Милосердный подвижник – Даниил Переяславский

По поводу 400-летия его монастыря

В древней Руси во время голодов и моров погребали людей в общих братских могилах – ямах огромной глубины и размеров, вмещавших иногда по десятку тысяч трупов и даже больше. Такая могила называлась – скудельница.¹ Вероятно, отсюда возник обычай рыть скудельницы на краях городов, на вспольях для погребения скончавшихся напрасною смертию: убогих странников, замерзших зимою, убитых разбойниками, казненных преступников, самоубийц. Скудельницу вместе с построенным над ней „молитвенным храмом» или просто клетью содержали граждане. В продолжение года обычно наполняли ее трупами, а в Семик (в четверг седьмой недели по Пасхе) всех положенных в ней отпевали, яму засыпали, и на ее место в тот же самый день выкапывали новую скудельницу. На это печальное торжество погребения убогих, „проводить скудельницы» стекались жители города, и считалось делом усердия всех – мужчин, женщин и детей – копать новую яму и засыпать старую Бога ради. ² Может быть отсюда или оттого, что погребались здесь убогие, пошли другие названия скудельницы – Божий дом, божедомка, божедомское место, убогие дома. Божьи дома известны в великом Новгороде (Рождественский монастырь, что у скуделен или при убогих домах), в Пскове, в древней Москве – село Скудельничье (может быть теперешняя Божедомка) и в Переяславле-Залесском, на юго-восточном краю города, в полутора верстах от кремля. Находились добрые люди, которые принимали на себя добровольный подвиг сносить в скудельницу трупы. В Новгороде местной летописью упомянут такой подвижник „Иван Жегальцо, нищий старец, который тех (умерших) в скудельницах погребает «³. В Переславле в начале XVI в. прославился этим подвигом инок Горицкого монастыря преподобный Даниил. В его древнем житии повествуется: „И егда случашеся кому странну прийти в монастырь, вси у него покой примаху. И аще услышаше странна некоего на распутии повержена, или в дебрех мертва – от мраза измерша, или от разбойника убиенного или иным коим образом нужно скончавшихся, вельми испытоваше о них и мзду даваше, дабы кто поведал ему мертва где повержена. Он же нощию исходя из монастыря, никому ж ведущу, и, по сказанию поведующих ему, обреташе мертвыя повержены зверем на снедение и со мнозем плачем облобызаше их, и на раме своем полагаше, и отношаше в скудельницу, иже зовется Божий дом. И надгробное пение отпевание над ними и в скудельную гробницу полагаше, о нихже и божественую литургию служаше, и вельми о том печашеся, дабы христианския телеса не снедаема была от зверей. Бе бо скудельница близ монастыря Горицкого яко мнее единого поприща»⁴. Случалось, что на скудельницах ставились монастыри. Таков Никольский монастырь в Новгороде, на Чудинцевом заполье, построенный в 1390 г. на скудельнице⁵. Таков же и монастырь преп. Даниила.

Четыреста лет тому назад, 15 июля 1508, г. на Переяславской скудельнице было положено основание двум монастырским храмам -во имя Всех святых и в честь Похвалы Пресвятой Богородицы, и начаты постройкой братской кельи. Населилось место на окраине города, раннее никем не заселенное, не паханное и не сеянное, поросшее можжевельником и „ягодичием “(стр. 26). Скоро освящены были храмы и открыт монастырь при болышом стечении городского и окрестного населения (стр. 31).

Зачем же преподобный Даниил построил монастырь свой?

Прежде всего затем, чтобы приносились молитвы поминовения о бесчисленных душах тех бедняков, которые положены в скудельницах, у которых не хватало средств погребстись и помянуться по обрядам церкви. Как только монастырь открылся, преподобный разыскал многие засыпанные скудельницы прежних лет, водрузил над ними кресты великие, а над не засыпанной скудельницей построил клеть; уставил петь соборные панихиды и совершать божественную службу. Вызывало удивление то, что подвижник не заботился об обогащении своего монастыря, но „яко паче имения печашеся о убозей чади, и о погребении их “(стр. 31–13).

Такова первая задача Даниловой обители-молиться о душах, погребенных в ней убогих. Скоро нашлись и другие задачи.

