О философских умозрениях или обличение всех ересей

Издание сочинений св. Ипполита, ученика и продолжателя главнейшего дела св. Иринея Лионского , начинается переводом его «Обличения всех ересей» – творения, замечательного как по своей внешней судьбе, так и по значению в истории доникейского периода христианской догматико-полемической литературы.

Первая книга этого творения давно была известна ученому миру под названием – «О философских умозрениях»: она встречалась в рукописных кодексах и помещалась в печатных изданиях сочинений Оригена, хотя ученый Гюэг в превосходном критическом труде своем об Оригене, напечатанном в Бенедиктинском издании его творений, отвергал принадлежность «Философумен» Оригену, приписывая их св. Епифанию. В более полном составе оно было найдено в рукописи, принесенной с Афонской горы только в недавнее время, именно в 1842 году. Открытие этого драгоценного памятника принадлежит ученому греку Миноиде Мине, обозревавшему рукописные хранилища в своей отечественной стране по поручению Вильменя, французского министра народного просвещения при Людовике Филиппе. Французский ученый библиотекарь Миллер напечатал его в 1851 году в Англии при содействии оксфордского университета, также поставив во главе имя Оригена. Начались догадки и споры об авторе новооткрытого творения. Его приписывали то Каю, римскому пресвитеру, то Тертуллиану Карфагенскому, то Оригену, пока, наконец, большинство ученых, вследствие убедительных доказательств, склонилось на сторону св. Ипполита. Мнение об авторстве Тертуллиана несостоятельно уже потому, что настоящее сочинение написано по-гречески. Вероятнее предположение о Кае, римском пресвитере во времена пап Виктора и Зефирина, но весьма важное доказательство против него, имеющее приложение и в отношении к Тертуллиану и Оригену то, что он не был епископом, как представляет себя писатель «Обличения всех ересей» в своем предисловии. Почти все критики согласны в том, что оно не принадлежит и Оригену, который был только однажды, и то ненадолго, в столице Запада, между тем, как автор «Обличения» пребывал в Риме в продолжение событий наполнявших двадцатилетний период времени, и не только был их простым зрителем, но и принимал в них участие с таким полномочием, каким Ориген никогда не пользовался ни в Риме, ни где-либо в другом месте. Таким образом, в настоящее время мнение протестантских и католических ученых, каковы: Гизелер, Дункер, Якоби, Бунзен и Ворсворт [Wordsworth], и в особенности Деллингер – утвердило сочинение «Философумен» за св. Ипполитом.

Св. Ипполит жил в конце II и в первой половине III века. О жизни его сохранилось очень мало точных сведений. Подобно Иринею он был восточного происхождения, но в довольно раннюю пору своей жизни он переселился на запад: здесь он был, по его собственным словам, учеником св. Иринея Лионского и потом проявил свою плодотворную деятельность как добрый пастырь Церкви и ученый писатель. Евсевий называет его епископом, не указывая места его кафедры. Пасхальная хроника (около 303 г.) и позднейшие известия именуют его епископом Римским¹ или епископом Пристани Римской (Portus Romanus) при устье Тибра (ныне Порто напротив Остии). Это подтверждается найденною в 1551 году в окрестностях Рима, недалеко от базилики священномученика Лаврентия, мраморною статуею св. Ипполита, где он представлен сидящим на епископской кафедре с изображением по сторонам ее пасхального круга и перечислением сочинений этого святителя, – равно как и тем, что и в настоящее время существуют в Порто храм и весьма чтимый источник, носящий имя св. Ипполита. Здесь же близ Рима он, вероятно, увенчался и венцом мученическим (около 235–39). Мучеником называют св. Ипполита Иероним, Феодорит и папа Геласий; а испанский поэт Пруденций (около 400 г.) в своих стихотворениях в честь мучеников подробно, хотя, может быть, с некоторыми прикрасами, изображает кончину св. Ипполита и свидетельствует, что он видел подземную гробницу его близ Рима.

При жизни своей стоя во главе общины христиан преимущественно восточного происхождения, живших в Пристани Римской по торговым делам, св. Ипполит принимал деятельное участие во всех спорах церковных своего времени и пользовался великим уважением и за пределами своей паствы. Он не только распространял и утверждал веру посредством бесед церковных, но и защищал ее от искажений лжеучителей. Ревность свою по истине и чистоте вселенского христианства он простер до того, что противостал против римских пап Зефирина и Каллиста (202–223), которые держались патрипассианского лжеучения и в церковной дисциплине поблажали нравственной распущенности. Плодом его многосторонней деятельностии свидетельством обширной учености остались дошедшие до нас, иные в целом виде, иные только в отрывках, многоразличные сочинения по догматике, истолкованию Св. Писания и прочее. Перечень их находится у Евсевия и Иеронима и пополняется исчислением писаний на вышеупомянутой мраморной кафедре св. Ипполита, но многие из них утратились для нас. Сохранившиеся творения св. Ипполита изданы в прошлом столетии Фабрицием и Галландом, а в нынешнем – Анжелом Майем и Минем, издателем «Cursus Completus Раtrоlоguае». В них помещены; 1) Беседа на Святое Богоявление; 2) Сочинение о Христе и антихристе; 3) Обличение на Иудеев; 4) Отрывки из полемических сочинений – против Ноэта;

5) Против Верона и Геликса; 6) Против Эллинов и против Платона и 7) Отрывки объяснений на книги Священного Писания.

Важнейшее из сочинений св. Ипполита – недавно открытое «Обличение всех ересей» – издано отдельно сперва Миллером (1851), а потом немецким ученым Дункером (1852). Оно состоит из 10 книг, содержание которых может быть представлено в следующем виде. Первая книга сообщает очерк различных школ древней языческой философии, отчего произошло и заглавие всего сочинения, не выражающее, впрочем, главного ее содержания. Вторая и третья книги, которых недостает, по всей вероятности, излагают учения и мистерии египтян, математические и астрологические теории халдеев. Четвертая, начало которой также утрачено, занимается языческой магией, обрядами и заклинаниями вавилонских теургистов, имевших большое влияние в Риме. В пятой книге автор переходит к главному предмету своего сочинения – опровержению всех ересей; он излагает ереси числом тридцать в хронологическом порядке, начиная от апостольского века и кончая смертью Римского папы Каллиста (222), причем пользуется сочинениями самих еретиков, для нас утраченными, и в опровержение их старается показать, что их лжеучения не основаны на Божественном Откровении, но заимствованы из учений языческой философии, религиозных мистерий, древней магии и астрологии. Десятая книга, которою пользовался и Феодорит (Fabul haer), содержит краткое повторение изложенного в предшествующих книгах и изложение правой веры, которое автор противопоставляет лжеучениям еретиков.

Понятно, какую важность имеет для нас сочинение св. Ипполита «О философских умозрениях» или «Обличение всех ересей». Сообщая драгоценные материалы для церковной истории первых трех веков христианства, оно проливает новый свет на древние ереси, на состояние церковного учения и судьбы Римской церкви в начале III века. В отношении к Иринею оно воcстановляет греческий текст и поясняет смысл некоторых книг его «против ересей», известных нам только по неисправному латинскому переводу. Кроме того, оно представляет важнейшее свидетельство о подлинности Евангелия от Иоанна – частью из слов самого автора, частью же из цитаты, приводимой из него древнейшим гностическим учителем Василидом, младшим современником св. Евангелиста Иоанна.

Предлагая в настоящем предисловии краткие и общие сведения о св. Ипполите – дальнейшие подробности о нем и его сочинениях, а также историю и разбор мнений по вопросам, к ним относящимся, отлагаем для особого исследования о св. Ипполите².

Свящ. П. Преображенский

Содержание первой книги обличения всех ересей:

Какие мнения естественных философов и кто они были, какие мнения нравственных (философов) и кто они, и какие мнения диалектических и кто диалектики.

К естественным философам относятся Фалес, Пифагор, Эмпедокл, Гераклит, Анаксимандр, Анаксгимен, Анаксагор, Архелай, Парменид, Левкипп, Демокрит, Ксенофан, Экфант, Гиппон.

К нравственным – Сократ, ученик Архелая естественника, и Платон, ученик Сократа: последний соединил три философские системы.

К диалектикам – Аристотель, ученик Платона, составив- ший диалектику, и стоики Хризипп [Хрисипп] и Зенон.

Эпикур построил учение, почти противоположное всем. Пиррон, академик, утверждал непостижимость всех вещей. Брахманы в Индии, Друиды у Кельтов и Гезиод [Гесиод].

Не должно пренебрегать ни одним вымыслом почитаемых у Эллинов (философов). И верные, и несостоятельные учения их должно уважать ввиду крайнего безумия еретиков, которые, потому что соблюдают молчание и скрывают свои неизреченные таинства, многим показались чтущими Бога. Я и прежде изложил учения сих (еретиков) вкратце³, не пускаясь в подробности, но сжато обличая их, ибо почитал недостойным выводить на свет тайны их, – для того, чтобы, когда я изложил их мнения намеками, они, побоявшись, чтобы я не высказал их тайн и не выставил их безбожниками, отстали от нелепого учения и нечестивого предприятия своего. Но так как вижу, что они пренебрегли нашею скромностью и не помышляют о долготерпении Бога, ими хулимого, чтобы устыдившись изменить свои мысли, или упорствуя в них они подвергнутся праведному суду, то я принужден идти далее и обнаружить их неизреченные таинства, которые с великим доверием передают и открывают посвящаемым не прежде, как в известное время, испытав кого-либо и сделав его хульником в отношении к истинному Богу, поработят его и заметят в нем горячее желание обещанного (разоблачения таинств). И потом, убедившись, что он связан узами греха, посвящают его и передают совершенство злых (учений) своих, обязав наперед клятвою не говорить и не сообщать, кому бы то ни было, если также не будет порабощен, – хотя при передаче такого учения вовсе не нужна была бы клятва. Ибо выдержавший это и принявший полноту их таинств достаточно будет связан самым делом и по собственному сознанию не [будет] говорить о том посторонним. Ибо если он выскажет какому-либо человеку такое нечестие, то не будет считаться в числе людей и не будет признан достойным видеть свет, так как даже неразумные животные не допускают такого беззакония, – о чем скажу в своем месте.

