Кино и Мiръ

(9 голосов4.0 из 5)

Фильм «Адмиралъ»

Расшифровка лекции

Фильм режиссера А. Кравчука «Адмирал» является, пожалуй, одним из наиболее выдающихся фильмов, поставленных в нашей стране в последние годы на тему истории гражданской войны. Как любой художественный фильм на историческую тему, он, конечно, имеет право на определённого рода исторические несоответствия, хотя, пожалуй, в этом фильме их слишком много, и они довольно принципиальны. Хотя бы вспомнить сцену боя, которой не было в том виде как она показана в фильме: это флагманский корабль «Сибирский стрелок», на котором висит адмирал Колчак, не было места, где он практиковался в орудийной стрельбе лично по крейсеру вражескому, или руководил совершением молитвенного правила, которое он, вопреки корабельному уставу, совершает на глазах у зрителей. Можно было говорить о многом другом, но я бы хотел вернуться к самому фильму «Адмирал», поговорить о кризисе жанра исторического кинематографа, который, безусловно, ощущается в нашей стране сейчас, и который, я бы сказал, контрастирует даже со временем советского кинематографа.
Что я имею в виду в данном случае. Выражаясь в самом общем виде, можно высказаться так: в фильме собран ансамбль прекрасных актеров. И Константин Хабенский, и Анна Ковальчук, даже Елизавета Боярская — все они актеры, которые действительно, смогли бы сыграть, и сыграли уже немало выдающихся ролей. Но и они, и очаровательный Бероев-младший, играющий контр-адмирала Смирнова, и очень контрастирующий в этом отношении со своим замечательным отцом Вадимом Бероевым-старшим, — кажутся совершенно искусственными персонажами. Ощущение ряжености не оставляет зрителей на протяжении всего фильма. То же самое можно сказать и о Сергее Безрукове в роли Каппеля, не говоря уж о Вержбицком в роли Керенского. Повторяю: актеры талантливые, актеры с немалым количеством удачных ролей, оказываются не в состоянии воспроизвести на экране те культурно-исторические и социально-психологические типажи, которые им поручены. И в этом смысле они очень отличаются в худшую сторону от своих предшественников. Достаточно вспомнить, что образ офицера императорской армии, и в особенности белого офицера, стал своеобразным романтическим мифом советского кинематографа, начиная с легендарных каппелевцев в фильме братьев Васильевых «Чапаев», идущих в форме марковского полка под корниловскими знаменами — там всё придумано, и кончая довольно средним актером Соломиным, который воспроизводит на экране не существующий в реальности образ капитана Кольцова — на самом деле капитана Макарова, очень на него похожего, который был адъютантом не мифического генерала Ковалевского, который блестяще играет В. И. Стржельчик, а совершенного на него непохожего Май-Маевского, которого мог прекрасно сыграть М. Ульянов, сыгравший роль генерала Черноты. Вот все эти замечательные образы белогвардейцев советского кино впечатляют, вдохновляют, и самое главное — создают ощущение подлинной исторической реальности куда в большей степени, чем созвездия лиц, весьма симпатичные, но совершенно не имеющих отношение к своим историческим прототипам в фильме «Адмирал».
И вот здесь я обращаю ваше внимание на эпизод из фильма «Адмирал». Ведь помните: там рассказывается о том, как престарелая Анна Тимирева была приглашена консультировать актеров, снимавшихся в фильме«Война и мир». Да, аристократка научает советских актеров разных поколений — от Ирины Скобцевой до Людмилы Савельевой изображать из себя русских аристократок. Практика не новая в отечественном искусстве. Ив Малый театр, и во МХАТ еще до революции приглашали некоторых родовитых дворян консультировать актеров. Но обратите внимание: эти консультации давали результаты, а самое главное — было кому и кого консультировать. И здесь я уже высказался бы как историк. Что отличает любого талантливого актера? Умение, может быть, непроизвольно для самого себя фиксировать, воспроизводить затем отдельные черты таких людей – выдающихся, чисто даже внешне, с которыми он встречается. Манера говорить, ходить, одеваться, мимика — всё это схватывается актером, имеющим возможность общаться с выразительными людьми, на которых лежит печать той среды социальной, той культуры которая их воспитала. И не приходится удивляться тому, что советские актеры, сформировавшиеся казалось бы, уже в советское время, даже в послевоенные сороковые-пятидесятые годы, но все же имевшие возможность встречать людей сформировавшихся, воспитанных в той культурно-исторической среде, из который и вышли, в частности, белогвардейцы, могли на экранах кинотеатров, на театральных сценах, воспроизводить героев ушедшей исторической России. Я вспоминаю уже пожилого и довольно не похожего наКолчака Б. А. Фрейндлиха, актера Пушкинского театра, блистательно сыгравшего Колчака в фильме«Гроза над Белой».
