Русское сектанство

Второе издание

Чтение в зале Харьковской городской Думы 19 февраля 1906 года.

Предметом настоящего чтения мы избрали вопрос о русском сектантстве.

Интерес этого вопроса объясняется тем, что в организме Православной Церкви сектантство является серьезною болезнью, которую, особенно со времени Высочайшего указа 17 апреля 1905 года о веротерпимости, надо неотложно и усиленно лечить.

Для успешного лечения телесных болезней врачи, обычно, прежде ставят диагноз болезни, т. е. распознают ее. То же должно сказать и о болезнях души. У врачей духовных также должна быть своя диагностика. И если мы с целью предохранить себя от телесных болезней, стараемся изучать их пользуясь услугами популярной медицины, то и для ограждения себя от духовных болезней мы также должны знакомиться с ними.

По этим причинам, возможно большее знакомство с сектантством и является насущною потребностью особенно нашего времени. И мы будем считать себя много удовлетворенным, если своим чтением хотя нисколько пойдем на встречу этой потребности.

Как печальное проявление религиозного сознания русского народа, в дальнейшем своем течении неблагоприятно действующее и на его общественно-государственную жизнь, сектантство побуждает нас обратить свое внимание именно на религиозно-нравственный облик русского человека и там поискать корня ему. Здесь мы невольно переносимся мыслью в глубокую старину, ко временам принятия Россией христианства.

История застает русский народ с весьма несложною формою язычества, без определенных религиозных воззрений строго выработанного культа.

Вследствие этого русское язычество быстро падало под напором соседних религий и поддерживалось только искусственными мерами русских князей, да представителями финско-славянского миросозерцания волхвами и кудесниками.

Сам же русский человек к язычеству, как и к другим религиям, относился довольно безразлично. И во времена Владимира он, по одному только решению княжеского совета, спокойно идет за некоторыми исключениями, к рекам креститься в новую веру.

Правда, новая вера вскоре, пришлась русскому человеку по душе. В ней он нашел то, чего напрасно искал в язычестве. В ней он нашел разгадку о себе, не только как вещи в миpe физическом, но и как особой от вещественного мира личности.

Но все же усвоить сущность христианского учения ему было не под силу. И если он стал преобразовывать свою жизнь, тo только согласно со своим слишком узким пониманием христианства Да иначе и быть не могло. Обыкновенно в грубом состоянии народа вся религия его сосредоточивается в формах наружных; существенное значение богослужения и религиозных обрядов не доступно его уму. Он увлекается только внешнею стороною религии -- потребностью религиозных зрелищ.

Не получая должного воспитания, он механически пpиyчается креститься в известных случаях и затверживает несколько священных имен, облекая их духовное влияние на свою судьбу в самые грубые формы.

Так отнесся и древне русский человек к новой вере – христианской. Все свое внимание он сосредоточил па внешней ее стороне и ею воспитал в себе лишь расположение к христианской религиозности. Глубина же христианского вероучения и нравоучения была ему не под силу.

Русские князья, бояре, поселяне часто ходили в храм Божий, украшали свои дома святыми иконами, зажигали пред ними огромные свечи, лампады, строго соблюдали посты, списывали церковно богослужебные книги и т. д... но внутренний смысл этих действий оставался для них непонятным. Следствием этого было то, что христианская внешнеобрядовая религиозность, проведенная русским человеком чрез его национальное горнило, смешалось с его суевериями, обычаями и житейскою обстановкою, которым он придал религиозный смысл.

В результате получилась простодушная, своеобразная, древнерусская религиозность, бедная своим внутренним содержанием. но богатая самой причудливой и разнообразною внешностью. Будучи таковою, она не в состоянии была преодолеть далее глубокой тьмы, языческих суеверий, а в случае прямого столкновения с каким-либо поветрием, рассудочного неверия она была до того беспомощна, что бедные русские книжники, могли лишь открещиваться от него, как от бесовского наваждения.

Между тем, опасность от неверия появилась па Руси очень рано. Уже в начала XI в. на Русь проникли из южно славянских земель богомильские мнения, с их резким отрицанием Церкви во всем ее историческом развитии, с мечтами об учреждении апостольской церкви, на основании произвольно и тенденциозно взятых из апостольских писаний мест, якобы оправдывающих их крайне демократические воззрения и наконец, с их грубым цинизмом под видом монашеского аскетизма или скопчеством.

Брошенное богомильством в душу русского человека семя религиозного скептицизма не заглохло. Конечно, вольномыслие в то время не могло быть теоретическим, – для, этого, требовалось понимание и сознательно-критическое отношение к сущности христианского учения; но в силу склада религиозной жизни древнерусского человека, оно могло быть только практическим, каким и заявило себя в 70– х годах XIV столетия в ереси стригольников.

По существу своему эта ересь была протестом, главным образом, против жизненной практики в русской церкви, против тех или других, действительных или мнимых в ней злоупотреблений. Начав с упреков духовенству, что оно поставляется на мзде и дурно живет, стригольники кончили полным отрицанием иерархии и таинств церкви, отрицанием воскресения мертвых и молитв за умерших. Церковная обрядность была полностью ими отвергнута. В жизни они усвоили практические принципы богомилов: нищенство, постничество, аскетизм и трезвость. чем привлекали к, себе симпатии простого народа, обычно судящего о людях по наружности.

На почве; такого доморощенного рационализма, в конце XV века появляется у нас новая ересь жидовствующие. Она представляет собою смесь стригольничества с еврейством и частью с отрицательными мыслями, бродившими в то время на западе и проникавшими на Русь через Литву.

Спустя полстолетия, после появления жидовствующих, русский рационализм вновь проявляется, по уже в духе критического отношения к сущности христианского учения-это в ересях Бакшина и Косого.

Здесь, несомненно, сказалось влияние уже сложившаяся в то время в определенную форму западного рационализма. Так, Бакщин учил, что Иисус Христос не равен Богу Отцу; отрицал воплощение Христа и акт искупления, говоря, что как Бог словом создал, так словом мог и восстановить мир. Человек, по мнению Бакшина, и после смерти Христа остался прежним: также рождается, болеет, умирает и истлевает. В то же время Бакшин отвергал: св. Преданиe, пресуществление в таинстве евхаристии, почитание св. креста, икон, храма, молитву за умерших и т. д. Так же учил и Косой.

Досель мы видели, что, с принятием христианства, древнерусский человек сохранил свои языческие суеверия, обычаи и житейскую обстановку и только прикрыли их христианским обличием.

С другой стороны, вместе с христианством он воспринял и пришлые еретические мнения, придав им свою окраску.

На почве смеси языческих воззрений с христианством и с еретическими мнениями возникает в 30-х годах ХVII ст. ересь христовщинcкая, или как позднее ее называли ересь хлыстов.

Нет ничего удивительного в том, что ко времени появления на Руси хлыстовщины, в русском народа сохранялись следы древне-языческих религиозных воззрений. По замечаниям историков: „кудесники, как представители финско-славянского миросозерцания, всегда поддерживали в народа национально-языческую антипатию к церковно-византийскому христианству. До XIII века они, на северо-востоке русской земли, производили открытые народные восстания против проповедников церковно-византийского миросозерцания. А по украинам, где чудь преобладала над населением, чудские колдуны и кудесники восставали против проповедников христианства и в XII в. и после (проф. Щапов). Роль кудесников в жизни древнерусского человека приближалась к служению священников и в такой роли застает их история и в XVII стол. В одном указе Алексея Михайловича говорится: «многие люди, забыв Бога и православную веру, в городах и уездах бывают со многим чародейством и волхованием: волхвов, чародеев и богомерзких баб в домы к себе призывают и к малым детям, и те волхвы над больными и младенцами чинят всякое бесовское волхование и от православия всех православных христиан отлучают». Эти древнерусские, чудско-сдавянские волхвы и кудесники поддерживали в массе народной и те элементы языческого богослужения какие потом вошли в состав «молений» и «радений» хлыстов.

Это так называемые, церковными учителями, идольские «сборища», или старый религиозно-увеселительные народные собрания. На этих собраниях, по словам писателей: «быша радость бесовская», происходили плесканья и плясанья мужчин и женщин; жены и девы пели «песни бесовския, мирския и грязныя», плескали и плясали и главами качали, кликали коляды, овсеня и плуга и тут же совершалось «мужам и женам и отрокам великое прельщение и падете, женам замужним беззаконное осквернение и девам растление.

