Глава 5.
Второе видение славы Господа нашего Иисуса Христа, Агнца Божия

Ф.Яковлев. «Апостолы»

Господь Вседержитель, Которого Иоанн видел сидящим на престоле, ок­руженным дивными знамениями, держал в правой руке книгу, исписан­ную снаружи и внутри и запечатанную семью печатями. Один из могуще­ственных ангелов громко взывал, чтобы кто-нибудь возмог снять печати с книги и раскрыть ее; но никто не нашелся во всем мироздании Божием. Зритель видения, Иоанн, увлекаемый желанием раскрытия таинственной книги, почувствовал живое прискорбие, что она останется закрытой и запечатанной, но был утешен одним из старцев (Апок. 5:5). Вот и представилось ему другого рода видение.

«И се, посреде престола и четырех животных, и посреде старец, Агнец стоящ, яко заколен, имущ рогов седмь, и очес седмь, еже есть седмь духов Божиих, послан­ных во всю землю» (Апок. 5:6).

«Агнец стоящ, яко заколен» – это Господь Иисус Христос, Которого Пред­теча назвал «Агнцем вземлющим грехи мира» (Ин.1:29). Дивный этот Агнец имел семь рогов. Рог иносказательно употребляется в Писании, как выра­жение силы, власти, славы, высоты сана и других преимуществ. И потому семь рогов Агнца были как бы венец из семи сил всесокрушающих, кото­рым ничто противиться не может. Семь очей Его, как изъяснено в Апока­липсисе, означали семь Духов Божиих, посланных во всю землю, или од­ного Духа Святого, проявляющегося преимущественно в семи дарах Сво­их (Ис.11:2–3). «Агнец стоял... посреди престола» – как же это могло быть? Пре­стол занят был Господом Богом Вседержителем. Да и где же быть Сыну Божию, как не там, где Отец Его? Тот же престол Отца и Сына Божия, а потому то же Царство, та же власть и могущество – истинный престол Сына Божия был, есть и будет вечное недро Господа Бога Вседержителя. «Агнец стоял», то есть находился в положении бодрствования и деятельности как Мироправитель, как Попечитель всего человечества. Около Него, как около Бога, те же серафимы и святые старцы. Один только Он, Сын Божий, как Агнец, как Искупитель возмог принять таинственную книгу из десницы Бога Вседержителя. Он и принял ее. В это священное мгнове­ние небеса огласились неисчислимыми хвалебными песнями.

«И егда прият книгу, четыри животна и двадесят и четыри старцы падоша пред Агнцем, имуще кийждо гусли, и фиалы златы полны фимиама, иже суть мо­литвы святых» (Апок. 5:8).

Заметим, что серафимы и старцы воздали почитание Искупителю Аг­нцу Божию равное, как и Господу Богу Вседержителю. У старцев были в руках гусли, которые мы понимаем за звучное песнопение их душ, и золо­тые чаши, наполненные фимиамом, которые, по объяснению самого пи­сателя Апокалипсиса, означают молитвы святых. Объяснение это вразум­ляет, что все это торжество надобно понимать духовно, хотя оно изобра­жено в чувственных формах.

«И поют песнь нову, глаголюще: достоин еси прияти книгу, и отверсти печати ея: яко заклался, и искупил еси Богови нас Кровию Своею от всякого колена и язы­ка, и людей, и племен: и сотворил еси нас Богови нашему цари и иереи: и воцаримся на земли» (Апок. 5:9–10).

