Историческая картина религии от сотворения мира до наших времен. Том 2

Эраст. Наконец мы достигли, любезные дети, до счастливой эпохи Рождества Спасителя; поспешим получить истинное познание о сем великом предмете, который Вечный Господь представлял нам всегда как исполнение и совершение всех предречений Пророков и всех преобразований Ветхого закона.

Евдоксия. Уверяю вас, что я горю нетерпением знать все то, что божественный Избавитель наш соделал для искупления рода человеческого, дабы, пребыв верною данным мною при крещении обетам, я могла жить как истинная ученица сего Всемилосердого Бога.

Эра. Ваши благочестивые чувствования ободряют мое рвение, любезная Евдоксия, и дабы соответствовать похвальному твоему усердию, Евгений прочтет нам небольшое сочинение, в котором я с одной стороны представляю главные черты жизни Иисуса Христа, а с другой, относящиеся к оной Пророчества, за многие века, предначертавшие историю оной. Слушайте со вниманием сочинение сие, любезные мои, и сохраните ненарушимо все сии места в вашей памяти, буде вы хотите быть твердо уверены в доказательствах святой вашей религии. Читай Евгений.

Евгений. До сего времени, достопочтенный Эраст, вы открывали нам высокое учение христианской веры и все нравственное устройство святой нашей религии. Что же остается нам теперь узнать, как не средства, помощью коих святая сия религия распространилась по всей земле, и каким образом сохранялась она на ней чрез столько веков?

Эраст. Твой вопросе, друг мой, весьма справедлив; и чтобы отвечать тебе на оный со сообразно твоему желанию, я дам тебе не большое сочинение, в котором собрал я главные черты церковной истории, из коих ты весьма удобно может узнать присносущность религии. При каждой части сочинения сего прилагается особенная глава, в которой я показываю вам синагогу сатаны, то есть ересь, силящуюся тествовать наравне с церковью Иисуса Христа, но вы увидите ее всегда поражаемую истиною; и этот список главных ересеначальников, представляя вам жадную картину заблуждений ума и сердца человеческого, когда они оставлены самим себе, доставит вам разительнейшее доказательство отеческой заботливости, с каковою Всевышний непрестанно печется о сохранении чистоты и красоты своей Невесты. Но прежде, нежели мы начнем важное сие чтение, не худо нам приготовить себя к оному некоторыми размышлениями.

Иисус Христос, рожденный от бедных и почти неизвестных родителей, в углу Иудеи, проведя тридцать лет в неизвестной и многотрудной жизни, предприемлет изменить лице земли, введением на оную нового богослужения, и не более трех с половиною лет употребляет на приведение в исполнение обширного и смелого сего предприятия. Ему не безызвестно было, что ничто столько не испытывает сопротивления со стороны народов, как перемена религии, поскольку религия всегда соединена с государственными постановлениями, с законами, обычаями, обрядами, предрассудками. Он предвидит сию препону и тысячу еще других; ничто однако же не останавливает Его в великом сем предприятии. Всего же более должно нас удивлять то, что в собственных Его действиях собраны были премногие препятствия, кои, судя по-человечески, должны были преградить путь успеху новой религии.

Во-первых, он предлагает учение совершенно противное всем принятым предрассудкам. Сие учение не благоприятствует ни одной из страстей и склонностей человеческих: оно изгоняет все пороки; повелевает исполнят все добродетели. Оно научает гордых смирению, сластолюбцев целомудрию и воздержанию, пожираемых честолюбием скромности, распутных умеренности; словом, оно прямо нападает на все развращенные склонности сердечные. Оно хочет, чтобы человек отрекся самого себя и презирал самого себя; запрещает ему всякое мщение, всякое памятование обид; требует от него кротости и терпения, могущих дать ему силу переносить самые несправедливые поступки; оно даже обязывает его воздавать добром за зло; любить, как самого себя, смертельного врага своего; быть готовым пожертвовать своею жизнью для сохранения его, буде спасение его того требует; оно не токмо запрещает ему худые дела, но даже желание и помышление о сих делах. Что же обещает оно ему за столь тягостные пожертвования? Ничего настоящего, ничего ощутительного; воздаяние, обещаемое в оном, есть в другой жизни, не имеющей ничего общего с здешнею; и воздаяние сие, весьма отличное от того, что льстит пожеланию и чего ищет природа, дано будет непоколебимой токмо верности, с которою человек исполнит строгие обязанности, им на него налагаемые.

Это не все. Учение сие есть не токмо новое и неслыханное; но оно есть еще, по собственному сознанию возвещающего оное, буйство в глазах человеческого разума. Предлагать непостижимые тайны философам, ораторам, людям во все любопытно углубляющимся, и ревнителям свободомыслия! Бог в трех Лицах, Дева делается материю, не преставая быть Девою; Бог воплощается, облекается в наши немощи, живет в бедности и умирает на кресте, как позорный злодей, жертва ненависти и презрения своих соотечественников; но Он выходит из гроба по тридневной смерти, и возносится на небо исполненный славы и величия; наконец, Бог, приносящий Себя непрестанно в жертву под видом хлеба и вина, пременяемых в собственное Его тело и в собственную Его кровь! Таковые истины без сомнения, не имели в себе ничего, что могло бы обольстить и привлечь род человеческий.

Во-вторых, кого избирает Он своими споспешниками? Не князей, не священников, не учителей, не лица, имеющие доверие в народе; но двенадцать человек безграмотных, без воспитания, без имущества, не знатного рода, без славы, без доверия, и даже без всякого дара слова: знатнейшие из них бедные рыболовы. Вот те, коих назначает Он к великому преобразованию, Им преднамереваемому.

Что делает Он для привлечения их к себе? Говорит им, чтобы они следовали за ним, и они повинуются. Он не льстит им никаким временным обещанием; нет у Него ни богатства, ни почестей, кои бы Он дать им мог: не имея Сам где приклонить главу Свою, что может Он предложить тем, коих приобщает к себе? Напротив того, призывая их к Себе, Он ясно дает им разуметь, что они должны ожидать здесь токмо гонений, мучений и смерти: однако же сии двенадцать человек оставляют все, прилепляются к Нему и сопутствуют Ему повсюду. Но могли ли какое-либо уважение подобные ученики доставить своему Учителю?

Самая наружность и обыкновенный образ жизни Иисуса Христа удобнее могли удалить от Него, нежели привлечь к Нему тех, коих Он хотел преклонить. Он не имел ничего особенного, ничего, что, по-видимому, отличало бы Его от прочих иудеев и от простолюдинов. Жизнь Его была сурова и многотрудна, но без особенной строгости. Он вкушал пищу подобно прочим, пил вино, и не отрицался бывать на пиршествах; снисхождение Свое простирал до того, что употреблял пищу с людьми, которые не пользовались добрым именем, и останавливался в домах их. Он учил повиноваться Государю и почитать священников и законоучителей, сколь бы ни были они развращены; Сам же Он в точности наблюдал законы и обряды религии, хотя часто повторял, что Он был Господь Субботы и всех законов. Он никогда не хотел принять ни малейшей власти в порядке дел житейских, и даже быть посредником между двумя братьями. Однажды народ искал Его, чтобы сделать Его Царем: Он скрылся бегством. Исполненный простоты, смирения, скромности, терпения, Он творил чудеса без тщеславия, без пышности, без кичливости, разве токмо редко заставляя Себя просить: и чудеса Свои Он скрывал с таким тщанием, с каким другие люди скрывают свои злодеяния. Он ни малейшего не имел лицеприятия; Он знал, в каком доверии фарисеи и законоучители были у народа, и что, приобретя их одобрение, Он мог бы гораздо удобнее привлечь к себе чернь; но будучи весьма далек от ласкательства, Он укорял их всенародно при всяком случае и повсюду в их лицемерии, гордости, корыстолюбии, суеверии и ослеплении, и угрожал им самыми страшными наказаниями. Он с благостью говорил народу, следовавшему за Ним из любопытства; но в тоже самое время, не страшась оскорбить его, сильно укорял его в пороках. Язык его прост и ясен, без украшений. Он показывает правила, не заботясь об их доказательстве, ни о выведении из оных заключений; употребляет ли Он доводы, то это суть рассуждения, предлагаемые в чувственных образах, или обыкновенные сравнения, мало занимательные для ученых, и могущие наскучить простому народу, который предпочитает всегда пышные речи, и блестящие гиперболы однозвучной простоте. Каким же образом, с столь, по-видимому, слабыми пособиями и с столь ограниченными учениками достигнут до того, чтоб заставить всех людей принят религию, против которой ум и сердце равно могли возмущаться?

Евдоксия. Невер мог бы отвечать, что конечно тогда люди были гораздо проще, невиннее и послушнее, нежели ныне.

Эра. Это то самое и говорят ложные мудрецы сего века. Но для опровержения дерзновенного их мнения, рассмотрим, любезная Евдоксия, каковы были нравы и просвещение людей, современных Иисусу Христу.

Начнем с иудеев. Вы знаете, до какой степени они тогда были развращены. кроме немногих, все были скупы, корыстолюбивы, жестоки, мстительны, распутны, злочестивы или фанатики, суеверы или не веры, вероломны, упоенные глупою гордостью, надменные обещанием Мессии, царство которого они видели, что приближалось, и которого они себе представляли исполненным побед и благе временных; они неистово восставали против всех, осмеливавшихся осуждать их пороки, или опровергать их предрассудки. не думайте однако же, чтоб сие чрезмерное развращение народа иудейского было следствием глубокого невежества. Никогда они не были столь искусны в чтении закона и всего св. Писания. Они не довольствовались буквальным оного изъяснением; находили в нем многие иносказательные знаменования и замысловатые аллегории, укрывшиеся от предков их. все синагоги наполнены были учителями, толковавшими священные книги, и народы толпами стекались для образования себя в их училищах. Многие занимались даже науками греков и римлян, просвещеннейших из людей, и обучались, у искуснейших учителей, грамматике, риторике и философии.

Но все сие ничто в сравнение с тем, что происходило в Риме, и между народами образованнейшими. Книги греков и римлян, дошедшие до нас, совершенное могут дать нам понятие об их нравах и об их просвещении. Что видим мы в оных? С одной стороны, знания человеческие, красноречие, стихотворство, наипаче же философию, доведенные до высочайшей степени совершенства; с другой повсемственнейшее и сожаления достойнейшее развращение. Люди сии, которых вкус был столь разборчив, воображение столь изящно, гений столь плодовит, ум столь проницателен; люди сии, кои теперь и всегда будут наставниками нашими в светских науках, повергались пред Юпитером прелюбодеем, кровосмесительницею Юноною и хищником Меркурием; они с избытком воскуряли фимиам и воздавали почтение богам, которым даже развращенные из них устыдились бы быть подобными. Порок в торжестве шествовал по Греции и Риму. Женщины воспевали беспорядки божеств своих, и подражали оным. О гнуснейших мерзостях говорили и писали всенародно, поскольку никто не боялся их делать. Религия, подкрепляемая роскошью и негою, повредила все состояния и все звания; и сия нечестивая религия поддерживаема была властями, уполномочиваема мудрецами, защищаема неистовыми и изуверными жрецами, основывавшими свою славу и свое счастье на смешных своих кумирах. Ко всеобщему сему развращению присовокупилась свирепая лютость и ненасытимое корыстолюбие. Обыкновенные увеселения состояли в смотрении на людей, убивающих друг друга, или предаваемых диким зверям на растерзание. Ежедневно подвергали пытке рабов за малейшие безделицы, и заставляли их претерпевать ужасные мучения. Правители областей играли судьбой и жизнью народов, а императоры проливали реки крови по своему произволу. все исполнено было обманов, клятвопреступлений, лжи, клеветы, насилий и угнетений. Таковы то были те, коих Иисус Христос хотел призвать к себе, и в сем-то самом просвещеннейшем и в то же время самом развращеннейшем веке, предпринял Он обнародовать строгие Свои правила.

Признайтесь же, что если Он успел, то успех сей не есть дело человеческое, но действие глубокой премудрости Всемогущества Божеского. Сие-то самое вы узнаете, любезные мои, из слабого опыта, мною вам предлагаемого. Читай оный, Евгений, а ты Евдоксия, со вниманием слушай, что брат твой рассказывать станет.

Евгений. Надлежало иметь силу выше человеческой, чтобы распространить во всех местах и во всех временах небесное учение Спасителя, и воцарить в оных высокие правила, которым Он пришел научит смертных. Таким образом, он обещал Апостолам Своим, прежде вознесения на небо, послать Святого Духа, дабы укрепить их, и навсегда оживотворить тело своей Церкви. Се, Я пошлю, сказал Он им, обетование Отца Моего на вас; вы же оставайтесь во граде Иерусалиме, пока не облечетесь силою свыше (Лк.24:49).

Апостолы, сообразуясь с сим повелением, пребывали затворенными около десяти дней с прочими учениками Спасителя, Святою Материю Его, сродниками Его, и Святыми женами, следовавшими за ним; и общество сие, изо ста двадцати человек состоявшее, пребывало в молитве. По утру, в день Пятидесятницы, стремительный ветер, внезапно услышанный, возвещает присутствие Святого Духа, и всемогущие Его действия; и огненные языки, ниспускающиеся на каждого из верных, знаменуют силу, какую будут иметь их слова, и дар языков, полученный ими от исполнения Святым Духом.

Проповедование Евангелия начинается. Апостолы свидетельствуют о божественном своем Учителе, и готовы все претерпеть для удостоверения, что они видели Его воскресшего, что Он есть Мессия, обещанный роду человеческому, что Он вознесся на небо, и что Он видимо низойдет с небес в конце веков судит всех людей. Бесчисленные чудеса за сим следуют и подтверждают то, что они возвещают: хромой от рождения, более сорока лет имевший, исцелен во имя Иисуса Христа в виду всего народа. Одна тень св. Петра возвращает здоровье многим больным, коих во множестве полагали при пути, по которому проходить ему надлежало. В две проповеди сего Апостола; восемь тысяч иудеев, как во Иерусалим живших, так и пришедших в сен городе из всех стран света, обращаются ко Христу и, оплакивая богоубийство свое, возрождаются в спасительных водах крещения, во имя Того, Которого они распяли за два пред сим месяца.

Таким образом, основана церковь во Иерусалиме и у иудеев, не взирая на неверие величайшей части народа. Ученики Христовы показывают миру любовь, величие души и кротость, каких никогда никакое общество не являло. все верные живут в обществе и имеют только одно сердце и одну душу. Пребывая непоколебимо в учении Апостолов, они ежедневно ходят во храм для засвидетельствования Господу своего благоговения и возвращаются в дома свои для приготовления себя уединением и исполнением всех добродетелей к повседневному принятию святого Таинства Евхаристии. Они все счастье свое поставляют в распространении славы и познания о Боге, Которому они покланяются. все они равны между собою, чада одного Отца, соединены одною верою, наследники одного и того же имения; господин и раб украшаются одним и тем же именем. Но внезапная буря нарушает столь прекрасную тишину. С распространением веры начинается гонение, и чада Божии более и более научаются ничего не желать, кроме неба. Петр и Иоанн задержаны и заключены в темницу. Иерусалимский совет с величайшими угрозами запрещает им говорит впредь об Иисусе Христе: Судите сами (Деян.4:19–20), ответствуют бестрепетные сии мужи, справедливо ли пред Богом, вас слушать более, нежели Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали. И так они мужественно продолжают проповедовать о делах Спасителя, враги же их новым предаются неистовствам. Апостолы задержаны вторично и ввержены в народную темницу. Ангел сокрушает их оковы, и они паки начинают учить во храме. Они взяты в третий раз и приведены в совет. Их хотят умертвить, но один из судей, именем Гамалиил, законоучитель и фарисей, преклоняет товарищей своих к благосклоннейшему мнению: Отстаньте от людей сих, сказал он им, и оставьте их: ибо ежели сие предприятие и сие дело от человеков, то оно разрушится; а ежели от Бога, то вы не можете разрушить его (Деян.5:38–39). По наказании Апостолов розгами, отсылают их, повторяя им запрещение учить во имя Иисуса Христа; но они преисполнясь радости, что удостоились принять сие поругание за божественного своего Учителя, повторяли со святым дерзновением: Надобно больше повиноваться Богу, нежели людям.

Число рабов Божиих возрастало со дня на день, не взирая на остервенение жестоковыйных иудеев. Для прекращения некоторых жалоб по поводу разделения пособий, необходимо нужных каждому для его содержания в сей церкви, где все имущества были общи, Апостолы возлагают руки на сем избранных мужей, коих называют диаконами, то есть исполнителями или служителями, дав им власть исполнять должности, которые попечение о проповедовании слова Божия, и об отправлении таинств, препятствовало им самим исполнят по желанию всех верных. Святые мужи сии, участвуя в служении Апостолов, участвуют в их страданиях. Стефан, первый из них, делается первым мучеником за веру. Иудеи, завидуя успехам его проповеди, и величию чудес, творимых им, обременяют его оковами, обвиняют в богохульстве и осуждают на побиение камением. Стефан, испуская дух свой, молится за своих мучителей и гонителей, из коих самый неистовейший был некто юноша Савл, стерегший одежды метавших камни в святого сего диакона.

Сей самый Савл, более прежнего раздраженный против верных, испрашивает у Первосвященника власть гнать их. Начальствуя над толпою людей, разделявших его неистовства, он пробегает синагоги, входит в дома, задерживает мужчин и женщин, одних заключает в темницу, других принуждает произносит хулы на Иисуса Христа. Он приближается к Дамаску для соделания в оном новых неистовств, но пред самым вступлением в сей город, свете, яснейший света солнечного, осиявает его в самый полдень; он падает на землю, Иисус вещает ему: Савле! Савле! Что ты Меня гонишь? (Деян.9:4) И чудом, дотоле неслыханным, из гонителя он превращается в бестрепетного защитника веры. Он приемлет крещение и чрез некоторое потом время именует себя Павлом. Спаситель, избравший его учителем и Апостолом народов, открывает ему глубокую тайну призвания язычников, чрез отвержение неблагодарных иудеев, кои более и более соделываются недостойными Евангелия. Почти в тоже самое время небесное видение показывает святому Петру что Бог не делает лицеприятия; что Он всех людей хочет призвать к вере, и что кровь Иисуса Христа должна очистить все народы; потом Петр посылается крестить праведного Корнилия, сотника римского, который первый в язычестве получает с своими сродниками и друзьями, благодать Святого Духа и благодать возрождения чад Божиих.

Апостолы, исполненные огня Святого Духа, одаренные даром языков, не имея другого оружия, кроме слова, ниже другой обороны, кроме непоколебимого терпения, разделяют между собою народы, которые они долженствуют просветить. Лишь только начали они свое поприще, как положено основание не только четырех главных Церквей: Иерусалимской, Антиохийской, Римской и Александрийской; но и семи Малоазийских Церквей: Ефесской, Смирнской, Пергамской, Фиатирской, Сардийской, Филадельфийской и Лаодикийской. Уже св. Павел писал к верным в Фессалоники в 52 и 53 годах по РX; в Галатии в 56 году; в Коринфе – в 50 и 57 годах; в Рим – в 58 году; в Филиппах – в 62 году; в Колоссах – в 62; в Эфесе – в 60; и ко евреям – в 63; к ним надобно еще прибавить верных живших в Афинах и во многих других городах, кои поименованы в деяниях Апостольских. Святые сии мужи, дабы заставить верить истине, излагают токмо оную; истинные израильтяне убеждаются св. Писанием, язычники уступают очевидности веры; ни тиранство обычаев, ни сила предрассудков, ни строгость Евангельских правил, не останавливают быстроты их завоеваний. Крест, сделавшийся соблазном плотских иудеев, торжествует над развращением мира языческого, и мнимое бессилие оного ниспровергает все тщетные усилия язычества.

Бог, по своей воле распределяющий миром и войною, и страсти человеческие обращающий в орудия Своих намерений, хотел, чтобы вселенная составила одну только Империю пред тем временем, как надлежало одной религии соединить народы. Пред рождением Своим, Он даровал всеобщий мир всей земле; а взаимное сношение столь многих разно-племенных народов, соединенным под владычеством Римским, было одним из могущественнейших средств, которое Всемогущий употребил для поспешнейшего распространения Евангелия. Успехи оного таковы были, что по истечении двадцати лет, св. Павел не устрашился пред лицом вселенной сказать, что вера учеников Христовых, принявших в Антиохии имя христиан (Рим.1:8). возвещается во всем мире, и что Евангелие (Кол.1:6) во всем мире приносит плод и возрастает.

Ирод Агриппа, внук Ирода Великого, поставляется Царем Иудейским, и могущество свое употребляет на объявление токмо жесточайшей войны христианам. Он приказывает отсечь главу св. Иакову Большему; и, по его повелению, св. Петр обременяется оковами и ввергается в ужасную темницу. Но Ангел освобождает великого сего Апостола; и вскоре гнев Господень наказывает тирана ужаснейшим образом. Он с удовольствием слушал некоторых льстецов, кричавших в то время, как он говорил к народу: это Бог говорит, а не человек (Деян.12:22), в тот самый час Господь поражает его; жестокая боль терзает кровожадного сего Государя. Он издыхает в конце пятого дня, будучи весь съеден червями.

Между обращенными язычниками, по поводу наблюдения законных обрядов, восстает распря. О сем посылают вопросить церковь Иерусалимскую, где началось проповедование Евангелия, и где св. Петр тогда находился. Апостолы и пресвитеры собираются в столь великом числе, сколько возможно было. Св. Петр первый подает свое мнение. Но он не один был Судиею, св. Иаков также судит, и именно говорит: Я думаю, что не должно отягощать тех, которые из язычников обращаются к Богу (Деян.15:19). Рассуждают довольное время; каждый излагает свое мнение с кротость, определяют – освободить верных от обрядов, предписанных законом Моисеевым. Решение основывается на св. Писании и общим согласием утверждается. Оное излагают письменно, не как суждение человеческое, но как проречение Божественное, и с уверительностию говорят: Благородно была Святому и нам (Деян.15:28). Святые Павел и Варнава, разносят определение сие церквам, не для рассмотрения оного, но для принятия и исполнения с совершенною покорностью, такова была форма первого Вселенского Собора, служившего образцом всем прочим.

Между тем как церковь распространяется и укрепляется, ереси, силятся исказить её учение; а гонение более и более вооружает против нее мучителей, дабы кровью верующих погасить огонь веры. Святой Иаков Меньший, Епископ Иерусалимский, низринут с кровли храма; оставшись после сего еще жив, он поднимается, и, став на колена, вопиет: Господи, прости им, ибо они не знают, что делают. Но в то самое время, как он молился за окружающих его, и готовящихся побить его камнями мучителей, валяльщик поражает его молотом в голову, и прекращает таким образом жизнь сей невинной жертвы.

Император Нерон, гонитель всего рода человеческого, возжигает первое всеобщее гонение на христиан. Тиран сей повелевает умертвить св. Петра и св. Павла. Рим освящается их кровью.

Иерусалим разрушен, по предречению Пророков и самого Иисуса Христа, Которого он распял; Храм его сожжен, все иудеи распроданы в неволю, и богоубийственный сей народ осужден Всевышним скитаться, без вождя, без Царя и без алтарей, между народами, до того времени, как Ему угодно будет призвать его ко вере Авраамовой.

За сим ужасным событием следует новое гонение при Домициане. По повелению сего чудовища св. Иоанн опущен в кипящее масло; но масло и огонь не смеют коснуться ко человеку Божию; он изгоняется на острове Патмос, где пишет свой Апокалипсисе. Через несколько потом времени начертывает Евангелие, и ко сану Апостола и Пророка приобщает сан благовестника. Наконец, почти в столетней старости, умирает в мире, среди своих учеников, которым был возвращен.

От начала царствования лютого Нерона, христиане всегда были гонимы, как при злых, так и при добрых императорах. Гонения сии делались или по повелению самих императоров и по особенной ненависти начальников, или по причине возмущения народов; иногда же по приговору и определению сената, в силу указов государей, или и в их присутствии. Тогда гонение было всеобщее и самое кровопролитное; и, таким образом, ненависть неверных, всегда упорно старавшаяся погубить церковь, возбуждалась по временам сама собою к новым неистовствам. По сим-то возобновлявшимся насилиям, церковные историки считают десять гонений в царствование десяти императоров. В продолжение столь долговременных страданий, христиане никогда и малейшего не произвели мятежа. Из всех верных более прочих подвергались нападениям епископы. Между всеми Церквами церковь Римская была гонима с величайшею жестокостью; и тридцать пап кровью своею утвердили Евангелие, ими преподаваемое.

Кром двух всеобщих в сем веке бывших гонений, в продолжение оного считают шесть главных ересеначальников, коих должно почитать другого рода гонителями, тем более опасными, что обольщение – скрытнее насилия. Думают, что первый сей период ознаменован был четырьмя или пятью соборами, и в Риме начиная со св. Петра¹ первосвященство, коего продолжалось двадцать пять лет, было шесть пап.

