О глоссолалии и молитве на «иных языках»

Молящиеся воодушевлялись все больше и больше и пели все громче и громче, и под конец некоторые застонали, а другие завопили.

Марк Твен. «Приключения Гекльберри Финна».¹

Рассмотрение вопроса о феномене так называемых «иных языков» или глоссолалии в настоящее время представляет интерес для православных богословов, специалистов в области сектоведения и тех, кто столкнулся с активной миссионерской деятельностью самого крупного и развивающегося направления в сектантстве – так называемого харизматического движения (неопятидесятники). Однако не только неопятидесятники практикуют говорение на «иных языках», но и под влиянием некоторых так называемых миссионерских программ подобные практики пытаются привить и в православной среде.

В современном обществе, которое под влиянием культуры массового потребления порабощено идеей быстрого успеха и необременительного достижения материального благополучия, сфера духа, религиозной веры, оказывается перед лицом подобного же искушения. Современные сектанты и искатели быстрой и легкой духовности рассчитывают на получение всех и сразу благодатных даров Святого Духа, желательно с ярко выраженным и чувственно ощущаемым эффектом. Именно поэтому для нас представляется важным рассмотреть некоторые вопросы связанные с практикой глоссолалии и так называемых молитв на «иных языках». Целью нашего небольшого исследования является выявление подлинного характера глоссолалии в святоотеческом ее понимании, рассмотрения толкования святыми отцами тех мест из Священного Писания на которые обычно ссылаются сектанты, когда искусственно пытаются оправдать свои сомнительные духовные практики.

Данная статья не претендует на исчерпывающую полноту исследования поставленной проблемы, однако мы попытаемся раскрыть основные подходы в оценке такого явления как глоссолалия и попыток истолкования ее представителями харизматических сект как молитвы на «иных языках». Это необходимо для того, чтобы православный читатель смог правильно и в согласии с церковной традицией ответить на современные соблазны новой духовности: неважно в исполнении ли сектантских проповедников или заблудившихся православных горе-миссионеров. Нашей задачей является не столько показать несовместимость и даже неестественность для членов истинного Тела Христова – Церкви (Кол.1:24) такого понимания глоссолалии, которое наблюдается в сектантских и инославных общинах (этому и так посвящено немало публикаций современных православных авторов),² сколько попытаться проследить церковную традицию в отношении «иных языков». Кроме этого мы попытаемся рассмотреть один из важных для духовной практики сект харизматического направления аспектов, а именно феномен молитвы на «иных языках» и сравнить его со святоотеческим учением о благодатной молитве.

Проблема заключается в том, что представители неопятидесятнических сект зачастую не стремятся непосредственно присоединять православных к своим группам, а ставят задачу изменить или как они говорят «реформировать» Православную Церковь изнутри.³ Примером такого непосредственного влияния на внутрицерковную жизнь является деятельность бывшего миссионера – скандально известного игумена Евмения (Перистого) с его миссионерскими программами «Альфа и Омега» и «Путь» на базе неопятидесятнического «Альфа – Курса». По замечанию исследователей данных программ они представляют собой пример чуждых Православию «неохаризматических идей и мистических практик, прикрытых авторитетом православных священников и вырванных из контекста цитат святых отцов».⁴ Кроме всего прочего среди мистических практик православных харизматиков следует упомянуть и практикующуюся на закрытых собраниях во время семинаров «Альфа и Омега» глоссолалию, которую обольщенные православные воспринимают абсолютно в сектантском духе как знак «крещения Духом Святым» со знамением «иных языков».⁵

Наша Русская Православная Церковь столкнулась с подобными вызовами сравнительно недавно, в отличие от католиков, у которых так называемое харизматическое движение началось с 1970 года.⁶ Однако попытки проникновения ложных духовных идей в православную среду предпринимались и раньше, о чем в частности писал иеромонах Серафим (Роуз).⁷ Среди последних статей, анализирующих подобную угрозу, необходимо упомянуть работу диакона Павла Сержантова «Православие и харизматизм», в которой он рассматривает различные аспекты современного харизматического движения в мире, в том числе и у православных.⁸

Почему такая ситуация стала возможной? На наш взгляд причин несколько, во-первых, само явление так называемого «харизматического возрождения» возникло не так уж давно – начало XX века и притом в инославной, сектантской среде, что до определенного времени не вызывало интереса у православных. Это вполне объяснимо – «у них свои причуды», мало ли кто как сходит с ума, нам до еретиков дела нет – так, наверное, считают многие. Однако, не сформировав своего определенного мнения по данным мистическим практикам, мы оказываемся не подготовленными к тому, чтобы противостоять возможному проникновению подобной сомнительной духовности внутрь церковной ограды. Похожее мнение высказывает профессор А.Л. Дворкин, который считает, что «Православная Церковь не обладает абсолютным иммунитетом от неопятидесятничества».⁹

Во-вторых, хотя в конце XIX, начале XX века в русской богословской литературе и появляется определенный интерес к феномену глоссолалии, однако некоторыми отечественными богословами он начал трактоваться как экстатическая, возвышенная молитвенная речь.¹⁰ Часть ученых считали, под влиянием протестантских авторов, что смысл этой речь мог быть и не понятен самому глоссолалу.¹¹ В данном случае проявилась тенденция не критичного отношения к инославным исследованиям по вопросу глоссолалии без учета святоотеческих толкований соответствующих мест Священного Писания. Собственно говоря, по такой же причине мы получили сегодня ситуацию с харизматическими программами «Альфа – Курса» для целей православной миссии.

До сих пор в современной православной литературе встречаются попытки истолковать коринфскую глоссолалию как вдохновенную молитвенную речь и тем самым несознательно отождествить ее с сектантским феноменом. Такой подход характерен для протестантских толкователей и некоторых православных богословов. Подобное мнение мы можем найти у епископа Кассиана (Безобразова), который считает, что глоссолалия – это «речь во Святом Духе», что феномен языкоговорения в коринфской общине христиан был следствием особо сильного религиозного возбуждения и проявлялся в экстатической молитвенной речи или «молитве духом» (ср. 1Кор.14:14–15). Этот странный язык вызывал соблазны в коринфской общине, т.к. он был никому не понятен, даже самим обладателям этого дара и он не может быть отождествлен с каким-либо историческим языком.¹² Также считает и протоиерей А. Мень, он истолковывает не только коринфский дар «иных языков», но и чудо Пятидесятницы как молитву, которая выражалась в «экстатическом славословии, которое не имело характера внятной речи».¹³

Чем же являлся дар говорения на иных языках у апостолов и в чем его отличие от современной глоссолалии у сектантов-харизматиков? По свидетельству книги Деяний (2:4), Апостолы, исполнившись Святого Духа, начали говорить на иных языках (lalei_n e;te/raiv glw/ssaiv – говорить на других языках). При этом собравшиеся со всех стран на праздник Пятидесятницы иудеи слышали «каждый собственное наречие, в котором родились» (Деян.2:8). Следует отметить то, что потребности в толкующих языки (т.е. в переводчиках) у Апостолов в день Пятидесятницы не было – их речь была понятна всем. Что важно – сами ученики Христа, как следует из речи Апостола Петра, понимали то, о чем они проповедовали (Деян.2, 14–36) и как следует из текста, могли адекватно воспринимать окружающую обстановку, в частности реагировать на нападки и клевету неуверовавших иудеев («напились сладкого вина») (см.: Деян.2:13–15). Т.е. никакого экстатического исступленного состояния у Апостолов в это время не было.

