Сомнительная «помощь самообразованию»

Критическая заметка на «Программы», изданные «Комиссией по организации домашнего чтения», состоящей при учебном отделе Общества Распространения Технических Знаний (Москва, 1894. Стр. 118. Ц. 25 к.).

В Москве образовалась комиссия, поставившая своей задачей «помощь самообразованию», – «помощь лицам, которые желают посредством домашнего чтения пополнить пробелы своего образования, серьезно и основательно ознакомиться с тем или другим научным отделом, но не имеют возможности изучать этого отдела в высшей школе». С этой целью комиссия издала «Программы домашнего чтения» (1-й год – на 1894–5 уч. г.) и предлагает свое ближайшее руководство (письменно – за плату, но весьма незначительную)¹, а также предлагает для пользования необходимые книги (без залога, с уплатой 5% стоимости за месяц пользования). План программы достаточно обширный, – обнимает все основные отрасли светских наук, а именно: 1) физико-химические науки; 2) науки биологические; 3) философские; 4) юридико-экономические; 5) историю и 6) литературу. Крупный пробел – математика, но этот пробел временный.

Отмеченного нами явления нельзя не приветствовать: комиссия идет навстречу действительно насущной потребности образованного общества, – особенно в местностях, удаленных от центров умственной жизни; принимает на себя труд не только бескорыстно, но (особенно на первых порах) даже с некоторыми материальными жертвами; наконец, к выполнению её, как видим, весьма обширных задач привлечены «лучшие педагогические силы Москвы» (впрочем, – необходимо оговориться, – по её собственному заявлению). Дай Бог успеха! Но, ввиду важности принятого комиссией на себя дела, мы не можем не высказать теперь же, при выходе первого выпуска «Программ», тех соображений, которые они в нас вызвали, – и это тем более, что комиссия и сама сознает важность дела, за которое взялась, и выражает готовность с благодарностью принять указания, которые будут ей сделаны.

Наши недоумения начинаются уже с предисловия. В нем мы встречаем один очень шаткий, по нашему мнению, пункт. Объясняя, по каким именно отделам комиссия принимает на себя руководство, предисловие, между прочим, говорит: «по отделу философских наук комиссия не сочла важным обязывать читателя следовать одному из двух главных направлений (?) философской мысли; в сборнике читатель найдет две параллельных философских программы², – от него зависит выбрать ту или другую» (стр. 5). Итак, становящийся под руководство комиссии сам должен разобраться в лабиринте философских направлений, – сам должен решить, какая из двух, предлагаемых ему, программ лучше... Конечно, не стесняясь свободы читателя, не „обязывать» (!) его следовать какому-либо одному определенному направлению философа, – это очень великодушно. Но во-первых, это совершенно не педагогично; а во-вторых, это со стороны комиссии и непоследовательно. Это не педагогично: ибо ведь нельзя же в самом деле начинающему изучать философию (а для таких именно лиц программы главным образом и писаны) советовать самому разобраться в основных философских проблемах, в конечных выводах, к которым приводит такая или иная их постановка и решение (а ведь к этому в сущности и сводится выбор направления). Это, с другой стороны, и непоследовательно: предоставляя свободу выбора направления в философии, следовало бы предоставить ее и относительно других наук. Или, быть может, говорить о направлении других наук нельзя? Но кто не знает, что представители этих наук, особенно столь сродных с философией, как этнография, социология, биология и др., – кто не знает, что представители этих наук редко, или даже почти никогда не выдерживают метода критической воздержности от всяких философских идей (что предписывается методологией наук) и обыкновенно проникаются той или другой тенденцией, разрабатывают свою науку ввиду того или другого философского направления? Повторяем: предоставлять свободу в области философии и «обязывать» следовать одному определенному направлению при изучении других наук – это непоследовательно. И к чему эта двусмысленность и неопределенность? Ведь вы знаете, гг. руководители, в каком духе и направлении составлены у вас программы чтения по другим наукам, – зачем же, в таком случае, вы не избираете и из философских программ одну, этому именно направлению отвечающую? Нельзя вводить раскол и раздвоенность в умы людей, помогать самообразованию которых вы беретесь. Иначе они потеряют к вам доверие.

