О Византинизме

Содержание

И. И. Соколов об извечной проблеме церковной византинистики

И. И. Соколов об извечной проблеме церковной византинистики

Г. Е. Лебедева

В истории сложных, переменчивых взаимоотношений государственной власти с властью церковной на протяжении веков – в Византийской империи, а затем в Русском государстве ключевое место занимает теория «симфонии священства и царства». Истолкование этой теории, которая, как известно, восходит к преамбуле шестой новеллы императора Юстиниана, и исследование того, как она воплощалась на деле в политической жизни Константинополя и Москвы, недаром сейчас привлекают к себе такое внимание. О «византийской симфонии» охотно рассуждают публицисты. Ей посвящено немало страниц в трудах современных отечественных византинистов и русистов.

При этом как трактовка самого принципа симфонии, так и характеристика его практической реализации на различных этапах развития православной государственности вызывают у специалистов немало замечаний. И. С. Чичуров в 2000 г. констатировал: «Возможные толкования этой теории основываются на тексте самой преамбулы, тогда как дальнейшая история концепции и в светском праве (например, ее соотношение с представлениями о власти патриарха и императора, сформулированными при Константинопольском патриархе Фотии в «Исагоге»), и особенно в праве церковном остается неизученной».¹ Совершенно справедливо указывая на значительные пробелы в источниковой базе публикуемых работ и на упрощенное, а порой просто неверное понимание смысла симфонии, историки пробуют найти новые подходы к проблеме. Однако пишущие на эту тему нередко, как нам представляется, упускают из виду, что их критические замечания подобного рода и поиски путей к решению сложных вопросов, связанных с отношениями средневекового государства и Церкви, бывает трудно назвать новыми.

За последние годы многое сделано для того, чтобы вернуть, органично включить в живой историографический процесс наследие дореволюционной российской науки, и в частности ее церковно-исторического направления, которое после октября 1917 г. было по политическим мотивам предано забвению либо поруганию. Но пока еще интеллектуальные традиции той поры возрождены далеко не полностью – связь времен трудно поддается реставрации. Это видно и на примере изучения вопроса о двуединстве государственной и церковной власти в Византийской империи. Тот же пример наглядно свидетельствует, насколько важно, даже необходимо нынешним исследователям обращаться к истокам отечественного византиноведения, где, не мешает напомнить, роль историков Церкви была чрезвычайно велика.²

В ходе разработки проблематики, связанной с историей отношений Церкви и государства в Византийской империи, сформировалась концепция о так называемой «византийской симфонии», не выпавшая из научного оборота по сей день. Но имена ее основоположников – Ф. А. Курганова, И. И. Соколова и др. были преданы забвению.

Ф. А. Курганов (1844–1920), заслуженный ординарный профессор Казанской Духовной академии и Императорского Казанского университета, в своей диссертации «Отношения между церковной и гражданской властью в Византийской империи в эпоху образования и окончательного утверждения характера этих взаимоотношений (325–565 гг.)»³ впервые в историографии тщательно проанализировал византийскую каноническую теорию, касающуюся отношений между духовной и светской властью, сделал вывод, что восточная византийская теория заключала в себе идею союза и полного согласия духовной и светской власти и в то же время предполагала для каждой из властей определенную независимость. Далее Ф. А. Курганов обратился к широкому кругу византийских исторических источников IV-VI вв., как церковных, так и светских, и исследовал содержащиеся в них сведения об «исторической жизни Церкви». Таким образом, тезис Ф. А. Курганова о «византийской симфонии», «диархии», или «двуединстве», светской и духовной власти в Византии противостоял концепции цезарепапизма, преобладавшей в то время на Западе, не на уровне декларации, а доказательно, с представлением материала первоисточников, причем на основе объективного их анализа.⁴

Превращение византиноведения в самостоятельную область исторической науки, становление русской школы византиноведения с характерными для нее особенностями делали необходимым оформление понятийного аппарата. Прежде всего ощущалась потребность уточнить все чаще употребляемый термин «византинизм». Это была потребность, с одной стороны, международной византинистики как особой области знания, а с другой стороны, это был и поиск русских византинистов, подчеркивающих в своих исследованиях специфику исторического развития Византии и занимающихся исследованием этой специфики, что имело прямое отношение к эволюции русской культуры.

В развитии идей Ф. А. Курганова, проверке его концепции на более позднем историческом материале (IX-XV вв.), в уточнении понятийного аппарата много было сделано учеником Федора Афанасьевича профессором С.-Петербургской Духовной академии И. И. Соколовым (1865–1939).⁵ В его личности органически соединялись историк Церкви, блестящий историограф отечественного и зарубежного византиноведения, церковно-политический деятель. И. И. Соколов является автором многочисленных трудов по византиноведению и неоэллинистике, из которых особо следует отметить монографии ученого «Состояние монашества в Византийской церкви с середины IX до начала XIII в. (842–1204). Опыт церковно-исторического исследования» (Казань, 1894) и «Константинопольская церковь в XIX в.: Опыт исторического исследования» (СПб., 1904).

