Недостатки современного церковно-религиозного воспитания и причины, их породившие¹

Призванные лестным для нас поручением совета Киевского общества распространения религиозно-нравственного просвещения в духе православной церкви занять внимание просвещённого собрания, мы решаемся избрать предметом нашей настоящей беседы вопрос, который близко соприкасаемся с областью наших специальных научных занятии, подходит к программе тех задач, какие преследует общество религиозно-нравственного просвещения, и который должен быть важен и дорог каждому истинному сыну церкви православной, – вопрос о недостатках в нашем современном обществе церковно-религиозного воспитания и о причинах, их породивших.

Все мы, православные христиане, считаем себя членами одной общей семьи, одного единого союза, возглавляемого Христом Спасителем нашим, – церкви православной, которая, как известно каждому, живет и управляется канонами и уставами, выработанными для неё боговдохновенными апостолами и богомудрыми отцами и учителями церкви. Знание одних и повиновение другим составляют непременный долг и священную обязанность каждого члена этого союза. Но это только в теории, а на практике, как увидим сейчас, дело у нас обстоит несколько иначе.

Если бы кто поведал нам, например, о том, что среди нас находятся личности, состоящие на службе государственной, общественной и частной и в то же время не знающие законов и уставов тех коллегиальных учреждений, в которых они служат, то мы или отказались бы верить этим рассказам, или же прямо признали таких людей бесполезными деятелями. Но то, что в жизни обыкновенной кажется маловероятным и даже просто невозможным, в членах того святого общества, которое именуется Церковью Православной, нам, к глубокому сожалению, приходится наблюдать довольно часто, и, что особенно печально, что аномальное явление весьма немногих из нас волнует и вызывает на серьёзные размышления.

Много ли, в самом деле, в современном нашем обществе людей веры православной не только среднего сословия, но даже из, так называемой, интеллигенции (а к ней по преимуществу направляется наша настоящая речь) найдется таких лиц, которые могут похвалиться знанием канонов и уставов той церкви, к которой они принадлежат? Много ли из нас таких, которые могут о себе сказать, что они видели своими глазами наше «Οκο Церковное»², «Канон»³ нашей церкви, «Типикон» или «Устав Церковный»⁴, до мелочей регулирующий всю жизнь члена церкви православной, и интересовались серьезно его содержанием?

Внимательному наблюдателю над жизнью современного русского общества, знакомому с Уставом церкви православной, приходится констатировать такой печальный факт, что это общество не только не знает Церковного Устава и не интересуется его содержанием, но иногда живет и действует в разрез с его предписаниями, руководясь иными уставами и преданиями, ничего общего с Церковным Уставом не имеющими. Чтобы иллюстрировать нашу мысль укажем на явление повсегодное в религиозной жизни всего юго-западного края, которое особенно поражает уроженца внутренней России. Мы говорим о навечериях великих праздников Рождества Христова и Богоявления, приводимых современными православными христианами этого края не согласно с предписаниями нашего Церковного Устава. О пище в навечерие Рождества Христова наш Устав дает такое предписание⁵: «и входим в трапезу и едим варение с елеем, рыбы же не едим. Вино же пьем благодаряще Бога». Если случится навечерие в субботу или в воскресение, то, по предписанию Типикона, «входим в трапезу и едим совершенно (т. е. полный постный обед), рыбы же не едим, но с древяномаслием, и сочиво обварено пли кутью с медом: испиваем же и вина в славу Божию, в неимущих же странах пьем пиво» (Типик. М. 1885 л. 171 об., 172). Еще строже относительно пищи выражается Церковный Устав, когда говорит о навечерии поста накануне Богоявления. «И входим в трапезу и едим с древяномаслием, испиваем же вина. Сыра же и подобных ему и рыб, замечаетУстав, никакоже дерзнем ясти, возбранено бо есть божественными правилы» (там же, л. 191).

Но такие требования высказывает Церковный Устав, жизнь же современная дает нам картину из года в год одну и ту же. Всюду, во всех семьях, где и доселе еще держится различие дней праздничных и скоромных от дней будничных и постных, в дни названных навечерий, придутся ли они в средине недели, или в субботу и воскресенье, безразлично соблюдается пост, в канун Рождества «до звезды», а в канун Богоявления «до святой воды», но потом во всех домах, от хижины бедняка до палат вельмож и богачей, затепливается перед иконою свеча воску ярого, и все члены семьи, со всеми домочадцами и сожителями, усаживаются за трапезу, обильную разнообразных, запрещенных Уставом, рыбных яств и всевозможных питий. «Сочиво обварено» или «кутья с медом» и непременный «взвар» из сушеных фруктов – это лишь аксессуары богатой, истинно праздничной, трапезы, ничем не напоминающей сотрапрзникам ни о посте, ни о том, до чего, по Уставу, «никако же дерзнем», «возбранено бо есть божественными правилы». Ужин этот, именуемый на языке народном «щедрою или сытою кутьёю», ничем обыкновенно не разнится от ужина в канун Богоявления, почему-то называемого в просторечье «голодной кутьёю». Неудивительно поэтому, что приходские храмы нашего святого града в кануны этих величайших христианских праздников обречены на поразительное отсутствие молящихся, которые после «щедрой», а особенно после «голодной» кутьи, под впечатлением веселых дней святочного времени, не спешат в храмы на вечернее богослужение, а остаются у радушных устроителей этих трапез и проводят время далеко не по христиански...

В каком поразительном противоречии с требованиями Церковного Устава и постоянным призывом нашей матери церкви – «чистою любовью священнейшее время святого поста воспринять» (9 песнь канона понедельника сырной недели), «весело постом и молитвою предочищающеся» (5 песнь из канона пятницы сырной недели), – мы проводим настоящие спасительные дни св. поста – это очевидно всякому, и здесь всякие иллюстрации, в виде примеров, совершенно излишни.