Мы сказали, что руководители комиссии знают, в каком духе и направлении они решили вести руководство домашним чтением: конечно. Это направление очень недвусмысленно выступает даже и в сухих схемах программ Направление это – позитивно-эволюционное. Достаточно просмотреть хотя-бы только рекомендуемую литературу по этнографии и первобытной культуре, чтобы и без дальнейших разъяснений убедиться, что вольно ставшему под руководство комиссии невольно придется исповедовать догмат эволюции: пресловутые сочинения Спенсера, Тэйлора, Леббока и им подобных здесь не только рекомендуются, но даже прямо называются „превосходными сочинениями“ (60–1). Эволюционный принцип кладется в основу понимания не только истории человечества (см. стр. 111–3, 65–8, 59 и др.), но и природы организованной, – в основу биологии: «сознательно усвоить сущность эволюционного учения» вот, по-видимому, конечная цель изучения биологии, которую ставит программа (см. стр. 10). Само собой понятно, что не во всех программах можно констатировать присутствие этой эволюционной тенденции: в некоторых увлечению эволюционизмом нет места по самому существу дела (в программах по физике и химии), а в других, по-видимому, он избегается намеренно и систематически (в программе Н. Я. Грота по философии и в программе по литературе). Но, во всяком случае, кажется, мы не ошибаемся, признавая дух эволюционного позитивизма в программах господствующим. И это очень прискорбно. Зачем такая односторонность? Что она такое, – безотчетное ли увлечение или сознательное убеждение в научной истинности эволюционизма и вера в его грядущее окончательное торжество? Первому (увлечению), конечно, совсем не место в столь важном деле, какое взяла на себя комиссия; а последнее непонятно: против эволюционизма, особенно позитивистического, как известно, продолжают раздаваться во всех сферах мысли авторитетные голоса и исповедь эволюционного догмата, как научно установленной доктрины, по меньшей мере, преждевременна; ввиду же тех выводов, к которым доктрина приводит, можно сказать, что она никогда не получит исключительной власти над человеческой мыслью и не оттеснит окончательно противоположных ей убеждений и верований. И что за несчастье такое для России, – что за рок такой тяготеет над теми из её сынов, от которых особенно, ввиду их дарований и образованности, она должна была бы ожидать истинной пользы? Почему мы так спешим всегда стать под знамя позитивного эволюционизма? Мы хотим следовать «передовому Западу» и в данном случае комиссия не раз заявляет, что в своем предприятии она вдохновляется примером аналогичных учреждений Запада. Хорошо. Но следовать, так уж следовать до конца, – нужно следовать Западу и в широте его воззрений, и в истинном уважении к свободе мысли. Там нет такой односторонности, такого слепого увлечения. Там твердо помнят правило: audiatur et altera pars. Посмотрите хотя бы на Парижский College de France: там сходятся самые противоположные элементы. Там читал покойный Ренан, читают Лаффит (ученик и продолжатель Конта) и Рибо; но там же рядом с ними читают Нуррисон и Шарль Левек, едва ли не католики – читают в духе строгого спиритуализма, а Нуррисон даже с католическим оттенком. И это в свободолюбивой Франции! А у нас, – можно ли у нас предположить, чтобы например организаторы домашнего чтения дали в ряду своих программ место представителям такого направления мысли, которое могло бы служить противовесом Спенсерам и Тэйлорам? Едва ли. А между тем это было бы доказательством и истинной любви их к делу просвещения, и свободы от всякой тенденциозности, и благородной широты взглядов, и действительного уважения к свободе…

Вдумываясь в причины только что отмеченной тенденциозности, мы приходим к убеждению, что отчасти (если не всецело) она обусловлена тем крупным пропуском в составе программ, который невольно обращает на себя внимание уже при беглом знакомстве с ними. «Программы» признают только две группы наук: науки о природе и науки о человеке. Читатель недоумевает и спрашивает: исчерпывается ли, по мнению составителей программ, этими группами наук вся область научного знания и, если да, то как же следует смотреть на богословие? По этому вопросу, однако, он не найдет в книжке никаких разъяснений. Мы не знаем, почему составители программ оставили без внимания целую и при том важнейшую область знания, с которой связаны глубочайшие человеческие интересы; но полагаем, что «Программы» во всех отношениях выиграли бы, если бы указанного пробела в них не было. Ввести в состав «Программ», по крайней мере, существенные из богословских наук необходимо было по многим основаниям. Во-первых, этого требовало существо дела (т. е. мотивы чисто объективно-научные), так как богословие тесно связано со всем составом человеческого знания и без выработки определенных, хотя бы и общих, суждений о богословских вопросах образование не будет полным и законченным. Во-вторых, именно в этом отношении наше среднее и высшее светское образование оставляет желать особенно многого. В-третьих, как известно, интересы к религиозным вопросам пробуждены в наше время с особою силою и солидные, авторитетные указания для самостоятельных занятий в этой области отвечали бы одной из насущнейших современных потребностей. Наконец, – и это особенно важно, – введение в составь «Программ» наук богословских (хотя бы только некоторых, наиболее важных), если и не уберегло бы некоторых составителей программ от тенденциозности, то по крайней мере послужило бы ей хорошим противовесом. Повторяем, жаль, что „Программы» страдают столь существенным пробелом, а если этот пробел проистекает из нежелания (по тем или другим мотивам) вводить богословие в состав рекомендуемых наук, то это вдвойне жаль.

