Глава IV. История взаимоотношений государства и Церкви

1. Досоветский период. История взаимоотношений государства и Церкви. Экономическое положение Русской Православной Церкви. 2. Советский период и наши дни. Первый период (1918–1943 гг.). Второй период (1943–1960 гг.). Третий период (1970–1989 гг.). Четвертый период (1990-е гг. – по настоящее время).

История взаимоотношений государства и Церкви. О том, каковы должны быть взаимоотношения Церкви и государства, всегда спорили представители различных социальных слоев, движений и групп. Об этом писали научные трактаты философы, теологи и историки. Данный вопрос действительно очень важен, ибо напрямую касается свободы или несвободы в выборе религии, места и роли религиозных организаций в государстве, обучения религии и т. д.

Еще в Византии были выработаны основные принципы церковно-государственных отношений (симфонии), которые зафиксированы в канонах и государственных законах империи, отражены в святоотеческих писаниях. Суть симфонии состоит в обоюдном сотрудничестве, взаимной поддержке и ответственности без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а не потому, что его епископская власть исходит от государственной власти. Точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, стремящийся получить у нее спасение, а не потому, что власть его происходит от власти епископа. Государство при симфонических отношениях с Церковью ищет у нее моральной, духовной поддержки, благословения деятельности, направленной на достижение целей, служащих благополучию граждан, а Церковь получает от государства помощь в создании условий, благоприятных для благовествования и для «духовного окормления своих чад», являющихся одновременно гражданами государства.

Классическая византийская формула взаимоотношений между государственной и церковной властью приведена в «Эпанагоге» (вторая половина IX в.): «Мирская власть и священство относятся между собою, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства». Ту же мысль находим и в актах VII Вселенского Собора: «Священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным».

Унаследованная от Византии симфония Церкви и Царства признавалась и в России, но в своей юридической реализации и политической практике этот идеал подвергся радикальной деформации. Православие, согласно Основным законам Российской империи, есть вероисповедание государя и большинства его подданных. Параграф 42-й Основных законов провозглашал: «Император, яко Христианский Государь, есть Верховный Защитник и Хранитель догматов господствующей веры и Блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния». Лишь одно обстоятельство могло освободить российских подданных от присяги на верность государю – отказ его от Православия.

Россия – многонациональное государство. Свободой веры пользовались в нем все подданные, принадлежавшие к национальным вероисповеданиям, но она не распространялась на носителей экзотических, изуверских или незаконно появившихся у нас религий и конфессий, кроме того, пределы такой свободы были различны для разных вероисповеданий.

Все признанные в Российской империи религии по объему прав и привилегий, с одной стороны, и всякого рода стеснений и ограничений, с другой стороны, можно выстроить в иерархический ряд. За господствующей Православной Церковью следовали Лютеранская и Реформаторская Церкви, община гернгутеров (протестантская секта), Армяно-григорианская, Армяно-католическая и Католическая Церкви. Вслед за данными христианскими конфессиями стояли общины евреев-караимов, магометан-суннитов и шиитов, евреев-талмудистов; последней из привилегированных общин считалась Буддистско-ламаистская Церковь калмыков и бурят. Общины молокан, духоборцев, субботников, скопцов, хлыстов и иных крайних сектантов законами Российской империи не признавались. Всего лишь терпимыми, но лишенными привилегий являлись шотландские и базельские сектанты, меннониты и баптисты Закавказья, сибирские шаманисты и самоеды-язычники, русские старообрядцы⁷⁷.

Существенно изменил правовой статус инославных и иноверных исповеданий Указ императора об укреплении начал веротерпимости, изданный 17 апреля 1905 г. Он значительно расширил права старообрядческих и сектантских общин, не носивших изуверского характера. Почти во всех отношениях (в частности, во владении имуществом от имени религиозных обществ, в праве на сооружение молитвенных домов, на устройство скитов, обителей, на печатание богослужебных книг, преподавание своим детям Закона Божьего, ведение метрических книг) они были уравнены с ранее признанными государством христианскими церквами. Приверженцы белокриницкого согласия⁷⁸ и беглопоповцы стали после издания Указа официально именоваться не раскольниками, а старообрядцами. Для старообрядцев и сектантов отменялись прежние ограничения на поступление их на государственную службу. Однако старообрядческое и сектантское духовенство не получило права на официально признанное употребление духовных званий и титулов, хотя духовенство армяно-григорианское, армяно-католическое, лютеранское и реформаторское пользовалось таким правом.

Права католической и мусульманской религиозных общин расширились, ибо «население внутренних губерний исполняло всегда свой долг пред государством наравне с его коренными подданными и не доставляло правительству каких-либо особых забот в отношении политическом. Будучи весьма твердым в правилах своего вероучения, население это никогда, однако, не проявляло стремления к прозелитизму среди русского народа. Кроме того, несмотря на сохранившиеся еще некоторые отличия внутреннего и внешнего быта, население это сроднилось с Россией и вполне ей дружественно»⁷⁹. Также Указом было запрещено официально называть идолопоклонниками и язычниками буддистов-ламаистов.

Исконная веротерпимость русского народа, которую выражало и российское законодательство, не стесняла религиозную жизнь новых народов, входивших в состав государства. Их традиционные вероисповедания рассматривались как законные, им гарантировалось покровительство государственной власти.

Экономическое положение Русской Православной Церкви. Главный источник существования всех церковных учреждений – казенные кредиты и доходы от проводимых религиозных обрядов.

Клир (духовенство) в 1913 г. включал: 148 архиереев (66 епархиальных и 82 викарных), 92 123 монаха, монахини и причта (церковные служители и певчие). В стране действовали 41 270 приходов (в них насчитывалось не менее 125 тыс. клириков, а с семьями не менее 500 тыс. человек).

Поскольку Церковь не была отделена от государства, все значимые религиозные чины получали жалованье из казны. Лучше всех обеспечивались архиереи: жалованье викарного⁸⁰ архиерея составляло от 1,5 тыс. руб. в год, епархиального – от 4 до 7,8 тыс. руб. (это большой доход для того времени). Сметой 1916 г. на архиерейское жалованье выделялось 957 тыс. 474 руб. Кроме того, все архиереи имели значительные доходы от монастырей, в которых числились настоятелями, а также получали прибыли от предприятий архиерейских домов и от так называемых епархиальных сборов⁸¹.

Приходское духовенство (по сравнению с архиереями) казенное жалованье имело намного меньшее. До 1893 г. казенное обеспечение, по мнению некоторых исследователей Русской Православной Церкви, возрастало медленно. В 1893 г. правительство России принимает решение «о скорейшем проведении казенного обеспечения всем причтам Империи»⁸². Смета 1916 г. на 31 тыс. причтов отпускала 18 млн 788 тыс. 559 руб., т. е. в среднем по 600 р. на причт. По расчетам же Особого совещания для обеспечения всего приходского духовенства из расчета 1,2 тыс. руб. священнику, 800 р. диакону и 400 р. псаломщику в год потребовалось бы ежегодно 75 млн руб. Однако факт принятия данного решения свидетельствует о проявлении заботы государства о Церкви, поскольку последняя являлась полноправным участником системы государственного управления, и ее правовой статус закреплялся в Своде законов Российской империи.

Решающими событиями 1917 г. для Русской Православной Церкви стали окончание синодальной эпохи, длившейся со времени правления Петра I, и созыв Поместного Собора, который открылся 15 августа 1917 г. и продолжался до 1 сентября 1918 г. В Соборе участвовало 265 представителей духовенства и 153 человека от верующих. Он восстановил институт патриаршества и древнейшую традицию регулярного созыва Соборов как высших органов церковной власти. Официально сторонясь политики и насилия, согласно принципу «Отдавайте кесарю кесарево, а Божие Богу» (Мф. 22:21; Мк. 12:17; Лк. 20:25), Русская Православная Церковь старалась сохранить свою автономию и прежний правовой статус.