И точно, песнь святых старцев новая, неслыханная от создания мира – песнь Сыну Божию, Искупителю людей. Пророк Давид, по внушению Духа Божия, проникая в будущее, призывал к новому песнопению: «Воспойте Гос­подеви песнь нову» – указывал на искупление Господа, говоря: «Спасе Его десница Его и мышца святая Его. Сказа Господь спасение Свое, пред языки откры правду Свою» (Пс.97:1, 2). Причина этого песнопения очевидна: воцаре­ние Господа нашего Иисуса Христа и управление Его судьбами человече­ства. А разве Он прежде не царствовал? Мы знаем от апостолов, что все Им создано: «Вся Тем быша, и без Него ничтоже бысть, еже бысть» (Ин.1:3), что Им сотворено самое время (Евр.1:2). Что же могло быть не покорно Ему, как Создателю, как Царю всего? Конечно, Сын Божий, сый в лоне Отчи, царствовал безначально и будет царствовать безконечно: «Царство Твое, – говорит пророк, – Царство всех веков, и владычество Твое во все роды» (Пс.144:13). Но здесь прославляется новое Царство Сына Божия Иисуса Хри­ста; здесь Он начинает царствовать как Богочеловек. Царство это Он ку­пил величайшей жертвою, принял по изволению Своему плоть человечес­кую, был истинным человеком, не переставая быть и Сыном Божиим; научил людей истинному боговедению, чистейшей нравственности и высо­ким добродетелям, просветил помраченность их ума, вывел их на путь царский, исторгая из унизительного и постыдного рабства греховного и запечатлел безчисленные Свои благодеяния безценною Своею кровию, пролитою на кресте. И потому в видении Он явился под иносказательным образом Агнца как бы закланного, то есть с признаками Его жертвен­ности. Под этим иносказанием мы понимаем Его тело, чистейшее, заим­ствованное от непорочной Девы, непричастное греху, которое было при­несено в жертву за грехи мира, покрытое язвами и умерщвленное. Это богоносное тело, к которому не могли прикоснуться тление и разруше­ние, в ипостасном единении с Сыном Божиим, освятившееся Его Боже­ством, возносится на престол Божий с теми же язвами, которые потерпе­ло на кресте, в удостоверение, что оно действительно было изъязвлено, и воцаряется со своим Царем, Которого облекало в земном Его пребыва­нии. Отсюда и начинается новое величие и Царство Сына Божия, Госпо­да нашего Иисуса Христа; Господь Бог даст Ему всю власть Свою, ничем не ограниченную над людьми, а вместе с тем над мирами, видимым и невиди­мым, так что, кроме Него, нет другой власти, чрез Него все совершается, от Него все зависит, в Нем видим образ Божий истинного Бога.

Последствия искупительной жертвы Господа Иисуса Христа теперь же являются во всей своей славе: вознесенное Тело Его приближает теперь к Нему все человечество; открывает путь святым, чтобы и они, идя по сле­дам Своего Искупителя, могли прославиться в телах своих. Только что Он воцаряется и воцаряет с Собой последователей Своих; святые старцы, споручники и ходатаи человечества, благословляют имя Искупителя та­кими словами: «Достоин еси прияти книгу, и отверсти печати ея: яко заклался и искупил еси Богови нас кровию Своею от всякаго колена и языка и людей и племен: и сотворил еси нас Богови нашему цари и иереи, и воцаримся на земли». Благо­словляют не от себя только, но и от всех святых из всякого колена, и язы­ка, и народа, и племени; потому-то и сказано выше, что в руках их золотые чаши, наполненные молитвами святых, и мы понимаем, что в лице стар­цев благословляло Иисуса Христа все святое человечество по той именно причине, что святые чрез искупительную жертву Господа Иисуса Христа приближены к Богу, сделались пред Ним царями и священниками и будут царствовать с Ним.

"И видех, – продолжает Иоанн, – и слышах глас Ангелов многих окрест пре­стола и животных и старец: и бе число их тмы тем и тысяща тысящей, глаголю­ще гласом великим: достоин есть Агнец заколенный прияти силу и богатство и премудрость и крепость и честь и славу и благословение» (Апок. 5:11–12).

Торжество искупления, собственно, относилось до человеческого рода. Но оно так удивительно, так величественно, трогательно и священно, что возбудило живейшее участие во всем небесном сонме бесчисленных анге­лов, носящихся в беспредельном пространстве вокруг престола Божия. Они возрадовались за радость человеческую и выразили эту радость в сло­вах благоговейных и признательных к Искупителю за благодеяния Его людям. «Достоин есть Агнец закаленный прияти силу и богатство» и проч. Все это хваление относят они к прославленной природе человеческой Госпо­да Иисуса Христа, имевшей на себе жертвенные знаки, которыми искуп­лен весь мир. Если они прославляют Господа Спасителя за искупление лю­дей, то значит, они любят людей, сочувствуют их счастью и объясняют чрез это хотя таинственную, но тем не менее тесную связь мира духов не­бесных с миром душ человеческих. Потому Господь Иисус Христос и ска­зал, что велика бывает радость у ангелов, если один из грешников придет в покаяние (Лк.15:10); по той же причине Он обещал прославить пред Ангелами Божиими того, кто будет прославлять Его в здешнем мире (Лк.12:8). Значит, Ангелы Божий принимают глубокое и совершенное участие в спасении людей – это их друзья и благодетели.

«И всяко создание, еже есть на небеси, и на земли, и под землею, и на мори, яже суть, и сущая в них, вся слышах глаголющая: седящему на престоле и Агнцу благо­словение, и честь и слава и держава во веки веков» (Апок. 5:13).

