Источник

Часть 2. Тропинка к Единому на потребу

Об обязанностях монашествующих

Из книги Святителя Феофана Затворника «Начертание христианского нравоучения»

Особый чин в Церкви составляют монашествующие. В первые времена они не отделялись от народа, хотя вели особую среди него жизнь. Но потом они отделились и составили свой священный союз по благочестию, союз, под руководством совершеннейшего, подвизающихся о спасении в братском единении. Главное их значение – в малом виде представить лицо Церкви Христовой в ее совершеннейшем состоянии.

Совершенство в христианском житии есть главное дело всякого из монашествующих. Но поскольку все они между собою и со своим руководителем вступили в особые отношения, то отсюда имеются и разные обязанности у них. Судя по сему:

а) Главное дело монахов есть молитва неусыпная, непрестающая, о Церкви, Отечестве, живых и мертвых. Они – жертва Богу от общества, которое, предавая их Богу, из них составляет себе ограду.

Применительно к сему, в монастырях преимущественно должно процветать священнослужение благообразное, чинное, полнейшее, продолжительнейшее. Церковь является здесь во всей красоте своего облачения.

б) Имея первою целью совершенство в христианской жизни, они дают обеты. Тем строже должны исполнять сии обеты они, что стремятся к богоугождению, к делам которого принадлежит и исполнение обетов. По существу сих обетов каждый должен чувствовать в себе, что у него нет ничего своего, должен иметь себя бедным, ничего не стяжевать, а все, что имеется, относить ко всем. Должен спешить взойти к бесстрастию, ревнуя об ангельском житии; для того удручать тело свое постом, бдением, трудом и держать себя так, чтоб не только тело не чувствовало страстных движений, но и душа была свободна от помыслов, и страстных и суетных; не должен иметь своей воли, но всецело и душу, и тело предать в распоряжение настоятелю и, несмотря ни на какие кажущиеся несообразности, делать только то, что повелит. Главное же, – действуя телесно, должен действовать и духовно, ибо в духе цель телесного.

в) Составляя из себя, под руководством одного, братский союз и как бы одно тело, они составляют как бы частную Церковь, а потому имеют на себе и все церковные обязанности. Здесь настоятель – пастырь; братия – пасомые. Дело настоятеля – неусыпное попечение о спасении и совершеннейшем житии братий; хранение в ненарушимости древлеположенного чина как общего монашеского, так и частного, в своем монастыре, равно как и обычаев, принятых от отцев. Его же дело пещись о благосостоянии и благолепии храма и всего монастыря, промышлять о содержании братии монашеском.

Дело братий – покорствовать во всем своему настоятелю и отцу; точно и тщательно исполнять служение и послушание свое, потому что тем строится и стоит целое. Между же собою пребывать всегда в братском союзе, мире, любви, смиренном взаимопредпочтении, в общении духовном, во взаимном содействии, вразумлении и укреплении; не соблазнять и не соблазняться, не обижать и не обижаться.

Так как монашествующие, вышедшие сами из мира телесно, не оставляют его духом, непрестанно воссылая молитвы о благосостоянии обществ, то и мир не должен забывать их, и не только не препятствовать образованию монастырей, но всячески желать того и содействовать, сначала уступкой самых лиц и мест, а потом доставлением нужнейшего; да и всегда иметь монастыри в чести и благочестном внимании, благодарить за них Бога и молить о безопасности подвизающихся, и внешней и внутренней, ибо много им труда, и сильны и скоры для них соблазны.

Душеполезные наставления

Об искушениях и терпении

Чтобы понятнее было тебе, как всякие вообще искушения посылаются Богом на пользу нам, прими во внимание, что скажу. Человек, по влечению растленного естества своего, горд, славолюбив, любит показность, крепко стоит за свои мысли и решения и желает всегда быть высоко ценимым всеми, гораздо выше, нежели он есть на самом деле. Такое самоценение и самомнение крайне пагубно в деле духовного преуспеяния, так что одной его тени достаточно, чтобы не дать человеку достигнуть истинного совершенства. Почему человеколюбивый Отец наш Небесный, премудро промышляя о всех нас, особенно же о тех, кои искренно предали себя на служение Ему, искушениями, какие попускает найти на нас, поставляет нас в такое настроение, в коем легко можем избежать страшной опасности от этого самоценения и почти вынужденно дойти до истинного смиренного себя познания…

Невидимая брань. Гл. 25

Несправедливости от Бога никогда не приходят, но попускаются они Богом во благо тому, на кого попускаются. Истинно во благо!

Это не простая фраза, а настоящее дело. Но тому, на кого падают, претерпеть их надо. Вот эта надобность терпеть и нас встретила. И извольте благодушно терпеть, что бы у вас там ни было. Того хочет от нас Бог для нашего блага.

Коль скоро так настроитесь, всем беспокойствам конец.

Теперь вы заботитесь о себе и все случайности хотите устроить и поворачивать по-своему. А как все не клеится, то вы и мучаетесь: что то не так, другое не этак. А когда все предадите Господу и будете принимать как от Него исходящее и для вас благопотребное, то никакого беспокойства иметь не будете, а только будете посматривать кругом, чтобы увидеть, что посылает Господь. Богу угодить стараясь, а не своему желанию удовлетворить напрягаясь. Вникните хорошо, о чем говорю, и положите достигнуть такого настроения. Облекитесь верою и терпением.

Переменится и то, что вас тяготит. Настанут дни, когда свободно будете дышать.

Хозяйка сажает в печку пирог и не вынимает его оттуда, пока не удостоверится, что он испекся. Владыка мира и вас посадил в печь и держит в ней, ожидая, пока испечетесь. Терпите же и ждите. Как только испечетесь, и минуты не будете сидеть долее в печи. Тотчас вынут вас вон. Если же рванетесь сами вон, будете то же, что недопеченный пирог. Вооружитесь же терпением! Извольте хорошенько напечатлеть это в мысли своей и навевайте тем утешение себе на сердце. Все от Бога. К Нему и прибегайте, и молитесь. Своими словами сказывайте Ему: «Видишь, Господи, что у меня! Справиться не могу с собой. Помоги, Всемилостивый!» И всякую частицу своей нужды перескажите Ему, и на это все просите соответственной помощи.

Святитель Феофан Затворник О смирении и подвиге

…Монастырь наш шумен; но нечего делать: живешь не так и не там, как и где бы хотелось, а где и как приводит непостижимый Промысл Божий. Преданность воле Божией и благодарение Бога за все случающееся услаждают всякое положение и научают извлекать из него душевную пользу. Смирение почти рядом идет с подвигом, то есть оно доставляет почти тот же успех, каковой доставляется подвигом; смирение одно, само по себе, полезно; а подвиг без смирения не только не приносит никакого плода, – напротив того, приносит вред, вводя в высокое о себе мнение и в осуждение ближних. Смирение состоит в том, между прочим, чтобы признавать себя достойным того положения, в котором мы находимся, и недостаточным (недостойным) положения лучшего и высшего, даже и в духовном отношении, и покорно предавать себя воле Божией. Таковое настроение мыслей свидетельствуется в его истине миром, приносимым сердцу, и наставляет человека на путь живота вечного. В наше время Бог дарует спасение более при посредстве смирения, нежели подвига: ныне, при умножившихся немощах, подвиг особенно опасен, как сильно наветуемый осуждением, притом требующий опытного руководителя; а смирение – всегда непадательно. Самые немощи и грехи, когда мы сознаемся в них и раскаиваемся, способствуют к смирению. Таким образом во всесильной деснице премудрого Бога самое зло споспешествует благому намерением неблагим, по выражению некоторого великого отца…

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Не перемена места истребляет грехи, но смирение.

Преподобный авва Исаия О грехе

Есть грех не к смерти, это – когда человек совершил беззаконие, мучается совестью и горячо кается. Простится такой грех, хотя бы был чудовищным по своей великости.

Но есть грех к смерти, когда человек совершил беззаконие и не только не кается, но смакует преступление, любуется им, цинично наслаждается, открыто хвастается…

Николай Варжанский

Миссионерское обозрение, 1913, № 4 О покаянии

Всеблагий Бог не упрекает грешника, раскаявшегося в прежних сквернах и грехах, потому и не упрекал Он возвратившегося блудного сына. Кто по собственной своей воле впал в глубокую пропасть грехов, тот со страхом и любовию приступи к благому Господу и проси Его.

