Глава 6. Обетование. Приготовление мира к пришествию Сына божьего

Странно, но одному из самых важных вопросов в христианском богословии, а именно, как нам следует читать Ветхий Завет в свете евангелия, уделяется наименьшее внимание в большинстве учебников по систематическому богословию. Чаще всего авторы учебников переходят к теме о воплощении сразу же после грехопадения, оставляя целые тысячелетия Божьих отношений со своим народом без рассмотрения. Причина такого пробела коренится в устоявшемся мнении о том, что вопрос соотношения Ветхого и Нового Заветов – это область не столько систематического богословия, сколько библейского. Подобное разграничение между этими двумя дисциплинами – вопрос довольно спорный. Целостный подход настоящей книги позволяет рассмотреть историю Ветхого Завета как подготовку Богом мира к пришествию своего Сына.

Кроме того, имеется и еще один аргумент в пользу рассмотрения ветхозаветного периода в такой книге, как эта. Богословы ранней церкви относились к Ветхому Завету с весьма живым интересом, стараясь читать его с христианской точки зрения. Сегодня их способ толкования ветхозаветных книг часто критикуется, тогда как, на мой взгляд, эта критика несколько преувеличена. Я считаю, что Отцы церкви сумели понять нечто очень важное о связи между Ветхим и Новым Заветами, и нам стоило бы у них поучиться тому, как они читали еврейскую Библию. В то же время я считаю, что взгляды Отцов церкви на соотношение между Ветхим и Новым Заветами не были лишены ошибок, поэтому я ни в коем случаене собираюсь призывать к тому, чтобы целиком и полностью разделять их мнения. Перед тем как мы подробнее поговорим о связях между Ветхим и Новым Заветами, мне необходимо остановиться на некоторых различиях в подходах к Писанию между Отцами церкви и современными толкователями.

На сегодняшний день толкование Библии происходит в двух различных (и в то же время весьма близких) дисциплинах: экзегетике и герменевтике. Экзегетика ставит перед собой задачу понять точный смысл того или иного отрывка Писания в его контексте на микроуровне. Иными словами, экзегеты пытаются ответить на вопрос о том, что означал избранный отрывок для своей первоначальной аудитории. Что же касается герменевтики, то ее задача состоит в том, чтобы исследовать тот или иной отрывок на макроуровне, то есть в контексте той книги, в которой он был написан, с точки зрения жанровых особенностей (евангелий, посланий, исторических книг, поэзии, пророчества, закона), в контексте всего канона, а также с учетом традиций толкования.

Для наших целей важно отметить, что современные толкователи Библии начинают с экзегетики и только потом обращаются к герменевтике. Другими словами, мы считаем, что отправной точкой для правильного понимания того или иного отрывка Библии служит непосредственный контекст отрывка. Мы изучаем исторический и литературный контексты, синтаксические особенности отрывка и употребление ключевых слов в нем. Мы делаем по возможности самое тщательное и полное исследование отрывка в его непосредственном контексте, а далее переходим к изучению более широкого контекста. Мы движемся по пути от частного к общему, так как полагаем, что, начиная с общего, мы рискуем внести в отрывок собственные богословские идеи, вместо того чтобы понять значение отрывка из его непосредственного контекста. Надо сказать, что само значение слова экзегетика означает «вычитать из», в противоположность слову эйзегетика, означающему «вчитывание в» отрывок собственных идей. Нет сомнений, что навязывание тексту собственных идей приведет к субъективному результату и не отразит истинного значения отрывка. Сохранить хоть какую-то объективность и постичь подлинный смысл отрывка можно лишь в том случае, если мы начинаем непосредственно с самого отрывка. Начиная с экзегезы текста, нам, возможно, удастся избежать привнесения в него собственных богословских идей и воззрений.

На данном этапе следует знать, что наши способы толкования Библии в корне отличаются от тех, которые использовались в ранней церкви. Отцы церкви не считали зазорным «вчитывать» в тот или иной текст собственные богословские идеи при условии, что эти идеи получали подтверждении в Библии. Более того, любой другой способ толкования Писания считался нехристианским. Отцы церкви были убеждены в том, что вся Библия была книгой о Христе, и поэтому они стремились читать каждый отрывок Писания с точки зрения того, что в нем говорится (прямо или косвенно) о Христе, об отношении отдельных верующих ко Христу или всей церкви в целом. В наше время Отцов церкви часто критикуют за их аллегорические прочтения писаний, за «вчитывание» идей, которых нет в непосредственно изучаемом тексте. К примеру, мы часто говорим о том, что в Книге Песни Песней рассказывается о любви мужчины и женщины, а не о любви между Христом и церковью. Поэтому, когда Отцы церкви толкуют эту книгу как прообраз отношения Христа к своей церкви, нас это возмущает и отталкивает от патристической экзегезы. Однако, по всей видимости, мы забываем, что в пятой главе Послания к Ефесянам Павел недвусмысленно связывает отношения мужа и жены с отношениями между Христом и его церковью. Если между этими отношениями существует прямая аналогия, то почему мы не можем сказать, что в Песне Песней говорится не только об одних отношениях, но и о других? Почему, например, мы не можем принять того, что Агарь и Сара были не только историческими персонажами, но и прототипом того, что Бог предвещал совершить в будущем, когда сам Павел говорит в Гал.4:21–31, что именно так их и следует понимать? А также, почему мы не можем принять того, что Божья любовь к Израилю, описанная в Книге Осии, отражает его любовь к своему Сыну, когда в Мф.2:15 одно связано с другим и даже приводится отрывок из Ос.11:1: «Из Египта воззвал Я Сына Моего». Эти примеры показывают, что определенные события, люди или отношения, описанные в Ветхом Завете, на самом деле служат прообразами будущих реалий. Независимо от того, знал об этом автор подобных текстов или нет, осознавала это первоначальная аудитория или нет, очевидно, что у Святого Духа было особое намерение, предусматривающее такие связи, при которых определенные люди или события из Ветхого Завета должны были стать прообразом более славных реалий в Новом. Нас беспокоят новозаветные отрывки, в которых встречаются подобные случаи, потому что в них попахивает аллегорией. Но если посмотреть на отношение ранней церкви к таким отрывкам, то мы не найдем ни малейшего повода для беспокойства. Более того, Отцы церкви рассматривали их как ключ к богатствам Ветхого Завета, и сами исследовали еврейские писания в поисках прообразов и предзнаменований Христа и церкви.

