Болгарская ересь богомилов и влияние ее на возникновение русских религиозных сект

(Опыт исторического объяснения происхождения русского сектантства).

Религиозные секты начались у нас очень давно, еще в древней России; гораздо более они развились в новой России и продолжают развиваться до последнего времени. Сектантство весьма прискорбное явление в религиозной жизни нашего народа, так как оно, отторгая русских людей от православной Церкви, нередко увлекает их в дебри лжеучения, которое, будучи пагубно с точки зрения высшего духовного блага их, является небезопасным и в отношении социальной жизни общества. Чтобы понять всю силу и опасность религиозных сет для русского народа, полезно найти их историческое начало, поставить их в связь с другими сектами, волновавшими древнюю христианскую Церковь. Всякое жизненно-историческое явление, повторяющееся через ряд веков в различных видоизменениях его, представляется нам в надлежащем свете, когда мы находим первое историческое зарождение его. Это замечание всю свою силу имеет и в отношении к религиозному сектантству, существующем в России с первых веков христианства и до настоящего времени. Только при вышеуказанном условии мы можем правильно понять сущность и характер того в высшей степени печального в жизни русского народа явления, которое известно под именем сектантства.

В основе всякого религиозного сектантства лежит ложное стремление –– устроить самостоятельную религиозную жизнь независимо от Церкви. Это стремление особенности бывает тогда, кода болезненно возбужденная религиозная мысль старается выработать и, действительно, вырабатывает свое собственное, своеобразное учение, усвояемое затем целой группой христиан, которые под знаменем его образуют свое отдельное от остальной Церкви сектантское общество. Но такое религиозное своемыслие в первые века русской Церкви еще не в пору было для тогдашних русских людей, при крайней скудости у них каких-либо определенных религиозных воззрений¹. Старое язычество, от которого русские перешли в христианство, и остатки которого держались в народе и по принятии христианской веры, было слишком бедно и неразвито, чтобы дать опору для таких воззрений. Характеристической особенностью религиозного состояния русского народа в первые времена по принятии христианства было то простое механическое смешение новой веры со старой, которое называется двоеверием. Оно состояло в одновременном почитании христианского Бога и божеств языческой старины, в одновременном исполнении христианской и прежней языческой обрядности. Многие, по старой привычке, после молитвы в христианском храме, ходили молиться « в рощение», под овины, к воде, где –– думали они –– жили их прежние боги, сходились на языческие игрища² и проч., или, строя христианские церкви, старались сохранять рядом с ними, у алтаря церковного «камень да березу»³. Не забыты были еще и древние мифы; в «Слове о полку Игореве» называются ветры Стрибожьими внуками, русский народ –– внуком Дажбога, Баян –– внуком Волоса, –– говорится о Хорсе, которому прерыскивал путь волкодлак Всеслав, князь полоцкий, и о мифической силе явлений природы, к которым плачущая Ярославна обращается, как к божествам, с жалобным воззванием: «почто, господине"… Сам летописец разделяет народную веру в приметы, заговоры и знамения; постоянно приписывает силам природы таинственное значение. Даже некоторые из пастырей Церкви далеко не чужды были двоеверия, так что если встречаются у них погрешности в религиозном отношении, то это были остатки языческого суеверия, а не самостоятельные произведения сектантского своемыслия, в ту пору еще непосильного для них. Известное слово Христолюбца и ревнителя по правой вере, обличая в двоеверии не только невежей –– народ, но и вежей –– попов, говорит, что «попове и книжницы –– одни, видя деяния злая и слыша о них, не хотят учить», другие поощряют их, третьи же сами приобщаются им и едят моленое (языческое) «брашно»⁴. Это-то именно двоеверие, а не сектантство, было неизбежным спутником религиозного развития русских христиан в первые века нашей истории.

Впрочем, упоминаются еретики и в первые века русского христианства. Под этим именем в древних памятниках нашей истории известны так называемые волхвы, иначе кудесники, волшебники, чародеи, ведуны. Но то были не еретики или сектанты, а учители старшего язычества, выдававшие себя за посланников подземных, земных и поднебесных богов, с которыми, по словам их, они близко знались. Выступая на защиту падающего язычества, волхвы приписывали себе силу предсказывать будущее, отвращать болезни и другие бедствия посредством тайных, им одним известных, искусства и творить различные чудеса с помощью богов; вследствие чего занимались гаданием, составляли амулеты и проч. Родом они были финны и славяне и выступали со своей проповедью на границах финских и славянских поселений, как то в Ростове, Белоозере, Новгороде, но заходили и в Киев.

Чтобы успешнее поддержать в народе свой авторитет, волхвы большей частью восставали по случаю какого-либо необычайного физического явления на небе или на земле⁵. Всего чаще они возмущали народ во время общественных бедствий, и при этом всегда объясняли физические причины бедствий по своим темным языческим представлениям, признавая, напр., причиной их женщин да старую чадь. Поборники христианской истины, усмиряя бунтующий по наущению волхвов народ, противополагали, со своей стороны, языческому учению волхвов христианское учение о высшей небесной силе в появлении общественных бедствий о высшей нравственной цели их⁶.

Волхвы пытались было даже определенно формулировать свое учение в параллель с учением христианским, из которого им удавалось кое-что подслушать. Так в 1071 году, по случаю неурожая и голода, волхвы восстали в ярославской и ростовской области и начали высказывать свой суеверный взгляд на причины постоянного бедствия. Когда они схвачены были по повелению воеводы Яна, и приведены к нему на Белоозеро, тут у них завязался с Яном спор о причине голода, о сотворении человека и о составе телесной и духовной природы. «Ян, по словам летописи, спросил волхвов:» «зачем вы погубили столько людей?» Волхвы отвечали: «те люди держат плодородие: если мы всех их перебьем, то будет обилие: хочешь, перед тобой мы вынем из них жито или рыбу?» Ян начал опровергать их суеверное убеждение относительно неурожая тем, что неестественно быть житу в человеке, в составе человеческой природы, и физически невозможно, чтобы он скрывал их в себе. «Бог, говорил воевода сотворил человека от земли, составил его из костей, жил и крови, нет в нем ничего, и он не знает ничего, а один Бога знает», т. е. почему бывает неурожай и голод. На это волхвы возразили: «а знаете ли вы, как человек сотворен!» «Как» спросил Ян. «Бог мылся в мовнице, отвечали волхвы, вспотел, отерся ветошью и бросил ее с неба на землю: тут поднялся спор у сатаны с Богом, –– кому из них сотворить человека; и сотворил диавол человека, Бог душу в него вложил; потому, если умрет какой человек, тело идет в землю, а душа к Богу». Ян спросил их: «а какому Богу веруете?» –– Антихристу, отвечали они. «А где он?» спросил Ян. «Сидит в бездне», отвечали волхвы. Ян на это сказал ими: «какой то Бог, сидит в бездне, то бес, а Бог на небеси, сидит на престоле, славимый ангелами, которые предстоят ему со страхом; а тот из ангелов свержен, которого вы называете антихристом, за гордость свержен с неба и сидит в бездне, как вы сами говорите»⁷.

Под тем же 1071 годом летописец рассказывает об одном двоеверном новгородце, который, пришедши однажды к чудскому кудеснику для волхвования, спросил его: «какие ваши боги? где живут?» Волхв отвечал: «в безднах: суть же образом черны, крылаты, с хвостами, поднимаются и под небо слушать ваших богов; ваши боги –– ангелы на небе; если кто умрет из ваших людей, то возносится на небе; если кто их наших умирает, то уносится к нашим богам в бездну»⁸.

Волхв, явившийся в Новгороде при князе Глебе, отстаивая старые языческие начала, открыто хулил христианство и даже выдавал себя за бога⁹. Это показывает в новгородском волхве явного врага христианской веры и обнаруживает в его веровании естественную религию, совершенно противоположную христианству. Тоже самое можно и должно сказать и о веровании других волхвов.

Проповедь волхвов была услышана. Им удавалось собирать вокруг себя немало последователей. Так на Белоозере шайка, следовавшая за волхвами, состояла из 300 человек. Белоозерцы доносили Яну на злодейства волхвов, и между тем не захотели выдать ему злодеев. Такое упорство показывает, что волхвы были дороги белоозерцам, если не всем, то, по крайней мере, большинству. В Новгороде, при князе Глебе, появление волхва вызвало замысел убить епископа Феодора, и когда он вышел к народу в священном облачении и с крестом и сказал: «кто хочет верить волхву, пусть идет за ним, а кто верить кресту, да идет за ним –– епископом», –– то на стороне последнего стали только князь с боярами, а все остальные пошли за волхвом. Впрочем, народная толпа тотчас разошлась, как только ретивый князь внезапно в виду народа рассек волхва своим топором. А на Белоозере такая же толпа сама убила волхвов и повесила на дубе. В Киеве, где христианство было тверже, чем где-либо в России, волхв, нашедший себе слушателей в немногих простецах, совсем не имел успеха в народной массе, насмешливо говорившей о нем: «бес тобой играет на пагубу», и в одну ночь он пропал без вести¹⁰. В 1227 году, новгородцы, без всякого следствия, сожгли у себя на Ярославовом дворе четырех волхвов, по подозрению в чародействе.

Все это показывает, как мало способно было русское язычество к какой-либо деятельной самозащите, а, следовательно, и к саморазвитию на почве христианства; оно было не в состоянии переработать христианского учения по своему, –– в духе, напр., языческих ересей (гностицизм), бывших в древней вселенской Церкви. Если так, то, значит, в первые века русского христианства не было необходимых условий для самостоятельного возникновения у нас религиозного сектантства. Напротив, у тогдашних русских христиан, по крайней мере, в лучшей части их, преобладало чувство неизмеримого превосходства новой веры над старым язычеством и вообще над всякой другой религией. И однако же религиозные секты, как сказано, начались у нас очень давно, еще в древней России. Откуда же и как они возникли? Где их историческое начало? И с какими другими сектами или ересями древней христианской Церкви их можно поставить в генетическую связь? Посильным ответом на эти вопросы может послужить предлагаемый трактат о болгарской ереси богомилов, в свое время распространившейся в России и повлиявшей на образование в ней религиозного сектантства.

