Отношения иноков Кириллова Белозерского и Иосифа Волоколамского монастырей в XVI в.

Спросил мя еси, почему Кирилова монастыря старцы Иосифовых старцов не любят? И аз вкратце реку ти, с коих мест нелюбка меж их.

Егда бысть собор при Великом Князе Иване Васильевиче всея Руси и при Симоне Митрополите, о вдовых попах и о диаконах, в лето 7012 (1), а на том соборе были Архиепископы, и Епископы, и Архимандриты, и честные игумены, и честные старцы изо многих монастырей. Да тут же был старец Паисъя Ярославов (2), еже бысть приемник Великаго Князя Василия от святыя купели, и ученик его старец Нил, по реклу Майков: сей Нил был в Святый горе, и Князь Великий держал их в чести в велицей. И егда совершися собор о вдовых попех и диаконах, и нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделиием: а с ним пустынники Белозерские. И сие слышав Игумен Иосиф нача им вопреки глаголати, приводя на свидетельство святого преподобного Феодосия, общему житию начальника, и святого преподобного Афанасия Афонского, и святых преподобных отец Антония и Феодосия Печерских чудотворцев, и иных многих монастырей, еже у них села. Таж и се глагола: аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на Митрополию, или Архиепископа, или Епископа и на всякия честные власти? А коли не будет честных старцов и благородных, ино веры будет поколебание. И Божиими судьбами по их воле не осталося. То первая нелюбка!

Как не стало старца Нила, а ученик его Князь Вассиян Косой, Княже Иванов сын Юрьевича, и нача сей Князь вельми поборати по своем старце Ниле, еже бы у монастырей не было сел (3), и с ним сташа иные старцы, с ними же святогорцы (4). Се же бысть при Великом Князе Васильи Ивановиче всея Руси. И не попусти сему бытии, и им мнение на Иосифа же. То вторая нелюбка!

Такоже и Новгородские еретики нача (д. б. начаша) каятися лестно, а не истинно. И старец Князь Васьян поверил им и учал за них печаловатися Великому Князю; а с ним и от Владыки и от старцов начаша печаловатися (5). И сие слышав Иосиф, да написал к Великому Князю, чтобы лестному их покаянию не верил, велел бы их держати неисходны от темницы, чтобы иных людей не прельстили. И Князь Великий Иосифа послушал. То третья нелюбка! И они стали Иосифа про то укоряти великими укоризными.

Да в те-же времена старцы Звенигородской Князь Диони (Дионисий), да Нил Полев (6), Иосифовы постриженики, жили в пустынях на Бело озере, близко Кирилова монастыря. И старец Князь Дионисей Звенигородский прииде к пустыннику и узре у него крест под постелью, и прилучися в та времена с ним священник мирской. И паки, во иное время, прииде ко иному пустыннику, а тот священник с ним же: аже тот пустынник держит у себя в руках книгу; а келья у него топится. И как зазрел старца Дионисия, и тот пустынник книгу вкинул в печь и книга згорела. И ту великую ересь видел старец Дионисий да и священник. И к Иосифу старец Дионисий прислал старца Серапиона крестечника с грамотою, а в ней написано, что у пустынников видел ересь. Иосиф прочет грамоту, да послал ту грамоту к Ростовскому Архиепископу Васьяну, понеже в его Архиепископьи. А в та времена Васьян Архиепископ на Москве был (7). И Васьян Архиепископ ту грамату подал Великому Князю. И Князь Великий ту грамату показал старцу Князю Васьяну Косому и рече ему: добро ли чинятъ твои пустынники? И Васьян рек Великому Князю: та деи, Государь, грамата писана лукавством, а все солгано. Вспроси-де, Государь, попа. Князь Великий велел поставити попа, да вспросил попа. И поп сказал так, как в грамоте писано. И старец Васиан Князь попа просил на пытку, и попа пытали, и ногу изломали, и поп и умер, а не сговорил (8). И Князь Великий опольлся на старца на Князя Дионисия, да и на старца Нила, глаголющее: сами-де меж собя бранятца, и меня греха доставили. Да велел Князь Великий старца Дионисия, да с ним Нила старца взятии в Кирилов монастырь, и пустыни их велел сжечи. То последняя вражда и до сих мест!

