Земство

По старинному, народному принципу первоначального земского устроения великорусских областных общин, земля составляла основу всего народного бытового строя. Области назывались землями, люди назывались земскими людьми. Понятие земли было тождественно с понятием людства, земства, мира. Отсюда выражения: управа люба была люба всей земля, по совету всей земли, помыслить крепко с миром, всей землей и т. п. При таком историческом земском складе, при этой архитектонической нарочной постройке русской земли и при этом народном земском Мировоззрении, земля, как общее, естественное, неотъемлемое достояние для сидения и кормления всех и каждого равно, была естественным мерилом или определителем равенства всех земских людей, была объединяющим началом, связывавшим и уравнивавшим их, как вервью, в один равноправный земский мир². Отсюда все земство, по естественной поземельно-водной и общинно-колонизационной обязанности, по единству и согласию работы в деле первоначальной, основоположительной колонизации и культуры, представляло первооснову одного целого, нераздельного, равноправного людского собрания, людства, мира, братства или по выражению летописи, братья. Не было сословного разъединения, неестественной расписанной систематизации земства, а было только естественное разделение труда, культуры и промышленности по свободному выбору земских людей. До призвания князей, на чудском северо-востоке были только славяне, старцы, лучшие мужи, то-есть, разумнейшие и богатейшие славянские люди, гости, ролейники или земледельцы, рыболовы, звероловы, повольники, молодцы, отроки, да чудь-финны без всякого разделения на сословия. Были, следовательно, только, люди, мир, с естественным разделением, по летам и опытности, на старцев, молодцов и отроков, да по родам труда, занятия, на гостей, делателей нив и т. п. С появлением варяжского наряда нарубленья и византийских чинов и уставов, въ состав земства привходят чуждые разделительные элементы и вместе с тем, обозначаются в земстве особые разряды и чины людей. С князьями пришли в городские земские общины мужи, княже, бояре. У князей образовался свой двор слуг – служилое сословие или корпорация дружины, которая потом, кроме варягов, пополнялась выходцами из Венгрии, из Литвы, из Польши, из Мордвы, Мещеры, от половцев и других инородцев. С этой дружиной или как чаще говорится в летописях, с своими боярами и слугами, с двором своим, князья ходили на войну (на бой). Отсюда дружинники, слуги князей стали называться боярами от слова бой, дворянами, как образовавшие княжеский двор и слугами или служилыми людьми. Точно также, с церковью пришло духовенство (сначала частью византийское, частью болгарское) для службы церковной. Оно образовало духовный чин священно-церковно служителей. Вместе с тем, привнесен был византийский элемент иерархизма, чиновности. До развития московских приказных чинов, видим в самобытно-областных земских общинах только чин иерейский, да чин монашеский или иноческий. А после, в эпоху московских приказных учинений или учреждений, сообразно с византийско-иерархическими церковно-служебными чинами, образовались чины и в приказно-служилой московский иерархии. И земство, вследствие того, разделилось на всяких чинов людей. В сущности, впрочем, все земские разряды населения – гости или купцы, посадские и смерды, или крестьяне разных родов, как вотчинные, так и черные, по единству образа жизни, а большей частью и занятий, по общинным отношениям, по свободному переходу из одного состояния в другое, составляли еще одно целое, нераздельное, равноправное земство или земское cocловие, вплоть до окончательного определенно-положительного образования сословных каст в XVII столетии. А два пришлые, чуждые славянам и чуди сословия – чин церковно-служилый и чин княжеско-служилый, образовали чуждое, пришлое, особое отличительное сословие служилое.