Таков жребий истины, что она всегда укрепляется среди битв, в кои вступать ее принуждают. Число противников её не может подавить ее; спокойная в собственной своей обороне, она посмеивается тщетным их усилиям. Таким образом, не смотря на слепое усердие народа к своим кумирам, не смотря на кичливую мудрость философов, не взирая на неистовый фанатизм языческих жрецов, не взирая на жестокую и кровожадную политику градоправителей и императоров, церковь Христова, с самого начала второго сего века наполняла уже всю землю. Она не токмо распространилась на востоке, где бытие свое получила, то есть, в Палестине, Сирии, Египте, Малой Азии и в Греции, но и на Западе, в Италии и между разными народами гальскими, во всех областях Испании, в Африке, в Германии, в Великобритании, и даже в тех местах, куда не досягало римское оружие. Она царствовала в Армении, Персии, Индии, у самых варварских народов; у сарматов, даков, скибов, мавров, гетулов и даже на самых неизвестных островах. Кровь мучеников её соделывала ее плодоносною. Мы только что сделались христианами, говорил Тертуллиан римским императорам, и нас встречают однако же повсюду. Какой войны не в силах были бы мы предпринять, если бы не было для нас законом терпеть? Но религия христианская не имеет нужды в покровительстве; она не удивляется, находя на земле врагов, потому что она на ней странница, ибо она нисходит с неба, и приносит на землю свои надежды. Осуждайте нас, мучьте нас, религия наша токмо лишь возрастать будет. Мы «приняли оную с тем, чтобы жизнью своею жертвовать за Бога, Которому мы служим.

Плиний Младший, наместник Вифинийский, затрудняясь тем, как должен он был поступать с христианами, коими область сия была наполнена, испрашивает совета у императора Траяна. В письме своем он отдает справедливость мудрости учеников Христовых, и непорочности их нравов. Одна вина, в которой он их укоряет, и которую называет чрезмерным суеверием, по мнению его состоит в том, что они в известный день собираются до солнечного восхода петь на два клироса песнь в честь Христа, как Бога, обязываются клятвою не в какому-либо беззаконию, но к тому чтобы уклоняться от воровства, грабительства, прелюбодеяния, хранить ненарушимо данное слово и не запираться во взятии на сохранение каких-либо залогов. Траян ответствует своему министру, что не надобно отыскивать называющих себя христианами; но если на них будет донесено и они изобличаться, то надлежит их наказывать. Ответ сей, по-видимому долженствовавший погасить угрожавшее верным гонение, подал однако же язычникам повод ко многим предлогам для объявления им кровавой войны.

Сам Император забывает прежнюю свою умеренность, и подает подданным своим пример жестокости. По его повелению, св. Игнатий, епископ Антиохийский, приводится в Рим, где растерзывается дикими зверями в Амфитеатре, в виду всего народа, находившего удовольствие свое в его казни. В тоже время, св. Симеон, епископ Иерусалимский, сто двадцати летний старец, и последний из тех, кои видели Иисуса Христа, испускает дух на кресте, и своею кровью запечатлевает веру в божественного своего Учителя.

В царствование Императора Адриана, преемника Траянова, начинают показываться апологии (защитительные слова) христиан. Квадрат, епископ Афинский, осмеливается защищать их публичным письмом, писанным им ко гнавшему их государю; и монарх, тронутый его представлениями, повелевает азийскому наместнику осуждать тех токмо христиане, кои будучи изобличены в соделании чего-либо противозаконного.

В философе св. Иустине религия находит нового защитника. Он говорит жалостную и трогательную речь ко императору Антонину, а шестнадцать лет спустя другую столь же сильную и поразительную к Марку Аврелию, усыновленному его сыну и преемнику; но сей последний монарх, по несчастию, предубежденный взнесенными на христианство клеветами, повелевает умертвить великодушного защитника веры.

В крайнем недостатке воды, которой Марк Аврелий терпел в Германии, где он воевал с варварами, один христианский легион молитвами своими испрашивает дождь, утоляющий жажду всего войска, и сопровождаемый ударами грома и сильным градом устрашившим неприятелей. Имя громоносный дано или подтверждено сему легиону от сего чуда. Император, тронутый услугою, оказанною ему благочестивыми ратниками, писал в Сенат в пользу их собратьев.

Но милость сия была не продолжительна. Гадатели и жрецы языческие убеждают императора приписать своим богам и своим молитвам сие чудо, которого язычники и желать не думали. Суеверие, народная ненависть, взносимые на христиан клеветы, превозмогают. Неистовство неверных возгорается паки, и кровь мучеников снова льется по всей Империи. В Галлии более всего язычество заклало жертв, и между великодушными сими исповедниками веры достопримечательны святые мученики Лионские и Венские, которые по примеру епископа своего Пофина, девяностолетнего старца, вытерпливают неслыханные мучения с тою геройскою твердостью, которую одна токмо религия Иисуса Христа внушает своим героям. Церковь Галликанская наполняла тогда вселенную своею славою.

Церковь, извне воюемая неверными, число коих однако же умалялось, видит себя внутри обуреваемою еретиками, число которых увеличивалось. В сем веке считают многих обманщиков, осмеливавшихся лжеучительствовать; и достойно замечания, что большая часть нападала на основные начала христианства; одни на Божество Иисуса Христа; другие на Его чудеса, или Его воплощение; иные на таинства, иные же на правила Евангельского нравоучения; в то самое точно время, когда легко по деяниям могли отличить, действительно ли была истина на стороне христиан, а ложь на стороне сих апостолов заблуждения.

В сем веке известны только шестнадцать соборов, и вероятно, что их не собирали более. Нравы первенствующей Церкви, – эта беспредельная любовь, эта непорочность сердца и ума, эта божественная простота, изображавшие свойство первых верных, еще воодушевляли христиан: по сему для удержания их не нужны были многие законы: они все их находили в Евангелии: а бесчисленные гонения довольно научали оных исполнению. десять пап мученическою смертью прославили второй век, начиная с мученичества Евариста, которое случилось в 108 году, во время гонения Траянова, до страдальческой кончины Зефирина, последовавшей в 217 году.

Числу христиан надлежало быть весьма великим в Империи, поскольку языческие жрецы жаловались, что храмы богов их были пусты, и что доходы их ежедневно уменьшались. В самом деле, учеников христовых видели в лагерях, в Сенате, во дворце, при различных должностях гражданской жизни, словом везде, кроме храмов и театров; так, что если бы они захотели удалиться в другую какую страну, то римлянам оставили бы одну только пространную пустыню. Превосходство добродетели верных, бесконечно превосходившее все то, что философы могли токмо вообразить наисовершеннейшего, было главным средством, которое употребил Бог для соделания в мире столь дивной перемены. Чудеса, за словами их следовавшие, поражали всех, не было христианина который произнесши священное имя Иисуса Христа, не принудил бы демонов признать, в присутствии самих язычников, все истины религии, им исповедуемой. Тертиуллиан не страшась быть опровергнутым, предлагал сделать тому опыт пред трибуналом судей; он просил градоправителей и государей потерпеть, чтоб вопросили тех, кои, по их мнению, были вдохновенны их богами, или самих богов. Но всего более удивительны были та непобедимая твердость и то необыкновенное терпение, с какими великодушные сии защитники веры переносили ужаснейшие мучения. Желание жизни, с состоянием человеческим неразлучное, должно было уступить желанию святой смерти, которой жаждали все те, коих коснулась Благодать; и это чувство, противное естеству, нередко воспламенялось в зрителях, а иногда даже в самих гонителях, столько-то могущественна была сила, подкреплявшая оное; столько-то было различие между тем делом, которое защищал гонимый христианине, и между тем, к которому хотел его привлечь гонитель.

В последние двадцать лет предшествовавшего столетия церковь была довольно покойна; но диавол умножил обольщения. в начале третьего века он снова начал делать насилия; и Бог, для увенчания сильных, укрепления слабых, и для очищения стада своего от множества малодушных и плотских христиан, бесчестивших оное, попустил быть кровавому гонению при императоре Септимие Севере. Между многими, неистовством язычников закланными тогда жертвами, должно заметить св. Иринея, епископа Лионского, который, быв достойным преемником св. Пофина, шествовал по стопам знаменитого сего Первосвященника, и, подобно ему, претерпел славную мученическую смерть с наибольшим числом верных, попечениям его вверенных.

Но в то самое время, как тирания силилась ниспровергнуть церковь, Бог воздвиг ей учителей для её просвещения, подкрепления и защиты. Тертуллиан, пресвитер Карфагенский, назидал ее своими писаниями, оправдал ее удивительною апологией, но оставил ее в последствии, ослепясь гордою строгостью, и обольстясь видениями лжепророка Монтана. Почти в тоже время св. Климент, пресвитер Александрийский, посрамлял язычество умствованиями, из него самого почерпнутыми. Ориген, сын святого мученика Леонида, прославил себя во всей Церкви с самой юности своей, и учил великим истинам, между коими однако же люди, в коих его слава возбуждала ревность, находили некоторые заблуждения. Тщетно прежние еретики, и многие новые в сем веке образовавшиеся секты, нечестивыми и нелепыми мнениями своими хотя исказить учение Иисуса Христа; бестрепетные учители церкви противопоставляют опасным их правилам, ложным их преданиям правила непреложные, предание несомнительное, и власть Церквей Апостольских. Таким образом церковь не потрясается ни гонениями, ни ересями, ни расколами, ниже падением славнейших её учителей.

Удручавшие империю бедствия, язычники слагают на христиан, и пользуются сим случаем для объявления им нового гонения при Максимине. Уже начали созидать храмы во имя Иисуса распятого, но в сие гонение язычники соделали их добычею пламени.

В половине сего века, папа св. Фабиан, посылает в Галлию Дионисия и шесть других епископов, кои оживляют там веру.

Дионисий поселился в Париже; Марциал в Лиможе; Павел основал Церкви в Нарбонне, Безьер и Авиньоне; Стрежений в Оверне; Грациан в Туре; Таврин в Эврэ, а церковь Мосская первым своим пастырем признала Санетина. Ученики ревностных сих распространителей веры рассеялись по всей Галлии, и заставили познать, покланяться и повсюду прославлять Того, пред Которым все должно преклонят колено на земли, на небесах и во аде.

Во время распространения христианской веры в Галлии, император Декий возобновляет гонение с большею против прежнего яростью. Папа св. Фабиан приемлет в Рим мученический венец. Св. Вавила, епископ Антиохийский, и св. Александр, патриарх Иерусалимский, погибают в темницах со множеством верных. В сие-то время св. Павел, первый отшельник, удалился в пустыню, и положил там первое основание уединенного и постнического жития.

Валериан, один из преемников Декиевых, всю свою ярость излил на одних христиан. В его царствование, папа св. Стефан, и св. Киприан, епископ Карфагенский, не взирая на все их споры, которые не могли разрушить единения Церкви, получили оба одинаковой венец. Недоразумение знаменитого Карфагенского епископа, который не признавал истинным крещения, совершаемого новатианами, не вредило ни ему, ни церкви. Предание святой церкви поддерживалось собственною своею силою, против благовидных доводов и знаменитости сего великого мужа.

Св. Папа Секст II следовал за мучеником св. Стефаном, предместником своим; ему усечена глава, и он оставил по себе для выдержания вящшей брани диакона своего св. Лаврентия, который живым был изжарен на раскаленных углях.

Ужасный бич, язва, распространившаяся по всем областям империи, и в течении многих лет опустошавшая все города, подает повод христианам к оказанию великодушного усердия; любовь к ближним заставляет их жертвовать собою для вспомоществования больным, и даже гонителям их.

Аврелиан, человек низкого происхождения, но знаменитый военными своими доблестями, восходит на престол Цезарей, кажется, токмо для того, чтобы, в течении двух лет, излить на христиан всю свою ярость, которая похитила бесчисленное множество верных, и погашена была токмо кровью папы Феликса.

При товарище Диоклетиановом Максимиане, фивейский легион претерпевает мученическую смерть с знаменитым вождем своим св. Маврикием. Св. Севастиана, предводителя преторианской когорты, постигает та же участь, с великим числом многих других знаменитых жертв, между коими особливо заметить должно Фирмина, первого епископа Амиенского; Крепина и Крепиниана, двух братьев, пришедших для проповеди в Галлию; Лукиана, основателя церкви в Бове; Албана, первомученика английского; Виктора военачальника Марсельского, и Дионисия, первого епископа Парижского. В Риме, одному Диоклитианову комедианту, по имени Генесию, вздумалось показать шуточное представление, в котором он нарочно велел крестить себя другим комедиантам; но в самую минуту погружения его в воду, он видит ангелов, смывающих, сею самою водою, грехи его, написанные в книге. Тронутый сим видением, он восклицает, что он из числа тех христиан, коих хотел осмеять; его задерживают, пытают, он пребывает непоколебим; терзают его железными когтями, жгут горящими головнями, и наконец отсекают ему голову.

Не смотря на все сии гонения, внутренние бедствия, удручавшие в сем веке церковь, расколы, ереси, доказывают, что христиане начали отступать от совершенства времен Апостольских; и тридцать шесть соборов, держанных в различных церквах Империи, довольно ясно показывают повреждение нравов; ибо законы обыкновенно постановляются против пороков и беспорядков. Первые два столетия суть период величайшей красоты и крепости христианской веры; третий содержит средину между отменною святостью сего периода и разительным ослаблением, следовавшим за спокойствием, которое доставили религии христианские государи. Церковь видела однако же в недре своем многих знаменитых иерархов и искусных учителей, назидавших ее своими примерами и просвещавших своими писаниями. В сем веке на престоле св. Петра было четырнадцать пап.

34. Симон, по прозванию, Волхв, видя, что апостолы давали святого Духа, чрез возложение рук, тем, кои, подобно ему, получили крещение, предложил им деньги, чтобы иметь туже власть. Св. Петр с негодованием отверг сие святотатственное предложение, и Симон, отмщая за себя, сделался виновником первой, в христианстве возникшей ереси. Он называл себя великою силою Божией, явившеюся у иудеев во образе Сына, в Самарии в лице Отца, а у других народов под видом Святого Духа. Он рассказывал еще много подобных сумасбродств, кои не препятствовали однако же ему привлечь к себе последователей. Он даже заставлял поклоняться себе под именем Юпитера; а бесчестной любодейце, которую везде возил с собою, под именем Минервы. Секта его не была гонима, существовала однако же не более одного века.

54. Керинф также восстает против апостолов и сильно нападает на их учение. Быв современником их, он признавал, что Иисус Христос творил чудеса, следовательно, чудеса Спасителя имели тогда степень очевидности, не позволявшей оспаривать истину оных. Чтоб согласить все свойства Сына Божия с состоянием уничижения, под которым явился Иисус Христос, Керинф в Иисусе Христе предполагал два различные существа: Иисуса сына Иосифова и Марии, и Христа, сошедшего на Иисуса в виде голубя, по крещении Его. Из сего видно, что Иисус Христос называл Себя единородным Сыном Божиим, учение сие утверждал Своими чудесами. Апостолы изгнали Керинфа из Церкви, как растлителя учения. Посему Божество Иисуса Христа тогда почитали основным догматом христианства. Св. Апостол Иоанн написал Евангелие для предохранения верных от ереси сего отступника и учеников его.

64. Именей, Филет и Александр учат, что всеобщее воскресение уже было, признавая духовное токмо воскресение от греха ко благодати; они прокляты св. Павлом.

66. Некоторые лжеучители, прикрывая себя двузнаменательным правилом Николая, одного из первых семи диаконов, который говорил, что надобно уничижать плоть, вместо того, чтоб сказать, надобно умерщвлять ее, учат, что все, даже женщины, должны быть общи между христианами; в следствие чего, в собраниях своих они предавались гнуснейшим непотребствам. Их называли николаитами, и св. Петр поразил их во втором своем Послании.

72. Евион, начальник Евионеев, называя себя учеником св. Петра, отвергает св. Павла; он учит, что Евхаристию надлежит совершать с одною только водою, отрицает Божество Иисуса Христа и девство Его Матери, присовокупляет, что власть, над настоящим миром, Бог дал диаволу, а власть над будущим веком Христу, Которого, подобно Керинфу, он отличал от сына Марии и Иосифа.

74. Менандр, самаритянин, приемлет заблуждения Симона Волхва и николаитов. Он утверждал, что мир создан Ангелами, и что сам он есть всемогущая сила Божия, отец и единственный спаситель избранных, кои посредством токмо его волхования, могут войти в небо. Ученики его повергались в ужаснейшие распутства, подобно большей части еретиков сего первого века. Из сей-то секты, спустя около тридцати лет, произошел Сатурнин, учивший, что супружество и чадородие суть дело дьявольское.

105. Василид, желая согласить начало зла со благостью Божией, учит, что мир не сотворен непосредственно верховным Существом, но духами, верховным Существом сотворенными, и что от несовершенства токмо сих духов рождается видимое нами в мире зло. По мнению Василида, Спаситель творил чудеса, о которых говорили христиане; но притом он утверждал, что Спаситель не воплощался; что Он имел тело токмо мечтательное; что Он не был действительно распят; и что не надобно подвергать себя за него смерти.

107. Елкесай, природный жид, начальник елкесаитов, известных более под именем осеан, проповедует, что для избежания гонений можно и должно скрывать свою веру; а как одно заблуждение ввергает обыкновенно проповедующего оное во многие другие нелепости, то он учит, что Иисус Христос есть материальная Сила, которой дает он девяносто шесть тысяч шагов длины, двадцать четыре тысячи широты, и толщину по соразмерности; а Духа Святого представляет Божеством женского рода. Сумасброд сей и ученики его гнушались воздержанием и почитали девство – нечестием. Они клялись солью, водою, землею, хлебом, небом, маслом, ветром, святыми ангелами молитвы; и клятвы сии были для них священны и ненарушимы.

В начале сего века большая часть еретиков приняла на себя имя гностиков, которое слово значит ведущие или просвещенные; и которое доказывает, что гордость была единственным, освещавшим их светильником.

141. Кердон и Маркион допускают два начала: одно доброе – Отца Иисуса Христа, Который, по мнению их, никогда не воплощался; а другое – злое, виновника закона иудейского и творца сего мира. Они осуждены собором, бывшим на востоке, по прошествии нескольких лет.

144. Феодот, человек весьма, ученый, хотя кожевник, отступив от христианства, для оправдания своей слабости, отрицает Божество Иисуса Христа и бытие Слова вечного. Ересеначальник сей и ученики его, названные алогианами или врагами Слова, осуждены на соборах: Римском – в 146 году; Иерапольским, в Азии, – в 173 году, и на многих других.

168. Демон, тщетно нападавший на церковь распутством и развращенными нравами предшествовавших еретиков, пытается уловить ее наружною строгостью и лицемерною святостью монтанистов. Монтан, глава сей секты, был фригийский скопец. Он называл себя пророком, и казался беснующимся. Он учил, что, Бог, хотевший сперва спасти мир чрез Моисея, и Пророков, не успел; что потом, воплотившись, Он не лучший имел успех; и что наконец Он сошел на него (Монтана) чрез Святого Духа, Которого он, как говорил, имел всю полноту: он называл себя также Параклитом, то есть, Утешителем. Он приписывал себе гораздо большее совершенство, нежели какое имели Апостолы. Св. Павел дозволил вторые браки, Монтан запрещал их, как распутство, и позволял расторгать супружества. Он учредил новые посты. Он запрещал избегать гонений, и хотел, чтоб предавали себя на мученичество. Наконец, он не допускал грешников к покаянию. Заблуждения его, при самом рождении их опровергнутые многими епископами и православными учеными, преданы, проклятию на соборах Иконийском и Синадском, бывших около 231 года в Азии. Секта монтанистов произвела множество других расколов.

172. Апеллес, ученик ересеначальника Маркиона, отступает от учителя своего во многом, и делается главою новой секты, по его имени апеллесовою названной. Кроме многих других нелепостей, он говорил, что Иисус Христос образовал себе тело из частей всех небес, чрез которые проходил, нисходя на землю, и что, восходя, Он возвратил каждому небу, то, что от оного заимствовал. Одно из сильнейших возражений, которое мнил он сделать против книги Бытия, состоит в том, что Бог не мог угрожать Адаму смертью, если бы он вкусил от плода запрещенного, поскольку Адам, не зная смерти, не мог знать, была ли оная наказанием.

240. Ноэт называет себя новым Моисеем, брата же своего именует Аароном. Он допускает одно токмо Лице в Боге, от чего последователи его названы монархианами; но он признает различные действия и наименования. Он осужден на соборах, Ефесском – в 245 и Римском – в 257 годах.

252. Новатий, пресвитер Римский, делает раскол против папы Корнелия, отвергает покаяние впадших в тяжкие преступления по крещении и второй браке. Последователи, кои были весьма многочисленны и кои существовали долгое время, поражены проклятием на соборах, Римском в том же году, Карфагенском, в следующем; особливо же Никейском в 325 году.

277. Манес, глава манихеев, секты, которая была многочисленна, и существовала долгое время, начинает лжеучительствовать. Он был язычник и родом персианин; но обратившись в христианство, объявляет себя, чрез несколько потом времени, самым смертельным врагом оного. Подобно другим, предшествовавшим ему ересеначальникам, он различал два начала, одно доброе, а другое злое: он также допускал в человеке две души, добрую и злую. По мнению его тело было делом злого начала, посему надлежало воспретить брак и чадородие Происхождение Ветхого Закона он приписывал также злому началу, и утверждал, что все пророки были осуждены. Он запрещал подавать милостыню, считал идолопоклонством почитание мощей и не дозволял верить, что Иисус Христос воплотился и действительно пострадал. Он отвергал все таинства, даже крещение; наконец, к нечестивому сему учению он присовокуплял множество других сумасбродств. Например, он утверждал, что кто вырывает растение, или убивает животное, тот сам превратится в сие животное или в сие растение; основываясь на сем ученики его долгом себе поставляли употреблять некоторой роде заклинания пред внушением хлеба; они бросали его на воздух и проклинали того, кто испек его, желали ему быть также посеяну, сжату и самому испечену как хлебу, который они есть хотели.

Манес называл себя Параклитом и водил за собою двенадцать фанатиков или изуверов, коих наименовал своими Апостолами. Последователей своих разделял он на слушателей и избранных; сии последние одни токмо знали тайну ужасных его таинств. Они с учителем своим предан проклятию в том же самом году, как появились на бывшем в Месопотамии соборе; в последствии же времени св. Августин нанес последний удар нечестивой сей секте.

В начале IV века Римская Империя, всегда враждебная христианству, употребила последнее усилие для погашения оного, но тем лишь совершенно утвердила оное. Цезарь Галерий, которого Историки называет главным виновником последнего гонения, убедив тестя своего Диоклетиана обнародовать кровавой указ, повелевавший гнать христиан яростнее прежнего. Максимиан, другой император, товарищ Диоклетиана, ненавидевший также церковь, и никогда мучить ее не престававший, поощрял градоправителей и палачей. В угодность сим чудовищам, ежедневно изобретали новые казни. На целомудрие христианских дев столько же нападали, как и на их веру. С чрезвычайным тщанием отыскивали священные книги для истребления и памяти об оных; и верные в домах своих держать их, и почти читать их не смели. И так по трехсотлетнем гонении, ненависть язычников сделалась жестче, но христиане утомили их своим терпением; и чудовища, закалавшие их в жертву, отчаялись наконец победить их. Галерий, пораженный ужаснейшим образом, отменил свой указ. Он кончил злополучную свою жизнь от неисцелимой раны, от, которой сгнило все его тело. Максимин, не уступавший Галерию в зверстве, пред смертью чувствовал в утробе своей столь лютую боль, что, в течении четырех дней в бешенстве хватал горстями землю и глотал ее, как бы томим был ужаснейшим голодом и столь сильно бился головою о стену, что глаза его лопнули и вышли из своего места. Он мнил видеть Бога, изрекающего над ним суд; сознавался в своих беззакониях; умолял Иисуса Христа умилосердиться над ним. Оба кровожадные сии Государи умерли, подобно Антиоху, с столь же ложным покаянием.

Максентий, сын Максимианов, восстает против Константина, только что возведенного на императорской престол. Константин идет к Риму с своими войсками. Во время осады тирана, ему является на воздухе светозарный крест, и все воины его вместе с ним читают на нем надпись: сим побеждай. На другой день, он действительно выигрывает то славное сражение, которое столицу империи освобождает от чудовища, а церковь от гонителя. Тогда крест объявлен щитом народа Римского и всей Империи. все поколение гонителей погибает; и церковь, по трехсотлетних битвах, торжествует; владыки земные чтут ее и делаются её чадами.