В отношениях между Церковью и Советским государством выделяют несколько периодов:

1) 1918–1943 гг.;

2) 1943–1960 гг.;

3) 1970–1989 гг.;

4) 1990-е гг. – по настоящее время. Рассмотрим их.

Первый период (1918–1943 гг.). Октябрьская революция 1917 г. внесла радикальные изменения в церковно-государственные отношения. Совет народных комиссаров (СНК) 20 января 1918 г. Декретом об отделении церкви от государства и школы от церкви (далее – Декрет об отделении церкви от государства или Декрет) отделил Церковь от государства и не дал ей прав юридического лица.

В новом советском законодательстве было четко записано, что «никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью». Все имущество существующих в России церквей и религиозных обществ объявили народным достоянием. Декрет запрещал религиозное воспитание и образование детей в школе.

Политику Церкви по отношению к Советской власти выразил известный богослов профессор С. Н. Булгаков в своем выступлении на заседании Поместного Собора в ноябре 1917 г.: «Церковь не предначертает путей для достижения политических задач... задача ее определяется не бойкотом неугодной власти, а великой ответственностью перед Богом за народ»⁸³.

Если отношение Русской Православной Церкви к новой власти в первые дни можно определить как лояльное, то Советская власть сразу приступила к реализации практических мер в борьбе с Церковью. Так, избрание Патриарха Тихона (Белавина) на Поместном Соборе 5 ноября 1917 г. она расценила как возрождение идей монархизма. С точки зрения большевиков, Церковь представляла мощную политическую силу и большую опасность для новой власти, ведь подавляющая часть населения страны являлась верующей. Именно страх объединения различных политических сил под знаменами Русской Православной Церкви заставил большевиков развязать антирелигиозную борьбу. Прямой отсчет антигосударственных деяний духовенства атеистическая пропаганда вела с 11 ноября 1917 г., когда в послании Поместного Собора социалистическую революцию назвали «нашествием антихриста и беснующимся безбожием». Русская Православная Церковь на Соборе 1917–1918 гг. не признала законности Декрета об отделении церкви от государства, как не признавала она (до заявления Патриарха в 1923 г.) законности Советской власти вообще.

Из изложенного видно, что государственно-церковные отношения характеризовались антагонистическим противостоянием. В вопросах идеологии Советская власть, не признающая религию, была непримирима. К сожалению, данные государственно-церковные отношения не ограничивались только идеологическими разногласиями. Не прошло и месяца после Октябрьской революции, а из Петрограда в Москву (11 ноября 1917 г.) поступила депеша о конфискации (согласно Декрету Совнаркома) у Русской Православной Церкви всех учебных заведений. Вслед за этим последовали и другие декреты в области государственно-церковных взаимоотношений. Декрет ВЦИК⁸⁴ и СНК о гражданском браке, детях и о ведении книг актов гражданского состояния, опубликованный 18 декабря 1917 г., признал отныне юридически недействительным церковный брак. В январе 1918 г. Декретом СНК были ликвидированы духовники в армии, отменены все государственные дотации и субсидии церкви и духовенству.

Декрет СНК о свободе совести, церковных и религиозных обществах, принятый 20 января и опубликованный 23 января 1918 г., стал ответом действующей власти на постановление Синода от 2 декабря 1917 г. «О юридическом статусе Русской Православной Церкви», в котором содержалось требование к Советской власти не принимать никаких законов в области государственно-церковных отношений без предварительных консультаций с Церковью и без ее санкций. Советское правительство не собиралось вступать в какие-либо переговоры с иерархами Русской Православной Церкви. Патриарх Тихон, выступивший 19 января 1918 г. с посланием к архипастырям и всем верным чадам Русской Церкви, предал анафеме всех тех христиан или хотя бы по рождению своему принадлежавших к Церкви лиц, которые творили насилие над невинными людьми либо принимали участие в мероприятиях, направленных против Русской Православной Церкви. Он призвал прихожан активно вставать «в ряды духовных борцов, которые силе внешней противопоставят силы своего святого воодушевления»⁸⁵. Идеологическая конфронтация государства и Церкви закончилась, началось открытое гонение на Церковь и ее вытеснение из всех сфер жизни общества, включая физическую расправу над ее служителями.

В марте 1918 г. делегация Поместного Собора посетила Совнарком и от лица «ста миллионов русского населения» потребовала в ультимативной форме отмены Декрета и иных подобных распоряжений. В апреле 1918 г. по России прокатилась волна протеста. Организовывались массовые крестные ходы и богослужения на площадях и в общественных местах в поддержку Церкви. В адрес правительства направлялись коллективные петиции с требованием отказаться от отделения Церкви от государства и школы от Церкви, с угрозами народного сопротивления.

Ситуация усугублялась и тем, что Церковь заняла негативную позицию не только в отношении религиозной политики социалистического государства, но и в отношении всей его внутренней и внешней политики. Так, Патриарх осудил стремление правительства выйти из войны и заключить мирный договор с Германией.

Для нормализации церковно-государственных отношений и претворения в жизнь названного Декрета требовались подготовленные работники и специальные государственные органы, которые вскоре и создали.

Первым органом, регулирующим отношения между государством и Церковью, стала так называемая Междуведомственная комиссия, образованная при Наркомате юстиции РСФСР (Наркомюсте) из представителей комиссариатов внутренних дел, просвещения, призрения и др. К ее работе привлекали и представителей духовенства, в частности Православной, Старообрядческой, Римско-католической, Греко-католической и других церквей.

Однако противоречивость подходов членов комиссии к решению вопросов государственно-церковных отношений оказалась настолько очевидной, что деятельность ее не была продуктивной и не дала позитивных результатов. Поэтому 8 мая 1918 г. по предложению Наркомюста Совнарком распустил Междуведомственную комиссию и поручил проведение в жизнь Декрета VIII отделу (с 1922 г. – V) Наркомюста, за которым закрепилось название «ликвидационный»⁸⁶. Во главе него встал член коллегии Наркомюста П. А. Красиков. В мае 1918 г. при губернских Советах депутатов и местных комиссариатах юстиции создали соответствующие отделы.

Необходимо отметить, что отдел активно включился в работу, о чем свидетельствуют сохранившиеся архивные источники и многочисленные публикации на страницах центрального органа Наркомюста – журнала «Еженедельник советской юстиции». Разъяснения и указания ликвидационного отдела являлись до сентября 1918 г. основополагающими правовыми документами, которые регулировали порядок разрешения конкретных споров в сфере государственно-церковных отношений.

В связи с подготовкой и принятием Конституции РСФСР 1918 г., юридически закрепившей новую власть, разгорелись дискуссии о роли церкви в социалистическом государстве, свободе совести, религиозной пропаганде. В итоге появилась ст. 13, утверждающая: «В целях обеспечения за трудящимися действительной свободы совести церковь отделяется от государства и школа от церкви, а свобода религиозной и антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами»⁸⁷. В первой советской Конституции еще допускалась свобода религиозной пропаганды, в дальнейшем об этом больше никогда не упоминалось.

С принятием Конституции основные положения Декрета об отделении церкви от государства стали нормой конституционного права, а VIII отдел Наркомюста не только обеспечивал их претворение в жизнь, но и контролировал соблюдение ст. 13.