Из сих слов мы понимаем, что вся природа приняла участие в торже­стве Господа Иисуса Христа и изъявила это общим говором как Творцу своему и Искупителю. Как же понимать этот говор? Природа не лишена выражения, запечатленного на ней Создателем, выражения, понятного человеку, с которым она тесно связана: «Небеса поведают славу Божию, – говорит псаломник, – творение же руку Его возвещает твердь. День дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум. Не суть речи, ниже словеса, ихже не слышатся гласи их. Во всю землю изыде вещание их, и в концы вселенныя глаголы их» (Пс.18:2–5). Природа и теперь красноречиво говорит о Создателе ее, о Его премудрости и благости; но сколько внятна она была первому челове­ку до его падения! Созданная для человека, она была столь же прекрасна, как и он. Земля украшалась растениями цветущими и плодоносящими: «и прозябе Бог еще от земли всяко древо красное в видение и доброе в снедь» (Быт.2:9). Звери не имели еще дикости, свирепости и кровожадности. Первый чело­век в чистоте и обширности своего разумения так хорошо понимал нату­ру всех животных, птиц и зверей, что дал им имена, конечно, соответ­ственные их отличительным свойствам: «и нарече Адам им имена всем скотом, и всем птицам небесным, и всем зверем земным» (Быт.2:20). И потому природа говорила о себе вразумительно в непорочном состоянии человека. С падением своего владетеля и природа как бы пала; на место пышных и цветущих растений появились «терния и волчцы» (Быт.3:18). Одичалая, она уже не доставляла человеку плодов, вкусных и питательных, но потребо­вала от него труда, возделывания земли в поте лица его (Быт.3:19), чтобы доставлять ему насущное пропитание, и она стала умирать, обнажаться от своего красивого покрова, подчинилась особенному кругообращению вре­мен и насилию стихий. Но человек, разрушая свое благосостояние, если и оставлен был Богом, то с надеждою, что некогда улучшится его участь; та же надежда распростерлась и на природу. В печальном своем положении она, говорит один из богомудрых наблюдателей мира естественного и нравственного, «откровения сынов Божиих чает. Суете бо тварь повинуся не волею, но за повинувшаго ю на уповании: яко и сама тварь свободится от работы истле­ния в свободу славы чад Божиих», – потом и прибавляет: «вемы бо, яко вся тварь с нами совоздыхает и сболезнует даже до ныне» (Рим.8:19–22). Если она со­воздыхает или производит с человеком совокупный стон о потерянной своей первобытной красоте и свободе, то должна и возрадоваться, когда искуплением Иисуса Христа, Агнца Божия, положено начало освобожде­ния человека от рабства тления, следовательно, и ее освобождения. Один апостол слышал ее стон, а другой, писание которого рассматриваем, слышал радостный ее говор: «Седящему на престоле и Агнцу благословение и честь и слава и держава во веки веков». Иоанн говорит: «Вся слышах глаголющая». Евангелист ощущал этот голос слухом боговдохновенного его разумения, как и ап. Павел слышал стон тем же слухом.

«И четыри животна глаголаху: аминь: и двадесять и четыри старцы падоша, и поклонишася Живущему во веки веков» (Апок. 5:14).

Так кончилось изображение высочайшего, таинственного и важней­шего для христиан видения. Им объясняется основание и устройство веры в Господа Иисуса Христа, надежды на Него и любви к Нему. Отсюда про­исходит сладостная для людей уверенность, что обожженное тело Госпо­да Иисуса Христа вознесено на самый престол Божий, а чрез это и все человечество вознеслось: души праведных сделались доступнее к Богу; крестный путь Искупителя открыл им возможность приближаться к вы­соте престола Божия, облекаться в силу и славу Божию и не только на­слаждаться вечным блаженством, но и участвовать в делах Промысла Бо­жия, или, по словам Апокалипсиса, соцарствовать Господу Иисусу Христу.

Ф.Смирнов (еп.Христофор). Труды Киевской дух.ак., 1874

Литургический характер Апокалипсиса при внимательном рассмотрении его содержания не подлежит сомнению.

Уже введение книги содержит технические выражения и формулы в том виде, в каком они являются обыкновенно в литургических книгах: разумеем – Λόγος τοΰ Θεοΰ и μαρτυρία Ίησοΰ Χριστού. Этим обозначается, думает Августин, по свойственному этой книге словоупотреблению, откры­тое исповедание учения Иисуса Христа. Дальше говорится: «Блажен читающий (ό άναγινώσκων) и слушающие (ακούοντες) слова пророчества сего и соблюдающие написанное в нем» (Апок. 1:3). Ό άναγινώσκων, как и употребительное позже αναγνώστης, по объяснению Августа, есть чтец (Lector), который собранию слушателей (άκουόντων) читал Писание; у Киприана он называ­ется doctor audientium. Таким образом, Апокалипсис в первых строках сво­их содержит исповедание учения Христова и самим автором назначается для общественного употребления, давая при этом заметить установившу­юся уже в его время практику в чтении Писаний.

