Скептики. Что такое скептицизм, который так увлек блаженного Августина?

Сказав, что изучение предмета не может быть независимым от субъекта – человека, древнегреческие философы-скептики опередили свое время более чем на XX веков: об этом заговорят лишь применительно к квантовой физике уже в наше время. О сути этого своеобразного учения и связано ли оно с современным значением слова «скептик» – рассказывает преподаватель философии в Сретенской духовной семинарии Виктор Петрович Лега.

Третья знаменитая школа эпохи эллинизма, наряду со школами стоицизма и эпикурейства, – школа скептиков. Скептицизм возникает в начале III века до Р.Х.: это учение древнегреческого философа Пиррона. Он, как и Сократ, ничего не писал, а своей жизнью проповедовал скептицизм, а затем уже его ученики и последователи, такие как Тимон-поэт, а позднее Энесидем и Агриппа, жившие в I веке до Р.Х., записали основные идеи пирронизма (как часто называется эта школа). А во II веке по Р.Х. Секст Эмпирик изложил их в более обширных дошедших до нас работах.

Задача, которую ставят пирроники, та же, что стояла перед эпикурейцами и стоиками: обретение счастья в этом сложном, жестоком, часто несправедливом мире. Но скептики утверждали, что путь эпикурейцев и стоиков приведет к несчастью и предлагали совершенно иное.

Кстати, Секст Эмпирик получил это прозвище – Эмпирик – потому, что был врачом эмпирической школы в медицине. Она противостояла школам догматиков и методиков. Догматики утверждали, что до лечения больного нужно выяснить, какова гармония жидкостей и элементов в его теле, то есть искали ответы на вопросы, собственно к медицине не относящиеся. Методики говорили, что главное – подобрать лекарство, понять, как какая трава, какой корень действуют, а причины болезни искать не важно. Эмпирики – самые разумные – считали, что нужно лечить, исходя из наблюдений за состоянием пациента, за проявлениями болезни и процессом выздоровления, то есть эмпирически.

Секст Эмпирик был, видимо, очень хороший врач, он понимал, что иногда у человека ничего не болит, а при этом на душе плохо, и потому нужно что-то делать с этим духовным состоянием – такая своего рода психотерапия II века по Р.Х. А для этого, предлагал Секст, нужно избавить человека от ошибочных мнений.

Люди в смятении – сначала принимают за истину одно, потом другое, потом разочаровываются в этом и думают, что истина еще где-то… Мечутся между разными мнениями, не находят верного и поэтому несчастливы. И такой путь – это путь догматиков. Сегодня я согласен со стоиками, завтра мне кажется правильным эпикурейство, потом я ищу истину у Платона, затем, разочаровавшись, обращаюсь к Аристотелю – я нахожусь в постоянном неудовлетворении! И я буду запутан и несчастен, утверждает скептик, пока я думаю, что истина где-то есть.

Думать – значит, сомневаться. Быть абсолютно

уверенным в чем-то человеку не свойственно

А на самом деле способность думать дана человеку для иного – для сомнения. Думать – значит, сомневаться. Быть абсолютно уверенным в чем-то человеку не свойственно. А что значит сомневаться? Сомневаться – значит, разбирать различные возможные варианты ответа на тот или иной вопрос. И по такому пути идет скептик: сначала он разбирает различные варианты ответов на поставленный вопрос, потом он приходит к выводу, что все предложенные им варианты оказываются одинаково возможными или, как говорит скептик, равносильными, и потому он воздерживается от суждения – ведь он не знает, что истинно. А за воздержанием от суждения как бы случайно приходит состояние безмятежности – атараксии.

Секст Эмпирик приводит такой пример. Однажды великий художник Апеллес рисовал батальное полотно и захотел изобразить взмыленную лошадь под полководцем. Но никак у него не получалось нарисовать пену на морде лошади. И так, и эдак пробовал – ну не выходит! И, разозлившись, он взял губку, которой вытирал кисти, и швырнул ее в свою картину. Губка попала на морду лошади и… получилось именно то, чего так безуспешно пытался достичь Апеллес. Вот так и философы-скептики: они безрезультатно пытаются найти истину и потом – как бы случайно – оказываются в состоянии атараксии. Кстати, слово «скептик» происходит от глагола «скептомай» – «искать», так что скептик – это тот, кто ищет.

Секст Эмпирик замечает, что есть три типа философов: догматики, которые говорят, что нашли истину; академики, которые говорят, что истину найти невозможно; а ищут истину – только скептики. По сути, академики – это те же догматики, только наоборот, ибо они утверждают, что истина состоит в том, что истину найти невозможно.