Но мир, обещанный Иисусом Христом Своей Церкви, не есть мир сего мира: все течение веков будет для ней временем браней; в вечности токмо насладится она совершенным и неизменяемым спокойствием; и так ей предлежат теперь новые нападения и новые победы. Последующие три столетия суть время владычества ересей, наипаче на востоке; время славы святых учителей, защищавших церковь против всех ухищрений заблуждения; время подвижничества святых отшельников, коих труды и строгая жизнь заступают место борений и страданий мучеников.

Когда добровольно отказавшийся от империи Диоклетиан узнал об обращении Константиновом, то никак не мог решиться пережить торжество религии: он уморил себя голодом, и сам сделался своим убийцею, быв убийцею столь великого числа верных: из всех убийств, в которых он был виновен, это должно почесть менее всех несправедливым.

Первые попечения Константина, по принятии им христианской веры, обращены были на то, чтобы утишить смятения, возбужденные в Церкви расколом Доната, отделившегося от общения с Цецилианом, епископом Карфагенским, но он не мог преодолеть упорства сих раскольников, причинивших великие бедствия в сей части Церкви.

Священник Арий восстал в Александрии против самого Божества Иисуса Христа; св. Александр, епископ Александрийский уже поразил его заблуждение проклятием; но не смотря на то оно распространялось, и последователи Ариевы умножались. Для удержания успехов сей рождающейся ереси, император созвал в Никее, что в Вифинии, первый Вселенский Соборе, на котором 318 епископов, как представители всея Церкви, осудили нечестивое учение Ариево, сочинили Символ, в котором торжественно исповедана единосущность Отца и Сына. Константин сам заседал в святейшем сем собрании; и решения оного принял за глас небесный. Но ариане, скрыв свои заблуждения, вскоре приобрели его благоволение, и поселили в нем неблагоприятные предубеждения против знаменитого св. Афанасия, св. Александра, и против других святых защитников веры. Кто бы подумать мог, что императоры, сделавшись христианами, употребят могущество свое против истинной пользы веры, тогда, как они пред всеми показывали себя покровителями оной. Но Всевышнему еще угодно было показать всем грядущим векам, что Он на малейшей не имеет нужды в Сильных земли для поддержания Своего дела.

Константин, более и более нерасположенный ко бестрепетному Афанасию, собирает в Тире собор из епископов, которых имена поданы ему были врагами сего великого мужа. Против святого епископа Александрийского делают три обвинения: первое, что он растлил девицу; второе, что он убил епископа, по имени Арсения, и высушенную его правую руку хранил у себя для употребления оной в магических действиях; третье, что он разбил священный сосуд и опрокинул жертвенник чрез одного из своих священников, именем Макария. Для опровержения первой клеветы св. Афанасий входит в сонмище еретиков, сопутствуемый пресвитером Тимофеем, с которым он условился, что ему надлежало делать, в то же время ввели обличительницу, которая, принявши пресвитера за св. Афанасия, сильно укоряет его в растлении её. Сие позорище, постыдное для врагов Афанасия, производит всеобщий смех и совершенно его оправдывает. Потом человек Божий показывает Арсения, когда всего менее того ожидали, и невинность его и в сем случае равномерно признана всеми. Обвинение в разбитии сосуда не было доказано; но вот дело удивительное и невероятное! Нечестивое скопище сие подтверждает отлучение великодушного Архиерея, который, чрез несколько потом времени, заточается в Галлию.

В царствование трех сыновей великого Константина, Константина Младшего. Константа и Констанция, церковь не преставала удивляться долговременным страданиям сего самого св. Афанасия, непоколебимого исповедника Никейского Символа веры, он есть первый из четырех великих учителей Греческой Церкви, первый из великих учителей Церкви после апостолов.

В то же самое время, как великодушный епископ Александрийский страдал за истину у римлян, множество мучеников умирают за веру у персов, в царствование жестокого Сапора.

Собор Сардийский, в Иллирии созванный, по указу Константа и Констанция, по прошению папы блаженного Иулия, торжественно оправдавший Афанасия, и имевший предметом своим успокоение смятений и прекращение раскола, раздиравшего церковь, был в несогласии между собою; восточные Отцы удалились с оного, а определения, сделанные на оном западными, слабое токмо принесли врачество бедствиям, не могши иссушить источник оных. Афанасий снова оным объявлен невинным во всех, клеветою взнесенных на него преступлениях; но великий сей муж не с меньшею от того гоним был жестокостью теми, кои поклялись сего погубить.

Арианский епископ Валент, тайно уведомленный друзьями своими, что войско Констанция победило Магненция, дерзнувшего возложить на себя диадему, возвещает легковерному сему государю тоном пророческим, что воины его торжествуют, а мятежник обращен в бегство. Ангел принес мне, государь, сию счастливую весть, говорит сей бесстыдный епископ. Прельщенный сим обманом суеверный царь предается более и более арианам, и на воцарение нечестивых их догматов употребляет все, что только власть имеет ужаснейшего. Афанасий снова предается проклятию на ложном соборе Медиоланском, и истина не престает быть гонимою вместе с сим знаменитым, но несчастным архиепископом. Блаженный Иларий, епископ Пуатьерский, новый подвижник, которого промысл как медную стену противопоставляет всем усилиям ереси, заточается во Фригию. Георгий, человек низкого рода, безграмотный, опозорившийся банкротством, вооруженною рукою поставляется на престол святого епископа Александрийского, нет никому пощады. Вся империя наполняется беспокойством и смятением. Православные епископы отторгаются от паств своих. Гонители проникают даже в пустыни и необитаемые места, дабы мучить святых отшельников, державшихся православного учения; разрушают их монастыри; изгоняют их из келий; принуждают их скитаться по отдаленнейшим странам; беспокоят даже самых мирян, и жестокость свою в последствии до того простирают, что преследуют детей, кои не хотели ни принять заблуждений, ни признать власти епископа, силою вступившего на престол Александрийский. Оскверняют храмы, в кои собирались верные; мучат и обесчещивают дев, так, что многие приемлют смерть среди насилий, именем государя чинимых. Наконец лишают погребения весьма многих из тех, кои умирают, не соглашаясь на осуждение Афанасия, и не приемля нечестивого учения Ариева; никогда тирания и в царствование языческих Государей не оказывала столько неистовства.

Ариан подписывают в Сирии Символ веры, в котором соглашаются уничтожить слова единосущный и подобносущный, как не находящиеся в Писании; все употребляемые ими выражения клонятся единственно к тому, чтобы естество Сына Божия представить отличным от естества Отца, и даже страдательным; и исповедуют, что Отец более Сына в чести, достоинстве, величестве и славе. Принуждают всех епископов принять нечестивое сие исповедание веры. Преклоняют муками на свою сторону великого Осию, епископа Кордубского, столетнего старца, исповедовавшего православное учение пред тиранами, во время гонения Диоклетианова, защищавшего оное с апостольскою ревностью на соборе Никейском, на котором он сам диктовал Символ веры² Печальный пример немощи человеческой! Папа Ливерий, утомленный тягостью заточения, на которое осужден был за мужественную свою твердость, уступает требованию еретиков и подписывает подобно Осии, нечестивый Символ Арианский.

Собор Риминийский, исполненный сначала твердости, наконец преклоняется пред коварством и насилием. Более четырехсот епископов, составлявших оный, подписывают Символ, в коем сказано было, что Сын подобен Отцу, по Писаниям, но между тем было опущено существенное; и Символ сей разослан был ко всем рассеянным по Империи епископам, с повелением, ссылать в заточение того, кто откажется от подписания оного. Сколько подписание сие увлекло тогда епископов! – восклицает Григорий Назианзен, – За исключением малого числа, которое сохранил Бог, дабы оставалось еще некоторое семя и некоторой корень для нового процветения Израиля, и дарования ему новой жизни через наитие Святого Духа, все прочие уступили времени; одни то сделали ранее, другие позже, быв или низложены страхом, или порабощены корыстью, или привлечены ласками, или обмакнуты и по невежеству. Подписавшихся считали способными к занятию всякого места; отказавшихся же от подписания почитали недостойными никакой должности, и подвергали неистовству еретиков, которые, нося личину добродетели и показывая великодушную ревность по вере, обманывали государей и министров, и имя их употребляли для низложения и порабощения всего того, что им не нравилось. Мало трогались они сильно вопиющими злоупотреблениями, одни только добродетельные люди были предметом их нетерпимости. Против самого священнейшего, что имела церковь, они возбуждали гнев императора, и непрестанно поощряли его к изданию новых повелений.

Должно однако же заметить, что не все, подписавшие по слабости своей Риминийский Символе, сделались через то арианами; большая часть из них не переменила учения; они токмо по наружности изменили оному, и принятием Символа дали более весу сему определению, благоприятствовавшему ереси; но в самой сущности они более держались стороны св. Афанасия и веры Никейской, нежели последователей Ария; а учением православным, которое они продолжали преподавать, опровергалось их подписание. Для чего же требовали, подписания их? Для того, что последователи заблуждения думали, что все должно решиться большинством голосов, ни мало не заботясь о самых ясных местах св. Писания, и о свидетельстве св. Отцов, и воображали, что все сделано, когда они могли противопоставить истине кучу имен, по-видимому, дававших полномочие лжи.

Ничто не превосходит в порядке: воля императора есть единственный закон; но ариане, все делающие оною, не могут согласиться между собою, и ежедневно переменяют исповедание своей веры; напротив того, Никейский Символ веры пребывает неизменяемо среди гонений и даже от самых гонений, и поддерживающие оное как своим постоянством, так и своими писаниями, приобретают славу во всех веках.

Преемник Констанция – Юлиан, отрекается от веры явным отступничеством, и заставляет церковь терпеть нового рода гонения, он поддерживает в ней раздоры, лишает христиан почестей и учения, и, подражая святому учению Церкви, надеется обратить против неё собственное её оружие; но его несбыточное намерение преобразовать нравы язычников заставляет его, против воли, дать славное свидетельство величию христианской религии, и приводит в смятение язычника-гонителя и иудея-невера. При Юлиане казни случались редко, и были производимы под другим предлогом, а не за религию. Для изобличения в несправедливости предречения Иисуса Христа, он хотел вновь построить Иерусалимский храм; но безрассудные его усилия послужили только к большему подтверждению предсказания Сына Божия, что не останется на сем месте камня на камне. Потрясшаяся земля извергает из недра своего даже и те камни, кои остались от прежнего основания; мстительный огонь, исходящий из развалин оного, принуждает работников оставить начатое дело.

Царствование сего неверного государя было последним вздохом идолослужения, и в Риме, с сего времени, были токмо христианские государи.

Валентиниан, который вскоре потом воссел на престоле, покровительствует Никейскому символу веры на западе, между тем как брат его Валент, которого он объявил своим соправителем преследует оный на востоке; но сей последний не может ни преклонить а свою сторону, ниже преодолеть св. Василия, который был главным защитником Православного учения, и потом быв поставлен епископом города Кесарии Кападокийской, где он был прежде пресвитером, заслужил то, что церковь Греческая признала его в числе учителей своих вторым после св. Афанасия.

В то же время прославился в Галлии на престоле Турском св. Мартин, наполнявший вселенную слухом о своей святости, и о чудесах, кои он творил как во время своей жизни, так и по смерти.

Грациан возвращает мир Церкви и приобщает к управлению империей великого Феодосия, коему отдает восток. Оба государя сии обнародуют достославный указ, обязывавший все народы следовать религии христианской и исповедовать едино Божество Отца, Сына и святого Духа, в равном величии и Триединстве.

Феодосий собирает славный Константинопольский собор, на котором осуждены все еретики, терзавшие тогда церковь. На оном находились одни токмо восточные епископы, но согласие всего запада наименовало его вторым Вселенским Собором. Св. Григорий Назианзин, которого Феодосий сделал Архиепископом Константинопольским, председал на сем соборе, но возникшее на нем несогласие, по случаю избрания Флавиана, преемника св. Мелетия, епископа Антиохийского, принудило его сложить с себя сан епископский, и он окончил жизнь свою в уединении. Быв равен св. Василию, с которым соединен был тесным дружеством, он также считается в числе четырех великих учителей Греческой Церкви, между которыми занимает третье место.

Императрица Иустина, мать Валентиниана Младшего, Западного императора, издает именем сына своего многие указы в пользу арианства. Св. Амвросий, епископ Медиоланский, противопоставляет ей токмо святое учение, молитвы и терпение; и таковым оружием не токмо успевает сохранить церкви храмы, которыми хотели завладеть еретики, но еще преклоняет к ней младшего монарха.

Феодосий, сделавшись единым обладателем Империи, всегда подкреплял веру, принудил к молчанию еретиков, которые в его царствование нашли себе убежище у одних токмо варваров; истребил нечестивые языческие жертвы; со смирением исповедал свои прегрешения, и подвергнув себя всенародному покаянию, подобно последнему из подданных своих, не думал тем унизить высокий сан свой. Он умер в мире, более прославясь своею верою, нежели победами.

В его время блаженный Иероним бывший пресвитером, удалясь в Святой Вифлеемский вертеп, предпринял безмерные труды для истолкования св. Писания, прочел все переводы оного, рассматривал все как священные, так и языческие истории, служащие к объяснению оного и составил, с еврейского подлинника, перевод Библии, принятый всею Западною церковью под именем Вульгаты.

Таковы достопримечательнейшие события IV века, в продолжении которого было более ста пятидесяти двух соборов, включая и еретические, составляющие почти половину сего числа и одиннадцать пап занимали Римский престол, начиная с Марцелина, приявшего мученическую кончину в 305 году.

Аркадий, сын и преемник Феодосия, преследует св. Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского, и светильника всего востока, по убеждению супруги своей Евдоксии. Но папа Иннокентий и весь запад поддерживали сего великого архиерея против Феофила, патриарха Александрийского, подстрекателя и исполнителя насильств императрицы. Вся вина святого иерарха состояла в том, что он хотел преобразовать свое духовенство и сильно нападал на пороки своего народа. Мы рассматриваем теперь уже не те апостольские времена, когда злые, уподобляясь легкой мякине, перемешанной с добрым зерном, были весьма малочисленны в Церкви. Упадок, начавшийся с III века, и сделавшийся столь чувствительным в IV, был еще гораздо ощутительнее в V веке.

Осуждение, на многих соборах против ересеначальника Пелагия произнесенное, подтверждено было папами Иннокентием, Зосимом и Келестином. Зосим, обманутый сперва начальниками пелагианской ереси, написал послание в их пользу; но Африканские епископы открыли ему глаза и первосвященник предал проклятию виновников ереси. Блаженный Августин, епископ Иппонийский, ученик св. Амвросия, посрамлял новых сих еретиков, защищал догмат о благодати с апостольскою твердостью, и просвещал церковь удивительными своими писаниями. При помощи ученика своего Проспера, он, через некоторое время позднее, заградил уста полу-пелагианам и получил, через свои брани и свои победы, место между главными четырьмя учителями Латинской Церкви, в которой, быть может, он был бы первый, если бы взято было в рассмотрение обширность и возвышенность его писаний, а не время, в которое он жил.

Гонение возгорается у персов, и, в течении тридцати лет, соделывает там множество мучеников. Но, не взирая на такие бедствия, христианство пребывает непоколебимо; ни единая ересь не искажает оного; и церковь, плодовитая великими мужами, посрамляет все заблуждения.

В сие-то наипаче время Бог благоволил явить славу непобедимых сих иереев, посвятивших жизнь свою на защиту святого Его закона. все истории и все писания наполнены повествованиями о чудесах, которые по всей земле подавались верующим, просившим помощи от сих св. мучеников, и прибегавшим с благоговением к гробам их.

Собор Ефесский, третий Вселенский, предает проклятию нечестивое учение Нестория; Святая дева признается Материю Божию; и учение св. Кирилла, патриарха Александрийского, сильно восстававшего против нового ересеначальника, торжествует по всей Церкви.

Евтихий имел участь, подобную несториевой на соборе Халкидонском, четвертом Вселенском. Император Маркиан, по примеру Константина, сам присутствовал в великом сем собрании, и решения оного принял с таким же почтением, как Константин.

В сие же время прославился Феодорит, епископ Киррский; и учение его было бы не укоризненно, если бы жестокие писания его против св. Кирилла, не требовали больших объяснений. Но намерения его были чисты, и он причшен к православным епископам.

Император Зенон, царствовавший на востоке, предприемлет прославиться неслыханным образом. Он первый из христианских государей принял на себя решение споров о вере. В то время как еретики противились Халкидонскому собору, он обнародовал против сего святого собора свой Генотик, то есть, свое определение о соединении разномыслящих, осужденное папою Феликсом III.

Между тем как Зенон приводил в соблазн церковь на восток святотатственным властолюбием своим, Кловис, король Франкский, насаждал оную на западе – своим и народа своего обращением. Просвещенный Вадастом, который потом был епископом Аррасским был крещен в Реймсе, вместе с франками, его подданными, Ремигием епископом сей древней митрополии. Он один из всех государей того времени содержал православную веру и заслужил титло христианнейшего короля, которое наследовали и все его преемники.

Сим знаменитым событием кончился пятый век, достопримечательный сверх сего царствованием двенадцати пап, и сто тридцатью четырьмя соборами, из коих многие собираемы были еретиками под защитою императоров.

Тринадцать епископов, собравшихся в Оранж для освящения Церкви, составляют из себя собор, второй в сем городе, и подписывают касательно учения о благодати двадцать пять членов, которые все приняты, как догматы веры. Отцы сии постановили, что, грех Адама причинил вред не токмо его телу, но и душе, причинил вред не ему одному, но перешел на все его потомство; что благодать Божия не тем дана, которые призывают Бога, напротив она сама производит то, что люди призывают Бога; что для очищения от греха, Бог не ожидает, чтобы мы хотели, но Сам производит в нас хотение; что Он предуготовляет волю нашу и совершает в нас и хотение и действование; что начало веры, преспеяние в оной и самое движение, которым мы побуждаемся к вере, не от нас происходит, но от благодати: что благодать дается нам без всякой заслуги с нашей стороны; что через нее мы есть все то, что мы есть; что мы ничего не имеем, чего бы не получили от неё, и что мы имеем нужду, чтоб она нас предваряла, нас поддерживала, нам сопутствовала, и дала нам силы быть непоколебимыми до конца; словом, что мы силами естественными не можем ни сделать ни даже помыслить ничего такого, что ведет нас ко спасению; что человек от самого себя имеет токмо ложь, и грех, что сила добродетелей христианских состоит в любви, вожделение же напротив есть основание добродетелей языческих и что любовь к Богу есть дар Самого Бога.

Указ, которым император Юстиниан I присвоил себе право судить об учении веры, произвел великие смятения в Церкви. Для восстановления спокойствия, государь сей созвал в Константинополе пятый Вселенский Собор, на котором Несторий и Евтихий снова преданы проклятию, и торжественно утверждены решения Халкидонского собора.

Св. Григорий, прозванный великим, против води возводится на престол Римской Церкви. Знаменитый сей первосвященник молитвами своими утишает жестокий мор, опустошавший всю Италию, утешает церковь Африканскую, и укрепляет ее против обольщения и неистовств манихеев и донатистов, терзавших оную; утверждает в вере свевов, испанских визиготов, и короля их Рекареда, оставившего арианство; обращает в веру Англию чрез благочестивого монаха Августина; преобразовывает церковное благочиние во Франции, которой королей – превозносит всегда, как православных паче всех царей земных; приводит ломбардов и короля их Сгиольфа к православной вере и при содействии королевы их Теоделинды; спасает Рим и Италию, которой не могли императоры помочь; правительствует востоком и западом с толикою же силою как и смирением; дает миру совершенный образец церковного правления; просвещает всех верных своим учением, и таким образом, заслуживает быть включенным к число великих учителей Церкви. Он есть последний из четырех главных Отцов Латинской Церкви, так как св. Златоуст есть последний из четырех учителей Церкви Греческой. не надобно думать, чтоб христианство не имело более великих мужей между своими учителями; но ни один не сравнится, или, по крайней мере, не будет выше св. Афанасия, св. Василия, св. Григория Назианзина и св. Златоустого в Церкви Греческой; ни один не сравнится, или, по крайней мере, не превзойдет св. Амвросия, Иеронима, Августина и св. Григория в Церкви Латинской.

В течение сего века в Церкви родились многие ереси, но она восторжествовала над ними, как и над всеми другими, и сто двадцать семь соборов поддерживали её учение и веру. Тринадцать пап управляли Западною церковью после Симмаха, умершего в 514 году.

Донат, епископ Казенуарский, что в Нумидии, производит раскол в Церкви Карфагенской и отступает от православной веры, отвергая действительность крещения, данного еретиками и непогрешительность Церкви. Заблуждения его, сильно опровергаемые св. Августином, осуждены на многих соборах.

Арий, пресвитер Александрийский, огорчась тем, что ему не удалось получить престол церкви Александрийской, делается ересеначальником. Он дерзает учить, что Сын Божий есть творение и дело Отца, и что он способен и к добродетелям, и к порокам по своему свободному произволению. Как ни грубо было сие лжеучение; но оно пленило многих, и успех заблуждения столь сделался быстр, что для удержания оного надлежало собрать многие соборы; оно наиболее всего опровергнуто было на Вселенском Никейском соборе в 325 году. Из секты Ариевой, родились многие другие, кои все преданы проклятию; большая часть оных опровергнута св. Афанасием. Сей муж Божественный, даже тогда, когда убегал от апостолов заблуждения, заставлял их еще трепетать.

Едва Арианство и происшедшие от него секты, были поражены самыми неопровержимыми определениями, как из пепла их родилась новая столь же пагубная ересь. Я говорю о пелагианах. Ариане утверждали, что достоинство Сына Божия в лице Иисуса Христа было наградою за пред усмотренные Его заслуги. Пелагиане же полагали, что божественное усыновление членов его есть равным образом награда за их собственные заслуги. Ариане нападали на самое Божество Иисуса Христа; а пелагиане нападали на благодать его. Пелагий, английский монах, и Келестий, по званию также монах, оба искусные, вкрадчивые, ученые, оба облеченные благовидною наружностью добродетели, но под сею прелестною личиною скрывавшие коварство и ухищрение змеиное, были главные виновники сей секты.

Они учили, что Адам сотворен смертным; что грех его нанес вред токмо ему одному; что нет первородного греха, что рождающиеся младенцы находятся в том же состоянии, в каком был Адам до преслушания своего, и что они без крещения могут наследовать жизнь вечную, что грех Адама не есть причина смерти всего рода человеческого, так как и воскресение Иисуса Христа не есть причина воскресения всех людей, что закон Моисеев столько же ведет человека в Царствие небесное, как и Евангелие, что даже до пришествия Христа были люди безгрешные; что человек может жить без греха, что одного свободного его произволения достаточно ему для делания добра и избежания от зла; и что он может обойтись без благодати. Многие великие мужи сильно восстали против сего учения, благоприятствующего гордости и противного основаниям христианства; оно осуждено на многих соборах; но никто столько не посрамил его, как великий епископ Иппонийский, который по сей причине заслужил славное имя учителя о благодати.

Полу-пелагиане, названные так потому, что допускали одну только часть заблуждения Пелагия, а другую отвергали, начинают появляться и размножаться в Церкви. Они отрицали существование первородного греха и необходимость благодати; и утверждали, что человек может сделать первые шаги без сей благодати, то есть, может без неё, например, иметь желание делать добро, и, собственными силами, заслужить первую, для спасения необходимую благодать, так что начало спасения зависит от воли человеческой – мнение ложное и противное учению Церкви, которая научает, что и начало спасения происходит от Бога. Сие учение также, как и пелагиево, опровергнуто соборами.

Несторий, Патриарх Константинопольский, блиставший красноречием, и умевший снискать себе великую славу мужа ученого и добродетельного, учил, что во Иисусе Христе два лица, Божеское и человеческое. Он отрицал, чтоб Святая дева Мария была Матерь Спасителя, как Бога. Многие великие Архиереи восстали против сей ереси: она предана проклятию на Ефесском соборе.

По осуждении несторианской ереси, диавол измыслил новые коварства для обольщения принявших Ефесский соборе, на котором опровержена сия ересь. Сей дух-прельстител прикрылся личиною великого отвращения от идолопоклонства, арианства, и от всех прочих заблуждений, чтоб явиться в новом вид евтихианизма. Евтихий, служивший ему органом и апостолом, был священник и настоятель монастыря, состоявшего из трехсот монахов, в окрестностях Константинополя. Он с великим рвением поражал нечестивые догматы Нестория, но сам впал в то же время в противную ересь. Он соглашался, что Святая дева Мария была Матерь Иисуса Христа, как Бога; но отрицал, чтобы зачатое ею тело было единого существа с нею; и называл оное телом человеческим. По мнению его, тело сие не было обыкновенное, но это было тело, так сказать, обо́женное, так что по воплощении естество Божеское и естество человеческое составили одно токмо естество. Ложное учение сие осуждено на Константинопольском соборе в 448 году.

