Источник

Часть четвёртая

Писана в октябре 1861 года

Прошло пять месяцев пребывания в Тринопольском загородном доме, на которые возлагал я надежду и которые, однако же, весьма мало подействовали на укрепление сил моих. Нужно воспользоваться и этими силами, авось, не удастся ли довершить сии Записки, хотя в таком виде и объёме, в каком продолжались доныне.

С выездом в 1844 году из С.-Петербурга у меня имелись в виду следующее важные предметы, способные поглотить самую напряжённую деятельность.

Во-первых. Большая половина воссоединённых распределены к древлеправославным епархиям Минской, Полоцкой, Могилёвской, Волынской, Киевской и Подольской, где учебная часть и епархиальное управление с давнего уже времени были нормально устроены. Моя Литовская епархия была чисто воссоединённая. В ней нужно было всё устроить применительно к другим Православным епархиям.

Во-вторых. В прочих епархиях воссоединённые вошли в соприкосновение и смешение с преобладающею массою древлеправославного духовенства и народа; а, следовательно, преобразование их и защита от иноверческого влияния были легче и удобнее. Литовская епархия состояла почти из одних воссоединённых, и преобразование их, с одной стороны, было затруднительнее, с другой, для сего менее представлялось средств.

В третьих. В других епархиях Латиняне были слабы и по своей численности, и по сравнению с Православными. В Литовской епархии, три губернии в себе заключавшей, полтора миллиона Латинян, то есть почти две трети всех Римских католиков российской империи, тяготеют на семьсот тысяч воссоединённых, ещё в Православии не довольно утвердившихся, а тем самым более подверженных влиянию и наущениям Латинян.

В четвёртых. Другие епархиальные управления утвердились долговременным существованием и приобрели нужное влияние в своих местностях. Мне предстояло перевести епархиальное управление в Вильно и устроить оное там со всеми его частями, среди преобладающего, неприязненного и фанатического Римско-католического населения и духовенства.

В пятых. Нужно ещё прибавить, что Литовская епархия соприкосновенна с запада более, нежели на пятьсот вёрст, с Царством Польским и подвержена влиянию господствующего там католицизма и полонизма.

Таким образом, мне приходилось: образовать почти сызнова целую епархию в самых затруднительных обстоятельствах; утвердить исключительно воссоединённый народ и духовенство в воспринятом недавно исповедании и повиновении Православной Церкви; защищать его от преобладающего влияния Латинян; бороться с могущественною польско-латинскою партией; быть как бы оплотом против сей партии для других Православных епархий. Труд тяжёлый и ответственность опасная – легко поймут, хотя сколько-нибудь, знакомые со здешним краем и со здешними обстоятельствами.

Труд этот, я думал и теперь думаю, был бы для меня легче и успешнее, если бы я проживал по-прежнему в Петербурге, в ближайших сношениях с правительственными властями. Вместо того, я вынужден отправиться в епархию. Это не только лишило меня прежних средств и прежнего влияния, но и уронило несколько перед своими и перед чужими. Латиняне разнесли весть, что меня прогнали как собаку сами Православные.

Нужно было зрело подумать о будущем. С одной стороны, мне очень желалось исполнить давнишнее моё намерение – выйти в отставку, провести остальную жизнь в мирном уединении; с другой, я видел, что при тогдашних обстоятельствах я этим доставил бы только торжество Римлянам. Сверх того, я как то чувствовал тогда и силы и желание потягаться ещё с ними за Русь и за Православие. Из приложений к предыдущим частям Записок видно, что моею мыслью было, дабы Униатское дело было и средством, и указанием для дальнейшего действия на самих Латинян.

Порядочно обдумав все обстоятельства, я решился на следующее. Положил испросить необходимые средства для устройства Литовской епархии и тем не только обеспечить дальнейшую свою деятельность, но и увериться в готовности правительства доставить мне на моём поприще нужное пособие и покровительство. В случае успеха моих представлений, я решился послужить ещё деятельно и усердно. В противном случае я положил выйти на покой.

В это лето граф Протасов был за границею, на водах, и на возвратном пути намеревался посетить меня в Вильно. Вместо того чтобы отправиться в Вильно, я к нему отправил из Жировиц следующее собственноручное конфиденциальное отношение от 23 августа 1844 года за № 1414, с приложением четырнадцати особых требований.

Отношение к графу Протасову от 23 августа 1844 года

Убедившись в невозможности освободиться приличным образом от дальнейшего участия в делах, я решился было прошлой весною переселиться к осени в Вильно, полагая, что этим исполню волю начальства. И вот как оно пособило мне на первом шагу в исполнении сего намерения!

Я не говорю о назначении тысячи рублей серебром на первоначальное обзаведение Виленского архиерейского дома экипажем, столовою и кухонною посудою, и на восполнение мебели – здесь или хотели подшутить надо мною перед Виленской публикою, которая знает, как и в Петербурге, что на тысячу рублей нельзя приобрести и одной хорошей кареты; или желали доставить мне случай обзавести архиерейский дом на собственный счёт, а через полгода прогнать. На обзаведение архиерейского дома в Полоцке отпущено в 1833 году десять тысяч руб. асс. – вероятно думали, что уездный город Полоцк требует лучшей репрезентация, нежели Вильно.

Но вот что важнее. С переселением в Вильно, мне нужно было взять певчий хор и для этого перевести туда училище из Борун – и вот мне предложили разрешить переведение сих училищ, но без нужного для сего штатного положения; так что казённокоштных воспитанников сих училищ пришлось бы оставить в нужде по соразмерной дороговизне в Вильно содержания, а своекоштных поставить в совершенную невозможность продолжать учение. Мне нужно было перевести с собою в Вильно консисторию – и вот присылают мне указ Св. Синода от 11 мая, по которому поступают в казну имения от трёх членов консистории, а о вознаграждении их велено представить тогда, когда по передаче в казну имений приведены будут в точную известность все надобности, которые могут быть отнесены на счёт доходов с тех имений; так что духовные сии, при предстоящем им в Вильно дорогом содержании, не только лишатся на неопределённое время прежних доходов, но и поставлены будут в опасение лишиться сих доходов вполне или отчасти. Разумеется, это был бы славный эффект – тащить за собою в Вильно духовенство недовольное, плачущее.

Простите, Ваше Сиятельство, этот угрюмый взгляд на предметы. Поверьте, он основывается не на одних приведённых здесь фактах. Я давно замечал, что представления мои или принимались с недоверчивостью, или же им противодействовали. Я удивлялся неоднократно сметливости в лучшую иногда меру ввернуть какую-нибудь фразу, которая или парализовала, или затрудняла исполнение – и часто мне стоило менее труда привести в действо самую меру, чем устранить вредные последствия сопряжённых с нею некстати обстоятельств. Разумеется, я приписывал вначале всё это неизвестности новому начальству многих обстоятельств воссоединённого ведомства; после, неумению и нежеланию моему действовать через канцелярию; но, наконец, по необходимости вкоренилась во мне мысль о недоброжелательстве ко мне с той именно стороны, откуда я должен бы ожидать единственно пособия и покровительства.

После сего, Ваше Сиятельство, не удивитесь, если я Вам скажу, что перед выездом из С.-Петербурга нашёл я нужным оставить род завещания, которое бы охранило, хотя несколько, мою память от позора, по-видимому, мне приготовляемого. Неудивительно также, если при постоянном опасении на предлежащем поприще иметь вместо помощи препятствия, я нашёл нужным, прежде переселения в Вильно, приготовить для сего всё, что может обеспечить несомненную пользу сей важной меры.

По сему долгом поставляю просить покорнейше Ваше Сиятельство обратить благосклонное внимание на следующие, прежде от меня последовавшие, а также ныне при сем прилагаемые представления, в отношениях к Вам:

1. От 7 марта сего года за № 443, касательно новых штатов для Виленских Свято-Духова и Троицкого монастырей и переименования первого лаврою.

2. От 7 того же марта за № 444, касательно наделения угодьями Виленского архиерейского дома и управляемого мною монастыря.

3. От 8 того же марта за № 458, о штатах для Литовской семинарии и перемещении оной в Вильно в Троицкий монастырь.

4. От 8 того же марта за № 459, о штатах для уездных и приходских училищ Литовской епархии с двумя бурсами в Вильно и Жировицах.

5. От 21 сего августа за № 1402, о перемещении в Виленский, бывший миссионерский монастырь, Мядзиольского женского Православного монастыря.

6. От 21 сего же августа за № 1403, о причислении к Виленскому Святодухову монастырю зданий упразднённого покармелитанского монастыря.

7. От 21 сего же августа за № 1404, об определении штатных причтов к древней Виленской Николаевской церкви и к церкви Бытенского монастыря, обращаемой в приходскую.

8. От 21 сего же августа за № 1405, о переведении Бытенского монастыря в Жировицы.

9. От 21 сего же августа за № 1406, об увольнении протоиерея Ипполита Гомолицкого от должности ректора семинарии и награждении его пенсией.

10. От 22 сего же августа за № 1408, о назначении некоторых духовных на штатные вакансии по Виленскому кафедральному собору.

11. От 22 сего же августа за № 1409, об оставлении за протоиереем Тупальским по прежнему 1.000 руб. сер. столовых денег и причислении его сверх штата к Виленскому кафедральному собору.

12. От 22 сего же августа за № 1410, о вознаграждении некоторых духовных за отходящие от них в казённое ведомство имения.

13. От 22 сего же августа за № 1412, о назначении пособия разным духовным и светским чиновникам, по случаю перемещения их из Жировиц в Вильно.

14. От 22 сего же августа за № 1413, о приписании некоторых домов Троицкого монастыря к Виленскому кафедральному собору для помещения соборян и консисторских чиновников.

Ваше Сиятельство не можете сами не видеть, что, с разрешением этих представлений, перемещение в Вильно и основание там иерархической Православной власти пойдёт стройно по всем частям; в противном же случае, не стоит трогаться из Жировиц не только по отношению ко мне, но и для самой общественной пользы. Да впрочем, и грешно было бы не удовлетворить этих представлений. Они необходимы и не требуют особых средств со стороны правительства, кроме прибавки к прежним некоторой суммы по штатам для семинарии и училищ. Надеюсь, однако же, что прибавка эта не покажется тягостною, если не по сущей необходимости, то, по крайней мере, из уважения к обещанной некогда для Униатского ведомства академии. Я опасаюсь только одного, именно, привычки по духовному ведомству, как мне показалось, для получения потребного представлять втрое и четверо более – и неудивительно, если по моим представлениям, соображённым с точностью, получу, пожалуй, вместо потребного фунта хлеба на человека, только четвёртую долю.

* * *

Из упомянутых в сем отношении четырнадцати бумаг прилагаются здесь десять под №№ 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10. Они укажут на тогдашнее местное положение и потребности, а также на соображения мои и общность мер, принятых к твёрдому основанию в Вильно Православного епархиального начальства и устройству Литовской епархии.

Не ограничиваясь прописанным отношением, я написал к графу Протасову следующее особое письмо от 24 того же августа, в котором указывал на готовность мою выйти на покой:

Письмо к графу Протасову от 24 августа 1844 года

Как бы в подтверждение важных побуждений, заставивших меня неоднократно просить об увольнении на покой, Бог посещает меня час от часу более и физическими недугами. Ничтожный пупырышек, раздражённый ещё в пути из С.-Петербурга и оставленный долго без внимания, произвёл рану, принудившую меня почти полтора месяца оставаться в Жировицах без привычного движения. Этот недостаток сильного движения был, вероятно, причиною усиления геморроидальных симптомов; а случайный сквозной ветер поразил мне голову сильным ревматизмом, который хотя уже и проходит, но требует ещё лечения и предосторожностей, чтобы не дать ему усилиться и застареть против осени и зимы.

Этот недуг препятствует мне, к сожалению, прибыть в Вильно к проезду Вашего Сиятельства. Впрочем, в нынешнем моём положении, я, вероятно, скорее бы помешал, нежели помог Вам принести преднамеренную Вами пользу по тамошним обстоятельствам; бумаги же, препровождаемые теперь, при отношении к Вашему Сиятельству от 23 сего августа за № 1414, объяснят Вам почти все потребности для предполагаемого перемещения в Вильно епархиального управления. Если мне придётся остаться в Вильно, то через год или два надеюсь, с Божьей помощью, принять Вас здесь при обстоятельствах, вполне утешительных и для Вас, и для меня, и для Церкви Православной – а теперь... Бог с вами всеми!

* * *

Прописанные здесь два письма к графу Протасову и письмо моё к митрополиту Филарету, заканчивающее предыдущую часть Записок, которое назвал я своим завещанием, могут объяснить во многом и мой характер, и мой образ действия. Напрасно бы в них кто видел малодушные жалобы. Это бой, это тактика. Мелкие обиды, мелкие несправедливости, мелкие неудачи прикрывал я обыкновенно бесчувственным равнодушием, не теряя напрасно сил в мелочной борьбе. Но умел выжидать случая, умел найти верный момент; и тогда всё, долго хранившееся и накипевшее в сердце, вырастало в единый общий, неодолимый поток. Сильный чистотой моих намерений и действий, я ничем не останавливался – и Господь за меня поборал. Так было во многих случаях моей предыдущей жизни, так было и теперь. Означенные выше мои представления, по большей части, вполне удовлетворены безотлагательно, а другие в несколько лишь изменённом виде; некоторые только подверглись отсрочке. И всё это сделано с такою предупредительностью, что можно было полагаться и на дальнейшую готовность помогать мне во всём. Таким образом, и на этот раз оставил я мысль о покое и начал готовиться серьёзно к переселению в Вильно.

Не лишним, однако же, будет указать ещё, хотя на некоторые факты, прежде переселения в 1844 году случившиеся. Таковы, например:

1) Испрошена мною передача для Литовского кафедрального собора ризницы, принадлежавшей бывшим Униатским митрополитам. В ней нашлись некоторые древности от времён до униатских, которые хранятся в Виленском соборе как достопримечательности.

2) Куплен у графа Мостовского в Вильно дом для помещения Православного архиерея за 22.000 рублей серебром. Дом этот на самой лучшей площади в Вильно, возле самого кафедрального собора. Он перестроен только в последние три года и ныне служит украшением местности.

3) Учреждено для Литовской епархии, на общем основании, попечительство о бедных духовного звания. При сем случае пожертвован мною для попечительства капитал в тысячу пятьсот руб. серебром.