Итак, поговорим об этом подробнее. Приступая к толкованию Писания, мы начинаем с непосредственного контекста, в котором находится тот или иной отрывок, отказываясь при этом от любого толкования, которое не исходит из самого текста. В противовес этому, отправной точкой для толкования у Отцов церкви была Библия в ее полном объеме, с ее главной вестью, в свете которой они читали каждый отрывок Писания. Мы начинаем от частного и идем к общему, тогда как они начинали с общего и читали каждый отдельный отрывок в свете того, как они понимали главную весть Библии. Эти два подхода к толкованию находятся на совершенно разных полюсах, что и объясняет, почему мы столь быстро отметаем Отцов церкви как аллегористов. Они видят связи в тех местах, где, по-нашему, их не может быть. Это весьма хорошо видно на примере слов Иринея, приведенных ниже. Он преследовал цель опровергнуть гностическое толкование Писания, представлявшего собой еретическое учение во втором веке, согласно которому было два различных божества: один – бог Ветхого Завета, а другой – Нового. Заметьте, что критика Иринея направлена не столько на гностический подход в толковании, сколько на общую картину. Гностики неверно поняли главную весть Библии и потому неправильно толкуют и ее отдельные отрывки.

ИРИНЕЙ О ЛОЖНОМ ТОЛКОВАНИИ ПИСАНИЯ (ОК. 180 Г.):

Они поступают так, как если бы кто-то взял царское изображение, прекрасно сделанное искусным художником из драгоценных камней, а потом разобрал бы образ этого человека на маленькие части, переделав их в неумело слепленный образ пса или лисицы и заявив, что именно таким и был прекрасный лик царя, созданный до этого искусным художником… Подобным образом и эти люди сшивают старушечьи басни, а потом, вырывая оттуда и отсюда слова, выражения и притчи, пытаются приспособить Божьи изречения к своим беспочвенным басням (Прот. ер. 1.8.1 [ANF, т. 1, 326]).⁵⁹

Такой подход к толкованию «от общего к частному» на самом деле был совершенно сознательным и намеренным у Отцов церкви. Для обозначения этого подхода они использовали термин «правило веры», который подразумевал полное учение Библии и представлял собой краткую форму того, что церковь говорила о Библии. В свете этого правила веры они читали все тексты Писания. Обратите внимание на то, что в приведенном ниже отрывке из трудов Иринея, ключом к толкованию притчей (которые он находит малопонятными и, как следствие, трудными для объяснения) служат более ясные высказывания в других местах Писания, а не непосредственный контекст притчей.

ИРИНЕЙ О ТОЛКОВАНИИ ПИСАНИЯ (ОК. 180 Г.):

Тогда обнаружится, что все Писание, данное нам от Бога, является совершенно согласованным; притчи будут сочетаться с тем, что сказано прямо, а сказанное ясно послужит помощью для объяснения притчей. В этом многогласии выражений [Писания] будет слышаться единая гармоничная мелодия, восхваляющая в песнях создавшего все Бога (Прот. ер. 2.28.3 [ANF, т. 1, 400]).⁶⁰

Также и Августин говорит, что тексты, в которых присутствует неясность, следует понимать с помощью правила веры (описываемого им как нечто, представляющее более ясные отрывки Писания, а также авторитетные утверждения церкви) и только в том случае, если оно не помогает, обращаться к контексту отрывка.

АВГУСТИН О ТОЛКОВАНИИ ПИСАНИЯ (ОК. 398 Г.):

Если слова, взятые в собственном значении, делают темным какое-либо место Писания, то, прежде всего, надобно смотреть, правильно ли мы разделили оные по расстановке и должным ли образом прочли. Если по надлежащем внимательном рассмотрении не видно будет, как должно разделить или прочитать их, то нужно прибегнуть к правилу веры, извлеченному из яснейших мест Писания и основанному на уважении к голосу Церкви… Если же и после того обе части рассматриваемого места (или все его части, ежели их случится много) будут казаться неоднозначными и темными, в таком случае остается обратиться к связи (контексту) речи и рассмотреть предыдущие и последующие части текста, окружающие темное место (Христ. наука 3.2. [Robertson, 79]).⁶¹

В этих отрывках Ириней и Августин выражают общие взгляды ранней церкви на толкование Писания: первые христиане обращались ко всей Библии и полагались на церковное учение, основанное на ней, для того чтобы толковать отдельные библейские отрывки. Это не означает, что нам следует просто-напросто сверять смысл непонятных отрывков со смыслом более ясных текстов. Нам следует иметь ясное представление о Писании в целом (или, говоря словами Иринея, – полную картину царя), чтобы затем правильно истолковывать отдельные отрывки Библии.⁶²