Таким образом, в народной массе искони поддерживалась привычка к сборищам и оргиям, сопровождавшимися песнями, пиршествами и даже тем, что у хлыстов именуется «свальным грехом». Секте хлыстов оставалось только дать всем этим языческим сборищам санкцию своих молений и радений. Потребность в этом особенно сильна была в XVII веке. «С распространением церковной грамотности в народе, говорит проф. Щапов, в XVI и особенно в XVII вёке великорусское, чудско-славянское кудесничество и шаманство, стало все болёе и более преобразовываться в секту волшебно-раскольническую, шаманско-пророческую.... Старое языческое, финско-кудесническое миросозерцание, грамотные волхвы и чародеи облекли в формы церковно-книжного учения. Когда возник раскол, волхвы и чародеи, шаманы и кудесники стали обращаться в пророков и расколо учителей. Так как повсюду в велико-русских областях и селах население большею частью было смешанное чудско-славянское; состояло из обруселой и крещенной чуди, веси, мери, мордвы, чухонцев, чуваши, черемис, зырян и других финских племен, крайне преданным шаманству, то повсюду в этих областях и селах чудско-славянские волхвы, шаманы, кудесники и кудесницы, под влиянием церковно книжного учения прикрывали свое шаманство и кудесничество христианским обличием пророков и пророчиц, и старому кудесническому шаманству, придали вид христианско-пророческий»

Таким образом, в чудско-славянском кудесничестве мы находим большую и главнейшую часть тех элементов, из которых сложилась и которыми доселе живет едва ли не самая распространенная на Руси секта хлыстов.

Хлыстовские «боги», «христы», «богородицы», «пророки и пророчицы» – эго те же древне языческие кудесники, шаманы и кудесницы, только прикрывшиеся христианским обличьем. Хлыстовские «моления» и «радения» с «свальным грехом» это древне-языческие идольские «сборища с плесканиями, плясаниями и великим прельщением». Все здесь тщательно наряжено в христианский плащ и оправдывается ухищренным толкованием Св. Писания.

Бог у хлыстов, хотя и существует вне мира, но известен им только по Своим многократным воплощениям в избранных- хлыстах. Последние, при воплощении в них Бога, перестают быть простыми людьми и становятся «богами». Получается обожествление человека, или человекообожание. Троичности Лиц в Боге хлысты не признают. Первые два Лица Св. Троицы у них в учении о воплощении совершенно сливаются и отождествляются, разнясь между собою только в названиях. Дух Святой также является только особою духовною силою Бога Отца, обитающею на седьмом небе, откуда эта сила по молитве хлыстов «накатывает» на них и проявляет себя через них в пророчествах, нечленораздельных звуках и разных телодвижениях. Воплощение Христа в людей происходит у хлыстов двояко: или через естественное рождение от хлыста – Христа и его жены Богородицы, младенца христосика или же через особые подвиги хлыста как то усиленную молитву, пост и т.п. В одно и то же время может быть много Христов.

Евангельского Иисуса Христа, как второго Лица Св. Троицы, воплотившегося от Духа Святого и Девы Марии. Своею смертно искупившего грехи всего мира и основавшего на земле Свою церковь, хлысты не признают. У них Иисус – это сын Иосифа и Марии, простой человек но только воплотивший или вместивший в себя Христа, как вмещают Его и избранные хлысты. Посему закон Христа, данный чрез Иисуса, имел цену только для современников Иисуса, как и откровение Христа чрез хлыстов имеет значение только для современников этих хлыстов. Такое откровение Христа в хлыстовском обществе никогда не прекращается. Отсюда понятно, что и к источникам христианского учения – к Св. писанию и Св. Преданию хлысты относятся отрицательно, признавая за ними только значение для времени Иисуса. На место их они ставят заповеди своих «живых» христов и пророков. Из учения об Иисусе Христе у хлыстов вытекает и отрицательное отношение к основанной Им видимой новозаветной Церкви. Эта Церковь, по их мнению, плотская, душевная, потребная только для людей, не познавших истины. У познавших истину есть другая Церковь, духовная, обладающая всеми чрезвычайными дарами Св. Духа: даром языков, пророчества и др. Выходя из чисто дуалистических воззрений на материю, хлысты признают в человеке тело злым началом, а дух добрым. Злое начало подлежит умерщвлению или погашению, а доброе возгреванию. Посему они отрицают брак и деторождение как скверну; изнуряют тело особыми «радениями», иногда совершаемыми «свальным грехом», не едят мяса и т.п. По той же причине они отрицают воскресение тела. Тело это темница души. Душа существовала до сотворения видимого мира и за содеянных грех заключена в тело. По смерти тела, душа хлыста переселяется в сообщество ангелов, а не хлыста входит в животное, где очищается и снова вселяется в тело человека пока последний не станет хлыстом.

Нравственная распущенность хлыстовских общин или «кораблей», достигшая своего апогея во второй половине XVIII столетия. Вызывает резкий протест. Во главе недовольных становится Кондрат Селиванов. Он старается возродить хлыстовщину. Средством для этого избирает оскопление. Скопческие идеи давно уже проникли на Русь вместе с христианским аскетизмом. Положив в основу своего учения дикое изуверство Селиванов постарался и догматически оправдать его от Св. Писания. В остальном секта скопцов мало чем разнится по существу от хлыстовства.

Странным казалось бы, как это такая секта могла возникнуть и даже широко распространиться на Руси в то время, как уже более полсотни лет Русь жила с прорубленным на запад окном. Между тем на деле странным было бы отсутствие подобных сект. По свидетельству историков и в конце XVIII-го стол., толпы народа жадно слушали пророчества ложных пророков; по деревням и селам бродили: юродивые, пророки, колдуны, кликуши, странники и страницы с нелепыми расказнями; суеверные обычаи сохранялись в полной силе, русские люди не работали в пяток постились 12 пятниц в Стародубском полку в церковном ходе водили жонку простоволосую, под именем Пятницы, молебствовали под дубом и пр . Страстью к диковинкам, юродам и блаженным заражены были и знатные люди того времени.

В барских домах живали приживалки, которые толковали сны и приметы, гадали по картам и на кофейной гуще, лечили заговорами и снадобьями болезни, унимали домовых, спасали от порчи. Насколько поразительно было невежество и суеверие, видно из следующего факта: в 1770 году, в Яренском уёзде, три бабы кликали на четверых мужиков в порче посредством напускания по ветру каких-то дьявольских червяков. Оговоренных долго истязали: сначала сельский власти, потом Яре некая воеводская канцелярия, затем Устыжская консистория и провинциальная канцелярия. Наконец, отправили в Сенат вместе с поличным – с червяками. Сенат нашел их невинными и отправил домой; в дьявольских червяках увидел простых сушеных мух и опубликовал длинный обличительный указ против глупых судей.

И основатель скопчества Селиванов является ни кем иным, как «великим волхвом и пророком над пророками». Его внешний вид, его подвиг молчальничества служили ему блестящей рекомендацией на Руси. За тридцать лет до него маску юродства, молчальничества и пророчества надел знаменитый хлыст Андреян Петров и повлиял даже на знатнейших бар. И к жившему одно время под колокольнею в селе Быкова Селиванову приходили крестьяне с великим благоговением и просили его, чтобы он «открылся им языком: Илия ли он пророк, или Енох, или Иван Богослов»? Но Селиванов «с огорчением сталь молиться Богу речью другим языком, что было им непонятно». Таков был основатель скопчества и такова среда, в которой он действовала

Здесь, именно, в этой смеси в религизно- нравственном облике русского человека финско-славянского язычества с христианством и кроется разгадка поя влети и роста v нас подобных сект.

Мы уже видели, что в ереси Бакшина и Косого русский рационализм подпал под сильное влияние рационализма западного. В начале же XVIII-го стол., в лице лекаря Дмитрия Тверитинова он почти сливается с протестантством. Ученик немцев – протестантов, вызванных в Россию для насаждения в ней новой материальной культуры, Тверитинов усвоил и религиозные воззрения своих учителей и образовал в Москве кружок русских вольнодумцев. Они отвергали авторитет церкви со всею ее иерархиею, соборами, Св. Преданием и учением святых отцов, не признавали таинств, св. мощей, икон, креста, постов и всей вообще обрядовой стороны религии, не почитали святых, не молились за умерших. Вместо икон, в переднем углу их квартир, висели листы с начертанием на них двух первых заповедей, а на стенах другие листы с текстами в защиту их учения. Должно, впрочем, заметить, что основной догмат протестантства об оправдании человека одною верою без дел закона не был принять кружком Тверитинова. Тверитиновцы с особенною силою выдвигали необходимость для спасения собственных дел и заслуг. В то же время они отличались и поразительным фанатизмом. Так, известно, что родственник Тверитинова, цирюльник Фома Иванов, придя однажды в церковь Чудова монастыря, бросился с косарем на резной образ чудотворца Алексия и изрубил его. Учение Тверитинова разошлось по разным краям России.

Но наилучшим местом для распространения религиозного вольнодумства были Украина и Новороссия. В Азовскую крепость ссылали разного рода преступников. В Украину бежали массы недовольных порядками государственной, общественной и церковной жизни в России. Да и сама Украина издавна сносилась с южными и западными славянами. Из Болгарии в Украину проникла ересь Богомильская и отразилась на южнорусской народной словесности. По словам исследователей: «малорусская песни представляют то оригинальное явление, что в них встречаются вместе все варианты, какие в Cepбии и Болгарии, в Германии, Чехии, Моравии, Польше и Великороссии попадаются порознь».

