Правила первых четырех Вселенских Соборов

Содержание

Предисловие

Основные сокращения

Введение

Предисловие

Архиепископ Петр, в миру Поль Л'Юилье, родился 3 декабря 1926 г. во французской семье в Париже. С юных лет он интересовался Восточным христианством и посещал православные богослужения, поэтому по окончании школы поступил в Православный богословский институт Святого Дионисия (Московский Патриархат), ректором которого был в то время В. Н. Лосский. Одновременно он поступил на религиоведческое отделение «Школы высших наук» при Сорбонне.

В 1945 г. Поль Л'Юилье принял Православие. В 1949 г. окончил богословский институт, а в 1949–1950 гг. был в нем преподавателем. В 1953 г. при Западно-Европейском экзархате Московского Патриархата были организованы пастырские курсы, на которых он преподавал в течение почти десяти лет. 30 августа 1954 г. архиепископ Берлинский и Германский Борис (Вик), исполнявший обязанности Патриаршего экзарха Западной Европы, совершил постриг Поля Л'Юилье в монашество с именем Петр, 4 сентября рукоположил его в иеродиакона, а 5 сентября – в иеромонаха. Отец Петр начал священническое служение в Париже – сначала на Трехсвятительском подворье, затем в Скорбященской церкви, в которой службы совершались как на славянском, так и на французском языках. Молодой иеромонах продолжил труды своих предшественников по переводу православного богослужения на французский язык. В 1960 г., во время пребывания отца Петра в Москве, Святейший Патриарх Алексий I возвел его в сан архимандрита. В 1962 г. за ряд богословских работ Московская духовная академия присвоила ему ученую степень кандидата богословия. С 1966 по 1968 гг. отец Петр преподавал в парижском Католическом институте. В эти годы он принимал активное участие в многочисленных богословских встречах и конференциях, а также представлял Русскую Православную Церковь на экуменических собеседованиях.

30 июля 1968 г. постановлением Священного Синода Русской Православной Церкви архимандриту Петру было определено стать епископом Корсунским, управляющим приходами Московского Патриархата во Франции. 12 сентября 1968 г., в день памяти святого благоверного князя Александра Невского, в Троицком соборе Александро-Невской лавры архимандрит Петр был рукоположен во епископа Корсунского.

Начиная с 1979 г. владыка Петр совершал свое архипастырское служение как викарный епископ предстоятеля Православной Церкви в Америке митрополита Феодосия, совмещая епископские обязанности с преподаванием в Свято-Владимирской семинарии (Нью-Йорк). В свою бытность викарным епископом он носил титул «Бруклинский», а с 1981 г. стал правящим епископом (с 1990 г. – архиепископом) Нью-Йоркским и Нью-Джерсийским.

В 1985 г. епископ Петр защитил в Московской духовной академии публикуемый ныне труд «Дисциплинарные труды первых четырех Вселенских Соборов», за который Совет Академии удостоил его ученой степени доктора богословия. Перу владыки Петра принадлежат также более пятидесяти статей, посвященных разным вопросам канонического права. Свои работы он публиковал на русском, французском, английском и греческом языках в таких изданиях, как «Вестник Русского Западно-Европейского патриаршего экзархата», «Greek Orthodox Theological Review», «St. Vladimir's Theological Quarterly» и других журналах.

Докторская диссертация архиепископа Петра, написанная по-французски, в связи с защитой в Московской духовной академии была переведена на русский язык, а впоследствии и на английский – для публикации в издательстве Свято-Владимирской семинарии¹. Для настоящего издания взят за основу машинописный текст диссертации архиепископа Петра, хранящийся в библиотеке Московской духовной академии. Кому именно принадлежит перевод на русский язык – выяснить не удалось, однако известно, что он был просмотрен и одобрен автором. Владыка Петр в ответ на официальный письменный запрос руководства Академии выразил горячую поддержку русскому изданию своей диссертации.

Как отмечает архиепископ Петр во введении к своему труду, принятые первыми четырьмя Вселенскими Соборами правила «составляют сердцевину церковного права на христианском Востоке до настоящего времени», причем «последующее каноническое законодательство не привнесло каких-либо существенных изменений». Более того, исследование трудов этих Соборов не только позволяет понять основы церковного законодательства, но и увидеть, как происходило само становление основных церковных институтов в период, когда Церковь, пережив эпоху гонений, получила свободу. По той же причине законодательство первых четырех Вселенских Соборов является едва ли не первым опытом установления общецерковных дисциплинарных норм, до тех пор существовавших лишь в виде обычного права, большей частью поместного значения. Таким образом, предмет данного исследования позволяет также коснуться весьма актуального вопроса о сущности, а следовательно, и об изменяемости общецерковного законодательства.

Труд владыки Петра написан в жанре толкования, широко распространенном в канонической литературе. Вслед за небольшой исторической справкой о каждом Соборе автор дает подробный анализ канонов, имеющих отношение к церковной дисциплине. Распространенность этого жанра в трудах по каноническому праву связана с тем, что, как отмечает епископ Петр во введении к своему труду, «по своей приверженности преданию и несомненному юридическому формализму византийцы всячески избегали представления о выходе канонов из употребления». Однако постоянное изменение обстоятельств церковно-политической, государственной и общественно-культурной жизни вызывало несомненную необходимость в церковном законотворчестве, которое и вылилось в толкования канонов – труды упомянутых выше канонистов XII в. фактически являлись официальными правовыми источниками. Можно уверенно говорить о том, что даже постановления Соборов X–V вв. приобретают иногда характер толкования канонов. Таким образом, новейшее правотворчество выводилось по преемству из почитаемого и признаваемого всеми канонического свода.