Приступите кающиеся и примите оставление грехов своих. Дверь отверста умоляющим. Иисус Христос никому не отказывает в прощении. Пока не пришла смерть, пока не заключены двери, не отнята возможность войти, пока не померк свет, пока не напал на вселенную ужас… проси, грешник, щедрот у Бога. Бог не ведет счета долгам твоим… Покажи Ему только покаяние, и отымет у тебя беззакония твои.

Если будешь плакать ты, грешник, и сокрушаться о своих грехах, и с верою умолять Господа, Он оставит тебе беззакония твои и изольются на тебя щедроты Его, потому что жаждет и желает Он обращения твоего.

Преподобный Ефрем Сирин

Что внутрь нас деется?

Из книги святителя Феофана Затворника «Внутренняя жизнь»

Желающий исправить себя должен познать себя; желающий познать себя должен испытать себя; а желающему испытать себя надлежит войти внутрь себя, подвергнуть рассмотрению все, бывающее там, чтобы через то навыкнуть различать в себе все доброе и худое и, соответственно тому, действовать на себя. Смежи всяк внешние чувства свои, обрати око внимания внутрь и смотри – что там.

На первый раз вы ничего там не увидите, не потому, чтобы там не было ничего, но потому, что там слишком много всего, и все сбито и бродит в беспорядочном смятении. Вы будете испытывать то же, что испытывают, когда бывает густой туман. Туман, как стеною, отграждает от нас все предметы и сокрывает их в себе; так точно и тот, кто в первый раз обращается внутрь себя, видит, что как мрачным покровом закрыто все его внутреннее. В этом можете удостовериться теперь же. Но не прекращайте труда самоуглубления. Потерпите немного, и вы скоро начнете различать мало-помалу происходящее внутрь вас, подобно тому, как вошедший снаружи в слабо освещенную комнату, постояв немного, начинает один за другим различать находящиеся в ней предметы.

Усугубьте же внимание и смотрите: вот предмет, который вас занимал, отошел, его место заступил другой, этот тотчас замещен третьим, не успел этот показаться, как его теснит четвертый, гонимый, в свою очередь, пятым и так далее. Одно помышление спешно сменяется другим, и это так быстро, что почти нет возможности дать себе отчета в том, что прошло через нашу голову. Эта подвижность помышлений не оставляет нас не только в промежутках занятий, например, при переходах с одного места на другое, но и во время их, как бы важны они ни были: и во время молитвы в храме или дома, во время чтения и даже углубленного размышления. Обычно называют это думанием; в существе же дела это есть расхищение ума, или рассеянность и отсуствие сосредоточенного внимания, столь нужного в деле управления самим собою. Вот это и поставьте первою чертою нашего внутреннего человека. Противоположное тому состояние у святых есть внимание ума, по коему ничто самовольно не входит в голову и не выходит из нее, а все подчинено свободе и сознанию, в коем обычно пребывает один Бог и лицо Его созерцающее. Между этими противоположностями стоят разные степени душ, трудящихся в борьбе с помыслами и ревнующих об умиротворении их.

Присмотритесь еще внимательнее, и вы различите в себе, под этим смятением помышлений в уме, в воле постоянную заботу об устроении своего быта, которая непрестанно точит душу, как червь, гонит человека-труженика от одного дела к другому, устремляя его все вперед и вперед, по недовольству ничем обладаемым, и, при производстве одного, всегда представляя сотни других дел, будто бы неизбежных. С первого пробуждения нашего от сна осаждает душу забота и не дает нам ни посидеть на месте, ни поговорить с кем-либо как должно, ни даже поесть спокойно, пока не свалит нас, утомленных, глубокая ночь на отдых, в свою очередь возмущаемый заботливыми сновидениями. Эта болезнь именуется многозаботливостию, которая снедает душу, словно ржа железо. Ее и поставьте второю чертою того, что происходит внутрь нас.

Противоположное сему свойство святых есть беспечалие, которое, впрочем, не есть беззаботность, а смиренный труд, правильный, состоящий в предании себя и своей участи всепромыслительному попечению Божию. Средину между ними составляет борьба самопромышления со смиренным преданием себя Промышлению Божию, при посильном и своем труде.

Смотрите еще глубже, и вы должны увидеть внутри пленника, связанного по рукам и по ногам, против воли влекомого туда и сюда, в самопрельщении, однако ж, мечтающего о себе, что он наслаждается полною свободою. Узы этого пленника составляют пристрастия к разным лицам и вещам, окружающим его, от которых больно нам отстать самим и болезненно расстаться, когда другие отнимают их у нас. Как рыба, попавшаяся на удочку, хоть и плавает, но никак не дальше, сколько позволяет то нить, к которой прикреплена удочка, или, как птица в клетке хоть летает и ходит, но никак не дальше пределов клетки; так и пристрастия оставляют еще душе свободу действовать, как хочет, пока она не касается предметов их; а коснись дело до этих предметов, душа никак не совладает с собою. И чем больше пристрастий, тем меньше круг свободы. А бывает и так, что иной всем связан и не в силах сделать движения в одну сторону без того, чтоб не причинить себе боли с другой. Подобно тому как идущий где-либо в лесу и запутавшийся там и руками, и ногами, и платьем в прилипчивую траву, каким бы членом ни двинул, чувствует себя связанным; таким точь-в-точь чувствует себя и пристрастный ко многому тварному. Это поставьте третьею чертою нашего внутреннего состояния – пристрастность. Противоположное ему свойство святых есть отрешенность от всего, свобода сердца, внутренняя независимость. Средину между ними составляет работа над освобождением сердца от пристрастий.

Расхищение ума, многозаботливость и пристрастность – это еще не вся доля наша. Хоть они качествуют внутри, но все еще витают как бы на поверхности сердца. Приникнем же глубже вниманием к этому сердцу и прислушаемся к тому, что там.

Упреждаю ваше соображение сравнением. Путник в горах – видит пещеру, вход в которую прикрыт разросшеюся травою, внутри – мрак. Приложив ухо, он слышит там шипение змей, рычание и скрежет зубов диких зверей: это образ нашего сердца. Случалось ли вам когда наблюдать за движениями его? Попробуйте сделать это, хотя в продолжение небольшого времени, и смотрите, что там делается: получили неприятность – рассердились; встретили неудачу – опечалились; враг попался – загорелись местью; увидели равного себе, который занял высшее место – начинаете завидовать; подумали о своих совершенствах – заболели гордостию и презорством5.

А тут человекоугодие, тщеславие, похоть, сластолюбие, леность, ненависть и прочее – одно за другим поражают сердце, и это только в продолжение нескольких минут. Все это исходит из сердца и в сердце же возвращается.

Справедливо один из подвижников, внимательных к себе, созерцал сердце человеческое полным змей ядовитых, то есть страстей. Когда загорается какая-либо страсть – это то же, как бы змей выходил из сердца и, обращаясь на него, уязвлял его своим жалом. И когда выникает змей – больно, и когда жалит – больно… Ужаливая, питается он кровью сердца и тучнеет; тучнея, делается более ядовитым и злым и еще более тиранит сердце, в котором живет. Так бывает не с одною только страстью, но со всеми; а они никогда не живут поодиночке, а всегда все в совокупности, одна другую заслоняя, но не истребляя.

Таково сердце человека, греху работающего, кто бы он ни был. В противоположность этому, сердце святых свободно от страстей, или украшается бесстрастием. В средине стоят борющиеся со страстьми и похотьми под знамением подвигоположника Господа, в Его всеоружии.

Вот чему возможно в каждом из нас делаться. По этому описанию можем определить, что именно во мне и в тебе есть, и что потому мы есмы, и чего можем чаять. Горе рассеянным, многозаботливым, привязанным к чувственному и терзаемым страстями! Блаженны, напротив того, души, внимательные к себе, успокаивающиеся в Боге, отрешившиеся от всего и сердце свое очистившие от страстей! Благословенны и труды тех, которые, оставя пагубы6 первых, стремятся востечь к блаженству вторых!

Семь нечистых духов

Слово Божие бесконечно велико. И человеческое вглядывание в него, даже не выходящее за пределы разумения Святой Православной Церкви, постоянно обретает и новые оттенки постижения, и нераскрытые прежде значения вечного и постоянного смысла.