Более важное значение в литургическом отношении имеют слова: «я был в духе в день Господень» (έν τη κυριακή ήμερα) (Апок. 1:10). Мнения толкователей касательно κυριακή ημέρα различны: одни разумеют под этим годовой праздник Пасхи, другие – день, в который Христос придет на суд мира и к которому перено­сится тайнозритель в духе; но самое древнее мнение то, что под κυριακή ήμερα разумеется день воскресный. Этого последнего мнения держатся Heinrich, France и Ewald, к которым пристал и Августа, склонявшийся не­которое время на сторону второго мнения. Франке, впрочем, в упомина­нии о воскресном дне видит доказательство против авторства ап. Иоанна. Но он сам допускает, что празднование воскресного дня было введено уже в конце I века, а составление Апокалипсиса Иоанном падает на 96 год, как доказал Guerike. Притом, если принять во внимание, что о воскресном дне упоминается уже в Евангелии под именем ή μία или πρώτη των σαββατων, а в Деяниях и посланиях ап. Павла прямо говорится о собрании христиан для богослужения в день воскресный, то не может быть сомнения, что день этот к концу апостольского века, когда явился Апокалипсис, был особенно чтимым днем и что этот самый день разумеется под κυριακή ήμερα. Тертул­лиан, от которого еще недалеко было апостольское время, говорит, что воскресенье именно было днем, в который Иоанн получил Откровение и в который еще в его время Дух сообщал свои дары избранным.

Богатый литургический материал представляет первое видение (Апок. 1:7–3:22). Тайнозритель изображает явление Сына Человеческого и поруче­ние Его к семи Церквам. По мнению толкователей церковных, справедли­вость которых признает Августа, семь Церквей, которые символически представлены под образом семи золотых светильников, должны быть рассматриваемы как представители всех христианских обществ, и все, что открывается им, в сущности, должно иметь значение для всех. Что под άγγελοι των εκκλησιών (представляемыми под образом семи звезд) нужно разуметь представительство обществ или церковных предстоятелей, это, по словам Августи, не подлежит сомнению, хотя толкователи спорят о том, соответствует ли άγγελος бывшему в употреблении в синагоге Legatus и однозначуще ли с επίσκοπος и πρεσβύτερος или διάκονος. В пользу последнего высказывается Эвальд; но с ним можно согласиться только в таком случае, если принимать слово в том значении, как принимается оно во многих местах Писания, например, διάκονος Θεοΰ, ευαγγελίου и проч., или как встре­чается оно во 2Кор.3:3: επιστολή διακονη διακονηθεΐσα, – и Мф.4:11: άγγελοι διακονοΰντες. Что здесь употреблено не επίσκοποι или προεστωτες, а άγγελοι, это объясняется тем, что в следующем видении вводятся ангелы неба (гл.4–5). Отцы Церкви называли епископов ангелами Церкви, без сомнения, применительно к Апокалипсису, и мнение Оригена, что здесь речь об Ан­гелах Хранителях ( άγγελοι φύλακες ) обществ, мало встречала сочувствия. Притом обличение пороков в ангелах и угроза наказанием и увещание к исправлению, словом, все, что говорится об ангелах, явно противоречит этому мнению.

Семь посланий или писем к обществам могут быть рассматриваемы, по мнению Августи, как семь проповедей. Это название прилично им го­раздо больше, чем название посланий, так как они не имеют формы пос­ледних и как однообразное начало ( τάδε λέγει ό Κύριος и т.д.), как и всегда повторяемая заключительная формула: δ έχων οΰς άκουσάτω τί τό Πνεΰμα λέγει ταΐς έκκλησίαις – скорее соответствует пророческой речи, или про­поведи, чем окружному посланию. Да и само содержание расположено, как в проповеди, и состоит из похвалы, порицания, предостережения и утешения.