В газете «Известия» 30 августа 1918 г. была опубликована Инструкция о порядке проведения в жизнь Декрета об отделении церкви от государства и школы от церкви. Она содержала шесть разделов, направленных на стабилизацию государственно-церковных отношений и охрану прав верующих: 1) о церковных и религиозных обществах; 2) об имуществах, предназначенных для совершения религиозных обрядов; 3) о прочих имуществах; 4) о метрических книгах; 5) о религиозных церемониях и обрядах; 6) о преподавании религиозных вероучений. Однако реализовать ее положения в жизнь не удалось из-за разразившейся Гражданской войны и иностранной военной интервенции, а также курса государственных органов на дальнейшую конфронтацию с Церковью.

Сложилась парадоксальная правовая ситуация. Не желая сдавать своих политических позиций и чувствуя поддержку многомиллионного населения России, Церковь продолжала издавать законодательные акты, особенно касающиеся принадлежавшей ей собственности. По этой причине каноническое (церковное) законодательство шло вразрез с нормативными правовыми актами Советской власти. Так, начавшаяся национализация церковной собственности, конфискация имущества монастырей лишила монахов и монахинь средств существования, а церковь – одного из источников дохода. В ответ Поместный Собор 13 сентября 1918 г. принял документ, который назывался «Определение о монашестве». Согласно ему все монастырские земли по-прежнему оставались в собственности Русской Православной Церкви, что было уже открытым неповиновением власти и вызвало новый виток репрессивных мер против Церкви.

В августе 1918 г. (после покушения на В. И. Ленина) в стране объявили «красный террор»: расстрелу подлежали все лица, причастные к заговорам и мятежам. В лагерь мятежников и заговорщиков автоматически зачислили и высшее духовенство. Противостояние Церкви и государства переросло в открытую конфронтацию. Большевистское правительство в ряде своих документов прямо называло Церковь реакционной силой.

К осени 1918 г. многие из членов Собора примкнули к белому движению. На контролируемых им территориях Декрет об отделении церкви от государства был отменен, возвращены старые порядки, созданные правительства покровительствовали Церкви, а церковные структуры выполняли роль политических организаций, воспитывая паству в нужном духе. Например, генерал Л. И. Деникин обязывал созданное на юго-востоке по его инициативе Высшее временное церковное управление бороться с теми, кто «безучастен к строительству Русского государства», и одновременно «воодушевлять» и «объединять» духовенство для «живой пастырской работы». Откликаясь на призыв, духовенство проповедовало и осведомляло население об идеях и целях Русской армии, раскрывало перед верующими «греховность» большевизма и необходимость борьбы с ним⁸⁸.

По окончании военной интервенции и Гражданской войны стало ясно, что нужно выходить из политического цейтнота, в котором оказалась Русская Православная Церковь.

Поскольку большая часть верующих после некоторой стабилизации обстановки в стране все же встала на сторону Советской власти, руководителям Русской Православной Церкви, чтобы сохранить свое влияние, следовало выстроить новый политический курс, наладить отношения с социалистическим государством. В связи с изложенным Патриарх Тихон в обращениях к В. И. Ленину и М. И. Калинину (август 1920 г.) заявил, что признает Декрет и Конституцию РСФСР, провозглашающие и обеспечивающие полную свободу совести; не вызывает у него возражений и сам принцип отделения Церкви от государства, не возражает он и против отдела Наркомюста, ведающего разрешением церковных проблем.

Однако оказание духовенством моральной поддержки белому движению не было забыто большевистским правительством. В. И. Ленин указывал: «Мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий».

Отношения между государством и Церковью продолжали обостряться. Один из сотрудников ликвидационного отдела Наркомюста в своих отчетах о командировках сообщал о противодействии священнослужителей. Касаясь религиозной ситуации, он отмечал: «Хотя монастыри благоденствуют по-прежнему... духовенство как каста и как известная политическая сила в настоящее время... раздавлено»⁸⁹. Хотелось бы узнать, о каком «благоденствии» монастырей он говорил, если до 1922 г., согласно официальной статистике, в Советской России закрыли свыше 600 монастырей, многие из которых имели большую историческую и культурную ценность⁹⁰.

Голод 1921 г. стал еще одним поводом для гонений верующих. В исторической литературе долгое время существовала версия, что Церковь категорически противилась оказанию помощи голодающим. Реально все было наоборот. В августе 1921 г. Патриарх Тихон основал Всероссийский церковный комитет помощи голодающим и обратился с воззванием «К народам мира и православному человеку», в котором просил оказать помощь стране. 6 февраля 1922 г. в церковно-приходские советы и общины поступило Патриаршее разрешение на пожертвования ради нужд голодающих: можно было сдавать драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного значения.

Несмотря на то, что православное движение оказания помощи голодающим набирало силу, Советская власть не только его не поддержала, но и закрыла Всероссийский церковный комитет, а его средства конфисковала. Причину подобных действий некоторые исследователи усматривают в сложном финансовом положении большевистского правительства. По отчету Наркомфина, реквизированный банковский капитал в ноябре 1917 г. составил 1 млрд. 64 млн. 300 тыс. зол. руб. Из этой суммы Россия в 1918 г. выплатила 812 млн. 200 тыс. зол. руб. Германии по Брестскому договору; 235 млн. 500 тыс. зол. руб. захватил и израсходовал адмирал Колчак⁹¹. Оказавшись на грани финансовой катастрофы (осталось 16 млн. 600 тыс. зол. руб.), правительство лихорадочно искало выход из создавшегося положения. Помимо введения жестких налоговых мер и различных манипуляций с денежной массой, оно реквизировало церковное имущество.

Начался новый виток репрессий против священнослужителей. В течение 1922–1923 гг. были уничтожены 2691 священник, 1962 монаха, 3447 монахинь⁹².

Патриарха Тихона неоднократно вызывали на заседания Московского трибунала в качестве главного свидетеля. Понимая, что физическая расправа с Патриархом может привести к нежелательному политическому резонансу среди верующих, В. И. Ленин приказал его не трогать, но установить за ним постоянное наблюдение и содержать под домашним арестом в московском Донском монастыре. Летом 1923 г. Тихона посадили в тюрьму.

Сложной ситуацией в государственно-церковных отношениях воспользовалась группа так называемых обновленцев во главе с протоиереями А. Введенским и В. Красницким, священниками А. Боярским и Е. Белковым, которые, возможно, были связаны с Государственным политическим управлением (далее – ГПУ).

О том, что ГПУ (ранее ВЧК⁹³) активно занималось разложением Церкви и разрушением религии, свидетельствуют документы. В записке заведующего отделом ВЧК Т. П. Самсонова Ф. Э. Дзержинскому (декабрь 1920 г.) говорилось: «...Линия, принятая ВЧК, по разрушению религии с практической стороны в принципе верна, за исключением вопроса о возможности разложения религии из центра через лиц, занимающих высшие посты церковной иерархии».

Через обновленцев Советская власть стремилась поставить под свой контроль Высшее церковное управление (ВЦУ), созданное после отстранения Патриарха Тихона 15 мая 1922 г. с целью вытеснения неугодных архиереев тихоновского толка, обострения отношений между мирянами и епархиальным руководством. Однако главной задачей являлось разделение Русской Православной Церкви на враждующие между собой мелкие церковные группировки, с которыми государству было бы легче справиться. Для этого в составе ГПУ создали 6-й секретный отдел, деятельность которого специально заслушивалась на Политбюро ЦК РКП(б), что свидетельствует о том, какое большое значение придавалось борьбе с религией.