Ересь богомилов, получившая название от своего основателя, попа Богомила (иначе еще Иеремии),¹¹ появилась в IX или X столетии в единоплеменной нам Болгарии, где в то время только начиналось христианство. Здесь она в виде многочисленной и весьма вредной секты просуществовала до конца XVIII века и истреблена была уже фанариотами, игу которых болгарская Церковь подпала в 1776 году¹². Эта ересь или секта не представляет собой чего-нибудь нового в церковной истории: произошла она из смешения павликанских воззрений¹³ с мессалианскими. Павликане, отвергавшие церковную иерархию, установленный раз навсегда порядок богослужения, не признававшие таинств и принимавшие два самостоятельных начала –– доброе и злое, –– были очень многочисленны еще в азиатской Армении, откуда император Иоанн Цимисхий решился выселить их силой в Европу, где они, по мнению его, не могли уже быть так опасны для Византийской империи, как вдали от столицы. Павликане поселены были именно на границе Болгарии, во Фракии, в Филиппополе и его окрестностях; при этом Цимисхий имел в виду противопоставить силу павликан новопокоренным болгарам, нападавшим пред тем на Константинополь. Из Фракии павликане не замедлили распространиться по соседней Болгарии¹⁴. Около того же времени переселены были во Фракию изгнанные из Азии мессалиане, известные иначе под именем евхитов, которые отрицали почти всякое значение за Церковью, как необходимой посредницей в деле спасения человека, и иночество с его суровыми подвигами признавали единственно –– богоугодным образом жизни¹⁵. Учение тех и других еретиков проникло в юную еще тогда Болгарию, и таким образом здесь образовалась ересь или секта богомилов¹⁶. Она соединяла в себе дуализм, общий павликианам, с крайним, противным духу православной Церкви, аскетизмом мессалиан.

Не сохранилось ни одного древнего вероучительного сочинения богомилов. Есть два древних политических сочинения против богомилов, по которым можно ознакомиться и с их вероучением. Первое принадлежит известному болгарскому пресвитеру Козьме, современнику особенно сильного распространения богомильской ереси в Болгарии при царе Петре I Симеоновиче (927–967 г).¹⁷ Второе составлено греческим писателем Евфимием Зигабеном, современником императора Алексея Комнена и открытия богомильства в самом Константинополе. Зигабен имел под руками следственное дело о богомилах и в своем произведении –– Πανοπλία δογματική τῆς οpθοδόν πίστεως¹⁸ т.е. Догматическое всеоружие православной веры, –– специально говорит о богомилах во второй части в титле 23-м¹⁹.

Богомилы, как и более древние павликане, –– дуалисты. Как и у павликан, у богомилов два бога –– добрый и злой, и два от них происшедших мира –– духовный и материальный. Злой бог не существовал от вечности, как у павликан, а был первородным сыном верховного Бога-Отца, восседавшим одесную Его, как у евхитов; он назывался Сатанаилом. Поставленный во главе духовного мира, Сатанаил или мощный дух (πνε͂ υμα δεινατόν) возгордился своим достоинством и силой, возмутился против Отца и, увлекши на свою сторону подчиненных духов, вместе с ними был низвержен с высоты небесной. Из соревнования Богу, Сатанаил создал второе небо, вторую землю, именно нашу землю и избрал ее в жилище себе и соучастникам своего падения. Он пытался было создать и человека, и создал из смеси различной материи тело, но не мог дать ему жизни и души; просил о том Бога, и Бог вдунул в тело человека дыхание жизни. Пообещавши прежде разделить с Отцом власть над новосозданным человеком, Сатанаил потом раскаялся в своем обещании, захотел безраздельно владеть человеком и отвлечь его от небесного Отца. Чтобы для этой цели приобрести себе как можно более людей, он вошел в змея прельстил к грехопадению Еву, «срастлившеся блудом», следствием чего было рождение Каина и Коломены, от которых и произошел род человеческий. Сатанаил причинял людям всякое зло; навел потоп, рассеял людей по лицу земли, дал через Моисея закон на погибель им, как говорит Апостол: «греха неведех разве законом» и проч. Наконец Бог, сжалясь над душой, которую он вдохнул в человека, отрыгнул от сердца Своего божественное слово, другого сына. То был великого совета Ангел, –– архангел Михаил, ибо Он есть начальник добрых ангелов, –– Иисус, ибо Он врачует всякую болезнь и язву, –– Христос, ибо помазан был плотию, по-видимому вещественною, а на самом деле невещественною, «снятой свыше, втекшею десным ухом в Деву и таким образом истекшею», так что св. Дева совсем не ощутила Его в себе, а обрела Его просто лежащим младенцем, повитым в яслях. Страдания, распятие, смерть, погребение и воскресение Христа были призрачны. Видимо, совершивши Свое служение на земле, Иисус Христос победил Сатанаила, заключил его в бездну, отнял от его ангельского имени священное окончание –– ил (оставив его не иначе именоваться, как сатана) и присоединил его к своему первоначальному имени Миха, взошел на небо и, седши одесную Отца на место сверженного Сатанаила, разрешился паки в Отца, во чреве которого изначала был заключен, а с Ним возвратился на небо и Дух Святый, вместе с Ним изошедший от Отца и успевший родить духовно Иуду предателя и 12 апостолов.

Признавая все внешнее, земное нечистым, богопротивным, богомилы не хотели верить чудесам, которые Иисус Христос совершил над телом и над видимой природой. Сказания о чудесах Его они понимали приточно, духовно. Так напр., пять хлебов, которыми Христос напитал 5000 народа, суть не что иное, как четыре Евангелия и пятый Апостол.

В силу того же начала богомилы чуждались брака и употребления вина и мяса, а некоторые из них допускали даже оскопление. Воспрещалось им всякое убийство –– даже животных, кроме змей –– животных сатанинских; отсюда –– отрицание войны и всякой самозащиты.

Представляя все действие Иисуса Христа только духовным, богомилы считали Церковь, существовавшую в Византийской империи, чем-то средним между ветхозаветным иудейством и истинной внутренней Церковью, к которой думали принадлежат сами; отвергали все таинства церковные. Крещение водой, говорили они, есть крещение Иоанново; крещение Христово –– духовное и состояло в воздержании, молитвах и песнопениях, после чего на крещаемого возлагали руки и Евангелие Иоанна; к крещению допускались только взрослые, крещенных младенцев гнушались. Литургии –– св. Евхаристии (комкания²⁰), по словам их, Иисус Христос совсем не учреждал. Хлеб приобщения есть молитва «Отче наш»; чаша приобщения –– завет, упоминаемый в Евангелии; тайная вечеря не что иное, как приобщение обоих.

После этого неудивительно, если почитание икон казалось богомилам идолопоклонством. По этому поводу Козьма пресвитер говорит: «Слышите апостола Павла о кумирах рекша: «не подобает нам повинутися злату или сребру сотворену хитростию человеческою», еретицы (богомилы мнят то о иконех речно, да от того словесе обретше си вину, не кланяются едине иконам, но страха деля человеча и в церковь ходят и крест и икону целуют, якоже нам поведают, иже от них обратишася на нашу истинную веру, глаголюще: яко вся си творим человек деля, а не по сердцу (т. е. все это делаем ради людей, а не чистосердечно), втайне же скрываем свою веру». Крест Христов они называли «убийцею Спасовым» (Евфимий Зигабен) или виселицей²¹. Об этом орудии нашего спасения вот что они «блазнящеся» говорили: «Како ся ему есть кланятися? Сына бо Божия жидове на нем распяша, да вражда есть паче Богу крест: темже ненавидети его свояси (т. е. своих последователей) учат, а не кланятися, сице глаголюще: аще бо кто царева сына убил крестом древом, может ли древо то любо быти царю? такожи крест Богу. Не по своей воли распята мнят Господа, ни за спасение человеческо; но по нужде». в мощах святых, по мнению богомилов, действуют бесы и потому чудеса, совершаемые у св. мощей, они называли демонской «прелестью». Храмы, по словам, жилища злых духов, сообщников того сатаны, которого Христос приходил связать. Молились богомилы много (по четыре раза днем и ночью), но не хотели знать никаких молитв церковных, кроме молитвы Господней. Не наблюдали они ни Господских праздников, ни памяти св. мучеников и отцов; поносили церковную иерархию, обзывая православных священников «слепыми фарисеями» и «саддукеями», которых, по их мнению, должно бояться и избегать (Евфимий Зигабен). Так как Иисуса Христа не признавали действительно и в собственном смысле воплотившимся от Девы Марии, то не чтили и сию последнюю.

Богомилы отвергали книги Моисея и все остальные книги ветхого завета, крое Псалтири и 16 пророков, и принимали весь новый завет, только навязывая ему свой особый и нелепый смысл. Наряду с общехристианским каноном у них в большом употреблении были апокрифические сказания и нелепые писания, ими составленные или , по крайней мере, переделанные ими и редактированные²². Из этих писаний с вероятностью им можно приписать следующие: «О древе крестном», «О злых женах», «О происхождении винокурения от беса», сказание, что «древо познания добра и зла было виноградное дерево, и что Адам и Ева упились соком его», «Слово св. Апостолов Петра и Андрея, Матфея, Руфа и Александра», «Слово о Иисусе Христе Господе Нашем», или «О прении Господа с диаволом» и другие²³.

