Глава III. Антиохия и миссионерство апостола Павла 

Иудеи-эллинисты. – Образование христианской общины в Антиохии. – Путешествие Савла и Варнавы в горные области Малой Азии. – Положение обращенных язычников: внутренние распри. – Ап. Павел в Македонии, Греции и Ефесе. – Его возвращение в Иерусалим. – Его положение в кругу христиан из евреев. – Его послания; его заключение под стражу.

В среде первобытного христианства самым преданным традиции, самым консервативным с еврейской точки зрения элементом были новообращенные из палестинских иудеев, говорившие на арамейском языке и потому совершенно недоступные внешним влияниям. Но встречались, и даже в самом Иерусалиме, евреи-выходцы из других стран, евреи по происхождению и по вере, но не по языку и месту рождения. Они были родом из еврейских колоний, давно уже осевших в греческих странах. В них сказывалось влияние среды, столь отличной от святого города. Несмотря на их привязанность к национальным преданиям и религиозным обрядам своей первоначальной родины, они слишком близко соприкасались с греческим миром, чтобы не сделаться хоть немного доступными взглядам, отличным от их собственных. С первых же дней часть их, жившая в Иерусалиме, примкнула к апостолам. Когда гонение рассеяло на время Иерусалимскую общину, некоторые из этих обращенных перенесли евангельскую проповедь в города финикийского побережья, на остров Кипр и в Антиохию. Среди уроженцев Кипра и Киренаики¹⁷ нашлись даже такие, которые отваживались проповедовать Евангелие антиохийским «эллинам», т. е. людям, которые, как ни были расположены к Богу Израиля, все-таки не принадлежали к обрезанным. Многие из них обратились, и таким образом возникло ядро антиохийской церкви, которая вскоре сделалась как бы вторым центром развития христианства и особенно евангельской проповеди.

Антиохийская церковь была организована Варнавой: кипрянин родом, он был одним из самых ранних и ревностных учеников первого призыва. Иерусалимская община, встревоженная сперва этим наплывом язычников, послала его в Антиохию с поручением уладить дело. Это был удачный выбор. У Варнавы было достаточно широты ума, чтобы понять положение и предвидеть будущность новой общины. Он привлек себе в сотрудники Савла, новообращенного гонителя, который незадолго пред тем вернулся к себе на родину в Тарс. Благодаря им, число верных возросло очень быстро. Именно в Антиохии ученики Иисуса впервые получили название христиан, т. е. последователей Мессии, или Христа¹⁸.

Отсюда было предпринято первое далекое путешествие с целью проповеди. Это дело тоже было поручено Савлу и Варнаве. Они отправились сперва на остров Кипр и прошли его весь от Саламина до Пафа, где проконсул Серий Павел, пораженный их чудесами, принял христианство. Оттуда они проехали в Малую Азию и провели долгое время в странствованиях по разным местечкам Памфилии, Писидии и Ликаонии. Они останавливались в городах, где были еврейские колонии, являлись в субботу в синагогу и начинали там свою проповедь. Последняя никогда не имела большого успеха у настоящих иудеев, но прозелиты, «люди, боящиеся Бога», т. е. язычники, более или менее признававшие иудейское единобожие, воспринимали ее охотнее. Среди них совершилось много обращений и даже среди язычников в собственном смысл, когда апостольская проповедь, изгнанная из синагоги, обратилась к ним непосредственно. По прошествии четырех или пяти лет проповедники возвратились в Антиохию; во всех городах, где они побывали, были основаны небольшие христианские общины, обособленные от общин еврейских, и отданные под руководство ими же поставленных старейшин, пресвитеров.