Для осуществления указанной выше задачи «... образована группа, так называемая „Живая церковь», состоящая преимущественно из белых попов, что давало возможность поссорить попов с епископами... Наряду с множеством статей, воззваний, речей, в которых клеймилась тихоновская и монашеско-архиерейская политика, попы (живоцерковники), взяв в свои руки верховную церковную власть, приступили к удалению от управления епархиями тихоновских архиереев и замене их лояльными по отношению к Соввласти... Эта задача в течение пяти месяцев более чем наполовину выполнена...» (30 октября 1922 г.)⁹⁴.

Наступление на Церковь вели органы государственной безопасности (секретное), Наркомат юстиции РСФСР (легальное), партийная печать (официальное).

Обновленцы активно сотрудничали с партийной печатью, распространяя всякого рода небылицы и измышления. Митрополит Агафангел (Преображенский), которого Патриарх Тихон 29 апреля 1922 г. на случай своей смерти или тюремного заключения назначил временным заместителем, не мог приступить к исполнению обязанностей, так как был задержан властями в Ярославле. Его попытка предотвратить захват обновленцами Высшей церковной власти опубликованием послания от 5 июня 1922 г. «О самоуправлении епархий впредь до восстановления Высшей Церковной Власти» не достигла цели, и в конце июня 1922 г. 37 из 73 епархиальных архиереев подчинились обновленческому ВЦУ в Москве⁹⁵.

В конце 1922 г. Малый Совнарком, ссылаясь на параллелизм в работе НКВД (ГПУ) и V отдела Наркомюста (до 1922 г. – VIII отдел), предлагал ликвидировать последний. И лишь личное обращение руководителя отдела большевика П. А. Красикова к В. И. Ленину предотвратило решение об его упразднении. Руководители Наркомюста, в том числе и сам нарком Н. В. Крыленко, считали, что отдел свои задачи выполнил и вместо него нужно создать комиссию по церковным делам, сохранив технический аппарат V отдела. Однако реализовано данное предложение не было. Согласно Положению о Наркомюсте V отдел сохранялся. На него возлагались: 1) разработка проектов, издание инструкций и циркуляров в области советской политики по отношению к церковным и культовым объединениям; 2) общее наблюдение за правильным применением Декрета об отделении церкви от государства (ст. 13 и 65 Конституции РСФСР 1918 г.), а также Закона от 21 декабря 1920 г. «Об освобождении от службы в войсках по религиозным убеждениям»; 3) разработка материалов и данных всех ведомств, имеющих отношение к культам и религиозным объединениям⁹⁶.

Из изложенного видно: в начале 20-х гг. происходит сужение компетенции данного отдела Наркомюста и уменьшение его значимости, что обусловлено изменившейся политической ситуацией в области государственно-церковных отношений. Проведение провокационных мероприятий и репрессий против Церкви позволило органам ГПУ перераспределить роли. Деятельность так называемых обновленцев, захвативших руководство в церковной организации, уже контролировалась ими и не представляла опасности для социалистического государства.

В 1923 г. на местах упраздняют губернские отделы юстиции и действовавшие при них подотделы и комиссии по проведению в жизнь Декрета об отделении церкви от государства, их функции выполняют местные органы НКВД, в августе 1924 г. V отдел Наркомюста ликвидируют, а его функции передают Секретариату ВЦИК.

Теперь ставится другая задача: от организационного разложения Русской Православной Церкви перейти к идеологическому разоружению религии вообще. В 1922–1923 гг. начинается массовая антирелигиозная пропаганда (очень важное направление государственной политики в борьбе с Церковью), которой непосредственно руководит Коммунистическая партия.

В стране проводятся антицерковные семинары, лектории, создаются антирелигиозные кружки, возникают периодические издания. Газета «Атеист», например, появилась в начале 1922 г. тиражом 15 тыс. экземпляров, с декабря того же года стала выходить газета «Безбожник» Московского губкома РКП(б).

Отношения между государством и Церковью в 1922–1925 гг. продолжают обостряться еще и из-за раскола внутри самой Церкви. После окончания Гражданской войны на Западе оказалось более двух миллионов эмигрантов, ушедших с белой армией. Среди них были и некоторые иерархи Церкви. Организацию церковной жизни за рубежом взяла на себя группа архиереев, входивших ранее во Временное высшее церковное управление. В ходе иностранной военной интервенции и Гражданской войны некоторые епархии переходили на самоуправление, создавая местное временное высшее церковное управление. Например, такое управление во главе с архиепископом Сильвестром действовало в конце 1918 г. в Сибири и Приуралье, а во главе с архиепископом Митрофаном – в мае 1919 г. на юге России. Правда, по церковным канонам данные епископы формально не могли осуществлять свое служение где бы то ни было без благословения Патриарха Тихона. Однако не имея возможности восстановить отношения с Московской епархией, в ноябре 1920 г. они обратились за благословением в Константинопольскую Патриархию для организации Высшего русского церковного управления (ВРЦУ за границей) и получили его (но без благословения Патриарха Тихона это действие также являлось каноническим нарушением). Спустя три месяца Сербская Патриархия по инициативе митрополита Евлогия (Георгиевского) пригласила ВРЦУ (не выдвигая условий подчинения Сербскому Патриарху) переместиться в Сремские Карловцы. Переезд произошел в марте 1921 г.⁹⁷, а в ноябре состоялся Карловацкий Собор, который выразил интересы русских беженцев за границей. Решения его Москва не признала, более того, последовало Патриаршее осуждение, высшие органы управления Русской Православной Церкви (Священный Синод и Высший Церковный Совет) 22 апреля 1922 г. упразднили ВРЦУ за границей, хотя карловчане не подчинились этому.

Можно предположить, что и здесь не обошлось без вмешательства органов ГПУ, так как, во-первых, контролировать деятельность зарубежного ответвления Русской Православной Церкви было трудно. Во-вторых, с разрозненным движением всегда легче справиться, чем с единым и организованным.

После смерти Патриарха Тихона в управление Церковью в декабре 1925 г. вступает митрополит Сергий. Перед ним, по мнению исследователя О. Ю. Васильевой, стояло две задачи: «Первая состояла в достижении легализации церкви и получении возможности устроения ее жизни в условиях тоталитарного государства. Вторая заключалась в сохранении незыблемости структуры высшего церковного управления вплоть до созыва Поместного собора и сохранении церкви от дальнейшего распада»⁹⁸.

Создание Союза Советских Социалистических Республик в декабре 1922 г. потребовало внесения изменений в церковную политику, выработки новых форм взаимоотношений между государством и Церковью. За деятельностью СССР как недавно созданным государством внимательно следило мировое сообщество. В таких условиях открытое гонение на Церковь, репрессии против священнослужителей, антирелигиозная пропаганда подрывали бы авторитет СССР как мировой державы. Стало необходимо искать новые пути урегулирования взаимоотношений с Церковью, за которой находились многие миллионы верующих. Прежде всего следовало: 1) сформировать орган, ведавший церковной политикой в общесоюзном масштабе; 2) выработать общесоюзное законодательство о религиозных организациях. Однако конструктивно указанные вопросы в тот период так и не были решены. Сложная социально-экономическая обстановка (новая экономическая политика) отодвинула их реализацию на второй план.

В РСФСР после упразднения V отдела Наркомюста государственную политику в церковном вопросе определяли ВЦИК (его Президиум и Секретариат) и Совнарком в лице Объединенного государственного политического управления (ОГПУ) и Наркомата внутренних дел (НКВД).

ВЦИК разрабатывал и принимал законодательные акты, инструкции и циркуляры, выносил окончательные решения. НКВД осуществлял надзор за регистрацией и функционированием религиозных организаций (в том числе их уставов), вел их учет, давал разрешение на проведение массовых мероприятий. ОГПУ своими специфическими методами контролировало политическую сторону деятельности органов церковного управления.