Ничего подобного не видим в фильме Кравчука, и это не недостаток фильма, а это объективное обстоятельство современной жизни. Выдающиеся актеры нашего времени не имеют возможности — просто в силу исторических обстоятельств, ибо тот культурный слой, представителей которого пытаются изобразить, уже довольно давно исчез и не оставил после себя заметных следов в нашем обществе, они не имеют возможности воспроизводить тех героев, которые предполагаются сценарием и режиссерским замыслом. Вот почему есть основание говорить о том, что в современном кино, наверное, возможны исторические фильмы, воспроизводящие для нас героев более отдаленных эпох. Я напомню, что одним из кандидатов на роль Колчака наряду с Константином Хабенским будет Александр Домогаров. Вряд ли бы у него получился лучший Колчак, но казачий полковник Богун в фильме режиссера Е. Гофмана «Огнем и мечом», посвященный Польше XVII века, у него получился вполне убедительно. И вот здесь как раз свидетельство того трагического разрыва в преемстве поколений и культуры, который произошел в нашей стране в ХХ веке. Убежден, что если бы не эти обстоятельства исторические, которые сопровождали нашу жизнь в ХХ веке, и которым пытались противостоять героически и адмирал Колчак, и генерал Каппель, в современном кино легче было бы воспроизводить современным актерам героев России начала ХХ века. Если угодно, советский заидеологизированный кинематограф в этом отношении обладал просто более благоприятными возможностями, ибо несмотря на диктат идеологии, сохранялись актеры, которые вжились в сердцах людей с ушедшей Россией. И тот же диктат идеологии побуждал режиссеров и актеров предпринимать какие-то более тонкие ходы для того, чтобы донести до зрителя позитивный потенциал своих героев. Вообще в искусстве, как правило, зло получается выразительнее добра, а образы злых белогвардейцы из советских фильмов исполнены такого обаяния, что очень трудно было, смотря внимательно советский кинематограф, не исполниться чувством глубокой тоски по той России, которые пытались защитить эти люди ценой своей жизни очень часто.
Что же касается фильма «Адмирал», то в этом отношении он, к сожалению, оказывается мало убедительным. Он ярок, он честен в попытке восстановить некую историческую справедливость. Но главная сторона любого кинематографа, и сильная сторона кинематографа заключается в том, что он должен быть художественно-психологически убедителен. К сожалению, о фильме «Адмирал» этого сказать нельзя. Не хочу сказать, что в Хабенском – Колчаке проступает его будущий герой фильма «Географ глобус пропил», а Каппель больше напоминает Сашу Белого из сериала «Бригада», но чего-то этим персонажем недостает.
И вот его здесь я бы хотел обратить внимание на героев второго плана. Неудачен Бероев-младший в роли контр-адмирала Смирнова, но его отец, Вадим Бероев (вспомним фильм «Майор Вихрь»), по отзывам людей всегда мечтавший сыграть белогвардейца, был бы здесь гораздо более убедителен. И знаете, пожалуй, наиболее удачной ролью здесь является роль адмирала Тимирева, которого играет, в общем, довольно средний актер Владислав Ветров. Но может это срединное положение делает его более типичным офицером — точно также, например, во многом не удавшемся с исторической точки зрения в фильме «Сибирский цирюльник», пожалуй, самым убедительным офицерским образом оказывается Владимир Ильин в роли капитана Мокина-роль второго плана. Но это уже как бы излет нашего исторического кинематографа. И остается только надеяться на то, что снимая в дальнейшем фильмы, посвященные другим историческим эпохам, мы будем иметь возможность видеть актеров — талантливых актеров. Допустим, я считаю, что в роли Софьи Колчак Анна Ковальчук и половину своего потенциала не смогла реализовать, хотя прототип, персонаж ее вполне соответствует по масштабам своей личности таланту Анны Ковальчук. Вообще, должен сказать, что размышляя над жизнью Колчака, я всегда сделал выбор в пользу его законной жены, нежели в пользу его пассии — это была личность удивительного масштаба, хотя и сложного характера.
Ну, а что касается нашего недавнего прошлого, допустив утопление в крови исторической России, мы теперь несем, наверное, естественную расплату за невозможность изобразить ее должным образом по прошествии века, отделившего хронологически нас от этого времени.

