Общепонятность должна составлять неотъемлемое качество церковных поучений. Недостаток ее не может быть искуплен никакими качествами проповеди. При всем богатстве своего содержания, проповедь будет тогда только истинно полезна, когда ее разумеют, по возможности, все слушатели, хотя бы они были весьма различны по степени образования. Ибо Слово Божие дано для всех, — следовательно, все должны разуметь оное: но как уразумеют, если оно будет проповедано не общепонятно? Поэтому на проповеднике лежит обязанность изыскивать все средства к тому, чтобы каждое собеседование его было доступно разумению всех его слушателей. Он должен со всем вниманием обсудить, что можно предложить с церковной кафедры для всеобщего назидания, как удобнее изложить и каким языком выразить священные истины, которые он хочет преподать народу. Дело это нелегко и стоит внимательного рассуждения. Желая уяснить его для себя, рассмотрим:
1. Какие предметы надобно избирать для церковной беседы, чтобы с этой стороны не было препятствий к ее общепонятности?
2. Какой метод изложения употреблять, чтобы облегчить внимание слушателей и помочь их соображению?
3. Каким языком выражать священные истины, чтобы каждая мысль и каждое слово были вразумительны для всех вообще слушателей?
1. Какие предметы надобно избирать для церковной беседы
Все истины веры Христовой могут быть предметом церковных собеседований.
Все истины христианские просты, но, во-первых, есть различие между ними по степени простоты их, — и это требует наблюдения порядка и последовательности в их изъяснении и раскрытии; во-вторых, при всей простоте своей, христианские истины так обширны и глубоки, что при исследовании их, мы встречаемся с вопросами весьма трудными и часто совсем нерешимыми для ума человеческого, — и в этом случае проповеднику надобно быть крайне осторожным и осмотрительным, чтобы не уклониться от простоты христианского собеседования; в‑третьих, ограждение православного учения от различных ересей и заблуждений, по необходимости, ввело в определение священных истин много таких рассуждений, которые не совсем могут быть понятны, и потому не совсем пригодны для церковно-общественных поучений. Все это проповедник должен иметь в виду, при избрании предметов для своих проповедей, если желает и старается быть общепонятным для слушателей. Итак:
1. Нужно наблюдать порядок в раскрытии и объяснении священных истин нашей веры для того, чтобы облегчить для народа разумение их. В самом деле, если бы мы захотели, например, предложить с церковной кафедры учение о Церкви, о таинствах и прочем, не преподавши наперед основных догматов об искуплении человека Единородным Сыном Божиим, Господом нашим Иисусом Христом, то или должны были бы делать непрестанные отступления от главного предмета, или остались бы во многом непонятными для своих слушателей, не приготовленных к такому учению. Древние отцы и учители Церкви, преподавая народу учение веры Христовой, строго наблюдали порядок в изложении его: отсюда образовались у них два главные рода поучений, именно: поучения огласительные и тайноводственные. Хотя они имели дело, в таком случае, с народом, совсем не просвещенным истинной верой, но, тем не менее, проповедники и теперь могут и должны подражать такому методу их, потому что в народе всегда найдется много таких слушателей, которые имеют только самые начальные сведения в науке православной веры Христовой. «Млеком вы напоих, — говорит апостол Павел к коринфянам, — а не брашном: ибо не уможаете: но ниже еще можете ныне» (1 Кор. 3:2). Так поступал премудрый учитель веры Христовой с учениками своими. Он не вдруг все истины преподавал им, а начинал с простейших и удобнейших для их разумения; для объяснения же им истин труднейших ожидал времени, пока они будут в состоянии принять их. Так должен поступать и каждый благоразумный проповедник, если не хочет сеять семени Слова Божия напрасно и ревнует о плодах своей проповеди.