В изображении современного состояния обществ упоминается о трех церковных действиях. Ангелу Сардийской Церкви Имеющий седмь духов Божиих говорит, что у него есть несколько человек, которые не осквер­нили одежд своих и будут ходить с Ним в белых одеждах, ибо они достой­ны, и что побеждающий облечется в белые одежды. Несомненным, кажет­ся, можно признать, что здесь указывается на Таинство крещения, при котором крещаемые облекались в белые одежды. Вероятность такого пред­положения подтверждается контекстом речи. Это говорит Имеющий седмь духов Божиих, под которыми разумеют толкователи церковные семь таинств. Он хочет сказать, что белые одежды только символ внутренней чистоты, которую сохранили лишь несколько человек, и что чистота эта, а с тем вместе и белые одежды получаются и сохраняются только путем борьбы и победою. Вопрос только в том, взят ли этот образ из практики крещения или, наоборот, практика сделала применение из этого образа. Но принимая в соображение, что обычай облекать в белые одежды при принятии в религиозное общество известен и в дохристианском мире и что в Апокалипсисе говорится о белых одеждах как о чем-то хорошо изве­стном, естественно допустить, что образ взят из практики.

Два другие действия – покаяние, которое возвращает от смерти к жиз­ни, полученной в крещении, и Евхаристия. Эти три важнейшие таинства стоят в тесной связи между собой. Приобретший чрез крещение жизнь и облеченный в белую одежду, но чрез грех умерший и осквернивший одеж­ду, в покаянии имеет средство победить грех и снова возвратить белую одежду и удостоиться вкушать «от древа жизни» и «сокровенную манну» (Апок. 2:7, 17). Покаяние предполагается как условие Евхаристии. Новейшие толковате­ли не хотят признать никакого отношения этих образов к Евхаристии. Но толкователи древнейшие, по мнению Августа, имели больше основа­ния эти, из Ветхого Завета взятые аллегории и прообразы, равно как и другие (Ин.6:31, 48, 58; Евр.9:4; Лк.14:16, 24), относить к Евхаристии. В пользу этого объяснения говорят также столь часто встречающиеся у От­цов Церкви названия Евхаристии, например, άρτος άγγέλων, άρτος ζωτικός и др. С большей несомненностью можно видеть указание на Евхаристию в Апок.3:20: «Се, стою у двери и стучу, если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною», – и в Апок. 19:9: «Блаженны званые на брачную вечерю Агнца». Трудно представить с большею живостью и нагляд­ностью сущность Евхаристии, в которой Сам Христос – живой Богочело­век – входит во внутреннюю храмину человека, как некогда входил и ве­черял с мытарями и грешниками.

В следующем видении тайнозритель переносится на небо (гл.4). Пос­леднее представляется под образом храма Иерусалимского, но в более величественном виде. У престола храма стояли только два херувима, кото­рые осеняли его своими крыльями (Исх.25:17–20, 37:7–9; Евр.9:5), а здесь вокруг престола четыре животных совершенно подобных тем, которых описывает Иезекииль (Иез.1:5). В храме было бронзовое море, а здесь стеклянное море (есть несколько книг 3Цар.7:23–24; 2Пар.4:2; Иер.52:17), подобное кристаллу. Там двенадцать старцев представляли двенадцать колен израильского народа, а здесь двадцать четыре старца ( πρεσβύτεροι ) в белых одеждах с венцами на голове сидят около престола.

Основание этого удвоения легко понять. Этим означается большее со­вершенство новой религии, сравнительно с иудейскою. Как и в храме пред престолом семь светильников огненных, которые суть семь духов Божи­их. Сидящий на престоле был подобен камню яспису и сардису, и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду. В деснице у Него книга, писан­ная внутри и вне, запечатанная семью печатями, которую никто ни на небе, ни на земле не мог раскрыть и читать или даже посмотреть в нее. Только Агнец, как бы закланный, стоявший посреди престола, и четырех животных, имевший семь рогов и семь очей, которые означают семь духов Бо­жиих, посланных во всю землю, пришел и взял книгу из десницы Сидяще­го на престоле. В это время четыре животных и двадцать четыре старца падают пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиа­ма, которые суть молитвы святых, и поют новую песнь: «Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати» и проч. Множество ангелов, животных и стар­цев, стоявших вокруг престола, говорят громким голосом: «Достоин Агнец закланный принять силу и богатство» и проч. «И всякое создание на небе, на земле, под землею и в море говорило: «Седящему на престоле и Агнцу благословение и честь и слава и держава во веки веков».

«Четыре животных говорили: «Аминь». Двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков».