Савл, называвшийся теперь уже Павлом, и его спутник Варнава были радушно встречены церковью. Вызванные их проповедью обращения, а главное успехи, достигнутые ими среди язычников, конечно, возбудили величайший интерес. Однако они остро ставили вопрос, который вероятно уже поднимался, в особенности в антиохийской церкви: на каких условиях следовало принимать этих новообращенных из язычества, или из среды иудейских прозелитов? Нужно ли было требовать от них исполнения всех религиозных обрядов, обязательных для кровных иудеев, и главное подвергать их обрезанию? Были люди, которые не разделяли этого мнения, и в особенности сами проповедники. Но неуклонное соблюдение закона нашло также многочисленных и влиятельных сторонников. Возникла распря, которую решили представить на суд апостолов и «старейшин» в Иерусалим. Из Антиохии была отправлена в святой город депутация, в которой приняли участие Павел и Варнава. Сперва им пришлось бороться с решительным противодействием, что и понятно было в такой среде. Однако лица, стоявшие во главе церкви, в особенности Петр, Иоанн и Иаков, «брат Господень», стали на сторону их мнения и дали ему перевес. По-видимому исходной точкой послужила та мысль, что как в иудействе прозелиты всюду встречались рядом с кровными иудеями, причем и те, и другие допускались в синагоги, так же точно и христианские церкви могли состоять из двух разрядов верных, равно принятых в лоно христианства, но неодинаково стоящих к иудейству. Об этом решении было сообщено антиохийской церкви в письме, которое отвезли ей два члена иерусалимской церкви: Иуда Варсава и Сила.

Казалось, все было улажено, но на деле было далеко не так. Потерпев поражение в принципиальном споре, иудейские ревнители строгого соблюдения закона обратились к второстепенному. Им не удалось помешать проповеди среди язычников и принять их в общину, – тогда они попытались отвести им в ней особое место. Одним из пунктов, на котором проявлялась во всей сил еврейская щепетильность, был вопрос о трапезе. Израильтянам старого закала претило вкушать пищу с необрезанными язычниками. Это было чрезвычайно важно для дела, так как главное, в чем выражалась религиозная жизнь христианской общины, была как раз общая трапеза. Раз верные одной общины не могли есть вместе, исчезало общение, разрушалось единство. При таких взглядах образовалось бы не христианское братство, а религиозное общество, размежеванное на два слоя, как это было впоследствии в манихейской секте.

В Иерусалиме, где среда вся была еврейская, не чувствовали опасности. Дальновидный Павел приходил в отчаяние от того, что даже в Антиохии обрезанные обособлялись от необрезанных. Когда Петр прибыл в сирийскую столицу, Павел вначале склонил его на свою сторону и убедил принять участие в трапезе с необрезанными христианами. Но иудейская партия следила за главой апостолов. Из Иерусалима явились посланцы от Иакова, или выдававшие себя за таковых, и заставили его переменить свой образ действия. Его пример побудил многих изменить свое поведение: сам Варнава разошелся с товарищем своих апостольских трудов. Но Павел не сдался. Он открыто выступил против великого столпа церкви и в довольно резких выражениях упрекал его в непоследовательности.

Трудно сказать, каков был непосредственный местный исход этого столкновения. Несомненно одно, что взгляды Павла одержали в конце концов победу в строе христианского общества. Это было неизбежно. Обращенные из иудеев всюду, кроме Палестины, были и все больше оказывались в меньшинстве. Распространение христианства, получившее первый толчок от них, шло помимо них.

Павел посвятил остаток своей жизни на то, чтобы добиться этого результата. Он вскоре вновь отправился в Малую Азии уже не в сопровождении Варнавы, с которым был в несколько натянутых отношениях по случаю недавнего столкновения и по другим причинам¹⁹, а Силы, видного Иерусалимского христианина, проникшегося, очевидно, его воззрениями. Проходя Ликаонию, он привлек драгоценного сотрудника, Тимофея, у которого отец был «эллин», а мать еврейка. Он обрезал его, так как умел подчиняться требованиям обстоятельств и не хотел создавать себе ненужных затруднений. Фригией и Галатией он добрался до порта Троады в Мизии и оттуда переехал в Македонию; затем он пробыл некоторое время в Филиппах, Фессалониках и других местах, морем достиг Афин, где пробыл недолго, и остановился наконец в Коринфе, где прожил 18 месяцев (53–54 гг.). Таково было его так называемое второе миссионерское путешествие. Оттуда он направился морем в Ефес, где пробыл очень недолго, и через Кесарию Палестинскую возвратился в Антиохию.