Кроме разных подходов толкования «от частного к общему» или «от общего к частному», между нами и Отцами церкви есть еще одно различие. Как я уже упоминал выше, мы склонны к таким толкованиям текстов, которые нацелены на прояснение первоначального смысла, заложенного самим автором текста и предназначенного для той или иной аудитории. Однако в случае с Отцами церкви, открывавшими все более и более многочисленные связи между Ветхим и Новым Заветами, главным было не то, чтобы понять известный автору или заложенный им смысл текста, а чтобы понять заложенное Святым Духом. Признаем мы это или нет, но на нас влияет представление о том, что Библия – это по существу человеческая книга, поэтому мы стараемся обнаружить тот смысл, который был заложен человеком, автором текста. Более того, на нас также влияет современное представление о том, что Библия – это не одна цельная книга, а собрание не связанных (или мало связанных) между собою событий человеческой истории, описывающей религиозный опыт людей. Поэтому мы истолковываем те или иные отрывки Писания без учета других библейских текстов, считая, что последние не имеют отношения к первым. Евангельские христиане отвергают, что Библия главным образом человеческая книга, или собрание несопоставимых между собой рассказов, которые не могут истолковываться один в свете другого. Однако, даже отвергая такие представления, мы не можем не признать того, что они были отправным пунктом для тех ученых-библеистов, которые сформировали этот метод, ставший самым популярным на сегодняшний день. Нравится нам это или нет, признаем мы это или нет, но на нас влияет тот метод толкования Библии, в соответствии с которым Писание – это набор несвязанных между собою свидетельств о встрече человека с Богом.

В представлениях евангельских христиан о толковании Библии есть некоторая непоследовательность. Мы принимаем (хотя и с оговорками) тот метод библейского толкования, который исторически возник среди ученых, отвергнувших большую часть таких важных представлений о Библии, как ее божественное происхождение, цельность рассказанной в ней истории, фундаментальное единство разных книг и христоцентричность. Кроме того, мы отвергаем аллегорию, не задумываясь о том, что этот метод толкования еврейской Библии (имеющий подтверждение в Новом Завете и широко использовавшийся в ранней церкви) близок к нашим представлениям. Иронично и то, что мы наотрез отвергаем аргументы тех или иных Отцов церкви (которые разделяют наши основные убеждения и проводят параллели между ветхозаветными отрывками и их исполнением в Новом Завете), так как учителя современной школы толкования (учителя, не разделяющие наши убеждения) называют такую экзегетику аллегорической. Эта ирония еще более очевидна, когда ратуя за простой смысл, буквальный метод толкования, мы доходим до того, что нас начинают беспокоить даже новозаветные аналогии с Ветхим Заветом, так как это попахивает аллегорией. В итоге, мы приходим к заключению, что подобное обращение было дозволено Святым Духом Павлу и другим новозаветным авторам, потому что они были вдохновлены на то Богом, но сами мы ни в коем случае не должны истолковывать Ветхий Завет подобным образом.

Если мы признаем непоследовательность такого подхода, то нам следует согласиться и с тем, что Отцы церкви толкуют Ветхий Завет аллегорически не просто ради аллегории, а для чего-то большего. В отличие от современных либеральных ученых (полагающих, что в Писании нет единой темы) и некоторых консерваторов наших дней (предпочитающих объяснять Писание с точки зрения таких концепций, как завет или диспенсации), Отцы церкви считали лейтмотивом всего Писания, его главной темой – Христа. Подход, при котором Христос – объединяющий центр, меняет наши представления о том, что главное, и что второстепенное. Мы начинаем с самих себя, задавая вопрос о том, как Бог относится к нам. Отцы церкви начинали с Бога, и особенно с Христа, задавая вопрос о том, как мы приобщаемся ко Христу. По этой причине практически все Отцы церкви рассматривали теозис (приобщение людей к божественной жизни) как связующее звено между Богом и человечеством. Более того, именно поэтому в патристике было такое направление мысли (именно его я и считаю наиболее полезным для нас сегодня), которое понимало теозис в смысле взаимоотношений Отца с Сыном, рассматривая наше причастие к этим взаимоотношениям как суть христианской веры. Если человек строит богословие по примеру Отцов церкви, делая жизнь Троицы краеугольным камнем, то он будет искать личностей этой Троицы – в особенности воплощенного Христа – по всему Ветхому Завету.

Когда мы, подобно Отцам церкви, верим в наличие объединяющей темы или красной нити, проходящей через все Писание, и признаем, что толкования ранней церкви были более богоцентричны, чем современные, мы понимаем, что патриотическое толкование Писания может многому нас научить. Сейчас мы обсудим пример из трудов Отцов церкви, иллюстрирующий то, как они связывали Ветхий и Новый Заветы. Этот пример находится в книге Иринея «Доказательство апостольской проповеди» (датируемой ок. 190 г.), примечательной по двум причинам. Во-первых, Ириней был первым Отцом церкви, предложившим развернутое, положительное изложение христианской веры вне полемичного контекста. Во- вторых, он – наилучший ранний представитель того направления мысли в патристике, где подчеркивался личностный характер спасения и важность взаимоотношений с Богом.

