[Рец.:] на кн.: о книге проф. С. Глаголева «Греческая религия». Часть 1. Верования. 1909 г.
«Греческая религия» проф. С. Глаголева представляет собой первую попытку дать связное научное изображение религиозных верований древних греков на русском языке. И эта попытка, в общем, может быть признана вполне удачной. За весьма немногими исключениями, автор повсюду обнаруживает основательное знакомство и с древними источниками, и с специальной новейшей литературой, даже с такими исследованиями, которые ближе касаются филолога, чем теолога (труды Nilsson'a, S. Reinaeh’a, Miss Harrison, Модестова, Миронова и друг., не говоря уже о книге Rohde или Мифологическ. Словаре Roscher'a). Во многих спорных вопросах, автор избирает наиболее приемлемую точку зрения. Относительная полнота и систематичность изложения, а также живость и выразительность языка еще более поднимают значение разбираемого труда. Если я, в дальнейшем, позволяю себе отметить некоторые неточности и пробелы, то только идя навстречу желанию самого автора, выраженному в предисловии к книге.
Изложение истории греческой религии распадаются у проф. Глаголева на следующе отделы: введение, век Миноса, эпоха Гомера, Гезиод, послегезиодовское богословие, богословие орфиков. Во Введении, мы находим в общем удачно составленное изложение вопроса о том, из каких элементов сложилась древнегреческ. религия. Глава I заключает в себе попытку восстановления религии загадочного критско-микенского периода. Хотя автору, повидимому, остались неизвестными новейшие реконструкции Milani (L’arte е la геligione preellenica alla luce dei bronzi dell’antro ideo cretese e dei monumenti hetei, Studi e materiali 1 seqq.), Fritzsche (N. Jahrb. 13) и друг., тем не менее, несомненно, что составитель воспользовался обширным материалом и нарисовал живую и увлекательную картину религиозной жизни данной эпохи. Правда, мне лично кажется, что время для такой синтетической картины еще не настало. Проф. Глаголев слишком доверчиво относится к гипотезам некоторых западных ученых, не зная, что многие из предложенных ими объяснений вызвали справедливую оппозицию со стороны более осторожных исследователей. Так, проф. Глаголев, вслед за Evans'ом и др., готов признать за критским двойным топором религиозное значение, между тем, как против этой теории выставлены веские возражения со стороны W. H. D. Rouse (The Double Axe and the Labyrinth, Journ. of hellenie Studies XXI, 1901, p. 268–274), Ad. J. Reinach'a (A propos des empreintes murales de Knossos, Rev. des еtudes grecques XVIII, 1905, p. 76–90) и друг. Идентификация лабиринта Миноса с открытыми на Крите постройками, быть может, прѳждевременна: срв. соображения, выставленные de Sanctis'ом в Rivista di filologia 30, 100. Так же точно и рога имели, быть может, не сакральное значение (атрибут божества, как думает проф. Глаголев), а лишь практическое (срв. Hub. Schmidt, Berl. pgilolog. Wochenschr. 1898, S. 945); или же, тут следует видеть остаток рогов жертвенного животного (срв. R. Zahn, Arch. Anz. 1901, S. 20 f.) и т. д. Как разрослась за последнее время специальная литература о критско-микенском периоде, показывает, напр., статья моя в «Гермесе» за 1909 г., №№ 17–20. Конечно, не всеми исследованиями мог воспользоваться наш автор, отчего его изложение страдает местами неполнотой. К сообщенному на стр. 63 материалу по этимологии имени Деметры, я дозволю себе добавить, что Kretschmer в Wien. Stud. 24, 523 folg. и Fritzsche в N. Jahrb. 13, 613 понимают первую часть имени Δᾶ, Δῶ, как Lallform für Mutter, a Cook в Classical Review 17, 179 f. сопоставляет имя Деметры с конструированной им из топографического названия Додоны особой богиней земли Do. Ho, конечно, теологу невозможно уследить за всей необозримой филологической и археологической литературой, и повторяю, мои дополнения и указания нисколько не умаляют ценности разбираемого труда почтенного профессора.
II-я глава посвящена эпохе Гомера и представляет собой яркое и живое изображение религиозных идеалов этой эпохи. Но с некоторыми утверждениями автора и тут нельзя вполне согласиться. Так, напр., его защита стройности и цельности Илиады и Одиссеи, его реабилитация единого автора – в настоящее время является положительным анахронизмом: теория ядра – наиболее умеренная из всех, – давно уже установилась в науке. C.С. Глаголев отрицает наличность противоречивых наслоений в нынешнем тексте Гомера. Но неужели же можно оспаривать такие факты, как различия в языке (дигамма то принимается в расчет, то грубо игнорируется; рядом с ионитскими стихами встречаются неожиданно эолизмы), в поэтической технике (то масса сравнений, страстная и нервная речь, то спокойный рассказ), в военной, религиозной, моральной культуре (высокая гуманность и благородство Z 369, ζ – θ наряду с варварством и жестокостью Θ 1, Т, α). – К приведенной на стр. 78–79 прим. 1 литературе о Гомере следовало бы добавить: Murray, The rise of the Greek Epos Oxf. 1907, Finsler, Homer, Lpz. 1908, Christ-Schmidt Gesch, d. griech. Liter., Münch. 1908⁵, P. Cauer, Grundfragen d. Homerkritik 1909² и др. Точно также не вполне основательным представляется мне взгляд автора на смену погребальных обычаев древних греков. Проф. Глаголев не признает кремации для эпохи Гомера и не допускает разрыва между обычаями до и послегомеровскими. Но для филолога разрыв вполне понятен: он объясняется ионийской колонизацией Малой Азии, как это показал еще Rohde в своей Psyche; греки-переселенцы принуждены были забросить культ мертвых, который был тесно связан с могилами отцов. Поэтому, необходимо принять следующую последовательность фазисов: а) доисторическое сожжение трупов b) микенское погребение, с) гомеровское трупосожжение (срв. Helbig, Zu den homerischen Веstattungsgebräucheu, Sitzungsber. Ba. Ak. d. Wissensch. 1900:199–279).