Но поскольку разум побуждает и нас войти в самую глубину исследования, то я не думаю молчать, но подробно изложу учения всех (еретиков), ничего не умалчивая. Думается, что не утомлюсь, если исследование и будет несколько длинно. Ибо доставлю немалое пособие для человеческой жизни к предо- хранению от заблуждения, когда все ясно увидят их сокровенные и тайные оргии, которые они по испытании передают только посвященным. Таких (вещей) не обличит никто другой, кроме завещанного церкви Святаго Духа, которого первые поучили апостолы и сообщили право верующим; и мы, будучи их преемниками и участниками в той же благодати первосвященства и учительства и почитаемые стражами Церкви, не сомкнем глаз и не умолчим правого учения, не устанем трудиться всей душею и телом, стараясь достойно воздать подобающее Богу благодетелю; и притом тогда только воздадим Ему по надлежащему, когда мы не небрежем относительно вверенного нам, но исполняем то, что следует по нашему особенному положению, и всем сообщаем независтно все, что ни дарует Святой Дух, не только посредством обличения выводя на свет чуждые (учения), но и словесно, и письменно свидетельствуя и непостыдно возвещая то, что Истина, прияв от Отца благодати, преподала людям. Посему, дабы, как я уже сказал, представить их безбожниками и по образу мыслей, и по нравственности, и по делам, показать, откуда произошли их попытки, и что они заимствовали свои учения не из Священных Писаний и пришли к ним не из уважения к преемству какого-либо святого, но учения их получили свое начало из эллинской премудрости, из положений философских систем, из преданий и обрядов мистерий и из гаданий астрологов, – я полагаю прежде изложить учения эллинских философов и показать» читателям, что они древнее и почтеннее в отношении к божественному, чем эти (ереси), а потом сличить каждую ересь с учением каждого (философа) и показать, каким образом основатель ереси пользовался теми системами, заимствуя из них начала и из них, увлекаясь к худшему, составлял свое учение. Конечно, предприятие наше трудное и требует великого исследования, впрочем, у нас нет недостатка в усердии к делу, ибо впоследствии это будет источником радости подобно тому, как радуется атлет, с великим трудом получивший венок, или торговец, получающий прибыль после сильного волнения морского, или земледелец, после труда в поте лица наслаждающийся плодами, или пророк, после порицаний и оскорблений видящий исполнение своих предсказаний. Итак, сначала скажем, кто впервые у эллинов основал естественную философию; ибо у них преимущественно воровски взяли свои мнения первые провозвестники ересей, как после покажу при сравнении их друг с другом. Отдавая каждому из родоначальников (философии) то, что ему принадлежит, мы таким образом выставим ересиархов пустыми и бесстыдными.

I. Говорят, что Фалес Милетский, один из семи мудрецов, первый сделал попытку философии естественной. Он утверждал, что вода есть начало и конец вселенной, что все состоит из нее – отвердевающей и опять разрешающейся и все ею поддерживается, от чего происходят и землетрясения, и обращения ветров, и движения звезд, и что все движется и течет сообразно с природою первого виновника происхождения; божественное же есть то, что не имеет ни начала, ни конца. Он занимался изучением и исследованием звезд и у эллинов был первым основателем этого знания. Когда он, смотря на небо и, [будучи уверен], что внимательно исследует горние вещи упал в колодец, то одна служанка, по имени Фратта, насмешливо сказала: стараясь увидеть то, что на небе, не видел, что под ногами. Жил он во времена Креза.

II. Есть и другая философия, по времени недалеко отстоящая от этой, основателем которой был Пифагор, родом, по мнению некоторых, из Самоса: ее [философию] назвали италийскою потому, что, убежав от Поликрата, самосского тирана, он жил в городе Италийском и там окончил свою жизнь. Преемники его учения не много отступили от его образа мыслей. Сам же он в исследовании естества соединил астрономию, геометрию, музыку и арифметику. Таким образом, он утверждал, что Бог есть единица (монада), и, тщательно изучив природу числа, говорил, что мир строен и гармоничен, и первый привел движение семи планет в ритм и согласие. Удивляясь устройству вселенной, он полагал за первое то, чтобы ученики молчали, как будто они, новопосвящаемые в таинства, вступали в мир вселенной; потом, когда они окажутся довольно успевшими в его уроках и умеющими рассуждать о звездах и природе, он признавал их чистыми и, наконец, позволял говорить. Он разделял своих учеников на эзотериков и экзотериков. Первым он передавал высшие учения, другим – низшие. Он также занимался магией, как говорят, и сам изобрел физиогномику, полагая в основание некоторые числа и меры, говоря, что числовое начало синтетически заключает в себе философию именно таким образом: первое число стало началом неопределенным, необъятным, которое содержит в себе все числа, по множеству могущие простираться в бесконечность; началом же чисел стала по сущности первая монада, которая есть единица мужского пола, отечески рождающая все остальные числа. Второе число – диада (двоица), число женского рода, которое у счислителей называется также четным. Третье – триада (троица), число мужеское, которое у счислителей принято называть также нечетным. В прибавление ко всем этим есть тетрада (четверица), число женское, которое называется также четным, потому что есть женское. Итак, всех чисел с половым отличием четыре – число же (само по себе) неопределенно в отношении пола – от которых [т. е. от названных четырех чисел – от сост.] у них и произошло совершенное число декада (десятерица). Ибо один, два, три, четыре составляют десять, если для каждого из сих чисел сохранить по существу свойственное ему имя. Эти четыре числа Пифагор называл священными, источником вечной производительности, имеющими корни в себе самих, и от них все числа получают свое начало. Ибо одиннадцать, двенадцать и прочие числа получают начало бытия от десяти. В этой десятерице, числе совершенном, полагается четыре части, именно: число, монада, квадрат и куб: Сложения и соединения их служат к происхождению умножения, согласно с природою восполняя производительное число. Ибо когда квадрат умножится сам на себя, происходит двуквадрат, а когда квадрат умножится на куб, происходит квадратокуб, когда куб – на куб, происходит кубокуб; так что всех чисел, из которых происходят существующие числа, семь: число, монада, квадрат, куб, двуквадрат, квадратокуб и кубокуб. Он также учил, что душа бессмертна и переселяется из тела в тело, почему и говорил, что он был до троянских времен Эфалидом⁴, в троянские времена Эвфорбом, после того Гермотимом Самосским, затем Пирром Делосским, в пятый раз – Пифагором. Диодор Эретрийский⁵ и Аристоксен музыкант⁶ говорят, что Пифагор приходил к Зарату⁷ хадцеянину, который изложил ему, что изначала две причины сущего – отец и мать, отец есть свет, а мать – тьма, части же света суть тепло, сухость, легкость и скорость, а части тьмы – холод, влажность, тяжелость, медленность; и из них состоит весь мир – из мужского и женского (начала). Мир по природе. есть музыкальная гармония, почему и солнце совершает свой путь гармонически. Относительно же того, что происходит от земли и от мира, Зарат, по словам их, утверждал следующее: есть два демона: один небесный, а другой земной; земной действует в том, что происходит от земли, и есть вода, небесный есть огонь, причастный воздуха, теплый и холодный, почему, говорил он, ничто из этих вещей не разрушает и не оскверняет души, ибо они сущность всего. Говорят, что он запрещал есть бобы, потому что, как Зарат говорил, боб произошел по началу и при смешении всего, когда земля только что составлялась и еще находилась в брожении; в доказательство чего приводит то, что если кто, сняв шелуху с боба, положит его напротив солнца на некоторое время – ибо это скоро сделается – то он даст запах человеческого семени. Другое же, более ясное доказательство, он приводит то, что если сорвать во время цветения боб вместе с цветом [?], и, положив его в горшок, последний замазать, и зарыть в землю, и через несколько дней открыть его, то увидим, что боб имеет вид сперва как бы женской детородной части, а потом, по внимательном рассмотрении, – только что сросшейся Головы младенца. Он [Пифагор] погиб в Кротоне, городе Италии, быв предан вместе со своими учениками сожжению. У него был обычай таков, чтобы обращавшийся к нему с желанием быть учеником продавал свое имущество и приносил чеканное серебро к Пифагору, и пребывал в молчании, и учился иногда три года, иногда и пять лет, а потом, по разрешении, он присоединялся к прочим ученикам и вместе с ними продолжал учение и принимал пищу; в противном же случае обратно получал свое и отправлялся. Одни (ученики) – эзотерики – назывались пифагорейцами, а другие – пифагористами . Впрочем, из учеников его избегли сожжения Лизис, Архип и слуга Пифагора Залмоксис, который, говорят, учил философии пифагорейской у кельтических Друидов. Систему же чисел и мер Пифагор, говорят, узнал от Египтян; он, пораженный почтенною, замысловатою и не легко сообщаемою другим мудростию священников, перенял ее у них, и сам также установил молчание и приказал учащимся вести уединенную жизнь в подземных пещерах.

III. Эмпедокл, живший после них, многое сказал и о природе демонов, [и о том, что] они – многочисленные – [проводят время] в управлении земными вещами. Он полагал началом вселенной вражду и дружбу, и что Бог есть разумный огонь монады, и что все составилось из огня и разрешится в огонь, с каковым мнением почти согласны и стоики, ожидающие [уничтожения] мира [огнем]. Более же всего он склоняется к учению о переселении душ из тела в тело, так говоря:

Я был я мальчиком, девочкою,

Деревом, птицею и рыбою, из моря уплывшей.

Он утверждал, что все души переменяются во всех животных. И учитель сих (мудрецов) – Пифагор – говорил, что он сам был некогда Евфорбом, воевавшим против Трои, и что он признает щит свой. Таково учение Эмпедокла.

IV. Гераклит, естественный философ, родом из Ефеса, все оплакивал, жалуясь на темноту всей жизни и невежество всех людей и даже жалея о жизни смертных, ибо, как говорил, сам он все познал прочие же люди ничего не знают. Он учил почти согласно с Эмпедоклом, утверждая, что начало всего есть вражда и дружба и Бог – разумный огонь, и что все зависит одно от другого и никогда не бывает неподвижно; подобно Эмпедоклу он утверждал, что всякое место около нас исполнено зла и что это зло, простираясь от земной области, достигает луны; дальше же не доходит, потому что всякое место над луною гораздо чище. Так учил и Гераклит.