Словом, в Малороссии текли обильно с северных, южных и западных славянских земель, а также и чрез многочисленных выходцев из тесной и скученной Германии разные религиозные мнения. Все это давало богатую пищу пытливому, скептическому и не установившемуся в своих религиозных воззрениях малороссу. А ненормальные условия его общественного и церковного быта усиливали в нем стремление к поискам лучшего. Когда в 50-х годах XVIII стол., в пределах Харьковской губ., раздалась громкая проповедь одного иностранца – квакера, запечатленная протестом против тогдашнего общественного положения крестьян, то народный массы сердцем потянули к ней. В самом деле, народ был в крепостничестве, а ему твердили о равенстве всех людей; помещики по своему капризу отдавали своих крепостных в рекруты на всю жизнь, а тут раздается проповедь о незаконности самой войны и присяги, крестьян притесняли всякого рода мелкие чиновники, а им возвещали, что для чад Божиих никаких властей не нужно. Кажется, чего лучше?. . И все выходило по божественному – от Св. Писания!

Понятно, что, открыв сердца народа чрез удары по их больным струнам, квакер не замедлил посеять на такой благодарной почве семена своего религиозного учения, мистицизм который уже достаточно был знаком малороссу,

Все эти религиозные и социальные веяния вскоре принесли обильный плод. К ним чутко прислушался и их воспринял хотя и но своему казак Екатеринославской губ. Силуан Колесников известный основатель секты духоборцев

В задачу нашего учения не входит подробный исторический очерк сект, а только абрис духовной атмосферы, которая породила ту или иную секту и учений этих сект. Посему мы кратко очертим сущность духоборческого учения.

Как возникшее под влиянием мистических идей протестантизма, духоборчество и само резко запечатлено – мистицизмом. Выходя из мысли о непосредственном общении человека с Богом, чрез что каждый духоборец становится Сыном Божиим, духоборцы отвергли видимую Церковь, с ее иерархией, таинствами и обрядами. «Наша церковь, говорят они, состроена в душах в сердцах человеческих», она невидима. Все свое учение духоборцы черпают не из Библии, которую почти совсем отметают, а из собственного разума! озаряемого, по их словам, божественным разумом, обитающим внутри каждого духоборца. Другим источником учения у духоборцев является прение их отцов, именуемое «Животною Книгою». Последняя состоит из многочисленных псалмов, часть которых духоборческого сочинения, а остальные взяты из книг Св. Писания и из молитв и песнопений Православной Церкви. Полагаясь в деле веры исключительно на свое внутреннее озарение, духоборцы не имёют определенной догматики и в делах веры у них царит произвол. Такой же произвол сказывается и в их отношениях к Библии, в которой они многое отрицают, а многое объясняют по вдохновению живущего-де в их сердцах Христа, который якобы еще отцам их повелел: «вы, мои голуби, выбирайте из мякины одно чистое зерно и насыщайтесь им».

Ни при всем хаосе вероучения духоборцев, все же возможно выяснить некоторые пункты его. Так, Бог, по учению духоборцев, не есть самостоятельное, Всемирное и личное Существо. Он неотделим от духоборческого рода и видимого мира Божественная Троица – это не три отдельных Лица, а три различных действия, проявления или видоизменения одного и того же Существа. В человеке: Бог Отец – это память, Бог Сын -разум, Бог Дух Святой – воля. В природе: Отец – свет, Сын -живот, Дух Святой – покой.

Здесь мы встречаемся уже с чистым пантеизмом! При таком! учении о воплощении, или, точиле, перевоплощении Божества, Христос перестает быть личностью и притом историческою. Он-божественный разум, переселяющейся из одних избранников в других. Так, в Ветхом Завете Он обитал в патриархах и пророках, а в Новом, – переселился в простого человека Иисуса, по смерти и истлении которого перешел в апостолов, затем в их преемников, и наконец, в духоборческий род. Здесь Он пребывает, постоянно рождаясь в духоборцах, особенно в руководителях духоборчества, которые посему и называют себя Сынами Божьими, Христами и требуюсь себе божеского поклоненья, так что у духоборцев происходи! Поклонение «живому» Христу.

Известно, что уже ученик Колесникова Побирохин, насадитель духоборчества в Тамбовской г., объявил себя Сыном Божьим и избрал себе 12 Апостолов.

Сын Побирохина, бежавший под фамилией Капустина от военной службы на Молочные воды, также назвал себя Христом – Богом и требовал себе божеского почитания.

Божеское достоинство затем надолго закрепилось за родом Капустина, сын которого принял новую фамилию Калмыковых, пресекшуюся в 1886 году, после чего в духоборчестве пошли неурядицы и дробления на партии или толки.

При таком взгляде на Христа, понятно, что за Его воплощением и смертью духоборцы отрицают искупительное значение и смотрят на них, только как на наглядное выражение того, что происходит в душе каждого духоборца, совершающего свое спасение.

В учении о человеке, духоборцы повторяюсь воззрения дуалистического пантеизма, запечатленный резким отделением души от тела. По их мнению, душа человека существовала до сотворения мира и тогда же пала. В наказанье за грех она и заключена в тело. По смерти тела, души добрых людей переселяются в тела других людей, от 6-ти до 15-летнего возраста, изучивших хотя несколько псалмов из «Животной Книги», а злых – в животных. Евангельского учения о воскресении мертвых, будущей жизни и мздовоздаяния духоборцы не признают. Мир, учат они, не кончится, но останется вечно таким же, каким мы видим его ныне. Но когда Бог, явившись в образе человека, произведет Свой суд, то на земле останутся жить вечно со Христом только праведники, а грешники будут заключены в ад на вечные мученья. Божий суд будет так строг, что и из духоборцев спасутся не все: из тысячи душ одна душа мужского пола и из тьмы тысяч одна душа женского пола, по причине природной умственной ограниченности женщин.

Провозглашенный духоборцами принцип, чисто-духовного поклонения Богу, однако, не проведен ими полностью в жизнь. У них есть свои видимые молитвенные собрания, свой богослужебный ритуал, хоть и несложный, особый обряд религиозного целования и взаимного поклонения, причем считается, что целование и поклонение воздаются Богу, так как человек образ Божий.

Что касается нравственного учета духоборцев, то оно всецело запечатлено их взглядом на материю, как на зло, на тело человека и на весь внешний мир, как па темницу и узы души. Отсюда у них строгое воздержание в брачной жизни, неедение мяса, нелюбовь к разным благам материальной культуры, порицание всего, что услаждает внешнего человека, даже порицание наслаждения пением птиц, которое де отвлекает людей от заботы о внутреннем совершенствовании. Все земные блага, в том числе имущество, по мнению духоборцев должны быть общие. Отрицая в принципе для себя, как для сынов божьих, всякое начальство и суд, духоборцы, за исключением тех, которые подпали под влияние сторонних им идей, в практике не противились властям и даже почитали их. Впрочем, монархическое управление они считали противным своему образу мыслей, хотя сами же, в своих общинах завели его и передали роду Калмыковых. В семейном быту духоборцев дети зовут родителей собственными именами: Иван, Mapия и проч., нередко в уменьшительном виде. Названия: отец и мать не употребительны. Муж зовет жену сестрой, жена мужа братом. И все это на том основании, что Христос сказал де: «все вы братья; отцом себе не называйте никого на земле, ибо Один у Вас Отец, Который на небесах». Так, начав с поклонения Богу духом, духоборцы, как и другие сектанты, кончили мертвым служением букве.

Мы уже видели, что рьяным насадителем духоборчества в Тамбовской губ. был крестьянин села Горелого, той же губернии Побирохин, Там раздался и первый громкий протест против основных начал духоборчества. Протест шел от лица крестьянина Семена Уклеина.

Человек бывалый, грамотный, красноречивый, по ремеслу портной, Уклеин женился на дочери Побирохина и вступил в секту духоборцев Но, знакомясь ближе с духоборами, он видел что они резко отрицают библию, что сам . Добирохин глумливо называет ее «хлопотницею» и на ее место поставляет свой вымысел, под именем «животной книги».

Видел Уклепин и недобросовестность Побирохина, когда он, запрещая другим читать библию, сам тайком почитывал ее и ее слова выдавал за свои наставления. Когда же Побирохин объявил в селе, что будет судить вселенную, как Сын Божий, как Бог, то Уклепин не выдержал и открыто выступил против него.

