Причащение

Дни приближалися... и на Петра вопрос:

«Где Пасху праздновать?» – ответствовал Христос:

«Ступайте в город, вам встретится идущий

Поспешно человек, кувшин воды несущий.

Скажите лишь ему: «Учитель нас прислал,

Зане Он говорит, что час Его настал,

Веди ж нас в горницу, где б мог с учениками

Он Пасху совершить!» И тот, идя пред вами,

Укажет горницу, что устлана ковром,

Большую, светлую и с убранным столом.

Там приготовьте все». Услышав это слово,

Исполнили они веление Христово

И все нашли, как им сказал в беседе Он.

Когда же сумраком оделся небосклон,

Приблизился Христос спокойными шагами,

В одежде праздничной и с ясными очами,

И первым перейдя чрез храмины порог,

С Апостолами Он за трапезу возлег.

Христос взял в руки хлеб и, преломив его,

Сказал: «Вкусите все от Тела Моего».

И чашу вознеся, налитую до края Вином,

Он произнес, ее благословляя

Десницею Своею: «Сия есть Кровь Моя

Завета Нового, все пейте от Нея,

Прольется Кровь сия грехов во искупленье!»

Словам Учителя внимали в умиленьи

Апостолы, дивясь загадочным речам.

О. Чумина

Установление Таинства

Во время управления Московской епархией митрополита Филарета на одном приходе Москвы священствовал отец Г., человек добрый и глубоко верующий. Этот пастырь поставил себе за правило поминать на проскомидии⁶ не только своих прихожан, но и всех умерших, о которых ему удавалось узнать. Встретит, бывало, он на улице похороны и сейчас же спросит имя покойника, а потом запишет его и усердно молится на каждой проскомидии. Или услышит о каком-либо несчастном бедняке, погибшем без покаяния, и опять возносит свои молитвы у престола Божия. Как- то на батюшку за что-то пожаловались Владыке Филарету и просили перевести его на другой приход. Владыка обещал удовлетворить просьбу, но едва взял перо, чтобы написать распоряжение о переводе, какое-то тяжелое чувство вдруг заставило его отложить дело до утра. Было поздно, и митрополит лег спать. Но едва только забылся, как ему приснилось, что он стоит на широкой равнине и какие-то люди окружают его. Среди этих людей многие имели жалкий вид. Все они с громкими криками требовали, чтобы митрополит простил священника... Они просили настойчиво, все ближе и ближе обступая Владыку... и митрополит проснулся... Не желая придавать значения сну, он направился в кабинет и решил тотчас подписать бумагу о переводе священника. Но, когда взял перо, необъяснимое, сильное чувство снова овладело им, и, не подписав бумаги, Филарет опять лег в постель. А прежний сон – тут как тут.

Незнакомые люди еще с большим усердием умоляли Владыку оставить священника на прежнем месте.

– Оставь его в покое! – кричали они. – Нам жаль его!..

Наутро митрополит вызвал священника к себе. С трепетом предстал отец Г. пред строгим архипастырем. Митрополит сказал ему все, что про него написано в жалобе. Смиренно, с глубоким раскаянием повторял батюшка: «Правда все это, Владыко, грешен я. Видит Бог – тяжко грешен», – и не оправдывался в своей вине.

– Ну, – продолжал митрополит, – теперь скажи, что есть за тобой хорошего?

– Ничего во мне хорошего нет, Владыко, – ответил отец Г.

– Подумай, может быть, что и найдется?

– Может, вот я поминаю всех покойников на проскомидии, о которых узнаю или услышу, так ведь это мой пастырский долг!..

– Да, – задумался Владыка, – ты молишься за них, а они молят за тебя. Оставайся на своем месте, но помни, что ты должен заботиться и о живой твоей пастве и служить для нее примером безукоризненной жизни.

С этими словами митрополит проводил изумленного батюшку.

Проскомидия

Я помню храм, залитый светом

И дня, и множества свечей,

И в алтаре новозаветном

Молился Божий иерей.

Я помню час, когда отверзлись

Дотоль закрытые врата

И все мы, верные, поверглись

К стопам представшего Христа!

Я помню миг, когда метнулся

Небесный огнь к моим устам

И дух мой радостно рванулся

К Святым Божественным Дарам!

За литургией кронштадтского пастыря (Рассказ очевидца)

Южная дверь распахнулась. В алтарь вошел отец Иоанн, а за ним и прочее духовенство. Отец Иоанн надел епитрахиль⁷ и в сопровождении духовенства вышел к Царским вратам⁸ читать молитвы перед началом литургии.⁹ После входных молитв духовенство возвратилось в алтарь и, приложившись к престолу,¹⁰ стало облачаться, а на клиросе начали читать часы.

