Состояние Церкви в Африке в эпоху владычества вандалов

Пред вторжением вандалов в Африку, эта обширная область Римской империи разделялась на семь провинций и заключала в себе жителей вероятно до десяти миллионов. При тогдашнем упадке империи, угнетаемая чрезмерными податями и произволом римской администрации, ослабленная раздорами партий и общею подавленностью сословия сельских жителей, она не могла представить достаточного сопротивления воинственным варварам; пятьдесят тысяч вандалов, носивших оружие, в короткий промежуток времени овладели этою давнею житницею и лучшею, еще остававшеюся, областью Рима.

Вандалы – племя, однородное с готами¹, аланами и бургундами. От готских проповедников занесено к ним и христианство в конце IV века, вместе с ересью Apия. Что арианство нашло легкий доступ к этому народу (как и всем другим германским племенам), объясняется: а) ранним переводом св. писания на готский язык епископом Ульфилою, державшимся арианства; почему готское вероучение и проникло ко всем народам, состоявшим в тесных племенных или политических связях с готами; б) apианское понимание христианства более соответствовало грубому и простому рассудку тех народов, стоя на средине между господствовавшим дотоле многобожием и православным учением о единстве и единосущии Божием. Этого учения держались вандалы до конца своего политического существования, хотя упоминаются и некоторые православные между ними. Со второй половины 3-го века живя в Дакии, но берегам Мароша, – то как союзники, то как враги Римской империи, – вандалы, по приглашению своего земляка, Стиликона, двинулись в 406 году к берегам Рейна, как союзники империи, но тотчас по смерти Стиликона, оказавшись врагами ее, страшно опустошили южную Галлию и в октябре 409 года вступили в Испанию. С 418 года присоединились к вандалам, которые прочно утвердились в Бетике (позднейшей Андалузии), и остатки алан, спасшиеся от меча визиготов; к 422 году, после победы над соединенными силами римлян и визиготов, вандалы сделались могущественнейшим народом в Испании и часто делали вторжения в Тингитанскую провинцию Африки, отделенную от Испании узким проливом. Скоро представился им случай совершенно овладеть Африкою. Бонифаций, наместник Африки, возмутившись против империи в 427 году, искал помощи у вандалов; король Гейзерих спешил воспользоваться беспорядками и междоусобиями в столь близкой провинции и в мае 429 года со всем народом своим переправился туда через пролив. Хотя Бонифаций, тем временем примирившийся с империей, теперь и просьбами и обещаниями старался возвратить вандалов в Испанию, но это было напрасным делом; вандалы, смотря теперь на самого Бонифация, как на клятвопреступника, начали войну против всех римлян, т. е. и бывших приверженцев Бонифация, и остававшихся верными империи. Об опустошениях вандальских страшные рассказы находим у историков того времени. Так как по военной системе римлян, воспрещавшей постройку крепостей в провинциях, кроме мест, где находилось главное военное начальство, города не имели укреплений, а жители не знакомы были с употреблением оружия, то пришельцы нигде не встретили задержки или препятствий на своем походе. Мавритания первая подверглась нападению. Города, деревни и дачи погибли в пламени; жители частью погибли, частью обращены в рабство. Даже и те, которые спасались бегством, погибали от голода, лишений и болезней. Особенно духовенство терпело от жестокости варваров: все церкви и церковные здания были разрушаемы, священники, монахи и монахини умерщвлялись или обращались в рабство. Некоторые епископы письменно спрашивали Августина: следовать ли им за бегущими, или оставаться при своих церквах? Августин отвечал, что они должны оставаться при своих церквах и дозволять себе бегство в таком только случае, если вся паства ищет спасения в бегстве². Враги не щадили ни пола, ни возраста; от гниения бесчисленных трупов заражался воздух. Битва на границах Нумидии и Мавритании решилась не в пользу римлян, и Бонифаций должен был заключиться в нумидийском городе Иппон, где тогда епископствовал блаженный Августин; сюда же бежали многие жители из других мест. В июне 430 года вандалы явились под стенами города и осадили его (на третьем месяце осады, 28 августа, скончался бл. Августин). В тоже время легкие толпы варваров рассеялись по остальным провинциям и разорили столько открытых городов и селений, что еще при жизни блаженного Августина, по точным словам его жизнеописателя³, из многочисленных епископских кафедр только три спаслись от разорения – карфагенская, иппонская и циртская. Это могло бы казаться преувеличением, если бы мы не имели точного известия⁴, что в самое время осады Иппона умерщвлены вандалами: Папиниан, священник церкви витской, и Мансвет – церкви урицитской; но оба города находились не в Нумидии, или Мавритании, а первый – в Бизацене, второй в проконсульской провинции (Zeugitana, где и Карфаген). Конечно, эти города взяты были внезапно, а не после продолжительной осады. Мы не будем следить шаг за шагом успехи завоевателей; довольно сказать, что уже в Феврале 435 года по миру с имп. Валентинианом 3-м вандалы получили на тридцать лет для поселения ту часть Африки, которую они завоевали, т. е. Бизацену, часть провинции Зевгитанской (без Карфагена) и восточную часть Нумидии – земли, которые сделались главным средоточием вандальского могущества. Беспечность римлян дала Гейзериху возможность, без объявления войны, занять Карфаген в октябре 439 года и произвести там страшные неистовства; особенно не щадили дворян и духовных, которых не без основания считали носителями Римской цивилизации и приверженцами империи. По миру 442 года за римлянами остались только обе Мавритании с западною частью Нумидии, где главным городом была Цирта. Но в 455 году, тотчас по смерти имп. Валентиниана, вся Африка, от Кирены до Столпов Геркулесовых, очутилась во власти вандалов.

О жестокостях вандалов относительно церквей и монастырей, епископов и остального духовенства, при самом вторжении в Африку, мы уже упоминали; весьма наглядно представляет дело Виктор⁵, епископ Витский, близкий к тем временам и писавший свою «Историю гонений от вандалов» в 488 году. «Сколько тогда», говорит, «знаменитых епископов и славных священников погибло в различных муках, под пытками, чтобы выдали золото и сребро, свое или церковное? И когда вынуждаемые муками скоро отдавали то, что было, то истязатели вновь подвергали их пыткам, думая, что выдана часть, а не все; и чем более давалось, тем сильнее думали, что имелось гораздо больше. Иным, насильно открывая рот тычинами, запихивали гнилое сено в горло, чтобы допытаться денег; других мучили, выворачивая лицо и голени, так что жилы трещали; многих без милосердия насильно поили морскою водою, иных уксусом, масляным отстоем, разными жидкостями и другими подобными вещами. Не трогали свирепых ни слабость пола, ни знатность, ни священство; даже тем более ожесточались, чем больше достоинства усматривали в истязуемых». Когда Поссидий, епископ Каламский, со многими другими соседними епископами, бежал в Иппон, то застал Августина в тяжком горе о разразившихся несчастиях, так что святитель единственное утешение находил в молитве и слезах. «Слезы были ему хлебом день и ночь... Видел человек Божий разоренные города, а из жителей одних погибших от неприятельского меча, других разбежавшихся и расточившихся, церкви – лишенные священников и служителей, посвященных Богу дев и всяких подвижников – всюду рассеянных. Видел он, что между ними одни погибли в муках, другие нашли смерть от меча, а иные, попавши в плен и потерявши непорочность веры, души и тела, томятся в жестокой неволе у врагов. Прекратились в церквах гимны и славословия Богу; церковные здания в весьма многих местах пожраны пламенем; торжества в честь Божию престали, и Св. Таин или не просят, или нелегко обретают того, кто бы преподал их. Даже убегающие в покрытые лесами горы, в ущелья скал и пещеры, или в какие-нибудь укрепленные места – одни взяты и умерщвлены, другие погибли от голода и лишений. Самые епископы и клирики, которые как-нибудь, по милости Божией, или не встречались с врагами, или при встрече спасались, лишенные всего и наготующие, просят милостыни, и нельзя им всем доставить необходимого пособия»⁶.