Егдаже Дионисей старец, Князь Звенигородский и старец Нил Полев были в Кирилове в опале, и поведаша нам, яко тогда в велицей нужи многи скорби претерпеша. И поведа нам се старец Нил Полев: егда, рече, бых в велицей нужди и молихся со слезами и вспомянув, яко без благословения изыдох от отца Иосифа и обещания своего пострижения, и о сем зело оскорбихся, и забых всю нужу свою, и бых в страсе велицей, и рех во сердци своем: что сотворих аз окаянный, яко умираю без прощения. И начах призывати Отца Иосифа в молитве своей и прощенья просити и рех «Отче Господние Пр. Иосифе! аще и местом расстояния далече есмь, но сердцем и мыслию пред тобою есмь, прости мя грешнаго», – и легох мало опочинути, и видех себя в монастыре Отца Иосифа, и паки яко приидох в келью ко Отцу Иосифу, и егда узрех его, падох на нозе ему, прощения прося. Он же объяте мя мантиею своею и рече ми: Бог тя простит. Азъ же от радости воспрянув и обретох сердце свое без всякия скорби. И в мале времени Князь Великий повелел нам ехати во Иосифов монастырь.

Князь же Васьян старец враждовал много на Иосифа и монастырь его, хотя разорити. И Божиими судьбами по мале времени ополелся на него Князь Великий и послал его во Иосифов монастырь (9). Он же в монастыре и преставися, и погребен бысть тамо.

О искони злоначальный враг роду человеческому! Иосиф все благочиние и благоговоинство снимал с Кирилова монастыря. И се ныне диавол мнением не смирну вражду положи меж таких светил. Во истину сбыстся, якоже Святие Отци рекоша, яко мнение – второе падение. И паки рекоша: всем страстем мати – мнение.