Способ проповедования Евангелия, смотря по расположению лиц обращенных, был много различен. Иудеев убеждали пророчествами и другими доводами, из св. Писания и из преданий почерпаемыми. Первые преподаваемые язычникам наставления, касались до исправления нравов; ибо за бесполезное почитали говорить о религии с людьми, совершенно преданными еще страстям и ложным предрассудкам. За них молились, подавали им хороший пример; старались привлекать их терпением, кротостью, благотворениями, Относящимися ко жизни временной, доколе усматривали в них искреннее желание познать истину и прилепиться ко добродетели. Тогда убеждали их, предлагая или самые простые, или весьма тонкие рассуждения, сообразно с их удобоприемлемостью, и подкрепляли истину мнениями их стихотворцев и философов; о вещах Божественных говорили тем только, которые слушали их со вниманием и спокойствием. Коль скоро неверные начинали досадовать, или смеяться, что случалось очень не редко, то христианине умолкали, дабы не осквернить святыни и не подать повода ко богохульству.

Когда нужно было посрамить какого еретика для обращения его и истинной вере, то в том держались буквального смысла Писания; а если и употребляли иносказательное значение, то избирали такое, на которое противник соглашался. Впрочем, о спорных членах веры рассуждали весьма осторожно. Довольствовались токмо решением, предлагаемых вопросов, не вымышляя новых; и всячески старались укрощать любопытство легкомысленных и беспокойных умов, искавших токмо случая спорить.

Что касается до способа наставления верных, то их содержали в учении Церкви, предостерегая и укрепляя против ересей, и подавая им правила для их поведения и исправления их нравов.

Церковь была училищем, куда собирались христиане всякого возраста и всякого состояния. Епископ изъяснял Евангелие и другие Священные книги со всевозможным тщанием, пользуясь полною доверенностию слушателей. Он пред всеми объявлял о себе, что ничего не говорит им собственно от себя, но верно предлагает то, что узнал от своих Отцов, то есть, от пресвитеров и епископов древнейших, чрез предание, восходившее непрерывно даже до апостолов. Когда сам епископ не мог исполнять сей важной и первой должности своего служения, то возлагал оную на пресвитера, достойного заменить его своим учением и своими добродетелями.

Верные поучались в законе Божием, каждый сам по себе, и размышляли о нем день и ночь. Читанное в церкви перечитывали дома, и пастырские изъяснения напечатлевали в своей памяти. Дома христиане, говорит св. Златоуст, были тогда церквами, и каждый отец был в своем семействе как бы частный пастырь, первенствовавший при молитвах и домашних чтениях, наставлял жену, детей и служителей своих, первый пополняя добродетели, к коим увещевал их; все старались следовать ему, как образцу своему. Признаком великого попечения отцов и матерей о добром наставлении своих семейств служит то, что во всей древности ни малейшего не видно следа катехизиса для детей, и никакого общенародного наставления для крещаемых прежде совершеннолетия. Введение ныне во Франции по приходским церквам употребляемого катехизиса началось со времени Тридентского собора, для отвращения невежества, в которое впала большая часть родителей относительно религии. Но довольно ощутительно, сколько сии нынешние наставления, преподаваемые с такими расстановками и всегда с некоторым принуждением, недостаточны пред теми, которые долг родительский и нежность непрестанно влагали в уста отца и матери, научавших своим примером детей тому, что они впечатлевали в сердца их своими беседами. Чтобы сделать наши катехизисы столь полезными, сколь желает того церковь, и чтоб соответствовать намерению сей нежной матери и пастырей, управляющих ею, надлежало бы, с одной стороны, чтоб приходские священники с величайшим тщанием вверяли благородную должность христианского наставления людям испытанного токмо достоинства и терпеливой любви; а с другой, чтобы родители сами более прилеплялись к изучению религии столь изящной, столь величественной, столь утешительной и столь нужной во всех случаях жизни. Тогда, не будем в том сомневаться, мы увидели бы возрождающиеся прекрасные времена Церкви, и мнимые мудрецы наших дней, вместо того, чтоб снискать себе сообщников принуждены были бы в тайне поглощать пагубный яде, изрыгаемый ими с такою дерзостью.

Желавший соделаться христианином приводим был к епископу или к кому-либо из пресвитеров, который сперва исследовал было ли его желание твердо и чистосердечно. Он опрашивал его о причинах его обращения, об его состоянии, был ли он свободный или раб; об его нравах и о прежней его жизни. Состоявшие в порочном или опасном роде жизни, или преданные беззаконным обычаям, принимаемы были в том только случай, когда действительно от оных отрекались. Из ревности к обращению души, служители Христовы не были снисходительнее к желавшим присоединиться к ним чрез исповедание христианства.

Признанный способным к обращению в христианство поступал в число оглашенных, чрез возложение рук епископа, или доверенного от него пресвитера, который полагал на челе такового знамение крестное, моля Бога, да ниспошлет ему преуспеяние в учении, какое будет преподаваемо, и да соделается достойным, сколько ему возможно будет достигнуть Святого Крещения. Он присутствовал при всенародных поучениях, к которым допускались даже неверные и еретики; кроме того, находились катехизаторы, или учители, наблюдавшие за его поведением, и заставлявшие его частным образом в первоначальных основаниях веры, не изъясняя ему до тонкости таинства, к которым он не был еще способен. Его в особенности научали правилам нравственности, дабы он знал, как ему жить надлежало после крещения.

На состояние оглашения (катехизического учения) обыкновенно полагалось три, или два года, но оное продолжали или сокращали, смотря по успехам оглашенного. Просившие крещения и признанные достойными оного, объявляли имена свои в начале Великого Поста, для внесения их в список ищущих крещения, или просвещенных. И так оглашенных было два состояния: слушатели и ищущие крещения; сии последние предварительно именовались христианами, соблюдали пост четыредесятницы, подобно верным, и с говением соединяли частые молитвы, колено преклонения, всенощные бдения и исповедание грехов своих. Между тем, преподавали им наставления, относящиеся к высшим истинам веры, изъясняли Символ веры, а в особенности таинство Троицы и воплощения. Заставляли их ходить часто в церковь для испытания их и для совершения над ними заклинаний и молитв в присутствии верных. Сие-то называлось искусом, которой наблюдался в продолжение многих веков даже в рассуждении малых детей. В исходе четыредесятницы научали их молитве Господней и давали им краткое понятие о таинствах ко принятию коих они готовились, и которые в последствии надлежало им изъяснять подробнее. Найденные по всем сим испытаниям достаточно наставленными, были именуемы избранными, ибо их отделяли для торжественного крещения в навечерии Пасхи или в навечерии Пятидесятницы, по причине соответствия между сими двумя праздниками и таинствами крещения и миропомазании, кои оба совершались в одно и тоже время.

Крещение совершалось токмо в сии два праздника³ и сего правила держались до Х века в наибольшей части Церквей. Но в необходимых случаях крестили во всякое время; дети принадлежащие верным, крестимы были тотчас, как их представляли родители, хотя бы им даже не было и восьми дней от рождения. Обыкновение крестить ежедневно без разбора вошло во всеобщее употребление в конце только XI и в XII веке.

Со времен Апостольских до XIV века и далее, крещаемых троекратно погружали в воду, каждый раз именуя одно из лиц Святые Троицы. Крещение чрез окропление или обливание почиталось достаточным в случае токмо необходимости, как то, для больных. Обливательное крещение с XV и XVI веков сделалось повсеместным у христиан не греческого исповедания.

По наступлении дня крещения, оглашенных приводили к купели крещения; заставляли их отрицаться от диавола и от всей гордыни его; вопрошали каждого из них об его вере, и он отвечал чтением Апостольского Символа веры. Каждый оглашенный раздевался сам и входил в купель, поддерживаемый восприемным своим отцом, при помощи диакона или другого какого клирика. Тогда епископ или пресвитер погружал его троекратно в воду. Если было две купели, то девиц и женщин крестили в особой купели; восприемные матери их поддерживали, а раздевали диаконисы, или другие благочестивые особы, таким, однако же, образом, что тело их всегда было покрыто или водою, во время совершения таинства, или каким-либо покрывалом при входе их в воду и при выходе из оной. Если была одна токмо купель, то для крещения другого пола дожидались и пока последний из мальчиков выйдет из воды.

Ново крещенные, какого бы они возраста ни были, назывались неофитами, то есть, новорожденными. Им давали вкушать молоко и мед, во образ вступления их в истинную обетованную землю и в духовное детство, ибо это была первая снедь детей, отнимаемых от груди. Обряд сей употреблялся до IX века, в продолжение которого вкрались в оный злоупотребления, и он мало по малу сам собою уничтожился. В продолжение первой по крещении недели ново крещенные носили белую длинную и широкую одежду, полученную ими при выходе из купели, в знамение возвращенной ими невинности, и сию одежду надлежало им сохранят до гроба; во всю сию седьмицу они приобщались святых Тайн; ибо Таинство Евхаристии обыкновенно совершаемо было тотчас по крещении и миропомазании. Неофитизм продолжался целый год, во время которого ново крещенные христиане не могли быть возводимы на степени священства, разве только по особенно важным причинам.

В первые времена Церкви, Миропомазание было как бы продолжением и дополнением Крещения; и новорожденного обыкновенно по выходе из купели, приводили к епископу, а в отсутствие его к пресвитеру, который возлагал на него руку помазывал его миром, и утверждал его в вере исполнением Снятого Духа.

Довольно долго сих двух таинств не разделяли или всячески старались сближать их; и причина поступка сего была та, чтобы вновь возрожденных, против которых сатана не престает ставить сети, укрыть от нападения врага спасения. В последствии, противный обычай в Западной Церкви превозмог, и катехизис Тридентского собора советует являться к принятию миропомазания моложе двенадцати летнего возраста.

При Миропомазании как и при Крещении, были восприемные отцы и восприемные матери⁴ было также в Западной Церкви обыкновение готовящимся к Миропомазанию приносить с собой повязку из холста, которою обвязывали им чело, по помазании их Святым Миром, и которую они носили на челе своем семь дней. В течении времени обряд сей во многих местах пришел в забвение. Обряд в Западной Церкви, по которому епископ слегка ударяет по ланите помазываемых миром, весьма нов⁵ Что касается до нужных расположений к принятию сего Таинства, то Дух Церкви никогда не изменялся: она всегда требовала непорочной совести, живой веры, глубокого смирения.

Первым и главным занятием христианина была молитва. Каждая церковь собиралась по воскресным дням и пяткам, для совокупного торжественнейшим образом моления, и для принесения, чрез служение пресвитеров, бескровной жертвы; ее называли вечерию, преломлением хлеба, жертвоприношением, собранием, соборною молитвою, Евхаристией, и наконец Литургией, то есть, общественным служением.

В каждой Церкви было одно только жертвоприношение. Епископ сам совершал оное, пресвитеры же в случае токмо отсутствия или болезни епископа отправляли оное; все они помогали ему в священном сем действии, и проносили с ним беспорочную жертву. Чин Литургии изменялся в разные времена и в разных местах: но существенное всегда оставалось одно и то же. Вот что наблюдалось в большей части Церквей.

После некоторых молитв, читали св. Писание, и всегда оканчивали оное Евангелием, которое изъяснял епископ. Потом все присутствующие вставали, и обратясь к востоку, с воздетыми к небу руками, молились за всех христиан, неверных, больших и малых, особенно же за скорбящих, немощных, и других страдальцев. Диакон увещевал к молитве; пресвитер совершать оную, и народ изъявлял на то свое согласие, ответствуя: аминь. Потом приносили дары, то есть, хлеб и вино, смешанное с водою, долженствовавшее быть веществом жертвы. Народ давал друг другу лобзание мира, мужчины – мужчинам, а женщины – женщинам, в знамение совершенного согласия. Тогда пресвитер начинал действие жертвоприношения, убеждая народ вознести сердце свое к Богу, воздать ему благодарение и молиться ему всем сердцем вместе с Ангелами и со всеми силами небесными.

С началом приношения жертвы, диаконы или привратники затворяли двери, и даже верным не отпирали их до самого окончания причащения. Другие диаконы тихо ходили по Церкви, и наблюдали, чтобы никто не делал и малейшего шума, или малейшего знака. Один из них особенно наблюдал за детьми, которых место было близ места епископа; самых же малых приказывали матерям держать на руках. Таким образом, народ со вниманием и в безмолвии, слушал с глубочайшим благоговением молитвы, к возношению и освящению Святых Даров. Епископ читал оные в слух, а народ, как и при других молитвах, ответствовал: аминь.

После освящения и молитвы Господней, епископ причащался Святых Таин, потом подавал оные сослужившим с ним пресвитерам, потом диаконам и клирикам, потом монахам, диаконисам, девам, и прочим монахиням, детям и потом всему уже народу. Для сокращения сего действия, которое обыкновенно было весьма продолжительно, многие пресвитеры раздавали в тоже время тело Господа нашего, и многие диаконы подавали сосуд с драгоценною кровью. Для отвращения смятения пресвитеры и диаконы разносили причастие по рядам, так что всяк пребывал на своем месте. Мужчины принимали тело Иисуса Христа в свои руки, а женщины в определенные для сего употребления убрусцы, именуемые Господними⁶

Те и другие причащались сами с чрезвычайною предосторожностью, дабы не уронить и малейшей частицы. Причащение из чаши совершалось сперва через подавание оной верным. Потом ввели в употребление золотую или серебреную лжицу, дабы не разлить драгоценной крови; наконец во многих местах ввелся обычай обмокать в драгоценную кровь кусок освященного хлеба. Младенцев во многих церквах начали приобщать одною Святою Кровью. Напоследок, не причащавшимся, подавали, что весьма редко было в первые времена, остатки принесенного, но неосвященного хлеба, от чего произошел обряд хлеба благословенного.

Во времена апостолов, причастие принимали после любительных токмо пиршеств, в подражание вечери Иисуса Христа и для убеждения богатых помогать бедным пищей. Каждой приносил свой ужин, в продолжении которого пели хвалы Богу, или читали св. Писание. Впрочем, воздерживаться от употребления пищи пред Причащением есть обыкновение весьма древнее; и св. Августин возводит оное до времен апостольских. Общим же оно сделалось с IV века, хотя любительные пиршества существовали еще во многих местах, и Святых Таин, после вечери более не совершали, кроме великого четвертка. Наконец любительные сии пиршества, в начале своем истинно христианские по причине вкравшихся в оные злоупотреблений, мало по малу были уничтожены, в разные времена и в разных частях Церкви.

Обряд причащать под обоими видами, в XII веке, пришел в Западной Церкви нечувствительно в забвение; на Константском же соборе совершенно запрещено причащать верных Святейшею кровью.

Не могшим присутствовать при жертвоприношении, посылали Евхаристию с диаконами или иподиаконами и свещеносцами. Часть оной оставляли для напутствия умирающих. Верным позволяли брать Евхаристию к себе для повседневного оной по утрам употребления прежде вкушения всякой другой снеди, или в опасных случаях, когда надлежало идти на мученическую смерть, поскольку они не имели свободы собираться ежедневно для совершения Тайн. Обряд блюсти Евхаристию престал между западными христианами в исходе IV века наипаче же в V веке.

Способ, коим примиряли грешников, был столь спасителен, сколь и строг. Покаяние налагали на требовавших токмо оного; их принимали с великою любовью, но вместе и с великою осмотрительностью; внушали им, что покаяние была милость, которую не так легко можно получить; их прежде испытывали некоторое время, истинно ли и твердо ли было их обращение. Епископ налагал покаяние за грехи смертные, и определял должно ли оно быть всенародным или тайным и сколько времени нужно оному продолжаться; он назначал, если то было нужно, для назидания церкви. Чтобы грешник исповедовал грехи свои всенародно; между тем по обыкновенному порядку покаяние приносимо было священнику тайно. Смотря по важности и свойству преступления назначалось и время покаяния. Покаяние за воровство продолжалось обыкновенно два года, за клятво-нарушение одиннадцать лет, за прелюбодеяние пятнадцать, за вольное человекоубийство двадцать, за отступление от веры без крайней нужды во всю жизнь. Большее число одинаковых грехов, имело влияние на строгость наказания, но времени оного не увеличивало. Те, на коих налагалось всенародное покаяние, приходили в первый день четыредесятницы ко дверям церкви в нищенском, запачканном и изорванном рубище, в знамение скорби, и епископ, посыпав им главу пеплом и облекши их во вретище, запрещал им входить в церковь. Кающиеся пребывали обыкновенно в затворничестве, постились, молились, и упражнялись в строгом и чистосердечном умерщвлении плоти.

Кающихся было четыре разряда, плачущие, слушающие, повергающиеся и предстоящие, и все время покаяния разделялось на четыре сии состояния. На примере, учинивший вольное убийство, был четыре года между плачущими, то есть, он находился в часы молитвы у дверей Церкви, не на паперти, но вне оной, быв подвержен суровости времен года. Он одевался во вретище, посыпал пеплом главу и отращивал бороду. В сем состоянии, он умолял входивших в церковь верных пожалеть о нем и помолиться за него; и церковь действительно молилась за кающихся, как то она и ныне еще делает во время четыредесятницы. Следующие пять лет он был в числе слушателей: входил в церковь для слушания наставлений; стоял на паперти вместе с оглашенными, и при начатии молитв удалялся оттуда. Потом переходил он в третью степень, и молился вместе с верными, но на том же месте у дверей, распростершись на полу церковном, а выходил с оглашенными. Проводя сем лет в сем состоянии, он поступал в последнее, в коем пребывал четыре года, присутствуя при молитвах верных, и молился стоя, как и они, но ему не позволялось ни даров приносить, ни причащаться. Наконец, по совершении им двадцатилетнего покаяния, он допускаем был к Евхаристии.

Епископ, во все время покаяния, часто навещал грешников или посылал и ним какого-либо пресвитера для испытания их и поступления с ними, смотря по их расположениям, что наблюдал он с великим тщанием. Одних он устрашал или возбуждал; других утешал; соразмерял врачевания смотря на людей и болезни; ибо епископы налагание покаяния почитали духовным врачевством; они были уверены, что врачевание душ требует, по крайней мере, столько же знания, порядка, терпения и искусства применяться к нуждам каждого, сколько и врачевание тела, и что порочные привычки истребляются токмо временем и весьма строгим воздержанием. Они остерегались приводить грешников в отчаяние чрезмерною строгостью, которая, ввергая их в уныние, подавала бы им повод возвратишься и мирским забавам и к жизни языческой. Впрочем, зная, сколь вредно преждевременное разрешение, они обуздывали их нетерпение; и совершенное примирение с церковью давали им, преклоняясь их слезами и действительною переменою нравов, а не докучливостью, или угрозами.

Кающийся из одной степени в другую переходил по повелению токмо епископа. Одно время не решало покаяния; но оное сокращали, если была тому особенная какая причина, как-то, необыкновенное усердие кающегося, смертельная болезнь или гонение. Сие разрешение, коим совращалось покаяние, положенное правилами церковными, называлось отпущением и св. Павел показал оному пример в разрешении коринфского кровосмесителя, отлученного им от Церкви.

Когда епископ рассуждал за благо прекратить покаяние, то обыкновенно делал сие в конце четыредесятницы, дабы кающийся, начали снова участвовать в Святых Тайнах в праздник Пасхи. В великий четверток кающиеся приходили к дверям Церкви; епископ, принесши за них многие молитвы, вводил их, по убеждению архидиакона, который представлял ему, что это было самое удобное к примирению время, и что церковь по всей справедливости, могла принять заблудших овец своих в то время, как она умножала стадо свое вновь крещавшимся. Епископ давал им поучение о милосердии Божии и о том, как они должны были переменить жизнь свою, и в знак их решительного согласия на сие, повелевал им поднять руку. Наконец, преклоняясь молением Церкви, и убедившись в их обращении, он разрешал их торжественно. Тогда обривали они бороду, снимали с себя вретище и паки начинали жить подобно прочим верным.

Если в продолжение покаяния, впадали в новое преступление, то надлежало начинать оное снова. Буде кающийся не переменял жития своего, то его оставляли в том же состоянии, не допуская к причащению; если же по получении разрешения, он соделывал снова уголовное какое преступление, тогда уже он не мог никогда приобщаться Святых Таин; ибо всенародное покаяние допускалось токмо один раз. За него молились, увещевали его обратиться к Богу и уповать на беспредельное Его милосердие. Однажды включенные в число кающихся, хотя и получали разрешение и были принимаемы в недра Церкви, но почитались недостойными к занятию священнического сана, ниже́ к другой какой должности.

Таков был всеобщий образ правильного и законного покаяния, которое называли многотрудным крещением. Но оно вскоре лишилось своей силы, наипаче во времена невежества, в особенности же в XI веке. Тогда воображали, что каждый одинакового рода грех заслуживал свое покаяние; таким образом, если убийца, например, должен был омыть грехи свои двадцатилетними слезами, то для десяти, убийств надобно было двести лет, что делало покаяние невозможным, а правила смешными. И так надлежало тогда прибегать к удовлетворениям другого рода. Нашли нужным для сего перечитывание псалмов, коленопреклонения, бичевания, раздаяние милостыни, странствование ко Святым местам. Были даже монахи в Западной Церкви, снимавшие на себя покаяние других, таков был Доминик Кюирас (Броненосец). не проходило ни одного почти дня, чтобы сей святой не прочел двукратно всего Псалтиря, и чтения сего не сопровождал бичеванием. Три тысячи ударов составляли год покаяния: в продолжение пения десяти псалмов давали себе тысячу ударов. Прочтение всего Псалтиря, содержащего в себе сто пятьдесят псалмов, во время которого давали себе пятнадцать тысяч ударов, составляло пять лет покаяния. Итак, двадцать раз надлежало прочесть Псалтирь и триста тысяч получить ударов для совершения столетнего покаяния. Доминик совершал оное менее, чем в шесть дней; и он в особенности умел действовать обеими руками, не считая сугубого удара сего вдвойне. Во время четыредесятницы он совершал таким образом тысячелетнее покаяние.

Но сколь все способы сии были далеки от духа, оживлявшего церковь в установлении правильного покаяния! Цель покаяния сего была та, чтобы возбудить и укрепить чувствования сокрушения о грехах, и искоренить новые преступные привычки через частое исполнение добродетелей, противоположных оным. Покаяния XI и последующих веков могли токмо произвести лицемерие, суеверие, пагубную беспечность; все сии способы, предписанные невежественною набожностью, можно было исполнять, не делаясь от того лучшим, ни не чувствуя сердечного обращения. Сверх того, как смели думать, чтоб бичевание, которому добродушный инок подвергал себя, чтобы великие, налагаемые им на себя за грешника труды, имели для грешника сего врачебную силу? Грех не денежный долг, который всякой может платить за другого. Он есть опасная болезнь, которую надобно лечить в лице самого больного.

Посвящение всегда предшествуемо было постом и сопровождаемо молитвами; сии молитвы совершались обыкновенно в ночь с субботы на воскресенье; проводили всю ночь во бдении; потом епископ совершал посвящение, коего главный обряд всегда был рукоположение, и после которого приносилась жертва.

Епископ избираем был в присутствии народа, областными епископами, собиравшимися в ту церковь, где не было епископа, в числе, по крайней мере, трех. Присутствие народа почиталось необходимым, дабы все, быв уверены в достоинстве избранного, охотнее ему повиновались, ибо избирали обыкновенно крещенных, в той же Церкви кои в течении многих лет перешли все духовные должности.

Епископ избирал клириков из христиан, коих святость была всем известна и доказана опытами, и сие было обыкновенною наградою исповедников, то есть, защищавших веру против язычников и еретиков, и оказавших наиболее постоянства в мучениях. Епископ часто делал выбор сей по просьбе народа, по крайней мере при его участии, и всегда с совета своего духовенства, и по испытании, с искуснейшими пресвитерами, избираемых им, для узнания, имеют ли они нужные качества; к согласию же посвящаемых малое имели внимание. не токмо не ожидали, чтоб они просили священства; но весьма часто посвящали их против их воли, силою или хитростью.

Епископ тогда только посвящал в пресвитеры, диаконы и в другие клирики, когда они действительно были необходимы для служения его церкви. Число их было не велико. Епископов в сравнении с ними было гораздо более; ибо их поставляли во всех городах, где было достаточное число христиане. Крестившихся в другой провинции запрещалось посвящать, поскольку жизнь их не была известна. По посвящении, обязывали клириков не токмо к пребыванию, но и к непременному во всю жизнь их житию на одном месте, разве епископ назначал им другое, ибо они были в совершенной от него зависимости. Они были учениками, которых он наставлял, образовывал и возвышал с одной степени на другую; для употребления их в разные должности, смотря по их дарованиям.

