Дневники

Хроника упадка

• 20 июля 25 | 12:59 — 347 0
  Станислав

  Братья и сёстры!

  Всем нам в той или иной мере знакомо творчество Валентина Григорьевича Распутина. Кто-то помнит его произведения по школьной программе, кто-то читал по своему вкусу, но, наверное, нет на «Азбуке» посетителя, который бы ничего не знал об этом писателе. Я же открыл его для себя достаточно поздно: в школе зевал над «Уроками французского», морщился со скуки от «Прощания с Матёрой», и лишь несколько лет назад случайно взял в руки «Живи и помни». Вскоре за этой книгой последовала «Дочь Ивана, мать Ивана». Мне показалось, что на самом деле это – трилогия («Живи и помни», «Прощание с Матёрой», «Дочь Ивана, мать Ивана»), охватывающая временной интервал с 1944 по 2003 годы и описывающая деградацию мужества. Книги эти писались Валентином Григорьевичем не одновременно, и, заканчивая «Живи и помни», он вряд ли даже догадывался, что у него появится повод написать «Мать Ивана, дочь Ивана». Однако получилась именно трилогия, финал которой лично меня огорчил, как достоверный, но смертельный диагноз. Разбирая выявленный Распутиным процесс, я буду цитаты иногда вставлять, а иногда приводить по памяти: у меня этих книг под рукой нет, только понравившиеся выдержки.

  «Живи и помни». Действие происходит в 1944-45 гг., главный мужской образ – дезертир Андрей Гуськов. Его родина – глухая сибирская деревня Атамановка, где все всех знают; и поэтому домой пойти нельзя. Андрей и не идёт, а живёт в дальнем зимовье, изредка встречается только с женой и постепенно морально дичает. Но если присмотреться к нему, то можно предположить, что это вовсе не дикость, а обнажение изначального характера персонажа. Андрей не трус и не слабак, ведь он воевал с 1941 по 1944 гг. Просто на этот раз он решил во что бы то ни стало остаться в живых и собой не рисковать. Неслучайно все его сентиментальные рассказы о тоске по дому и желании увидеть Атамановку хотя бы перед смертью довольно скоро уступают место простому животному желанию уцелеть. Андрей прячется от всего мира, а если будет надо, то пойдёт на весь мир войной, лишь бы защитить себя. В его руках ружьё, и поэтому пьющему участковому милиционеру лучше даже не пробовать арестовать Андрея. Правда, в итоге за всю эту авантюру платит жизнью тихая и безответная жена Андрея – Настя. Другое дело, что Андрей – плохой пример мужества. Это скорее дикий зверь, который может быть опасным, но ни к какому положительному делу уже не пригоден. Поэтому в произведении присутствует Макс Вологжин – школьный друг Андрея, с честью прошедший всю войну и вернувшийся с наградой. В нём присутствует та же неукротимая жажда жизни, что и в Андрее, только Макс идёт своим путём до конца. В частности, и война, и победа, и возвращение домой – это всё его осознанные решения. На праздновании 9 мая кто-то из односельчан спрашивает: «А если немцы снова на нас нападут?». Макс отвечает: «Не позволим! Снова пойдём и снова победим». То есть Макс считает войну своим личным делом и допускает, что, победивши один раз, сможет победить и вторично. Никаких слов типа «правительство разберётся» или «товарищ Сталин знает, что делает» мы от него не слышим, равно как и скрывающийся в тайге Андрей не рассчитывает, что кто-нибудь его поймёт, или пожалеет, или простит. В контексте дальнейших произведений В. Г. Распутина это – принципиальный момент.

  «Прощание с Матёрой». Сюжет романа, думаю, можно не напоминать, потому что это произведение входит в школьную программу. Если совсем коротко, то деревню в полном составе выселяют в другие места, а на её месте планируется залить водохранилище. Сама по себе ситуация дикая, немыслимая для персонажей «Живи и помни». Ведь именно желание защитить свой дом от вторжения двинула на фронт Андрея Гуськова и Макса Вологжина. А в Матёре 1960-х гг. санитарная бригада хозяйничает понаглее немецких оккупантов: зажигают хаты, рубят кресты на кладбище. Какова же реакция местных жителей? Несколько местных старух и стариков устроили скандал на погосте, причём, «санитаров» удалось прогнать лишь силой. А кто применил силу? Пара стариков, один из которых сумел отобрать у приезжего топор и пригрозил пустить оружие в ход. А мужики в Матёре есть? Конечно, есть. Тракторист Павел Пинигин – бывший фронтовик и описан автором, как и другие ветераны, довольно ярко: «Всё, что требуется, они делают – и детей рожают, и работу справляют, и солнце видят, и радуются, злятся в полную моченьку, но всё как бы после своей смерти или, напротив, во второй раз, всё с натугой, привычностью и терпеливой покорностью». Можно предположить, что Павел Пинигин – это постаревший Максим Вологжин. Но только не было ни у Макса, ни у его антагониста Андрея этой самой «терпеливой покорности». А Павел лишь вздыхает, смотрит на догорающие хаты и успокаивает себя тем, что теперь не придётся больше переживать: дело сделано. Может быть, в Матёре всегда такая покорная порода жила? В. Г. Распутин, описывая село, упоминает «срубленный колчаковцами барак» и сражение с красными партизанами, штурмовавшими Матёру во время Гражданской войны. Значит, тогда в селе жили люди, умевшие и хотевшие за себя постоять. А в 1960-е гг. осталась лишь «терпеливая покорность». Пепелище колчаковского барака уходит под воду и вместе с ним – память о тех днях, когда Матёре можно было навязать чужую волю только штурмом. К жителям Матёры идеально подходят слова В. Г. Распутина из «Живи и помни»: «Где ты был, человек, какими игрушками ты играл, когда назначали тебе судьбу? Зачем ты с ней согласился? Зачем ты, не задумавшись, дал отсекать себе крылья именно тогда, когда они больше всего необходимы, когда требуется не ползком, а летом убегать от беды?»

