О грехопадении человека

По поводу некоторых новейших мнений о его первобытной дикости и постепенном усовершенствовании¹

Вопрос, который я намерен раскрыть в своем чтении, имеет тот современный интерес, что такое или иное его решение близко касается в одно и то же время и богословия, и антропологии, и истории цивилизации. И как различно, – скажем даже сильнее: как радикально противоположно решается этот вопрос в наше время! Между тем, как богословие, на основании авторитета Богодухновенного бытописателя Моисея, учит, что, как все, сотворенное Богом, было добро зело, так и первые люди были созданы Творцом совершенными и по душе, и по телу; но что наши прародители не устояли в своем первобытном невинном состоянии, преступили заповедь Творца и чрез это не только подвергли греховной порче свою собственную духовно-телесную природу, но и заразили этою порчею все свое потомство; – современная нам наука, в лице большинства своих представителей, держится совершенно иного взгляда на этот вопрос. Недаром в одном из новейших сочинений по истории религии, – в книге эдинбургского профессора Мензиса, которая в прошлом году появилась и в русском переводе, прямо и очень категорически заявляется, что «ныне уже никто-де не держится мысли о первобытном совершенстве человека и его падении». Нет, говорят современные мужи науки, – никакого падения человека не было. Напротив, первобытное-то состояние людей следует признать вовсе несовершенным. Первые люди были дикарями в полном смысле этого словами даже немногим возвышались в своем развитии над животными. Только в течении многих веков, человечество все более и более шло по пути прогресса, и сейчас еще это победоносное его шествие не закончилось, но все продолжается, как по отношению к развитию науки, так и в смысле улучшения социальных условий человеческого быта. Таково господствующее ныне в западно-европейской, отчасти и в нашей, интеллигенции мнение относительно первобытного и современного нам состояния человечества. Причину появления подобного воззрения, конечно, вернее всего искать в том горделивом сознании современного нам образованного общества, будто-бы новейшие поразительные успехи в области научных открытий и изобретений служат верным признаком усовершенствования человечества. Но современные нам поклонники человеческого гения в этом случае обращают свое почти исключительное внимание на одну сторону развития человечества, – на развитие ого умственной деятельности, на один только научный прогресс, – и слишком мало смотрят на то, идут-ли люди вперед в нравственном отношении, – действительно-ли в области развития моральных и социальных условий современной нам общественной жизни все обстоит так благополучно, как утверждают, и притом так категорически, многие современные оптимисты. Как бы то ни было, но во всяком случае мысль, что первобытный человек был совершенным дикарем во всех отношениях, и что только, прошедши все стадии культурного развития, человечество может все более и более совершенствоваться, – такова модная теория нашего времени, с которою нельзя не считаться богослову, – в виду того, что она, как мы сейчас постараемся показать, в основании подрывает все христианское учение.