Посланные Побирохиным «смертоносные ангелы» с целью умертвить Уклеина не могла исполнить своей миссии и Уклеин бежал в село Рыбное, Моршанского уезда, где избрал из своих последователей 70 учеников и с ними торжественно с пением псалмов вошел в Тамбов для проповеди своего учения и истребления православных икон. Конечно, замыслы Уклеина в корне были пресечены. После Уклеин скитался по разным селам, женился в четвертый раз, бросив первых жен в, и деятельно пропагандировал свое учение.

Посещая с пропагандою соседние и отдаленные губернии, даже Кавказ, он для большего успеха своей проповеди возил с собою хор певчих из молодых девиц, который распевали псалмы по старым простонародным распевам. Проповедь или учение Уклеена получило название молоканства, потому что уклеинцы ели в посты молоко. Сами же уклеинцы называли себя молоканами на том основании, что были напитаны «словесным молоком», т. е. Словом Божьим.

В чем же заключалась проповедь Уклеина?

Выродившись из духоборчества и в противовес ему, молоканство, в лице Семена Уклеина, прежде всего заявило, что оно не признает «животной книги», что «веровать должно так, как учит Библия» и притом буквальный смысл Библии; что Бог существует самостоятельно и отдельно от человека, Он троичен в лицах; что второе лицо – Сын Божий жил на земле с необыкновенным телом человека, а принес его с неба, как и прежде являлись людям во плоти ангелы.

Христос, по учению молокан, и умер особым образом. Его учение хранится только в Библии. Других писаний или священных преданий нельзя признавать, так как в них извращено учете Христа. Настоящая Христова Церковь существовала только при апостолах и до IV- го века, когда она смешалась с языческими вымыслами. Теперь истинную церковь составляют только молокане, они одни и спасутся при последнем суде.

Воскресение людей будет духовное; плоть же человека не восстанет из праха. Обосновавшись на буквальном смысле слов Евангелия: «Бог есть Дух и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине», молокане отвергли все видимое в религии: внешнюю сторону в таинствах, иерархию и все обряды православной церкви.

Те же места в Св. Писании, которые ясно говорят о воде; в таинстве; крещения, о хлебе и вине; в евхаристии, об елее и елеопомазании и т. д..., они, вопреки своему принципу буквального понимания текста Св. Писания, истолковали в духовном смысле, или иносказательно, разумея под водою учение, под хлебом и вином глаголы Христа, под елеем благодатный невидимый дар, испрашиваемый молитвою и т. д... Конечно, молоканам, как мало развитым людям, не видно было, как они сами ниспровергают свои принципы.

Ниспровергнут был ими и принцип духовного поклонения Богу, когда, на смену православной обрядности, они завели у себя свою и при том довольно сложную обрядность.

Постепенное умножение обрядов послужило поводом к дроблению молокан на толки, враждебные друг другу. Не устояли молокане и пред соблазном мистицизма, воспроизводя его в духоборческой и даже в хлыстовской форме; в своих общинах.

Уже Уклеин считал себя за богопросвещенного пророка, призванного восстановить истинное христианство. В роли пророка выступал и его преемник Андреев, беглый солдат. Но особенно резко мистицизм проявился среди молокан в 1830-х годах.

Hнекто Никита Иванов, молоканский наставник проживая па молочных водах, объявил, что в 1886 г. должно открыться 1000 летнее царство Христа. Mместом царства назывался Кавказа. И вот за Ивановым с пением псалмов потянулись на Кавказ большими толпами молокане, а с ними и смущенные православные. Появились и предтечи второго пришествия Христа на землю. Терентий Белозеров объявил себя за Илию пророка, посланного с неба на землю возвестить людям о необходимости приготовиться постом и молитвою к встрече Христа. А Енох, по его словам, послан на запад с тою же вестью.

Вcкоре Белозеров заявил, что ему пора уже и на небо вознестись. В назначенный день молокане собрались смотреть на его Вознесение. Приказавши толпе пасть на землю, Белозеров стал махать руками, чтобы подняться па небо. Опыт не удался и молокане, связав его, отдали властям. После нончая 1836 годом. у молокан еще появлялись лжехристы и лжепророки, пока молокане окончательно не уверились в их самозванстве.

Считая себя людьми «не от мира», молокане учили, что им надобна совершенная свобода от всяких человеческих законов и ограничений. Власти, законы и т. под, – все это нужно для сынов мира, или людей грешных, нравственно несовершенным.

По отношению к пользованию земными благами молокане проповедовали общность земли и всех ее богатств. Но иное дело проповедь, иное жизнь. В жизни молокане никогда не осуществили своих коммунистических чаяний.

Правда, крестьянин Самарской губ. Михаил Попов, на основании слов: «все же верующие были вместе и имели все общее» (Деян. Апост.), потребовал было, чтобы у молокан было общее имущество. И действительно молокане снесли свое достояние к ногам общего особого казначея. Но вскоре среди них появились желающие жить на счет других. Тогда они ограничили общение в имуществе отчислением в общую кассу только десятой части имения каждого члена общины. Принимались, впрочем, в кассу и добровольный жертвы.

Отсюда и выдавались пособия нуждающимся, причем последние должны были или возвратить пособие, или понести пост по одному дню за каждый рубль. Так общность имущества у молокан потерпела полное фиаско.

Мы уже говорили, что введение обрядов подало повод к дроблению молокан на толки. Особенную смуту породило среди молокан привнесение к ним религиозных элементов еврейства.

Секта жидовствующих уже имела место в религиозной жизни русского народа. Ее остатки продолжали бродить по Руси. С ними и столкнулся известный нам Уклеин. Желая привлечь жидовствующих в молоканство, он с этою целью делает им уступку, принимая некоторые еврейские правила, например, запрещение есть свинину или рыбу без чешуи. Но такая уступка подала повод к прениям о значении Моисеева закона и многиеe молокане, во главе с Сундуковым, признали превосходство Моисея пред Христом, затем стали праздновать субботу, завели у себя обрезание и постепенно сблизились с еврейством. Некоторые даже признали талмуд, усвоили обрядность еврейских молений и завели у себя раввина из природных евреев.

Другие примкнули к караимам. В настоящее время, выделившаяся из молоканства секта жидовствующих, гнездится главным образом, в епархиях: Ставропольской, Астраханской, Оренбургской, Тамбовской и других. Она разделяется на три сравнительно больших толка: талмудистов или шапошников, староиудеев или безшапошников и караимов.

Эти толки разнятся между собою тем, что шапошники во всем подражают евреям – талмудистам; безшапошники отвергают Талмуд и обосновываются на книгах Св. Писания Ветхого Завета, а караимы пользуются только Пятикнижием Моисея. Все вообще жидовствующие пересаживают в русскую народность вероучение, мораль, надежды и чаяния коренных евреев. Сбою судьбу они сливают с судьбою евреев и вместе с ними признают себя рассеянными по лицу земли и пленниками русского царя.

На православных они усвоили взгляд от евреев и считают их человекообожателями. Троичности Лиц в Боге жидовствуюшие не признают. Иисус Христос, по их мнению, – это простой человек, сын Иосифа и Марии, распятый за богохульство и противление кесарю. На своих религиозных собраниях жидовствующие, из которых талмудисты одеты в традиционные еврейские «талисы», возносят горячие молитвы о собрании их в Палестине, о воссоздании Иерусалима и Храма, о наступлении в обетованной земле вечного царства их с царем- Мессиею во главе, когда они будут владеть всеми народами. Впрочем, некоторые смотрят на Мессию, как на великого философа – моралиста, царство Которого будет торжеством разума и правды на земле. Другие вовсе не ожидают Мессии. Празднование субботы, обрезание и другие еврейские обряды и установления соблюдаются жидовствующими строго с тою только разницею, что у талмудистов эта обрядность сложнее, у безшапопников она черпается только из ветхозаветной Библии, а у караимов из пятикнижия Моисея.

Обилие и крайнее разнообразие религиозных сект и исповеданий привело отставного капитана Николая Ильина к мысли объединить все человечество одною верою. С этою целью Ильин и выступил в 1840– х годах в Пермской губ. с проповедью «новозаветного иудейства» или «еговизма», т. е. учения, якобы открытого ему Богом – «еговою». По своему содержанию «еговизм» является собственно смесью иудейства с материализмом и вымыслами Ильина, в духе учения хилиастов и им подобных. Он совершенно порывает связь с христианством и от последнего сохраняет только несколько имен, однако, с новым, чуждым христианству смыслом. Из источников христианского вероучений «еговисты» признают отчасти ветхозаветное Св. Писание и Апокалипсис или «Книгу с неба», истолковывая их по своему. Евангелие же и послания Апостолов они не только отрицают, но и кощунствуют над ними.

Отринув христианское учение о Боге Троичном в Лицах, о воплощении и искупительной смерти Иисуса Христа, иеговисты не признали и самой духовности существа Божия. Боги, по их учению,-это люди же, только бессмертные и просвещенные таинствами натуры, музыкою и разными языками, мудрецы и маги.