По мнению одного из исследователей истории Русской Православной Церкви М. И. Одинцова, «...для 1924–1927 гг. характерно примерное равновесие между этими организациями и степенью их влияния на церковную политику»⁹⁹. Однако в последующем решение всех практических вопросов, связанных с религиозными объединениями, сосредоточилось в руках НКВД и ОГПУ.

Сложные процессы проходили и внутри самой церковной организации. В декабре 1925 г. на путь нового раскола вступила группа иерархов Церкви во главе с архиепископом Екатеринбургским Григорием (Яцковским). Она организовала против воли митрополита Сергия (являвшегося Местоблюстителем Патриаршего престола) Временный Высший Церковный Совет (ВВЦС), который, как ни странно, сразу же официально признала Советская власть. ВВЦС пытался отстранить митрополита Сергия от управления Церковью и передать его коллегии епископов в составе архиепископов: Владимирского – Николая, Томского – Димитрия, Екатеринбургского – Григория.

Государство выступало также против митрополита Сергия. Оно шло на любые меры, препятствующие укреплению церковного единства: власти запретили митрополиту выезжать из Нижнего Новгорода, где он находился; поддержали «григорианский» ВВЦС; провоцировали разные конфликты между митрополитами Русской Православной Церкви.

В таких условиях митрополит Сергий, стараясь избежать дальнейшего раскола Церкви и определить отношения с Советской властью, летом 1926 г. представил епископату проект официальной Декларации Советскому правительству, определявший деятельность Церкви в новых условиях («Проект Декларации митрополита Сергия» от 28 мая (10 июня) 1926 г.). Его проект поддержали русские епископы, находящиеся в Соловецком лагере. Около 20 из них приняли участие в составлении Памятной записки соловецких епископов от 27 мая (9 июня) 1926 г. (далее – Памятная записка). В ней в достаточно осторожной форме давалась объективная картина существования Церкви в Советском государстве, отмечалось, что Местоблюститель Патриаршего престола и половина православных епископов находятся в тюрьмах и лагерях, а политическая линия государства по отношению ко всем религиям определяется повсеместным насаждением атеизма.

Важной частью документа стало разъяснение позиции Русской Православной Церкви о взаимодействии с Советской властью: «Церковь основывается на полном и последовательном проведении в жизнь принципа раздельности Церкви и государства. Она не стремится к ниспровержению существующего порядка и не принимает участия в деяниях, направленных к этой цели, она никогда не призывает к оружию и политической борьбе, она повинуется всем законам и распоряжениям гражданского характера, но она желает сохранить в полной мере свою духовную свободу и независимость, предоставленные ей Конституцией, и не может стать слугой государства»¹⁰⁰. В Памятной записке указывалось, что даже лишенные (по Конституции РСФСР 1918 г.) пассивного и активного избирательного права служители культа не должны ни подвергать критике, ни одобрять гражданское правительство, ибо это также является вмешательством в политику.

Авторы Памятной записки подчеркнули, что, несмотря на каноническое подчинение заграничных приходов Российскому Патриарху, в действительности никаких легальных форм связи с карловчанами не существует. И это обстоятельство снимает с руководства Русской Православной Церкви ответственность за участие церковного зарубежья в политической деятельности.

Когда же осенью 1926 г. Церковь предприняла попытку организовать тайные выборы Патриарха Русской Православной Церкви, власти усмотрели в этом политический заговор. Начались массовые аресты епископов, арестовали и митрополита Сергия, который провел в заключении восемь месяцев.

В условиях жесткой реакции и открытого гонения на Церковь, Заместитель Патриаршего Местоблюстителя вынужден был пойти на новые уступки Советскому государству. Он согласился представить более приемлемый для большевистского правительства проект Декларации. Освобожденный из тюрьмы в марте 1927 г. митрополит Сергий получил в мае официальное разрешение открыть в Москве Временный Патриарший Священный Синод. Декларация митрополита Сергия должна была, по мнению членов Патриаршего Синода, облегчить положение Русской Православной Церкви. Ее отпечатали тиражом 5 тыс. экземпляров и разослали по епархиям и приходам. В газете «Известия» ее публикация появилась 19 августа 1927 г.¹⁰¹

Если указанный документ в какой-то мере устроил Советскую власть, то в рядах иерархов Русской Православной Церкви в СССР он вызвал неоднозначную реакцию. Одни из них приняли Декларацию и разделили позицию митрополита Сергия, другие согласились лишь с некоторыми ее положениями, но значительная часть клира (митрополит Ленинградский Иосиф, архиепископ Глазовский Виктор (Островидов), митрополит Ярославский Агафангел, митрополит Казанский Кирилл и др.) отвергла такую позицию и осудила действия митрополита Сергия. Всего к 1930 г. 37 архиереев отказались от административного подчинения Заместителю Патриаршего Местоблюстителя¹⁰². Пытаясь исправить создавшееся положение, митрополит Сергий и Патриарший Синод обратились с письмами к епископам.

Еще сложнее был вопрос об отношении к Русской Православной Церкви за границей. Заявления антисоветского характера, сделанные карловчанами, ставили в трудное положение иерархов Церкви в СССР, которые говорили о своем лояльном отношении к Советской власти. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви за границей, состоявшийся 27 августа 1927 г., принял так называемое Окружное послание, в котором изложил позицию карловчан и объявил об окончательном разрыве с Московской Патриархией.

Ситуация с Русской Православной Церковью хорошо вписывалась в сталинскую доктрину, утверждавшую, что по мере развития социализма в стране классовая борьба будет обостряться. Общество искусственно разделили на два антагонистических лагеря: с одной стороны, пролетариат, крестьянство, с другой – буржуазия и капиталисты (к ним отнесли и Церковь).

Из периодической печати тех лет видно, как сначала ненавязчиво, а потом более настойчиво в массовое сознание внедрялось, что религиозные организации – проводники буржуазного влияния. Все чаще звучали утверждения, что деятели религиозных организаций принимают активное участие в антисоветской деятельности кулачества. Так постепенно стала проводиться мысль, что религиозные организации – это контрреволюционная сила. В справке НКВД о религиозной ситуации в стране от 6 апреля 1929 г., представленной в ЦК ВКП(б), сообщалось, что «религиозники» организуют антисоветские выступления масс, прежде всего крестьянства, оказывают влияние на низовые местные органы, создают подпольные организации контрреволюционного толка.

8 апреля 1929 г. Президиум ВЦИК принял постановление «О религиозных объединениях», по которому религиозным общинам дозволялось лишь «отправление культов в стенах молитвенных домов», а просветительская и благотворительная деятельность категорически запрещались. Духовенство устранялось от участия в хозяйственных и финансовых делах. Частное обучение религии, разрешенное Декретом 1918 г., теперь рассматривалось лишь как право родителей обучать религии своих детей. С разными дополнениями и изменениями данное постановление просуществовало практически до 1990-х гг.

Таким образом, деятельность религиозных обществ сопровождалась множеством ограничений и жестко регламентировалась законом. Президиумом ВЦИК была образована Постоянная комиссия по вопросам культов, которую возглавил П. Г. Смидович. В состав Комиссии входили представители НКВД, Наркомюста, Наркомпроса, ВЦСПС, уполномоченный ОГПУ при СНК РСФСР.

В мае 1929 г. состоялся XIV Всероссийский съезд Советов, который продолжил борьбу с Церковью. Он, в частности, изменил ст. 4 Конституции РСФСР 1918 г. Вместо признания за гражданами свободы религиозной и антирелигиозной пропаганды, статья гарантировала лишь «свободу религиозных исповеданий и антирелигиозной пропаганды».