Следуя своему самообольщенному стремлению к мнимоевангельской жизни, богомилы впоследствии выработали своеобразную и широко развитую организацию внутреннего религиозного быта, несмотря на то, что они в первое время своего существования горячо восставали против подобной же организации православной Церкви. В половине XII века богомилы уже разделились на отдельные религиозные общины, и в каждой такой общине был учитель или епископ и при нем 12 апостолов. Остальные верующие тоже назывались священниками; в их присутствии сектанты сами себя исповедовали и сами себе прощали грехи, и это делали не только мужчины, но и женщины (Козьма пресвитер).

Ересь богомилов в X–XI веках получила в Болгарии весьма широкое распространение, чему благоприятствовало тогдашнее мрачное политическое положение этой страны. Пятидесятилетние беспрерывные войны с Византией за независимость, войны, исполненные самых потрясающих эпизодов, способны были пошатнуть и спутать религиозно-нравственные понятия болгарского народа, еще недостаточно окрепшего в новопринятой вере христианской, и подготовить богатую почву для укорения богомильской ереси. Церковные нестроения, вызванные политическим состоянием страны, представляли самую грустную картину внутренней жизни народа. Те, кому по нраву принадлежало дело церковного учительства, в небрежении оставляли свое дело. И это было вполне естественно при том порядке вещей, когда по словам Козьмы пресвитера, блюстителями евангельского закона были ставимы многажды по мзде люди грубые и не ведущие закона. Подобные «пастухи словесных овец, конечно, старались только взимать млеко и волну от стада, об овцах же не пеклись». Неудивительно, что при подобных нестроениях церковной жизни, сектанты взяли в свои руки дело религиозного учительства, и секта широко распространилась.

Самое направление и приемы сектантской пропаганды содействовали успехам секты богомилов. Для впечатлительных душ, лишенных пастырского назидания, не было ничего легче, как увлечься проповедью мессалианствующих ересеучителей, суровых аскетов, вечно молящихся, постоянно в руке державших Евангелие и думавших жить по его заповедям: «не живем –– рече–– по закону Моисееву, но по Апостолсьску, ни Давида и Пророк послушаем, но самого Евангелия» (Козьма пресвитер). вот это то мнимо-евангельская праведность неофициальных, непризванных учителей, в противоположность не евангельской жизни законных пастырей, и располагала народ прельщаться еретическим учением богомилов. «Мнози, говорит Козьма о своих соотечественниках, мняще я (т. е. сектантских главарей) правоверны суща и мощны направити на спасение, приближаются к ним и вопрошают из о спасении души; они же подобны волку, хотящу ягня взяти, сперва поглумятся воздыхающе и со смирением отвещевают … и где узрят человека проста суща и груба, туже сеют плевелы учения своего».

Не менее сильно увлекало богомильство болгарский народ своей социально-революционной проповедью, выступая, по-видимому, в роли защитника народной свободы. По словам Козьмы пресвитера, еретики «учат свояси неповиноватися властям своим, хуляще богатыя, царь ненавидят, ругаются старейшином, укоряют боляры, мерзки Богу мнят работающие царю и всякому рабу не велят работати господину своему».

В XI–XIII веках из Болгарии богомильство проникло в соседние страны: в Сербию, Боснию, в пределы Византийской империи (не исключая самой столицы –– Константинополя, где оно императором Алексеем Комненом открыто было посредством известной, мало достойной царя, хитрости²⁴, а в XIV веке оно встречается уже на Афоне. С Балканского полуострова богомильская ересь перешла на запад и в XII–XII в. распространилась в Италии, Франции и в других странах Европы. Несмотря на жестокие преследования со стороны различных правительств, «зло ереси богомилов, по словам Загабена, еще с большей силой разливалось по всем городам и областям и по всем странам». «Страх гонений» от «властей земных» не ослабляли ереси, а еще увеличивал ревность ересеучителей и влияние их проповеди. Принужденные в тайне скрывать свою веру и лицемерить во время гонений, еретики тем с большим упорством старались отстаивать свои мнения, когда приходилось защищать их открыто: «скорее скота накажеши, говорит Козьма, неже еретика. И якоже в марморе стреляй, не точию не прострелишь его, но и отскочивши стрела зади стоящего ударит, тако и учай еретика не точию не научит его, но и неокего от худоумных разваратит». Гонения, воздвигаемые правительствами против богомилов, окружая их в глазах народа ореолом мученичества, только содействовали распространению ереси. По этому поводу Козьма пресвитер говорит: «мнози мнят я (т. е. еретиков) за правду страждущих и хотяще нечто благо восприяти от Бога за узы». И не только невежественная народная масса заражалась учением богомилов, но и «правоверные попы» (Козьма) и даже православные епископы²⁵.

Если болгарская ересь или секта богомилов, сильно зараженная духом пропаганды, распространилась в свое время во многих государствах, то естественно было предположить, что она не минет и пределов России. И это тем более было вероятно, что между Церковью русской и болгарской очень рано установились тесные отношения. Болгария, будучи просвещена православной верой раньше России, по своему родственному с русским языку и славянской письменности, сделалась естественной и лучшей посредницей между русскими и греками; из Болгарии явились к нам и славянская грамота, и церковные книги, и богослужебные напевы, и первые христианские учителя, и священники. По свидетельству Якимовской летописи, болгарский царь Симеон посылал в Россию «иереи учены и книги довольны и дьяконов и демественников». Поэтому неудивительно, что современные религиозные движения, происходившие в болгарской Церкви, так или иначе отражались и в русской. Между пришедшими к нам из Болгарии священниками весьма легко могли оказаться и последователи возникшей там секты богомилов. Всего вероятнее они-то и были первыми насадителями на русской почве сектантского вольномыслия в виде богомильской ереси. Через 60 лет после крещения Руси, следовательно, еще при жизни св. князя Владимира, один из таких ересеучителей был осужден в Киеве. Это был монах, скопец Адриан, который, по известию Никоновской летописи²⁶, в 1004 году, явившись в Киеве, начал хулить православную Церковь, ее уставы и обряды, а также епископов, пресвитеров. и иноков. Тогдашний митрополит киевский Леонтий, по происхождению грек или воспитанный в духе греческой Церкви болгарин, естественно, не мог терпеть такого учения, которое греческая и болгарская Церкви отвергали, как еретическое, и потому восстал против Адриана со всей пастырской ревностью. Еретик был обличен, отлучен от Церкви, заключен в темницу, где он сознал наконец свою вину и раскаялся. Вот первое лицо с характером еретика или сектанта в истории русской Церкви, не отмеченное, впрочем, в летописи названием еретика, вероятно, потому, что еретик раскаялся! В 1123 году, по свидетельству той же летописи²⁷, явился в Киев другой еретик –– Дмитр. На этот раз летописец не говорит, в чем состояла ересь Дмитра, и только называет его злым еретиком. Историограф Татищев²⁸ замечает, что Дмитр отвергал церковные уставы, за что киевским митрополитом Никоном и был сослан в город Синелец и заключен в темницу.

Из приведенных известий о первых еретиках, явившихся в русской Церкви, можно видеть, что Адриан и Дмитр имели некоторые общие еретические воззрения; но отсюда еще не видно, какой именно ереси они держались. Во всяком случае, эти воззрения не могли возникнуть среди собственно русских христиан. В России, в XI веке, могли явиться враги всех церковных установлений, но, как мы имели случай говорить, только из язычников, а не из христиан. Притом же Адриан и Дмитр восставали против установлений православной Церкви, а в первые времена христианства в русском народе скорее могли явиться ревнители церковного благоустройства, нежели враги; простое чувство любить внешность, и русский народ искони любил внешнее благоустройство церкви. Под названными двумя еретиками обыкновенно разумеют богомилов, пришедших к нам из Болгарии, с которой Россия, как сказано, находилась в самой тесной связи²⁹. Если наши летописцы, упоминая об Адриане и Дмитре, не излагают догматических или теоретических оснований их богомильской ереси, а указывают только на отступления их от внешнего церковного благоустройства, т. е., другими словами, только выставляют на вид практические последствия, вытекающие из основной мысли богомилов, не приводя этой последней, –– то в объяснение этого следует заметить, что для простых наблюдателей жизненных явлений, какими были наши летописцы, прежде всего бросается в глаза несообразность воззрений, относящихся именно к внешней жизни, внутренние же основания этих воззрений или совсем бывают недоступными для них, или мало обращают на себя их внимание. А что Адриан и Дмитр действительно были богомилы, это доказывается сличением богомильского учения с воззрениями наших еретиков. Немного сказано у летописцев о воззрениях Адриана и Дмитра, но это немногое совершенно сходно с тем, что мы знаем из учения богомилов. Адриан был скопец, и богомилы допускали оскопление; он был монах, и богомильство среди монашествующих евхитов или мессалиан нашло себе хороший прием³⁰; наконец, оба еретика отвергали все внешнее благоустройство церкви, а это одна из главных особенностей богомильской ереси, хотя и внешняя только, а не внутренняя.

Кроме приведенных двух случаев богомильской пропаганды на русской почве, к сожалению, наши летописцы почти больше не упоминают о ней. Но из этого еще не следует, что этой пропаганды не было и в действительности. Как на своей родине, в Болгарии, так, разумеется, и у нас в России, богомилы, при всем противодействии русской церковной власти, продолжали распространять свое учение, но, по всей вероятности, с величайшей осторожностью и скрытностью, чем и объясняется молчание об этом летописцев. Что богомильские идеи пропагандировались среди русских не только в XI–XII веках, но и в последующие столетия, и таким образом получили среди них большое распространение, –– это подтверждается сохранившимися у нас от древних лет памятниками некогда бывших на Руси богомилов.