Бог Отец – это «простой человек», только предвечный, т. е. прежде веков одаренный в избытке бессмертием и имеющий силу и власть воскрешать других лютей почему Он и называется «Творцом бессмертия». Он говорил лицом к лицу с нашими предками, ходил, ел и пил с ними и даже боролся с Яковом, имел не только все члены человеческого тела, но и душу.

Имя Его Егова, что значить наимудрейший мудрец из всех мудрецов. Иисус Христос – тот же Егова, человекобог, только распятый. Открытие величайшей истины Божией для всех людей в том, учат иеговисты, что под именем Иисуса Христа быль распят тот же самый Бог-еврей, который обедал у Авраама, ходил и стоял с ним у Содома и т. д... Отсюда у иеговистов отрицание Бога, как Творца и Промыслителя мира в христианском смысле. «Неопровержимо доказано, – учит Ильин, – что таким бесчисленным множеством солнцев, планет и комет, вращающихся на расстоянии квадралионов, окталионов, биллионов верстных миль не может владеть одно такое существо, которое, подобно человеку, ограничено в два аршина семь вершков, как Бог – еврей, Егова, или Бог Авраамов, а тем более Он не мог не только создать их не в шесть дней, но даже и в 6666666 окталионов тысячелетий».

Свое учение о происхождении мира иеговисты черпают у материалистов. В мире, учит Ильин, происходит от века борьба двух начал: Творца бессмертия или «Еговы» с Творцом смерти или Сатаною. Творец бессмертия избытком бессмертной силы побеждает Творца смерти. Сатана, как Творец смерти, был раньше ее; а так как смерть в мире от века, то и сатана предвечен. По самой своей природе он враг бессмертия и борется с «Еговою» и его рабами – людьми, посредством «разных вер», патриотических и житейских законов».

Посему то Ильин является рьяным врагом всяких вер, патриотических или национальных чувств и законов, регулирующих индивидуальную, общественную и государственную жизнь людей. «Слышите ли, взывает он, цари, вельможи и богачи, папы трех Римов, патриархи, далай-ламы, брамы и шейх-уль исламы, и чудотворные раббины, и великие богословы: караимскиеe и иерусадимские, православные и левославные, протестантские и сбокустанские, дониконианские и дубинопетровские, окружные и противоокружные, униатские и единоверческие, мормонские и молоканские, штундистские и духоборческие..., что всякая вера бесполезна человеку», более того – вредна, так как «сущность всякой отдельной веры состоит в угождении Богу и мамоне или сатане» и исходить она от сатаны, в руках которого является сильным орудием в его борьбе с «Еговою». Одно только нужно человеку,– это бессмертие или «религия бессмертия» и к ней то Ильин зовет всех людей. Но «бессмертие» наступит, по мнению Ильина, только с упразднением на земле всех вер, начальств, законов, различий в языке, патриотических чувств и т. под... Тогда и только тогда настанет «братолюбивое единение» между всеми людьми и равномерное распределение земных благ. Полная анархия и социалистическая утопия – вот девиз «иеговистов», для осуществлена которого они не брезгуют даже террором, наводя его на своих обличителей посредством адских машинок.

Конечные судьбы мира рисуются взору иеговистов в таких чертах: «иегова силою своего бессмертия обновляет землю и посредством землетрясения даст ей новый вид, проваливает Америку в океан, истребляет сатанистов, т. е. держащихся какой-либо веры, заключает сатану в глубокий провал и воцаряется с иеговистами на обновленной земле, где водворяет мир и благоденствие.

Царство «Еговы», или что тоже Иисуса – Мессии, объявится в Иерусалиме,на горе Сионе и продолжится 1000 лет. Там будут рощи, сады, обилие плодов, золота, серебра; не будет места там наукам, школам, властям, полиции, судьям, но все там будут равны и святы. Все царство будет разделено па двенадцать частей, начиная от Средиземного моря до реки Иордана и Мертвого моря, и над всеми частями возвысится царство Иерусалимское. От Сиона до китайского города Кантона будет железная дорога с роскошными станциями и садами.

Как и каждая секта, «Еговизм» скоро, уже при Ильине. сам рушил свои принципы. Отрицая всякую религию и всякую в ней обрядность, Ильин, однако, облек свое учение в религиозную систему и с определенным культом. Он учил соблюдать Моисеев закон, признавать субботу, обрезываться, не есть свинины и т. под... Он же составил особый чин «вечерни» и «обедни»; установил «молитву пред обедом и после обеда», пение гимнов, музыка, коленопреклонение, поклоны, взаимный благословения – вот составные части иеговистских молений. Гимны поются на голос народных песен и носят странные названия: «бомба божественной артиллерии», «марш лаодакийских победителей» и т. п.

Последним крупным проявлением народного сектантства является штундизм. Он зародился в 60 годах прошлого столетия среди малороссов Херсонской губернии.

Когда приходится говорить о малорусском сектантстве, то невольно останавливаешься пред вопросом: где же давалась та Украина, которая проливала свою кровь за православную веру и церковь? Пристально всматриваешься в религиозный облик старого украинца и приходишь к заключению, что он боролся за православную веру не по твердому сознанию истины ее, а потому что с нею у него отнимали его любимое детище – свободу. Обычно поляк угнетал украинца в союзе с ксендзом и украинец давал отпор своему исконному врагу под знаменем веры православной. Но вот во 2-ой половине XVII-го столетия, Малороссия кончает свою эпопею. Все же вражда к врагам ее свободы еще долго живет в сердца малоросса.

Кобзари, бандуристы, лирники-эти малорусское рапсоды, живые хранители народного эпоса, воскрешали в своих думах и песнях его прошлое и слава о былых временах, о громких гетманских подвигах не увядала, а с нею процветали и святость сыновей любви и сыновнего долга, и вера в чудодейственную силу родительской молитвы и патриотическая привязанность к православной церкви.

Однако, время шло. Остатки национальной стороны исчезали, С ним и спрос на думы и песни все более и более уменьшался в народе и старинный кобзарь, повесив на гвоздь свою бандуру, занялся витьем веревок да деланием вожжей, обычным трудом малорусских нищих -слепцов.

Уже к 50-м годам прошлого столетия, лишь изредка, в глухих уголках Малороссии, попадались нищие – слепцы с очень скудным запасом дум и исторических песен. Забывая свою религиозно-патриотическую и поэтическую старину, малоросс все чаще и чаще стал смотреть вокруг себя. Условия его социального быта изменились. Но лирическая душа его по прежнему жаждала духовной пищи. За нею он обратился прежде всего к своей исконной союзнице – Православной церкви. В ней он искал себе поддержки в борьбе против новой ненавистной ему кабалы панов – помещиков.

Но то, что он находил в церкви не удовлетворяло его. Это стало расхолаживать его чисто инстинктивные, воспитанные условия и прежней исторической жизни его отцов и дедов, симпатии ко всему церковному. Отсюда оставался уже небольшой шаг до религиозного скептицизма. И это тем более являлось возможными», что религиозное чувство малоросса и прежде было малосознательным. Он не вникал в ту нарочитую связь между каждым обрядом церкви и внутреннею жизнью совести человека, ради которой обряд установлен. Для него обряд был дорог только как предание милой сердцу старины, старины, не в строгом смысла церковной, а отеческой. Последняя в его внутренней жизни полностью поглощала первую.

Понятно, что с забвением отеческой старины, малоросс возжаждал сознательного отношения к церковной обрядности и вообще ко всему церковному. Оно должно было предстать пред ним в своем собственном свете, раскрыть ему свой собственный смысл. Но этого не было ни прежде, ни теперь; он не нашел должного отклика на свои новые духовные запросы.

При таком положении дела его религиозного просвещения, он и пошел искать утоления своей духовной жажды в православной церкви. Так религиозная и социальная жизнь малоросса отчаливала от церковно-православного берега. А между тем она в то время более, чем когда либо, нуждалась в руководстве церкви. Слухи о воле бродили по всему лицу земли Русской и выливались иногда в уродливые формы. Повсюду народ волновался. До чего доходили эти волнения видно из следующего сообщена Харьковского помещика Антонова: «прошел в народе слух, что где то в Херсонских степях сидит на горе царь и раздает волю. Народ повалил. Поднимались целые села и двигались к неведомой горе. Набралась целая масса народа. Полицейские власти пытались задержать движение, но безуспешно. Явилась необходимость обратиться к военной силе, с помощью которой едва удалось задержать нахлынувшие толпы народа. Мало помалу стали возвращаться изнуренные, оборванные и голодные искатели воли... Брожение продолжалось несколько месяцев; у большинства поля остались неубранными, последствием чего был, разумеется, голод»...

Между тем православное духовенство стояло в стороне от подобных волнений в народной жизни, и по свидетельству наблюдателей, льнуло к сильным панам – помещикам, которым было отдано в материальную кабалу.