Я жадно следил глазами за отцом Иоанном, ловил каждое его движение, боялся упустить хоть что-нибудь из происходившего передо мной. Я зорко наблюдал, как он облачался, умывал руки и подошел к жертвеннику¹¹ вынимать просфоры. О, как мне хотелось подойти к нему, помянуть моих ближних в то время, когда великий кронштадтский пастырь вынимал частицы из просфор! Но я не осмелился и, стоя вблизи престола, боялся двинуться с места. Наконец часы окончились. Духовенство окружило престол: четыре священника, два диакона и посреди них сам отец Иоанн. Все они были в белых ризах, а на отце Иоанне сияла голубая митра.¹² «Благослови, Владыко», – возгласил диакон, выйдя на амвон.¹³ «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа...», – торжественно начал отец Иоанн. «Аминь», – ответили певцы, и литургия началась. «Христос воскресе из мертвых», – запели в алтаре, литургия совершалась вскоре после Пасхи. И эта песнь Воскресения лилась каким-то благодатным, освежающим дождем в мое сердце, точно я никогда прежде не слышал ее такой торжествующей и могучей. «Христос воскресе из мертвых», – понеслось с правого и левого клиросов. О Боже! Можно ли описать то состояние, в каком находился я во время этой литургии? Это было что-то поистине необыкновенное, невыразимое, что можно было только чувствовать и воспринимать непосредственно душой. Порой, когда можно было заглянуть в храм через Царские врата, я видел, что церковь была полна народу.

Вот началась та часть литургии, которая называется литургией оглашенных.¹⁴ Диакон сказал великую ектению.¹⁵ Вслед за ней пропели антифоны, или избранные стихи из псалмов, и песнь «Единородный Сыне». После этого я услышал прекрасное пение Заповедей Блаженства. «О, если б в наше сердце проникли эти великие заветы Самого Бога!» – подумал я... Вот вынесли из алтаря святое Евангелие с преднесением свечей. Отец Иоанн благословил Малый вход,¹⁶ и на клиросе запели: «Приидите, поклонимся». Вскоре прочли Апостол и Евангелие. Диакон произнес сугубую ектению, и послышалось: «Оглашеннии, изыдите». Литургия оглашенных окончилась.

Началась литургия верных.¹⁷ Пропели Херувимскую песнь, Святые Дары¹⁸ перенесли с жертвенника на престол, Царские врата закрылись. Началась важнейшая часть литургии. Все возгласы отец Иоанн делал в это время, полуобратясь к народу, как бы приглашая его к участию в Святом Жертвоприношении.

«Вот она, – думал я, – истинная молитва, вот так же молились и совершали литургию и святые отцы Церкви в первые века христианства!»

«Что же будет, когда наступит момент пресуществления Святых Даров? Можно ли сомневаться, что столь пламенная молитва будет услышана и Господь пошлет Святого Духа на Жертву!» И, глядя на молящегося отца Иоанна, мне казалось, что если он сейчас скажет стенам этого здания: «Пойдите передвиньтесь туда или падите», – то они не посмеют ослушаться, а двинутся и падут.

Наконец настали самые святые и великие минуты литургии верных. «Приимите, ядите», – возгласил отец Иоанн, обратясь к народу. «Сие есть Тело Мое» – продолжал он, повернувшись к престолу. При этом отец Иоанн, указывая рукой на хлеб, почти коснулся Святого Агнца. Слова: «Сие есть Тело Мое» – прозвучали с необыкновенной силой убеждения, и, когда он указал на хлеб, мне показалось, точно что-то сверкнуло над Агнцем. «Аминь», – отвечал хор, удостоверяя слова Господни, а отец Иоанн, произнеся вполголоса: «Подобие и чашу по вечери, глаголя», – продолжал опять с той верой и убежденностью: «Пийте от нея вси...»

Вот отец Иоанн подошел к престолу и, благословляя Святые Дары, проговорил установленные слова: «И сотвори убо хлеб сей Честное Тело Христа Твоего... а еже в чаше сей Честную Кровь Христа Твоего... преложив Духом Твоим Святым...». И, казалось, опять точно тихая молния озарила престол. «Аминь, аминь, аминь», – произнес диакон, и почти все бывшие в алтаре поверглись ниц, и мне жутко было поднять голову. После началось поминовение живых и умерших наших братьев и сестер о Христе. Отец Иоанн склонился над престолом, приник к чаше с Кровью Христовой и, взяв ее крепко в десницу, слегка колебал ее над престолом. Видимо, он прильнул к ней, как к живому Христу, и молился... За кого? Кто были те счастливцы, имена которых он как бы шептал на ухо Спасителю, за кого так горячо молился?

В алтаре началась Тайная вечеря. Отец Иоанн причастился Святых Таин, за ним священники и диаконы, окружив Святую Трапезу, начали приобщаться. Отец Иоанн, приняв Источник Бессмертия, не отошел от святого престола и не запивал теплотой. Для него, очевидно, было дорого пребывать здесь, у Трапезы Господней, и он, причастившись сам, стал раздроблять Тело Христово для причащения мирян. Причастный стих кончился, завеса отдернулась, и Царские врата снова открылись. Сейчас же отец Иоанн стал говорить проповедь. Громадная толпа затихла, и каждое слово проповедника было ясно слышно.