Фильм «Поп»

Расшифровка лекции

Режиссер Владимир Иванович Хотиненко снял, на мой взгляд, лучший фильм о нашей духовной церковной жизни, который появился в период существования российского кинематографа. Но таковым фильмом я считаю фильм «Мусульманин», а не фильм «Поп». То, что достаточно значимый и интересный сюжет фильма «Поп» стал предметом его внимания — именно этот сценарий,- для меня было скорее положительным явлением, и впоследствии, когда мне довелось беседовать с Владимиром Ивановичем, я как раз высказал свое мнение о том, что мне представляется фильм «Поп» менее глубоким, менее искренним фильмом на церковную, на религиозную тему, нежели фильм «Мусульманин». Он, в общем, отчасти со мной согласился, и даже согласился с моим упреком в том, что фильму изрядно вредит некий идеологический заказ, в нем присутствующий. Но это наш с ним разговор, который имел вместо прошлой весной, и обусловлен он был тем, что мне не раз уже приходилось говорить о фильме «Поп» не только и не столько как священнику, комментирующему художественные фильмы, но и как церковному историку. Именно с этой точки зрения я бы и стал размышлять сейчас о фильме «Поп».

В основу этого фильма положен очень важный, практический неведомый нашему кинематографу сюжет о пастырском служении православного священника на оккупированной территории в годы Второй Мировой войны. И конечно же не случайно главный герой в этом фильме назван именем, сразу же вызывающим вполне определённые ассоциацию. Напомним, что главного героя зовут отец Александр Ионин, но людям, мало-мальски знакомым с деятельностью Псковской миссии, конечно же, хорошо известен отец Алексей Ионов, который был одним из самых выдающихся священнослужителей этой миссии. И вот подходя к фильму с такой точки зрения, будучи обремененным этим знанием, я уже с первых же кадров фильма был поражен тем, кого я увидел.

Напомним, что уроженец северо-западного края отец Алексей Ионов получил образование в Свято-Сергиевском Парижском богословском институте. Он был не просто лично знаком с отцом Сергием Булгаковым — во многом он сформировался под руководством одного из таких выдающихся священнослужителей русского зарубежья — будущего протопресвитера Василия Зеньковского. Это был человек, который олицетворял собой образованного пастыря, которого породило русское зарубежье тогда, вот в 1920–1930‑е годы. И конечно, первые кадры из фильма, когда главный герой занимается тем, что показалось бы безумным варварством любому эмигранту (он вырезает иллюстрации из редкого в русском зарубежье дореволюционного издания периодического) — это уже заставляет задуматься о вменяемости этого священника, или об уровне вообще его культурного развития. Ну, а вот этот псевдонародный окающий стиль, совершенно не вяжущийся с реальным отцом Алексеем Ионовым, добивает окончательно. Тем более, что выдающийся актер Маковецкий мог бы представить нам совершенно другой персонаж — достаточно вспомнить другой фильм Хотиненко о дореволюционной России «Гибель империи». То есть я имею в виду тип человека русского — русского священника, сохранившего в себе архетип образованного русского священника — образованного. Зачем такой налет псевдонародности понадобился автору, мне сказать сложно.