В июне 1929 г. II съезд Союза воинствующих безбожников определил антирелигиозную борьбу одним из важнейших участков классовой борьбы трудящихся. Н. И. Бухарин в своем выступлении заявил: «Антирелигиозный фронт кричаще ясно виден как фронт классовой борьбы»¹⁰³.

Стараясь спасти Православную Церковь, митрополит Сергий официально вынужден был заявить, что «гонения на религии в СССР никогда не было и нет... Более того, последнее постановление ВЦИК и СНК о религиозных объединениях от 8 апреля 1929 года совершенно исключает даже малейшую видимость какого-либо гонения на религию»¹⁰⁴. Тем не менее примененный им дипломатический ход не помог избежать преследования Церкви со стороны государства. Даже такая достаточно либеральная позиция Церкви не устраивала Советское государство. Оно по-прежнему стремилось подчинить ее деятельность решению своих политических задач. Одна из них – разложение эмигрантских зарубежных центров, где находилось не только белое офицерство, но и представители зарубежной Русской Православной Церкви, так называемые карловчане. Советскому правительству очень хотелось бы оказывать на них влияние, используя руководство Русской Православной Церкви в СССР.

Давая сейчас, по прошествии многих лет, оценку позиции Русской Православной Церкви, можно отметить поистине подвижническую деятельность митрополита Сергия, делавшего все, чтобы спасти духовенство в СССР, а следовательно, и духовную жизнь верующих. Унизительные для Церкви компромиссы, преследование священнослужителей, закрытие храмов и запрещение служб – вот основные черты периода жесткой конфронтации (1918–1943 гг.) между государством и Церковью.

Пик антирелигиозной активности масс пришелся на 1929–1931 гг. В трудностях выполнения хлебозаготовок, с которыми страна столкнулась в период сплошной коллективизации, были обвинены кулаки и служители культа. Как отмечает исследователь М. И. Одинцов, в высших эшелонах партии сложилось два подхода к государственно-церковным отношениям. Первый заключался в оголтелой антирелигиозной пропаганде и практических мероприятиях, проводимых Е. М. Ярославским – председателем антирелигиозной комиссии ЦК ВКП(б). Главная задача последней – сужение круга деятельности религиозных организаций всех течений, сведение ее исключительно к отправлению обрядности, максимальное сокращение количества духовных учебных заведений, монастырей, сокращение тиража религиозных изданий, а также количества религиозных съездов и т. д. Второй подход – поиски компромисса во взаимоотношениях государства с Церковью. С точки зрения П. Г. Смидовича, «приписать правому оппортунизму терпимость к религии и религиозным пережиткам – значит вызвать целый ряд недоразумений. Нетерпимостью к религии определить курс партии – это дать возможность прийти к заключению, что курс партии меняется, что начинается период открытого гонения на „религиозные убеждения"»¹⁰⁵.

Компромиссный выход из создавшейся ситуации был найден. В специальном циркуляре для местных партийных органов от 5 июня 1929 г. «О тактичном подходе в деле закрытия церквей», подписанном В. М. Молотовым, предлагалось повести решительную борьбу с извращениями в практике закрытия церквей и других молитвенных домов. Указанный процесс, по мнению составителей циркуляра, должен проходить в цивилизованных и законодательных рамках.

Однако, как показала практика, местные партийные организации в ходе развернувшегося в то время движения воинствующих безбожников мало считались с установкой партии. Нередко к служителям культа применялись такие противозаконные меры, как раскулачивание, выселение, отправка на лесозаготовки, чрезмерное налогообложение и др. В таких условиях Постоянной комиссии по вопросам культов при Президиуме ВЦИК, возглавляемой П. Г. Смидовичем, приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы процесс закрытия храмов не выходил за рамки закона.

На какое-то время данный процесс приостановился, более того, Комиссия отменила ряд незаконных решений и возвратила верующим их храмы (например, в Московской области к июню 1930 г. их число равнялось 545, то же самое происходило в Вятке, Чите, Ленинграде, Ярославле, Нижнем Новгороде, Казани, Свердловске и т. д.). Комиссия обязывала местные власти привлекать виновных, нарушающих закон, к административной и даже уголовной ответственности. П. Г. Смидович обращался и в Наркомат финансов для урегулирования вопроса о взыскании с Церкви налогов. Он писал: «Налоговое обложение священнослужителей проходит на местах в порядке сплошного издевательства, несмотря на принимавшиеся меры. На этой почве дело доходило до самоубийства. Неизбежна определенная реакция среди верующих. Необходима новая Инструкция Наркомфина, о чем прошу...»¹⁰⁶.

И все же попытки Комиссии выправить ситуацию в религиозной сфере закончились неудачей. Причина – противоречие, сложившееся в конце 1930-х – начале 1940-х гг. между партией и государством. Партия в лице ЦК ВКП(б) требовала вести решительное наступление на религию, а государство в лице Комиссии пыталось ввести данный процесс в законные рамки. Безусловно, Коммунистическая партия обладала большим авторитетом и более широкими организационными возможностями (периодическая печать, радио, партийные пропагандисты и т. п.), чем государство.

В газете «Известия» от 19 февраля 1930 г. сообщалось, что из существовавших в России в 1918 г. 48 тыс. церковных приходов с более чем 50 тыс. священнослужителей в СССР к 1930 г. осталось 30 тыс. приходов. Если до революции действовало свыше тысячи женских и мужских монастырей, то к 1940 г. не осталось ни одного из них. В 1917 г. в России насчитывалось более 80 тыс. храмов, а в 1940 г. – лишь 4225, причем свыше 3 тыс. из них (как указывалось ранее) находилось в западных областях, которые вошли в состав СССР в 1939–1940 гг.¹⁰⁷

Формирование культа личности И. В. Сталина и особая роль органов государственной безопасности привели к тому, что ОГПУ начало бесцеремонно вмешиваться в дела церковных организаций, проводя свою политику. Например, в феврале 1933 г. Комиссия по настоянию ОГПУ приняла постановление «О состоянии религиозных организаций», которое предписывало удвоить бдительность в связи с консолидацией контрреволюционных сил. Местные партийные органы восприняли его как призыв к новому наступлению на Церковь и вновь стали проводить мероприятия по закрытию храмов, монастырей, Духовных учебных заведений.

Создание Союза ССР потребовало образования общесоюзного органа, осуществлявшего взаимодействие между государством и Церковью уже на новом уровне. В январе 1934 г. в Президиум ВЦИК поступила служебная записка, подготовленная П. Г. Смидовичем, в которой он, обосновав целесообразность нового органа, предлагал расширить деятельность Постоянной культовой комиссии при Президиуме ВЦИК, превратив ее в орган союзного значения при Президиуме ЦИК Союза ССР. Такая комиссия появилась в апреле 1934 г. на объединенном заседании секретариатов ЦИК СССР и ВЦИК. В мае 1934 г. она приступила к работе, возглавил ее П. Г. Смидович.

Новая Центральная комиссия включала представителей союзных республик, Верховного Суда, Прокуратуры СССР, НКВД, ВЦСПС, ЦК ВКП(б), Института философии Комакадемии, Центрального Совета Союза воинствующих безбожников. В ее компетенцию входили: «разработка проектов постановлений по вопросам, связанным с деятельностью религиозных организаций, рассмотрение жалоб и заявлений верующих и религиозных организаций, учет религиозных обществ, групп и духовенства, разъяснение и толкование норм законодательства о культах, координация и контроль за деятельностью республиканских и иных комиссий по культовым вопросам и т. д.». Продолжали свою деятельность и комиссии при президиумах ЦИК союзных республик. После смерти П. Г. Смидовича (1935 г.) председателем Центральной комиссии был назначен П. А. Красиков.