Хорошо известна и обширно применяется притча Спасителя о нечистом духе, вышедшем из человека. «Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и не находит; тогда говорит: возвращусь в дом мой, откуда я вышел. И, пришедши, находит его незанятым, выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, вошедши, живут там; и бывает для человека того последнее хуже первого» (Мф.12:43–45). Добавление Господа Иисуса Христа: «Так будет и с этим злым родом» – ясно показывает, что содержание притчи раскрывает прежде всего социально-историческую судьбу «рода лукавого и прелюбодейного», который «ищет знамения», ибо притча рассказывается Спасителем с намеком на этот «род» (Мф.12:39).

Но мысль подвижников благочестия обычно останавливается на аскетической экзегетике7 притчи, и это очень понятно, так как она поучительна, серьезна и душеспасительна. Но исчерпана ли?

Нечистые духи в аскетическом понимании соединяются нередко с различными родами страстей. Таким образом, вышедший из человека нечистый дух – есть вместе с тем некая побежденная страсть. Дальнейший смысл, кажется, в основном, понятен. Когда душа, по изгнании страсти, не умеет наполнить себя святым положительным содержанием, – нечистые духи помогают внедрить в нее гораздо более обильную насыщенную и интенсивно работающую страстность – семь злейших нечистых духов.

Но почему семь? Случайно ли? А если нет? А если нет, – то есть если число «семь» имеет не просто символический смысл, означающий полноту, но и вполне реалистическое содержание, из сего следует, что семь страстей, которые нечистые духи вызывают к действию в душе человека, – всегда постоянны, одни и те же (конечно, речь идет только о тех случаях, когда греховные страстные движения, – вполне конкретные, как, например, пьянство и блуд, – из души изгоняются, а начать доброе делание она не озабочивается).

Наблюдение за подобными ситуациями, а у человека внимательного они всегда найдутся под рукой, а также логика духовно-нравственной жизни человека, доказывают одинаковость действия греха в подобных случаях.

Что бы нужно было сделать человеку, сумевшему победить греховную привычку? Для начала поставить ум свой на страже сердца, чтобы он рассматривал, по крайней мере, самые грубые греховные помыслы и, как сторож, даже не очень хороший, старался бы не пропускать самые, несомненно, враждебные.

А когда этого нет?.. Посмотрим, что может получиться…

Итак, грех побежден! Ура! Склонность, положим, к пьянству изгнана из моего сердца. И я торжествую. Увы, недолго. Я не успел дать место Духу Святому в моем вычищенном сердце. И это так понятно! Я так старался сам, так сильно и умиленно просил помощи Божией; так сердечно и долго пытались помочь мне мои близкие – всячески, и прежде всего – соединенной своей молитвой. И теперь я спокойно и безмятежно отдыхаю. Но тут-то нечистый дух пьянства, поскитавшись по безводным местам, ища покоя, и не обретя, тихонечко возвращается – и, видя горницу души пустой, идет за известной ему семеркой товарищей, которые помогут ему – по опыту знает – вновь вселиться в эту чистенькую, и такую лакомую, такую желанную душу. Дело облегчается тем, что, как он видит, – сторожа нет.

Первым в дело идет нечистый дух гордости, который в зависимости от характера и настроения чистенького «пациента», раскрывается одним из трех лиц: самодовольство («какой я все же молодец, что сумел сам победить свой грех»), самонадеянность («оказывается, это не так уж трудно; и у меня вполне достаточно сил, чтобы справиться с этим»), самоуверенность («да и вообще эта мерзость не посмеет больше ко мне приблизиться, зная, что я опытный борец с нею и победитель»). И при моей неопытности в духовно-нравственной жизни он, соблазняя меня тремя своими лицами в любом сочетании и последовательности, – проникает и прочно обосновывается в бедной моей душе.

И не просто обосновывается; он дает проход своему товарищу, другому нечистому духу, духу лености. И действительно – что такое? – все прекрасно и навсегда: дух пьянства не возвращается, другие безобразные духи тоже недвижны по отношению ко мне (а дух самодовольства самоуверенности, самонадеянности проник ласково и незаметно) – можно и отдохнуть. Прежде в моей жизни было много греха, но много и напряженной борьбы. Я устал от этой напряженности; и совесть спокойна; да и что теперь, собственно, нужно делать? – труд духовный, кажется? – ничего, можно и немного погодя. А пока – отдохнем… отдохнем… отдохнем… Я вполне заслужил отдых своей прежней напряженной работой. И дух лености распространяется неторопливо, но властно.

И вот я, нравственный богатырь, свален и опутан сладкой паутиной духа лености, нежелания напряженности. А сей властитель уступает местечко и следующему своему товарищу, закрепляющему успех. Совесть, порою попискивая, подает сигналы, что все же что-то пора начать и делать. Но леность не дает прохода единственно существенно нужному доброму духу внутреннего делания, зато легко пропускает хитрого и нечистого духа делания внешнего. Всякое внешнее делание имеет обычно то свойство, что им, как правило, душа удовлетворяется. Это опасно и всегда, но особенно опасно тогда, когда внешний, безжизненный характер (или наоборот – слишком чувственный, душевный) приобретает делание по самому существу своему; наиболее внутреннее – молитва. Ехидно вползший третий дух нечистый или совсем аннулирует молитву, или делает ее бессильной. Я лишаюсь одного из главных оружий.

Чувство удовлетворенности, так присущее внешнему деланию, гонит прочь остатки покаяния (если только они еще сохранились в моей душе), но зато пропускает торжественно и пышно появляющегося четвертого нечистого духа – нераскаянности, нежелания каяться. Он бесстрашно проходит в сопровождении хороших помощников: самооправдания и невнимательности к себе. Многочисленные вседневные погрешности, видя свободу проникновения, беспрепятственно проникали в душу и, оставаясь нераскаянными, производили свое разъедающее действие. Для более крупных погрешностей тут же находились извинительные причины. Шло обширное «непщевание вины о гресех»8. Даже бывая в церкви на исповеди (в основном на «общей»), я по существу оставался нераскаянным. Так я лишился и другого главного оружия. Нераскаянность уже и сама по себе может привлечь из безводных мест любых нечистых духов; но они – многоопытные – знают как действовать, где удобнее всего нанести самый больной удар. Его наносит следующий нечистый дух – дух неблагодарности; ему к тому же естественно занять свое срединное место там, где уже обжились самодовольство, лень, безмолитвенность, нераскаянность. Дух сей – очень коварный, лживый и злобный. Тот, кем он овладеет, становится в большой степени чужд действию Святого Духа и не слышит Его внушений. Дух нечистый вселяется в меня, и я качусь в пропасть. Я, неблагодарный, ничего доброго не способен видеть ни в действиях Божиих, ни в действиях людей, жалостливо спешащих мне на помощь, а все приписываю себе.

Тогда-то, вслед за неблагодарностью, скачет шестой нечистый дух. Он приносит с собой равнодушие ко всем людям. Он приносит с собой замкнутость на себе. И мне все люди небезразличны уже лишь по тому, какие они со всех сторон несут мне обиды (обиды, конечно, мнимые, но для меня-то они действительны). Растет озлобленность и недовольство. Между тем, сам я в своей ослепленности и равнодушии, раздаю обиды направо и налево, но, не видя людей, не вижу и наносимые мною обиды. В моей окрестности, по естественному порядку вещей, смыкается круг одиночества. Наиболее разрушительно мое отношение к тем, кто стремится меня спасти…

Сей нечистый дух хорошо поработал. Вкруг меня одни обломки: обломки моей души; обломки прежних добрых отношений. Еще я по укоренившейся привычке во всех моих бедах вижу вину тех, кто суть и были окрест меня, в себе же наблюдаю одно добросердечие, но уже все более и более неладно становится на душе, и от этой неладности возрастает смутность, и самое главное – невесть как освободиться. И тогда-то вползает и распространяется, как кисель, по всему пространству души седьмой страшнейший дух нечистый – дух уныния. О его действии можно написать диссертацию, но – печальную. Посему лучше здесь поставить точку.

Тем более – самая пора начать запить. Семь нечистых духов сделали все для того, чтобы духу – простенькому, очевидному духу, например, пьянства – вольготно жилось в опустошенной разрушенной храмине души.

Конечно, это – схема, и схема в реальности, по милости Божией, далеко не всегда доходящая до полного разрушительного предела. И вообще, жизнь представляет такие варианты развития бесспорнейших, кажется, схем, что только ахнешь, и ахать часто приходится. К тому же за пределами рассмотрения схемы остается аскетический вопрос – как противостать нечистым духам. Вместе с тем нравственно-психологический опыт рассмотрения такого механизма страстей может оказаться небесполезным для тех, кто порою в недоумении, ничего не понимая, останавливается перед фактами развития страстной природы души человека, незанятой, выметенной и убранной.