Необходимость в каноническом творчестве, равно как и в толковании канонов применительно к современной исторической и общественно-политической ситуации, существует и сегодня, поэтому труд владыки Петра приобретает в наше время особую актуальность. Действительно, как напоминает автор, для правильного понимания и адекватного применения древних канонов необходимо ясное понимание «намерения законодателя». А именно, необходимо понимание не только того, что именно сказал законодатель, но и того, что он имел в виду, то есть, прежде всего, против какого дисциплинарного нарушения был направлен тот или иной канон. Отцы Соборов, указывает владыка Петр, не были профессиональными юристами, поэтому они могли допускать неточности в формулировках или в терминологии. Более того, некоторые термины могли со временем получать иное значение, чем то, которое имело место в IV-V вв. Подчас изначальный смысл того или иного термина утрачивался вовсе, как, например, это имело место в толковании Вальсамона на 9 правило Халкидонского Собора.

При защите диссертации одним из рецензентов было отмечено, что автор в своем исследовании охватывает «богословскую, историческую и каноническую науку последних двух веков, как православную, так и западную». Владея классическими и многими современными языками, владыка Петр использовал в своей работе как критические издания источников, так и современную литературу по каноническому праву. В своем труде автор стремился установить точный исторический контекст и причины появления каждого канона, пытаясь выявить его первоначальный смысл и освободить от позднейших толковательных наслоений. Так, владыка Петр убедительно показывает, что интерпретация 28 правила Халкидонского Собора современными канонистами Константинопольского Патриархата во многом обусловлена толкованиями Аристина, Зонары и Вальсамона и что эти толкования, которые, возможно, отображают церковно-политическую действительность XII в., не отвечают первоначальному смыслу канона.

Публикуемая ныне работа является прекрасным примером бережного и в то же время творческого отношения к наследию древней Церкви. Раскрывая подлинное историческое значение церковного законотворчества первых веков, владыка Петр позволяет нам проникнуть в глубокий жизненный смысл древнецерковных правил и постановлений. Для студентов духовных школ и богословских учебных заведений, изучающих каноническое право, эта книга может принести немалую пользу, поскольку она учит стремиться не к формальному исполнению буквы, но к глубинному постижению духа канонов. Только основываясь на правильном понимании исторического значения церковных постановлений и их духовного смысла, мы сможем научиться их адекватному применению в современной жизни, не подменяя его формальным исполнением внешних требований церковного права.

Протоиерей Владислав Цыпин, доктор церковной истории, профессор, заведующий Церковно-практической кафедрой Московской духовной академии

Монах Савва (Тутунов), кандидат богословия

Основные сокращения

ACO – Acta Conciliorum Oecumenicorum / Instituit Ε. Schwartz, continuavit J. Straub. Stra.bourg; Berlin; Leipzig, 1914–1922–1974. Vol. 1–4 (Partes 1–27). Beverigius – Beverigius G. Συνοδικόν sive Pandectae canonum ss. Apostolorum et consiliorum ab ecclesia graeca receptorum, nee non canonicorum ss. Patrum epistolarum. Oxford, 1672. Vol. 1–2.

Byzantion – Byzantion. Bruxelles; Paris, 1924–1952.

BZ – Byzantinische Zeitschrift. Leipzig, 1892–1943; Munchen, 1944–1991; Leipzig, 1992-. Bd. 1-.

CC – Corpus Christianorum / Hrsg. von der Abtei St. Peter in Steenbrugge (Belgien). Tournhout.

CCL – Series Latina. 1953-.

CCO – Les Canons des Conciles Oecumeniques / / Fonti. Ser. I. Fase. 9. T. 1. Pars I. Grottaferrata, 1967.

CJ – Codex Justinianus / Ed. P. Krueger. Berlin, 195411 (­ CJC. Vol. 2).

CJC – Corpus Juris Civilis / Ed. R. Schoell et G. Kroll. Berlin, 1954. 3 vols.

COD – Conciliorum Oecumenicorum Decreta. Bologna; Freiburg, 1962.

CPG – Les canons des Peres Grecs / / Fonti. Ser. I. Fase. 9. T. 2. Grottaferrata, 1963.

CSEL – Corpus scriptorum ecclesiasticorum Latinorum. Wien, 1866-.Vol. 1-.

CSP – Les canons des Synodes particuliers / Fonti. Ser. I. Fasc. 9. T. 1. Pars 2. Grottaferrata, 1962.

CT – Codex Theodosianus / Ed. Th. Mommsen, P. Meyer et P. Krueger. Berlin, 1905.

DACL – Dictionnaire d'archeologie chretienne et de liturgie / Ed. F. Cabrol et H. Leclercq. Paris, 1924-.

DDC – Dictionnaire de droit canonique contenant tous les termes du droit canonique / Publie sous la direction de R. Naz. Paris, 1935–1965. 7 t.

DHGE – Dictionnaire d'histoire et de geographie ecclesiastique / Ed. A. Baudrillart etc. Paris, 1912-. T. 1-.

DOP – Dumbarton Oaks Papers. Cambridge (Mass.); Washington, 1941-.

DTC – Dictionnaire de theologie catholique / Ed. A. Vacant, E. Mangenot, cont. E. Amann. Paris, 1903–1950. 15 t.

EO – Echos d'Orient. Paris, 1897–1942.

