О монашестве

Схиархимандрит Гавриил (Бунге) о монашестве

Схиархимандрит Гавриил (Бунге) – настоятель монастыря в честь Воздвижения Креста Господня близ швейцарского города Лугано, известный патролог и богослов, автор целого ряда книг, переведенных на многие европейские языки.

Отец Гавриил родился в 1940 году в Германии, в городе Кельне. Воспитывался в христианской семье (отец – лютеранин, мама – католичка) и в 1962 году, после учебы в университете, поступил в бенедиктинский монастырь, где вскоре в 21 год принял монашеский постриг. Прожил в монастыре Шеветонь в Бельгии 18 лет. Затем по благословению духовника основал скит в швейцарских Альпах и живет там анахоретом уже более 30 лет.

25 августа 2010 года по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла отец Гавриил был принят в лоно Православной Церкви в сущем сане. 22 августа 2011 года был пострижен в великую схиму в своем скиту епископом Корсунским Нестором. В схиме был наречен в честь преподобного Гавриила Константинопольского. 20 мая 2012 года в храме святителя Амвросия Медиоланского в Милане епископом Корсунским Нестором был возведен в сан схиархимандрита. 16 июля 2013 года решением Священного Синода был назначен наместником новоучрежденного Крестовоздвиженского монастыря в городе Лугано.

Научные труды отца Гавриила являются важной частью его монашеской жизни и результатом подвижнического опыта. Отец Гавриил – специалист по творениям отцов Церкви, прежде всего по трудам Евагрия Понтийского.

На последнем курсе магистратуры Санкт-Петербургской духовной академии я размышлял о своем будущем и хотел пообщаться с опытным священнослужителем – таким, как отец Гавриил. Я знал о старце из публикаций о нем и фильмов о его жизни, читал его интервью и книги. И у меня возникло желание лично встретиться с ним.

Прихожанке Крестовоздвиженского монастыря под Лугано я поведал о своем желании познакомиться с отцом Гавриилом. Она рассказала ему обо мне, и он дал благословение на приезд.

В пасхальные каникулы 2017 года я поехал в Швейцарию, где далеко в Предальпах живет отец Гавриил. Он очень тепло встретил нас и показал скит. Первое впечатление: передо мной строгий седой старец, но когда мы заговорили, улыбка озарила его лицо. Беседа длилась около часа, слова отца Гавриила были просты и мудры, его наставления запомнились на всю жизнь.

Когда мы уже прощались, я сказал, что хотел бы снова посетить его летом, чтобы немного пожить в скиту, где царят молитва и тишина. И батюшка благословил вновь приехать.

И вот я снова в обители. Десять дней, проведенные там, стали для меня самыми важными и незабываемыми. Ныне, погруженный в мирскую суету, я вспоминаю эти дни жизни в скиту, и эти воспоминания укрепляют и поддерживают меня.

В обители наш день состоял из келейной утренней и вечерней молитвы, послушаний, чтения духовной литературы и совместной трапезы.

Помню, как отец Гавриил спросил меня: «Ты умеешь что-нибудь готовить»? Я ответил: «Да, конечно». «Будешь мне помогать», – благословил батюшка. Мы с ним готовили еду, общались на разные темы, обсуждали его книгу «Господи, научи нас молиться»; он рассказывал о своих путешествиях в Россию, на Украину, с особым восхищением вспоминал паломническую поездку в Киево-Печерскую Лавру, Дальние и Ближние пещеры; вспоминал и общих наших знакомых, так что у меня складывалось впечатление, что мы давно знаем друг друга, – нас объединяла православная вера.

По воскресным и праздничным дням богослужения совершались в маленьком и уютном храме в честь Воздвижения Креста Господня.

Я увидел, с какой любовью и благоговением к старцу подходили его духовные чада, делились своими житейскими радостями и скорбями. Они разных национальностей, живут в разных городах и странах, по возможности приезжают к отцу Гавриилу в скит. Он полностью погружается в их ситуацию и всегда находит нужные советы, благодаря которым жизнь этих людей осветилась любовью, счастьем и радостью во Христе.

– Отец Гавриил, хотелось бы прежде всего услышать о вашем пастырском служении. Расскажите, пожалуйста, о ските, о том, как проходят службы, как часто получается пообщаться со своими духовными чадами.