О том, что другие случаи говорения на языках в Деяниях Апостолов носили такой же характер, свидетельствуют сами ученики Спасителя. Апостол Петр рассказывая в Иерусалиме о крещении сотника Корнилия, говорит следующее: «Когда же начал я говорить, сошел на них Дух Святый, как и на нас вначале (здесь и далее выделено мной – Авт.)» (Деян.11:15). Другими словами говорение на иных языках в доме Корнилия, о котором говорится в Деян. 10:46, было таким же, как и у Апостолов в Пятидесятницу – говорением на иностранных языках (в данном случае можно предположить древнееврейский или арамейский язык) которым человек не обучался. Об этом же говорится и в Деян. 15:8, где раскрывается причина глоссолалии у язычников – показать верующим из иудеев равенство всех во Христе и необходимость принятия в Церковь верующих из язычников: «Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святого, как и нам; и не положил никакого различия между нами и ими, верою очистив сердца их» (Деян.15:8–9). Все сказанное относится и к случаю с проповедью Апостола Павла в Ефесе (Деян.19:6). Здесь также говориться о том, что чудо глоссолалии произошло с носителями одного языка (кроме самого Апостола Павла), однако сомнения в том, что это был случай говорения на вполне определенных иностранных языках быть не должно, как видно из подобного же случая в Деян. 10:46 и его объяснения Апостолом Петром (Деян.11:15; 15:8).

Необходимо отметить, что и все остальные случаи, когда в Новом Завете говорится о говорении на иных языках, предполагают понимание этого феномена как говорение на иностранных языках, за исключением, на наш взгляд, некоторых искажений этого дара в коринфской общине христиан. О дарах Святого Духа, которые будут проявляться как знамения для уверовавших, в том числе и как говорение на новых языках пишет Евангелист Марк Мк.16:17 (glw/ssaiv … kainai_v – «новые»), глоссолалия как дар духовный упоминается у Апостола Павла в виде «разных» языков (ge/nh glwssw_n – «роды языков») (1Кор.12:10, 28). Также все то, что мы найдем положительного в смысле описания говорения на иных языках в 14 главе Первого послания к Коринфянам свидетельствует о понимании глоссолалии именно как говорении на исторических иностранных языках. По словам священника И. Ефимова «многие места Писания наилучшим образом объясняются именно при таком предположении».¹⁴

О таком понимании дара «иных языков» свидетельствует Священное Предание Церкви, которое нашло свое выражение в творениях святых отцов, в Постановлениях Апостольских (VIII, 1) и текстах православного богослужения, например, в песнопениях праздника Пятидесятницы.¹⁵ На основании таких свидетельств мы можем утверждать, что «дар языков» в древней Церкви, или глоссолалия, есть один из даров Святого Духа, который ниспосылался первым христианам для укрепления веры, для проповеди Евангелия всем народам, т.е. для созидания Церкви. Он выражался в чудесном даре говорения на исторических иностранных языках, которым сам носитель этого дара не обучался. При этом, как известно из церковного предания, подобный дар не был постоянным даже для тех Апостолов, которые испытали его в день Пятидесятницы. Например, церковный историк Евсевий Кесарийский пишет о том, что евангелист Марк был переводчиком Апостола Петра, и именно из переведенных проповедей Апостола было составлено второе Евангелие (Церковная история. III, 39, 14–15).¹⁶

О том, что Апостолы говорили именно на исторических иностранных языках, а не на невразумительной тарабарщине, как у современных харизматиков, свидетельствуют практически все святые отцы и христианские писатели с древнейших времен. Среди них необходимо упомянуть святого Иустина Философа, святого Иринея Лионского , Тертуллиана, Оригена, святителя Кирилла Иерусалимского, святителя Григория Богослова, святителя Григория Нисского, святителя Иоанна Златоустого, Амвросиаста, блаженного Иеронима Стридонского, блаженного Августина, святителя Кирилла Александрийского, блаженного Феодорита Кирского, святителя Льва Великого, святителя Григория Великого.¹⁷ Согласно с древними отцами учат и святые более позднего времени, например, блаженный Феофилакт Болгарский (†нач. 12 в.) пишет о событии Пятидесятницы, что «как во время столпотворения (Вавилонского – Авт.) один язык разделился на многие, так теперь многие языки соединились в одном человеке; и один и тот же человек, по внушении Святого Духа, стал говорить и на персидском, и на римском, и на индийском, и на многих других языках».¹⁸ В XIX веке о глоссолалии как о чудесном даре говорить на разных языках не учась им пишет святитель Филарет Московский (†1867 г.)¹⁹ и святитель Феофан Затворник (†1894 г.).²⁰

Этот дар был подлинным чудом Божьим. Чудо говорение на иных языках у Апостолов носило еще и характер знамения, т.е. знака, указывавшего первым христианам на необходимость вести проповедь Евангелия не только иудеям, но и всем остальным народам и принимать в Церковь язычников, которые получали такие же благодатные дары как и Апостолы в день Пятидесятницы (см.: Деян.11:15; 15:8).

Другой особенностью этого дара является его практический и временный характер. Известно, что когда возникала необходимость, глоссолалия могла проявляться не только у 12 Апостолов. Здесь необходимо упомянуть характерный случай с Апостолами Павлом и Варнавой в Листре (Деян. 14: 8–18). Мы знаем, что эти Апостолы не были участниками событий, связанных сошествием Святого Духа в день Пятидесятницы, однако они хорошо поняли неизвестный им ликаонский язык.²¹ Именно в свете этого события следует понимать слова Апостола Павла о том, что он более всех говорит языками (См.: 1Кор.14, 18).

По свидетельству священномученника Иринея Лионского в конце II века этот дар еще встречается в Церкви: «Мы слышали многих братьев в Церкви, которые имели пророческие дарования и чрез Духа говорили разными языками и для общей пользы выводили наружу сокровенные (тайны) людей и изъясняли таинства Божии» (Против ересей. V, 6, 1).²² В последующие века чудесный дар языков встречается все реже. Нам известно о том, что возможно подобным даром обладала святая равноапостольная Нина (†340 г.) просветительница Грузии.²³ Есть свидетельства о том, что авва Пимен Великий (ок. †450 г.) давал духовные советы иностранцам на языке, которому не учился: «Пришли мы однажды из Сирии к авве Пимену, желая спросить его о нечувствии сердца. Старец не знал по-гречески, а переводчика в то время не случилось. Видя нашу печаль, старец внезапно начал говорить на греческом языке».²⁴

Позднейшие церковные писатели о глоссолалии как о современном им явлении уже не упоминают, а святитель Иоанн Златоуст, приступая к объяснению духовных дарований в Первом послании к Коринфянам, замечает: «Все это место весьма неясно; неясность происходит от неизвестности предметов и от оскудения событий, которые тогда были, а теперь не бывают».²⁵ Причина постепенного исчезновения этого дара понятна, о ней пишет блаженный Августин (†430 г.) «Ужели ныне не подается Святой Дух? Кто так думает, тот не достоин получить Его. Подается и ныне. Почему же никто не говорит языками всех народов, как говорил тогда всяк, кто исполнился Святым Духом? Почему? Потому что исполнилось уже то, что тем означалось. Что же исполнилось? "То, что теперь Церковь великая, повсюду, от востока солнца до запада говорит языками всех народов».²⁶ Мысль святого отца очевидна: К чему подобный дар, если и так проповедь Евангелия можно услышать на всех распространенных языках?