EOMIA – Ecclesiae occidentalis monumenta iuris antiquissima / Ed. C. H. Turner. Oxford, 1899–1939. 2 t.

Prisca

Gallica Interpretatio

Isidori Interpretatio

Ingilrami Codex

Caeciliani Interpretatio

Attici Interpretatio

Rufini Interpretatio

Gallo-Hispana Interpretatio

Dionysii I et II (Fasc. 1. Pars altera.)

Fonti – Codicis Iuris Canonici Orientalis Fontes. Pontificia Comissio ad redigendum Codicem Iuris Canonici Orientalis.

GCS – Die griechischen christlichen Schriftsteller der ersten drei Jahrhunderte. Leipzig, 1897–1941; Berlin und Leipzig, 1953; Berlin, 1954-.

Goar – Goar J. Εύχολόγιον sive Rituale Graecorum complectens ritus et ordines Divinae Liturgiae, officiorum, sacramentorum, consecrationum, benedictorum, funerum, orationem etc. Cuilibet personae statui vel tempori congruos, juxta usum Orientalis Ecclesiae... edition secunda expurgata et accuratior. Venetia, 17302. Hefele-Leclercq – Hefele Ch. J. Histoire des conciles d'apres les documents originaux / Trad, par H. Leclercq. Paris, 1907–1952. l i t .

HTR – Harvard Theological Review. Cambridge (Mass.), 1908-.

JTS – Journal of Theological Studies. Oxford, 1899–1949. N. S. 1950-.Vol. 1-.

Lexilogion – Roussos Ε. Λεξιλόγιον εκκλησιαστικού δικαίου (Βυζαντινόν δίκαιον). Athens, 1948.

Mansi – Sacrorum conciliorum nova et amplissima collectio / Ed. I. D. Mansi. Florentiae; Venetiae, 1759–1769. 31 t.

Messager – Messager de l'Exarchat du Patriarche Russe en Europe Occidentale. Paris, 1950-.

MGH – Monumenta Germaniae historica inde ab anno Christi 500 usque ad annum 1500 / Ed. Soc. aperiendis font, rerum Germ. Medii aevi. Hannover; Berlin, 1826-.

OCA – Orientalia Christiana Analecta. Roma, 1935-.

OCP – Orientalia Christiana Periodica. Roma, 1935-.

ODCh – The Oxford Dictionary of the Christian Church / Ed. By F. L. Gross. Oxford, 1977.

Pauly-Wissowa – Realenzyklopadie der classischen Altertumswissenschaft / Hrsg. A. Pauly, bearb. G. Wissowa, W. Kroll etc. Stuttgart, 1893–1963. 24 Bde.

PCAS – Patriarchatus Constantinopolitani Acta Selecta, II / / Fonti. Ser. II. Fase. 4. Grottaferrata, 1967.

Pedalion – Πηδάλιον της νοητής νηος της Μιας Άγιας καθολικής καΐ αποστολικής των «Ορθοδόξων »Εκκλησίας, "Αθήναι, 19576.

PG – Patrologiae cursus completus. Series Graeca / Ed. J. P. Migne. Paris, 1857–1866. 161 t.

PGL – Lampe G. W. H. Patristic Greek Lexicon. Oxford, 1961–1968.

PL – Patrologiae cursus completus. Series Latina / Ed. J. P. Migne. Paris, 1844–1864. 221 t.

RDC – Revue de Droit Canonique. Strasbourg, 1951-.

REB – Revue des Etudes Byzantines. Paris, 1946-.

Regestes – Les regestes des actes du Patriarcat de Constantinople / Ed. V. Grumel, V. Laurent, J. Darrouzes. Paris, 1972–1979. Vol. 1–2. Pt. 1–8. Vol. 1: Les actes des patriarches.

Rhalles-Potles – Ράλλης Г., Ποτλής Μ. Σύνταγμα των θείων καί ιερών κανόνων. "Αθήναι, 1852–1859. 6 t.

RHE – Revue d?histoire ecclesiastique. Louvain, 1900-.

RSPT – Revue des sciences philosophiques et theologiques. Paris, 1907-.

RSR – Recherches de Science Religieuse. Paris, 1910-.

SC – Sources chretiennes. Paris, 1942-.

Strewe – Strewe A. Die Canonessammlung des Dionysius Exiguus in der ersten Redaktion. Berlin, 1931.

Synagoga – Бенешевич В. H. Синагога в 50 титулов и другие юридические сборники Иоанна Схоластика: К древнейшей истори и источников права Греко-восточной Церкви (Joannis Scholastici Synagoga L titulorum). Munchen, 1937.

QHE – Θρησκευτική και ηθική εγκυκλοπαίδεια. "Αθήναι, 1962–1968. 12 t.

TSCB – Textus selecti ex operibus commentatorum byzantinorum iuris ecclesiastici / / Fonti. Ser. II. Fasc. 5. Grottaferrata, 1939.

TU – Texte und Untersuchungen zur Geschichte der altchristlichen Literatur. Leipzig, 1883-.

Zepos – Zepos J., Zepos P. Jus Graecoromanum. Athenae, 1931. 8 vols.

ZK – Zeitschrift fur Kirchengeschichte. Gotha, 1877-. Bd. 1-.

Бенешевич. Приложения – Бенешевич В. Н. Приложения к исследованию: Канонический сборник XIV титулов со второй четверти VII в. до 883 г. СПб., 1905.

Бенешевич-1905 – Бенешевич В. Н. Канонический сборник XIV титулов со второй четверти VII в. до 883 г. СПб., 1905.

