Азбука веры Православная библиотека протопресвитер Михаил Помазанский Очерк православного миросозерцания о. Иоанна Кронштадтского

Очерк православного миросозерцания о. Иоанна Кронштадтского

Источник

50-ти летие преставления приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского

Есть особая притягательная сила – для пастыря в особенности – в личности приснопамятного о. Иоанна Кронштадского, даже в его портретном облике, влечение к его писаниям, к его дневнику «Моя жизнь во Христе». Есть что-то особенно умиротворяющее в записях его дневника, не говоря уже о том, что самые предметы речи возвышают, духовно настраивают, укрепляют. Когда вы раскрываете книгу, глаз с трудом отрывается от нея, и рука как бы сама переворачивает одну за другой ея страницы. Откуда это влечение сердец к о. Иоанну? Несомненно, в этом случае имеет огромное значение то, что о. Иоанн наш современник в широком смысле слова, а в самом тесном смысле современник старшого поколения среди нас. Среди нас он родился, в знакомой нам обстановке выростал, в нашей школе, какую и мы проходили, воспитался, в нашей среде священствовал, на нашей памяти отошел в вечную жизнь: – весь наш. Но есть и более важная сторона. Он делал свои записи для себя, а вместе и для нас. Он заносил в свои дневники собственныя мысли, отвечал на вопросы собственной души, но, в некоторой доле, это были вместе и наши вопросы, ответы на наши недоумения, здесь нередко подтверждение наших личных решений. Оправдывается то, что он сам записывает в дневнике: «Мы от других часто слышим, или читаем нередко в сочинениях других то, что Бог положил на наши умы и сердца, что мы сами лелеяли, т. е. часто мы встречаем свои любимейшия мысли у других...», а затем дает объяснение этому. «Разве не един Господь Бог разумов, разве не един Дух Его во всех ищущих истины? Разве не един Просветитель наш, просвещающий всякого человека, грядущого в мир?» (Моя ж. во Христе, т. I, 45–46).

Вот основная причина влечения к о. Иоанну, им самим указанная. Он отвечает на запросы нашего собственного духа. И как человек сильной веры, глубокой православно-религиозной мысли и полного единства между словом и делом, отвечает совершеннейшим образом, становясь нашим другом, руководителем, утешителем, обновителем, духовным просветителем.

Богословие о. Иоанна, миросозерцание его глубоко православно. Может ли оно, потому именно, быть предметом особой, специальной речи? Не дано ли оно уже в православном катихизисе? Что нового в нем может быть открыто?

Конечно, богомыслие о. Иоанна по своему содержанию есть богомыслие, переданное от отцов, соборное, святоотеческое, апостольское, основанное на Евангелии. У него не найдем новинки, вероисповедного модернизма. Однако, это-то и привлекает особое внимание, привлекает потому, что на этой основе о. Иоанн высказывает свое общее мировоззрение, то, что можно назвать личной христианской философией.

Верующие люди относятся по разному к принятым ими истинам веры. Одни принимают их не разсуждая, как безспорный авторитет. Другие стремятся соединить их с общим своим миропониманием, веру с разумом. Но так или иначе, каждому надлежит соединить свою веру со своей жизнью, со своими поступками. Если содержание нашей веры не отражается на содержании и качестве наших поступков, если для нашего поведения безразлично, как веруем мы, тогда вера перестает быть живой. Нужен синтез веры и жизни, а еще лучше – веры, разума и жизни, – веры, разума, сердца и жизни. Чем полнее кто живет жизнью Церкви, тем полнее должен быть этот синтез. Вполне понятно, как он нужен пастырю. И в лице о. Иоанна нам дан образец гармонии богословского знания с общим пониманием жизни и вместе с личным духовным отытом. Перед нами цельная, глубоко гармоничная христианская личность, идеальный христианский пастырь.

Полезно знать, как, под какими влияниями складывалась эта гармоничность личности о. Иоанна. Об этом говорит нам он сам.