Последнее видение (21–22) переносит взор с неба на землю. Тайнозри­тель видит «новое небо и новую землю»; видит «новый Иерусалим», сходящий с неба, украшенный подобно невесте, «новую скинию Божию», водворяющуюся сре­ди людей. Это не храм, в котором, как бы ни был он великолепен, видим был лишь отблеск Божественного величия, но скиния, в которой Бог лич­но и постоянно будет жить с людьми. Об этой скинии говорится уже в послании к евреям, где она называется σκηνή άληθηνή ην επηξεν ό Κύριος, и которая иного устройства (Евр.8:2, 9:11). Точно так же слова евангелиста Иоанна: ό Λόγος σαρξ έγένετο και έσκήνωσεν έν ήμΐν (Ин. 1:14) совершенно соглас­ны со словами Апокалипсиса: καΐ σκηνώσει μετ αύτων. В этом новом Иеру­салиме не будет больше храма: Господь Бог Вседержитель и Агнец – храм его; престол Бога и Агнца будет в нем; ничто нечистое и проклятое не войдет в него; рабы Его будут служить Ему, увидят лице Его, и имя Его бу­дет на челах их. Река воды жизни исходит от престола Бога и Агнца; по ту и по другую сторону реки древо жизни, каждый месяц приносящее пло­ды, листья коего будут служить врачевством для язычников – θεραπείαν των εθνών (Апок. 21:6, 22:17).

В этом городе ангелы – сослужители, пророки – братья христиан (Апок. 19:10, 22:9). Всматриваясь в общее содержание видений, нельзя не видеть в них изображения Церкви Христовой с ее богослужением и в особенности с литургией. Спрашивается, как смотреть на них: есть ли это предписание для чина литургии, как думает, например, Филарет, архиеп.Черниговский (Историч.обзор песнопений), или же, напротив, это отображение апостольской церковно-богослужебной жизни и особенно Евхаристии, так что данные в действительности образы перенесены на высший духовный мир? Само по себе безразлично, так или иначе будем смотреть на них: ли­тургическое значение их останется одно и то же. Но нам кажется более естественным принимать их прежде всего в последнем смысле, так как пророческие образы в своих основных чертах большей частью заимству­ются из сферы действительной жизни. Притом же видеть в них предписа­ние для чина литургии мы не можем уже потому, что литургические эле­менты являются в видениях лишь как вспомогательное нечто, а не глав­ное, и являются по частям, насколько это нужно для главной задачи Свя­щенного Писания, а не представляют чего-нибудь цельного. Но, с другой стороны, нельзя не признать, что тайнозритель, созерцая и представляя живую связь и единство Церкви земной и небесной под образами, какие предлагает ему современная церковная жизнь, в особенности богослужеб­ная, тем самым хотел представить идеальный образ Церкви Христовой как великого всемирноисторического таинства; доказать, что задача ее состо­ит в преобразовании, искуплении и освящении мира, в воссоединении его с миром небесным, что эту великую задачу она совершает посредством бо­гослужения, посредством таинств, в особенности Евхаристии, и что, нако­нец, судьбы мира, как и судьбы самой Церкви, зависят от исполнения этой задачи. При таком взгляде литургическая сторона книги получает для нас более широкое значение, именно значение богооткровенного образа, со­общавшего санкцию богослужебной апостольской практике и в то же вре­мя давшего величественную идею для дальнейшего развития и образова­ния священнодействия Евхаристии, с одной стороны, с другой – значение действительной литургической практики конца апостольского века в том простом еще виде, какой имела она при апостоле.

На основании апостольских видений мы можем составить себе такое представление о литургии, современной ап. Иоанну. При тайнодействии первенствовал предстоятель: апостол или епископ и занимал трон, стояв­ший в передней стороне алтаря. С той и другой стороны сидели старцы – пресвитеры. Перед троном епископа стоял престол жертвенный. Пресви­теры в белых одеждах падают пред престолом и возносят хвалу и благода­рение Богу. На престоле, как бы в деснице невидимого Сидящего на нем, Евангелие, читаемое верным от лица Агнца, Который открывает и читает книгу будущих судеб Церкви, запечатленную семью печатями. Посреди престола и старцев под видом хлеба и чаши – Тело и Кровь закланного Агнца. Семь рогов и семь очей Агнца, означающих семь духов Божиих, семь таинств, сообщаемых Духом Святым, но не иначе как в силу жертвы Агн­ца. Под престолом души убиенных за Слово Божие – гробы мучеников, на которых первые христиане совершали Евхаристию.

Литургическое значение видений признает, как мы уже заметили, Ав­густи; представленное нами объяснение допускает Бингам; такое же объяс­нение дает им архиепископ Филарет.

Литургический характер Апокалипсиса представится нам еще яснее, если мы обратим внимание на рассеянные по всей книге и иногда не раз повторяемые формулы приветствий, доксологий, целых молитв и гимнов.