Образцом для нашего скита послужили «монастыри» египетской пустыни – жилища монахов-отшельников

– Скит по-итальянски «eremo» – то есть пустыня, и наш маленький монастырь, игуменом которого я являюсь, – это пустынь. С момента его основания в 1980 году образцом служили древние «монастыри» (μοναστήριον, от греч. μόνοσ – один, одинокий) египетской пустыни – жилища монахов-отшельников. Хотя всё в обители является общим, однако общая жизнь не ведется, поэтому все молитвы насельниками совершаются в монашеских кельях, вместе служится только Божественная литургия, которая бывает каждое воскресенье и по великим праздникам.

Монах-отшельник проводит утро в молчании в своей келье, посвящая себя своему молитвенному правилу и изысканиям. Во второй половине дня выполняется физическая работа, например уход за огородом или заготовка дров для отопления. Между тремя и шестью часами я обычно принимаю людей (это не только мои духовные чада), которые приходят для духовной беседы.

– После перехода из католичества в Православие сложно было воспринять восточную богослужебную традицию, ведь она во многом отличается от католической?

– Нет, это было совсем не сложно. Потому что я прожил 18 лет в монастыре Шеветонь – бельгийском бенедиктинском аббатстве, основанном в 20-е годы ХХ века. Цель его основания, которая таковой остается и до нашего времени, – благоприятствовать сближению между Востоком и Западом. Чтобы отождествлять себя с православной традицией, община изначально делилась на две «обрядовые» группы: первая следовала «латинскому обряду», вторая – «византийскому обряду» (славянскому). Я принадлежал ко второй группе и поэтому привык проводить Божественную литургию и богослужения по «византийскому обряду» (так это называлось), следуя правилам Русской Православной Церкви. Я также был рукоположен во диакона и во пресвитера в этом «обряде».

– Вы решили стать монахом в ранней молодости. Что подвигло вас посвятить свою жизнь Господу?

– Я не знаю, правильно ли говорить о «решении», таким образом подразумевая, что это пришло от меня самого. Я стал монахом, потому что услышал призыв Христа безоговорочно следовать за Ним, и, безусловно, единственным способом для этого, как мне представлялось, была монашеская жизнь. В то время у меня не было никаких практических навыков: в Кельне (Германия), где я родился, монахов не было со времен Французской революции.

Поэтому я должен был искать свой путь на ощупь в полном одиночестве. Однако ко мне всегда приходила помощь. В нужный момент Господь всегда посылал людей, которые могли сопровождать меня определенное время, как, например, настоятель бенедиктинского монастыря в Германии, куда я в результате ушел.

Видя мою любовь к христианскому Востоку, через полгода настоятель послал меня в аббатство Шеветонь, так как очень любил меня и понимал, что я был не на своем месте в этом немецком монастыре. Впоследствии этот повсеместно почитаемый священник отечески наставлял меня своими письмами в течение двух лет, когда я изучал философию в Бонне. Я сохранил память о нем как о цельной личности, бескорыстно и по-отцовски заботившейся обо мне. Даже мой отец-лютеранин глубоко уважал этого крестьянского сына немецких Альп за его врожденный благородный характер.

– Кто для вас являлся примером монашеской жизни?

– Я узнал о монашестве сначала из литературы, читая патристику. Таким образом, в моем сознании «икона» монаха, если можно так сказать, уже была до личной встречи с настоящим монахом. Эта встреча состоялась, когда мне был 21 год, в 1961 году, во время двухмесячной поездки в Грецию. Я увидел это воплощение в почтенной фигуре архимандрита Серафима, настоятеля небольшого монастыря на острове Лесбос.

На следующий год я стал послушником в аббатстве Шеветонь и встретился там с достопочтимым Домом Фелисиеном, почетным, знаменитым аббатом соседнего монастыря траппистов в Рошфоре, превосходным исповедником, который вел меня своим мудрым советом в течение 15 лет. Я храню память о нем как драгоценное наследие.

– Вы стали монахом в самом начале своей взрослой жизни. С какими вызовами того времени вы сталкивались и как их преодолевали?

