К истории недавнего прошлого: вопрос о Соборах в Русской Церкви

В не очень давнее время, в 1884 году в Киеве, а в 1885 году в Казани, с благословения Св. Синода, были соборы русских архипастырей, с искренним сочувствием встреченные многими ревнителями православной веры. Так по поводу Казанского Собора Московские Ведомости между прочим писали: «Когда в прошлом году собрались в Киеве епископы окрестных епархий для обсуждения местных церковных нужд и потребностей, все искренно православные люди с радостью приветствовали в этом событии восстановление древнего соборного начала в деятельности пастырей церкви». Мысль о необходимости соборов в Русской церкви возникла уже давно, разделялась многими из наших архипастырей и выставлялась некоторыми из них как один из важнейших церковных вопросов. Вопрос о соборах вызывался разными потребностями нашей церковной жизни, возникал преимущественно во время богатое различными запросами и начинаниями и возбуждал в некоторых немало ожиданий. В настоящее время, когда сделаны первые опыты местных соборов, представляется благовременным и интересным собрать сведения, относящиеся к истории вопроса о соборах. Имеющиеся у нас под руками материалы могут доставить некоторые данные для истории вопроса о соборах в Русской церкви в нынешнем столетии и пополнить те немногие сведения об этом важном церковном вопросе, какие встречаются в нашей литературе.

В начале пятидесятых годов известный «церковный человек» Андрей Николаевич Муравьев представил правительству записку о состоянии нашей православной церкви¹. Сказав в начале своей записки о том, что ему приходилось за границей слышать и читать в сочинении Тейнера² неблагоприятные суждения о нашей православной церкви, он указывает различные недостатки в нашем духовенстве и церковном управлении. К недостаткам нашего церковного управления он относит малочисленность у нас епископских кафедр, перемещение епископов с одной кафедры на другую, недостаток взаимного общения между архиереями, преобладающие влияние светских в делах церковных, уничтожение в России патриаршества³. Для исправления беспорядков по духовному ведомству Муравьев предлагал созвать собор. Мысль о нужде собора, высказанную Муравьевым в записке, разделяли и наши иерархи. Святитель Филарет в своем мнении о записке Муравьева писал: «Предположение созвать поместный собор принадлежит к древнему характеру церковного управления и может принести пользу, если будет приведено в исполнение искусно и верно. Но надобно ли выразиться так тяжело, что собор составляется для исправления беспорядков по духовному ведомству? Не значило ли бы это царским словом унижать духовенство в глазах народа? Не лучше ли выразиться скромнее, что собор составляется, по древнему обычаю, для совещания о делах церковных к вящему благоустроению духовенства и паств? Всех епископов собрать на собор не удобно⁴. По пространству государства, епископы дальних епархий, кроме времени собора, много времени должны употребить на путешествие на место собора и обратно, вследствие чего обширные области на долго останутся без епископского надзора. Посему ближайшие к месту собора епископы могут быть призваны почти все, а дальние – по одному из двух или трех епархий, дабы остающиеся могли надзирать за епархиями отсутствующих. И в древней церкви бывало, что некоторые епископы не присутствовали на соборах, но потом присоединялись своим согласием к определениям соборов. Можно предусматривать, что не без затруднения будет собирание от архиереев мнений, и действование их на соборе, отчасти только известное по актам древних соборов, и совсем неизвестное многим из них на опыте. Впрочем, от сего увеличится только труд собора; но не угрожает сие последствиями неблагоприятными. В древней церкви к удобству, стройности и единству действования на соборе приготовляли постоянные отношения епископов епархий или городов к областному митрополиту или архиепископу; на основании 84 правила апостольского. В российской церкви его нет. Духовный Регламент видел нужду в таковых сношениях, для советов и разрушения недоразумений епископов, но предписал только советоваться с соседними епископами, что не обязательно, и не благонадежно. Прежде, по собственному сознанию нужды, епархиальные преосвященные входили в доверенные совещательные сношения с старейшими и опытнейшими и преимущественно с первенствующими членами Святейшего Синода; но с некоторого времени такие сношения уменьшились по причинам, которые излагать здесь неуместно. В Бозе почивший император Александр Первый имел мысль соединить по нескольку епархий в округи, имеющие одного старейшего епископа, к которому епархиальные в трудных случаях обращались бы для совета, и который имел бы над ними наблюдение и давал им советы к разрешению недоумений и исправлению открывающихся погрешностей и беспорядков. По высочайшему повелению составленный о сем учреждении краткий проект остановлен был на пути в Таганроге, и не имел дальнейшего движения. О потребности такого учреждения нужно рассудить на предполагаемом соборе, или даже прежде его; потому что новый неопытный начальник епархии, не имея старшего и опытного советника, подвергается опасности или, действуя на удачу, впасть в ошибки, унижающие его в глазах подчиненных, и вредные, или подвергнуться излишнему влиянию опытных членов консистории и секретаря»⁵.

