Скавронский, Мартын Карлович

Скавронский, граф Мартын Карлович, представитель среднего поколения рода С. Ему шел 14-й год (род. 24-го июня 1714 г.), когда Карл Самуилович стал богатым и знатным человеком. Перевоспитать молодого, но совсем необразованного, графа поручили академику Байеру, который должен был озаботиться о приобретении его воспитанником «хорошего поведения и сведений в науках». Шванвиц, немец, приглашенный в Академию Наук для перевода лексикона Вейсмана, руководил занятиями М. К. по изучению языков. Подробностей о дальнейшем воспитании М. К. и вообще о жизни его до восшествия на престол императрицы Елизаветы Петровны сравнительно очень мало. С учреждением в 1731 году первого Шляхетского корпуса М. К. записан был в число его питомцев. В списках кадет, присутствовавших на первых кадетских смотрах (с 1734 г.), встречаются имена сыновей Карла Самуиловича. Тяжелые времена бироновщины не прошли бесследно для М. К. и в 1735 г. ему пришлось познакомиться с Тайной канцелярией. Обстоятельства разразившейся над М. К. беды очень характерны. Дело происходило в Петербурге. Слуга графа М. К. взят был в Тайную канцелярию за ношение при себе «потаенного, незнаемо для каких причин, коренья в воску и травы». Впоследствии выяснилось, что Андрею Урядову, «оные коренья и травы дал в Твери ямщик Степан Ильин от лихорадки, от чего-де оный ямщик его и лечил и спрыскивал водой, и от того-де была ему Урядову польза». Совершенно неожиданно коренья в воске послужили причиной для привлечения в Тайную канцелярию графа М. К. по обвинению его в государственном преступлении. Приведенный в Тайную канцелярию, Андрей Урядов сказал «слово и дело» и показал: «оного ж де июня 9 числа (1735 г.) означенный Скавронский в доме своем ужинал, и тогда-де при нем стояли он, Урядов, да люди того Скавронского по именам 4 человека; и во время-де ужина, сидя за столом оный Скавронский без всяких разговоров говорил ему, Урядову, и означенным людям своим: нынешней-де государыне надеюсь не много жить, а после-де ее, как буду я императором, то-де разошлю тогда по всем городам указы, чтоб всяко чина у людей освидетельствовать и переписать, сколько у кого денег имеется. И он-де, Урядов, тому Скавронскому сказал, хорошо б де изволил ты народу прибыль сделать». Завязалось дело. Допрашивали графа и его слуг. Последние показали, что они не слышали непристойных слов М. К., а сам граф утверждал, что всего сказанного им Урядову он не помнит, ибо разговаривал с ним «не с какого умысла, но в пьянстве». Последнее его показание таково: «о том-де, что нешто-де нынешние государи недолго живут, он, Скавронский, говорил ли, того не упомнит, только-де в память ему пришло, что в разговорах с означенным Урядовым, а в каких того-де памятно сказать не упомнит, токмо-де помнится ему к разговору, что к полатному их строению денег у них не имеется, о том кабы-де я был император, то б де разослал тогда по всем городам указы, чтоб всякого чина у людей освидетельствовать и переписать, сколько у кого денег имеется – он, Скавронский, говорил без всякого умыслу с простоты своей, а с чего-де в мысль его об оном говорить пришло, о том-де и сам он не ведает». За свои непристойные слова М. К. поплатился довольно жестоко, Ее императорское величество соизволили указать: «означенному графу Мартыну Скавронскому за происшедшую от него в словах важную продерзость учинить наказание, бить плетьми нещадно и по учинении того наказания оного Скавронского и людей его, показанных от помянутого Урядова во свидетельство, из Тайной канцелярии освободить». Обстоятельства рассказанного дела и отрицательное вообще отношение императрицы Анны Иоанновны ко всем родственникам Екатерины Алексеевны заставили, по-видимому, М. К. вступить на службу в один из армейских полков, где он и оставался в полной безвестности до вступления на престол императрицы Елизаветы Петровны.

В 1742 г. М. К., по смерти брата своего Ивана Карловича, остался единственным представителем рода. Возможно, что этим обстоятельством в значительной степени объясняются обильные отличия и награды, которые выпадали на долю М. К. за все время царствования императрицы Елизаветы Петровны. Звания камергера, обер-гофмейстера, сенатора, генерал-адъютанта, генерал-аншефа, орден св. Александра Невского, богатейшие поместья (например, село Кимры, конфискованное у графини Екатерины Ивановны Головкиной, урожденной Ромодановской) и тысячи крестьянских душ, – все эти пожалования Елизаветы Петровны значительно выдвигают М. К. среди богатой и родовитой русской знати. В 1754 г. М. К., по особому настоянию императрицы, женится на баронессе Марии Николаевне Строгановой. Свадьба отпразднована очень пышно в присутствии самой императрицы и всего двора. Соответствовало ли высокое положение, занятое М. К. при дворе императрицы Елизаветы Петровны, его уму и способностям, сказать трудно. Во всяком случае это был очень мягкий, покладистый и добрый человек. Он не интриговал, не эксплуатировал родственных чувств императрицы и хорошо умел ладить с людьми. За то его и ласкали и при дворе Елизаветы Петровны, и при дворе Петра Феодоровича, когда получил он орден св. Андрея Первозванного, и, наконец, при дворе Екатерины II. Достоинства М. К., как государственного деятеля, малоопределенны: все официальные источники, говорящие о его служебной деятельности, ставят его обыкновенно в число большинства. Поэтому, хотя имя М. К. и упоминается среди имен деятелей, выдвигавшихся в сравнительно крупные моменты русского прошлого XVIII в., тем не менее трудно определить степень его личного участия и работоспособности в том или ином деле, выпадавшем на его долю. Он пассивно участвовал в июньском перевороте 1762 г., был депутатом от коломенского дворянства в комиссии для сочинения проекта «Нового Уложения», заседал многие годы в сенате, – и ни разу не сумел заявить о себе, как о самостоятельном деятеле. Зато личные достоинства М. К. делают его безусловно симпатичным человеком: в своем завещании, составленном за несколько дней до смерти, он высказывает нежные заботы о жене, сыне, домашних и, что особенно интересно, о своих крестьянах. Характерно, между прочим, следующее его заявление: «что касается до людей и крестьян – главное мое было попечение содержать их добропорядочно и не отягощать непомерною службою и поборами».

М. К. умер 28 июня 1776 г.