2. Не надобно брать таких вопросов для церковных поучений, решение которых требует более или менее трудных соображений. Пусть вопросы эти остаются для науки, где они могут быть уместны и иногда необходимы; но предметом проповеди они не должны служить, особенно, когда слушатели проповедника — люди простые, или, по крайней мере, не образованные наукой. «Есть предметы, — говорит блаженный Августин, — которые по самой сущности своей непонятны, или кои едва-едва постигаем, да и то весьма поверхностно, хотя бы наставник выражал их самыми ясными словами. Таких предметов или вовсе никогда не должно предлагать народу для слушания, или предлагать весьма редко, в случае какой-нибудь необходимости… Дело другое, объяснять их в сочинениях или в частных беседах и разговорах; в последнем случае мы не должны щадить никакого труда для того, чтобы истины, даже самые трудные для разумения, но хорошо нами постигнутые, каким бы то ни было образом довести до понятия других и, во что бы то ни стало, перелить их в душу слушателя, особенно если слушателем, или собеседником нашим обладает жажда познания, и если у него есть достаточные умственные способности»[1]. Таков совет одного из опытнейших проповедником Слова Божия. Можно думать, что блаженный Августин, говоря о предметах трудных и неудобных для изложения с церковной кафедры, разумел по преимуществу вопросы об отношении благодати Божией к свободе человеческой, которые в то время занимали так многих. В самом деле, вопросы эти такого свойства, что не могут и не должны составлять предмета церковных собеседований. Но много и других подобных вопросов можно найти в области не только вероучения, но и нравоучения христианского. Благоразумие требует, чтобы проповедник обходил их, хотя бы надеялся отвечать на них удовлетворительно. Общее проповедническое правило по сему случаю может быть таково: должно излагать священные истины веры Христовой не как предметы знания, а как предметы веры. Через это устраняются сами собой такие предметы, которые требуют более отвлеченного размышления, чем живой и простой веры. Конечно, благоговейное размышление об истинах веры не только не возбраняется, но и внушается нам самим Словом Божием, и чем более углубляемся мы в советы Божии, тем более можем озаряться светом духовного ведения, но благотворны только размышления ума верующего, руководимого и возбуждаемого желанием созерцать ближе богооткровенные истины, а не праздным любопытством, или, что еще хуже, тщеславием и самонадеянностью. Поэтому надобно учить — прежде веровать, и потом, под руководством веры, приучать к более или менее трудным размышлениям. Как учит нас само Слово Божие? — В нем неизмеримая глубина и богатство истин; между тем оно говорит к нам просто, положительно, а потому и общепонятно, как бы предоставляя каждому, по мере сил и преуспеяния в духовном обучении, раскрывать глубочайший смысл его. Что проще так же нашего Символа Веры? А между тем, в нем сокращено все вероучение христианское. Таким образом, при всей обширности и глубине смысла священных истин, они могут быть переданы с церковной кафедры просто и общепонятно, если проповедник будет осмотрителен в выборе вопросов о них.
3. Надобно избегать также полемического направления в церковных беседах. Только по требованию необходимости проповедник должен входить в состязания с неправомыслящими и неправоверующими, но без нужды делать это значило бы только обременять внимание слушателей такими рассуждениями, которые могут быть и не совсем доступны, и бесполезны для них. Сколько было ересей и грубых, и тонких, сколько возражений против православного учения веры, основанных то на ложных умозаключениях, то на извращении исторических фактов! Но опровергать эти заблуждения и возражения с церковной кафедры можно только разве перед такими слушателями, которые знакомы с ними; в противоположном же случае мы стали бы проповедовать, как говорит святой апостол, на воздух. И в положительном учении, направленном против заблуждений, проповеднику должно избегать таких пунктов, в которых необходимы более или менее тонкие и отвлеченные рассуждения. Так, например, в учении о двух естествах Иисуса Христа, направленном против монофизитов и других еретиков, надобно оставлять те подробности, которые имеют место в науке о догматах; иначе невозможно сделать беседу общепонятной для народа.
Все эти ограничения предметов церковного собеседования, будучи необходимы для выполнения условий общепонятности проповедей, не делают, притом, ни какого ущерба полноте вероучения и нравоучения христианского. Тем удобнее принять их каждому проповеднику, так как необходимо каждому заботиться о всевозможной простоте и общепонятности своих поучений.
2. Какой метод изложения употреблять
Другое условие общепонятности церковных бесед состоит в том, чтобы метод изложения проповедуемой истины был возможно проще и яснее. Надобно заботиться проповеднику о том, чтобы мысли его были расположены в порядке самом естественном и неизысканном. В этом отношении лучшее качество проповеди заключается в том, если слушатель, выслушав ее, может повторить все главные мысли ее от начала до конца.
Удобнейшими для этой цели методами считаем: Исторический, Применительный и Собеседовательный
Метод исторический
Человек от природа склонен к историческому знанию и занятиям; из детства он любит слушать повествования, и сам имеет охоту повествовать более, чем рассуждать. Поэтому-то исторический метод обучения есть самый естественный для человека и самый выгодный в деле общенародного воспитания, тем более что наука и искусство мало изменяют его естественную простоту. Метод этот удобоприменителен к раскрытию большей части истин христианских, особенно истин практических. Вместо того, чтобы рассуждать, в чем состоит известная добродетель или порок, какие от них проистекают следствия и прочее, можно показать все это в примерах. Примеров же этих у нас такое обилие, что проповедник никогда не может затрудняться в приискании их. Каждый день святая Церковь празднует память какого-либо угодника Божия, и через это не только дает возможность проповеднику, но даже и обязывает его возбуждать поучаемых им к подражанию жизни и деяниям Святых Божиих. Источник сведений исторических всегда также может быть под рукой у проповедника: в Четьих-Минеях, прологах, патериках мы имеем превосходные материалы для исторических церковных собеседований.