Он недолго здесь оставался и вскоре предпринял свое третье путешествие. Пересекая Малую Азию с востока на запад, он прибыл в Ефес, где и поселился на три года (55–57 г.). Там он встретил двух старых римских христиан, Акилу и Прискиллу, у которых он уже останавливался в Коринфе во время своего предыдущего путешествия. По-видимому, Акила с женой не занимались проповедью. Однако, еще до прибытия Павла им случилось беседовать с одним александрийским иудеем, Аполлосом, который проповедовал Евангелие, но не знал другого крещения, кроме Иоаннова. У него были ученики, которые под влиянием Павла образовали первоначальное ядро ефесской церкви. Эта последняя стала развиваться, благодаря проповеди сперва в синагоге, а затем и в других местах. В это время не только Ефес, но и многие другие местности провинции Азии²⁰ услышали проповедь Евангелия. Наконец, апостол решил еще раз вернуться в Сирию, но предварительно хотел повидать свои христианские общины в Македонии и Ахайе²¹. Он перезимовал (57–58 г.) в Коринфе и следующей весной, проехав еще раз по Македонии и по побережью Азии, он наконец отплыл в Финикию и Палестину. К празднику Пятидесятницы (58 г.) он прибыл в Иерусалим²².

Павел возвращался в колыбель христианства после многих лет, потраченных на евангельскую проповедь в отдаленных странах, куда никто не проникал раньше его. Он усеял прочными и живучими общинами большую часть Малой Азии, Македонии и Ахайи. Благодаря ему в больших городах – Ефесе, Фессалониках, Коринфе и многих других – возникли свои церкви, исполненные веры, любви и одушевления. Легко догадаться, чего ему стоил такой результат; и сам он упоминает об этом в одном из своих посланий²³, где он перечисляет наряду с тягостями путешествия – голодом, жаждой, нападением разбойников и кораблекрушением, – последствия своих столкновений с различными властями: бичевание, побивание камнями, избиение палками. В лице его апостол уже соединялся с мучеником. Никто столько не поработал, не перенес таких страданий за общую веру. Он нес матери церквей в Иерусалиме выражение преданности новых общин и большую милостыню, как знак их почтительной любви. Однако он вовсе не был уверен в том приеме, какой он встретит, и опасения, как оказалось вскоре, были вполне основательны.

Дух исключительности, на который десять лет тому назад натолкнулись вселенские стремления Павла, мог быть побежден в Антиохии; в Иерусалиме дело обстояло совершенно иначе. Апостолы давно покинули святой город. Все люди, сколько-нибудь способные здесь к воспринятию более широких идей, по-видимому, последовали за ними, перебрались в Антиохию или занялись проповедью, стали миссионерами. Оставшись одни, старые консерваторы могли только еще больше укрепиться в своем направлении. Во главе их стоял Иаков «брат Господень», который еще во время пребывания апостолов пользовался большим уважением и управлял вместе с ними местной церковью. Это был человек общепризнанной святости, глубоко верующий, но очень привязанный к иудейским обычаям и нерасположенный делать уступки насчет их обязательности. В кругу его единомышленников смелые новшества Павла были скорее терпимы, чем признаны. Отсюда шли те влияния, которые на минуту разъединили антиохийскую общину и вызвали столкновение между Петром и Павлом. Отсюда же отправлялись по следам Павла в Малую Азию и Грецию разные агенты, которые пытались вернуть к чистому иудейству язычников или прозелитов, обращенных Павлом, и принудить их к обрезанию; а чтобы достигнуть этого, они старались подорвать личный авторитета апостола язычников.