Бенешевич-1906 – Бенешевич В. Н. Древнеславянская кормчая XIV титулов без толкований. СПб., 1906–1907 (Syntagma XIV titulorum sine scholiis secundum versionem Palaeo-Slovenicam adjecto textu Graeco e vetustissimis codicibus manuscriptis exerato).

БТ – Богословские труды. M., I960-. Сб. 1-.

БЭ – Православная богословская энциклопедия, или Богословский энциклопедический словарь / Изд. под ред. А. П. Лопухина, H. H. Глубоковского. СПб., 1900–1911. Т. 1–12.

ВВ – Византийский временник. СПб., 1894–1928. 25 т.; M., 1947-.Т. 1(26)-.

ЖМП – Журнал Московской Патриархии. М., 1931–1935, 1943-.

Правила – Никодим (Милаш), en. Правила Православной Церкви с толкованиями: В 2 т. / Пер. с серб. СПбДА. СПб., 1911. М., 1994Р.

Введение

Вклад первых четырех Вселенских Соборов в область церковной дисциплины представляет несомненный интерес при ознакомлении с правом и учреждениями древнего христианства. Период с 325 по 451 гг. явился для Церкви временем высшего расцвета патристической мысли. На материалах канонического законодательства Никейского, Константинопольского, Эфесского и Халкидонского Соборов, а также иных решений, вынесенных этими Соборами по разным вопросам, можно проследить эволюцию церковных учреждений, дисциплины и взаимоотношений Церкви с обществом. Из сравнения с доникейской эпохой видно, что в это время возникает ряд новых и разнообразных проблем, тогда как многие прежние проблемы сходят с повестки дня. Принятые этими Соборами правила составляют сердцевину церковного права на христианском Востоке до настоящего времени. В первом тысячелетии бытия Церкви они составляют существенную часть церковного права на Западе. Они оказали также значительное влияние на канонические своды западного Средневековья.

При рассмотрении канонического материала, выработанного или одобренного четырьмя первыми Вселенскими Соборами, становится очевидным, что здесь мы имеем дело с наиболее плодотворным периодом творчества Церкви на Востоке в области писаного права. Хотя в намерение отцов Никейского Собора и не входила замена существовавшего обычного права с его местными разновидностями всеобщим писаным правом, с тех пор многие факторы привели к решающему преобладанию последнего. В первую очередь росту влияния его законодательства способствовал ни с чем не сравнимый авторитет самого «святого и великого Собора». Так, около 330 г. Евсевий Кесарийский отказался от предложения возглавить Антиохийскую кафедру, ссылаясь на правило, провозглашенное отцами Никейского Собора². Св. Василий Великий в послании к одному священнику, которого он убеждает оставить сожительство с некой женщиной, прямо ссылается на правило Никейского Собора, имеющее отношение к данному случаю³. В большом почете были правила великого Собора и на Западе. Папа Юлий говорит даже в отношении 5 правила о «богодухновенности»⁴. Папа Лев провозгласил абсолютную неприкосновенность никейского законодательства⁵.

Преобладанию писаного права способствовал и другой фактор. В течение первых веков христианства в каждой Поместной Церкви было очень живо сознание постоянства дисциплинарного Предания. В IV в. Увеличивается число епископских кафедр: с одной стороны, в связи с миссионерскими усилиями, а с другой – в связи с арианскими спорами, – это делалось с тем, чтобы поддержать то или иное течение. В силу тех же причин более частыми становятся случаи перевода епископов с кафедры на кафедру, что до того было совершенно исключительным явлением; в связи с этим происходит некоторое ослабление связи между епископом и его Церковью. Возникают учреждения, задачей которых является согласование разнообразных видов церковной деятельности, и следовало уточнить функции этих новых органов Церкви. В этих условиях невозможно было более ограничиваться ссылками на древние обычаи. Необходимо было принять правила, предназначенные для применения во всей Церкви. И, наконец, наметившаяся еще в царствование Константина и оформившаяся окончательно при Феодосии I тенденция придавать решениям церковной иерархии силу государственного закона предполагала существование корпуса канонического права⁶. Такое развитие событий было позднее закреплено законодательством императора Юстиниана, подтвердившего юридическую значимость правил, принятых Никейским, Константинопольским, Эфесским и Халкидонским Соборами, а также правил Поместных Соборов, принятых этими Вселенскими Соборами⁷.

Во многих случаях каноны опирались на обычаи, особенно на те из них, которые признавались законными. По мере того, как писаное право (правила и императорские законы) расширяло свою область, применение обычая более или менее ограничивалось рамками судебной практики. Правда, можно было бы сослаться на замечание митрополита Халкидонского Захарии на Соборе в Святой Софии (879–880): «Обычай склонен одерживать верх над каноном»⁸. Однако не следует преувеличивать значение замечания, сделанного во время дискуссии, и делать из него основную аксиому византийского церковного права. Применение обычая остается ограниченным, как это явствует из ознакомления с «Номоканоном XIV титулов» и с комментариями Вальсамона на этот сборник⁹.

Хотя византийский Восток не знал резкого разрыва в переходе от поздней Античности к раннему Средневековью в политическом и общественно-культурном отношении, как то было на Западе, здесь, тем не менее, происходила адаптировать прежние канонические предписания, учитывая возникающие новые обстоятельства. Каноническое творчество не угасло и в конце IX в., однако оно ограничивалось определенными областями, в особенности же брачным правом и правом, относящимся к монашеству. Ни один Собор не принимал правил, которые изменяли бы церковные учреждения, сложившиеся к концу античного периода. При этом правила поздней Античности и раннего Средневековья едва затрагивали вопрос о привилегиях патриархов¹⁰. Поэтому неудивительно, что многие толкования правил в связи с этой проблемой представляются сейчас произвольными или прямо ошибочными¹¹. Возникли проблемы, связанные со значением и применимостью многих правил. Ввиду своей приверженности преданию и несомненному юридическому формализму византийцы всячески избегали представления о выходе канонов из употребления.