Сюда прежде всего относятся списки обличительной «Беседы Козьмы пресвитера на новоявившуюся ересь Богомилу», как кажется, известные у нас еще в XI веке. В одной Кормчей, писанной в XV или XVI веке, изложены, хотя в кратких, но довольно определенных чертах, все главнейшие пункты богомильской ереси³¹. Очевидно, все это делалось в видах предостережения русских людей от еретиков, пропагандировавших среди них свое учение.

Всего легче богомильские идеи проникали в Россию путём так называемой «апокрифической», или «отреченной», литературы. Некоторые произведения из этой литературы, о которой многие на Руси говорили, что она наполнена «болгарскими баснями»³², очень рано стали переходить к нам из Болгарии. Уже Авраамий Смоленский, живший в конце XII или в начале XIII века, читал глубинные книги, т. е. апокрифическую книгу «глубина». в XIII и XIV веках к переводным апокрифам присоединились апокрифические сказания русского сочинения, появлявшиеся под влиянием первых. К XV столетию апокрифические произведения до такой степени умножились, что митрополит Киприан признал необходимым составить список как истинных книг, признанных Церковью, так и «отреченных». С этих пор список отреченных книг, также как и истинных в русской Церкви, получил как бы каноническое значение, потому что вносился в церковные книги, напр., в молитвенники и уставы, с целью предохранить духовенство и народ от чтения апокрифов³³. Несмотря на то, не только народные грамотеи, но и духовные лица с особенной любовью читали апокрифические сочинения. Церковные дьяки, в роде Семейки Григорьева, держали у себя для чтения «книги недобрые, ересные, да приговоры и рафли, тетради гадательные». Апокрифические сказания вносились в церковные сборники и помещались здесь рядом со статьями, принятыми Церковью. Иногда даже апокрифы, особенно нравственного содержания, бессознательно помещались в сборниках святоотеческих творений, в «измарагдах», «златоустах» и «торжественниках», имевших церковное употребление³⁴.

В дошедших до нашего времени древних рукописях находится немало апокрифических сказаний с богомильским содержанием. Приведем некоторые из них³⁵.

В одной статье Соловецкого сборника, под заглавием: «Сказание о семи планетах», говорится, что в тот день, когда Бог сотворил солнце, луну и звезды, «испаде от славы сатана». Увидя небо и землю украшенными, Сатанаил задумал устроить и устроил себе престол на облаках, вознесся на небо и сделался воеводой ангельскому чину. Бог велел архангелу Михаилу свергнуть противника –– Сатанаила долу. Михаил, видя в нем печать великого Божества, сначала не осмелился было даже посмотреть на него; и только когда Господь снял с него Божество, Михаил свергнул Сатанаила, как уже простого человека, с неба со всеми его силами. С этого времени он начал называться сатаной или диаволом. Господь снял с него ил и дал его ангелам и архангелам; Мих стал именоваться Михаилом, и дал ему Господь старшинство над всем небесным воинством. Когда небеса утвердились, сатана прошел землю и поселился в аде под землей; другие же злые духи частью остались на земле, а частью обитают в воздухе и творят всякое зло людям.

Связь этого сказания с учением богомилов очевидна и не требует подробного аналогического сближения. Как по богомильскому учению, архангел Михаил является победителем, низложителем Сатанаила и за то, по воле верховного Божества, отнимает от его имени священное окончание ил, так точно рассказывается и в приведенном апокрифе.

В рукописном сборнике Пермской духовной семинарии, известном у томских старообрядцев, под названием «Христов дневник», сообщается одно космогоническое предание, в котором тоже находим довольно ясные следы богомильских воззрений. «Когда не было ни неба, ни земли, гласит это предание, было одно море Тивериадское. На этом море плавал гоголь (в образе птицы –– гоголя является здесь Сатанаил). Бог повелел гоголю достать со дна моря два камня. Гоголь достал, Бог начал бить камень о камень, и у Него явились ангелы. Гоголь также ударил камень о камень, и у него явились ангелы –– десятый чин, –– его собственный. Далее –– гоголь этот снес яйцо, на этом яйце отразился Бог –– второе Лицо. Бог велел гоголю принести пять земель, гоголь принес, и из них Бог сотворил человека. Сотворивши человека, Бог скрылся; диавол воспользовался этим случаем и создал людей уродливых. Бог прогневался на Сатанаила, отнял у него ил и отдал его вождю своих небесных сил Михе. Таким образом, стали враждебные силы –– сатана и Михаил».

В списке апокрифической беседы трех святых передается следующее. Прежде земли пребывал Господь Саваоф, безначальный Отец, «в трех комарех на воздусех». И отрыгнул Он от сердца и родил возлюбленного Сына Божия, Господа нашего Иисуса Христа, а из уст Своих испустил Духа Своего Святого в образе голубине. Затем словом Своим Господь создал небо хрустальное на столбах железных, озера, облака, звезды, свет, ветры, рай, мороз, гром, молнию, солнце и море Тивериадское. И сошел Господь по воздуху на море Тивериадское, увидел на том море гоголя (известный образ сатаны в мифологической космогонии) плавающего и спросил его: «кто ты?» Гоголь отвечал: «я сатана». Господь повелел сатане погрузиться в море и вынуть оттуда землю и камень. Камень Господь переломил на двое, одну половину камня из левой руки дал сатане, а из другой ударом жез0ла сотворил архангела Михаила, Гавриила и ангелов. Сатана же иссек из камня бесовскую бесчисленную силу богов».

Сличая содержание и этого апокрифического сказания с учением богомилов, мы замечаем в нем весьма явственные оттенки богомильских дуалистических воззрений. Таково сказание о безначальном Боге Отце, пребывавшем прежде земли в трех комарах на воздусех, отрыгнувшем от сердца Своего Сына Божия, испустившего из уст Своих Духа Святого, –– таково особенно представление о сатане, как участнике в творении мира и творце отдельного, сатанинского царства существ.

Путем такой именно апокрифической письменности богомильские идеи от русских книжников проникали и в простой нард. Богомильский дуализм и до сих пор живет среди русского народа. Известны, например, народные сказания о происхождении гор от сатаны, во время творения мира Богом, о происхождении мошек от сатаны, о собрании Богом птиц (известно космогоническое значение тех или других птиц), для содействия Ему в творении рек и озер³⁶) и т.п. В некоторых местах, (например, в Нижегородской губ., в селе Павлове) нередко можно слышать в народе чисто богомильские мнения о двух царствах –– Божием и сатанином, о Боге Саваофе, как «старшем» Боге, и об Иисусе Христе, как «младшем» Боге, о создании человеческого тела сатаною, души же –– Богом³⁷. Богомильские дуалистические воззрения так глубоко вкоренились в народном сознании, что доныне составляют даже нравственно-догматическую основу миросозерцания некоторых раскольнических толков. Например, толк бегунов, или странников, возникший около половины XVIII века, весь мир разделяет на два царства: Божие и сатанино³⁸.

Все приведенные нами данные дают полное право заключает о широком распространении в России богомильства, а вместе с тем и о влиянии его на образование русских религиозных сект. Хотя на этот последний предмет нет почти никаких прямых исторических указаний, при посредстве которых можно было бы проследить постепенный переход учения богомилов в учение русских сектантов, тем не менее весьма значительное сходство и даже тождество, замечаемое между теми и другими, утверждает нас в справедливости сделанного заключения.

Обилие апокрифических книг с богомильским содержанием, в связи со многими другими благоприятными для порождения антицерковного движения условиями, способствовало появлению и распространению в России разных «ересей и шатаний». Конечно, где больше совмещалось этих благоприятных условий, так сектантское своемыслие сильнее и раньше обнаруживалось, и скорее проникало в народ. В XIV и XV веках в Пскове, враждовавшем с Новгородскими владыками-архиепископами³⁹, и в Новгороде, отличавшемся исстари духом мятежной вольности, боровшемся за церковную независимость с Московскими митрополитами и наиболее подверженном либеральному западно-европейскому влиянию, –– впервые открываются те противо-церковные движения, которые перешли и в последующие столетия. Разумеем ереси или секты стригольников и жидовствующих. В учении этих сект весьма заметны следы богомильских идей.

Ересь стригольников в первый раз становится известной в 1371 году. Вождями ее были некто Карп стригольник⁴⁰ и диакон Никита⁴¹. Сначала они действовали в Пскове, а потом перешли в Новгород. По примеру богомилов, стригольники начали с того, что указывали и нападали на беспорядки духовенства и за беспорядки совсем отвергали церковную иерархию. Как и богомилы, они говорили о всех духовных лицах, как о «поставленных на мзде»; поэтому христианские священники суть недостойные, недействительные пастыри и не имеют благодати священства, так как благодать Св. Духа не может быть приобретена за деньги. Но как плату берут рукополагающие священников епископы, а епископы платят митрополитам, митрополиты же патриарху, то все они незаконные архиереи; незаконна и вся существующая иерархия, русская и греческая –– включительно до патриарха и собора. Затем переходя к разбору жизни духовенства, стригольники подобно богомилам находили, что «архиереи и монахи собирают себе много имения, а священники –– что это за священники и учители? Едят и пьют с пьяницами, взимают с них золото и серебро, берут порты (поборы) с живых и мертвых»; таким образом незаконно поставленные пастыри являются недостойными и по своей жизни. Если так, то, значит, недействительно и все совершаемое церковными пастырями; не должно поэтому слушать их учения и принимать от них таинств; не должно петь над умершими, «ни поминати их, ни службы по них творити, ни приноса за мертвые приносити в церкви, ни пиров творити, ни милостыню давати за душу умершего».