Обращаясь в ЦК ВКП(б), П. А. Красиков писал: «...необходимо в срочном порядке принять серьезные меры к исправлению катастрофического положения, сложившегося в религиозном вопросе, устранить в действиях местных органов власти методы административного давления на верующих и духовенство, выработать союзный закон и обеспечить единообразное применение его на всей территории СССР».

В 1936 г., в связи с подготовкой новой Конституции СССР, вновь встал вопрос о законодательной регламентации отношений государства и Церкви. Авторитет Советского государства на международной арене в предвоенные годы значительно вырос. Социалистическое государство рабочих и крестьян признали многие буржуазные страны. В заявлениях и декларациях советского правительства неоднократно подчеркивалось, что СССР не только уважает права своих граждан, но и реально их гарантирует. В сложившихся условиях сохранять политику преследования религии оказалось идеологически невыгодно. Возникла необходимость тщательно проработать данный вопрос для дальнейшего закрепления его в Конституции СССР.

Комиссия, выражавшая интересы государства, сформулировала свою позицию в специальной докладной записке «Состояние религиозных организаций в СССР. Отношение их к проекту новой Конституции. Работа Комиссии культов ЦИК СССР и практика проведения законодательства о религиозных культах».

В октябре 1936 г. П. А. Красиков лично обращался к прокурору СССР А. Я. Вышинскому с представлением о нарушении социалистической законности в отношении религиозных объединений. Однако прокурор СССР не стал выступать против генеральной линии ВКП(б), направленной на искоренение религиозных предрассудков в сознании советских людей. Он указал, что информация Комиссии «носит излишне обобщенный характер, поскольку проверки в большей части фактов нарушений закона не выявляют», в случаях же подтвержденных нарушений, «к их конкретным виновникам принимаются меры административного воздействия»¹⁰⁸.

5 декабря 1936 г. VIII Чрезвычайный Всесоюзный съезд Советов объявил о принятии новой Конституции СССР. В ней впервые провозглашалось равноправие всех граждан, включая служителей культа. Правда, в ст. 124 было записано, что «в целях обеспечения за гражданами свободы совести церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви». Новая Конституция уже не допускала свободы религиозной пропаганды, а декларировала только свободу отправления религиозных культов: «Свобода отправления религиозных культов и свобода антирелигиозной пропаганды признается за всеми гражданами»¹⁰⁹. Неравноправие верующих и неверующих демонстрируется вполне откровенно и недвусмысленно.

В условиях начавшегося наступления на антирелигиозном фронте, инициированного Коммунистической партией, деятельность Комиссии, пытавшейся заострить внимание на грубейших нарушениях социалистической законности со стороны местных низовых партийно-советских органов, наталкивалась на стену непонимания и даже вызывала раздражение руководителей высшего звена власти.

К середине 1937 г. в партийных кругах созрело мнение о необходимости полной ликвидации законодательства о культах, в частности постановления ВЦИК И СНК РСФСР «О религиозных объединениях» 1929 г.

В ЦИК и СНК СССР Комиссия передала созданный ею проект нового Закона «Об отправлении религиозных культов и о молитвенных зданиях», а также другие проекты, касающиеся религиозных объединений, но все они так и остались проектами.

1937 г. развеял надежды на действительные демократические преобразования, на реализацию положений принятой Конституции. Жертвами необоснованных репрессий стали миллионы советских людей, в том числе и православное духовенство. Почти весь епископат был физически уничтожен, священнослужители, оставшиеся в живых, находились в лагерях и тюрьмах.

В 1938 г. Комиссию по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР упразднили, что означало ликвидацию самой возможности контактов между Церковью и правительством. В новом формируемом тогда высшем органе власти – Верховном Совете СССР – ей не нашлось места. В результате такой политики в 1938 г. в СССР не существовало ни одного монастыря и лишь после присоединения в 1939–1940 гг. Восточной Прибалтики, Западной Украины, Западной Белоруссии, Бессарабии их стало 46.

Второй период (1943–1960 гг.). В сентябре 1943 г. (как мы упоминали ранее) в Кремле состоялась встреча И. В. Сталина с митрополитом Сергием, которая явилась поворотным моментом в государственно-церковных отношениях. И. В. Сталин сообщил, что для связи правительства с Церковью создается специальный государственный аппарат – Совет по делам Русской Православной Церкви – во главе с полковником государственной безопасности Г. Г. Карповым. Все решения Совета обязательно утверждались правительством, ни одно не принималось без согласования со Сталиным. (Отметим, что с того времени все подзаконные акты, принимаемые правительством в отношении Церкви, носили закрытый, секретный характер.)

Таким образом, с 1943 г. несколько ослабли гонения государства на Церковь и верующих. Русская Православная Церковь на Соборе 1943 г. избрала Сергия Патриархом и фактически была признана юридическим лицом¹¹⁰. Закончился период жесткой конфронтации государства и Церкви. Наступил новый период их взаимоотношений, который условно можно назвать периодом относительной либерализации государственно-церковных отношений (1943 г. – конец 1960-х гг.). Частичная нормализация церковно-государственных отношений в 1943 г. практически не отражена в законодательных актах. Относительно стабильные условия для существования Церкви определялись административными распоряжениями властей.

В 1945 г. Совнарком СССР принял секретное постановление, которым предоставил исполнительным органам религиозных организаций права ограниченного юридического лица. Они касались «приобретения транспортных средств, аренды, строительства и покупки в собственность строений для своих нужд, производства церковной утвари, предметов религиозного культа и продажи их обществам верующих».

Постановление 1929 г. в послевоенные годы практически игнорировалось, хотя не было отменено. О нем вспомнили лишь в разгар хрущевских гонений на Церковь. На политическом уровне они возобновились 4 октября 1958 г., когда ЦК КПСС вынес секретное постановление «О записке отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС по союзным республикам „О недостатках научно-атеистической пропаганды"». Оно обязывало партийные, комсомольские и общественные организации развернуть пропагандистское наступление на «религиозные пережитки» советских людей. Государственным учреждениям предписывалось осуществить мероприятия административного характера, направленные на ужесточение условий существования религиозных общин. И первым актом правительства в наступлении на Церковь стало издание двух постановлений Совета Министров СССР от 16 октября 1958 г.: «О монастырях в СССР» и «О повышении налогов на доходы епархиальных предприятий и монастырей».

В 1961 г. Совет по делам Русской Православной Церкви потребовал провести коренную реформу приходского управления. Юридическим аргументом, который использовал представитель государственной власти, было требование привести «Положение об управлении Русской Православной Церковью» в строгое соответствие с постановлением ВЦИК и Совнаркома РСФСР 1929 г. «О религиозных объединениях», по которому (напомним Вам) священнослужители как лица, лишенные избирательного права, устранялись от участия в хозяйственных делах религиозных общин, хотя данное постановление находилось в грубом противоречии с Конституцией СССР 1936 г., предоставившей всем гражданам одинаковые права.

Третий период (1970–1989 гг.). Это время стабилизации государственно-церковных отношений и неослабного контроля за Церковью со стороны государства.

В 70-х гг. церковная жизнь оставалась относительно стабильной и протекала без потрясений, подобных тем, которые выпали на долю Церкви в годы хрущевских гонений. Правда, государственная политика в отношении к Церкви после отставки Хрущева практически не изменилась: жесткий тотальный контроль за всеми проявлениями церковной жизни, противодействие попыткам расширить сферу дозволенного для Церкви, но без массовых репрессий против духовенства или верующих мирян, закрытия церквей и шумных пропагандистских атеистических кампаний.