Христиане имели высокое понятие о браке: ибо целью его почитали произведение разумных тварей, предназначенных к жизни вечной, и думали, что он особенным образом соделывает человека, подобным Богу, по колику здесь человек соучаствует в деле Божием, т.е. в воспроизведении подобных себе существ. Между прочим, до воспитания детей относящимися правилами, советовалось сочетать их браком заблаговременно, дабы тем предохранит от распутства: воспитывавшим же сирот, по любви христианской, давали увещания, чтоб их, как скоро достигнут совершеннолетия, сочетавали браком, и при том лучше с собственными детьми, нежели с другими: а сие показывает сколь мало руководствовались христиане корыстолюбием при своих браках.

При браках, равно как и при других важных делах испрашивали совета у епископа, дабы совершались они не по побуждению вожделения, но по воле Божией. Когда обе стороны были согласны, то брак совершался всенародно и торжественно в церкви освящался в ней благословением пастыря и утверждался приношением Святых Даров. Супруги давали друге другу руку, и жена получала от мужа золотое кольцо, на котором нередко было начертание креста, или символическое изображение какой-либо добродетели. В торжественные дни праздников или постов, верные не пользовались правом, супружеству предоставляемым. Отсюда произошло запрещение совершать в известные времена года бракосочетание. Возбранялось им вступать в брак с неверными; буде же они были сочетаны прежде, то жили вместе. Вторые браки, хотя и были позволены, но почитались слабостью, в некоторых же церквах на вступивших во второй брак налагалось покаяние.

Нельзя сомневаться, чтобы таинство Елеосвящения не было установление Божеское, и чтобы оно не было в употреблении в Церкви с самых времен апостольских. Поскольку св. Иаков, обращая слово свое ко всем христианам вообще, говорит: болен ли кто из вас? Призовет пресвитеров церкви, чтоб они помолились над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит больного, и Господь восставит его: и грехи, какие он сделал, простятся ему (Иак.5:14–15).

До VII века Елеосвящение совершаемо было прежде Причастия (напутствия), даваемого отчаянно больным; обыкновенно немощного приносили в церковь, буде же он был в силах, то сам приходил туда, для принятия сего таинства; ибо в те времена не удерживали как ныне, благодатных даров, сообщаемых больному чрез сие божественное помазание, до того времени, как больной дойдет до последней крайности. В древние времена Елеосвящение в наибольшей части Церквей на Западе совершалось следующим образом. Больной исповедовал грехи духовному своему отцу, потом священники (ибо их обыкновенно бывало много при совершении сего таинства) при чтении молитв кропили его святою водою. Тогда больной вставал на колени по правую сторону первенствующего священника. Во многих местах, он становился на благословенный пепел, между тем как пели антифоны и читали молитвы. По совершении сего обряда, пресвитеры возлагали на больного руки; потом каждый из них крестообразно намазывал ему освященным елеем шею, горло, грудь, между плеч, то место, где наиболее он чувствовал боль и органы пяти чувств естественных. все сие было предшествуемо, сопровождаемо или последуемо антифонами, духовными песнями, пламенными молитвами. Обряд сей во многих церквах, оканчивался благословением пепла, которым крестообразно посыпали грудь или голову болящему, для напоминания ему его ничтожества, и благословением вретища, в которое облекали его, для внушения в него чувствований покаяния. Из слабого описания сего видно, что совершение сего таинства было тогда гораздо продолжительнее, нежели ныне в Церкви Западной: но добрые пастыри всегда находят кратким то время, которое употребляют на молитвы, на освящение и на утешение тех, коих Бог вверил их попечениям.

Христиане постились чаще иудеев, но образ пощения был почти одинаков, и сопровождался естественными знаками печали. Пост существенно состоял в том, чтобы есть однажды в день к вечеру, то есть, только ужинать, воздерживаться от вина и яств наиболее вкусных или питательных, и провождать день в уединении и молитве. С постом всегда соединяли милостыню; и сам пост доставлял к тому средства, ибо при нем сберегалась часть обыкновенных расходов. Пить прежде или после стола почитали они нарушением поста.

В первые времена, те только посты считали за повеленные в новом законе, которые предшествовали Пасхе, то есть, Великий Пост. Были и другие посты, по набожности токмо употреблявшиеся, как-то в среду и пятницу каждой недели, и посты, установляемые епископами в чрезвычайных нуждах церкви, и наконец посты четырех времен года, дабы покаянием освятить различные времена года.

Посты были различны и троякого рода: посты стояний, оканчивавшиеся в три часа по полудни, и называвшиеся также полу-постами; пост великий, продолжавшийся до шести часов вечера и до захождения солнца; пост сугубой, когда целой день ничего не вкушали. Постились таким образом в великую субботу; а некоторые кроме сего и в великую пятницу, иные проводили три дня, другие четыре, некоторые же наконец и все шесть дней страстной недели, не приемля пищи каждой по своим силам.

Степени пощения были также различны, одни не ели ничего вареного, а другие ограничивались сухоядением, воздерживаясь не токмо от мяса и вина, но и от всех винных и сочных плодов, и вкушая с хлебом токмо орехи, миндаль и подобные плоды.

В торжественные посты церкви, особенно же в четыредесятницу, никто не был от оных увольняем, и ни состояние, ни возраст, не были приемлемы законными оправданиями. все дела прекращались: в многолюднейших городах было столь же тихо, как и в пустынях, наипаче же по даровании религии спокойствия. Верные большую часть дня проводили во храмах; молились, слушали чтения и поучения; из чего следует, что служба в сии дни всегда была весьма продолжительна. В течении поста не совершали браков; отказывались от самых невинных позволенных увеселений; не разбирали тяжб; не носили оружия; не предпринимали даже путешествия без величайшей нужды; и все спасительные обряды сии наблюдались еще благоговейно в великий Пост в IX веке. Но где ныне сия благочестивая ревность?

Власть, которую имел епископ над своим духовенством, была не что иное как управление, кроткое и человеколюбивое, а не господство и власть деспотическая. Клирики разделяли власть епископа, поскольку он ничего не делал без их совета. Он в особенности уважал советы пресвитеров, кои составляли как бы совет церковный. Они столь были уважаемы, а епископы столь смиренны, что и по наружности немного было между ними различия.

все клирики, не исключая и самых епископов, жили бедно, или, по крайней мере, просто как обыкновенные люди, не отличаясь нимало от них по наружности. Большая часть употребляли в пищу токмо овощи и сухие снеди, часто постились и налагали на себя различные удручения тела сколько то, многотрудные их должности им дозволяли. Многие, по посвящении своем, не преставали снискивать себе пропитание трудами рук своих, по примеру св. Павла; многие провождали жизнь в общении, помещались в одном дом, и вкушали пищу вместе в одной комнате. Они не имели никакой собственности и содержали себя токмо тем, что доставляла им церковь: это было великое семейство, которого епископ был отцом.

Епископам, пресвитерам и диаконам более всего предписывалось хранить воздержание. Если возведенный в сан епископа имел жену, то он почитал ее с того времени токмо своею сестрою.

Пастыри и клирики, сколько были любезны по своему человеколюбию и ревностному исполнению служения своего, столько же были почтенны и по другим добродетелям. Епископ всегда присутствовал, как начальнике, при всенародных молитвах, при изъяснении св. Писания и при жертвоприношении, в каждое воскресенье и во все особенные праздники. Как сам он, так и пресвитеры его непрестанно занимались наставлением оглашенных, утешением болящих, увещанием кающихся, примирением врагов. Они прекращали все ссоры; ибо не терпела, чтобы христиане тяжбы свои представляли на суде язычников. Епископы обыкновенно в понедельник разбирали сии тяжбы, дабы обе стороны, буде он тогда же не соглашались на приговор, имели время прекратит оные до будущего воскресенья, в которое должны были молиться все вместе и приобщаться Святых Тайн. Епископ заседал с пресвитерами в предстоянии диаконов, ссорящихся же поставляли в средину. Выслушав их, он всячески старался согласить их к полюбовному примирению до произнесения суда своего, которого без согласия пресвитеров никогда он не делал. Кто после сего будет удивляться любви и почтению, которые имели верные к служителям алтаря? Они были отцами всем бедным и прибежищем всем несчастным; было также в обыкновении, при приближении к пресвитерам, повергаться пред ними, и, в ожидании их благословения, целовать им ноги. Их называли святыми, блаженными, благочестивыми, преподобными, возлюбленными Божиими и другими именами. Имя папы, то есть, отца было долгое время общим всем епископам, и поныне еще всех священников Греческой Церкви называют попами, слово имеющее тоже значение, какое в Латинской Церкви имеет слово аббат. Епископы и пресвитеры со своей стороны, в знак смирения именовали себя рабами рабов Божиих, или другими подобными именами.

Были христиане, которые в подражание пророкам и св. Иоанну Крестителю и для упражнения себя в благочестии, наказанием и порабощением тела своего, без всякого принуждения и по доброй своей воле исполняли охотно все подвиги покаяния, их называли аскетами, то есть, подвижниками. Они обыкновенно затворялись в домах, где жили уединенно, храня целомудрие и с христианскою трезвостью соединяя воздержность и чрезвычайное пощение. Они носили власяницу, ходили босыми ногами, спали на земле; провождали большую часть ночи во бдении, прилежно занимались чтением св. Писания и непрестанною молитвою.

Были также многие девицы, посвящавшие Богу свое девство, или по совету родителей своих, или по собственному своему влечению. Он вели жизнь подвижническую, пребывали по большей части в дом родительском, или жили по две и по три вместе, выходя токмо в церковь, где он имели отдельные от прочих женщин места.

Вдовицы, не хотевшие вторично вступать в супружество, жили почти как девы; но не в таком затворничестве, поскольку занимались внешними делами, как то: посещали больных и узников, помогали им, питали бедных, погребали мертвых, и вообще исполняли все то, что предписывает самая живая и сама – великодушная любовь.

В диаконисы избирали вдовице пожилых, благоразумных и испытанных во всех делах благочестия. Он были рукополагаемы и причислялись к клиру, поскольку, в рассуждении женщин, они исполняли некоторую часть должностей диаконов. Должность их состояла в том, чтобы навещать всех женщин, коих бедность, болезнь или другое какое несчастие соделывало достойными попечения церкви. Они повторяли оглашенным женщинам и девицам наставления епископа или пресвитера; представляли их ко крещению, помогали им раздеваться и одеваться, дабы пресвитера не видали их наготы; потом они сих ново-крещенных наставляли в продолжении некоторого времени в житии христианском. В храмах они стояли у дверей со стороны женщин, и наблюдали, чтоб каждая из них стояла в своем ряду и хранила молчание и скромность, приличные месту и религии. Они во всех должностях своих отдавали отчет епископу, и по его повелению пресвитерам или диаконам.

Под конец гонений, и особенно в первые времена по возвращении Церкви мира, начали строить монастыри. Св. Антоний, провождавший несколько времени отшельническую жизнь, по примеру св. Павла, которого почитают главою и образцом пустынников, первый собрал учеников в пустыню, и заставил их жить в оной – обществом. Их не называли аскетами, хотя они и упражнялись в трудах подвижнических; а именовали их монахами, то есть едино-жительствующими. Или еремитами, то есть, пустынножителями. Киновитами называли живших обществом, а анахоретами тех, кои, живши долгое время в обществе, и научась в оном побеждать страсти, удалялись в глубокую пустыню. Впрочем, киновиты жили весьма уединенно, поскольку они видели токмо своих собратьев, быв отделены от всякого жилища на многие дни пути в песчаных пустынях, куда все надлежало приносить из других мест, даже воду. Они видались друг с другом только вечером и ночью, в часы молитвы, занимаясь целой день работою в своих кельях, одни или по два, и храня всегда глубокое молчание. Святые мужи сии, избранием столь строгого рода жизни, не мнили ввести новость, ни превознести себя добродетелью выше своих предков; они хотели токмо сохранить строгое исполнение предписаний евангельских, о котором знали из предания, и которое видели со дня на день ослабевающим. Они не старались обратить на себя удивление необыкновенными подвигами покаяния, но токмо жить истинно по-христиански. От прочих людей они отличались токмо простотой и бедностью своего одеяния, покрой которого не разнствовал, впрочем, от покроя обыкновенной одежды всех прочих. Большая часть монахов, теперь еще существующих, и доныне сохранили одежду, употреблявшуюся в древности, которая потому токмо кажется ныне странною, что изменились обычаи.

Были также и женские монастыри даже в пустынях; монахи строили для монахинь кельи и помогали им во всех грубых работах; монахини шили монахам одежды и оказывали им другие подобные услуги; но все сии сношения производились чрез некоторых избранных стариков, которые одни токмо приближались к женским монастырям.

Святость монастырской жизни разливала такое сияние, что в короткое время на востоке не токмо были повсюду многие тысячи монахов, но и монастырей. Она распространилась вскоре по всему христианству.

В то же время составилось во многих западных церквах общество клириков, кои вели почти монашескую жизнь, сколько-то должности их позволяли. Сих клириков называли канониками и в половине VII века Хродиган, епископ Мецкий, дал им устав, с того времени, принятый всеми канониками.

Первым и главным занятием верных была молитва, которую, сколько было возможно, они совершали совокупно. Общественные молитвы, при которых они все присутствовали, были утренние и вечерние, кои мы называем ныне утренями и вечернями. Им внушаемо было святить таким образом начало и конец дня, и не отрекаться от сего ни по каким временным занятиям. Промежутки сна советовали употреблять в пользу, размышлять в оные о псалмах и молитве Господней, и читать каждое утро и во всех опасных случаях Символ веры. все работы, как то, возделывание земли, посев, жатва и собирание плодов, и прочее, начинались и оканчивались молитвами. Приветствием в начале писем и при взаимных встречах было не одно только засвидетельсвование дружества, но и молитва. При самых маловажных действиях, они употребляли знамение креста, как сокращенное благословение.

Вся наружность христиан была строга и без всякого убранства, или, по крайней мере, проста и степенна. Они отметали одеяния ярких цветов, шелка, кольца, драгоценные вещи, завивание волос, благовония, слишком частое употребление бань, чрезмерную опрятность, словом все, что может возбуждать к чувственной любви и сладострастию. Удалялись от публичных зрелищ, которые более способствуют ко воспламенению страстей, нежели к доставлению приятного отдохновения человеку. Они осуждали игру в кости и в прочие сидячие игры, коих наименьшее зло состоит в питании праздности. Телесный труд или умеренное телодвижение служит отдохновением для духа; для восстановления телесных сил достаточно уже одного покоя, пищи и сна; но в играх нет никогда никакой необходимости: доказательством сему служит пример бедных и всего простого народа, работающих беспрестанно; богачи токмо и люди праздные ищут увеселений для разогнания неразлучной с праздностью скуки. Большая часть верных были женаты; ибо безженство язычников, основывавшееся единственно на разврате и распутстве, было им ненавистно. Всего же удивительнее была тесная связь, которою христианская любовь их соединяла. Они жили вместе как родные, назывался отцами, детьми, братьями, сестрами, смотря по возрасту и полу. Сия Божественная связь поддерживалась властью каждого отца в своем семействе, и повиновением епископу и пресвитерам, кои сами служили образцами для всей паствы.

О всех бедных великое имели попечение, но те не были почитаемы бедными, кои могли работать, поскольку они в состоянии были не только не отягощать никого, но даже способствовать к пропитанию прочих бедных; священную сию должность каждый христианин налагал на себя, смотря по силам своим и способностям.

Христиане заботились о подаянии помощи больным и о непрестанном нахождении при них; в общественных же бедствиях, они первые, а часто и одни токмо, вспомоществовали своим соотечественникам. Они почитали смерть – вратами вечности. Большая часть из них, живя добродетельно, не столько страшились оной, сколько желали; те, которые лишались родных и друзей своих, более радовались вечному их блаженству, утешаясь надеждою опять увидеться с ними на небесах, нежели сколько огорчались временною разлукою с ними. Смерть их они считали за сон; отсюда то происходит слово κοιμητήριον – кладбище, которое на греческом языке значит спальная комната. Для лучшего засвидетельствования веры вид воскресение они прилагали великое старание о погребении; многие предавали тела земли набальзамировавши их: потом покрывши тонким полотном или драгоценною тканью, выставляли их на три дня, в продолжение коих непрестанно читали при оных молитвы; после сего относили их в церковь с вожженными восковыми свечами и факелами, поя псалмы и гимны, приносили бескровную жертву для испрошения Божеского милосердия усопшему, и давали бедным обед, который называли вечерей любви и другие милостыни, молились о усопших особенно в третий, девятый и сороковой день; сверх того совершали память о них по прошествии года, и кроме ежедневного поминовения на жертвоприношении, оное совершалось по истечении каждого года. Из уважения к памяти покойников, с телами хоронили иногда разные вещи, как то знаки их достоинства, орудия их мученичества, надгробие их, пли, по крайней мере, их имя, медали, кресты, Евангелие, Наблюдали, чтоб тела были полагаемы навзничь лицом к востоку. Погребение близ мучеников считали за великое благо, от чего в последствии времени весьма умножились погребения близ церквей.

Истинные ученики Христовы умели переносить самые неосновательные подозрения и самые несправедливые клеветы, не восставая против клеветников, не ропща, и не питая к ним ненависти. Они старались хранить мир со всеми людьми, и жили так, что могли заградит уста самым смертельным врагам своим. не говорили о религии с теми, кои не были расположены к оной; молились за них и назидали их своим терпением и добрыми делами, непрестанно воздавая им добром за зло. Никогда не жаловались на правительство и никогда не говорили презрительно о властях; воздавали им всякую честь и всякое повиновение, когда они не принуждали их к идолопоклонству; платили подати не только без сопротивления, но и без ропота; ежели же не в состоянии были заплатить оные, то заменяли их своею работою. не только не возбуждали никогда бунтов и мятежей, но и никогда не участвовали в составлявшихся против императоров заговорах; одни только они не мыслили избавиться от Нерона, Домитиана Коммода, Каракаллы и многих других тиранов. Они лишали себя буйных удовольствий, к коим столь пламенно стремится большая часть людей, и за то были изъяты от огорчений и терзаний, причиняемых страстями, поскольку они жили без честолюбия и корыстолюбия. не прилепляясь к благам сея жизни, они мало трогались её бедствиями; их утешало спокойствие доброй совести, радость о делах добродетельных, которыми они старались угодить Богу, наипаче же упование на другую жизнь, которую почитали близкою, и для которой трудились непрестанно.

Таковы были первые христиане, таково было совершенство, до которого люди сии, толико же слабые, как и мы, достигали точным исполнением заповедей Евангелия; но сколь мы, недостойные наследники веры сих святых, совратились со стези их!

В начале седьмого века, злой дух восхотел основать царство, которого бы он один был властелином, и общество, которое бы явилось в мире столь же обширным, как и Кафолическая церковь, составляющая Царство Иисуса Христа.

Он входит в сердце Магомета, учит его, и сей необыкновенный человек послушный духу злобы, наставлявшему его, выдает себя за пророка между аравитянами, соотечественниками своими. Иисус Христос пришел победить страсти человеческие; Магомет приходит благоприятствовать им. Христос пришел различить свет истины; Магомет приходит возвратить времена невежества. Христос основал церковь свою проповедью Евангелия, силою чудес и самою кровью мучеников; Магомет основывает империю свою одною силою оружия, и одними своими победами доказывает свое посланничество. Христос пришел спасти людей; Магомет погубить их; наконец, Христос есть Искупитель мира; Магомет есть бич Божий; а последователи его, отъявленные враги имени христианского, пребудут жезлом, который Господь из века в век будет употреблять для наказания народа своего. Менее, чем в тридцать лет, вся Аравия покоряется, добровольно или силою, мнимому пророку, положившему таким образом основание обширной Сарацинской Империи.

Но между тем, как обманщик сей угрожал христианству, новая церковь Англинская, основанная под покровительством св. Григория великого, и укрепленная попечениями Папы Вонифатия V, прославилась своими добродетелями.

Являются монофелиты и своими ухищрениями уловляют папу Онория I, который вступает с ними в опасное согласие, и о догматах, коим они учили, соглашается хранить глубокое молчание.

К довершению бедствий, император Ираклий принимает решить спор единою своею властью и предлагает свой Эктесис, или Толкование, благоприятствующее монофелитам. Но обманчивые ухищрения еретиков были наконец обличены. Папа Иоанн IV осуждает оное толкование. Констанс, внук Ираклиев, подтверждает указ своего деда собственным своим, названным Тип, или Образ веры. Св. Софроний, Патриарх Иерусалимский и папа Феодор противятся сему предприятию. Папа св. Мартин I, собирает собор в Латеране, на котором предает проклятию Тип и поборников ереси. Св. Максим, константинопольский монах, прославившийся на всем востоке благочестием и учением, оставляет двор, зараженный новыми заблуждениями, смело выговаривает императорами, дерзнувшим защищать лжеучение, и переносит бесчисленные бедствия за кафолическую веру. Папа Мартин, влачимый из ссылки в ссылку, претерпевает непрестанно новые жестокости от императора, и наконец умирает среди страданий, без всякой жалобы, и не отступя нимало от долга своего служения.

Магомет, и преемники его, именующие себя калифами, то есть, наместниками пророка, распространяют повсюду ужас своего оружия. Бог, коему угодно было наказать свой народ за долговременное вероломство, дарует быстрый и постоянный успех святотатственным усилиям аравитян или сарацин. Менее, нежели в тридцать лет, они занимают Сирию и Палестину, бывшие первым убежищем арианства; покоряют Святой Град, где пелагианская ересь нашла покровительство; делаются властелинами патриархов, Антиохийского, развращенного заблуждениями Нестория, и Александрийского, зараженного евтихеизмом. Персия, с толикою яростью гнавшая истинную религию, подвергается нападениям их чрез свои разделения, и они без сопротивления покоряют великое сие царство. Они входят в Африку, которую прежде терзали донатисты; делают ее своею данницей, и вскоре потом включают ее в число своих областей. Наконец они и Западу грозят столь же быстрым вторжением; но Всевышний останавливает их победы: не время еще было наказать сию часть Церкви, и попускает властолюбию возбудить кровавые раздоры и вечные вражды между жестокими последователями Магомета.

Вся церковь получает новой свет от шестого Вселенского Константинопольского собора, который поразил проклятием всех виновников монофелитской ереси, не пощадив покровительствовавшего им папу Онория I. Константин Погонат, подражатель великого Константина и Маркиана, присутствовал по примеру их на сем соборе, и как он являл к оному такое же послушание, то и был почщен теми же титлами православного, благочестивого, миролюбивого императора и восстановителя веры.

В то время как сарацины силились погасить веру на Юге, она распространялась на севере. Килиан, посланный папою Кононом, проповедовал Евангелие в Франконии; Вигберт своим терпением среди мучений утвердил владычество веры в Фрисландии; Свиберт, Виллеброд и другие распространили оную в соседних областях.

На пятом и шестом Вселенских Соборах не были изложены правила церковные. Восточные христиане, спустя двенадцать лет после шестого собора, предположили сочинить Устав благочиния, который впредь мог бы служить для всей Церкви. Император Юстиниан II созвал по сему случаю собор из восточных епископов⁷ но устав греков не был принят латинянами, и это подало новой повод к разделению между сими двумя великими частями Церкви. Таким образом, последнее достопамятнейшее событие VII века, предшествовало ужасным, вскоре за оным последовавшим нестроениям. В сем веке. Насчитывается девяносто семь соборов, и двадцать пап.

Бедствия, которыми Бог карал восток, не удержали пагубных успехов беззакония на Западе. Он также начинает наконец нести тяжесть гнева Божия. Распутства Короля Родрига подвергают Испанию владычеству мавров; так называли сарацинов, овладевших Африкой. Графе Юлиан, желая отмстить за дочь свою, которую сей сладострастный государь обольстил, призывает сих неверных. Они приходят с бесчисленными войсками; Родриг погибает; Испания покоряется, и владычество готофов в ней угасает. Церковь Испанская, толико цветущая в VII веке, но внезапно впадшая в самое жалкое состояние от распутства королей Испанских, новому подверглась тогда искушению. Но как она сохранилась при арианах, так и магометане не могли ее сокрушить. Сперва они дали ей довольно свободы; но в последующие веки ей надлежало выдержать великие брани, и целомудрие также, как и вера, имело своих мучеников, под тиранским владычеством народа, в котором с злочестием соединялось скотское сладострастие.

В то время, как владычество Магомета ниспровергало религию, в сей части Европы, царство Иисуса Христа основывалось в немецкой земле. Англия, пославшая проповедников веры во Фризию, отправила других, кои проникли даже до диких племен, населявших болота и леса древней Германии. Священник Вонифатий обратил оные, и от папы Григория II поставлен их епископом. Ученики его продолжали его подвиги, и вскоре Евангельская кротость смягчила нравы суровых саксонцев, у которых Стурн, аббат Фульдский, был первым проповедником Евангелия.