Дай нам всем Господь духа осторожности, внимательности и разумения.

О семи горячностях духа

Из сочинений архиепископа Сан-Францисского Иоанна (Шаховского).

Горе человека в том, что он постоянно торопится, но торопится суетно, бесплодно. Человек переворачивает горы своей энергией, воздвигает и разрушает целые города в очень короткие сроки. Но если мы вглядимся в его энергию и посмотрим на ее последствия, мы увидим, что она не увеличивает добра в мире. А что не увеличивает добра, то бесплодно. Даже уничтожение зла бесплодно, если это уничтожение не есть проявление добра и не несет плодов добра.

Жизнь людей стала в мире очень торопливой и становится все более торопливой; все бегут, все боятся куда-то опоздать, кого-то не застать, что-то пропустить, чего-то не сделать. Несутся машины по воздуху, воде и земле, но не несут счастья человечеству; наоборот, разрушают еще оставшееся на земле благополучие.

Вошла в мир дьявольская торопливость, поспешность. Тайну этой поспешности и торопливости открывает нам Слово Божие в 12-й главе Апокалипсиса: «И услышал я громкий голос, говорящий на небе: ныне настало спасение и сила и царство Бога нашего и власть Христа Его; потому что низвержен клеветник братий наших, клевещущий на них пред Богом нашим день и ночь. Они победили его кровию Агнца и словом свидетельства своего, и не возлюбили души своей даже до смерти. Итак веселитесь небеса и обитающие на них! Горе живущим на земле и на море! Потому что к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени» (Откр.12:10–12).

Вы слышите: на землю и на море диавол сошел в великой ярости, зная, что немного ему остается времени. Вот откуда это неудержимое, все ускоряющееся круговращение вещей и даже понятий в мире, вот откуда всеобщая торопливость и в технике, и в жизни, – все более безудержный бег людей и народов.

Царству сатаны скоро наступит конец. Вот причина веселия неба и тех людей на земле, которые живут небесным. Обреченное, предчувствующее свою гибель зло мечется в мире, будоражит человечество, раздувает себя до последних пределов и заставляет людей, не положивших на свое чело и сердце крестной печати Агнца Божия, безудержно все стремиться вперед и ускорять свой бег жизни. Зло знает, что лишь в таком бессмысленном коловращении людей и народов оно может рассчитывать присоединить к своей гибели еще часть человечества. Затормошенные, куда-то несущиеся люди мало способны думать и рассуждать об истинах великих и вечных, для постижения которых нужна хотя бы минута божественного молчания в сердце, хотя бы мгновение святой тишины.

Техника уже давно увеличивает скорость передвижения людей и их добывания земных ценностей. Казалось бы больше времени должно остаться у людей на жизнь духа. Однако, нет. Душе труднее и тяжелее стало жить. Материальность мира, быстро крутясь, втягивает в себя и душу человека. И душа гибнет, ей нет времени уже ни для чего возвышенного в мире, – все вертится, все кружится и ускоряет свой бег. Какая ужасная призрачность дел! И, однако, она крепко держит человека и народы в своей власти. Вместо духовного устремления, миром уже владеет психоз плотской быстроты, плотских успехов. Вместо усиления святой горячности духа происходит все большее горячение плоти мира. Создается мираж дел, ибо к делам призван человек и не может быть спокоен без дела. Но дела плоти не успокаивают человека, так как не человек ими владеет, а они им. Человек – раб дел плотских. Строит на песке. Построение на песке разрушается. От земного дома человеческого остается куча пыли. Вместо многих гордых строений осталась куча песка. И из этого песка опять строит человек себе мир. Песок осыпается, и человек трудится, подбирая его… Бедный человек! Все закованы в цепи малых, ничего душе не дающих дел, которые надо выполнить возможно скорее для того, чтобы можно было как можно скорее начать ряд других, столь же ничтожных дел.

Где же взять время на добро? Даже подумать о нем нет времени. Все заполнено в жизни. Добро стоит, как странник, которому нет места ни в служебной комнате, ни на заводе, ни на улице, ни в доме человека, ни – тем менее – в местах развлечений его. Добру негде приклонить голову. Как же торопиться его делать, когда его нельзя даже на пять минут пригласить к себе, – не только в комнату, но даже в мысль, в чувство, в желание. Некогда! И как добро этого не понимает и пытается стучаться в совесть и немного мучить ее? Дела, дела, заботы, необходимость, неотложность, сознание важности всего этого совершаемого… Бедный человек! А где же твое добро, где же твой лик? Где ты сам? Где ты прячешься за крутящимися колесами и винтами жизни? Все же скажу тебе: торопись делать добро, пока ты живешь в теле. Ходи в свете, пока ты живешь в теле. "Ходи... в свете, пока есть свет» (Ин.12:35). Придет ночь, когда уже не сможешь делать добра, если бы и захотел.

Но, конечно, если ты на земле, этом преддверии как рая, так и ада, не захотел делать добра и даже думать о добре, вряд ли ты захочешь делать его тогда, когда окажешься среди ночи, за дверью этого существования, вытолкнутый из рассеявшей и развеявшей твою душу суеты земной жизни в холодную и темную ночь небытия. Оттого торопись делать добро! Начни сперва думать о том, чтобы его делать; а потом подумай, как его делать, а потом начни его делать. Торопись думать, торопись делать. Время коротко. Сей вечное во временном. Введи это дело, как самое важное дело, в твою жизнь. Сделай это, пока не поздно. Как ужасно будет опоздать в делании добра. С пустыми руками и с холодным сердцем отойти в иной мир и предстать на Суд Творца.

Кто не поторопится сделать добро, тот его не сделает. Добро требует горячности. Теплохладным диавол не даст сделать добра. Он их свяжет по рукам и ногам, прежде нежели они подумают о добре. Добро могут делать только пламенные, горячие. Быть добрым в нашем мире может только молниеносно-добрый человек. И чем дальше идет жизнь, тем больше молниеносности нужно человеку для добра. Молниеносность – это выражение духовной силы, это – мужество святой веры, это – действие добра, это – настоящая человечность!

Поспешности суеты и зла противопоставим быстроту, горячность движения в осуществлении добра. Господи, благослови и укрепи! Быстрота раскаяния после какого бы то ни было греха – вот первая горячность, которую принесем Богу. Быстрота прощения согрешившего пред нами брата – вот вторая горячность, которую принесем. Быстрота отклика на всякую просьбу, исполнение которой возможно для нас и полезно для просящего, – третья горячность. Быстрота отдачи ближним всего, что может их вывести из беды, – четвертая горячность духа, Богу верного. Пятая горячность: умение быстро заметить, что кому надо, и вещественно и духовно, и умение послужить хоть малым каждому человеку; умение молиться за каждого человека. Шестая горячность – умение и быстрая решимость противопоставить всякому выражению зла – добро, всякой тьме – свет Христов, всякой лжи – истину. И седьмая горячность веры, любви и надежды нашей, это – уменье мгновенно вознести сердце и все естество свое к Богу, предаваясь в Его волю, благодаря и славословя Его за все.

Исповедный листок

Многие из говеющих затрудняются, что им сказать на исповеди. Прежде всего и обстоятельнее всего открыть грехи, наиболее смущающие совесть. Такие грехи и сопровождающие их обстоятельства никогда не забываются. Затем исповедь должна быть сколько возможно подробна, смиренна, искренна; в пособие нуждающимся предлагаются два листка, извлеченные из творений нескольких отцев и учителей Святой Церкви. Может быть, они внушат кающемуся хоть мысли некие или напомнят нечто из собственной его жизни.

I

Благослови мне, Господи Спасителю, исповедаться Тебе не словами только, но и горькими слезами. А плакать есть о чем…

Колеблется во мне вера в Тебя, Господи! Помыслы маловерия и неверия теснятся в душу мою гораздо чаще, чем когда-либо. Отчего? Конечно, виноват дух времени, виноваты люди, с коими я встречаюсь, а еще более виноват я сам, что не борюсь с неверием, не молюсь Тебе о помощи; виноват я несравненно более, если являюсь соблазном для другого – делом, или словом, или самым молчанием холодным, когда заходит речь о вере. Грешен я всем, Господи: прости и помилуй, и приложи мне веру.