В «Доказательстве апостольской проповеди» Иринея отсутствует разделение на главы, однако содержание этой книги условно можно разделить на две части. В первой части излагается апостольская проповедь, тогда как во второй доказывается ее библейская подлинность на том основании, что слова апостолов были предвозвещены еврейскими пророками. При этом в первой части можно выделить три дополнительных подраздела: (1) главные истины того, кто есть Бог и кем являются человеческие существа в отношении к Богу; (2) история, посредством которой Бог приготовил человечество к искуплению, и (3) совершенное через Христа искупление. Во второй части можно выделить четыре дополнительных подраздела, свидетельствующих о том, что ветхозаветные пророки понимали: (1) вечное существование Сына; (2) человеческое рождение Сына; (3) человеческую жизнь, смерть и воскресение Сына и (4) призвание язычников.⁶³ В свете этой структуры можно сказать, что Ириней обращается к Ветхому Завету дважды: первый раз – с тем, чтобы рассмотреть с исторической точки зрения, как Бог подготавливал мир к воплощению, и второй – чтобы привести конкретные пророчества о Христе. Очевидно, что руководящий принцип Иринея в толковании Ветхого Завета сводится к тому, что в последнем предзнаменован Христос.

Первая часть книги начинается с Троицы, после чего описывается человеческая жизнь в терминах общения с Богом или приобщения к жизни в Троице. Внутри этой тринитарной структуры (основанной на сравнении Павла между Адамом и Христом в Рим.5:12–21 и 1Кор.15:21–22) Ириней высказывает свою главную мысль: Сын стал главою человечества, отменив непослушание Адама и восстановив общение людей с Богом.⁶⁴ Эта идея, в свою очередь, влияет на то, как Ириней истолковывает ключевые тексты Ветхого Завета. Так, к примеру, рассуждая о событиях после потопа, когда Бог заключил завет с Ноем и потребовал смерти в качестве наказания за убийство, Ириней анализирует приведенные для этого причины в библейском тексте. В тексте Быт.9:6 говорится всего лишь о том, что «человек создан по образу Божию», в то время как Ириней продолжает эту мысль, говоря: «Но образ Бога есть Сын, по образу Которого произошел и человек. Поэтому он явился в последнее время, дабы сделать этот образ подобным Себе».⁶⁵

ИРИНЕЙ О ХРИСТЕ КАК О ГЛАВЕ АДАМА (ОК. 190 Г.):

Откуда же существо первозданного? От воли и от мудрости Божией и от девственной земли. «Ибо Бог, – говорит Писание, – до сотворения человека еще не посылал дождя, и не было на ней человека, чтобы возделывать землю» [Быт.2:5]. От этой земли, когда она была еще девственной, Бог взял прах и создал человека, как начало нашего человечества. Таким образом, став главою этого человека, Господь подчинил Себя порядку того же воплощения, родившись от Девы согласно с волей и мудростью Божией, чтобы показать подобие Своего воплощения с воплощением Адама, и чтобы осуществилось написанное вначале: «Человек по подобию и образу Божию» [Быт.1:26] (Док. 32 [Behr, 61]).⁶⁶

Ириней объясняет связь между Сыном – как истинным образом Бога – и каждым человеческим существом – как сотворенным образом Бога, – не только говоря о ценности жизни человека и запрете на убийство, но и о будущем уподоблении Христу, ставшего нашей главой. Подобным образом Ириней находит необычные параллели между первоначальным созданием Адама и рождением Христа от Девы. Заметьте, как в приведенном выше отрывке Ириней напрямую соединяет сотворение Адама из девственной земли с человеческим рождением Божьего Сына от Девы Марии. Обычно нам трудно принять подобное толкование (мы называем его аллегорическим), но обратите внимание на следующее. Во-первых, Ириней ни в коем случае не умаляет историческую ценность того, что сказано в Бытие. На самом деле большинство Отцов церкви верят в достоверность исторических событий Писания, видя в них также дополнительное значение, выходящее за границы исторического толкования. Во-вторых, заметьте, что руководящий принцип толкования Иринея, который оберегает его от произвольных мыслей в толковании Книги Бытия, заключается в библейской концепции Христа как второго Адама.

Такое толкование встречается еще чаще во второй части «Доказательства апостольской проповеди», потому что здесь Ириней перелопачивает весь Ветхий Завет в попытке найти как можно больше свидетельств о Христе. В этой части книги он показывает связь между Ветхим и Новым Заветами, говоря, подобно нам, что в Ис. 7, 14 и Ис. 9, 6 предвозвещается воплощение Сына.⁶⁷

ТОЛКОВАНИЕ ИРИНЕЯ НА ПСАЛОМ 23 (ОК. 190 Г.):

То же самое опять говорит Давид: «Поднимите, князь, ваши врата; поднимитесь, врата вечные, да внидет Царь славы». Ибо «врата вечные» суть небеса. Но поскольку Слово сошло невидимым для творения образом, то им ничего не было известно об этом. Теперь же Слово стало плотью и видимо взошло на небо. И когда силы увидели Его, то нижние ангелы воззвали к тем, которые были на тверди: «Поднимите ваши врата; поднимитесь, врата вечные, да внидет Царь славы». И когда они изумились и спросили: «Кто же это?», – то те, которые прежде видели Его, теперь во второй раз засвидетельствовали: «Господь крепкий и сильный,