Но далее продолжаем идти по последовательности событий фильма. Отец Александр Ионин (Маковецкий) с печалью и умилением провожает, кропя, советский танк. Посмотрим реально на ту ситуацию, которая была. Конечно, в рамках русского студенческого христианского движения, в стенах парижского Свято-Сергиевского богословского института, реальный отец Алексей сформировался как настоящий белый эмигрант и антикоммунист. Таковым он и оставался до конца своих дней. То, что пришлось пережить ему, как и многим священнослужителям Прибалтики за короткий период советской оккупации с лета 1940 года, было настоящим испытанием. Я хочу подчеркнуть, что хотя жестокие массовые репрессии по отношению к Церкви только ещё должны были начаться на этих вновь занятых советскими войсками территориях (я имею в виду Западную Украину и Западную Белоруссию, Прибалтику), именно в Прибалтике они и начались. И по существу, сохранение советского режима на этих территориях обрекало отца Алексея и его семью на смерть — в лучшем случае на многолетний лагерный срок. Поэтому отношение отца Алексея к тому, что один оккупационной большевистский режим уступил место другому оккупационному режиму – нацистскому, должно было быть несколько иным. Хочу подчеркнуть, что он принадлежал к той части белой эмиграции, которая не строила особых иллюзий по поводу нацистской Германии, и он прекрасно понимал, что его служение будет не менее трудным в новых условиях. И конечно, эта возможность, которая оказалась предоставленной ему обстоятельствами — а именно служить на приходах Псковщины,- по существу было для него милостью Божией, ибо он, ощущающий себя русским священнослужителем, занимался возрождением церковной жизни на крещеных почти 900 лет до этого, но превратившихся в полную пустыню, землях Псковщины, подобно другим участникам Псковской миссии. И конечно, он отдавал себе отчет, что такой возможности у него не было бы, если бы сохранился советский статус-кво и на этих территориях. При том, что отец Алексей был достаточно аполитичным человеком и занимался прежде всего тем, что исполнял свой пастырский долг.

Но тут возникает еще одна проблема. В течение всего фильма главный герой как будто более всего озабочен тем, как остаться священником на оккупированной территории и вместе с тем совершать свое служение, оставаясь патриотом России. Только какой России? Той Россия, в представлениях о которой он был воспитан в русской эмиграции, уже не существовало. Советская Россия повернулась к нему страшным оскалом оккупационного 1940–1941 года. И вот теперь он увидел опустошенную от всяких элементов православной церковности русскую землю исконную. Вот проблема, которая на самом деле стояла перед ним: как совместить это в своём сознании? И он делал то, что и должен быть был делать священник. Хочу подчеркнуть: фильм совершенно игнорирует ту уникальную работу, которую проделал и отец Алексей, и многие его сподвижники, по возрождению церковной жизни. Они не просто сидели на приходах, исповедуя заблудших партизан, забредавших к ним (довольно искусственная сцена). Они занимались, например, катехизацией и миссионерством, прекрасно понимая, что за этот короткий промежуток времени многие родившиеся на Псковщине люди совершенно расцерковлены. Не один десяток школ за годы осуществления Псковской миссии был обойден отцом Алексеем Ионовым. Ведь он не просто читал Закон Божий, но занимался организацией преподавания Закона Божия, работая с учителями. Не просто совершитель треб, но катехизатор и миссионер, который стремился людей забывших или никогда не знавших церковной жизни, привести в Церковь осмысленно и осознанно. Вот этот уникальный опыт Псковской духовной миссии, к сожалению, не должным образом воспринятый нами, неучтенный нами, в 1990‑е годы. Вот тема для серьезного размышления, которая могла быть представлена в этом фильме. Но ничего подобного мы не видим — только размышления на идеологические темы.