Основной составной частью здесь было Священное Писание. «С первых дней своего высокого служения Церкви... принялся я, – пишет о. Иоанн, – за чтение Священного Писания Ветхого и Нового Завета, извлекая из него все назидательное для себя, как для человека вообще, так и для священника в особенности» (Краткая автобиография в журнале «Север» за 1888 г.). В беседе с пастырями он разсказывает: «Во время свободное от богослужений и пастырской деятельности я читаю Священное Писание Ветхого и Нового Завета, особенно же святое Евангелие – это драгоценнейшее для нас благовестие о нашем спасении. При чтении я стараюсь вдумываться в каждый стих, в каждую фразу, даже в отдельныя слова и выражения. И тогда, при таком внимательном отношении к святой книге, как бы приподнимается такое богатство мыслей, богатство основоположений для проповедей, что никакому проповеднику не исчерпать этой глубины Божией» (Беседы с духовенством в Сарапуле в 1904 г.). Читая дневник о. Иоанна, можем заметить, что все книги Священного Писания представлены в дневнике выдержками, но так, что вы нигде не почувствуете нарочитато подбора текста, нет нагруженности текстами, необычайно естественно здесь слияние элемента личного с божественным. Обычный прием у о. Иоанна – заключать свою личную мысль изречением Слова Божия, замыкать им свою запись так, как слово «аминь» утверждает слова молитвы или совершительныя слова таинства.

Другой составной частью было чтение святых Отцев. «Прочитав Библию с Евангелием и многия творения Златоуста и других древних Отцев, а также русского Златоустого Филарета Московского и других церковных витий, я почувствовал особое влечение к званию священника и стал просить Господа, чтобы Он сподобил меня благодати священства и пастырства словесных овец Его»... (Речь в день 25-летия священнослужения). О. Иоанн редко в своем дневнике называет св. Отцев, и нужно быть хоть несколько знакомым с их писаниями, чтобы почувствовать силу их влияния на склад мыслей о. Иоанна и на самую форму их выражения в дневнике, в частности, влияния св. Златоуста, св. Василия Великого, св. Григория Богослова и писаний подвижнических. В часто применяемой собеседовательной форме записей чувствуется дух Златоуста, в разсуждениях о Пресвятой Троице – св. Григория Богослова, в полноте мысли, выраженой богатством синонимов и эпитетов – св. Василия.

Знаем, наконец, как высоко ценил о. Иоанн весь состав богослужебных книг. Он сам говорит: «Каноны на утрени я всегда читаю сам. Какое багатство содержится здесь, какое глубокое содержание, какие чудные примеры горячей веры в Бога, терпения в скорбях, верности долгу в самых лютых мучениях предлагает нам здесь Церковь ежедневно. Чрез чтение канонов душа мало-по-малу сама проникается высокими чувствами и настроениями тех праведников, которых прославляет Церковь, живет среди церковных воспоминаний и чрез то привыкает к церковной жизни. И я, можно сказать, воспитался в церковной жизни на этом чтении, почему и другим, кто искренно желает приобрести духовное богатство, советую обращать серьезное внимание на чтение канонов по Октоиху, Минеи или Триоди».

Все эти влияния так отразились на личности о. Иоанна, что Бог, вера, Церковь стали содержанием всей его жизни, и содержание это слилось с его чистым, здоровым, гармонически развитым и полным жизненной энергии духовным и физическим существом. Высокое содержание наполнило достойный сосуд. Одним из следствий этого явилось то, что для самого о. Иоанна истины веры представляются не отвлеченными положениями, а живыми силами, выражающимися в жизненных образах. О. Иоанн мыслит представлениями, и такому образу мысли он учит нас. Он пишет: «Говорят: мы скоро устаем молиться. Отчего? Оттого, что не представляете пред собой живо Господа, яко одесную вас есть. Смотрите на Него непрестанно сердечными очами, и тогда ночь целую простоите на молитве и не устанете. Что я говорю – ночь! Три дни и три ночи простоите и не устанете. Вспомните о столпниках...» (I, 180).

«Молясь, – пишет он в другой раз, – нужно всё творение представлять как ничто пред Богом, а Единого Бога Всем, всё содержащим, везде сущим, действующим, всё оживляющим» (I, 187). Потому так богаты сравнениями, уподоблениями и символами его мысли о самых высоких предметах веры.

Как зажигательное стекло зажигает дерево, когда оно, сосредоточив в своем фокусе солнечные лучи, наведет их на одну точку, так и молитвой воспламеняется сердце, когда «мысленное Солнце Бог, образы Богородицы и Ангелов с возможной полнотой и силою сосредотачиваются в центре нашей души, в сердце» (I, 115).

Непосредственное воплощение веры в соответствующей христианской деятельности, нравственное приложение к жизни каждого, можно сказать, пункта веры составляет характерную черту в миропонимании – в жизнепонимании о. Иоанна. У него богословие в мысли и богословие в жизни.

* * *

Как же богословствует о. Иоанн. Бог есть Сый, едино существующее. «Для истинно верующаго – Бог везде и всё, а тварей как бы не существует, всякое вещество земное и всех видимых миров как бы исчезает, и нет для него и одной мысленной линии пространства без Бога» (I, 159). Постояннен Бог, духи Ангелов и человеков: «всё остальное – мыльный пузырь. Не унижаю этими словами творения, но говорю о нём сравнительно с Творцом и блаженными духами» (I, 23). Отсюда прямой нравственный вывод: не прилепляться к вещественному, временному бытию.