Взглянем теперь на программы с другой стороны, – со стороны их целесообразности и степени соответствия своему назначению служить «помощью при самообразовании». Педагогическая техника, как известно, выработала два типа программ, которые носят особые технические названия: конспект и объяснительная записка. Конспект это – простой перечень вопросов, входящих в состав курса, почти тоже, что оглавление в книге. Объяснительная записка ставит иные цели: указывает направление и общий характер изучения той или другой отрасли знания; выдвигает основные и существенные пункты, на которых должно быть сосредоточено преимущественное внимание; предупреждает возможные отклонения и увлечения; указывает и характеризует пособия; намечает иные точки зрения на предмет, сравнительно с принятой, и дает им сравнительную оценку. Рассматриваемые нами «Программы» главным образом заполнены конспектами и отводят лишь сравнительно незначительное место разъяснениям, которые подходят под тип объяснительных записок и это, по нашему мнению, их» крупный технический недостаток. Конспекты, особенно когда рекомендуется определенный учебник, почти или даже совсем излишни, – тем более для людей уже сравнительно развитых, для которых и предназначаются Программы. Напротив, точное определение руководящей точки зрения на предмет, сопоставленной с другими возможными точками, возможно рельефная характеристика (хотя бы краткая) рекомендуемых пособий, предостережение от возможных увлечений, – все это в высокой степени желательно и было бы без сомнения полезно. Впрочем, и в этом отношении программы далеко не однородны: иногда составители их ставят себе главным образом именно только что указанные цели руководительства в собственном смысле (это особенно должно сказать о программе по психологии, составленной Н. Я. Гротом); но иногда до того сбиваются на путь механического конспектирования, что приходится опасаться как бы не было затронуто самолюбие руководимых: подробный перечень параграфов рекомендуемого пособия, простановка страниц как этого, так и других параллельных пособий, в таком объеме и форме, как это сделано, например, пр.-доцентом Белкиным, предполагает очень низкий уровень развития ученика или его крайнюю беспомощность. Всякий же человек, среднего возраста и развития, без сомнения предпочел бы, взамен этих перечней заголовков параграфов и ненужных цифр, встретить более нужные и существенные разъяснения и указания, направляющиеся к выполнению вышеуказанных нами задач в духе и смысле объяснительной записки.

Небезупречны „Программы» и в литературном отношении. Встречаются иногда термины (особенно переводные) и выражения вычурные и даже неясные, каковы, напр.: «экономическое (!) мышление» (63), «о противоподразумеваемости (?) предложений» (55), изложение начал классической (?) экономии» (64) и др. Справедливость требует сказать, что их немного; но ввиду того, что из «Программ», при их авторитетности, они легко могут перейти и в массу, желательно, чтобы их совсем не было³.

Желательно иногда, чтобы в Программах советы были менее догматичны т. е. чтобы они сопровождались более определенной и убедительной мотивировкой, которой часто недостает и там, где она решительно необходима. Так, например, на стр. 68 мы читаем: «для ознакомления с последним отделом истории первобытной культуры – с историею религии, глава XIV Тейлора может служить только необязательным (?) введением; самый отдел должен быть пройден по Липперту»... Можно подумать, ввиду этой заметки, что Тэйлор и Липперт по вопросу о происхождении религии между собою глубоко различаются. А между тем их теории, если и не совсем совпадают, то различаются между собою весьма мало, – только как разновидности: один анимист (выводит религию из непроизвольного одушевления первобытным человеком природы), а другой – эвгемерист (выводит ее из культа предков). Обе эти теории неверны и справедливо отвергаются критикой; но эвгемеризм, вопреки мнению составителя программ, признается даже более односторонней теорией, чем анимизм. Притом, почему программа указывает только XIV-ю главу Тэйлора? Об анимизме в его отношении к религии говорят главы и предыдущая и следующая. Все это, по меньшей мере, неясно.

В заключение заметки позволим себе высказать общее суждение о Программах. По нашему мнению, даже и в настоящем виде, при отмеченных нами выше недостатках, они все-таки могут принести свою долю пользы: некоторые программы, будучи свободны от односторонних тенденций, в то же время удовлетворяют основным научно-педагогическим требованиям и даже в тенденциозно и не вполне удовлетворительно, в научно-педагогическом отношении, составленных программах некоторые частные указания и разъяснения могут быть полезны, – конечно, не специалистам. Приложенные в конце книжки темы для самостоятельных работ, равно как и специальные программы чтения по отдельным частным вопросам могут с интересом и пользой наполнить свободное время и занять мысль. Однако эту пользу программы принесут лишь тому, кто сумеет отнестись к ним критически; для лиц же, которые наклонны jurare verba га agist ri, которые принимают за непреложную истину все, что говорят «компетентные люди», – для таких «Программы» едва ли не принесут больше вреда, чем пользы, так как могут сообщить всей их умственной деятельности ложное направление. Чтобы не брать на себя ответственности за односторонность направления мысли тех неопытных и доверчивых людей, которые обратятся к Комиссии за помощью, она должна освободить свои «Программы» от той позитивно-эволюционной тенденции, которою некоторые курсы проникнуты в ней теперь, или же по крайней мере, отметить эту тенденцию и дать ей противовес, как это сделано относительно философии. Во всяком случае, желательно, чтобы дальнейшие выпуски Программ составлялись с большим вниманием к направлению, с большей осмотрительностью и, – главное, – в одном, свободном от односторонних тенденций, духе. Иначе «помощь самообразованию», на которую они рассчитаны, будет больше, чем сомнительна.