Признав всех священнослужителей недействительными, стригольники по примеру богомилов естественно должны были право религиозного учительства и священнодействия предоставить мирянам причем они ссылались на слова ап. Павла, заповедующего учить и простым людям, как духовным священникам. Как и богомильские учители, вожаки стригольнической ереси в своем учительстве думали держаться только новозаветных писаний. Впрочем, Карп, как главный вожак секты, в дополнение к ним, составил еще какое-то свое «писание книжное на помощь своей ереси», которое показывал и читал всем. Это писание, без сомнения, было тем, чем были подобные нелепые апокрифические писания или сказания и богомильских ересеучителей.

Устроив у себя учительство, стригольники должны были устроить свои моления. Видимые церковные храмы они, подобно богомилам, отвергали, неразумно ссылаясь на слова свящ. Писания, что «Вышний не в рукотворных храмах живет». Было ли у них св. крещение –– неизвестно; вероятно, было. Но относительно таинства евхаристии есть указание, что они его не совершали и вслед за богомилами понимали его в смысле духовного общения верующих со Христом. Вместо исповеди у священников, как духовников, они учили каяться самому, припадая к земле⁴². Значит, церковная практика относительно таинства покаяния признавалась ими, как и богомилами, ненужною.

Нравственные начала стригольнической секты тоже могли быть отголоском практического учения богомилов. Стригольники, подобно богомилам, проповедовали нестяжательность, воздержание, трезвость и проявляли эти черты в своей жизни, с целью противопоставить их духу стяжания и невоздержанности современного им духовенства. Этими качествами они привлекали даже на свою сторону некоторых православных, говоривших о стригольнических учителях, что «они не грабят имения и не собирают». По примру богомилов, стригольники, кроме того, подолгу молились, строго постились, имели вид печальный, угрюмый и вообще отличались аскетическим образом жизни⁴³. Говоря об этом аскетизме стригольников, православные обличители объясняют его фарисейским лицемерием, свойственным и богомилам, которое рассчитано было на обольщение простодушных⁴⁴.

Таким образом ересь стригольников во всех существенных пунктах своего учения довольно сходна с ересью богомилов, а это сходство заставляет нас допустить, что первая образовалась не без влияния со стороны последней.

Стригольническая секта просуществовала в России не более 50 лет. После 1427 года о стригольниках уже не слышно, но поднятое ими антицерковное движение, поддерживаемое продолжающими жить в народной памяти идеями богомилов, не исчезло и, как сейчас увидим, вскоре снова возникло в другой, еще более опасной, ереси жидовствующих.

Спустя около 35 лет после прекращения ереси стригольников началось –– и опять в Новгороде –– новое религиозно-сектантское движение, известное под именем ереси жидовствующих⁴⁵. Эта ересь, начавшая и продолжавшая свое дело тайно, имела большой успех среди русских⁴⁶, хотя сравнительно и недолго. Хотя название свое ересь получила от своего основателя жида Схарии или Ерихоны, прибывшего из Литвы в Новгород около 1471 года⁴⁷, и элемент жидоства действительно в учении этой ереси довольно заметен, однако название «жидовствующие» далеко не выражает содержания самого учения их. Иудейство, или жидовство, участвует в учении этих сектантов только в виде случайного, внешнего возбуждения, преследуя здесь не столько цели чисто религиозной пропаганды, к которой, с появлением христианства, оно утратило и способность, и желание, сколько цели материальные или, точнее сказать, торгово-промышленные. В возникновении антирелигиозного движения, называемого ересью жидовствующих, гораздо более заметно участие сектантских идей богомилов, под влиянием которых образовалась и предшествующая ересь стригольников. Сам архиепископ новгородский Геннадий, один из строгих обличителей жидовствующих, прямо говорил, что в учении этих еретиков участвует не одно жидовство, что они содержат ересь христианскую, сходную с древней, давно известной ересью мессалиан⁴⁸, элементы которой в богомильстве, как мы имели случай говорить, весьма заметны.

Таким образом, после ереси стригольников древнее богомильство снова отразилось в другой ереси –– жидовствующих. Но если стригольники в своем учении преимущественное внимание обращали не столько на догматические или теоретические основы богомильской секты, сколько на видимые практические следствия, вытекающие из этих основ, отрицательно относясь больше к внешнему строю церковной жизни, чем к внутреннему, то жидовствующие главным образом старались воспроизводить внутренние основы богомильства; отрицательное направление этих последних преимущественно простиралось на догматико-теоретическое учение православной Церкви, сказываясь, впрочем, в конце концов и отвержением внешнего церковного благоустройства. Значит, ересь жидовствующих начала с того, чем кончила стригольническая ересь, а именно –– с полного отрицания православно-христианского вероучения, поведшего потом к гораздо более широкой и дерзкой критике (чем это было у стригольников) и всех существующих в Церкви учреждений, уставов, порядков.

В одной летописи, по-видимому близкой ко времени жидовствующих⁴⁹, между прочим рассказывается, что эти еретики про Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия говорили: «Како может Бог на землю явитися и от Девы родитися, яко человек? но не есть тако, но яко пророк бе подобен Моисею⁵⁰. И не вероваху еже от Пречистыя Девы Богородицы рождеству Его, ни воскресению Его, ни на иконах написанному образу по человечеству Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия не покланяхуся, ни Пречистыя образу, ни Святым Его угодникам; но хуляще и ругающеся глаголаху: то суть дела рук человеческих, –– уста имут и не глаголют, и пр. Такоже и Божественную службу совершающе ядше и пивше, и тело Христово ни во что же вменяюще, яко просто хлеб, и кровь Христову, яко просто вино, и иные ереси многи творяще, противно правилам св. апостол и св. отец; но большее ветхого закона держахуся, по иудейски (т. е. по иудейскому календарю) пасху праздноваху, в среду и пяток масло ядяху и млеко, иные дела неподобные еретические творяху⁵¹, ихже не мощно списанию предати».

Таким образом, как видно из приведенного летописного известия, жидовствующие, по примеру богомилов, отвергали Божество Иисуса Христа, не допускали возможности Его воплощение, не верили воскресению Его из мертвых, не чтили св. икон, ни св. угодников Божьих, не признавали в таинстве Евхаристии тела и крови Христовых и смотрели на нее, как на образ самый простой, и пр.

Однако же не у всех жидовствующих отрицание доходило до одинаковых размеров: одни, напр., допускали поклонение иконе Спасителя, другие были решительными иконоборцами; одни только умеренно либеральничали, другие держались сродных жидовству крайне материалистических представлений о значении и цели религии и Церкви, как средствах к устроению всеми правдами и неправдами земного. чувственного благополучия, с полнейшим равнодушием к тому, что будет за гробом. В наиболее же резкой форме доктрина жидовствующих выразилась у симоновского архимандрита Зосимы, которого не напрасно сектанты возвели на московскую митрополию. Зосима, называясь митрополитом, совершая богослужение, созывая соборы против жидовствующих, в то же время самым кощунственным образом говорил: «Какой же это Иисус Христос? Что за царство небесное? Что то второе пришествие? Что то воскресение мертвых? Ничего того нет. Умер кто ин, то умер, –– по та места и был». Затем следовали не менее кощунственные сцены: издеваясь у себя дома над церковной святыней, Зосима полагал св. кресты в нечистых местах, сжигал св. иконы, обзывая их, подобно богомильским ересеучителям, болванами или идолами; дни и ночи проводил в беспутстве и пьянстве, чем, наконец, выдал себя и за что был низложен.

При показанном сходстве ереси жидовствующих во многих пунктах учения с древним богомильством, вполне естественно допустить, что на образование этой ереси в известной степени влияли незабываемые народом сектантские идеи богомилов.

Ересь жидовствующих продолжалась не более 70 лет и была подавлена, но через 30 лет сменилась ересью или сектой Феодосия Косого⁵². Находясь в непосредственной связи с ересью жидовствующих, новая эта ересь пошла еще дальше и представляет поразительное сходство с богомильством. Феодосияне не ограничивались уже отрицанием Божества Иисуса Христа, Его воплощения, почитания святых, икон, креста, чудес, церковной иерархии, таинств и т. п., а вслед за богомилами склонялись даже к революционному отрицанию государства и повиновения всяким земным властям. Далее некуда было идти, и русское религиозное сектантство, все время поддерживаемое богомильством, закончило первый период своего исторического развития.

В последующее время древнее богомильство более или менее откликнулось в так называемых мистико-рационалистических или тайных сектах хлыстов, скопцов и молокан.

По общераспространенному у хлыстов⁵³преданию, не чуждому некоторого вымысла, их общество получило начало в первой половине XVII века, в царствование Алексея Михайловича, когда одни «умные люди», пораженные оскудением в мире чистоты и благочестия, собрались на святое место и своими молитвами «созвали с неба на землю» Господа Саваофа, в лице одного беглого солдата Данилы Филиппова, крестьянина Юрьевского уезда, Костромской губернии, который, после нескольких лет своей проповеди, даровал им сына своего, христа, в лице Муромского крестьянина Ивана Суслова, вознеся на небо, т. е. умер. Лжехристос Суслов завел себе богородицу и 12 апостолов и в сопровождении их распространял свое учение преимущественно в нижегородских пределах. Похождения Суслова кончились в 1716 году, когда и он тоже вознесся на небо, как рассказывают хлысты, для соединения со своим отцом. После этого христом объявил себя стрелец Прокопий Лупкин, жену свою Акулину Ивановну назвавший богородицей. Свое учение он распространял в губерниях Нижегородской, Ярославской и в самой Москве. Лупкин пользовался среди хлыстов таким же почетом, как и Суслов; при встрече ему кричали: «царь, царь», крестились на него, кланялись ему в ноги и целовали руки. В 1746 году в Москве объявился новый лжехристос, юродивый Андриан Петров, слывший за блаженного и предсказателя не только в простом народе, но и среди многих из московской знати. Благодаря влиянию этого юродивого хлыстовщина получила такое распространение, что, по словам калужского священника Сергеева⁵⁴, она не страшилась становиться не раз даже на месте святе, «в лице самых служителей алтаря Господня». При всех суровых преследованиях, которым неоднократно подвергалась хлыстовщина, она продолжает тайно существовать и доселе во многих губерниях⁵⁵.