Лев, по прозванию Исаврянин, причинил смятение в Империи Константинопольской и во всей Церкви. Он предпринял ниспровергнуть, как идолов, иконы Иисуса Христа и Святых Его. Но не могши привлечь к своему намерению св. Германа, Константинопольского Патриарха, он начале действовать своею властью, и сочинивши в своем совете сообразный с волею своею указе, сверг и разбил образ Спасителя, поставленный на больших вратах церкви Константинопольской. Сим-то начались неистовства иконоборцев. Прочие иконы, со времени водворения тишины в Церкви, поставленные императорами, епископами и всеми верными на публичных и частных местах, были также сокрушены. Народ возмутился от сего зрелища. Императорские статуи были свержены во многих местах. Лев почел сие за оскорбление своей особы; но ему ответствовали, что он сам нанес такое же оскорбление Иисусу Христу и Святым Его; и что, по собственному его признанию, поругание, сделанное изображению, падает на изображенное лицо. Св. Иоанн Дамаскин писаниями своими восстал против ложной ревности тех, кои поддерживали оное безумное предприятие; и сей святой инок, бывший в свое время учителем и светильником востока, претерпел весьма много, также как и св. Герман, который согнан был с своего престола и скончался в заточении в девяностолетней старости.

Константин Копроним шестовал по стопам Льва, отца своего; а для подкрепления себя в том церковною властью, собрал в Константинополе многочисленный собор. На оном невидно однако же было, по обыкновению, ни патриархов, ни посланников от Римского престола, ни посланников от других главных престолов Церкви. На оном осуждена, как идолопоклонство, всякая честь, воздаваемая иконам по уважению к тем лицам, кои изображены на оных. Гонимые за воздаваемую честь иконам христиане православные, ответствовали императору, что они лучше хотят перенести всякого рода крайности, нежели не почитать Иисуса Христа в Его изображении. Тогда было много мучеников.

Жестокое гонение сие продолжалось с одинаковою яростью до царствования внука Копронимова – Константина. Тогда дела начали изменять вид свой. Павел Патриарх Константинопольский, объявил при конце своей жизни, что он вооружался против икон вопреки своей совести; он удалился в монастырь, где в присутствии императрицы Ирины оплакивал несчастие Константинопольской Церкви, отделенной от четырех патриаршеских престолов, и предложил ей собрать Вселенский Собор, как единственное врачевство против столь великого зла.

Преемник его св. Тарасий утверждал, что о сем предмете порядком рассуждаемо не было на соборе, бывшем при Копрониме; ибо на оном начало положено указом императорским, собор вопреки древним правилам руководствовался оным указом вместо того, что в духовных делах надлежало начинать собору, а императорам подкреплять церковные суждения. Основываясь на сем, он не иначе принял патриаршество, как с тем условием, чтобы созван был Вселенский Соборе. Собор сей начался Константинополе и продолжен в Никее. Папа Адриан прислал туда своих легатов. Ложный собор иконоборцев осужден. Решено было, чтобы святые иконы были почитаемы в память и из уважения к тем лицам, кои на оных начертаны. Константин и Ирина повелели с благоговением исполнят определения сего досточтимого и святого собора, который церковь Греческая и церковь Латинская равно признают седьмым Вселенским Собором.

В сем веке было девяносто три собора, а на престоле Римском тринадцать пап.

Император Лев V, по прозванию Армянин, возобновил войну против святых икон. Св. Никифор, Патриарх Константинопольский, воспротивился ему с силою, и заслужил ту славу, что, защищая кафолическую веру, лишился своего престола. Феодот, возведенный на место сего святого епископа, председательствовал на втором злочестивом соборе иконоборцев, гонение возгорелось с новою яростью, и в продолжение более тридцати лет породило множество доблественных мучеников. Честь прекратить сие гонение опять предоставлена была женщине; императрица Феодора, управлявшая империей во время малолетства сына своего Михаила Багрянородного, шествуя по достославным стопам Ирины, собрала в Константинополе соборе, на котором почитание святых икон было наконец восстановлено навсегда, враги же их прокляты.

В сие время церковь Испанская была добычею кровожадной свирепости мавров, терзавших оную, и имела славу послать на небо многих бестрепетных защитников веры, о которых память сохранил нам священник Евлогий, имевший также счастье положить жизнь свою за Иисуса Христа.

ûСия статья и статья в пятнадцатой беседе об отделении Западной церкви от Восточной заимствованы из «Начертания Церковной Истории» Иннокентия; поскольку оные неверно рассказываются аббатом Филасье, прим. переводчика.Испанские и Французские писатели со времен четвертого Толедского собора писали, что Дух Святый происходит и от Бога Сына: напротив, Рим исповедовал по Никейскому Символу, то есть, что исходит он токмо от Отца. Папа Лев III по случаю вопроса, предложенного Аквисгранским собором в 809 году: можно ли во время Богослужения читать в символе Filioque (и от Сына), Никейско-цареградский Символ, вырезанный на досках, поставил во храм пред престолом. Но около половины сего века Фотий в окружном послании и на соборе уже обличал папу Николая за повреждение Символа, прибавлением к оному Filioque (и от Сына): Константинопольский собор осудил сие нововведение, сделанное латинянами; а латиняне осудили греков за противомыслие. Вскоре потом началась борьба между писателями и явное деление между христианами восточными и Западными.

Таковы были главные события IX века.

В X не видно было ни ереси, ни раскола, ни споров, Всемогущий удержал набеги варваров, которые со всех сторон наводняли, разрушали древнюю Империю Римскую, и даже заставляли трепетать монархии, на обширных её развалинах основавшиеся: Он, продолжал распространять Евангелие на севере. Норманны, шведы, датчане, славяне, россияне, поляки, прусаки, венгерцы, словом самые дикие народы принимали христианскую верһПросветителями славян был Мефодий и Кирилл, греческие монахи, преложившие на славянский язык Новый Завет, Псалтирь и богослужебные книги. В России христианство было принято Аскольдом и Диром около 867 года; а великою княгиней Ольгою – в 955 году. Во всех пределах России распространена христианская вера великим князем Владимиром Святославичем, который сам крестился в Херсоне в 988 году по РХ, прим. переводчика.

В течение двух сих веков, в разных церквах было более трехсот соборов; на римском престоле было сорок пять пап, из коих многие подавали великий соблазн христианскому миру.

В сие время является человек с обширным умом, смелым гением: он предприемлет переменить религию народов, и прежде всего обольщает фанатическую и легковерную нацию, которой он, вместо всякого доказательства своего посланничества, представляет меч и смерть. Магомет, от крови князей меккских происшедший, впрочем, бедный, занимавшись многие годы провожанием караванов сирийских и аравийских купцов, вдруг приемлет на себя скромное титло пророка, посланника, друга Всевышнего, и из странной смеси иудейской и христианской вере, составляет учение, которое принуждает принять своих соотечественников, действуя то обаяниями и обманами, то с мечем в рунах. Он учит, что един токмо есть Бог; что Он вечен, неделим; что Он предопределяет людей и добру и злу; что Иисус Христос был пророк Господа, распятый токмо по-видимому; что хотя Иисус Христос не умер, но Он умрет и воскреснет; что демоны спасены будут; что одно обрезание нужно; наконец, он полагает за один из догматов своей религии, что он есть величайший из пророков и первый по Богу. Он позволяет всякое чувственное удовольствие, многоженство, развод, и обещает последователям своим рай, которым и самое ослепленное скотское чувство устыдилось бы наслаждаться.

Все сии грубые заблуждения содержатся в преисполненном высокопарной темноты сочинении, которое, по словам его, диктовано ему было с неба ангелом Гавриилом, и которое ученики его назвали Аль Кораном то есть, превосходнейшею книгою. Сообщников своих назвал он мусульманами, что значит правоверные. Но, если Евангелие есть истинно, то Магомет – обманщик, поскольку он основал религию, противную Евангелию; если же Евангелие не истинно, то Магомет опять обманщик, поскольку он усиливается доказывать свое полномочие из Евангелия, и называет себя посланным для утверждения оного.

Новая ересь, не менее предыдущих пагубная, возникла на востоке, и осмеливающиеся исповедовать оную, названы монофелитами, поскольку они признавали токмо единую волю во Иисусе Христе. Вот на каком умствовании утверждали они свое мнение: во Иисусе Христе есть одно токмо лице, но в одном лице может быть одно токмо начало желающее и определяющее себя, а посему во Иисусе Христе должна быть одна токмо воля.

Кафолики отвечали им, что единство воли зависит не от единства лица, но от единства естества; что в Боге одна токмо воля, хотя он существует в трех лицах; а как церковь признает во Иисусе Христе два естества, то должно быть также и двум волям.

Не взирая на сии основательные возражения, мнение монофелитов сделало великие успехи. Император Ираклий благоприятствовал оному, а Кир, Патриарх Александрийский, и Сергий Патриарх Константинопольский сделали то, что оно было принято на соборах. Но св. Софроний, Патриарх Иерусалимский, сильно воспротивился сему учению, которое, не смотря на покровительство императоров и всю их власть, было наконец опровергнуто на Константинопольском Вселенском Соборе в 680 году.

Лев Исаврянин, сделавшись Константинопольским императором, сокрушил все бывшие в церквах святые иконы. Он есть глава иконоборцев, еретиков, причинивших много смятений в Церкви, и осуждённых многими соборами, из коих главнейшие были, Никейский в 787, и Константинопольский в 814 году.

До начала XI века новой ереси в Церкви не было; казалось, что отец лжи был истощен столь многими заблуждениями и богохулениями, изрыгнутыми им со времени рождения христианства. Но за то, он возбудил расколы и гонения столь же пагубные, как и самая ересь.

В первые десять веков, диавол нападал на тело Церкви, стараясь гонениями язычников, обольщением еретиков и мятежом раскольников отторгнуть от ней её члены. В следующие века он начал производить частые и более ужасные расколы; он начал нападать на Дух Церкви, всячески стараясь изменить её благочиние введением многих новых правил, неизвестных древним; изменить нравы чад её прекращением строгого покаяния, предписанного правилами Церкви, и, если бы можно было извратить самое учение её, падением просвещения духовного. Он начал более и более поселят любовь к преобладанию в духовенстве; в особенности же при дворе Римском; папы стали почитать себя государями государей и пастырями пастырей; низлагали или возводили на престоле императоров и королей по своему произволу; И перуны Церкви, в руках апостольских мужей, служившие более к обращению грешников на истинный путь, нежели к тому, чтобы раздражать их, сделались в руках многих орудиями политики, раздора и кровопролития. Но это еще не все: отец лжи погасил дух покаяния между большею частью верующих и даже между их путеводителями, заменяя оный жалким суеверием и пагубными злоупотреблениями; он ввел в богословское учение тонкости диалектики; и народы, привыкши к удобности обращать все в предмет спора, полюбили прения и самое неверие. Но Боге не оставил Церкви своей; он восхотел наказать ее, но не разрушить, и мощная десница Его всегда подавала великие врачевания против великих бедствий, терзавших церковь. Таким образом, даже среди всеобщего развращения, среди ужаснейшего расслабления и глубочайшего невежества, вера, всегда неизменяемая, не преставала торжествовать над соблазнами, суеверием, ересями и расколами.

Неоднократно предпринималось в сем веке примирение Восточной и Западной иерархии: но поскольку в примирителях не умирялись страсти; то после каждого усилия к примирению, распря укоренялась глубже, и мера разделения более увеличивалась.

Патриарх Евстафий с императором Василием старались преклонить к миру Западную иерархию, и требовали от ней согласия только на то, чтобы оставить без перемены провозглашение Константинопольского Патриарха – Вселенским на Востоке, также как Римский провозглашается Вселенским на Западе; соглашались внести в церковный помяник имена пап, но Иоанн XX отверг их предложение, почитая оное унизительным для апостольского седалища.

Вместо примирения, коего искали снова, возгорелась распря между обеими Церквами. Михаил Керцларий со Львом, Архиепископом Архидонским, писал к Иоанну, епископу Транийскому в Апулии, а в лице его ко всем западным епископам. В письме сем и также на соборе в Софийском храме пред лицом Константина Мономаха, он обличал латинян, что они вопреки святым преданиям, употребляют в Ехваристии опресноки, мирянам во время четыредесятницы позволяют есть сыр, яйца и рыбу; монахам в прочие времена – мясо; что в крещении погружают только единожды; что епископы на руках носят перстни; что не предписывают воздержания от крови и удавленины. При чем исчислил те разности, в коих Фотий обличал Западную церковь; и то, в чем она отступила после Фотия. Узнав в то же время, что папа, посредством Доминика, Градианского архиепископа, склонял Петра Антиохийского Патриарха на свою сторону, писал к нему выразительнее, нежели на Западе, о повреждении Западной Церкви и о папском властолюбии. Папа Лев IX узнав о сем ответствовал на восток посланием с обыкновенною надменностью и обличением Восточной Церкви в том, что из её недр произошло более девяноста ересей, которые будто бы Римскою церковью опровергнуты и погашены. Константин Мономах в надежде пособия от папы против врагов Восточной империи и в надежде церковного мира, просил и получил от него посольство в Константинополь; потом, когда приступлено к рассмотрению дела в Софийском храме, сам присутствовал; и, сколько ни умерял требований Керулариевых, сколько также ни уступал послам папским – Гумберту, Фридерику и Петру Амалфитскому епископу: однако, вопреки желаниям обеих Церквей, хотя не вопреки страстям, легаты приготовленную буллу с проклятием на Восточную церковь, положа в Софийском храм на престол, вышли из собора сказавши, что они отрясают прах от ног своих на Константинополь и весь восток. Император и епископы, оскорбленные столь дерзким их поступком, в том же храме сожгли оную буллу, произнесли проклятия на латинян, и провозгласили их отступниками от правоверия, нарушителями правил апостольских, соборных и отеческих, – еретиками, именно азимитами (опресночниками), и запретили соединяться с ними при богослужении. С сего времени ни Латинские Церкви на востоке, ни Восточные на Западе не имели свободы и прав одинаковых с господствующею церковью: но по большей части одна другую взаимно унижали и преследовали.

Таким образом распри о вере, частые споры о церковных обрядах, а более всего продолжительные свары между епископами или патриархами Римскими и Константинопольскими, из которых, первые хотели господствовать над всеми, а последние, по крайней мере, не быть подвластными другим епископом, произвели сей бесполезный и злополучный разрыв.

Первосвященство Григория VII рождает новые смятения. Восстают сильные распри между светскими властями и главою Церкви; пустые выгоды разделяют священство и империю: это были споры, внушенные честолюбием, а не ревностью по вере. Никто не хотел ничего уступить из своих притязаний; не хотели даже изъясниться, и упорная сия ссора, по поводу инвеститур (обряда, которым императоры и короли вводили архиепископов, епископов и аббатов во владение их прелатствами) произвела все ужасы раздора, все отлучения, низложения, расколы, возмущения и кровавые войны.

Посещать места, присутствием и смертью Иисуса Христа освященные, было издревле благочестивым обыкновением, и верные толпами предпринимали сие далекое странствование, которое, по мнению их, могло способствовать к очищению грехов их. Петр Пустынник, один из ревностных сих молильщиков, возвратясь из Святой земли, столь живыми красками описал поругания, наносимые христианам Иерусалимским от магометан и нечестивое осквернение Святого Гроба Спасителя, что тронутый умилительною речью его, папа Урбан II сильно увещевал, на соборе Клермонтском, верных, соединиться для завоевания земли сей. Вся Франция и многие соседние державы воспламенились тою же ревностью, какою горел пламенный пустынник. Триста тысяч воинов отправились на восток под предводительством двадцати государей, избравши главным военачальником Годфрида герцога Бульонского. Благочестивые сии ратоборцы названы крестоносцами, поскольку они, быв назначены для освобождения земель, где Иисус Христос совершил на Кресте искупление рода человеческого, носили нашитый на плече своем крест. Плодом первого сего крестового похода было завоевание Иерусалима и Палестины, над которою Годфрид Бульонский получил неограниченную власть с титлом короля Иерусалимского.

Собор Латранский врачует бедствия Церкви Западной. Каликст II председательствует на оном; таким образом папы, занимая первое место между отцами приобретают полное владычество на своих соборах.

По смерти Онория II преемника Каликстова, в Риме избрали в один день двух пап; и мнение народа разделилось касательно права обоих совместников. Собравшиеся на соборе Этампском французские епископы отвергли Петра Льва, приявшего имя Анаклета II, и покорились власти Иннокентия II, по убеждению Бернарда, первого игумена Клервосского, который по основательности своих писаний, заслужил быть включенным в число великих учителей Церкви Западной. Второй Латранский всеобщий собор положил конец сему новому расколу.

Бернард, по повелению ученика своего папы Евгения III, проповедует Второй Крестовой поход для вспомоществования царству Иерусалимскому, которому неверные угрожали великими опасностями. Людовик VII король французский, и император Конрад III возлагают на себя крест; но предприятие сие не имело чаемого успеха. Император был разбит от предательства греков; и оба соединенные войска, от измены сирийских христиан, принуждены были снять осаду с города Дамаска.

Для прекращения новых раздоров, из недра Римской Церкви перешедших в главные христианские государства, собирается третий Латранский собор, поражает еретиков, анти-пап и их зачинщиков, и возвращает западному христианству спокойствие.

Император Фридерик Рыжебородый, король французский Филипп Август, и король Английский Ричард Львиное Сердце, предпринимают Третий Крестовый Поход, дабы положить преграду быстрым победам князя или султана Египетского Саладина. Болезни войск, смерть императора, ссора двух, в живых оставшихся государей, все споспешествовало ко разрушению нового сего предприятия, кончившегося только завоеванием сильного города Акры, но не стоившего гибели трехсот тысяч человек.

Смерть Саладинова подает повод к четвертому Крестовому Походу, к которому возбудил папа Целестин III. Шестьдесять тысяч немцев перешли в Палестину, и одержали там великие выгоды. Но смерть императора Генриха VI все сии завоевания сделала бесполезными.

Старанием Балдуина, графа Фландрского, составился пятый Крестовый Поход, в который корысть побудила вступить венециан. Достопримечательнейшим событием похода сего было взятие и разграбление Константинополя, в котором Балдуин объявлен императором.

Инокентий III, указав четвертый Латеранский общий собор, обнародовал шестой поход крестоносцев, но оный не был счастливее предыдущих.

Между императором и папою восстает новая вражда и приводит в смятение всю Италию и Германию, Иннокентий IV от гонений Фридерика II убегает во Францию и созывает там Лионский собор. По издании многих определений, с согласия отцов, он произносит в собрании сем в присутствии их, но без их одобрения, приговор, которым объявляет императора лишенным его сана, а подданных его разрешенными от данной ими на верность присяги. Сие дело, от которого содрогнулись бы первые первосвященники, но которому многие из предместников Иннокентия не один подали пример, и которое по-видимому оправдывали неистовства Фридерика, погубило сего государя, и погрузило Империю в смятение, продолжавшееся более двадцати лет.

Среди сих бурь сияет достославное царствование Людовика IX, короля французского, который за свое благочестие причислен Западною церковью к лику Святых. Благочестивый государь сей, последуя воспламенявшей его ревности по вере, предприемлет седьмой и восьмой Крестовые походы, но они были не счастливее предыдущих. Святой король, при начатии последнего, скончался. Палестинские христиане, лишившись ожидаемой ими помощи, сделались добычею неверных. Константинопольская Империя из рук латинян обратно завоевана греками, и славные сии походы, в течение двухсот лет, причинившие столько потрясений в Европе, кончились без пользы и успеха смертью четырех миллионов человек, ужасная язва, нанесенная человечеству!

Крестовые походы столь же гибельны были и для нравов, но беспорядки частных людей, никогда не могли восторжествовать над владычеством Церкви. В течение трех сих веков держано было более девятисот соборов в Церкви Западной.

С такаю же ревностью она вооружалась против новых, явившихся тогда ересей. Умы желали образования; но тщеславие, обыкновенно берущее верх над покорностью, нередко соделывало науку гибельнее для религии самого невежества, из коего люди выходили мало по малу. К утешению Церкви Бог посылал просвещенных, любивших истину мужей, обличавших заблуждения, в кои другие вдаваться начинали. Государи, со своей стороны ревностно старавшиеся о сохранении веры, подавали помощь религии; и новые, со всех сторон восстававшие заблуждения, были поражаемы на Западе и оружием временной власти и проклятиями Церкви.

Равным образом, для исправления нравов, Бог воздвигал великих пап; ибо между пятьюдесятью двумя первосвященниками в течение трех сих веков на престоле Римском восседавшими, многие были истинно достойны высокого, занимаемого ими сана; были также неутомимые служители Церкви, вспомоществовавшие усердию своих начальников; простые верные, стремившиеся к совершенству и ревностно исполнявшие Евангельские добродетели; наконец государи, с высоты престолов своих подававшие примеры благочестия прочим христианам. Можно также доказать, что в сии три столетия было учреждено гораздо большее число богоугодных заведений, нежели в первые десять веков, и даже во времена самого величайшего усердия христианства.

Новые распри потрясают церковь. Папа Вонифатий VIII присваивает себе первенство над королями во временной даже власти, и поражает буллами Филиппа Красивого противившегося ненавистному сему притязанию. Франция принимает сторону короля своего, а вся Италия защищает выгоды властолюбивого первосвященника. Возгорается война. Папа задерживается французами, и с печали умирает.

Скорая кончина Венедикта XI, наследовавшего Вонифатию, подает повод к соблазнительным проискам по поводу избрания его преемника. После одиннадцати месячных споров избран Климент V, и перенес престол в Авиньон, куда перевел и весь двор Римский.

Филипп Красивый не прекращал однако же своих жалоб на Вонифатия; но как распря сия не заслуживала быть веденною с толикою жестокостью, как делал сие Вонифатий, то Климент V, взиравший на дела с меньшим предубеждением, собрал в Вене собор для окончания важного сего дела. Примирение последовало, и король французский, дарованным Римскому Престолу покровительством, показал, что неудовольствие было только личное.

Потом новая произошла ссора между Иоанном XXII и императором Людовиком Баварским. Гордый первосвященник присвоил себе право испытывать избрание государя, и одобрять или отвергать оное; монарх, почитавший себя независимым от Римского престола, хотел обладать троном без согласия папы. С обеих сторон все доведено было до последней крайности, и на бумаге и на самом деле. Людовик Баварский приказывал избрать анти-пап, папы дерзость свою простерли до того, что приказали избрать другого императора, еще при жизни Людовика. Таким образом это был обоюдный раздор; и несчастная ссора сия кончилась токмо смертью государя, подавшего к ней поводе.

Смерть Григория X производит новой раздор. Совет кардиналов состоял из одних токмо французов, а народ хотел иметь папу, которой был бы римлянин. И так надлежало избрать такого, который не был кардиналом. Избран Урбан VI, но он вскоре безрассудными своими поступками вооружил против себя кардиналов, так что они, удалясь из Рима, объявили свои жалобы на нарушение их свободы, и провозгласили другого папу, принявшего имя Климента VII.

Поступок сей, не имевший до того времени примера, показался столь сомнительным, что царства и целые народы, государи, величайшие богословы и ученейшие в церковном правоведении и даже мужи знаменитые святостью жизни и чудесами, приняли разные стороны. Климент признан был во Франции, Испании, Шотландии, Сицилии, и даже на острове Кипре; Урбан имел на своей стороне Англию, Венгрию, Богемию, и наибольшую часть Империи. Престол Торбана был в Рим, Климента в Авиньоне.

Смертью обоих сих пап не прекращается раскол. Венедикт XIII, наследовавший Клименту, и Григорий XI, один из преемников Урбановых, продолжают ссориться, и оба не внемлют ни королям, ни князьям, ни епископам, умолявшим их о даровании мира Церкви. Тогда кардиналы обеих властей, собравшись для прекращения сего жалкого разделения, созывают собор в Пизе, на который приглашают обоих соискателей. Они отказываются явиться на оный. Их объявляют недостойными епископского сана; низлагают их, и Александр V провозглашен законным первосвященником.

Средство сие послужило токмо к умножению соблазна. Надлежало собрать новый собор Констанский. Император Сигизмунд прибыл на оный, накануне Рождества Христова, и во время полуночной литургии, в иподиаконской одежде, пел стихи из апостола. Властью сего собора избран на папский престол Мартин V.