– Препятствий было действительно много, поскольку мой отец и вся семья по отцовской линии были либеральными лютеранами. Моя мать была католичкой, и поэтому я был крещен католиком. Я благодарен ей, потому что таким образом получил доступ к великой Традиции неразделенной Церкви, которая была в основном забыта на Западе, что я со временем и осознал.

Когда Господь призывает человека следовать за Ним, Он одновременно дает ему необходимую силу, чтобы ответить на этот призыв и преодолеть все препятствия. Глядя на прошлое, я удивляюсь, как молодой человек 19 лет смог противостоять давлению со стороны авторитетной личности отца-лютеранина, ученого (фармаколога), а также его коллег – тоже ученых, университетских профессоров или руководителей крупных клиник.

Многие из этих врачей были верующие католики и поэтому принципиально не выступали против монашеской жизни. Однако, как и мой отец, они видели для моего будущего скорее медицинскую карьеру, учитывая, что я изначально хотел быть врачом, даже хирургом, как и мой дедушка, – профессия, для которой у меня очевидно были необходимые способности. Однако я никогда не сожалел о том, что отказался от медицинской карьеры. Медицинские знания, приобретенные в течение месяцев стажировок, проведенных в больнице, которую возглавлял мой дядя, очень пригодились мне в монастыре, где я смог помогать монаху-медбрату.

– Как вы думаете, в каком возрасте лучше принимать монашеский постриг, избегая юношеского максимализма?

– Я считаю, что нет идеального возраста для того, чтобы стать монахом. Единственное, что важно в христианской жизни, следовательно, и в монашеской, – выполнять волю Бога. Все, что не соответствует воле Бога, – иллюзорно и недолговечно. Воля Бога проявляется в событиях, на вид случайных, в нашей повседневной жизни, просто надо быть внимательными. Я хотел пойти в монастырь в 19 лет, сразу после гимназии, однако отец мне не разрешил и обязал проучиться два года в университете в качестве свободного слушателя, чтобы все обдумать. Он надеялся, что я передумаю. Я еще не достиг совершеннолетия (в то время оно наступало в 21 год), и мне пришлось его послушаться.

Говорят, что «Бог не ошибается». Действительно, эти два года оказались для меня очень полезными. С одной стороны, мое призвание к монашеской жизни прошло испытания и оказалось серьезным. С другой – в этот период ожидания мне представилась возможность поехать с коллегами в долгое путешествие в Грецию. Вначале, как и все остальные, я думал, что еду только на каникулы. На самом же деле эти два месяца позволили мне воочию узнать Православную Церковь и ее Божественную литургию. Мне даже было позволено встретиться с архимандритом Серафимом – авторитетным представителем православного монашества.

Я еще не понимал, что этот визит, первоначально только туристический, придал моей жизни определенную «ориентацию», указав, как реализовать будущую монашескую жизнь. Путешествие в Грецию также направило меня в сторону Православной Церкви в эпоху, когда мой переход к ней был еще просто немыслим. Шел 1961 год, и Католическая церковь еще была (или казалась) одним монолитным блоком. Православные Церкви расценивались как «раскольники», и наши преподаватели советовали нам избегать любого слишком близкого контакта с ними.

Этот личный пример хорошо показывает, что учитель нашей жизни – это Господь, Который использует даже наши слабые стороны для того, чтобы вывести нас на Его дорогу, если только Он видит в наших сердцах искреннее и страстное желание творить Его волю.

Возраст кандидата в монахи не имеет значения. Некоторые люди призываются очень рано, как маленький Варфоломей, будущий святой Сергий Радонежский, другие только после неправедной жизни, неудачного брака или других человеческих бед. История о Благоразумном разбойнике, однако, учит, что человек может спастись даже «за час», если только признает свои грехи и всю свою надежду направит на Христа!

– Расскажите, пожалуйста, основываясь на своем личном опыте, чем в первую очередь молодой человек, ставший на путь иночества, должен руководствоваться?

– Тот, кто становится монахом, прежде всего должен знать, что он становится учеником Христа и остается таковым на всю жизнь. Становление учеником Христовым означает настоящее хождение со Христом в пустыню, где поджидают искушения и испытания всех видов, голод, жажда и чрезвычайно проницательный демон, цитирующий по памяти Священное Писание, искажая его смысл. Поэтому его ожидают всяческие искушения до последнего момента его жизни. Если этого не принимать во внимание, то ученик Христа подвергается опасности «иллюзии» (прелести), которая, если ее вовремя не разоблачить, может разрушить всю его жизнь.