В жизни общественной, как известно, считается первым и элементарным требованием, чтобы появляющиеся в публичных собраниях имели на себе приличный костюм, приходили бы в более или менее определенное время, а главное, вели бы себя чинно и прилично. Нарушение принятых в свете правил относительно костюма, образа поведения, тишины, порядка, громкие разговоры, чрезмерно игривый смех – все это строго осуждается принятым этикетом, и нарушители всего этого считаются людьми неблаговоспитанными, невеждами, и силою иногда удаляются из мест общественных собрании.

Храм Божий – место повседневного публичного собрания христиан для молитвы – в этом отношении представляет почему-то исключение. Сюда, вопреки требованию Церковного Устава являться в одежде «простой», «немятежной» (не бьющей на эффект и оригинальность) и «неукрашенной» (т.е. без роскошных перьев и дивных птиц) (Типик. гл. 39), молящиеся в наше время позволяют себе являться во всевозможного рода костюмах: здесь можно встретить и самые поразительные новости сезона и жалкое грязное рубище, едва прикрывающее человеческую наготу.

Несмотря на установленные церковью звон к богослужению, трезвон и благовест к «Достойно», молящиеся в своих посещениях храма Божия часто не сообразуются с этими призывами к богослужению, но появляются здесь, когда им заблагорассудится, упуская из виду, что неблаговременное появление их в храме Божием не только не принесёт нравственной пользы им самим, но причинить беспокойство и даже вред другим богомольцам, раньше их занявшим место в храме и успевшим сосредоточиться на молитве... Запоздалый богомолец, игнорируя 30 главу Церковного Устава, воспрещающую – «ниже исходити кому, или входити, дóндеже поставлено будет чтение», входит в храм, переполненный богомольцами, когда ему вздумается, причем не останавливается у входа в храм но, надеясь на привилегии своего пола, силу мускулов или внешние служебные отличия, протискивается самым бесцеремонным образом вперед, давя ноги стоящих богомольцев, наступая на коленопреклоненных и толкая в спину и бока сосредоточенных на молитве богомольцев...

Посетители храмов, не выпуская из рук своих «жезлов», по выражению Церковного Устава, а на языке нашего времени – тросточек и зонтиков, в положенное, по Уставу, время (Типик. гл. 26), стоят не благочинно, рассеянно, переминаясь с ноги на ногу, озираясь по сторонам, подпевая фальшивым голосом и иногда с искажением текста церковных песнопений, через что «вечной муке повинны суть, яко не повинуются святых отец преданию и правилам», возбраняющим «бесчинный вопль поющих в церкви». «Такоже и прилагаяй к церковному пению не приятен естъ» (Типик. гл. 28).

Чаще всего посетители храмов без всякого стеснения проводят время в разговорах и при том о предметах мирских и суетных, не смущаясь тем, что происходит в храме перед их глазами. Относительно, напр., чтения шестопсалмия на утрени Церковный Устав дает молящимся такие наставления⁶: «и не имать кто власти шепты творити, ниже плюнути или хракнути, но паче внимати от псаломщика глаголемым, руце имуще согбены к персем, главы же преклонены, и очи имуще долу (т.е. опущенными вниз), сердечныма очима зряще к востоксшъ, молящеся о гресех наших, поминающе смерть, и будущую муку, и жизнь вечную» (Типик. гл. 9 и л. 407). Для того, чтобы молящиеся имели возможность сосредоточиться лучше над читаемым, Устав предписывает тушить свечи в храме и не делать даже поклонов, при чтении, после трех первых псалмов, «Аллилуия»⁷. В наших же храмах поведение молящихся как раз обратно приведенному сейчас предписанию Церковного Устава: некоторые удаляются совершенно из храма, многие сидят, а большинство, пользуясь полумраком храма, ведет во время шестопсалмия самые оживленные разговоры, нередко даже со смехом...

Установленные церковью для поддержания внимания молящихся возгласы дьякона и священника: «Вонмем», «Премудрость», т.е. «будем внимательны», потому что предлагается премудрость Божия, или – «Премудрость прости услышим…», т. е. будем, стоя прямо (ὀρθοί), слушать премудрость Божию, или – «Станем добре, станем со страхом, вонмем», или – «Горе имеем сердца» и др. обыкновенно не производят на рассеянных богомольцев достодолжного впечатления, и большинство из них остается глухими – продолжает сидеть или вести игривую беседу с своим соседом⁸. Приглашение дьякона: «Главы наши Господеви приклоним» и возглас священника: «Мир всем со стороны немногих из богомольцев встречаются подобающими и вполне естественными ответами – или преклонением головы, или поклоном. Как обыкновенно встречают готовящиеся приступить к принятию Тела и Крови Христовых возглас дьякона: «Со страхом Божиим и верою приступите» и появление затем священника со св. чашею, – это знает каждый из нас. Давка и сутолока, с какими причастники подходят к св. чаше в наше время, не свидетельствуют не только о их вере и страхе Божием, но даже о том, что они находятся в святом месте.

Но посетители храмов Божиих в наше время не только не своевременно входят и выходят из храма, сидят не в положенное, по Уставу, время и разговаривают за богослужением, но не своевременно, а главное беспорядочно преклоняют колена⁹ и не умеют должным образом класть на себе крестное знамение и творить малые и великие поклоны. Довольно часто в наших храмах можно видеть коленопреклоненных во время чтения Евангелия; многие из богомольцев не делают земных поклонов во время чтения молитвы св. Ефрема Сирина: «Господи и Владыко живота моего», не становятся на колена во время преждеосвященной литургии, при пении: «Да исправится молитва моя», не падают ниц на землю, при произнесении священником возгласа: «Свет Христов просвещает всех», при перенесении св. Агнца с жертвенника на престол, во время пения: «Ныне силы небесные», при чтении молитвы: «Владыко многомилостиве» в конце повечерия и т. д. Такое разнообразное положение молящихся в храме крайне стеснительно: следующий предписаниям Устава Церковного для земных поклонов должен прокладывать себе путь по спине стоящего впереди и не делающего поклонов, становящийся на колена – совершать молитву в спину своего соседа, стоящего впереди, не видя икон перед собою и священнослужителей в алтаре и т.п. В этих и подобных случаях невольно просится на сравнение обычай еврейской синагоги и мусульманской мечети и, к сожалению, не в пользу нашего христианского храма.