Падает во мне любовь к людям, даже к родным моим. Их непрерывные просьбы о помощи, их забвение о том, как много уже сделано для них, возбуждают между нами взаимное неудовольствие; но более их виноват я: виноват, что у меня есть средства помочь им, а помогаю неохотно; виноват, что помогаю не по чистому христианскому побуждению, а по самолюбию, по желанию благодарности, похвалы. Прости меня, Господи, смягчи мое сердце и научи меня смотреть не за тем, как ко мне люди относятся, а за тем, как я к людям отношусь. И если они относятся враждебно, внуши мне, Господи, платить им любовию и добром и молиться о них!

Грешен я и тем, что мало, очень мало думаю о грехах своих. Не только в обыкновенное время года, но и во время самого говения я не вспоминаю о них, не стараюсь привести их себе на память для исповеди. На мысль приходят общие фразы: «Ничего особенного; грешен – как все». О Господи, как будто я не знаю, что пред Тобою грех – и всякое слово праздное и самое вожделение греха в сердце. А сколько у меня таких слов и вожделений накопится каждый день, не только за целый год! Ты един, Господи, их веси: Ты даруй мне зрети моя прегрешения, и пощади, и прости!

Далее – постоянным грехом своим я признаю отсутствие почти всякой борьбы со злом. Чуть явится какой-нибудь повод или толчок, – и я уже стремглав лечу в бездну греха, и, только павши, задаю себе вопрос: что же это я наделал?! Вопрос бесплодный, потому что он не помогает мне сделаться лучшим. А если при этом и чувствуется скорбь, то она истекает из того, что при этом пострадало мое самолюбие, а не из того сознания, что я огорчил Тебя, Господи!..

Нет у меня борьбы не только с грубым злом, но даже с самой пустой и вредной привычкой. Владеть собой я не умею и не стараюсь. Согрешил, прости!

Далее – преобладающий во мне грех раздражительности не покидает меня нимало. Услышав резкое слово, я не отвечаю благим молчанием, а поступаю как язычник: око за око, зуб за зуб. И вражда разгорается из пустого, и длится она дни и недели, и не думаю я о примирении, а стараюсь как бы сильнее отомстить при случае. Без числа согреших, Господи, – пощади, прости и умири мое сердце!

Кроме сих важнейших грехов, вся жизнь моя представляется цепью согрешений: я не дорожу временем, данным Тобою для приобретения вечного спасения; я не от всей души ищу Твоей помощи; в церкви я очень часто стою неблагоговейно, молюсь машинально, осуждаю других, как они молятся, а не слежу за собою; дома же молюсь с великим принуждением и рассеянностию, так что часто сам не слышу своей молитвы, а иногда просто опускаю ее. Таково мое отношение к Тебе, Господи, и я ничего другого не могу сказать, как только: прости и помилуй!

В сношениях с людьми я грешу всеми моими чувствами: грешу языком, произнося ложные, скверные, укоризненные и соблазнительные слова; грешу глазами, взирая бесстыдно на лица женские, читая пустейшие романы, целые вечера проводя за картами; грешу умом и сердцем, осуждая других и враждуя часто и долго; грешу не только против души, но и против тела, невоздержно принимая пищу и питие.

Приими, Человеколюбче, мое покаяние, да с миром приступлю к Твоим Святым и Животворящим Таинам, во оставление грехов, во исправление жизни временной и в наследие жизни вечной. Аминь. II

«Недостоин я просить себе прощения, Господи!» – так восклицал некогда о себе великий учитель покаяния святой Ефрем Сирин.

«Как удержать нападения греха? Как заградить вход страстям?» – спрашивал у Ефрема Василий Великий; а тот отвечал ему одними слезами…

Что же мне сказать теперь пред Тобою, Господи, мне, величайшему, закоснелому грешнику?

Молитвами святых отец наших, Ефрема и Василия, даруй мне, Господи, и покаяние, и слово, и слезы! Помози мне извергнуть из себя, как смертельный яд, свои злые дела, праздные слова, лукавые помышления. Если б я и забыл сказать иное. Ты ведаешь все и напомнишь мне, а я не хочу скрывать. Ты велишь мне: «глаголи беззакония твоя прежде, да оправдишися» (Ис.43:26), и я говорю: умножились грехи мои, Господи, и непрестанно умножаются, нет им предела. Знаю и помню я, что даже помысл нечистый есть мерзость пред Тобою, а между тем не только помышляю, но и делаю то, что Тебя огорчает. Знаю, что делаю зло, – и не уклоняюсь от зла…

Напротив, меня даже веселит час, проведенный в грехе, и мне кажется, что я делаю нечто вполне естественное. Таким образом, покаяние мое еще не положило и начала, а злому нерадению моему о грехах не видно и конца. Поистине нет числа во мне скверных помыслов, вспышек самолюбия, тщеславия, гордости, пересудов, злопамятности, мстительности. Я ссорюсь часто попусту, бываю гневлив, жесток, завистлив, ленив, слепо упорен. Сам я значу мало, а думаю о себе очень много. Достойных почитать не хочу, а сам без основания требую почтения. Непрестанно лгу, а гневаюсь на лжецов. Осуждаю злоречивых и татей, а сам – и тать, и злоречив. Оскверняю себя блудными помыслами и возбуждениями, а строго сужу других за нескромность. Не терплю шуток над собою, а сам люблю кольнуть других, не разбирая ни лица, ни места, даже в церкви. Кто говорит обо мне правду, того считаю врагом. Не хочу стеснять себя услугою, а если мне не услужат – гневаюсь. Ближнему в нужде холодно отказываю, а когда сам нуждаюсь, надоедливо обращаюсь к нему. Не люблю посещать больных, а если сам болен, домогаюсь, чтобы все заботились обо мне без моей просьбы.

Господи, низведи в глубину души моей луч света небесного, да увижу грехи свои! Исповедь моя почти всегда ограничивается только поверхностным поименованием кое-каких грехов. О Боже мой, если не помилуешь, если не подашь помощи – погиб я! Несметное число раз совесть моя давала обещания Тебе начать лучшую жизнь, а я нарушал обещания и живу по-прежнему. Стыдно мне бывает показаться на глаза и человеку, пред которым не раз оказывался я неверным в слове. Как же стоять мне пред Тобою, Боже мой, без стыда и самоукорения, когда столько раз пред Престолом Твоим, пред Ангелами и святыми, давал я обещания и не выполнял их? Как я низок! Как я преступен! «Тебе, Господи, правда, мне же стыдение лица» (Дан.9:7). Только Твоя благодать беспредельная может терпеть меня. Не погубил Ты согрешающего, не погуби кающегося! Научи, как мне привести на память и исчислить грехи прошлой жизни своей, грехи молодости ветреной, грехи мужества самолюбивого, грехи дней и ночей, грехи против своей души, грехи против своих ближних, грехи против Тебя Самого, Господи и Спасителю мой! Как исчислить их в те немногие минуты, которые стою я у этого святого места! Я вспоминаю, Господи, что Ты внял краткому слову мытаря и разбойника; знаю, что Ты милостиво встречаешь самую готовность каяться, и молю Тебя всею душою, Господи мой, Господи, прими мое покаяние в том повседневном исповедании грехов, какое содержит священная книга. Грехов у меня гораздо больше, чем сказано в ней, и нечем мне их загладить. Я приношу ныне одно лишь стремление к Тебе и желание доброго, но у меня нет силы для исполнения.

О Человеколюбче Господи! Ты не отгоняешь грядущего к Тебе грешника, молящего Тебя о прощении. Прежде нежели он приидет к двери милосердия Твоего, Ты уже отверзаешь ему; прежде чем он припадет к Тебе, Ты простираешь к нему руку; прежде чем исповедует грехи свои, Ты даруешь ему прощение. Подаждь его и мне, кающемуся, подаждь по единой великой Твоей милости; прости все, что я сделал, сказал и помыслил худого. И даруя прощение, пошли мне, Господи, и силу, чтобы отныне жить мне по Твоей воле и не оскорблять Тебя. Помози ми – и спасуся; помози приятием Святых Твоих Таин. А для достойного приятия их изреки мне благодать помилования и прощения, устами священнослужителя Твоего, изреки Святым Твоим Духом, не слышимо в слухе, но слышимо в растроганном сердце и мире совести. Аминь.

Келейное иноческое исповедание грехов

Из писем известного подвижника благочестия, в Бозе почившего Преосвященного Иеремии, епископа Нижегородского.

Брат! Не излишним почитаю предложить любви твоей образчик того исповедания, которое прилично тебе и подобает в сокрушенном сердце произнести пред сердцеведцем Богом.