Что православное духовенство при вторжении вандалов терпело от них истязания и муки, что церкви и монастыри были разрушаемы, что жители были умерщвляемы, или обращаемы в рабство, если не успевали бежать, можно объяснять, помимо apианской нетерпимости завоевателей, первою напряженностью неистовства пришельцев, кроме свойственной варварам алчности, руководившихся правилом истреблять врагов возможно больше, а остальных запугать; потому одинаковая почти участь выпадала на долю и духовенству, и мирянам. Но после прочного утверждения, по миру 435 года, в Бизацене, части Нумидии и Зевгитаны, арианская нетерпимость стала выразительнее в своих действиях. Проспер Аквитанский, в своей «Хронике» под 437 годом, говорит: «в Африке король вандальский Гензерик, желая в пределах своих владений заменить кафолическую веру арианским нечестием, некоторых наших епископов, из коих славнее Поссидий, Новат и Севериан, до того преследовал, что, лишивши их права на принадлежавшие им церкви, даже выгнал их из городов, когда постоянство их не уступило застращиваниям гордого короля». Гонение не ограничивалось только изгнаниями. В это же время Гейзерих вызвал из ссылки заточенных за исповедание веры четырех придворных, последовавших за ним из Испании – Аркадия, Проба, Пасхазия и Евтихиана, и когда они пребыли в вере непреклонными, после самых жестоких истязаний погубил различными родами смерти, по известию Проспера. Брат Евтихиана и Пасхазия, Павлил (Paulillus), за благонравие и остроумие весьма любимый королем, когда никакими угрозами не мог быть вынужден к отречению от православной веры и к принятию арианства, после жестокого бичевания был осужден на самое низкое рабство. Все это происходило, должно быть, в Иппоне Гетулийском (Hippo Regius), тогдашней вероятной резиденции Гейзериха, и в близлежащих местах.

Гораздо обширнее и последовательнее были гонения, начавшиеся после взятия Карфагена в ноябре 439 года. О самом взятии так говорит Проспер: «Когда Аэций (опекун Валентиниана 3-го) занят был делами галльскими, Гейзерих, на дружбу которого полагались, неожиданно вступил в Карфаген и овладел всеми его богатствами, подвергши граждан разным видам пыток. Не удержался и от разграбления церквей, кои лишились и священных сосудов, и священнослужения, и сделались жилищем его народа. Жестокий ко всем, он особенно свирепствовал против знатных и духовных (nobilitati et religioni infensus), так что нельзя было различить, – с Богом, или людьми воюет он». А Виктор Витский, несколько подробнее сказавши о разорении города, прибавляет: «большую церковь (ecclesiam majorem), где погребены тела святых мучениц Перпетуи и Фелицитаты⁷, церковь Целерины и мучеников сциллитанских⁸, и другие неразрушенные, по своей воле они присвоили своей вере». Тогда же Кводвультдеус (Qnodvultdeus), епископ Карфагенский, и большая часть клириков посажены были на попорченные суда и пущены на произвол ветров; они счастливо прибыли в город Неаполь, что в Кампании; всем же вообще епископам король велел оставить свои владения. Тогда многие собрались на берегу Максулийском, недалеко от Карфагена, питаясь именем Божиим и выжидая случая отправиться за море. Тут они решились попытаться испросить у короля милости и, встретивши его на прогулке, умоляли дозволить им остаться в его владениях для утешения подданных. Король, чрез посредника, с бешенством отвечал им: «я положил не оставлять ни одного из вас (de nomine et genere vestro)! Как же смеете просить об этом?» Он хотел тотчас же потопить их в море, но был удержан просьбами своих⁹. Потому епископы, не хотевшие оставить своих паств, совершали таинства в пещерах и укромных местах, и часто меняли свои убежища, чтоб не быть схваченными. Так как король обращал особенное внимание на истребление или изгнание епископов и дворянства, то многие из последних искали убежища не только в Италии, но и в греческих областях дальнего востока. Блаженный Феодорит, епископ Киррский (близ Евфрата), в письмах своих¹⁰ упоминает о сенаторе Целестиане, который, лишившись почестей и имений, великодушно сносит несчастие, постигшее его вместе с женою и детьми и слугами, и сделался усерднее в благочестии, о котором некогда небрег. В двух других письмах¹¹ препоручает вниманию и благотворительности восточных епископов – епископов неких, бежавших из Африки. И еще¹² упоминает о знатной девице Марии, дочери сановника Евдемона, которая попала в плен вместе с рабынею своею, и, проданная некоторым купцам, завезена в Сирию, в г. Кир, где находилась в рабстве вместе с тою рабынею своею, неизменно ей преданною. Некоторые военнослужащие, узнавши о ней, доставили ей свободу, выкупивши вместе с рабынею, а Феодорит поручил диаконам, заведовавшим экономическою частью Кирской Церкви, содержать ее на счет церкви. Чрез десять месяцев сделалось известным, что отец ее жив и занимает должность в западной империи; Феодорит дал ей письмо к Евстафию, епископу Эгскому (Aiγων, в Киликии), и просил его позаботиться о препровождении ее к отцу.

Впрочем нужно иметь в виду, что гонение на православное духовенство после упрочения вандалов в Африке вообще постигало те места, в которых, вандалы жили¹³ массами, т. е. преимущественно в карфагенской, или бывшей проконсульской провинции. Уже в 441 году, по словам Виктора Витского¹⁴, король «издал жестокие указы, чтобы среди вандалов наши не могли переводить духа (ut in medio Vandalorum nostri nullatenus respirarent) и не имели места для молитв и совершения таинств. Запрещено было епископам совершать таинство крещения (чтобы нуждающееся обращались к арианскому духовенству) и священства, или спорить о вере; во время самого богослужения вандалы вторгались в церкви, убивали клириков и Св. Тайны попирали ногами. Тела умерших запрещено было погребать с пением и торжественными проводами». Не было недостатка и в лживых доносах ариан на православное духовенство. Если кто, говорит Виктор, проповедуя народу, как обычно, упоминал о Фараоне, Навуходоносоре, Олоферне и другом ком подобном; тотчас обвиняли в оскорблении величества, будто тут подразумевается личность короля, и ссылали. Мы уже знаем, что многие церкви были разрушены, другие отданы apиaнам или обращены на мирское употребление. Всякие средства применялись, чтоб побудить православных к переходу в арианство: и насилие, и хитрость, и обольщение. Сочинитель книги «de promissionibus», писавший ее в Карфагене около 450 года, говорит: «теперь apиане многих обольщают или мирскою властью, или хитростью доводов, или воздержною жизнью, или какими-нибудь знамениями», разумеется, вымышленными. Внешним знаком перехода в арианство было вторичное принятие крещения от apианского священника.