На протяжении всего дневника, напоминает о. Иоанн о Боге, что Бог – «Простое Существо», следуя древней святоотеческой мысли (напр., у св. Григория Нисского). И именно как Простое Существо, Бог везде сущ, всё проникает, всё наполняет. Потому Бог столь близок миру и людям. Бог – Простая Любов (I, 393). «Господь при безконечности Своей такое простое Существо, что Он весь бывает в одном имени Троица, или в имени Господь, в имени Иисус Христос» (II, 422).

Если так, то и человеку, чтобы быть в единении с Богом, нужно, по благодати Его, стяжать совершенную простоту добра или святости любви (I, 366). И верить «должно просто, говоря себе: я верую во всё, просимое в простоте сердца, и прошу всего просто» (I, 349). «Люби без размышления: любовь проста. Также без размышления веруй и уповай: ибо вера и упование также просты» (I, 393). «Истина проста» (I, 349). Таким образом, от мысли о Боге идет общая жизненная заповедь простоты во всем, а в частности, в обращении с людьми. «Простота да сопутствует тебе везде; особенно будь прост в вере, надежде и любви, ибо Бог Простое Существо Единица приснопоклоняемая, – и наша душа проста. Простоте нашей препятствует плоть тогда, когда мы угождаем ей...» (II, 164). «Старайся дойти до младенческой простоты в обращении с людьми и в молитве к Богу. Простота – величайшее блого и достоинство человека. Бог совершенно прост, потому что совершенно духовен, совершенно благ. И твоя душа пусть не двоится на добро и зло» (II, 301).

* * *

Бог есть Троица Единосущная. «Бог Отец – жизнь, Бог Сын – жизнь, Бог Дух Святый – жизнь: Троица Святая – жизнь» (I, 111). «Какая полнота жизни безконечная!» восклицает о. Иоанн, говоря об отношении Ипостасей в Боге, – и потом снова в той же записи, говоря о равенстве их: «Какая полнота жизни!» и о единстве их снова: «Какая полнота жизни!» (II, 344).

Полнота жизни божественной отражается в богатстве, разнообразии жизни сотворенного мира, в щедрости Божией, разсыпанной в мире. «Мир, как произведение Живого, Премудрого Бога, полон жизни: везде и во всем жизнь и премудрость, во всем видим выражение мысли, как в целом, так и во всех частях. Это настоящая книга, из которой можно, хотя и не так ясно, как их откровения, учиться Богопознанию. Прежде чем стал мир, был только живой безпредельный Бог; когда мир из небытия вызван к бытию, Бог, конечно, не сделался ограниченным; вся полнота жизни и безпредельности осталась при Нем; но эта полнота жизни и безпредельности выразилась и в тварях, живых и органических, которых безмерно много и все одарены жизнью» (I, 60). Мир однако ограничен, и в своей ограниченности служит точкой опоры для телесных тварей, чтобы оне не исчезали в безпредельности (I, 60).

«Подобно тому, как душа носит тело свое: так Бог носит всю вселенную, все миры, будучи не объемлем ими; душа наполняет все тело, – и Дух Господень исполни вселенную (Прем. Сол. 1, 7); только душа ограничивается телом, хотя и несовершенно, потому что может носиться везде; а Дух Господень не ограничивается миром и не заключается в мире, как в теле» (I, 19).

Наблюдая мир, удивляемся, как щедро наделил Творец Своих тварей способностями, искусством, нежными и прекрасными формами, дал им самим творческую способность. «Дивны дела Твои, Господи! на каждом шагу в каждое мгновение жизни» (I, 80). «Невольно возбуждаешься к славословию, когда видишь безконечное разнообразие сотворенного на земле, в царстве животном, царстве растительном и минеральном. Какое мудрое устройство во всем – в великом и малом. Невольно славословишь и говоришь: Чудны дела Твои, Господи, вся премудростию сотворил еси; слава Ти, Господи, сотворившему вся» (I, 142).

«Кто это в цветах так премудро, тонко, прекрасно устрояет, образует безобразное, т. е. безвидное, безформенное вещество земли? Кто дает ему такую удивительную форму? Творец, дай нам лобызать в цветах Твою премудрость, Твою блатость, Твое всемогущество» (I, 53).