4) Принят мною, с разрешения Святейшего Синода, Латинский священник Антоний Петкевич. Я его уговорил остаться в священстве и, продержав несколько при себе в Жировицах, назначил к Ковенскому собору. Теперь он в Вильно при кафедральном соборе и представляет единственный пример удачного присоединения из Латинских ксёндзов. Прочие, присоединённые другими преосвященными и мною, почти без исключения, выйдя в светское звание, стали укором для Церкви Православной, так что я впоследствии отклонял и затруднял присоединение ксёндзов.

5) Я обратил особенное внимание в Жировицах на образование архиерейского певчего хора, что и удалось мне изрядно с Божьей помощью. Впрочем, мне облегчили это выписанные двенадцать певчих из других епархий.

6) Не лишним будет приложить здесь в списках:

а) под № 11, предложение консистории от 6 мая за № 750, об образовании к дьячковским должностям праздных священно и церковно-служительских сыновей;

б) под № 12, резолюция моя преосвященному Платону от 4 августа за № 1286, неважная сама по себе, но указывающая на мой незастенчивый образ действия с моими викариями;

в) под № 13, предложение консистории от б декабря за № 2218, относительно священников, имеющих жён и дочерей, принадлежащих Римско-католическому обряду;

г) под № 14, предложение консистории от того же 6 декабря за № 2221, о мерах заставления священно- и церковнослужителей отдавать детей своих в духовные училища.

Но этим приложениям не было бы конца, если бы не приходилось ограничиться за огромностью работы. Между тем, эти приложения характеризуют и дело, и время лучше, может быть, чем настоящие мои Записки. Не знаю, найдётся ли у кого столько терпения, чтобы просмотреть до тридцати фолиантов моих протоколов, за время управления епархией. Может быть, нашлось бы, что и замечательнее моих приложений, иногда взятых на выдержку.

Здесь не излишним будет сказать несколько слов о Жировицах, местопребывании епархиального начальства и семинарии, в начальные двенадцать лет моего управления Литовской епархией. Самая эта местность и образ моей там жизни имели много влияния на успех дела.

Это было прелестное местоположение, в десяти вёрстах от города Слонима, холмообразное, покрытое рощами, смотрящее к востоку через пространные луга на реку Шару и на обширные за нею леса. Здесь на одной из возвышенностей, среди холмов, обильных ключей и прудов, красуется огромный монастырь с несколькими каменными церквами, окружённый пространными садами. С двух сторон монастыря, по большой дороге, расположены до тридцати домиков и два постоялые двора, составляющие единственную улицу местечка Жировиц. Прямо против монастыря и соборной церкви стоит колокольня, и виднеются хозяйственные монастырские строения.

В Жировицком монастыре находится явленная чудотворная икона Божией Матери, Жировицкою называемая. Эта святыня, чтимая во всей Литве, представляла особые средства епархиальному начальству и составляла как бы освящённое средоточие самой епархии. С другой стороны, уединение и малая населённость местности охраняли её от вредного влияния иноверцев и доставляли всякую возможность действия и надзора для начальствующих. Архиереи, его викарии, духовенство, семинария, уездные и приходские училища, помещались в монастыре; а женатые учителя и своекоштные ученики нанимали квартиры в домиках, вблизи расположенных. Консистория помещалась в особом доме, в тридцати шагах от монастыря. Таким образом, всё было под рукою, всё было на глазах. Начальствующие имели все средства бдительного надзора и непосредственного влияния и действования на умы. Бог меня благословлял в выборе людей, и управление в Жировицах было истинно отеческое. Неудивительно, что и трудное было здесь не трудно и всё венчалось благим успехом.

Я приезжал в Жировицы из Петербурга как бы в собственную семью. Правда, в короткое время нужно было устроить огромный наплыв часто запутанных дел, но указанные условия местного быта облегчали мне всё несказанно. Всё мог вдруг видеть, всем распорядиться. Затем оставалось довольно времени и на приятное отдохновение, впрочем, не бесполезное и для службы. Я весьма часто прогуливался запросто по прекрасным Жировицким окрестностям с одним или несколькими избранными. На всяком шагу я встречал кого-либо из своих подчинённых, заговаривал часто с ними, наблюдал, видел, слышал и действовал при безделье. Этой же цели достигали дававшиеся мною иногда дома или в Жировицких окрестностях, угощения и пикники ученикам и служащим с их семействами. Я заходил часто на чай и к моим подчинённым. Любил особенно бывать: в доме нынешнего Минского преосвященного Михаила, жившего с прекрасным семейством протопресвитера Тупальского, отца покойной его жены; в доме ректора семинарии Ипполита Гомолицкого, имевшего тоже прекрасное семейство; в доме другого зятя протопресвитера Тупальского, остроумного литератора протоиерея Плакида Янковского, имеющего такое же семейство; и в доме родной сестры моей Елены Гомолицкой, благословенной добрыми детками. В этих домах я бывал как бы в собственной семье. Я всю жизнь любил детей; и, зная это, мне старались здесь подобрать их общество из своих и соседних. Я любил всегда музыку, особенно вокальную; и все старались угостить меня ею, как могли. Случалась всегда певунья, или родственница, или сторонняя. Сестра Елена и впоследствии в Вильно старалась угождать этому моему вкусу: подбирала гувернанток, знающих петь; учить музыке и пению детей своих; и теперь дочь её Ольга часто услаждает мне минуты досуга.

В Жировицах подобрано было редкое для столь малого кружка общество, по образу мыслей, по знаниям и самому приличию обращения. В дома, где я бывал на чай, приглашались некоторые избранники; и я проводил два-три часа вечера в разговорах с умными людьми, в кругу игривых детей, слушая музыку и пение, а иногда дозволяя и танцы. Не знаю, как другим покажется такое препровождение времени, но я считал его всегда и доныне считаю самым невинным и приличным. Сверх того, сей образ жизни устанавливал между мною и моими подчинёнными самое симпатичное расположение, облегчавшее все служебные действия – без этого расположения самое переселение в Вильно епархиального управления, для всех в сущности тягостное, совершилось бы не без затруднений. Кажется, я сказал уже выше, что для себя был я весьма мало требователен. Сказанные угощения ограничивались чаем и самою простою закуской, в которой похвалялась не ценность, но умение хозяйки. Посещаемые, счастливые сделанною им честью, не были и в убытке; я старался их вознаградить разнообразными способами. Особенно любил всех оделять довольно ценными подарками, привозимыми из Петербурга или приобретаемыми на месте; и хозяюшки с детками с удовольствием щеголяли в подаренных им мною нарядах и украшениях.

Этот образ жизни, обыкновенный в мои все приезды из Петербурга, продолжался и в последнюю бытность мою в Жировицах с мая месяца 1844 по май 1845 года. Год этой приятной, задушевной жизни, заполненной успешною деятельностью, был для меня благодетелен. Я успокоился, собрался с мыслями; здоровье моё поправилось; сильные прежние геморроидальные припадки пропали; и я приобрёл полную энергию для предстоявшей дальнейшей борьбы и деятельности. Может быть, этот простой образ жизни в Жировицах, продолжавшийся отчасти и в Вильно, был причиною и решимости моей оставить Петербург и искреннего желания более туда не возвращаться.

В этот год пребывания моего в Жировицах, более нежели когда, подвинуто вперёд преобразование по епархиальному ведомству и по семинарии. Этому весьма способствовали тогдашние близкие сношения мои с подчинёнными.

Но пора уже приступить к приготовлениям для переселения в Вильно и к самому переселению. Здесь обращусь я по прежнему к приложениям моих распоряжений, а, по крайней мере, к указанию на их содержание.

1) Исходатайствованы новые штаты для городских церквей Литовской епархии. Приложенный под № 15, рапорт Св. Синоду от 21 февраля 1844 года за № 317.

2) Испрошено восстановление приходскою древней св. Николаевской церкви в городе Вильне. Прилож. под № 16, рапорт Св. Синоду от 21 того же февраля за № 319.

3) Испрошено назначение штатных причтов для находящихся среди Латинян церквей Меречской, Весоловской, Казачизнянской, Подубиской и Кейданской. Прилож. под № 17, рапорт Св. Синоду от 21 того же февраля за № 320.

4) Испрошена сумма на первоначальное обзаведение архиeрейского дома. Сумма сия была ограниченна, но восполнилась средствами монастыря и кафедрального собора.

5) Испрошено возвышение штата Виленского кафедрального собора. Прилож. под № 18, отношение к графу Протасову от 7 марта за № 442.

6) Улучшены штаты семинарии и пяти духовных училищ. Прилож. под № 19, отношение к графу Протасову от 30 ноября за № 2173.

7) Назначено время для переселения в Вильно на апрель и май 1845 года и причины сего. Приложение под № 20, отношение к графу Протасову от 1 декабря за № 2187.

8) Устроена временная церковь в Виленском архиерейском доме.

В марте и апреле месяцах 1845 года распоряжения к переселению в Вильно ещё более усилились. Итак:

9) Приказано отправить в Вильно кафедральную ризницу и консисторские дела.

10) Огромная библиотека Виленского Свято-Троицкого монастыря отдана в собственность семинарии. Приложение под № 21, отношение к графу Протасову от 10 марта.

11) Замещены окончательно священнослужительские должности по кафедральному Виленскому собору и Виленской Николаевской церкви, а также по консистории.

12) Назначено временное помещение для консистории в архиерейском доме.

13) Принадлежавшие Троицкому монастырю три дома приписаны к кафедральному собору на помещение его и консисторского штатов, очищены заблаговременно от бывших в них по найму жильцов, и квартиры распределены в них по моему усмотрению духовенству и чиновникам консистории и кафедрального собора. Прилож. под № 22, предложение консистории от 7 апреля за № 987.

14) Виленский Троицкий монастырь перечислен в 3-й класс, с обращением зданий оного на помещение семинарии, и остающаяся от прежнего штата оного сумма 1645 руб. сереб. обращена на усиление штата Свято-Духова монастыря, которого назначен я священно-архимандритом.

15) Назначены новые штаты для Литовской семинарии и пяти подчиненных ей духовных уездных училищ.

16) Приготовлено помещение для семинарии в Троицком монастыре, а для Виленских училищ в бывшем кармелитанском монастыре. Прилож. под № 23, к епископу Платону от 18 апреля за № 1031.

17) Сделано исключительное на этот раз распоряжение о семинаристах, так что все они приняты в Вильно на казённое содержание, полное или половинное. Прилож. под № 24, правлению семинарии от 20 апреля за № 1053.

18) Ассигновано экстренное пособие всем переселяющимся в Вильно.

19) Сделаны окончательные распоряжения о переселении в Вильно. Прилож. под № 25 и № 26, предложение консистории от 6 апреля и епископу Платону от 22 того же апреля за № 926 и № 1066.

20) Наконец, донесено Святейшему Синоду о прибытии в Вильно и открытии здесь епархиального управления, – рапортом от 10 мая за № 1152. Прилож. под № 27.

Знакомые сколько-нибудь с делами управления, взглянув на эти двадцать пунктов, легко поймут, как много для приведения их в действо нужно было головоломных соображений, официальной и частной переписки, официальных и частных письменных и словесных распоряжений. Но чтобы оценить вполне деятельность мою за 1845 год, ознаменованную переселением в Вильно епархиального Литовского управления: чтобы определить характер этой деятельности; чтобы знать борьбу, выдержанную тогда мною: нужно просмотреть собственноручную мою переписку за этот год, прилагаемую при сем, на двенадцати листах сжатого моего письма, в двух тетрадях, под № 28 и № 29. На следующих страницах я буду ссылаться на сии две тетради.

Общность моих распоряжений развивалась и исполнялась стройно. Прибыл я в Вильно накануне 9 мая, храмового праздника Николаевского кафедрального собора, ко всенощной, и сказал слово, на этот случай приготовленное. Оно напечатано. В самый праздник служил литургию с молебном. После того окроплён св. водою архиерейский дом и помещение в нём для консистории. Затем последовало угощение посетителей. Но всё это известно из приложений под № 26 и № 27, да из письма моего к графу Протасову от 13 мая за № 1183. Тетрадь, под № 28.

В 14 день апреля пожалован я алмазным крестом для ношения на клобуке, при лестном Высочайшем рескрипте. Эта милость пришлась весьма кстати, при затруднительных, моих тогдашних обстоятельствах. Она сделала хорошее впечатление и загладила прежние невыгодные толки, а, может быть, и придала мне бодрости, с которою перенёс столь легко усиленную деятельность 1845 года.

Едва Вильно опомнилось от нашего туда переселения, как мы его озарили новым торжеством Православия. К тому времени подоспело окончанием обновление большой церкви Свято-Духова монастыря, которого я сделан недавно священно-архимандритом. Сию церковь освятил я в 4 день июня с таким же торжеством, как 9 мая открыта в Вильно Православная епархия. О сем стоит прочесть письмо моё графу Протасову от 6 июня за № 1465, в тетради, под № 28; да притом прилагается о сем, под № 30, донесение моё Св. Синоду от 4 июня за № 1459. Как 9 мая, так и 4 июня, пожертвовано мною по триста рублей серебром для нуждающихся города Вильно, без различия исповеданий; как видно из отношений моих в сии дни к губернатору. Прилож. под № 31 и № 32.

Занятия мои в Вильно и в епархии прерваны были неожиданным Высочайшим повелением от 19 апреля обозреть епархии Могилёвскую, Минскую и Полоцкую. Сколь ни дорого мне было тогда время, я отправился в путь 5 июня и в течение месяца исполнил возложенное на меня поручение; да сверх того обозрел с пользою два причисленные недавно к моей епархии уезды Вилейский и Дисненский. Донесения об осмотре епархии от 8 июля Св. Синоду за № 1661, а графу Протасову за № 1662, находятся в приложенной тетради под № 28.

Из осмотра епархии я прибыл 3 июля в Жировицы, чтобы присутствовать на экзаменах в семинарии и в училищах и чтобы распорядиться о переводе сих заведений к осени в Вильно. Назначены ученики на казённое содержание в Жировицкие и Виленские духовные училища. Распределены между сими училищами прежние наставники и дополнены недостающие. Определены в них смотрителями архимандрит Михаил Шелепин, да игумен Фавст Михневич. Распределены здания Жировицкие между училищами и переведённым туда из Бытеня монастырём. Испрошено единовременное пособие на переселение в Вильно начальствующих и учителей.