В 1975 г. в постановление ВЦИК и СНК РСФСР 1929 г. «О религиозных объединениях» Президиум Верховного Совета СССР своим Указом внес изменения, коснувшиеся главным образом имущественных прав Церкви. Указом отменялась следующая формулировка: «Религиозные объединения и группы верующих не пользуются правом юридического лица». В то же время наделение религиозных объединений таким правом не декларировалось. Вместо этого в Указе говорилось о том, что «религиозные общества имеют право приобретения церковной утвари, предметов религиозного культа, транспортных средств, аренды, строительства и покупки строений для своих нужд в установленном законом порядке». Дополнения, внесенные Указом, еще более сужали круг дозволенной законом церковной деятельности: «Религиозные общества имеют право производить складчины и собирать добровольные пожертвования только на цели, связанные с содержанием молитвенного здания, культового имущества, наймом служителей культа и содержанием исполнительных органов. Религиозные шествия, совершение религиозных обрядов и церемоний под открытым небом, а также в квартирах и домах верующих допускаются с особого каждый раз разрешения исполнительного комитета районного, городского Совета депутатов трудящихся».

Ничего нового в советское законодательство, касающееся статуса религиозных общин, не внесла и принятая в 1977 г. очередная Конституция СССР, ст. 52 которой гласила: «Гражданам СССР гарантируется свобода совести, то есть право исповедовать любую религию или не исповедовать никакой, отправлять религиозные культы или вести атеистическую пропаганду. Возбуждение вражды и ненависти в связи с религиозными верованиями запрещается. Церковь в СССР отделена от государства и школа от церкви». Из нее (как и из ст. 124 Конституции 1936 г.) вытекало неравноправие граждан СССР в зависимости от их отношения к религии, несмотря на декларируемый в иных статьях принцип равенства всех граждан СССР независимо от национальности, расы, пола, отношения к религии. Атеисты, согласно Конституции, могли свободно пропагандировать свои отношения к Церкви, а верующим предоставлялось лишь право отправлять религиозные культы. Столь откровенное неравноправие граждан разных категорий придавало Советскому Союзу черты сословного государства.

Четвертый период (1990-е гг. – по настоящее время). Значительные перемены в правовом статусе Русской Православной Церкви и других религиозных объединений произошли на исходе существования Советского Союза, когда 1 октября 1990 г. был принят Закон СССР «О свободе совести и религиозных организациях», утвердивший за отдельными приходами, церковными учреждениями, в том числе и Патриархией, права юридического лица. У Церкви появилась возможность иметь в собственности недвижимость, защищать свои интересы в судебном порядке, религиозные организации могли теперь участвовать в общественной жизни страны и пользоваться средствами массовой информации.

Исключительно важное положение содержалось в ст. 6 нового Закона, которая, хотя и подтверждала принцип отделения школы от Церкви, открывала юридическую возможность для религиозного обучения: «Религиозные организации, имеющие зарегистрированные в установленном порядке уставы (положения), вправе в соответствии со своими установлениями создавать для религиозного образования детей и взрослых учебные заведения и группы, а также проводить обучение в иных формах, используя для этого принадлежащие или предоставляемые им в пользование помещения». Закон запрещал командованию воинских частей препятствовать участию военнослужащих в богослужениях в свободное время; разрешал совершение религиозных обрядов в больницах, госпиталях, домах для престарелых, в тюрьмах и лагерях, причем их администрации предписывалось оказывать содействие в приглашении священнослужителей.

Рассматриваемый Закон сохранил прежний Совет по делам Русской Православной Церкви, но изменил его функции, лишив его властных полномочий по отношению к религиозным организациям: «Государственный орган СССР по делам религий является информационным, консультативным и экспертным центром».

После издания союзного Закона 25 октября 1990 г. появился российский Закон «О свободе вероисповеданий»¹¹¹. В нем вместо Совета по делам религий при Верховном Совете создали Комиссию по свободе совести и вероисповеданиям, а положение об отделении школы от Церкви формулировалось в более деликатной форме: «Государственная система образования и воспитания носит светский характер и не преследует цели формирования того или иного отношения к религии». При этом преподавание вероучения на факультативной основе допускалось в любых дошкольных и учебных заведениях и организациях. Религиозно-познавательные, религиоведческие и религиозно-философские дисциплины могли входить в учебную программу государственных учебных заведений.

Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. «О свободе совести и о религиозных объединениях» вызвал острую дискуссию в печати и был поддержан Священноначалием Русской Православной Церкви, православным духовенством и церковным народом. Новый этап государственно-церковных отношений можно охарактеризовать как деятельность Церкви в условиях правового, демократического государства. Хронологические рамки данного периода, по нашему мнению, – 1990-е гг. – по настоящее время.

Одна из основных задач Закона – закрепление превентивных полномочий правоохранительных органов: государственная власть заинтересована в предотвращении возможной противоправной деятельности так называемых тоталитарных сект, исключающих добровольную основу членства и препятствующих выходу граждан из религиозного объединения¹¹².

В отличие от Закона РСФСР от 25 октября 1990 г. «О свободе вероисповеданий» в действующем Федеральном законе ничего не говорится о деятельности атеистических общественных объединений. В нем, как и в Конституции РФ, вообще не встречается понятия «атеизм». (Укажем, что, хотя в тексте самого Закона нет определений «религиозные организации» и «религиозные группы», правами юридического лица обладают только религиозные организации, зарегистрированные в органах юстиции.)

Статус общероссийского религиозного объединения распространяется лишь на централизованные религиозные организации, которые действуют на территории России на законных основаниях не менее 50 лет к моменту обращения организации в орган юстиции с заявлением о государственной регистрации. Отметим, что он отличается от правового положения общероссийского общественного объединения более упрощенной процедурой государственной регистрации.

Исполнительная власть (государство) взаимодействует с конфессиональными объединениями только после установления правового статуса учреждений религиозного образования. Ныне действующим Федеральным законом предусмотрены три признака, при наличии которых орган юстиции вправе признать создаваемую организацию в качестве религиозной: вероисповедание, совершение богослужений, религиозных обрядов и церемоний, обучение религии и религиозное воспитание своих приверженцев.

Права и обязанности Русской Православной Церкви как юридического лица регламентируются не только Уставом об управлении Русской Православной Церковью, принятым Поместным Собором в 1988 г., но и принятым Священным Синодом Гражданским уставом Русской Православной Церкви. Из этих двух документов только Гражданский устав подлежит государственной регистрации в Министерстве юстиции России.

Определение Гражданским уставом основ взаимоотношения Русской Православной Церкви и государства отнесено к ведению ее высшего конфессионального органа – Поместного Собора. В период, когда Поместный Собор не созывается, указанные полномочия осуществляются подотчетным ему органом – Архиерейским Собором Русской Православной Церкви.

Поместный и Архиерейский Соборы – высшие представительные органы Русской Православной Церкви, различающиеся периодичностью их созыва: Поместный Собор созывается не реже одного раза в пять лет, Архиерейский – раз в два года.

Отличительная черта религиозных объединений от общественных – отсутствие фиксированного членства, ибо организационное участие верующих в деятельности религиозного объединения не урегулировано и является внутренним делом самой Церкви.

Для советской исторической и историко-правовой науки всегда была характерна тенденциозность в освещении отношений между государством и Русской Православной Церковью. Передергивание фактов, использование цитат классиков марксизма-ленинизма для обоснования выводов – вот тот набор, которым пользовались воинствующие безбожники в своей атеистической деятельности.

Лишь образование нового Российского государства, принятие Конституции Российской Федерации 1993 г., уважающей права человека, в том числе права верующих, стало поворотным моментом в этих взаимоотношениях.

Воссоздание максимально объективной истории государственно-церковных отношений, отказ от использования механизма реализации свободы совести как инструмента политического воздействия на общество – задача сегодняшнего дня.