V. После них были и другие естественники, коих мнения мы не сочли нужным излагать потому, что они нисколько не отличаются от вышеприведенных. Но так как вообще эта школа была не малая и от них потом произошли многие естественники, отлично друг от друга рассуждавшие об естестве вселенной, то нам рассудилось, изложив преемственно происшедшую от Пифагора философию, обратиться к мнениям последователей Фалеса; после изложения их перейти к рассмотрению нравственной и диалектической, коим положили начало: нравственной – Сократ, а диалектической – Аристотель.

VI. Итак, слушателем Фалеса был Анаксимандр. Анаксимандр, сын Праксиады, родом из Милета. Он началом и стихиею существующего полагал какое-то естеcтво беcпредельного, из которого произошли небеса и существующие в них Миры; это начало есть вечное, не стареющее, обнимающее все миры. Время же он называл ограниченным по происхождению, по бытию и разрушению. Началом и основанием существующего признавал беcпредельное, первым употребив это название – начало. Кроме того, допускал движение вечное, чрез которое существуют небеса, а землю почитал висящим шаром, ничем не поддерживаемым, пребывающим [на одном месте] по при- чине равного раcстояния от всех (небесных тел); фигуру ее искривленною, круглою, подобною каменной колонне, на одной из поверхностей ее мы находимся, а другая противоположна ей. Звезды суть огненные круги, отделенные от огня мирового, окруженные воздухом. В тех местах, где сияют звезды, бывают некоторые воздушные испарения, почему в случае остановки этих испарений происходят затмения. Луна иногда является полною, а иногда – неполною по причине преграждения или открытия ее путей. Солнечный круг в двадцать семь раз больше луны, и солнечный круг находится на высшем месте (тверди небесной), а круги неподвижных звезд – на низшем. Животные произошли (во влаге) вследствие испарений, производимых солнцем⁸. А человек первоначально был похож на другое животное, именно рыбу. Ветры происходят от самых тонких паров воздушных, которые, отделившись и собравшись вместе, движутся; дождь – из облаков⁹, а гроза – когда вниз падающий ветер рассекает облака. Он жил в третьем году сорок второй олимпиады.

VII. Анаксимен также был родом из Милета, сын Евристрата; он учил, что беспредельный воздух есть начало, из которого происходит все, что есть, что было и что будет, и боги, и божественное, а прочее – от их потомства. Свойство же воздуха таково: будучи весьма одинаков, он недоступен зрению, но может являться и холодным, и теплым, и влажным, и движущимся; в движении же он постоянно, потому что все изменяемое не могло бы изменяться, если бы не было движения. Он бывает различен вследствие сгущения и разряжения; ибо, когда он весьма разрежен, то бывает огонь, в среднем состоянии опять сгущается в воздух, из воздуха чрез сжатие образуются облака, более сгустившись – дождь, еще больше – земля, а при самой большой сгущенности – камни; так что главнейшие начала происхождения суть противоположные между собою тепло и холод. Земля же плоская носится в воздухе, а также и солнце, и луна, и прочие звезды, ибо все они огненные носятся в воздухе в плоскости. Звезды произошли из земли – от того, что от нее поднимается пар, который, утончившись, делается огнем, из огня же, вверх поднявшегося, составляются звезды. Есть и земные вещества в стране звезд, вращающиеся вместе с ними. Он говорит, что звезды не движутся под землю, как другие предполагали, но вокруг земли, как вокруг нашей головы вращается шапка, и солнце скрывается не потому, что уходит под землю, но потому, что закрывается более высокими частями земли и становится на большем от нас расстоянии. Звезды не греют – по дальности расстояния; ветры происходят, когда сгущенный воздух, разрядившись, несется, а когда соберется и еще больше сгустится, рождаются облака и таким образом обращаются в воду. Град бывает, когда вода, носимая облаками, замерзает; снег – когда эти самые облака, будучи влажны, застывают; молния – когда облака разрываются силою ветров и во время их разделения является светлый и огненный блеск. Радуга происходит, когда солнечные лучи падают на собравшийся воздух, землетрясение – когда земля в большей степени изменяется от тепла и холода. Таково учение Анаксимена. Он процветал около первого года пятьдесят восьмой олимпиады.

VIII. После него является Анаксагор, сын Егезибула, родом из Клазомена. Он началом всего называл ум и вещество, и ум, как (силу) образующую, а вещество, как нечто образуемое. Поскольку все (вещества) были (смешаны) вместе, то пришел ум и ввел порядок. Вещественные же начала, по его словам, безпредельны, даже и малейшие из них беспредельны. Все имеет движение, движимое умом; подобные же вещества соединились вместе. И небесные (тела) образовались от кругообразного движения. Посему густое и влажное, темное и холодное и все тяжелое собралось в середину, и из отверждения сего составилась земля, а противоположное сему теплое и светлое и сухое и легкое устремилось в верхние области эфира. А земля по виду своему плоская и пребывает парящею вследствие ее величины, и потому, что нет ничего пустого, и потому, что воздух, как весьма сильнейший, поддерживает движущуюся землю. Из влажного на земле прежде появилось море¹⁰. А реки получают существование свое и от дождей, и от вод на земле, ибо она со впадинами и во впадинах имеет воду. Нил летом прибывает потому, что в него притекают воды от снегов с противоположных стран. Солнце, и луна, и все звезды суть огненные камни, сплоченные от круговращения эфира. Внизу звезд солнце, и луна, и другие невидимые тела, вместе с ними обращающиеся; теплота от звезд не чувствуется по причине далекого их расстояния от земли; и кроме того, они имеют не одинаковую с солнцем теплоту, потому что занимают область более холодную. Луна ниже солнца, ближе к нам. Солнце величиною превосходит Пелопоннес. Свет луна имеет не собственный, а от солнца. Обращение звезд совершается под землею. Луна уменьшается, когда земля заслоняет, а иногда и те (звезды), что ниже луны; солнце – во время новолуний, когда луна заслоняет. Солнце и луна делают наклонения, будучи оттолкнуты воздухом, а луна часто наклоняется, потому что не может одолеть холод [«Повороты Солнца и Луны происходят от того, что их отбрасывает назад воздух. Луна поворачивается часто, так как не может одолеть холодное начало...» – см. «Фрагменты ранних греческих философов», М., 1989, стр. 516 – от сост.]. Он первый определил законы ущербов и полных сияний. Говорил же, что луна подобна земле и имеет на себе поля и горы, покрытые лесом. А млечный круг есть отражение света звезд, не заимствующих его от солнца; переходящиеся же звезды наподобие отскакивающих происходят от движения полюса [»Падающие звезды как бы искры, которые срываются [с неба] от движения небосвода» – ibid – от сост.]. Ветры происходят, когда воздух утончается от действия солнца и разнесенные части его поднимаются к полюсу и уносятся. Гром и молния бывают от жару, падающего на облака. А землетрясение бывает от того, что верхний воздух впадает в подземный: от его движения и земля, захватываемая им, колеблется. Животные первоначально родились во влажности, а после того – от себя – друг от друга; мужской пол бывает от того, что семя, отделившись от правых частей, соединяется с правыми частями матки, а женский пол происходит, когда бывает напротив. Он процветал в первом году 88-й олимпиады, когда, как говорят, родился и Платон. Говорят еще, что он предсказывал будущее.

IX Архелай, родом афинянин, сын Аполлодора. Он, подобно Анаксагору, допускал смешение материи и те же начала, но учил, что и в уме присуще некоторое смешение. Начало движения есть разделение между собою тепла и холода, и тепло движется, а холодное покоится. Разогретая вода стекает в среднее место, в нем вскипевши, делается воздухом и землею, из которых первый поднимается кверху, а последняя остается внизу. Земля пребывает в покое и потому холодною; она лежит в средине, не будучи, так сказать, частью вселенной, вышедшею из воспламенения, из чего сперва при горении произошло естество звезд, из коих самая большая – солнце, вторая – луна, а из других одни – больше, иные – меньше. Он говорит, что небо распростерто вверху, и от того солнце проливает на землю свет, и воздух делает ясным, и землю сухою, ибо она сперва была водохранилищем, так как она (была) в окружности возвышенна, а посредине имела впадину. В доказательство впалости приводит то, что солнце восходит и заходит не в одно время для всех, как должно бы быть, если бы она была ровная. А о животных говорит, что когда согрелась земля сперва в нижней части, где жар и холод были смешаны, явились другие животные, многочисленные и различные, все имеющие одну и ту же пищу, питаемые грязью, но были не долговременны; впоследствии у них появилось размножение друг от друга, люди отделились от других (животных) и постановили властителей, законы, искусства, города и все прочее. Он говорит, что ум прирожден одинаково всем животным; и каждое из них пользуется (умом) сообразно стелами: одни – медленнее, другие – быстрее.

X. Итак, естественная философия продолжалась от Фалеса до Архелая. Слушателем сего был Сократ. Есть и другие очень многие, которые представили разные мнения и о божественном, и о природе вселенной. И если бы мы захотели предложить все мнения, то надлежало бы написать множество книг. Но, упомянув о тех, о ком следовало по их знаменитости, кто были, так сказать, корифеи для всех последующих философов и дали начала для их построений, мы поспешили к изложению дальнейшего.

XI. Парменид считает вселенную единою, вечною, не рожденною и кругообразною. И он, не удаляясь от мнения многих, говорит, что огонь и земля – начала всего, и земля как вещество, а огонь как причина производящая, и что мир разрушится, а каким образом – не сказал. Он же учил, что мир вечен, и нерожден, и шаровиден, и однороден, не имеет места в себе самом, и недвижим, и ограничен.

XII Левкипп же, товарищ Зенона, не придерживался того же мнения, но говорил, что вещи беспредельны и всегда движутся и что рождение и изменение непрестанны. Стихиями он называет полноту и пустоту и говорит, что миры так произошли: когда многие тела собрались из своего вместилища и стеклись в великую пустоту, то, сталкиваясь друг с другом, сходные по виду и формам соединялись, а не соединившиеся обращались в другие, и что мир растет и умирает по какой-то необходимости, а что это за необходимость – не определил.