Что такое философия скептицизма демонстрирует сама жизнь ее основателя Пиррона. Он был родом из небольшого городка Элида на Пелопонессе, жил очень простой жизнью вместе с сестрой, которой помогал по хозяйству – торговал поросятами на базаре и сам прибирался в доме. И за ним все время ходили его ученики, чтобы удерживать его от какой-нибудь не очень приятной ситуации, поскольку Пиррон очень скептично оценивал буквально всё. Допустим, идут они по дороге – а навстречу им мчится лошадь. Ученики говорят Пиррону, что надо отойти в сторону и дать ей дорогу, а Пиррон сомневается, скачет ли лошадь или не скачет. Но при всех своих странностях Пиррон был очень уважаем жителями Элиды, ради него все философы города были освобождены от налогов, а самого Пиррона даже избрали верховным жрецом города, и он послушно выполнял все обязанности, которые налагала на него эта почетная должность.

Однажды с ним произошел случай, который по-разному можно оценивать: Пиррон шел по дороге и увидел, как его ученик тонет в болоте. Пиррон прошел мимо – горожане его осуждали за это, а ученик, который смог как-то выбраться из болота и спастись, наоборот, хвалил и говорил: Пиррон – настоящий философ, потому что проявил подлинную невозмутимость – атараксию.

Пиррон прожил 90 лет: видимо, такой невозмутимый философский характер способствовал долголетию…

Ключевым моментом философии скептиков является

утверждение о равносильности суждений

Ключевым моментом философии скептиков является утверждение о равносильности суждений. Взвесив разные суждения об одном и том же и найдя их равносильными, человек воздержится от суждений и придет к атараксии. Поэтому нужно, прежде всего, доказать, что все суждения действительно равносильны, – основной объем трактатов скептиков и посвящен этим доказательствам. Они говорят: какой бы вопрос мы ни взяли, мы всегда можем рассмотреть аргументы как «за», так и «против», показать их равносилие и, следовательно, воздержаться от суждения. Принципы, опираясь на которые мы разбираем суждения, сформулировали Энесидем и Агриппа.

Энесидем предложил 10 аргументов, которые он назвал «тропами» (от слова «тропос» –метод), а затем Агриппа добавил к ним еще 5. Как правило, к этим 10 тропам Энесидема и 5 тропам Агриппы и сводят суть скептицизма. Но при этом нужно понимать, что главная цель скептицизма – всё-таки прийти к атараксии, безмятежности. Эти тропы – лишь средства, без цели они смысла не имеют.

Прежде чем перейти к рассмотрению этих тропов, сделаю еще одно замечание: скептикам постоянно говорили, что если они будут последовательны в своих убеждениях, то никогда ничего не сделают. Чтобы что-то делать, нужно быть в чем-то уверенным, а если во всем сомневаться, тогда можно остаться бездеятельным. Энесидем возражает: наоборот, это догматик будет бездеятельным. Ведь чем занимаются философы? Философы ищут сущности вещей. Одни говорят, что это идеи, другие – что формы, иные говорят об атомах, логосах и т.п. И пока догматик не найдет сущность предмета, он не должен предпринимать никаких действий. А мы, – говорит скептик, – не зная сущности той или иной вещи, воспринимаем вещь такой, какой она является, то есть доверяем своим ощущениям. Один из самых популярных примеров следующий: мед мне кажется сладким, и я в этом не сомневаюсь, но какова его сущность, я не знаю. Поэтому суть античного скептицизма – в апелляции к чувствам и в отрицании способности человека познать сущность предмета.

Мои чувства дают мне знания о предметах и явлениях, но

есть чувства и других – и они дают им иные

представления

Наверное, не стоит перечислять все 10 тропов Энесидема, главное – понять их логику, которая особенно четко выражена в первых трех тропах. Первый троп – о разнообразии живых существ. Мы, люди, обычно считаем, что мы самые умные и вернее всех других оцениваем природу вещей. Но на самом деле живых существ-то много, и почему именно человек считает, что он наиболее правильно воспринимает предметы? Энесидем приводит огромное количество примеров, которые, кстати, очень интересно читать, потому что из них узнаешь о представлениях – иногда очень необычных – древних греков. Например, я здесь не чувствую никаких запахов, но если здесь окажется, допустим, собака, то она со мной может поспорить: «Здесь вообще миллион запахов, тут невозможно находиться!» Поэтому мы не знаем, каково же на самом деле правильное знание о мире. Я считаю, что мои чувства дают мне знания о предметах и явлениях, но есть чувства и других живых существ – и они дают им иные представления.