Историческим методом можно излагать или целые проповеди, или, по крайней мере, части проповедей. В последнем отношении метод этот может быть еще чаще прилагаем к делу. Во всяком случае, он весьма полезен для проповедника, потому что через него он легче всего может возбудить внимание народа и избежать всякого отвлеченного рассуждения в проповеди, более или менее обременительного, а иногда и совсем непонятного для народа.
У святых отцов и у всех лучших проповедников мы находим не малое количество бесед, собственно исторических, а что касается до употребления истории в отдельных частях их поучений, то мы находим это едва не в каждой отеческой беседе.
Метод применительный
Опытные проповедники Слова Божия пользуются иногда подобиями и сравнениями для того, чтобы расположить целое слово по понятиям или образам, содержащимся в них. Такой метод мы называем применительным. Объясним примером, в чем состоит он. Святой Димитрий Ростовский, желая изобразить спасительные действия Духа Святого на род человеческий, искупленный пречистой кровью Христа Спасителя, обращает внимание на те образы, в которых являлся Дух Святой в Новом Завете, и, изъясняя образы эти, излагает целое учение о благодати. Общегодность метода этого в церковных поучениях видна уже из того, что употребление его освящено примером самого Господа нашего Иисуса Христа, Небесного Учителя рода человеческого, ибо, беседуя к простому народу, Он большей частью излагал учение Свое в притчах и иногда Сам же объяснял эти притчи. Так, например, желая показать причины различного действия Слова Божия на сердца человеческие, Он уподобляет Слово Божие семени, а сердца человеческие почве земли, и таким образом целый ряд истин в высшей степени назидательных раскрывает из одного простого подобия. Не так беседует Он к ученым Иудеям, в Иерусалиме, как видим из Евангелия от Иоанна: здесь Он почти совсем не употребляет притчей, а излагает учение свое прямо без всяких применений. Значит, первый способ изложения истины должно признать по преимуществу народным.
В самом деле, простой народ не может следить за ходом мыслей, раскрываемых по обыкновенным методам научным. Положим, что порядок мыслей в поучении будет самый строгий и последовательный, положим также, что он будет прост и несложен, но все же надобно прежде приучить человека, совсем незнакомого с приемами нашими в расположении сочинений, к тому, чтобы он обнимал весь состав беседы по одному логическому разделению ее. Напротив, когда указываете ему какие-нибудь внешние знаки или образы, хорошо ему знакомые, и по ним располагаете свои мысли, тогда он и без труда следит за течением мыслей, и легко может после припомнить их все в порядке и последовательности.
Превосходные образцы поучений, составленные таким образом, находим у двух отечественных проповедников наших, именно у святого Димитрия Ростовского и у Тихона Воронежского. У первого много бесед и поучений, изложенных подобно упомянутой уже нами беседе в день Сошествия Святого Духа. Последний оставил нам целое обширное творение, под заглавием «Сокровище духовное, от мира собираемое», в котором все христианское богословие изложено указанным методом. Статьи этого сочинения — собственно не проповеди, а размышления, но каждая из них может быть обращена в превосходную проповедь. Когда, например, он уподобляет жизнь воде мимо текущей, то говорит как Екклесиаст, а между тем все у него так просто, понятно и удобно для соображений самого простого слушателя, что целую статью его можно пересказать каждому, кто внимательно ее прослушает. Подобным образом в статье под заглавием «Солнце» он изображает свойство Божие и благодатное отношение к нам Господа Искупителя Нашего Иисуса Христа. Выписываем для примера последнюю статью эту[2]. «Перед солнцем, — говорит, — все люди ходят, и солнце на всех и на всякого смотрит: так перед Богом вездесущим и вся назирающим люди ходят, и кто что делает, помышляет, намеревает, очи Господни видят. Блюдися возлюбленне, как опасно ходиши, не яко же не мудр, но яко же премудр, — когда солнце сияет на небеси, все ясно бывает, всяк видит путь, по которому надобно идти и куда идти, что делать и чего уклоняться, видит, распознает одну вещь от другой, и полезное от вредного. И тако всяк исходит на дело свое и на делание свое до вечера (Пс. 103:23). Тако в душе бывает, которую Христос, Солнце