Между тем борьба по Вильну, куда и я прибыл в конце июля, продолжалась. Она в особенности примкнула к вопросу о передаче зданий упразднённого прежде кармелитанского монастыря, назначенного под помещение Виленских духовных училищ. Высочайшее о том повеление воспоследовало; предстояло к осени перевести в них училища и для того приготовить соответственное помещение; а гражданское начальство передавать здания и не думало, ссылаясь на Римское духовенство, или возбуждаемое оным. Когда принуждены были сдать монастырь, возникло новое затруднение – хотели оставить в нём шесть Латинских ксёндзов, отправляющих богослужение в соседнем костёле. Это значило пустить волков в овчарню. Новая борьба – и ксендзов выпроводили едва к 18 сентября, когда уже собрались ученики. И того ещё недовольно. Училища и Латинский Остробрамский костёл имели общий дворик, ограждённый от улицы каменною стеною. От ворот в сей стене ключ взяли ксёндзы и затрудняли училищам сообщение извне. Ещё борьба, кончившаяся тем, что губернатор Жеребцов собрал рабочих и в своём присутствии велел разломать стенку, так что замкнутый дворик сделался публичною площадкой. Было бы утомительно приводить здесь многосложную, повторительную, официальную о сем переписку мою с губернатором, генерал-губернатором, графом Протасовым и самим министром внутренних дел Перовским. Она была настойчива до резкости – но без того я не получил бы своевременного удовлетворения. Для понятия характера всей борьбы 1845 года стоит просмотреть, в приложенной при сих Записках тетради, под № 28, неофициальные мои собственноручные письма графу Протасову, от 11 февраля за № 379, от 10 марта за № 612, 12 апреля за № 994, 29 апреля за № 1136, 8 июня за № 1499; три записки от 19 июля в той же тетради и конфиденциальное письмо тоже от 19 июля за № 1828 к министру Перовскому, при котором посланы сказанным три записки (письмо в тетради, под № 29, вызвано вежливым письмом ко мне Перовского). Не менее интересны и собственноручные мои письма к графу Протасову в тетради под № 29: от 19, 23 и 27 июля за № 1827, 1875 и 1901, 11 августа за № 2058, 8 и 25 сентября за № 2356 и 2556.

Просматривая теперь материалы для настоящих Записок за 1845 год, я сам удивляюсь, как мне тогда достало сил и времени для разъездов, для многосложных запутанных дел и многочисленных распоряжений, для усиленной щекотливой переписки. Бог, по-видимому, помогал мне и поддержал здоровье. Зато, слава Богу, всё уладилось и устроилось; помещение для семинарии и училищ своевременно приготовлено; усердные деятели награждены – и оба сии учебные заведения открыты торжественно в Вильно в 8 день сентября, по распорядку, сделанному мною в 5 день сентября за № 2310, приложенному при записках под № 33. Прилагается здесь под № 34 и донесение моё о том Св. Синоду от 8 сентября за № 2354. Любопытно и занимательно по сему предмету письмо моё графу Протасову от 8 сентября за № 2356, в тетради под № 29, и слово, произнесённое мною в сей день – оно, подобно другим моим словам, имеет значение по сущности предмета и применению к местным обстоятельствам.

Очертив ход дела о переведении в Вильно Православного епархиального начальства, не лишним будет упомянуть ещё о некоторых делах 1845 года, выходящих из колеи обыкновенных текущих дел. К таковым можно отнести следующие.

Кажется, было уже сказано выше, что Дисненский уезд был из числа тех, в которых Латиняне действовали, более, нежели где, во вред Православия. В 1841 году, в кратковременное управление моё Минскою епархией, совращённые было в Латинство Леонпольские прихожане возвращены на лоно Православия; но впоследствии усилиями помещиков и Латинского духовенства поколебались и снова совращены. В таком положении дела церкви Дисненского уезда перечислены в 1844 году к Литовской епархии и дело о совращении более двух тысяч Леонпольских прихожан перешло на мои руки. Латиняне употребляли всевозможные средства. Помещице Лопацинской, по слухам, дело это стоило двадцать тысяч рублей серебром. Она обращалась и ко мне и получила только в ответ: Что бы с вами сделали за бывшей Польши? – ведь за совращение из Латинства была там положена по закону смертная казнь. Наконец, дело уладилось: губернатор отправился на место, устранить только нескольких мужиков, бывших орудиями дворового управления, и прихожане возвратились на лоно Православия и пребывают в нём доныне неуклонно. Для уразумения сего дела и вообще образа моего действования в подобных случаях, прилагаются при сем отношения мои: от 20 января за № 157 к генерал-губернатору Мирковичу и от 11 апреля за № 980 к графу Протасову. Приложение под № 35 и № 36.

Утешительным происшествием сего года было освящение Виленской Николаевской церкви, построенной в настоящем виде знаменитым Константином Острожским в 1514 году. Она была в запустении, а теперь обновлена и украшена. Стоит прочесть печатное моё слово на этот случай и письмо моё к графу Протасову от 6 декабря за № 3204, в приложенной тетради под № 29.

Неутешительный же случай описан в той же тетради, под № 29, в письме моём к графу Протасову от 31 сентября за № 2617 и приложенной к нему записке. Это было о покушении якобы на мою жизнь. Я этого покушения не допускал, оному не верил, не желал гласности, и она допущена против моей воли. Но об этом стоит прочесть в самом письме.

Ещё прискорбнее случай, описанный в письме моём к графу Протасову от 6 декабря за № 3192, приложенном при сем, под № 37. Это была бесстыдная клевета, напечатанная польскою партией во французских газетах, о гонениях на Униатских монахинь и претерпленных якобы мучениях одною из них (Мечиславской). Здесь всё выдумано: и факты, и местности, и самые названия. Это всё разъяснено в письме моём. А между тем, мнимую Мечиславскую водили по всей Европе напоказ, как мученицу. Впоследствии разъяснилось, что Мечиславская никогда не была ни Русской, ни Униатской монахиней; что она была Латинянка и даже неодобрительного поведения; и что её избрала, снарядила, отправила и руководила польская партия. Вероятно, это было последствие совещания важнейших лиц той партии истекшим летом, о котором я имел частное сведение и на котором якобы положено: клеветать да клеветать. Но о сей клевете, как и о других подобного рода, придётся мне, вероятно, говорить ещё в сих Записках.

Стоит ещё обратить внимание, как на нечто экстренное в 1845 году, на следующие бумаги:

1) Отношения мои к графу Протасову от 10 февраля и 17 сентября за № 378 и 2465, о документах на принадлежность Супрасльскому Православному монастырю Варшавского базилианского монастыря. Приложения № 38 и № 39.

2) Предложение консистории от 6 марта за № 572, об обучении всех священно и церковно-служительских детей молитвам на славянском языке. Прилож. № 40.

3) Предложение консистории от 7 марта за № 581, о делании священниками по клировым ведомостям отметок о числе присоединённых каждым к Православию иноверцев. Прилож. № 41.

4) Предложение консистории и отношение к графу Протасову от 21 марта за № 744 и № 745, о разбирательстве между Римлянами и Православными относительно спорных прихожан. Как ни скорбел я об этом неосторожном распоряжении правительства, но старался добросовестно привести оное к концу. Прилож. № 42 и № 43.

5) Предложение консистории от 31 марта за № 856, с распоряжением о распределении церковной земли между членами причтов. Прилож. № 44.

6) Отношение к графу Протасову от 6 апреля за № 922, о порядке производства причтам штатного жалованья посредством благочинных. Приложение № 45.

7) Отношение к графу Протасову от 18 июля за № 1826, об обвинениях, взведённых жандармским генералом Бугсгевденом на местное Православное духовенство, будто бы оно удерживает в Латинстве Леонпольских прихожан. Это борьба за Леонполь. Бугсгевден стоял за Латинян, но неудачно. Досталось ему и в настоящем письме и в собственноручных моих письмах к графу Протасову. Впоследствии был осторожнее. Прилож. № 46.

8) Предложение консистории от 26 сентября за № 2578, о штрафах на монашествующих, леностных к богослужению. Такие же штрафы применены впоследствии к кафедральному собору. Прилож. № 47.

9) Собственноручные письма мои графу Протасову, от 1 и 18 ноября за № 2810 и № 2980, приложенные в тетради под № 29. Из них, как из других подобных конфиденциальных моих писем, лучше всего можно судить и о моих предположениях, и о моих действиях, и о самом образе их и характере.

Но пора расстаться с этим утомительным 1845 годом. Впрочем, он составляет эпоху и в моей жизни, и в жизни целой страны. Повторяю, однако же, что здесь только главные черты – за прочим необходимо бы проследить все мои протоколы. За наступающие годы постараюсь быть покороче.

1846 год

1846 год был весьма тягостен, по случаю сильного неурожая. Я просил пособия для своих чиновников. Учредил раздачу хлеба в своём доме неимущим, без различия вероисповеданий. Подобная раздача производилась не раз и впоследствии, деньгами или хлебом. Вообще, я не был скуп на подаяния во всё пребывание моё в Вильно, хотя и не раз обманывался. Впоследствии я любил назначать маленькое пособие от 2 до 5 рублей серебром, в определённый день года, по письменным видам, выдаваемым после точного удостоверения о бедности и обстоятельствах просящего.

В сем году произвёл я весьма впечатлительный осмотр большей части епархии. Служил торжественно в девятнадцати местах в течение одного месяца. Для уразумения моих распоряжений на подобные случаи отсылаю к предложению моему консистории от 28 апреля за № 1129, и отношению от имени эконома архиерейского дома к благочинным и настоятелям монастырей, где предполагались богослужения, по образцу отношения к архимандриту Игнатию от 29 апреля за № 1142. Прилож. под № 48 и № 49. Самый же эффект осмотра и его последствия лучше всего усмотреть из живого письма моего к графу Протасову от 6 июля за № 1896, находящегося в тетради, приложенной под № 50.

С сего года я уже не делал общих осмотров епархии. Я знал её совершенно, и личный мой осмотр немного принёс бы пользы; напротив, были некоторые обстоятельства, отклонявшие меня от таковых осмотров. О сих обстоятельствах найду я, вероятно, случай сказать впоследствии. Зато я возлагал и возлагаю доныне ежегодно осмотр определённых мною церквей на двух викариев моих и кафедрального протоиерея, так что в течение трёх или четырёх лет совершается осмотр всех церквей епархии. Эти частные осмотры были главным орудием частных преобразований в церквах и духовенстве. Я менее важные из них предоставлял делать самим ревизорам, а более важные и общие сам обдумывал и устраивал. Недостающее восполнялось и исправлялось; доброе и усердное поощрялось. Таким образом, епархия приняла постепенно нынешний вид, и её не узнал бы теперь, кто не видел двадцать лет.

В 1846 году началась заботливая деятельность моя о приобретении и устройстве загородного дома для Виленских Православных архиереев. Эта деятельность продолжалась в главном четыре года; но, в сущности, она занимала меня и всё последовавшее время, занимает и ныне, доставляя истинное удовольствие, по моей любви к уединению и сельской жизни, и поддерживая моё здоровье.

Тринополь был монастырёк Латинских тринитариев; но он закрыт двенадцать лет тому назад и состоял в полицейском управлении, а земли поступили в казённое ведомство. Здание каменное, двухэтажное, но запущенное, с таковою же церковью, из которой убрано давно всё священное. В ней помещались тогда хозяйственные снадобья со скотинкой. Этот монастырёк выпросил я на загородный дом, а принадлежащие земли с лесом – на угодья для архиерейского дома. Монастырь лежит лицом к реке Вилии и пролегающей по её берегу дороге из Вильно в знаменитые Верки; за Вилией виднеются леса. С других сторон Тринополь окружён амфитеатром довольно высоких гор, покрытых лесом. Эти горы прорезывает быстрый ручей, называемый библейски Кедроном, которым я воспользовался для наполнения шести прудов в Тринопольском саду и на мызе Свято-Духова монастыря, которую назвал я Новыми Жировицами. Земли сей мызы принадлежали тоже упразднённому доминиканскому Латинскому монастырю, прилежали к землям Тринопольским и отданы уже прежде моему Духовскому монастырю вместо угодий. Местность прелестная и удобная, особенно по её расположению в трёх только вёрстах от Виленской заставы.

На устройство Тринополя отпущено мне более двадцати четырёх тысяч рублей серебром. На эти деньги отделал я церковь с прекрасным иконостасом; переделал целый двухэтажный монастырь, длиною в две линии, по двадцати саженей каждая; сделал в нём прекрасное помещение для архиерея со всею нужною свитою; построил все необходимые службы; возвёл два огромных каменных моста на глубоком Кедронском потоке; возвёл гигантскую каменную стену из булыжника, длиною больше шестидесяти сажен, для поддержания со стороны Вилии высокой террасы перед церковью и домом; да произвёл ещё много поделок в саду, которые, вместо увеличения расходов, напротив, сокращали оные, будучи полезною уборкой мусора и бесполезного материала.

Могу смело уверить, что в руках казённого инженера пятьдесят тысяч рублей были бы недостаточны для всех этих поделок. И всё это было плодом моего личного трудолюбия и распорядительности. У меня был епархиальный архитектор, был и строительный комитет; но это для формы, для технического исполнения: в сущности же я всем распоряжался, всему давал направление. Обыкновенно я выходил на работу вместе с рабочими и часто гости заставали меня запылённым среди развалин или в какой-либо яме. Пристрастие ли это какое, или потребность физической деятельности – я всем занимался, всё устраивал, как в Тринополе, так и на мызе Новых Жировицах – даже сам со своими келейными измерял и нарезывал земли, к сей мызе принадлежащие. Тринопольский сад, или лучше сказать парк, раскинутый почти на двенадцати десятинах, я сам разбивал и распоряжался посадкой диких и плодовых деревьев. Теперь в течение пятнадцати лет сад этот разросся и украсился – и мне только приходит иногда грустная мысль, что мои преемники не сумеют или не захотят поддержать этого любимого моего создания. Если станет времени, то коснусь впоследствии образа моей жизни в Тринополе – она довольно своеобычна. Тринополь ограждён был первоначально частоколом; но это значило заставить моих преемников бросить мой парк. Я хотел сделать их не извинимыми и вместо частокола насыпал огромный вал, в сажень вышины, обложенный булыжным камнем и насаженный живою изгородью из берберису – так что ограда вышла и красива, и прочна. Этой одной ограды есть четыреста шестьдесят сажен, не считая сюда каменной стены и оставшегося по косогорам частокола.