Потребность в авторизованных комментариях на правила стала ощущаться в Византии в особенности начиная с XI в. По-видимому, возрождение юридических исследований вызывало повышенный интерес к серьезной экзегезе канонических текстов¹². Однако лишь в XII в. был составлен первый систематический труд в данной области; в период между 1118 и 1143 гг. Алексий Аристин, диакон и номофилакс «Великой Церкви», составил по поручению императора Иоанна II Комнина краткие аннотации на «Синопсис», составленный в VI или VII вв. Стефаном Эфесским и дополненный во второй половине X в. Симеоном «магистром и логофетом»¹³. Свое «изъяснение» (έξήγησις) правил Иоанн Зонара написал, несомненно, вскоре после 1159 г. Эта работа по справедливости стала пользоваться большим авторитетом. Зонара группирует канонические документы, имеющиеся в «Синтагме XIV титулов», в иерархическом порядке: вначале он помещает правила Святых Апостолов, затем правила Вселенских Соборов, а также «всеправославных» Соборов 861 г. и 879–880 гг., затем Поместных Соборов и, наконец, правила святых отцов¹⁴. Хотя эта классификация применялась и ранее, именно он сделал ее привычной. Зонара прежде всего преследует цель выявить точное значение текстов, приводя необходимые пояснения. При необходимости он сопоставляет правила, относящиеся к одному и тому же предмету, и предлагает обоснованное согласование их между собой¹⁵.

Феодор Вальсамон составил свои комментарии к «Номоканону XIV титулов», будучи еще диаконом и номофилаксом в Константинополе, по поручению императора Мануила Комнина (1143–1180) и Вселенского Патриарха Михаила III (1169–1176). В своем толковании правил он проявляет мало оригинальности и в основном буквально следует комментарию Зонары, однако, в отличие от последнего, он охотно ссылается на современную ему юриспруденцию. С другой стороны, в соответствии с целью своей работы, он стремится к согласованию правил и гражданских законов¹⁶.

Толкования этих трех канонистов носили в Византии до известной степени официальный характер¹⁷. Принимались во внимание они и позднее и, соответственно, оказали влияние на каноническую практику всей Православной Церкви. Для историка церковных институтов эти комментарии в основном представляют интерес в качестве свидетельства о том, как понимались древние каноны в их время, и о том, как они тогда применялись на практике. Ссылки на решения константинопольского Патриаршего синода в комментариях Вальсамона, кроме того, представляют особую ценность для изучения византийской судебной практики. Однако его работы имеют лишь относительное значение в деле выяснения подлинного намерения отцов, издавших эти правила.

Не следует пренебрегать и анонимными схолиями, которые иногда встречаются в рукописях. К ним относится все сказанное здесь относительно толкований известных византийских комментаторов. Однако следует подчеркнуть, что содержащиеся в этих схолиях суждения носили исключительно частный характер¹⁸.

«Синтагма по алфавитному порядку предметов, содержащихся в священных и божественных канонах» (Σύνταγμα κατά στοιχειον) иеромонаха Матфея Властаря занимает несколько особое положение. Эта работа, составленная в Фессалониках около 1335 г., представляет собой сборник правил, гражданских законов, решений синода и комментариев¹⁹. Из-за богатства материала и удобства его расположения этот канонический свод пользовался большой популярностью не только среди греков, но и среди южных славян, а позднее также русских и румын.

Отнюдь не лишена значительного интереса для историка канонического права и эпоха турецкого господства. Однако в эту эпоху, пожалуй, еще больше, чем в период Средневековья, деятельность иерархии ограничивается в основном областью судебной практики²⁰. Лишь в конце XVIII – начале XIX вв. появляется новый комментарий на все правила, принятые в Греческой Православной Церкви. В 1800 г. выходит в свет первое издание «Пидалиона»²¹. Здесь за текстом каждого правила следует его изложение на новогреческом языке и комментарий, основанный часто на комментариях византийских канонистов. Кроме того, этот труд содержит также рассуждения по поводу различных канонических вопросов в виде многочисленных и зачастую многословных примечаний. Согласно титульному листу издания, составителями этого труда были иеромонах Агапий и монах Никодим (св. Никодим Святогорец). В действительности же основная работа была выполнена именно последним²². После некоторых перипетий книга получила официальное утверждение со стороны Константинопольского Патриархата. Возражения, содержащиеся в письме патриарха Неофита VII от августа 1802 г., относились в действительности лишь к вставкам, сделанным без ведома авторов иеромонахом Феодоритом²³.