Кандидат на монашескую жизнь должен также знать, что он выходит на дорогу, по которой уже прошли многие мужчины и женщины. Став учеником Христа, он становится настоящим учеником святых отцов, всех тех, кто «предшествовал ему в добром». Во всем смирении он должен научиться у них, что значит реально быть подлинным монахом.

Блажен молодой человек, который с самого начала находит опытного старца, способного по-отцовски сопровождать его на выбранном пути! Но эти старцы никогда не бегали по улицам, они всегда искали дорогу с усердием. Если он и найдет подобного наставника, то польза будет лишь при наличии у него «сыновнего духа», другими словами – желания учиться. Идя к моему духовнику, я всегда молился в сердце: «О Боже, дай Дому Фелисиену слово для меня, а мне уши, чтобы его услышать!» Я всегда получал то, что мне было нужно.

Если не найдется такой старец, нужно постараться «вопрошать о пути тех, кто предшествовал нам в добре, и соответствовать им», то есть усердно изучать жития и труды святых отцов, «потому что есть много прекрасного, сказанного и сделанного ими» (aвва Евагрий). Я думаю, что это самый надежный путь, потому что именно таким образом можно помешать появлению без нашего ведома «нечто чуждого на нашем пути».

Так поступил и я в молодости, следуя интуиции, и даже до монашеского пострига. Мои небольшие книги, которые я написал, живя в этом скиту, не имеют никакой другой цели, кроме как сделать доступными для других учение и мудрость святых отцов. Как ни парадоксально – и вопреки моим ожиданиям, – эти книжки стали популярными в Православных Церквях, тогда как на Западе их читают лишь немногие верующие, но не монахи. Таков наш мир.

Схиархимандрит Гавриил (Бунге) о католических реформах, православной традиции и главном монашеском делании

Острые темы истории и современного положения христианства: причины разделения между православным Востоком и католическим Западом и возможно ли преодоление этих расхождений; уместным ли было бы создание в Православной Церкви монашеских орденов; каким должно быть образование монашествующих и как сохранить правильный духовный настрой христианину – в продолжении беседы с отцом Гавриилом.

– В Католической церкви существует целый институт монашеских орденов, каждый из которых занимается определенной миссией. В православной же традиции в монашестве есть только послушания разного направления либо существуют монастыри с различными уставами. К примеру, у нас есть ученое монашество, административное монашество и т.д. Как вы считаете, уместным было бы создать в Православной Церкви ордена, которые бы занимались разного рода деятельностью? Дабы человек, окончивший высшее духовное учебное заведение, мог выбрать по своим способностям или стремлениям конкретное направление служения в Церкви.

– Монашество существует не для каких-то определенных целей, связанных с этим миром. Процитирую анонимного автора «Истории монахов в Египте» (IV в.): с самого начала монашества его целью было лишь последование Христу в пустыне и ожидание прихода Господа в пении гимнов и псалмов. Однако эта кажущаяся «бесполезность» делает монашество свободным от любого служения внутри Церкви. Православная Церковь сохранила этот изначальный характер монашества, а также многие другие его аспекты.

Эволюция западного монашества, которое имеет те же корни, была совсем другой. С канонической точки зрения, в Католической церкви есть только несколько монашеских орденов: бенедиктинцы с их разными ответвлениями (цистерцианцы, трапписты, камальдолийцы и т. д.) и, например, чертозинцы. В средние века религиозная жизнь раскололась на все большее число разных «орденов», а затем, в современную эпоху, «институтов посвященной жизни». Все эти различные формы «посвященной жизни» соответствовали различным потребностям Церкви.

Несомненно, что подобное разнообразие имеет определенные преимущества. Однако главный недостаток заключается в том, что настоящая монашеская жизнь подталкивается к периферии Церкви. Я лишь упоминаю слова моих знакомых бенедиктинских аббатов, которые сожалеют о том, что церковная иерархия с трудом воспринимает существование монастырей. Нельзя забывать, что Католическая церковь – это церковь, которой руководит секулярное духовенство (принявшее обет безбрачия), придающее ей совершенно другую форму, отличную от всех «восточных» – византийских или дохалкидонских – Церквей.