Святой писатель начинает книгу апостольски-литургическим приветствием: «Благодать вам и мир», – и затем прибавляет: «Ему, возлюбившему нас и омывшему нас от грехов наших Кровию Своею и соделавшему нас царями и священниками Богу и Отцу Своему, слава и держава во веки веков, аминь» (Апок. 1:4–6). Эта доксологическая формула часто повторяется и варьируется. «Седящему на престоле и Агнцу благословение и честь и слава и держава, во веки веков» (Апок. 5:13). Иногда прибавляется «аллилуйя». «Аллилуйя: спасение и слава, и честь, и сила Господу нашему» (Апок. 19:1). Утвердительная формула «аминь» употребляется иногда в начале и конце доксологий. «Аминь, благословение и слава и премудрость и благодарение и честь и сила и крепость Богу нашему, во веки веков. Аминь» (Апок. 7:12); иногда с прибавкой впереди: «ей, аминь» (Апок. 1:7, 22:20) или «аллилуйя» в конце (Апок. 19:4).

Небожители призывают к прославлению Бога песнею: «Хвалите Бога нашего, все рабы Его и боящиеся Его, малые и великие».

Славословие: «Свят, свят, свят Господь Бог Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Апок. 4:8), – важно для нас не только тем, что оно влагается в уста херувимов, но и положением, какое занимает оно в небесном тайнодействии в ряду других песней. К этой песни примыкает непосредственно особенно благоговейное поклонение старцев пред Сидящим на престоле и песнь их. Когда животные воздают славу и честь, и благодарение Сидящему на престоле, Живущему во веки веков, тогда двадцать четыре старца падают пред Сидящим на престоле и поклоняются Живущему во веки веков и полагают венцы свои пред престолом, говоря: «Достоин Ты, Господи, приять славу и честь, и силу: ибо Ты сотворил все, и все по Твоей воле существует и сотворено» (Апок. 4:11).

Появление Агнца, как бы закланного, среди престола, четырех живот­ных и старцев, составляет самую торжественную минуту в тайнодействии и вызывает поклонение и новый поток песней: четыре животных и двад­цать четыре старца пали пред Агнцем, имея каждый гусли и золотые чаши, полные фимиама, и поют новую песнь: «Достоин Ты взять книгу и снять с нее печати, ибо Ты был заклан, и Кровию Своею искупил нас Богу из всякого колена и языка, и народа, и племени, и соделал нас царями и священниками Богу нашему; и мы будем царствовать на земле» (Апок. 5:9–10). Множество других ангелов говорили гром­ким голосом: «Достоин Агнец закланный принять силу и богатство, и премуд­рость, и крепость, и честь, и славу, и благословение» (Апок. 5:12). И всякое создание, находящееся на небе и на земле, и под землею и на море, и все вторило: «Сидящему на престоле и Агнцу благословение и честь, и слава и держава, во веки веков» (Апок. 5:13).

«Четыре животных говорили: «Аминь». И двадцать четыре старца пали и поклонились Живущему во веки веков» (Апок. 5:14).

Ход представлений и расположение песней имеет некоторое сходство с тем и другим в главной части Литургии, и песнь Свят, свят, свят занима­ет такое же место относительно других песней, какое дано ей в Литургии. Это подтверждает нашу мысль, что образ небесного тайнодействия заим­ствован из практики, но этот образ оживлен идеей живого отношения между Церковью земною и небесною, воплощенной в человекообразных действиях и выражениях мыслей и чувств, – идеей, которой суждено было воплотиться в действиях, молитвах и песнях Литургии и сообщить после­дней столько же высокохудожественный, сколько глубоко таинственный характер.

Не подлежит сомнению также литургическое значение следующего места: «Царство мира, – говорят небожители, – соделалось Царством Гос­пода нашего и Христа Его, и будет царствовать во веки веков».

И двадцать четыре старца, сидящие пред Богом на престолах своих, пали на лица и поклонились Богу, говоря: «Благодарим Тебя, Господи Боже Вседержителю, Который есть, и был, и грядешь, что Ты приял силу Твою великую и воцарился».

Отсутствие более положительных и определенных литургических па­мятников апостольской эпохи лишает нас возможности определить, на­сколько богослужение апостольское, с одной стороны, отразилось в Апокалипсисе, с другой – насколько идеи последнего имели влияние на пос­ледующее образование чина Литургии. Тем не менее влияние это несом­ненно и выказывается отчасти в построении главной части Литургии, в расположении молитв евхаристических, отчасти в самих формах молитв, песней и особенно доксологий или возгласов.

