К критике свидетельства Иосифа Флавия о Христе

Многочисленные исследования по данному предмету распадаются на три группы: в одних свидетельство считается подлинным во всем своем объеме, в других оно все целиком объявляется неподлинным, в-третьих признается полуподлинным и полуподложным, т. е. искажённым.

Полная невозможность первого предположения бесспорно доказывается уже самым содержанием свидетельства. Со времен Евсевия (Demon. Evang. III. 5 Migne 22, 221 и Hist. Eccl. I. 11. 7–8 Hein. 43–44) и древне-латинского перевода Иосифовых Древностей (6 в.) свидетельство это без существенных вариантов читается (Antiq. XVIII. 3. 3. Niese IV. 151–152) в буквальном переводе так:

«В это время (управления Пилата Иудеею) является Иисус, мудрый человек, если только Его должно называть человеком; ибо Он был совершителем удивительных дел и учителем людей, с удовольствием принимающих истину. Много как иудеев, так и эллинов привлек Он. Христос (т. е. Мессия) это был. И хотя Пилат, по жалобе знатных мужей наших, осудить Его на распятие, однако ж не прекратились прежде (того) полюбившие Его (ученики), ибо Он явился им на третий день снова живым, как божественные пророки это и тысячи других чудес изрекли о Нем. Еще и теперь не исчезло поколение христиан, названных по Его имени».

Курсивом помеченных слов не мог сказать иудей, а замечание «если только Его должно называть человеком» невозможно даже и для христианина с иудейским направлением (Назарея или Евионита). Поэтому уже Фотий (Biblioth. cod. 48 ed. Bekkeri p. 11 б.) справедливо заметил, что такое свидетельство о Христе естественно может вызывать сомнение в принадлежности его иудею Иосифу, а не (православному) христианину.

Вопрос следовательно может быть только о том: совсем ли не было никакого свидетельства о Христе в сочинении Иосифа Флавия, или же оно было, но не в теперешнем его виде, а в другом, свойственном неверовавшему иудею, но искаженном христианскою редакцией?

В решении этого вопроса важное значение имеют, прежде всего, две даты Оригена. В Comment. in Matth. X. 17. Migne 13, 877, приводя свидетельство Иосифа Флавия об «Иакове брате Иисуса, называемого Христом – Ἰάκωβον τὸν ἀδελφὸν Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Χριστοῦ», Ориген замечает: «καὶ τὸ θαυμαστόν ἐστιν, ὅτι τὸν Ἰησοῦν ἡμῶν οὐ καταδεξάμενος εἶναι Χριστὸν, οὐδὲν ἧττον Ἰακώβῳ δικαιοσύνην ἐμαρτύρησε τοσαύτην – и удивительно то, что, не признав Иисуса нашего за Христа (Мессию), тем не менее засвидетельствовал о столь великой праведности Иакова», – и в Contra Celsum 1, 47. Migne 11, 745 sq, упомянув свидетельство Иосифа о Крестителе, продолжает: «ὁ δ᾿ αὐτὸς καίτοιγε ἀπιστῶν τῷ Ἰησοῦ ὡς Χριστῷ, ζητῶν τὴν αἰτίαν τῆς τῶν Ἱεροσολύμων πτώσεως καὶ τῆς τοῦ ναοῦ καθαιρέσεως. δέον αὐτὸν εἰπεῖν, ὅτι ἡ κατὰ τοῦ Ἰησοῦ επιβουλὴ τούτων αἰτία γέγονε τῷ λαῷ, ἐπεὶ ἀπέκτειναν τὸν προφητευόμενον Χριστόν. ό δὲ, καὶ ὥσπερ ἄκων οὐ μακρὰν τῆς ἀληθείας γενόμενος φησὶ ταῦτα συμβεβηκέναι τοῖς Ἰουδαίοις κατ᾿ ἐκδίκησιν Ἰακώβου τοῦ δικαίου, ὃς ἦν ἀδελφὸς Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Χριστοῦ᾿ – он (Иосиф Флавий), хотя и не веруя в Иисуса как в Христа (Мессию), когда отыскивает причину падения Иерусалима и разрушения храма, вместо того, чтобы, как надлежало, сказать, что причиною этих бедствий народа были козни против Иисуса, так как умертвили Христа (Мессию), о Коем возвещают пророки, говорит, что это случилось с иудеями в отмщение за Иакова Праведного, который был братом Иисуса, называемого Христом (Мессию)». Оба эти места отнюдь не говорят о том, что Ориген совсем никакого свидетельства о Христе не читал у Иосифа, а только о том, что Ориген не мог воспользоваться этим свидетельством для своих апологетических целей. Причина понятна: Иосиф не верил в Иисуса, как Христа. Но каким образом Ориген мог бы с такою решительностью говорить о неверии Иосифа, если бы он не прочитал этого в его книге? Относясь благосклонно к Крестителю и Иакову Праведному, Иосиф со своей антимессианско-рационалистической и отчасти космополитическо-философской точки зрения мог осуждать мессианские идеи христиан и в этом духе говорить и об «Иисусе, называемом (у христиан) Христом–Мессиею». Понятно поэтому и недовольство Оригена Иосифом за то, что этот причиною народно-иудейских бедствий считает козни иудеев против Крестителя и Иакова Праведного, брата Иисуса, называемого Христом, а не против Самого Иисуса, называемого Христом. Наконец, что Ориген читал у Иосифа Флавия свидетельство о Христе, но только с противоположным теперешнему, антихристианским, содержанием, это явствует из аористов: οὐ καταδεξάμενος... ἐμαρτύρησε. Ориген конечно умел выражаться правильно на литературном греческом языке: если «ἐμαρτύρησε – засвидетельствовал» относится к находящемуся в Древностях свидетельству Иосифа об «Иакове, брате Иисуса, называемого Христом», то и «οὐ καταδεξάμενος εἶναι Χριστόν – не признав Иисуса за Мессию-Христа» должно указывать на свидетельство Иосифа об этом в его книге.