Блистательная Нина Усатова, которая в этом-то фильме воспроизводит ту замечательную героиню, которая действительно стала эпохальной фигурой в нашем кино, да и в ее собственной жизни — я имею в виду мать главного героя фильма «Мусульманин». После этого фильма Нина Усатова стала воцерковляться. Здесь мы узнаём ее прежнюю героиню из того фильма Хотиненко, который был снят в 1995 году. Ничего нового мы здесь не видим, кроме какой-то совершенно запредельной ситуации с умерщвлением себя в лесу — это довольно искусственно. Как искусственным кажется напоминающий лощеных белогвардейцев советских фильмов немецкий офицер, покровительствующий отцу Александру. Он очень искусственен. Хотя, безусловно, реальные участники событий — в частности, например, офицеры, которые были когда-то офицерами российской императорской армии, а потом в силу своего немецкого происхождения оказались в Германии и служили в вермахте, были, и были настроены весьма подчас лояльно к русским антикоммунистам.

Очень сложная тема здесь была затронута — коллаборационизма. Мы видели полицаев, в общем, довольно хрестоматийных, а эта тема была гораздо сложнее. И далеко не бесспорное решение отца Алексея Ионова не отпевать полицаев при готовности, в общем, вести диалог с партизанами, тоже вызывает вопросы. Подлинно ли это пастырская позиция, когда речь идет об убиенных?

Конечно, в этом фильме есть и другая личность — митрополит Сергий Воскресенский, но дан он очень поверхностно. И та величайшая трагедия, которая была пережита им после наложения на него и на его духовенство прещения митрополитом Сергием Страгородским, подана здесь очень поверхностная и легковесно. И вообще эта личность весьма противоречива. По существу, перед нами вариант митрополита Сергия Страгородского, только оказавшегося под пятой не коммунистического богоборческого, а неоязыческого нацистского режима, готового идти с ним на компромисс. Но такой трагедии мы здесь в полной мере не ощущаем. Как не ощущаем, например, и сложности во взаимоотношениях отца Алексея Ионова, который, подобно многим священнослужителям Прибалтики, воспринимал первоначально митрополита Сергия Воскресенского как просто агента госбезопасности, и постепенно лишь открывал в нём пастыря. Все это вынесено за скобки.

Фальшиво звучит замечательный хор из оперы Верди «Набукко». Ведь речь идет о том, что отец Алексей (Александр, как в фильме) находится не в чужой земле, не в плену у иноземцев. Вавилоном для него становится родная земля. И не вавилоняне, а потомки православных христиан являются в данном случае гонителями Церкви, гонителями и его самого. Тут должна была быть какая-то другая мелодия. Потому что вся трагедия Русской Православной Церкви ХХ века именно связано была с тем, что гонителями-тоее выступали те, кто был рождён, крещен, и даже воспитан, как казалось, внутри православной ограды.

Во многомв общем справедливо показанный финал служения отца Александра, как он называется в фильме– арест, заключение. Да, большая часть тех членов Псковской миссии, кто остался на территории, занятой советскими войсками и не пошел на сотрудничество с властями, были арестованы и получили лагерные сроки. При этом подчеркну, что отец Алексей Ионов ушел с немцами, и впоследствии принимал участие в окормлении русских частей, воевавших на стороне Германии, и до конца своих дней оставался членом Русской Православной Церкви Заграницей, последовательно проводившей антикоммунистическую позицию, и считавшей, например, генерала Власова своим героем. Трудно представить подобного рода отношение со стороны героя фильма.

Да, интересен эпизод, уже, как кажется в Печорском монастыре, когда под аккомпанемент неизвестного знакомого «Бони‑М», действительно допущенной советской цензурой музыкальной группы из Ямайки, звучавшей со всех сторон, приходит группа молодёжи к нему, и он ведет ее в Церковь. Но не поставлена тема того, что ведь за эти десятилетия, что он провел в лагере, а потом в монастыре, оказалось перечеркнутой вся та огромная работа, которая была проделана им за годы оккупации. Перечеркнута теми людьми, которые вышли из леса, которые приехали туда на советских же танках. Это не значит, что перспектива церковной деятельности отца Александра (Алексея) была бы радужней, сохраняйся нацистский режим. Важно другое. Именно неразрешимая трагедия служения его как пастыря в тех обстоятельствах, в которых он оказался. Трагедия, которая разрешится, конечно же, его блаженной кончиной, надо полагать.