«Господь – причина и постоянная поддержка (держава) моей органической телесной жизни, чрез действие легких, желудка, сердца, жил, мускулов, – и духовно-органической жизни – чрез ум и мышление, чрез озарение сердца светом Своим» (II, 272).

И здесь снова, среди мыслей о полноте жизни и щедрости и мудрости Божией, о. Иоанн дает соответствующее нравственное назидание.

«Господь имеет полное уважение к созданной Им природе и ея законам, как произведению Своей безконечной, совершеннейшей премудрости; посему и волю Свою совершает обыкновенно чрез посредство природы и ея законов, напр., когда наказывает людей или благословляет их. Чудес потому не требуй от Него без крайней нужды» (II, 282). Это один вывод. И другой: Если так щедр Творец, если Его щедротам нет числа, если земля, по Его повелению, доставляет в изобилии питание и одежду человеку, то и «всякий христианин, особенно священник, подражай щедротам Господа, да будет трапеза твоя открыта всякому, как трапеза Господня. Скупой – враг Господа» (I, 68).

Отсюда у о. Иоанна призыв к полноте пастырского делания. Отсюда и полнота его личного пастырства. Как пастырь он предостерегает себя и сопастырей от односторонности в христианском подвиге.

«Не должно ни у кого спрашивать, – пишет он, – нужно ли распространять Славу Божию пишущею рукою или добрыми делами. Это мы обязаны делать по мере сил своих и возможности. Таланты надо употреблять в дело. Когда будешь задумываться об этом простом деле, то диавол, пожалуй, внушит тебе нелепость, что тебе надо иметь только внутреннее делание» (I, 348). «Священник должен быть то же в мире духовном, в кругу своей паствы, что солнце в природе: он должен быть светом для всех, живительной теплотою, душою всех» (II, 202). – «Сладчайший мой Спасителю! Ты, исшед на служение роду человеческому, не в храме только проповедывал слово небесной истины, но, обтекая города и селения, никого не чуждался, ко всем ходил в домы, особенно к тем, которых полное покаяние Ты предвидел божественным взором Своим. Ты не сидел дома, но имел общение любви со всеми. Даруй и нам иметь это общение любви с людьми Твоими, да не заключаемся мы, пастыри, от овец Твоих в домах наших, как в замках или темницах, выходя только для службы в церкви или для треб в домах, по одной обязанности, однеми заученными молитвами. Да раскрываются уста наши для свободной в духе веры и любви речи с нашими прихожанами. Да раскрывается и укрепляется христианская любовь наша к духовным чадам чрез живое, свободное, отеческое собеседование с ними...» (II, 146).

Продолжим богословие о. Иоанна.

«Бог есть Дух... А дух чем проявляет себя? Мыслию, словом и делом. Поэтому Бог, как простое Существо, не состоит из ряда или из множества мыслей, или из множества слов или (из множества) творений, но Он весь в одной простой мысли – Бог Троица, или в одном простом слове – Троица..., но Он же весь и во всем сущем, все проходит, все наполняет Собою...» (I, 131).

В единстве Святыя Троицы дан образ и нам. Как Троица Бог наш есть Едино Существо, «так должны быть и мы едино. Как прост Бог наш, так должны быть и мы просты, так просты, как бы все мы были один человек, один ум, одна воля, одно сердце, одна доброта без малейшей примеси злобы, – словом, одна чистая любовь, как Бог есть Любовь» (I, 130).

* * *

Перейдем к тому, как выражено у о. Иоанна учение о каждой Ипостаси Святой Троицы и, прежде всего христианское учение о Боге Отце. Как часто представляют Бога Отца Ипостасию далекой от мира! В философских религиозных построениях нередко учение о Боге Слове, или Логосе, объясняется в том смысле, что Бог Отец, как Абсолют, несоизмерим миру относительному, изменчивому, и потому не может иметь с ним непосредственного соприкосновения, а следовательно, нуждается в посреднике между Собой и миром, – и что таким посредником является Бог Слово, Сын Божий. Такой взгляд отразился, между прочим, и в философской системе Вл. Соловьева. Этот взгляд проникает часто и в наши обыденныя религиозныя понятия: Бог Отец, живущий в «свете неприступном», представляется по этой самой причине отдаленным от земного мира и от нас, людей. Равным образом, мысль об отдаленности Бога Отца от человека чувствуется в римо-католическом учении об искуплении, когда искупление человеческого рода кровию Сына Божия объясняется необходимостью удовлетворения Богу Отцу за нанесенное Ему грехом человека оскорбление.

Совсем не такому представлению учит нас о. Иоанн.