Затем привлекается к доказательству суждение Фотия о свидетельстве, но только по недоразумению. В код. 48 (ed. Bekk. р. 11. 6–12. а) Фотий говорит: «Прочитано Иосифово περὶ τοῦ παντός, которое в других рукописях я читал с заглавием περὶ τῆς τοῦ παντὸς αἰτίας, а в иных περὶ τῆς τοῦ παντὸς οὐσίας. Сочинение состоят из двух небольших частей (λογιδίοις). Автор раскрывает здесь самопротиворечия Платона с самим собою, изобличает неразумность и ложь учения Алкиноя о душе, материи и воскресении, противопоставляет ему свои собственные об этих предметах мнения и доказывает гораздо большую древность иудейского народа пред эллинами. Он полагает, что человек состоит из огня, земли и воды, и еще из духа, который называет и душою. Об этом духе он буквально говорить так: «главнейшую его часть взяв, образовал (Бог) вместе с телом и сообщил ему проникновение чрез все части и члены. Созданный вместе с телом и проникая чрез все тело, он образован в одинаковом виде с видимым телом и имеет только более холодную сущность по сравнению с (вышеназванными) тремя элементами тела». Так говорит он совершенно несоответственно с иудейским учением о природе человека, и в общих чертах касается и творения мира. Но также и о Христе, истинном Боге нашем, богословствует весьма верно, употребляя и самое название Христа и безукоризненно выражая Его неизреченное рождение от Отца, что может быть заставит кого-либо и усумниться в том, Иосифово ли это сочинение (συνταγμάτιον), хотя в слововыражении нет несоответствия стилю этого писателя. Впрочем, я нашел указания, что книга эта (λόγος) не Иосифа, а некоего Кая, бывшего пресвитером в Риме, который, говорят, сочинил и «Лабиринт», – ему же приписывается и «Диалог против Прокла», одного защитника Монтанской ереси. Так как книга была оставлена без подписи (имени автора), то одни приписали её Иосифу, другие Иустину Мученику, а иные Иринею, как и «Лабиринт» некоторые усвоили Оригену. Однако ж в действительности это есть труд Кая, составившего и «Лабиринт», как и сам он в конце «Лабиринта» засвидетельствовал, что ему принадлежит книга περὶ τῆς τοῦ παντὸς οὐσίας, – впрочем эта ли или другая (книга), для меня пока еще не вполне ясно». Отсюда видим: а) указание на авторство Иустина, Кая и Иринея относится не специально к свидетельству о Христе, а ко всей книге «об универсе»; – б) содержание Фотиева сообщения хотя и может быть покрыто теперешним свидетельством Иосифа, но с натяжкою, ибо «безукоризненное выражение неизреченного рождения Христа от Отца“, может наводить на мысль о рассуждениях богословских, ничего общего не имевших с теперешним свидетельством Иосифа, – в) выражение «συνταγμάτιον» может указывать на небольшой отдел сочинения, маленький параграф, соответствующий размерам теперешнего свидетельства, но оно будет странно для тех рукописей, в коих вся книга усвояется писателям христианским – Иустину, Каю, Иринею, – в них оно очевидно могло бы приводиться только как цитат из Иосифа, и в таком случае мы имели бы указание на глубокую древность теперешней редакции свидетельства; – г) но в конце концов ничто не ручается в том, что Фотий говорит о рассматриваемом свидетельстве Иосифа о Христе.