Конечно, обращению к теме жертвенного служения русских православных пастырей в годы войны надо обращаться нашему искусству — и кинематографу, в том числе. Но чем меньше будет присутствовать некий идеологический заказ, тем более глубокими и проникновенными будут эти произведения искусства, тем больше правды духовной и нравственной они принесут людям, и тем более будут убедительными они для современников.

Я надеюсь, что фильм «Поп» является своеобразным знамением того, что пройдя через разные темы — в частности последний фильм «Наследники» об этом свидетельствует, режиссер Владимир Иванович Хотиненко попытается создать фильм, который может быть сравним с фильмом «Мусульманин», и тем самым всё-таки утвердит себя в истории нашего кинематографа как один из наиболее глубоких и талантливых кинорежиссеров, решившегося запечатлеть в нашем кино тему нашей церковной жизни.

Фильм «Мусульманин»

Расшифровка лекции

Вот уже более четверти века в нашей стране вопрос о духовном возрождении ее, о Русской Православной Церкви и месте ее в духовном возрождении России звучит из разных уст и на разные лады. Даются разного рода ответы, причём проходит время, и как представители Церкви, так и представители нашей культуры возвращаются к этой теме. Но до сего времени фильмом, наиболее глубоко и вдумчиво попытавшимся осветить эту тему — тему наличия у нас православного возрождения, остается фильм Владимира Хотиненко и сценариста Валерия Золотухина «Мусульманин». Фильм, снятый более 20 лет назад в 1995 году и поначалу кем-то незамеченный, а представителями православной общественности нередко встречавшийся враждебно, этот фильм как будто отошел на второй план. Но вот проходили годы и актуальность его для тех, кто серьезно размышлял о духовной жизни нашего общества, становилась всё больше и больше. Да, со временем появится фильм «Остров» режиссера Павла Лунгина, тот же самый Владимир Хотиненко снимет фильм «Поп», но фильм «Мусульманин», на мой взгляд, продолжает оставаться наиболее глубоким и наиболее тревожащим сознание православного христианина произведением искусства. Увы, этот фильм оказался грозным предупреждением — прежде всего нам, православным христианам, отех серьезных трудностях, которые будут вставать перед нами по мере того как будет развиваться церковная жизнь на рубеже ХХ-ХХIвеков в нашей стране.

Но обратимся к этому фильму. Начинается фильм с того, что мы видим священника. Должен сказать, что это, пожалуй, один из наиболее удачных образов священника, появившихся на нашем экране за все эти годы. Мы видим священника молодого, вдохновенно поющего кондак «Взбранной Воеводе», идущего на фоне прекрасной рязанской природы по полю. Он очень естественен и органичен. Кажется, не было кровавого ХХ века, почти уничтожившего церковную жизнь в нашей стране. Кажется, вот этот священник через ХХ век прошел так вот вдохновенно и радостно. Мы смотрим этот кадр, с которого начинается фильм, проникаемся каким-то внутренним убеждением, что это начало нашего возрождения. Но в этом же кадре возникает одна деталь. Вообще этот фильм примечателен тем, что режиссер очень тонко дает нам почувствовать, на таких полутонах играя, сложность и противоречивость нашей духовной жизни. Мы видим этого священника в полном одиночестве. Ну, может же быть такое, чтобы священник оказался один в чистом поле? Конечно, да. Но то одиночество, которое мы видим в первом кадре фильма, оказывается чем-то бóльшим. А затем мрачная заставка черная, на которой зеленым шрифтом выведено слово «Мусульманин», и жуткий, бессмысленно завершившийся очередной день советского человека, в пьяном сне забывшегося под аккомпанемент вечернего выпуска «Вестей». И женщина — мать главного героя-блистательнейшая роль Нины Усатовой. Роль, с которой, по ее собственным словам, началось ее вхождение в церковную жизнь.