Знающие огромность работ по Тринополю удивлялись малым сравнительно на них издержкам. Это происходило тоже от моей распорядительности и умения пользоваться средствами. Всё было обдумано, всё приспособлено к цели. Например, мои каретные лошади, когда не употреблялись к другой езде, обязаны были привозить в сад по десяти возов земли каждый день. Это значило в лето не менее полутора тысячи возов, а в пятнадцать лет? ... Неудивительно, что я на неблагодарной Тринопольской земле посадил более двух тысяч одних плодовых деревьев – и тем, которые прежде надо мною подтрунивали, а после удивлялись: «как это у вас всё принимается и растёт?» – имел удовольствие отвечать: «у вас бы не росло, а Православным Бог помогает».

Ещё случайность, на которую обратили внимание. Сказано выше, что в Тринопольской церкви сделан хороший иконостас. Его писал академик Хруцкий, из воссоединённых, священнический сын. Он писал впоследствии несколько ещё иконостасов для Вильно и для Ковно; много также писал для моих комнат. Случилось же, что в этом мне, воссоединённому, помогал единственный живописец из воссоединённых.

При первой возможности, весною 1846 года, я поместился в Тринопольских развалинах, в двух небольших комнатках, и начал работать на собственные деньги, когда ещё не были ассигнованы казённые и даже не сделано окончательных распоряжений о сдаче мне Тринопольских земель. Зато к осени того лета жил я уже в нескольких приличных комнатах (ныне гостиных); а через три года упорного труда все работы кончены и я имел удовольствие 29 мая 1849 года отпраздновать новоселье, освящением церкви и угощением многочисленных посетителей, а после и всех рабочих. Я писал о том в 5 день июня графу Протасову за № 1639. Письмо это есть в приложенной тетради, под № 50, вместе со статьёй, напечатанною тогда в Виленском Вестнике.

Как документы о Тринополе, прилагаю здесь отношения мои к графу Протасову от 21 января 1846 года за № 233 и № 234. Прилож. № 51 и № 52.

Для уразумения, однако же, сего дела, борьбы за оное, моей настойчивости и распорядительности, стоит просмотреть собственноручные мои письма графу Протасову 1846 года: от 21 января, 16 марта, 9 апреля, 24 мая, и к Сербиновичу от 24 мая и 6 июля. Да в сих письмах, кроме Тринополя, есть много и других обстоятельств, очерчивающих и меня, и дела, и время – я был в них, как говорится, нараспашку. Эти письма есть в приложенных тетрадях, под № 29 и № 50.

Прилагаю при сем, под № 53 и № 54, предложения: консистории от 24 января и ректору семинарии от 30 марта 1846 года за № 259 и № 862. Первым наложен штраф по 25 коп. за каждые сутки на родителей, которых дети опаздывают прибыть в семинарию; вторым учреждён для семинаристов в Вильно крестный ход накануне недели Вайи. Первым, почти прекратились просрочки; вторым, учредилось богослужение, здесь небывалое, в котором год от году больше принимается участие.

Как выдающиеся из обыкновенных дел того же года, прилагаю при сем, под № 55 и № 56, отношения мои к графу Протасову от 5 сентября и 23 октября, с мнением о браках Православных с Латинами, а также о порядке отпуска духовенству штатного жалованья.

В сем году разрешено открытие от городской площади фасада кафедрального Николаевского собора. Он был закрыт частным домом, который разломан, с вознаграждением от города, а за то я уступил городу анатомические здания, излишние духовному ведомству.

В сем же году сделана была попытка к приобретению в Ковне зданий упразднённого доминиканского монастыря для помещения Ковенского епископа, викария Литовской епархии. Этих зданий не дали; но впоследствии уступлены для этой цели здания гимназические, соприкосновенные Ковенскому собору.

Не могу не указать здесь на собственноручное моё письмо графу Протасову от 11 мая сего же года за № 1297. Оно приложено в тетради, под № 50, и весьма занимательно, как живой отчёт за первый год пребывания в Вильно Православного епархиального управления.

Перехожу к 1847 году

В сем году обратил я внимание на многих воссоединённых священников, по престарелым летам или по слабому образованию, не соответствующих настоящим потребностям. О них составлена ведомость; им велено избрать помощников из семинаристов, кончивших учение, и о том сделано распоряжение по семинарии.

Тогда же приняты первые меры к помещению в монастыри вдовых бессемейных священников.

В сем году было предположение продать Виленский архиерейский дом, а устроить помещение архиерейское в Духовском монастыре, которого я священно-архимандрит. Это предположение представляло большие удобства. Но дело затруднилось; а теперь эта мысль была бы некстати, когда дом отлично уже обновлён и устроен. Отношение графу Протасову от 16 января. Прилож. № 57.

В сем же году производилось дело о приобретении в Гродно дома для второго викария Литовской епархии. Рекомендовали дома князя Четвертинского и графа Валицкого. Приобретён впоследствии дом Валицкого.

Происходила также большая переписка о приобретении помещения для Гродненского Борисоглебского монастыря. Требован был прежде кармелитский монастырь, после заштатный доминиканский; впоследствии же получен упразднённый монастырь бернардинок.

Перестроен Ковенский Александро-Невский собор, с новым иконостасом, писанным академиком Хруцким.

Была большая переписка с соображениями и планами о помещении в огромном миссионерском монастыре уездных училищ, женского монастыря и училища для девиц духовного звания. Обстоятельства впоследствии изменились, и, после сильной борьбы, потребности эти удовлетворились, слава Богу, гораздо удобнейшим образом.

Но я обещал быть кратким. Приложу только, для образца бывшей постоянной борьбы, хотя четыре отношения мои к генерал-губернатору, от 11, 12, 13 и 14 марта – приложения №№ 58, 59, 60, 61. Но об этой борьбе лучше прочесть письмо моё графу Протасову от 17 марта, приложение в тетради, под № 50. Стоит также прочесть в той же тетради письма мои к нему же, графу Протасову, от 2 января, 1 марта и 15 декабря. Они восполняют этот год некоторыми обстоятельствами – в них решилось увольнение на покой преосвященного Минского Антония и замещение его преосвященным Михаилом, моим викарием.

В апреле сего же 1847 года возведён я всемилостивейше в звание члена Святейшего Синода. В той же тетради письмо моё к графу Протасову от 12 апреля.

Следует 1848 год

На него пришлось несколько важных происшествий.

С перемещением на Минскую кафедру преосвященного Михаила, возведён в сан Брестского епископа, викарий Литовской епархии, архимандрит Гродненского Борисоглебского монастыря Игнатий, с назначением ему местожительства в Гродно. Я посвятил его в епископы в 20 день мая. О том есть письма мои к графу Протасову, в тетради под № 50, от 8 и 29 января, а также от 23 мая.

В сем году совершил я в первый раз в Вильно торжественное богослужение, положенное в неделю Православия. Я его откладывал в первые два года и, наконец, решился по зрелом размышлении. О том стоит прочесть письмо моё к графу Протасову от 29 февраля, в тетради под № 50, а также слово печатное, в этот день произнесённое мною. Празднество удалось превосходно – для него вызывал я обоих викариев. С того времени богослужение это совершается в Вильно ежегодно.

Этому торжеству сопутствовало, или лучше сказать предшествовало доброе дело, утешительное для меня и для других. Я записал Свято-Духову монастырю капитал в три тысячи рублей серебром и за то обязал оный: каждую субботу первой недели четыредесятницы служить литургию и панихиду у гроба святых Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, за упокой душ всех подвизавшихся в благом деле воссоединения Униатов с Православною Церковью, и в тот же день раздавать сорок рублей нищим, без различия вероисповеданий. Это совершилось в первый раз накануне первого служения в неделю Православия и с того времени совершается ежегодно в тот же день. Прочие проценты назначены: сорок рублей на тепление лампады у гроба св. мучеников, да сорок в церковную и братскую кружку. Распоряжение о том сделано через консисторию от 22 февраля и оно приложено в тетради, под № 50.

В сем году напечатал я семь слов моих. Их я разослал многим важнейшим светским и духовным сановникам. Лестные письма многих из них хранятся у меня доныне – и в глазах моих придают этим словам более цены, чем сколько я приписывал им прежде. Письмо к графу Протасову от 3 апреля, в тетради под № 50.

Этот год памятен мятежами в Европе, а также холерою. Против сей последней принимались у нас меры ещё в октябре прошлого года. В январе настоящего эти предосторожности усилились; с июня же боролись мы с нею лицом к лицу. Холера прекратилась совершенно только в ноябре месяце; но Бог как то пощадил новонасаждённую в Вильно Православную паству – из 505 лиц духовного ведомства умерло только двое: канцелярский служитель и ребёнок соборного диакона. В самый разгар холеры я переселился из Тринополя в Вильно, чтобы делить с паствою добрую и злую участь, и прожил здесь три недели. Впрочем, как всегда, я и теперь был бесстрастен, нимало не смущался и был совершенно равнодушен к смерти. Относительно холеры прилагаются здесь, под №№ 62, 63, 64 и 65, отношения к графу Протасову от 27 января, 20 июня, 21 ноября и предложение консистории от 25 июня. Сюда относятся тоже собственноручные письма мои к графу Протасову, в тетради под № 50, от 1 и 29 июня, от 28 июля и от 13 августа; впрочем, в сих письмах есть любопытное и не о холере.

Как более экстренные за этот год предметы, прилагаются здесь:

1) Отношение к графу Протасову от 13 января, касательно хоронения Православных покойников на Латинских кладбищах, и взаимно. Приложение № 66.

2) К нему же, графу Протасову, от 31 декабря, о назначении прибавочного оклада для 19 сельских причтов Литовской епархии. Приложение № 67.

3) Отношение к генерал-губернатору Мирковичу от 17 декабря, об обидном доносе Гродненского губернатора на воссоединённых священников, будто они напитывают крестьян вольным духом; приложение № 68. Впрочем предмет этот восполняется письмом моим графу Протасову от того же числа, в тетради под № 50.

В сем 1848 году скончался протопресвитер Тупальский, в августе месяце, почти восьмидесяти лет.

В ноябре сего же года викарий мой, Ковенский епископ Платон перемещён на Рижскую кафедру; а в декабре назначен на его место ректор моей семинарии Евсевий. Письмо моё графу Протасову от 15 ноября, в тетради под № 50.

Перейдём к 1849 году

В нём можно отметить:

1) Посвящение мною в епископы архимандрита Евсевия, совершившееся 1 января. Письмо моё к графу Протасову от 1 января, в тетради под № 50.

2) Закрытие духовных училищ в Березвечи, по малочисленности воспитанников, и разделение штатной их суммы между Виленским и Жировицким училищами.

3) Получение мною, при лестном рескрипте, алмазных знаков ордена св. Александра Невского. Письмо Государю Императору от 23 мая, в тетради под № 50.

4) Передачу посоха св. Стефана Пермского из Супрасльского монастыря в Пермский кафедральный собор. Этот посох целый резной на кости с надписями и священными изображениями. Он, вероятно, достался Супрасльскому монастырю после разграбления Москвы поляками. Рапорт Святейшему Синоду от 3 июня. Приложение № 69.

5) Присоединение из лютеранства к Православию, в моей домовой церкви, жены генерал-губернатора Мирковича Амалии, наречённой Марией. Она так поступила по искреннему убеждению или чувству. Она скорбела быть чужою между мужем и детьми Православными. Муж не очень-то был этим доволен; но сознался, что мешать нельзя.

6) Бытность в Вильно 18 июля нынешнего Государя, тогда Наследника Цесаревича, и посещение им кафедрального собора и св. Духова монастыря.

7) Отношение моё к Латинскому митрополиту Дмоховскому от 5 сентября, о неправильном обвинении Литовской консисторией в притеснительных якобы действиях относительно латинизантов. Приложение № 70. Да к сему относится и письмо моё к графу Протасову от того же числа, в тетради под № 50.

8) Письмо моё к графу Протасову от 8 апреля, в той же тетради под № 50, о миссионерских зданиях. Эта борьба за здания кончилась впоследствии приобретением других здании по моему желанию.

9) Посвящение загородного Тринопольского дома с церковью, 29 мая.

10) Угощение мною пребывавших тогда часто в Вильно в Венгерскую войну гвардейских и гренадерских войск. Стоит о том прочесть, в тетради под № 50, собственноручные мои записки командирам пяти полков: от 30 апреля, 9 июля, 11 августа и две от 11 сентября.

11) Зачисление меня в комплект для получения пенсиона по ордену св. Александра Невского. Записка от 9 октября, в той же тетради под № 50.

12) Осмотр епархии Минской, Могилёвской и Полоцкой, Высочайше возложенный на меня и совершённый мною с 18 сентября по 11 октября. Донесения о сем осмотре Св. Синоду и графу Протасову от 30 декабря, за № 4161 и № 4162, приложены в тетради под № 50.

13) Отношение к Василию, архиепископу Полоцкому, от 6 сентября, с требованием заготовления к моему приезду указанных мною сведений; – приложение № 71. Подобные сведения, сообразно обстоятельствам, требовались мною всегда от преосвященных, которых епархии подвергались моему осмотру. Этим облегчался и уяснялся осмотр и следовавшие за ним соображения.

14) Отношение моё к графу Протасову от 26 сентября из Витебска, о переводе Полоцкой семинарии в Витебск, получившее вполне удовлетворение. Приложение № 72.

На остальные собственноручные мои письма, в тетради под № 50, не указываю. С ними по необходимости встретится каждый, кто полюбопытствует просмотреть сию двенадцати листовую тетрадь и восполнит свои понятия некоторыми фактами и взглядом на дело. Следует мне только сослаться на письмо от 22 ноября, в котором вновь предполагал выйти на покой.

Следует 1850 год

В сем году приступил я к исполнению задушевной мысли, питаемой мною с самого переселения в Вильно, именно: к прославлению драгоценной Виленской святыни, мощей святых мучеников Антония, Иоанна и Евстафия. Мученики сии пострадали пятьсот лет тому назад, признаны святыми Вселенской Церковью, и мощи их свидетельствованы по распоряжению Святейшего Синода в 1826 году преосвященными Черниговским и Минским. Было дело о торжественном открытии сих мощей, но не состоялось за воспоследованием тогда открытия мощей святителя Митрофана.