Митрополит Филарет не раз высказывал свое сетование на отсутствие у нас взаимного общения между епископами. Так в письме к архиепископу Тверскому Алексию он писал: «У нас мало деятельности, и мало общения и побуждения к деятельности. В наставлении к рукоположенному Викарию я почти жаловался на недостаток общений между епископами. Не знаю, обратят ли внимание или только прогневаются»⁶. В речи к новопосвященному епископу Дмитровскому Порфирию, Московский святитель говорил: «У нас немногие из епископов необходимо поставлены в совещательные сношения с старейшими: не знаю, многие ли расположены входить в такие сношения добровольно, по настоянию Синодального устава (Д.Р. о еписк. ст. 4). Но понятно само собою, что при недостатке епископских общений, опытность одних не может приносить плодов, которые могла бы принести посредством подаваемых советов, и неопытность других может иногда приносить незрелые плоды незрело обдуманного действования»⁷. Мысль о необходимости взаимного общения между нашими епископами, высказанная митрополитом Филаретом с свойственною ему осторожностью и, как видно из письма его к Алексию, с некоторым опасением, с большею свободою и откровенностью высказывалась нашими архипастырями в частных письменных сношениях. Вот что писал епископ Нижегородский Нектарий⁸ в письме 30 октября 1862 года к епископу Костромскому Платону⁹. «Письмо Ваше, полное братского доверия к моему недостоинству, посланное от 26 сего Октября, я имел утешение получить и прочитать сего дня 30-го Октября. С полною откровенностью, с глубоким сочувствием к Вашей пастырской заботливости о противодействии расколу – этой страшной застарелой язве, опустошающей Православную церковь, спешу ответствовать Вашему преосвященству. Ни один Викарий, конечно, ничего или очень мало сделает против раскола; ему необходимы будут помощники и исполнители его мыслей и распоряжений, направленных к искоренению раскола. Где взять этих исполнителей? Для этого, по моему мнению, необходимо преобразовать наши учебные заведения, улучшить быт духовенства, сделать многие перемены в управлении не только епархиальном, но может быть и синодальном. Все это такие предметы, о которых судить решительно и говорить положительно неудобно одному, двум-трем, даже всем порознь иерархам, поэтому я полагал бы созвать собор, и всем иерархам церкви Русской обсудить состояние оной и решить соборно, что сделать для искоренения раскола, а вместе с тем для противодействия безбожию, неверию, индифферентизму и другим язвам, опустошающим Русскую церковь, для улучшения быта духовенства, для приспособления духовного образования к потребностям церкви и проч. и проч. Тогда и только тогда, мне кажется, пойдет дело с успехом; в противном случае все будут – частные мнения, временные меры, неудачные опыты, робкие заявления нужд и потребностей церкви, одним словом: новые заплаты на ветхой ризе. Кажется, все сказано на конфиденциальное братское письмо Вашего преосвященства. Конечно, не смею ручаться за верность моих мнений, но вполне ручаюсь за искренность, с которою высказаны они, а потому покорнейше прошу принять оные с братскою любовью и отеческим снисхождением к моему скудоумию и моей малоопытности. О, как бы хорошо было нам – поставленным пасти Церковь Христову, особенно мне малоопытному и скудоумному, иметь живое общение не письменем, но усты ко устом собеседование друг с другом! Но, увы, и этого блага – необходимого для церкви, завещанного нам примером Апостолов и постановлениями Отцов и Святителей – мы лишены! Как не успевать и не торжествовать врагам церкви, когда мы действуем порознь, без всякого взаимного общения».

В шестидесятых годах, когда время предъявило не мало запросов и в нашей церковной жизни, особенно почувствовалась нашими иерархами потребность в взаимном общении. В 1864 году явилось предположение воспользоваться съездом архиереев на юбилей Московской духовной академии и устроить первый опыт областного собора. «Преосвященный Леонид сказал, писал П.С. Казанский в 1864 году своему брату, что возникает мысль о съездах областных епископов, и на первый раз, кажется, хотят воспользоваться юбилеем академии»¹⁰. Но эта мысль найдена была неудобною и оставлена.