Среди таких бедствий пастыри церкви не падали духом, не склонялись пред арианскою ересью, но заботились об охранении православных от разлива заблуждения. Многие епископы и письменно защищали православие и обличали арианство. Так, епископ Картенский (что в Мавритании) Виктор не только устно наставлял свою паству в церковных собеседованиях, как свидетельствуют его беседы (homiliae), упоминаемые Геннадием¹⁵, но и писаниями нравственного и вероучительного содержания назидал ее. В одной книге «О покаянии мытаря» излагал правила жизни для кающихся, а в другой «Против ариан» опровергал заблуждения арианского исповедания, – каковая книга даже представлена была арианами Гензерику. Той же провинции епископ Кастелланский Воконий, по словам Геннадия¹⁶, «писал против врагов церкви, иудеев и ариан; составил и прекрасную книгу о таинствах». К этому же времени, именно к 440 году, относится и сочинение Цереала (Cerealis), епископа Кастельского (Castelli Ripensis), против Максимина, арианского епископа¹⁷. Повод к написанию виден из начальных слов книги¹⁸. «Когда Цереал, Кастельский епископ святой кафолической веры, пришел в Карфаген, то слух о том дошел до короля, так как он епископствовал в соседстве с городами, кои по Божию наказанию выгорели. И когда нарочно для того назначенные спрашивали у него, справедливо ли то, что разнесла молва, то подошел Максимин, арианский епископ, и говорит епископу Цереалу: видите, что производят грехи ваши? За то и оставил вас Бог. Цереал: от чего ж нас оставил, а не вас, которые губите христианские души и не храните истинной веры? Максимин: если вы содержите истинную веру, то я предложу тебе вопросы о вашей вере, и, если содержишь истинную веру, представь на каждое предложение два или три свидетельства из писания. Цереал: не два или три, а много свидетельств приведу». Максимин тотчас дал ему двадцать предложений, на которые Цереал ответил в 20-ти главах. Первое предложение было о равенстве Бога Сына с Богом Отцем, второе о равночестности лиц Пресв. Троицы, третье – о послании Сына Отцем, четвертое – каким образом Отец прославляет Сына, пятое – о всемогуществе Сына, и т. д. На все эти предложения ответствовано многочисленными свидетельствами писания, с правильным и точным разумением их. К этому же времени, по всей вероятности, относятся – сочинение Урсина монаха¹⁹ «о неповторяемости крещения» (de baptismo non iterando) и книга некоего «давно в Неаполе живущего» против арианского диакона Варимада, писанная в то время, когда apиане хвалились могуществом своих королей²⁰.

Между тем и в областях, еще не подчиненных вандалами, при общей тревоге и отсутствии надзора со стороны Карфагенского епископа (потому что Карфаген был во власти вандалов, епископ удален), состояние церковных дел было печальное. Папа римский, св. Лев, узнав от уполномоченных Нумидии и Мавритании Ситифенской²¹ о таком положении вещей, счел нужным отправить туда епископа Потенция для точнейшего дознания. В Мавритании Цезарской нашел он некоторых епископов недостойных своего сана, священство униженным, законы церковные в пренебрежении и распущенность нравов. Узнавши об этом, папа, нисколько не медля, послал строгую увещательную грамоту²² ко всем епископам Мавритании Цезарской и отправил туда епископа Давида, известного заслугами и непорочностью жизни, который и грамоту должен был передать, и заняться упорядочением тамошних церковных дел. В грамоте говорится, между прочим: «когда между вами так усилились прихотливость мирян и происки честолюбцев, что не только миряне (т. е. без предварительного прохождения низших должностей в клир), но и двоеженцы и женатые на вдовах производятся в священники; то не существуют ли осязательные поводы к строжайшему очищению церквей, в которых допущено это, чтобы надлежащее наказание постигло не только священников таких, но и рукоположителей их? Но пред нами с одной стороны кротость милосердия, с другой – строгость правосудия. И поскольку все пути Господни – милость и истина (Пс.24:10), то мы, по снисхождению апостольского престола, так смягчаем свой приговор, что, взвесивши тяжесть проступков, которые имеют неодинаковую важность, некоторые признаем терпимыми, а другие считаем требующими совершенного устранения. Тем, кои или вступили во второй брак, или женились на вдовах, ни апостольские правила, ни законы гражданские не позволяют принимать священство; тем более человека, который, как нам донесено и если вы удостоверитесь в том, разом имеет двух жен, или такого, который, будучи оставлен своею женою, взял другую, мы определяем лишить чести (священства). А прочим, коих производство тем только заслуживает порицания, что из мирян взяты на епископство, но невиновны в том, что имеют жен, дозволяем сохранять принятое священство, – впрочем не в предосуждение постановлениям апостольского престола и определениям наших предшественников и нашим, которыми с полезною целью узаконено, чтобы каждый мирянин проходил первую, вторую и третью степень в церкви (какие бы одобрения о себе ни имел) прежде, чем достигнет этой почести (епископской). Теперь мы допускаем извинение сему, но впредь не останется без наказания тот, кто дерзнет на воспрещаемое нами». Далее, желая и в Африке сделать обязательным 6-е правило Сардикийского Собора о непоставлении епископов по селам и небольшим городам, которое там вообще не было соблюдаемо, говорит: «что касается достоинства священства, то мы желаем исполнения канонов, чтобы епископы не были посвящаемы в места без разбору и во всякие укрепления, и туда, где их прежде не было, потому что где народу немного и собрания небольшие, достаточно службы пресвитеров; а епископскому управлению надлежит быть в многолюдстве и знатнейших (frequentioribus, куда больше собираются или съезжаются) городах, чтобы высшее священство, как и определения святых отцов воспретили, не давалось в небольшие деревни (viculis) и имения (possessionibus), а также в незнатные и пустынные муниципии (приписные города), чтобы честь, коей должно быть отдаваемо преимущество, не теряла уважения чрез самую многочисленность свою. На этот случай в своем диоцезе и жаловался епископ Реститут и основательно требовал, чтобы, если епископы тех мест, в которые их не должно ставить, умирают, самые места возвращать власти тех, коим они прежде принадлежали». Кроме Реститута, и другой епископ, по имени Лупицин, аппеллировал в Риме на незаконное лишение престола другими епископами, чтобы только дать место угодному им человеку. Папа принял его в церковное общение и требовал восстановления его на кафедру. О четырех других епископах, по различию дел их, дал следующие определения. «Донату салицинскому, из новациан²³ обратившемуся с своею паствою, как сведали мы, желаем оставить предстоятельство с тем, чтобы он прислал к нам исповедание веры своей, в котором бы и осудил новацианское заблуждение и вполне исповедал истину православия. Равно и Максима, из мирянина поставленного хотя не без укоризны, если только он уже не донатист²⁴ и чужд раскольнических уклонений, не лишаем епископского достоинства, каким бы образом он ни получил его, с тем, чтобы и он сам письменно нам заявил себя православным. Об Аггаре и Тибериане, которых дело тем отличается от прочих, посвященных из мирян, что по поводу их посвящения последовали жестокие смуты и буйства, предоставляем суждение вам». Затем постановляет о возникающих в Африке спорных церковных делах доносить в Рим, «чтобы правильно и разумно определенное по обычаю церковному скреплялось и моим решением». – Из этой длинной выписки усматриваем, что папа полновластно распоряжался в африканских церквах; конечно бедственное положение страны требовало теперь энергического вмешательства высших властей.