О поклонах и молитве в храме вообще и о поклонах великих, совершаемых с молитвою св. Ефрема Сирина, в частности, в нашем Уставе дается самое подробное наставление. К сожалению, примеры неблагочинных молитвенников, описанные весьма картинно в статье: «о поклонах и молитве церковное законоположение», можно встречать и ныне за богослужением далеко не единицами. «Некие, читаем мы в этой статье, не покоряющиеся святых отец преданию, ниже ведуще сами искус святых поклонов, ниже святою молитвою добре разумеют молитися, но поклонився единою нагорбився, мало восклоняяся крестяся, главою кивает, и тем своим бесчинием, яки чин наполняет преданных от отец поклонов: ниже молитвою умне и душевне к Богу молится, но елико время сгорбился творит суетные свои поклоны, тако и молитву святого Ефрема, яки изумленный спешит проговорить. Такожде и вся молитвы поспешает с поклоны управити, и от тех мнимых бесчестных поклонов, и от безумного моления своего восстанет, аки юрод, ниже сам себе весть, что творил, ниже зрят на предстоятеля церкви, но ин иного предваряет, мятутся, аки тростие ветром колеблеми, не смотря лучшаго, ниже хотят научиться: но елико кто како составил свой нрав, тако и утверждается быти» (Типик. л. 417).

Если мы теперь от указанных анормальных и печальных явлений в жизни общественной нашего времени обратимся к частной семейной жизни православных христиан, то и здесь увидим не мало картин и явлений, которые самым красноречивым образом свидетельствуют, что разлад и противоречия с предписаниями и требованиями церкви православной нашли себе и здесь прочное место, и борьба с ними не легка. В самом деле, много ли из современных вполне интеллигентных семей, сохраняющих живую связь с церковью православною, найдется таких, которые, при благополучном вполне появлении на свет Божий нового члена семьи, поспешили бы пригласить в свой дом, к постели больной, пастыря церкви, чтобы он прочел установленные церковью «молитвы в первый день, по внегда родити жене отроча» и помолился о том, чтобы Владыко Вседержитель, «исцеляющей всякий недуг и всякую язю», «исцелил, восставил родившую рабу от одра, на нем же лежит», «простил вольная и невольная ее прегрешения и сохранил ее от всякого дьявольского мучительства», даровал «здравие и благомощие души же и телу» и «ангелы светлыми и сияющими оградил», и «из нее рождённого младенца» сохранил «от всякого яда, от всякой лютости, от всякой бури супротивного, от духов лукавых, дневных же и ночных». Весьма многие из них призыв пастыря в доме родильницы откладывают до того времени, когда больная поправится физически и даже встанет с постели, благодаря чему, и самая молитва в устах пастыря церкви может казаться уже несвоевременною.

Ныне сделался явлением повседневным в жизни современного общества обычай нарекать имя новорожденному младенцу, по обычаю, идущему из Ветхого Завета и по примеру Господа Иисуса Христа, не только в восьмой день по его рождении, как повелевает св. церковь: «ведомо буди, яко по рождестве во осмый день приносится младенец от бабы к храму» (Требн. М. 1886 л. 3), но прежде этого дня и далеко спустя после указанного времени, смотря по желанию родителей дитяти, и обычай этот так укоренился в современной жизни христианского общества, что не возбуждает ни в ком сомнения относительно законности своего существования.

Но самым непопулярным обрядом в современном христианском обществе, не только в среде классов интеллигентных, но даже средних сословий, нужно признать обряд воцерковления дитяти, совершаемый, по установлению церковному, в сороковой день по рождении дитяти, имеющий весьма важное воспитательное значение в религиозной жизни членов православной церкви. Наши пастыри с грустью и тугою сердечною замечают, что современные интеллигентные матери-христианки, в сороковой день по рождении дитяти, не только не являются «пред враты храма», чтобы, по примеру Пр. Девы Богоматери, принесшей «в четыредесятый день» «законному храму» Богомладенца Иисуса, получить «честным пресвитерством право входа в храм», «омыть скверну телесную и скверну душевную» и быть достойною «причащения Тела и Крови» Господа, но считают исполнение обряда этого излишним и даже как бы унизительным для себя.

Но, пренебрегая обрядом, который в сущности своей ничего не представляет компрометирующего для женщины, мать-христианка лишает свое возлюбленное чадо одного из торжественнейших и знаменательнейших в жизни каждого нового члена церкви актов, который «и мы вернии подражание благодатию держим» в память того события из жизни Христа Спасителя, когда Он, «истинный законоположник», «ради нас человеков», «по обычаю в законе святом» «по исполнении дней очищения, святилищу принестися притерпе» «и на объятиях праведного Симеона носитися изволи». Акт принесения матерью в сороковой день младенца к храму – «воцерковляться, сиесть начало прияти вводитися в церковь» – составляет один из торжественных заключительных актов в чине крещения и установлен св. церковью съ глубокой древности с тою целью, чтобы публично, всенародно ввести нового члена в то христианское общество, которое именует себя церковью, объявить его полноправным гражданином этого общества, имеющим право войти не только «в храм» и даже «во святой жертвенник», если дитя мужского пола, но и со всеми прочими членами «стада словесных овец, нарицающихся именем Христа», приступить к принятию Тела и Крови Христовых. Мать, любящая свою дочь, не откажется, конечно, торжественно отпраздновать ее совершеннолетие в кругу своих друзей и родных, и сын, принесший присягу на верность и службу царю и отечеству, не доставит ли своим родителям минут счастливейших и приятнейших в жизни сейчас, при первом своем появлении, во всем блеске своих новых внешних отличий?! Очень жаль, поэтому, что почести вышнего звания, права и полномочия, даруемые каждому новому члену церкви, так мало имеют цены и значения в глазах современных православных родителей и нередко прямо игнорируются ими.