Исповедаюся Господу Вседержителю, во Святей Троице славимому и покланяемому Отцу и Сыну и Святому Духу и Преблагословенней Приснодеве Марии Богородице и Ангелу Хранителю моему и преподобным отцам, иноческого чина первоначальникам и уставоположителям, святому Пахомию, Василию Великому, Феодору Студиту, Антонию, Феодосию и прочим.

Исповедаюся многогрешный во всех моих грехах, ихже зле содеях от начала второго крещения моего – то есть от восприятия мною иноческого покаянного жития – даже до сего дня и часа, мыслию, словом, делом и всеми моими чувствами.

Исповедаюся пред Тобою, Триединый Боже, яко зело согреших против иноческого смирения гордостию, тщеславием, превозношением очес и одежды.

Исповедаюся пред Тобою, о Пресвятая и Премилосердая Троице, яко зело согреших против иноческого обета послушания – непослушанием, противлением, если не на деле, то мыслию, небрежением о порученном мне деле, осуждением настоятеля, зазрением старца, лукавством, неискренностию, ропотом и прочим.

Исповедаюся, Отче, Сыне и Душе Святый, яко зело согреших против иноческого обета быть в воздержании и постничестве, согреших излишеством в пище, в питии, во сне, угождая плоти и чреву, не радя же о душе.

Исповедаюся, Господи мой Боже, яко зело согреших против иноческой чистоты и целомудрия, – согреших нечистыми помыслами, скверными воспоминаниями, вожделевательным взиранием, пристрастием, привязанностию.

Исповедаюся, Господи мой Боже, яко зело согреших против иноческой нищеты, – согреших сребролюбием, любоприятием даров и приношений, излишеством в одеянии, привязанностию к вещам, скупостию.

Исповедаюся Тебе, Боже и Господи, яко зело согреших против иноческой кротости, против обещанного терпения и незлобия, – согреших гневом, нетерпеливостию, яростию, памятозлобием, досаждением, немирством.

О всем, яже исповедах, и о прочем, чего за множеством воспомянуть и познать не возмогох, каюся, жалею и повинным себе пред Тобою, Господи Боже, представляю, и молю Тя молитв ради Преблагословенныя Девы Богородицы, святого Ангела Хранителя моего и всех святых, прости мне все мои согрешения вольные и невольные, ведомые и неведомые, и изглади их и очисти, да с миром лягу во гроб мой и почию до дня общего и моего воскресения и востану с сладостным упованием любить Тебя, благодарить Тебя и славословить Тебя, Отца и Сына и Святаго Духа во веки. Аминь.

Так исповедайся, так кайся, так вопий и взывай к Богу, яко инок.

Покаянный канон падшего, а потом покаявшегося инока

Из рукописи архимандрита Амфилохия (Тумского), бывшего на покаянии в Переяславском Даниловом монастыре в 1857 году.

Молитва предначинательная

Многомилостиве Господи! Сподоби нас Божественного дарования святой молитвы, изливающейся из глубины сердца, собери расточенный наш ум, чтобы всегда стремился он к Тебе, Создателю и Спасителю нашему.

Сокруши разжженные стрелы лукавого, отревающие нас от Тебя. Угаси пламень помыслов, сильнее огня пожирающих нас во время молитвы. Осени нас благодатию Пресвятаго Твоего Духа, чтобы до скончания нашей грешной жизни Тебя единого любить всем сердцем, всей душой и мыслию, и всей крепостию, а ближних – как самих себя.

И в час разлучения души нашей от бренного сего тела, о Иисусе Сладчайший, приими в руце Твои дух наш, когда приидеши во Царствии Твоем. Аминь. Покаянный канон, глас 6 Песнь 1

Ирмос: Будто по суше провел Ты, Всехвальный Господи, избранный Тобою народ посреди морской пучины; изведи и меня из бездны греховной, да не погрязну в преисподней. Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

О, если бы растаяло сердце мое, как вода, излилось в горьких слезах! Если бы очи мои сделались неиссякаемым источником слез, чтобы я день и ночь плакал о том, что грехами моими преогорчил отеческую Твою благость, Спасителю, и погубил душу мою.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Но не отвергай еще меня в гневе Твоем, Господи, даруй мне время для покаяния, укрепи волю мою в покаянии, сокруши окаменение сердца моего, исторгни слезы из глубины души моей и помилуй меня по Твоему благоутробию.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Сжалься надо мною, неистощимый в благости Твоей, Боже! Воззри на страдание души моей, не предавай еще меня на волю врагов моего спасения, да не восторжествуют они надо мною и не порадуются вечной погибели моей.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не отвращай, Господи, лица Твоего от меня, воспомяни, что я, хотя и безответный пред Тобою грешник, но я – Твой, Твои руки сотворили меня. Дай душе моей отраду, очисти ее от греховной проказы, сними с меня вины мои, не воспоминай грехов и проступков моих.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

К Тебе прибегаю, Заступнице усердная безнадежных! Поспеши на помощь, испроси мне благодать покаяния, подкрепи Твоим предстательством у Сына Твоего и Бога покаянные мои воздыхания. Песнь 3

Ирмос: Утверди меня в покаянии на камени веры в Тебя, пришедший призвать грешников в покаяние, да и я с помилованными Тобою вечно превозношу Твое милосердие.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Услышь меня, Спасителю, вопиющего, услышь меня, оживотвори Твоим милосердием, поставь меня на стезю заповедей Твоих, поддержи и утверди на пути Твоем, да будет благодать Твоя врачевством души моей.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Душа моя сильно потрясена, совесть моя не знает спокойствия, как огнем жжет меня раскаяние в безумном моем житии: постигли меня беззакония мои, я знаю их, и они предо мною непрестанно, помилуй меня.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не затвори человеколюбную утробу Твою от меня, хотя я был неверен Тебе: оттого сердце мое теперь удручено и терзается смертными ужасами; но сжалься надо мною, Искупителю, – не отчуждай меня от Твоего милосердия.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Приими мое покаяние, не хотящий смерти грешника, не отринь моих воздыханий о помиловании меня, вместо дел, угодных Тебе, приими мое болезненное сокрушение о том, что я преогорчил Тебя лукавым моим поведением, и крайнюю нищету души моей восполни Твоим милосердием!

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Подавляемый безмерной тяжестию грехов моих, пред Тобою повергаюсь, Пренепорочная Матерь Христа Бога, с воплем сердца моего: помоги мне освободиться от бремени, гнетущего душу мою, не допускай меня до вечной пагубы, но оживотвори надеждою на спасение. Песнь 4

Ирмос: Слыша о нисшествии Твоем, Господи, для спасения мира, пророк вострепетал от страха. Как же мне не страшиться палящего гнева Твоего, Боже, испытающий сердца и утробы и грядущий судить живых и мертвых?

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

За невнимание закону Твоему Ты оставил меня, Господи, на произвол сердца моего, и я неудержимо устремился за безрассудными мыслями и желаниями моими. Сознавая мое безумие, вопию к Тебе, Боже: яви мне милость Твою, не оставь меня в стыде вечном.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Ты знаешь, Господи, бренный состав мой, что я не более, как пыль земная, не продолжай же вечно гнева Твоего, отврати ярость Твою от меня, даруй мне благодать исправить пути мои и помилуй меня.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не ищи, Господи, нет у меня ничего доброго, ибо нечист я сердцем; душа и тело мои осквернены греховными мерзостями, все существо мое проникнуто греховным ядом; но Ты все можешь, Спасителю: очисти и спаси меня по Твоей милости.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Все упование мое на Тебя возлагаю, Пресвятая Мати Дево! Не постыди меня в надежде моей на Тебя! Вступись в мое дело, заступи меня Твоим предстательством от гнева Правды вечной. Песнь 5

Ирмос: Нераскаянные грешники не будут наслаждаться созерцанием Божественной славы Твоей, Господи; сокруши же сердце мое искренним покаянием, да от самого утра повсечастно взываю к Тебе из глубины души: помилуй меня!