Мы уже сказали выше, что вся Римская Африка подпала власти вандалов в 455 году, когда и самый Рим был ими разграблен²⁵. Но еще за год до этого события, по ходатайству императора Валентиниана, король позволил Карфагенским христианам избрать себе епископа и вместе с тем возвратил им несколько церквей с правом свободного отправления богослужения. Первое их торжественное собрание было в церкви св. Фавста, 8-го ноября, в воскресенье, когда соседними епископами был рукоположен в епископа Карфагена пресвитер Деограций (Deogratias), муж великой добродетели. Когда из взятого (в июле 455 года) и опустошенного Рима и других мест Италии прибыли в Карфаген корабли с добычею и пленниками, которых вандалы делили между собою и продавали, то все православные приняли участие в них, а преимущественно Деограций. «Тотчас», говорит Виктор²⁶, «позаботился боголюбезный муж распродать все церковные сосуды золотые и серебряные и выкупить свободных из варварского порабощения, чтобы и брачные связи не расторгались, и дети возвращены были родителям. И поскольку никакое место недостаточно было для помещения толикого множества, то он назначил для них две обширные церкви, Фавста и Novarum, снабдивши кроватями и подстилками, и определил выдавать ежедневно всякому нужное. И поскольку от непривычки к путешествию на кораблях и жестокости обращения в плену оказалось между ними не мало больных, то блаженный пастырь, подобно нежной кормилице, чрез короткие промежутки, обходил их с врачами, последуемый припасами, чтобы, после того как ощупают пульс, в его присутствии давалось кому что нужно было. И в часы ночи не освобождал себя от сего дела милосердия, но наведывался ко всякой койке, осведомляясь, как кто чувствует себя. Так он предался этой заботливости, что не щадил ни утомленных членов, ни преклонной уже старости».

Между тем apианские епископы не переставали возбуждать подозрительность короля против православных епископов и указывали ему на ревностнейших из них, как на опаснейших. Поэтому в 457 году сосланы были: примас Мавритании Цезарской Кресцент Аквенский, из Трипольской области Винцент Сабратский и Кресконий Оэнский, из Бизаценской Евстратий Суфетский, из проконсульской – Урбан Гирбенский и Габетдеус Тевдальский²⁷; умышляли и против Деограция, но «думаю» говорит Виктор²⁸, «что Бог, прозирая козни врагов, скоро избавил птичку свою от ястребов» (cito passerem suum de manibus accipitrum voluit liberare). Деограций скончался в январе 458 года, и скоро вышел от короля указ, которым не только карфагенянам, но и всем православным Зевгитанской или проконсульской провинции воспрещалось ставить епископов на место умерших. Наглость ариан доходила до того, что когда теми днями прибыл в Карфаген некоторый епископ Фома, достопочтенный старец, то они публично иссекли лицо его прутьями, что он приняв не в бесчестие, а во славу, радовался о Господе. Далее, тогда еще находились в Зевгитанской провинции сто шестьдесят четыре²⁹ епископа; но к 487 году, когда Виктор писал свою «Историю», по причине смерти прочих и незамещения их другими, оставались только три (Винкентий Гиггенский, Павел Синнарийский и Квинтиниан Урцийский), которые, впрочем, окончили жизнь вдали от своих церквей. Что из римских жителей Африки многие добровольно оставляли отечество, угнетаемое apианами, видно из ответа папы Льва на запросы Рустика, епископа Нарбоннского (в Галлии), как поступать с теми, кои приходят из Африки (Карфагенской провинции) и Мавритании, и не знают, в какой секте³⁰ они крещены? Папа³¹ отвечал: «не то не знают, крещены-ли они, а высказывают неведение о вере крестивших их. Посему, каким бы образом ни совершен был обряд (forma) Крещения, они не должны быть крещаемы (вторично); а должны быть присоединяемы к православным (catholicis) чрез возложение руки, с призыванием благодати Духа Святого, которой не могли они получить от еретиков». Отсюда открывается и то, что при неустройствах и разорениях, и при гонениях на православное духовенство, еретики легко вторгались в православные приходы, и многие не могли дать себе отчета, православные-ли у них пастыри?

Были в это время, говорит Виктор, многие мученики, а еще больше исповедников; но ни подвиги их, ни имена не дошли до нас, кроме немногих, о коих пишет тот же Виктор. Так, один вандальский полковник (ductor ordinum millenarius) четырех своих рабов и рабыню, по имени Максиму, подвергал страшным истязаниям для того, чтобы заставить их принять арианство и перекреститься. Наконец он подарил их родственнику короля, – и по королевскому решению Максима отпущена была в монастырь, где жила еще при Викторе, а остальные исповедники отправлены в пустыню, в неволю к Капсуру, мавританскому начальнику племени, подвластному вандалам, который предоставил им достаточно свободы, так что они сделались проповедниками Евангелия между тамошними маврами-язычниками и многих обратили к Христу. Недоставало только священника для совершения таинств и устройства церкви. Посему они отправили уполномоченных с поручением достигнуть какого-нибудь города православного, живущего по римским обычаям, и просить тамошнего епископа назначить к новосозидаемой церкви пресвитера и клириков. Посольство воротилось с успехом, и Церковь возрастала со дня на день. Когда начальник племени донес об этом Гейзериху, то этот не только велел казнить их, но и определил род смерти, именно: со связанными ногами они влачимы были по тернистым местам лесов, доколе не предали духа своего Богу. Это было в 459 году, когда Гейзериху предстояла война с Майорианом, западно-римским императором, и он строго следил за своими православными подданными. Но, и счастливо отразивши римский флот, Гейзерих не давал покоя своим подданным, разжигаемый особенно apианскими епископами. И вот в 460 году послал он некоего Прокула в Зевгитанскую провинцию принудить священников выдать священные сосуды и священные книги, чтобы, говорит Виктор³², сперва обезоружить, и тем легче потом взять в плен. Когда священники отзывались, что они не могут этого сделать, то Прокул и сопровождавшие его насильно все похищали и из церковных облачений делали себе рубахи и шаровары. Впрочем, Прокул скоро погиб в бешенстве; но оставались другие враги церкви Божией. Некий епископ Валериан, отказавшийся выдать священные вещи, был, по повелению короля, изгнан из своего города (Аббензы) с тем, чтоб никто не принимал его в свой дом, ни терпел на своем поле. Восьмидесятилетний старец долго лежал на большой дороге, где его посетил и наш Виктор. Не перечисляя тут других примеров жестокости, скажем только, что в 464 году, когда пришла в Карфаген весть о поражении вандалов в Сицилии комесом Марцеллином, Гейзерих велел заключить православные церкви в Карфагене, а священников и клириков (потому что епископа не было) разослать по разным местам. Тогда же два вандала, присоединившиеся к православной церкви, испытали тяжкие муки. Вообще в продолжение царствования Гейзериха православные, особенно Зевгитанской провинции, не имели покоя; находившиеся на службе при королевском доме часто привлекаемы были ласкою или угрозами к переходу в арианство; сама Евдокия, жена сына Гейзериха и дочь Валентиниана 3-го, была принуждаема к перемене веры и наконец в 472 году, после 16-ти летнего замужества, счастливо убежала с одною рабынею на восток и последние годы своей жизни провела в Иерусалиме³³.

Только к концу своей жизни Гейзерих сделался благосклоннее к православным. При заключении мира с имп. Зеноном в 475 году, король без выкупа освободил всех пленных империи, доставшихся ему и его сыновьям, велел открыть православные церкви в Карфагене и возвратить священников и прочих клириков³⁴.