XIII Демокрит был знакомец Левкиппа. Демокрит – сын Дамасиппа, родом из Абдеры – обращался со многими гимнософистами индийскими, и жрецами египетскими, и астрологами, и магами вавилонскими. Он учил согласно с Левкиппом о стихиях – полноте и пустоте, и полноту называл сущим, а пустоту – несущим: он говорил, что существующие вещи всегда движутся в пустоте, и что миры беспредельны и различны по величине, и в некоторых нет ни солнца, ни луны, а в некоторых они величиною больше наших, а в других числом больше. Расстояния между мирами неодинаковы, и в одном месте миры больше, а в другом – меньше, и одни из них еще растут, другие находятся в полном цвете, а другие разрушаются, и в одном месте образуются, в другом клонятся к упадку; а разрушаются они от столкновения друг с другом. Некоторые миры не имеют животных и растений и всего влажного; из нашего мира земля произошла прежде, чем звезды; луна находится внизу, потом солнце, наконец, неподвижные звезды. Блуждающие звезды и сами не имеют одинаковой высоты; мир находится в полном цвете до тех пор, пока не может уже чего-нибудь от вне получить. Он осмеивал все, так как достойны смеха все дела человеческие.

XIV. Ксенофон, родом из Колофона, сын Ортомена. Он прожил до Кира. Он первый выразился о непостижимости всего, сказав так:

Если б и мог человек обречь совершенное в слово

То и тогда бы не знал, потому что жребий наш – мнение ¹¹

Он же говорит, что ничто не рождается, не разрушается, не движется и что единое все чуждо изменения. О Боге говорит, что он вечен и един, и всегда одинаков и пределен, и шарообразен, и одарен чувством во всех частицах. Солнце каждодневно образуется из соединения маленьких огненных искр, а земля беспредельна и не окружена ни воздухом, ни небом. Беспредельны и солнца и луны, и все происходят из земли. Море, по его словам, солено потому, что весьма много смешений стекается в него, а по мнению Митродора – потому, что процеживается сквозь землю, отчего делается соленым. Он же – Ксенофон – говорил, что первоначально было смешение земли с морем, и по времени Она отделилась от ,влаги, представляя следующие доказательства своего мнения: в средине земли и на горах отыскиваются раковины, и в Сиракузах в каменоломнях найдено, говорит, изображение рыбы и морских тюленей, а на острове Паросе – вид рыбки в низу горы, в Мелите же – чешуи всяких морских животных. И говорит, что это произошло тогда, когда все некогда было покрыто грязью, а их отпечаток засох в грязи; и что все люди гибнут, когда земля, опустившись в море, становится грязью, потом опять начинается рождение, и это совершается со всеми мирами.

XV. Некто Экфант, сиракузянин, говорит, что невозможно достичь истинного познания сущего, а (каждый) определяет, как он думает; первоначальные тела неделимы, и есть три изменения их – величина, фигура, сила, из которых и происходят чувство постигаемые вещи. Множество вещей, таким образом определенных, беспредельно. А движутся тела ни от тяжести, ни от удара, но божественною силою, которую он называет умом и душою. Мир есть образ его (ума), почему и произведен от божественной силы шарообразным; земля же в средине мира движется вокруг своего центра к востоку.

XVI. Гиппон Ригийский признавал за начала: холодное – воду и теплоту – огонь. Огонь, происшедший от воды, победил силу своей родительницы и составил мир. А душа, по словам его, мозг, иногда вода, ибо из влажности появляется семя, из которого, говорит он, рождается душа.

XVII. Предложенного нами, кажется, довольно. Поэтому, достаточно проследив мнения, принадлежащие физикам, остается обратиться к Сократу и Платону, которые преимущественно занимались нравственным учением.

XVIII. Сократ был слушателем Архелая физика. Он выставил главным правилом: познай самого себя, и образовал большую школу; из всех учеников его самый способный был Платон. Сам Сократ не оставил никакого сочинения. Платон, усвоив всю его премудрость, составил свою школу, соединив вместе философию естественную, нравственную и диалектику. Учение Платона следующее.

XIX. Платон признавал началами всего Бога, материю и образец. Бог есть творец и устроитель вселенной и промышляет о ней; материя есть основа всего, которую [материю] он называет вместилищем и питательницею; из нее, по приведению ее в порядок, произошли четыре стихии, из которых составился мир – огонь, воздух, земля, вода, из коих образовались все прочие смешения, и животные, и растения. Образец же есть мысль Божия, что он называет также и идеей, на которую Бог взирает как бы на картину в душе и сообразно с нею все сотворил. Он говорит, что Бог бестелесен и неизобразим и может быть постигаем одними мудрыми мужами; материя – тело в возможности, но не на самом деле, ибо она бесформенна и бескачественна, принявши же формы и качества, стала телом. Посему материя существует изначала и совечно Богу, и с этой стороны мир безначален, ибо из нее произошел мир. Ибо нерожденное необходимо и нетленно; а поскольку он считает мир телом и составленным из многих качеств и идей, то в этом отношении он и рожден, и тленен. Некоторые же из платоников то и другое смешали, воспользовавшись следующим примером: как колесница всегда может оставаться целою, по частям восстанавливаемая, и хотя части – каждая в свою очередь – разрушаются, но сама она всегда остается в целости, таким же образом и мир, хотя по частям, разрушается, но так как погибающие части восстанавливаются и восполняются, то он пребывает вечно. О Боге же одни говорят, что он признавал [Бога] единым нерожденным и нетленным, как говорит он в сочинении о законах. «Бог, – как и старинная поговорка гласит, – имеет начало, и конец, и средину всего существующего»¹². Таким образом, он признает Его единым всепроникающим (существом). Другие говорят, что он допускал и многих богов неопределенно, когда говорил: «Бог богов, которых я и творец, и отец»¹³. Другие же говорят, что допускал определенное число их, когда говорил: «Велик на небе Зевес, правящий крылатою колесницею», и когда перечислял поколение детей Неба и Земли. Одни говорят, что он почитал богов рожденными и вследствие рождения подлежащими необходимости умереть, но что они бессмертны по воле Божией, на что указывая, говорил: «Бог богов, коих я творец и отец, они не разрушаются, потому что я так хочу», так что если он захотел бы, чтобы они разрушились, то они легко разрушатся. (Платон) принимает и природы демонов и признает одних из них добрыми, а других – злыми. Некоторые говорят, что и душу он почитает нерожденною и бессмертною, когда говорит: «Всякая душа бессмертна, ибо что всегда движется, то бессмертно», и когда он учит, что она движется сама собою и есть начало движения. По словам других, он признает ее рожденною, но бессмертною по воле Божией. А по словам других – сложною, рожденною и тленною, ибо он предполагает, что есть для нее вместилище¹⁴ и что она имеет световидное тело, а все рожденное необходимо умирает. Говорящие же, что она бессмертна, утверждаются особенно на том, что он говорит, будто (для душ) есть суды после смерти и судилища во аде, и притом добрые души получают благую награду, а злые – соответственные наказания. Некоторые говорят, что он допускает переселение душ и что души, определенные (по числу), переходят в различные тела сообразно с заслугами каждой и после некоторых определенных периодов опять отпускаются в этот мир, чтобы снова показать опыт своего произволения. Другие, напротив, что они получают место, какое каждая заслужила, и доказывают тем, что Платон говорит, что некоторые добрые люди находятся с Зевсом, а другие – с другими богами, а те, которые делали злое и неправедное в сей жизни, находятся в вечных мучениях. Говорят также, что (Платон) называет одни вещи амеба (не имеющими среднего), другие – еммеба (имеющими среднее), а иные – меба (средними). Так амеба суть бодрствование, сон и тому подобное; еммеба- доброе и злое, и меба – темноватый или другой цвет между белым и черным. Говорят, что он называет благами в собственном смысле только блага душевные, а блага телесные и внешние не суть собственно блага, а почитаются за блага, и он нередко называет их средними, ибо ими можно пользоваться хорошо и худо. Добродетели он называет крайностями по достоинству, а по существу – средственностями, ибо ничего нет по достоинству выше добродетели. Излишество же или недостаток в них оканчивается злом. Так он полагает четыре добродетели: благоразумие, воздержание, справедливость и мужество. Каждой из этих добродетелей сопутствуют два порока от излишества и от недостатка, например: благоразумию – неразумие от недостатка и коварство от излишества, воздержанию – невоздержность от недостатка, вялость от излишества; справедливости сопутствует уступчивость от недостатка и надменность от излишества. И эти добродетели, когда они присущи человеку, делают его совершенным и доставляют ему блаженство. Блаженство же, говорит Платон, состоит в уподоблении Богу по возможности; а уподобление Богу бывает тогда, когда кто соединяет в себе святость и справедливость с благоразумием. Таков, по его мнению, конец высшей мудрости и добродетели. Добродетели находятся в связи между собою, и суть одновидны, и никогда не противоборствуют между собою. Пороки же многообразны и иногда согласны между собою, а иногда противоположны друг другу. По мнению Платона, существует необходимая судьба, но не все бывает по необходимости, а нечто зависит от нас, как он говорит: «Вина того, кто избрал, а Бог не виновен» и «Таков закон Адрастеи»¹⁵. Таким образом, одни приписывают ему учение о необходимости, другие же – о свободе нашей. Грехи же, по его словам, не произвольны, ибо никто в прекраснейшее из того, что в нас, какова душа, не допустил бы злого, то есть беззакония, но по неведению и ошибочному пониманию добра, думая делать что-то доброе, впадают во зло. И слова его об этом весьма ясны в сочинении о государстве, где он говорит: «Вы осмеливаетесь также говорить, что несправедливость есть дело постыдное и богоненавистное; каким же образом кто-либо избрал бы такое зло? (Изберет), скажете, тот, кто побеждается удовольствиями. Значит, и это не добровольно, если побеждать состоит в нашей воле? Так что во всяком отношении разум убеждает, что делание беззакония есть не добровольное»¹⁶. На это ему кто-то возражает: для чего же наказываются люди, если невольно согрешают? А он отвечает: для того, чтобы и они как можно скорее освободились от порочности и понесли наказание. Ибо нести наказание не зло, а добро, ежели затем последует очищение от зла, чтоб и прочие люди, слыша об этом, не согрешали, а остерегались бы от подобного заблуждения. Платон, впрочем, утверждает, что природа зла не сотворена Богом, не имеет самостоятельного бытия, но произошла как нечто противоположное добру и сопутствующее ему или по недостаточности, или по излишеству, как я выше сказал о добродетелях. Таково учение Платона, который, как я сказал выше, соединил три части всеобщей философии.