Брошенный на произвол судьбы народ сам стал искать себе выхода. Верхние слои русского общества не могли отрезвить его, а своею распущенную жизнью только заражали и озлобляли его душу. «Пример разврата, нами подаваемый, говорил еще в 40-х годах прошлого столетия И. С. Аксаков, начинает проникать в села».

Эго гибельное влияние братства на народ ярко сказалось с отменою крепостничества, когда наш крестьянин уже не маскировался, а развернулся во всю ширь своей натуры, обнажив те глубокие и многочисленные язвы, которыми наделило его панство.

По словам проф. Воронова, наблюдателя жизни того времени: «пьянство точить благосостояние крестьян, губить их силы физические и духовные. Важнейшие церковные обряды и церемонии, полные глубокого и священного смысла и значения, а также праздники, особенно, храмовые, сопровождаются, как бы по некоторому законному обыкновенно, обильнейшими возлияниями Бахусу, сборищами и гульбищами у корчмы со всеми безобразиями, ссорами и драками, который не ограничиваются сферою корчмы и улицы, а переходят и в дома»...

Органы общественного управления народом рисуются у историков не менее мрачными красками. «Распущенность самоуправления ужасающая, писал г. Беляев, правосудие волостных судей измеряется ведрами водки; небрежность, хищничество, подкупность избранных начальников и судей, возмутительная грубость расправы – заурядны.

По словам проф. Пирогова: «старосты, старшины, писаря, добросовестные судьи оказываются вообще порядочною дрянью: обворовывают общество, берут взятки и пьянствуют зачастую».

Под влиянием слухов о воле, царящего кругом разврата, тревожных событий Крымской войны, смерти Государя Императора Николая I-го и польского бунта, набожное чувство в народе достигло высшего напряжения. Началось огромное религиозное брожение в селах, запечатленное покаянным характером.

Наплыв богомольцев в Киев был небывалый и особенно шли с покаянием к «батюшке Ионе монаху подвижнику Kиевско-Печерского монастыря.

В разных местах появились миряне-подвижпики, аскеты, монахи бельцы, будирующие религиозное чувство в народе и народ усиленно предавался посту, уединению, чтению священных книг, пение псалмов и воздержании от брачной жизни.

Церковная же жизнь у нас по прежнему оставалась безмолвною. Более того законом 1869 года, апреля 16-го, в целях улучшения материального быта духовенства, многие, храмы были закрыты и приходы значительно увеличены, вследствие чего религиозная жизнь народных масс совершенно ускользала от внимания даже и ревностных пастырей.

И вот народ пошел в штунду. Само по себе слово «штунда» нисколько не характеризует, секты с ее внутренней стороны, со стороны содержимого ею учения, а указывает только на то, что сектанты собираются кружками в определенные часы (штунда – час) на религиозные беседы.

Впервые «штундовые» coбрания в частных домах появились в Германии в начале XVIII-го столетия, по почину пастора Якова Шпенера. Последний домашними беседами и пением религиозных гимнов на них старался восполнить сухое, умозрительное направление тогдашней лютеранской богословской науки и церковной проповеди.

В начале XIX-го столетия'штундовыя» собрания появились и у наших немцев-колонистов. Принадлежа к разным протестантским сектам, немцы-колонисты отличались и теперь отличаются большою склонностью к пропаганде. Воспользовавшись сильным религиозным брожением среди малороссов, с которыми они ежедневно общались в жизненном быту, и немцы-колонисты гостеприимно раскрыли пред ними двери своих религиозных собраний.

Такие кружковые собрания с религиозным характером уже были отчасти знакомы малороссу. В кружки он собирался возле кобзарей, бандуристов и лирников, песни и думы которых так долго питали его религиозно-патриотическое чувство, унося его мысль в глубокую, воинственно-религиозную старину. В кружки он собирался и в доме старшего в роде для «провод» в задушевной религиозной беседке богатых обрядностью «Рождественских вечеров», известных в народе под названием: «свят вечер» (под Рождество Христово), «богатый вечер» (под Новый Год) и «голодный вечер» (под Крещение Господне). Малорусская молодежь, во все «Рождественские святки» кружками ходила по городам и селам, пела под окнами и в домах обывателей религиозные коляды и щедрованья и носила «горящую звезду», с изображением в ней событий Рождества и первых дней жизни Христа.

В кружках малоросс обсуждал различный невзгоды и радости в своей жизни; там же он толковал и о будущей воле и о других злобах дня. В кружках же он стал усиленно почитывать и переведенное на русский язык Евангелие и весь Новый Завет, толкуя его по собственному разумении.

Попятно, что томимый духовною жаждою он охотно откликнулся на зов немцев-сектантов и пошел сперва, конечно, поглазеть на их религиозные домашние собрания. Под влиянием этих собраний он участил и у себя религиозные беседы, на которых старательно обсуждал все, так или иначе заинтересовавшее его. Связь с немецкими кружковыми собраниями у него стала крепнуть. Отсюда пошло в народ прозвище: «вот появились и хохлы-штунды».

Сначала малороссы на своих «штундовых» собраниях занялись исключительно критикою того, с чем они уже достаточно порвали духовную связь. Они стали критиковать православную церковность. К этому их побуждала, кроме немецкой пропаганды, и чисто душевная потребность заглушить в своем сердце горечь от разрыва вековых связей с православною Церковью. Нужно было оправдать этот разрыв и тем успокоить свою мятущуюся совесть, или же заглушить ее голос.

Как малоразвитые люди, они прежде всего обратили свое внимание на внешнюю, обрядовую сторону в православной Церкви и отвергли ее целиком. Во внутренне смысл каждого церковного обряда они проникнуть не могли. Должного научения ни прежде, ни теперь не получали. Самое отрицание церковной обрядности у них выходило очень просто. Не находя прямых указаний в Св. Писании на употребление христианами крестного знамения, они решили, что и не надо его. Не видя там же указаний на существование у христиан изображений Спасителя, Божьей Матери и святых угодников Божьих, они отвергли священная иконы и т. д. Но где в Св. Писании они ясно усматривали православную обрядность, там они отвергали последнюю, путем духовного истолкования текста Писания, следуя в этом за духоборцами, молоканами, хлыстами и другими сектами, уже ранее осевшими в Малороссии. Отвергнув видимость в религии, малорусские штунды признали необходимою для спасения только веру во Христа и чрез веру непосредственное внутреннее общение человека со Христом. Кто уверовал во Христа, ощутил эту веру в сердце своем, тот уже спасся, тот уже свят и для того уже больше ничего не нужно. Духовное общение со Христом проявилось у малорусских штундистов в особых импровизированных молитвах на собраниях, в истолковании Св. Писания по внушению от Святого Духа, без внешнего или видимого руководства. Воцарился полный субъективный произвол.

Но скоро религиозное чувство малорусских штундистов перестало довольствоваться одним отрицанием православной «видимости», одним ощущением веры в сердце; оно возжаждало собственного положительного элемента веры, собственной «видимости». И здесь им оказали услугу те же немцы-колонисты, особенно те, которые сами недавно приняли баптизм и пылали прозелитизмом. Благодаря баптистам, у малорусских штундистов появились два главных обряда: крещеное взрослых и преломление хлеба. Эти, а равно и другие, менее важные обряды, которыми обзавелись многие из малорусских штундов, разделили последних на два толка: духовный, оставшейся верным своему первоначальному облику, и обрядовый. Обрядовая штунда в наше время поглотила, за небольшими исключениями, духовную штунду и в своих недрах все более и более осложняет обрядность.

Вступив на путь обрядности и выработки собственного культа, малорусские штундисты резко попрали свой главный вероисповедный принцип внутреннего или духовного поклонения Богу, а также непосредственного общения со Христом и спасения только сердечною верою в Него. У них появилась специальная «иерархия», даже трехчинная, в качестве особой служительницы пред Богом и посредницы между Ним и рядовым штундистом; некоторые обряды, как крещение и «преломление хлеба» получили значение необходимых для спасения и т. д...

Полный произвол в толковании Св. Писания послужил поводом к дальнейшему дроблению штундизма на толки и к привнесению в него сторонних сектантских идей.

Последние обильно текут к нам и с Запада, особенно чрез наезжих к немцам-колонистам проповедников, пекущихся в то же время и о русском народе.

В недавнее время к нашей штунде стал успешно прививаться адвентизм, учащий о скором втором пришествии Иисуса Христа и тысячелетнем царстве праведных. Вместо воскресения наши адвентисты стали праздновать субботу. Все подобного рода идеи уже были знакомы нашим сектантам. И прежде они приводили к появлению среди них ложных христов и предтеч Христа. И теперь они же сказались появлением среди штундистов Киевской губернии сперва пророчиц, возвестивших о пришествии на землю Христа, а затем и самого Христа – Спасителя, в лице мещанина Кондратия Малеванного.