Гейзериху († февр. 477) наследовал сын его Гунерик. В начале его царствования христиане ободрились духом и обещали себе возвращение лучших времен; новый король на первых порах слишком занят был преследованием своих родственников и знатных вандалов, коих имениями хотел овладеть или просто подозревал в холодности себе. Многие погибли от меча, иные на кострах. Последний род казни постигал особенно манихеев, коих не мало открылось и между духовенством вандальским. В 479 году, по ходатайству имп. Зенона и свояченицы своей Плакидии³⁵, он позволил карфагенянам избрать себе епископа, но только с условиями, кои не обещали доброго. В королевском манифесте, который прочитан был сановником в церкви, при собрании народа, заключалось следующее: «Государь наш велел объявить вам. Поскольку император Зенон и благороднейшая (nobilissima) Плакидия написали нам чрез Александра, именитого мужа, прося, чтобы Карфагенская Церковь вашей веры имела собственного епископа, то он повелел сему быть, и отписал им и посланникам их велел объявить, что, как они просили, вы поставите себе епископа, какого захочете – под тем условием, что епископы нашей веры в Константинополе и других восточных провинциях будут иметь полную свободу в церквах своих, совершать богослужение и говорить проповеди на каких хотят языках, подобно тому, как вы здесь и в других церквах провинций Африки имеете полную свободу совершать богослужение и проповедовать, и исполнять требования закона вашего по своей воле. Но если это же не будет дозволено им, то как епископ, который будет поставлен, так и клирики и другие епископы со своими клириками, какие есть в африканских провинциях, будут сосланы к маврам». При чтении манифеста присутствовали и несколько епископов, в том числе Виктор Витский рассказывающий это. Они сильно встревожились, выслушавши прочитанное, и сказали сановнику: «если так, то при таких опасных условиях для церкви сей не находка иметь епископа. Пусть управляет ею Христос, который удостаивал всегда править ею». Но и сановник не принял заявления епископов, и народ, мало помышляя о будущем, так сильно желал иметь епископа, что волею-неволею уступили ему. На кафедру карфагенскую, после двадцатилетнего перерыва в преемстве ее предстоятелей, возведен был Евгений, муж святой жизни.

Действительно, скоро начались прицепки к православным. Apианские епископы и сам патриарх их Кирилл (Cyrilas) преследовали Евгения клеветами и внушали королю, чтобы ему запрещено было сидеть на кафедре и говорить поучения народу, чтобы, далее, он не пускал в церковь мужчин и женщин, одетых по-вандальски. «Тотчас сообщено было Евгению королевское повеление – не пускать в церковь тех, кои приходят в одеждах вандальских, тогда как и из вандалов некоторые были православные, и из карфагенских римлян служившие при дворе, усвоили себе одежду варваров³⁶. Евгений благородно отвечал: «дом Божий открыт для всех; никто не может выгонять входящих». Когда об этом донесено было королю, то этот, хотя пощадил Евгения, не желая разрыва с имп. Зеноном, но измыслил жестокое наказание для тех, кои в вандальской одежде ходили в православную церковь. На пороге церковном велел он поставить палачей, которые, завидя мужчину или женщину в одежде вандальской, набрасывали им на голову небольшие зубчатые палочки и, навертевши волосы и сильно нажавши, вместе с волосами сдирали и кожу с головы. Некоторые тут же теряли зрение, а другие и умирали; женщины после такой пытки еще водимы были по улицам с бесчестием». Но, замечает Виктор³⁷, из пострадавших так и никто не уклонился от правого пути. Тогда Гунерик сперва лишил своих придворных православной веры денежного жалованья и выдачи съестных припасов³⁸; а когда и этим не отвратил их от веры предков, то многих благородных и нежно-воспитанных отправил на поля близ Утики жать хлеб. Впрочем, все это еще было легко сравнительно с тем, что далее последовало. Между православными ходили рассказы о предзнаменованиях чего-то худшего. Некто видел во сне церковь Фавста, блистающую обычною красотою, освещенную свечами и лампадами; и вдруг все погасло, распространился смрад и какие-то эфиопы выгнали священников из церкви. Видевший рассказал это епископу Евгению в присутствии и других, между коими был и Виктор, который и записал видение. Квинтиан, еп. Ларенский, видел себя стоящим на некой горе, с которой смотрел, на бесчисленное множество овец; среди стада сильно кипели два котла. Резники резали овец и бросали их в котлы, доколе все стадо не пало под ударами их. Павел, еп. Сикки, видел дерево высокое и ветвистое; тень его покрывала почти всю Африку, и вдруг явился бешеный осел и со страшным ревом повалил дерево на землю³⁹. Настроение всех было самое тревожное, – и бедствия не замедлили. В 482 году король строжайше приказал всем придворным своим или принять арианство, или оставить двор. Но едва они воротились в свои дома, как были выгнаны из них, лишены всего и сосланы в Сицилию и Сардинию. Затем он объявил себя единственным наследником всех умирающих епископов и повелел, чтобы вновь избранный в епископы прежде своего посвящения взносил в королевскую казну пятьсот солидов. Но это распоряжение не понравилось арианским епископам; опасаясь, чтобы восточные императоры не приняли такой же меры в отношении к их единоверцам на востоке, они убедили короля отменить его. Тогда король, чтоб обвинить епископов и клириков православных в распущенности нравов, велел арианским повивальным бабкам освидетельствовать православных дев, посвятивших себя Богу; но не смотря на все хитрости и истязания, не мог уличить клир в растленной жизни. Все-таки король продолжал свои жестокости и в первой половине 483 года велел сослать в пустыни, к маврам, четыре тысячи девятьсот семьдесят шесть православных (епископов, пресвитеров, диаконов и мирян), которые испытали на пути невообразимые трудности, лишения и истязания, попали в неволю самую жестокую, но не изменили православию⁴⁰. Вслед затем, когда в праздник Вознесения, 19-го мая, епископ Евгений совершал богослужение при стечении народа, и в присутствии находившегося тогда в Карфагене Регина, посла имп. Зенона, ему вручен был указ королевский, которого экземпляры уже разосланы были по всему государству, с надписью: «Гунерик, король вандалов и аланов, всем епископам единосущникам» (omousianis). Евгений принял указ и при общей тревоге велел прочесть его, «Не раз», говорилось там, «а многократно воспрещаемо было священникам вашим делать собрания (т. е. совершать богослужение) в участках вандальских⁴¹, чтобы своим обольщением не развращали душ христианских. Теперь открыто, что многие, пренебрегая этим, в противность запрещению, совершают богослужение (missas) в участках вандальских, утверждая, что они хранят непорочное правило⁴² истинной христианской веры. И поскольку мы не хочем, чтобы в провинциях, нам от Бога данных, происходили соблазны, то знайте, что по Божию промыслу (Dei providentia), с согласия святых епископов наших, мы постановили всем вам, не извиняясь страхом, прибыть в Карфаген ко дню февральских календ, имеющих наступить⁴³, чтобы войти в состязание об основательности веры с достопочтенными епископами нашими и подтвердить веру единосущников, которую защищаете, божественными писаниями; чрез то может быть дознано, чистую ли веру содержите. Список сего эдикта мы отправили ко всем епископам твоим по всей Африке. Дан в 14 календу июньскую, в седьмой год царствования Гунерика». Можно представить, как все онемели от изумления и смущения; ибо очевидно было, что выражение короля о нежелании соблазна в провинциях равносильно было другому: мы не желаем, чтобы в наших владениях были православные.