Бог, Отец Слова, есть и наш благий и любящий Отец. «Говоря «Отче наш», мы должны верить и помнить, что Отец Небесный никогда не забывает и не забудет нас, ибо какой даже земной добрый отец забывает и не печется о своих детях?.. Помни, что Отец Небесный постоянно окружает нас любовию и попечением и не напрасно называется твоим Отцем. Отец – это не имя без значения и силы, а имя в полном значении и силе» (I, 198). «Не тем ли больше Его надо признать благим, что Он дал... величайший дар Его благости, премудрости и всемогущества – разумею свободу..., не поколебавшись неблагодарностью получивших дар, чтобы яснее солнца светила всем благость Его? И не доказал ли Он самым делом безмерной любви Своей и безконечной премудрости Своей в даровании нам свободы, когда, по падении нашем в грех и удалении от Него и духовной погибели, Он послал в мир Сына Своего единородного, в подобии образа тленна человека, и отдал Его на страдания и смерть за нас?» (I, 99–100).

«Христианин! помни и носи всегда в мыслях и в сердце великия слова молитвы Господней: «Отче наш, Иже еси на небесех». Помни, Кто наш Отец, – Бог – Отец наш, Любовь наша; кто мы? – дети Его, а между собой братья; в какой любви между собою должны жить дети такого Отца? «Аще чада Авраама бысте были, дела Авраамля бысте творили»; какия же дела должны делать мы?» (II, 39–40). «Наша жизнь есть любовь, – да, любовь. А где любовь, там и Бог, а где Бог, там все добро... Итак с радостию всех питай и услаждай, с радостию всем угождай и надейся во всем на Отца Небесного, Отца щедрот и Бога Всякого утешения. Приноси в жертву ближнему то, что дорого тебе...» (II, 39). Так, видим, о. Иоанн обращает основные догматы в непосредственное нравственное наставление, показывает, что всякая истина веры хранит в себе моральный смысл.

В духе древних Отцев, о. Иоанн прибегает к уподоблениям для различения Ипостасей Святыя Троицы, а именно: представляя Бога Отца как Ум или Мысль, Бога Сына как Слово Отчее, и Бога Духа Святого как Божественное Дело, – о. Иоанн богословствует об Отце, прежде всего, как о Божественной Мысли. От Ума Божественного, от Мысли Божественной – всякая мысль в мире. «Вообще в мире мы видим царство мысли, как во всем составе видимого мира, так, в частности, на земле, в обращении и жизни земного шара, в распределении стихий света, воздуха, воды, земли, огня (в сокровенности), тогда как другия стихии разлиты во всех животных – в птицах, рыбах, гадах, зверях и человеке, – в их мудром и целесообразном устройстве, в их способностях, нравах, или привычках, – в растениях, в их устройстве, питании и проч., словом, везде видим царство мысли, даже в бездушном камне и песчинке» (I, 8).

Божественная мысль имеет свое отображение в человеческой мысли. «Мы потому и можем мыслить, что есть безпредельная мысль, как потому дышем, что есть безпредельность воздушного пространства. Вот отчего называются вдохновением светлыя мысли о какомъ-либо предмете. Мысль наша постоянно течет именно под условием существования безпредельно мыслящого Духа. Вот почему Апостол говорит: «мы не довольни есмы от себе помыслити что, яко от себе, но довольство наше от Бога». Вот почему и Спаситель говорит: «не пецытеся, како или что возглаголете, дастбося вам, что возглаголете». Видишь, и мысль и даже само слово (вдохновение) приходит к нам отвне, это впрочем в состоянии благодати и в случае нужды» (I, 7).

Какое же назидание извлекает о. Иоанн из размышлений о Мысли Божественной? То напоминание, что должно избегать всякой неправды мысленной, бояться лжи, не грешить помышлением, так как ложныя мысли сами собой отдаляют нас от Бога и склоняют к подчинению силе диавольской. «Грехи помышления в христианине – немаловажное дело, потому что всё угождение наше Богу заключается, по свидетельству св. Макария Египетского, в помышлениях: ибо помышления суть начало, от них происходят слова и деятельность, – слова, потому что они или дают благодать слышащим или бывают словами гнилыми и служат соблазном для других, растлевают мысли и сердца других...» (I, 106).

* * *

Второе Лице Святыя Троицы – Сын Божий, Ипостасное Слово Отца. Этот догмат дает о. Иоанну повод часто любомудрствовать в своих записях о силе и действенности всякого слова, не только Божественного, но и человеческого.