В самом деле, идея общения, единения и взаимодействия Церкви зем­ной с невидимою небесною, лежащая в основе и проходящая сквозь все богослужение православной Церкви и особенно наглядно выражающаяся в Литургии, притом в ее главной святейшей части, первообраз свой имеет в изображении небесного тайнодействия тайнозрителя (Апок. 4:4–6). На пре­столе Церкви так же, как на небесном престоле, по представлению Церк­ви, восседает невидимо Сам Бог; престол – средоточие всех таинственных действий, подобно светильникам, освещающим и согревающим христиан­ские души. На престоле, как бы в деснице невидимого Сидящего на нем,

Евангелие, представляющее Самого Агнца Христа, вещающего верным. Пресвитеры с епископом во главе, подобно апокалипсическим старцам, окружают престол, восседая на седалищах; на престоле и вокруг престола невидимо соприсутствуют им ангелы. Служители Церкви как бы прислу­шиваются к сослужащим им небожителям и вторят им в служении. «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат, се бо входит Царь славы, се жерт­ва тайная совершенна дориносится»; «иже херувимы тайно образующе и Животворящей Троице, трисвятую песнь припевающе» и проч. поется на Литургии. Священнослужители в своих евхаристических молитвах возно­сятся в небесный мир и как бы слышат песни небожителей и, приглашая народ, повторяют ангельское славословие: Свят, свят, свят и проч.; пада­ют пред Сидящим на престоле и приносят благодарение Богу за то, что Он сотворил мир и искупил род человеческий чрез смерть Сына Своего как непорочного Агнца, Плоть и Кровь Которого, по Его обетованию, в силу наития и действия Святого Духа, призываемого Церковью, вкушают верующие под видом хлеба и вина. Телу и Крови Христовой поклоняются как бы Самому закланному Агнцу, явившемуся на престоле. Само название части, назначенной для таинства Агнца и акт изъятия и перенесения Его на престол есть не что иное, как символическое представление апокалип­сического Агнца. Ряд молитв и песен церковных, в которых возносит­ся хвала и благодарение Богу, в общем ходе своем есть как бы воплощение и фактическое исповедание Церковью тех молитвенных песней, какие тай­новидцем влагаются в уста ангелам, животным и старцам, и всему живущему на небе, на земле, под землею и проч., и которые символизируются под образом гуслей и золотых чаш, полных фимиама .

Наконец, возгласы в настоящем богослужении и литургии: «Яко Твое есть Царство, сила и слава; яко подобает Тебе всякая слава, честь и поклонение; благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа», – все это живо напоминает подобные же доксологии Апокалипсиса.

Итак, мы с уверенностью можем остаться при положении, какое выс­казали выше: Апокалипсис, с одной стороны, безспорно отражает в об­щих чертах литургию конца апостольской эпохи, с другой – облекши про­стую апостольскую евхаристию в таинственную форму, в форму небесно­го тайнодействия, он имел влияние на дальнейшее развитие и образова­ние литургии как относительно содержания, так и относительно формы; влияние это сначала отражалось на практике незаметно (как показывают ссылки Иринея), а впоследствии, особенно с IV века, когда Апокалипсис начинает больше и больше приобретать общецерковное значение, нарав­не с другими церковными книгами влияние это дает себя заметить более наглядно как в практике, так и в письменных памятниках; тайнодействие небесное является как бы воплощенным в тайнодействии земном. И так как, по мысли ап. Павла, Евхаристия должна быть как бы фактическим свидетельством смерти Христа, пока снова придет Он на Суд мира, то ничего не может быть естественнее, если и ап. Иоанн ставит в связь с Ев­харистией откровение о Его втором пришествии, и если Церковь его не­бесное тайнодействие приняла за откровенный образец для литургии, иде­альное или мистическое содержание которого усваивала и развивала пу­тем учения и практики, пока, наконец, самым драматическим образом представила в этом священнодействии под символами смерть Христову во всей ее исторической действительности, со всей обстановкой, во всем внутреннем таинственном величии .

1.) Андрей Кесарийский. Толкование на Апокалипсис. М., 1899. О книге, запечатан­ной семью печатями, которую никто из сотворенных существ не мог открыть (Апок. 5:1–5). О видении того, что в середине престола, и четырех животных (Апок. 5:6–13).

2.) Еп.Петр. Объяснение Апокалипсиса святого ап. Иоанна Богослова. Томск, 1885. Видение запечатанной книги (Апок. 5:1–9). Славословие ангелов (Апок. 5:11–14).