Он – Царь славы» (Док. 84 [Behr, 91]).⁶⁸

Среди прочих связей, которые он усматривает (хоть и не каждый согласится с его толкованием), можно упомянуть его толкование трех мужей, явившихся Аврааму (Быт.18), среди которых первые два представлены у Иринея в виде ангелов, а третий – Сыном Божьим до воплощения.⁶⁹ Ириней также находит такие связи между Заветами, которые могут показаться для нас попросту неприемлемыми. Так, например, в Пс.109 он находит истины о предсуществовании Сына, его суде над всеми людьми и его противостоянии тем, кому он ненавистен, а также о том, что Сын бессмертен в силу своего вечного священства.⁷⁰ Истолковывая знаменитый отрывок о том, что волк будет жить вместе с ягненком (Ис. 11, 1–11), он относит его к тем, кто ранее жил в ненависти друг к другу, но затем уверовал во Христа и преобразился.⁷¹ Он истолковывает отрывок из Ис.65:2 («Всякий день простирал Я руки Мои к народу непокорному») как предзнаменование крестной смерти, а не как пример Божьей любви к Иуде.⁷² Наконец, в приведенном выше отрывке Ириней предлагает такое толкование Пс.24:9–10, в котором низшие и высшие ангелы рассуждают между собой о вознесении Христа.

Метод толкования Ветхого Завета Иринеем присущ всей ранней церкви. Описываемые Отцами церкви связи между Ветхим и Новым Заветами зависели от главного объекта их поисков – Христа, многочисленные свидетельства которого они находят в Ветхом Завете. Сегодня мы склонны отбрасывать подобный вид толкования как аллегорический по большому счету из-за того, что боимся лишиться основы в тексте и прийти к надуманным выводам. Однако совершенно очевидно, что толкование Иринея и большинства других Отцов церкви небезосновательно. Их толкование исходит из того, что вся Библия – это книга о Христе. Таким образом, мы возвращаемся к различию в подходах, о чем шла речь в начале главы. В своем толковании мы отталкиваемся от особенностей каждого отдельного отрывка и его контекста (по крайней мере, так говорим), в то время как Отцы церкви основывали свое толкование на общей вести Писания. Необходимо сказать несколько слов о последствиях таких подходов.

Один из способов того, как можно оценить тот или иной метод толкования – это задаться вопросом, не ведет ли он к ошибочным или ложным представлениям. Очевидно, что патристический способ толкования Ветхого Завета чреват ошибками. В то же время следует признать, что все методы толкования – небезупречны, и поэтому важно понять, к каким именно ошибкам может привести тот или иной метод. Какие могут возникнуть проблемы, когда человек рассматривает всю Библию в целом как книгу о Христе? И какие ошибки неизбежны в том случае, если человек не видит никакой связи между книгами Библии или же, если и видит, то не во Христе? Поставленные таким образом вопросы показывают, что проблемы ранней церкви с толкованием не такие уж серьезные, как наши. Как бы ни переусердствовали Отцы церкви в своем толковании, они не ошиблись в том, что касается фундаментальной идеи Писания, которую в нем находили. Сегодня же некоторые толкователи твердят, что Библия – это книга о том, как разные люди переживают личный опыт с Богом, что может привести либо к заключению, что любой опыт одинаково ценен и авторитетен, либо к тому, что опыт отдельно взятого человека может стать нормой для остальных. Другие толкователи говорят, что Библия повествует главным образом о том, как следует жить после искупления, а это смещает акцент на нас самих и не позволяет ясно видеть связь между Божьим действием и нашим. И есть те, кто говорят, что в Библии сказано о юридическом положении человека перед Богом, что чревато игнорированием личностного аспекта спасения. Подобные недопонимания главной темы Писания ведут к разным последствиям, в которых есть по-своему опасные проблемы. Однако общее следствие всех этих подходов – излишнее внимание к вопросам, которые далеко отстоят от центра нашей веры. Использование экзегетических приемов не может гарантировать того, что мы сумеем избежать ошибок в толковании, так как ошибки появляются не от методов, а от предпосылок, на которых строится толкование.

Итак, нам следует признать, что главная опасность кроется не столько в чрезмерном энтузиазме «вчитывания» в разные отрывки главной идеи Писания, сколько в том, что, читая отдельные отрывки Писания, мы можем так и не прийти к правильному пониманию его главной идеи. В этом кроется урок, который мы можем и должны извлечь из периода ранней церкви. Я охотно признаю, что Отцы церкви переусердствовали, «вчитывая» слишком много лишнего в те или иные отрывки Ветхого Завета. Однако в то же самое время я думаю, что им удалось правильно постичь самое важное. Они были правы в том, что ключ к хорошему толкованию находится во внимательном исследовании центральной вести Писания и что все Писание в целом повествует о Христе. В свете этого важного урока я хотел бы посвятить оставшуюся часть этой главы рассмотрению такого подхода к Ветхому Завету, который оставался бы верным фундаментальному видению Отцов церкви (без крайностей) и отводил центральное место Христу, преодолевая пропасть между грехопадением и воплощением.