Легко объясняется молчание Фотия о данном свидетельстве и в тех случаях, когда он излагает содержание Иосифовых «Войны» и «Древностей» (код. 47 и 76: Веk. 11 а – б и 52 б – 53 б), касаясь новозаветных лиц – Предтечи, апостолов – Иакова, брата Иоанна Богослова, Петра и Павла, – и событий – избиения младенцев при Ироде по рождении Христа (код. 238: Веk. 313 б – 318 б, особенно 216 б и 317 а). Фотий мог не упомянуть свидетельства Иосифа о Христе или потому, что не считал его подлинным, – или же потому, что не читал его в Иосифовых сочинениях. Как неблагоприятное в подлинном своем виде для христиан, свидетельство это естественно: а) одними христианскими писцами выбрасывалось совсем, б) другими переделано в теперешний христианский вид и в) только в немногих древних рукописях, вероятно происхождения назарейско-евионского, сохранило свой подлинный и антихристианский вид. У Фотия могла быть рукопись первой редакции, Евсевию известна во второй, а Оригену – в третьей.

Не имеет здесь никакого значения и выражение Фотия (код. 33) о Иусте Тивериадском: «ὡς δὲ τὰ τῶν Ἰουδαίων νοσῶν Ἰουδαίος τε καὶ αὐτὸς ὑπάρχων τὸ γένος, τῆς Χρυστοῦ παρουσίας καὶ τῶν περὶ αὐτὸν τελεσθέντων καὶ τῶν ὑπ᾿ αὐτοῦ τερατουργηθέντων οὐδενὸς ὃλως μνήμην ἐπιοήσατο – подверженный иудейскому недугу и сам будучи родом иудей, он совсем не сделал упоминания о пришествии Христа, ни о содеянном с Ним, как и ни об одном Его чуде». Слишком рискованно иудейским недугом считать молчание о Христе, а не неверие в Него. Но если и относить к молчанию иудейских писателей о Христе, то в отношении к Иосифу Флавию оно могло быть у Фотия только предположительным, а не фактическим. Надо притом иметь в виду замечание Фотия, что Иуст вообще слишком краток и опускает весьма много важного (ib: ἔστι δὲ τὴν φράσιν συντομώτατος καὶ τὰ πλεῖστα τῶν ἀναγκαιοτάτων παρατρέχων), что он был «коварнейшим человеком, любил деньги и удовольствия и много ложного написал в своей истории (Bek. 6. 5–7. а). Наконец и у Иуста, как и у Иосифа, христианские писцы могли выбрасывать все антихристианское (ср. отзывы о нем Иосифа в Vita 9 Niese § 40 vol. IV. р. 328 и 65 № §§ 336 – 367 р. 375 sq.).

Таким образом отсутствие свидетельства Иосифа о Христе у Оригена и других древнехристианских апологетов нисколько не говорит за полное отсутствие такового у иудейского историка. Мы находим у них прямое доказательство только того, что у Иосифа не было свидетельства с теперешним христианским содержанием, а Ориген дает косвенное указание и на то, что таковое свидетельство было, но с иудейским характером и с заявлением Иосифа о своем неверии в Иисуса как Мессию-Христа.