«Пидалион» всегда пользовался большим авторитетом в Церквах греческого языка, о чем свидетельствуют его многочисленные переиздания, из которых, разумеется, были устранены измышления Феодорита. Этот успех объясняется различными причинами: наличие перевода-пересказа правил, комментариев и примечаний облегчает пользование сборником, делая его вполне доступным даже и не слишком образованным священникам и монахам; богослужебные и пастырские указания, а также приложения представляют бесспорный практический интерес для клириков; редакция правил является в основном правильной, что можно установить хотя бы сопоставлением их текста с текстом научных изданий, которыми в настоящее время мы располагаем. Св. Никодиму Святогорцу был не чужд интерес к критике текста, о чем свидетельствуют примечания, в которых он приводит наиболее характерные варианты текста правил в редакции Иоанна Схоластика. При этом, однако, не следует переоценивать значение «Пидалиона». Он представляет собой, прежде всего, ценное свидетельство для изучения среды, в которой он составлялся²⁴. Что же касается точки зрения, согласно которой «Пидалион» является наиболее совершенным и потому неприкосновенным сборником православного канонического права, то она представляется явным преувеличением; она, однако, довольно часто встречается среди сторонников строгого интегризма, которые особенно положительно оценивают точку зрения св. Никодима относительно недействительности крещения у латинян²⁵.

В течение продолжительного времени православные славяне довольствовались тем, что переводили труды византийских канонистов-комментаторов. Но в XIX в. Славянские канонисты выходят на первое место. В хронологическом порядке в первую очередь необходимо упомянуть работу архимандрита Иоанна (Соколова), изданную в Санкт-Петербурге в 1851 г.²⁶ Епископ Никодим (Милаш) справедливо считает этого русского канониста отцом православной канонической науки нового времени²⁷. Отец Георгий Флоровский со своей стороны подчеркивает значение его работы с точки зрения науки. По этому поводу он пишет: «В первый раз по-русски были предложены древние и основоположные каноны церковные, с обстоятельным и интересным комментарием, более историческим, чем доктринальным»²⁸.

Другая работа, сохраняющая подлинный интерес до настоящего времени, – труды епископа Далматинского Никодима (Милаша)²⁹. Его «Каноны Православной Церкви с комментариями», изданные в 1895–1896 гг., явились плодом серьезных научных изысканий³⁰. Нельзя пройти мимо толкований и объяснений, содержащихся в этом труде, хотя, конечно, они должны быть уточнены и дополнены в свете позднейших работ. Православные канонисты до сих пор пользуются им в качестве справочного издания.

В том, что касается толкований на правила на румынском языке, следует упомянуть работы митрополита Андрея (Шагуны), Н. Поповича и К. Дрона³¹.

Если мы обратимся к Западу, то работы в области толкования правил, заслуживающие интереса, появляются здесь начиная с XVII в. Приведем имена Христиана Вольфа³² и Жана Кабассю³³. Особенно выделяется имя Вильяма Бевериджа ввиду особого значения его трудов по каноническому праву. Будучи еще викарием Илинга, этот ученый пастор Англиканской Церкви (который в 1704 г. стал епископом Сент-Асафским) издал свой «Синодикон»³⁴. Эта работа пользовалась успехом не только на Западе, но и на православном Востоке. Патриарх Иерусалимский Досифей (1669–1707) переслал патриарху Московскому Адриану (1690–1700) «Синодикон» Бевериджа, имея в виду исправление текста «Кормчей книги»³⁵. Зегер-Бернард Ван Эспен (1646–1728), самый известный из канонистов старинного Лувенского университета, участвовал в современных ему спорах между сторонниками и противниками абсолютной власти Римского первосвященника и решительно занял сторону последних³⁶. Комментарий на правила, фигурирующий в посмертных бумагах ученого, имел целью сделать известной подлинную дисциплину Церкви, искаженную на средневековом Западе правом, основанным на «Лже-Декреталиях»³⁷. Неудивительно поэтому, что работы бельгийского канониста были внесены Римской курией в «Указатель запрещенных книг».

Укажем также на труды Вильяма Брайта, профессора Оксфордского университета с 1868 по 1901 гг.³⁸ Его комментарии на правила первых четырех Вселенских Соборов не лишены интереса³⁹. Достаточно указать, что они часто вдохновляли Анри Леклерка. Карл-Иозеф Хефеле (1809– 1898), профессор Тюбингенского университета, а впоследствии епископ Роттенбургский, является автором капитальной «Истории Соборов» в семи томах, издававшихся с 1855 по 1874 гг.⁴⁰ Хотя во многом эта работа в научном отношении уже устарела, она до сих пор остается классическим справочным пособием. Начиная с 1907 г. монах-бенедиктинец Анри Аеклерк д'Орнанкур занимался переводом на французский язык «Conciliengeschichte» Хефеле⁴¹. В действительности же его перевод представлял собой значительно пересмотренное и расширенное издание труда германского ученого⁴².

В заключение укажем также книгу Генри Р. Персиваля – 14-й том серии «The Nicene and Post-Nicene Fathers» (выпуск второй)⁴³. Правда, его работу нельзя назвать оригинальным произведением, поскольку все комментарии на правила заимствованы из работ старых и новых канонистов. Однако мы считаем необходимым сослаться на эту книгу, поскольку excursus в ней часто представляют собственные выводы автора. Кроме того, у нее есть еще одно важное преимущество – она сравнительно легко доступна.