В 1865 году состоялось определение о рассмотрении апелляционным порядком дел, по коим уже состоялись решения Св. Синода. Это определение некоторыми из наших иерархов принято было с радостью, как полагавшее начало соборному решению церковных дел. 24 декабря 1865 года митрополит Киевский Арсений¹¹ писал преосвященному Костромскому Платону: «Но вот среди скорбей и болезней многих матери нашей церкви, для нового года интересная наша новость, которая, надеюсь, Вас порадует также, как она радует нас, ибо не без борьбы досталась нам. Отныне по жалобам на Св. Синод, решения будут зависеть не от канцелярии Св. Синода под эгидою высочайших повелений, а от рассуждения всех Русских епископов, к которым будут присылаться печатные записки о делах на их рассмотрение. Это значит, что дела от меньшего собора переносятся на рассмотрения суда большего (от Синода ко всему сонму епископов). Не правда ли, что такой порядок обещает впоследствии плоды добрые, лишь бы наша братия добре поняла и умела тем пользоваться. Sat sapienti...¹².

В 1866 году носились слухи, что по поводу какого-то дела, нерешенного Св. Синодом, пришли к мысли созвать собор епископов. Эта мысль не осуществилась.

Некоторые из наших епископов, желавшие всероссийского собора для решения современных церковных вопросов, обращались к митрополиту Филарету, ища его авторитетного содействия в этом важном деле. Так в 1867 году преосвященный Платон Костромской, в бытность свою в Лавре, в беседе с митрополитом высказал нужду в собрании епископов. Митрополит разделял мысль о нужде собора. «Говорили, пишет преосвященный Платон в своих записках¹³, о нововведениях по семинарии и духовенству. Митрополит более всего опасается развития в духовенстве духа оппозиции. Говорил, что теперь трудные времена «надобно нам молиться». Я сказал: «так, но надобно действовать». «Хорошо ли было бы если бы возобновились по древнему поместные соборы»? «Хорошо, отвечал я; мы бессильны потому, что одиноко действуем». «Но могут быть несогласия?» «Это неизбежно на первый раз, сказал я, но впоследствии, когда узнают друг друга, несогласия будут уничтожаться». С осторожностью относят ко всякому делу, а особенно, делу великого значения, святитель Филарет, как видно, не был горячим поборником мысли о соборе¹⁴. Эта осторожность святителя проистекавшая из тонкого понимания современного положения дел, возбуждала в некоторых против него неудовольствие. В декабре 1867 года митрополит Киевский Арсений писал преосвященному Платону: «Подобные мысли о церкви и духовенстве покойный Архипастырь Московский высказывал и мне и на замечание мое, что мы от него ожидаем движения вод Силоамских для восстановления и укрепления членов расслабленных и мы все охотно примкнем к нему, он отвечал мне, что об этом подумает, но с этою думою приметно и в гроб сошел, не оказав нам ни малейшей помощи. Теперь врачество нужно искать в том именно, на что Вы указываете, т.е. в собрании епископов. Но это должно начаться не сверху, а снизу, и верное к тому средство есть совершенно законное: теперь Архиереям дозволяются взаимные свидания в 8-мидневный срок; для чего не воспользоваться этим разрешением соседним епископам и двоим и троим из них, согласившись, не войти в Св. Синод с общим представлением о настоятельной нужде провинциального собора с одной стороны такому же числу епископов, с другой, третьей и т.д.? И когда бы таких представлений набралось достаточное количество, тогда Св. Синод естественно поспешил бы удовлетворить такому общему ходатайству представителей церкви¹⁵.