  «Дочь Ивана, мать Ивана». Действие романа происходит практически в наши дни (2003 г.). В нём главные героини мать Тамара и дочь Света, потому что мужики слишком уж невыразительные. Прописаны они чётко, но выражать ничего не могут: у них нет цельных характеров, и это выглядит очень по нашим дням жизненно. Краткий ход событий: в 1990-е гг. водитель Анатолий и его жена Тамара потеряли работу и выживают, как умеют. В частности, Толя работает водителем на своего бывшего коллегу Дёмина (он в книге под фамилией фигурирует, без имени), открывшего на рынке киоск. В семье есть сын Иван – типичный домашний мальчик, который любит читать. Больше о нём сказать нечего. Есть дед Иван, отец Тамары, старый фронтовик, доживающий свой век где-то в пригороде, никому толком не нужный и не интересный. Случается беда: торгаш-азер принудил Свету к интимным делам, Тамара подала заявление в милицию, охранники Дёмина помогли найти этого типа, и азер оказался под арестом. Что в это время делал Анатолий? Переживал и вздыхал… дома. Что делал юноша Иван? Примерно то же самое, только ещё размышлял над словарём Даля. Прокурор под давлением земляков насильника решил выпустить его под подписку о невыезде. Тамара превратила ружьё мужа в обрез и пришибла азера прямо в приёмной районной прокуратуры. Где был в это время Анатолий? Выпил водки и спал дома. Проснулся, узнал о том, что жена находится в тюрьме за убийство, и… вздохнул. Роман завершается тем, что Тамара освободилась из колонии после пятилетнего срока. Никакого резюме или вывода автор даже не пытается сделать, подразумевая, что ничего путного из такой жизненной ситуации вывести нельзя.

  Однако в романе есть пара диалогов, неплохо иллюстрирующих внутренний уклад Анатолия и ему подобных. Так, вот фрагмент диалога между Тамарой и Анатолием:

  «- Пьянство и трусость, пьянство и трусость! Куда мы на таких рысаках управим?! Что будет?

  - Что-нибудь да будет, мать...

  - Мне не надо «что-нибудь». Сколько можно: «что-нибудь да «что-нибудь». Даже у зверя, у птицы, у червя есть, наверное, воля, характер... и он уползает или отбивается, а не лапки вверх...».

  Вот у Андрея Гуськова из «Живи и помни», как и у его антипода Макса Вологжина, были характеры, и они не поднимали «лапки вверх». Даже будучи один в тайге, отверженный всем человечеством дезертир Андрей «уползал или отбивался». А вот ни Павел Пинигин, ни Анатолий (фамилии у него в книге нет) уже не уползают и не отбиваются – «терпеливая покорность» не позволяет.

  В диалоге с хватким до коммерции, практичным Дёминым Анатолий вздыхает, мол, жена сделала обрез и пристрелила виновного, а сам Анатолий об этом даже не подумал. Дёмин успокаивает его, дескать, такие мысли многих посещают, многие и правда стреляют и получают за это десятилетние тюремные сроки. Так что очень даже неплохо вышло, что именно Тамара застрелила того типа – её дали минимальный срок, потому что ситуация её не типичная. А вот выстрели Анатолий, то его дело стало бы трафаретным, привычным для судей и прокуроров, и вердикт на такие дела заранее заготовлен. То есть Дёмин как бы поясняет Анатолию: ты ни с какими своими проявлениями в этой жизни не нужен. Сиди тихонько, вздыхай на здоровье и, если очень уж хочется, можешь водки выпить. Впрочем, о себе Дёмин говорит то же самое и другой судьбы для себя не ищет.

  Вот такая динамика получается: от твёрдых, наверное, даже чуть звероподобных Андрея и Макса 1940-х гг. к усталому, привыкшему к рутине Павлу 1960-х гг., а в финале – жалкое подобие мужика Анатолий, за которого живёт жизнь жена, а практичность его хваткого приятеля не идёт дальше торговли в ларьке. Самое в этой трилогии неприятное – отсутствие внятного резюме в последнем произведении. То есть Валентин Григорьевич, будучи депутатом Государственной Думы и очень неглупым человеком, искренне не знал, что нас ждёт дальше и что с этим «дальше» делать.