Русский человек есть по преимуществу человек чувства, а в преобладании чувства над мыслью и содержится источник так называемого мистицизма, характеризующего хлыстовщину. вот почему мы думаем, что хлыстовщина в известной степени представляет собой явление самобытное, русское; образование ее стоит в некоторой связи со складом духовных сил русского простолюдина, с нашим народным характером, с историческими и бытовыми условиями русской жизни. Но в то же время нельзя не видеть в хлыстовщине повторения, так сказать, на русской почве и явления общеисторического, так как в учении ее есть много аналогичного или даже тождественного с учением многих сект западных⁵⁶ и особенно восточных, с которыми в свое время боролись великие отцы Церкви во всеоружии тогдашней эллинской и христианской учености. Из восточных сект ближе всех хлыстовщина стоит к богомильству, занесенному к нам из Болгарии еще при св. Владимире. Поэтому более чем вероятным представляется мнение некоторых почтенных исследователей⁵⁷ относительно влияния на образование хлыстовщины секты богомилов. Весьма большое значение в смысле мнения этих исследователей имеют следующие факты. По словам св. Димитрия Ростовского о лжехристе Суслове говорили, что он родом из Турции⁵⁸, очевидно, на том основании, что Суслов был, как и его приемник Лупкин, беглый солдат, и оба они участвовали в походах против турок, следовательно, былое в Болгарии или вблизи ее и могли там познакомиться с остатками богомильства. В этом случае не мешает еще сослаться на показание одной хлыстовской богородицы, записанное священником Вазерским, о том, что «секта хлыстов происходит от запорожских казаков», бежавших в турецкие владения. Там они имеют главного настоятеля секты, в виде христа⁵⁹. Все эти и подобные факты не могут не говорить о большем или меньшем заимствовании хлыстами своего учения от богомилов.

Мы сказали, что из всех сект христианского востока хлыстовщина всего ближе стоит к болгарской секте богомилов. И действительно, сличая учение хлыстов с богомильским учением, находим между ними во многих частях значительное сходство и даже тождество.

Хлысты учат, что существует небо и земля, мир духовный и материальный. Небес семь. На седьмом небе обитает: Святая Троица, Богородица, архангелы, ангелы и святые угодники. Но что такое Троица, архангелы и ангелы, сектанты не разъясняют. Можно думать, что под этими названиями они разумеют не лица, но только различные силы и образы проявления в природе и человеке одного и того же божественного существа. Таким образом хлыстовщина также отвергает истинно христианское учение о троичности Лиц в Боге, как и богомилы.

По словам свящ. Сергеева, хлысты «не признают того, что Иисус Христос, совокупив в особе своей оба естества –– Божественное и человеческое, в самом деле принял на себя содействием Святого Духа от Пресвятой Девы Марии плоть нашу и благоизволил родиться из Нее истинно, яко совершенный человек, во всем, кроме греха, с другими человеками соестественный» ; они учат, что Сын Божий, сошедши на землю, «Духом Своим Святым вселился чуждую душу и плоть прежде зачатого и рожденного по общим законам природы человека» Иисуса Назорея, –– вселился на 13-м году его жизни, «ради беспорочности Его жизни, чистоты сердца и святости дел». С этого времени человек Иисус стал Христом, т. е. помазанником, по причине духовного помазания, сообщенного Духом Святым, т. е. чрезвычайного дара учения и пророчества. «И так, продолжает Сергеев, у них Иисус Христос есть не больше, как первоначальный учитель, Сын Божий не по естеству, а по благодати, причастию и вселению в Него Духа Святого». Совершенные Им чудеса, по мнению хлыстов, нужно понимать духовно. Ходить по водам, яко по суху –– значит жить в мире и не касаться его соблазнов; исцелять расслабленных –– подкреплять маловерных; восставлять болящих от одра –– ободрять унывающих; давать слепым прозрение –– научать истинной вере и проч. Таков взгляд наших сектантов на Иисуса Христа, или «старого Христа», как они выражаются. Нельзя не видеть весьма близкого сходства такого взгляда с учением многих восточных сект, в том числе прежде всего секты богомилов, по известным обстоятельствам более всех знакомой нашему народу с первых времен русского христианства.

Но то, чего удостоился Иисус Назорей, продолжают хлысты, может быть приобретено и другими избранными людьми. Иисус сделался Христом, в нем воплотился Сын Божий единственно ради его естественной святости и чистоты жизни; но нет ничего невозможного в том, чтобы и другой кто-либо из людей достигал той же степени нравственной чистоты, какой достиг родившийся от Иосифа и Марии; следовательно, и другие избранные люди могут удостаиваться воплощения в них Сына Божия –– делаться христами. «Он, Христос, пречистой Силой плоти подвиг земной кончил, а в других плотях избранных Он еще начинает», поют наши сектанты на своих радениях. Отсюда у них целый ряд «открывавшихся или «изобретенных» христов, начиная с Суслова. Начало таких верований в возможность воплощения Бога в человека и отождествления человека с Богом восходит к древнейшим верованиям восточных народов –– индейцев и персов. В древнехристианской Церкви эти языческие верования отразились в ересях манихеев, павликан и в образовавшейся под влиянием этих последних сект богомилов. Несомненно, что эти верования имеют связь с учением русских хлыстов, хотя проследить эту связь в настоящее время и нет возможности⁶⁰.

Каким же образом достигается то нравственное совершенство, при котором человек отождествляется с Богом, делается Христом? Ответом на этот вопрос служит нравственное учение хлыстов, в основе которого лежит дуализм и тесно связанный с ним аскетизм. В этом пункте учения хлыстов, по нашему мнению, нельзя не видеть самой близкой аналогии с учением богомилов. Те и другие смотрят на тело, как на злое, сатанинское начало в природе человека, которое нужно стараться всячески умерщвлять. Отсюда одинаково суровая мораль у тех и других. Как и богомилы, хлысты должны воздерживаться от супружеского сожития. Впрочем, эта заповедь исполняется ими формально: осуждая церковный брак, они в то же время имеют духовных жен, которые даются им христами или пророками на радениях, якобы для забот о хранении целомудрия этими женами. Кроме того, хлысты, подобно богомилам, стараются воздерживаться от употребления хмельного, ибо в вине, по апостолу, есть блуд (Еф. 5:18). Из понятия о необходимости умерщвлять плоть вытекает также хлыстовское учение о посте, состоящее в постоянном удалении от употребления в пищу мяса. То же аскетическое значение имеют и хлыстовские радения, соединенные с самоистязаниями. Радения наших сектантов, служащие внешней формой богослужения их, составляют явление родственное богослужению византийских евхитов или мессалиан, влияние которых на образование богомильства, как мы видели в своем месте, не подлежит сомнению. Подобно тому, ка в секте евхитов, бегания и верченье хлыстов на радениях, часто доходящие до полного исступления и изнурения, делаются с целью умерщвления плоти. Помимо радений к очищению и совершенствованию духа, по мнению хлыстов, может служить частое повторение молитвы Иисусовой. Молитве –– этому «Богу всех добродетелей и дарований благодатных» –– хлысты, вслед за богомилами, придают особенно важное значение. Поэтому наши сектанты в некоторых местах называются богомолами⁶¹, подобно древним богомолам-евхитам и родственным им богомилам.

По примеру богомилов, хлысты разделяются на отдельные общины, известные под названием «кораблей». Они управляются особыми лицами, которые, являясь как-бы носителями благодати и совершителями богослужения, образуют из себя таким образом нечто в роде иерархии. Первое и главное место в этой иерархии принадлежит «кормщику» корабля, иначе называющемуся «учителем», «апостолом», «пророком» и др. Когда еще были у хлыстов «изобретенные» христы (в настоящее время, по-видимому, место христов заступают пророки), при каждом из них, как и при богомильских учителях или епископах, большей частью было 12 апостолов, которые помогали ему «уловлять вселенную». Теперь, хотя у наших сектантов и нет христов, тем не менее чрезвычайные благодатные дарования Церкви первобытной, апостольской существуют у них (как они в этом убеждены) в полной мере: и теперь одному дается духом пророчество, иному дар языков, иному сказание языков.

Во всем расходясь с православной Церковью, хлысты, как и богомилы, естественно не признают этой последней. По словам свящ. Сергеева, православная Церковь в их глазах «есть учреждение, ничем не отличающееся от ветхозаветной синагоги и других языческих собраний и только предзнаменующее их духовную Церковь. Таинства они, по примеру богомилов, отвергают на том основании, что по совершении их с теми, над кем они совершены, не происходит будто-бы никакой перемены, ничего подобного тому, что испытывают сектанты во время своих радений. Особенно они издеваются над священством. «С насмешкой говорят, будто вся духовность священного сана переродилась в чувственные знаки. Оком зависти взирая на святительские светлые, блистательные украшения, говорят, что вся благодать церковная окаменела и обратилась в дорогие каменья, золото и серебро, которое могло бы многих бедных пропитать… Священников именуют сопатыми ослами» (слова Сергеева). Истинные христиане, духовные, каковы хлысты, не имеют надобности в чувственных знаках, какие составляют принадлежность церковных таинств: только сущий по плоти, говорят они, плотская мудрствует, а иже по духу –– духовная, а идеже дух, там и свобода. Подобно богомилам, православных икон они не почитают, говоря, что гораздо разумнее поклоняться живому существу, в котором, может быть, неведомо для поклоняющегося обитает Бог, нежели неодушевленному дереву.