Именно поэтому мы можем утверждать, что дар говорения на иностранных языках в Церкви носил временный характер. По свидетельству церковных писателей уже в III веке апостольская глоссолалия в христианских общинах постепенно исчезает и возникает ее подделка в виде бессмысленного языкоговорения в еретических общинах гностиков, монтанистов, а затем и у мессалиан (евхитов или адельфиан).²⁷

Подтверждением временности глоссолалии служит и то, что рассматриваемый дар не имеет преемственности служения в Церкви. Это хорошо видно в сравнении с новозаветным священством. В Первом послании к Тимофею мы читаем: «Не неради о пребывающем в тебе даровании, которое дано тебе по пророчеству с возложением рук священства» (1Тим.4, 14), а о преемственности этого дара мы находим подтверждение в послании к Титу: «Для того я оставил тебя в Крите, чтобы ты довершил недоконченное и поставил по всем городам пресвитеров, как я тебе приказывал» (Тит.1, 5). Ничего подобного по поводу говорения на иных языках в Новом Завете мы не находим, и это лишний раз подтверждает временность подобного дара для Церкви.

Тем не менее, как свидетельствуют жития некоторых святых, в необходимых случаях для пользы проповеди Евангелия и для духовного наставления дар языков иногда проявлялся и в позднейшей истории Церкви Христовой. Известен случай со святителем Иннокентием (Поповым-Вениаминовым) (†1879 г.), когда он, будучи проездом в Чебоксарах, в 1860 году, совершил Божественную Литургию на чувашском языке, совершенно его не зная, что вызвало необыкновенный религиозный подъем у местных жителей и привело многих к вере.²⁸ О другом удивительном и истинно Апостольском даре глоссолалии, наподобие того, который нам известен из жития преподобного Пимена Великого, говорит нам жизнеописание грузинского подвижника, преподобного иеросхимонаха Иллариона (†1864 г.). Проживая на святой горе Афон, в грузинском Иверском монастыре, зная только грузинский и турецкий языки, святой в случае духовной необходимости, иногда мог очень хорошо говорить и по-гречески, и по-русски, «но это не от знания языка, а по вдохновению свыше лишь в случае важных духовных нужд». В его житии рассказывается о случае с русским монахом отцом Феоной, который испытал на себе демоническое искушение за свое ревностное послушание и был успокоен продолжительной беседой с подвижником. На следующий день, когда Феона подошел к старцу и хотел заговорить с ним о случившимся, выяснилось, что преподобный Илларион решительно ничего не понимает. Через переводчика святой подвижник ответил: «Я не знаю, как говорил, но Господь, видя нужду, подал тебе разуметь мою беседу так, что я как бы заговорил по-русски, а на самом деле я не знаю, как».²⁹

Другой важной особенностью этого дара в истории Церкви является то, что он не носил всеобщего характера. Этим дар «иных языков» в Писании существенно отличается от того, как о нем учат лидеры современного харизматического сектантства. У самозваного «пророка» неопятидесятничества Кеннета Е. Хейгина мы найдем такое спорное утверждение: «Говорение на языках является дверью во все остальные духовные дары. Некоторых людей интересуют только другие дары Духа, но мы должны пройти через «дверь», чтобы попасть туда».³⁰ На самом деле в Священном Писании подобного всеобщего говорения на иных языках мы не наблюдаем.

Например, после сошествия Святого Духа на Апостолов и проповеди Апостола Петра крестилось три тысячи человек, но о говорении их на языках Писание ничего не сообщает. «Итак охотно принявшие слово его крестились, и присоединилось в тот день душ около трех тысяч. И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах. Был же страх на всякой душе; и много чудес и знамений совершилось через Апостолов в Иерусалиме» (Деян.2:41–43). Можно упомянуть крещение самарян (Деян.8:14–20), крещение Эфиопского евнуха (Деян. 8:38–39), крещении Лидии (Деян.16:15) и темничного стража со всеми домашними городе Филиппы (Деян.16:33), а также крещение начальника синагоги Криспа со всею семьей и многих других в Коринфе (Деян.18:8).

Апостол Павел в своем послании к Коринфянам вполне определенно говорит, что глоссолалия не является всеобщим даром, наоборот, дары Святого Духа различны (1Кор.12:4–10) и подаются Богом «каждому особо, как Ему угодно» (1Кор.12:11. Ср.: 1Кор.12:28–30). Именно так это место понимает святитель Кирилл Иерусалимский: «Так и Дух Святой, будучи един и одинаков и неразделим, каждому разделяет благодать, как Ему угодно. … Ибо Он, будучи одинаков, по воле Бога Отца, именем Христа различные производит действия».³¹

Кроме всего перечисленного, последним важным свойством апостольского дара говорения на «иных языках» был не экстатический характер глоссолалии. На этой особенности необходимо остановится подробнее. Говоривший на иных языках не находился в исступлении или по-другому, в состоянии транса, а контролировал свои действия, слова, все что с ним происходило, т.е. находился в полном сознании.³² Эту особенность дара иных языков выделяют в своих толкованиях святые отцы и церковные писатели. Например, святитель Иоанн Златоуст разъясняя слова Апостола Павла из Первого послания к Коринфянам «когда вы были язычниками, то ходили к безгласным идолам, так, как бы вели вас» (1Кор.12:2), пишет о различии между экстатическим состоянием у языческих прорицателей и пророков Божиих: «Смысл слов его следующий: в капищах идольских, когда кто бывал одержим нечистым духом и прорицал, то, как бы ведомый и связанный, был увлекаем духом и нисколько не сознавал того, что говорил. Гадателю свойственно быть в исступлении, терпеть принуждение и насилие, увлекаться и неистовствовать, как бесноватому. А пророк не таков, но он говорит все с трезвой душой и здравым рассудком, зная, что он говорит».³³

Учитывая это и некоторые другие места из Первого послания к Коринфянам многие исследователи отмечали, что дар «иных языков» в книге Деяний и глоссолалия в описании Апостола Павла представлены по-разному: «у Луки речь идет о говорении на иностранных языках, а у Павла – об экстатической, нечленораздельной речи, известной по эллинистической традиции экстатического мистицизма».³⁴ На наш взгляд речь в послании Апостола Павла идет не о другом варианте глоссолалии, тем более что он сам был свидетелем подобного чуда говорения на иностранном языке крещенных им в Ефесе (см. Деян.19:6),³⁵ а о необходимости различения подлинного дара Божьего от языческих мистических практик.