Прямое и фактическое подтверждение этому косвенному указанию Оригена дает один апокриф, изданный Bratke в Texte und Untersuchungen zur Geschichte der Altchristlichen Litteratur v. O. Gebhardt und A. Harnack, Neue Folge IV. 3, излагающий спор при Персидском дворе между эллином, иудеем и христианином. В числе других иудейских свидетельств о Христе здесь христианами приводится и Иосифово, но в таком виде (р. 36. lin. 8–11): «Ἰώσιππος ὁ συγγραφεὺς ὑμῶν, ὃς εἴρηκε περὶ Χριστοῦ, ἀνδρὸς δικαίου καὶ ἀγαθοῦ, ἐκ θείας χάριτος ἀναδειχθέντος σηµείοις καὶ τέρασιν, εὐεργετοῦντος πολλούς – Иосиф, ваш историк, говорит о Христе, (как) муже праведном и добром, засвидетельствованном от божественной благодати знамениями и чудесами благодеявшем многих». Ни по содержанию, ни по слововыражению это свидетельство не имеет ничего общего с теперешним: ни слова – о воскресении Христа, Его вышечеловеческой природе и даже Его мессианстве (слово «Христос» здесь употреблено в значении собственного имени, а не достоинства, – притом невидно, чтобы оно принадлежало Иосифу, а не апокрифисту). В цитате нет ни одного штриха даже назарейско-евионитского характера, – все она не выходит за пределы свидетельств Иосифа о Крестителе и Иакове Праведном. Но судя по Оригеновским «не признав Иисуса за Христа» и «не веруя в Иисуса как Христа», надо думать, что в апокрифе свидетельство приведено сокращенно, по общему содержанию, и что у Иосифа было дано более решительное заявление о его неверии в мессианство Иисуса.¹

Косвенное подтверждение этому находим в Иосифовом выражении, коего подлинность засвидетельствована вышеприведенными цитатами Оригена, об Иакове Праведном, как τὸν ἀδελφὸν Ἰησοῦ τοῦ λεγομένου Χριστοῦ (Antiq. XX. 9. 1 § 200. Niese IV. 310). Выражающийся так не только знает об Иисусе, но и косвенно намекает на то, что он не разделяет веру христиан в Его мессианство.

Наконец современная папирология желающему и имеющему для сего досуг может дать новое средство для решения этого вопроса, как и других подобных.

По наблюдениям Теодора Бирта² древние папирусные фабрики выделывали свитки определенных максимума и минимума, принуждавших как авторов, так и писцов сообразоваться с своими размерами при писании литературных произведений и их отделов. Очень обыкновенный формат состоял из ок. 2500 стихов или строк, к коему применялись напр. Демосфен, Цицерон, Ливий, Тацит, Плиний, Иероним.

Наблюдениями Бирта воспользовался Арнольд Рюэгг³ для объяснения сокращений, пропусков и отрывочных окончаний в евангелии Луки и книге Деяний (так называемый «закон бережливости» места – Gesetz der Sparsamkeit, применявшийся к творениям Луки уже давно и независимо от данных папирологии). Обе книги соответствуют этому формату, имея – одна (Евангелие) 2714, другая (Деяния) 2610 стихов.

Приблизительно такой же размер имеют и отделы (книги) Древностей Иудейских, как и других сочинений Иосифа Флавия. Уже достаточно самого беглого взгляда на четыре тома Antiquitatum в издании Niese, по пяти книг в каждом, чтобы заметить равенство их объема. Более частный подсчет по тому же изданию (строки высчитаны только приблизительно) показывает:

Эта таблица в общем соответствует свидетельству самого Иосифа Флавия в конце Древностей (XX, 12. § 267 Niese 4, 320), что его «Археология заключает в себе двадцать книг и шесть десятков тысяч стихов». Нельзя думать, чтобы Иосиф делал бесцельный подсчет всех строк своего сочинения. Вероятно он имеет в виду равномерное распределение стихов по книгам, обуславливавшееся максимальными размерами книжных свитков папируса. А быть может первоначальный оригинал Археологии Иудейской Иосиф, по обычаю своих современников и соотечественников, писал стихометрически на еврейском языке (ср. так называемую «первую мишну» и др.), а потом уже применительно к еврейской стихометрии, при постороннем содействии, излагал на папирусных свитках греческое переложение (Bel. jud Prooem. 1. § 3 Niese p. 3 и Contra Ар. 1. 9 § 50 Niese p. 10.)