При папе Евгении IV собран собор в Базеле. Главною целью сего собора было соединение греков и других народов восточных с церковью Папскою. Согласие между папою и собором не долго продолжалось. Первосвященник почитал себя выше собора, а собор утверждал, что он, изображая церковь Вселенскую, может заставить папу дать отчет в своем поведении. Ссора окончилась расколом. Евгений распустил собор и созвал другой в Ферраре. Отцы Базельские низложили Евгения, и провозгласили на его место Амедея VIII, герцога Савойского, который принял имя Феликса V

Но Евгений собор свой из Феррары перенес во Флоренцию; и там рассуждаемо было о соединении греческой церкви с латинскою. Греческий император Иоанн Палеолог прибыл на оный с Константинопольским Патриархом Иосифом, епископом Никейским Виссарионом и со многими другими епископами. На оном согласились признавать Святого Духа исходящим от Отца и Сына, также веровать в истину чистилища и первенство папы, которого на соборе сем величали отцом и учителем всех христиан⁸ Сей же первосвященник дал армянам начертание веры, которое наблюдалось ими только до тех пор, пока они не возвратились в свою землю.

Смерть Евгения, прекратила новое разделение, властолюбием сего первосвященника и твердостью отцов Базельских порожденное; Феликс V, по девятилетнем владычестве, отказался от своего сана, и подчинил себя Николаю У, который сделался преемником его соперника.

Пий II, восшедший на престол Римский после Каликста III, восстал с чрезвычайным высокомерием против Прагматической Санкции, которую Карл VIII, король французский, приказал составить с определений Базельского собора, и которая названа Оплотом Галликанской Церкви. Сей славный регламент восстановлял свободу избраний и канонический порядок в церковном судопроизводстве, и уничтожал предприятия пап, усвоявших себе право жаловать духовными местами с доходами и судить церковные тяжбы в сем королевстве. Людовик XI в угодность папе приказал было отменить мудрый сей закон; но парламент и университет с такою силой представили государю неприличность сего уничтожения, что монарх оставил свое намерение.

Последние годы двух сих веков замечательны по открытию Восточной и Западной Иидий, и обширной части света, известной под именем Америки. Тогда Евангелие начало проникать в неизмерные сии страны. В течение сего периода на Римском Престоле было двадцать три папы, и держано в Церкви Западной около трехсот соборов; но в последствии они будут не столь часты.

Беренгарий, архидиакон Анжерский, явился главою сакраментариев, то есть, еретиков, отрицающих действительное присутствие Тела и Крови Господней в Таинстве Причащения. Он первый дерзнул учить, что Таинство Евхаристии есть токмо прообразование тела и Крови Иисуса Христа, и что не пременяется в оные хлеб и вино. Вся церковь Западная восстала против дерзновенного сего учения, которое опровергнуто тремя соборами в Рим, также соборами Версальским, Парижским, Флорентинским, Руанским и Поатьерским. Беренгарий отрекся от своего заблуждения, умер в недре Церкви, и погребен при храме св. Мартына Турского.

Еще прежде его, в конце IX вена Иоанн Еригена, названный Скот или Шотландец, учил почти сим же самим заблуждениям, и был опровержен всеми великими современными ему епископами.

Петр Брусс, из Дофине, нападал на Крещение, Евхаристию, церкви и крест, и, подобно большей части ересеначальников сего века, должен был умереть на костре. Ученики его, назвавшиеся петро-бруссиянами, в последствии именовались генрикианами, поскольку они, по смерти своего учителя, имели главою одного из его учеников монаха отступника, по имени Генрика, который весьма много распространил его заблуждения, и даже прибавил к оным новые. Они осуждены на втором Латранском соборе в 1139 году.

Албигенсы, еретики, названные так от провинции Алби, где они наиболее распространились, являются и причиняют смятения в Церкви. Они допускали переселение душ, отвергали Ветхий Завет, молитвы за усопших, чистилище, почитания святых и икон, обряды и власть Церкви, действительное присутствие Тела и Крови Господней в Причащении, необходимость Крещения и Таинств, и верили, что души суть духи, низринутые в тело в наказание за их грехи. Шайка их в короткое время ужасно увеличилась от покровительства Раймонда, графа Тулузского, католические государи, по убеждению соборов, вступили в Крестовый поход для истребления сих еретиков с их покровителем. Такова была ревность сего века, тех убивали, коих не могли обратить!

Петро Валд, лионский купец, хотел всех христиан обязать в тому, чтоб они не имели собственности; равнял мирян с епископами, утверждал, что позволено проповедовать без поставления и послания от церкви; уничтожал Крещение, почитание святых, Таинства, индульгенции и чистилище, и дал рождение еретикам, по имени его названным валденсами или лионскими нищими, по причине бедности, которую они себе присвоили.

Иоанн Виклеф, пресвитер и доктор богословия в Оксфордском университете, в Англии, нападал на священноначалие церковное, могущество Божие, Таинства, и почти на все предметы нашей веры. Собор Констанцкий осудил его в 1414 году.

Иоанн Гусс, богемец, поддерживает заблуждения Виклефа, к которым прибавляет новые. Он утверждал, например, что церковь состоит токмо из пред избранных; что глава церкви и прочие пастыри не имеют действительной власти; что законы церковные, отлучение и осуждения бесполезны и несправедливы. Он предан проклятию Констанским собором и осужден на сожжение; что не воспрепятствовало однако же иметь ему многих учеников, кои, по имени его, назывались гусситами, и причинили великие смятения и кровавые войны в Богемии. Иероним Пражский, Рокезан и Иоанн Жижка, после Гусса, были главными вождями сей фанатической и жестокой секты.

Веки сии произвели многих других еретиков, кои все почти учили одним и тем же заблуждениям, и кои предуготовляли путь заблуждениям Лютера и Кальвина.

Все признавали, что церковь имела нужду в преобразовании, и что оно было необходимо, как для главы её, так и для членов. Всеобщий вопль сей, который был слышим в предыдущих веках, еще сильнее продолжался в шестнадцатом, но без успеха. Тщетно убеждали папу Юлия II, сидевшего тогда на престоле св. Петра, сжалиться над бедствиями, угнетавшими христианство; гордый сей первосвященник, почитавший себя более преемником воителей древнего Рима, нежели наместником Иисуса Христа, не внимал столь праведным мольбам, и совершенно предался военным трудам и интригам. Когда он сделался соблазном для христиан, которым долженствовал служить образцом, то кардиналы, на созванном ими соборе в Пизе, говорили о его низложении; но Юлий противопоставил им собор Латранский.

Предметом сего собора было только желанное, только просимое преобразование, которое однако же и тогда не было приведено в действие. Лев X, преемник Юлия II, столько же властолюбивый, воспользовался сим собором для уничтожения славной Прагматической Санкции, на место которой он, с согласия Франциска I, издал Конкордат, – трактат, которым папа присваивал королю наименование епископств и аббатств в своих владениях, между тем, как государь втайне согласился жаловать первосвященника аннатами (так назывались суммы, которые сбирались со всех церковных доходов, назначаемых или утверждаемых папою, и которые надлежало платить для получения на оные доходы булл; суммы не сметные, в течения одного века лишившие государство более четырех тысяч марок серебра, что, в последствии времени, в совершенное привело бы обнищание королевство, если бы торговля не вознаградила сию потерю).

За плачевными сими событиями следуют смятения, возбужденные тщеславием и ревностью Лютера, едкость дерзкого сего нововводителя сообщается другим. Брожение наполняет умы. Непрестанно являются новые ревнители; с каждым днем возникают дотоле неизвестные системы учения. Реформация (преобразование) была предлогом для всех сих еретиков, подобных тем возмутителям, которые, прикрывая мятеж свой благовидным именем общественного блага, ниспровергают отечество, называя себя защитниками оного.

Невоздержание Герниха VIII, короля Английского, низвергает его в раскол со всеми его владениями. Государь сей, заслуживший писаниями своими достославное титло защитника веры, делается гонителем оной, и расторгает узы, привязывавшие его ко Римской Церкви, поскольку она не одобряла его распутств. Здесь, Англия представляет нам множество мучеников, пострадавших за религию с удивительным постоянством. Фишер, епископ Рочестерский и Фома Морцс, бывший прежде канцлером, были их предводителями, и подавали им собою пример мужества.

Всеобщий собор становился более и более необходимым по причине успехов духа новизны. Наконец, собирается собор Тридентский, назначение которого обнародовано было еще за три года пред сим, папою Павлом III. Он продолжался восемнадцать лет, среди бесчисленных замешательств и трудностей. Он поразил проклятием нововводителей, и возобновил уставы древнего благочиния.

Собор сей, в шестом своем заседании, осудил заблуждения Лютера и Кальвина, относящиеся к учению о благодати и свободном произволении, как восстали новые споры о сих материях в Лувенском университете. Михаил Бей, известный более под именем Баия, доктор и профессор богословия в сем университете, начал около 1552 года учить в оном многим предложениям, которые другим докторам показались новыми, хотя он и приписывал их св. Августину. Парижский факультет, у которого просили мнения, об восемнадцати его предложениях, из коих большая часть касалась до свободного произволения, ссудил их в 1560 году. Через семь лет папа Пий V осудил из них большую часть. Постановление его от 1 октября 1567 года возобновлено и подтверждено постановлением Григория XIII, 29 января 1579 года; и Баий, покорившись тому и другому, отрекся публично и письменно от предложенных им заблуждений 24 марта 1580 года.

Корнилий Янсен или Янсений, ученик Баия и его преемник в преподавании богословия в Лувенском университете, быв, подобно ему, убежден, что все схоластики, не понимая св. Августина, оставили мнения сего отца о благодати, предпринял восстановить оные в книге, названной им Augustinus, как содержащей чистое учение сего святого. Он умер в 1638 году в Ипре, где был поставлен епископом, и пред смертью своею засвидетельствовал, что он подвергает книгу свою и свое учение суду Римской Церкви. Чрез два года по смерти его, книга его была напечатана, и вышла в свет. Некоторые парижские доктора приняли благосклонно сие сочинение, которого сряду были многие. Когда же другие богословы напали на оное, то с того времени начали защитников книги Augustinus называть янсенистами, сии же противников своих именовали молинистами, желая выдать их за учеников некоторого иезуита, издавшего в конце прошедшего века книгу: О способе согласить свободное произволение с предопределением и благодатью, хотя его система совсем не была принята теми, которыми опровергали книгу Augustinus.

Сие последнее сочинение, наделавшее потом столько шуму, сперва было запрещено буллою Урбана VIII от 6 марта 1941, как возобновляющее многие предложения, уже осужденные Пием V и Григорием VIII. 11 декабря 1043 года архиепископ Парижский повелел буллу сию принять в своей епархии. Богословский Парижский факультет запретил защищать осужденные предложения, и Лувенский университет после долгого отлагательства принял буллу. Но защитники Ипрского епископа не были расположены следовать чувствованиям сего епископа, кои он обнаружил при своей смерти.

Между ними отличились, во Франции, Сен-Сиранский аббат Дю Верже, и весьма молодой еще доктор Арнольд. Первый, искрений друг епископа, ревностно старался о распространении учения его книги, и действительно ввел оное в Порт-Ройяль-дом близ Парижа, которого он был директором.

Писали в защиту и против сего учения, когда Корнет, доктор и синдик Парижского богословского факультета, представил 1 июля 1649 г. сословию своему, что в оный вкрадываются новые мнения; и требовал рассмотрения некоторых предложений, подавших повод к смятениям и спорам. Назначили комиссаров. Дали им на рассмотрение семь предложений; но они занялись токмо пятью первыми, кои Корнет и другие доктора извлекли из Augustinus. Когда защитники сей книги стали употреблять все свои силы, чтобы воспрепятствовать осуждению предложений, то доктора нашли необходимость прибегнуть к высшей власти. Как многие епископы одного были с ними мнения, то определили отослать дело к папе Иннокентию X. Восемьдесят пять епископов, к которым в последствии присоединились еще трое, подписали общее письмо, в котором просили первосвященника прекратить ссоры формальным осуждением. Итак, Иннокентий X 12 апреля 1651 года, назначил собрание из кардиналов и двенадцати богословов, для исследования дела.

Но одиннадцать французских епископов, не подписавших вышесказанного письма, написали особенное к папе, коим убеждали его не произносить никакого решения. В тоже время они послали четырех докторов в Рим, поручив им защиту книги. Тогда восемьдесят восемь епископов почли за нужное также отправить представителей к папе, для поддержания своего прошения. Выслушали тех и других; приняли их бумаги, делали частые собрания, и наконец после двухлетних споров, рассмотрения и рассуждений, Иннокентий X издал 31 мая 1653 буллу Cum occasione, в которой он осудил пять предложений. Вот сии предложения с замечаниями на оные.

1. Некоторых заповедей Божиих невозможно исполнить самим праведникам, хотя бы они желали и усиливались их исполнить; невозможно потому, что силы их, коими на то время они обладают, к сему недостаточны, а благодати, с которою можно было бы оные исполнить, они не имеют – сие предложение объявлено безрассудным, нечестивым, богохульным, проклятым и еретическим.

2. Человек, в состоянии падшего естества никогда не противится внутренней благодати – объявлено еретическим.

3. Чтобы в состоянии падшего естества иметь заслуги, или быть виновным, для сего не нужна свобода, изъятая от всякой необходимости; но довольно и той свободы, чтобы не стесняться принуждением – объявлено ложным и еретическим.

4. Полупелагиане допускали необходимость благодати внутренней, предваряющей всякое дело, даже начало веры: это было у них еретическое мнение, что они полагали будто воля человеческая может сопротивляться благодати, или с нею согласоваться. – Объявлено еретическим.

5. Полупелагиане ложно утверждают, что Иисус Христос пролил кровь свою за всех, предопределенных и не предопределенных ко спасению – объявлено ложным, безрассудным соблазнительным, нечестивым, богохульным, оскорбительным, несовместным с благостию Божией, еретическим.

Постановление сие принято во Франции 11 июля того же года, бывшим в Париже собором из тридцати епископов. Богословский факультет сего города внес оное в протокол. Университеты, духовные сословия, монахи покорились оному; в самой Фландрии, где булла Урбана нашла столько сопротивления, булла Cum occasione по обнародовании оной немедленно была принята. Что же касается до усвоивших себе мнения епископа Ипрского, то покорность их сему суду может показаться сомнительною. С одной стороны они уверяли, что подписывают сие решение и не хотят защищать более осужденных предложений; с другой же, они не переставали жаловаться на буллу, находя весьма дурным, что папа не означил, в каком смысле он осуждал предложения: как будто они сами собою не представляли естественного смысла; далее они упрекали его в том, что он напрасно приписывал сии предложения Янсению, ибо оные составлены цензорами его без всякого основания по чистому их произволу, и весьма далеки от мнений сего епископа, который единственно проповедовал чистое учение св. Августина. Так образовался вопрос, который с сего времени сделался главным в сем споре; то есть, защитники Янсения утверждали – во-первых, что осужденное учение пяти предложений не было учение Янсения; во-вторых, поскольку это такое дело, в рассмотрении которого церковь могла погрешить, то решение её надобно принимать только с почтительным молчанием.

Так как все сии уклонения направлены были ко тому, чтобы отнят силу у буллы, то находившиеся в Париже епископы собрались 9 марта 1654 года, и занялись изысканием средств для ограждения власти суда Римского Престола, назначили комиссию, которая имела многие заседания, рассмотрела подлинные выражения книги Augustinus, относившиеся к пяти предложениям, и перечитала различные записки, ей представленные. Сия комиссия представила свое донесение 26 марта, и в след за тем, собрание объявило, что, постановлением Иннокентия осужденные пять предложений, точно принадлежат Янсению и основаны на подлинном смысле слов сего писателя. Оно уведомило о сем папу, и святой отец, в ответе своем похвалил сие собрание за его ревность, и удостоверил оное, что, в пяти предложениях, он осудил учение, точно принадлежащее Янсению и содержащееся в его книге, а вместе дал оному собранию знать о том, что он в тоже время налагает осуждение на разные сочинения, писанные в пользу Ипрского епископа.

В числе главных почитателей книги Augustinus был, как мы сказали, Доктор Арнольд, почтенной фамилии, пламенного характера, блестящего воображения, живого и проницательного ума. Воспитанный в учении философии и богословия, обогащенный чтением духовных и светских писателей, он имел слог плодовитый, легкий, иногда даже красноречивый, но более всего сильный и стремительный. 24 февраля 1655 года в письме, писанном к другу, и 10 июля того же года в другом письме из Порт-Ройяля присланном, он открыто начал защищать книгу Augustinus, и даже возобновил в нем формальным образом первое из пяти предложений. Роптали на сие, синдик факультета предъявил письма. Назначили комиссаров для рассмотрения оных; и не смотря на сопротивление Арнольда и друзей его, 14 января следующего года, сто тридцать докторов, из коих семь были епископы, после более шестнадцати заседаний, осудили сказанные предложения, осуждение коих подписано 18 февраля.

Собрание духовенства 1656 года, в заседаниях своих 1 и 2 сентября, пересмотрело и одобрило сделанное предыдущими и объявило, что есть вопросы, касающиеся до дел частных (quaestiones facti, non juris), в рассмотрении которых церковь не может ошибиться, не лишась власти, которая нужна ей для утверждения веры и добрых нравов. Оно произнесло приговор на некоторые статьи о том же самом предмете, и писало к папе, дабы дать отчете в делах своих. Александр VII, преемник Иннокентия, отвечал ему буллою Ad sacram от 16 октября 1659 года. Он подтвердил в оной прежнюю буллу 1653 года, и назвал нарушителями общественного спокойствия и чадами нечестия тех, которые к великому соблазну верных, упорно защищали, что пяти предложений нет в книге Янсения, или что оные осуждены не в том смысле, какой имеют слова сего писателя. Напротив, он уверял, как свидетель всего происходившего, что дело Янсения было рассмотрено во время его предшественника со всевозможною точностью. Собрание духовенства получила сию буллу 17 марта 1657 года, повелело исполнить оную во всех епархиях, и постановило, для большего в сем исполнении удостоверения, чтобы епископы сами подписали и заставили подписать в течение одного месяца клятвенное обещание повиноваться обеим постановлениям Иннокентия X и Александра VII. Но постановление сие не имело столь скорого действия и исполнение оного отложено было до следующего общего собрания.

Александр VII 16 февраля издал буллу, которая предписывала следующее клятвенное обещание, одинакового содержания с тем, какое постановили епископы между собою: Я нижеподписавшийся покоряюсь апостольскому постановлению Иннокентия X от 31 марта 1653 года, и таковому же Александра VII от 16 октября 1656, и чистосердечно отвергаю и осуждаю пять предложений, извлеченных из книги Корнелия Янсения под заглавием Augustinus, в собственном понятии того же писателя, так как апостольский престол осудил их вышесказанными постановлениями. Клянусь в том. В чем да поможет мне Бог и Святое его Евангелие.

Католическое Духовенство всегда поставляло долгом, чистосердечно оному постановлению повиноваться.

Госпожа Гион проповедует некоторый род квиетизма во Франции. Фенелон, архиепископ Камбрейский, бывший с нею в дружбе, был обвинен в принятии осужденных систем некоторых лжемистиков. Издавши в 1697 году толкование правил святых, он думал тем прекратить жалобы; но толкование сие лишь только увеличило бурю. Боссюэт епископ Мосский, сильно восстал против сей книги, которая представлена была папе. Когда Иннокентий X осудил оную грамотою, которую приняли все французские епископы, то Фенелон первый показал пример повиновения, он сам возвестил осуждение свое с кафедры, и сделал, так сказать, самое поражение свое славным чрез свое отречение.

Кеснел в 1693 году издал Нравоучительные Размышления о Новом Завете, сочинение, над которым он трудился с 1661 года. Против сей книги появились сильные обвинения, и она представлена была Римскому Престолу. Климент XI 13 июля 1708 осудил ее на сожжение, как заключающую опасное, ложное и явно янсенитское учение. Так как осуждение сие не имело действия, какого ожидать от оного должно было, то тот же папа издал 8 сентября 1713 года, буллу Unigenitus Dei Filius. Он назначил в феврале 1712 года особенное собрание из пяти кардиналов и одиннадцати богословов для рассмотрения книги Кеснеля. Им роздали экземпляры оной и рассматриватели собирались каждую среду. В августе того же года им приказано было иметь по два заседания в неделю. В январе 1713 года члены инквизиции начали собираться в оной. Папа всегда присутствовал на сих заседаниях, собиравшихся два раза в неделю и кончившихся 2 августа. Тогда святой отец предписал молебствие в Рим, испрашивал сам помощи небесной, советовался со многими кардиналами и епископами, сообщил свое предначертание и расположение буллы кардиналу де ла Тремуаллю, уничтожил по просьбе его некоторые статьи, которые могли бы подать повод к противоречиям во Франции, и издал наконец, после более, нежели полуторо-годичных трудов и рассмотрений, Буллу Unigenitus, навсегда достопамятную по важности её содержания, по ожесточению страстей против сего суда, и по изъявленному на оную от всей Западной Церкви согласию. Первосвященник говорил в ней, что лжеучители наружность благочестия и превратное толкование св. Писания употребляют, как наилучший способ для нечувствительного введения своих догматов; что они превращают смысл Писания для своей и других погибели; что с сим-то намерением сочинены нравоучительные Размышления; что сие осужденное уже сочинение, в котором православные истины перемешаны со лжами нечестивого учения, переведено даже на латинский язык для скорейшего распространения заразы; что епископы французские всячески убеждали его своими письмами и просьбами подать против оной некоторую помощь; что, рассмотревши сию книгу, он нашел, что слова в ней, по-видимому, мягки подобно елею, но что он истинно суть изощренные стрелы для повреждения и пронзения в тайне тех, кои имеют прямое сердце.

Булла сия имела участь многих других церковных приговоров, кои еще более раздражали тех, против коих они произнесены были. Стоит только посмотреть на то, как боролись против неё, чтобы получить о ней выгодное мнение. Простая любовь к истине не произвела бы сего упорного ожесточения, сего мятежного сопротивления, сих криков и волнений, которыми ознаменовали себя поборники Кеснеля.

Деизм и материализм вкрадываются в самые Сорбонские училища и защищаются в тезисе аббата Прада, наделавшем много шуму. Но нечестие не умело избрать судей для него выгодных; тезис оный сперва осужден в Сорбоне, потом знаменитым Прелатом, управлявшим Парижскою церковью, а наконец папою Венедиктом XIV. В тоже время запрещены были первые тома Энциклопедического Словаря и многие другие сочинения, в которых современные нам вольнодумцы с намерением посеяли, как достоверные доводы, пустые возражения, которые неверие и безнравственность изрыгали во все времена против святейшей нашей религии. Сей худой успех лишь только придал им смелости; каждый из них сделался апостолом нечестия: одни из них отрицали бытие Высочайшего Существа, другие изрыгали хулы на дела Всевышнего, и основание христианские веры почитали делом политики, легковерия и суеверия. Некоторые же, осмеивая мудрое и спасительное нравоучение Иисуса Христа и отрицая Его чудеса, низверглись в ужасный скептицизм (толк древних философов, которые правилом имели, что ничего нет верного, а все подлежит сомнению) и, в мерзких сочинениях, проповедовали скотское сладострастие и самое гнусное распутство.

Новейшая философия, с давнего времени во Франции трудившаяся над ниспровержением оснований религии и общества, успела ввести дух своевольства и независимости во все классы и состояния. Наконец, Бог, хотевший дать великий урок вселенной и научить ее, что крест, по истечении тысячи восьми сот лет, может породить еще мучеников, попустил нечестию вооружиться мечем, и открытою силою воевать на церковь Иисуса Христа (1789).

Мартин Лютер, августинский монах, осердясь за то, что на монастырь его не была возложена должность раздавать индульгенции (разрешение от грехов), проповедует новое учение в Саксонии и немецкой земле; нападает на власть Церкви и на преимущество римского престола, отрицает чистилище, индульгенции и действительность таинств, из коих допускает токмо два; лишает человека его свободы; уничтожает почитание и призывание святых; полагает необходимым в Евхаристии причащение Тела и Крови Христовой, и отвергает монастырские обеты. Он осужден папою Львом X, университетами, и наконец Тридентским собором⁹

Иоанн Кальвин начинает рассевать свои заблуждения во Франции. Он нападает на все почти части католического учения. Отвергает непогрешительность Церкви и Вселенских соборов; поставляет каждого особенным судиею веры и верховным истолкователем смысла св. Писания; отрицает призывание и почитание святых, свободное произволение, возможность исполнения заповедей Божиих; признает два токмо таинства, Крещение и Причащение. Он даже отвергает необходимость первого, и отрицает действительное присутствие Иисуса Христа во втором. Ученики его называются кальвинистами или реформатами, или еще гугенотами от немецкого слова Eidgenossen, что значит: сообщники союза, клятвою утвержденного.