Дисциплинарное законодательство, принятое четырьмя первыми Вселенскими Соборами, несомненно, составляет историческое ядро канонического права Православной Церкви. Это еще более очевидно, если учитывать и законодательство Поместных Соборов, вошедшее в собрание, одобренное отцами Халкидонского Собора⁴⁴. Последующее каноническое законодательство, повсеместно воспринятое Православной Церковью, не привнесло каких-либо существенных изменений⁴⁵. Да такие изменения невозможно было бы и представить себе на Востоке, который утвердился в мысли, что не только церковное благовествование, но и основные дисциплинарные нормы составляют неотъемлемую часть непреходящего церковного Предания. Это убеждение в невозможности существенных изменений в данной области было подчеркнуто отцами II Никейского Собора, которые, допуская известное риторическое преувеличение, прилагают к правилам слова Второзакония по поводу Священного Писания: «Не прибавляй к тому и не убавляй от того» (Втор. 12:32)⁴⁶. В связи с этим все привносимые здесь изменения всегда преподносились как должным образом обоснованные случаи частного применения⁴⁷. Другое дело, что в настоящее время мы располагаем более гибкими представлениями о ходе действительной эволюции церковных учреждений в свете исторических данных. Но, тем не менее, хотя изменения на поверку были более значительными, чем в этом готовы были признаться византийцы, невозможно отрицать их стремления хранить верность прошлому на всем протяжении Средневековья, да и позднее.

Понимание древних правил нужно не только специалисту по истории церковных учреждений, но и всем православным, которым приходится заниматься каноническим правом, поскольку положения этих правил составляют сердцевину всего законного действующего права⁴⁸.

Очевидно, что целью толкования правил является установление точного смысла каждого из них. Поэтому необходимо установить стоящее за ними намерение законодателя (mens legislatoris). Эта задача отнюдь не проста, хотя бы уже по причине их удаленности во времени. Исследование должно охватывать как исторический контекст, так и собственно текст правила. Следует тщательно доискиваться того, что именно намеревался исправить или устранить законодатель, что именно он хотел прибавить к уже существующему или о чем он стремился просто напомнить. Следует учитывать тот факт, что каноническая терминология не была зафиксирована абсолютно жестким образом⁴⁹; с другой стороны, не следует забывать и о том, что святые отцы – творцы канонов – вовсе не обязательно были специалистами по юриспруденции. Поэтому нельзя автоматически переносить на каноническое право принципы истолкования, установленные юристами для гражданских законов. Так, например, мы пришли бы к совершенно неверным выводам, если бы стали строго следовать в данной области правилу, согласно которому законодатель всегда «высказывает то, что намеревался высказать, и умалчивает о том, о чем намеревался умолчать»⁵⁰. Неясности возникают в некоторых случаях из-за оборотов, которые могут быть поняты по-разному ввиду разночтений, связанных с выбранными издателями текста грамматическими конструкциями, либо ввиду проблем, связанных с пунктуацией⁵¹. Точное значение терминов должно устанавливаться с учетом факторов места и времени. Пренебрежение этими данными и проведение произвольных сближений неизбежно приводит к серьезнейшим просчетам в истолковании материала⁵². Исследования по установлению намерения законодателя представляют интерес как для историка, так и для канониста, однако последнему приходится еще иметь дело со своими собственными заботами. Так, например, в достаточно распространенном случае, когда определенное правило представляется мерой, вызванной частными обстоятельствами, может ли такое постановление считаться законом в подлинном смысле слова, то есть решением, предполагающим всеобщую применимость? Разумеется, бывают случаи, когда частный характер правила является очевидным⁵³. Иногда одно только знание исторического контекста позволяет утверждать, что, несмотря на формулировку правила, его значение полностью ограничивается определенным моментом истории Церкви⁵⁴. Одной из существенных и в то же время наиболее деликатных проблем в истолковании правил является применение аналогии. Несомненно, этот метод является совершенно законным сам по себе, поскольку правила, взятые по отдельности, представляют собой лишь конкретные высказывания по предметам, определяемым общим церковным устройством. Древняя пословица юристов «Non ex regula jus sumatur, sed ex jure, quod est, regula fiat» [He из правила выводится право, но правило устанавливается согласно существующему праву]⁵⁵ в особенности относится именно к каноническому праву. Возможно даже, что именно это определение повлияло на установление обыкновения именовать термином κανών-regula лишь дисциплинарные постановления церковных властей⁵⁶. Однако применение правил по аналогии представляет собой деликатную проблему. Использование аналогии предполагает полную ясность исходного канонического текста⁵⁷. С другой стороны, аналогичность случаев должна быть надежно обоснована. Необходимо избегать субъективизма, который в данном случае состоит в обосновании аргументации поверхностным сходством⁵⁸. Таким образом, истолкование по аналогии, именуемое также расширительным, не является произвольным, при условии если оно соответствует общему намерению законодателя, хотя в конкретном отношении оно может и выходить за рамки выражения этого намерения⁵⁹.

До какой степени категоричным может быть утверждение о полной неприменимости того или иного правила? В принципе это можно утверждать со всей определенностью, когда то или иное дисциплинарное постановление отменяется или видоизменяется позднее принятым правилом, в соответствии с поговоркой: Lex posterior derogat priori [Закон последующий отменяет предыдущий], но при этом подразумевается, что соборная власть, постановляющая такую отмену или видоизменение, обладает необходимой компетенцией⁶⁰. Необходимо при этом принимать во внимание и обстоятельства, вызывающие издание более позднего правила. Так, правило 8 Трулльского Собора начинается с напоминания о норме, согласно которой в области ежегодно должно созываться два Собора епископов. Однако, констатируя, что невозможно (αδύνατον) на практике созывать два Собора в год из-за варварских набегов, отцы Трулльского Собора высказываются в пользу одного ежегодного собрания епископата области⁶¹. Ясно, что созыв двух Соборов в течение года представляется по-прежнему желательным и такое обыкновение должно преобладать при отсутствии к тому весьма значительных препятствий⁶².