Одним из первых – если не первым – в русской исторической науке, кто дал развернутое, по-своему целостное определение византинизма, был И. И. Соколов. Философско-исторический анализ содержания этого научного термина был дан им в работе «О византинизме в церковно-историческом отношении» (СПб., 1903). На его взгляд, византинизм характеризуется следующими признаками:

Преданность византийцев Православной Церкви, точное соблюдение догматов и канонов, а также православная миссионерская деятельность.⁶

Своеобразная система взаимоотношений Церкви и государства. «Византии именно, – писал И. И. Соколов, – принадлежит историческая заслуга провозгласить идею оцерковленного государства,⁷ когда представители государства одинаково с представителями Церкви горячо преданы интересам Церкви и способны понять истинные ее интересы».⁸

Церковно-религиозный характер Византии: божественное происхождение императорской власти, церковный обряд коронования византийских императоров, их выходы в храм Св. Софии, влияние Церкви на политическую жизнь, господство Церкви в жизни общественной; Церковь и семья, молитвы на разные случаи общественной и частной жизни.⁹

Церковно-религиозный характер византийской науки и просвещения, церковно-религиозный оттенок византийской истории и философии, церковная поэзия, народные школы, религиозный характер византийского искусства.¹⁰

В этой системе признаков особое место занимает пункт второй, где И. И. Соколов развил идею Ф. А. Курганова, считавшего, что государство лишь постольку выполняет свое назначение, «поскольку оно проникается духом церковного учения, поскольку оно оцерковляется».¹¹ Ученик подобно своему учителю делает вывод, что «нет научных оснований говорить как о цезарепапизме, так и папизме византийских патриархов».¹²

И. И. Соколов, так же как и его учитель, считал, что византийская теория об отношениях между Церковью и государством и фактическое проявление этих отношений были тождественны. Но если говорить о том периоде византийской истории, которым непосредственно занимался Ф. А Курганов, в это время было возможным осуществление указанной теории. Императоры почти всегда разделяли религиозные настроения общества, епископы того времени часто были люди, не получившие специального богословского образования, они вступали на епископскую кафедру после занятия адвокатурой или прохождения светских должностей, о чем убедительно свидетельствует ранневизантийское законодательство. Таким образом, между церковной и гражданской властью в Византии была возможна общность в понимании церковных и гражданских дел. И. И. Соколов, имея дело с более поздним историческим материалом (IX-XV вв.), как и Ф. А. Курганов, поставил в вышеназванной работе цель показать «идеал» отношений Церкви и государства. «Важны, – по мнению ученого, – главным образом принципы и идеалы, возникающие в той или иной общественной среде, так как они указывают на то, чем движется и существует данное общество, что именно служит в нем духом жизни и быта».¹³

И. И. Соколов в работе «Избрание патриархов в Византии с середины IX и до середины XV в. (843–1453). Исторический очерк» (СПб., 1907) выявил исторические факты, свидетельствующие в некоторых случаях далеко не об идеальных отношениях Церкви и государства, иногда даже о борьбе между ними. Но подобные свидетельства, по утверждению автора, следует рассматривать как исключения, которые и остались в истории только потому, что современники обратили внимание на них из-за их неординарности, поэтому и запечатлели их.¹⁴ Нам представляется, что такая установка могла стеснять для автора свободу исторического подхода.

В указанных выше работах ученый оценивает и роль монашества в системе византийского государства. По его мнению, институт монашества простирался на все стороны церковно-общественной жизни византийцев и даже на гражданско-политической строй Империи.¹⁵

Нам представляется очень интересным дальнейшее развитие И. И. Соколовым тезиса об «оцерковлении государства» в работе «Вселенские судьи в Византии» (СПб., 1915). Работа привлекает своим стремлением рассмотреть этот институт как важный элемент в истории социальной политики, более четко определить социальную значимость явления в жизни поздневизантийского общества. И. И. Соколов, связав его развитие с важными изменениями в социальных отношениях, проследил эволюцию этого института от момента его возникновения до падения Византийской империи. Вселенский суд рассматривается им как союз двух самостоятельных властей -церковной и светской. Отсюда смешанный состав вселенских судей, которые избирались императором и патриархом из лиц светских и духовных. Отсюда двойственный «источник законной правды», которым вселенские судьи руководствовались: Св. Евангелие, Номоканон и Василики.¹⁶ В последние годы существования Византийской империи суд стал исполняться преимущественно духовными лицами. Он сделался, по выражению И. И. Соколова, органом оцерковляющего воздействия на общественную среду и «подготовил ту обширную и разностороннюю юрисдикцию Вселенского патриарха и епархиальных архиереев, которая получила определенную регламентацию в турецкий период истории Константинопольской церкви».¹⁷ На взгляд И. И. Соколова, в то время как в области гражданской византинизм переживал упадок, в сфере церковно-исторической, напротив, он оставался деятельным и последовательным, «приобретал господствующее значение и давал преимущественное торжество вере и Церкви над принципами жизни гражданской...»¹⁸ С таким характером византинизм сохранился в жизни Церкви вплоть до падения Византийской империи и даже пережил это историческое событие, передав некоторые из составных своих элементов новейшему эллинизму.¹⁹ «В последнем фазисе своего развития византинизм представлял весьма сложное целое, обнимавшее всю историческую жизнь Византии – и церковную, и гражданскую».²⁰

Труды И. И. Соколова, посвященные взаимоотношению церковной и светской власти в Византии, представляют собой весомую часть богатого наследия, какое оставила нам русская церковно-историческая наука. Его творчество лишний раз приводит к мысли о том, что дореволюционная русская историческая наука должна рассматриваться как единый поток, без разделения ее на светскую и церковную, а тем более без их противопоставления, как это было принято в советской историографии. Для светской византологии важно было аргументированное освещение ученым огромной роли Церкви в общественной государственной жизни византийского общества IX-XV вв.

Г. Е. Лебедева доктор исторических наук, профессор Санкт-Петербургского гос. университета