В своем Послании к христианам Коринфа Апостол Павел предстает нам как мудрый педагог, который при помощи риторических и полемических приемов пытается исправить заблуждения, которые возникли в этой христианской общине из-за чрезмерного увлечения глоссолалией.³⁶ Некоторые православные авторы считают, что коринфский дар, в отличие от чуда Пятидесятницы, имел не вполне христианский характер. Архимандрит Ианнуарий (Ивлиев) объясняет причину такой ситуации в Коринфе тем, что глоссолалия играла большую роль в прежней языческой жизни многих христиан, о чем говорится в 1Кор.12:2. «Экстатические феномены были широко распространены в античной религиозности. Самый известный пример – дельфийские оракулы. Святилище Аполлона в Дельфах на склонах Парнаса славилось во всем греко-римском мире теми предсказаниями, которые давала жрица пифия. В Дельфы стекались паломники со всех концов эллинистического мира. Они задавали богу Аполлону волновавшие их вопросы и за известную плату получали ответы на свои вопрошания. Эти ответы от имени Аполлона давала им пифия. Сидя на треножнике, опьяненная особым настоем из лавровых листьев и окутанная испарениями Кастальского источника, над которым она восседала, она погружалась в состояние транса. В ответ на задаваемые ей вопросы пифия что-то невнятно бормотала и произносила бессвязные слова».³⁷

По мнению отца Ианнуария, похожая ситуация наблюдалась и у некоторых членов коринфской общины: «Некоторые члены Коринфской церкви во время молитвенных собраний приходили в состояние религиозного вдохновения, или экстаза. И они тоже «говорили» на «ангельском языке» – как тогда называли языкоговорение (ср. 1Кор. 13:1). Судя по тому, что нам сообщает об этом явлении апостол Павел, это было самозабвенное, обращённое к Богу лепетание, произнесение нечленораздельных звуков или, возможно, пение».³⁸

Подобный же вариант глоссолалии позднее будет встречаться в еретических общинах, отделившихся от Единой Апостольской Церкви. Например, Евсевий Кесарийский рассказывая о ереси Монтана (II в.) сообщает о проявлении подобного сомнительного дара, считая его следствием демонической одержимости: «Говорят, что некий Монтан, из местных новообращенных, в безмерной страсти к первенству дал врагу войти в себя; одушевляемый им, придя внезапно в исступление, он начал говорить нечто странное (lalei_n kai\ xenofwnei_n – начал говорить и издавать странные звуки), пророчествуя вопреки обычаю Церкви. …. Он взволновал двух женщин (Максимиллу и Присциллу – авт.), исполнил их своего лживого духа, и они, подобно Монтану, стали говорить бессмысленно, неуместно и странно» (Церковная история. V, 16, 7–9).³⁹

Другой случай ложной глоссолалии связан с таким феноменом, который современные неопятидесятники называют «молитвой на иных языках». Вероятно, впервые он широко распространился в харизматической секте мессалиан или евхитов (с конца IV в.). Протопресвитер Иоанн Мейендорф именует эту секту «великой духовной ересью христианского Востока».⁴⁰ Об учении данной секты известно не так уж много, однако есть основания считать, что представители этого еретического движения верили в «магическую силу» молитвы для изгнания демона, который обитает в душе каждого человека, независимо даже от Таинства Крещения.⁴¹ Кроме этого молитвенная практика мессалиан, по описанию ее в трудах приписываемых преподобному Макарию Великому, сопровождались характерными особенностями, напоминавшими экстатическую глоссолалию в язычестве и у некоторых возмутителей молитвенных собраний в Коринфе (см., напр. 1Кор.14:9, 14, 23, 33). На молитвенных собраниях мессалиане старались достичь чувственного ощущения «пришествия Святого Духа» и все это сопровождалось экстатическими состояниями: криками, употреблением «возмутительных и непристойных слов», «смятением ума».⁴²

Специалистам в области современных тоталитарных культов это очень напоминает современные «службы прославления» с молитвой на «иных языках» у неопятидесятников. Похожие состояния наблюдались и у предтеч современных харизматиков – квакеров, ирвингиан, как не странно у мормонов,⁴³ и у отечественных сектантов: хлыстов и малеванцев. Как пишет в начале XX века исследователь русского мистического сектантства Д.Г. Коновалов у хлыстов, скопцов, прыгунов и малеванцев практикуется религиозные экстатические состояния при полной пассивности ума и тела. Эти состояния выражались, в том числе в экстатическом возбуждением речи, произнесением непонятных слов и не членораздельных звуков, говорением «странными языками» и молитвой на «иных языках».⁴⁴

По мнению современных исследователей, совпадение в проявлении того, что в сектантских общинах именуют говорением на «иных языках» объясняется при помощи такого направления в психологии как психолингвистика. Современные данные психолингвистики по изучению феномена глоссолалии свидетельствуют, что псевдо-речевые конструкции, производимые верующими в состоянии религиозного экстаза, встречаются и в нехристианской и даже в нерелигиозной среде и являются следствием экстатических эмоциональных переживаний, «когда интенсивное высвобождение эмоций делает невозможным рациональную речь».⁴⁵ Фактически феномен глоссолалии у древних еретиков, у современных неопятидесятников и у языческих шаманов проявляется одинаково и есть следствие не благодатного дара Божьего, а психологического состояния измененного сознания или транса.

Однако именно против экстатического понимания дара говорения на иных языках выступает Апостол Павел в своем Первом послании к Коринфянам.⁴⁶ В тексте Послания нигде не говорится, что глоссолалия это «сверхъестественное средство общения с Богом» помимо разума. Это видно из разбора цитат, на которые обычно ссылаются современные харизматики настаивающие на экстатическом характере глоссолалии: «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (1Кор.14:14) и «Что же делать? Стану молиться духом, стану молиться и умом (по древнегреч.: de\ kai\ tw noi=/ – но также умом, т.е. вместе с тем, одновременно и умом); буду петь духом, буду петь и умом» (1Кор.14:15). То есть в данном случае говориться не о попеременном чередовании молитвы экстатической и молитвы контролируемой разумом, а об одновременном процессе.⁴⁷ Впадение в состояние, когда разум не контролирует речь человека и его поступки Апостолом запрещено однозначно: «не будьте дети умом» (1Кор. 14:20).

Об этом говорят и другие стихи послания, например, (1Кор.14:10): «Сколько, например, различных слов в мире, и ни одного из них нет без значения». В нем фактически опровергаются все попытки переистолковать «молитву на иных языках» как своеобразную шифровку Богу, для того чтобы ее не перехватил диавол, как кощунственно учат о глоссолалии неопятидесятники. Здесь мы видим явное незнание Писания сектантами, ибо Бог знает помышления сердца человеческого и без всяких шифровок (См., напр.: 1Пар.28:9; 1Ин.3:20) и может «сделать несравненно больше всего, чего мы просим, или о чем помышляем» (Еф.3:20). Всякое невразумительное, бессмысленное слово Бог не может принять, т.к. он смотрит не на слова, а на сердце и помыслы человеческие, что подразумевает участие ума в молитве: «Так если и вы языком произносите невразумительные слова (mh\ eu#shmon lo/gon – не ясные, не отчетливые слова),⁴⁸ то как узнают, что вы говорите? Вы будете говорить на ветер (áe/ra от ae/rov – воздух, туман, мрак)» (1Кор.14:9), а не Богу.