Несмотря, впрочем, на появление в земстве этих чуждых разделительных элементов, оно в удельно-вечевую пору, в эпоху свободного, естественно-жизненного земского строения, могущественно превозмогало, побороло их, даже отчасти претворяло в свою плоть и кровь. В земстве столько было естественной своенародной самосохраняемости и энергии, земской общинной объединительной силы, так могуче и саможизненно было стремление к своеобразному земскому самоустройству и саморазвитию, что оно отчасти даже византийские чины и княжеских бояр делало земскими и своими. Так, например, поповский чин избирался из земства, из земли, из крестьян, даже из холопов, почему и в XVI веке ставленники из мужиков отговаривались в своей не приготовленности к поповству, ссылаясь на свою землю: «земля, господине, такова, не можем добыть, кто бы грамоте умел: вот и обругал всю землю, будто нет человека в земле, кого-бы ставить в священство». Сельские попы, в старину избиравшиеся обыкновенно миром, имели земское значение, участвовали на сельских мирских сходах, которые в некоторых местах, напр., в погостах новгородских и собирались в трапезе церковной. Попы писали, утверждали церковными печатями разный мирские записи и грамоты. Церковные дьяки были вместе и земскими дьяками. Земские веча избирали владык, так же как и земских бояр вечем избирали в посадники. В Новгороде иногда даже простая чадь сводила владыку из дома святой Софии. Владыки в вечевых городах имели земское значение, сходились вместе с земством, на вече, решать земские дела. Земские люди их посылали исправлять земские службы. Далее, земские люди, например, миры сельские, веча псковские и новгородские, полноправно вмешивались в церковные дела, давали религиозные установления, судили и наказывали иерейский и иноческий чин. Наконец, сельские сборники и мирские басни вырабатывали, в форме апокрифических или отреченных книг, своеобразные мифологические или эпические начала земского, народного миросозерцания. Точно также и бояре мало-по-малу оземствовались, обращались в состав земства, были слугами земства. Они, наравне с гостями и повольниками, получали земли если не от князей, то по даче веча, мира, земства. Так, например, вече новгородское давало земли пришлым князьям, напр, во второй половине XIV века, князю Патрикееву или утверждало земли и воды за боярами-посадниками на Двине, на Ваге, в Поморье. По земле, по земству, бояре, наравне с земскими людьми, стали земскими боярами, слугами земства, главным образом, в боевой службе.

Старинное правило: вольным воля, господствовавшее в эпоху колонизационного основания областей до развития великокняжеской гегемонии на степень московского единодержавия, одинаково простиралось и на дружинников, княжеских и на всех вольных охочих людей древней Руси. Вследствие этого правила, как вольный охочий человек, добровольно подряжаясь во крестьянство или на посад, становился сам, по своей воле, крестьянином или посадским, так и дружинники-бояре постоянно отъезжали, переходили от князя к князю, из одного двора княжеского в другой, из волости в волость; у какого князя они подряжались служить, у того и земли получали в жалованье; отъезжали от него – и земель лишались. Вследствие этой подвижности, не прикрепленности дружинников-бояр к земле, естественно, они не могли образовать твердо-оседлую, наследственно-родовую землевладельческую аристократию, так же как вольные oxoчие люди – крестьяне, свободно переходя от одного землевладельца к другому или от землевладельца в черную волость и обратно, не могли тогда образовать и не составляли крепостное сословие. При свободном переходе, многие роды дружинников-бояр невольно становились безземельными, изгоями своего рода, поступали в ряды посадских и крестьян. Так что не мало было таких земских людей, которые в старину происходили из рода бояр, дворян, а в ХVII веке были простыми посадскими и крестьянами. Таков, например, род посадских Семена и Андрея Денисовых Вторушиных, происходящих из княжеского рода. На Ваге и Двине, многие старинные новгородские боярские фамилии, основавшие здесь свои колонии – боярщины, в XVIII веке вошли в состав и крестьянства. При отсутствии особенных гарантий и установлений для охранения и развития родословного, генеалогического начала аристократии, у нас и все шляхетство в первой половине XVIII столетия не имело никакой определенной, положительной, привилегированной одличительности от земских сословий. Не даром Татищев, сетуя на эту неотменность шляхетства от подлости, писал в своей статье о чинах: «есть разность чинов временная, но другая (разность) есть пребывающая и наследственная, яко шляхетство, гражданство и подлость, а негде четвертое счисляют духовенство. У нас в «Уложении» неколико шляхетство от прочих отменено, без основания, недостаточно и неясно… О пресечении сего великого беспорядка и оскорбления (шляхетства) – тем и преимущество государя – видится забыто».