Хорошо, – предполагает Энесидем, – допустим, что все-таки именно человек обладает правильными знаниями о сущности. Но ведь и люди тоже бывают разные! Для человека, приехавшего с юга, на улице холодно, а для другого, наоборот, тепло, если он привык к морозам. Для кого-то яблоки – самый вкусный фрукт, а для кого-то этот фрукт гораздо менее приятен, чем, скажем, груши или апельсины. Люди разные, поэтому, оценивая их мнения, мы не сможем выяснить, какова сущность того же яблока – вкусное оно или невкусное. Но даже один человек, – продолжает Энесидем, – не может вынести какое-то конкретное суждение о предмете. Потому что у него разные органы чувств, и они дают ему тоже разную картину. В своих примерах Энесидем возвращается к меду – видимо, он был большим любителем меда, – и говорит: для языка мед – прекрасный продукт, а для глаз – невзрачный. Как же судить: мед – хороший или плохой? Для языка – хороший, для глаза – плохой. Мы не знаем ответа! Ведь нельзя сказать, что сущность предмета познается именно языком. Почему языком, если цвет познается глазом?

Остальные тропы иллюстрируют еще большую сложность познания сущности предмета. Потому что, во-первых, ни один предмет не познается сам по себе – он всегда познается в связи с чем-то другим. Так, например, восприятие зависит от размера предмета, от среды, в которой он оказывается, от расстояния, на котором он находится от наблюдателя… Наконец, от состояния человека, который этот предмет познаёт: здоровому человеку мед кажется сладким, а больному желтухой – горьким. Вино, выпитое в меру, – пишет скептик, – укрепляет человека, а вино, выпитое чрезмерно, вредит. Благовония в бане на человека действуют гораздо сильнее, чем те же самые благовония, но на обычном воздухе. Квадратная башня издалека кажется круглой, прямое весло, погруженное в воду, – сломанным. Каков же правильный способ познания? – Вблизи или издалека, в воде или на воздухе, в бане или на улице, в больном или в здоровом состоянии? Мы не знаем. Все эти способы одинаково убедительны, поэтому мы воздерживаемся от суждений.

Десятый троп Энесидема – обратим на него внимание! – посвящен разнообразию нравственных учений и обычаев. Философ рассуждал так: вот у нас, греков, принято иметь одну жену, а у персов – несколько. Эфиопы наносят татуировки на тела детей – мы же, греки, татуировок не делаем. Какой обычай истинен, мы не знаем. Вывод: как мы доверяем явлениям природы, так надо следовать нравственным законам той страны, в которой ты живешь. Живешь в Греции – будь добр иметь одну жену, не носить татуировку, одеваться в соответствующую одежду, поклоняться соответствующим богам. Кстати, много страниц философ посвящает и вопросу, существуют ли боги, и в одном параграфе пишет: «Да, боги есть!» – и приводит ряд доказательств. Следующий параграф: «Нет, богов нет» – и опять приводит ряд доказательств! Вывод, который он делает, таков: «Мы воздерживаемся от суждения, есть боги или нет».

Агриппа, младший современник Энесидема, дополняет эти аргументы своими пятью тропами. Они показывают, что не только чувства, как в тропах Энесидема, но и разум также не может нам ничем помочь в деле познания абсолютной истины о сущности предмета.

Например, первый его троп – «О многообразии философских учений». Здесь скептик предстает как простой человек, который говорит: «Умные люди – Платон и Аристотель, Зенон и Эпикур – спорят, что является сущностью предмета! Умнейшие люди не договорились – что же я могу сказать? Я могу пока лишь воздерживаться от суждений – я подожду, пока договорятся умные люди». Согласитесь, очень современно: сейчас многие так же считают.

Следующий троп говорит: догматики утверждают, что сущность познается разумом, разум же рассуждает доказательно. А что значит доказывать? Доказывать – значит, рассуждать, опираясь на некоторые уже доказанные положения. Эти положения, в свою очередь, должны быть доказаны при помощи опоры на другие положения, а те, в свою очередь, тоже должны быть доказаны – и так мы уходим в бесконечность и поэтому вообще ничего не докажем. Некоторые говорят: а почему обязательно надо доказывать? Может быть, есть некоторые положения, которые мы принимаем без доказательства? Ну, хорошо, вы принимаете. А другой человек с этим не согласен! Он говорит, что это положение нужно еще доказать, а без доказательства он примет совсем другое положение – так возникают разнообразные философские системы. Об этом третий троп – «О предположениях».

Познание невозможно безотносительно к познающему

субъекту. И это сказано в I веке до Рождества Христова!