По окончании богослужения, Евгений посоветовался с находившимися на лицо епископами⁴⁴, что делать? Общим голосом положили письменно просить короля дозволить пригласить и заморских епископов на имеющее быть состязание, так как дело касается всех православных. Но король отклонил это; все-таки Евгений известил папу Феликса о бедственном положении церкви. Папа просил защиты у императора Зенона⁴⁵; но посол императорский Регин ни в чем не успел. Даже король нарочно велел подвергать православных истязаниям в виду его; а к концу года некоторых образованнейших епископов Бизаценской провинции, обвинивши в преступлениях, после жестокого бичевания сослал. Кроме того издал указ, чтобы никто не принимал пищи вместе с православными, – вероятно в порыве самообольщения думая исполнить апостольский совет: (1Кор.5:11).

Настал день, назначенный для исследования в вере; в Карфагене собрались епископы со всего королевства, даже с островов, подчиненных вандалам⁴⁶. Король разузнавал, кто из них способнейшие и образованнейшие, и по доносам ариан некоторых заключил в темницу, а Лета (Laetus), епископа Нептийского, велел публично сжечь на костре. Запугавши таким образом, как ожидалось, остальных, велел явиться им в указанное место. Православные, а их было около пятисот⁴⁷, избрали из среды себя десять, коим поручили говорить от лица всех. Среди залы стояла возвышенная кафедра, на которой воссел арианский патриарх Кирилл. Короля не было в собрании. Нотарий короля начал так: патриарх Кирилл сказал; но православные перебили его вопросом: «пусть скажут нам, с чьего дозволения Кирилл присвоил себе этот титул»? Тогда ариане закричали солдатам, чтоб они выгнали палками присутствовавших тут православных мирян, что и было исполнено. Пропустивши спор о титуле, православные полномочные сказали Кириллу: «предлагай, что намерен предложить». И он ответил: «не знаю по-латыни»; но те, не стерпя наглой лжи, возразили: «мы всегда знали, что ты хорошо говорил, по-латыни; теперь не должен уклоняться, особенно потому, что сам причиною этого пожара». Но Кирилл не захотел говорить, и православные удовольствовались тем, что ясно изложили исповедание своей веры о Св. Троице и Боге Сыне и подтвердили свое учение свидетельствами писания, каковое исповедание прочли на соборе и хотели представить королю. Ариане не допустили, возбудивши спор, о названии «кафолики», которым, именовали себя православные. Собрание распущено, ничего не сделавши. Король и ожидал этого, потому что заранее составил указ, который теперь и обнародовал. Тут говорилось, что поскольку «единосущники» пренебрегли королевскою милостью и на соборе показали упорство и возмутительный дух, то их церкви должны быть заключены дотоле, пока не прекратится упорство; таким образом 7-го февраля были заключены все православные храмы. 18-го февраля православные епископы представили таки королю письменное исповедание, но еще более ожесточили его. 24-го февраля вышел указ, которым давался православным срок до 1-го июня для перехода в арианство; а если они останутся при своей вере, то к ним должны быть применяемы законы, изданные некогда императорами относительно противников их (т. е. донатистов, ариан и др.), чтобы, то есть, не имели они закрытых собраний (clande stinos conventus) нигде, и ни в каком углу молитвенного здания; чтоб не имели права ставить епископа или принимать кого в клир, ни завещания делать, ни наследовать, ни принимать даренного или отказанного по духовной; все священнические книги (служебники, codices sacerdotum) должны быть сжигаемы под угрозою наказания. В заключение говорилось: «истинным же чтителям величия Божия, то есть нашим священникам, все церкви помянутого клира со всеми их принадлежностями постановляем отдать». Собравшиеся в Карфагене епископы, лишенные вдруг всего, были выгнаны за городские ворота и запрещено было давать им пищу или иное пособие, под угрозою сожжения. Тут им предложено было дать клятву, что они признают сына Гунерикова законным преемником своего отца⁴⁸ и не будут вести переписки с заморскими землями, т. е. Италией и Востоком. Многие епископы изъявили готовность дать требуемую клятву без всякого раздумья, а другие (осмотрительнейшие, astutiores – по выражению Виктора) оправдывали свой отказ запрещением Христа не клясться вовсе (Mф.5:34). После этого объявлено было первым решение короля: «так как вы готовы были поклясться, в противность Евангельской заповеди, то король повелел, чтоб вы никогда не видели церквей своих, а были сосланы и получили земли для возделывания на правах колонов, с тем впрочем, чтоб вы ни пели (свящ. песней), ни совершали богослужения, ни имели в руках книг для чтения, ни крестили, ни рукополагали, ни воссоединяли кого-либо». А вторым: «поскольку не желаете воцарения сына государя нашего и потому не захотели дать клятвы, то велено сослать вас на остров Корсику для рубки дерев на корабли государевы». Таково было окончание собора, затеянного арианами!

Евгений Карфагенский был сослан в город Тамаллену, на крайнем пределе провинции Бизаценской другим назначены иные места, и некоторым повелено возделывать поля вблизи тех городов, где они прежде епископствовали⁴⁹, чтобы увеличить скорбь их. Всех разосланных по Африке было триста два; а в Корсику отправлено сорок шесть; спаслись бегством двадцать восемь, и умерло, не достигши определенных мест ссылки, восемьдесят восемь. Ни один из них не отрекся от православия; все явились мужественными исповедниками, и во главе их Евгений, который даже и письменно защищал дело церкви. По известию Геннадия⁵⁰, уже на пути в ссылку добрый пастырь написал овцам своим послание о сохранении веры и единого крещения; описал и свои прения с арианскими епископами и переслал их Гунерику чрез майордома его, как равно и просьбу (preces) о даровании покоя христианам.

Но что могло смягчить жестокость деспота? Еще епископы не были отправлены из Карфагена, как король разослал в провинции чиновников и палачей, которые облили кровию жилища православных, не щадя ни пола, ни возраста, принуждая всех к переходу в арианство. Непреклонных в Вере сжигали, вешали, отрезывали руки им, разрезывали живот, а многим гражданам города Типасы (в Мавритании Цезарской), которые не успели бежать на судах в Испанию, когда услышали о приближении арианскоro епископа, были урезаны языки⁵¹. По свидетельству современников⁵², многие из них получили от Бога способность говорить и без языка; сам Виктор Витский упоминает об одном из них, иподиаконе Репарате, который потом жил в Константинополе, пользуясь покровительством императрицы Ариадны, супруги Зенона⁵³. Еще жесточе поступаемо было с теми вандалами, которые исповедовали православную веру. Памятником жестокости долго еще после того служило в Карфагене множество калек: «тут», говорит Виктор, «наткнешься на одних без рук, других без очей, иных без ног, тех без носа и ушей; у того от чрезмерной пытки вывихнуты плечи, а у другого голова ушла между плеч». В то время явился в Карфаген новый посол императора, Ураций, с целью ходатайствовать о снисхождении к православным; но король нарочно велел палачам делать истязания на тех улицах и площадях, чрез кои посол имел ехать ко двору. В числе прочих исповедников приобрели особенную известность двенадцать мальчиков-чтецов и певцов под управлением некоего Тевкария; когда этот сделался отступником, они пребыли тверды в вере и шли за другими клириками в ссылку. Насильно взятые (потому что были vocalissimi, доброгласны) и возвращенные в Карфаген, они ни ласками, ни угрозами, ни бичеванием не могли быть вынуждены к переходу в арианство и еще много лет после составляли богоугодный лик певцов, уважаемый всеми карфагенянами. Что касается монастырей, мужских и женских, то король все их отдал на волю мавров⁵⁴: монахи и монахини частью увлечены в ссылку, частью сами бежали и скитались там и сям. Из последних семь, жившие в некоем монастыре Бизаценской провинции близ города Капсы под настоятельством Капсийского епископа, схвачены на пути, подвергнуты пыткам и наконец, по распоряжению короля, обезглавлены, так как не захотели быть отступниками.