К купели крещения, по принятому в нашей церкви обычаю, допускаются два восприемниках – кум и кума, которые, в большинстве случаев, не только не сознают важности своих прав и обязанностей пред церковью и воспринятым от купели крещения, в будущем, но и в настоящем, стоя у купели крещения, не умеют произнести формул отрицания от сатаны и сочетавания со Христом, стесняются прочесть громко, требуемый от восприемников символ веры и не могут ничем помочь священнику, при совершении им сложных обрядов таинства крещения.

Время говения и исповеди, в виду частых нарушении предписаны церкви ее членами, вызывает на особенные и серьезные размышления. Устав Церковный ясно и определенно говорит о времени говения: «егда кто хощет причаститися святых Христовых Таин, подобает ему сохранити всю седмицу, от понедельника пребыти в посте, и молитве, и трезвости совершенной всеконечно, и тогда со страхом, и велиим благоговеинством приимет пречистыя Тайны» (Типик. Гл. 32, л. 39). В наше время, и особенно здесь на юге России, снисходительность к говеющим доведена до последней степени и иногда без всяких к тому оснований: здесь приступают к Святым Тайнам и в среду, и пятницу на преждеосвященных литургиях, и в субботу, и воскресенье на обыкновенной литургии, т.е. поеле двух дней и даже одного хождения в храм.

Но эти отступления от Устава Церковного еще терпимы гораздо более должен обратить на себя внимание, в жизни христиан нашего времени, тот печальный факт, что многие из них, и часто по неведению, приступая к устной исповеди перед священником, не считают для себя обязательным предварительно выслушать, так называемые ныне, «молитвы пред исповедью». Молитвы, читаемые священником пред началом исповеди вслух всех богомольцев, обыкновенно после дневного богослужения, составляют в собственном смысле этого слова «чин исповедания с глубокой древности считается творением патриарха константинопольской церкви св. Иоанна ІІостника¹⁰. Среди этих молитв и находится молитва: «Господи Иисусе Христе, Сыне Бога живаго, пастырю и Агнче, вземляй грех мира», которая с глубокой, можно сказать, апостольской древности считалась сакраментальной разрешительной молитвой, потому что ее мы видим в начале чина литургии св. апостола Иакова, брата Божия, и таковой характер эта молитва удерживает доселе на всем православном Востоке¹¹, где она читается архиереем или архимандритом пред литургией, в качестве разрешительной, над всеми, готовящимися приступить к принятию Тела и Крови Христовых, Пастыри наших приходских храмов, при сложности своих обязанностей, не имеют возможности, как это следовало бы, вычитывать весь чин исповеди каждому исповеднику, а поэтому практикою церковною и выработался обычай читать весь чин исповеди над всеми вместе, на долю же каждого в отдельности оставлять устную исповедь и чтение потом разрешительной формулы. Уклоняющееся от выслушивания «предисповедных молитв» поэтому лишают себя важнейшей сакраментальной части «последования о исповедании»... Каждому, по всей вероятности, приходилось наблюдать, как мало у нас подготовлены бывают жених и невеста, чтобы вести себя, при совершении таинства брака, достодолжным образом: в большинстве случаев они не знают, где встать им в храме, в какое время чина браковенчания перекреститься, и вообще без указаний священника и «сведущих» людей не могут никак обходиться. Чрезмерно игривое настроение «уневестившихся, сшедшихся в радость сию» часто заставляет думать, что они совершенно забывают о святости храма и важности того, что совершается перед их взорами. Современный «шафер» ничем обыкновенно не напоминает «кума», на которого памятники канонические и литургические древнего времени налагают обязанность быть хранителем святости и чистоты брачного союза, опытным и мудрым руководителем брачущихся в их новой жизни, а потом и быть кумом или восприемником тех детей, которые родятся от этого брака¹²… Действительность в этом случае часто не дает нам и тени подобия того идеала, который начертывает святая церковь.