Случился в Переяславском краю голод; на торгу нельзя было достать ни муки, ни печеного хлеба. Запасы обители, кормившей 70 человек братии и „мирян довольно», приходили к концу: муки оставалось менее, чем на неделю, а до нового хлеба приходилось ждать более семи месяцев. Келарь донес об этом преподобному, и они вместе пошли к житнице. „И пришла тогда убогая вдовица, которой с чадами грозила голодная смерть, так рассказывает древнее превосходное житие преп. Даниила; вдовица просила милостыни на прокормление себе и детям. Преподобный наполнил ей мешок мукою, помолился, благословил остаток муки и житницу и сказал келарю многознаменательные слова: „не преслушай повеления нашего – не оскорби гладных человек, приходящих в монастырь, и не отпусти от монастыря алчуща никого ж, и Бог имать промыслити о нас, яко же хощет». Келарь в точности исполнил повеление святого: „нещадно» раздавал остаток муки всем приходящим. И долго ею питались и в монастыре – иноки, простые, нищие и приходящие голодные – и в монастырском селе Будовском до тех пор, пока за полмесяца до нового хлеба два вельможи прислали в обитель 80 четвертей ржи (т. е. около 350 пудов, стр. 44–45).

Вот вторая задача древней Даниловой обители-кормить голодающих.

Случилось раз святому с братией зачем-то обходить вокруг монастыря, и вот они видят за оградой трех увечных, брошенных без призора. Преподобный обратился к одному брату с такими словами: „возми сия болящия три мужи в келию свою и прилежи о них, сих бо Бог послал зде на пользу нам“. И взяша их в монастырь и упокоиша». Скоро об этом узнали в Переславле и его окрестностях. „Мнози же от гражан и от поселян, ведуще Данилово нищелюбие, приношаху нужных болящих, яко нимало собою владущих ,инии же от зверей уявляеми и еле живи бяху. И пометаху сих у монастыря тайно свои им, понеже убози суще и не имяху чим питати их и врачевати. Данил же с радостию сих в монастырь взимаше, и печашеся ими, и упокоиваше их всячески, и сладостными словесы утешаше, и пищею и одеждою издовляше, и врачеванием промышляше о них, дóндеже овии от них оздравеша. И нищии от сих в мирские домы к своим отхожаху, инии же в монастыри изволиша жити, овии же и скончевахуся ту» (стр. 49–50).

Такова третья задача, возложенная преп. Даниилом на свою обитель, – призревать и лечить больных; он превратил свой монастырь в лечебницу и богадельню.

На себя лично преподобный принял еще некоторые подвиги служения мирским ближним – подвиги духовного милосердия. Он был опытным и популярным среди мирян духовником: принимал на исповедь как иноков и священников, так простых людей и вельмож. „И мнози прихождаху к нему, и вельми пользовахуся, и мнози к нему исповедаху грехи своя. Преподобный же. человеческие греховные страсти и язвы и всяческие за совесть от прегрешения погруженные отчаянием, яко премудрый и искусен врач, целяще милостивными словесы, лечебное былие прилагая, и с рассуждением божественными заповедьми обязуя, и многих от грех престати увещая, и покаянием исправляя, и к Божией любви приближая; и никого же не стыдяшеся безчинника, или ближнему обиду и немилосердие творяща, или ино что неподобное дело, и о всех спасении промышляше. И вси в сладость его послушаху и повиновахуся ему, яко истинному учителю» (стр. 12 и 41). Отсюда видно, что и свою учительную обязанность по отношению к миру подвижник исполнял с обычным для него милосердием.

Преподобный Даниил был близок к великому князю Василию Ивановичу и искал этой близости, потому что в Московском князе видел самого надежного храмоздателя (стр. 22). Переяславский подвижник удостоился чести быть восприемником от купели обоих велико – княжеских сыновей, и сам царь Иван Грозный доводился ему крестным сыном. Великий князь Василий четыре раза посетил Данилов монастырь, усердно на него жертвовал, дал, например, средства на сооружение прекрасного каменного храма во имя Св. Троицы, самому подвижнику оказывал знаки своей милости. От такой чести у обыкновенного смертного закружилась бы голова, явилась бы надменность и желание поскорее и повыгоднее устроить свое положение. Но не таков был преп. Даниил. Он умел остаться тем же смиренным трудолюбцем, каким был ранее, „яко един от убогих сирот «: переяславцы, приходившиe поздравлять велико – княжеского кума с этой высокой честью, находили его за самой грязной работой в хлеве (стр. 56 и 57). Не извлекая лично для себя никакой пользы из велико – княжеского благоволения, преподобный употреблял свое влияние на самодержца в интересах милосердия. Послушаем жизнеописателя: „и в Переяславле бывшу ему (великому князю), и паче мимошедших лет к Даниилу любовь простираше, и близ себя сидети веляше, и повинных его ради от смерти свобожаше» (стр. 481). Это значит: преподобный печаловался пред великим князем за осужденных на смертную казнь, и отец Грозного по просьбе святого освобождал виновных.

