«… Может быть потому, знаете, что я чувствовал, что меня вела какая-то сила по жизни фронта, что я думал, что меня ни одна шальная пуля, ни какая-то другая, ни осколок не может свалить. Я был Кем-то охраняем. Не исключено, что я был охраняем Господом моим Богом. Потому что даже тогда – даже тогда, не зная совершенно Библии, Нового Завета, я знал, что есть Бог. Потому что мои родители – верующие люди, тётка моя Надежда Петровна веровала в Бога. У нас в доме в углах висели иконы, на праздники религиозные зажигали лампаду, всё было замечательно, всё было хорошо. Однажды тётка Надежда Петровна дала мне тридцать рублей – когда мне было лет четырнадцать, не больше. Это были такие красные большие «простыни» – деньги советские. И сказала, что отнеси в церковь, отдай это на ремонт храма и на свечи. А я в ту пору получал – ну, немного, может быть, в месяц получал от этой же тётки и от её мужа, дяди Васи, может быть рубль – не больше, весь месяц. И представляете мысль мальчика, который имеет такое огромное состояние, когда можно мороженое есть с утра до вечера целый месяц на эти тридцать рублей. Я, значит, зажал эти деньги и боролся страшно с собой: пойти отдать эти деньги или не отдать всё-таки на ремонт храма. И решил – где-то в подсознании, какими-то окраинами сознания: нет, не отдавать, нет, я буду счастливый человек, я буду есть много мороженого, это будет так вкусно, так хорошо! Потом вдруг я как-то оказался с зажатым кулаком, с этими тридцатью рублями около церкви… Потом смотрю: я уже вхожу в эту церковь… Потом я разжимаю – страшно нехотя, весь перепуганный, – разжимаю этот кулак и отдаю эти деньги какой-то тётеньке и говорю: «Вот, пожалуйста, возьмите это на ремонт храма»… Я помню, что у меня состояние было какое-то такое ужасно нервное. Она взяла и сказала «спасибо», и больше ничего не происходило. В церкви было мало народа, совсем мало. Церковь была пуста, но пахло ладаном, церковь была освещена свечами – где-то горели. Но вдруг я почувствовал какое-то удивительное освобождение. Мне было так хорошо, понимаете! Я исполнил какой-то огромный долг – четырнадцатилетний маленький человечек. И думаю – я потом когда узнал, что оказывается тридцать серебреников, тридцать рублей, понимаете, если бы я их не отдал, – я почти убеждён, что меня не было бы живым на фронте. Вот у меня такое ощущение. Поэтому меня по фронту вела сила, Которая верила в меня. Наверное, так».
***
Протоиерей Владимир Вигилянский:
Ко мне в храм пришла одна женщина, которая стала свидетелем необычного эпизода из жизни И.М. Смоктуновского в мае 1994 года, за три месяца до его кончины.
В то время, когда она была по делам редакции в квартире актера, к нему пришла делегация с просьбой подписать петицию театральных деятелей Президенту РФ в защиту Студенческого театра и против открытия храма.
К этому времени письмо уже было подписано Галиной Волчек, Кириллом Лавровым, Юрием Никулиным, Валентином Гафтом, Марком Захаровым, Михаилом Ульяновым, Леонидом Хейфецем и другими актерами.
В скобках заметим, что было и другое письмо – в защиту храма, подписанное Никитой Михалковым, Ириной Архиповой, Марленом Хуциевым, Георгием Свиридовым, Александром Михайловым, Светланой Дружининой, Сергеем Соловьевым, Вадимом Абдрашитовым.
Но Смоктуновского ознакомили только с первым письмом, в котором утверждалось, что «восстановление церкви именно в этом здании не обусловлено исторической необходимостью», так как это уже третье местоположение Татьянинского храма.
Между тем «исторический дом» на ул. Герцена – «святыня театрального искусства нашей страны», а Студенческий театр МГУ – «трибуна, с которой студенты Университета выступали в защиту демократии и прогресса».
Известный актер повел себя в высшей степени странно:
– Скажите, – спросил он непрошенных гостей, – какую я сделал в своей жизни подлость и чем дал вам повод подумать, что я подпишу письмо против Церкви?
***
Воспоминания дочери Иннокентия Смоктуновского о знакомстве актера с Валаамским подворьем:
«Однажды папа гулял с собакой и встретил неподалеку от нашего дома, около поликлиники, священника. Поскольку папа был узнаваем, священник поздоровался с ним, папа ответил, и они разговорились. Оказывается, в здании поликлиники раньше располагалось подворье Валаамского монастыря, и теперь его вернули церкви. Папа пришел домой, рассказал нам об этой встрече, мы все порадовались, что совсем рядом будет теперь храм. Папа стал туда иногда заходить, следил за ходом реставрации, общался со священником.
И вот как-то раз, видимо, на вопрос папы, как идут дела, священник ответил, что все хорошо, только очень мало у них икон. Папа, когда пришел домой, спросил, не против ли мы, если он подарит этой церкви большую икону святителя Николая Чудотворца. Папа собирал иконы, привозил из разных мест… И решил эту, которую особенно любил, отдать. Мы, конечно, не были против, раз такое было у папы желание. Помню, к нам пришли монахи и торжественно перенесли икону святителя Николая в храм. Произошло это месяца за два до папиной смерти. И когда папа умер, мама сказала: «Наверное, святой Николай встретит папу в том мире». Сейчас икона, подаренная папой, помещена на стене справа от алтаря в деревянном киоте. И когда я прихожу на Валаамское подворье, то стою обычно около папиной иконы».
Комментировать