Современный член церкви Христовой, не зная Церковного Устава, не умея свою жизнь – общественную и домашнюю – в церковно-религиозном отношении устроять, сообразно с требованиями и предписаниями церкви православной и ее уставов, не умеет, нужно сознаться к глубокому сожалению, в этом, и умирать по-христиански, как подобает истинному сыну церкви православной, для которого «во еже жити Христос, и еже умрети приобретение естъ« (Фил. 1, 21). Странное и малопонятное, с истинно христианской точки зрения, явление приходится наблюдать в семье христианской, когда она окружает одр дорогого члена своего, одержимого тяжкою болезнию. В это время исчерпываются (что и вполне естественно) здоровыми членами семьи все возможные человеческие средства к тому, чтобы или спасти от смерти болящего, или же облегчить его страдания в последние дни его жизни. Призывают врачей к одру больного даже и в то время, когда те, сознавая свое бессилие помочь или облегчить тяжелое положение больного, отказываются от визитов. Делается это, как говорят, для успокоения больного. В это скорбное время в семье больного устанавливается крайне тягостное, натянутое отношение между больным и здоровыми членами семьи: одни, чтобы не пугать больного, стараются всячески удалить от него мысль о смерти, в свою очередь, и больной, хорошо сознающий свое безнадежное положение, употребляет все усилия ничем не напоминать окружающим его дорогим лицам о предстоящей разлуке с ними на веки... Благодаря этому, крайне тяжелому, натянутому положению, мысль о необходимости пригласить пастыря церкви к одру больного, чтобы пастырь совершил над больным установленные церковью спасительные таинства елеосвящения и покаяния и приобщил Св. Таин Христовых, «во исцеление души и тела и в жизнь вечную», подавляется, и осуществление её откладывается до последней возможности. Отсюда происходит то печальное явление, что пастырь церкви с Св. Тайнами и с горячим словом утешения и ободрения приглашается к одру болящего нередко уже в часы предсмертной агонии. Народ это приглашение священника к больному прямо называет «напутствием» его, т.е. исповедью перед переходом из здешней жизни в новую жизнь. Что же касается таинства елеосвящения, которое и установлено церковью «во исцеление души и тела, во очищение и изменение всякие страсти и всякого недуга и язи, и всякие скверны плоти и духа» (3 молитва в чине елеосвящения), то очень многие, чтобы не утомлять больного сложностью обрядов, требующих присутствия многих посторонних лиц, обильного возжжения светильников и т. п., совершенно игнорируют его, а если и совершают, то уже в то время, когда болящий находится в полубессознательном состоянии, когда, другими словами, потребность в этом таинстве совершенно исчезает. Слова молитвы в чине елеосвящения: «отжени от него всякую болезнь и немощь, яко да востав рукою твоею крепкою, поработает тебе со всяким благодарением» (там же), произносимые пастырем церкви над полумёртвым человеком, должны поражать молящихся и окружающих одр умирающего, по меньшей мере, анахронизмом. В виду несвоевременного совершения таинства елеосвящения, среди многих держится убеждение, что это таинство необходимо для тяжко больных, не подающих надежд на выздоровление, есть таинство как бы последнее, что выздоровевший человек, после совершения над ним этого таинства (так, напр., думает простой народ), не может омывать своего тела, вкушать мясную пищу, вступать в брак и т. п.

В виду указанного, предубеждённого и совершенно не соответствующего целям установления таинств – елеосвящения, покаяния и причащения, взгляда, господствующего в среде большинства членов церкви православной, в жизни современной христианской семьи происходят явления крайне печальные и тяжело отражающаяся на душевном настроении, как больного, готовящегося покинуть здешний мир, так н на окружающих его, всячески удаляющих от себя мысль о близкой разлуке с дорогим больным. Болящий христианин лишается возможности, чрез спасительные таинства елеосвящения н покаяния, немеющие в составе своем много тождественных молитвословий и на всем православном Востоке совершающиеся нераздельно, успокоить свою совесть и примирить себя с мыслью о переходе в иную жизнь.

Только после совершения этих таинств и после принятия святейших Тела и Крови Христовых, замечается в душе человека такой высокий подъем сил нравственных, что у больного хватает мужества не только подвести итоги здешней жизни, приготовить дорогих близких людей к предстоящей разлуке, сделать самые подробные наставления на случай смерти, напутствовать каждого члена в отдельности благословением и добрыми пожеланиями, которые потом не забываются ими всю жизнь, но и, закрывая на веки глаза, произнести спокойно: «Господи, в руце Твои предаю дух мой». При такой христианской кончине дорогого члена, семья не предается гнетущей скорби, яко неимущие упования (1Солун. IY, 13); у гроба почившего не будет места смятению и растерянности, которые мы часто наблюдаем, когда мысль о смерти напрасно отдаляется и оставшимися в живых и почившим, потому что предсмертные завещательные распоряжения дорогого усопшего вступают в свои права сейчас же, как только дух его оставит свою бренную оболочку.

Мы могли бы указать и многие другие явления в жизни современного христианского общества, не согласные с предписаниями Церковного Устава и требованиями нашей матери св. церкви, но и отмеченных сейчас считаемы вполне достаточным для своей цели. Важнее и интереснее для всех нас теперь уяснить причины этих аномальных явлении и, хотя бы в общих чертах, указать возможный выход из такого неестественного положения вещей.

Современная христианская семья, о которой пространная и глубоко-назидательная речь была предложена в прошлом собрании¹³ мужем широкого жизненного и педагогического опыта и сильным в слове, несет на себе вину в этом тяжелом грехе прежде всего. Родители, не знающие Церковного Устава и нарушающие в своей повседневной жизни постановления церкви православной, не могут быть хорошими воспитателями в церковно-религиозном отношении и своих детей. Нельзя передать другим того, чем сам не владеешь. Отец и мать, не считающие непременным своим долгом начинать и оканчивать день молитвою, предварять и заключать обед и ужин благоговейным крестным знамением, не соблюдающие церковью установленных постов, не посещающие храмов в дни праздничнее и т. д., не дадут своим детям хороших примеров и не привьют им добрых христианских навыков.

В наше время, в среде, так называемой, интеллигенции держится совершенно ошибочное убеждение, что дело религиозного воспитания детей нужно начинать не с колыбели, а уже тогда, когда дитя физически окрепнет и умственно созреет настолько, что более или менее сознательно станет относиться ко всем требованиям нравственного долга. Во многих интеллигентных семьях, если дети поручаются в раннем возрасте не доброй набожной старушке-няне, которой и русская литература, и русское общество обязаны многими вы-дающимися деятелями, – а бонне или гувернантке-немке или француженке, дети ложатся спать и встают без молитвы, не умеют часто, до поступления в школу, прочесть безошибочно самых употребительных христианских молитв, как напр. «Отче наш», «Царю небесный», «Богородице Дево, радуйся» и др.; не считают для себя долгом вежливости, при встрече со священником, подойти к нему под благословение, сложив достодолжным образом свои ручки. Из опасения со стороны нежно любящих родителей, как бы их дети не простудились или, от соприкосновения с другими детьми, не занесли в дом дифтерита, скарлатины, кори и тому подобных бичей наших современных детей, не отпускают последних по праздничным дням в храм Божии, утешая себя мыслью, что дети ничего там не поймут. Приучаться детей к бездушному механическому исполнению требований св. церкви, по воззренью многих родителей, дело страшное и по меньшей мере преждевременное.

