Однажды волшебник пришел домой и попив чаю, поразбирав свои рисунки, увидел в газете слова: «Не стало художника Виктора Чижикова».
А надо сказать, что волшебник терпеть не мог таких слов,- «не стало такого- то…», «ушел из жизни такой- то…» Впрочем, он никому не говорил: - Не надо ТАК говорить…
«Это личное дело каждого»,- считал он.
А волшебник этот был помимо всего прочего исполненным очей. То есть у него были обычные глаза, которые вокруг и вовне смотрят, а были еще такие, которые видят невидимое для других.
Ну вот,- он взглянул этими очами на мир в который переселился его друг Виктор Александрович Чижиков и увидел художника в окружении всех его близких и родных, других художников, музыкантов, поэтов, известных всем, и никому почти неизвестных, других людей как бы не поэтов, не музыкантов, и не художников.
Но это никакой роли не играло в мире, где все они находились. Каждый мог здесь и музыку писать прекрасную, и стихи сочинять, и рисовать великолепно. Да и вообще здесь каждый мог что угодно.
Рядом с художником был его сынишка Саша,- тоже художник, которого папе пришлось хоронить в земной жизни. Сынок, как и все был очень радостным, и был очень похож на своего папочку, что всех умиляло необычайно…
Ну вот, и волшебник увидел, как к Виктору Александровичу подошли зверюшки всевозможные уморительные, которых он рисовал и стали водить хоровод вокруг него. Некоторые из них взяли музыкальные инструменты и стали играть восхитительную, чудесную музыку.
Поросюшка, которая художнику особенно удавалась, играла на арфе, встав на стульчик, Тянитолкай из «Айболита» играл на гитаре и на ударных, медведь играл на флейте, ну и так далее…
А когда музыка зазвучала, все вдруг стали летать по воздуху,- и сами музыканты, и слушатели,- люди и звери. Среди ближайших людей, близко летавших с Виктором Александровичем волшебник узнал Альбрехта Дюрера, Рембрандта, Михаила Александровича Врубеля, Василия Ивановича Сурикова, Чарли Чаплина, актера Леонида Куравлева и многих других известных ему людей. Здесь же летал Градский с гитарой и распевал на ходу сочиняемые им импровизации.
А много было и неизвестных «как бы», ему людей, но все смотрели невыразимо дружелюбно и ощущение было такое, что они 150 лет знакомы…
Волшебник улыбнулся этому зрелищу, всем людям и зверюшкам и подумал: - Да, конечно, бывает приходится «попыхтеть» когда проходишь курсы по переподготовке волшебников…
Всегда вспоминаешь «курс молодого волшебника», который пришлось пройти, поступая в волшебники.. В такие времена, когда «небо с овчинку» невольно вспоминаешь слова другого известного волшебника: «И свинья забудет своих поросят, когда ее палят…»
Но… но что это по сравнению с таким счастьем, что у тебе никто не ушел из жизни, ты со всеми дружишь, со всеми радуешься, умножаешь радость всех, осчастливливаешь всех ежеминутно…
Да и нельзя, строго говоря, вообще говорить такие слова «пришлось», «приходится»…- это все огромная радость на самом деле,- вся палитра чувств, которую ощущают волшебники…- будь это «переподготовка» или что-либо другое…
«Удивительно,- подумал он,- какие изумительные рисунки нарисовал Виктор Александрович, и стал рассматривать их с удовольствием. Особенно он любил рисунки к «Айболиту», сказкам Андерсена, историям Носова…
Да что там! Практически все рисунки он любил особенно… Мишку олимпийского – то само-собой…
«И ведь это только начало нескончаемого творчества Виктора Александровича»,- подумал волшебник и начал сам рисовать очень простецкого вида барбоса, (явно «дворянина»), возлежавшего на травке и ласково, дружелюбно глядевшего на зрителя.