1. О соборе Московском 1503 г. свидетельствуют и Летописи² и акты³. Но в Летописях не говорится, что на этом соборе разсуждали и об имениях монастырских. Между тем сохранилась запись, или доклад собора Государю по сему предмету, в разных рукописях⁴. В этом докладе собор представлял, что правиласми св. Отцев не воспрещено святителям и монастырям иметь села и деревни, и что святители, но тем же правилами, отдать посвященное церквам и монастырям «не смеют и не благоволят», что Цари Константинопольские и Великие Князья Русские жертвовали церквам и монастырям населенные имения и с них доходы, безвозвратно. Представление, как известно, имело свою силу: но в записи решения Великого Князя не находится. Равно и ни чьих мнений, или голосов не приведено. Сей последний недостаток счастливо вознаграждается повествователем о жизни Пр. Иосифа, по имени нам неизвестным, но, как видно по всему, близким ко времени Преподобного⁵ «Бысть Царскому повелению, – говорит жизнеописатель, – священные мужи с Архиереи в господствующий град сбирающу видети о словеси, монастырем села и нивы аще не приятна суть? Некоим бо отцем, иже безмолвие и уединенное житие проходящим и любящим и отеческая учения о нестяжании черноризцем добре внявщем, поболъша о стяжании сел монастырем, непщующе, (яко) суетно отречение мира сотворяют входящии в монастырь: паки бо, аки миряне, сих ради молвяше и крамолующе с миряны и с собой, судия обходящим им и тяжущемися. И сих ради молиша Самодержца, аки имущее дерзновение к нему, ради крепкаго жительства и добродетели множества, и зело от самодержца приемлеми и почитаеми. И о сем сбору сбрану, не мала же разсуждения добрых лишитися непщующе Отци, аще Иосифу не сущу с ним, сего ради понудища его в град Москву взыти. Совопрошающежеся о сих – общею волею прияша взыскания, отъискони коими винами притяжашася села монастырем? Истязующе же опасно, обретоша разум сел монастырем тако: Русстии монастыри мнози в начало просвещения еще водрузишася священными Епископы и Христолюбивыми Князи». Далее говорится, что созидатели монастырей первым делом для себя поставляли воздвигат в них св. храмы: для священнодействия в храмах потребны были священные хлебы, свещи, фимиам; нужно было содержать священнослужителей своих. Чтобы монастыри по смерти ктиторов не упали, нужно было обеспечить их более прочными средствами к содержанию. «И сия вся сматряюще, лепотно и добре, преподобнии здателие, боголюбивии Епископы и благочестивии Князи монастырем своим обильная стяжания сел и прочая имения и доходы возложиша, – судившие праведно и се, да елици убожеством яти, или нищетою обстоими, или недуги другими, монастыри обходящее утеху приимут, милосердия ради и обилия стяжания церкви сущия в них; мниси же, отрекшиися мира и в монастыри сия вшедшие, – с постом и молитвами, да и работы в монастыре работают, предстояще страннолюбию… И сии черноризци, изволяющии в смиренном мудровании труждающеся (труждатися) странных ради и болящих упокоения, паче же церковных ради мужей и священных предстателей их, и потребу нужных своих от монастырских, паче же церковных, приемлюще, не токмо не осуждаются, но паче сия самыя ради вины, велию мзду с постничеством своим восприимут. И тии же блажении ктитори воздаяние боголюбия вечное восприимут от Бога, и в вечную память, воспоминанием священными жертвами, души их присно пользуются и приношением избаву о согрешениихъ улучат. – Аще же неции, не добре недугом лихоимственным емшеся, и вообразиша Божия неправедно, тии едини суд страстем подъимут. Имже сих ради немнозех, не внимающих о своем спасении, не малых пользующихся и спасти хотяще (хотящих) презреша оправдания священная от Церкви отсещи и толикой пользы лишити блаженных здателей. – Тем-ке повинутися древним боголюбезным мужем паче судиша, и оправдания церковная неподвижна соблюдати собор избрав, оправда, яко хотящим истинно спастися бысть повреждение – стяжания церковная, иже в монастырех. – В сих же совопрошенииях, – заключает повествователь, – Троицкой Сергиева монастыря Игумен Серапион да Иосиф разумно и добре разчиняя (разчиниша) лучшая к лучшим, смотря обоюду пользующая.

2) Паисий Ярославов был игуменом Троицкой Лавры с 1479 по 1482 г. Но по неудовольствиям с Троицкими иноками оставил игуменство. Князь Великий не перестал питать к нему уважение и помышлял возвести его в митрополита, на место Геронтия, которому предлагал отказаться от престола⁶. Паисий и ученик его Нил Сорский пользовались уважением и от Иерархов Русских. Когда открылась в Новгородъ ересь жидовствующих и всюду распространены были ожидания кончины мира в 1492 году, – Архиепископ Новгородский Геннадий просил (в 1489 г.) Иосафа Архиепископа Ростовскаго посоветоваться с сими старцами, как надлежит разсуждать о сих ожиданиях: «да с ними бы еси о том посоветовал: прейдут три лета, кончается седьмая тысяща…» и проч.⁷ Обоих старцев: Паисия и Нила приглашали на собор по делу жидовствующих в 1490 году⁸. Из письма Геннадиева можно заключать, что Паисий, сложив с себя игуменство, удалился на север в область Ростовской Епархии⁹: подобно как и Нил там-же основал свою пустынь.