праведное, осветит. Таковая душа все ясно видит, познает прелесть и суету мира сего, познает добро и зло, порок и добродетель, вред и пользу, путь к погибели и к вечному животу ведущий, и сходит на дела богоугодные и себе полезные. Таковой душе сладко Слово Божие, якоже Сам Бог. Таковая душа все в мире сем приятное и дорогое за ничто имеет, и всегда к блаженной вечности стремится: у ней то и на уме, как бы Богу Создателю своему угодить, и в числе спасаемых быть. Блаженна есть таковая душа, которую божественный озарит свет![3] — Солнце всю поднебесную согревает и как бы оживляет: тако Бог, — Солнце вечное, — теплотою любве своея, все создание, а наипаче род человеческий согревает и оживляет. О нем бо живем движемся и есмы (Деян. 17:29). А наипаче всю теплоту любве своея излиял на нас в послании Единородного Сына Своего к нам, — к нам отступившим от Него и погибшим. «Хвали, душе моя, Господа! Буди имя Господне благословенно от ныне и до века! Помышляй, христианине, всякое сие дело и благодари Бога! На солнце все смотрят, и хотящие теплотою его согретися к нему исходят: так к Богу все верные взирают и теплотою милости Его согреваются. — Возведи и ты, христианине, очи твои к Богу, да теплотою милости Его согреешися, и почасту глаголи с пророком из глубины сердца твоего: к Тебе возведох очи мои живущему на небеси (Пс. 122:1)[4]! Без солнца никакой плод не растет и не совершается: тако без Бога, — вечного Солнца, никакое доброе дело ни начинается, ни делается, ни совершается. Доброе хотение наше, доброе начало — наше, средина и конец — Его дело есть[5]. — Солнце не престает никогда от течения своего, но всегда от востока к западу идет, и свет и теплоту свою на поднебесную ниспущает: тако Бог никогда не престает от добротворения, но всегда благотворит нам. Естество бо Его такое есть[6]. — Когда небо густыми и темными облаками покрывается, и великая буря находит, кажется, что будто солнце оставляет нас: однако же оно всегда и в такое время тончайшие свои лучи ниспущает к нам: тако, когда темный облак и буря искушений находит на нас и покрывает нас: однако же Бог и в такой тьме верного своего не оставляет, но сокровенною силою своею хранит его. Не отчаивайся убо возлюбленне, христианине, когда искушение какое постигнет тебя, но молись и призывай Его; тогда и ожидай Его помощи по неложному обещанию Его: призови мя в день скорби твоея, и изму тя, и прославиши мя (Пс. 49:15). — Как непогода и буря пройдет, солнце приятнейше нам сияет: тако, когда искушения минуются, благоприятность и любезности благости Божия в сердце человеческом чувствуется».
Метод собеседовательный
Метод собеседовательный, или катехизический, состоит в том, что избранный предмет раскрывается по вопросам и ответам. Составляемые по такому методу поучения есть в собственном смысле беседы, по самому внешнему виду своему.
Если метод этот одобряется преимущественно перед другими в преподавании наук, то еще с большей пользой он может быть употребляем в преподавании священных истин с церковной кафедры. Проповедник, обращаясь с вопросом к своим слушателям, пробуждает размышление в них самих; от этого усугубляется внимание к его собственному ответу. С другой стороны, при таком методе менее всего можно опасаться уклонения от главного предмета. Вопросы показывают заранее ход мыслей и помогают слушателю соображать все, что ему будет сказано проповедником.
По вопросам и ответам излагаются наши катехизисы, а так как катехизисы предназначаются для первоначального обучения вере Христовой всех и каждого, то значит, метод собеседовательный уже издавна признан удобнейшим для общенародных поучений. Проповеднику необходимо только наблюдать следующее:
1. Главных вопросов, составляющих части беседы, должно быть немного: довольно двух или трех вопросов для целого поучения, иначе можно забыть слушателю некоторые из них.
2. Отсюда уже видно, что вопросы эти не должны быть очень частны, в противном случае их по необходимости будет всегда много.
3. Между ними должна быть всегда самая тесная связь, так чтобы один вопрос препровождал к другому, а все вместе составляли бы строгое логическое деление предмета.
4. По вопросам и ответам всего лучше, как нам кажется, излагать истины догматические, потому что они труднее других истин, и вышеуказанные методы меньше могут быть прилагаемы к раскрытию их, чем этот последний метод.