«Слово есть Творец и Бог наш, всякое слово Его есть истина и дело. Таково должно быть и наше слово (ибо мы во образ Божий сотворены)». – «Слово есть выражение истины, самая истина, бытие, дело. Слово предшествует каждому существу, каждой вещи, как вина их бытия – прошедшого, настоящого или будущаго» (I, 260). Как же нужно дорожить особенно всем тем, что исходит от Самого Ипостасного Слова – Евангельским словом, писаниями свв. Отцев, молитвами» (I, 16). «Христианин! дорожи каждым словом, будь внимателен к каждому слову; будь тверд в слове; будь доверчив к слову Божию и к слову святых человеков, как к слову жизни. Помни, что слово – начало жизни» (I, 196). «Слово еще потому нужно уважать крепко, что в едином слове бывает вездесущий и все исполняющий, единый и нераздельный Господь,... в одном имени Сам Сый Господь...» (I, 197). «Помни, что в самом слове заключается и возможность дела; только веру твердую надо иметь в силу слова, в его творческую способность. У Господа неразлучно с словом дело... Так и у нас должно быть, ибо мы образы Слова...» (II, 134). «Слово есть сила... И о людях говорят: у него необыкновенная сила слова. Видишь, слово есть сила, дух, жизнь» (I, 135). «Каждое слово, как зернышко, принесет тебе плод духовный – зрелый колос. Кто из молящихся не испытал этого? Не напрасно Спаситель сравнивал семя с словом, а сердце человеческое с землею» (II, 138). «Нужно веровать, что за словом, как тень за телом, следует и дело, так как у Господа слово и дело нераздельны: «ибо Той рече, и быша; Той повеле, и создашася»... То беда, что мы маловерны и отделяем слова от дела, как тело от души, как форму от содержания, как тень от тела» (I, 186).

Ясно, что в большинстве приведенных мыслей о. Иоанн говорит о молитве, о силе молитвенного слова, сказанного с верою.

Но на деле не всякое слово сохраняет свою силу. О. Иоанн замечает: «Слово в устах одних – дух и жизнь, а в устах других – мертвая буква (например, во время молитвы и проповеди)» (II, 256). Наконец, слово может быть силой отрицательной. «У диавола, отпавшого от Бога, осталась одна тень мысли и слова без истины, без сущности дела, ложь, призрак; и как истинное слово, будучи образом Бога-Слова и от Него происходя, есть жизнь, так ложное слово диавола, будучи образом его, есть смерть; ложь непременно есть смерть, ибо, естественно, причиняет душе смерть то, что само отпало от жизни в смерть» (I, 207).

Второе Лице Святыя Троицы называется также Ипостасной, т. е. Личной, Премудростию Божией. Почему верим мы, что Премудрость Божия имеет личное свойство? О. Иоанн отвечает: «Как же в Боге не быть Премудрости самоличной, как в Боге не быть Творцу, как Ему не иметь Своей живой, самосущей Премудрости? Посмотри ты на все в мире, как все премудро!... Сообрази: как Бог, создав множество разумных, личных, мудрых живых существ, Сам не родил из Себя личную Премудрость? Лепо ли это? Возможно ли это? Сообразно ли это с совершенствами Творца? – Так в Боге должна быть Ипостасная Премудрость, или Ипостасное Слово Отца, равно как и Дух Животворящий, от Отца исходящий и в Сыне почивающий...» (I, 57).

* * *

Дух Святый есть третье Лице Святыя Троицы. «В тебе есть дыхание, вещественное, неличное, а у Бога, как Само-Живота, оно – Дух Личный, не разливающийся, но простой, все оживотворяющий» (I, 57). «Ты еще спросишь: отчего в Боге третье Лице называется Духом и отчего Он – особое Лице, когда Бог и без того есть Дух? – отвечаю: Дух Божий назван Духом по отношению к твари: Господь дхнул Ипостасным Духом Своим – и явилось, по манию Его Животворящого Духа, безчисленное множество духов: «Духом уст Его вся сила их»; дхнул Духом Своим в состав человеческий: «и бысть человек в душу живу», и от этого дыхания доселе раждаются люди и будут рождаться до скончания века, по заповеди: «раститеся и множитеся». Если столько личных отдельных существ Господь сотворил Духом Своим, то как же не быть Лицем, или личным творящим Существом Самому Духу Божию?... Если есть безчисленное множество сотворенных личных духов, то Самому ли Богу оставаться без Духа, как без Своего Лица – Самостоятельного, Ипостасного?» (I, 56).