Одна из печальных сторон религиозного состояния нашего времени состоит в том, что весьма многие христиане, не относясь к своим религиозным убеждениям с тою внимательностью и серьёзностью, какая должна была-бы быть всегдашним и необходимым свойством всякого истинно-религиозного человека, – слишком мало углубляются в дух евангельского учения и при этом слишком поверхностно привыкают смотреть на великое и всемирное значение личности Самого Христа и совершенного Им дела искупления. Для весьма и весьма многих современных христиан Господь наш Иисус Христос не более, как великий моралист, который тем только и совершил в жизни человечества великий переворот, что преподал людям особенно возвышенное нравственное учение, и притом осуществил этот великий нравственный идеал в Своей собственной жизни. Таким взглядом на Христа, как только на учителя нравственности, объясняется столь обычное в наше время сопоставление Его с другими религиозными учителями, напр. с Буддою, Сократом, Конфуцием и др. Мы намеренно упомянули о таком весьма распространенном в наше время взгляде на Христа и на совершенное Им дело, – чтобы поставить этот столь чуждый христианству взгляд, напоминающий скорее древнее евионейство, даже несторианство, чем древнее христианство, – в связи с только-что указанным нами современным воззрением на состояние первобытного человечества. Связь между этими двумя воззрениями – самая тесная и вполне последовательная. В самом деле, кто отрицает библейское учение о первобытном совершенстве человека и о ого грехопадении, тот, конечно, должен отрицать и догмат об искуплении человека; потому что, если человек никогда не падал, если его природа не была испорчена грехом, то спрашивается: к чему же и искупление? А если не нужно искупления, то не нужен и Искупитель. Следовательно, с точки зрения современных отрицателей факта грехопадения человека, совершенно ненужным становится и весь тот сверхъестественный элемент, который занимает в христианском учении о Лице Христовом столь важное и существенное значение, – тот элемент, признание которого равносильно признанию Божества Христова. Такова тесная связь между отрицанием факта грехопадения человека и учением о Божественном происхождении нашего Спасителя. Думаем, что, если-бы многие христиане нашего времени, увлекающиеся современных модным воззрением на природу человека, как неиспорченную грехом, – дали-бы себе вполне ясный отчет в том, что, в сущности, это воззрение приводит к отрицанию всего дела искупления, а следовательно и главнейшего и основного христианского догмата о Божестве Христовом: то многие из таких христиан ужаснулись бы этого вывода. Если же они, по-видимому, не ужасаются при мысли о таком низведении Христа на степень простого человека, но, напротив, как-то умеют примирить свое «христианство» с таким новейшим пелагианством, евионейством и несторианством; то такое печальное явление объясняется, конечно, ничем иным, как двумя главными ненормальностями в религиозной жизни нашего времени: с одной стороны, и теоретическим, а еще более практическим индифферентизмом в вопросах религиозных, а с другой – легкомысленною способностью увлекаться всяким ветром учения, без критического разбора его сущности и внутренней несостоятельности. Эта холодность к своему религиозному учению и в то же время легковерие по отношению ко всякой новинке, появляющейся на почве религиозных и философских систем, есть главная причина того, почему в наше время в душе весьма многих людей, мнящих себя христианами, так мирно уживаются некоторые христианские воззрения с такими взглядами, которые прямо противоречат основным догматам христианства.

Высказав такое общее суждение о той опасности, какую может представить для религиозных воззрений нашего времени модное увлечение теорией о не испорченности человеческой натуры и о способности её все более и более усовершаться своими собственными силами, – мы можем перейти теперь прямо к доказательству истинности библейского учения о грехопадении человека и его греховной испорченности и, вместе с тем, к опровержению мнения тех, кто отрицает оба эти факта.

По изображению книги Бытия (гл. 3), недолго продолжалась та блаженная жизнь первых людей в раю, которую они проводили со времени своего сотворения. Диавол, приняв на себя образ змия, уговорил Еву нарушить заповедь Божию относительно не вкушения запрещённого плода, а затем Ева убедила и Адама совершить тот же грех. Следствия этого падения были самые ужасные и для души, и для тела человека. Душа подверглась духовной смерти, которая заключается в удалении от общения с Богом, а тело – смерти физической с её предвестницами,– болезнями и немощами телесными. Весьма характерным событием, непосредственно за грехопадением первых людей, является то, что они хотели скрыться от лица Божия между деревьями рая (Быт. 3, 8). «Это ясный знак того», замечает преосвящ. Сильвестр, «что они, вслед за падением, очень далеки стали от Бога, отчуждивши себя, как от Него Самого, так и от Его благодати» (Догмат. Богословие, т. III. стр. 418, изд. 1885, Киев). Удаление от Бога повлекло за собою самые гибельные следствия и для них самих, и для всего их потомства. Образ Божий в их душе, хотя и не исчез совершенно, но настолько помрачился, что греховная порча одновременно коснулась всех трех основных сил их души: ума, сердца и воли. Ум их потерял прежнюю свою способность непрестанно созерцать свойства Божия и ясно постигать, насколько возможно конечному и ограниченному существу, каков человек, – величие Его дел. Сердце их утратило тот Божественный пламень любви, который постоянно духовно согревал его и побуждал дотоле блаженных прародителей наших всегда стремиться к непосредственному, живому общению с их Творцом. Наконец, воля их настолько извратилась, что вместо прежнего неуклонного стремления к совершению воли Божией, она стала, напротив, охотнее стремиться к делам греховным, богопротивным. Ужасным следствием грехопадения первых людей было и то, что прародительский грех или грех первородный перешел на все потомство их: все люди подверглись греховной порче, и со времени падения прародителей во грехах зачинаются и рождаются. Таково, в существенных чертах, библейское учение о грехопадении человека и о первородном грехе, заразившем собою все потомство Адама и Евы.