3) Князь Вассиан, в мире Василий Патриктьев, сын Ивана Юрьевича, роднаго племянника Великаго Князя Василия Васильевича Темнаго, спасенный в 1499 г. от смертной казни ходатайством Митрополита Симона, Архиепископа Ростовского, и друг., только под условием пострижения в монашество¹⁰. Он пострижен в Кириллове Белоезерском монастыре, и вскоре успел познакомиться с великим старцем Пр. Нилом Сорским, которого дошло до нас и послание к Вассиану принимал попечение о его пустыне¹¹. Его образ мыслей о владънии монастырей отчинами ясно высказывается в ответах его на соборе 1531 г.¹²: «тех (иноков) не похваливаю, которые села держат». В книге правил церковных, или Кормчей, им составленной и послужившей между прочим к его обвинению на соборе, вопреки истине было сказано: «такоже и Росейскыя земли здешние наши начальницы и чюдотворцы: Антоний и Феодосий Печерскыи, иже в Киеве чюдотворци, и Сергий Радонежский и Кирил Белозескый и Дмитрей Прилуцкый, и Павел Комельскый – сел к своим монастырем не имали, но своих учеников учили по Евангелию житии и по иноческому объщанию¹³». О нерасположении своем к Иосифовским инокам, из числа которых был тогда и Митрополит Даниил, Вассиан прямо говорил на соборе: «Иосифова монастыря старцы у меня и в кельи не бывают; аз их к себе не пущаю и дела мне до них нет».

4) Из святогорцев, бывших тогда в России, здесь разумется Пр. Максим Грек. Скромный автор не называет его по имени, может быть, потому что он был еще в живых. Мнение Максима о неприличии монастырям владеть селами и деревнями высказано им преимущественно в двух сочинениях, какия вынес он из продолжительнаго странствования по западным странам Европы. Там он пленился правилами и образом жизни Картузианскаго ордена, основанного в конце XI века Брюноном Епископом Гербиполенским, и изобразил начало и устройство сего ордена в «повести», не называя, впрочем, по имени ни ордена, ни его основателя. В жизни сего Епископа разсказывается, какими обстоятельствами приведен он был к учреждению сего ордена. Он был поражен необычайными явлениями при смерти своего наставника, Парижскаго доктора, Раймунда Диокра, человека ученаго, но самообольщеннаго и превозносившагося своими знаниями до богохульства. В этом состоянии застигнутый смертию, Раймунд – среди своих собратий, которын уже готовились нести его тъело в могилу, внезапно встал и произнес: «justo Dei judicio adcusatus sum (или, как переводит Максим Грек: поставлен сем пред Судиею)”, и снова умер. Чрез несколько времени он снова пробудился от смертнаго сна, и вставши сказал: «"justo Dei judicio judicatus sum (у Максима: испытан есмь)», – и опять пал мертвый на свой одр. Наконец, встал он еще раз, чтобы произнести: «justo Dei judicio damnatus sum (осужден есм)”, и более уже не пробуждался к жизни¹⁴. Такия поразительныя явления, как говорит житие Брюнона, расположили его и некоторых из его товарищей удалиться в дикую, уединенную пустыню Шартрскую, и поставить самыя строгия правила для своего общества. Сими-то правилами восхищался православный ревнитель благочестия Пр. Максим, описывая домашния занятия иноков Шартрских или Картузианских, их нестяжательность, надзор за благочинием и