3. Каким языком выражать священные истины
Третье условие общепонятности церковного собеседования составляет простота языка. Если кому, то особенно проповеднику, надобно быть весьма разборчивым в употреблении слов и оборотов речи. Конечно, во всяком сочинении, ясность изложения требуется как необходимое качество, но ясность речи не совсем то же, что общепонятность ее. Язык может быть точен, определен, правилен, поэтому ясен сам по себе, безотносительно, но при всем том не для всех понятен. Ибо слова и обороты, вполне понятные для людей образованных, могут быть непонятны для людей простых. Поэтому проповедник должен обратить внимание на то, чем отличается язык книжный от речи народной, и стараться всячески быть народным по самому языку в своих беседах.
Касательно употребления отдельных слов в церковном собеседовании необходимо наблюдать следующее:
1. Никогда не употреблять слов иностранных. Исключение из этого правила должно быть только для тех слов, которые перешли в наш язык вместе с самой верой Христовой, как например: догмат, евхаристия и прочее. Эти слова проповедник должен объяснять своим слушателям, не исключая их из языка церковного, потому что они приняты вселенской Церковью и имеют священную важность.
2. Всячески избегать терминов собственно научных, как например: система, умозаключение и прочее. Подобные слова в науке получают часто совершенно техническое значение; от этого они никогда не могут иметь общенародного употребления.
3. Равным образом — избегать слов отвлеченных, как например: отношение, выражение и прочее.
4. Стараться говорить теми словами, которые употребляет сам народ, не нисходя только до грубости и пошлости речи в таком случае.
5. Вводить в проповеди наиболее слов церковно-библейских, которые привык слышать народ в храме Божием и которые потому самому понятнее ему.
6. Вообще благопопечительный проповедник должен заранее обсудить не только каждую мысль, но и каждое слово своей проповеди, стараясь высказать все так, как бы высказал то же самое простой слушатель его.
Подобную же осмотрительность должен иметь проповедник и в рассуждении целых оборотов речи.
Язык наш образовался по языкам иноземным, поэтому и занимал от них не только слова, но и саму форму построения речи. Так, когда он находился под влиянием языка латинского, в нем господствовала латинская периодическая речь. Потом, когда вошел в тесную связь с языками новейшими, то начал изобиловать оборотами и фразами, свойственными этим языкам. От этого происходит, что иногда в книжной речи нашей всякое слово, отдельно взятое, понятно каждому, но смысл целой речи остается неясным или и совсем не понятным для слушателя простого, который не привык к литературному языку нашему. Читаете народу, например, жития святых по Четьям-Минеям, он почти все поймет, хотя язык этих книг славянский, а не русский. Но если переложите сказания Четьих-Миней на язык, господствующий в наших журналах, то, с уверенностью можно сказать, народу гораздо труднее будет понимать их. Отчего это? От того, что речь славянская — родная русскому языку по своему складу, а речь современного книжного языка отступила от речи собственно народной.
Конечно, немало труда потребно для того, чтобы хотя мало-помалу воссоздавать строй и склад нашего собственного русского языка, но у проповедника есть средства для этого, а именно: постоянное обращение и собеседование с народом, прилежное чтение и изучение славянских книг, как переводных, так и оригинальных, особенно же изучение таких проповедников, каковы были св. Дмитрий Ростовский и Тихон Воронежский. К чести духовных писателей наших должно заметить, что в их проповедях вообще родная речь наша живет гораздо более, чем в современных им произведениях светских писателей. Поэтому иным казалось, что духовная литература у нас как будто отставала по изяществу языка от светской, но не так было и есть на деле. Язык проповедников наших всегда, так сказать, отстаивал речь русскую от чрезмерного влияния на нее речи иностранной, и хотя в нем было также много слов иноземных, но собственно гений народной речи всегда живо является в нем. Поэтому, когда он казался устарелым для самых современников, то это не что иное означало, как постоянное преобладание в нем характера русского языка над привходящими в него изменениями и преобразованиями. Конечно, речь старых проповедников наших не совсем изящна, и теперь не может быть образцом для нас, но, тем не менее, мы по ней можем и должны образовывать язык свой для того, чтобы удобнее сделать его языком народным.
Примечания
[1] Наук. Христ. Ч. 4, 5 XXIII
[2] IV, 262, VII, 167, V, 71, X, 5.
[3] X, 8.
[4] X, 10, 11.
[5] X, 12.
[6] X, 17.
Комментировать