Замечательно, что в числе древних еретиков мы почти не встречаем таких, которые отвергали бы самый факт грехопадения первых людей. В этом отношении новейшие враги христианства, рационалисты сделали (прискорбно сказать) шаг вперед. Но уже в V веке явилась на западе, как известно, ересь Пелагия, сущность которой сводилась к следующим главным положениям:

1) неверно, что грех Адама и Евы переходит на их потомство;

2) человек может и не грешить, и для этого ему не нужно никакой благодатной помощи. На этих двух основных своих тезисах Пелагий построил всю свою еретическую систему, сущностью которой являлась мысль, что первородного греха не существует. В XVI веке, вскоре после начала реформации, появилось на западе учение Социна, который вполне возобновил ересь Пелагия. Это учение уже являло в себе отличительные признаки того отрицательного направления, которое, начиная с прошлого столетия, нашло себе такое полное и всестороннее выражение в школе рационалистов. Сравнительно с социнианами, эти последние, как мы уже заметили, сделали в том смысле шаг вперед, по отношению к учению о греховной порче человека, что стали отрицать и самый факт грехопадения наших прародителей.

Было бы слишком продолжительно, да и не в пределах нашего настоящего чтения, во всей подробности излагать все те основания, какие выставляли и древнейшие, и новейшие противники библейского учения о первородном грехе в пользу своих воззрений на природу человека. В основании всех подобных воззрений лежало удивительное незнание этой природы, какое-то странное стремление закрывать глаза не только на все несовершенства её, но и на все печальные и неизбежные следствия этих несовершенств. Общее любимое утверждение, какое делали и делают почти все противники учения о грехопадении человека и о греховной порче его природы, – такое: если у каждого из нас и замечаются различные греховные наклонности и страсти, то это объясняется вовсе не общей греховной порчей нашей природы (как об этом учит Библия), но единственно влиянием дурной среды и ненормального воспитания, каковые неблагоприятные условия имеют в большей или в меньшей степени место в жизни всякого человека. По другому весьма распространенному в наше время объяснению, грех в человеке есть не более, как только необходимое произведение его чувственной природы. Но когда приходится слышать или читать такое наивное н крайне не глубокое объяснение той греховной склонности, какая замечается у всякого человека, то невольно припоминается древняя притча об одном отдаленном от материка острове, на котором все население составляли лишь одни калеки, – не было ни одного здорового. У стих несчастных островитян явилась мысль, что они – самые здоровые люди, что здоровее их никто и быть не может. Поэтому, когда к ним приехал не хромой, они стали считать его больным, а никак не самих себя. Подобно этим островитянам, и все считающие, с легкой руки Жана-Жака Руссо, человеческую природу неиспорченною, находятся в состоянии глубокого заблуждения, какой-то непонятной мистификации, которая объясняется единственно недостатком самопознания и самонаблюдения. Углубимся в самих себя, в наше сердце, и станем с полным беспристрастием наблюдать за всеми его движениями и порывами. К какому заключению приведет каждого из нас такое наблюдение? К тому, что мы имеем в своей природе какую-то особенную наклонность ко злу. У нас больная воля, которая, видимо, слишком часто склоняется к нарушению нравственного закона. Для нас как-то особенно всегда приятно бывает стремиться к запрещенному. Не даром еще в древности сложилась поговорка: nitimur in vetitum. Как-же объяснить такое печальное явление? Утверждать, что такая склонность ко злу есть нечто вполне нормальное, значило бы совершенно закрывать глаза па тот чудный порядок и на ту стройную гармонию, какие мы повсюду замечаем в природе. Если все в природе постоянно следует определенным законам, начиная с величайших небесных светил и кончая малейшею инфузорией; то как допустить, что в жизни того существа, которое, по словам поэта Державина, есть связь двух миров, духовного и материального, и которое очень верно и метко еще древними мудрецами именовалось микрокосмом или малым миром; – как допустить, что в жизни такого существа нарушение нравственного закона есть нормальное явление? Нет, это аномалия и аномалия, великая. Но, может быть, на это скажут; что-же удивительного, если человек согрешает? Ведь, это прямое следствие того, что он – существо свободное? Нет, ответим мы: из свойства свободы воли вовсе не следует, чтобы человек имел особенную склонность ко греху, но только то, что он может грешить. Но иметь возможность грешить и чувствовать склонность ко греху – это две вещи совершенно различные. Для того, чтобы человек, по аналогии с прочими земными тварями не нарушал собою общей гармонии, для этого необходимо было-бы, чтобы его свобода, при всей возможности сделать выбор между добром и злом, в то же время, по самой природе своей, более склонялась к добру. Между-тем мы видим совершенно противное тому: наша природа до такой степени склонна ко всему злому, греховному, что для нас требуется немалых усилий, а нередко подвигов, чтобы победить эту наклонность и заставить себя делать доброе. Все это факты, в истинности которых никто не станет сомневаться, так как они основаны на ежедневном жизненном опыте каждого из нас. Замечательно, что еще философы и писатели языческого мира с глубокою скорбью сознавали в себе присутствие такой фатальной склонности ко греху. Так, Платон в своем диалоге «Федр» делает такое картинное изображение внутреннего разлада в пашей душе: «Колесница души приводится в движение парой коней. Один из них красиво сложен, имеет высокую шею, черные глаза, белой масти, и не нуждается в ударах кнута. Напротив, другой – на крепкой привязи, упрямого нрава, с красными глазами, серой масти». Очевидно, что великий ученик Сократа, следуя бессмертному наставлению своего учителя: «познай самого себя», действительно, углубился в свой внутренний мир и легко заметил в нем тот ненормальный перевес воли ко злу, которого не хотят знать современные нам моралисты, но который, однако же, настолько силен, что для его укрощения требуется «самая крепкая привязь». Диоген Лаэрций в своем сочинении «Vitae philosophorum» приводит такое изречение философа Критеса: «Как в гранатном яблочке всегда находится хотя бы одно гнилое зернышко, так и во всяком человеке находится хотя бы одна греховная склонность; ни один не без греха». Весьма замечательны и слова Диодота в его речи к Клеону, которые приводит нам историк Оукидид в своей истории Пелопонесской войны: «Все люди грешат открыто и тайно. Злая похоть ослепляет их разум, отчего грехи и совершаются».

Если мы обратимся к преданиям древних народов, то увидим между ними также удивительное согласие по отношению к признанию того факта, что наша природа испорчена грехом, и даже как-бы некоторые воспоминания о грехопадении наших прародителей.

Постараемся изложить здесь содержание наиболее замечательных из этих преданий.

На первом месте по своей ясности следует поставить два предания, которые мы находим у древних греков: мифы о Прометее и о Пандоре.