управление, – и не редко поставляя в сравнение с сим тогдашние Русские монастыри, не совсем для них выгодное. «Несть у них ничтоже свое, пишет Пр. Максим о Картузианах, – но вся обща. Нестяжание же любят, аки велие богодуховное, соблюдеть бо их в тишине и всякой правде и непоколебании помыслом». – Чем же они содержатся? – «По вся дни настоятель обители отпущает мниха два, имуща кождо мех льняной на львом плечи висяще, иже вшедше во град обходять домы сущия во единой улице и просят о имени Господни хлебы на братию, и наполневши мехи чистых пшеничных хлебов, возвращаются в обитель свою. Сим образом по вся дни добывают себе вседневную пищу, применяюще улицы градския¹⁵. Нравилось иноку Афонскому такое убожество, – и он в другом слове или «беседе актимона – нестяжательнаго с филоктимоном – любостяжательным», старался раскрыт достоинство такой безъименной жизни, и устранить возражения, какия представляли ему защитники иного порядка дел. Здес еще более резким тоном он говорит о несовместности с обетами иноческими многоложных дел управления селами и деревнями. «Мы же глаголемии Евангельстии ученицы, пишет он, – имеже тщание есть взыти в совершенство еже по Бозе жития, егоже ради отрицаемся самоизвольне всех красных мира сего суетнаго, внегда обещаемся Богу пред избранными Ангелы Его, по святых Его заповедех устроити оставшее жития нашего со всяким смиренномудрием, правдою же и преподобием, Христоподобным же убожеством и кротостию, – таж обет наших забывшее и аки ничтоже возмневше их, стяжания паки себе и стада всяческих скот, якоже и в первом мирском житии, тщимся всегда пристяжати, и злато и сребро себе скопити на земли со всяким неправдованием и лихоимством беззаконных ростов, Евангельстей заповеди сицевыя богомерзкия прибытки кръпце отричющей; и в безчисленных печалех паки и житейских молвах, тяжбах же и сварех себе влагаем, равне держащимся мирскаго жития"… Напрасно филоктимон говорит своему собеседнику: «ни едино нам прибывает осуждение от еже стяжати имения, и владети землями и селы: ничтоже бо никомуже свое есть, ниже лет кому взятии что от сих, и нид отнести: его же ради мы достойни есмы нарицатися сущее нестяжательни» – Актимон не принимает такого оправдания, и отражает его словами Апостола: «никто же воинствуя сплетается куплями житейскими¹⁶». Защитник нестяжательности не усомнился даже предложить пример описанного им ордена для пожражания Русским монастырям. «Латыне, пишет он, аще и во многихъ соблазнилися, чюждая нъкая и странная учения приводящее от сущаго в них многоученаго Еллинскаго (языческаго) наказания прельщаеми, но и не до конца отпадают веры и надежди и любве, яже во Спаса Христа, егоже ради по святым Его заповедем уставляют прилъжно иноческое их пребывание сущии у них мнихи, ихъже единомудренное и братолюбное и нестяжательное и молчаливое и безпечальное подобает нам подражати, да не обрящемся их втории…. Сия же пишу не яко да покажу Латинскую веру чисту, совершенну и прямо ходящу во всех: да не будет на мне таково безумие! Но яко да покажу православным, яко и не у правомудренных Латынех есть попечение и прилежание Евангельских спасительных заповедей и ревность за веру Спаса Христа¹⁷.