Другим недостатком является институционализация структур, которые первоначально решали конкретные задачи: боролись с ересью, проповедовали в народе, занимались миссионерством, воспитывали молодежь, заботились о больных и детях. Именно эта тенденция способствует тому, что институты продолжают существовать даже тогда, когда изначальной потребности в них больше не существует, потому что теперь государство выполняет подобные задачи.

Я верю, что Православная Церковь хорошо осведомлена, поэтому она не идет по пути Латинской церкви, прочно сохраняя целостность монашеской жизни! Православное монашество на самом деле очень многообразно, как и западная религиозная жизнь, при этом в нем отсутствует тенденция институционализации его многочисленных конкретных выражений, часто определяемых историей происхождения монастыря и отражающих заветы святого основателя. Несмотря на большое разнообразие монастырей, всегда возможен переход монашествующего из одной обители в другую.

Приведу пример. Монах может начать свою жизнь в монашеской общине – киновии, а затем уйти в скит (как это сделал я), потом он может получить высокий пост в Церкви (епископ или даже патриарх), а закончить свои дни отшельником – все это без необходимости переходить от одного религиозного ордена к другому, начиная всегда все с самого начала и становясь послушником, как это происходит в Католической церкви.

Разрыв религиозной жизни во многочисленных «орденах», характерных для католического Запада, привел к многим нежелательным последствиям, которые в конечном итоге его обеднили. Например, поскольку каждый религиозный орден имеет (или утверждает, что имеет) свою специфическую «духовность», его члены не могли даже учиться в одних и тех же университетах: каждый орден должен был иметь свой собственный! После Второго Ватиканского собора эти времена, к счастью, прошли.

Поэтому я считаю, что не нужно копировать католические религиозные ордена, так как это нецелесообразно, а не только потому, что они отражают католическую экклезиологию, централизованную (папскую!) и глобализированную. Православная экклезиология иная, она по-прежнему сосредоточена на местных Церквях, объединенных в Патриархии. Католические религиозные ордена родились в западное средневековье, потому что местные Церкви (епархии) больше не могли интегрировать организованные религиозные движения, деятельность которых выходила за пределы епархий. С другой стороны, древние аббатства истинных монахов не создавали таких проблем, потому что они были связаны с определенным местом и поддерживались своими аббатами. Рим (папство) ответил на этот вызов своим обычным способом: напрямую подчинил себе эти новые ордена. Рим и сегодня также поступает с так называемыми «движениями».

Несомненно, что структурно универсальный характер Католической церкви дает ей большую мобильность и свободу действий, но это происходит в ущерб жизни местных церквей. Результатом является большое единообразие, которое оплачивается ценой потери изначальных духовных богатств монашеской жизни. Как уже упоминалось, классическое монашество таким образом попало на окраины жизни церкви и почти ее не затрагивает, в то время как в Православной Церкви монашество осталось в сердце Церкви и верующих.

Поэтому нет никаких причин копировать явно западную (католическую) эволюцию, которую «классические» западные монахи сами с сожалением описывают как обнищание. Еще многое можно сказать о растущем обнищании и его пагубных последствиях, но я не стану здесь этого делать.

Об образовании монашествующих

– На ваш взгляд, важно, чтобы монашествующие – те, кто имеет предрасположенность к знаниям, – получали духовное образование, изучали иностранные языки, могли учиться в западных университетах?

– Вопрос затрагивает несколько очень важных тем и, как я знаю, активно обсуждающихся в Русской Православной Церкви. Поэтому я хотел бы высказать лишь собственное мнение как результат моего личного опыта, который не претендует на то, чтобы быть правильным для всех и везде.

Каждый монах, будь то простой, скромно живущий в своем монастыре или получивший образование и работающий на службе Церкви, должен получить хорошее духовное воспитание. Мне кажется, что этот факт не вызывает сомнений. Под «духовным воспитанием» я имею в виду не высшее образование, а серьезное посвящение в духовную Традицию Православной Церкви. Иначе как он сможет справиться с многочисленными искушениями врага человечества? Если бы он только работал – физически в своем монастыре или интеллектуально на службе Церкви, – то его жизнь оставалась бы бесплодной и бесполезной.