Каким образом можно соотнести Ветхий и Новый Заветы, если следовать общему представлению ранней церкви о том, что Ветхий Завет раскрывает Христа? Я считаю, что для этого нам следует обратить особое внимание на следующее: во-первых, Христос – это совершенное исполнение ветхозаветной надежды и, во-вторых, представление людей о Христе в продолжение истории Израиля приобретало все более содержательный характер по мере раскрытия откровения. Мне кажется, что признавая Христа окончательным исполнением Божьего обетования и учитывая постепенное откровение о ее миссии, мы сможем объединить Заветы таким образом, чтобы при этом остаться верными главной идее всей Библии и избежать «вчитывания» собственных взглядов в тот или иной отрывок Ветхого Завета. Поэтому будет полезным рассмотреть тему обетования. Вскоре после грехопадения Бог пообещал человечеству, что в определенное время придет некто, кто устранит последствия грехопадения и возобновит общение людей с Троицей. В течение всего ветхозаветного периода Бог постепенно открывал все большее количество подробностей, касающихся того, откуда придет эта обетованная личность, почему люди будут испытывать нужду в нем, что именно он совершит и самое важное, что он будет не просто человеком, а божественной личностью, Сыном Божьим.

Я считаю, что концепция обетования лежит в основе Ветхого Завета и даже более фундаментальна, чем идея завета или вопрос об отношении Бога к человечеству в разные периоды искупительной истории. Бог играет самую важную роль в обетовании, так как именно от него исходит обещание о Сыне. Таким образом, идея обетования служит тем контекстом, в котором поднимается вопрос о взаимоотношениях Бога с человечеством. Другими словами, обещание находится в основе Божьего завета (или заветов) с человеческими существами. В соответствии с целью настоящей книги – выстроить христианское богословие вокруг вопроса о взаимоотношениях Отца и Сына – я хотел бы сосредоточить свое внимание лишь на тех элементах раскрывающегося обетования, которые напрямую относятся к обещанной личности, Божьему Сыну.

Обетование – конкретная личность. Согласно Книге Бытия, Бог дает свое обетование сразу после грехопадения, когда изрекает проклятия. Сначала Бог обращается к змею, говоря: «За то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт.3:14–15). Слово «семя» 0гега) может указывать либо на одного потомка, либо на всех последующих потомков в собирательном смысле. Нас интересует следующее: говорит ли Бог об одном потомке или же обо всех потомках Евы вместе взятых? Хотя современные толкователи обычно предполагают, что это слово относится к потомкам Евы в собирательном смысле, существует также свидетельство того, что переводчики Септуагинты (греческий перевод еврейских Писаний, сделанный около 250 г. до P. X.) понимали слово семя в этом отрывке как указание на одного человека.⁷³Кроме того, обсуждая слово «семя» в Гал.3:16 (хоть здесь и не имеется в виду отрывок из Быт. 3, 14–15, а скорее другие отрывки из этой же книги, где употребляется слово «семя»), Павел говорит о том, что это слово, стоящее в единственном числе, означает конкретную личность – Христа.

ИРИНЕЙ О ХРИСТЕ КАК ОБ ИСПОЛНЕНИИ БЫТ 3, 15 (ОК. 190 Г.):

Итак, совершив Свое дело восстановления, Он дал всему новую главу, воздвигая войну против нашего врага и поражая того, кто вначале пленил нас в Адаме… Ибо с этого времени проповедовалось об имевшем родиться от жены, [т. е. от] Девы по подобию Адамову, как о Том, Кто преследовал главу змея. Он и есть то Семя, о Котором апостол говорит в Послании к Галатам: «Закон дел дан, доколе не придет Семя, к Которому относится обетование», – а еще яснее показывает в том же послании, говоря: «Когда же пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, родившегося от жены» (Прот. ер. 5.21.1 [ANF, т. 1, 548–49])⁷⁴.

Не удивительно, что именно таким образом этот отрывок понимался и в ранней церкви. В приведенной ниже цитате Ириней не только истолковывает словосемя в значении конкретной личности, Христа, но и подчеркивает его рождение от Девы, основываясь на том, что обетованное семя называется не семенем Адама, а семенем жены. Сразу же после грехопадения Бог дал обещание, что от потомков Евы произойдет особая личность, которая и сокрушит сатану. Люди должны были с самого начала понимать, что сами они не могут вернуться в общение с Троицей. Вместо этого необходимо было ожидать обещанное семя, личность, посланную Богом свыше.

Обещанная личность – благословение для мира. Следующий значительный этап развития обетования о семени мы наблюдаем в Быт.12. Когда Аврам обитал в Харране (сегодня этот город находится в северной части Ирака), Бог явился ему и велел покинуть свой народ и страну, чтобы идти в другое место (Ханаан, который в будущем будет называться Израилем). Тогда же Бог дает Авраму следующее обещание: «ИЯ произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение; Я благословлю благословляющих тебя, и злословящих тебя прокляну; и благословятся в тебе все племена земные» (Быт.12:2–3). Здесь для нас важно отметить, что потомки Аврама составят народ, который Бог благословит, чтобы через него были благословлены остальные народы (что подобно современным выражениям «национальные группы» или «этнические сообщества») мира. Аврам и его потомки будут не единственными, кто получит Божье благословение. Напротив, этот народ станет проводником Божьего благословения для всего человеческого рода на этой земле. Таким образом, избрание Аврама и его потомков не исключало остальных людей, но направлено было на то, чтобы принести всем людям благословение через Аврама.