Вассиан, Князь-инок, был в близких отношениях к Максиму Греку, и, без сомнения, был очень рад найдти себя единомысленника в ученом святогоорском иноке. Но управлявщий в то время митрополиею Даниил успел отклонить опасность, угрожавшую монастырям. Нашли споспобы заподозрить православие святогорца Максима: не выставляя на вид его одобрительных отзывов о Латинских монастырях, напали на его исправлие церковных книг. – Между тем суждения Максима о монастырях, владеющих отчинами, расходились в народе, и появившиеся в половине XVI ст. лжеучители в Москве умели ими воспользоваться к предосуждению иноков. Дело старался поправить ученик пр. Максима Зиновий, инок Отенскаго монастыря. В своем опровержении лжемудрований, разсъеваемых тогдашними еретиками, он писал: «Разсмотрим похваляемое Максимом Латынскаго монастыря жительство, предлагаемое от него во образ нестяжателей, аки во укорение Русским монастырем. Глаголет же о нем, похваля его, яко на коюждо неделю двократы исходят на то учинемии мниси, имеюще мъшца, и приходящее град собирают подаемое им от гражан брашно и пиво и приносят в монастырь, и тако питаются; и жительство их от любве есть, рекше от подаяния дающих милостыню: просять бо и приемлют любовь, иже есть даяние, и тъма упокоение в жительств своем имут. – Короткое же убо согрешение множайше от Латынскаго монастыря мнится бытии, Русским монастырем такоже приемлющим любовь? Ибо муж произволивый сотворити любовь сущим в монастыри, но заповеди Господни, и вместо на коюждо седьмицу ожидати двократы мнишеска прихожения в дом свой, еже приимати любовь от него, но Латынскому обычаю, единою во упокоение монастырю даст в любовь доходы деревней, могущая нитати живущая в монастыри в приходящая лета, вместо двоекратного к дому в седмицы прихожения и прошения. И якоже Русстии монастыри от милостыни, сотворяемыя к ним от Христолюбивых, такоже и Латынский монастырь жительство имать от подаяния прииманием. И обои милостынею питаются, якоже и Русстии монастыри; единем разнствуют токмо сим, еже Латынский монастырь по вся седмици двократы град проходит собирая брашно и вино, еже мнится и молву граду такоже сотворити, якоже и в деревнях: Русстии же монастыри (мниси?) единою летом, в деревни изшедши, соберут плод и прочее лета безмолствовати в монастыри, могущее приседити посту и молитвам, аще не некая ина потреба ко исхождению понудитъ». Потом Зиновий замечает, что в разных странах держатся разные обычаи, и эта разность иногда устанавливается самою природою: «в Египте и скити мнози со удобством: в Русстий же скитом не всяко возможно бытии». Да и между скитскими Отцами можно примечать различие: одни заготовляли для себя пищу только на день, продавая каждый день свое рукодълие; другие, обрабатывая поля, заготовляли себъ содержание на год. В след за тем Зиновий продолжает: «слезити ми найде от жалости сердца. Прииде бо ми в память ныне, яко иногда видех мнихов некоих монастырей онех, иже осуждаемых ради деревень Васияном и Максимом благоговейными, – имеющих руце оклячевших ради страдания многа, и кожу на них аки волую и разседающуся, и лица их опусневша, и власи их разтрощены, без милости же от истязающих дани повлачими нещадно, биеми жестоце, аки от иноплеменник истязуеми, нози же и руце посиневших и опухших. Овии убо храмлюще, овии же валяющееся, имением же своим толико могущим (могущи), яко и просителем нищим паче изобиловати их. Овем бо сребреницы пять или шесть имеющим, овем же три или две, множайшим же в них редце обретати у себе и едину медницу. Брашно же в них обретаемо хлеб овсян не веян, или классы ржаныя толчены, и таковая хлебы их без соли, пития же – воду, и варение имъющих капустное листвие: преимеющии же в них аще зелие имеют, свеклу и репу; овощи же им, егда обретаются, рябина и калина. О одежи же что и глаголати? Искропаны… Видех же и некогда нестяжателей именующихся и оправдающихся творящее заповеди, имеющих мешци, в них же по а сребрениц и множае лежащих, ядущих же пшеничный хлеб, чистый, мягкий, и икры белые и черные, и прутие белужие, осетре, белые рыбицы и иные, и паровыя рыбы, и ухи белыя и черныя и красныя, и овощи имут смокви, стапиды, рожцы, сливы, вишни, дули, яблоки; и зелие имеющих, инбирь, перец, коркуша, мушкат, сахар; одеяния же имеющих мягка, и тепла, и легка. Могий о Господь разсудити о онех стяжателей, имеющих деревни, и о сих нестяжателех, который от обою тесными враты и прискорбным путем шествовати мнятся, да разсудит: аз бо о сем глаголати не хощу. Разсмотрим же и о благоговейнем иноце князе Васиане и законоположении его, ельма он от монастырей разнствова ради деревень? Изволи пустынное житие житии, последи же волею Великаго Князя в монастыри Симонове живящее. Не изволи же Вассиян брашна Симоновскаго ясти: хлеба ржанаго и варения, еже от листвия капустнаго, и от стеблия свекольнаго, и каши застроеныя ово с соком избойным, ово же млеком, творящим скорое изсучение, и млека промзглаго, и пива чистительнаго желудку, монастырскаго не пияше: яко сие брашно и пиво от деревень имать, сего ради монастырскаго брашна и пива Васиян приносимое ему брашно от трапезы Великаго Князя, хлебы пшеничны, чисты, круничаты, и прочая брашна зело желаемая и многонестротне застрояемая, и вся яже обычне на трапезу Великаго Князя приносятся, яже от рыб и масла и млека и яиц. И благоговейный мних Васиян Князь разнствова в брашне от Симонова монастыря, ради стяжания двою тысящу вытей: так обо древле слышах яко Симонов в нытей имать, известно же не вем, колико имать. Не разнствова же Васиян в брашне и от Христолюбиваго и боголюбиваго Великаго Князя, имеющаго тьмы тьмами вытей…. Пияше же нестяжательный романию, бастр, мушкатель, ренское белое вино”.