Как видим, в своем Первом послании Коринфянам Апостол Павел говорит о конкретных исторических языках, а не о бессмысленных и никому непонятных бормотаниях. Именно поэтому в послании появляется требование истолковывать то, что было сказано на иных языках. Апостол высказывается по этому поводу категорично: «Если же не будет истолкователя, то молчи в церкви, а говори себе и Богу» (1Кор.14:28). Все древние церковные толкователи считают, что сам говорящий на иных языках понимал смысл того, что он произносит. Об этом пишет Ориген: «Если говорящий на незнакомом языке не имеет дара истолкования, то даже если другие не поймут его, он сам уразумеет то, что вложено в него Духом, дабы говорить».⁴⁹ Похожую мысль высказывает святитель Иоанн Златоуст: «Иной сам знал, что говорил, но другому истолковать не мог; а иной имел способность к тому и другому, или к чему-нибудь одному из двух».⁵⁰ Истолковывая излюбленный современными харизматиками стих «кто говорит на незнакомом языке, тот говорит не людям, а Богу; потому что никто не понимает его, он тайны говорит духом» (1Кор.14:2), святитель Иоанн говорит, что апостол здесь не возвышает обладателя такого дара, а наоборот уничижает, более того, обращаясь к следующим стихам, святой отец опровергает и неправильное мнение о том, что глоссолал не понимал произносимых им слов: «Каким же образом, если он не знает, что говорит? Но здесь (апостол) беседует о тех, которые знали, что говорили, знали сами, но не могли передать другим».⁵¹

Единственное исключение некоторые толкователи оставляют для феномена молитвы на иных языках. Во время такой молитвы, обладающий даром иных языков мог не вполне понимать произносимых им слов, тем не менее это были слова на исторических, а не экстатических языках и подобная ситуация вызывала осуждение у церковных авторов. Древний латинский толкователь Священного Писания Амвросиаст (IV в.) истолковывая 1Кор.14:14 пишет: «Ясно, что наша душа не разумеет речей на незнакомом языке, как это происходит у римлян, когда они поют по-гречески: услаждаются звучанием слов, но что произносят, не ведают. …. Какой же плод может получить себе ум, если он не знает, что говориться?».⁵²

Так же оценивает подобную ситуацию и святитель Иоанн Златоуст: «В древности было много таких, которые вместе с даром языков имели дар молитвы; они молились, язык их произносил молитву на персидском или римском наречии, но ум не разумел произносимого. Потому он и говорит: «ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то дух мой молится», т. е. дарование, данное мне и приводящее язык в движение, «а ум мой остается без плода». Что же лучше и полезнее, и как нужно поступать или чего просить у Бога? Того, чтобы молиться и духом, т. е. дарованием, и умом. Потому он и говорит: «стану молиться духом, стану молиться и умом; буду петь духом, буду петь и умом». И здесь он выражает то же, т. е. чтобы и язык говорил, и ум не оставался неведущим сказанного».⁵³

Остается еще один вопрос об «ангельских языках» о которых говорится в послании Апостола Павла (1Кор.13:1). Понимая всю шаткость толкований современными сторонниками харизматической духовности глоссолалии как непонятных никому бормотаний и криков, они пытаются оправдать экстатический характер своего дара ссылкой на языки ангельские. Тем более, что некоторые комментаторы считают, что коринфская глоссолалия не могла быть отождествлена с каким-либо человеческим языком.⁵⁴ Однако эту цитату из Послания Апостола необходимо рассматривать в общем контексте, из которого следует, что всякий дар без любви не имеет ценности (1Кор.13:1–13). Любовь предполагает отказ от эгоизма, от превознесения над другим, даже если это оправдывается особенными духовными дарами: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает. Никто не ищи своего, но каждый пользы другого» (1Кор.10:23, 24).

Апостол Павел неоднократно напоминает, что всякий дар Божий дается для назидания церкви, а не для собственного пользования (Ср.: 1Кор. 14:5 и др.). В противном случае возникает опасность гордыни и тщеславия о чем предупреждает святитель Иоанн Златоуст, рассматривая (1Кор.14:28). Этот авторитетный толкователь Священного Писания осуждает даже тех, кто обладает истинным даром говорения на иностранных языках, если он не идет на пользу всей Церкви: «Если, говорит, ты не можешь молчать, если ты так честолюбив и тщеславен, то говори про себя. Таким дозволением он еще более запрещает, потому что приводит в стыд».⁵⁵

Церковная традиция и здесь не дает оснований подразумевать под ангельскими языками экстатическую речь. Амвросиаст и блаженный Феодорит Кирский (†ок. 457 г.) под ангельскими языками понимают мысленный, а не чувственный язык на котором ангелы воспевают Богу и который доступен для понимания человеку.⁵⁶ Другой толкователь, сириец Севериан Габальский (†ок. 408 г.) под ангельскими языками понимает различия между человеческими языками, которые возникли после Вавилонского столпотворения и которые поддерживается поставленными над каждым народом ангелами.⁵⁷

На наш взгляд объяснение этих слов Послания следует искать, обратившись к греческому тексту: Буквальный перевод «éa\n tai_v glw/ssaiv tw_n ányrw/pwn lalw_ kai\ tw_n ágge/lwn» (1Кор.13:1) будет выглядеть так: «если даже (éa\n – если бы, здесь используется сослагательное наклонение⁵⁸) языками людей говорю и ангелов». Другими словами, Апостол говорит об ангельских языках не в утвердительном, а в предположительном смысле, имея ввиду фантастичность высказанного предположения. Здесь используется гипербола (преувеличение) – литературный прием, который усиливает значение высказанного утверждения. Именно с ним мы стакиваемся в следующем стихе 13-ой главы (1Кор. 13: 2), в котором говорится о возможном, но невероятном и нереальном для человека знании всех тайн и чуде переставления гор.

Против экстатического понимания дара глоссолалии выступают и современные библеисты. По их мнению, правила использования иных языков в общественном служении 1Кор.14:27–28 показывают, что «говорящий не находился в экстазе и не «вышел из себя»».⁵⁹

Наконец необходимо упомянуть еще об одной попытке истолковать глоссолалию как экстатическое или, по крайней мере, несознательное для говорящего состояние. Такое предположение строится на том, что греческое словосочетание glw/ssaiv lalw_V– говорить языками означает не сознательную речь. Авторы согласные с подобной теорией считают, что глагол lalw_V«относится к числу звукоподражательных: он как бы воспроизводит детский лепет, и изначально имел смысл скорее «лепета», чем членораздельного «говорения». «Разумно говорить» передается другим греческим глаголом – «le/gw»».⁶⁰ Надо сказать, что данная гипотеза не нова, и ее спорность в свое время показал в своем исследовании В.Суханов.⁶¹

Однако для того, чтобы разобраться с такой версией, объясняющей иные языки следует рассматривать глоссолалию в связи с вопросом истолкования иных языков. Если иные языки есть бессвязанное, несознательное бормотание, то и истолкование таких языков следует понимать как некое мистическое действо, когда толкующий языки не дает точный перевод, а получает дополнительное «откровение» о только что произнесенной другим фразе на иных языках и раскрывает тайный смысл сказанного.⁶² Именно так пытаются представить дело современные сектанты-харизматики.