XX. Аристотель, который был слушателем сего (Платона), возвел философию в искусство и более отличился в логике. Он полагал стихиями всего сущность и принадлежности; и притом одну сущность, лежащую в основе всего, а принадлежностей девять: сколько (количество), каково (качество), к чему (отношение), где, когда, имение, положение, действие, страдание. Сущность такова: например, Бог, человек и все, могущее подлежать подобному наименованию. Из принадлежностей под качеством разумеется, например, белое, черное; под количеством – два локтя, три локтя; под отношением – отец, сын; где – в Афинах, в Мегарах; когда – как-то, в десятую олимпиаду; под имением разумеется обладание; под действием – например, писание и вообще совершение чего-либо; под положением – например, лежание; под страданием – напри- мер, подвергаться биению; и он полагает, что одни вещи имеют середину, а другие не имеют, как я сказал еще о Платоне. И в весьма многом он почти согласуется с Платоном, исключая учение о душе. Платон учил, что она бессмертна, а Аристотель – что она продолжает бытие и затем сама исчезает в такое тело, которое он полагает сверх других четырех – огня, земли, воды и воздуха, только оно тончайшее их, как бы дух. Платон признает истинными благами только те, которые относятся к душе, и [считает], что они достаточны для блаженства. А Аристотель вводит троякий род благ и говорит, что мудрый не совершен, если нет у него и благ телесных и внешних, каковы: красота, сила, живость чувств, здоровье, а внешние – богатство, знатность рода, слава, могущество, мир, дружба. К внутренним благам души он, согласно с Платоном, относит благоразумие, воздержание, справедливость, мужество. А несчастия, и он говорит, происходят чрез отвращение от добра и существуют в подлунном месте, а выше луны их нет. Душа всего мира бессмертна, и самый мир вечен, а каждая (душа) в отдельности, как прежде я сказал, исчезает. Он философствовал, обыкновенно, беседуя в Лицее, а Зенон – в Портике (στοᾶ ), называемом Ποικίλη. Ученики Зенона получили название от места, то есть от Стои назвались стоики, а ученики Аристотеля – от способа занятия, ибо они рассуждали, прогуливаясь в Лицее, потому и названы перипатетиками. Итак, вот учение и Аристотеля.

XXI. Стоики также сообщили большее развитие силлогистической части философии, и почти заключили ее в пределы, и в учений согласны были Хризипп и Зенон. Они полагали, что Бог – начало всего, и есть тело самое чистое, и что во все проникает Его промышление; и утверждали, что все происходит по необходимой судьбе, ссылаясь на следующий пример: как собака, привязанная к колеснице, когда захочет идти, влечется и идет добровольно, исполняя свое желание согласно с необходимостью, как бы по судьбе; а если и не захочет, то все-таки будет принуждена идти. То же самое и с людьми: когда они и не желают идти, все-таки принуждены будут придти к тому, что определено. О душе говорят, что она остается после смерти, но есть тело и образовалась [душа] из охлаждения окружающего воздуха, почему и называется ψυχή Они признают и переселение душ поскольку они [души] ограничены (по числу). Принимают, что будет сожжение и очищение этого мира, одни – всего, другие – части, и говорят, что он по частям разрушается, и сие разрушение и происхождение из него другого (мира) называют очищением. Они все (существа) почитают телами, и хотя тело проникает чрез тело, но встречает отражение, и все наполнено, и ничего нет пустого. Таково учение стоиков.

XXII. Эпикур проповедовал учение почти противоположное всем. Началами всего он полагал атомы и пустоту. Пустота – как бы пространство вещей будущих, а атомы – вещество, из которого все. Из соединившихся атомов произошел и Бог, и все стихии (и миры), и все, что есть в них, и животные, и прочие существа, так что ничто не происходит и не составилось иначе, как из атомов. Он говорил, что атомы суть самые тончайшие частицы, в которых не может быть ни центра, ни признака и никакого деления, почему он и назвал их атомами. Признавая, что Бог вечен и бессмертен, говорил, что Он не имеет промышления ни о чем и что совершенно нет ни провидения, ни судьбы, но все бывает случайно. Бог же пребывает в местах, так называемых им междумирных, ибо он полагал, что вне мира есть какое-то жилище Божие, называемое междумирными местами (μετακόσμια), и что Он наслаждается спокойствием и высочайшею радостью, и Сам не имеет дел, и другим не доставляет. Согласно с этим он высказал мнение и о мудрых мужах, говоря, что цель мудрости – удовольствие. Различные люди неодинаково понимали название удовольствия, ибо одни разумели чувственные пожелания, а другие – удовольствие, заключающееся в добродетели. Он утверждал, что души людей разрушаются вместе с телами, как рождаются вместе с ними; ибо они суть кровь, с истечением которой или с изменением умирает весь человек, вследствие чего полагал, что нет ни судов во аде, ни судилищ, так что, если кто совершил в этой жизни что-либо (злое) и скрыл, остается совсем безнаказанным. Так учил Эпикур.

XXIII. Другая школа философов называлась академическою, потому что они вели свои рассуждения в Академии¹⁷; предводитель их Пиррон, от которого они назывались пирроновскими философами, первый ввел учение о непостижимости всего, так что они доказывали и то, и другое, но ничего не утверждали. Ибо ничего нет истинного ни в умопостигаемом, ни в чувственном, но людям только кажется таковым; и всякая сущность текуча и изменяема и никогда не пребывает в том же самом (состоянии). Одни из академиков говорят, что не должно ни о чем утверждать что-либо основоположное, но можно только пытаться доказывать (то или другое). Другие же присоединяют выражение «не более», говоря, что огонь есть не более огонь, чем что-либо другое; но не утверждают, что же он есть, а только, что он таков-то.

XXIV Есть и у индийцев школа философствующих среди брахманов. Они ведут жизнь воздержную, не употребляют пищи животной и вообще на огне вареной, довольствуясь древесными плодами, и притом не срывают их, а берут то, что падает на землю; так они живут, пия воду из реки Тагабена¹⁸. Они ходят нагие, говоря, что тело назначено Богом служить одеждою для души. Они говорят, что Бог есть свет, но не такой, какой видим, не что-либо подобное солнцу и огню; Бог также есть слово, но не членораздельное, но Слово, чрез которое сокровенные тайны природы созерцаются мудрыми. Этот-то свет, который называют Богом Словом, знают, по словам их, только они, брахманы, так как они одни отвергли пустое мнение, которое есть последний покров души. Они презирают смерть, всегда называют Бога на своем языке тем именем, какое я уже сказал, и воссылают к Нему гимны. У них нет женщин, и они не рождают детей. Полюбившие подобную жизнь, перешед из страны по ту сторону реки, поселяются там и уже не возвращаются и они называются брахманами. Они проводят жизнь не одинаково, ибо в той стороне есть и женщины, от которых тамошние жители и рождаются и рождают. Слово же, которое они называют Богом (по учению их) телесно и облечено телом совне подобно тому, как носят одежду из овец, а по снятии тела, которым облечено, Оно является очевидно. Но брахманы говорят, что есть война в облегающем их теле, и тело, по их мнению, полно врагов, и против него, как бы выстроившись против неприятеля, они воюют так, как выше я показал. Все люди, говорят они, суть пленники своих сродников-врагов: чрева, нецеломудрия, обжорства, гнева, радости, печали, похоти и тому подобных. И только одержавший победу над этими (врагами) восходит к Богу. Посему брахманы обожают Дандамиса, к которому приходил Александр Македонский, как победителя войны в теле. Но порицают Калана, как нечестивого отступника от их философии. Брахманы, оставив тело, подобно рыбам, выскочившим из воды на чистый воздух, взирают на солнце.

XXV. Друиды у кельтов весьма усердно занимались Пифагорейскою философиею после того, как Залмоксис, слуга Пифагора, родом фракиянин, положил у них начало такого занятия: он по смерти Пифагора пришел к ним и был основателем у них этой философии. Кельты почитают их за пророков и ведущих будущее, так как они предсказывают нечто по счету и числам посредством пифагоровского искусства; о приемах этого искусства не преминем сказать, потому что и из сего некоторые старались составить лжеучения. Друиды занимаются и магией.

XXVI. Поэт Гесиод говорит, что он сам так слышал от муз относительно природы, а музы – дочери Зевса. Ибо, когда Зевс по избытку страсти девять ночей и дней сряду спал с Мнемозиною, то Мнемозина зачала в одном чреве своем девять этих муз, в каждую ночь зачавши по одной (музе). Призвав девять муз от Пиери, то есть с Олимпа, он (Гесиод) умолял их научить его,

... как первоначально стали и боги и земля,

И реки, безмерное море и бездна морская

И звезды светящие и пространное небо вверху,

Как они меж собой разделили богатство и почести,

И как сперва они заняли многохолмный Олимп.

Это мне поведайте, музы.

Что сперва и что после чего стало вначале.

Прежде всего был Хаос, а потом Пространная Гея, безопасный престол всех Бессмертных, владеющих снежного Олимпа вершиной,

И Тартар прохладный в недре пространной земли,

И Эрос, прекраснейший из бессмертных богов,

Облегчающий скорби всех богов и всех смертных,

В сердцах умиряющий ум и разумный совет.

Из Хаоса явились Эрев и темная Ночь,

А от Ночи родились потом Воздух и День.

Гея же сперва родила себе равное Звездное небо, чтоб ее облегало отовсюду,

Чтобы было блаженным богам всегда безопасным престолом; Родила также высокие горы, приятные ложа богинь Нимф, обитающих в лесистых высотах.

И Море бесплодное также родило волнами кипучий Понт без сладкой любви, но затем,

Совокупившися с Небом,. родило Океана глубокого И Цея и Крия, Гимериона и Иапета,

И Фию и Рею, Фемиду и Мнемозину,

И златовенчанную Фебу и Тефису любезную,

После же сих сильнейший родился Кронос коварный, Жесточайший из сыновей: не взлюбил он родителя мощного И Циклопов родил, имеющих сердце жестокое.