Все это происходило в Карфагене в месяцах Июне и Июле; но и в других местах арианские епископы изливали свою ярость на исповедников православия. Особенно два из них, испытали на себе жестокость Антония арианина. Антоний был арианским епископом Тамаллены, куда сослан был Евгений, и держал Евгения в тесном сыром помещении – в наготе, голоде и холоде; во время болезни насильно поил его уксусом, чтоб усилить его мучения. Но милость Божия даровала болящему здравие, сверх всякого чаяния. А относительно Габетдеуса, в том же округе поселенного, Антоний дозволил себе следующую выходку. После неоднократной похвальбы пред своими, что сделает Габетдеуса арианином, он неожиданно со своими служителями схватил его, велел связать руки и ноги, завязать рот, и сам окропил тело его водою, в знак арианского крещения. Потом развязал, назвал братом и поздравил с приобретением. Но мужественный воин Христов сказал ему: «нечестивый Антоний, тогда бывает самоосуждение к смерти, когда есть согласие воли. Я, непреклонный в своей вере, часто исповедал словами, во что верю и уверовал, и громко защищал то. Но и после того, как ты связал меня и заключил уста, я в судебной зале (in praetorio) сердца составил засвидетельствованную ангелами запись о насилии мне и послал своему императору на рассмотрение». Так как, между тем, ложные слухи могли повредить доброму имени его и других сосланных, Габетдеус осмелился явиться в Карфаген и самому Гунерику подал жалобу, где говорил, между прочим: «что еще делаете с поверженными? Что ежедневно сражаетесь с теми, коих сослали? Вы отняли имущество, лишили церквей, отечества, домов. Осталась только душа, но и ту хотите взять в неволю. Позвольте по крайней мере со зверьми жить тем, коих извергли из общества человеческого». Король отпустил его на свое место, но ариане не убавили своего изуверства. Вандалы подстерегали путников на дорогах и приводили к своим епископам для перекрещивания; другие вторгались в дома и насильно перекрещивали больных и детей, а оказывавших сопротивление родителей и родственников ссылали или подвергали истязаниям. От того многие бежали в пустыни и за море; но находились и отступники, даже между духовенством⁵⁵.

Страдания христиан еще усилены были общим бедствием, постигшим Африку; во время, когда ариане обратили бдительность на истребление православия, а православные то находились в постоянной тревоге, то скитались добровольно, спасаясь от арианских миссионеров, то влачились в ссылку, мало хлопотали о полях, и при случившемся бездождии старая житница Италии⁵⁶ подверглась голоду и моровой язве. Многие жители бежали и некоторые города долго после того оставались в запустении; даже из мавров некоторые переселились в Сардинию, где долго еще потомки их были непримиримыми врагами христиан⁵⁷.

К счастью для православных, Гунерик скончался от скоротечной болезни в том же (484) году, 11-го декабря; преемником его сделался, согласно постановлению Гейзериха, племянник его Гунтамунд, а не сын, для которого подготовлял он корону всякими жестокостями. Гунтамунд, сам терпевший от подозрительности своего предместника и видевший гибель многих родных своих, с первых дней правления оказал снисхождение к православным, хотя отнятое у них возвращал не вдруг, а постепенно; конечно он опасался возбудить неудовольствие ариан. Он тотчас вызвал из ссылки всех православных и обещал им покой; в числе возвратившихся был и Евгений Карфагенский, но Кафедральная Церковь была отдана ему уже на третьем году правления Гунтамундова, в 487 году⁵⁸. В этом же году папа Феликс прислал Евгению грамоту, в которой, между прочим, излагал правила принятия отпадших в Церковь. На десятом году своего царствования, именно 10 го августа 494 года, король возвратил православным все отнятые у них церкви и монастыри. В одном из последних полагает начало подвижнической своей жизни и св. Фульгенций, впоследствии знаменитый епископ Руспийский.

Гунтамунду наследовал (21 сент. 496) брат его, Тразамунд, человек не без образования и усердный арианин. В его довольно продолжительное царствование были применяемы разные способы подавления православной веры; король следовал примерам отчасти Юлиана, отчасти Диоклетиана. Не одобрял он снисходительности Гунтамунда, отвращался и жестокости Гунерика, но желал всех подданных своих сделать арианами. Почести и подарки доставались тем, кои переходили в арианство; а непреклонных постигало презрение или невнимание короля. И величайшим преступникам прощались вины, коль скоро они отказывались от Никейского Символа веры⁵⁹. Намеренно заводил король разговоры о вере, предлагал тонкие и запутанные вопросы, чтобы отвечающих поставить в трудное или смешное положение, и наконец объявлял, что все доводы и заключения православных не удовлетворяют его, что только арианское воззрение решает все трудности⁶⁰. Впрочем не пренебрегал и мерами строгости, и в 498-м году, по настоянию арианского патриарха Кирилла, выславши епископа Карфагенского Евгения из королевства⁶¹, издал указ, воспрещавший православным избирать епископов на место выбывших или умерших. От того к 507 году оставалось так мало православных епископов в Африке, что остальные, радея о благе церкви, общим советом на соборе, под председательством, Виктора, примаса Бизацены. положили и без королевского позволения тайно посвятить епископов на праздные кафедры. Решение это быстро исполнено было: многие пресвитеры и диаконы против собственной воли получили епископство. Но ариане скоро узнали о том. Когда донесено было королю, то он велел представить Виктора в Карфаген, и вслед затем сослал в Сардинию как его, так и других сто двадцать епископов, в том числе более шестидесяти было из Бизацены⁶²; кроме сего, много духовенства сослано было в разное время. Папа Симмах, сведав о бедственном положении сосланных как в Сардинии, так и в самой Африке, послал им деньги и одежды, присовокупив и послание, всех увещевая и ободряя к терпению. Но из этого же послания видно, что из православных бывали и отступники.

В числе сосланных 509 года был, и Фульгенций, епископ Руспийский. Он вместе с двумя другими епископами устроил монастырь близ Кальяри, приютивший монахов и клириков, последовавших за ним. «Кто», говорит жизнеописатель его, «достойно восхвалит сию обитель? Для кальярцев она была оракулом. Сюда приходил сокрушенный принять врачевство утешения. Здесь между ссорящимися заключались верные условия мира и согласия; желающие слушать исправнейшее чтение и пение находили в ней полное назидание. Знатные мужи готовы были, если б было возможно, каждый день слушать беседы блаженного Фульгенция»⁶³.

Фульгенций писал много в опровержение ариан, и в утверждение африканцев в вере, и его писаниями православные поражали арианских ревнителей. Тразамунд, человек начитанный⁶⁴ и любивший богословские споры (но не истину), вызвал его (в 515 году) в Карфаген и тотчас по прибытии его велел ему отдать некие арианские писания с поручением написать ответ на них. Фульгенций выполнил поручение с такою мудростью и умеренностью, что заслужил одобрение от него самого. Свобода, предоставленная Фульгенцию, послужила к пользе Церкви Карфагенской: «иных, уже перекрещенных, научал он оплакивать свое заблуждение и воссоединял; других увещевал не губить душ своих из-за земных выгод, и уже близких к гибели так трогал ласковыми речами, что, ради его благожелательства, они стыдились исполнить задуманное зло и скоро раскаивались. Другие, подкрепившись речами его и солью учения, обличали ариан со всяким дерзновением»⁶⁵. По новому запросу короля, он написал еще три книги о предметах веры. Арианские епископы были недовольны снисходительностью короля, потому что видели усиление православия и ослабление ереси. Вследствие неоднократных настояний их, Тразамунд, уже дряхлевший от старости, согласился в 517 году опять сослать Фульгенция в Сардинию.