Что касается изучения иностранных языков, я считаю, что это полезно тому, кто призван работать для связей с другими Православными Церквями, с теологами или с неправославным миром – к ним относятся миссионеры или священники, работающие в диаспоре. Лично я выучил только те языки, которые мне нужны для изучения древних текстов и для того, чтобы жить в зарубежных странах, сначала в Бельгии, а затем в итальянской Швейцарии.

Что же до обучения в западных университетах, то эта проблема касается лишь небольшого числа «ученых монахов». Опять же, я бы рекомендовал такое обучение только тем, кто уже завершил учебу в православных университетах и, соответственно, чья вера прочно укоренилась и появилось желание углубить знания по конкретным наукам. В современном глобализированном мире Православная Церковь должна знать, что думают «другие».

Великая мобильность сегодняшних людей постоянно связывает их с христианами другой веры, и не только за рубежом. Поэтому полезно быть хорошо информированным о том, что они думают, чтобы дать разумный ответ тем, кто просит у нас разъяснений о нашей вере. Глубокий кризис западных христианских общин вызывает у верующих все более возрастающий интерес к православной вере. Чтобы правильно им ответить, нужно знать причины этого кризиса идентичности, который может оказаться фатальным.

– Как вы считаете, должен ли развиваться диалог между Православной Церковью и католичеством, чтобы таким способом идти к восстановлению единства? На ваш взгляд, единство может быть достигнуто в обозримом будущем?

– Разделение между православным Востоком и католическим Западом (использование слов «православный» и «католический» в конфессиональном смысле исторически появилось совсем недавно!) – очень сложное явление, потому что оно проявилось не сразу в результате определенной ереси, а очень медленно, в течение многих веков, и на разных уровнях жизни Церкви, причем таким образом, что современники часто даже не осознавали, что единство уже было нарушено задолго до формального разделения. Только по этой причине события 1054 года в ретроспективе получили решающую роль в разделении двух Церквей, что мы сами по привычке им и приписываем.

Все, вероятно, знают основные причины ссоры, такие как добавление Филиокве к Символу веры или римское папство. Латинская пневматология, с самого начала отличная от греческой, долгое время не была причиной для разрушения единства между Востоком и Западом, потому что Запад смог объяснить, в каком смысле можно сказать, что Дух исходит также и от Сына. Скажем, в VII веке святой Максим Исповедник, грек, объяснил от имени папы Теодора, также грека, в каком смысле латиняне понимали «исшествие» Святого Духа также и от Сына

Анастасий Библиотекарь (из Рима), даже в полном противоречии с папой Николаем и патриархом Фотием, прекрасно знал, что «в некотором смысле Дух исходит также от Сына, но в другом направлении Он не исходит», другими словами: на экономическом уровне звучит «да», а на теологическом уровне Он не исходит. Филиокве стало причиной раскола лишь в 1014 году, когда Римская Церковь под давлением императора Генриха II ввела молитву Символ веры в Божественную литургию и по этому случаю отказалась от древней латинской версии Символа веры, утвержденной Халкидонским Собором (451 г.), таким образом, заменив ееверсией Павлина I, патриарха Аквилеи, утвержденной при Карле Великом и используемой франками в течение двух столетий.

Эта новая версия, очень элегантная и даже произносимая нараспев, чего не было в древнем варианте, до сих пор используется в Католической церкви. Так в молитве появилось Филиокве, которое было введено Римом в Символ веры, правда, «через черный ход»! Таким образом «филиоквизм» латинян стал догмой и, следовательно, причиной разделения.

До тех пор, пока Рим не удалит добавленное Филиокве, которое папа Лев III (IX в.) продолжал объявлять совершенно незаконным, все попытки восстановить полное единство между Востоком и Западом обречены на провал. Учитывая, что Рим, вероятно, никогда не согласится удалить Филиокве, я вижу как единственный выход возвращение к древней латинской версии, абсолютно идентичной оригинальному греческому тексту и признанной также и Римом. Ведь именно этот текст использовался в Риме с V века по начало XI века, то есть почти полтысячелетия.