Мощи святых Виленских мучеников находились издревле в подалтарном тёмном склепе большой церкви Свято-Духова монастыря. Вход в сей склеп был самый неудобный, через створчатые двери в полу перед самыми царскими вратами, по лестнице тесной, почти перпендикулярной, так что для желавших поклониться св. мощам сообщение было весьма затруднительное и неудобное для самого богослужения. Потому, прежде всего, устроил я, на свой счёт, прекрасный покатый и просторный вход в пещеру, с прекрасною железною дверью и железною по обеим сторонам решёткой. Вход этот начинается среди церкви, и двери в склеп пришлись с началом предалтарного возвышения, так что нет помешательства богослужению. Предписание Духову монастырю от 18 июня, – приложение № 73.

Вместе с этою работою устроил я для себя в пещере каменный гроб, под ракой святых Виленских мучеников, и прикрыл его чугунною доской с надписью, что здесь покоится тело святителя Иосифа. К сему побуждён я был и желанием быть здесь погребённым, и каким то настроением духа, скорее приятным, нежели скорбным, о предстоящей мне скорой кончине. Предписание Духову монастырю от 2 июля, – приложение № 74.

Устроив таким образом вход в пещеру, я обратил оную в церковь св. Виленских мучеников Антония, Иоанна и Евстафия, признанных Вселенской Церковью; полагаю, что после сего будет уже излишнею формальность открытия самых мощей. Церковь вышла хорошенькая, сколько позволила местность. Образа для иконостаса писал академик Хруцкий, а самый иконостас чертил я, лёжа на диване, в течение десятидневного недуга от вывиха ноги. Следует заметить, что в таком же положении составлял я впоследствии план иконостаса Андреевской церкви – и оба вышли весьма удачно по применению к местности. Рапорт Св. Синоду от 26 октября – приложение № 75; и отношение от того же числа к графу Протасову в тетради, – приложение под № 76.

Церковь пещерная кончена уже в наступающем 1851 году и посвящена мною в самый день св. мучеников, то есть 14 апреля, с подобающим торжеством, по распорядку от 8 апреля; – приложение № 77. При посвящении я сказал известное печатное слово, которое сделано по возможности гласным и доставило Православным сердечное удовольствие. Обо всём объявил через консисторию по епархии следующими словами: Давно уже Литовская страна привыкла прибегать в своих молитвах к святым Виленским мученикам Антонию, Иоанну и Евстафию и считать их своими заступниками и покровителями. Их святые мощи сохранил Бог в Виленском Св. Духовом монастыре; а ныне пещеру, где они покоились, по благословению Святейшего Правительствующего Синода, сподобились мы обратить в церковь во имя сих мучеников. Предлагаю консистории о сем утешительном событии для епархии Литовской объявить всему духовенству посредством благочинных и начальников монастырей и вместе с тем препроводить для них по одному экземпляру слова, произнесённого при освящении той церкви.

Под 14 апреля 1851 года, за № 1120, есть письмо моё к графу Протасову об освящении церкви, в тетради под № 76.

В тоже время, как устраивалась пещерная церковь, заботился я о сделании приличной раки для святых мучеников, вместо прежней бедной, деревянной, в которой до того почивали их мощи. Участие в сем деле приняли: товарищ министра внутренних дел Сенявин, с пожертвованием от себя тысячи рублей серебром, а по его смерти – родной брат его, товарищ министра иностранных дел. Первый из них пожертвовал также прекрасный образ св. мучеников, красующийся ныне над входом в пещерную церковь. Письмо моё от 26 октября, в тетради под № 76. Переписка о сделании раки состоит главнейше в письмах моих: к Сенявину старшему от 26 ноября 1850 и 28 февраля 1851, в тетради под № 76; а также от 24 марта к нему же, и от 29 июня того же года к Сенявину младшему. Приложение под № 78 и № 79.

Рака поспела уже в 1852 году. Она бронзовая, позолоченная, прекрасной чеканки по рисунку, сделанному по моим указаниям. Стоила свыше трёх тысяч рублей серебром. В 14 день апреля, ровно через год после освящения пещерной церкви, последовало торжественное переложение святых мощей в новую раку. Я и при сем случае сказал слово, обратившее на себя внимание, напечатал его и дал всему гласность. Письма мои к графу Протасову от 15 и 26 апреля 1852 года, в тетради под № 76, а также статья о всем из Северной Пчелы от 2 мая. Стоит посмотреть в той же тетради и письма мои к митрополитам и другим преосвященным от 26 апреля.

Средства для устройства пещерной церкви, входа в оную и бронзовой раки доставлены: сенатором Сенявиным, как сказано выше, сенатором Семеновым (1.000 рублей сереб.), мною самим, а отчасти Духовым монастырём и подпиской по приглашению от 14 апреля 1851 года, приложенному под № 80. Но главным образом удовлетворило сей потребности пожертвование Иркутского почётного гражданина Кузнецова, в десять тысяч рублей, разделённых на четыре Виленские церкви. Письмо моё Кузнецову от 28 апреля 1850 года и предложение консистории от 4 августа того же года. Приложения № 81 и № 82.

Сравнительно, делу о святых Виленских мучениках я дал в сих Записках более места, нежели многим другим – и неудивительно. Это дело – для меня задушевное; это наша святыня в прошедшем, в настоящем, в будущем. Сюда уже обыкли притекать усердствующие. Здесь приносятся молитвы, ежегодно в первую субботу четыредесятницы, за всех участвовавших в воссоединении Униатов. Здесь приготовлен гроб мой – и я в благой мысли о будущем нахожу здесь утешение и облегчение в скорбях, часто и часто меня посещающих. Вот уже десять лет, как в праздничные и воскресные дни, с приезда из Тринополя в Вильно до больших морозов, и с начала четыредесятницы до выезда в Тринополь, служу я обыкновенно в пещерной церкви раннюю обедню в семь часов утра, запросто, без лент, с двумя только сослужащими – а церковь всегда полна усердно молящимися. Таким же образом я праздную и особенные случаи моей жизни, например, день посвящения моего в епископы 8 августа. Как-то долго ещё дозволит мне Господь наслаждаться таким богослужением, всегда с новым удовольствием и умилением!

Ради святых мучеников Виленских, я шагнул несколько вперёд. Возвратимся к хронологическому порядку и отметим, что стоит, ещё за 1850 год.

1) Летом сего года устроил я хорошенькие кладбища на Тринопольской земле и бывшую там, оставленную Латинскую каменную часовню обратил в кладбищенскую церковь. Это тоже было для меня удовольствием, по настроению моего духа. Теперь эти кладбища довольно заселены, хотя в окрестностях Православное население незначительно.

2) Весною сего года, на место Мирковича поступил генерал-губернатором Бибиков. Не знаю, какие были поводы этой перемены. В сущности, осталось одно и то же. Впрочем, впоследствии нужно будет ещё сказать нечто в сих Записках о здешних генерал-губернаторах и других начальствующих лицах.

3) В мае месяце сего же года, проездом с женою на воды за границу, посетил меня в Вильно граф Протасов. Я истинно этому был обрадован – так как я ценил вполне его за ум, благородство характера и усердие к службе. Я не обращал внимания, каков он ко мне душою; но я знал, что он принимает искреннее участие в деле, что он его понимает, что понимает и меня, что по возможности можно мне полагаться на его содействие и на удовлетворение в необходимом.

4) В сем же году, 20 ноября, по случаю двадцати-пятилетия царствования Государя Императора Николая Павловича, пожертвовал я тысячу рублей серебром неприкосновенного капитала Виленскому Человеколюбивому Обществу с тем, чтобы проценты от сего капитала употреблялись на вечные времена для вспомоществования страждущим и неимущим – да тёплые их молитвы продлят на многие годы драгоценную жизнь Государя Императора ко благу вверенных ему Богом народов. Отношения мои от 20 ноября, Человеколюбивому Обществу и графу Протасову, в тетради под № 76. Может быть, подобные пожертвования и подаяния, без различия вероисповеданий, а также врождённая мне справедливость и терпение, парализовали во многом личное ко мне нерасположение, хотя оно и не могло угаснуть в деятелях римляно-польской партии.

5) В тетради под № 76 есть письмо моё к директору cинодальной канцелярии Войцеховичу от 3 октября, о присылке мне коллегиальных протоколов за десять лет от начала Униатского дела. Из этих протоколов, по моим отметкам, сделаны выписки важнейших постановлений и распоряжений в мою бытность в коллегии. Таких выписок набрался целый фолиант. Таким же образом сделаны постепенно выписки из моих протоколов по управлению епархией – из них составилось три фолианта. Независимо от сего, я привёл в порядок все прочие накопившиеся у меня бумаги и собственноручные черновые. Это всё – материалы для настоящих Записок. Первую часть оных написал я в 1850 году. Прочее откладывал до более свободного времени, когда выйду на покой, а сего я всегда желал и надеялся. Но вот уже минуло десять лет, а я не достиг ожидаемого покоя. Между тем, не только нет досуга, но и силы ослабели – и я не могу составить Записок в таком виде, как бы желалось. Едва могу для них отделить некоторое время, свободное от дел и недуга. От того Записки эти будут скорее собранием материалов, приведённых в порядок, нежели настоящим литературным произведением. Но, может быть, это и к лучшему. Материалы, в огромной массе приложений, будут обсуждаемы сторонними лицами, даст Бог, беспристрастными. Все приложения найдутся только при подлинном экземпляре Записок. Но я намерен сделать несколько копий этих Записок – при них будут только важнейшие приложения. Впрочем, при одной из копий я приложу все четыре упомянутые выше фолианты выписок из протоколов – если Бог позволит кончить настоящую работу. Самые протоколы будут сданы в консисторию.

6) Меня часто спрашивали о мнении по разным предметам, вне ведомства моей епархии. Вот два рапорта мои Святейшему Синоду: сего года, от 14 марта, о подчинении духовному начальству сельских казённых училищ, и от 17 октября о степенях родства по бывшему Униатскому обряду, а также отношение графу Протасову от 10 марта, на счёт отвода священникам от казны участков земли для распространения здравых понятий о сельском хозяйстве. Приложения №№ 83, 84, 85.

7) Может, кто полюбопытствует прочесть распоряжения мои: от 4 марта правлению семинарии, о взыскания с надзирателей духовных училищ за нерадение по должности; от 10 ноября Литовской консистории, о собрании сведений, все ли дети духовного ведомства знают молитвы на славянском языке, а также, где их знают прихожане; от 13 декабря всем благочинным, о собрании сведений, все ли дети, рождающиеся от смешанных браков, крещаются и воспитываются в Православии. Приложения №№ 86, 87, 88.

8) Предписание ректору семинарии Филарету от 26 ноября, о собрании материалов для составления церковно-исторического описания Литовской епархии. Это распоряжение оставалось за Филаретом и в бытность его викарием и имело мало успеха, а теперь перешло к нынешнему ректору. Я не мог взять этого дела на себя, по хлопотливому моему положению и самому объёму дела, как я его понимал – здесь нужно перебрать всю историю Западно-Русской Церкви и обуревавшей оную Унии. Приложение № 89.

9) Отношение к генерал-губернатору Бибикову от 15 сентября, о приискании для Православного ведомства других зданий взамен зданий миссионерских. Это – начало продолжительной переписки, с моей стороны настойчивой, а с их – увёртливой. Борьба кончилась в мою пользу. Миссионерские здания, предполагавшиеся на институт благородных девиц, стоят доныне пустые и разрушаются; я же получил здания академические, столько для меня желательные, в которых я четыре года воспитывался при Виленском университете. Приложение № 90.

10) Отношение к Виленскому Римско-католическому епископу Жилинскому от 8 ноября, об исключении из списков трёх деревень, подлежащих по Высочайшему повелению возврату к Православию. Это маленький эпизод постоянной моей борьбы. Я употреблял в ней разнообразнейшие приёмы. Действовал и от себя и от консистории. Обращался и к высшим и низшим, и к самым Римско-католическим властям. Приложение № 91.

11) Стоит просмотреть и остальные собственноручные письма мои, в тетради под № 76, а в особенности письмо моё к графу Протасову от 15 апреля.

12) В сей же тетради есть записка генералу Девитте, при которой препровождены сто пятьдесят рублей серебром на красные яйца для войск гренадерского корпуса, бывших тогда в карауле в г. Вильно.

13) Теперь нашлась между бумагами не напечатанная речь, произнесённая мною в 25 день июня сего года, при освящении четырёх знамён, пожалованных двум полкам гренадерского корпуса. Приложение № 92.

14) Нашлась также черновая речи, приготовленной мною к ожидавшемуся приезду Государя в 1849 году. Приложение № 93.

На обороте сего приложения есть собственноручная моя заметка о бывшем действительно посещении Вильно Государем Императором и Государем Наследником в мае 1850 года. Едва ли я имел когда-либо столько удовольствия, как тогда, от милостивого обращения со мною Государя и Наследника. При сем же приложении есть приветствие, сказанное мною Государю Цесаревичу 14 июля 1849 года, нигде не напечатанное.

15) Прилагаю на особом листе изображение чугунной доски, положенной на моём гробе. На ней вверху Всевидящее Око. После, слова: Помяни Господи раба твоего святителя Иосифа. Ещё ниже: «Святии Мученицы Антоние, Иоанне, Евстафие, молите Господа о мне грешном». А в самом низу мёртвая голова и 1850 года. Приложение № 94.

16) Мне попались теперь под руку тридцать шесть (36) писем ко мне от важнейших духовных и гражданских сановников, большею частью по поводу посланных им моих слов. Прилагаю их при сем с особою описью. Может, кто полюбопытствует, если не по уважении ко мне, то к писавшим. Не знаю, как у меня сохранились эти письма. Всегдашним моим обыкновением было частную переписку уничтожать тотчас по миновании надобности. Я даже избегал частной переписки. После возведения меня в сан епископа, а особенно после назначения на епархию, я был забросан частными письмами. Увидел, что был бы не в силах удовлетворить этой переписке, да ещё запутал бы общественные дела частными отношениями, особенно с лицами господствующего в моей епархии латино-польского сословия. Начал оставлять частные письма без ответа – и постепенно отстали – и благо было для меня и для дел. Приложение № 95.