Прометей сделал дерзновенную попытку похитить у Божества Его тайну и тотчас был за это наказан: он прикован был к скале, причем его клюет злой коршун, – порождение чудовища – ехидны, которое представляло из себя частью женщину, частью змия. Не трудно понять глубокий смысл этого мифа. Прометей – это олицетворение человечества. Попытка его похитить тайну Божества, а по другим редакциям этого мифа, – огонь, принадлежавший Божеству, – эта попытка есть прикровенное изображение грехопадения первых людей, пожелавших быть яко бози.

Коршун – чадо ехидны, – полу-женщины, полу-змия – это, очевидно, грех, вошедший в род человеческий чрез змия и Еву. Замечательно, что указанными подробностями миф о Прометее не исчерпывается в своем содержании: далее в нем раскрывается, что прикованный к скале похититель небесного огня или небесной тайны не совершенно лишен был всякого утешения. У него осталась надежда на избавителя. И эта подробность невольно заставляет нас припомнить то обстоятельство в истории грехопадения наших прародителей, что Господь, хотя и осудил их на изгнание из рая и на болезни, труды, скорби а смерть, – однако, в тоже время даровал им первоевангелие, – радостную весть о Семени Жены, будущем Спасителе.

Миф о Пандоре не менее ясно намекает на истинность библейского сказания о грехопадении первых людей. Молодая женщина Пандора, одаренная всевозможными дарами неба, получает приказание хранить один таинственный ящик, открывать который ей строго запрещено. Но она не в силах устоять пред искушением любопытства, и вот она, вопреки строгому запрещению, открывает ящик, и из него немедленно выходят всевозможные бедствия и наполняют собою землю. На дне ящика остается лишь надежда. Не намек-ли и здесь на грехопадение Адама и Евы и на дарованную им надежду на Искупителя?

Современник Гомера, древний греческий поэт Гезиод, упоминает в своей «Феогонии» об этих двух мифах, причем называет Прометея неосторожным Эпиметеем, который получил от Зевса в жены деву Пандору, и затем причинил своим безрассудством много зла всем остальным смертным. Не прикровенное-ли это напоминание об Адаме и Еве и их грехопадении?

Древнейшая священная книга персов, Зенд-Авеста, сохранила также весьма замечательное сказание о том, как первый человек, Мешиа, и первая жена, Мешиане, были сначала чистыми, так-как во всем покорялись воле Ормузда. Злой гений, противник Ормузда, Ариман, увидел их и позавидовал их счастью. Он принял вид одного животного, предложил им плоды и уверил их, что он творец всего существующего. Они ему поверили и чрез это совершенно очутились в его власти. У древних египтян тем-же лицом, что и персидский Ариман, был, как можно догадываться по близкому сходству египетского и персидского мифов, злой дракон Тифон, завладевший всем человечеством, но потом побежденный Юпитером.

И у древних индусов, в их религиозных преданиях, мы находим до такой степени ясные намеки на библейский рассказ о грехопадении человека, что даже известный враг христианства, Вольтер, в свое время заметил это сходство. В этих преданиях царь ассуров или демонов называется нередко царем змий. Иногда сам главный змей именуется у индусов Кали. Он причинил так много зла всем тварям, что потребовалось воплощение бога Вишну для исправления всего этого зла. Чудовище Кали изображается полу-женщиной, полу-змием.

Китайское древнее предание изображало состояние первого человека блаженным и называло его состоянием первого неба. В то время человек был в соединении с Божеством и совершал все дела добродетели. Его сердце в то время увеселялось истиною; в нем еще не было никакой примеси лукавства. В то время ничто не вредило человеку, и сам человек ничему ни вредил. Всеобщая гармония царила во всей природе. Не правда-ли, какое здесь верное изображение райского состояния первых людей?

Еще несравненно большее значение для разбираемого нами вопроса имеют некоторые стороны религиозного культа многих древних народов. Все эти стороны также могут служить весьма убедительным доказательством повсеместного верования в необходимость загладить грех, лежащий на человеке, искупить его и снова примирить людей с Богом.