«Дух Святый, подобно воздуху, все наполняет и все проникает: везде сый и вся исполняяй» (II, 60). «Сам Господь Иисус Христос уподобляет Духа Святого в Его действиях водной стихии (Иоан. 7, 38–39), воздуху или ветру (Иоан. 3, 8)» (I, 261). «Как комнатный воздух имеет тождество с внешним и от него происходит, как он необходимо предполагает наружный, всюду разлитый воздух, так душа наша – дыхание Духа Божия – предполагает существование вездесущого и всеисполняющого Духа Божия» (II, 243). «Дух есть, иже оживляет (Иоан. 6, 63). Духу Господню в тварях принадлежит оживотворение их со времени их творения, а Сыну Божию – сотворение, приведение их от небытия в бытие... Дух Святый созидает нас во чреве матери нашей; Духу Божию принадлежат наши духовныя блага» (I, 312).

Душа наша живет Духом Святым, Им мы молимся, Им духовно очищаемся, Им спасаемся. «Как дыхание необходимо для тела, и без дыхания человек не может жить; так без дыхания Духа Божия душа не может жить истинною жизнью. Что воздух для тела, то Дух Божий для души. Воздух подобие некое Духа Божия. Дух идеже хощет дышет» (I, 6). «Кто усердно молится, тот привлекает в себя Духа Святого и молится Духом Святым» (II, 196). «Молитва есть дыхание души, как воздух дыхание естественного тела. Дышем Духом Святым. Ни одного слова молитвы не можешь сказать от всего сердца без Духа Святаго» (II, 196). «Как естественно, сладостно и легко дышать воздухом, так должно быть естественно, легко и сладостно дышать Духом Святым» (II, 221).

«Как в разговоре с людьми посредником между нашими словами и словами другого служит воздух, находящийся везде и все наполняющий, и чрез воздух слова долетают до слуха другого, а без воздуха невозможно было бы говорить и слышать: так в духовном отношении, в сообщении с безтелесными существами посредником бывает Дух Святый, везде сый и вся исполняяй» (II, 332).

«Единем Духом напоихомся: Видишь, Дух Божий, как вода или воздух, окружает нас со всех стором» (II, 339).

«Долго я не знал во всей ясности, как необходимо укрепление нашей души от Духа Святого. А теперь Многомилостивый дал мне узнать, как оно необходимо. Да, оно необходимо каждую минуту как дыхание, – необходимо на молитве и во всей жизни... Надобно, чтобы сердце наше стояло на камне. А камень этот – Дух Святый» (I, 90–91).

«Все благочестивые люди – напоение единого Духа Божественного, подобно напоенной губке». – «Утешитель Дух Святый, исполняя всю вселенную, проходит сквозь все верующия, кроткия, смиренныя, добрыя и простыя души человеческия, живя в них, оживляя и укрепляя их; Он бывает все для них: свет, сила, мир, радость, успех в делах, особенно в благочестивой жизни, – все доброе...» (I, 162–163).

Так видим, что и догмат о Святом Духе в мысли о. Иоанна тесно связан с жизнью. Учение о Духе Святом есть одновременно учение о жизни мира и об источнике и питании всякого благочестия и святости.

* * *

Таково учение о. Иоанна о Пресвятой Троице. В Боге, Единице Триипостасной, вся полнота жизни внутрибожественной и бытия мира. Отражение свойств Божественных представляет собою вселенная, материальный мир, и в особенности, человек. Отсюда сделаем общий вывод словами о. Иоанна: «Чтобы сделаться чистыми образами Пресвятой Троицы, мы должны стараться о святости своих помышлений, слов и дел. Мысль соответствует в Боге – Отцу, слова – Сыну, дела – Духу Святому всесовершающему» (I, 106).

«Господь твой есть Любовь: люби Его и в Нем всех людей, как чад Его во Христе, Господь твой есть Огнь: не будь холоден сердцем, но гори верою и любовию. Господь твой есть Свет: не ходи во тьме и не делай ничего в темноте разума, без разсуждения и понимания или без веры. Господь твой есть Бог милости и щедрот; будь и ты для ближних источником милости и щедрот. Если ты будешь таким, то улучишь спасение со славою вечною» (I, 107).

Такою должна быть наша жизнь, ибо мы носим в себе образ Божий.

Но на деле «мы большей частью живем в сомнениях, маловерии, неверии, «очи имуще и невидяще, уши имуще и не слышаще, сердце окамененно имуще"» (II, 361). «Мы замечаем в себе борьбу веры с неверием, доброй силы со злою, духа церковности с духом мира... Знаете отчего это?» спрашивает о. Иоанн, и отвечает: «от борьбы двух противоположных сил: силы Божией и силы диавольской. И я чувствую в себе борьбу двух противоположных сил. Когда я стану на молитву, то иногда злая сила давит мучительно и погружает мое сердце, чтобы оно не могло возноситься к Богу», записывает о. Иоанн в одной из сравнительно начальных своих записей. Веяние злой силы диавола подобно яду, попадающему в тело. Царство жизни и царство смерти идут рядом. И невольно встает вопрос: зачем Господь попускает быть диаволу и действовать даже в добрых душах?