Но пора перейти к 1851 году

Как то об одном годе пишется обильнее, о другом скуднее. Может быть, происходит это от обилия или скудости материалов; но, кажется, зависит это и от временного настроения и утомления. Те же материалы интересуют в одно время, а в другое оставляются без внимания. Впрочем, и в настоящем году укажем на то, что позаметнее.

1) В марте месяце пожертвовал я для епархиальной семинарии 1.130 томов разнородных книг из моей библиотеки. Я любил всегда приобретать книги; но, наконец, библиотека переполнилась, и я её облегчил. Впоследствии я неоднократно передавал книги свои в семинарскую библиотеку и в Виленский Свято-Духов монастырь, так что у меня всегда оставались только шесть шкафов с более нужными книгами.

2) Тогда же пожертвованы мною кафедральному собору наперсный крест и резная на яшме икона Жировицкой Божьей Матери.

3) В сем же году посвящена мною в Вильно Благовещенская церковь военного ведомства. Она обновлена из прежде бывшей запущенной полковой церкви.

4) В сем же году викарий мой, Ковенский епископ Евсевий: назначен на епархию Каменец-Подольскую; на его же место посвящён мною в Вильно во епископа Ковенского ректор моей семинарии Филарет.

5) В мае месяце избран я почётным членом Русского Географического общества.

6) Может быть, займут кого, как знак моей попечительности и распорядительности, следующие предложения правлению семинарии:

а) от 6 февраля, за № 349, о неудовлетворительных успехах учеников по приходским училищам Жировицким и Виленским, и за № 350, об учреждении надзора за воспитанниками Жировицких училищ, живущими вне заведения;

б) от 18 февраля, за № 510, об упадке архиepейского певчего хора по нерадению регента;

в) от 31 марта, за № 1045, о взятии подписок от учителей семинарии, что они будут являться исправно к часам урока;

г) от 29 декабря, за № 4388, относительно слабого приготовления учеников в семинарии. Приложения №№ 96, 97, 98, 99, 100.

7) Не будут лишни: предложение консистории от 3 февраля, о возложении на Жировицкие училища образовать в дьячки причётников, назначаемых в тамошний монастырь, и резолюция от 10 февраля, записанная на письме священника Парчевского. Приложения №№ 101, 102.

8) Стоит приложить и рапорт Святейшему Синоду от 14 мая, с мнением о правилах производства пособий заслуженным священникам, увольняемым за штат. Приложение № 103.

Между тем борьба продолжалась и усиливалась. Поездка в Рим Государя Императора, новый конкордат и вообще новая правительственная система, усилили и ободрили латино-польскую партию. Гражданские власти действовали в её духе по самому своему составу. На её стороне был обыкновенно генерал-губернатор Илья Гаврилович Бибиков, или по увлечению, или по неведению. Все дела пошли наперебой. Для образца прилагается при сем рапорт мой Святейшему Синоду от 19 октября, о выведении Римско-католических монахинь из воспитательного в Вильно дома. Приложение № 104.

Ещё бы не большая беда, если бы пришлось бороться с одними Латинами и их клевретами; но необходимо было бороться и с древлеправославными. О нерасположении сих последних к воссоединённым было уже упоминаемо в сих Записках и в приложениях. Это нерасположение происходило частью от недоразумений, но более зависело от особых видов древлеправославных священников. Таких священников с особыми видами было несколько и в Вильно, особенно военного ведомства. Священники сии пожелали играть особую роль и прибрать в руки свои всё, что по важнее и побогаче, то есть всех древлеправославных чиновников. Сии последние дались на удочку, а более других Илья Гаврилович, так что давали подразумевать, что воссоединённые – ещё не Православные. Этим, кажется, хотели выслужиться и у Латинян, которым, разумеется, это было и на руку. Между тем, древлеправославные батюшки с их сторонниками начали своевольничать, так что даже Илья Гаврилович одним приказом отделил к другой церкви местные военные команды от той церкви, к которой принадлежали они по распоряжению Святейшего Синода. Для образца прилагаются при сем: рапорты Св. Синоду от 18 октября и 6 ноября, об означенных военных командах, и отношение моё графу Протасову от 19 октября, о требах, преподаваемых военными священниками лицам, принадлежащим епархиальному ведомству. Приложения №№ 105, 106, 107.

Я был по обыкновению терпелив, долго выжидал, щупал, так сказать, обстоятельства. Хотел и сам уяснить вполне положение и дать время подумать другим. Эта осторожность теперь казалась мне ещё нужнее потому, что Илья Гаврилович был в хороших отношениях с графом Протасовым и даже состоял с ним как-то в родстве. Но время не вело к лучшему, а к худшему – и терпение моё истощилось или, лучше сказать, долг требовал действовать решительно.

Как пробный удар, пустил я отношение к графу Протасову от 21 августа, приложенное в тетради под № 76; после же подобрал подходящие сюда дела и пустил по ним, за один раз, семь бумаг в Святейший Синод и графу Протасову. Сии семь официальных бумаг препроводил я на руки графа Протасова, при конфиденциальном, довольно резком к нему отношении от 20 октября, приложенном в той же тетради под № 76.

По ясности и очевидности дела, по справедливости моих требований, я был почти уверен в их удовлетворении. Но мне наскучило тягостное моё положение, утомила постоянная борьба со своими и чужими – и я не мог не воспользоваться столь удобным случаем, чтобы выйти на покой. Вот просьба моя о том Государю Императору от 30 октября 1851 года:

Просьба Государю Императору от 30 октября 1851 года

По Промыслу Всевышнего и по милости Вашего Величества, удостоился я быть орудием благого дела воссоединения Униатов к Церкви Православной. Никогда не ослеплялся я на счёт своей будущности. Я знал, что подвергнусь постоянному недоброжелательству и проискам Поляков и Римлян. Знал и то, что по особым обстоятельствам воссоединённого ведомства, не вполне известным, а следовательно, и не вполне оценённым русскими древлеправославными, не могу и с их стороны иметь полной доверенности, а следовательно, искреннего сочувствия и расположения. В сем убеждении, я при самом воссоединении просьбою, прилагаемою у сего в списке, всеподданнейше просил Ваше Величество уволить меня от дел, когда моё в них участие сделается не нужным. Эта последняя оговорка была естественна – я полагал, что служба моя была ещё тогда необходима, по крайней мере, на три года, для утверждения только что совершившегося дела воссоединения.

Когда это дело было упрочено вполне, я обращался, прилагаемыми тоже при сем в копиях отношениями, к графу Николаю Александровичу Протасову от 18 декабря 1842 и 26 февраля 1843 годов, об испрошении у Вашего Величества милостивого удовлетворения выше помянутой просьбы. Но не получил ни удовлетворения, ни ответа.

За сим мне оставалось отправиться в Литовскую епархию и основать жилище в местности, где всегда господствовала самая деятельная неприязненность к Церкви Православной и к самой России, и где, следовательно, я должен был подвергаться, более, нежели где-либо, вражде и интриге. Меня несколько поддерживала уверенность, кажется, не неоправданная, что я более кого другого мог принести здесь пользы и Государству и Церкви Православной. В глубине сердца я даже питал надежду, что город Вильно, бывший некогда поприщем отторжения стольких миллионов от русской народности и от единения с Церковью Православною, будет орудием и обратного справедливого очистительного движения.

Эта надежда час от часу ослабевала, час от часу более отказывалась поддерживать дух мой в постоянной борьбе, тем более тягостной, что для пользы же службы должен был я скрывать в глубине сердца и всю её силу и весь её объём. Я вижу совершающуюся постепенно реакцию, к поддержанию и усилению в здешней стране партии и элементов, неприязненных России и Православию. Вижу, если не мысль правительства, то, по крайней мере, мысль и направление лиц, действующих в сем смысле его именем. Вижу также постоянное направление дел и обстоятельств к тому, чтобы уронить дело воссоединения и посрамить делателей на его пользу, а может быть, их примером отклонить навсегда попытки действовать на пользу России и Православия.

Я здесь не истец – никого не обвиняю, но поверьте, Ваше Величество, моему убеждению, поверьте чувству преданного Вам верного слуги, не привыкшего на пути служения останавливаться какими-нибудь мелочными препятствиями. Мне необходимо сойти с поприща службы, чтобы не доставить удовольствия врагам России и Православия видеть меня посрамлённым и поруганным самими же Русскими и Православными, самим правительством. Притом же, с летами и силы мои ослабевают, становясь неспособными не только для борьбы с партиями, но и для обыкновенной служебной деятельности – а Ваше Величество, слава Богу, имеете довольно достойных пастырей, которые для блага России будут трудиться на моём месте, с большею доверенностью правительства и Церкви Православной.

За сим всеподданнейше прошу Ваше Величество удовлетворить давнишнее моё желание, давнишнюю мою просьбу: уволить меня совершенно от дел, дозволить жить частно по моему усмотрению и обеспечить меня приличным содержанием.

Ваше Величество снизойдёт к желанию моему жить частно. Я не привык к обычаям, нравам и самым постам; не привык к заученным фразам и движениям, которые приобретаются только из детства, и по необходимости покажусь странным среди древлеправославного населения, а тем более среди иноков – а мне, более, нежели кому, было бы больно сделаться предметом попрёков и недоброжелательства со стороны чад Православной Церкви, которой посвящал я себя всю жизнь душою и телом. О приличном же содержании прошу потому, что желал бы иметь средства делать добро, тем более, что у меня многочисленная родня, из которой иные даже пострадали по недоброжелательству ко мне польской партии.

Всемилостивейший Государь! Тридцать один год прослужил я со времени поступления членом в консисторию; двадцать девять лет со вступления в бывшее главное управление Униатов – Греко-униатскую коллегию; двадцать два года уже архиерействую, в том числе двенадцать в недрах Православной Церкви. Большую половину этой многотрудной тридцатилетней службы Ваше Величество воинам своим сочли бы вдвойне, за настоящие компании.

Отпустите же меня милостиво, отпустите честно – а Бог даст Вашему Величеству и Вашему Дому побольше слуг, столько же усердных, столько верных, столько преданных, как был всегда

Вашего Императорского Величества

верноподданный Иосиф архиепископ Литовский.

* * *

В тот же день 30 октября написал я следующее письмо графу Протасову:

Письмо графу Протасову 30 октября 1851 года

Мне жаль, что я пустил в ход бумаги, отправленные при отношении к Вашему Сиятельству от 20 сего октября, за № 3475. Пусть бы это пало на моего преемника – ему бы, может быть, более поверили. Моя же участь давно решена самым ходом дел, самою силою обстоятельств, если не системою правительственною.

Я обижал бы Ваше Сиятельство, если бы полагал, что Вы не понимаете ни моего положения, ни обстоятельств, изложенных во всеподданнейшей просьбе, при сем препровождаемой. Вы не подумаете также, будто в отставке я ожидаю особенного счастья. Напротив, я знаю, что до конца жизни мне придётся страдать за доброе дело, которое Бог дал мне совершить. Но на покое я могу страдать лично, тогда, как ныне лежит на мне ответственность и за то, чего я не могу сделать, и за то, что сделать мне препятствуют именно те, которые должны бы помогать. На меня тяготят не только партии, но и лица правительственные, которые, не понимая наших дел, часто порицают то, что бы должны похвалить, и хвалят то, что бы следовало осуждать.

Будьте уверены, что мне бы легче умереть (и сколько молил я о сем Господа), чем прибегать к настоящей просьбе. Не знаю, на что меня Бог хранит! Но неужели мне дать себя растоптать безмолвно? Неужели ожидать, пока меня предадут на посрамление самые Русские Православные? Неужели мне ожидать, пока довершится беззаконная сделка на мой счёт с врагами Православия?

Занятый исключительно судьбой драгоценнейшего для меня общественного дела, я не искал ни в партиях, ни в лицах, обеспечения будущей моей личной участи. Я всегда думал, что, во всяком случае, имею полное право прибегнуть прямо к Царской милости, посредством Вашего Сиятельства. В сем убеждении обращаюсь к Вам, граф Николай Александрович, прося покорнейше Вашего предстательства к Государю Императору, об удовлетворении всеподданнейшей моей просьбы.

При сем осмеливаюсь изложить подробно мои желания, которые в той просьбе излагать было бы долго, а может быть, и не совсем прилично.

Во-первых. Я желал бы, чтобы мне оставлено было всё нынешнее моё содержание, или, по крайней мере, не было слишком уменьшаемо. Государь Император столь часто оказывает подобную милость слугам своим, что и я питаю о сем надежду. Притом моё положение столь эксцепционально, что милость эта никому не может быть примером и никого не удивит. В своих личных потребностях я могу очень ограничиться, но я теперь не могу так скрыться от всех взоров, как мог бы и желал двенадцать лет тому назад. – Желательно, чтобы я был в состоянии делать добро и прилично стоять в лице людей, враждующих и мне и Церкви Православной.

Во-вторых. Я просил бы, чтобы мне пожаловано было двадцать пять тысяч рублей серебром на покупку в мою собственность дома с садом или небольшого имения. Эту сумму можно бы заимствовать по всей справедливости из общего капитала воссоединённого духовенства, он составился и возрос моим старанием и заботливостью. Не пожалейте да меня этой жертвы. Униатские епархии, мои предшественники, оставляли по большей части имения своей фамилии – пусть бы и после меня досталась кому хотя маленькая память. Притом нужно же мне где-нибудь поместиться, а я испытал, что ближайшее созерцание природы, сельские занятия, соединённые с движением и чистым воздухом, всегда имели благодетельное влияние на моё здоровье и на успокоение духа в тревожных обстоятельствах моей жизни. Я имел большое искушение просить об оставлении за мною Тринополя – но за что же стеснять моего преемника – да и жилье это, может быть, слишком, пышно для покойного и буду ли в состоянии содержать его прилично, если буду отпущен скудно?

В-третьих. Я просил бы, чтобы в новом моем доме, дозволено мне было устроить небольшую церковь собственно для себя. Это – необходимость и, кажется, не должно быть затруднения.

В-четвёртых. Я просил бы, чтобы по моему востребованию и избранию командированы были постоянно в моё распоряжение один иеромонах, один иеродиакон и два послушника из Виленского Свято-Духова монастыря. Монастырь сей моими стараниями получил такое устройство и такие средства, что не должен тяготиться этою маленькой жертвою.