Так перед нами открывается история русской деревни. На самом деле, поразительно верно снятая в этом фильме русская деревня приобретает гораздо больший смысл. Это не просто русская деревня — это Россия. Россия начала 90‑х годов, в которую возвращается чудесным почти что образом спасшийся 7 лет назад в Афганистане Коля Иванов, принявший в афганском плену ислам. Надо сказать, что такая поверхностная и негативная реакция на этот фильм часто формулировалась в эти годы словами: что же это за фильм – антиправославный, антирусский, в котором мусульманин показан лучше, чем русский и православный. Я вспоминаю кинолекцию по этому фильму, которую я читал на этих Рождественских чтениях в Москве в ВЦСе многим представителям провинциальных приходских школ, катехизаторам, которые, посмотрев мой комментарий, прослушав мой комментарий, сказали: «ну, теперь-то мы поняли, что этот фильм вообще-то не про мусульманина, а про Россию». Про религиозного взыскующего русского юношу, которому не довелось в своей родной русской деревне, в которой он прожил до 18 лет своей жизни, встретить просто верующих людей, верующих христиан. И первых верующих, которых он встретил — этими верующими оказались афганские мусульмане. Но религиозно взыскующий юноша после этой первой встречи с действительно религиозными принял именно ту религию, которая предстала перед ним живо, ясно и убедительно.

И вот с этой новообретённой верой он возвращается в родную, русскую, кажется, уже православную, деревню. Но именно кажется, что православную. В ней есть восстановленный храм, в котором служит вот этот замечательный молодой священник. В нём даже есть прихожане — преимущественно прихожанки, ибо в этой деревне женщин естественно больше, чем мужчин, ибо многие мужчины, как его отец главного героя, умирают в раннем возрасте, не дожив даже до 40–50 лет, по пьяному делу часто налагая на себя руки. Да, в этой деревне есть прихожане в храме, но нет христиан, нет православных христиан. И по существу трагедия главного героя связана с тем, что вернувшись в родной деревне к любящей матери (это незаурядная, безусловно, личность — его мать!) он не обретает в этой деревне верующих людей. Кроме одного — это православный священник, которого он поначалу воспринимает именно как оппонента, и к которому мучительно и трудно идет на протяжении всего фильма, на встречу с которым идет на протяжении всего фильма.

Показательно, как в фильме представлено возвращение Коли Иванова в родную деревню. Его сопровождают многие из односельчан, когда он входит домой и обнимается с братом. Кажется, вот она — сохранившаяся русская деревня с ее общинностью, соборностью… Но ничего подобного не происходит. Мы слышим, как они, стоя в стороне, наблюдают, как братья обнимаются, целуются, комментируют это, как будто смотрят уже ставший составной частью их жизни сериал по телевизору. Люди отчуждены друг от друга. Отчуждены они друг от друга и на празднике, который устраивает мать главного героя, когда Коля возвращается домой. К удивлению своему, мы слышим, что поют они за столом уже советские песни — как будто традиционная русская песня уже неведома им самим. Выразителен крёстный Коли, тюбетейка на голове, привезённая ему Колей из Афганистана, символизирующая условный характер его восприемничества. Да, наша страна, в которой подавляющее большинство крестных никогда не исполняет своих восприемнических обязанностей — и неслучайно, что у этого псевдокрестного псевдокрестник принимает ислам. Выразителен глава местной администрации, появляющийся на этом празднике, произносящий речь, исполненную традиционного для советского руководителя презрения к людям и упоенностью властью. Только власть для него олицетворяет не партийный билет, а доллар, который он вынимает из своего кармана, в котором когда-то лежал другой символ его власти — партийный билет. Этот новый представитель власти расположен к другой любой религии, он выразительно говорит: «у нас свобода всех конфессий — хоть в Бога верь, хоть в черта – лишь бы государству вреда не было». И Коля остаётся здесь совершенно один — только мать, пытающаяся понять его внутреннюю трагедию.

Показательно, что жители деревни весьма критично воспринимают Колю. Не только потому, что он не пьет, много трудится, но и потому, что он мусульманин. И когда мать пытается объяснить им, что сын у неё хороший человек — говоря об этом, она вспоминает о медали, которую он должен получить, она слышит от своих подруг зловещие слова: «Медаль за плен». И вот здесь проступает самое главное. Колю отторгают эти пожилые ходящие храм женщины не потому, что он мусульманин, а потому, что он верующий, а они неверующие, они еще не православные.