III-я глава посвящена Гезиоду. Значение этого поэта, в истории религиозной мысли древней Греции, выяснено автором живо, ясно и убедительно. To же самое, нужно сказать и о следующей, IV-ой, главе, заключающей в себе очерк «послегезиодовского богословия». К сожалению, заглавие выбрано автором совершенно неудачно. Проф. Глаголев исходит из того соображения, что «не только принципы богословия, но и его содержание составилось уже в эпоху Гомера, тем более оно сформировалось и уже, быть может, несколько оцепенело ко времени Гезиода» (стр. 166), что представление о Зевсе до Гомера и после Гезиода оставалось тем же самым (стр. 167), что греческая религия сложилась собственно до Гомера (стр. 209). На этом основании проф. Глаголев рассматривает историю последующих эпох и историю греч. религии под общей рубрикой «Послегезиодовского богословия». Между тем, известно, что религиозное миросозерцание афинского общества VI–V вв. с реформационными тенденциями лирики и драмы глубоко отличалось от греческого «богословия» предшествовавшей эпохи, и еще глубже от последующего скептицизма Еврипида и софистов (срв. прекрасное исследование Nestle: Der Dichter d. griech. Aufklärung 1901, Verral, Euripides the Rationalist 1895). По вопросу o том, какая бездна лежит между образом Зевса у Гомера с одной стороны, и в лирике и драме VI–V стол. – с другой, я позволю себе сослаться на мои работы об «Эсхиле, как религиозном мыслителе» (Киев, 1908) и о «Религиозных воззрениях Софокла» (Киев, 1909), где приведена и вся специальная литература.
V-я (и последняя) глава содержит в себе вполне толковый и исчерпывающий очерк учения орфиков. К сожалению, проф. С. Глаголев не упоминает о новых теориях, касающихся различных вопросов, связанных с историей орфического движения в др. Греции (напр., о мнениях O. Kern'a, Gruppe, Rohde, Th. Gomperza, Diels'a и друг., подробно разобранных, между прочим, и в моей заметке об «Орфизме и его философии», (Филол. Зап.) 1905, № 5–6), оставшейся, по-видимому, автору неизвестной.
Таково содержание и характер разбираемого труда. Специальному исследованию культа, мистерий, гаданий, магии, астрологии, равно, как и заключительным выводам автор намерен посвятить вторую часть.
В самом тексте попадаются иногда мелкие фактические ошибки, недоразумения и неудачные выражения, объясняющиеся, вероятно, спешностью работы. Отмечу некоторые из них:
Стр. 3: «Изучение европейских языков открыло, что и славянские, и германский (=германские), и галльский (=кельтский), и романские, и греческий языки происходят от одного первоязыка (=праязыка)»... «Из первоязыка выродились (?) и развились все остальные»... «Язык, на котором написаны Веды – санскрит», (не точно)... «Люди, которые говорили на этом языке, были названы арийцами» (неверно).
Стр. 4: ...«Шрадер (книга последнего переведена на русский язык)» – верно, но какая именно книга?
Стр. 7: евр. термин בֵּית-אֵל точнее транскрибируются так: bêth-êl.
Стр. 37: «Скифия (нынешний Крым)» – неправильно: не только Крым!
Стр. 38: «Седьмой город на Гиссарлыке, по мнению Шлимана, представляет собой Трою Гомера» – совершенно неверно: не седьмой, а второй!
Стр. 43: «Лабиринт назывался лопе-ро-унт»... Совершенно непонятное для меня слово: ведь в древне-египетском языке не существовало звука «л»!
Стр. 72: «В начале рода индогерманских богов стоит Diaus-piter (Dieus pater конечно!) арийский, от него произошли – Варуна (индийский), Агура-Мазда (персидский), Зевс (греч.), Юпитер (латинский), Циу (германск.) и т. д.» С этим утверждением v. Schröder’а автор вполне соглашается, но неосновательно, ибо давно уже сравнит. языкознание и мифология отказались от этого уравнения (срв. Indogerm. Forschungen III, 1892:301).
Стр. 94: «Выражаясь языком современной психологии, о нем (=Аресе) можно сказать, что он – персонификация баталлического чувства». – Признаться, ни в одном новейшем учебнике психологии не встречал термина «баталлическое чувство».
Стр. 133: «Гезиод – не творец, он – созидатель». – Непонятная фраза!
Стр. 150: «В поэмах Эсхила: Προμηθεὺς πυρφόρος, Π. δεσμώτης, Π. Λυόμενος»... Почему «поэмах»?
Стр. 169: «Слово Семела очень близко к русскому «земля». Совершенно наоборот, очень далеко!
Стр. 211: фраза: «Но не знала греч. религия верховного бога» находится в противоречии со словами автора на стр. 72: «Исследование эпитетов богов в греческой литературе показывает, что идея верховного божества тесно связывалась с Зевсом».
В заключение еще одно маленькое замечание. Проф. Глаголев часто и охотно цитирует Sal. Reinach’a и находит нужным считаться с его мнениями. Напрасно: этот писатель вовсе не заслуживает внимания русского богослова; не заметил ли С. Глаголев той тонкой, но ядовитой деструктивной тенденции, которая красной нитью проходит через все сочинения Соломона Ренака, посвященные истории религии и лишает их всякого научного значения?..
Евг. Кагаров
Halle a. S.
Февраль 1910 г.