В-пятых. Я просил бы, чтобы мне для прислуги отпускаемо было по востребованию до восьми штатных служителей архиерейского дома. Для него положено шестьдесят штатных служителей, в которых он никогда не будет вполне нуждаться. Это – маленькое для меня удобство и не несправедливо: я первый обзавёл в Вильно архиерейский дом и составил для него и Духова монастыря с большим трудом штат служителей, превышающий теперь сорок человек.

В-шестых. Я просил бы, чтобы до устройства нового дома дозволено мне было помещаться в настоятельских кельях Виленского Свято-Духова монастыря, если не удастся мне найти помещение по найму.

Не удивляйтесь, Ваше Сиятельство, что я не устраняюсь от Вильно. Мне не предстоит лучшего выбора. Да притом здесь для меня готов и гроб под мощами святых Виленских мучеников – и, кажется, есть в природе человека, что ему дорого то место, где он страдал за правду и для доброго дела.

Извините, Ваше Сиятельство, что я Вас озабочиваю своею участью. Кажется, я имею некоторое право прибегнуть и к Вашей личности и к Вашему государственному положению. К сему, это едва ли не последняя моя просьба – не откажите же сделать мне честное погребение. В полной надежде на милость Государя Императора и Ваше предстательство, я совершенно уверен, что получу всё испрашиваемое, и остаюсь в спокойном ожидании удовлетворения моей просьбы.

* * *

На письмо сие получил я ответ от 12 ноября; – приложение № 108. В нём, после симпатических рассуждений, граф Протасов спрашивал меня, для доклада Государю, какие ещё причины, кроме выше прописанных, заставляют меня выйти на покой?

Вот мой ответ от 16 декабря 1851 года

По случаю всеподданнейшей просьбы моей, Ваше Сиятельство спрашиваете меня конфиденциально, от 12 минувшего ноября, какие именно обстоятельства заставляют меня желать сойти с настоящего поприща, независимо от обстоятельств, изложенных в донесениях моих Святейшему Синоду, препровождённых к Вам при отношении от 20 минувшего октября.

Не удивляйтесь, Ваше Сиятельство, что я столь долго медлил ответом. Мне было бы крайне больно, а может быть, и неприлично, всё высказывать или пересказывать – да и что же мог я сказать для Вас нового?

Вы знаете, в каких отношениях состоит воссоединённое ведомство к римско-католической и польской партии, – в особенности по Литовской епархии, где партия сия по преимуществу может считаться господствующею. Вы знаете, в каком положении отправился я в Литовскую епархию и в каких обстоятельствах переселился с горстью своих подчинённых в самый центр могущества этой партии – Вильно. Вы знаете, какую постоянную борьбу выдерживал я здесь и выходил из неё цел только стойкостью характера и благоразумием. Вы не можете не знать, сколько нынешнее обновление Римской иерархии в России, по конкордату и по административному устройству, возвысило дух и силу Римской партии и придавило воссоединённое ведомство. Вы не можете также не знать, что польская партия, подавленная на приступе Варшавы, опозоренная в мятежах Франции, Германии, Италии, уничтоженная русскими штыками в Венгрии, давно уже решилась искать временного приюта в лицемерной религиозности, под покровом своего духовенства, ей принадлежащего, и что сильное и самостоятельное это устройство иерархии есть истинное торжество сей партии, предавая влиянию оной два с половиною миллиона Римских Католиков в России, тогда как между ними едва ли наберётся пятьдесят тысяч настоящих Поляков – разумеется, я не считаю Поляками Русских и Литовцев, которых, подобно мне, выучились некогда говорить по-польски в польских училищах, устроенных было самим русским Правительством. Вы не можете не знать, что это сосредоточение видов обеих партий, а, следовательно, усиление их обессиливает по необходимости ведомство Православное вообще, а воссоединённое в особенности. Вы не можете не знать, что всё это, облечённое благовидными толками и громкой молвой, вводит в недоумение и местные здешние начальства, не знающие, наконец, за кого они должны стоять.

Ваше Сиятельство не можете не видеть, что по воссоединённому ведомству ничьё устранение для римляно-польской партии не столько желательно, как моё, и что даже вне сей партии найдётся довольно ей в сем сочувствующих – иным кажусь стеснителен, а другим стою на пути. Вы не можете также не видеть, в какое тягостное положение поставило меня, и перед Православными и перед иноверцами, торжество Римской иерархии и в её устройстве и в повышении её начальника. Для Вашего Сиятельства должно быть ясно, почему я желаю освободиться от этого тягостного, шаткого положения, колеблемого со всех сторон. Несколько уже лет чувствую, что буду низвержен интригою, если не успею выпроситься на покой, и что, может быть, вскоре пронесётся радостная между врагами Православия молва, что меня сослали, как пронеслась семь лет тому назад, что меня Православные сами прогнали, как собаку. Пощадите же меня и не требуйте лишних объяснений, неприятных и для меня и для начальства.

Притом же, я сказал во всеподданнейшей просьбе, что никого не обвиняю, и просил увольнения на покой, единственно как милости и внимания к небезызвестной свыше тридцатилетней службе. Если удостоюсь сей милости, по смыслу отзыва моего к Вашему Сиятельству от 30 октября, за № 3587, сочту себя счастливым кончить моё многотрудное поприще, давно уже совершенное. Если же получу отказ и должен буду, воин Святой Церкви, подобно воину бранному, стоять на трудном и опасном посту, несмотря ни на какие последствия, то не будет ли малодушно, не будет ли неблагородно, обвинять тех или других в таких делах и последствиях, которые, может быть, происходят необходимо из самого моего положения, из самых элементов, среди которых проходить должно моё поприще.

Прошу Ваше Сиятельство принять благодушно сие писание и ещё раз извинить меня, что столько затрудняю Вас собою. Знаю, что должен более других помнить слова ежедневной молитвы: да будет воля Твоя! – Но какой же человек, прошедший подобное моему поприще, с таким чистым рвением, с таким самоотвержением, не содрогнётся при виде, что его хотят растоптать и в нём посрамить светлое дело, которому он посвятил всю жизнь свою.

* * *

После сего получил я отношение графа Протасова от 5 января 1852 года. В нём сказано:

"Государь Император Высочайше повелеть мне соизволил объявить Вам волю свою, чтобы Вы, как истинный верноподданный, приверженность коего давно Его Величеству известна, оставались на том месте, которое Его Императорским Величеством указано Вам для пользы Святой Церкви, Отечества и воссоединённого духовенства, и к сему изволил присовокупить, что Вы должны быть совершенно убеждены во всегдашнем к Вам Монаршем доверии»; – приложение № 109.

За тем мне не предстояло выбора. Нужно было оставаться при делах на прежнем месте – и я написал следующее письмо графу Протасову от 12 января.

Письмо графу Протасову от 12 января 1852 года

Доверие Государя Императора для меня драгоценно и священна воля Его, объявленная мне в конфиденциальном отношении Вашего Сиятельства от 5 сего января, за № 59, – следовательно, она будет исполнена.

Не скрою, однако же, перед Вами, граф Николай Александрович, моего сожаления о неудовлетворении просьбы моей. Бог видит, что я давно считал поприще моё конченным, а теперь находил самое удобное время и случай: для правительства меня отпустить, а для меня выйти на покой. Признаюсь даже, что последние два или три года самая служебная моя деятельность была соразмерена с сею надеждою и с сею целью.

Не знаю, как-то мне Бог поможет на дальнейшем, так сказать, уже новом поприще служения, при уверенности, что мне до гробовой доски предстоит борьба и с личными и с общественными затруднениями. Правда, что меня должно ободрять милостивое внимание и доверие Благочестивейшего Государя! – Но кто же, кроме Вас, знает меня настолько, чтобы принимать во мне искреннее личное участие, а на пятьдесят четвёртом году уже и не время и не так-то прилично выслуживаться да пробиваться на новом пути. Упование на Бога и на Помазанника Его!

* * *

Скорбя, что не вышел на покой и что мне предстоит прежняя борьба, я, однако же, сделался спокойнее: был уверен, что мне пособят во всём необходимом. И действительно, требования мои начали исполняться, хотя это и компрометировало Илью Гавриловича. Особенно оказалось полезным подчинение епархиальному начальству трёх причтов военного ведомства Виленских церквей Благовещенской, госпитальной и дворцовой в доме генерал-губернатора. Древлеправославная котерия оставила свои затеи, по крайней мере, по наружности.

В 30 день марта 1852 года произведён я в митрополиты и получил белый клобук с богатым бриллиантовым крестом, при лестном рескрипте; – письма к Государю и графу Протасову от 4 апреля, в тетради под № 76.

Тогда же сделано мне утешение, пожалованием престарелому родителю моему наперсного креста с драгоценными камнями. Этот крест, по завещанию родителя, ныне в кафедральном соборе.

Вообще с того времени расположение чиноначалия, по крайней мере наружное, изменилось к лучшему. До́лжно полагать, что Илья Гаврилович получил наставление.

Но я переступил несколько за пределы 1851 года. Можно ещё в нём сослаться на некоторые собственноручные письма мои, в тетради под № 76, а в особенности на письмо к графу Протасову от 4 ноября, за № 3672. В нём говорится об обновлении и посвящении мною древней монастырской и вместе семинарской Троицкой церкви в тот же день, когда Латиняне торжествовали возложение паллия на их митрополита. Видите, я не унывал даже тогда, когда дело решалось о моей участи – стоял смело на почве Православной, перед лицом торжествующего и ликующего Латинства!

Опись документов, приложенных при четвёртой части записок Иосифа, митрополита Литовского

№ 1. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода графу Протасову от 7 марта 1844 года за № 443, касательно новых штатов для Виленских св. Духова и Троицкого монастырей и переименовании первого лаврою.

№ 2. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 7 марта 1844 года за № 444, касательно наделения угодьями Виленского архиерейского дома и Свято-Духова монастыря.

№ 3. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 8 марта 1844 года за № 458, о штатах для Литовской семинарии и перемещении оной в Вильно в Троицкий монастырь.

№ 4. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 8 марта 1844 года за № 459, о штатах для уездных и приходских училищ Литовской епархии с двумя бурсами в Вильно и Жировицах.

№ 5. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 августа 1844 года за № 1402, о перемещении в Виленский, бывший миссионерский монастырь Мядзиольского женского Православного монастыря.

№ 6. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 августа 1844 за № 1403, о причислении к Виленскому св. Духову монастырю зданий упразднённого кармелитского монастыря.

№ 7. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 августа 1844 за № 1404, об определении штатных причтов к древней Виленской Николаевской церкви и к церкви Бытенского монастыря, обращаемой в приходскую.

№ 8. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 августа 1844 года за № 1405, о переведении Бытенского монастыря в Жировицы.

№ 9. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 22 августа 1844 года за № 1408, о назначении некоторых духовных на штатные вакансии по Виленскому кафедральному собору.

№ 10. Список с отношения к Обер-прокурору св. Синода от 22 августа 1844 за № 1413, о приписании некоторых домов Троицкого монастыря к Виленскому кафедральному собору, для помещения соборян и консисторских чиновников.

№ 11. Список с предложения в Литовскую консисторию от 6 мая 1844 года за № 750, об образовании к дьячковским должностям праздных священно и церковно-служительских сыновей.

№ 12. Список с резолюции Платону, епископу Ковенскому, от 4 августа 1844 года за № 1286, с указанием цели распоряжения о временном помещении в Виленском св. Духовом монастыре ожидавшихся из России монашествующих.

№ 13. Список с предложения в Литовскую консисторию от 6 декабря 1844 за № 2218, относительно священников, имеющих жён и дочерей, принадлежащих Римско-католическому обряду.

№ 14. Список с предложения в Литовскую консисторию от 6 декабря 1844 года за № 2221, о мерах заставления священно и церковно-служителей отдавать детей своих в духовные училища.

№ 15. Список с рапорта Св. Синоду от 21 февраля 1844 за № 317, с ходатайством об издании новых штатов для городских церквей Литовской епархии.

№ 16. Список с рапорта Св. Синоду от 21 февраля 1844 года за № 319, о восстановлении приходской древней Николаевской церкви в города Вильне.

№ 17. Список с рапорта Св. Синоду от 21 февраля 1844 года за № 320, с просьбою о назначении штатных причтов для находящихся среди Латинян церквей Меречской, Веселовской, Козачизнянской, Подубиской и Кейданской.

№ 18. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 7 марта 1844 года за № 442, с ходатайством о возвышении штата для Виленского кафедрального собора.

№ 19. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 30 ноября 1844 года за № 2173, об улучшении штатов семинарии и пяти духовных училищ.

№ 20. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 1 декабря 1844 года за № 2187, о назначенном времени для переселения в Вильно Литовского епархиального управления.

№ 21. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 10 марта 1845 года за № 617, о разрешении передачи библиотеки Виленского св. Троицкого монастыря в собственность семинарии.

№ 22. Список с предложения в Литовскую консисторию от 7 апреля 1845 года за № 937, о распределении квартир для духовенства и консисторских чиновников в домах, перечисленных от Троицкого монастыря к кафедральному собору.

№ 23. Список с предложения Платону, епископу Ковенскому, от 18 апреля 1845 года за № 1031, об учреждении комитета для устройства в Виленском Троицком монастыре помещения для семинарии.

№ 24. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 20 апреля 1845 года за № 1053, о назначении всех воспитанников в семинарии на казённое содержание.

№ 25. Список с предложения в Литовскую консисторию от 6 апреля 1845 года за № 926, о переселении в Вильно лиц, составляющих консисторский и кафедральный штаты.

№ 26. Список с предложения Платону, епископу Ковенскому, от 22 апреля 1845 года за № 1066, с распоряжениями по случаю предположенного прибытия его высокопреосвященства в Вильно и открытия там епархиального управления.

№ 27. Список с рапорта Св. Синоду от 10 мая 1845 года за № 1152, с донесением о прибытии в Вильно и открытия там епархиального управления.

№ 28. Тетрадь с собственноручного перепиской его высокопреосвященства с 11 февраля по 19 июля 1845, на двенадцати листах.

№ 29. Тетрадь с собственноручною перепиской его высокопреосвященства с 19 июля 1845 года по 5 февраля 1846 года, на двенадцати листах.

№ 30. Список с рапорта Св. Синоду от 4 июня 1845 года за № 1459, с донесением об освящении обновлённой церкви Виленского св. Духова монастыря.