Далее, исключительному развитию и земскому преобладанию боярской родословной землевладельческой аристократии препятствовало всеобщее равнозначительное, равноправное в древне-русском земстве начало личного поземельного владения. Если во времена колонизационной постройки земства, городских и сельских общин, в эпоху воли вольным, бояре, путем колонизации своих займищ на диком черном лесу, сами устрояли свои волости, вотчины и передавали их из рода в род, или укореняясь в волости одного князя, не переходя к другому, постоянно из рода в род владели жалованными от князей вотчинами и землями, – то и все земские люди имели равное с ними право, как общинного, так и личного землевладения, до тех пор пока не водворилось государственное правило, чтобы земля из службы не выходила. Горожане, гости, житые люди, купцы, посадские, своеземцы – все, наравне с боярами, приобретали и заселяли земли, имели свои вотчины. Исстаринное право горожан на поземельное владение естественно проистекало из их первоначального хоаяйственно-колонизационного самоустройства. Селясь к городам, садясь на посады, они уходили или уезжали из городов, кто по бортным путям, ухожаям и станам, кто по пашенным или хлебным, кто по рыболовным или стольничу пути, кто по бобровым ухожаям и гонам – каждый своеземец уезжал в свое промышленное займище, по какое место чей был уезд или куда ходил чей топор, коса и соха, или где в старинных ухожаях бобры ловили исстари чьи деды и отцы, или куда шел чей след, где чей был бортный – ухожей и т. п. Совокупность всех этих хозяйственно-промышленных займищ, путей, ухожаев, земель и вод составляла городскую землю, вотчину и дедину города, как Новгород называл свои земли. Города у нас исстари владели пахотными землями, так как они, до появления приказно-правительственной системы указного городового дела по жизненно-народному, естественно-экономическому принципу и развивались из сел, путем торгов и промыслов, имели земледельческий характер. Еще в. к. Ольга говорила жителям древлянского города Коростеня: «все грады ваши делают нивы свои и земли свои».

Как дети бояр, так наравне с ними, и дети всех прочих горожан наследовали от отцов и дедов отчины и дедины, куда пошли из старины, докуда пахали отцы и деды, и проч. В частности, купцы имели свои вотчины, деревни. Рядом с боярскими селами и волостями, видим так называемые в писцовых книгах отчины купцов, купецкие деревни, земли купецкие. Посадские так же имели равное с боярами право владеть землями. Они встарину имели пашни около городов. В Новгороде, у посадских, поселившихся на словенской стороне, были свои села, которые потому и называются в летописи Славенскими селами. В писцовых книгах нередко замечается о землепашцах: пашет с посада или у посада. Далее еще и в XVII веке был целый разряд так называемых пашенных городов. Из актов города Шуи видим, что городские общины обыкновенно делили, как полные хозяева, общественную землю по тяглам. Точно также, в конце XV века, например, один савво-сторожевский житель, по имени Семянко, на суде говорил: «дал мне, господине, дворской и вся братия селище Суховерховско…, а яз по старым межам городскую землю отведу, Суховерхова селища полосу. Да повел Семянко тиунов от реки долом, поперег хмельника, межи дву овинов, по ржищу, подле болота; да пришед к долу, к орехову кусту став Семянко перед судьями, так рек: по те господине, места наша земля городская, моего двора сыть» (А. Ю. № 7).