Очевидно, что подобное предположение не может быть принято. Дело в том, что слово e;rmhnei/a: «иному истолкование языков (glwssw_n)» (1Кор.12:10 это же слово в 1Кор.14:26), дословно означает объяснение (толкование, перевод от e;rmhneu/w) языков.⁶³ Если обратиться к другому месту Послания, то мы обнаружим вполне определенный смысл, который Апостол Павел вкладывает в этот термин: «Все ли имеют дары исцелений? Все ли говорят языками? Все ли истолкователи? (diermhneu/ousin (от diermhneu/w – толковать, объяснять, переводить)⁶⁴)» (1Кор.12:30), т.е. все ли переводчики с иностранных языков?

На наш взгляд серьезным аргументом в пользу понимания выражения «истолкование языков» именно как перевода с иностранного языка служит то, что практически нигде в греческом переводе Библии (Септуагинте) и в Новом Завете это слово не употребляется в каком-либо ином значении, кроме как истолкование, разъяснение (толкование), раскрытие смысла, перевод. Это серьезный аргумент, т.к. авторы священных текстов, не являясь носителями греческого языка при передаче смысла откровения, обычно употребляют ограниченный запас слов и в одном и том же их значении. Греко-английский словарь Септуагинты рассматривая употребление слова e;rmhnei/a нигде не предлагает вариантов, которые можно было бы подогнать под понимание «истолкования» как объяснение или изложение тайного смысла сказанного. Везде мы встречаем перевод e;rmhnei/a как толкование, устный перевод (to interprate) или перевод (to translate) (см., напр.: Быт.42:23; Ездр.4:7 и др.).⁶⁵

Похожая ситуация и с употреблением этого слова в Новом Завете и раннехристианской литературе. Греко-немецкий словарь к произведениям Нового Завета и раннехристианской литературы под редакцией известного библеиста Вальтера Бауэра дает нам пример употребления слова e;rmhnei/a со значением перевод (übersetzung) в 1Кор.12:10 и 1Кор.14:26 и слова e;rmhneuth/v как переводчик в Быт.42:23; ср. 1Кор.14:28. Кроме этого, такое же значение имеет слово e;rmhneuth/v в известном фрагменте Папия Иерапольского, который приводится у Евсевия Кесарийского и где говориться, что Евангелист Марк был переводчиком Апостола Петра в Риме (Церковная история. III, 39, 15).⁶⁶ (Ср. также: Ин.1:38; 9:7; Евр.7:2).

Ко всему сказанному можно добавить комментарий И.А. Левинской, которая понимает глоссолалию именно как говорение на иностранных языках. В пользу такого объяснения «иных языков» автор историко-филологического комментария к книге Деяний приводит важный аргумент, подтверждающий наши рассуждения: «Сторонники такого понимания текста обращают внимание на то, что глагол (di)ermhneu/w часто означает «переводить», а не «интерпретировать» … следовательно, Павел в 1Кор.14 мог говорить о необходимости присутствия на глоссолалии переводчика с незнакомого, но человеческого языка, а не интерпретатора невразумительной речи.⁶⁷

В связи с вопросом вопросом о молитве на «иных языках», интересным представляется мнение православного греческого богослова отца И. Романидиса. Во-первых, при изучении соответствующих мест из Первого послания Апостола Павла к Коринфянам (см. 1Кор.14:26–27) этот автор приходит к выводу о том, что «Павел никогда не говорит, чтобы один переводил то, что другой говорит на языках. Каждый переводит то, что он сам сказал на языках».⁶⁸ Таким образом, никакой экстатичности и тем более никаких неведомых языков при глоссолалии не наблюдалось. Более того, все те места, на которые привыкли ссылаться современные харизматики для оправдания своих экстатических и невразумительных молитв на языках этот греческий патролог истолковывает совершенно в ином смысле (см. Рим.8:26; Еф.5:18–20 и 1Кор.12–14). По его мнению, речь здесь идет о благодатном даре Святого Духа человеку в виде непрестанной сердечной молитвы. Когда сердце человека очищается от страстей и помыслов, Дух Святой передает молитвы и псалмы из ума в сердце, так что дух человека, наделенный благодатной силой, ничего не делает, а только молится. При этом ум человека участвует в нормальной ежедневной деятельности.⁶⁹

В своем объяснении тех мест из посланий апостола Павла, на которых обычно «спотыкаются» современные сторонники харизматических сект, оправдывая экстатический характер своих «молитв духом на иных языках», православный богослов фактически следует устойчивой святоотеческой традиции. Святые отцы никогда не утверждали то, что проповедуют сторонники экстатических молитв – необходимость произнесения слов молитвы помимо ума и воли, наоборот, они всегда настаивали на непременном участии ума в молитве, внимательности и трезвения при совершении молитвословий. Например, преподобный Макарий Великий († ок. 391г.) призывает подвижников во время молитвы не блуждать помыслами, а «всегда трезвенно умом ожидать Бога … душа пусть не блуждает помыслами на молитве, но сколько может пусть принуждает себя сводить их отовсюду, чтобы душа и помыслы ее были в молитве и ожидании Бога, прося, чтобы предстал ей истинный Учитель, дающий молитву чистую и достойную Бога, дабы наконец душа поклонилась Ему в Духе Святом (ср.: Ин.4:23–24)».⁷⁰

Высшим проявлением духовного совершенства этот святой Православной Церкви называет непрестанную духовную, или благодатную молитву, которая совершается даже тогда, когда человек что-либо делает или ложится спать. Это мера великих и совершенных у которых молитва не прекращается ибо Сам Дух Святой молится в таком человеке.⁷¹ Святой подвижник описывает и особое духовное состояние – восхищение (или экстаз, ведение, созерцание у святых отцов) как плод такой благодатной молитвы: «Восхищается молитвенно внутренний человек в бесконечную глубину оного века в великой сладости, так что отстраняется ум от земного, весь парящий восхищеный туда, и в час тот происходит забвение помыслов земного мудрования, потому что помыслы переполнены и пленены божественным и небесным, беспредельными и непостижимыми вещами, чем-то дивным, что невозможно выразить человеческими устами, так что в час тот молишься и говоришь: «О, если бы душа отошла с молитвою!»».⁷² Как видно, даже то, что принято называть молитвенным экстазом у православных мистиков и о чем еще писал Апостол Павел говоря о своем восхищении в рай и слышании там «неизреченных слов» (2Кор.12:2–4), не предполагает экстатического состояния в смысле прекращения деятельности ума, т.е. сознания и воли.⁷³ Помыслы, т.е. мысли, лишь приобретают иное качество, но при этом осознание происходящего сохраняется и сами слова молитвы вполне понятны для молящегося.

Другой величайший подвижник и мистик Православия, на которого иногда любят ссылаться сторонники харизматических практик, преподобный Симеон Новый Богослов (†1032 г.), в своем учении о молитве не расходится с преподобным Макарием Великим. Он пишет о необходимости осознанной молитвы: «Богу внятны только те молитвы, которые когда произносит молящийся, понимает, что говорит и чувствует. Молитва же языком произносимая, без мысли и чувства, только прогневляет Бога».⁷⁴ Такую молитву святой отец приравнивает к беседе с бесами.⁷⁵

Также у преподобного Симеона мы находим и учение о благодатной молитве, которая «всегда движима Духом Святым». «Когда же сподобится она (душа – Авт.) дара сего, тогда ходатайствовать о ней воздыханиями неизглаголанными начинает уже сей Дух Святый (ср. Рим.8:26), посетивший душу, взывая: Авва Отче, так однако ж, что сей глас Духа Святого бывает собственным гласом тех, которые восприяли Святого Духа».⁷⁶ Другими словами, подвижник, сердце которого очищено от страстей, сподобляется особого действия благодати Божией, которая укрепляет его в совершении молитвы и таинственно, т.е. неизреченно, рождает в его душе вполне осознаваемые слова молитв (ср. Фил.2:13).