В силу своих примирительных тенденций автор книги Деяний очень бегло упоминает об этих столкновениях и кризисах. Но к тому времени, о котором идет теперь речь, шесть посланий ап. Павла были уже в обращении. Они точнее передают события. В двух посланиях к фессалоникийцам, писанных из Коринфа во время первого пребывания апостола в этом городе, еще ничего не говорится о противодействии со стороны ревнителей иудейства. Павел изливает свою душу перед излюбленными учениками; он напоминает им об испытаниях, которые им пришлось перенести со стороны евреев во дни первой проповеди Евангелия. Эти испытания не кончились: нужно уметь переносить их с кротостью. Он с радостью приветствует поведение и настроение фессалоникийцев, он гордится ими. Они охвачены ожиданием скорого пришествия Господа: апостол отвечает на их вопросы и старается их успокоить.

За этой идиллической перепиской следуют послания к коринфянам. Оба они свидетельствуют о каком-то несогласии, происшедшем между апостолом и его новообращенными. Последние подали ему своим поведением не один повод к жалобе, но что его еще больше огорчает, так это то, что среди них образовалось несколько школ, и что его авторитет подвергается сомнению. После него иные проповедники побывали в Коринфе. Они обнаружили более совершенное знание, чем он, но ведь он должен был ограничиваться начатками. Другие представили верительные письма, в которых выхвалялись имена и авторитет великих апостолов, в сравнении с которыми Павел был, по их словам, лишь второразрядный миссионер. Из всего этого возникло разделение коринфской церкви: есть в ней партии апостола, партия Павла; иные ссылаются на Петра, а другие на самого Христа.

Однако в этих посланиях нет еще ничего такого, откуда можно бы было заключить, что соперники апостола распространили в Коринфе юдаистические тенденции. Тон, которым он говорит об обрезании и об идоложертвенном²⁴, скорее заставляет думать, что Павел с этой стороны чувствовал себя совершенно спокойным.

Не то в Галатии. В этой стране, где Павел проповедовал уже в свое первое путешествие и где был с тех пор два раза, было несколько христианских общин, которые имели полное основание считать его своим руководителем по преимуществу. Туда явились проповедники от иудействующих христиан; они объявили им, что Павел – апостол сомнительный, и что их спасение может быть обеспечено только обрезанием. Добродушные галаты дали себя убедить и обрезать. При этом известии Павел поспешил написать им пламенное послание, где его негодование на неосмысленность учеников боролось в нем с отеческой нежностью, которую он продолжал к ним питать. Павел не отличался терпеливым характером: иудействующим сильно достается в Послании к галатам.

Мысли, которые он изливает здесь довольно возбужденно в виду этих обстоятельств, повторяются в спокойном рассуждении Послания к римлянам²⁵. Оно было написано в Коринфе зимой, предшествовавшей возвращению Павла в Иерусалим.

Язычники и иудеи, все – грешники, одни под законом, другие вне закона. Иудеи не имеют иных преимуществ перед язычниками, как то, что состоят хранителями слова Божия. Спасение, оправдание, т. е. примирение с Богом, дается только верой. Это завет, положенный со времен Авраама.

Грех царствует от Адама, а грехом смерть. Таким же образом чрез Иисуса Христа, нового Адама, дается благодать, которая живит. Закон Моисеев, издревле бессильный, скорее созданный на то, чтобы вводить людей в грех, чем оправдывать их, теперь отменен и заменен законом Христовым, законом свободы, который состоит единственно только в обязанности следовать Христу.

Это богословское учение устраняет сразу все моисеево законодательство, отрицает не только его обязательность, но даже пользу. Закон ни к чему не служит, нет пользы быть иудеем. Здесь ап. Павел наталкивается сразу на существенный вопрос, каково теперь положение Израиля? Вопреки своему национальному чувству, еще очень сильному, апостол, но колеблясь, объявляет, что роль Израиля кончена или скорей прервана. Бог, разгневанный его неверием, отвратился от него; ныне обетование дается язычникам. Израиль подобен отломленной масличной ветви, на место ее привито язычество. Впрочем, придет время, когда остатки народа Божия получать свою долю наследства.