Из сект Лютера и Калевина произошло множество ересеначальников, из которых большая часть и поныне еще имеют своих учеников. Таковы суть анабаптисты, утверждающие, что нужно повторят крещение над теми, кои крещены в младенчестве; цвинглиане или сакраментарии, отъемлющие у таинств все их действие; социниане или антитринитарии, отрицающие тайну Святой Троицы, и утверждающие, что все то надобно отвергать, чего не понимаем; арминиане, терпящие все религии, кроме истинной. Все сии несчастные ненавидят Римскую церковь и её веру; между тем как церковь сия не престает молить Бога о возвращении их в её недра.

Михаил Молинос, Саррогосский священник, говорит, что уничтожения собственных действии души достаточно для блаженства, отвергает молитву и добрые дела, и дает рождение ереси, от имени его названной малинизмом или квиетизмом.

Иоанн Таланд, англичанин, учит деизму и многим другим нечестиям. Антоний Колинс и Фома Вольстон, также англичане, соединяются с ним, и составляют гнусное и опасное учение. Последний дерзает даже нападать на чудеса Иисуса Христа. Они-то ввели в моду сей дух неверия, который царствует ныне в Европе, и который заразил почти все состояния и все возрасты.

Новейшая философия во Франции, под именем Народного Собрания, сделавшаяся блюстительницею верховной власти, поспешила составить для духовенства гражданскую конституцию, ниспровергавшую веру, благочиние и священноначалие церковное. Предвидя, что пастыри восстанут против сей конституции, она, чтобы ограбить их, решилась воспользоваться сим сопротивлением, и требовала от них присяги, предоставлявшей им горестный выбор, или нарушить свои обеты, или оставить свои паствы.

Указ, требовавший конституционной присяги, был исполнен во всей Франции, но наибольшая и почтеннейшая по своему здравомыслию часть духовенства пребыла твердою, и скорее решилась всего лишиться, и перенести все мучения, нежели изменить своей вере. Все французские епископы осудили мнимую гражданскую конституцию, вместе с присягою, которой она требовала, первосвященник Пий VI утвердил сие осуждение, и вся католическая церковь одобрила сей поступок.

Нашлись однако же священники и монахи, которых корысть, честолюбие, и страх сделали клятвопреступниками. Они заняли места законных пастырей, и таким образом сделались отцами конституционной раскольнической церкви. Первое сие преступление вовлекло их во многие и другие, вскоре большая часть из них заключили соблазнительные брачные союзы, гнали верных священников, участвовали в нечестивых празднествах, богам революции посвященных, некоторые даже отказывались от своего священства, и публично отреклись от христианства.

Но монахини представили церкви утешительнейшее зрелище. Философы проповедовали, что одна лишь насильственная власть наполняла монастыри своими жертвами, и что стоило только отворить ворота монастырей, чтобы увидеть всех монахинь поспешно стремящимися из оных. Один указ уничтожил все монашеские ордены. И так монастыри были отворены; но монахини долгом себе поставили не оставлять убежище добродетели: надлежало силою исторгать их из оных, и постоянство их сделалось для вселенной предметом удивления, а для религии блистательною победою (1792).

Крамольники, тогдашние властители Франции, изгнали из оной католическую веру, на место которой ввели раскол и ересь. Но первые сии излишества были токмо началом ударов, которые неистовые сии намеревались нанести религии. Вскоре, в силу их указов монастыри были разграблены и разрушены; Богоугодные заведения, посвященные бедным и немощным христианскою любовь, опустошены и ниспровержены; богослужение вовсе изгнано; из столь многих церквей, воздвигнутых благочестием, прежних французов одни были сломаны, другие осквернены; кресты, мощи, священные сосуды, самые Святые Тайны позорно были попраны: наконец, ко довершению сих, ужасных, дотоле неслыханных мерзостей, видели нечестивых блудниц, преобращенных в богинь разума, восседящих во святом месте, на Престоле Бога живого, и приемлющих курения самого постыдного идолопоклонства (1793)¹⁰

Крамольники, столь громко повторявшие великие имена терпимости, правосудия и человечества, как скоро почувствовали в себе силу, предались всему тому, что несправедливость и лютость имеют самого ужаснейшего.

Уже священники, верные религии, были ограблены; силою происков и клевет успели до того сделать их ненавистными, что присутствие их было в тягость. Под предлогом заговора и бунта, все они без различия лишены прав гражданства и осуждены, одни на изгнание, а другие в темницу: первые все были ограблены и обижены на границах, где даже многие погибли; а другие в беспорядке были навалены одни на других в темницах вместе с гнуснейшими злодеями. Вскоре настало сентябрьское кровопролитие 1792 года. В Париже, наемные убийцы, умертвили трех епископов и около тысячи католических священников. Столь ужасному примеру следовали повсюду, где только могли найти лютых убийц для заклания злополучных жертве. Всякому известны те Лоарские потопления, где множество священников, посаженных на суда с опускными днами, погибло в волнах; то заточение на остров Ре, где из восьмисот священников, более трех четвертей погибли от стужи и нищеты; то революционное Парижское судилище, где целые тысячи, как духовных, так и светских, были осуждены как фанатики, то есть, как католики и преданы кровавой смерти (1794).

Положили в цену головы служителей религии, рассеянных и сокрытых во внутренности Франции, преследуемых со злобою, уподоблявшеюся бешенству, окруженных лазутчиками, предателями и лжебратьями, имевших всегда смерть пред глазами; они не преставали однако же проходит города и веси, и приносить людям, пребывшими верными, пособия религии. Как во времена древних гонений, они совершали Святые Тайны в безмолвии ночном, самые удаленные покои, хижины, леса, даже глубина пещере, служили убежищем Иисусу Христу, изгнанному из его храмов, и служителям Его изгнанным из земли, сделавшейся неверною и идолослужебною. Многие были жертвами христианской любви своей, и потеряли жизнь на эшафоте; но другие тотчас занимали места пожинаемых мечем гонения и наследовали как их труды, так и предание себя на жертву, так что в сии дни ужаса и убийства, когда казаться христианином почиталось преступлением, достойным смерти, религия никогда не была совершенно лишена служителей, а верные не оставались без утешения (1795 и позднее).

Гонение распространилось по всем тем государствам, куда проникли французские войска, оно особенно чувствительно было в Италии средоточии католической религии. Та же философия, которая умертвила Людовика XVI, хотела еще иметь удовольствие принести в жертву досточтимого первосвященника Пия VI, которому она не могла простить того, что он был главою религии, которую она поклялась истребить. Итак, она повелела идти войскам своим к столице христианского мира. Первосвященник Римский, по примеру Божественного учителя, сам предал себя в руки гонителей, и по нескольких месяцах самого жестокого плена, как жертва апостольский своей твердости, скончался в Валенции, моля Бога, чтобы он по миловал Францию, и в особенности его гонителей (1799).

Никогда Бог не являл может быть промысла своего столь чувствительным образом, как в то время, когда разрушил препоны, противившиеся восстановлению религии во Франции. Угнетавшее тогда ее правительство, казалось, основано было на незыблемом основании; войска его занимали Рим и Италию; члены священной коллегии все были или заключены в оковы, или обращены в бегство и рассеяны. Но для Всемогущего нет препон. В самую минуту кончины Пия VI, он призывает с севера Европы российское войско, которое быстро изгоняет французов из Италии: освобожденные кардиналы собираются в Венеции, и дают католической церкви священно-начальника, достойного управлять ею в сих бурных обстоятельствах: Пий VII избран; русские оставили Италию (1800).

В то же время Бог воздвигает полководца, прославившегося уже своими успехами, и самое властолюбие его употребляет к исполнению вечных судеб своих. Бонапарт в один час низлагает колоссальное могущество, угнетавшее и церковь, и государство. Облеченный в сан консула, он подает Франции, утомленной своими тиранами, надежду кроткого владычества; и религия пользуется сими минутами спокойствия для постепенного восстания из своих развалин и собрания окрест себя заблудших чад своих.

Новое благодеяние, дарованное тогда Богом своей церкви, было погашение конституционного раскола, и возвращение Франции к католическому единству. Примирение сие, плод конкордата, заключенного в 1802 году, подало повод к восстановлению семинарий, оставленных около пятнадцати лет, и к воспитанию в оных тысяч молодых клириков, назначенных к наполнению праздных мест, кои долговременным гонением были открыты в духовенстве. Если бы конкордат, купленный такими пожертвованиями, доставил и одно только это благо, то он и тогда заслужил бы быть благословляем всеми друзьями религии.

Конкордат сей, едва заключенный и обнародованный, скоро нарушен был в самых важнейших его статьях; и с сего времени можно было предвидеть, что спокойствие церкви не долго продолжится. Случай удалил однако же на некоторое время новые грозившие ей бури. Бонапарт провозгласил себя императором, под именем Наполеона; для освящения достоинства сего в глазах верных, он просил папу прибыть в Париже и совершить над ним священное помазание, Пий VII долго колебался; но надеясь получить удовлетворение в тщетных до того времени требованиях, а еще более опасаясь бедствий, коими угрожали ему, как неизбежным следствием отказа, он согласился на желание нового императора; он приехал в Париж (1804). Философская секта тщетно пыталось навлечь презрение на достоинство и особу первосвященника. Вера восторжествовала.

Наполеон, за снисхождение к нему священно-начальника церкви, заплатил самою черною неблагодарностью, позволив себе против него беспримерные до того времени излишества. Владея уже большею частью Италии, он хотел быть обладателем и Рима. По его повелению, один из его генералов явился как друг пред вратами столицы пап, едва только он впущен был в стены её, как вдруг объявил себя властелином оной и начале располагать ею как завоеванием. Чтобы иметь причину обвинить папу, предложили ему требования, на которые были уверен, что совесть не позволит ему согласиться. По отказе святого отца, берут приступом дворец его, заточают и заключают в темницу вернейших слуг его, даже епископов и кардиналов (1808). Вскоре Наполеон, объявлением Рима присоединенным ко своей империи, довершает святотатство. Пий VII отлучает хищника от Церкви со всеми его соумышленниками; хищник с своей стороны, отмщает Пию VII повелев увезти его из Рима, и почти умирающего влачит за Альпийские горы до Савоны, где около пяти лет содержит его в заточении, лишив всякого сообщения с его паствою (1809).

Наполеон, поразив главу, не пощадил кардиналов и главных членов Римской Церкви. Они были отторгнуты от должностей своих, лишены своих имений, сосланы, расточены по всей Франции; но ни бедность, которой их подвергли, ни наносимые им обиды, ни всякого рода истязания, в продолжение многих лет им чинимые, не могли поколебать их твердости. Они повсюду оставили достопамятные примеры терпения, скромности, благочестия, любви ко ближнему; и Римская церковь, сия церковь, которую столько злословили нововводители, и которая до того времени столь мало была знаема великим числом собственных чад своих, никогда не казалось величественнее, святее, божественнее, как в сии времена угнетения, когда ей, лишенной всякого наружного великолепия, остались вместо украшения, одни токмо добродетели, и вместо подпоры, одна токмо верность.

Наполеон выполнял свой план гонения с такою деятельностью и с таким искусством, до какого не достиг и Юлиан Отступник. Тщательно разрушая без шума все подпоры христианства, он уничтожил, одни за другими, большую часть монашеских обществ: запретил миссии, и, под разными предлогами, осудил на молчание славнейших ораторов. Первые сии успехи побудили его на все отважиться: он разделял, уничтожал, учреждал епархии единою своею властью; наполнял по своей воле праздные епископства и принуждал консистории поручать духовное управление таким людям, коих суд был более, нежели сомнителен. Когда папа из глубины темницы возвысил глас свой против сих преступных мер, то Наполеон объявил достойным смерти всякого католика, уличенного в сообщении кому-либо решения папы (1810). Отверженный папою, и боясь показать себя слишком явным гонителем, он вознамерился получить от епископов то, чего не мог исторгнут от их главы, и поддержать себя их мнением, чтоб впредь обойтись и без первосвященнической власти. С сим намерением, он созвал в Париже собрание, которое почтил именем собора. Сто десять епископов принуждены были присутствовать на оном. От них требовали, чтобы они судили своего начальника; им предложено было постановить, что церковь французская и без него может сама себе давать пастырей и продолжать бытие свое. Епископы собрались только для того, чтоб возобновить у подножия алтарей присягу данную ими при их посвящении, и поклясться в повиновении тому, против которого восстал гонитель. Мнимый собор не имел другого заседания (1810).

Наполеон, видя, что обманулся в надеждах, кои основывал на угождении епископов, опять принялся за свой план тайного разрушения, и более прежнего старался лишить католическую церковь всякой защиты в настоящее время и всякого пособия на будущее. Сочинения, в пользу религии или совсем не были пропускаемы, или не иначе могли издаваться, как токмо искаженные и обезображенные руками, раболепствовавшими воле императора. В тоже самое время как заграждали уста и удерживали перо защитников Церкви, одобряли нововводителей всех сект, размножали противо-нравственные или нечестивые книги, сочинения, изданные против папы, против исповеди, против безбрачной жизни духовенства, и прочее. До того времени епископы сохраняли неоспоримое право непосредственно руководствовать воспитанием юношества, назначенного в духовное звание, императорский указ уничтожил все малые семинарии, и позволил им существовать только под двумя условиями, во-первых, чтобы платить разорительные подати, во-вторых, чтобы ходить воспитанникам слушать уроки в таких училищах, где можно было забыть веру и повредить нравы. Наконец, светская власть дошла до того, что присвоила себе обучение богословию; а военная консистория или публичные работы сделались наказанием тех молодых воспитанников, кои отреклись повиноваться сим нововведениям (1811). Вот что гонитель, по его мнению, искуснейший из всех, до него бывших, называл – не зарезать, но удушить христианство.

Долговременное это угнетение кончилось цепью событий, в коих нельзя не признать десницы Божией. Властолюбие ослепило Наполеона, и повело его во внутренность России, где погребены его слава и могущество более, нежели с четырьмястами тысяч французов (1812). Возвратясь во Францию он нашел папу в Фонтенбло, ибо, за четыре пред тем месяца он приказал перевести туда сего высокого пленника. Приведенный, как кажется, неудачами своими к умеренности, он предлагает ему примирение. Папа решительно объявляет ему, что не иначе заключить с ним договор, как токмо в Рим, в присутствии собранных кардиналов. Решимость эта изумляет его, но изумление вскоре уступает место гневу, потом ярости; он произносит страшные угрозы, оскорбляет первосвященника, забывается до того, что поднимает руку на священную его особу, до того, что схватывает его за волосы. По прошествии некоторого времени, устыдясь своей вспыльчивости, он переходит к умереннейшим поступкам; льстит, ласкает, обещает; наконец, то хитростью, то насилием, доводит пленника своего до подписания проекта, долженствовавшего, на известных условиях служить основанием новому конкордату. Коль скоро обманщик получил сию бумагу в свои руки, то тотчас исказил ее, обнародовал против данного им честного слова, представил ее Франции за совершенный конкордат¹¹ и включил в число государственных узаконений. Папа немедленно протестовал против вероломства; но Наполеон довольно получил от него подкрепления, чтоб иметь возможность обмануть тех, которые хотели быть обманутыми (1813).

Наполеон радовался своему торжеству, и был на краю пропасти. Вся Европа соединяется против него; все союзники его вдруг оставляют его, он изгоняется из Германии, Испании, Швейцарии; враги его следуют за ним, и по стопам его проникают во внутренность Франции. Он еще мог бы их обезоружить; ему предлагают мир; но он отвергает его, предавшись духу заблуждения и умоисступления, он все потерял, даже свои военные дарования. Подобно лютому зверю, окруженному охотниками, он бьется несколько времени с большею яростью, нежели разумом. Наконец десница Божия поразила его, он падает, видит себя пленником в Фонтенбло, в том самом дворце, где содержал в оковах своего благодетеля и духовного отца; орошает слезами отчаяния те самые места, где заставил первосвященника проливать их. Быв сослан на отдаленный остров, он пережил свое могущество, чтобы видеть вселенную, рукоплещущую об его падении, и радующуюся о том, что освободилась наконец от врага Бога и людей.

Какой переворот когда-либо был обильнее чудесами! Видят и едва в том глазам своим верят. Колосс, вчера еще ужасавший землю, ныне же низверженный и превращенный в прах теми самыми, которых он столь долговременно попирал ногами своими; восстановленную и торжествующую религию, в ту самую минуту, когда нечестие ожидало последнего её вздоха; видят главу церкви, освобожденного от оков и восставленного на апостольском престоле народами, отделившимися от Римской Церкви; столицу Франции завоеванную и однако же пощаженную победителями, которые по справедливости должны бы были отмстить на ней разорение Берлина, Вены, Москвы; видят саму Францию, принявшую мир из рук давних её врагов, возвращенную обществу людьми, которые в глазах её представлялись варварами и дикарями, отданную законным её государям-монархами, коих троны она ниспровергла или поколебала; наконец видят французских королей, призванных в их наследие в ту минуту, когда они отчаялись когда-либо вступить в оное, и возведенных на престол св. Людовика теми самыми людьми, которых бунт исторг у них корону за двадцать лет пред сим; и все это свершилось так, что сей внезапный переворот, где столько страстей надлежало примирить, столько притязаний удовлетворить, столько ненавистей погасить, столько мечей сокрушить, не стоил ни одной капли крови, ни одной слезы Франции.

Святой Отец, возвратившись в Рим, приготовил уврачевание язв, нанесенных религии. между прочими средствами, внушенными в него апостольскою его ревностью, особенно замечательны: во-первых то, что он учредил общую миссию к духовенству и народу Римскому, и сам показал пример неусыпности исполнения обязанностей оной миссии; во-вторых, он запретил во всех своих владениях, под опасением жесточайшего наказания, тайные общества, коих учение, толико же враждебное престолам, как и алтарям, ниспровергло Францию и потрясло Европу в самом её основании; в-третьих, он воззвал ко всеобщей Церкви; и торжественным актом первосвященнической власти первым ознаменовавшим его восстановление, возвратил желаниям христианского мира орден иезуитов.

История Церкви научает нас, что назначение её на земле, есть быть всегда гонимою и всегда торжествующею. Бог, дабы показать, что она есть его дело, хотел, чтоб она утверждалась, несмотря на сопротивление людей, и чтоб она основывалась на мученичестве.

Едва начала она дышать свободно при Константине Великом, как увидела восстающие против себя ереси, попеременно нападающие на все члены её веры. Но ад нашел ее толико ж непобедимою от внутренних раздоров, колико она была непобедима от внешних врагов; если какая ересь отторгала от неё чад её, то она всегда вознаграждала свои потери новыми завоеваниями.

Избрание Пия VII было совершенно делом Провидения. Те обманулись в своих ожиданиях, кои полагали, что церковь Римская была разрушена потому только, что глава её находился в оковах.

Церковь Иисуса Христа должна продолжаться до скончания веков; различные перевороты государств не могут поколебать её, она переживет их развалины. Она видела царства, республики, империи, сокрушающиеся и падающие окрест её и среди её, одна она пребыла твердою и непоколебимою; и по истечении восемнадцати веков, она являет всю крепость и плодовитость своей юности. Те, кои после нас придут, найдут ее еще существующею: она не престанет идти твердыми шагами вперед сквозь века и перевороты человеческие до скончания времен, чтоб соединишься с Иисусом Христом в месте вечного Его покоя.

Эраст. Все, что ни говорили мы до сего времени в различных наших беседах, должно убедит вас любезные мои, что нет ничего сравнительного с церковью Иисуса Христа, которой мы имеем счастье быть чадами. Она есть самое лучшее творение Всевышнего; она есть предел предвечных судеб его и предмет нежнейшей его любви. Для неё-то небо и земля извлечены из ничтожества, для неё-то поколения человеческие наследуют одни другим и существует еще Вселенная. Будучи плодоносна от самого начала веков, она рождает патриархов, кои сущие её первенцы; она является пророкам, кои, увидя ее, трепещут от радости, и предвозвещают её сражения и победы, её обширность и продолжение; она объемлет всех праведных, которые во свете её шествуют сквозь тень веры. Наконец, Божественный жених её приходит увенчать её ожидания, приносит себя за нее в жертву; орошает ее драгоценною своею кровью на Лобном месте, утешает ее, в Иерусалиме, славою Своего воскресения, и обещает ей, при последнем с нею разлучении, что он будет с нею до скончания века; будет охранять, ее своим покровительством, и воодушевлять своим духом, что она будет хранительницею его могущества, будет наставлена на всякую истину, всегда непорочна, всегда неизменяема, всегда достойна Его, не взирая на все усилия ада.

С сей навсегда незабвенной эпохи протекло восемнадцать веков в чрезвычайном брожении, представляя очам нашим сожаления токмо достойные перемены и ужасные перевороты, рассеяния народов, разрушение империй, ниспровержение государств, развалины которых служат основанием другим, восстающим для того токмо, чтоб упасть в свою очередь, так что в сей непрерывной цепи событий, совершившихся по попущению Промысла, нет ни одного, которое бы не споспешествовало исполнению великих пред речений, дарованных Церкви, и утешительных обетований, кои носит она в своем недре.

В самом деле, вы видели, с какою силою она восторжествовала над всеми препонами, которые нечестие, ложь, раздор и развращение противопоставляли ей. Вотще язычество вооружалось всею своею яростью, чтоб удержать её быстрые успехи; трехсотлетние гонения послужили токмо к явлению её мужества, и вопреки усилиям её тиранов, она распространялась между всеми народами мира, продолжалась из века в век до наших времен, единым проповеданием истины, которое поддерживалось силою чудес. Вотще расслабление нравов покушалось изменить спасительную строгость священных её правил; она противопоставляла беспорядкам заблуждающихся простолюдинов, и соблазнительным предприятиям некоторых пастырей – множество соборов и счастливое преемство великих примеров; и, не взирая на поток развращения, Дух благочиния и святые правила нравственности, сохранились среди её во всей своей силе. Вотще многие ереси от самой её колыбели восставали против чистоты её догматов; её вера, всегда отражавшая все нападения, не изменилась. Она верит и ныне, учит, как и в первые века, единосущности Сына Божия, на которую нападали ариане; Божеству Святого Духа, которое отрицали последователи Македония; единству лица во Иисусе Христе, опровергаемому несторианами; различию двух естеств в воплотившемся Слове, отвергаемому евтихианами; различию двух воль в Богочеловеке, не признаваемому монофелитами; всем истинам, попираемым манихеями и новыми пелагианам. Она противостоит виклефитам и гусситам, лютеранам и кальвинистами, словом всем проповедникам лжи, которые с самого рождения церкви, пытались искажать полученное ею от Иисуса Христа и апостолов учение, так что, не взирая на все страсти человеческие, она сохранила, сохраняет и навсегда сохранит на высоте своей знамя истины, которое одна она имеет право водрузить, и сокровище святости, которого одна она есть обладательница.

Вот чему, любезные мои, научает нас история Церкви, и вы может судить о ней по слабому, и краткому начертанию оной, которое я представил пред ваши взоры, да поселит оно в вас желание читать оную подробнее, ибо нет науки, которая бы столь удобно могла укрепить нашу веру, поддержать нашу надежду, возбудить и питать в сердцах наших любовь к Богу, как сия божественная история, которая есть утешение верного, и источник ведений Богослова. Но сколь пренебрегают ею в наши дни! С величайшею заботливостью переворачивают летописи всех народов; со тщанием изыскивают то, что может привести нам на память перевороты империй, более несуществующих; одни токмо летописи религии, которая вечно не престанет существовать, в небрежении. Но вы видите, куда завлекло нас святотатственное сие презрение. Какой век когда-либо был обильнее беспорядками и всякими нечестиями! Религия, не известная большей части исповедующих ее, сделалась более предметом споров, нежели освящения. Основания безверия не погребены более в сердцах и не неведомы простому народу; стихотворство воспевает их; они царствуют на публичных зрелищах; музыка посвящает им прелести гармонии; их даже искусно вплетают во все печатаемые сочинения, и всяк в том участвует. Естествоиспытатель мешает их в описания земли и истории животных; физик, в свои системы; математик, в свои выкладки; литератор, в свои опыты и смеси; философы, романисты, во все свои сочинения; даже собиратель чужого, в несвязные свои произведения; словом, всяк, кто токмо не мечет стрел своих в религию или в её первосвященников, должен отказаться от одобрения трех четвертей тех, кои носят на себе имя христиане. Будем удаляться, любезные мои, от среды сих нечестивцев, облечемся в оружие веры, из чистых источников христианства станем непрестанно почерпать предохранительные средства против сей, со дня на день распространяющейся заразы. Будучи убеждены, что долге наш – есть веровать тому учению, которое преподает нам религия, исполнять те правила нравственности, которые она предлагает нам, и следовать тому благочинию, которое она нам предначертывает; станем соображать с нею непрестанно наше поведение, дабы сражаясь вместе с тем и чрез Того, который един есть наше Учитель, наш образец и наш Господь, мы сподобились быть участниками торжества Его в оном вечном святилище, куда он призывает нас, дабы увенчать там собственные дары свои, увенчав наши заслуги.

Конец.