Мысль о соборе, не встречавшая себе поддержки в правящих сферах, высказывалась в шестидесятых годах с великою предосторожностью против оглашения ее. Такая предосторожность требовалась и потому, что с мыслию о соборе у некоторых соединялись такие мысли, какие были высказаны в упомянутой выше, долго хранившейся в секрете, записке А.Н. Муравьева. Варшавский архиепископ Иоанникий¹⁶ в одном из писем своих к Костромскому архиепископу Платону, подробно высказывая мысли свои о соборе, писал следующее:

«Нужно ли для нашей церкви созывать Собор? Не предполагаю я, чтобы кто-нибудь из наших Архиереев мог отвергать нужду в созвании церковного Собора в наше время. Вкравшиеся злоупотребления в управление церкви так явно дают о себе знать, что не только иерархи не могут не чувствовать их, но и мирские люди во всеуслышание света кричат об них печатным и, надобно сознаться, самым бестактным образом (как какой-нибудь Аксаков), и тем (быть может и сами не подозревая того) возмущают мир церкви (в гражданском обществе) и подрывают авторитет ее. Этот крик газетчиков, сколь он ни неприятен, мы можем обратить в свою пользу, указывая на него, как на casus concilii, конечно не единственный и не самый важный, но и немаловажный, – как голос народа.

Благовременно ли, по нынешним обстоятельствам, собирать Собор? Церковь терпит злоупотребления, происходящие главным образом от преобладания в ней административной (не Верховной) власти, и чрез то стесняется в свободе самоуправления по духу Евангелия и древних канонов; церковь терпит от стеснения некоторых прав клира вообще и, в частности, от безгласности своей (в лице своих представителей) в советах государственных людей об интересах церкви; еще; церковь терпит от недостатка живого союза между клиром и народом, от охлаждения народа к интересам церкви и, как бы, от разобщения между клиром и народом, между которыми средостением стоит та же администрация гражданской власти. Словом: церковь, в разных отношениях, нуждается в свойственной ей свободе управления и благотворного влияния на народ (о частнейших нуждах церкви я умалчиваю, а все они более или менее зависят от главной, – вышеупомянутой). Но если Всемилостивейший Государь, ныне царствующий, изволил поставить главною своею целью – возвышение народных и сословных прав, в разных видах и отношениях: то не естественно ли желать, чтобы и права церкви были ныне освобождены от стеснения? Не надлежало ли даже, прежде возвышения всяких народных прав, возвысить права церкви, столь благовлиятельные на Государство и народ? Посему созвание Собора ныне благовременно, быть может, более, нежели когда либо. Но то обстоятельство, что папа собирает ныне Собор латинствующих, по моему мнению, более препятствует, нежели благоприятствует собранию нашего православного собора. Известно, что папа, прижатый к стене собранием своего собора хочет достигнуть (более) своих мирских целей папизма, а не истинного блага Христовой церкви. Посему, нельзя не опасаться, что мы своим церковным движением, современным движению Западной церкви, можем возбудить подозрение к себе в стремлениях, сходственных с папистическими и таким образом люди, не ведущие коего духа мы есмы, неблагонамеренные, неблагорасположенные к нам, могут, не без кажущегося основания и повода, положить препону к собранию нашего Собора.

Как начать дело о собрании Собора? Предварительно входить кому либо из наших старейших иерархов в секретные сношения с другими иерархами о предметах, подлежащих соборному рассуждению было бы, по моему мнению, предприятием преждевременным, излишним и опасным, – а) преждевременным потому, что прежде всего надлежит испросить соизволения Государя императора если не прямо на созвание Собора, то на взаимные совещания Архиереев о мерах к исправлению недостатков и опущений в церкви, – в этом последнем ходатайстве, конечно, не будет отказано Благодушным и исполненным благих намерений Монархом, а затем, если желаемая реформа не может быть достигнута без Собора, легко будет испросить и собрание Собора, б) излишним, как потому, что никто из Архиереев (как выше сказано) не отвергнет нужды в соборе, так и потому, что общие и главные предметы для Соборного рассмотрения известны, а частные и местные будут определены в свое время; в) опасно, потому, что секретные сношения (без соизволения Верховной власти), будучи узнаны Правительством (а утаить их весьма трудно и едва ли возможно), возбудили бы против нас недоверие и подозрение Правительства, точно так, как и мы секретничаньем между собою показали бы недоверие к гражданскому правительству, а таким образом дело, едва начинающееся, может встретить сильное и непреоборимое препятствие. Мне кажется, инициатива столь важного и святого дела должна принадлежать не одному кому-либо из иерархов и не секретная, а всему Свят. Синоду открытая, с полною искренностью пред Монархом.