И затем (Гесиод) перечисляет всех остальных гигантов, рожденных Кроносом; наконец, говорит о рождении Зевса от Реи. Все эти (философы) в своем учении говорили о природе и происхождении вселенной так, как мы изложили. Все они, вращаясь ниже́ божественного, занимались существом сотворенных вещей, пораженные величием создания и, почитая их за божество, один выставлял одну часть создания, а другой – другую, Бога же всего и Создателя не познали. Я достаточно, полагаю, изложил мнения людей, занимавшихся философиею у эллинов, от которых еретики заимствовали начала и составили свои учения, которые будут ниже изложены. Но прежде нахожу нужным изложить мистические учения и то, что некоторые старательно вымыслили относительно звезд и пространств (небесных); ибо и от них (еретики) позаимствовали и, по мнению толпы, высказывают дивное, а затем объявим и их нелепые учения.

(Книги вторая и третья утрачены)

I.¹⁹ В каждом (зодиакальном) знаке они указывают пределы звезд, в которых каждая звезда от одной какой-либо части до другой имеет наиболее влияния; впрочем, относительно этого у них есть немалая разница по таблицам. Они говорят, что звезды окружены как бы охранителями, когда они находятся в средине других звезд в области знаков Зодиака; например, если какая-либо звезда одного и того же знака занимает первые части, другая – последние, а иная – средние, то говорится, что находящаяся в средних частях как бы охраняется звездами, находящимися в крайних частях. Говорится, что они (звезды) смотрят друг на друга и соответствуют одна другой, являясь как бы в фигуре треугольной или четырехугольной. В фигуре треугольной представляются и обращены друг к другу те (звезды), которые находятся в промежутке трех знаков, а в четырехугольной – находящиеся в промежутке двух. Как нижние части (тела) сочувствуют голове, а голова – нижним частям, так и земные вещи сочувствуют надлунным. Но есть в них и некоторое различие и несочувствие, так что они имеют не одно и то же единение.

II. Пользуясь этим, Эвфрат Перейский и Акемвис Каристийский и прочее множеcтво таковых, подражая в именах учению истины толкуют о возмущении эонов, и отступлении добрых сил ко злу, и соответствии добрых со злыми, и называют их топархами и проастиями и другими многими именами. Впрочем, все построенное ими лжеучение я изложу и опровергну, когда дойду до рассуждения об этом предмете. Теперь же, дабы кто не думал, что принятые у халдеев мнения по астрологии верны и основательны, не умедлю представить краткое опровержение их, показывая, что их искусство суетно и больше может обольщать и ослеплять душу, предавшуюся суетным ожиданиям, чем приносить пользу. И с ними мы будем вести дело не на основании какого-либо знания научного, а на основании знания практической жизни. Последователи этого учения, воспользовавшись знакомством с халдеями, передают как будто новые для людей и дивные таинства и из этого источника составили свою ересь, переменив только названия. Но поскольку они приписывают искусству астрологов великую силу и, основываясь на их свидетельствах, хотят, чтобы верили их собственным выдумкам, то теперь, как заблагорассудилось, я покажу несостоятельность астрологического искусства, имея в виду потом опровергнуть учение Ператов, как ветвь, выросшую из несостоятельного корня.

III. Начало и как бы основание (астрологического искусства) состоит в определении гороскопа²⁰. От него берут начало прочие главные пункты (астрологии), как-то: склонения и восхождения, треугольники и четырехугольники и согласно с ними вид и расположение звезд, а от всего этого предсказания. Посему с уничтожением гороскопа по необходимости и неизвестна ни средина неба, ни запад, ни то, что напротив средины неба; а при невозможности узнать это уничтожается все искусство халдеев. А что им невозможно наблюдать знаки зодиака в часы рождения человека, в этом можно убедиться многоразличным образом. Ибо чтобы узнать это (судьбу человека), надобно прежде, чтобы было верно определено время рождения человека, подлежащего рассмотрению, во-вторых, чтобы было безошибочно определение гороскопа, указывающего на это, и, в-третьих, чтобы тщательно было замечено восхождение зодиакального знака. Ибо при рождении должно быть точно наблюдено восхождение на небе зодиакального знака, потому что халдеи, определяя гороскоп по восхождению, составляют схематизм звезд, что называют они расположением, и на этом основании составляют предсказания. Но невозможно ни знание времени рождения лиц, подлежащих рассмотрению, как это я покажу, ни безошибочное гороскопическое наблюдение, ни точное замечание восходящего зодиакального знака. (…)

IV. По этой причине невозможно определить гороскоп от времени зачатия; невозможно это и от рождения. Ибо, во-первых, трудно утверждать, когда именно совершается рождение: тогда ли, когда рождаемое начнет проходить в свежий воздух, или когда оно несколько выступит, или когда упадет на землю? И в каждом из этих случаев невозможно схватить самую минуту рождения или определить его время. Ибо вследcтвие присутствия духа, хорошего сложения тела, удобства мест, опытности повивальной бабки и по другим бесчисленным причинам не одно и то же бывает время, когда плод прорывается чрез оболочку или несколько выходит наружу, или упадает на землю, но у различных людей различное. Так как халдеи опять не могут определенно и точно установить это время, то они лишены возможности определить как должно время рождения. Итак, из сего ясно, что халдеи, хотя и проповедуют, будто они узнают гороскоп в самое время рождения, на самом же деле, не знают этого. Остается доказать, что и гороскопическое наблюдение у них неверно. Они говорят, что присутствующий при родильнице в самую минуту рождения металлическим диском дает знать об этом халдею, который с возвышенного места наблюдает звезды, и он смотря на небо, отмечает восходящий знак зодиака. Но, во-первых, против сего скажу то, что при неопределенности времени рождения, как я немного выше показал, нелегко дать знать о нем и диском. Далее, пусть будет возможно уловить время рождения, но никак нельзя известить о нем в точное время, ибо, так как звук диска способен при более продолжительном времени под конец разделяться для ощущения, то он нелегко доходит до возвышенного места. Доказательством служит следующее наблюдение у тех, кто рубит деревья вдали. Ибо спустя довольно продолжительное время после опущения топора слышится звук удара, так что чрез долгий промежуток времени он достигает слушающего. Поэтому халдеи не могут в точности знать время восходящего знака зодиака и время для правильного составления гороскопа. И не только довольно большое время проходит после рождения, пока находящийся при родильнице ударит в диск, и затем после удара, пока услышит сидящий на возвышенности, но и пока усмотрит и увидит, в каком знаке находится луна и в каком – каждая из прочих звезд. Посему необходимо следует, что звезды переменят свое расположение, так как движение полюса совершается с невыразимою быстротою, прежде чем тщательный наблюдатель приурочит ко времени новорожденного то, что усмотрит на небе.

….

XXVII. Итак, изложивши удивительную мудрость этих людей и не скрыв их хлопотливого искусства предсказывать по- средством гадания, не умолчу и того, в чем они погрешают и врут. Ибо как они неосновательны, когда качества и природу людей применяют к именам звезд! Ибо знаем, что люди, первоначально давшие имена звездам, сами придумали эти имена, как более удобные для обозначения и для познания. И какое сходство между небесными телами и образом животных, или что общего между ними в деятельности и силе, чтобы можно было родившегося под Львом назвать вспыльчивым, родившегося под Девами – умеренным, под Раком – злым, родившегося под…

XXVIII. ...И (маг), взявши (бумагу), приказывает вопрошающему написать на ней водою, что он хочет спросить у демонов. Затем, сложив бумагу и вручив отроку, он посылает бросить ее в огонь, чтобы восходящий дым донес начертания к демонам. В то время, как (отрок) исполняет это приказание, маг сперва отрывает разные части от бумаги и для очень многих людей показывает вид, будто надписывает еврейскими буквами демонов. Потом, возжегши фимиам египетских магов, называемый кифи, он берет оторванные клочки и кладет их подле курения. Написанное вопрошателем, положив на уголья, он сжигает. Тогда, будто под влиянием божественного вдохновения удалившись в угол (дома), испускает громкий и пронзительный крик, непонятный всем,... и повелевает всем присутствующим взойти, призывая Фрина или другого демона. И когда присутствующие войдут и станут друг подле друга, маг, бросив отрока на ложе, много говорит ему частью по-гречески, частью как будто по-еврейски обычные у магов заклинания. Служитель уходит, чтобы вопрошать. Между тем, маг, положив купорос в сосуд, наполненный водою, и, размочив его, спрыскивает им бумагу, на которой стерлись начертанные буквы, и чрез это скрывшиеся буквы заставляет выйти на свет, и таким образом узнает, что было написано вопрошателем. Если кто напишет купоросом и, растолокши чернильный орех, употребит его как курево, то скрытые буквы точно так же сделаются видны. Если кто напишет молоком, потом накоптит бумагу, спрыснет и поскоблит по буквам, начерченным молоком, они станут ясны. Точно так же урина, гар [γάρον – уха, рыбный отвар], сок эвфорбии [τιθυμάλου ὀπὸς – сок молочая] и винной ягоды [συκῆς] производят то же. Когда таким образом маг узнал вопрос, он придумывает, каким образом! ему нужно отвечать. Наконец, он приказывает всем присутствующим взойти, держа в руках лавровые ветви и, потрясая ими, кричать и призывать демона Фрина. И действительно, им следует призывать его (Фрина) и просить у демонов того, чего сами не хотят доставить себе, потеряв рассудок²¹. Таким образом, смешанный шум и суматоха отвлекают их внимание от того, что (маг) делает тайком. Что именно – теперь кстати сказать. Наступает великий мрак. Ибо, по словам мага, смертная природа не в состоянии видеть божественное, и что достаточно иметь общение (с богами). Повергнув отрока на ложе (лицом) вниз и поместив с обеих сторон его записочки, на которых были начертаны еврейские буквы, будто бы имена демонов, он объявляет, что демон сам вложит в, его уши остальное. Это (объявление) нужно для того, чтобы к ушам отрока приложить какое-либо орудие, посредством которого можно было бы сказать все, что он захочет. Сначала он производит звук, приводящий отрока в страх; во-вторых, ударяет в тимпан; в-третьих, наконец, он говорит посредством инструмента то, что должен сказать отрок, и остается в ожидании исхода дела; затем он водворяет между присутствующими тишину и приказывает юноше объявить то, что он слышал от демонов. Инструмент, прикладываемый к ушам, есть естественное орудие: это не более как дыхательное горло длинношейного журавля, аиста или лебедя. Если под рукой ничего подобного не случилось, то употребляются другие – искусственные – инструменты: медные трубки, числом до десяти, приложенные одна к другой и оканчивающиеся узким концом, также употребляются для того, чтобы посредством их передавать все, что захочет (маг). И отрок, с ужасом слыша эти (слова), как будто произносимые демонами, выговаривал их по приказанию. Также если обвернуть кругом трости мокрую кожу и высушить ее и, стащив с трости, сложить вместе и сделать кожу в виде трубки, то произойдет то же. Если же ничего и из этих вещей не случилось под рукой, то (маг) берет книгу, и свертывает ее внутрь, и вытягивает ее насколько нужно, и (тогда) производит он то же самое. Если маг наперед знает, кто будет предлагать вопросы, то приготовляется ко всему. Если же он предварительно узнает и вопрос, то пишет (его) составом, и, как готовый, считается более искусным за то, что он ясно написал то, (о чем) его спрашивают. Если же он не знает, то пускается в догадки и предлагает двусмысленный ответ, допускающий разнообразное толкование для того, чтобы ответ оракула, первоначально обоюдный, мог подходить ко многим случаям и по исходе событий предсказание могло быть отнесено к тому, что случилось в действительности. Затем, наполнив сосуд водою, он опускает в нее бумагу, примешивая купоросу; таким образом исписанная бумага всплывает с готовым ответом. Нередко на отрока находят страшные представления, ибо (маг) иногда поражает его для устрашения ударами. Бросив ладан в огонь, он поступает следующим образом. Накрыв кусок так называемой ископаемой соли этрусским воском и разделив самый кусок ладана на две части, он бросает туда крупинку соли; потом, соединив опять вместе ладан, полагает его на горящие уголья и оставляет там. И когда все это сгорит, соль, выступая, производит вид, как будто является странное видение. Положенная в ладан темная индийская краска производит кровавое пламя, как мы уже сказали. Кровавую жидкость (маг) составляет, смешав воск с красным корнем и положив как было сказано воск в ладан. Наконец, он приводит в движение уголья, положив под ними толченые квасцы, и, когда они растворятся и вскипят в виде пузырей, то уголья приходят в движение.