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не погнушайся молитвою моею, Господи, не отвергай воплей души моей, не воспоминай моих грехопадений, забудь безумное мое поведение, не воздавай мне по делам моим, не суди меня по правде Твоей, но сжалься надо мною, Милосердый, и помилуй меня.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не обличай меня во гневе Твоем, не карай меня в ярости Твоей, прости неправды мои, исцели болезни души моей, залечи язвы ее, помилуй еще меня и оживотвори Твоею благодатию по слову Твоему.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Ты знаешь, Господи, все тайны сердца моего, но и сам я знаю, открываю их пред Тобою, исповедую грехи мои, стенаю в горести души моей, воздыхаю к Тебе: утишь гнев Твой, оставь ярость, сотвори со мною чудо милосердия Твоего.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Чувствую, что будто стеною стоят грехи мои между мною и Тобою, Господи; разруши сию преграду словом Твоим, приблизься к душе моей Твоим милосердием, удержи гнев Твой, предай вечному забвению грехи мои.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

О Ты, Которой величие сотворил Сильный! Сотвори и мне по милости Твоей; буди Ходатаицею спасения души моей пред Сыном Твоим и Богом, да помилует и меня, Проливший Кровь Свою за спасение мира. Песнь 6

Ирмос: Подражая пророку Ионе, в горести души моей взываю к Тебе, богатый милостию Боже, изведи из греховной бездны жизнь мою, освободи от челюстей адовых, да превозношу милосердие Твое во всю вечность.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Терние грехов подавило и заглушило во мне спасительные желания, зло не отходит от сердца моего, безумие сроднилось с душою моею, так что я по виду раскаиваюсь в беззакониях моих, но снова увлекаюсь на распутия порока. Удержи меня силою Твоею, Господи.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Горе мне, безответному грешнику! Смятение объяло меня, грехи, как огонь, жгут меня нераскаянием. Но возношу душу мою к Тебе, Искупителю мира, приклони слух Твой к воплю моему и оживотвори меня надеждою на милосердие Твое.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Стенаю от терзания сердца моего, утомленный болезненными воздыханиями моими. Но не престану взывать к Тебе, Господи, услышь молитвенный вопль мой, воспомяни милосердие и милости Твои, утешь меня радостию спасения Твоего.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Изнемог во мне дух мой, но, возведя очи мои к Тебе, из глубины души взываю: окропи меня росою благодати Твоей, простри мне руку помощи, увлекаемому в преисподнюю, и спаси меня ради милосердия милости Твоей.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Нет у меня другого прибежища, кроме Тебя, Владычице мира. К Тебе прибегаю, окаянный, у Тебя ищу спасения; не допусти погрязнуть мне в преисподней, готовой во веки поглотить меня. Кондак

Душе моя, душе моя, востани, что спиши? Конец приближается, и имаши смутитися. Воспряни убо, да пощадит тя Христос Бог, везде Сый и вся исполняяй. Песнь 7

Ирмос: Отроки древле в Вавилоне, орошаемые благодатию посреди пламени, превозносили праведный Суд Твой, Боже, исповедуя грехи свои и отцев своих; мне ли не исповедать, что я преогорчил благость Твою безрассудным моим поведением.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не внимал я Твоему учению, Спасителю, пренебрегал Твоими заповедями, ни во что вменял уставы Церкви Твоей, подавлял в сердце моем внушения благодати Твоей; но помилуй меня, удержи громы правосудия Твоего, готовые поразить меня.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Лукавым поведением моим я бесславил имя Твое, порочил Церковь Твою, осквернял святые места и землю, рассеивал повсюду соблазны: теперь мучаюсь терзаниями совести, грехи мои свидетельствуют против меня, жгучий яд их палит душу мою.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Буря страстей, как пылью, метала мною, и, увлекаясь похотями, ежечасно поступал я по произволу сердца моего; теперь, став отвратителен для самого себя, в горести сердца молю Тебя, Благость вечная, ради имени Твоего прости мне прегрешения мои.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Кружась в вихре страстей, я не вразумлялся ни горькими последствиями грехов моих, ни милостями Твоими, Господи. Теперь, озаренный Твоею благодатию, сознаю вину мою и, сокрушаясь всем сердцем, вопию к Тебе: помилуй меня, прости и изгладь из книги деяний моих все худые поступки мои.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Купино Неопалимая, Матерь Спасителя и Бога! Надеющиеся на Тебя безопасны под щитом Твоего заступления: приими и меня под Твой покров и спаси Твоим ходатайством от вечной погибели. Песнь 8

Ирмос: Херувимы и Серафимы, Архангелы и Ангелы, небеса и солнце, и все звезды, земля и все, что в ней и на ней, свет и мрак, воздушные явления и все твари, исполняя Твои законы, превозносят Твое величие, Всехвальный Боже.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

А я совратился с пути Твоего, Вседержителю, совратился с пути вечной жизни, всегда блуждал по распутиям порока, раздражал правду Твою моими грехами; но помилуй меня, да превозношу милость Твою во веки.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Погряз я в бездне греховной, беззакония мои подавляют меня, мысль о Суде Твоем, Господи, приводит меня в трепет, потрясает всеми ужасами; но обрати меня на путь покаяния, да славлю и превозношу милосердие Твое во веки.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Познавая себя, раскаиваюсь, ударяю себя в грудь, чувствую стыд и срам, мучаюсь в совести моей, что поступал по произволу сердца моего, как потерявший рассудок, и в горести сердца моего вопию к Тебе, Господи: даруй мне благодать превозносить благость Твою во веки.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Жжет меня совесть, как огонь геенский, разболелись язвы души моей, и во всем мире нет врачевства, чтобы заживить их. Ты, Господи, един Врач душ и тел человеческих, исцели душу мою, угаси пламень страстей моих, да превозношу милость Твою во веки.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Избави мя адских ужасов, Мати Христа Бога! Испроси для меня благодать покаяния, вымоли прощение безчисленных грехов моих, воодушеви надеждою спасения и введи в пристанище вечной жизни. Песнь 9

Ирмос: Тебя, Благословенную в женах, Богородице, благословил Отец Небесный всяким благословением, и на земле превозносят все роды искренне взыскующие душевного спасения. Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Не устоять мне на Страшном Судилище Твоем, Спасителю, когда, как огонь, возгорится ярость Твоя на нераскаянных грешников. Но уповая на милость Твою и крестные страдания Твои, не престану взывать к Тебе: Господи, очисти меня от всех беззаконий моих.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Обрати меня, Спасителю, на путь заповедей Твоих и утверди в них сердце мое, удержи ноги мои от распутий греховных, ниспосли благодать слезами смыть с души моей греховные скверны и приведи в забвение грехи мои.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Даруй мне благодать отныне уклоняться от зла, обуздать страсти, отвергнуть греховные навыки, делать добро, быть всегда осторожным в жизни, осмотрительным во всех делах моих и словах, плакать и сетовать о моем окаянстве до конца моей жизни.

Помилуй мя, Боже, помилуй мя!

Ты, Господи, поражаешь и исцеляешь, умерщвляешь и оживляешь, оживотвори и меня Твоею милостию, даруй мне блаженство тех, коим прощены грехи, чьи прегрешения покрыты Твоим милосердием, да превозношу благость Твою во веки.

Пресвятая Богородице, спаси мя!

Радуйся, Святейшая всех святых, Матерь Жизни вечныя, радование Сил Небесных, веселие праведных, отрада кающихся! Утверди меня Твоими молитвами в покаянии и утешь радостию вечного спасения, да величаю Тебя во веки. Аминь.

Памятка инока

Жизнь инока есть деятельная жизнь духа – жизнь совершенно свободная нашего высшего человеческого существа. Она в основном подобится жизни Ангелов, почему и называется равноангельною; ее отличительные черты – скромность, мирность, благость, а эти, в свою очередь, могут быть объединены и выражены одним словом – смирение, которое у монахов имеет особый, свойственный им оттенок – оттенок ангельской чистоты и простоты.

Эта жизнь решительно отвергает всю суетность мирской жизни, все ее животные влечения как низшие, чувственные, греховные, недостойные святости; отметает, как сор, всю ее рассеянность, шутки, смех; страшится и избегает как смерти – дерзости.

Основное делание в иноческой жизни – постоянное созерцание Бога Духа преблагого, все ее и всех содержащего благостию Своею, созерцание всех Его свойств – благости, милости, святости, чистоты, правды… – и заповеданное нам следование Ему во всех сих Его свойствах, и это следование, при сознании и исповедании греховности и убожества своего, действительно, совершается в душе инока всегда покаянно-радостным устремлением духа ко Господу9, а также выжиданием благодетельной смерти и уже непрерывного единения с Господом, в Его совершенных свойствах в вечности.