Это также великая задача монашества, а вместе и иepapхии, к сожалению, теперь забытая ими, -печаловаться за осужденных.

В предсмертном наставлении своем преподобный увещал братию не презирать странных и нищих, милостиво насыщать и упокоевать их по примеру праведного Авраама (стр. 71 и 79). В обители более ста лет после кончины подвижника (1540 г.) держался обычай погребать странных и убогих в скудельнице „по преданию преподобного“⁶.

Вот черты из жизни преподобного Даниила, которые хотелось бы отметить и подчеркнуть, и из начальной истории его обители, 15 июля отпраздновавшей 400 летие своего существования. Преподобный совмещал подвиги милосердия, самоотверженного служения мирскому ближнему с денно-нощными молитвами, постом и вообще иноческим деланием и соответственно этому устроил свой монастырь.

Говорят – история учит. Чему же учит жизнь преп. Даниила и начальная история его обители? Они учат милосердию, самоотверженному служению миру со стороны монашества. В связи со скромным юбилеем в захудалом Переяславле-Залесском поднимается вопрос чрезвычайной важности для всего нашего монашества – об отношении его к миру и дается в высшей степени назидательный урок для правильного решения вопроса. Урок этот в настоящее время имеет все свое значение и не потому только, что монашеская жизнь далеко уклонилась от примеров и заветов, предложенных и положенных отцами, но еще потому, что эти заветы иногда отрицаются принципиально, даже жестоко порицаются представителями современного иночества. Приходится доказывать им ту самоочевидную истину, что подвиги милосердия и самоотверженного служения ближнему необходимы для всякого христианина, думающего о своей душе, как для мирянина так и для инока, что в системе иноческого делания стоят они на главном месте – рядом с молитвой, что невозможно монаху, забыв заповедь милосердия, служить «Богу всякого милосердия и щедрот», что, наконец, нельзя при этих условиях считать себя слугою Христа, сказавшего: «идите от Меня, проклятые, в огнь вечный, уготованный диаволу и ангелам его: ибо алкал Я, и вы не дали Мне есть; жаждал, и вы не напоили Меня»... Приходится доказывать это.

Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский, рассказывал о себе. «Когда мне было 15 лет, я видел во сне девицу. Вид ея был светлее солнца, украшена выше всякой человеческой мысли, на главе ея масличный венок. Она встала над одром моим и разбудила меня. Проснувшись, я ее увидел на самом деле, понял, что это не женщина, перекрестился и спросил: „кто ты и как ты смела войти ко мне спящему?» Тогда она с тихим лицом и не улыбающимися устами сказала: „я старейшая дщерь царева». Услышав это, я поклонился ей. Она продолжала: „если сделаешь меня своей подругой, я приведу тебя пред царя, и никто не имеет такого дерзновения к нему, как я, ибо я сотворила вочеловечение и спасение человеков на земле». И с этими словами стала невидима». Иоанн пришел в себя и понял свое видение, узнал, как имя чудной девы: ей имя сострадание или милостыня; она старшая дщерь Божия, доводящая до самого Его престола» ⁷ .

И может ли христианское монашество, достойное этого имени, не быть в дружбе с этой первой евангельской добродетелью? Ведь подвиги милосердия завещаны нашему монашеству его отцами – Феодосием Печерским и Сергием Радонежским, завещаны и как примеры их личной жизни и как органическая часть созданного ими монастырского строя. Преп. Даниил отнюдь не вводил чего-либо нового, не знакомого русскому монашеству даже его времени: его знаменитый современник и постриженник одной с ним Боровской Пафнутьевой обители Иосиф Волоцкий шел совершенно тем же путем в своем служении миру ⁸ .

Если нашей церкви суждено дождаться реформы, должно быть реформировано и монашество. И наше глубокое убеждение, что самое верное средство к его возрождению заключается в деле служения его ближнему подвигами милосердия, в возвращении к заветам и примерам великих устроителей монашества. В этом исцелении его язв, залог процветания наших обителей.

История учит и уча предостерегает. Давая поучительный урок нашему современному монашеству, она предостерегает и от заблуждений на счет его подлинных задач и от ложных путей в направлении его необходимой реформы.