Дневники

Осколки под ногами Времени

• 10 мая 25 | 8:07 — 156 0
  Максим

  Осколки под ногами Времени

   

  Часть 1: Москва, начало 90-х. Запах гари и надежды.

   

  Смрадный ветер гулял по стылым московским дворам, гоняя обрывки газет и серый снег. Лёха, мальчишка лет десяти, с тонкими, как спички, ногами в стоптанных ботинках, снова ковырялся на помойке у обшарпанной девятиэтажки. Голодный блеск в глазах, чумазое лицо. Он искал не сокровища – пустые бутылки, может, банку из-под сгущенки с остатками на стенках, или, если повезет, подгнившее яблоко, которое еще можно обрезать.

   

  Рядом суетились такие же, как он, дети распадающейся страны. Их игры были суровы, их смех – резок. Он помнил тепло материнских рук, редкое, но такое важное, как единственный лучик в этом сером мареве. Мать тянула его одна, надрываясь на двух работах, но нищета все равно дышала в затылок.

   

  А в его голове, среди запахов гнили и выхлопных газов, уже тогда, смутно, как акварельный набросок, жила Она. Не конкретный образ, а скорее ощущение – тепла, света, чего-то чистого и недостижимого, как витрина кондитерской, мимо которой он пробегал, затаив дыхание. Она была обещанием другой жизни.

   

  Часть 2: Нулевые. Армия. Скрежет металла и души.

   

  Чтобы вырваться из этого круга, или просто потому, что так "надо было", Лёха попал в армию. Двухтысячные принесли с собой какую-то иллюзию стабильности, но здесь, в казарме, время застыло в своей самой уродливой форме. Дедовщина. Унижения текли густой, липкой массой. Каждый день – борьба за выживание, не физическое, а моральное. Его чмырили за прошлое, за молчаливость, за то, что не умел прогибаться.

   

  Он научился терпеть, сжимать кулаки до хруста, а по ночам, когда казарма затихала под храп и скрежет коек, он снова видел Её. Теперь Она была отчетливее – девушка с добрыми глазами и тихим голосом. Она гладила его по волосам, говорила, что все пройдет, что он сильный. Этот призрачный образ спасал его от окончательного ожесточения. Он научился войне – не той, что с оружием, а войне за собственное "я", войне против системы, которая пыталась его сломать.

   

  Часть 3: 2015-й. Сытость и пустота.

   

  Уволившись, Лёха не пропал. Улица и армия закалили его, дали звериную хватку и умение видеть людей насквозь. Он вцепился в жизнь, используя свой ум, приобретенную жесткость и ту самую "науку войны" – просчитывать ходы, быть на шаг впереди. К 2015-му у него были деньги. Не олигарх, но хватало на хорошую машину, квартиру в центре, дорогие рестораны.

   

  Он искал любовь. Отчаянно, почти маниакально. Но женщины, которых он встречал, либо видели в нем кошелек, либо пугались той внутренней надломленности, которую он не мог скрыть. Любовь была покупной – красивые, но пустые куклы на одну ночь. Они оставляли после себя только запах дорогих духов и еще большую пустоту.

   

  Только мать по-прежнему была рядом. Ее морщинистые руки, ее тихие слова поддержки – единственное настоящее, что у него было. И Она. Она сидела рядом в дорогом ресторане, когда он был один, улыбалась ему из отражения в витрине, когда он ехал по ночному городу. Она была единственной, кто не требовал ничего взамен, кто понимал его без слов. Но ее нельзя было обнять, почувствовать ее тепло. Мечта не реализовывалась.

   

  Часть 4: 2022-й. Пепел иллюзий.

   

  Сорок. Война, уже настоящая, громыхнула где-то там, но ее эхо докатилось и сюда, сметая привычный уклад, обесценивая многое из того, что казалось важным. Часть денег ушла, бизнес пошатнулся. Лёха снова почувствовал тот самый холод из детства, но теперь он был другим – холод осознания.

   

  Он сидел в своей опустевшей квартире, смотрел на серый московский рассвет. Деньги не принесли счастья. Покупная любовь не согрела. Он так и не научился доверять, открываться по-настоящему.

   

  Она все еще была с ним. Такая же юная и светлая, как в его детских мечтах, как в армейских снах. Но теперь в ее взгляде он видел не только утешение, но и тихую грусть. Она была его вечной, неразделенной любовью, его вечной тоской. Призрак, рожденный из детской нужды и солдатского отчаяния, так и умерший вместе с ним, не воплотившись в реальность.

   

  Мать звонила, спрашивала, как дела. Ее голос, такой родной, был единственной ниточкой, связывающей его с чем-то подлинным.

   

  Щемило в душе. Не от конкретной потери, а от всей жизни, прожитой в погоне за призраком, в попытке заглушить внутреннюю боль внешним успехом. Он был богат, он был на дне, он был солдатом, он был бизнесменом. Но он так и не стал тем, кем мечтал быть рядом с Ней – просто любимым и любящим человеком. И эта нереализованность была тяжелее любого металла, горше любой нищеты. Сигаретный дым въедался в глаза, но слез не было. Только пустота и тихий шепот в голове: "Тебя уже нету... той, настоящей... никогда и не было..."