Мысль ваша о приглашении на Собор иностранных православных Архиереев я вполне разделяю и побуждение к тому представляется мне весьма резонным. Не говоря уже о том, что чрез это приглашение увеличится одно из выставленных Вами затруднений по созванию Собора. Именно денежное, не явится ли чрез то еще новое затруднение по достижению цели Собора? Справедливо Ваше замечание, что помощь иностранных православных Архиереев может усилить нашу сторону в случае борьбы с нашими домашними противниками; но что выйдет, если иностранные наши односторонцы будут иметь таких же, как и мы, противников истине между своими домашними? Тогда будет больше вероятности для нас на проигрыш, чем на выигрыш от соучастия в Соборе иностранных архиереев. Мы можем иметь и защищать общие с ними интересы православной церкви пред разными Правительствами: в чем несогласно будет с нами наше правительство магометанское, или латино-Австрийское? А если на какой-либо интерес, общий для всей православной церкви, и согласится наше правительство, но не согласится правительство иноверное, – не потерпит ли тогда православная церковь поражения в иностранных частях своих или областных церквах? Кроме сего, не произойдет ли отсюда, – чего Боже сохрани, – неприятных политических столкновений?.. Такие догадки и соображения заставляют невольно остановиться пред мыслию о приглашении на Собор иностранных наших собратий. Конечно опасения тут рождаются не относительно догматов, Богослужения и жизни по духу церкви православной, а относительно таких предметов или интересов ее, которые соприкасаются к государствам и их правительствам.

Что касается затруднения в выборе председателя для Собора; то – если справедливо то, что сказал Московский митрополит Иннокентий (как Вы изволите передавать), что за смертью единственного «мужа Совета» теперь мы все равны, – означенное затруднение, можно сказать, устраняется. Однако, судя по тому, какое важное значение должен иметь председатель, как много может зависеть успех дела от тех направлений, какие будет давать ему председатель, нельзя не желать, чтобы в председатели был избран лучший из равных. А кто он, да покажет Господь – Глава церкви. Касательно организации управления Русскою Церковью, Ваше Высокопреосвященство изволили изложить 24 пункта. С большею частью из них нельзя прямо не согласиться, некоторые вызывают на размышление, некоторые поставляют в недоумение. Но позвольте мне воздержаться от суждения об них, которое потребовало бы пространной речи, для Вас утомительной. Подождем, не раскроется ли яснее перспектива Собора, и тогда отверзем уста наши с молитвою, да наполнятся Духа и отрыгнем слово»... Письмо это оканчивается так: «прося святых молитв Ваших о моей немощи, с душевным уважением и искреннею преданностью имею честь быть Вашего Высокопреосвященства Милостивого Архипастыря и возлюбленного во Христе Брата покорнейшим слугою Tuus totus, ex calamo Notus».

В конце шестидесятых годов открывались некоторые виды на созвание собора, когда возникли важные вопросы – вопрос Болгарский, вопрос о соединении Англиканской церкви с православною. «Если разлад между Грециею и Турцией не дойдет до войны, писал 30 декабря 1868 года преосвященный Варшавский Костромскому, и если желание Константинопольской иерархии о созвании собора, волею Божиею, благопоспешится; то мне кажется, силою обстоятельств и наша Русская иерархия будет подвигнута к участию в соборе Восточном. Болгарское дело, которое Константинопольская иерархия желает подвергнуть соборному решению, должно потребовать голоса Русской церкви. Но достанет ли у наших решимости и энергии предстать на собор с заявлением своих нужд? Если справедливо то, что некоторые представители Англиканской церкви (Москов. Вед. № 275) прислали в наш Синод прошение о соединении с православною церковью с удержанием западного культа; то это такой предмет, который гораздо более, чем Болгарское дело, требует соборного решения всей православной церкви. А решение этого предмета, кажется, самым естественным путем привело бы к рассмотрению тех предметов, которые требуют исправления в нашей отечественной церкви».

Мысль о созвании собора была задушевною мыслью митрополита Московского Иннокентия. «Ему думается и верится, писал епископ Герасим в своих воспоминаниях, – что осуществись эта мысль, пришедшая ему в голову на Амуре и решившая его принять жезл московского архипастырства, – легко падет раскол, исчезнут все ереси, как тени ночные, при восходе солнца, да и самое вольнодумство прикусит язык. Судя впрочем по тому, что он или не возражал на мои неблагоприятные этой мысли отзывы, или возражал слабо, видно, что мысль его еще не вполне созрела. Он, впрочем и сам первее хочет ее представить, в виде попытки, на благоусмотрение Государя, и не прочь расстаться с нею, будь она не найдет сочувствия должного в помазаннике Божием». В бытность свою в Петербурге в 1869 году митрополит Иннокентий говорил государю о соборе. «Это дело великое. Когда-нибудь я соберу вас поговорить об этом», сказал государь¹⁷.