В нем штундизм дошел собственно до своего логическая» конца, который ясно вытекал из учения штундистов о непосредственном общении человека со Христом и Св. Духом.

Присущая нашим сектантам социально-коммунистические чаяния ярко гнездятся и в штундизме.

В принципе и штундисты проповедуют равенство для всех людей, мечтают об абсолютной свободе, об общности имущества и прочих материальных благ. Но дальше мечты и они ее пошли и коммуны не ввели ни в одной из своих общин.

До сих пор мы рассмотрели секты, возникшие и действующие почти исключительно в среде простого народа. Между тем жизнь верхних слоев русского общества дарит нам не менее печальными картинами.

Со времен Петра I-го эти слои, отмеченные раньше только особыми привилегиями пред простым народом, в большинстве случаев стали резко расходиться с ним в понимании вопросов: общественных, бытовых и религиозно-нравственных. И это произошло, потому что передовая Русь резко повернулась лицом на Запад и подчинилась влиянию дувших оттуда веяний.

Длинною вереницею прошли по ней чуждые ей течения и в литературной, философской, политической и религиозной жизни ее воцарился хаос.

Калифами на час у ней побывали и ложный классицизм и сентиментализм и романтизм. Гостеприимно приняла она: энциклопедистов, идеалистов-творцов политических доктрин и туманных идеалов с «кипеньем в действии пустом» и с порывом «в Наполеоны»..., эстетор-проповедников мистической красоты и самоценности искусства, вестников абсолютной свободы, равенства и братства; затем позитивистов, материалистов и дарвинистов, марксистов, народников...

Параллельно этим течениям религиозной жизни ее чередовались: то протестантский рационализм, то французское вольнодумство, то массонский мистицизм, то крайней консерватизм, то снова либерализм и чисто сектантски мистицизм и, наконец, атеизм.

Весь этот длинный ряд увлечений ясно свидетельствует что большинство нашей интеллигенции, крайне беспомощно, пред напором наносных идей, что оно не в силах создать себе определенное мировоззрение, а только пробавляется тем, что ему случайно западным ветром надует и тем же ветром снова выдует.

Меняя свои идеалы с быстротою телеграфа Маркони, русское образованное общество усвоило лишь игрушки и забавы европейской цивилизации. Весь либерализм его на немецкий, или французский лад заключался в бравировании обрядов Церкви, благочестивых обычаев старины и правил нравственности.

Все русское подвергалось салонной критике и юмору. Повсюду проводилась точка зрения Парижа – его верхов и особенно дна.

От «барина» безбожие текло в среду чиновников, военных, купцов, мещан и крестьян. Общественные и семейные узы также порывались и осмеивались.

Темными красками рисуют нам историки жизнь верхних слоев русского общества в половине прошлого столетия и после.

С одной стороны, дикий нравственный разгул, неосмысленное транжирение трудовых и потовых грошей народа, непрерывная цепь эксплуатации, бешеная сатурналия с господством золотого тельца и права сильного, замена слов: правда и честность словами: ловкость и практичность; с другой – крайнее религиозное невежество и неверие...

Но в силу вечно действующего в жизни людской закона контраста, нашлись и теперь в верхних слоях русского общества люди, религиозно-нравственное сознание которых протестовало против системы компромиссов между их идеалистическою верою и наличною практикою жизни и выдвинуло пред ними вечно юный и роковой вопрос о человеке, как существе особом, явившимся в мир для особой цели, а не по жестокому капризу неведомой воли и не для того, чтобы разыграть на сцене земли никому не нужную трагедию жизни. И стали они искать цели жизни и пришли к мысли о Боге. Но за разрешением возникшего религиозного вопроса они, по вошедшей уже в плоть и кровь их привычке, обратились все на тот же запад.

Подобно Лесковскому флота- капитану Б , они твердо верили, что в России Господа Христа понимают менее, чем в Тюбингене, Лондоне или Женеве. Да и являлся Бог в России не так «нарядно» и священник служил не так «деликатно», как им того хотелось.

Русский народ носит Бога, так сказать, «за пазушкою» и живет с Ним запросто, по семейному. Ну, а русскому бомонду хотелось иного. Вспомним: «зимний сад русского князя; в саду картина в рамочке с изображением Христа стояла на столе, пред которым сидела княгиня и мечтала.

Кругом пальмы, аурумы, бананы, щебечут и порхают птички, а она мечтает. О чем? Она:-"ищет Христа»... Вот Он эффектно выходит или скорее износится из тьмы; за Ним нечего: ни этих пророков, которые докучали всем, бегая в своих лохмотьях и цепляясь за царские колесницы, -ничего этого нет, а только тьма – тьма фантазии…, а в Нем – в Нем борьба страстей -…И вот жены Лотовы пошли «финтить» пред Богом в протестантские кирхи столицы, переходя от одного пастора к другому.

Неудовлетворенные, преимущественно дамы, они обратились к Иргинвианам, священнодействующим на Сергиевской улице в одной из зал русского аристократического дома, но и там нашли для себя «много театрального и лишнего».

Наконец, одна из таких религиозных энтузиасток, по меткому выражению Лескова – «старостиха Редстоковской церкви в России», вспомнила о Редстоке, учением которого увлекалась в Англии и пригласила его в Петербург. Лорд явился.

Магическое на Руси слово «Лорд» да еще и «Лорд Проповедник» сразу произвело действие и ищущие чего то необыкновенного дамы и джентльмены с жадностью бросились слушать лорда. Но лорд был скучен.., не красноречив… и даже не джентльмен! Тем не менее старания его «старостихи» увенчались успехом и свет решил, что Редсток «очень красиво молится», что «он влюблен в Христа».-а эти качества, куда как увлекательны для праздных и скучающих дам!.. И они увлеклись. Да и как было им и их джентльменам не увлечься! Ведь Редсток требовал только веры во Христа. Уверовал – и все тут: и грехи прощены, и вечное наказание отменено, и падения не бойся, и добродетели сами собой пошли из сердца, и Христос в тебе, и уж не взирая ни на что не покинет тебя, рай и царство небесное твое... Остается только ликовать: ни трудов, ни опасений, ни борений,-дорога гладкая и превеселая!.. Душа спокойна, а тело нежится в прежнем комфорте!

Таков Христос в понятиях русского бомонда. Глубоко прав был Лесков, когда по поводу появления в столице Редстока сказали «что ни время, то и птицы; что ни птицы, то и песни»...

Учением Редстока увлекся в Петербургских салонах и отставной полковник гвардии граф Пашков.

Аристократ по роду, весьма богатый, в молодости он проводил жизнь великосветского франта и в пышных хоромах его «для Бога не было места». Очутившись «не у дел», он стал скучать.

В наше время праздная великосветская барыня, или «скатившийся турман» большею частью льнут к делам благотворительности, по возможности не на свой счет, или к иной какой либо общественной деятельности, значительно расширенной знаменитым 17-м октября политическою партийностью дающей им возможность устроиться поважно и вольготно – словом по обычаю старины, ищут какого-либо «предела».

Искал «предела» и томимый скукою Пашков. Невестка его, ярая редстокистка, познакомила его с Редстоком и он увлекся!...

Льготный путь спасения, жажда деятельности, полная финансовая и правовая, с точки зрения Редстока, возможность учить других и влиять на них, – все это ослепило Пашкова, а незнание православия и вообще какой либо религии лишало его возможности критически отнестись к учению Редстока.

Вступив на путь пропаганды редстокизма и став, по отъезде из Петербурга Редстока, во главе последователей его, Пашков насаждал в высших слоях русского общества, при помощи графа Модеста Корфа, княгини Гагариной, генеральши Четковой и других, учение, сродное с простонародною штундою. Отчего Пашковщииа проникла и в среду народа, особенно проживавшая в богатейших имениях Пашкова в разных частях России, и всегда действовала, как и до с их пор действует, за одно с штундизмом.

С целью сближения с последним, пашковцы проявляют большую религиозную подкладливость, храня только основной принцип своего учения о спасении человека одною верою в искупительные заслуги Христа.

С конца 80– х годов прошлого столетия на фоне религиозной жизни передовой Руси стало обрисовываться и затем догматически формироваться новое учение, получившее название толстовства, от фамилии его основателя графа Л. Н. Толстого.

Сверху толстовство проникло в глубь простого народа и там, найдя для себя сродную почву в учении различных сект, конгломератом которых оно собственно и является, произвело и доселе производить заметное брожение.

В своих взглядах на Церковь, таинства и обряды толстовство проводит уже известный нам принцип сектантов, признавших необходимыми служить Богу только духом и посему отвергших всю видимую сторону в религии. В отношении к источнику божественного откровения-Св. Писанию оно усвоило точку зрения духоборцев, которые, по собственному произволу, «выбирали из Библии, как из мякины, одно чистое зерно и насыщались им». Таким зерном толстовцы признали в Библии часть евангелия от Матвея – это с 5-ой и по 8-ю главы.