Из-под пера даже такого врага Библии, каким был Вольтер (см. его сочинение: «Essai sur les moeurs» гл. 120), вышло как бы невольное признание следующего свойства: «Из всех различных религий», говорит он: «нет ни одной, которая не имела бы своею целью искупление грехов. Человек всегда сознавал, что он нуждается в Божественном милосердии».

И это замечание совершенно верное: нет ни одной религии, в которой мы не находили бы указанной Вольтером замечательной черты. У всех народов одною из существенных сторон религиозного культа всегда являлись жертвоприношения, посредством которых они старались умилостивить Божество. Как объяснить такую отличительную принадлежность почти всех религий, как не тем, что все народы глубоко сознавали ту греховную порчу, которою заражена была человеческая природа, и чувствовали потребность как-нибудь искупить её и умилостивить оскорбленное грехом правосудие Божие?

«Какую бы религию, известную в истории», замечает по этому поводу один почтенный отечественный апологет, протоиерей Петропавловский, «мы ни стали рассматривать, «мы найдем, что наивысшею целью или задачею её служит уничтожение разделительной стены, сложенной и воздвигнутой из необозримой массы разнообразных человеческих преступлений. Как примирить человека с Богом, как изгладить вину человека пред правосудием Божиим, чем умиротворить его собственную совесть, отягчаемую грехами?... вот вопросы, которые так или иначе решает каждая религия»²).

И этот несомненный факт в истории сравнительной этнографии и религии настолько важен, прибавим мы от себя, что с ним никак нельзя не считаться всякому ученому нашего времени. Уже самая его всеобщность лучше и красноречивее всего говорит в пользу той истины, что все человечество заражено грехом, что это состояние совершенно ненормальное и потому требующее излечения, но притом излечения, имеющего характер сверхъестественный, – со стороны Бога. Как не основательны, после этого, все истории древних и новых отрицателей грехопадения человека и первородного греха!

Впрочем, не удивительно, что современное нам миросозерцание некоторых философских школ так вооружается против библейского учения о греховной порче человека. Это миросозерцание по своему направлению есть, в существе дела, атеистическое: истину о бытии личного Бога оно отвергает; отрицает, вместе с тем, и нужду во всякой сверхъестественной помощи, находя, что человек своими силами все может сделать. С точки зрения современной науки о человеческой природе, человек есть сам высшее существо, как бы отчасти некоторое божество. При таком взгляде, ничего нет странного, что и воля человека поставляется в наши дни единственным и высшим масштабом для всей нашей деятельности. Где уже тут признавать, что эта воля больная, зараженная грехом! По мнению некоторых современных ученых, ничего в ней ненормального и болезненного нет. Недаром и все современное миросозерцание часто обозначается весьма выразительным наименованием современного гуманизма. Действительно, наше время можно назвать временем культа человечества, при котором человек ставится на место Бога. К несчастию, новейшие успехи в области научных открытий, вместо того, чтобы все более и более возбуждать в душе человека благоговейное удивление пред величием Творца, – слишком часто только питают гордость ума человеческого; так что человек начинает серьезно воображать о себе, что все ему возможно, и что он, следовательно, в некотором роде существо всемогущее. Такой гордый взгляд на самого себя, на свою природу, ближайшим и прямым своим следствием имеет то, что у современной нам интеллигенции чаще всего встречается убеждение в возможности самоусовершенствования человека без всякой благодатной помощи. Это убеждение полагается краеугольным камнем для большинства современных нам теорий нравственности. Такие теории на все лады твердят нам, что задача всякого из нас состоит в том, чтобы достигнуть гармонии нашего существа. Но как её достигнуть? Указывают, с одной стороны, на самообладание, а с другой – на привычку подчинять свою волю требованиям нравственного закона. Поверьте, говорят нам современные моралисты, – поверьте, стоит человеку только взять себя в руки, твердо решиться подчинять себя всегда этим требованиям, и он может смело рассчитывать на то, что он стал на путь постепенного нравственного самоисправления и самоусовершенствования.

