества сложились все вышеназванные условия для осуществления воплощения. Я не проводил сравнения с Китаем или Индией. Но должно быть очевидно, что эти условия были не в полной мере выполнены среди столь древних и удаленных народов. Палестина последних двух столетий до новой эры стала одним из первых, если не самым первым, местом во всем мире, в полной мере подходящим для воплощения с теми целями, которые были изложены в главе 2. И на самом деле многие евреи в I веке ожидали, что Бог через некого посредника вмешается в ход истории человечества: положение человеческого рода (или, по крайней мере, еврейского народа) было столь плачевным, что помощь была просто необходима. Но, как мы увидим, несмотря на многообразие представлений о том, какого рода человеком мог быть этот посредник Бога, они не ожидали, что сам Бог примет воплощение; и, как мы увидим, они и близко не могли себе представить, что этот посредник будет действовать так, как действовал Иисус.

Итак, я перехожу к рассмотрению свидетельств, подтверждающих, что первичные исторические требования к воплощенному Богу были выполнены в жизни Иисуса из Назарета.