№ 31. Список с отношения к начальнику Виленской губернии Жеребцову от 10 мая 1845 года за № 1154, с препровождением 300 руб., пожертвованных для бедных Виленских граждан, по случаю открытия в Вильно епархиального управления.

№ 32. Список с отношения к начальнику Виленской губернии Жеребцову от 4 июня 1845 года за № 1461, с препровождением 300 рублей, пожертвованных для бедных Виленских граждан, по случаю освящения св. Духовской церкви.

№ 33. Список распорядка, сделанного в 5 день сентября 1845 года за № 2310, для открытия Литовской семинарии и духовных училищ в Вильно.

№ 34. Список с рапорта Св. Синоду от 8 сентября 1845 года за № 2354, о совершившемся открытии в Вильно Литовской семинарии и духовных училищ.

№ 35. Список с отношения к Виленскому военному губернатору Мирковичу от 20 января 1845 года за № 157, об обстоятельствах, замедляющих возвращение в Православие Леонпольских прихожан, совращённых в Латинство.

№°36. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 11 апреля 1845 года за № 980, о последовавшем возвращении в Православие Леонпольских и Узмионских прихожан.

№ 37. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 6 декабря 1845 года за № 3192, с опровержением ложных сведений, напечатанных в газете «Le Siècle», по Униатским делам3.

№ 38. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 10 февраля 1845 года за № 378, о документах на принадлежность Супрасльскому Православному монастырю Варшавского базилианского монастыря.

№ 39. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 17 сентября 1845 года за № 2465, о неправильности приводимой Варшавскими базилианами земской давности для отклонения принадлежности их обители Супрасльскому монастырю.

№ 40. Список с предложения в Литовскую Консисторию от 6 марта 1845 года за № 572, об обучении всех священно- и церковно-служительских детей молитвам на славянском языке.

№ 41. Список с предложения в Литовскую консисторию от 7 марта 1845 года за № 581, о делании священниками по клировым ведомостям отметок о числе присоединённых каждым к Православию иноверцев.

№ 42. Список с предложения в Литовскую консисторию от 21 марта 1845 года за № 744, о скорейшем окончании разбора с латинским духовенством спорных прихожан.

№ 43. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 марта 1845 года за № 745, о причинах медленности в разборе с римским духовенством спорных прихожан.

№ 44. Список с предложения в Литовскую консисторию от 31 марта 1845 года за № 856, с распоряжением о распределении церковной земли между членами причтов.

№ 45. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 6 апреля 1845 года за № 922, о порядке производства причтам штатного жалованья посредством благочинных.

№ 46. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 18 июля 1845 года за № 1826, об обвинениях, взведённых жандармским генералом Бугсгенденом на местное Православное духовенство, будто бы оно удерживает в Латинстве Леонпольских Православных прихожан.

№ 47. Список с предложения в Литовскую консисторию от 20 сентября 1845 года за № 2578, о штрафах на монашествующих, леностных к богослужению.

№ 48. Список с предложения в Литовскую консисторию от 28 апреля 1846 на № 1129, о преднамеренном посещении его высокопреосвященством большей части епархии.

№ 49. Список с отношения эконома архиерейского дома к Гродненскому архимандриту Игнатию от 29 апреля 1846 года за № 1142, по каковому образцу посланы отношения к благочинным и настоятелям монастырей, где предполагались богослужения при осмотре его высокопреосвященством епархии.

№ 50. Тетрадь с собственноручною перепиской его высокопреосвященства с 16 марта 1846 по 30 декабря 1849 года, на двадцати четырёх листах.

№ 51. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 января 1846 года за № 233, с просьбою об отпуске суммы на устройство в Тринополе загородного архиерейского дома.

№ 52. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 января 1846 года за № 234, о скорейшей передаче архиерейскому дому земель упразднённого Тринопольского монастыря.

№ 53. Список с предложения в Литовскую консисторию от 24 января 1846 года за № 259, о наложении штрафа по 25 коп. за каждые сутки на родителей, которых дети опаздывают прибыть в семинарии и училища.

№ 54. Список с предложения ректору семинарии Евсевию от 30 марта 1846 года за № 862, о заведении в Вильно накануне недели Ваий крестных ходов с воспитанниками духовно-учебных заведений.

№ 55. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 5 сентября 1846 года за № 2514, с мнением на счёт изменения 74 ст. X Т. Свода Законов, о браках лиц Православных с Латинами.

№ 56. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 23 октября 1846 года за № 2986, касательно заведения нового порядка в отпуске из казначейства жалованья для сельских причтов.

№ 57. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 16 января 1847 года за № 139, касательно продажи архиерейского дома в Вильно и устройства помещения для архиереев в св. Духовом монастыре.

№ 58. Список с отношения к Виленскому военному губернатору Марковичу от 11 марта 1847 года за № 722, о перенесении секретарём Римской консистории Стефановским из Ганутского кладбища в другое место тел детей своих.

№ 59. Список с отношения к Виленскому военному губернатору от 12 марта 1847 года за № 725, о бухгалтере Лидского казначейства Петре Образцове, совратившемся из Православия в Латинство.

№ 60. Список с отношения к Виленскому военному губернатору от 13 марта 1847 года за № 754, о чиновнице Корецкой, перешедшей с сестрою и матерью в Латинство.

№ 61. Список с отношения к Виленскому военному губернатору от 14 марта 1847 года за № 766, о Латинских иноках, содержащихся по помещичьим дворам.

№ 62. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 27 января 1848 года за № 270, о появившихся между воспитанниками духовно-учебных заведений в Вильно признаках приближавшейся холеры.

№ 63. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 20 июня 1848 года за № 1967, об отсрочке экзаменов по духовно-учебным заведениям в Вильно по случаю холеры.

№ 64. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 21 ноября 1848 года за № 3366, о прекращении в Вильно холеры и об умерших от неё лицах по духовному ведомству.

№ 65. Список с предложения в Литовскую консисторию от 25 июня 1848 года за № 2018, о совершении духовенством долга покаяния по случаю холеры.

№ 66. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 13 января 1848 года за № 88, касательно дозволения хоронить православных покойников на Римских кладбищах, и взаимно – где нет собственных кладбищ.

№ 67. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 31 декабря 1848 года за № 3782, о назначении прибавочного оклада для 19 сельских причтов Литовской епархии.

№ 68. Список с отношения к Виленскому военному губернатору от 17 декабря 1848 года за № 3635, об обидном доносе Гродненского губернатора на воссоединённых священников, будто они напитывают крестьян вольным духом.

№ 69. Список с рапорта Св. Синоду от 3 июня 1849 года за № 1603, о передаче Пермскому кафедральному собору посоха св. Стефана Пермского, хранящегося в Супрасльском монастыре.

№ 70. Список с отношения к Латинскому митрополиту Дмоховскому от 5 сентября 1849 года за № 2749, о неправильном обвинении Литовской консистории в притеснительных якобы действиях в отношении латинизантов.

№ 71. Список с отношения к Василию, архиепископу Полоцкому, от 6 сентября 1849 года за № 2756, с требованием заготовления указанных сведений к приезду высокопреосвященного Иосифа для осмотра воссоединённых епархий.

№ 72. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 26 сентября 1849 года за № 2903, с мнением о переводе Полоцкой семинарии в Витебск.

№ 73. Список с предписания Виленскому св. Духову монастырю от 18 июня 1860 года за № 1930, об устройстве его высокопреосвященством железных дверей и решётки к новому входу в подалтарный склеп, в котором покоятся мощи св. Виленских мучеников.

№ 74. Список с предписания Виленскому св. Духову монастырю от 21 июля 1850 года за № 2065, об устройстве его высокопреосвященством для себя гроба под ракой св. Виленских мучеников.

№ 75. Список с рапорта Св. Синоду от 26 октября 1850 года за № 3352, с просьбою о разрешении на устройство церкви в пещере, где почивают мощи св. Виленских мучеников.

№ 76. Тетрадь с собственноручного перепиской его высокопреосвященства с 7 марта 1850 года по 1 августа 1852 года, на двадцати листах.

№ 77. Список распорядка, составленного 8 апреля 1851 года, для освящения пещерной церкви св. Виленских мучеников.

№ 78. Список с письма к сенатору Ивану Сенявину от 24 марта 1851 за № 920, касательно устройства бронзовой чеканной позолоченной раки для мощей св. Виленских мучеников.

№ 79. Список с письма к товарищу министра иностранных дел Льву Сенявину от 29 июня 1851 за № 2064, относительно принятия им, по покойном его брате, труда в устройстве раки для мощей св. Виленских мучеников.

№ 80. Список с составленной в 14 день апреля 1851 года подписки для сбора приношений на раку для мощей св. Виленских мучеников.

№ 81. Список с письма к почётному гражданину Кузнецову от 28 апреля 1850 года, на счёт распределения на Виленские церкви пожертвованной им суммы 10.000 руб. серебром.

№ 82. Список с предложения в Литовскую консисторию от 4 августа 1850 года за № 2423, о распределении суммы 10.000 рублей, пожертвованной на Виленские церкви почётным гражданином Кузнецовым.

№ 83. Список с рапорта Св. Синоду от 14 марта 1850 года за № 865, с мнением по проекту о подчинении духовному начальству сельских казённых училищ.

№ 84. Список с рапорта Св. Синоду от 17 октября 1850 года за № 3265, о степенях родства в отношении браков по бывшему Греко-Униатскому обряду.

№ 85. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 10 марта 1860 года за № 818, с мнением по проекту на счёт отвода от казны священникам участков земли, для распространения здравых понятий о сельском хозяйстве.

№ 86. Список с предложения правлению семинарии от 4 марта 1850 года за № 758, о взыскании с надзирателей духовных училищ за нерадение по должности.

№ 87. Список с предложения в Литовскую консисторию от 10 ноября 1850 года за № 3513, о собрании сведений: все ли дети духовного ведомства знают молитвы на славянском языке, а также, где их знают прихожане.

№ 88. Список с предписания Виленскому благочинному и всем прочим благочинным от 13 декабря 1850 года за № 3849, о собрании сведений: все ли дети, рождённые от смешанных, с лицами Римско-католического исповедания, браков, крещаются и воспитываются в Православии.

№ 89. Список с предписания ректору Литовской семинарии архим. Филарету от 26 ноября 1850 года за № 3689, о собрании материалов для составления церковно-исторического описания Литовской епархии.

№ 90. Список с отношения к Виленскому военному губернатору Бибикову от 15 сентября 1850 года за № 2938, о приискании для Виленских духовных училищ и девичьего монастыря другого помещения, взамен миссионерских зданий.

№ 91. Список с отношения к Виленскому Римско-католическому епископу Жилинскому от 8 ноября 1850 года за № 3475, об исключении из Латинских списков трёх деревень, подлежащих по Высочайшему повелению возврату к Православию.

№ 92. Речь, произнесённая в 25 день июня 1850 года, при освящении четырёх знамён, пожалованных двум полкам гренадерского корпуса.

№ 93. Собственноручная черновая речи, приготовленной к ожидавшемуся приезду Государя Императора в мае 1849 года.

№ 94. Изображение чугунной доски, положенной на приготовленном для его высокопреосвященства гробе.

№ 95. Тридцать шесть писем к его высокопреосвященству от важнейших духовных и гражданских сановников, большею частью по поводу посланных им слов.

№ 96. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 6 февраля 1851 года за № 349, о неудовлетворительных успехах учеников по приходским училищам Жировицкому и Виленскому.

№ 97. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 6 февраля 1851 года за № 350, об учреждении надзора за воспитанниками Жировицкого училища, живущими вне заведения.

№ 98. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 18 февраля 1851 года за № 510, об упадке архиерейского певчего хора по нерадению регента.

№ 99. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 31 марта 1851 года за № 1045, о взятии подписок от учителей семинарии, что они будут являться исправно в класс к часам урока.

№ 100. Список с предложения правлению Литовской семинарии от 29 декабря 1851 года за № 4388, с требованием заключения: не от малого ли приготовления в училищах оказалось в низшем отделении семинарии весьма много учеников малоуспешных.

№ 101. Список с предложения в Литовскую консисторию от 3 февраля 1851 года за № 278, о возложении на Жировицкие училища образовать в дьячки причётников, назначаемых в тамошний монастырь.

№ 102. Список с резолюции, данной 10 февраля 1851 года, за № 405, священнику Волковыской церкви Парчевскому, с внушениями по случаю письма его о стеснительном положении своём в Волковыске.

№ 103. Список с рапорта Святейшему Синоду от 14 мая 1851 года за № 1518, с мнением о правилах производства пособий заслуженным священникам, увольняемым за штат.

№ 104. Список с рапорта Святейшему Синоду от 19 октября 1851 года за № 3455, с ходатайством о выведении Римско-католических монахинь из воспитательного в Вильно дома «Иисус Младенец» в другие монастыри.

№ 105. Список с рапорта Святейшему Синоду от 18 октября 1851 года за № 3449, с испрашиванием распоряжения, чтобы воинские команды, постоянно в Вильно пребывающие, считались по прежнему в приходе Виленской Никольской церкви.

№ 106. Список с рапорта Святейшему Синоду от 6 ноября 1851 года за № 3683, о сделанном Виленским военным губернатором распоряжении, чтобы воинские чины города Вильно обращались впредь в духовных требах к протоиерею Благовещенской церкви.

№ 107. Список с отношения к Обер-прокурору Св. Синода от 19 октября 1851 года за № 3462, о воспрещении священникам военного ведомства в Вильно преподавать духовные требы лицам, принадлежащим епархиальному ведомству.

№ 108. Отношение Обер-прокурора Св. Синода от 12 ноября 1851 года за № 7860, о причинах, заставляющих его высокопреосвященство выйти на покой.

№ 109. Отношение Обер-прокурора Св. Синода от 5 января 1852 года за № 59, с объявлением Высочайшего повеления оставаться на месте, указанном Государем Императором.

* * *

3

 И к сему же относящейся список c отношения к Обер-прокурору Св. Синода графу Протасову от 24 декабря 1845 года за № 3382.


Источник: Записки Иосифа, митрополита литовского / Изданные Академией наук по завещанию автора : Т. 1-3. - Санкт-Петербург : Тип. Акад. наук, 1883. / Т. 1. - VIII, 745 с., 1 л. фронт. (портр.), 1 л. ил.

Комментарии для сайта Cackle