…

XXXII. Гром производится различными способами. Берут очень много больших камней, скатывают их вдоль деревянных досок на медные листы и этим производят шум, подобный грому. Также кругом тонкой дощечки, которой суконщики мнут сукна, обвертывают тонкую веревку, потом, быстро стаскивая веревку, перевертывают дощечку, и при этом движении она производит шум, подобный грому. Вот каковы проделки их.

Изложу и другие дела, на которые совершающие эти проделки смотрят, как на великие. Ставят котел, наполненный смолой, на горящие уголья, и когда она вскипит, то кладут в нее руки и не обжигаются; и даже ступают по угольям босыми ногами и не обжигаются. Поставив также пирамиду из камней на очаге, (чародей) зажигает ее, и из отверстия выходит столб дыма огненного вида. Потом, опустив в горшок с водой полотно, в то же время бросает туда множество горящих угольев, и полотно остается невредимым от огня. Еще, произведя мрак в доме, (чародей) говорит, что может вызывать богов или демонов, и если его попросят показать Эскулапа, он призывает его следующими словами:

Чадо, однажды убитое и снова обессмертенное Аполлоном, Взываю к тебе, приди и помоги моей священной жертве:

Ты, который некогда бесчисленные народы умерших В вечно мрачных жилищах обширного тартара,

Переплывающих роковую реку и чернеющий поток,

По которому всякий смертный должен плыть,

Стонущих вдоль озера и жалобно плачущих –

Сам исхитил от мрачной Прозерпины;

Пребывающий на седалище священной Трики,

Или на любимом Пергаме, или еще на Ионийском Эпидавре,

Тебя, о блаженный боже, призывает сюда глава волхвов.

XXXIII. Как только он перестает произносить этот вздор, огненный Эскулап появляется на полу. Потом, поставив посреди кувшин, наполненный водою, он призывает всех богов, и они являются. Ибо, если кто заглянет в горшок, увидит их всех и Диану [ Ἄρτεμιν], ведущую лающих собак. Не опустим рассказать, каким образом эти люди совершают свои фокусы. Чародей держит руки над котлом со смолою, как будто над кипящим; между тем, бросив туда селитры, уксусу и жидкой смолы, он зажигает огонь под котлом. Уксус же, смешанный с селитрою, достигнув некоторой степени теплоты, приводит в движение смолу, так что пузыри являются на поверхности и представляют вид чего-то кипящего в горшке. (А чародей) предварительно несколько раз умывает руки свой в соленой воде, вследствие чего содержимое в котле совсем не может жечь, хотя и кипит. Если же он намажет руки цветом смирны [μυρσίνη] – мирта и селитрой, и смирной вместе с уксусом и часто умывает их в соленой воде, то совсем не обжигает их; точно так же он не обжигает ног, если намажет их рыбьим клеем и саламандрою...

XXXVI. Изложив вкратце способы тайного искусства, употребляемого этими (чародеями), и показав легкое средство для приобретения их знания, мы не намерены умолчать об одном необходимом предмете – каким образом они, сняв печати, возвращают запечатанные письма с настоящими печатями. Смешав смолы, камеди, серы и асфальта – сего в равном количестве – и придав вид мази, они берегут это у себя. Когда потребуется распечатать маленькое письмо, берут на язык несколько масла и намазывают им печать и, разогрев состав на умеренном огне, прикладывают его к печати и оставляют его, пока он не затвердеет, и тогда употребляют его вместо печати. Говорят, что точно так же действует воск вместе с сосновою смолой или две части мастики с одной частью сухого асфальта. Также и одна сера годна для такого употребления или цвет гипса, разведенный в воде и камеди. Это лучше всего пригодно для печатанья жидкого свинца. Также берут тосканского воска и, прибавив резины, смолы, асфальта, мастики и толченого шпата – все это в равном количестве – кипятят, и этот состав превосходит все другие, о которых я говорил, но гипсовый (состав) ему не уступает. Таким-то образом ухищряются они снимать печати, желая узнать содержание писем.

Я колебался говорить в этой книге об этих хитростях, чтобы какой-нибудь злодей не воспользовался и не употребил их в дело. Но заботливость о многих молодых людях, которые могут спастись, внушила мне ради их предохранения представить и огласить эти проделки. Ибо, как один воспользуется ими на худое дело, так другой, узнав о них, предостережется. И сами развратители жизни – чародеи – устыдятся употреблять свое искусство. Зная, что мы огласили эти проделки их, быть может, воздержатся от своего безумия. А чтобы нельзя было таким образом снять печать, следует запечатывать, прибавив к воску свиного сала и волос.

XXXV. Не обойду молчанием и того обмана их, который состоит в пророчествовании при помощи таза. Закрыв наглухо горницу и намазав цианом, они для настоящего дела вносят некоторые циановые сосуды и ставят их [друг на друга] до верху, посреди пола помещается таз, наполненный водою; и падающее на него отражение циана представляет вид неба. В полу же находится скрытое отверстие, в которое и поставляется таз, имеющий хрустальное дно, а сам он каменный. Внизу есть потаенное отделение, в котором помещенные соучастники обмана, облекшись в образы тех богов и демонов, которых хочет показать чародей, представляют их; и при виде их обольщенный поражается действиями чародеев и вследствие этого верит всему, что ему ни скажут. Чародей производит также горящего демона, начертав сначала на стене изображение, какое хочет, и затем, намазав его украдкой смесью, составляемою следующим образом²²... из лаконийского и закинфского асфальта – он, как будто под влиянием пророческого вдохновения, подносит лампу к стене. Состав же, засветившись, воспламеняется. А чтобы казалось, будто огненная Геката движется в воздухе, этого он достигает таким способом: спрятав какого-нибудь участника в каком хочет месте и отведя в сторону обманываемых им, он уверяет, что покажет им огненного демона, Скачущего в воздухе; и уговаривает их тотчас поберечь глаза, когда увидят пламя в воздухе, и с закрытым лицом пасть ниц, пока он не воззовет к ним; внушив это, он в безлунную ночь произносит следующие стихи:

Подземная, земная и небесная Вомва, приди!

Чтимая в пути на перекрестках, светоносная, блуждающая в ночи,

Враг света, но друг и товарищ мрака,

Радующаяся лаю собаки запекшейся крови,

Бродящая меж трупами по гробам умерших,

Жаждущая крови, страх наводящая смертным,

Горго, и Мормо, и Луна, и многообразная,

Приди милостиво на наше жертвоприношение.

XXXVI. По произнесении им этих слов огонь появляется в воздухе, а зрители, пораженные этим явлением, закрыв глаза, в немом ужасе падают на землю. Величие же искусства состоит в следующем. Соучастник в проделке, который, как я сказал, был спрятан, услыхав, что заклинание кончено, имея у себя коршуна или ястреба, завернутого в паклю, зажигает его и выпускает. Птица, испуганная пламенем, устремляется кверху и ускоряет полет свой, а обольщенные зрители прячутся, как будто увидев что-то божественное. Крылатое создание, кружась от огня, несется куда ни попадя и зажигает иногда дома или надворные строения. Таково гадание чародеев.

…

XL. Они показывают печень, по-видимому, носящую надпись, таким образом. На левой руке (чародей) пишет, что хочет, относящееся к вопросу, буквы же начертывает соком желчи вместе с крепким уксусом. Потом, взявши печень, держит ее несколько времени в левой руке, и она принимает на себя отпечаток, и кажется, будто на ней написано.