Неприменимость древнего правила может быть частичной или же полной. В случае частичной неприменимости правило может быть использовано лишь аналогически⁶³; то же имеет место, когда в правиле в связи с решением по частному случаю высказан некий экклезиологический принцип⁶⁴.

Отметим также, что хотя принцип икономии по самой своей природе исключает автоматическое использование аналогии, правило, касающееся отдельного случая, может быть применено в качестве примера при вынесении решений по сходным случаям⁶⁵. По-видимому, вполне логично принять без ограничения принцип, согласно которому правило выходит из употребления, когда исчезает ratio legis, то есть причина, послужившая поводом к выработке правила. Однако этот принцип может и отвергаться давней традицией, основанной на церковном единомыслии. Так, никем, по существу, не оспаривается первенство Константинопольского престола, хотя этот город давно уже не «имеет чести быть городом царя и синклита»⁶⁶. В действительности же, по-видимому, первенство чести архиепископа Константинопольского основано на расширительном применении к его кафедре аксиомы, высказанной отцами Никейского Собора в отношении привилегий Церквей Римской, Александрийской и Антиохийской: «Да хранятся древние обычаи»⁶⁷. Полная неприменимость правила явным образом имеет место, когда оно носит характер частного (ιδικός) закона и не пригодно к расширительному употреблению по аналогии⁶⁸. Неприменимость может автоматически вытекать из факта исчезновения определенного учреждения. Так, 15 правило Халкидонского Собора, которое устанавливает минимальный сорокалетний возраст для женщин, поставляемых в диакониссы, потеряло смысл после того, как Церковь перестала вообще поставлять диаконисс⁶⁹.

Изучение смысла и границ применения правил требует, как мы уже говорили выше, исследования общественно-исторического контекста и анализа текстов самих по себе. Вполне очевидно, что эти экзегетические изыскания предполагают предварительное рассмотрение ценности рецензий, дошедших до нас через века. В данном случае – то есть при изучении канонических постановлений четырех первых Вселенских Соборов – исследователю не приходится сталкиваться с непреодолимыми препятствиями. Тексты правил с достаточной верностью сохранены в греческой рукописной традиции. Это связано прежде всего с самой природой изучаемого предмета. Как совершенно верно замечает П. П. Иоанну:

«Поскольку буква текста закона имеет важнейшее значение, неудивительно, что во всех многочисленных рукописях этих канонических сборников мы находим тщательное воспроизведение этого текста, выполненное писцами, знакомыми с вопросом, или же просмотренное и исправленное юристом; здесь и не следует ожидать наличия многочисленных разночтений, из-за которых значение текста значительно разнится в различных списках»⁷⁰.

Добавим, что древние правила, и в особенности правила Вселенских Соборов, считались принятыми под воздействием Божественного вдохновения, так что особенное значение придавалось их точному воспроизведению⁷¹.

С начала XX в. была проделана замечательная работа в области критических изданий древних канонических сборников. Разумеется, именно этими изданиями мы прежде всего пользовались в наших исследованиях. В первую очередь укажем на великолепные издания «Синагоги'и «Синтагмы XIV титулов», осуществленные В. Н. Бенешевичем⁷². Что же касается дисциплинарных постановлений Эфесского и Халкидонского Соборов, мы располагаем также монументальным трудом Э. Шварца⁷³. За несколькими исключениями греческий текст правил четырех первых Вселенских Соборов, приводимый в Fonti, совпадает с текстом «Синагоги», хотя встречается несколько весьма интересных вариантов; впрочем, весьма трудно установить их ценность в связи с упущениями в критическом аппарате⁷⁴. Древние латинские переводы правил, в особенности же Никейских, заслуживают самого тщательного рассмотрения. Некоторые из них, очевидно, являются переводами с греческого текста, более раннего, чем в самых древних из дошедших до нас списков. По крайней мере в одном случае они помогают нам восстановить с большой степенью точности первоначальный смысл одного из правил и понять подлинное намерение законодателя (mens legislatoris)⁷⁵. Добавим при этом, что древние латинские переводы этих текстов представляют интерес сами по себе. Расхождения в переводах определенных греческих терминов между различными версиями наводят на размышления богословского характера⁷⁶. Кроме того, некоторые переводы-истолкования и даже интерполяции представляют собой ценнейшие свидетельства для истории церковных учреждений на Западе⁷⁷. Работа Штреве⁷⁸ и в особенности отличающийся полнотой и фундаментальностью труд Тернера⁷⁹ дают возможность исследователю располагать текстами правил на латинском языке в корректных изданиях.

Сирийский перевод правил, осуществленный в Иераполе Евфратском в 500–501 гг., представляет далеко не такой интерес, как древние латинские переводы. Дело в том, что он очень близок к наиболее ранним из дошедших до нас греческих рецензий. В случае наличия одного и того же варианта в этом сирийском переводе и в латинских переводах Дионисия Малого самое большее, что мы можем предполагать, это вероятность влияния текста антиохийской Graeca auctoritas. Критическое издание рукописи содержащей упомянутый сирийский перевод, осуществлено Ф. Шультессом⁸⁰.

Выше в связи с работой Аристина мы упоминали о «Синопсисе» Стефана Эфесского, дополненном трудами Симеона Логофета. Критическое издание этой Epitome canonum отсутствует; поэтому мы пользовались изданием, включенным в труд Ралли и Потли. В том же издании мы пользовались комментариями Аристина, Зонары и Вальсамона⁸¹. Что же касается анонимных схолий, то мы располагаем публикацией В. Н. Бенешевича⁸².

Правила первых четырех Вселенских Соборов