И вообще, – заключает Агриппа, – в любом познании предмета, то есть объекта, всегда присутствует субъект. Познание невозможно безотносительно к познающему субъекту. Удивительные слова, сказанные в I веке до Рождества Христова! Известнейший современный философ, возглавлявший в свое время Институт философии, Вячеслав Семенович Стёпин писал, что это положение несвойственно классической науке, которая считала, что можно познать объект независимо от человека. И только в XX веке, с появлением квантовой механики и теории относительности, в акт познания был включен наблюдатель: без наблюдателя, без субъекта познание природы невозможно. А впервые об этом сказал в I веке до Р.Х. Агриппа.

Каким было отношение к скептикам христианских богословов, отцов Церкви? Различным. Среди книг и рукописей святого патриарха Фотия, имевшего богатую библиотеку, очень внимательного читателя, сохранился его конспект книги Энесидема «Пирроновы рассуждения» (сама книга до наших дней не дошла). Это очень старательный конспект, но по нему невозможно определить, нравится ли патриарху эта философия или не нравится. У святителя Григория Богослова мы находим более определенное, даже несколько раздраженное высказывание: «Но после того как Сексты и Пирроны и охота к словопрениям, подобно какой-то тяжкой и злокачественной болезни, вторглись в наши церкви, пустословие стали почитать ученостью». Да, явно неодобрительный взгляд Григория Богослова, но отношения к самому скептицизму он также не высказывает. А вот святитель Василий Великий, наоборот, иногда использует скептические аргументы – например, в борьбе с ересью Евномия. Как известно, Евномий утверждал, что сущность Бога можно познать, поскольку мы знаем Его имя – «Нерожденный». Святитель Василий ему отвечает, фактически вторя скептикам, что уж если мы не можем познать сущности окружающих нас вещей, то тем более нельзя познать сущность Творца этого мира!

Использовали аргументы скептиков и отцы-апологеты для опровержения античной философии. Особенно популярным был среди них троп о разнообразии философских систем. Множество школ, созданных греческими философами, противоречащих друг другу, говорит о ложности этих школ и о невозможности познания истины силами человеческого разума. В основе же христианства лежит Священное Писание, дарованное людям Самим Богом, и, следовательно, оно истинно.

Если кто-то говорит, что истина непознаваема, он уже

нечто утверждает, а это уже не скептицизм

В Риме, а потом и на Западе был популярен так называемый академический скептицизм. Его горячим приверженцем был Цицерон – римский философ, оратор и политический деятель. Но собственно скептики-пирроники не считали это учение скептическим. Дело в том, что академические скептики утверждали, что полная истина непознаваема, а познаваемо лишь истинноподобное, т.е. нечто похожее на истину. Секст Эмпирик возражал им: если человек говорит, что истина непознаваема, он уже нечто утверждает, а это уже не последовательный скептицизм.

В молодости под влияние академического скептицизма Цицерона попал блаженный Августин. Он многие годы будет сторонником скептицизма, а затем, став христианином, многие годы будет бороться с ним. Потому что, с точки зрения Августина, такое мировоззрение никак не может быть одобрено христианином. Ведь о существовании истины, а точнее – Истины мы узнаем из Священного Писания, и в этом невозможно сомневаться. Первым философским произведением блаженного Августина стала работа «Против академиков», в которой он показал внутреннюю противоречивость скептицизма. Действительно, невозможно сомневаться во всем – например, в законах логики, в истинах математики. Вероятностный подход академических скептиков Августин также высмеивает: говорить, что мы знаем не истину, а лишь то, что на истину похоже, это все равно, что говорить, что сын похож на отца, но при этом не знать, как выглядит отец. Затем, в работе «О граде Божием» блаженный Августин вновь возвращается к этой проблеме и указывает, что невозможно сомневаться во всем, ведь когда человек сомневается в чем-то, то он при этом не сомневается, что он сомневается, а значит не сомневается, что он мыслит и при этом существует. Впоследствии этот аргумент Августина возродит великий ученый и философ XVII в. Рене Декарт. Правда, Августин постоянно критикует аргументы академиков, а не пирроников, сочинения которых Августин не знал, потому что их не переводили на латынь, а греческий язык этот отец Церкви, по его собственному признанию, знал плохо.

Отношение к скептицизму в последующие эпохи – очень сложное, так как это далеко не однозначная философия. Сегодня слово «скептик», к сожалению, отошло от своего истинного значения: им называют людей, с недоверием относящихся к каким-то фактам, а вовсе не ищущих истину.

24 декабря 2015 г.