Родоначальник исихазма – особой монашеской практики непрестанной молитвы, преподобный Григорий Синаит (†1346 г.) ничего принципиально нового к этому учению не добавляет. У него мы также не найдем никаких оснований для учения об экстатическом совершении молитвы. Например, преподобный ссылается на слова из Апостола Павла: «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (1Кор.14:14) и «хочу лучше пять слов сказать умом моим …» (1Кор.14:19) – для того, чтобы подтвердить свою мысль о том, что молящийся только устами, блуждает умом и не получает никакой пользы. Из его слов следует, что необходимо молиться не попеременно духом и умом, как учат об экстатической молитве харизматики, а одновременно: «Но, как трудится кто телом, так должен и умом трудиться, чтобы не представляться праведным наружно, а сердечно быть переполненным нечистотой и беззаботностью».⁷⁷ Действие благодати Божией всегда разумно – преподобный Григорий говорит о внутренней молитве как о всегда движущимся разумном (noera/) действии Святого Духа.⁷⁸ Он также учит о совершении внутренней или умной молитвы как о движимой в сердце Святым Духом: «Дух Святой влечет к себе ум, водружая его в глубине сердца…».⁷⁹

В свете православного учения о благодатной молитве толкует соответствующие места из посланий Апостола Павла святитель Феофан Затворники (†1894 г.). По слову святителя такую молитву возбуждает в нас Сам Дух Святой, располагая наше сердце к совершению молитвы и внушая ему сам предмет молитвы. Воздыхания неизреченные Духа Святого в нас при этой молитве есть невыразимая языком и мыслью молитвенное чувство в нашем сердце. Оно изливается в сокрушенном и смиренном молении о том, что полезно для всех (см.: Рим.8:26).⁸⁰ Разбирая слова из послания к Ефесянам о воспевании Господу песнопений духовных в сердце (Еф.5:18–19) и о молитве «во всякое время духом» (Еф.6:18), святитель Феофан говорит необходимости участия сердца в молитве и о молитве не внешней только, но, главное внутренней, совершаемой умом в сердце.⁸¹ «В этом существо молитвы, которая есть возношение к Богу ума и сердца. Святые отцы различают умно-сердечную молитву от духовной: первая творится сознательною самодеятельностью молящегося, а вторая – находит, и хотя сознается, но движется сама, помимо усилий молящегося. Это молитва духодвижная; ее можно желать, искать, благодарно принимать, а не совершать по своему желанию, она не в нашей власти. Святой Павел, очевидно, заповедает умно-сердечную молитву».⁸² Свидетельство этого православного святого для нас важно, т.к. святитель Феофан был знаком с практикой глоссолалии и молитв на «иных языках» у ревивалистов, ирвингиан и хлыстов.⁸³

Как видно, устойчивая святоотеческая традиция свидетельствует о вполне определенном понимании того, что следует считать духовной или благодатной молитвой; о том, что никакого экстатического, несознательного, невразумительного характера такая молитва не носит. Кроме того, церковная традиция не склонна видеть в тех местах Священного Писания, на которые вымученно ссылаются сторонники харизматических сект, указания на молитву на «иных языках».

Остается выяснить еще один, немаловажный на наш взгляд вопрос. Если считать, что дар «иных языков», которые получили Апостолы в день Пятидесятницы и коринфская глоссолалия есть одно и то же, то отчего такое различие в проявлении этого дара у Апостолов и у обладателей духовных даров в Коринфе? О чем же достаточно корректно, но вполне определенно пытается предупредить читателей своего послания Апостол Павел, когда речь заходит об «иных языках» (см.: 1Кор.12:2–3; 14:6–10, 19–20, 23, 28, 32–33)?

На наш взгляд, смысл некоторых мест Первого послания к Коринфянам становится более понятен, если предположить, что говоря о даре иных языков Апостол Павел кроме описания положительного и истинно апостольского дара глоссолалии в выше указанных местах предупреждает и о реально существовавших или возможных искажениях этого дара в Коринфской общине, имея ввиду феномен родственный языческой глоссолалии.

На такое понимание слов Апостола указывает толкование 1Кор.14:28 святителем Иоанном Златоустом. По словам этого известного толкователя Священного Писания, Апостол Павел здесь предупреждает христиан об опасности извращения дара «иных языков» в столь знакомые им по прошлой языческой жизни мистические практики:⁸⁴ «Если же не будет истолкователя, то молчи, … Он сказал это для предостережения слушателей, чтобы между ними не случился волхвователь. Остерегаться этого он повелевал и в начале, когда показывал различие между волхвованием и пророчеством, и теперь повелевает различать и наблюдать то же самое, чтобы не вкралось что-нибудь диавольское».⁸⁵ Также святитель Феофан Затворник, рассматривая некоторые из указанных стихов послания, высказывается не только о бесполезности невразумительных слов во время глоссолалии, но и о прямой опасности от «таких непонятных звуков».⁸⁶

О том, что под даром иных языков у коринфян могли проявляться языческие практики пишут и современные исследователи данного явления. Например, священник Игорь Ефимов считает, что «Апостол Павел приравнивает невразумительное экстатическое говорение к языческим беснованиям».⁸⁷ О влиянии на членов коринфской общины христиан их языческого прошлого в отношении понимания ими глоссолалии, пишет известный специалист в области сект А.Л. Дворкин.⁸⁸

Исходя из анализа святоотеческих творений о духовной жизни, очевидно предположить, что искажения дара говорения на «иных языках» у некоторых христиан коринфской общины и у современных харизматиков (неопятидесятников) есть следствие опасного состояния – духовного самообольщения или прелести духовной. Святитель Игнатий Брянчанинов (†1867 г.) определяет прелесть как «повреждение естества человеческого ложью…усвоение человеком лжи, принятой им за истину».⁸⁹

По словам такого духовного писателя как преподобный Иоанн Лествичник (†нач.7 в.): «Все демоны покушаются помрачить наш ум, а потом уже внушают, что им угодно. Ибо пока ум не смежит ока, не будет похищено сокровище».⁹⁰ Настаивая на необходимости неконтролируемой разумом молитвы («молитва духом», она же на «языках») современные искатели глоссолалии оказываются не только заложниками своих психофизических ощущений, но и беззащитными перед непосредственным влиянием на них падших духов, испытывая на себе их непосредственное влияние.

Для того чтобы убедиться в духовно опасном для христианина характере современной сектантской глоссолалии можно привести несколько отрывков о том, что собою представляет прелесть. Важным и для нас является свидетельство одного из величайших православных святых – преподобного Серафима Саровского (†1833 г.). В своем поучении о молитве Иисусовой этот подвижник ссылается на многих святых отцов и в том числе говорит о прелести следующее: «Лукавый дух прелести, приблизившись, смешивает ум и делает его свиреповидным, ожесточает и помрачает сердце, производит боязнь и страх и возношение, рассвирепляет очи, возмущает мозг, во всем теле возбуждает трепет, представляет глазам мечтательный свет …. делает ум исступленным и беснующимся, побуждает и язык произносить речи нелепые и хульные».⁹¹ (ср.:1Кор.12:2–3). Как видим, некоторые проявления этой ложной духовности совпадают с тем, что происходит во время так называемого говорения на «иных языках» на сектантских собраниях.