Но, если мы все эти рассуждения из сферы церковно-религиозной перенесём в сферу повседневной обычной жизни, то мы сразу заметим полную несостоятельность их. В са-мом деле, ни одна мать современной интеллигентной семьи не откажется едва начинающему ходить и лепетать ребёнку внушить то, как он должен поздороваться с папою и мамою или посторонним гостем, как раскланяться, что сказать им и о чем помолчать и т. д. Незнание дитятей этих первых правил вежливости житейского обихода производит на посторонних тяжелое впечатление и вызывает строгое иногда осужденье, которое в одинаковой мере относится и к родителям и детям. Ужели же эти все книксены или реверансы более доступны и понятны уму и сердцу дитяти, чем примитивные, не сложные формы христианского богопочтения: крестное знамение, стояние на коленях во время молитвы, лобызание св. икон, возжжение перед ними свечей и т. п.?! Родители нашего времени, удаляющие своих детей от православного храма, из опасения простуды и заразы, редко однако решаются отказать своим детям в удовольствии побывать на детских театральных спектаклях, на ёлках, не только семейных, но даже в публичных местах, где собрания детей различного пола, возраста и общественного положения в несколько раз бывают многочисленнее, и духота стоит более нестерпимая, чем в наших храмах, и где, следовательно, возможность простуды и заразы для детей не менее вероятна...

«Оставьте детей приходить ко Мне и не браните им«- скажем мы нашим матерям и отцам в утешение и ободрение словами Нашего Господа, – тацех бо есть царствие Божие. Аминь, глаголю вам, иоке аще не примешь царствие Божие, яко отроча, не имашь внити в не» (Марк. X, 14). «Негодова», Господь, по выражению евангелиста, когда ученики Спасителя «прещаху приносящим» (ст. 13). Наши родители, в своей чрезмерной заботливости о физическом воспитании детей, мало или вовсе не обращают внимания на чистую детскую душу, мягкую, как воск, и способную испытывать и чувствовать самые сильные впечатления от созерцания картин и явлений возвышенных и прекрасных. Наш христианский храм, со всею своею блестящей обстановкой, с стройным умилительным пением, чинным порядком и величественным священнодействием, должен производить и действительно производит на впечатлительную детскую душу глубокое неотразимое впечатление. Дитя, находясь в храме, с захватывающим интересом следит за порядком богослужения, ловит и запоминает несложные церковные молитвословия и песнопения, усвояет манеры и жесты священнослужителей храма и, возвратившись из церкви домой, долго находится под впечатлением виденного и слушанного им и старается иногда воспроизводить все это дома в своём детском невинном времяпрепровождении... Дитя, раз побывав в храме, всею своею чистою душою снова рвется к нему и считает свои посещения его праздником для себя, хотя бы они падали и на будние дни.

Кто из нас, получивши в семье церковно-религиозное воспитание, не помнить тех высоких священных восторгов и радостных ожидании, какими переполнялась душа наша в кануны великих христианских праздников св. Пасхи, Рождества Христова и др., и связанные с ними посещения многолюдных храмов. Глубокие впечатления, запавшие в чистую детскую душу, потом в зрелом возрасте, когда люди, среди житейской прозы, делаются менее впечатлительны и восприимчивы ко всему прекрасному и высокому, остаются самыми дорогими воспоминаниями и доставляют многим отраду и истинное утешение. Доброе семя истинно христианской жизни, посеянное в детской душе, в лучшую раннюю пору жизни, не погибает и под воздействием неблагоприятных условий неустойчивой и рассеянной юности и начальной поры возмужалой зрелости, когда и темперамент и содружество могут увлечь с истинного пути «на страну далече» (Лук. 15:13), и дает нередко прекрасный и поразительный плод. И в наши дни холодности к св. церкви и религиозного индифферентизма вообще, слава Богу, мы не лишены удовольствия слышать и даже видеть такие примеры, когда люди, вышедшие из среды самых разнообразных классов нашего общества, не духовного сословия, закончившие прекрасно образование в университетах или в специальных высших учебных заведениях, создавшие себе уже на службе блестящую карьеру, неожиданно, и к удивлению многих, меняют блестящий мундир на скромную рясу инока и всецело посвящают свои силы и талант на трудное святое дело служения православной церкви. В этих случаях мы усматриваем именно глубокое влияние на склад их характера и убеждений добрых христианских начал семейного воспитания.