Заметьте, что в этом отрывке не упоминается слово семя, а значит, и нет прямой связи между обетованием из Быт.3:15 и обетованием, которое Бог дает Авраму в данном случае. Однако в последующих текстах Бытия Бог повторяет это обещание четыре раза в той или иной форме: сначала Авраму (чье имя впоследствии было изменено на Авраам в Быт.17:5) в Быт.18:1.8 и Быт.22:18, а потом его сыну Исааку в Быт.26:4 и внуку Иакову в Быт.28:14. Интересно, что из перечисленных отрывков, где Бог повторяет свое обещание, в последних трех встречается слово семя. После того как Бог остановил Авраама во время жертвоприношения сына, он сказал ему: «Так как ты сделал сие дело, и не пожалел сына твоего, единственного твоего, то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое, как звезды небесные и как песок на берегу моря; и овладеет семя твое городами врагов своих; и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт.22:16–18). Впоследствии, повторяя свое обещание Исааку, а потом Иакову, Бог выражает это таким же образом: появятся многочисленные потомки, в то время как посредством семени (одного потомка) будут благословлены все народы.

Если читать эти отрывки исключительно в свете Быт. 12, 2–3, их легко можно отнести к потомкам Авраама в целом. Семя Авраама будет многочисленным (от него произойдет целый народ), и через эту огромную нацию Бог благословит все другие народы мира. Однако наличие слова семя в этих отрывках (пусть даже оно и не упоминается в Быт.12) напрямую связывает это обещание с данным прежде обещанием в Быт.3:15, согласно которому среди потомков Евы появится одна личность, или потомок, который сокрушит змея в голову. В свете этой связи обетование о великом народе следует понимать как средство исполнения обещания о едином семени. Та единственная личность, которую мир должен ожидать, будет не только из числа потомков Евы (т. е. всего человеческого рода), но прежде всего от потомков Авраама и, конечно же, от Исаака (но не от его сводного брата Измаила) и Иакова (но не от его брата Исава). Как известно, Иакову будет суждено стать отцом израильского народа, однако благословение для всего мира будет дано не через Израиль, а через отдельную личность из этого народа. Именно благодаря этой личности, обещанной свыше, будет благословен весь мир.

Обещанная личность – царь по линии Давида. Божье обетование относится в значительной степени к человеческой потребности в прощении грехов, которое эта личность принесет. Это отчасти объясняет цель, ради которой Израилю был дан закон сразу после его выхода из Египта. Впрочем, поскольку непосредственный объект нашего внимания – откровение обещанной личности, нам следует обратиться к периоду ранней монархии в Израиле. После того как Давид становится царем Израиля около 1010 до P. X. и добивается мира в своем царстве, он строит себе дворец и говорит о намерении возвести дом Божий, или храм, который заменит переносную скинию. Во 2Цар.7 Бог посылает к Давиду пророка по имени Нафан, чтобы тот одобрил его намерение и сообщил ему, что храм будет построен его сыном Соломоном. Нафан говорит Давиду следующее:

И Господь возвещает тебе, что Он устроит тебе дом. Когда же исполнятся дни твои, и ты почиешь с отцами твоими, то Я восставлю после тебя семя твое, которое произойдет из чресл твоих, и упрочу царство его. Он построит дом имени Моему, и Я утвержу престол царства его на веки. Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном; и если он согрешит, Я накажу его жезлом мужей и ударами сынов человеческих; но милости Моей не отниму от него, как Я отнял от Саула, которого Я отверг пред лицем твоим. И будет непоколебим дом твой и царство твое на веки пред лицем Моим, и престол твой устоит во веки (2Цар. 7, 11–16).

Слово семя в этом отрывке связывает его с предыдущими откровениями о Божьем обетовании. Отрывок имеет непосредственное отношение к сыну Давида, Соломону, который построит храм и в случае отступления будет сурово наказан Богом. Однако в конечном итоге это пророчество относится к личности, которая обещана в Быт.3:15 и выходит далеко за временные рамки жизни Соломона. По своей родословной линии эта личность будет происходить от Давида (а не просто от израильского народа в целом) и станет царем, который будет вечно править своим царством. Кроме того, Нафан говорит, что Бог будет отцом этого царя, а тот – его сыном. В общем смысле это относится к Давиду, Соломону и их потомкам, тогда как в более глубоком – к самой обещанной личности. Вероятно, это первое неявное указание в Ветхом Завете на то, что обещанным семенем будет Божий Сын. Тем не менее это не означает, что Давид должен был осознавать значимость того, что его потомок назван Божьим сыном, однако, если применить это по отношению к Христу, мы сможем увидеть, что конечным исполнением этого пророчества как раз и стала вторая личность Троицы.

Обещанная личность – сам Бог. Как свидетельствует история Израиля, народ очень скоро погряз в отступничестве, что привело к разделению Израиля на два царства в 931 году. Далее последовало падение северного царства от рук ассирийцев в 722 году и в конечном итоге разрушение Иерусалима и гибель южного царства от рук вавилонян в 586 году. Значительная часть пророческой литературы, написанной в этот период, содержит Божьи предостережения и призыв к тому, чтобы люди осознали свое непослушание и обратились к нему во избежание гибели. Также можно наблюдать возрастающее внимание пророков к тому, что именно совершит⁷⁵ обещанная личность, и, что еще важнее для наших целей, появляются более ясные утверждения о том, что она будет больше, чем простой человек. Два отрывка из Ис.9 и Мих.5 (записанные в восьмом столетии) служат наиболее показательными примерами.