По свидетельству святителя Игнатия (Брянчанинова) всякий отвергающий в своей молитве покаяние и стремящийся к чувственному услаждению благодатными дарами впадает в тяжкий вид прелести, который называется «мнение». «Одержимый этою прелестью мнит о себе, сочинил о себе «мнение», что он имеет многие добродетели и достоинства, – даже, что обилует дарами Святаго Духа. Мнение составляется из ложных понятий и ложных ощущений: по этому свойству своему, оно вполне принадлежит к области отца и представителя лжи – диавола. Молящийся, стремясь раскрыть в сердце ощущения нового человека, и не имея на это никакой возможности, заменяет их ощущениями своего сочинения, поддельными, к которым не замедляет присоединиться действие падших духов».⁹² Именно такое настроение характерно для харизматических сектантов, ради таких чувственных ощущений ими предпринимаются попытки изобразить или искусственно вызвать у себя глоссолалию ничего не имеющую общего с Божиим даром.

Такую же оценку дают сектантскому говорению на «иных языках» и современные авторы. Иеромонах Серафим (Роуз), например, пишет о том, что современная глоссолалия у сектантов есть проявление сходное с духовным состоянием медиумов и по сути есть воздействие на них падших духов. Он характеризует такую глоссолалию как духовное заблуждение или прелесть.⁹³ Подобного же мнения придерживается священник Игорь Ефимов, который само проявление харизматического возрождения не только у протестантов, но и у католиков считает проявлением прелести. По его мнению «само взыскание дара говорения на языках стало возможным из-за того, что понятие демонической прелести – ключевое в Православном аскетическом учении – совершенно отсутствует в протестантском и католическом мире, породившем харизматические соблазны».⁹⁴

Выводы

О подлинном чуде говорения на иностранных языках без обучения им, чуде, которое произошло во время события Пятидесятницы, можно сказать следующее.

Во-первых, это было говорение на вполне определенных исторических языках, о чем свидетельствует Священное Предание Церкви: святые отцы и церковные писатели, а также тексты православного богослужения. Говорение на иных языках было подлинным чудом Божиим,⁹⁵ благодатным даром Святого Духа, т.к. обладатель такого дара специально не обучался иностранному языку. Как всякое чудо Божие, глоссолалия не была постоянным явлением у тех, кто ее испытал, таким образом, это было особым знамением Божиим для Апостолов, указывавшим на необходимость проповеди Евангелия всем народам. Соответственно, следует признать, что глоссолалия не была всеобщим даром для всех уверововаших и крестившихся, что вопреки Писанию утверждают харизматики.

Другим важным моментом в понимании глоссолалии в Церковном предании является то, что и святые отцы, и богослужебные тексты проводят связь этого дара Пятидесятницы с событиями смешения языков при вавилонском столпотворении. В День Пятидесятницы упраздняется то самое разделение на разные народы и языки, которое явилось следствием греха. Теперь все во Христе «новая тварь» (2Кор.5:17) и в Нем, в Его Теле, которое есть Церковь (Кол.1:24), уже «нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но все и во всем Христос» (Кол.3:11).

Во-вторых, дар иных языков носил временный характер. Подтверждением временности глоссолалии служит и то, что рассматриваемый дар не имеет преемственности служения. Это хорошо видно в сравнении с новозаветным священством. Из истории известно, что дар говорения на иностранных языках в Церкви исчезает к III веку и его подделка, т.е. искаженный, экстатический псевдодар в виде бессмысленного языкоговорения появляется в еретических сообществах.

Из истории Церкви также видно, что глоссолалия как чудо Божие носит и практический характер. Важно помнить, что когда мы говорим о временности этого дара, это не значит, что в тех или иных обстоятельствах он не может проявляться в Церкви вновь. Это подтверждают жития как древних, так и относительно близких к нам подвижников благочестия Православной Церкви. В житиях святых мы можем найти удивительные факты, которые говорят нам о том, что в исключительных случаях благодатный дар говорения на иных языках как истинное чудо Божие проявлялся и в последующие времена для целей обращения к Христу языческих народов или для назидания своих христианский собратий.

В-третьих, на наш взгляд, следует признать определенное отличие между проявлением дара «иных языков» в День Пятидесятницы и описание его в коринфской общине христиан. Отличие это заключается в характере его проявления. Те места из Первого послания апостола Павла к Коринфянам, где он критикует некоторые проявления глоссолалии и обладателей этого дара могут свидетельствовать о проникновении в среду христиан элементов, характерных для языческих религиозных практик, которые ложно воспринимались как дар «иных языков».

Следующий вывод, очевидно связан с предыдущим. Глоссолалия как дар Божий, несмотря на утверждения некоторых авторов, в том числе и православных не носит экстатического характера. Речь апостолов во время глоссолалии была понятна не только слушающим, но и самим обладателям этого дара. Сознание говоривших на иных языках не отключалось и восприятие окружающей обстановки ими было вполне адекватным. Об этом свидетельствует апостол Павел, который непосредственно связывает дар говорения на иных языках с необходимостью перевода сказанного глоссолалом (см. 1Кор.14:28). Апостол в данном случае употребляет слово с вполне определенным значением – (di)ermhneu/w, которое обозначает перевод с иностранного, а не экстатического языка.

Соответственно глоссолалию нельзя интерпретировать как своеобразную молитву на «языках», как состояние духа, в котором человек в исступленном, экстатическом состоянии отдается непосредственному порыву чувств и произносит невразумительные слова, ведомые одному Богу. Как было показано ранее, экстатического состояния при апостольской глоссолалии быть не могло, его также не могло быть и во время молитвы, иначе это был бы нечто совершенно иное. Тем более что такое понимание молитвы глубоко противно библейскому и святоотеческому учению и более подходит к описанию мистических практик в языческих религиях и шаманских культах.⁹⁶

С точки зрения такой психологической науки как психолингвистика глоссолалия в том виде, в котором она существует у современных сторонников харизматического сектантства, есть воспроизведение «речеподобных звуков в состоянии религиозного экстаза», что делает «глоссолалию объектом сознательных или бессознательных манипуляций».⁹⁷ Другими словами, под воздействием атмосферы религиозного собрания и своих собственных ожиданий человек либо сам впадает в состояние транса (измененного состояния сознания) и воспроизводит псевдоречевые конструкции, либо просто симулирует или подражает тому, что считается даром «иных языков» в сектантской группе.

В православном богословии феномен глоссолалии в харизматических группах является ярким примером проявлением ложной духовности – прелести духовной – или даже прямой одержимости падшими духами, о чем свидетельствует анализ этого явления с точки зрения учения о молитве и о благодатных дарах Святого Духа, который мы находим в творениях святых отцов Православной Церкви, а также сравнения современной сектантской глоссолалии с похожими проявлениями из истории еретических движений прошлого.