Из семьи дитя поступает в школу, чтобы подготовить себя к специальному образованию в высшем учебном заведении для будущей своей практической деятельности. Не получив добрых христианских навыков в родной семье, с грехом пополам заучив требуемые программою начальные употребительные молитва, почти пред самым экзаменом, дитя поступает в школу. Здесь, особенно если дитя поступает в приготовительный класс, законоучителю приходится взять на себя обязанности матери или няньки, чтобы ознакомить ребенка с первыми требованиями церковной дисциплины, а потом уже вразумить ему смысл и значение общеупотребительных христианских молитв на церковно-славянском языке, многим нашим школярам дотоле совершенно неизвестном. На изученье нашего христианского богослужения, его современного строя в важнейших чинопоследованиях и молитвословиях, на ознакомленье с храмом и его принадлежностями, с церковною дисциплиною, на все это наша современная средняя школа при сложности своих программ, уделяет в III классе поразительно ничтожное количество уроков – всего два в неделю. Самый преданный своему делу законоучитель, при всем своем горячем желании, немногое может сообщить в такое короткое время своим ученикам, из которых очень многие даже не владеют церковною терминологией, называя фелонь священника и стихарь диакона просто ризами, потир – сосудом или чашкой, дискос – блюдом, копие – ножом, лжицу – ложкою и т. д. Законоучитель должен поэтому считать себя вполне счастливым, если он успеет за это короткое время ознакомить своих учеников с обширной церковно-литургической номенклатурой, объяснить порядок важнейших церковных чинопоследований, уяснить смысл и значение главнейших обрядом каждого из них и заучить разумно важнейшие церковные песнопения и более употребительные молитвословия, хотя бы в чинах литургий св. I. Златоуста, Василия Великого и преждеосвященных даров. Ознакомить учеников практически с более или менее подробным содержаньем главнейших церковно-богослужебных книг: Церковного Устава, Октоиха, Триодей Постной и Цветной, Служебника, Требника и других книг, войти в обстоятельные исторические и церковно-археологические объяснения наших чинопоследований, отдельных возгласов и обрядов, что несомненно отразилось бы на живости и интересе постановки этого, весьма важного в воспитании нашего юношества, предмета, – у законоучителя нет времени. И над ним, как и над другими преподавателями, – обязательство выполнить принятый учебник в течение одного года висит в виде дамоклова меча. Не удивительно, поэтому, нисколько, что питомцы школы, в виду недостаточной подготовки дома и при плохом знании церковно-славянского языка, с немалым напряжением своих сил и без особого интереса усвояют уроки о православном богослужении, получают об этом, в высшей степени живом и интересном, предмете совершенно неверные представленья, считают его сухим и даже непригодным в жизни. По какому-то для нас непонятному недоразумению, питомцы не только средние, но даже и высшей светской школы более к этому важному предмету не возвращаются, и с таким крайне бедным багажем знаній относительно храма и церковности вообще выступают прямо в жизнь, в качестве деятелей общества и отцов новыхъ поколеній...

Церковно-славянский язык, на котором написаны наши богослужебные книги и на котором совершается наше богослужение в храмах, как показывает и самое название, мог бы оказать неоцененную услугу делу церковно-религиозного воспитания нашего народа вообще и изучению науки о богослужении в школе в частности, если бы опять наша школа на изучение этого языка обращала подобающее серьезное внимание. Два-три часа в неделю для учеников IV класса, назначенные на изучение церковно-славянского языка совместно с русским, при плохой домашней подготовке в церковно-славянской грамоте, – опять слишком мало времени для того, чтобы питомцы средней нашей школы усвоили грамматику языка и в то же время приучились разумно и толково читать церковно-славянские памятники и понимать без помощи лексикона хотя бы текст важнейших и употребительных книг в нашей церкви – Евангелия и Апостола. Практикуемый многими законоучителями похвальный обычай – каждый урок Закона Божия предварять в классе чтением рядового евангелия и апостола с объяснениям более трудных мест, а иногда и целой главы в порядке евангелистов, бесспорно не лишён воспитательного значения для питомцев и поддержит в учениках сознание долга не забывать этого языка, но оказать значительное подспорье делу изучения церковно-славянское языка едва ли может. Ученики обыкновенно читают в порядке классного списка (а заставлять читать одного и того же ученика, более владеющего церковно-славянскою грамотою, было-бы нерационально), следовательно, не более двух-трех раз в год, а поэтому и подготовиться им к уроку дело довольно не трудное. Итак, из школы наши питомцы, можно без большой ошибки утверждать, выходят без достаточного знания церковно-славянского языка. Высшая университетская школа для поступающих на историко-филологический факультет дает, по-видимому, в своих студиях широкое место и славянским языкам вообще и нашему церковно-славянскому в частности, но здесь слушают они или историческую грамматику языков, или сравнительную грамматику славянских языков, или славянскую диалектологию, или славянскую этимологию, или славянскую семасиологию (учение о значении славь и предложении), или славянскую лексикологию¹⁴, на изучение же самых памятников славянской письменности и здесь обращено сравнительно мало внимания: это предоставляется избранниками, которые потому всецело посвящают свои силы славянской филологи. Следовательно, и образованный филолог не всегда может похвалиться основательным знаньем языка церковно-славянского, языка нашей св. матери церкви.

Не без греха в недостатках церковно-религиозного воспитания современного нам общества и наши русские богословы, питомцы нашей высшей богословской школы, особенно последнего времени. К глубокому сожалению, справедливость требует сознаться, что область христианского культа, наше православное богослужение во всем своем объеме, составляющее предмет специального изучения на самостоятельной кафедре в высшей богословской школе, далеко не возбуждает в питомцах этой школы того глубокого вниманья и захватывающего интереса, каковы ему присущи, и ведьма немногих из них располагает к серьезному и научному изучению этого важного и жизнен наго предмета. В силу указанного явления, наша средняя школа не имеет доселе более или менее удовлетворительного учебника по богослужению православной церкви; принятые в школе учебники страдают схоластикой и туманным мистицизмом, полны сухих формальных определений, грешат нередко стилистическими и даже грамматическими промахами, лишены живого интереса для изучающих по ним столь важный предмет, а поэтому изучаются школярами с большими усилиями и легко забываются ими. Что же касается пособий и настольных руководств, по которым бы мог восполнить дефекты своего школьного образования в данном направлении человек интеллигентный, по выходе из школы, то их у нас почти не существует. Чтобы ознакомиться с нашим православным богослужением в его современном виде и уяснить для себя его смысл и значение, интересующимся мы можем рекомендовать почтенные труды оо. протоиереев – Г.С. Дебольскаго¹⁵, Κ.Т. Никольскаго¹⁶, Нечаева (ныне епископа костромского Виссариона¹⁷, протоиерея П. Смирнова¹⁸ 3), и из начала истекшего столетья книгу «Скрижаль» епископа новгородского Вениамина, преисполненую средневековой учености приснопамятного католического ученого Якова Гоара, и нашего однофамильца И. Дмитревского книгу под заглавием: «Историческое, догматическое и таинственное изъяснение на литургию», написанную не без значительного на нее влияния упомянутого западного литургиста, – вот и все. Что же касается таких трудов по истории христианского православного богослужения, которые бы, в виду несомненных успехов наук исторических и церковной археологии, дали интеллигентным читателям ответы на их запросы о причинах установления тех или иных богослужебных форм, о видоизменениях их на всем протяжение исторического существования церкви православной и о разумной целесообразности их в современной практике (что особенно ценно в подобных пособиях), то таких трудов у нас еще пока, к глубокому сожаленью, не имеется...