Проповедь смолкла. На амвон вынесли чашу со Святыми Дарами, и кронштадтский пастырь стал причащать верующих. Вот, наконец, отец Иоанн в последний раз вынес чашу к народу. «Всегда, ныне и присно, и во веки веков», – возгласил он. «Аминь. Да исполнятся уста наша хваления твоего, Господи...», – запел хор, а отец Иоанн понес святую чашу на жертвенник.

Наконец произнесен и отпуст, и литургия закончилась. Никогда я не забуду этой литургии, совершенной великим пастырем.

Голощапов

Причащение

В Житии святителя Григория Двоеслова¹⁹ рассказывается, что одна знатная римская женщина принесла в храм просфоры для совершения Таинства Причащения. Литургию в этот день совершал сам святитель Григорий. Когда настало время подавать людям Святое Причащение, приступила и та женщина. При словах святителя: «Преподается Животворящее Тело Господа нашего Иисуса Христа» – женщина усмехнулась. Видя ее смех, святитель Григорий удержал свою руку и спросил женщину: «Ты рассмеялась?» – «Удивительно для меня, Владыко, что ты называешь Телом Христовым тот хлеб, который я испекла своими руками». Святитель Григорий помолился Богу, и тотчас хлеб принял образ истинного человеческого тела. Святитель снова помолился – и образ человеческого тела претворился в хлеб.

Малый вход Великий вход

Между гор Палестины далекой

Вдруг грянуло слово!.. И было оно

Такою любовью святой и глубокой,

Так истины вечной и света полно!..

Не ведая гнева, не ведая страха,

Проникнуто мощью святой правоты,

Оно воздвигало смиренных из праха

И гордых сводило во прах с высоты.

И чуждое злобы, угроз и проклятья,

Оно проникало до глуби сердец;

Оно говорило, что люди все – братья,

Что царству вражды и насилья конец.

Розенгейм

²⁰

Да молчит ныне всякая плоть,

Предстоя пред святыней великой:

Днесь приходит заклаться Господь,

Днесь дается нам здесь Сам Владыка!

Да обымет нас трепет и страх,

Да умолкнут сердец помышленья,

И повергнемся все мы во прах

Перед страшною Чашей спасенья...

О воспряни, душе, и блюди,

Не смежая духовные вежды,

И к спасительной Чаше гряди,

На Христа возложив все надежды!

Е. Львова

Во времена язычества в Греции, в городе Илиополе, был правитель, по имени Диоген, жестокий гонитель тех граждан, которые не хотели кланяться идолам. Он намеревался вступить в супружество с Геласией, дочерью финикийского царя Аврелиана. Но Аврелиан, просветившись Святым Крещением, не захотел отдать свою дочь за язычника. Вскоре Аврелиан умер, и Геласия, опасаясь, чтобы Диоген силой не захватил ее, ушла из дома и скрылась в монастыре, настоятельницей которого была преподобная Евдокия. Но Диоген узнал об этом и послал пятьдесят воинов взять Евдокию и представить ему для наказания. Господь явился ей во сне и сказал: «Евдокия, будь тверда в вере, ибо наступает время для тебя исповедать Мое имя, тебе готовится подвиг, на который иди со спокойной душой. Я буду с тобой и буду помогать тебе».

В это время послышался шум в стенах монастыря: то были воины Диогена. Преподобная, выйдя к ним навстречу, спросила, что им нужно. Солдаты бросились на нее и грубо потребовали, чтобы она указала им на Геласию. Обещаясь выдать девушку, преподобная Евдокия поспешила в храм, взяла там ковчежец со Святыми Дарами, скрыла его у себя на груди и, придя снова к воинам, сказала: «Я и есть Геласия, берите меня». Преподобная тотчас же была взята, приведена в Илиополь и заключена в тюрьму. Скоро по приказанию Диогена Евдокию привели на суд и приговорили к тяжким мучениям. Когда воины стали раздевать преподобную Евдокию, у нее выпал ковчежец со Святыми Дарами. Солдаты подняли его и подали правителю. Когда Диоген протянул руку, чтобы взять его, из ковчега появился огонь, в один миг объявший пламенем слуг. Он опалил левое плечо правителя. Диоген, вместо того чтобы познать и прославить Истинного Бога, стал взывать о помощи к боготворимому им солнцу.

– Ты, – молился он, – наказываешь меня за то, что я медлю умертвить эту волшебницу, исцели меня, и я сейчас же предам ее лютой смерти.

Не успел Диоген окончить эти слова, как вдруг сошел на него в виде молнии новый огонь и так опалил его, что он тотчас же умер. Великий страх напал на всех присутствующих. Один из воинов, уразумев кару Божию, подошел к преподобной Евдокии и сказал:

– Умоляю тебя, раба Господня, умилосердись над нашим правителем, возврати ему жизнь, и тогда все прославят Истинного Бога.

Святая Евдокия, преклонив колени, долго и горячо молилась. Потом, подойдя к умершему, она воззвала его к жизни. Чудо это так поразило жителей города Илиополя, что многие из них тотчас же уверовали в Истинного Бога.