Но (увы!) как часто приходится убеждаться в противном! Как часто все эти стремления к самоусовершенствованию оканчиваются полнейшим разочарованием! Человек не может не заметить в глубине своей природы, что в ней не только нет желанного единства и гармонии, но, напротив, господствует глубокий разлад, о котором еще великий Апостол язычников так красноречиво сказал: «я знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому-что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю... В членах моих я вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти»? (Рим. 7, 18–19, 23–24), Таков, по изображению Апостола, вопль человека в его естественном состоянии, когда он предоставлен самому себе. Но, непосредственно после этих слов, тот же св. Апостол восклицает: «благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим»! (ст. 25), и этим он как-бы хочет показать нам, где находится единственный источник к совершенствованию: не в нас, нашей больной, зараженной грехом, природе следует искать его, но только в сверхъестественной, благодатной помощи нашего Божественного Искупителя. Далеки, весьма далеки современные нам моралисты от этого смиренного сознания своей немощи и стремления к помощи Божественной; но за то и нет, да и не может быть у них того радостного, мирного душевного настроения, которое имел св. Павел, когда воскликнул: «благодарю Бога моего Иисусом Христом, Господом нашим»! Напротив, разочарованные в своих собственных силах, они впадают в некоторую апатию или даже в глубокое уныние. Этим объясняется, почему в наше время, рядом с гордою проповедью о возможности самоусовершенствования, так часто мы встречаем иного рода речи, проповедующие мрачные и безотрадные теории пессимизма. Да иначе и быть не может; предоставленный самому себе человек никак не может одними собственными усилиями выйти из глубины своего греховного состояния и потому легко впадает в полное разочарование в своих силах. В этом и заключается сущность пессимизма.

В заключение нашего чтения не можем не высказать нашим почтенным слушателям тех мыслей, которые навеяла на нас выбранная нами тема. Книга Бытия, в 11-й главе своей, повествует нам о безумном предприятии, которое задумали однажды древние люди при немалой степени своей культуры. Они вознамерились построить высочайшую башню, вершина которой касалась бы неба. «Сотворим себе имя»! Объединим свои силы! – вот их гордый мотив для такого предприятия. Не напоминает-ли миросозерцание большинства представителей науки нашего времени в некотором отношении древнее столпотворение Вавилонское? Видя, что теперь люди все более и более разъединяются, и не желая понять того, что такое разъединение их является прямым результатом упадка религии и усиления человеческого эгоизма, – современные ученые стараются уничтожить это разъединение не возвращением человечества к Богу, но только внешним, чисто механическим способом Они хотят показать, что могут сами, Своими силами достигнуть задуманной ими централизации, – образовать общество без Бога, с одними земными идеалами. Человечество, его земное процветание и материальное благоденствие, – вот их девиз. Страшно становится при виде такого нового столпотворения. Вспомним, как наказал Господь строителей дровней Вавилонской башни: Он смешал их языки и рассеял но всей земле. Как-бы и нынешним ревнителям человеческой централизации и самоусовершенствования не подвергнуться еще большему разъединению! Как-бы им не услышать от праведного Судии строгого и, вместе любвеобильного обличения и увещания: «ты говоришь: я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок и нищ, и слеп, и наг. Советую тебе купить у Меня золото, огнем очищенное, чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться, и глазною мазью помажь глаза твои, чтобы видеть. Кого Я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак, будь ревностен и покайся»! (Апок. 3, 17–19).

Дай Бог, чтобы нынешние отрицатели грехопадения человека и сторонники учения о его самоусовершенствовании скорее поняли всю ложь своей теории и поспешили-бы, сознав свое бессилие, за помощью к Тому, Кто взял на Себя наши немощи и болезни и Своею крестною смертью примирил нас опять с правосудием Божиим! Только на вере в Него основано истинное счастье людей; только следуя за Ним, может человечество достигнуть истинного и полного прогресса и своего великого назначения.