Это воззвание, обращенное к римским христианам и сейчас же переданное в другие христианские церкви, вероятно, попало в Иерусалим до прибытия туда Павла. С точки зрения его врагов оно было вероотступничеством²⁶; он отвергал все: Закон, обрезание, иудейский образ жизни, достоинство народа Божия. Легко представить себе, какой прием ждал его в святом городе. Национальное чувство было в эту минуту очень возбуждено. Управление жадных и грубых прокураторов все более восстановляло против империи этот непокорный народ. Священническое сословие, бывшее не в силах справиться с фанатизмом зелотов, чувствовало, что его авторитет падает; с трудом сдерживаемое возмущение бурлило непрерывно вокруг храма, восстание назревало. Разумеется, ученики Христовы, поглощенные своими собственными чаяниями, не увлекались в эти крайности; но как могли они сохранить сдержанность в этой яростно бушующей среде?

Встреченный друзьями, Павел посетил Иакова на другой день по приезде. Он нашел там совет старейшин в сборе, рассказал им о своих апостольских путешествиях, об основанных им церквах, и несомненно передал при этом деньги, собранные в пользу родоначальной церкви. Когда он кончил, его сперва поздравили, затем обратили его внимание на большое число обращенных иудеев²⁷, на их необыкновенную преданность Закону и на дурную славу, какой он сам пользовался среди них. Чтобы рассеять эти слухи, было только одно средство, именно – дать разительное доказательство, что его оклеветали и что он остался верным исполнителем Закона.

Павел, который ставил себе за правило быть всем ради всех, решился на такой исход. Вместе с четырьмя верными, давшими обет назарейства, он обрил себе голову, подвергся вместе с ними очищениям по всем правилам обряда и совершил с ними в самом храме ряд особых благочестивых упражнений; последние должны были продолжаться семь дней и закончиться жертвоприношением. Автор Послания к римлянам, так решительно распростившийся с моисеевым законом, опять почувствовал всю тяжесть его на своих непокорных плечах.

Испытание близилось к концу, и Бог весть, что произошло бы, когда Павел вновь очутился бы перед теми, по требованию которых он подвергся ему, как вдруг события приняли неожиданный оборот. Если на Павла косо смотрели зелоты-христиане, то легко представить себе, какие чувства питали к нему зелоты, оставшиеся иудеями. Эти последние, увидев его в храме, подняли бурю. Ему угрожала смерть, но начальник римского гарнизона взял его под стражу, оградил от ярости фанатиков и для большей безопасности отправил его в Кесарию к прокуратору Феликсу. Там на него принесли формальную жалобу главари иудейского священнического сословия, но безуспешно. В конце концов, по его заявлению о своем римском гражданств и о праве предстать перед судом самого императора, его отправили в Рим, продержав два года в Кесарии.

Таким образом Павел избежал внутренних смут и стал в положение защитника общей веры. Как Иисус, он был обвинен перед римскими властями своими же соотечественниками-евреями.

Эти последние, впрочем, пылали равной ненавистью ко всем христианам. Сам Иаков, иудействующий Иаков, глава иудействующей церкви, почувствовал на себе ее силу. В 62 г. первосвященник Анна-младший, воспользовавшись смертью прокуратора Феста, привлек его вместе с несколькими другими христианами на суд синедриона, как нарушителя Закона, и приговорил его к казни – побиению камнями, что и было приведено в исполнение.

Воспользуемся этой минутой вынужденного перерыва внутренних несогласий, чтобы дать себе отчет, каковы были с точки зрения христиан отношения между древней еврейской религией и новым элементом, внесенным в нее Евангелием.