…

XLII. Таковы дела чародеев и бесчисленное множество подобных проделок, которыми они завлекают неразумных, пользуясь мерным складом стихов и обольстительностью действий, благовидно совершаемых. И ересеначальники, удивленные искусством чародеев, подражали им, частью передавая учение свое в тайне и темноте, частью же (чужие мнения) разукрашивая, как свои собственные. Поэтому, желая предохранить большинство, мы очень подробно изложили это, чтобы не опустить ни одного средства (употребляемого чародеями) над теми, кто расположен подвергнуться их обману. Мы не без причины отклонились в некоторые тайны, что, конечно, не совсем нужно для настоящего предмета, но найдено полезным для предостережения от коварного и вредного искусства чародеев. Итак, мы по возможности изложили мнения всех философов, обращая особое внимание на раскрытие тех, которые вводились ересеначальниками как новые, – мнений, в отношении религиозном пустых и ложных и даже между ними не пользовавшихся уважением; теперь нам кажется приличным в сокращенном изложении напомнить существенное из того, что было прежде нами сказано.

XLIII. Между всеми существующими на земле философами и богословами, занимавшимися исследованиями о Боге, не было согласия относительно того, что Он есть или каков. Так, одни говорят, что Он есть огонь, другие – воздух, иные – вода, а иные – земля. Каждая из этих стихий страдает каким-нибудь недостатком и одна побеждается другой. С мудрецами мира случилось однако то, что совершенно ясно для всякого, имеющего разум, именно, что рассматривая величия творения, они смутились относительно сущности существующих вещей, полагая, что они слишком велики, чтобы могли получить происхождение от другого, и в то же время не утверждая и того, что вселенная есть Божество. Они объявляли началом богословия одну из видимых вещей, какую кто почитал превосходнее, и, таким образом, вперив свой взор на сотворенные Богом и на незначащие пред Его превосходным величием вещи, и вместе, не будучи в состоянии расширить свой ум до постижения величия истинного Бога, они и обоготворили эти вещи. Персы же, полагая, что проникли в самую глубь истины, утверждали, что Бог светлый, что Он есть свет, содержащийся в воздухе. Вавилоняне, напротив, говорили, что Божество есть мрак, каковое мнение является последствием другого (первого), ибо за ночью следует день и за днем – ночь. А египтяне, почитающие себя самыми древнейшими [из] всех, учили о могуществе Божества²³...

Вычисляя эти расстояния частей (зодиака) под влиянием божественного вдохновения, говорили, что Бог есть единица неделимая, сама себя родившая, из которой произошли все вещи; ибо, по словам их, она, будучи не рождена, рождает последующие числа, как например, единица, прибавленная к самой себе, производит двоицу, и таким же образом надбавляемая, производит троицу, четверицу и так далее до десятицы, которая есть начало и конец чисел, так что происходит первая и десятая единица, потому что и десятица имеет равную силу и считается как и единица, ибо, увеличенная в десять раз, составляет сотню и опять становится единицею, от сотни, увеличенной в десять раз, произойдет тысяча, которая будет тоже единицею; таким образом, и тысяча, увеличенная в десять раз, дает мириаду, которая тоже становится единицею. Родственные же с единицею числа по нераздельной связи составляют 3,5,7 и 9. Есть еще более естественное сродство другого числа с единицею по отношению к шестицикленному круговращению, именно, двоицы, смотря по положению и делению четных чисел. Так, сродны числа 4 и 8 ...²⁴

Она (единица) дошла до четырех стихий, то есть воздуха, огня, воды и земли; и из них создав мир, образовала его мужеско-женским, и две стихии – воздух и огонь-предназначила для высшего полушария, которое и называется полушарием единицы, благотворным, несущимся вверх и мужским: ибо, будучи тонкой природы, единица парит в самую разреженную и чистую часть эфира; другие же две стихии – воду и землю – как более грубые, она определила двоице и называется это полушарием, стремящимся вниз, женским и злотворным. Точно Так же и два высших элемента, соединяясь между собою, заключают в себе мужеский и женский пол для плодородия и умножения всего (творения). Так огонь – мужеского пола, а воздух – женского, и, далее, вода – мужеского пола, а земля – женского. Поэтому изначала огонь сочетался с воздухом, а вода – с землею. Как сила воздуха заключается в огне, так сила земли – в воде²⁵…

И эти стихии, соединяясь и разлагаясь с уничтожением эннеад (девятиц), оканчиваются свойственным образом: одни – мужеским числом, другие – женским. Эннеада же уничтожается по следующей причине: именно потому, что 360 частей мира состоят из эннеад, почему и четыре страны света ограничиваются 90 равными частями. Свет соответствует единице, и мрак – двоице, и свету естественно жизнь, а двоице – смерть, и жизни – правда, а смерти – несправедливость. Отсюда все происшедшее в мужеских числах благотворно, а в женских – злотворно; например, они считают так: монада – начнем с нее – бывает 361: число, которое по отнятии эннеады разрешается в монаду; подобным же образом считай: 605 – двоица; по отнятии эннеады она разрешается в двоицу; и каждое возвращается в свойственное число.

XLIV. Так как единица благотворна, то отсюда выводят, что точно так же и имена, кончающиеся на нечетные числа, бывают стремящиеся верх, благотворны и мужеского пола, тогда как оканчивающиеся четным числом признаются стремящимися вниз, женскими и злотворными. Ибо, по их мнению, природа составлена из противоположностей, т. е. добра и зла, правого и левого, света и мрака, дня и ночи, жизни и смерти. Сверх того, они утверждают, что, вычислив слово Бог (Фέǒς)...²⁶ [не?] четное число, которое, написав на чем-либо, прикладывают к себе и лечатся им. Точно так же известная трава, оканчивающаяся тем же числом, прикладывается (к телу) и производит такое же действие вследствие подобного счета числа. Даже врач лечит больных посредством такого счета. Если вычисление не благоприятствует, то с трудом вылечивает. На этом основании, обращая внимание на эти числа, делают подобные вычисления иные по одним гласным, а другие – по всему числу. Такова египетская мудрость, посредством которой они тщеславно думают познать Бога.

XLV. Кажется, мы достаточно изложили и эти (учения). Впрочем, думаю еще, что я не опустил ни одного мнения земной и во прахе пресмыкающейся мудрости, и вижу, что не бесполезно мною употребленное на это чаяние. Ибо замечаю, что наша речь была полезна не только для обличения ересей, но и для самих лжеучителей: последние, встретив с нашей стороны столь многое тщание, и удивятся нашему усердию, и не умалят трудолюбия, и не станут называть христиан глупыми, когда увидят, чему сами они так глупо верят. Кроме того, наша речь любознательным, приверженным к истине поможет, когда они узнают основные начала ересей, не только с большею основательностью отражать тех, которые дерзнут обольщать их, но и, познакомившись с так называемыми учениями мудрецов, они не будут [ни] возмущены ими по неведению, ни обольщены кем-либо, как будто действующим с какою-то силою, напротив, и готовых обольститься соблюдут от него.

XLVI. Итак, достаточно изложив то, что казалось (нам нужным), мы перейдем теперь к исполнению предположенного намерения, дабы раскрыв, что признано нужным относительно ересей, и заставив ересиархов отдать назад их собственные мнения тем или другим (философам), представить их нагими²⁷ и, обличив неразумие их последователей, убедить возвратиться в тихую пристань истины. Чтобы для читателей было яснее то, что имеет быть сказано, я думаю изложить и рассуждения Арата о расположении небесных звезд, так как некоторые, сближая их с изречениями Писаний, обращают их в аллегорию и, пытаясь увлечь ум внимающих им благовидными словами, склоняют их к чему хотят, показывая удивительное чудо, как будто их слова находят себе подтверждение от звезд, а (внимающие), смотря на необыкновенное чудо, в удивлении от пустяков уловляются наподобие птицы, называемой филином, пример которой хорошо привести ради будущего. Это животное и по величине, и по виду своему немного отличается от орла и ловится таким образом: когда птицелов увидит стаю их где-нибудь присевшей, издали, хлопая руками, подплясывает и таким образом понемногу приближается к птицам; они же пораженные странным видением, становятся ничего не видящими, а другие, приготовившиеся к ловле, подходят сзади птиц и без труда схватывают их, засмотревшихся на плясуна. Посему желаю, чтобы кто, пораженный подобными дивами людей, рассказывающих вид неба, не попался наподобие филина; пляска и вранье – вот коварный образ действия таковых, а не истина.

Арат²⁸ говорит так:

Их много, и они (то есть все звезды) друг от друга различные

На небе вращаются каждый день непрерывно.

Ось остается и имеет в средине со всех сторон

Утвержденную землю и обходит кругом самое небо.

XLVII Арат говорит, что много на небе звезд, то есть вращающихся, потому что они в шарообразном виде движутся непрестанно с востока на запад и с запада на восток. Он говорит также, что к самым медведицам, подобно потоку реки, движется великое диво безмерного дракона, и об этом говорит в книге Иова диавол Богу в словах: «Я прошел поднебесную и кругом обошел все»²⁹, то есть обратился вокруг и обозрел все бывающее. Ибо полагают, что у северного полюса поставлен дракон, змей, с самого высшего полюса все назирающий и все наблюдающий, чтобы ничто совершающееся не скрылось от него; ибо все звезды на небе западают, но один этот полюс никогда не склоняется к западу, но, шествуя вверху над горизонтом, все назирает и видит, и никакое событие, говорят, не может скрыться от него.

Где больше всего запад и восток

Сходятся между собою,

там, говорит (Арат), помещена голова сего (созвездия). Ибо к западу и востоку обеих полушарий находится голова дракона для того, чтобы, говорит он, ничто не могло скрыться от него: ни то, что на западе, ни то, что на востоке, но чтобы зверь одновременно знал все. Подле же самой головы дракона виднеется чрез звезды образ человека, которого Арат называет усталым и подобным виду обремененного трудом, и это известно под именем «Энгонасис».

Далее Арат говорит, что он не знает, какой это труд и что за чудовище, вращающееся на небе; еретики же, желая посредством истории звезд подтвердить свое учение, особенно тщательно занимались ими и говорят, что Энгонасис есть Адам, который по повелению Божию, как сказал Моисей, блюдет голову дракона, а дракон (блюдет) пяту его³⁰. Ибо Арат говорит:

Носящий след правой ноги лютого Дракона.

(...)