Впрочем, на практике хлысты, по примеру богомилов, в отношении к православной Церкви допускают крайнее лицемерие. Им не воспрещается, для избегания подозрения в принадлежности к секте, наружно принадлежат к господствующей Церкви и оказывать усердие к православным храмам. Точно также, питая в душе сильную ненависть к православному народу и особенно духовенству, хлысты однако иногда заповедуют почитать священников и весь причт церковный любить, потому что они –– служители Бога Вышнего. Последнее говорится тем, которые еще не вполне посвящены в тайны хлыстовщины. Отвергая почитание икон, наши сектанты в то же время охотно смотрят на них во время молитвы и даже поклоняются им и т. п.

Наконец, хлысты, как и богомилы, не хотят признавать никакой правительственной власти; они, по своему лжеучению, должны быть совершенно свободны и независимы; если же исполняют предписания начальства, то ради страха человеческого. «Дух Святый, говорит один лжехристос хлыстовский, поставил меня выше всякого начала и властей». «Бог на меня не гневается, говорит другой лжехристос, я все равно –– как верный и любимый сын, исполнивший волю Отца и за то имеющий во всем свою волю. На мне отец уже взыскать ничего не хочет, да и не может».

Таким образом, в учении хлыстов есть много аналогичного и даже тождественного с учение древних богомилов; а это, помимо вышесказанного. еще более утверждает нас в мысли о генетической связи и исторической преемственности этих сектантских учений.

Если сходно и близко учение хлыстовщины с учением богомильской ереси, то еще ближе и сходнее стоит к этой последней вышедшее из первой скопчество. Обособившись во второй половине XVIII века от хлыстовщины в отдельную секту, скопчество удержало однако же все ее учение и обряды; единственное отличие его составляет оскопление, которого отнюдь не хотят допустить хлысты: не трудно бороться с умерщвленным врагом, а ты поборись с живым, возражают они скопцам.

Основателем скопчества считается Селиванов⁶². Раньше принадлежал он к хлыстовской секте и в одном из многолюдных кораблей Орловской губернии, где богородицей была Акулина Ивановна, объявил себя «сыном Божьим», искупителем (оскопителем). Желая возвратить хлыстовщине забытый ей идеал нравственной чистоты⁶³, здесь он, оскопившись сам, начал свою проповедь о необходимости оскопления или «убеления», как наилучшем средстве уничтожить плотские влечения; здесь же нашел в себе ревностного помощника в крестьянине Тульской губернии Александре Иванове Шилове. Этот последний признан скопцами за предтечу искупителя. «Удаляйтесь лености (сладострастия), проповедовал Селиванов с Шиловым. Змею бить, так бей ее поскорей до смерти, покуда на шею не вспрыгнула и не укусила». Слова эти означали то, что для сохранения чистоты надо оскопиться. Распространившееся еще при жизни Селиванова во многих губерниях скопчество, по смерти его⁶⁴, так широко раскинулось в пределах России, что едва ли в настоящее время можно найти губернию, где бы его не было. При императоре Николае Павловиче оно было признано самой вредной сектой, так что за простую принадлежность к ней грозилось преследованием. Такой признается она и доныне. Вследствие такого строгого отношения правительства скопцы уходили за границу и селились большей частью в Румынии и Турции. В 1872 году в Румынии, близ Галаца, среди скопцов объявился «второй искупитель и царь» в лице московского крестьянина Лисина, который приговором суда был сослан в каторжные работы.

Внутренний дух и характер учения скопцов, как и хлыстов, совершенно согласен с существом богомильского учения.

Подобно богомилам, скопцы, вслед за хлыстами учат о перевоплощениях Сына Божия. В духе богомильского учения они утверждают, что Иисус Христос ни страданий, ни смерти на земле, как повествуется об этом в Евангелии, не испытывал; Он только терпел «гонения от жидов» и умер естественной смертью, после чего душа Его вместе с Божеством вознеслась на небо, а тело предалось в земле тлению. Когда мир снова погряз в «лености», Искупитель вторично явился на земле в лице Селиванова. Подобно первому Христу, Селиванов страдал от гонений. В новом искупителе Лисине скопцы признают третье воплощение Сына Божия.

По примеру богомилов, скопцы отвергают все церковные таинства; крещения водой у них нет; покаяние совершается через исповедание грехов друг другу. Как и богомилы, они ненавидят и ругаются над пастырями Церкви, называя их фарисеями, жидами. В отношении к церковным установлениям скопцы, по примеру богомилов, крайне лицемерны. Молитвенные дома их украшаются иконами Спасителя, Богоматери, Николая Чудотворца и другими. Эти иконы даже ставятся ими в переднем углу. Но православное почитание св. икон наши сектанты, подобно богомилам, считаю идолопоклонством. Как и богомилы, никакой власти они не признают; если же исполняют правительственные распоряжения, то только ради страха наказания.

В основе нравственного учения скопцов лежит дуалистическое воззрение богомилов, по которому дух есть начало доброе, а тело –– начало злое. Наши прародители, говорят сектанты, были сотворены бесплотными, т. е. не имеющими половых органов. Последние явились только тогда, когда люди, по наущению диавола, согрешили. Вместе с этим они предались «лепости». Чтобы предохранит себя от нее, необходимо достигнуть такого состояния, при котором уже фактически невозможно грешить. Эта невозможность и достигается через оскопление, состоящее в уничтожении или, по крайней мере, повреждении половых органов. Только при оскоплении возможно достигнуть нравственной чистоты. Отсюда у скопцов, как и у богомилов, в принципе отрицается брачная жизнь.

Вообще скопчество во многих частях своего учения до такой степени близко и аналогично с учение богомилов, что в нем как бы снова ожило и воскресло богомильство, и потому нельзя предположить, чтобы богомильские идеи, живущие в сознании русского народа с первых времен христианства, не имели никакого влияния на образование у нас секты скопцов.

На том же самом основании мы не можем не видеть следов богомильства и в весьма распространенной в России⁶⁵ секте молокан⁶⁶, которая была организована во второй половине прошедшего столетия крестьянином Тамбовской губернии, Борисоглебского уезда, Семеном Матвеевым Уклеиным. И действительно, если сравним молоканское учение с богомильским, то найдем между ними поразительное сходство; это –– как бы одна и та же никогда не прекращавшаяся ересь или секта.

Согласно верованиям богомилов, молокане говорят, что отцы Церкви и вселенские соборы произвольным толкованием свящ. Писания извратили христианство и смешали его с иудейством или язычеством. В настоящее время, по их мнению, истинную церковь составляют лишь они –– «духовные христиане», которые не приемлют ни преданий, ни соборных постановлений, а исповедуют только то, чему учит Библия.

Об Иисусе Христе молокане в духе богомильской ереси учат, что Он для спасения людей принес с неба плоть, –– не действительную человеческую, а лишь мнимую, т. е. такую, какую, напр., имел архангел Рафаил, сопутствовавший Товии, –– вселился с ней в утробу Девы Марии и бессменно родился от нее. Отсюда они не признают действительными ни Его страданий, ни смерти.

Во имя мнимой духовности христианства (Ин. 4:24) молокане, подобно богомилам, проповедуют поколение Богу одним духом и отвергают всякое внешнее богопочитание с почитанием креста, икон, которые называют они «идолами», мощей, храма, ангелов, святых и пр. Церковные таинства они, вслед за богомилами, понимают духовно, а именно: крещение, как научение от слова Божия, –– покаяние, как сокрушение сердца только пред Богом и исповедание грехов друг пред другом, –– причащение, как принятие учения Христова и исполнение Его заповедей и т. д.

Во имя неправильно понятой евангельской свободы (2Кор. 3:17) молокане, как и богомилы проповедуют, что в Церкви нет ни больших, ни малых, но все равны, все –– братья и священники, и что никто не должен даже называться учителем, так как один Учитель и Архиерей –– Христос. Судя поэтому, можно думать, что молоканству чужда вякая организация внутреннего религиозного быта. На самом деле не так: в молоканских общинах, по примеру древних богомильских, существую старцы или учители, которые являются руководителями в вере. Сам Уклеин, объявив себя пророком, окружил себя 70 апостолами. Его примеру следовали и другие руководители молоканской секты, восхищавшие себе звание пророков, чудотворцев и т. п.

Вместе с церковной иерархией молокане, вслед за богомилами, отрицают и гражданскую власть, признавая ее терпимой только для сынов мира, а не для духовных христиан, в которых, как сынах не от мира сего, вселилось учение Христово. Христиане, по их мнению, должны избегать рабства помещиков, войны, присяги, как недозволенных Словом Божиим. Вот почему молокане часто убегали от военной службы, а единоверцы их укрывали беглецов. Социально-революционный элемент в молоканстве становится несомненным в виду прямых со стороны некоторых из его последователей заявлений, что Государю служить не нужно, так как он де не молоканин. А за Кавказом объявился доже молоканский царь в лице Румометкина. Иногда, впрочем, у молокан (напр., Кишиневских) встречается молитва за русского Государя; но это объясняется их лицемерием, свойственным и древним богомилам, –– желанием показать, что они –– верные сыны отечества. По-видимому, наши сектанты не совсем отказывают и повиновении подлежащей власти, но это делается, «покуда», как они выражаются, «нельзя противиться».

Все это показывает большую близость и сходство нашего молоканства с болгарским богомильством; а это обстоятельство вынуждать нас видеть в богомильской ереси одно их важных оснований в образовании молоканской секты.