5) Известно послание старцев Вологодских монастырей против Иосифа, который требовал, чтобы правительство не обращало внимания на лицемерное раскаяние уличенных еретиков жидовствующих¹⁸. В предуведомлении к сем посланию сказано: «Кирилова монастыря старцы и всех Вологодских монастырей совокупищася, и о сем подвигщеся, положиша тому посланию старца Иосифа свидътельство сопротивно, избравшее от Божественных писаний, что не кающихся еретиков и не покаряющихся вельно заточити, а кающихся еретиков и свою ересь проклинающих, Церковь Божия приемлет простертыми дланьми». Послание написано по местам довольно колко, и может быть принадлежит Князю Вассиану. – Известно и послание самого Иосифа к инокам о повиновении соборному опредълению относительно еретиков (1504 г.). В этом послании Иосиф опровергает защитников покаяния жидовствующих, и доказывает: что 1) жидовствующие – не еретики, но отступники, потому, правила церковныя относительно кающихся еретиков на них не простираются; 2) что раскаяне жидовствующих было не произвольное, но вынужденнон страхом смертной казни: «и о сих убо покаянии и обращении ни в котором же писании даже до нас дошедших книг нигде же писано есть, како сих приимати покаяние и исповедание, и како искушати, аще истинно каются или лестно»; 3) что простые иноки, не обличенные никакою властию в Церкви, не должны брать на себя суд о соборном приговор¹⁹.