Эта святая жизнь, ищущая здесь своего возможного расцвета, овладевает умом и сердцем инока, дает ему во всех его действиях направление священное, божественное, небесное, и с такою силою сосредоточивается в возлюбившем ее, что проникает все его труды и занятия, все его скорби и радости и таким образом создает в нем особую монашескую природу, как бы неземную, постепенно приводя его в состояние христианского совершенства, имеющего высокую цену здравого смысла, похвалы и всякой награды. Но что самое главное – приучает его к непрестанной молитве, и при этом возводит его в чин земных Ангелов, подобно Небесным Силам – Ангелам, непрестанно славящим Господа.

Объединяя все сказанное об иноческой жизни, можем смело утверждать, что она есть сохранившийся образ первозданной жизни на земле, жизни ангельски духовной. Она превращает непостоянного, нередко вялого человека в твердого человека-подвижника.

Пособиями к развитию этой первозданной жизни служат специальные правила, Самим Богом установленные чрез святоотеческие писания, сама же эта жизнь благоговейно формируется внутри самого инока, в сердце его, и отображается при всех его занятиях и общении с окружающими.

При таком установившемся направлении души дух инока жив: все заповеди Христовы для него благи и исполнение их легко. Если это состояние у него почему-либо ослабевает или прерывается, инок этим весьма тревожится и изо всех сил старается его восстановить и, восстановив, бережно хранит его как святыню и начало здесь своей вечной жизни.

Пребывание умом и сердцем на небе и в Боге – вот главный плод, вот цель молитвы.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Из монахов никто ведь не хочет губить душу свою; только дело спасения отлагает до завтра, живет же, как живется, хоть и не распущенно, но и не самоотверженно. В сем корень зла. Чем монахов заставить встрепенуться? В сем главное врачевство.

Святитель Феофан Затворник

Господи, да послужит же сия мне начертанная «Тропинка к единому на потребу», началом сего врачевства!

Простите, благословите!

Рассказ архимандрита Александра (Ф-о) о некоем Феофиле, который он повторял своим духовным чадам в разных местах, готовя их к разлуке.

Некто Феофил, окончив Духовную Академию, поступил рядовым монахом в монастырь. Духовное начальство, видя его подготовленность, направило секретарем к архиерею в Петроград. Митрополит, в свою очередь, убедившись в духовной зрелости его, благословил его принимать всех своих посетителей, обращающихся к нему с различными запросами духовного характера (то есть со всеми, кроме сугубо административных). Феофил так удовлетворял посетителей, что последние, передавая свой восторг от приема, создали такое мнение о нем, что никто больше и не обращался к правящему архиерею, а к секретарю, создавая своего рода паломничество.

Но сам Феофил пришел к такому выводу: «Других учить, словно камешки сбрасывать с колокольни, а вот себя учить, камешки таскать на колокольню, – кто же меня будет учить?»

Не указывая другой причины, отец Александр продолжал:

– Феофил решил вернуться в свой монастырь. Но там ему сказали: «Ты беглец!» Стало быть, больше его не примут ни в какой монастырь. Долго Феофил доказывал, что он не самовольно оставил данный монастырь, а по благословению начальства, а в конце добавил: «Ведь что я заработал при архиерее, все семь тысяч, я привез в свой монастырь».

После долгих уговоров кое-как приняли. Только Феофил перешагнул порог монастырского собора, наместник его выгнал со следующими словами:

– Не место здесь парижским джентльменам – вон отсюда! (Феофил был одет по-столичному, как личный секретарь митрополита.)

– Простите, благословите!

Феофил переоделся в старье. Опять подобная встреча:

– Ты что притворился нищим, разве ты нищий? – Вон отсюда!

– Простите, благословите!

Переоделся средним образом. На этот раз он был допущен только до Голгофы. Как только положил земной поклон, тут же наместник:

– Разве так кланяются?! Вон отсюда, негодяй! Вишь ты его, деньгами хотел подкупить?!

– Простите, благословите!

И так день в день Феофил был гоним три с половиной года, до тех пор, пока наместник не заболел смертельно.

Братия, предвидя кончину своего наместника, пришли просить его, чтобы он благословил Феофила в преемника. Но сказали это без всякого объяснения, без предисловия, а просто: «Благословите, отче честный, чтобы Феофил был вашим преемником». На это последовало никем не ожидаемое возражение: «Что, этот негодяй будет моим преемником?! Умру, но не прощу!»

Все пришли в ужас… после общего совета решили на другой день идти к умирающему после Божественной литургии с присоединением службы «О вразех ненавидящих и обидящих нас». Помолившись в храме с особым усердием, пришли в келью больного в облачениях (по-видимому, с намерением причастить умирающего. – Автор воспоминаний).

Разговор на ту же тему начали с отдаленного рассуждения и постепенно перешли к существу вопроса. Была высказана примерно такая мысль: «Мы ведь остановились на кандидатуре Феофила не за то, что он академик и образованнее любого из нас, а потому, что среди нас не найдешь с таким идеальным смирением и терпением… Вспомните, ведь и вам он за три с половиною года никогда и ни разу не сказал противоречивого или прекословного слова…»

– Неужели же это так, где мое чадо Феофил?

А Феофил во всех случаях бывал вблизи больного старца, только не показывался, так как его появление сильно его раздражало. На этот раз он стоял за косяком и, услыхав фразу: «Где мое чадо Феофил?», понял, что наступил критический момент. Он стремительно вошел в келью с намерением пасть к кровати, на которой лежал умирающий наместник, но тот, падая на пол, опередил Феофила, произнося сквозь слезы фразу:

– Прости мне, чадо… Я не знал!

– Бог простит ти, отче святый, прости и меня, грешного!

– Бог простит и благословит тя!

И на руках у Феофила наместник скончался. Братия занялась приготовлением к погребению, а Феофил побежал в собор. Войдя в алтарь, он пал ниц перед престолом и, произнося слова молитвы, плача навзрыд, произнес: «Помяни, Господи, вновь преставленного духовного моего отца…» И дальше, за слезами, слов молитвы не было слышно… Эту молитвенную фразу слышал регент, случайно задержавшийся на клиросе. Он в недоумении задавал себе вопрос: неужели почивший наместник мог быть ему духовным отцом?

Прошли похороны. Феофил стал наместником. Когда жизнь монастыря пошла обычным образом, регент как-то при случае обратился к Феофилу с вопросом:

– Честный отче, неужели почивший наместник был вашим духовным отцом?

На это последовал ответ:

– Чадо, я долго молил Господа Бога о том, чтобы Он послал мне духовного отца, а Господь лучше меня знал, какой нужен руководитель мне, нерадивому.

В конце рассказа архимандрит Александр сделал что-то вроде резюме: «Господь допускал диаволу вселяться в наместника, с тем чтобы выработать терпение у Феофила, от этого никто не пострадал. Он же и не допустил смерти без примирения».

Этот зело поучительный рассказ мне посчастливилось слышать из одних и тех же уст несколько раз, два или три (поскольку прощание, вернее, подготовка к разлуке длилась, возможно, месяцами и менялся состав духовных чад и слушателей). Более тридцати семи лет тому посчастливилось слышать мне этот рассказ. Не ручаюсь за дословность, сокращения допущены бесспорно; но мне кажется, что для неискушенных в значении столь странного поведения, притом столь ответственного духовного лица будет полезно прочесть Лествицу, которую автор рассказа благословлял даже мирянам иметь настольной книгой.

В ней где-то выражается такая мысль: «Господь допускает иногда на всю жизнь греховную немощь с благими целями, дабы этим предотвратить большие падения». В данном случае, нам думается, что первый наместник был во всем исправным, кроме неравнодушия к Феофилу. Это предсмертное исповедание своей немощи, как нам кажется, в нем затмило все его подвиги и в этом беспамятстве он смирился до зела, что и требуется для спасения. «Блажени нищии духом: яко тех есть Царствие Небесное» (Мф.5:3).

Добавлю от себя, что для многих, искренно ищущих спасения, зачастую посылается целожизненный гонитель, как правило, из домашнихи близких, а этот пример наилучшим образом объясняет смысл такого духовного напряжения, а в данном случае – духовного руководства. Уместно сравнить с Акакием из 14-й степени Лествицы.

* * *

5

презрение к ближним, надменность

6

гибель

7

объяснение и толкование

8

самооправдание в грехах

9

Убеждение, что сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит


Источник: Настольная книга для монашествующих и мирян / Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). - Псков : Псково-Печерский монастырь, 2021. - 304 с.Настольная книга для монашествующих и мирян / Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). - Псков : Псково-Печерский монастырь, 2021. - 304 с.

Комментарии для сайта Cackle