И в этом о. Иоанн видит промыслительные планы Божии. «Не испытаешь на себе действий злых козней духа злого, не узнаешь и не почтишь как должно благодеяний, даруемых тебе Духом благим; не узнавши духа убивающого, не узнаешь и Духа Животворящого. Только по причине прямых противоположностей добра и зла, жизни и смерти – мы узнаем ту и другую... Слава Богу, Премудрому и Всеблагому, что Он попускает духу злобы и смерти искушать и мучить нас! Иначе, как бы мы стали ценить утешения благодати, утешения Духа Утешительного, Животворящого!» (I, 55).

Для того даны нам Святая Церковь, святыя таинства ея и все благодатныя ея установления, чтобы мы имели возможность находиться под постоянным воздействием всепобеждающей благодати Божией.

Действия благодати Божией открыто видим в жизни. Горд ли кто был, самолюбив, зол – но стал кроток и смирен, стал таким силою благодати. Неверующий – верующим – силою благодати. Сребролюбивый – нестяжателен, правдив, щедр – силою благодати. Чревоугодник был, сделался воздержником из сознания нравственной высокой цели – по благодати. Ненавистником, злопамятным был – сделался человеколюбивым – по силе благодати. Холоден был к Богу, к храму – переменился, стал горяч к Богу – по действию благодати. «Отсюда видно, что многие живут вне благодати, не сознавая ея важности и необходимости для себя и не ища ея... Многие живут во всяком изобилии и довольстве..., но благодати в сердцах своих не имеют, этого безценного сокровища христианского, без которого христианин не может быть истинным христианином и наследником Царствия Небеснаго» (II, 209–211).

«Признак милости к нам Господа или Пречистой Матери Его, после или во время молитвы, есть мир сердечный, особенно после действия какой-либо страсти, которой свойство – отсутствие мира душевного. По душевному миру и какой-то святой неге сердечной мы легко можем узнать, что молитва наша услышана и благодать просимая подана» (II, 292).

Пользуйся же, христианин, Божией сокровищницей благодати! «Когда молишься Отцу и Сыну и Святому Духу – в Троице единому Богу, – не ищи Его вне себя, но созерцай Его в себе, как в тебе живущого, совершенно тебя проникающого и знающого. Не весте ли, яко храм Божий есте, и Дух Божий живет в вас» (II, 252).

Помни, «что душа твоя есть как бы некоторый отпечаток Божества, и все богатство души заключается в Боге, как в сокровищнице (Сокровище благих), откуда мы можем почерпать всякое духовное блого молитвою веры и терпением и очищением себя от всякия скверны» (II, 319).

«Как вод преизобильное множество на земле, и все пьют их, приходят и черпают даром, так Господь есть как бы океан духовных вод, приходи и черпай всякия блага духовныя почерпалом истинной, твердой и непостыдной веры. Только простри это сердечное почерпало и непременно зачерпнешь изобильно воду жизни, прощение грехов и мир совести. Но сомнения бойся: оно лишает тебя средства почерпать всякую милость Божию» (II, 257).

Воды от этого источника найдешь также в общении со святыми в молитве; они – в благодатной жизни Церкви. «Священство или вообще все святые суть священные водоемы, из которых благодатная вода сообщается прочим верующим. Реки из чрева его потекут воды живы» (II, 296).

Так поучает нас о. Иоанн основным истинам христианской веры и жизни, построенной на этих истинах. Ценность для нас его богословия заключается в теснейшей связи между его богословской мыслью, его словом и его жизнью, всей его пастырской облагодатствованной деятельностью. Ценность в том, что его личная жизнь оправдала, доказала, осуществила его веру. «Опыт!» – «На опыте!» этим восклицанием часто заканчивает о. Иоанн свои отдельныя записи. «Сколько раз я ни молился с верою, Бог всегда слушал меня и исполнял молитвы Мои» (II, 321). Что может быть сказано сильнее этих слов?


Источник: 50-ти летие преставления приснопамятного отца Иоанна Кронштадтского : Юбилейный сборник, 1908-1958. – Utica (N.Y.) : Memorial fund of father John of Kronstadt, 1958. - 321 с. : ил., портр. / Протопресв. Михаил Помазанский. Очерк православного миросозерцания о. Иоанна Кронштадтского. 66-83 с.

Комментарии для сайта Cackle