Вопрос о римском папстве столь же сложный и древний! Его корни восходят к первым столетиям христианства, причем этот факт не сразу воспринимался греками как причина раскола. С одной стороны, типично римское учение о роли епископа Рима в универсальной Церкви развивалось очень медленно и поэтапно. С другой стороны, Восточные Церкви не сразу осознали истинные экклезиологические последствия этой доктрины, всегда остающейся совершенно неприемлемой для православных. К примеру, грекам потребовалось два столетия, чтобы понять истинные масштабы григорианской реформы!

В двустороннем диалоге эти два пункта разногласий уже были рассмотрены. Однако лично у меня мало надежды, что соглашение может быть достигнуто, потому что папство, которое также охватывает своим «непогрешимым» авторитетом тему Филиокве, на протяжении веков превратилось в несущую колонну Католической церкви. Нельзя даже и думать о том, чтобы просить устранить его или заменить другим вспомогательным элементом, например древней синодальностью Православных Церквей. На мой взгляд, двусторонний диалог между Православием и Римом в основном служит установлению хороших отношений между ними и взаимопомощи там, где это возможно, на этическом уровне, что часто и делается.

Однако антагонизм между Востоком и Западом на догматическом уровне не является единственным препятствием, мешающим восстановлению полного канонического единства между ними! Есть еще один, менее известный, но, возможно, более важный фактор, который непосредственно затрагивает каждого верующего. Папа Римский Бенедикт XVI однажды заметил, что Католическая церковь никогда теологически не интегрировала Седьмой Вселенский Собор о священных образах. Тем не менее Рим, в то время ставший убежищем иконопочитателей, всегда смело защищал легитимность почитания священных образов, многие из которых до сих пор хранятся в Италии. Однако настоящая теология иконы так и не развилась.

Подобное отсутствие означало, что даже Литургия никогда не развивала своего иконографического аспекта, то есть осознания того, что Литургия, которую мы празднуем, – это не только и совершенно не чисто человеческое действие, а сослужение человека со священниками Небесной Литургии. Литургические тексты и святые образы икон прекрасно выделяют эту основную составляющую Божественной литургии!

Однако на Западе на протяжении веков развивался совершенно иной литургический и духовный менталитет с неизбежными последствиями: уже в средние века постепенно исчезал иконостас, произошел отказ от ориентации при строительстве церквей, отказ от иконографического канона, а также от старинного литургического пения и т.д. Все это хорошо известно специалистам по истории литургии и религиозного искусства.

Литургическая реформа, инициированная Вторым Ватиканским собором, намеренно поместила человека в центр. Таким образом, католические службы все меньше и меньше напоминают Божественную православную Литургию и все больше – службы протестантских общин. Так из-за процесса секуляризации на Западе развился литургический и духовный менталитет, значительно отличающийся от православного, оставшегося по существу идентичным менталитету святоотеческой эпохи, то есть эпохи святых отцов.

Я не раз говорил, что, если святитель Иоанн Златоуст вернется и войдет в православный храм, где празднуется Божественная литургия, которая носит его имя, он почувствует себя на своем месте. А если бы на землю вернулся святитель Григорий Великий, то он почувствовал бы себя неуютно на католической мессе. И даже папа Пий XII не нашел бы себе места! Этот факт трагически показывает, что мы являемся не только свидетелями отрыва (излечимого) от Традиции, но и прерывания (неизлечимого) Традиции.

Последствия этой внутризападной эволюции более серьезны, чем обычно предполагают теологи, зацикленные на доктринах и концепциях: Восток и Запад стали несовместимы, что четко заметно на уровне соответствующих литургий. Потому что не различия (которые по сути являются законными) препятствуют полному единению, а несовместимость этих различий. Чтобы свершилось единение, должна быть совместимость различий, иначе верующие одной Церкви не смогут посещать литургии других. В настоящее время католическая месса после начатых Вторым Ватиканским собором богослужебных реформ полностью несовместима с Божественной православной литургией. И эта несовместимость растет вслед за галопирующей самосекуляризацией Католической церкви и ее самонаправлением к протестантству.