Таким образом получаются книги, по три тысячи стихов каждая. Полагая в стихе около 25 букв, найдем, что к этой дате почти с арифметической точностью приближаются первые пять книг, 11-я, 15, 16, 17, 18 и 19-я, – несколько превышают норму: 6–8, 12–14, – несколько менее нормы: 9–10 и 20-я. Соответственно этим показаниям можно делать заключение о прибавках и пропусках или сокращениях в теперешней Археологии Иосифа. Более точные выводы относительно этого должны зависеть от дальнейшего развития папирологии и изучения еврейской и греческой стихометрии того времени. Мы же можем удовольствоваться заключением, что, судя по нормальным размерам 18-й книги, в ней нельзя предполагать больших пропусков. Поэтому и размеры Иосифова свидетельства о Христе весьма мало должны были отличаться от теперешних 9½ строк по изданию Низе, дающих, по нашему предположению, около 19 Иосифовых стихов. Замечательно, что и свидетельство о Крестителе (XVIII. 5. 2. §§ 116–119. Niese IV. 161–162) занимает у Иосифа только 18 строк.

Как бы то ни было, но такая краткость свидетельства Иосифа о Христе и христианах, уже имевших всемирную известность и распространявшихся по всем концам мира в то время, когда Иосиф кончал свою Археологию (13-й год царствования Домициана и 56-й год от рождения Иосифа = 93–94 Хр. Antiq. XX. 12. §§ 267 – 268 Niese IV. 320), вызывает невольное недоумение. Оно усиливается полным отсутствием у Иосифа речи о христианах там, где она естественно ожидается и требуется, т. е. в сообщениях о сектах иудейских – фарисеях, саддукеях и ессеях, особенно в Antiq. XIII. 5. 9–10. 6. XVIII. 1. 2–6; Bell. II. 8. 2–14; Vita 2 и др. Молчание это тем удивительнее, что наш историк находит нужным упоминать даже о таких, сравнительно менее значительных, явлениях, как Матфий (Antiq. XVII. 6. 2 sq. Bell. 1, 23. 3 sq.), Иуда Галилеянин (Antiq. XVIII. 1. 6 Bell. II. 8. 1 др.), Февда (Antiq. XX. 5. 1) и под. Ссылки на антимессианские воззрения историка, его политиканство пред Римом и под. конечно не могут иметь серьезного значения и ничего не объясняют.

В ответ на это недоумение можем поставить другой вопрос: почему Новый Завет и раввинская литература, зная фарисеев и саддукеев, ничего не говорят о столь известной и пользовавшейся всеобщим уважением секте ессеев, кои не только жили около Мертвого Моря, но и постоянно путешествовали по Палестине, имея себе повсюду пристанище у своих⁴ единомышленников?

Из соединения этих двух вопросов можно получить вероятный ответ на поставленное недоумение.

По учению, жизни и влиянию ессеи описываются у Иосифа и Филона весьма сходными с христианством чертами и потому весьма раннее соединение их с христианами является делом совершенно естественным. Таким образом для новозаветных писателей они были уже христианами, и иудейско-раввинская литература не отличает их от назареев и минимов. Напротив, Иосиф Флавий, среди постоянного политиканства и интриг, как видно, мало следивший за движением новой веры, легко мог смешивать христиан с ессеями и считать их одною сектою.⁵ Так объясняется молчание Нового Завета и иудейско-раввинской литературы об ессеях, а Иосифа Флавия, знающего ессеев – о христианах.

См так же вариант этой статьи в Православной Богословской Энциклопедии (ред. профессор А. П. Лопухин) т. 7 – «Иосиф Флавий и его свидетельство о Христе»