После всего сказанного едва ли можно удивляться тому, что из среды нашей интеллигенции раздаются голоса, «требующие отмены обрядности и богослужения церковного, говорящее о бесполезности и стеснительности постов и праздников, желающие сбросить узы всякого культа¹⁹, голоса, по выражению маститого высоко просвещённого харьковского архипастыря, «требующие в церкви реформ, согласных с духом времени и применительно к порядкам светской жизни».²⁰

2). Неудивительно для нас и то, что люди, не воспитанные на церковно-славянском языке и не изучившие его основательно в школе, не понимают красот нашей церковной поэзий, делаются равнодушны и холодны к нашему богослуженью, дерзновенно позволяют себе громко заявлять требования о проходимости перевести наши церковно-богослужебные книги на современный русский язык, упуская из внимания все тяжелые и уже потому, конечно, непоправимые печальные последствия этой утопии. Протесты из полуинтеллигенции рационалистического направления, уже порвавшей связь с нашей церковью, высказываемые против церковно-славянского языка в самой беззастенчивой форме: «мы – русские, и церковно-славянского языка не понимаем»²¹ 3), дерзко и легкомысленно направлены ею не только против церковно-славянского языка, но и против всей нашей церковной обрядности, для которой этот язык служит органом, и даже против самой церкви, которая приняла его под свое покровительство.

Не имея времени подробно останавливаться на рассмотрении всех этих печальных явлений и суждении в настоящий раз, в заключение своей речи мы находим вполне уместным обратить ваше просвещенное внимание на те явления в церковно-религиозной жизни современного русского общества, которые знаменуют, как нам думается, поворот к лучшему в данном направлении.

Вызванная к жизни волею незабвенного Царя-Миротворца церковно-приходская школа, поставленная под особое покровительство нашей православной церкви, с целью дать нашему русскому религиозному и трудолюбивому народу образование в духе веры и церкви православной, в теченье 16 лет немало уже сделала в указанном направлении. Питомцы этой школы, находясь под особым попечением церкви, не только получать церковно-религиозные воспитание, но и учатся ныне до Псалтири, Часослову и Октоиху, т. е. по таким руководствам, долго находившимся в загоне в предшествующей народной школе, которые несомненно самым основательными образом ознакомят их с церковно-славянским языком, органом нашего богослужения. Успех этой школы вне всякого сомнения и громко засвидетельствован на всемирном состязании мысли и труда человека XIX столетия в Париже присуждением ей высшей награды (Grand Рrіх) за прекрасную организацию снабженья школ книгами.

Делу церковно-религиозного воспитания русского народа принесут без всякого сомнения великую пользу и наши религиозно-просветительные общества, открываемые не только в столичных и губернских городах, но даже в уездных и в больших слободах и местечках. Наши пастыри, как члены этих обществ, с большим удобством, чем в храме, имеют теперь возможность своей, более или менее постоянной и однообразной в составе слушателей, аудитории предлагать и цельные курсы по объяснению нашего православного богослуженья и изъясненью важнейших обрядов его, употребительнейших в нем песнопений и молитвословий, каковы напр., «Единородный Сыне и Слове Божий», «Иже херувимы», «Ныне силы небесныя», «Да молчит всякая плоть человека» и др., и отдельных возглашений церковных, как, напр., «Господи, спаси благочестивыя и услыши ны», «Елицы оглашеннии изыдите», «Елицы ко просвещению изыдите», «Двери, двери, премудростию вонмем», «Возлюбим друг друга», ,,Мир всем» и т. п. Все эти литургические песнопения, молитвословия и возглашения могут давать весьма обильный материал для чтений народных и своим захватывающим интересом увлекать слушателей не менее житий святых и рассказов из русской истории. Эти предметы чтений мы рекомендуем особенному вниманию членов Киевского религиозно-просветительного общества, с замечательным усердием подвизающихся в своем святом деле в целых 25 пунктах²² нашего святого града.

Наконец, и из среды самой интеллигенции, что особенно важно и знаменательно, в самое последнее время раздался голос против ненормальностей в деле воспитания нашего молодого поколенья, с призывом направить его на надлежащую дорогу – патриотизма и национализме. Новое патриотическое общество под названьем «Русское собрание», основателями которого оказались наши передовые борцы родного слова, пользующееся известностью в нашем отечестве публицисты, как, напр., A. С. Суворин, В. В. Комаров, кн. Голицын (Муравлин), Сиромятников (Сигма), ставят своею задачею воспитание русского юношества в древнерусском духе, в восстановлении русской старины, чистой разговорной речи, русских костюмов и проч.²³ Мы с восторгом приветствуем народившееся «Русское собрание» и от души желаем ему успехов, за что отчасти говорят и почтенные имена учредителей, потому что под «воспитанием в древнерусском духе» нашего юношества мы разумеем именно воспитанье церковно-религиозное, так как иного воспитания древняя Русь не знала и даже чуждалась. Наши предки родились, жили и умирали в полном согласии и единении с православной церковью. Строгим соблюдением Церковного Устава и требований церкви православной в своей повседневной жизни, своею набожностью и религиозностью поражали не только заезжих к нам иноверцев с Запада, но даже единоверцев православного Востока, и таким образом за нашим отечеством прочили наименование «Святая Русь».

"Святая Русь». Вот какое дорогое наследие мы получили от наших предков! Будем же стараться всеми от нас зависящими способами и средствами сохранить его как драгоценную святыню, и передать незапятнанным это имя по наследству и нашим потомкам, чтобы не получить от них упрека в легкомысленной расточительности...

А. Дмитриевский