Тразамунд умер 26-го мая 523 года; преемником ему был Гильдерик, сын Гунерика и Евдокии, дочери имп. Валентиниана. Хотя Тразамунд на смертном одре умолял его не возвращать православным ни отнятых у них церквей, ни прав, но Гильдерик, еще прежде торжественного вступления на престол, велел открыть заключенные церкви, возвратил из ссылки епископов и священников и позволил карфагенянам избрать себе епископа, как равно и по всему королевству православным иметь епископов на место умерших. В силу этого карфагеняне избрали себе епископом Бонифация, который еще прежде, чем прибыли находившиеся вне Африки, посвящен был теми епископами, кои до сего терпели ссылку внутри ее. Церкви, потерпевшие так много чрез преследования и долгое отсутствие многих епископов, нуждались в приличных мерах для уврачевания зла, и во многих местах⁶⁶ происходили провинциальные соборы; а в 525 году был в Карфагене собор и всех африканских епископов, – присутствовало около 60-ти епископов. Конечно, немногие только не явились на собор; и такое сравнительно с прежними временами ограниченное число служит признаком значительной убыли самого народонаселения Африки в этой эпохе. Сколько известно, на этом соборе отцы занимались обозначением епархиальных границ, восстановлением епархий и определением старшинства между епископами; тут же подтвердили право самоуправления монастырского⁶⁷. Памятниками пастырской ревности и деятельности в это время, а равно и просвещения между православными в Африке, служат сочинения Фульгенция и письменные труды других лиц. Диакон Карфагенский, Фулъгенций Ферранд, около 528 года составил «Сокращение церковных канонов» (Breviatio canonum ecclesiasticorum) и позднее описал жизнь св. Фульгенция, которого учеником был и соучастником в ссылке; Факунда епископа Гермианского известны ученые труды, относящиеся к последующему времени; Примазий, епископ Адруметский, писал толкования на послания апостола Павла⁶⁸. Авторитет церкви африканской весьма уважался и за пределами Африки. Так областной собор Нарбонской Галлии, происходивший в г. Вазионе 529 года, ссылался, между прочим, и на пример этой церкви. Пятое определение его говорит: «поскольку не только в апостольской кафедре, но и на всем востоке, по всей Африке и Италии, по причине коварства еретиков, которые богохульствуют, что Сын Божий не со вечен Отцу, а начал бытие во времени, во всех заключениях (in omnibus clausulis) после «слава» говорится: «как было в начале»; то и мы постановляем говорить так во всех наших церквях». То есть, славословие малое пелось и читалось так: «слава, как было в начале, Отцу и Сыну и Св. Духу». Прибавка сделана на основании мест Св. Писания: (Ин1:1; 17:5). К сему же времени относится составление известного ныне⁶⁹ «Календаря Церкви Карфагенской»; самый поздний святой, внесенный в него, есть Евгений, епископ Карфагенский († 505 года). В этом календаре не встречается праздников в честь пр. Богородицы и некоторых святых» самой Африки. Можно думать, что в календаре карфагенском означены только святые, память которых повсеместно чтилась в Африке; ибо из творений Августина знаем например, что в Иппоне ежегодно праздновалась память Феогена, епископа Иппонского, и других с ним пострадавших мучеников († 259 года), а также и Леонтия, о которых однако не упоминается в карфагенском календаре.

Бросая за сим⁷⁰ последний взгляд на состояние православной церкви в Африке в эпоху владычества вандалов, естественно спросить о причинах гонений ее от ариан. Эти причины двоякого рода: именно, частью религиозно-церковные, частью политические. К первым принадлежат: 1) ненависть, которую чувствует всякий грубый человек к людям иных убеждений; 2) самая несостоятельность (внутренняя) ереси, от чего приходилось ее защищать и распространять внешним насилием, а не путем науки и предания; 3) враждебность усиливалась еще раздражением на Римское законодательство, по которому единоверцы вандалов, ариане, подвергались стеснениям и ограничениям как в церковной, так и в гражданской жизни. Посему, напр., Гунерик, чрез четыре года по вступлении своем на престол, позволил, по ходатайству императора Зенона, карфагенянам избрать епископа только под условием, чтобы в Восточно-Римской империи позволено было арианским епископам проповедовать и совершать богослужение на каком угодно языке. 4) К сему нужно присовокупить и то обстоятельство, что арианство, дотоле неполноправное в Африке, терпимое под самыми стеснительными условиями, приняло вместе с вандалами господственное положение на счет подчиненных православных, утверждалось посему и распространялось путем хищения и преследования. Уже при завоевании Карфагена Гейзерих отдал лучшие церкви арианскому духовенству и обогатил его имениями изгнанных⁷¹ дворян (nobilium); а Гунерик отдал ему все церкви и имения православного духовенства. Поэтому арианские епископы, с целью распространения своей веры, ставились и в такие города, где жили одни православные⁷²

Что касается политических поводов, то вандалы хорошо знали, что большие землевладельцы, все сплошь православные, и духовенство наиболее теряли при их господстве, составляли могучую опору римской власти и охотно желали бы свержения ига ариан и возвращения под власть православных государей; политика и вера в те времена состояли в тесной связи. Продолжавшиеся и по завоевании сношения с епископами Римской империи, с папою и с самим императором, которые всегда смотрели на вандалов, как на похитителей, естественно усиливали подозрительность правительства, тем более, что бежавшие из Африки епископы всегда находили хороший прием в Риме, Константинополе и всюду в империи. Что и это бралось в рассчет королями вандальскими, доказывают примеры Гейзериха и Гунерика. О первом известно, что в 453 году он сослал Феликса, еп. Адруметского, вследствие доноса, что у него скрывается некий монах Иоанн, подосланный из Италии в качестве шпиона⁷³; а другой, о чем мы уже говорили, требовал от православных епископов клятвы в том, что не будут вести переписки с провинциями империи. Наконец короли сильно заботились о сохранении национальности своего народа, малочисленного сравнительно с пространством покоренных земель и количеством побежденных; а основными чертами национальности были язык и вера. Посему они, расселивши свой народ преимущественно в Бизацене, старались вытеснить отсюда латинскую народность, и преследования касались преимущественно этой провинции; строго было воспрещено православному духовенству иметь церковные собрания in sortibus vandalorum, чтобы не колебать убеждений арианских. С другой стороны, та же малочисленность побуждала искать приумножения на счет латинян путем убеждений, житейских выгод и наконец преследований; латинянин, ставши арианином, делался вандалом, как некогда русский в западных областях, с принятием католичества, становился поляком. Но уже одна сравнительно большая цивилизованность латинской в Африке народности не допускала латинян в значительном числе отрекаться от нее в пользу вандальства.

Следствия такого совместного существования двух народностей и вер в течение ста лет были самые вредные: для вандалов – ослабление и гибель, а для Африки – обезлюдение, разорение и одичание.

Архимандрит Арсений