Крестьяне также, наравне с боярами, имели право владеть не только землями, но и вотчинами, населенными деревнями. И богатые крестьяне действительно имели села и деревни. Полное свидетельство об этом представляет, например, следующая духовная крестьянина Прокопия Бородкина, в которой завещатель пишет: «Се аз Прокопий Марков сын Бородкин, Луской Пермецы Лоемской волости крестьянин, пишу по себе сию изустную память… А что есть у меня Прокопия деревни и дворы, и дворовые хоромы, и вне двора, и сенные покосы, пожни и рыбные ловли, и всякие деревенские угодья, чем преж мой отец Марко и после его аз Прокопий владел по купчим, и по закладным, и по всяким письменным крепостям, и что есть у меня хлеба сухого в амбарах, и скота, и коней, и коров и всякого житейского завода, и теми вышеописанными деревнями и дворовыми хоромами, сенными покосами и рыбными ловлями, и всякими деревенскими угодьями, по купчим и по закладным, и по всяким письменным крепостям, и скотом и животом, и всяким житейским заводом…, и по кабалам на ком взят, и тем всем аз Прокопий при смертном своем часе благословил и наделил сына своего Федора Прокопьева с женой своей Мариной» (Акт. От. до юрид. б., ст. 66). Или вот еще свидетельство жалованной грамоты в. к. Василия Ивановича 1524 года о занятии диких мест в собственность, где крестьянам предоставляется право на занятые земли сажать крестьян, устроять деревни и вообще хозяйничать, как собственникам. Князь пишет: «Пожаловал есми двинян Наумку, Кобеля, Савина сына, да Давыдка Степанова сына… Что мы били челом, а сказывают, что в двинском уезде, за рекой за Двиной, нашли ключи соляные на речке на Юре, на лесу на черном… И уже будет так, как Наумка и его товарищи сказывали: и яз князь великий пожаловал Наумку и его товарищей, велел есми им на тех местах ключи соляные чистить, и лес сечи, и дворы ставить, и пашни пахать, и пожни чистить, и людей к себе звать на те места, не тяглых и не письменных, добрых, а не татей и не разбойников». (А. Э. I, № 385). Отсюда видно также, что если князья жаловали бояр землями и вотчинами, то точно также, наравне с боярами, они жаловали и крестьян такими же землями и ветчинами.

Таким образом, по естественно-историческому праву, по жизненно-бытовому обычаю народному, все земство имело право владеть землей. Не одни бояре или дворяне, а всякий земской человек, всякий отец семейства мог иметь свою поземельную отчину и передавать ее своим детям или кому хотел. Если же множество крестьян было без собственной земли, если эти крестьяне жили не на своей, а на боярской земле, то это зависело или единственно от их доброй воли, как вольных охочих людей, или от их немогуты, от того, что они не имели средств, необходимого житейского завода, чтобы расчистить землю вновь из-под лесов и обзавестись хозяйством, не имели денег купить готовые, разработанные земли или населенные вотчины. Тогда была вольным воля и в выборе земли, места поселения – в городе и в селе, и в выборе труда – торга ли, рыболовства ли, звероловства ли, земледелия ли, или всех вместе, смотря по способностям и достаткам, и наконец в выборе самих способов производства того или другого труда. Лучшие люди, вятшие житии люди, то-есть, богатейшие и разумнейшие, были ли то крестьяне или купцы, наравне с боярами, расчищали и покупали много земли, по своим животам и достаткам, заселяли свои земли, и таким образом владели населенными вотчинами. Меньшие люди, не так богатые, селились вместе на особых землях, расчищая и заселяя их по мере того, куда ходил чей топор, коса и соха, всем миром владели землей, уделяли новопришельцам-поселенцам участки, поговоря с братией, со всем миром и с соседями волостными. Это – общинное землевладение. Наконец, люди бедные, не имевшие необходимого житейского завода, скота, земледельческих орудий, денег на хозяйственное домоустройство и обзаведение, добровольно рядились во крестьянство и селились на землю или личных землевладельцев, богатейших своеземец или переходили на общинную землю в черные волости; а когда разживались, делались житьими, житейскими, богатыми лучшими людьми, обзаводились всем житейским заводом, вроде вышеупомянутого крестьянина Прокопия Бородкина, то и сами, наравне с боярами и со всеми лучшими людьми, делались личными землевладельцами, имели не только земли, но и деревни и множество дворов для поселения вольных охочих людей. Таким образом, по естественно-историческому праву и жизненно-бытовому народному земскому мировоззрению, родовая, генеалогическая, землевладельческая монополия несовместима с свободной общенародной землевладельческой конкуренцией, с земским, всеобщим правом или началом личного поземельного владения. Доказательством же принадлежности прежде земли всему народу, земству служит, между прочим и тот исторический факт, что во второй половине XVIII столетия, когда издана была дворянская грамота, многие купцы устремились в дворяне, стали, наравне с ними, приобретать земли, деревни. В то же время, некоторые горожане, например, купцы устюжские и устьсысольские, даже силой удерживали и отстаивали за собой свои старинные земли.