Имея в виду всё вышесказанное, я не высказываю оптимизма по поводу восстановления единства «в обозримом будущем», как вы спрашиваете в своем вопросе. Кроме того, мы видим, что время работает против нас! После Второго Ватиканского собора в Католической церкви произошла внутренняя эволюция, которая удаляет ее не только от древних Православных Церквей, по-прежнему крепко привязанных к апостольскому наследию, но и с растущей скоростью уводит всё дальше от собственной вековой идентичности. Простые верующие это прекрасно ощущают, не имея средств для понимания причин и тем более для реагирования. С другой стороны, в Православной Церкви Божественная литургия и монашество представляют собой эффективную корректировку, которая предотвращает подобную эволюцию, как в свое время проницательно отметил папа Бенедикт XVI.

– Вы живете в швейцарских Альпах, где безмолвная тишина и раздаются только звуки природы. Как услышать зов Божий молодому человеку (да и вообще человеку), живущему в огромном мегаполисе, среди суеты, где очень много соблазнов? Как лучше сохранять свое призвание?

– Точнее сказать так: я живу в Предальпах швейцарского кантона Тичино, над небольшой деревней в 100 жителей, находящейся в 10–15 минутах крутого подъема по каштановой роще. Дома скита – это деревенские хижины, расположенные посередине небольшой поляны. Я здесь первый человеческий житель. Это правда, что обычно здесь царит глубокое молчание, которое в значительной степени способствует сосредоточиванию ума. Именно по этой причине я переехал сюда в далеком 1980 году. Но было бы иллюзией (прелестью) полагать, что это физическое удаление от шума крупных мегаполисов автоматически ограждает монаха от любого искушения!

Авва Евагрий хорошо говорит, что миряне искушаются демонами главным образом через материальные предметы этого мира, монахи киновии – через нерадивых собратьев и вообще через конфликты, возникающие в отношениях между людьми. Отшельники же, которые в значительной степени свободны как от первого, так и второго, искушаемы демонами – которые всегда и везде одинаковы! – через «мысли», эти тонкие следы, отпечатывающиеся в нашем уме после контакта с материальной реальностью. Порой демоны даже предстают «обнаженными», лишенными какой-либо маскировки, которая скрывает их присутствие. Правильно указывает авва Евагрий, что ни один человек не может быть таким «горьким» и плохим, как демон!

Подобные знания легче приобрести в одиночестве, чем в вихре мирской жизни. Ведь жизнь в одиночестве очень благоприятствует большей ясности ума, но только когда соблюдаются каноны святых отцов. Об этом свидетельствуют и тексты, которые оставили нам святые отцы. Это наблюдение также относится и к области истиной веры. В «миру» все выглядит более запутанным и двусмысленным. Суетливость и занятость повседневной жизни мешает большинству мирян ясно видеть в хаосе своей жизни и понять причины своих несчастий.

Однако факт состоит в том, что «никто не является островом», как сказал один западный автор; все мы вместе составляем Единую Святую Церковь Христа. Таким образом, миряне получают пользу от жизни монахов киновии, полной отречений, а также мудрость пустынников, в то время как монахи, живущие в общине или отшельники, не смогли бы содержать себя без щедрой поддержки мирян. Православные христиане, живущие в «миру», знают это очень хорошо и даже, можно сказать, инстинктивно. Действительно, православное монашество находится в сердце Церкви. Это я ощущаю ежедневно, так как сам являюсь православным.

Для того чтобы справиться с превратностями судьбы, порой очень тяжелыми, православные верующие спонтанно обращаются к монахам, а следовательно, и к отшельникам. Не только монахи, но и светские люди с радостью читают книги святых отцов, которые передают нам мудрость старцев. Однако как и Святой Дух, единый во множестве проявлений, так и духовная жизнь одинакова для монахов и мирян, хотя проживается она по-разному, если сравнивать одних с другими.

– Отец Гавриил, благодарю вас за интересную беседу. Что бы вы пожелали читателям в период поста?

– Ничего особенного! Я бы просто рекомендовал прожить это время, участвуя как можно больше в литургических торжествах, готовясь исповеданием к участию в Святых Тайнах, а также посвящать определенное время чтению духовных книг. Здесь, как и везде, количество не имеет значения, главное – качество: лучше прочесть внимательно несколько страниц, чем рассеяно – целую книгу.

Беседовал Василий Цупер