Учение толстовцев о Боге также мало чем разнится от духоборчества и по существу своему является также пантеистическим. Как и у духоборцев, Бог, по учение толстовцев, неотделим от человека и, пребывая внутри людей, не является отдельною от них личностью. И только духоборцы слили Бога со своим родом, а толстовцы со всем человечеством: „следует делать то, что делают духоборцы, говорит Толстой, – кланяться в ноги всякому человеку, помня, что в нем Бог.

Правда, у духоборцев, как мы видели, Бог разно проявлял себя чрез людей их рода; но у Толстого эти проявления заключаются исключительно в любви. Более того, любовь и есть Бог. Она гнездится по частям в людях и отсюда у каждого человека две главных заповеди: любовь к Богу, т. е. к «любви» во всей ее полноте; и любовь к ближним, в которых, в каждом порознь, гнездятся частицы Бога или любви.

При таком учении о Боге, Христос в воззрениях толстовцев является простым человеком, лишь в большей мере вместившим в Себя часть божества. Так учили о Христе и старые на Руси секты.

Вообще о всей догматике и религиозной метафизике гр. Толстого можно сказать, что она изложена художественно и только в этом ее творчество, ее самобытность. По существу же своему она является спайкою различных религиозных учений, уже давно известных на Руси.

Посему то толстовство и приносило в народе плод только там, где встречало родственные себе элементы. Посему-то на него откликались и духоборцы, и молокане, и штундисты, и даже хлысты, причем, конечно, каждая секта по своему.

Что же касается социального учения толстовцев, то и здесь они не сказали ничего нового сравнительно с тем, что уже было известно нашим сектантам и что последние пробовали и также безуспешно осуществить.-я разумею попытку самарских молокан, ввести у себя коммуну. И только слава Толстого, как маститого художника – писателя, создала большую популярность его религиозно-социальному учению.

Впрочем, успеху толстовства в верхних слоях нашего общества сильно содействовал характер эпохи, когда оно выступило, как религиозно-нравственная система.

То было время господства у нас материалистически-позитивного воззрения на человека, от которого уже у многих загорелось внутри, как после питья морской рапы. Требовались другие «властители дум», другие «заветные слова». Явился Толстой. Раздалась его громкая и мощная проповедь в защиту нравственного смысла жизни людей и полонила умы и сердца многих.

Последнему много содействовало и то обстоятельство, что, благодаря неопределенности и постоянной изменчивости учения Толстого, каждый мог кроить его по своему образцу. Но и толстовство вскоре разделило участь своих предшественников, проскользнувших по передовой Руси. Оно также явилось в «интеллигентной» России «калифом на час».

В начале текущего столетия в культурных сферах Петровской столицы обозначилось новое религиозное явление, ставшее затем известным под именем «новопутейства»

Наиболее яркими выразителями учения «новопутейцев» явились: Д. С. Мережковский и г. Минский. Они выступили с «новым вселенским христианством» или «религеию конца».

Сущность этой религии состоит в том, что якобы все «историческое» христианство, начиная с Апостолов, не только не осуществило, но даже просто не сознало целиком начал вселенского христианства, заповеданного Христом.

После туманных и наивных рассуждений на тему об «историческом христианстве», которое де «обесплотило Христа проявило дуализм, признав в человеке плот злым началом (?1), – новопутейцы, наконец, показали свой настоящий облик, открыли источник, откуда текут их явно лживые обвинения на все историческое христианство, без различия исповеданий и сект.

По откровенному признанию г. Минского: «религиозная истина и святость, подобно хлебу, дается нам не вся сразу, а на каждый день, по мере наших потребностей и сил, сообразно нашим личным и национальным особенностям. И тут завтрашний день заботится сам о себе... Понимание истинного духа христианства не имманентно церкви, а развивается в ней постепенно... И сущность христианства заключается, главным образом в неиссякаемости религиозного творчества.. Посему-де православная церковь, как и всякая другая не может считать свое понимание Бога столь же абсолютным, как самое бытие Бога. Всякая ересь для нее должна казаться лишь человеческою ложью, сравнительно с содержимою ею также человеческою истиною; но признать ее абсолютным злом – дело Божие. Рядом с этою ложью и моею истиною есть истина вечная, божеская, а кто пред нею окажется прав, для меня скрыто».

Выходя из того же взгляда на сущность христианства, которая якобы заключается в «неиссякаемости религиозного творчества», и признавая, что «неиссякаемое творчество» отнюдь не может мириться, с вечностью и неизменяемостью «творений», г. Мережковский восстает против всего вечного и неизменяемого в христианстве – против христианской догматики. «Разрушение догматики, говорит он, ее только не вредит, а более чем что-либо содействует возможности истинной религии»!...

Как видим, по взгляду «новопутейцев» в области религии вообще, и, в частности, религии христианской царит вечный прогресс, все движется вперед и нет ничего вечного, безусловного!...

Православная, как и всякая другая, церковь владеет истинами лишь человеческими, который пред судом Божьим могут оказаться ложью; и, наоборот, то, что считалось церквами за ложь, – правдой.

Словом ни одной из христианских церквей не присуще сознание божественной правды, ни одному человеку неизвестно мерило божественного правосудия! Все человечество, все христиане блуждают в потьмах и, ища Бога, не находят Его!... Воля Божия, правда божественная скрыты от человека.

Дальше, уже идти некуда! Здесь отрицание всей искупительной миссии Христа! Человечество по-прежнему остается в кромешной тьме... Такой «истины» _; действительно, историческое христианство ее сознало доселе, да смеем думать, что и в будущем оно с ужасом отвернется от таких лукавых речей, помня, что Церковь – «столп и утверждение истины» и притом безусловной, божественной, а не человеческой!... Христос открыл людям Божью волю о них!

Провозглашенная «новопутейцами» эволюция в области хранимого церковью религиозного идеала, а тем более «разрушение христианской догматики» равносильно полному уничтожению христианства, или, по меньшей мере, низведению христианской церкви в разряд «политических учреждений», вместе с которыми она поневоле должна будет прилаживаться и жить в мире с «мудростью мира сего».

В этом «новом» или «обновленном» христианстве последнее переустраивается по символу современной культуры, цивилизации и прогресса, но не наоборот – не современная жизнь направляется в русло вечного религиозного идеала. От христианства в таком случае скоро останется только пустой звук, и если оно и будет еще терпеться, то только ради приличия, или как необходимая до времени маска, как средство, еще годное для достижения под его обличьем известных целей.

Так «новое вселенское христианство» является у «новопутейцев» новым вселенским хождением «по стихиям мира», а их «религия конца» – концом религии¹.

На смену последней выдвигается прогресс, тот прогресс, о котором поэт давно сказал:

«Прогресс продвигается

И не видно движенью конца

Что постыдным считается

Удостоится завтра венца

Мы видели, что религиозная мысль простого народа, по каким бы распутьям не ходила, все же не теряла своего религиозного облика.

Между тем верхние слои русского общества кончили отрицанием всякой религии. Невольно здесь возникает вопрос: чем же объяснить симпатии нашей «интеллигенции» к простонародному сектантству?

Тем, утверждаем, что в народном сектантства наши «интеллигенты» все же видели частицу самих себя. В каждой секте, помимо чисто религиозного элемента, сильно сказывался и социальный элемент.

Последний всегда принимал окраску, излюбленную нашими «либеральными» чинителями Тришкиного кафтана.

С этой точки зрения на сектантские массы обращали внимание и люди, так называемых «крайних левых партий», мечтающие о социально-коммунистическом строе жизни в пашей стране. Но что простительно «русским мужичкам», то непростительно людям, мнящим себя «солью земли». И, если первые, прочитав в Писании об общности имений и всякой собственности у апостольских христиан, сразу порушили ввести то же и у себя, не позаботясь прежде о главном, чтобы у всех было «одно сердце и одна душа», то вторым такого опыта простить нельзя...

Нет! Для осуществлена на земле высших идеалов надлежит избрать другой путь, чем какой избрал Самарский молоканин Попов, а тем более современные социалисты. Путь этот – трудный, но зато верный. На нем мы примем в объятия не призрак истины, не труп человека, а самую истину, живого и действенного человека.

Я говорю о том пути, на котором стоя, люди ищут «прежде царства Божия и правды Его», ищут и насаждают Его во внутреннем человеке, потому что «Царствие Божие внутри нас есть»!

Тогда, и только тогда все остальное: что нам есть, или что пить, или во что одеться, – приложится нам и заметьте: не возьмется нами, а приложится нам. Силы, насилия, и даже усилия не будет!

Вот единственный путь ко всеобщему благу и довольству!

Итак, бросим рябить поверхность великого русского моря! Заглянем в глубины его! Проникнем в душу человека и там насадим божественный рай!..