В девятой главе Книги пророка Исаии содержится пророчество о том, что народ, погрязший во тьме и смертной тени, увидит избавление благодаря рождению младенца, чей престол будет стоять вечно. В Ис.9:6–7, одном из известнейших отрывков Ветхого Завета, говорится: «Ибо младенец родился нам – Сын дан нам; владычество на раменах Его, и нарекут имя Ему: Чудный, Советник, Бог крепкий, Отец вечности, Князь мира. Умножению владычества Его и мира нет предела на престоле Давида и в царстве его, чтобы Ему утвердить его и укрепить его судом и правдою отныне и до века. Ревность Господа Саваофа соделает это». Здесь мы вновь видим четкую связь между этим отрывком и предыдущими упоминаниями о Божьем обетовании. Обещанный младенец, который займет престол Давида и чье царство пребудет вовек, также обещан в Быт. 3, 15, а затем неявно упомянут в Быт.12 и снова обещан в 2Цар.7. Однако, что примечательней всего в этом отрывке, так это два имени, данные обещанной личности, а именно «Отец вечности» и «Бог крепкий». Это говорит о том, что обещанная личность будет не просто сыном, а Сыном с большой буквы, то есть вторым лицом Троицы. Младенец, которому должно родиться, будет самим Богом.

Настолько же поразителен и другой отрывок: Мих.5:2. Говоря о сокрушительной гибели Израиля, пророк возвещает о владыке, который будет пасти свой народ и обеспечит ему защиту. В Мих.5:2 сказано: «И ты, Вифлеем-Ефрафа, мал ли ты между тысячами Иудиными? из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле и Которого происхождение из начала, от дней вечных». Евреи понимают эти слова как пророчество о том, что обещанная личность (ныне называемая Мессией, что означает «помазанный») родится в Вифлееме (см. Мф.2:1–8). Впрочем, вторая часть этого отрывка еще примечательней, чем первая. Михей говорит о том, что упомянутый владыка из Вифлеема будет иметь «происхождение из начала, от дней вечных». Использованное здесь выражение «от дней вечных» можно перевести точнее, как «от вечности».⁷⁶ Кроме того, слова «произойдет» и «из начала» – перевод одного и того же еврейского слова, что свидетельствует о намерении Михея подчеркнуть вечную природу грядущего.⁷⁷ Форма его выражения в этом месте схожа с утверждением Иоанна Крестителя: «За мною идет Муж, Который стал впереди меня, потому что Он был прежде меня» (Ин.1:30). И Михей, и Иоанн говорят о том, что грядущий существовал до своего прихода. Тем самым они хотят сказать, что личность, которой должно родиться, существовала извечно и, соответственно, была Богом.

В настоящей главе мы увидели, что в понимании Отцов церкви (в отличие от многих современных методов толкования) верное толкование Ветхого Завета требует правильного понимания всей библейской вести в целом и, соответственно, того, чтобы в свете этой вести читались отдельные отрывки Писания. Кроме того, мы увидели, что в подавляющем большинстве случаев главной вестью в ранней церкви считался Христос. Соответственно, Христос – это связующее звено между Ветхим и Новым Заветами, как и его взаимоотношения с Отцом – связующее звено между Божественной и христианской жизнью, между действием Бога и действием человека. Несмотря на чрезмерные старания Отцов церкви по выискиванию Христа в Ветхом Завете, которые привели к ошибочной экзегезе определенных отрывков, раннехристианские авторы все же руководствовались верной предпосылкой: именно Христос должен был быть связующим звеном между Заветами.

В этой главе я также попытался проследить, каким образом данное Богом обещание достигло своего исполнения во Христе.

С этой целью я обращался к тем отрывкам, которые для Отцов церкви (как, собственно, и для подавляющего большинства верующих на протяжении почти всей истории христианства) были прямыми указаниями на Христа. Вместе с тем я попытался показать, что человеку не обязательно знать конец истории, чтобы увидеть Христа в раскрывающемся откровении Ветхого Завета. Напротив, от самого начала люди могли распознать Божье обещание в отношении той конкретной личности, на которую они и должны были возлагать свои надежды. Со временем Бог явным образом указал, что эта личность произойдет от Авраама и будет из израильского народа по линии Давида. Бог также ясно показал, что эта личность принесет прощение грехов и установит вечное царство. Далее Бог все отчетливее давал понять, что эта личность будет божественной, то есть Богом. Оглядываясь в прошлое в свете более полного откровения Нового Завета, мы (как и Отцы церкви) можем видеть, что ветхозаветные ссылки на «сына» подразумевали «Сына» с заглавной буквы, то есть вторую личность Троицы. Хотя евреи и не могли догадаться об этом тогда, когда указания на множественность Бога были ограничены, у них было достаточно откровения, дабы понять, что каким-то образом эта личность будет самим Богом.

Таким образом, мы можем видеть, что связь между Ветхим и Новым Заветами более тесная, чем это зачастую представляется современными исследователям. Кроме того, мы видим, что критика патристического толкования не всегда справедлива. Если изложенная мною концепция обетованной личности верна, то надлежащий способ объединения Заветов гораздо ближе к тому, который мы находим у Отцов церкви, нежели наш. От начала и до конца Библия пронизана темой Божьей любви к своему народу. Именно из любви к людям Бог дал обещание послать в мир того, благодаря которому все народы мира смогут быть благословлены. Как мы уже знаем, это и был Христос.

Любовь, которую Отец и Сын извечно разделяют между собой, как раз и побудила Бога отдать нам Христа. Бог пообещал нам своего Сына, чтобы разделить с нами любовь, которую он разделяет с Сыном. Несколько тысячелетий ветхозаветной истории предназначались для подготовки Израиля и всего мира к тому, чтобы распознать и принять сего Сына, когда он придет на эту землю. Именно об этом мы и поговорим подробнее в седьмой главе.