Одним из горячих поборников мысли о нужде созвания собора в церкви Русской был епископ Енисейский Никодим Казанцев¹⁸, ожидавший, подобно митрополиту Иннокентию, от собора существенного изменения в положении дел церковных¹⁹. Вот его мысли о соборе, высказанные в письмах к архиепископу Костромскому Платону.

«17 ноября 1867 года. Необходим собор, хотя один, однажды, но необходим. Надобно пересмотреть все наше законодательство и администрацию. Синоду дали закон: не так; он сам должен найти его и дать себе. Синод – все архиереи; они сами из себя выберут, кому быть у кормила церкви; они же и переменять, кого и когда надлежит. Синод – Архиереи, и еще никто. Бояться разномыслия должно, но это только предостережение, а не препона. На всех соборах бывали разномыслия, но истина побеждала.

24 июня 1868 года. Из моих записок Ваше Высокопреосвященство увидите, что у меня родилась мысль о соборах прежде Вашего вызова. Равно и митрополит Иннокентий сам пришел к этой же мысли. Он даже сказал у нас: «Меня Господь воззвал на великую кафедру. Что-нибудь и я сделаю. Сделаю хоть одно – настою на соборе». Уже и столько, сколько мы знаем о соборах на Востоке – они были шумны. Мирская власть подавляла. Малодушие и происки самих членов собора грустны. Мы лучше ли их будем? О если бы и столько было ревностных и правых, сколько бывало тогда! О некоторых из наших наперед можно опасаться – измены. А сколько окажется внезапно, неожиданно! Но пусть: плевала и мякина во всяком зерне. Больше всего надобно опасаться ограничений свободы – говорить публично то, в чем говорящий искренно убежден. Самый важный артикуль на соборе будет определение и мера власти гражданской в делах церковных²⁰. Мои рукописи держите у себя, сколько угодно. Но ради чести и святого братства, не давайте им гласности. Я писал как думаю: ответов не боюсь. Но зачем же вызывать на страдания без вызова. Пусть читают и, если угодно, публикуют после моей смерти.

30 августа 1868 года. О соборе: я думал бы только просить собора, не подавая программы; 1) она может напугать, между тем 2) ее могут не выдержать; 3) она без сомнения на деле окажется недостаточною. Пугаться противников нечего. И с Апостолами спорили. И Христу беспрестанно пререкали. И за расходы содержания членов собора пусть не сетуют: мы прокормим друг друга немногими крупицами. А если в Москве: там 20 монастырей и 200 приходов: пропитаемся без нужды. С своей стороны я желал бы а) свободы слова, б) обнародования деяний собора (каждого заседания) печатью, в) президента из духовных, г) голосов светских – только от Высочайшего имени.

2 ноября 1868 года. Собор – Собор. Его без сомнения не дозволят, потому что догадаются, чего он потребует. Правду сказать о соборах, – всегда думали (иные), что тут хотят говорить не о вере, а о преобладании духовенства над светскими. Даже на первом Никейском соборе то внушал Арий. Но тогда это была одна сотая в целом соборе. А теперь – я думаю – девяносто девять сотых составляют в мысли о соборе то, что хотят де духовные высвободиться из под надзора и послушания светским, с целью, подобно папе, связать все совести и все управления подчинить безотчетному всевластию духовных. Пускай думают, что хотят, а потребовать должно собора, потому что он нужен.

18 ноября 1873 года. Недавно я прочитал в газете, будто некоторые архиереи в отзывах своих похваляют судебную реформу, даже будто просят: прибавьте еще вашего, убавьте еще нашего. Я почти верю: Бесстрастен один Бог. И Апостолы поразмолвились в Антиохии и почти по судебно-церковному делу. Кто же это? Петр и Павел, столпы и в Апостольстве. И мы с Вами грешим же конечно иногда нашим судам. По крайней мере о себе я скажу: это сокрушительно. Потому то и нужен собор. Увидели бы и себя Архиереи и истину дознали бы прочнее и правильнее».

Вопрос о соборах, с которым связывалось немало разных помыслов и чаяний, получил впоследствии решение, способное удовлетворять существенной потребности нашей церковной жизни, потребности в том, чтобы епископа епархий, находящихся в более или менее одинаковых местных условиях, собирались для общесоборного рассмотрения нужд своих паств.

Б.