Выразителен конфликт Коли с его братом. Это не просто пьяница и рецидивист — это настоящий народный нигилист, не принимающий веры своего брата — не потому, что это исламская вера, мусульманская вера, а потому, что эта вера — нечто высокое и духовное. Конфликт между братьями приводит мать главного героя к необходимости обратиться к священник. Так нередко бывает, когда к нам обращаются люди — не потому, что хотят обрести Христа, а потому, что хотят решить свои какие-то житейские проблемы. «Ты скажи что-нибудь, сделай что-нибудь батюшка, может быть, молитва какая-нибудь есть или заговор!» — говорит она, пытаясь прекратить конфликт своих сыновей. И вот после этой удивительной сцены (второй раз в данном случае священник появляется в фильме) мы видим, как эта женщина начинает прозревать, может быть, в самую трудную правду для любого человека. Она понимает, что сыновья ее такие сложные — один рецидивист и пьяница, а другой мусульманин, потому что чего-то в жизни не давала им она. «Пресвятая Богородица, прости мою душу грешную!» — говорит она, когда сыновья очередной раз пытаются убить друг друга. Вот с этого начинается христианство — когда человек, видя несовершенство мира, пытается понять собственную вину за это несовершенство, задать вопрос самому себе — в чём не прав, в чём грешен он.

На протяжении всего фильма главный герой, очевидно, идёт навстречу священнику, единственно близкому ему человеку в этой деревне. Но в конце фильма, когда он устремляется к нему, оставив свое исламское молитвенное правило, он встречает человека, который на протяжении всего фильма выслеживает его с намерением убить. Это бывший его замполит по Афганистану. И вот здесь, вот эта, очень в чём-то может быть, условная сцена разговора двух этих, в общем-то, еще молодых людей, открывает нам очень важную проблему. Действительно, чаявший обрести веру в Бога Коля, наконец, направился к православному священнику. Но на пути у него появляется человек. Принявший Крещение, он называет себя «крещеным замполитом». Читающий Библию, но очень избирательно воспринимающий ее. «Я согласен не судить, если расстреливать всех без суда и следствия», — говорит он. И вот этот человек, намеревавшийся еще недавно убить Колю вдруг предлагает ему, сохранив ему жизнь, перекреститься. Перекреститься просто ради него, для него, для себя — и сам при этом крестится левой рукой, как нередко в житиях святых крестятся воплощающиеся в людей бесы. Коля отказывается перекреститься для него, преклониться перед ним, и замполит, одержимый бесами, о которых он сам говорит — он говорит о самом, что он — «человек, у которого был один бес, он его покинул, а потом место осталось пусто в его душе, и он пришёл и привел семерых, злейших себя». Одержимый какой-то бесовской силой, он стреляет в Колю. И Коля гибнет на наших глазах, так и не дойдя до спасительной гавани — до Церкви. Вот это очень важный момент фильма, и сейчас он приобретает, увы, весьма актуальный — я бы даже сказал, зловещий оттенок, этот эпизод. Действительно, одной из главных опасностей на пути нашего подлинного церковного возрождения оказываются «крещеные замполиты», люди, которые хотят подменить Церковь Христову церковью антихриста, которые хотят подменить веру во Христа новой тоталитарной идеологией, замешанной на ненависти, нетерпимости и гордыни. Гордыни за самого себя, за свою страну, за свое государство. По существу перед нами новоязычество, рядящееся в православные одежды. И вот в 1995 году, изображая русскую деревню, фильм «Мусульманин» поставил серьезный и острый вопрос: а есть ли у нас религиозное возрождение и является ли это возрождение подлинно христианским, и в чём заключается главная опасность, одно из главных искушений на этом пути православного возрождения, а значит — преображения России — не в попытке ли подменить очередной раз веру во Христа верой в какого-то иного кумира, за которым всегда проступают зловещие тени антихриста?

Комментировать