В 60-х годах настоящего столетия, под влиянием немецких колонистов, возникла на юге России новая религиозная секта, весьма близкая к ереси богомилов, известная под именем штундизма или штунды⁶⁷ . Первыми последователями, распространителями и вожаками этой секты были малороссы-крестьяне Михаил Ратушный, Иван Рябошапка (Херсонской губ.), Герасим Балабан (Киевской губ.) и др.; приходившие на юг России на заработки к немцам-колонистам. Эти работники, живя в немецких колониях, иногда удаленных на десятки верст от православных пастырей, оторванные от своей семьи, не могли устоять против соблазнов немецких пасторов и совращались в штунду. И вот штундизм быстро распространился в южной и отчасти западной России, проник даже в среднюю полосе, так что духовная власть должна была прибегнуть к чрезвычайным мерам для борьбы с ним⁶⁸.

Первоначально русские штундисты не составляли из себя в собственном смысле секты. Хотя ко многим догматам православия они высказывали недоверие, однако не прорвали еще связи с православной Церковью, посещая православные храмы и принимая все таинства от православных священников. Формальное отделение штундистов от Церкви произошло в 70-х годах. На это отделение повлияли баптистские миссионеры, которые появившись в России среди немецких колонистов, подорвали проповедь своего учения доверие малороссов-штундистов к православному духовенству и тем положили начало отделению их от Церкви в виде особой секты⁶⁹.

Таким образом, русский штундизм стоит в непосредственной причинной связи с немецким, точнее прусским баптизмом. В этом удостоверяют нас несомненные данные⁷⁰. Но занесенный к нам из Пруссии в недавнее время баптизм, получивший в России название штунды, имеет, как тамошне явление, свой антецедент в отдаленных веках христианской Церкви на западе и даже на востоке ее. Можно проследить генетическую связь его с древним богомильством.

В своем месте мы имели случай заметить, что болгарские богомилы, подвергшиеся жестоким преследованиям в Византийской империи, в XII–XIII веках расселились в Италии, Франции и в других странах западной Европы, чему могли способствовать и передвижения европейских народов во время крестовых походов. От них возникли в XII веке сродные на западе Европы мистические секты, известные во Франции под именем кафар (чистых), булгар, публикан (павликан), бичующихся, пляшущих, ткачей и др.; в XIII веке из них выродились «братья и сестры свободного духа» во Франции, Германии и Италии, среди которых учение богомилов получило особенно большое развитие. Начала их же учения лежали и в основе проповеди Арнольда Брестийского, Петра Брюи, Вальденсов и Альбигойцев, действовавших преимущественно во Франции. Западные кафары так же, как и богомилы, заменяли у себя водное крещение возложением рук и Евангелия Иоанна, а причащение молитвой «Отче наш», воздерживались от вступления в брак и от употребления вин и мяса. Нельзя сказать, чтобы принятое у немецких баптистов перекрещивание вступающих в их секту было позаимствовано ими лишь у анабаптистов или, как они иначе назывались, меннонитов⁷¹ времен реформации. Еще в III веке новациане, которые были чистыми пуританами своего времени, тоже принимали в свою общину переходивших к ним из православной Церкви через перекрещивание. Их то можно назвать также первыми анабаптистами. Новациане назывались кафарами или чистыми, каковое название перешло уже от них к французским кафарам XII века и к кафарам итальянским, которые свое начало производили с востока , именно от болгарской секты богомилов⁷².

Таким образом немецкий баптизм, повлиявший у нас в России на возникновение штундизма, имеет свой исторический антецедент в древнем богомильстве, с которым он находится в причинной, хотя и не непосредственной связи.

Но независимо от баптизма немецких колонистов, секта штундистов могла найти для себя подходящую почву в самом русском народе, в религиозном сознании которого еще с первых времен христианства жили богомильские идеи, отразившиеся в тех или других сектантских учениях. Ближайшим же образом, русский штундизм представляет собой дальнейшее развитие богомильско-молоканских воззрений, под влиянием новых условий жизни и по известному сектантскому правилу –– «от слова рождается новое слово»⁷³.

Как бы то ни было, болгарская секта богомилов имеет немаловажное значение в образовании современной нам секты штундистов. Еще более мы убедимся в этом, если сравним учение той и другой секты.

Сличая учение штундистов с учением богомилов, нельзя не усматривать весьма близкой аналогии между ними. Штундисты так же, как и древние богомилы, отрицая православную Церковь с иерархией, относятся к ней в высшей степени враждебно и дерзко. Церковь они называют блуднице, дщерью Вавилона, равно как членов церковной иерархии –– архиереями и священниками, распявшими Иисуса Христа, или книжниками и фарисеями, которых обличал Господь; рядовых же членов православной Церкви называют бедными, несчастными, погибшими, идолопоклонниками, а себя –– духовными христианами, обществом друзей Божьих, братьями библейскими и свое учение –– евангельским исповеданием. Устраняя церковную иерархию, они, подобно богомилам, во главе своих общин однако поставляют епископов, пресвитеров или старших братьев и диаконов, хотя ни те, ни другие, ни третьи не имеют священного сана. Впрочем, так называемые чаплынские (Таращанского уезда, Киевской губ.) младоштундисты пришли к отрицанию их «старших братьев», предоставить управление делами общины собранию всех членов ее.

Согласно богомилам, штундисты отвергают также почитание ангелов, святых, мощей, икон (называя их «идолами»), креста (видя в нем только орудие казни), не хотят иметь у себя храмов, а одни молитвенные дома, и, выходя из того понятия, что христианство есть духовная религия, допускают (собств. младоштундисты) лишь внутреннее богослужение, состоящее в чтении свящ. Писания, пении духовных песен и произнесении молитв. Молитвы употребляются у них, как и у богомилов, большей частью импровизированные. Из таинств Косяковские (Косяковка в 5 верстах от вышеупомянутой Чаплынки) староштундисты оставляют только крещение и причастие (св. вечерю или преломление хлеба); при этом на крещение они смотрят, как на плод и выражение веры в Иисуса Христа и торжественное заверение в том, что верующему омыты грехи, почему крещение большей частью совершается у них, по примеру богомилов, только над взрослыми; причащение же, по их мнению, есть духовное, мысленное, а не действительное вкушение тела и крови Христовых. Что касается младоштундистов, то они в этом отношении еще ближе подходят к учению богомилов, так как совсем не признают крещения водой и преломления хлеба. Крещение водой, говорят они, раз совершено было на веки Иоанном Крестителем над Иисусом Христом, и «мы не пойдем больше к берегам иорданским». Крещение водой, по ним, омывает только тело, а не душу; оно нисколько не изменяет человека к лучшему. Относительно же преломления хлеба младоштундисты учат: «мы принимаем живые слова Иисуса Христа и тем самым приобщаемся Его плоти и крови.

Среди русских штундистов, как некогда среди болгарских богомилов, бродят социально-революционные идеи. Исходя из мысли о равенстве всех людей перед Богом, они отвергают законность существования гражданских властей; если же они все-таки подчиняются начальству. то единственно из страха наказания; слышатся так же среди штундистов голоса об общем разделе имений, ненужности судов, преступности клятвы и войны и т. п. Вместе с тем заметно и тяготение их к немцам, которые по их словам , «умнее, богаче и сильнее нас»; они с нетерпением ожидают нападения немцев на Россию, обещая встретить их с хлебом и солью.

Показанное сходство штундизма с богомильством, в существенных пунктах учения того или другого, само собою разумеется, достаточно говорить за историческую преемственность этих явлений.

***

Мы рассмотрели с известной точки зрения почти все главнейшие русские религиозные секты, т. е. секты стригольников, жидовствующих, Феодосия Косого, хлыстов, скопцов, молокан и штундистов. Путем такого рассмотрения мы пришли к убеждению, что все они не самородные сеты, возникшие их собственного религиозного своемыслия русского народа, а занесенные к нам со стороны, из чужих краев. Помимо всего сказанного нами выше, это подтверждается еще и тем, что названные секты никогда не находили и не находят себе действительного сочувствия у истинно-русского человека, последователи этих сект живут среди нас как-то особняком, в скрытности; они боятся объявить свое настоящее имя, и наш русский православный народ инстинктивно сторонится от них, питает к ним какое-то органическое отвращение и даже суеверный страх, весьма близкий к страху сатаны, считает некоторых их этих сектантов какими-то загадочными волшебниками, находящимися в общении с темными силами, плюет и крестится при одном упоминании об них. Со своей стороны и последователи всех этих сект чуждаются интересов современной общественной жизни русского народа и являются совершенно равнодушными к успехам развития этой жизни. Еще менее они интересуются преданиями, историческим прошлым своих соотечественников; для них весь интерес в их баснословном будущем: например, хлысты вместе со скопцами ожидают торжественного возвращения «из неведомой Иркутской стороны» своего искупителя; молокане ждут Араратского царства, падения Ассура и тысячелетнего всемирного покоя; штундисты льстят себя надеждой, что некогда придет штундовый царь, разорит царство русское, церкви обратит в конюшни и амбары, духовенство и властей отдаст в рабство штундистам и земли разделит между последними. И все эти сектанты думают, что, когда исполнятся их чаяния, наступит на земле золотой век, который они называют идеальным. Как видно, религиозные секты, существовавшие и существующие в России, –– не наши, не русские; они проникли к нам из вне и приразились к русскому народу. Поразительные сходство и близость их к ереси богомилов, обстоятельно показанные нами в своем месте, служат важнейшим доказательством того, что сектантское вольномыслие, искони чуждое русскому духу, занесено к нам из Византии, или точнее сказать, из Болгарии, занесено очень давно, одновременно с принятием нашими предками христианства при св. Владимире; но и в течение стольких веков религиозное сектантство не могло сродниться с русским народом, и доселе оно представляется ему несообразным с характером его религиозной жизни явлением.