6) О сих страцах: Дионисий Княз Звенигородском и Нил Полев в вышеприведенном житии Пр. Иосифа сказано: «Иного постящася у отца (Иосифа) в монастыре, Дионисиа, иже от Звенигородских князей, глаголет, трудолюбне зело: в хлеботворнице бо двою братове работу едине страдаше, к сим же седьмьдесять и седмь псалмов пояше и по три тысящи метаний на кийждо день творяше. Возлюбив же уединение и просися у отца отпущен бытии ко отцу Нилу, – и тако получи прошение, – иже сияше тогда, яко светило в пустыни на Бель езере. Вкупе же и Нил отъиде тамо, по реклом Полев, едине светлъйший от иже в Синклит державнаго владыки Волоцкаго, и последи в Рузь у сына его быв, и паки у Дмитравскаго державнаго Князя Георгия». Старец Дионисий происходил из рода Литовскаго выходца (в 1408 г.) Александра, к. Звенигородского²⁰. Дионисий Звенигородский и Митрополит Даниил оба были пострижениками Пр. Иосифа Волоколамскаго и, вероятно, вместе жили в обители его. Посему-то Даниил не оставлял его утъшительными посланиями в несчастии²¹. – Нил Полев по предкам своим принадлежал к Князьям Смоленским, которые во время В. Князя Василия Дмитриевича, лишившись своего княжения, удалились в Москву²². Приняв сан иноческий, Нил не укрылся от молвы и разных огорчений. До нас дошли два письма его к старцу Герману, писанныя в то время, когда все еще заняты были спором Иосифа с Архиепископом Новгородским Серапионном, по причин перехода из Епархии Новгородской и княжения Волоцкаго под покровительство В.Князя Московскаго. Нил в то время жил уже в Белоезерской пустыне. Так как сии письма знакомят нас с духом Нила и некоторыми обстоятельствами Иосифовских иноков, то мы представим извлечение из сих писем²³. «Господину старцу Герману гръшный черничишко Нил Полев челом быо. Был, господине, у мене ныне старец Дионииiй Звенигородский и сказывал ми, что ты приказываешь к нам, будто отец наш Игумен Иосиф и мы вси его постриженицы от Архиепископа Серапиона Новгородскаго отлучены от святых и животворящих Таин Христа Бога нашего и причащаемся чрез правила св. Отец. – Ино – мы благословлены и прощены от святых правил, потом же и от всего собора Русские митрополии… А нас уже тогда много время и в монастыре несть. И аще мы отлучены, тогда и вси преставльшиися отлучении будут от Божией милости Иосифовы постриженицы. – А еще глаголеши, яко подобает и нам смиритися и прощения просити от Архиепископа нашего Серапиона; и, аще не тако, ино, речеши, с нами вам всем православным христианом не подобает ни ясти, не питии, ни совокуплятися. Ты же напреди разсуди себе сего, что Отец наш игумен Иосиф не аз едином угль сие дело сотворял, но посреди стола и матерее градовом и иного-человечнаго града Москвы и Самодержца Великаго Князя Василия Ивановича всея Руси и среди престола патриаршескаго всея Русския митрополии, – и прощение и разрешение получившу от главы всех человек, сиречь от Митрополита и всего собора, ты от сего неблагословеннаго повелеваеши требовать прощение!... Аще ли глаголеши, яко Патриарх и весь собор, побояся Царя, сойде на слабость и не право суди… и ты иди и обличи Царя и весь собор. – Аще ли же, господине, от святых сих мест нас отлучити ополчаешися; ино, аще Бог с нами, никтоже на ны. К сему же помяни великаго патриарха Авраама, како повел ему Бог оставити дом, – и без коснения послуша… И мы грубии потщахомся оставити отечество, и свою землю, и по духу Отца и братию и покой, и вместо Египта вселитися в Белоезерския страны, хотящее терпети в незнаемъй земел всякия скорби и беды от незнакомых человек. Но и ныне есьмя готовы терпети просящее от Бога милости, и аще и более того на нас вооружитеся. – Но видим и познаем, яко сего ради и Отца нашего Геннадия истязаяши, что нас на духовне держит, и глаголеши ему, яко причастие твое им не причастие, и дора твоя им не дора. – Ино, господине, колике огнь возгнещаеши главе своей, что священников судиши и их учиши в таковых вещех, их же нам на подобает и глаголати… Егда же ти приносится слово о вразех Христовых и отступницех православныя въры Христианския, о идолопоклонницех, – и ты глаголеши: нам судити не подобает никого, ни верна, ни не верна, но подобает молитися за них, в заточение не посылати. А ныне ты Митрополита и Епископове, и игуменов судищи; а чернец еси простой, якоже и вси мы иноцы». – Во втором письме, отвечая на извинения Германа в огорчении, причиненном вышеизложенным отзывом, Нил прибавляет: «сего ради к тебе жестоко пишу, поминая твоего духовнаго отца и своего непрелестнаго наставника (Иосифа?) и житие и подвизи и к Богу правую и истинную его веру, и не могый терпети не от тебе, но и от всех твоих советников, на сие шипевание устремившихся».

7) Архиепископ Ростовский Вассиан был брат Пр. Иосифа Волоколамскаго. Он управлял Епархиею Ростовскою с 1506 г. Генв. 18 д и скончался 28 Авг. 1516 г. Этим определяется и время описываемаго происшествия.

8) Не сговорил, т.е., переменил своего показания. Ниже: опомълся, т.е., положил опалу. – И меня греха доставил, т.е., и меня ввели в грех.

9) О судьбе Вассиана после собора Князь Курбский пишет: «блаженнаго Вассьяна, по плоти сродника своего изымав (В. Князь), заточити повелел и связанна святаго мужа, аки злодея, в прегорчайшую темницу, и подобным себе в злости презлым Осифлянам, в монастыре их отослал и скорою смертию уморити повелел. Они же яко лютости его скорые послушницы и во всех злых потаковницы, паче же еще и подражатели, умориши его вскоре»²⁴. Так как в разсматриваемом нами письме уже говорится и об опале Великаго Князя на Вассиана, и о смерти сего старца в Иосифовом монастыре; то отсюда можно сделать заключение о времени, когда оно писано.